Главная › Развитие › 21 ко всему еще он оказался ябедой. Юрий нагибин московская книга

21 ко всему еще он оказался ябедой. Юрий нагибин московская книга

Описание презентации по отдельным слайдам:

1 слайд

Описание слайда:

2 слайд

Описание слайда:

Теоретические сведения. Подлежащее – это главный член предложения, который обозначает предмет речи и отвечает на вопрос именительного падежа (кто? что?).

3 слайд

Описание слайда:

Способы выражения подлежащего. Имя существительное Старший сын (кто?) уехал в столицу. Местоимение Он (кто?) уехал в столицу. Имяприлагательное Старший (кто?) уехал в столицу. Причастие Поднявший (кто?) меч от меча и погибнет. Имя числительное Двое (кто?) уехали в столицу. Инфинитив(неопределённая форма глагола) Любить (что?) – это прекрасно. Жить (что?) – родине служить. Неизменяемая (знаменательная илислужебная)часть речи в значении именисуществительного: Наречие Предлог, союз, частица Насталои роковое послезавтра (что?). «Не» (что?) с глаголами пишется отдельно. Междометие Неслось со всех сторон «ау» (что?). Подлежащее – цельное, то есть синтаксически неделимое словосочетание (главное + зависимое слово): Пять стульев стояло у стены. Многие из нас поедут в столицу. Матьс сыном поедут (мн. ч.) отдыхать.

4 слайд

Описание слайда:

Трудности при определении подлежащего. Чтобы правильно выделить подлежащее, надо помнить о том, что подлежащее обозначает действующее лицо (предмет) и отвечает на вопрос кто? что? Слова МНЕ, ТЕБЕ, ЕЙ, НАМ, ВАМ, ЕМУ, ИМ отвечают на вопрос кому? и подлежащим не являются: Мне не нравится этот цвет. (в этом предложении подлежащим является цвет. так как он совершает действие); в придаточной части сложноподчиненного предложения роль подлежащего часто выполняют союзные слова КОТОРАЯ, КОТОРЫЙ, КОТОРОЕ, КОТОРЫЕ, ЧТО: Книга, которая лежала на столе, была открыта. (в придаточной части предмет, совершающий действие, называется словом которая - это и есть подлежащее); Никогда не знаешь, что тебя ждет завтра; не путайте подлежащее и обращение. Подлежащее - предмет речи, а не её адресат. Саша, отдай кольцо. (Обращение). Саша отдал кольцо. (Подлежащее).

5 слайд

Описание слайда:

Упражнение. Найти подлежащее, указать способ его выражения. 1. Упала тень. 2. Провожающие собрались на перроне. 3. Восемь делится на два. 4. Трое вышли на улицу. 5. Далече грянуло «ура». (А. С. Пушкин) 6. Я помню чудное мгновенье. (А. С. Пушкин) 7. Жить – Родине служить. (Пословица) 8. Стаи воробьев купались в луже. 9. Многие из нас видели этот фильм. 10. Мы с родителями побывали в музее. 11. Млечный Путь ярко выделялся на ночном небе. 12. На уборку урожая вышли от мала до велика. 13.Прошло около часа (Паустовский).

6 слайд

Описание слайда:

Проверяем! 1. Упала тень. 2. Провожающие собрались на перроне. 3. Восемь делится на два. 4. Трое вышли на улицу. 5. Далече грянуло «ура». (А. С. Пушкин) 6. Я помню чудное мгновенье. (А. С. Пушкин) 7. Жить – Родине служить. (Пословица) 8. Стаи воробьев купались в луже. 9. Многие из нас видели этот фильм. 10. Мы с родителями побывали в музее. 11. Млечный Путь ярко выделялся на ночном небе. 12. На уборку урожая вышли от мала до велика. 13.Прошло около часа (Паустовский).

7 слайд

Описание слайда:

Теоретические сведения. Сказуемое – это главный член предложения, который обычно согласуется с подлежащим (в числе, в лице или в роде) и имеет значение, выраженное в вопросах: что делает предмет? что с ним происходит? каков он? что он такое? кто он такой? Типы сказуемых: Простое глагольное сказуемое – ПГС Составное глагольное сказуемое – СГС Составное именное сказуемое – СИС

8 слайд

Описание слайда:

Способы выражения простого глагольного сказуемого. Форма Примеры 1. Глагол в форме какого-либо наклонения Наступает хмурое утро. Сергей будет поступать в театральное училище. Запишите домашнее задание. 2. Независимый инфинитив Жить – родине служить. 3. Междометные глагольные формы (усечённые формы глагола типа бац, хвать, прыг) Подруга каждаятуттихо толк подругу. 4. Фразеологический оборот с главным словом – глаголом в спрягаемой форме Команда одержала победу в чемпионате. Он опять лодыря гоняет. 5. Глагол в спрягаемой форме + модальная частица (да, пусть, пускай, давай, давайте, было, будто, как будто, как бы, словно, точно, едва ли, чуть не, только что и др.) Давай я поеду с тобой. Даприснятся тебе сладкие сны. Вкомнате как будто попахивало гарью. Он словно остолбенел от испуга.

9 слайд

Описание слайда:

Упражнение. Выделить грамматическую основу в каждом предложении. Указать, чем выражено подлежащее и сказуемое. Всё утро я ловлю рыбу (Паустовский). Во всех звуках есть что-то вечернее (М. Горький). Старуха бросилась было за сыном (Григорович). Так она же день-деньской ревмя ревёт (Чехов). Вот я возьму и продам тройку! (Чехов). Его слова снова задели Валицкого за живое (Чаковский). Я пойду позову маму (Чехов). А ты и плакать сейчас же (А.Н. Толстой). Сквозь обнажённые бурые сучья дерев мирно белеет неподвижное небо (Тургенев). Брат вступился было за меня (Маршак). Ещё я долго буду петь (Есенин). День как будто дремал (Паустовский). А ты не обижайся, Емеля (Чехов).

10 слайд

Описание слайда:

Проверяем! Всё утро я ловлю рыбу (Паустовский). Во всех звуках есть что-то вечернее (М. Горький). Старуха бросилась было за сыном (Григорович). Так она же день-деньской ревмя ревёт (Чехов). Вот я возьму и продам тройку! (Чехов). Его слова снова задели Валицкого за живое (Чаковский). Я пойду позову маму (Чехов). А ты и плакать сейчас же (А.Н. Толстой). Сквозь обнажённые бурые сучья дерев мирно белеет неподвижное небо (Тургенев). Брат вступился было за меня (Маршак). Ещё я долго буду петь (Есенин). День как будто дремал (Паустовский). А ты не обижайся, Емеля (Чехов).

11 слайд

Описание слайда:

Составное глагольное сказуемое. Значения вспомогательного глагола. Составное глагольное сказуемое (СГС) вспомогательный глагол выражает грамматическое значение (время и наклонение) инфинитив выражает лексическое значение Значение Типичные глаголы и фразеологизмы Примеры 1. Фазовое (начало, продолжение, конец действия) Начать, стать, пуститься, продолжать, кончить, остаться, перестать, бросить, прекратить и др. Он стал готовиться к отъезду. Он бросил курить. Он опять пустился рассуждать о тяготах сельской жизни. 2. Модальное значение (необходимость, желательность, способность, предрасположенность, эмоциональная оценка действия и т.п.) Мочь, уметь, желать, хотеть, мечтать, намереваться, отказываться, пытаться, стараться, рассчитывать, суметь, ухитриться, стараться, предполагать, привыкнуть, спешить, стесняться, терпеть, любить, ненавидеть, бояться, страшиться, трусить, стыдиться, задаться целью, гореть желанием, иметь честь, иметь намерение, дать обещание, иметь привычку и др. Я умею петь. Я хочу петь. Я боюсь петь. Я люблю петь. Я стыжусь петь. Я рассчитываю спеть эту арию.

12 слайд

Описание слайда:

Запомни! Не любое сочетание спрягаемого глагола с инфинитивом является составным глагольным сказуемым! Для того чтобы такое сочетание было составным глагольным сказуемым, должно быть выполнено два условия: 1.Вспомогательный глагол должен быть лексически неполнозначным, то есть его одного (без инфинитива) недостаточно, чтобы понять, о чем идёт речь в предложении. Cр.: я начал – что делать? рисовать; я хочу – что делать? кушать. Если в сочетании «глагол + инфинитив» глагол знаменательный, то он один является простым глагольным сказуемым, а инфинитив – второстепенный член предложения. Ср.: Она присела (с какой целью?) отдохнуть. 2. Действие инфинитива должно относиться к подлежащему. Если действие инфинитива относится к другому члену предложения, то инфинитив не входит в состав сказуемого, а является второстепенным членом. Ср.: 1. Я хочу петь. Хочу петь – составное глагольное сказуемое (хочу – я, петь буду – я). 2. Я просил её спеть. Просил – простое глагольное сказуемое, спеть – дополнение (просил – я, петь будет – она).

13 слайд

Описание слайда:

Упражнение. Выделить грамматическую основу в каждом предложении. Указать, чем выражено подлежащее и сказуемое. 1. Он боялся идти к врачам. 2. Приходил лакей звать меня к княгине. 3. Старуха ушла хлопотать об отъезде. 4. Он попросил меня похлопотать об отъезде. 5. Великий национальный поэт умеет заставить говорить и барина, и мужика их языком. 6. Я уважению к родной земле учить их стараюсь. 7. Ни при каких усилиях человек не сможет передать очарование этого дня. 8. В Москве я не буду ни видеть вас, ни писать вам, ни звонить. 9. Редкие капли дождя начали тяжело стучать по земле. 10. Долго будет моросить осенний дождь. 11. И будто в ответ на её слова по реке и кустам тихонько начинает шуметь редкий и тёплый дождь. 12. За калиткой сразу начинались густые, запущенные аллеи. 13. Антоненко приказал людям покинуть баржу.

14 слайд

Описание слайда:

Проверяем! 1. Он боялся идти к врачам. 2. Приходил лакей звать меня к княгине. 3. Старуха ушла хлопотать об отъезде. 4. Он попросил меня похлопотать об отъезде. 5. Великий национальный поэт умеет заставить говорить и барина, и мужика их языком. 6. Я уважению к родной земле учить их стараюсь. 7. Ни при каких усилиях человек не сможет передать очарование этого дня. 8. В Москве я не буду ни видеть вас, ни писать вам, ни звонить. 9. Редкие капли дождя начали тяжело стучать по земле. 10. Долго будет моросить осенний дождь. 11. И будто в ответ на её слова по реке и кустам тихонько начинает шуметь редкий и тёплый дождь. 12. За калиткой сразу начинались густые, запущенные аллеи. 13. Антоненко приказал людям покинуть баржу.

15 слайд

Описание слайда:

Составное именное сказуемое(СИС) Составное именное сказуемое (СИС) вспомогательная часть – связка (глагол в спрягаемой форме) выражает грамматическое значение (время и наклонение); основная часть – именная часть (имя, наречие) выражает лексическое значение.

16 слайд

Описание слайда:

Виды глаголов-связок Вид связки по значению Типичные глаголы Примеры 1. Грамматическая связка – выражает только грамматическое значение (время, наклонение), лексического значения не имеет. Глаголы быть, являться. В настоящем времени связка быть обычно стоит в нулевой форме («нулевая связка») Он был врачом. Он будет врачом. Он врач. Он является больным. 2. Полузнаменательная связка – не только выражает грамматическое значение, но и вносит в лексическое значение сказуемого дополнительныеоттенки. Стать, становиться, делаться,сделаться, остаться,считаться,слыть, зваться, называться, почитаться. Он стал больным. Он остался больным. Он бывал больным каждую осень. Он оказался больным. Он считался больным. Он казался больным. 3. Знаменательная связка – глагол с полным лексическим значением (может один выступать в роли сказуемого). Сидеть, лежать, стоять; идти, приехать, вернуться, бродить; жить, работать, родиться, умереть. Она сидела усталая. Он ушёл сердитый. Он вернулся расстроенный. Он жил отшельником. Он родился счастливым. Он умер героем.

17 слайд

Описание слайда:

Способы выражения именной части Имя существительное (в имен.или творительном падеже; в косв. падеже с предлогом или безнего; цельноесловос. с главным словом – сущ.Врод.падеже (со значением качественной оценки) Он мой брат. Он был моим братом. Штурман был в забытьи. Я без гроша. Зять был молчаливой породы. Эта девушка высокого роста. 2. Имя прилагательное (краткое;полное прил.в имен.или втвор. падеже; прил. в сравнит. или в превосх. степени). Он весел. Он стал весёлым. Здесь звуки музыки были слышнее. Ты самый лучший. 3. Причастие. Он ранен. Стекла были разбиты. Стекла были разбитыми. 4. Местоимение или цельное словосочетание с главным словом местоимением Вся рыба – ваша. Это что-то новенькое. 5. Числительное в именительном или творительном падеже. Их изба – третья с краю. Их изба была третьей с краю. 6. Наречие Я был настороже. Его дочь замужем за моим братом.

18 слайд

Описание слайда:

Упражнение. Выделить грамматическую основу в каждом предложении. Указать, чем выражено сказуемое. 1. Последняя дверь была закрыта. 2. Алёшка с Алексашкой пришли однажды к ужину весёлые. 3. Кабинет является для Шуры Заколдованным царством. 4. С час она лежала неподвижная. 5. Муж и жена люди самые почтенные. 6. Вся рыба – ваша. 7. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребёнка. 8. Уступить – позорно. 9. В младших классах гимназии я был очень маленького роста. 10. Слово – одежда всех фактов, всех мыслей. 11. Как некстати было это воспоминание. 12. Все явления природы одеты работой нашего разума в слова.

19 слайд

Описание слайда:

1. Последняя дверь была закрыта. (гл. пр.в + кр.прич) 2. Алёшка с Алексашкой пришли однажды к ужину весёлые.(гл.пр.в + прил) 3. Кабинет является для Шуры Заколдованным царством.(гл. пр.в + цельное словосоч.) 4. С час она лежала неподвижная. (гл. пр.в + прил) 5. Муж и жена люди самые почтенные.(нул. связка+ словосоч.) 6. Вся рыба – ваша.(нул.связка, притяжат. мест). 7. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребёнка.(нул.связка,кр.прил). 8. Уступить – позорно.(нул. связка, кат. сост). 9. В младших классах гимназии я был очень маленького роста. (гл.пр.в +словосоч). 10. Слово – одежда всех фактов, всех мыслей.(нул.связка+ сущ). 11. Как некстати было это воспоминание. (гл.пр.в + наречие). 12. Все явления природы одеты работой нашего разума в слова. Проверяем!

20 слайд

Описание слайда:

Образец задания 8 ОГЭ. Выпишите грамматическую основу предложения 22. Потому что у нас в школе создают музей ко Дню великой Победы. Ответ. Создают.

21 слайд

Описание слайда:

22 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Ему захотелось сказать ей что-нибудь приятное. Ответ. Захотелось сказать.

23 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Бим постепенно стал даже угадывать некоторые намерения друга. Ответ. Бим стал угадывать.

24 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Но до каких пор должен я терпеть его разнузданность? Ответ. Я должен терпеть.

25 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. А с нами дружить будешь? Ответ. Будешь дружить.

26 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматические основы предложения. Потом, когда огонь потушили, его вытащили. Ответ. Потушили,вытащили.

27 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Ко всему ещё он оказался ябедой. Ответ. Он оказался ябедой.

28 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Всё было в порядке. Ответ. Все было в порядке.

29 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Когда-нибудь надо уйти. Ответ. Надо уйти.

30 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Резко похолодало. Ответ. Похолодало.

31 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. На улице было скверно. Ответ. Было скверно.

32 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. А кто в Берлине Красное знамя над рейхстагом поднял? Ответ. Кто поднял.

33 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Это потяжелее голода. Ответ. Это потяжелее.

34 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Мир вечно разделён на два полюса: жизнь и смерть. Ответ. Мир разделен.

35 слайд

Описание слайда:

Выпишите грамматическую основу предложения. Скорей бы несли обед. Ответ. Несли бы.

36 слайд

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Мой первый друг, мой друг бесценный

Мы жили в одном подъезде, но не знали друг друга. Далеко не все ребята нашего дома принадлежали к дворовой вольнице. Иные родители, уберегая своих чад от тлетворного влияния двора, отправляли их гулять в чинный сад при Лазаревском институте или в церковный садик, где старые лапчатые клены осеняли гробницу бояр Морозовых.

Там, изнывая от скуки под надзором дряхлых богомольных нянек, дети украдкой постигали тайны, о которых двор вещал во весь голос. Боязливо и жадно разбирали они наскальные письмена на стенах боярской гробницы и пьедестале памятника статскому советнику и кавалеру Лазареву. Мой будущий друг не по своей вине делил участь этих жалких, тепличных детей.

Все ребята Армянского и прилегающих переулков учились в двух рядом расположенных школах, по другую сторону Покровки. Одна находилась в Старосадском, под боком у немецкой кирхи, другая – в Спасоглинищевском переулке. Мне не повезло. В год, когда я поступал, наплыв оказался столь велик, что эти школы не смогли принять всех желающих. С группой наших ребят я попал в очень далекую от дома 40-ю школу в Лобковском переулке, за Чистыми прудами.

Мы сразу поняли, что нам придется солоно. Здесь царили Чистопрудные, а мы считались чужаками, непрошеными пришельцами. Со временем все станут равны и едины под школьным стягом. Поначалу здоровый инстинкт самосохранения заставлял нас держаться тесной группой. Мы объединялись на переменках, гуртом ходили в школу и гуртом возвращались домой. Самым опасным был переход через бульвар, здесь мы держали воинский строй. Достигнув устья Телеграфного переулка, несколько расслаблялись, за Потаповским, чувствуя себя в полной безопасности, начинали дурачиться, орать песни, бороться, а с наступлением зимы завязывать лихие снежные баталии.

В Телеграфном я впервые приметил этого длинного, тонкого, бледно-веснушчатого мальчика с большими серо-голубыми глазами в пол-лица. Стоя в сторонке и наклонив голову к плечу, он с тихим, независтливым восхищением наблюдал наши молодецкие забавы. Он чуть вздрагивал, когда пущенный дружеской, но чуждой снисхождения рукой снежок залеплял чей-то рот или глазницу, скупо улыбался особо залихватским выходкам, слабый румянец скованного возбуждения окрашивал его щеки. И в какой-то момент я поймал себя на том, что слишком громко кричу, преувеличенно жестикулирую, симулирую неуместное, не по игре, бесстрашие. Я понял, что выставляюсь перед незнакомым мальчиком, и возненавидел его. Чего он трется возле нас? Какого черта ему надо? Уж не подослан ли он нашими врагами?.. Но когда я высказал ребятам свои подозрения, меня подняли на смех:

– Белены объелся? Да он же из нашего дома!..

Оказалось, мальчик живет в одном подъезде со мной, этажом ниже, и учится в нашей школе, в параллельном классе. Удивительно, что мы никогда не встречались! Я сразу изменил свое отношение к сероглазому мальчику. Его мнимая настырность обернулась тонкой деликатностью: он имел право водить компанию с нами, но не хотел навязываться, терпеливо ожидая, когда его позовут. И я взял это на себя.

Во время очередной снежной битвы я стал швырять в него снежками. Первый снежок, угодивший ему в плечо, смутил и вроде бы огорчил мальчика, следующий вызвал нерешительную улыбку на его лице, и лишь после третьего поверил он в чудо своего причастия и, захватив в горсть снега, пустил в меня ответный снаряд. Когда схватка кончилась, я спросил его:

– Ты под нами живешь?

– Да, – сказал мальчик. – Наши окна выходят на Телеграфный.

– Значит, ты под тетей Катей живешь? У вас одна комната?

– Две. Вторая темная.

– У нас тоже. Только светлая выходит на помойку. – После этих светских подробностей я решил представиться. – Меня зовут Юра, а тебя?

И мальчик сказал:

– Павлик.

Тому сорок три года… Сколько было потом знакомств, сколько звучало в моих ушах имен, ничто не сравнится с тем мгновением, когда в заснеженном московском переулке долговязый мальчик негромко назвал себя: Павлик.

Каким же запасом индивидуальности обладал этот мальчик, затем юноша – взрослым ему не довелось стать, – если сумел так прочно войти в душу другого человека, отнюдь не пленника прошлого при всей любви к своему детству. Слов нет, я из тех, кто охотно вызывает духов былого, но живу я не во мгле минувшего, а на жестком свету настоящего, и Павлик для меня не воспоминание, а соучастник моей жизни. Порой чувство его продолжающегося во мне существования настолько сильно, что я начинаю верить: если твое вещество вошло в вещество того, кто будет жить после тебя, значит, ты не умрешь весь. Пусть это и не бессмертие, но все-таки победа над смертью.

Я знаю, что еще не могу написать о Павлике по-настоящему. И неизвестно, смогу ли когда-нибудь написать. Мне очень многое непонятно, ну хотя бы что значит в символике бытия смерть двадцатилетних. И все же он должен быть в этой книге, без него, говоря словами Андрея Платонова, народ моего детства неполон.

Поначалу наше знакомство больше значило для Павлика, нежели для меня. Я уже был искушен в дружбе. Помимо рядовых и добрых друзей, у меня имелся закадычный друг, чернявый, густоволосый, подстриженный под девочку Митя Гребенников. Наша дружба началась в нежном возрасте, трех с половиной лет, и в описываемую пору насчитывала пятилетнюю давность.

Митя был жителем нашего дома, но с год назад его родители поменяли квартиру. Митя оказался по соседству, в большом шестиэтажном доме на углу Сверчкова и Потаповского, и ужасно заважничал. Дом был, правда, хоть куда, с роскошными парадными, тяжелыми дверями и просторным плавным лифтом. Митя не уставая хвастался своим домом: «Когда глядишь на Москву с шестого этажа…», «Не понимаю, как люди обходятся без лифта…» Я деликатно напомнил, что совсем недавно он жил в нашем доме и прекрасно обходился без лифта. Глядя на меня влажными, темными, как чернослив, глазами, Митя брезгливо сказал, что это время кажется ему страшным сном. За такое следовало набить морду. Но Митя не только внешне походил на девчонку – он был слабодушный, чувствительный, слезливый, способный к истерическим вспышкам ярости, – и на него рука не поднималась. И все-таки я ему всыпал. С истошным ревом он схватил фруктовый нож и попытался меня зарезать. Впрочем, по-женски отходчивый, он чуть ли не на другой день полез мириться. «Наша дружба больше нас самих, мы не имеем права терять ее» – вот какие фразы умел он загибать, и еще похлеще. Отец у него был адвокатом, и Митя унаследовал дар велеречия.

Наша драгоценная дружба едва не рухнула в первый же школьный день. Мы попали в одну школу, и наши матери позаботились усадить нас за одну парту. Когда выбирали классное самоуправление, Митя предложил меня в санитары. А я не назвал его имени, когда выдвигали кандидатуры на другие общественные посты.

Сам не знаю, почему я не сделал этого, то ли от растерянности, то ли мне показалось неудобным называть его, после того как он выкликнул мое имя. Митя не выказал ни малейшей обиды, но его благодушие рухнуло в ту минуту, когда большинством голосов я был выбран санитаром. В мои обязанности входило носить нарукавный красный крест и осматривать перед уроком руки и шеи учеников, отмечая грязнуль крестиками в тетрадке. Подучивший три крестика должен был или вымыться, или привести в школу родителей. Казалось бы, ничего особенно заманчивого в этой должности не было, но у Мити помутился разум от зависти. Целый вечер после злополучных выборов он звонил ко мне домой по телефону и голосом, полным ядовитого сарказма и муки, требовал «товарища санитара». Я подходил. «Товарищ санитар?» – «Да!» – «А, черт бадянский!» – кричал он и швырял трубку. Лишь от большой злобы можно придумать какого-то «черта бадянского». Я так и не выяснил, что это: фамилия нечистого или какое-то загадочное и отвратительное качество?

К чему я так подробно рассказываю о своих отношениях с другим мальчиком? Митина вздорность, перепады настроения, чувствительные разговоры и всегдашняя готовность к ссоре, хотя бы ради сладости примирения, стали казаться мне непременной принадлежностью дружбы. Сблизившись с Павликом, я долго не понимал, что нашел иную, настоящую дружбу. Мне казалось, что я просто покровительствую робкому чужаку. Поначалу так оно, в известной мере, и было. Павлик недавно переехал в наш дом и ни с кем не свел приятельства, он был из тех несчастных ребятишек, которых выгуливали в Лазаревском и церковном садах.

Этой строгостью исчерпалась до дна родительская забота о Павлике. В последующие годы никогда я не видел, чтобы Павлику что-либо запрещалось или навязывалось. Он пользовался полной самостоятельностью. Родительской опеке он предоставил своего младшего брата, а себя воспитывал сам. Я вовсе не шучу, так оно было на самом деле. Павлика любили в семье, и он любил родителей, но отказывал им в праве распоряжаться собой, своими интересами, распорядком дня, знакомствами, привязанностями и перемещением в пространстве. И тут он был куда свободнее меня, опутанного домашними табу. Тем не менее первую скрипку в наших отношениях играл я. И не только потому, что был местным старожилом. Мое преимущество заключалось в том, что я не догадывался о нашей дружбе. По-прежнему я считал своим лучшим другом Митю Гребенникова. Даже удивительно, как ловко заставлял он меня играть в спектакле под названием «Святая дружба». Ему нравилось ходить со мной в обнимку по школьным коридорам и фотографироваться вместе на Чистых прудах. Я смутно подозревал, что Митя выгадывает на этом какие-то малости: в школе, что там ни говори, ему льстила дружба с «товарищем санитаром», а под прицелом Чистопрудного «пушкаря» он наслаждался превосходством своей тонкой девичьей красоты над моей скуластой, широконосой заурядностью. Пока фотограф колдовал под черной тряпкой, Чистопрудные кумушки наперебой восторгались Митиными глазами – «черносливом», прической с противным названием «буби-копф» и кокетливым черным бантом на груди. «Девочка, ну просто девочка!» – захлебывались они, и ему, дураку, это льстило!

Ко всему еще он оказался ябедой. Однажды классная руководительница велела мне остаться после занятий и учинила грандиозный разнос за игру в деньги. Лишь раз в жизни, в дошкольные времена, играл я в расшибалку, быстро продул семь копеек наличными и еще рубль в долг. Поверив чистосердечному раскаянию, дед помог мне вернуть долг чести, на том и кончилось мое знакомство с азартными играми.

Прижатый в угол, Митя сознался в доносе. Он оговорил меня для моей же пользы, боясь, что дурные наклонности вновь пробудятся во мне и погубят мою столь счастливо начавшуюся карьеру – он имел в виду пост санитара. А затем со слезами в глазах Митя требовал вернуть ему былое доверие ради святой дружбы, что «больше нас самих», и пытался влепить мне иудин поцелуй. Все это выглядело фальшиво, скверно, непорядочно, тем не менее я еще года два, если не больше, участвовал в недостойном фарсе, пока вдруг не понял, что у настоящей дружбы совсем иной адрес. Митя все же был привязан ко мне и тяжело переживал разрыв…

И вот пришел в мою жизнь Павлик. И у дворовых и у школьных ребят навсегда засело в памяти, что в нашей паре я был ведущим, а Павлик ведомым. Недоброжелатели считали, что Павлик – какой-то принудительный ассортимент ко мне. Это осталось с той поры, когда я «вводил Павлика в свет» – сперва во дворе, потом в школе, – он перешел в наш класс и вновь оказался в положении чужака. И тут действительно дело было поставлено строго: меня нельзя было пригласить на день рождения, Новый год или другой праздник, не пригласив Павлика. Я покинул футбольную дворовую команду, где считался лучшим бомбардиром, когда Павлика отказались взять хотя бы запасным, и вернулся лишь вместе с ним… Так возникла иллюзия нашего неравенства, которую не могла рассеять вся последующая жизнь. Общественное мнение не склонно к перемене даже перед лицом очевидности.

На самом деле ни один из нас не зависел от другого, но душевное превосходство было на стороне Павлика. Его нравственный кодекс был строже и чище моего. Долгое приятельство с Митей не могло пройти бесследно, я привык к известному моральному соглашательству. Прощение предательства немногим отличается от самого предательства. Павлик не понимал сделок с совестью, тут он становился беспощаден. Нам было лет по четырнадцати, когда я на своей шкуре испытал, каким непримиримым может быть мягкий, покладистый Павлик.

На уроках немецкого я чувствовал себя принцем. Мать не зря надрывалась над пишущей машинкой, выколачивая рубли для оплаты уроков фрейлейн Шульц, омрачившей мои детские годы. Понятно, что все наши часто менявшиеся школьные немки души во мне не чаяли. И задержавшаяся дольше других Елена Францевна не являла собой исключения, хотя я никак не соответствовал ее идеалу ученика.

Она требовала в классе не просто тишины и внимания, а молитвенной сосредоточенности, как в храме. Худущая, изжелта-серая, напоминающая лемура громадными темными подглазьями на изможденном, в кулачок, личике, Елена Францевна казалась умирающей от какой-то страшной болезни. Но она была совершенно здорова, никогда не пропускала уроков, даже во время эпидемий гриппа, валивших всех учителей подряд. Она могла наорать на ученика за рассеянный взгляд или случайную улыбку. Куда хуже крика были ее въедливые нотации, она словно кусала тебя обидными словами. Конечно, за глаза ее звали Крысой, – в каждой школе есть своя Крыса, – а худая, востренькая, злая Елена Францевна казалась специально созданной для этой клички. Была ли она на самом деле такой злой? У ребят не существовало двух мнений на этот счет. Мне же она представлялась несчастным, издерганным человеком. Но я-то был принцем! Она вызывала меня читать вслух, и маленькое, некрасивое ее лицо молодо розовело, когда я выдавал свое «истинно берлинское произношение».

Но настал и мой черед. Елена Францевна никогда не спрашивала у меня уроков. Мы и так разговаривали с ней по-немецки, чего же еще надо? Вдруг, ни с того ни с сего, она вызвала меня к доске, будто самого рядового ученика. Как раз перед этим я пропустил несколько дней – то ли болел, то ли прогуливал – и понятия не имел о домашнем задании. Наверное, она все-таки была злючкой и вызвала меня нарочно, чтоб подловить. Но поначалу все шло хорошо. Я проспрягал какой-то глагол, отбарабанил предлоги, требующие дательного падежа, прочел по учебнику тошнотворную назидательную историйку и пересказал содержание.

– Прекрасно, – поджала узкие, бледные губы Елена Францевна. – Теперь стихотворение.

– Какое стихотворение?

– То, которое задано! – отчеканила она ледяным тоном.

– А вы разве задавали?

– Да я же не был в школе! Я болел.

Она уставилась на меня окольцованными синевой, лемурьими глазами и стала листать классный журнал, пальцы ее дрожали.

– Совершенно верно, ты отсутствовал. А спросить у товарищей, что задано, мозгов не хватило?

Взял бы да и сказал – не хватило. Ну что она могла мне сделать? Поставить «неуд»? Едва ли. И тут я нашел другой выход. О домашних заданиях я спрашивал у Павлика, а он ни словом не обмолвился о стихотворении. Забыл, наверное. Я так и сказал Елене Францевне с легкой усмешкой, призывая и ее отнестись к случившемуся юмористически.

– Встань! – приказала Павлику немка. – Это правда?

Он молча наклонил голову. И я тут же понял, что это неправда. Как раз о немецком я его не спрашивал. О математике, русском, истории, биологии спрашивал, а готовить немецкие уроки я считал ниже своего достоинства – принц все-таки!

Елена Францевна перенесла свой гнев на Павлика. Он слушал ее, по обыкновению, молча, не оправдываясь и не огрызаясь, словно все это нисколько его не касалось. Спустив пары́, немка угомонилась и предложила мне прочесть любое стихотворение на выбор. Я рванул шиллеровскую «Перчатку» и заработал жирное «отлично».

Вот так все и обошлось. Ан не обошлось. Когда, довольный и счастливый, я вернулся на свое место, Павлика не оказалось рядом. Исчезли его учебники, тетрадки, вставочка с пером «рондо». Я оглянулся: он сидел за пустой партой, через проход, позади меня.

– Ты чего это?..

Он не ответил. У него были какие-то странные глаза: красные и налитые влагой. Я никогда не видел Павлика плачущим. Даже после жестоких, неравных и неудачных драк, когда и самые сильные ребята плачут – не от боли, а от обиды, – он не плакал. Он и сейчас умудрялся держать слезы в глазах, не давая им пролиться, но внутри себя он плакал.

– Брось! – сказал я. – Стоит ли из-за Крысы?..

Он молчал и глядел своими остекленевшими глазами мимо меня. Какое ему дело до Крысы, он и думать о ней забыл! Его предал друг. Спокойно, обыденно и публично, средь бела дня, ради грошовой выгоды предал человек, за которого он, не раздумывая, пошел бы в огонь и в воду.

Никому не хочется признаваться в собственной низости. Я стал уговаривать себя, что поступил правильно. Как ни крути, он все-таки подвел меня, пусть и невольно, и мне пришлось защищаться. Ну, покричала на него немка, подумаешь, несчастье, она на всех кричит. Стоит ли вообще придавать значение подобной чепухе?.. А вот окажись Павлик на моем месте, назвал бы он меня? Нет! Он скорее проглотил бы собственный язык. И вдруг я понял, что это не пустые слова. Недавно я прочел книжку про Джордано Бруно «Псы господни». Из всех людей, каких я знал, только Павлик мог бы, как Джордано Бруно… Ради своей правды… А ведь так оно и сталось: подобно Джордано, Павлик кончил жизнь в огне. Он мог спастись, для этого ему достаточно было всего лишь поднять руки…

Почти год держал он меня в отчуждении. Все мои попытки помириться так, «между прочим», успеха не имели. А возможности были, мы учились в одном классе, жили в одном подъезде, наши пути все время пересекались. Надо отдать должное чуткости ребят: они деликатно охраняли нашу разобщенность, помогая избегать ложных положений, разных неловкостей. Учителя и другие взрослые люди, не ведавшие о нашем разрыве, то и дело совершали невольные промахи, по привычке считая нас с Павликом неразлучными. Будь то опыты на уроке химии, занятия в физическом кружке, воскресники, дежурства в учительской или пионерские поручения, нас обязательно зачисляли в одну группу, звено или пару. Ребята неприметно помогали нам разъединиться.

В глубине души я вовсе не испытывал к ним благодарности. Они мешали моему тайному стремлению помириться с Павликом невзначай. Но все равно выпадало немало случаев, когда при обоюдной доброй воле мы могли начать хотя бы суховатое общение, чтобы затем без выяснения отношений и всякой «достоевщины», столь любезной Мите Гребенникову, вработаться в прежнюю дружбу. Ничего не получалось: Павлик не хотел этого. Не только потому, что презирал всякие обходные пути, мелкие уловки и хитрости, все скользкое, уклончивое, двусмысленное – прибежище слабых душ, но и потому, что ему не нужен был тот человек, каким я вдруг раскрылся на уроке немецкого.

Когда же через год я послал ему записку с просьбой о встрече, он без всяких церемоний сразу поднялся ко мне, как делал это прежде. С некоторым, смущением я обнаружил, что не должен извиняться, ни хоть словом касаться прошлого. Павлик не хотел, чтобы я нес ответственность за себя прежнего. Он понял, что во мне стала другая кровь, вот и пришел.

Поль Валери сказал: «Писатель вознаграждает себя, как умеет, за какую-то несправедливость судьбы». Сейчас я вознаграждаю себя за несправедливость судьбы к Павлику. Когда мы недавно собирались в нашем старом дворе, я тщетно ждал, что наконец-то услышу о нем добрые и высокие слова. Вспоминали Ивана, вспоминали Арсенова, Толю Симакова, Борьку Соломатина, но хоть бы кто сказал о Павлике. Только письмо его родным отправили, но ведь это не более чем формальность, пусть и благородная…

Его не знали. Редкое душевное целомудрие заставляло Павлика держать на запоре свой внутренний мир. Посторонним людям он казался апатичным, незаинтересованным, безучастно пропускающим бытие мимо себя. Но я-то знаю, как мощно заряжен на жизнь был Павлик, каким сильным, страстным, целенаправленным характером он обладал. Ему так и не пришлось выйти на суд людской. Все, что в нем развивалось, зрело, строилось, не успело обрести форму…

Природа дружбы иная, чем у любви. Легко любить ни за что и очень трудно – за что-нибудь. Дружба не столь безотчетное чувство, хотя и в ней есть своя мистика. Я знаю, что привлекло Павлика ко мне и чем явился для меня он в начале наших отношений. Потом годы окутали нас таким животным теплом, что не осталось места головному рассуждению.

Павлик был мальчик умственный. В своей семье он не имел питательной среды. Его отец был часовщиком, с расширенным и слезящимся от лупы левым глазом. Кроме часов, его ничто на свете не интересовало. Это только в сказках часовщик овеян дыханием романтики и доброго чудачества. Считается, что причастность к таинственной стихии времени выделяет человека из обыденности. Отец Павлика ремонтировал секунды, минуты и часы, но сам жил вне времени, безразличный к его интересам, страстям и борениям. Правда, в иную добрую минуту он с удовольствием вспоминал, что смотрел однажды замечательный спектакль: «Коварский и любовь». У Павлика мертвело лицо, когда отец посягал на подобные разговоры.

Его мать производила впечатление женщины, не ведавшей, что изобретено книгопечатание. И это казалось тем более странным, что ее братья были крупными учеными: химик и биолог. Она не поддерживала с ними родственных отношений, а может – они с ней. Впрочем, брат-химик однажды привез Павлику из заграничного вояжа кучу шикарного тряпья. Мать Павлика явилась в мир, так и не очнувшись до конца от темного сна предбытия: тихий голос, отсутствующий взгляд, замедленные жесты, неконтактность с окружающими. Она свела свою жизнь к минимуму забот. Павлик сделал все от него зависящее, чтобы не попасть в этот малый круг, уступив младшему брату скупое материнское внимание. Но и на нее иной раз находило: она подвигала к пианино вращающуюся табуретку и слабо беспокоила клавиши вялыми пальцами, закрыв глаза бледными, тонкими веками, похожими на птичью пленку. Лицо Павлика мертвело, как и во время культурных диверсий отца.

В нашей семье все думали. Быть может, больше, чем надо. У нас существовал культ книги: дед собирал научную библиотеку, отец – техническую, мы с матерью – художественную литературу и мемуары. О литературе говорили все время, глумясь над известным утверждением, что литературой можно заниматься, но боже упаси о ней говорить. И конечно, вскормленный такой средой, я был очень книжным мальчиком. Зловещему обаянию двора и акуловской дачи обязан я тем, что не стал книжным червем. Павлику наша настроенность на культуру была необходима, как воздух.

Мне же общение с ним давало нечто большее. Он был не только Атосом наших детских игр в мушкетеры, он обладал характером Атоса: несовременным в своей безупречности и благородстве вопреки всему.

С каждым годом мы становились все ближе и дороже друг другу. На пороге юности нас поразил общий недуг – невыясненность устремлений. Вопрос: кем быть? – возник в наших душах куда раньше, нежели его продиктовала жизненная необходимость. Мы оба хотели играть, а не присутствовать безмолвными статистами на сцене жизни. Иные одаренные ребята уже знали свой путь. Математика сама нашла Славу Зубкова, музыка – Тольку Симакова, живопись – Сережу Лепковского, спорт – Арсенова. Другие ребята, не подчиненные рано проснувшемуся дару, знали хотя бы примерное направление своего будущего: инженерия, медицина, педагогика, строительство. Многие наши сверстники, не мучаясь понапрасну, жили изо дня в день: школа, футбол, кино, а там видно будет.

Мы не могли принять такую ползучую жизнь. Неизвестность томила нас. Мы оба хорошо и ровно учились по всем предметам, у нас не было ведущей страсти, чтение – страсть пассивная, нельзя стать просто читателем, так же как и театральным зрителем или посетителем музеев. У нас не было и ярко выраженных способностей, нас интересовало все. Теперь я понимаю, что мы уже тогда числились по ведомству Аполлона, а не иных, серьезных богов, но сами мы охотнее посещали лекции академиков Лазарева и Вавилова, чем спектакли и концерты. Мы искали себя. Застрельщиком поисков был Павлик. Это его осенило, что мы должны варить гуталин. Знаменитый дядя-химик начинал с варки гуталина. И однажды сварил такой замечательный гуталин, что сразу вошел в славу. Нам такого гуталина сварить не удалось, хотя мы продушили всю квартиру въедливым запахом ваксы. Чтобы жильцы не ругались, мы всем чистили ботинки, а Фоме Зубцову – сапоги. Отец, смеясь, говорил, что так начинал не Лавуазье, а Рокфеллер. Но из нас даже Рокфеллеров не вышло. Наш гуталин не давал блеска, хотя здорово пачкался, и Фома Зубцов всякий раз «перечищал» свои хромовые сапоги у айсоров на углу Кривоколенного переулка.

Затем мы пытались создать красную тушь. Жидкость оставляла несмываемые пятна на руках, одежде, стенах и грязно-белой шерсти моего пса Джека, но, нанесенная пером на бумагу, обнаруживала непонятную водянистость. Строки бледнели, таяли, и мы уже готовы были поверить, что ненароком создали «симпатическую тушь», но ядовитый цвет не исчезал совсем.

Блистательный пример дяди-химика заставлял нас упорно цепляться за чуждую нам науку. Мы беспощадно били пробирки, переводили химикалии, колбы лопались над спиртовкой, как бомбы, вызывая панику среди соседей, и наконец у Павлика достало мужества сказать: «Хватит добывать стекло из пробирок!» На химии был поставлен крест.

Пришел черед физике, науке будущего. Мы изнуряли себя на лекциях знаменитых ученых, пытались постигнуть теорию относительности, повесив для бодрости на стенке портрет молодого Альберта Эйнштейна, спорили о квантовой теории, не понимая в ней ни шиша, ломали головы над книгами Ноультона, Эддингтона, Брэгга, но едва справлялись даже со школьной физикой, потому что оба были бездарны, в математике. Нас выручил… Пастернак. В «Охранной грамоте» я прочел о муках будущего поэта, мечтавшего стать композитором, но не обладавшего абсолютным слухом. Он отказался от музыки, узнав, что его кумир, гениальный Скрябин, скрывает как нечто стыдное несовершенство своего слуха. Павлик не сразу понял, куда я гну. «Для современного физика математика – все равно что абсолютный слух для композитора». – «Правильно! – сказал он и оборвал провода на мостике Уитсона, который начинал собирать. – К черту!.. – А потом добавил задумчиво: – А все-таки Скрябин стал Скрябиным и без абсолютного слуха».

Но Скрябин не мог без музыки, а Пастернак мог – и отступился. Мы тоже могли без физики…

Миновала, поглотив уйму времени и сил, но не захватив души, география с картами, атласами, глобусами, с книгами о Ливингстоне, Стенли, Миклухо-Маклае и Пржевальском; ботаника с гербариями, с тонким, волнующим ароматом засушенных цветов, трав, листьев, с приобретением в складчину слабенького микроскопа; электротехника, отмеченная серией коротких замыканий и одним серьезным пожаром, – была красная машина и тревожный звон колокола, и сперва плоское, затем по-удавьи округлившееся, долгое тело шланга, и бравые, расторопные пожарники в сияющих золотых касках…

Наш отдых от трудов праведных был не менее изнурителен и целенаправлен. «Перерыв!» – объявлял Павлик и ставил на нос кий от настольного бильярда, или стул, или половую щетку, или цветок, если дело происходило летом. Я немедленно следовал его примеру.

Мы увлекались балансированием, посмотрев в мюзик-холле номер австрийского гастролера, мага и волшебника. Он балансировал на слабо натянутом канате, держа на кончике раскляпанного носа полутораметровый стальной штырь с подносом, на котором стоял кипящий самовар и чайный сервиз. «Этому можно научиться», – задумчиво сказал Павлик, заставив меня поежиться.

Я уже знал, что у Павлика слово не расходится с делом. Знал боками и легким сотрясением мозга. Когда награждали первых девушек-парашютисток, Павлик решил, что ради поддержания мужской чести мы тоже должны совершить прыжок с двумя зонтиками из окна его кухни во двор. Хорошо еще, что мужская честь удовлетворилась прыжком из его кухни, а не из моей, находившейся на этаж выше.

Мы раздобыли зонтики и кинули жребий, кому прыгать первым. Выпало мне. Я не особенно волновался: несколько пробных прыжков с платяного шкафа убедили нас, что зонтики держат не хуже парашюта. Я влез на подоконник, затем стал на карниз. Внизу подо мной светлела полоска асфальта, дальше двор был вымощен булыжником. Я видел круглые картузы возчиков, плешь дворника Валида, макушки играющих в классы девчонок, спины лошадей. И я шагнул туда, к ним, вниз. На мгновение показалось, что плотная струя воздуха подхватила меня, вслед за тем двор со всем, что его населяло, подскочил вверх и ударил меня в пятки. Что-то взболтнулось в голове, и я потерял сознание.

Вокруг меня хлопотали люди, когда сверху примчался Павлик. Поразив всех своим чудовищным бессердечием, он даже не глянул на поверженного друга, схватил зонтики и, убедившись, что они не пострадали, пулей взлетел наверх. Через секунду он распластался рядом со мной. Все же его приземление оказалось удачнее, он отделался потерей половинки переднего зуба…

Не стоит думать, что балансирование – невинная забава, когда этим занимаешься на пару с Павликом. Вот как все это выглядело в ту пору, когда после долгих беспощадных тренировок мы сравнялись с австрийским виртуозом.

По команде мы разом вскидывали на нос, лоб или подбородок какой-нибудь предмет. Миг-другой – обретен центр равновесия, и предмет застывает в совершенной неподвижности. Проходит десять, пятнадцать, двадцать минут, полчаса, голова, откинутая назад, затекает, пора кончать, но никому не хочется сдаваться.

Приходит мать с покупками. Мы приветствуем ее, не меняя позы. Она идет в темную комнату, переодевается там, достает швейную машинку, что-то шьет, тихонько напевая про себя. Затем прячет машинку в шкаф, выходит и застает нас в той же позе.

Через некоторое время возвращается с кофейником в руке – ничего не изменилось.

– Господи! Вы посмотрели бы на себя со стороны – законченные идиоты!.. Вас же удар хватит!..

Мать недалека от истины, в затылке тяжесть, – видно, вся кровь скопилась там. Пробую заговорить Павлику зубы: уроки, мол, не сделаны, мне дали на один вечер пьесу Жироду «Троянской войны не будет», – ни ответа, ни привета. Проходит еще минут двадцать. Смерть начинает казаться избавлением, но я еще цепляюсь за жизнь.

В продолжение вчерашнего разговора о стукачах, хочу порекомендовать вам замечательный текст Леонида Каганова , где он довольно подробно разбирает, почему у нас не любят "стукачей":

Всякий, родившийся в СССР, с младенчества усвоил, что нет оскорбления круче, чем «ябеда». Ябеда - бесспорный враг общества. Ябед ненавидят дети и не уважают воспитатели. Хотя, казалось бы, должны любить своих информаторов. Когда дети подрастут, это будет называться уже другим словом - стукач или доносчик. А это уже - фактически людоед. Но что означает странное слово «ябеда» и откуда оно взялось?

Впервые «ябедник» встречается в Новгородской летописи от 1218 года и означает - чиновник, судья.

В словаре Даля встречается «ябедничать и ябедить» в смысле «клеветать, чернить, возводить напраслину - промышлять ябедой по судам». Чудесные поговорки приводит Даль: «Ябедника на том свете за язык вешают», «Бог любит праведника, а черт - ябедника», «Лучше нищий праведный, чем богач ябедный».

«Ябеда - это клевета» , - говорит словарь Ушакова.

«Ябеда - вчинание заведомо неправильных исков» , - говорит словарь Брогауза и Ефрона.

Проницательный читатель уже догадался, в чем дело. А для менее наблюдательных поясню: во всех дореволюционных определениях ябедничающим назывался ЛЖЕЦ. Возникает резонный вопрос: в какой же момент слово «ябеда» изменило свое значение и стало означать то, что мы привыкли под ним подразумевать? И что мы привыкли подразумевать? Вот Леночка подбегает к воспитательнице и говорит: «А Колька пластилином измазал занавеску!» Воспитательница таскает Кольку за ухо, но он возмущен до глубины души вовсе не этим. «Ябеда! - кричит он Леночке, - Ябеда!» И дети понимают. И я понимал. А сейчас вдруг задумался. Вы меня извините, я просто пытаюсь рассуждать вместе с вами. Давайте дадим формулировку, что такое современное слово «ябеда». Мне приходит в голову только такая: «Ябедничать - сообщать кому следует правду о неком преступлении для восстановления общественной справедливости».

Собственно говоря, слово «стучать» и «донести» в современном понимании означает примерно то же самое, что и ябедничать. И ключевое отличие от любых дореволюционных формулировок одно, но решительное: современный ябеда сообщает не клевету, а ПРАВДУ. Ту правду, которую некто желал бы скрыть, поскольку его поступок не легитимен, наказуем. Сообщает ябеда правду для того, чтобы наказать нарушителя и поучаствовать тем самым в восстановлении справедливости. Скажем осторожнее: не абстрактной справедливости (которой наверно и не существует), а той, которая общепринята в данном обществе в данный момент. А для всего прочего у нас есть слово «клевета» - его никто не отменял и оно своего значения не меняло.

Вы следите за мыслью? Мы пока не допустили никаких логических ошибок? Мы с вами с детства ненавидим ябед и стукачей, но при этом утверждаем, что уважаем и правду и справедливость. Как же это в нас уживается? После того, как мы всё назвали своими словами, становится, согласитесь, как-то не по себе. Чувствуется в нашем воспитании некая культурно-моральная трещина, к которой мы так привыкли, что не замечаем. Не замечаем, что одной ногой стоим на одной стороне пропасти, а другой - на противоположной. Попробуем осмотреться.

Пример первый.

Наши соотечественники, поработавшие в Европе, а особенно в США, поражены, насколько там принято стучать. Стучат все. Автолюбитель на автобане готов тут же позвонить в полицию и сообщить ваш номер, увидев, как вы выкинули на обочину фантик или превысили скорость. Подчиненные докладывают начальству о прогулах коллег. Сотрудники доносят друг другу о неполиткорректных высказываниях, оброненных кем-то... В США очень почетно являться «добровольным помощником полиции» - человеком, который считает своим гражданским долгом регулярно информировать полицию о том, что видит нехорошего на своей улице и среди своих соседей. Ужас! Выходит, у них как-то все совсем по-другому? Какая-то иная психология? Как так можно жить?

А вот другой пример. Тоже чуждая нам психология, но в другую сторону:

В далеких 90-х, в эпоху первых чеченских войн, мой школьный товарищ рассказал мне историю, услышанную им от кого-то или прочитанную где-то. В Чечне, мол, обычаи таковы, что если ты выглянул из избы и видишь, как вор крадет у твоего соседа коня, то сообщить об этом соседу - это очень, очень некрасивый поступок. Надо сделать вид, что ничего не заметил. Такой народ, такие обычаи. Дикость этой истории произвела на меня глубокое впечатление. Хотя сегодня у меня есть веские основания подозревать, что эта страшная сказка - плод первой ксенофобии 90-хх, уж очень она плохо вписывается в культуру Кавказа. Но дело не в этом. Для нашего разговора не имеет никакого значения, любопытно само предположение: допустим, где-то (в Африке, в Хоббитании, на Сириусе) существует деревня, где сообщить родному соседу о том, что его обворовывает какой-то незнакомый тип - большой позор, стукачество, ябедничество и общественное порицание. Вопрос: как мы с вами должны относиться к такой деревне и таким обычаям? Мы готовы согласиться с тем, что это - мерзкое стукачество?

Вот тут-то и начинается самое интересное. Потому что моральная пропасть, пролегающая через наше воспитание, оказывается бездонной. Выходит, не любое стукачество - это стукачество, и не любой донос - донос? Что, в принципе, логично, поскольку сообщить «правду для торжества справедливости» - по сути своей благородное дело. Тогда давайте попытаемся нащупать критерий. Что же является признаком стукачества, доноса и ябеды?

Чтобы понять это, я попросил друзей в интернете дать свое определение слову «ябеда», «стукач» и «доносчик». И по большому счету все определения получились похожими. По крайней мере, практически никто не сказал, что ябедничать - это клеветать, но все в целом подразумевали, что ябедничать - плохо. У каждого были свои вариации, которые подчеркивали гнусность явления. Эти вариации хотелось бы рассмотреть, может в какой-то из них и кроется критерий?

1) Это мерзкий поступок потому, что производится тайно, исподтишка. А так ли это? Мы привыкли с детского сада, что «Колька мажет пластилином занавески» может быть сказано и на ухо воспитательнице, и вслух при всей группе, но все равно сказавший - ябеда. И если вы в метро нажали кнопку громкой связи с машинистом чтобы сообщить о карманнике, который обшаривает пьяного, то вы для него все равно стукач - сообщили ли вы это на весь вагон или попытались нашептать тайно. У кого остались сомнения - давайте вернемся в нашу деревню на Сириусе. Итак, у вашего соседа крадут коня. Но вы не имеете возможности высказать вору личное «фе» или разбудить соседа при нем. Почему? Не важно. Допустим, у вора пулемет (а у соседа два), а у вас ничего такого нет, и вы вообще вскочили с постели в одних подштанниках. А может, сосед живет за горой, а вы смотрели на звезды в телескоп и случайно увидели, что делается в его дворе. И тогда вы звоните соседу по мобильнику - незаметно для вора. Теперь отвечайте: это - стукачество? Донос? Ябедничанье?

2) Это недостойный поступок потому, что производится ради личной выгоды: занять чужое место, сыскать благорасположение. Так ли это? А как быть со стукачеством в лице германского автомобилиста, который закладывает полиции нарушителя? Выгоды от этого ему явно никакой. Или он не стукач в нашем понимании?

3) Это трусливый поступок, потому что ябеда просит для себя (или не для себя) защиты у сильных, поскольку сам решить проблему не в силах. Не очень понятно, почему это плохо. В конце концов, для того и выдуманы специально обученные лица, чтобы решать проблемы вместо своих граждан. Кроме того, не всегда имеется возможность решить проблему самостоятельно, особенно в рамках современной цивилизации. Кулаками, бензопилой и хамским голосом еще можно прогнать ворующего лампочки в подъезде, но нельзя отобрать лицензию у продуктового магазина, повадившегося сбывать просроченные товары со свалки, или запретить пьяному два года садиться за руль.

Давайте тогда рассмотрим третий пример.

Вот тут мы и нащупали заветный критерий. Безусловно, стучать и ябедничать - это сообщать правду в целях восстановления справедливости. Но не любой справедливости, а - чуждой нам. Если вы сообщили на партсобрании завода, что вчера Петров рассказывал в курилке политические анекдоты - то вы сказали правду ради справедливости, четко прописанной в УК. И Петров совершенно справедливо сядет на десять лет за антисоветскую агитацию. И для всех тех, кто считает справедливым действующий УК - вы непримиримый борец за правду и светлое будущее. А для тех, кто этот УК люто ненавидит, - вы стукач, гнида и ябеда.

И тогда становится понятно, кто такой «добровольный помощник полиции» в США - это человек, который считает свою улицу своим домом, где не позволит посторонним выкидывать фантики и разрисовывать заборы. И становится понятна психология сотрудника, который докладывает начальству о чьих-то прогулах. Для него фирма - родной дом, а прогульщик - человек, разрушающий дом. Так бабушка у подъезда готова рассказать вернувшейся с работы женщине, что нерадивая нянька бросила ее ребенка возле дома голодного, а сама уходила на полдня в кино. Потому что это - ее родная соседка, а что касается няньки - гнать такую няньку от дома подальше.

Из всех определений ябеды и стукача, что мне сообщили в интернете, больше всего запомнился ответ Спейса: «это человек, ставящий вертикальные отношения выше горизонтальных»...

Возникает вопрос: а как так получилось, что в России стукачество и ябедничество традиционно считается самым мерзким преступлением? Ответ прост: в России всегда и во все времена ненавидели власть. В Древнем Риме - гордились властью. Американцы - обожают историю своей власти. Немцы - ценят «орднунг». А в России власть традиционно ненавидят. В России не было ни одного царя, президента или генсека, о котором после смерти не начинали всенародно говорить те жуткие гадости, которые боялись сказать о нем при его жизни. В России власть всегда была народу НЕ РОДНАЯ. Любые вертикальные отношения в России принято считать заведомо преступными, потому что они всегда наносят вред горизонтальным. И в царскую эпоху, и при социализме, и сегодня. Ведь только на Руси есть поговорка «от тюрьмы не зарекайся» - лаконичный диагноз беспредела. У кого-то полицию любят и уважают, а у нас ментов - ненавидят. Для кого-то полицейский друг и защитник, а для нас мент - враг и бандюга. Ябедничать? За минувшую сотню лет у нас половина страны успела отсидеть в тюрьмах и лагерях. Причем большинство - по доносу. Как им любить доносчиков? А остальные - те, что успели вдоволь пообщаться с отсидевшими и усвоить моральные законы, принесенные из-за колючей проволоки, - за что им уважать стукачей? Как их детям и внукам не сделать слово «ябеда» самым страшным ругательством в саду? Последний штрих, подтверждающий правоту нашей догадки: а ведь даже на зоне не всякий стукач - стукач. Стукач только тот, кто сообщает правду «вертикально». Если ты заметил, что в твоей родной хате, пока все спали, какой-то сучонок принялся крысятничать, разве по всем понятиям это будет в натуре стукачеством, заложить гада однокамерникам, справедливым авторитетам? Вот такая у нас треснутая мораль, так мы с ней и живем.

Я честно скажу - ничего не утверждаю, ни за что не агитирую. И мне самому было страшно заглянуть в ту моральную пропасть, к которой мы привыкли с детства. Я сам воспитан ненавидеть стукачей, и ничего мне уже с этим воспитанием не поделать до конца жизни. Мне отвратительны американцы, стучащие начальству на коллег, и немцы, доносящие полиции о том, кто как едет рядом по автобану. Но есть факт, который отрицать нельзя: чем роднее гражданину власть своей страны, тем больше у него желания считать страну своим домом, а прочих сограждан - своей семьей, и тем чаще у него возникает абсолютно искреннее желание сообщить власти правду о замеченных мерзавцах, которые в родном доме вздумали гадить. И семья сограждан не осудит такого человека, не назовет его ни ябедой, ни стукачом. Если ваш дядя - шериф, ваш отец - начальник автобана, и сами вы строили этот автобан своими руками, не будет стукачеством сообщить, чтоб оштрафовали приезжего козла. Если вы с братом организовали фирму, десять лет работали без сна и еды, пока вышли на приличный уровень, и вот какой-то нанятый на прошлой неделе сисадмин третий день прогуливает работу, а сервера в бухгалтерии лежат... разве стукачеством будет сообщить брату, заведующему кадрами?

И что самое печальное: ведь понятно, что в здоровом и справедливом обществе вертикальные связи должны быть крепче горизонтальных. Да и какие горизонтальные связи могут быть с людьми, нарушающими общественный закон? И чисто теоретически, Россия должна когда-нибудь подняться до той же организации социума, как в Германии и США. И тогда стучать на дорогах и сообщать начальству о прогулах станет так же просто и естественно, как сообщить соседу, что у него крадут коня, или модератору, что на форуме завелся чужой. Вот ведь удивительно выходит, правда?

Поначалу наше знакомство больше значило для Павлика, нежели для меня. Я уже был искушен в дружбе. Помимо рядовых и добрых друзей, у меня имелся закадычный друг, чернявый, густоволосый, подстриженный под девочку Митя Гребенников. Наша дружба началась в нежном возрасте трех с половиной лет и в описываемую пору насчитывала пятилетнюю давность.

Митя был жителем нашего дома, но с год назад его родители поменяли квартиру. Митя оказался по соседству, в большом шестиэтажном доме на углу Сверчкова и Потаповского, и ужасно заважничал. Дом был правда хоть куда, с роскошными парадными, тяжелыми дверями и просторным плавным лифтом. Митя не уставал хвастаться своим домом: «Когда глядишь на Москву с шестого этажа…», «Не понимаю, как люди обходятся без лифта…». Я деликатно напомнил, что совсем недавно он жил в нашем доме и прекрасно обходился без лифта. Глядя на меня влажными, темными, как чернослив, глазами, Митя брезгливо сказал, что это время кажется ему страшным сном. За такое следовало набить морду. Но Митя не только внешне походил на девчонку - он был слабодушный, чувствительный, слезливый, способный к истерическим вспышкам ярости, и на него рука не поднималась. И все-таки я ему всыпал. С истошным ревом он схватил фруктовый нож и попытался меня зарезать. Впрочем, по-женски отходчивый, он чуть ли не на другой день полез мириться. «Наша дружба больше нас самих, мы не имеем права терять ее» - вот какие фразы умел он загибать, и еще похлеще. Отец у него был адвокатом, и Митя унаследовал дар велеречия.

Сам не знаю, почему я не сделал этого, то ли от растерянности, то ли мне показалось неудобным называть его, после того как он выкликнул мое имя. Митя не выказал ни малейшей обиды, но его благодушие рухнуло в ту минуту, когда большинством голосов я был выбран санитаром. В мои обязанности входило носить нарукавный красный крест и осматривать перед уроками руки и шеи учеников, отмечая грязнуль крестиками в тетрадке. Получивший три крестика должен был или вымыться, или привести в школу родителей. Казалось бы, ничего особенно заманчивого в этой должности не было, но у Мити помутился разум от зависти. Целый вечер после злополучных выборов он звонил ко мне домой по телефону и голосом, полным ядовитого сарказма и муки, требовал «товарища санитара». Я подходил. «Товарищ санитар?» - «Да!» - «А, черт бадянский!» - кричал он и швырял трубку. Лишь от большой злобы можно придумать какого-то «черта бадянского». Я так и не выяснил, что это: фамилия нечистого или какое-то загадочное и отвратительное качество?

К чему я так подробно рассказываю о своих отношениях с другим мальчиком? Митина вздорность, перепады настроения, чувствительные разговоры и всегдашняя готовность к ссоре, хотя бы ради сладости примирения, стали казаться мне непременной принадлежностью дружбы. Сблизившись с Павликом, я долго не понимал, что нашел иную, настоящую дружбу. Мне казалось, что я просто покровительствую робкому чужаку. Поначалу так оно, в известной мере, и было. Павлик недавно переехал в наш дом и ни с кем не свел приятельства, он был из тех несчастных ребятишек, которых выгуливали в лазаревском и церковном садах.

Этой строгостью исчерпалась до дна родительская забота о Павлике. В последующие годы никогда я не видел, чтобы Павлику что-либо запрещалось или навязывалось. Он пользовался полной самостоятельностью. Родительской опеке он предоставил своего младшего брата, а себя воспитывал сам. Я вовсе не шучу, так оно было на самом деле. Павлика любили в семье, и он любил родителей, но отказывал им в праве распоряжаться собой, своими интересами, распорядком дня, знакомствами, привязанностями и перемещениями в пространстве. И тут он был куда свободнее меня, опутанного домашними табу. Тем не менее первую скрипку в наших отношениях играл я. И не только потому, что был местным старожилом. Мое преимущество заключалось в том, что я не догадывался о нашей дружбе. По-прежнему я считал своим лучшим другом Митю Гребенникова. Даже удивительно, как ловко заставлял он меня играть в спектакле под названием «Святая дружба». Ему нравилось ходить со мной в обнимку по школьным коридорам и фотографироваться вместе на Чистых прудах. Я смутно подозревал, что Митя выгадывает на этом какие-то малости: в школе - что там ни говори - ему льстила дружба с «товарищем санитаром», а под прицелом Чистопрудного «пушкаря» он наслаждался превосходством своей тонкой девичьей красоты над моей скуластой, широконосой заурядностью. Пока фотограф колдовал под черной тряпкой, Чистопрудные кумушки наперебой восторгались Митиными глазами-черносливами, прической с противным названием «бубикопф» и кокетливым черным бантом на груди. «Девочка, ну просто девочка!» - захлебывались они, и ему, дураку, это льстило!

Прижатый в угол, Митя сознался в доносе. Он оговорил меня для моей же пользы, боясь, что дурные наклонности вновь пробудятся во мне и погубят мою столь счастливо начавшуюся карьеру - он имел в виду пост санитара. А затем со слезами в глазах Митя требовал вернуть ему былое доверие ради святой дружбы, что «больше нас самих», и пытался влепить мне иудин поцелуй. Все это выглядело фальшиво, скверно, непорядочно, тем не менее я еще года два, если не больше, участвовал в недостойном фарсе, пока вдруг не понял, что у настоящей дружбы совсем иной адрес. Митя все же был привязан ко мне и тяжело переживал разрыв…

И вот пришел в мою жизнь Павлик. И у дворовых, и у школьных ребят навсегда засело в памяти, что в нашей паре я был ведущим, а Павлик ведомым. Недоброжелатели считали, что Павлик - какой-то принудительный ассортимент ко мне. Это осталось с той поры, когда я «вводил Павлика в свет», сперва во дворе, потом в школе - он перешел в наш класс и вновь оказался в положении чужака. И тут действительно дело было поставлено строго: меня нельзя было пригласить на день рождения, Новый год или другой праздник, не пригласив Павлика. Я покинул футбольную дворовую команду, где считался лучшим бомбардиром, когда Павлика отказались взять хотя бы запасным, и вернулся лишь вместе с ним. Так возникла иллюзия нашего неравенства, которую не могла рассеять вся последующая жизнь. Общественное мнение не склонно к перемене даже перед лицом очевидности.

На самом деле ни один из нас не зависел от другого, но душевное превосходство было на стороне Павлика. Его нравственный кодекс был строже и чище моего. Долгое приятельство с Митей не могло пройти бесследно, я привык к известному моральному соглашательству. Прощение предательства немногим отличается от самого предательства. Павлик не понимал сделок с совестью, тут он становился беспощаден. Нам было лет по четырнадцать, когда я на своей шкуре испытал, каким непримиримым может быть мягкий, покладистый Павлик.

На уроках немецкого я чувствовал себя принцем. Мать не зря надрывалась над пишущей машинкой, выколачивая рубли для оплаты уроков фрейлейн Шульц, омрачавшей мои детские годы. Понятно, что все наши часто менявшиеся школьные немки души во мне не чаяли. И задержавшаяся дольше других Елена Францевна не являла собой исключения, хотя я никак не соответствовал ее идеалу ученика.

Она требовала в классе не просто тишины и внимания, а молитвенной сосредоточенности, как в храме. Худущая, изжелта-серая, напоминающая лемура громадными темными подглазьями на изможденном, в кулачок, личике, Елена Францевна казалась умирающей от какой-то страшной болезни. Но она была совершенно здорова, никогда не пропускала уроков, даже во время эпидемий гриппа, валивших всех учителей подряд. Она могла наорать на ученика за рассеянный взгляд или случайную улыбку. Куда хуже крика были ее въедливые нотации, она словно кусала тебя обидными словами. Конечно, за глаза ее звали Крысой, - в каждой школе есть своя Крыса, а худая, востренькая, злая Елена Францевна казалась специально созданной для этой клички. Была ли она на самом деле такой злой? У ребят не существовало двух мнений на этот счет. Мне же она представлялась несчастным, издерганным человеком. Но я-то был принцем! Она вызывала меня читать вслух, и маленькое, некрасивое ее лицо молодо розовело, когда я выдавал свое «истинно берлинское произношение».

Вариант № 2833108

При выполнении заданий с кратким ответом впишите в поле для ответа цифру, которая соответствует номеру правильного ответа, или число, слово, последовательность букв (слов) или цифр. Ответ следует записывать без пробелов и каких-либо дополнительных символов. Дробную часть отделяйте от целой десятичной запятой. Единицы измерений писать не нужно. При записи грамматической основы (задание 8), состоящей из однородных членов с союзом, приводите ответ без союза, пробелы и запятые не используйте. Не вводите букву Е вместо буквы Ё.

Если вариант задан учителем, вы можете вписать или загрузить в систему ответы к заданиям с развернутым ответом. Учитель увидит результаты выполнения заданий с кратким ответом и сможет оценить загруженные ответы к заданиям с развернутым ответом. Выставленные учителем баллы отобразятся в вашей статистике.

Экзаменационные варианты состоят из текста и заданий к нему, а также текста для изложения. В этот вариант могло быть включено иное изложение. Полный список изложений можно увидеть в Каталоге заданий.

Версия для печати и копирования в MS Word

В каком ва-ри-ан-те от-ве-та со-дер-жит-ся ин-фор-ма-ция, не-об-хо-ди-мая для обос-но-ва-ния от-ве-та на во-прос: «По-че-му герой не пред-ло-жил кан-ди-да-ту-ру Мити на об-ще-ствен-ный пост?»

1) Все об-ще-ствен-ные посты были уже за-ня-ты.

2) Митя не умел ор-га-ни-зо-вать од-но-класс-ни-ков.

3) Рас-сказ-чик по-счи-тал это не-так-тич-ным.

4) Рас-сказ-чик сде-лал это от обиды на друга

(По Ю.Нагибину)

Ответ:

Ука-жи-те пред-ло-же-ние, в ко-то-ром сред-ством вы-ра-зи-тель-но-сти яв-ля-ет-ся фра-зео-ло-гизм.

1) Наша дра-го-цен-ная друж-ба едва не рух-ну-ла в пер-вый же школь-ный день.

2) А затем со сле-за-ми Митя тре-бо-вал вер-нуть ему былое до-ве-рие ради свя-той друж-бы, что «боль-ше нас самих», и пы-тал-ся вле-пить мне иудин по-це-луй.

3) Ми-ти-на вздор-ность, пе-ре-па-ды на-стро-е-ний, чув-стви-тель-ные раз-го-во-ры, все-гдаш-няя го-тов-ность к ссоре, про-яв-ля-ю-ща-я-ся при пер-вой же воз-мож-но-сти, стали ка-зать-ся мне не-пре-мен-ной при-над-леж-но-стью друж-бы.

4) Чуть ли не на дру-гой день Митя полез ми-рить-ся.

(1)У меня был закадычный друг, чернявый, густоволосый, подстриженный под девочку Митя Гребенников. (2)Наша с ним дружба началась, кажется, ещё в возрасте четырёх лет.

(3)Митя был жителем нашего дома, но недавно его родители поменяли квартиру. (4)Митя оказался по соседству в большом шестиэтажном доме и ужасно заважничал. (5)Дом был правда хоть куда: с роскошными парадными, тяжёлыми дверями и просторным бесшумным лифтом. (6)Митя не уставал хвастаться своим домом: «Когда глядишь на Москву с шестого этажа… », «Не понимаю, как люди обходятся без лифта…». (7)Я деликатно напомнил, что совсем недавно он жил в нашем доме и прекрасно обходился без лифта. (8)Глядя на меня влажными тёмными глазами, Митя брезгливо сказал, что это время кажется ему страшным сном. (9)За такое следовало набить морду. (10)Но Митя не только внешне походил на девчонку - он был слабодушный, чувствительный, слезливый, способный к истерическим вспышкам ярости, -и на него рука не поднималась. (11)И всё-таки я ему всыпал. (12)С истошным рёвом он бросился на меня... (13)Чуть ли не на другой день Митя полез мириться. (14)«Наша дружба больше нас самих, мы не имеем права терять её» – вот какие фразы умел он загибать. (15)Митина вздорность, перепады настроений, чувствительные разговоры, готовность к ссоре, проявляющаяся при первой же возможности, стали казаться мне непременной принадлежностью дружбы.

(16)Наша драгоценная дружба едва не рухнула в первый же школьный день. (17)Когда выбирали классное самоуправление, Митя предложил меня в санитары. (18)А я не назвал его имени, когда выдвигались кандидатуры на другие общественные посты, – то ли от растерянности, то ли мне казалось неудобным называть его, после того как он выкрикнул моё имя. (19)Митя не выказал ни малейшей обиды, но его благодушие рухнуло в ту минуту, когда большинством голосов я был выбран санитаром. (20)Ничего заманчивого в этой должности не было, но у Мити словно помутился разум от зависти.

(21)Ко всему ещё он оказался ябедой. (22)Однажды классная руководительница велела мне остаться после занятий и учинила грандиозный разнос за игру в деньги. (23)Лишь раз в жизни играл я в расшибалку, быстро продул семь копеек наличными и ещё рубль в долг. (24)Но на том и кончилось моё знакомство с азартными играми.

(25)Прижатый в угол, Митя признался в доносе. (26)Важно заметить, что он оговорил меня для моей же пользы, боясь, как бы дурные наклонности вновь не пробудились во мне. (27)А затем со слезами Митя требовал вернуть ему былое доверие ради святой дружбы, что «больше нас самих», и пытался влепить мне иудин поцелуй. (28)Всё это выглядело фальшиво, скверно, непорядочно, тем не менее я ещё года два участвовал в недостойном фарсе, пока вдруг не понял, что у настоящей дружбы совсем иной адрес.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

Ответ:

Из пред-ло-же-ний 1–5 вы-пи-ши-те слово, в ко-то-ром пра-во-пи-са-ние при-став-ки за-ви-сит от глу-хо-сти – звон-ко-сти по-сле-ду-ю-ще-го со-глас-но-го.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(1)У меня был за-ка-дыч-ный друг, чер-ня-вый, гу-сто-во-ло-сый, под-стри-жен-ный под де-воч-ку Митя Гре-бен-ни-ков.

(3)Митя был жи-те-лем на-ше-го дома, но не-дав-но его ро-ди-те-ли по-ме-ня-ли квар-ти-ру. (4)Митя ока-зал-ся по со-сед-ству в боль-шом ше-сти-этаж-ном доме и ужас-но за-важ-ни-чал. (5)Дом был прав-да хоть куда: с рос-кош-ны-ми па-рад-ны-ми, тяжёлыми две-ря-ми и про-стор-ным бес-шум-ным лиф-том.

Ответ:

Из предложений 15–18 выпишите слово, в котором правописание суффикса определяется правилом: «В прилагательном, образованном от существительного с помощью суффикса -ЕНН, пишется НН».

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(15)Митина вздорность, перепады настроений, чувствительные разговоры, готовность к ссоре, проявляющаяся при первой же возможности, стали казаться мне непременной принадлежностью дружбы.

Ответ:

За-ме-ни-те раз-го-вор-ное слово «про-дул» в пред-ло-же-нии 23 сти-ли-сти-че-ски ней-траль-ным си-но-ни-мом. На-пи-ши-те этот си-но-ним

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(2)Наша с ним друж-ба на-ча-лась, ка-жет-ся, ещё в воз-расте четырёх лет.

Ответ:

За-ме-ни-те сло-во-со-че-та-ние «школь-ный день» (пред-ло-же-ние 16), по-стро-ен-ное на ос-но-ве связи со-гла-со-ва-ние, си-но-ни-мич-ным сло-во-со-че-та-ни-ем со свя-зью управ-ле-ние. На-пи-ши-те по-лу-чив-ше-е-ся сло-во-со-че-та-ние.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(1)У меня был за-ка-дыч-ный друг, чер-ня-вый, гу-сто-во-ло-сый, под-стри-жен-ный под де-воч-ку Митя Гре-бен-ни-ков.

Ответ:

Вы-пи-ши-те грам-ма-ти-че-скую ос-но-ву пред-ло-же-ния 21.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(2)Наша с ним друж-ба на-ча-лась, ка-жет-ся, ещё в воз-расте четырёх лет.

Ответ:

Среди пред-ло-же-ний 8–15 най-ди-те пред-ло-же-ние с обособ-лен-ным рас-про-странённым опре-де-ле-ни-ем. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(8)Глядя на меня влаж-ны-ми тёмными гла-за-ми, Митя брезг-ли-во ска-зал, что это время ка-жет-ся ему страш-ным сном. (9)За такое сле-до-ва-ло на-бить морду. (10)Но Митя не толь-ко внеш-не по-хо-дил на дев-чон-ку - он был сла-бо-душ-ный, чув-стви-тель-ный, слез-ли-вый, спо-соб-ный к ис-те-ри-че-ским вспыш-кам яро-сти, -и на него рука не под-ни-ма-лась. (11)И всё-таки я ему всы-пал. (12)С ис-тош-ным рёвом он бро-сил-ся на меня... (13)Чуть ли не на дру-гой день Митя полез ми-рить-ся. (14)«Наша друж-ба боль-ше нас самих, мы не имеем права те-рять её» – вот какие фразы умел он за-ги-бать. (15)Ми-ти-на вздор-ность, пе-ре-па-ды на-стро-е-ний, чув-стви-тель-ные раз-го-во-ры, го-тов-ность к ссоре, про-яв-ля-ю-ща-я-ся при пер-вой же воз-мож-но-сти, стали ка-зать-ся мне не-пре-мен-ной при-над-леж-но-стью друж-бы.

Ответ:

В при-ведённых ниже пред-ло-же-ни-ях из про-чи-тан-но-го тек-ста про-ну-ме-ро-ва-ны все за-пя-тые. Вы-пи-ши-те цифры, обо-зна-ча-ю-щие за-пя-тые при ввод-ном слове.

У меня был за-ка-дыч-ный друг,(1) чер-ня-вый,(2) гу-сто-во-ло-сый,(3) под-стри-жен-ный под

де-воч-ку Митя Гре-бен-ни-ков. Наша с ним друж-ба на-ча-лась,(4) ка-жет-ся,(5) ещё в воз-расте четырёх лет.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

Ответ:

Укажите количество грамматических основ в предложении 20. Ответ запишите цифрой.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(2)Наша с ним друж-ба на-ча-лась, ка-жет-ся, ещё в воз-расте четырёх лет.

Ответ:

В при-ведённом ниже пред-ло-же-нии из про-чи-тан-но-го тек-ста про-ну-ме-ро-ва-ны все за-пя-тые. Вы-пи-ши-те цифру(-ы), обо-зна-ча-ю-щую(-ие) за-пя-тую(-ые) между ча-стя-ми слож-но-го пред-ло-же-ния, свя-зан-ны-ми со-чи-ни-тель-ной свя-зью.

Митя не вы-ка-зал ни ма-лей-шей обиды,(1) но его бла-го-ду-шие рух-ну-ло в ту ми-ну-ту,(2) когда боль-шин-ством го-ло-сов я был вы-бран са-ни-та-ром.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

Ответ:

Среди пред-ло-же-ний 25–28 най-ди-те слож-ные пред-ло-же-ния с по-сле-до-ва-тель-ным под-чи-не-ни-ем при-да-точ-ных. На-пи-ши-те но-ме-ра этих пред-ло-же-ний.

Среди пред-ло-же-ний 10–15 най-ди-те слож-ное пред-ло-же-ние с бес-со-юз-ной свя-зью между ча-стя-ми. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

Текст отредактирован редакцией РЕШУОГЭ

(По Ю.Нагибину)

(10)Но Митя не толь-ко внеш-не по-хо-дил на дев-чон-ку - он был сла-бо-душ-ный, чув-стви-тель-ный, слез-ли-вый, спо-соб-ный к ис-те-ри-че-ским вспыш-кам яро-сти, -и на него рука не под-ни-ма-лась. (11)И всё-таки я ему всы-пал. (12)С ис-тош-ным рёвом он бро-сил-ся на меня... (13)Чуть ли не на дру-гой день Митя полез ми-рить-ся. (14)«Наша друж-ба боль-ше нас самих, мы не имеем права те-рять её» – вот какие фразы умел он за-ги-бать. (15)Ми-ти-на вздор-ность, пе-ре-па-ды на-стро-е-ний, чув-стви-тель-ные раз-го-во-ры, го-тов-ность к ссоре, про-яв-ля-ю-ща-я-ся при пер-вой же воз-мож-но-сти, стали ка-зать-ся мне не-пре-мен-ной при-над-леж-но-стью друж-бы.

Ответ:

Завершить тестирование, свериться с ответами, увидеть решения.