Алехо карпентьер. Алехо карпентьер - царство земное

Алехо Карпентьер и Вальмунт родился в Швейцарии, г. Лозанна, 16декабря 1904 года. Он известен как писатель, музыкант и журналист.

Биография Карпентьер, Алехо и творчество

Его мать была учительницей, по национальности россиянка, а отец - французский архитектор. По родственной линии матери, Карпентьер далекий родственник известного поэта и переводчика Константина Бальмонта. Детство мальчика прошло на Кубе. В Париж Карпентьер приехал вместе со своей семьей, когда ему было двенадцать. В столице он учился музыке. А по приезду обратно на Кубу учился на архитектора, но курсы не окончил. В 1924 году стал печатать свои первые работы в левой прессе. В 1927 году на семь месяцев он сел в тюрьму за активное противостояние диктатуре Мачадо. После этого заручился поддержкой Робера Десноса и выехал во Францию. Их знакомство произошло в Гаване.

Карпентьер во Франции сразу нашел для себя единомышленников - сюрреалистов. Журнал «Сюрреалистическая революция» публиковал работы Алехо Карпентьера. В 1930 году он поставил свою подпись на книге «Труп». Большое влияние, как на писателя, принесло знакомство с Мигелем Анхелем Астуриасом, который занимался изучением доколумбовой мифологии Латинской Америки. В 1937 году в Мадриде состоялся антифашистский съезд писателей, а Карпентьер был одним из его участников.

Позже он увлекся ритуальной и фольклорной музыкой Кубы, для этого он в 1939 году приехал на Кубу.

В 1943 Карпентьер побывал на Гаити. Он получил уйму удовольствия и море впечатлений, про которые рассказал в своем историческом романе «Царство земное». Действие романа происходит на Гаити во времена царствования Анри-Кристофа.

Анри-Кристоф - в прошлом раб, ставший королем, который боролся за свободу своей страны против французских колонизаторов. Свое отражение в этом романе видят две стороны - это, во-первых мифология афрокубинцев и искусство барокко, а во-вторых сюрреализм. Роман «Царство земное» принес в латиноамериканскую литературу «магический реализм». В то время Карпентьер имел у себя в соратниках Астуриаса. Значимость этого романа стала заметна в 1950-1960-х годах, когда он привлек к себе мировой интерес.

Карпентьер находился в Венесуэле с 1945 по 1959 года. А события его романа «Потерянные следы», написанного в 1953 году разворачиваются, соответственно, в Венесуэле.

В 1962 году выходит в свет его исторический роман под названием «Век просвещения», где описаны события Великой Французской революции на Кубе, во Франции, на Гаити, в Испании, на Французской Гвиане и на Гваделупе. В романе использована большая часть достоверных данных из жизни Виктора Юга, который известен как комиссар якобинского Конвента на Гваделупе и агент Директории во Французской Гвиане

Карпентьер приехал на Кубу и стал активным участником ее культурной жизни после окончания революции. В 1966 году он стал работать в посольстве Кубы в Париже. Как многие писатели, Карпентьер смог показать образ латиноамериканского диктатора в своем романе «Превратности метода».

Название для своего финального романа «Весна священная», Карпентьер позаимствовал у балета Игоря Стравинского. Роман - это огромная эпопея, в которой описывается ХХ век: от начала гражданской войны в Испании до кубинской революции.

Алехо Карпентьер умер, когда ему было 75 лет - 24 апреля 1980 г., Франция, г. Париж.

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Карпентьера Алехо представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.

Алехо Карпентьер

Вступительная статья

НОВАЯ ЗЕМЛЯ АЛЕХО КАРПЕНТЬЕРА

«Игра воображения, - подумал он. - Игра воображения, какой были для меня Западные Индии. Однажды, возле мыса на побережье Кубы, названного мною Альфа и Омега, я сказал, что здесь кончается мир и начинается другой: другое Нечто, другое качество, какое я сам не могу до конца разглядеть… Я прорвал завесу неведомого, чтобы углубиться в новую реальность…» Так заканчивается последняя книга Алехо Карпентьера «Арфа и тень», посвященная делу жизни Великого Адмирала, Первооткрывателя Христофора Колумба. Кода, увенчивающая историю жизни другого первооткрывателя - самого Алехо Карпентьера. В 1980 г., через год после выхода «Арфы и тени», он умер, оставив нам свою «новую землю», тот новый «Imago Mundi» - «Образ Мира», которого доискивался Христофор Колумб: «Придут поздние годы мира некие времена в какие Море-Океан ослабит связи вещей и откроется большая земля…» Новая земля, порожденная писательской «игрой воображения».

Только ли метафора - сопоставление Алехо Карпентьера с Колумбом? Далеко нет, ибо Карпентьер - как и многие писатели Латинской Америки, его предшественники и современники - всю жизнь был занят именно «открытием Америки» в художественном слове, продолжая дело, начатое в 1492 г. Колумбом, который описал в своем восторженном письме чудесные земли, представшие его взору. Открытие это становилось начиная с XVI–XVII вв. все более полным, по мере того как на землях Нового Света развивались культура, литература новых - латиноамериканских - наций, формировавшихся в смешении различных расово-культурных потоков - процессе, особенно бурном в американском Средиземноморье, как называл Карпентьер Антильскую зону, сравнивая характер и размах расово-культурного синтеза в этом районе с теми, что породили в прошлом великую культуру европейского Средиземноморья. В творчестве своем каждый крупный писатель в той или иной степени совершает новое открытие, но для Карпентьера «открытие» было сознательной творческой установкой, особым художественным методом, глубоко продуманным, детально разработанным теоретически и воплощенным в художественной практике.

В окончательном виде Карпентьер сформулировал свой метод художественного «открытия» на рубеже 50–60-х гг. в статье «Проблематика современного латиноамериканского романа», а первые поиски начались за тридцать лет до того, когда, испробовав себя в журналистике и в художественной прозе (роман о жизни кубинских негров «Экуэ Ямба о!»), в политике (первый вариант романа был написан в тюрьме: в 1928 г. он был арестован за участие в акциях протеста против диктатуры X. Мачадо), в композиторстве и музыковедении (Карпентьер обладал значительным музыкальным даром), он уезжает с Кубы во Францию, в Париж, где живет более десяти лет, жадно впитывая все новации западноевропейской культуры (сюрреализм, экспрессионизм, абстракционизм, мифологические теории, а затем и экзистенциализм) и богатства мирового наследия (Карпентьер, свободно владевший гигантским культурным материалом - от античности и испанского барокко до русской классики, - несомненно, может считаться одним из самых эрудированных писателей XX века). Бретон, Арагон, Деснос, Превер, Тцара, Танги, Пикассо, Кирико - все эти представители западноевропейского авангарда были его собеседниками в то время; другой круг творческого общения составляли мексиканские художники Диего Ривера, Хосе Клементе Ороско, бразильский композитор Эйтор Вила Лобос, позже - выдающиеся кубинские живописцы Вифредо Лам и Рене Портокарреро; кроме них, жившие и работавшие в Европе, в Париже крупные представители русской культуры: балетная труппа С. Дягилева, Стравинский, известные театральные художники; с жадным интересом поглощал он и все новинки искусства новой - советской - России: Всеволод Иванов, Сергей Эйзенштейн, Пудовкин… (Подчеркнем, что особый интерес Карпентьера к русской культуре был связан и с тем, что по крови он был наполовину русским: его мать приходилась родственницей поэту Константину Бальмонту.)

Но именно тогда, в Европе, Карпентьер впервые ощутил себя латиноамериканцем - представителем другого мира, другого «света», который вошел в орбиту всемирной истории современности и который в XX в. нельзя более изображать замкнутым в самом себе, каким он представал в этнографических романах той поры. Равнодействующей всех исканий Карпентьера стали, как он писал тогда, поиски «меридиана Америки», а позднее - «американской точки зрения», нового видения американской действительности. Истоки же этой идеи лежат… в старинных хрониках времен открытия Америки и конкисты. По словам самого Карпентьера, в течение нескольких лет главным его чтением были сочинения хронистов Западных Индий, которые преподали ему важнейший этический и эстетический урок: быть настоящим латиноамериканским писателем - значит быть «хронистом Истории», то есть сделать литературу средством постижения мира Америки и ее истории, глядя на континент новым взглядом, таким, каким глядели на него первооткрыватели, взглядом человека, способного поразиться, ощутить чудо открытия. Колумб мечтал открыть неведомые земли, и он воспринял обнаруженные острова как чудо - это ключевое слово его первого письма. Чудо станет одним из ключевых слов и писательского словаря Карпентьера, начинающего свой самостоятельный путь с формулирования концепции нового постижения Америки, - концепции, соединившей его специфические интересы с исканиями европейского искусства того времени. Ведь обновленный взгляд на мир - это фундаментальная идея искусства XX века, связанная с глубокими общественными сдвигами, с кризисом буржуазной цивилизации и утверждением новой исторической перспективы, с распадом духовного комплекса «классической» буржуазной идеологии (позитивизм, натурализм, механистический рационализм), - идея, по-разному воплощающаяся и в реализме, и в авангардизме, и в модернизме.

Плодом этого переосмысления и стал первый теоретический манифест Карпентьера, справедливо считающийся одной из отправных точек «нового» латиноамериканского романа, - «Пролог», предваряющий его роман «Царство земное» (1949). Как и в первом романе «Экуэ Ямба о!», в центре внимания писателя - мир тех, кто составляет «соль земли» Антильских островов и в значительной мере символизирует своеобразие Нового Света: народные низы, негры, мулаты, их мифология, культура, история, - но в эстетическом отношении между двумя романами - пропасть. Первая книга принадлежит как раз к «старой» локально-замкнутой, этнографической литературе, вторая воплощает идею нового ви́дения Америки - концепцию «чудесной реальности», которая станет исходной точкой его теории художественного открытия Нового Света.

Реальность Америки чудесна - так формулирует Карпентьер сущность своего нового взгляда. «Чудесна» здесь означает не только «прекрасна», но необыкновенна: она таит в себе явления, из ряда вон выходящие, небывалые, поразительные - чудо. Эта идея оказывается связанной у Карпентьера и с опытом хронистов Западных Индий, и с сюрреализмом - ведь понятие «чудо» было ключевым в теории основателя сюрреалистического течения Андре Бретона. По признаниям Карпентьера, он испробовал себя в сюрреалистическом «автоматическом» письме, регистрирующем хаотическое движение подсознательных импульсов сознания в состоянии «сна разума», в результате чего и возникают «чудесные» - небывалые - сочетания искаженных подсознанием феноменов реального мира. «Встреча зонтика со швейной машинкой на анатомическом столе» - приводит Карпентьер в «Прологе» один из классических образов сюрреалистического абсурдизма. Но, быстро поняв, что на этом пути не найти «меридиана Америки», он отказался от него, хотя опыт сюрреализма, конечно, не был им забыт. Если сюрреализм полагает «чудо» свойством сверхреального, то натурализм ограничивается видимым, эмпирически данным, вовсе отвергая возможность «чуда». И оба сходятся в том, что реальность бесплодна, неспособна к радикальной трансформации, метаморфозе, к рождению нового, небывалого качества, в котором она обретала бы новое состояние. Карпентьер же утверждает, что чудо свойственно самой действительности Америки, которая порождает его самопроизвольно, стихийно на каждом шагу. «Неожиданное преображение действительности (чудо)» - так писал он в «Прологе», излагая свое понимание действительности как вечно творящейся метаморфозы. Именно такое поэтическое ви́дение Америки было присуще первооткрывателям, перед которыми предстала новая, небывалая, чудесная в сравнении с знакомым Старым Светом реальность, то есть мир, таящий таинственное Нечто, открывающее новые горизонты будущего… В самой концепции обновленного взгляда на действительность сокрыты и истоки его метода поэтического реализма, ставшего важнейшим истоком всего «нового» латиноамериканского романа, в котором заключена сущность видения Америки как мира нового и уже потому чудесно-небывалого, - мира, где писатель находится в роли Адама, дающего названия вещам, а значит, дающего им «форму». Это ключевые моменты художественной позиции Карпентьера.

Владимир СОЛОВЕЙЧИК

Алехо Карпентьер (исп. Alejo Carpentier y Valmont, 16 декабря 1904, Лозанна - 24 апреля 1980, Париж) - кубинский писатель, журналист, музыкант и музыковед

Пятьдесят лет тому назад, сначала на французском языке, а затем и на испанском (в Мексике) увидел свет роман великого кубинского писателя Алехо Карпентьера «Век Просвещения», с тех пор неоднократно переиздававшийся, переведённый на многие языки, включая русский, и ставший по праву одним из лучших произведений мировой литературы о годах и людях Великой Французской буржуазной революции.

Известный кубинский писатель, поэт, музыкант, публицист и дипломат Алехо Карпентьер (1904-1980) волею судьбы смешал в своей родословной три культурных традиции - французскую, русскую и испанскую, став не просто одним из создателей «нового латиноамериканского романа», наполненного колоритом литературы «барокко», но и подлинным латиноамериканским интеллигентом, то есть тем человеком, «жизненный путь которого частенько пролегает из университета в тюрьму». Родители Карпентьера - отец, архитектор-француз и мать - племянница известного русского поэта «серебряного века» Константина Бальмонта – познакомились в Швейцарии и переехали после женитьбы на Кубу. С юности Карпентьер посвятил себя литературе, оставив в ней весомый след. Как заметил советский испанист Лев Осповат, «основоположник и признанный корифей новой латиноамериканской прозы, Карпентьер, первым из романистов Латинской Америки, представил судьбу своего континента как органическую часть всемирной истории, а жизнь и борьбу людей этого континента соотнёс с поступательным движением всего человечества».

Уже в 20-е годы прошлого века определились эстетические и политические пристрастия будущего мастера. Он был знаком с Хулио Антонио Мельей, основателем Компартии Кубы, и дружил с Рубеном Мартинесом Вильеной, поэтом, который в 1923 году создал так называемую группу «минористов», выступавшую за социальные перемены, а впоследствии возглавил руководство Компартии и стал душой народной революции 1930-1933 годов против диктатуры Херардо Мачадо. С самого начала к «минористам» примкнул и Карпентьер, подписавший составленный Мартинесом Вильеной знаменитый «Протест тринадцати», содержавший суровые обвинения проамериканскому режиму, и письмо с требованием освобождения арестованных по политическим мотивам перуанских деятелей культуры. В 1927 году за выступления против диктаторского режима молодого бунтаря бросили в тюрьму. После семи месяцев заключения его выпустили под гласный надзор полиции. Спасаясь от слежки и преследований, Карпентьер эмигрирует. Дружеские отношения с испанскими поэтами-антифашистами Федерико Гарсиа Лоркой и Рафаэлем Альберти привели Карпентьера в ряды борцов против франкистских мятежников. После победы Кубинской революции Карпентьер вернулся из Венесуэлы на родину. Писатель с мировой славой, он организовывал фестивали книги, был заместителем председателя Национального совета по культуре, руководил Национальным издательством Кубы, работал советником по вопросам культуры в посольстве Кубы во Франции, избирался депутатом высшего законодательного органа страны - Национальной ассамблеи народной власти.

Из шести его романов, множества повестей, эссе и музыковедческих работ «Век Просвещения» стал наиболее известным. Многоплановое историческое повествование - и одновременно «роман воспитания», история любви и разочарования в любви, сопровождающееся, в духе Дени Дидро, острыми спорами и философскими рассуждениями о смысле жизни, природе латиноамериканского духа, взлёте и трагедии революции, показывает не просто эволюцию главных героев на фоне исторических событий, но и тонко, тактично, без нажима объясняет читателю, как эта эволюция вытекает из логики развития исторических процессов и наглядно связана с объективными законами исторического развития. Безусловной находкой автора стал образ исторического персонажа - комиссара Конвента на острове Гваделупа Виктора Юга, сперва пламенного революционера, якобинца, предавшего затем и свои идеалы, и Революцию, и любовь ради сохранения власти и влияния, тщетно пытающегося оправдать свою измену делу Свободы и терпящего в финале повествования полный моральный крах, который может рассматриваться как символический крах буржуазной революции, но отнюдь не тождественен краху подготовивших революционный переворот идей «Века Просвещения».

Как заметил советский испанист Лев Осповат, «основоположник и признанный корифей новой латиноамериканской прозы, Карпентьер, первым из романистов Латинской Америки, представил судьбу своего континента как органическую часть всемирной истории, а жизнь и борьбу людей этого континента соотнёс с поступательным движением всего человечества»

На страницах романа Виктор Юг появляется неожиданно, стремительно, производя форменный переворот в образе жизни и мировоззрении молодых героев Софии, Эстебана и Карлоса. Точно свежий ветер проникает в затхлую атмосферу феодальной и клерикальной Гаваны, тогдашней колонии короля Испанского. Но сразу в облике будущего революционера внимательный взгляд Софии, его будущей возлюбленной, подмечает противоречия, некую двойственность, мастерски трактуемую Карпентьером как символ общих противоречий, двойственности, присущей природе самой буржуазной революции. «В этом человеке поражало странное соединение вульгарности и изысканности. В нём, казалось, одновременно уживаются несколько разных людей…» В то же время именно Юг, его поведение, его речи, открывают перед молодыми друзьями суровый мир политической борьбы, к восприятию которого они уже были теоретически готовы благодаря литературе просветителей-энциклопедистов. «Два дня подряд они только и говорили что о революции, и София поражалась тому, какой захватывающий интерес приобрёл для неё этот новый предмет беседы. Говорить о революционных переворотах, воображать эти перевороты, мысленно находиться в центре революционных событий – значит, в какой-то мере становиться властителем мира. Все, кто говорит о революции, внутренне уже готовы совершить её. Ведь им уже ясно, что ту или иную привилегию надобно упразднить, и они начинают думать, как это лучше сделать; им уже понятно, что данная форма угнетения отвратительна, и они изыскивают способы для борьбы с нею; для них уже очевидно, что тот или иной правитель – негодяй, и его единодушно приговаривают к смерти. А после того, как почва расчищена, сразу же начинают строить Град будущего…»

Впрочем, по мере углубления и развития реальной - не книжной! - революции становится очевидно, что «строительство Града будущего» оказывается не таким уж лёгким и простым делом. Особенно на фоне революционного террора: «Недавнее осуждение и казнь Дантона воспринимались как одна из перипетий в становлении того будущего, которое каждый рисовал себе по-своему. Разумеется, трудно было понять, каким образом трибуны, которые ещё накануне были народными кумирами и чьи речи вызывали овации, трибуны, за которыми следовали тысячи людей, внезапно оказывались негодяями». В эти дни комиссар Конвента Виктор Юг смел и решителен, проявляя лучшие свои человеческие качества, понимание ситуации, трезвый политический расчёт. «Тот, кто изменит якобинцам, изменит делу Республики и свободы… Революция наполнила смыслом моё существование. Мне отведена определённая роль в великих деяниях нашей эпохи. И я постараюсь свершить всё, на что способен… Я не признаю иной морали, кроме якобинской. И никто не заставит меня отступить от этого. А если революции суждено погибнуть во Франции, она будет продолжена в Америке». Это - его звёздный час, за которым последует долгое падение, совпадающее с нисхождением самой революции. Впрочем, сам Карпентьер не скрывает, что уже в момент революционного взлёта комиссар Юг, как настоящий буржуа, думает не только об общем деле, но и о своей роли в нём, упивается безграничными полномочиями: «Этого облечённого властью человека страшились. И ему это, видимо, нравилось».

Из шести романов, множества повестей, эссе и музыковедческих работ Aлехо Карпентьера «Век Просвещения» стал наиболее известным

Юг остро переживает падение Робеспьера - единственного человека, которого он «ставил выше себя». «Когда его низвергли, я утратил душевное равновесие. С тех пор я будто потерял самого себя. Я уподобился тем механическим куклам, которых заводят ключом», - признаётся Юг. Тем не менее, комиссар идёт на службу Директории и затем Первому Консулу, чётко, последовательно, с чиновничьим азартом выполняя все предписания новой власти. Точно с тем же упорством, с которым он реализовывал декреты Конвента о ликвидации рабства и закрытии церквей, теперь гражданин Юг совершает прямо противоположное. Забыв о высоких принципах якобинской Конституции 1793 года и о Робеспьере, но не без выгоды для себя. «Директория, у которой в далёкой Франции было дел по горло, признала заслуги комиссара, отвоевавшего колонию у англичан и сумевшего её удержать, – Юг был оставлен на своём посту. Таким образом, ему удалось утвердить в этой части земного шара свою единоличную власть, и он вёл себя так, будто никому не подчинялся и ни от кого не зависел: Виктор сумел почти в полной мере воплотить в жизнь своё заветное желание – сравниться с Неподкупным… Виктор, весьма кичившийся благосостоянием острова и тем, что он, Юг, всё время посылает во Францию деньги, стал удивительно походить на преуспевающего коммерсанта, который с удовольствием подсчитывает свои богатства». Сравнение с Неподкупным, сугубо внешнее, позволяет бывшему комиссару Конвента сохранять остатки «радикальной репутации» хотя бы в своих глазах. Но не в глазах тех, кто помнил Юга-якобинца и смутьяна, ниспровергателя основ, человека революционного действия.

Одна из них, кубинка София, для которой Юг стал первым и самым лучшим мужчиной, не без колебаний и душевного смятения порывает с наместником генерала Бонапарта, убедившись в том, что от прежнего Юга осталась лишь внешняя оболочка, что созданный и управляемый им мир страшно далёк от того идеала, который грезился им вместе за пятнадцать лет до того в душной Гаване. «Новая эпоха бурно, безжалостно и победоносно вторглась в Америку, которая всё ещё походила на Америку времён испанских вице-королей и наместников, и, казалось, толкала её вперёд; ныне те, кто олицетворял собою новую эпоху, кто, не страшась неизбежного кровопролития, упорно, настойчиво добивался её утверждения, будто забыли своё славное прошлое и сидели, уткнувшись в счётные книги. Блестящие кокарды были отброшены, прежнее достоинство утрачено, люди, отступившиеся от своих дерзких, обширных замыслов, вели теперь мелкую игру. По словам некоторых, недавнее прошлое было отмечено недопустимыми эксцессами. Однако именно подобные эксцессы как раз и сохраняли на страницах истории память о тех, чьи имена уже казались теперь слишком блестящими для той жалкой роли, какую они стали ныне играть. В иных странах жизнь продолжалась, шла новыми путями, одних она низвергала, других возвеличивала, там изменялись моды и вкусы, нравы и обычаи, весь уклад. А тут все опять жили так, как полвека назад. Можно было подумать, что в мире ничего не произошло,– даже одежда богатых плантаторов напоминала сукном и покроем одежду, которую здесь носили сто лет тому назад. София вновь испытывала мучительное чувство - в своё время она его уже испытала, - ей вновь казалось, что время остановилось, что сегодняшний день в равной мере похож и на вчерашний и на завтрашний». Окончательно прозрев, она произносит свой приговор Югу и в его лице всей незавершённой, отвернувшейся от своего прекрасного начала, забывшей своё первородство, переродившейся буржуазной революции: «Жалость к Югу внезапно умерла в её сердце. Она сделала паузу.

Встреча Алехо Карпентьера и королём Испании Хуаном Карлосом в 1978-м

Я устала жить среди мертвецов… Здесь ото всего разит мертвечиной. Я хочу возвратиться в мир живых, тех, кто ещё во что-то верит. Я ничего не жду от людей, которые и сами уже ничего не ждут…

Революция многих преобразила, - заметил Виктор.

Быть может, самое лучшее в революции - именно то, что она многих преобразила, - отозвалась София и стала снимать с вешалки свои платья. - Я теперь хотя бы знаю, что мне следует отвергать, а что – принимать».

Путь Софии - дорога к безвестной гибели на мадридских баррикадах мая 1808 года, гибели от руки таких, как Виктор Юг, французских интервентов. Путь Юга - дорога преуспевшего чиновника и дельца. Алехо Карпентьер оставляет суждение о верности того или иного пути за читателем. Но своей авторской позиции не скрывает: «На сей раз революция потерпела неудачу. Быть может, следующая добьётся большего». Этот вывод вполне логичен: хотя «люди могут отступать, но идеи продолжают их путь и, в конце концов, находят себе применение». Оптимизм революционной перспективы и надежда на лучшее - вот главные выводы, которые хочется сделать, закрыв последнюю страницу шедевра, начавшего полвека тому назад свой путь к сердцу читателей на многих континентах.

КАРПЕНТЬЕР, Карпентьер-и-Вальмонт (Carpentier у Valmont) Алехо (26.12.1904, Гавана - 24.4.1980, Париж), кубинский писатель, музыковед, общественный деятель. Сын русской учительницы и французского архитектора, по материнской линии родственник К. Д. Бальмонта.

В 12 лет с семьёй приехал в Париж, где в лицее изучал теорию музыки. В 1921 году посещал курсы по архитектуре в Гаванском университете.

Примкнул к авангардистскому литературно-политическому объединению «Группа меньшинства» (1923), публиковался в прессе. В 1927-28 за выступления против диктатуры 7 месяцев отбывал тюремное заключение. В 1928-39 жил в эмиграции во Франции; создавал балетные либретто, критические эссе, вёл передачи на радио. Познакомился с Л. Арагоном, А. Бретоном, П. Пикассо, М. Астуриасом и др.; испытал влияние сюрреализма. Интерес к нравам, религиозным обычаям, магическим обрядам кубинских негров нашёл выражение в романе «Экуэ Ямба-о» («Ecué Yamba-ó», 1933). После возвращения на Кубу (1939) изучал фольклорную музыку (книга «Музыка Кубы», «La música en Cuba», 1946, русский перевод 1962). В 1945-59 годах жил в эмиграции в Венесуэле, преподавал в Высшей школе пластических искусств Каракаса. Исторические события, связанные с освободительной борьбой негров и мулатов против белых колонизаторов в 18-19 века, легли в основу романа «Царство земное» («El reino de este mundo», 1949, русский перевод 1962), ставшего одним из первых произведений магического реализма. Переосмыслив традиционные негритянские мифы и сказания, Карпентьер воссоздал вторую, «чудесную действительность», проступающую за самыми обычными предметами и поступками людей. Принципы «универсальной литературы», обращённой ко всему человечеству и синтезирующей весь его интеллектуальный опыт, воплотились в романе «Потерянные следы» («Los раsos perdidos», 1953, русский перевод 1964): путешествие героя по США и Венесуэле с их разными укладами жизни трактовано как перемещение во времени, а Латинская Америка предстаёт местом встречи всех культур и цивилизаций. После возвращения на Кубу в 1959 Карпентьер стал профессором Гаванского университета, выступал в прессе как публицист. В 1966-80 годах жил во Франции, работал в должности посла и атташе по культуре. В романе «Превратности метода» («El recurso del método», 1974, русский перевод 1978) Карпентьер подверг критике рационализм Р. Декарта, показывая, что европейский рационализм не в силах постичь мышление и культуру жителей Латинской Америки, а адекватное представление реальности невозможно без многоаспектного взгляда, учёта всех точек зрения. Схожей идеей проникнут роман Карпентьера «Концерт барокко» («Concierto barroco», 1974, русский перевод 1978), где венецианский карнавал становится моделью латиноамериканской культуры с её причудливым сосуществованием различных традиций и укладов. В романе «Весна священная» («La consagración de la primavera», 1978, русский перевод 1982) при помощи техники монтажа (воспоминаний, цитат, фрагментов литературных произведений) представлена панорама важнейших исторических событий 20 века, воспринятых героями, принадлежавшими разным культурам.

Среди других произведений Карпентьера: поэтический сборник «Антильские стихи» («Poemas de las Antillas», 1929), повесть «Погоня» («El acoso», 1956), романы «Век Просвещения» («El siglo de las luces», 1962, русский перевод 1968), «Арфа и тень» («El arpa у la sombra», 1979). Художественной прозе Карпентьера, близкой по духу эстетике барокко, присущ намеренно усложнённый стиль, насыщенный изысканными эпитетами и метафорами; она проникнута стремлением продемонстрировать изначальное единство и универсальность человеческой культуры.

Соч.: Избранные произведения: В 2 т. М., 1974; Obras completas. Мéх., 1983-. Vol. 1-16; Мы искали и нашли себя. Художественная публицистика. М., 1984; Избранное. М., 1988.

Лит.: Зюкова Н. С. А. Карпентьер. Л., 1982; Velayos Zurdo L.О. Historia у utopia en А. Carpentier. Salamanca, 1990; Herlinghaus Н. А. Carpentier: persönliche Geschichte eines literarischen Moderneprojekts. Мünch., 1991; Absire А. А. Carpentier. Р., 1994; Zamborlin Ch. La narrativa di А. Carpentier: il mito del mondo migliore. Roma, 1995; Rubio Navarro G. М. Musica у escritura en А. Carpentier. Alicante, 1999; Chaple S. Estudios carpenterianos. Santiago de Cuba, 2004; Wakefield S. Carpentier’s baroque fiction: returning Medusa’s gaze. Rochester, 2004; López Calahorro I. А. Carpentier у el mundo clásico. Granada, 2006; Garcia-Carranza А. Biobibliografia de А. Carpentier. La Habana, 1984; А. Карпентьер. Библиографический указатель. М., 1987.

Наст. имя: Alejo Carpentier y ValmontРодился: 16 декабря 1904 (Лозанна)
Дата смерти: 24 апреля 1980 (Париж, Франция)

Алехо Карпентьер (исп. Alejo Carpentier y Valmont)

Кубинский писатель, журналист, музыкант и музыковед.

Сын русской преподавательницы и французского архитектора, по материнской линии - дальний родственник К. Бальмонта. Вырос на Кубе. В 12-летнем возрасте приехал с семьей в Париж, изучал там теорию музыки. Вернувшись на Кубу, учился архитектуре, но курса не закончил. В 1924 начал публиковаться в левой прессе, в 1927 за выступление против диктатуры Мачадо был на семь месяцев заключен в тюрьму, затем при поддержке Робера Десноса, с которым познакомился в Гаване, эмигрировал во Францию. Прожил там 11 лет. Познакомился с сюрреалистами, публиковался в бретоновском журнале «Сюрреалистическая революция». В 1930 подписал антибретоновский памфлет «Труп». Сблизился с М. А.Астуриасом, чей интерес к доколумбовой мифологии Латинской Америки глубоко повлиял на Карпентьера. В 1937 участвовал в Мадридском антифашистском конгрессе писателей.

В 1939 Карпентьер снова вернулся на Кубу, занимался изучением кубинской ритуальной и фольклорной музыки. Впечатления от поездок на Гаити легли в основу романа «Царство земное», который обозначил - под несомненным влиянием афрокубинской мифологии и искусства барокко, с одной стороны, и сюрреалистов, их философии чудесного в повседневном, с другой, - приход «фантастического» или «магического реализма» в латиноамериканскую словесность. Этот феномен (активным соратником Карпентьера здесь был Астуриас) во многом определил в 1950-1960-х годах взрыв мирового интереса к латиноамериканскому роману.

В 1945–1959 Карпентьер спасался от диктатуры Батисты в Венесуэле, тамошний опыт составил основу исторического романа «Потерянные следы». Вернулся на Кубу после победы революции, принял участие в культурной жизни страны. С 1966 занимал пост атташе по культуре посольства Кубы в Париже.