Анатолий гладилин биография. Гладилин Анатолий Тихонович: биография

Поводом для встречи с Анатолием Гладилиным стало его 75-летие, которое писатель (и автор "РГ") празднует 21 августа. Но разговор, как водится, начался с погоды. Многочисленное семейство Гладилиных, выехавшее на летние каникулы из душного Парижа в прохладную Нормандию, по климату близкую к Прибалтике, долго и с явной жалостью к собеседнику расспрашивало меня об ужасах московского смога. Описав в красках летние страдания соотечественников, я решил добавить в эту почти что апокалиптическую картину ложку меда:

- Так что, Толя, радуйся. Вы с Машей (жена писателя. - В.Д.) жару не переносите, от нее бежите. Скажите спасибо, что вы в эти дни не в Москве.

И тут же я понял, что получилось коряво. Погода погодой, но говорил-то я не с отпускником, сбежавшим на время из российского зноя, а с человеком, уехавшим из России 34 года назад. Отнюдь не по климатическим соображениям. И на свое "скажите спасибо" услышал грустную отповедь:

- Знаешь, мне очень жалко, что я не участвую в современной литературной жизни России. Все-таки я русский писатель.

Думая о своем сегодняшнем положении, у меня нарисовалась такая картина. Нынешние "звезды" литературы, искусства, театра, кино, живописи, музыки сидят в таком большом зале, естественно, в первых рядах, а кто-то и на сцене. Все залито светом юпитера, обязательно телевидение, как же без телевидения сейчас! А я сижу где-то наверху, скажем так, на балконе. И оттуда, из темноты зрительного зала, я наблюдаю за происходящим. Иногда, правда, ко мне обращаются из Москвы и просят что-нибудь прокомментировать, тогда я выступаю в российских СМИ, но не больше.

Помимо моей личной судьбы это и результат естественного бега времени. Из моего поколения в зале уже практически никого не осталось. Да и следующее поколение тоже изрядно поредело. И у меня возникла убежденность, что так и будет продолжаться: я на балконе, а в зале меняется публика, приходят все более молодые, пока кто-нибудь не спохватится и не закричит: "А этот тут как вообще затесался?" И скажут: "Давай, дядя, сходи, мы поаплодируем тебе, и ты уйдешь, как ушли все остальные твои товарищи". Под траурные марши, под рыдания, под прочие прочувственные речи...

- Но ведь сегодня для того, что ты называешь участием в литературном процессе, не нужен пропуск, не нужно разрешение сверху. Садись и пиши книги.

В свое время Вася Аксенов сказал мне: если ты хочешь издаваться в России, то и жить надо в России. Хотя бы чаще там бывать. Но я просто физически не могу это делать. По той простой причине, что мне даже негде остановиться. Приезжаю на пару недель, если найду жилье, к концу пребывания телефон наконец-то прорывается, куда-то приглашают, а мне уже пора обратно в свой рабочий поселок Парижск. Возвращаюсь - и опять тишина.

- Эмиграция, безусловно, ломает судьбы. В том числе профессиональные. Ведь тебе невольно пришлось сменить писательство на журналистику, и в течение многих лет ты возглавлял отдел культуры парижского бюро радио "Свобода". Отдел, где работали Александр Галич, Виктор Некрасов, Наталья Горбаневская, Владимир Максимов... Не журналистика ли поссорила тебя с литературой?

Ты сам знаешь, что такое журналистский труд на Западе. Он забирает огромное количество сил. Я в Советском Союзе работал в газетах, на киностудиях, но такого ритма не представлял себе. Он буквально осушает мозги.

Тем не менее писал по выходным, в отпусках, и у меня вышло здесь несколько книг.

- А тебя не смущает, назовем это так, изменение качества спроса? Вот две относительно недавние книги Анатолия Гладилина - роман "Тень всадника" и публицистика "Жулики, добро пожаловать в Париж!" И две судьбы. Роман, очень, на мой взгляд, хороший, заметили, но не более того, а "Жулики..." стали бестселлером.

Ну и что? Я был очень доволен успехом "Жуликов...", которые, кстати, печатались в сокращенном виде в "РГ". Тогда книга называлась "Преступники, добро пожаловать во Францию!" Но умный Вася Аксенов посоветовал: сделай чуть полегче - "Жулики, добро пожаловать в Париж!" И он оказался прав.

Я долго не мог найти на эту книгу издателя, настолько она была неполиткорректна. Одно дело - публикация отрывков в газете, другое - отдельное издание полного текста. Я очень рад, что она стала популярной в России, а во Франции - настольной книжкой живущих здесь русских.

- А французы ее заметили, она была издана на французском?

Я во всяком случае делал все для того, чтобы они не заметили.

- Почему?

Я живу во Франции, и мне за эту книгу вполне могут впаять срок, обвинив в расизме, ксенофобии, в том, что я сторонник Ле Пена.

- А как же свобода творчества?

Это другой вопрос, во Франции свобода творчества есть, но если публикуешь такую книжку, ты навсегда закроешь перед собой множество дверей. Но в данном случае мне плевать на Францию. Хотя у меня были хорошие отношения с местными издателями, одна моя книга очень хорошо прошла. Но я понял за эти годы одну простую вещь: чтобы писателя издавали на всех языках, ему должно очень повезти. А чаще всего писатель нужен только своему читателю. И для меня главное - русский читатель...

- ...Для которого Гладилин все-таки очень мало пишет. Я попрекну тебя твоим другом Аксеновым. Вот уж кто был человеком общительным и общественным - участвовал во всем, в чем можно было участвовать. И сколько успел написать!

У Васи помимо огромного таланта была колоссальная работоспособность. Работа доставляла ему удовольствие. Это на самом деле очень редко встречается, особенно в русской литературе. Так же много, плодотворно и радостно работал Алексей Николаевич Толстой.

- Выходит, все остальные мучились?

Конечно, мучились. Были моменты вдохновения, но вспомни Толстого, Льва Николаевича, который бесконечно переписывал свои тексты, постоянно пилил себя. Достоевский быстро писал, но материальные обстоятельства, долги хватали его так, что он понимал: надо умереть, но дописать, иначе издатель заберет аванс. Я согласен с Андреем Битовым, который говорил, что каждая книга начинается с того, что я гляжу на чистый лист бумаги с ненавистью.

В общем, для меня писание - это работа, а для Васи это был праздник. Я счастлив, что, несмотря ни на что, написал "Тень всадника", лучший мой роман, но у меня нет такого дара работоспособности, как у Аксенова, и в моем юном возрасте все труднее садиться за прозу.

- У твоей мемуарной книги "Улица генералов" есть подзаголовок - "Первая попытка воспоминаний". Стоит ли ждать вторую попытку?

Думаю об этом.

- Кстати, в этой первой попытке ты почему-то обошел такую яркую страницу своей жизни, как работа на радио "Свобода".

Так я же целую книгу написал на эту тему - "Меня убил скотина Пелл", где описаны нравы, царившие, а может, и царящие до сих пор на этой станции.

- В тебе говорила какая-то личная обида?

Конечно, была обида, но дело не только в этом. Радиостанция и ее парижское бюро - это не одно и то же. Мы были автономным образованием, у нас работали слишком уважаемые авторы, чтобы с ними не считалась американская администрация. Я своим ребятам всегда говорил, что руководство станцией просто ничего не соображает, а Володя Максимов того же Пелла в своих интервью иначе как мерзавцем и мошенником не называл. И тот ведь проглатывал до поры до времени...

- Так что осталось для второй, а может, и третьей попытки?

То, что называют шестидесятничеством. Понимаешь, до апреля я думал, что вот так и буду сидеть на своем балконе и наблюдать. По наглости своей я как-то представить себе не мог, что меня самого может в любой момент выдернуть товарищ Всевышний. А вернувшись в апреле из Москвы, я оказался в госпитале с дичайшим воспалением легких. Врачи с трудом вернули меня к жизни. И, побывав "там", вдруг понял, что я практически последний свидетель событий нашей молодости.

Во-первых, кто были шестидесятники? В свое время, когда это считалось модным, их было очень много, теперь, когда не модно и не политкорректно, кое-кто открещивается. Остались же единицы. В поэзии - Евтушенко, Ахмадулина, Юнна Мориц, чьи стихи, как сейчас стало ясно, не слабее Беллиных. Из прозаиков - Войнович и я, грешный. Из драматургов - Эдик Радзинский. Миша Рощин появился уже позже, в другое время. Из критиков, их тоже надо не забывать, - Рассадин, Сарнов и даже Феликс Кузнецов, к которому сейчас можно относиться как угодно, но тогда он был другой. Было время, когда он отстаивал даже свое авторство термина "шестидесятничество", а потом он легко отдал его Рассадину.

Как ни странно, в этот список не входят такие роскошные, прекрасные писатели, как Андрей Битов, Фазиль Искандер. Или ныне, к сожалению, незаслуженно забытый Анатолий Приставкин. Они были, но находились не на авансцене. А шестидесятничество - это обязательно звонкая слава, сумасшедшие тиражи, полные залы... Общественное явление.

Да что говорить, даже Бродский к этой категории не принадлежит.

- Хотя процесс над ним, когда его объявили тунеядцем, состоялся еще в хрущевские времена.

А я помню, как мы с Васей приехали в Ленинград подписывать договоры с киностудией. Две знаменитости. Уже вышла моя "Хроника времен Виктора Подгурского", аксеновский "Звездный билет". Нас поселяют в гостиницу "Астория". И мы в номере устраиваем прием для друзей. Накрыли роскошный стол. И они, желая похвастаться перед нами, говорят: а у нас есть очень интересный, талантливый поэт, совсем молодой парнишка. Ну-ка, Иосиф, иди сюда. Откуда-то из-за спины появляется рыжий парень и начинает читать.

Вася, как человек дипломатичный, сказал: очень хорошо. Я как человек недипломатичный, воспитанный тогда на рифмах Евтушенко и Вознесенского, сказал: а мне что-то не очень понравилось. Вот как выпендривались!

- Если говорить о временных рамках, то шестидесятничество началось с твоей "Хроники времен Виктора Подгурского", которая в журнале "Юность" напечатана аж в 1956 году?

Еще раньше, со стихов Евтушенко и Рождественского.

- А закончилось?

С завершением хрущевской "оттепели". И с подписанием письма в защиту Синявского и Даниэля. Его составили мы втроем - Аксенов, Владимов и я, подписали все наши ребята. Четвертым - Евтушенко, умудрившись даже переставить свою фамилию в самое начало списка. Я был категорически против того, чтобы давать письмо Вознесенскому, которого выдвинули тогда на Ленинскую премию, что мне казалось важным. Андрей, узнав про это, страшно обиделся, прибежал и тоже подписал. Как и Рождественский, который был чуть ли не секретарем Союза писателей.

- Сегодня к шестидесятничеству отношение немного ироничное: мол, побузили, но не более того. Ни к чему это не привело. Разве что действительно принесло личную славу - без всякого общественного эффекта.

Эффект был, и очень сильный. Мы на своих книгах воспитали целое поколение, а, может быть, и два, которые продолжали строить советскую власть, были хорошими инженерами, конструкторами, военными, но мы заложили в них критическое отношение к окружающей действительности. Именно эти поколения фактически сделали перестройку.

Что же касается сегодняшнего отношения, то, наверное, это нормально. Любое поколение утверждается и самоутверждается, опрокидывая предыдущее. Мы сами поступали таким же образом, хотя наши предшественники были поколением героическим, военным. Но мы считали, что оно, прекрасно проявив себя на войне, остановилось, не смогло сделать следующего шага, на который решились мы, - открыто критиковать режим.

Причем, пожалуй, за исключением Володи Максимова, мы все полагали, что систему можно улучшить, усовершенствовать, не разрушая Советский Союз. То есть выступали за "коммунизм с человеческим лицом", хотя тогда этот термин еще не существовал. Хотелось другой жизни, каких-то зачатков демократии. Хотелось, чтобы той же литературой или тем же кино управляли не те идиоты, которые были назначены сверху, а люди понимающие.

Такие были и среди старшего поколения. После доклада комсомольского вожака Павлова, заявившего во всеуслышание, что воспитанию советской молодежи мешают американский империализм и книги писателя Гладилина, меня, что называется, "закрыли": пьеса в театре Вахтангова, фильм, договоры на новые книги - все в одночасье кончилось.

И тогда Константин Симонов написал статью в мою защиту. Проведя очень простую мысль: зачем на молодых так грубо нападать? С ними надо работать. Статья уже стояла в "Комсомолке", но в последний момент ее сняли. Там наверху сообразили, что подобная полемика, даже если ответить Симонову, только даст дополнительную популярность Гладилину.

И начался зажим по всему фронту. Литературный Ленинград просто задавили. Там ведь не было напечатано ни одного стихотворения Бродского! У Довлатова - ни одной строчки! Он публиковался только в Таллине, писал сельскохозяйственные и еще какие-то очерки.

- То есть шестидесятничество отнюдь не синоним диссидентства?

Ни в коем случае. Ни о какой политике мы тогда не думали, только о литературе. Политика подхватила меня уже на Западе, куда, кстати, я уехал по чисто литературным причинам. Поскольку было твердое убеждение: в СССР ничего уже напечатать не смогу. А тем, кто раздумывал, уезжать или не уезжать, всегда говорил: пока хоть какие-то ваши книги выходят в Советском Союзе, оставайтесь.

Да я сам крутился до последнего. Перебивался переводами. Даже в "Фитиле" михалковском подрабатывал. Сергей Владимирович как-то остановил меня и говорит: "Толя, ты просто не был в хороших руках. Пойдешь ко мне работать!" Я подумал: господи, сочинять анекдоты про советскую власть, да еще деньги за это получать? Что может быть лучше. Мы там веселились от души. Михалков приводил к нам сына Никиту, приговаривая: "По-моему, ребята, из него получится неплохой актер. А ну Никита, покажи, как пьяный ссыт!" И Никита послушно исполнял этот номер...

- Но после Михалкова ты попал в компанию Андрея Дмитриевича Сахарова. Это же чистое диссидентство.

Да, но даже Люся Боннэр была против того, чтобы я занимался политикой. Когда в их квартире подписывались диссидентские письма, она говорила: "Толя, ты в эти дела не лезь, твое дело - писать книги". Один раз, когда она отвернулась, я поставил подпись под письмом в защиту Сергея Ковалева.

Сахаров же был и остается моим кумиром. Это самый замечательный человек из тех, с кем свела меня судьба. Именно он, кстати, посоветовал мне ехать в Париж: как он сказал, помогать Максимову, к которому он очень хорошо относился, выпускать "Континент". Так что от начального предложения осесть в Мюнхене на "Свободе" я отказался. И не жалею.

- Эмигрантская среда не разочаровала?

Меня здесь захватила политика, и как писатель я отметил для себя такую вещь: те же диссиденты при Сахарове вели себя совершенно иначе. Он был предельно мягкий человек, но авторитета огромного, и его слушались беспрекословно. Разве что Андрей Амальрик позволял себе спорить с ним.

Но те же диссиденты, оказавшись на Западе, тут же начинали надуваться. В том числе литераторы. Однажды Максимов мне позвонил и спрашивает: ты знаешь такого-то? Я говорю, что знаю. - Как твое мнение? - Может быть, я ничего не понимаю в поэзии, но у него есть четыре строчки, а больше ничего такого хорошего он не написал. - А он мне звонил из Москвы, сказал, что ему дали разрешение на выезд, просил организовать ему в Вене Би-би-си, "Голос Америки", "Свободу" и обязательно телевидение из Америки, Англии и Германии. Мы посмеялись, и на этом все кончилось.

Помню еще, как приехал такой милый парень, который говорил о себе так: я генеральный секретарь подпольного советского профсоюза. Когда он повторил это в третий раз, я спрашиваю: послушайте, а сколько вас в этом профсоюзе? Он, потупив глаза, ответил: нас активных человек десять... И уже генеральный секретарь!

Конечно, в системе "против" мы все действительно были дружны. И сюда я приехал, воспитанный на этой нашей прежней корпоративности. А потом обнаружил, что в эмиграции идут жестокие споры. Здесь, как стало ясно позднее, в лабораторных условиях, в пробирке ставился опыт, который повторяется в масштабах всей страны. Пока нас сплачивала борьба с той системой, мы не обсуждали между собой, кто как представляет будущее.

- Удачных тебе литературных попыток!

Из досье "РГ"

Гладилин Анатолий Тихонович родился 21 августа 1935 г. в Москве. После окончания школы работал электромехаником, учился в Литературном институте им. А.М. Горького.

Быструю и громкую известность принесла Гладилину уже первая повесть "Хроника времен Виктора Подгурского", опубликованная в журнале "Юность" (1956) - тогдашнем органе своеобразного оппозиционного романтизма, возбудившем в отечественной литературе волну послеоттепельной" исповедальной прозы. Дальше были повести "Бригантина" поднимает паруса. История одного неудачника", "История одной компании", "Вечная командировка", "Евангелие от Робеспьера".

Открытое выступление против суда над А. Синявским и Ю. Даниэлем привело к постепенному вытеснению Гладилина из отечественного литературного процесса и побудило писателя эмигрировать в 1976 г. в Париж. За границей написал романы "Большой беговой день", "Меня убил скотина Пелл" и др.

После того, как в 1991-м Гладилину было разрешено возвратиться на родину, он регулярно бывает в России. В 2000-е годы изданы его новые книги: "Тень всадника", "Улица генералов" и "Жулики, добро пожаловать в Париж!" (отрывки из нее публиковались в "РГ - Неделя").

Анатолий Гладилин

История одной компании

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я никогда не любил фотографироваться. Особенно в большом фотоателье. По-моему, есть что-то постыдное, когда унылый фотограф, озверевший от мелькания десятков лиц, которые надо рассматривать обязательно пристально и обязательно в фокусе (не то, что прохожих на улице – глянул, плюнул и отвернулся), деловито командует: «Выпрямитесь, чуть влево, теперь вправо, подымите подбородок, улыбнитесь», – а сам про тебя думает: «Морда ведь кирпича просит, а тоже желает быть красивым», – а ты сидишь и, конечно, догадываешься, что думает про тебя служащий ателье. Но все равно волей-неволей твои глаза принимают этакое полумечтательное-полупрезрительное выражение (знаешь, что это тебе идет, перед зеркалом проверял), потому что все мы хотим выглядеть хотя бы симпатичными, хотя бы в молодости – вдруг придется дарить эту фотографию любимой девушке, вдруг сын твой лет через двадцать пороется в семейном альбоме и скажет: «А отец у меня ничего был», – или вообще когда умрешь и когда похоронят, то именно эту фотографию как самую удачную возьмут на памятник, и будешь ты взирать на грядущие поколения, молодой, красивый, возбуждая элегические раздумья о быстротечности жизни.

И ведь все наши ребята, насколько я знаю, тоже не любили фотографироваться, но, тем не менее, лет двенадцать назад собрались мы все и поплелись в фотоателье на Арбате, и ведь никто нас не принуждал, и нельзя сказать, что случайно: помню, долго созванивались, сговаривались, выбирали день, и вот результат – все мы, шесть идиотов, взираем с темной бумаги (15X20), наклеенной на картонку.

Слева сидит Юра Бутенко по прозвищу Артист. Или он тогда уже умел позировать, или чувствовал, что всю жизнь быть ему на сцене, но получился он этаким думающим, солидным парнем. Будь мы все такими, висеть бы нам до сих пор в витрине этого ателье, делая рекламу тамошним мастерам.

Кстати, теперь я часто сравниваю наш снимок с другой фотографией – открыткой, которая продается в любом киоске за двадцать копеек и которую часто (сам видел) покупают девушки (отмечая тем самым свое совершеннолетие), а на той открытке Юра Бутенко изображен вполоборота, лицо, несколько утомленное известностью, словно он снимался в кино с Чарли Чаплином, хотя он, Юра, играл всего в трех фильмах, но для девушек и этого достаточно. Надо бы мне носить всегда с собой наш групповой снимок. А то когда я рассказываю незнакомой компании, что знаю Бутенко, вместе учились, Артистом мы его звали, люди, с которыми я говорю, незаметно для меня переглядываются, дескать, тоже выискался, к знаменитостям примазывается. И вот эти якобы незаметные взгляды приводят меня в уныние, и я начинаю внутренне готовиться к тому прекрасному дню, когда Юра, встретив меня на улице, сделает вид, что не узнает. Вернувшись домой, я опять достаю наш снимок, изучаю его, вздыхаю: «Нет, не может такого быть». Хорошо получился на нашей фотографии еще один человек – Яша Штенберг (сидит в центре), – единственный из всех нас в костюмчике и галстуке, взгляд в сторону от объектива, прилежный мальчик, недаром мы его Пятеркой звали: лучший был ученик в нашем классе и тут не подвел. Смотрю я на его примерную физиономию, и мне хочется крикнуть: «Боря, Боря, выходи из моря!» Так мы кричали в детстве маменькиным сынкам, рыхлым, сытым, беспомощным, в любую минуту способным наябедничать.

Я и тогда, лет двенадцать назад, был уверен, что из Яши Штенберга, как и из всех круглых отличников, ничего особенного не выйдет. В общем, так оно и случилось. Звезд с неба Яша не нахватал. Но кто мог предположить, что этот чистюля, зубрила – одним словом, Пятерка – тихо и скромно, с рюкзаком за плечами (где ни оружия, ни молоточков, а какие-то геодезические приборы, названия которых мне не произнести) пройдет и тайгу, и тундру, и Горный Алтай, и Каракумы и с ним, естественно, будут приключаться разные истории, типичные для этих экзотических мест. И любопытно, что ничего он потом не расскажет, разве что мы хором начнем вытягивать из него слово за словом, как пескарей из пруда.

Я смотрю на его застывшее лицо и пытаюсь понять, где там запрограммирована (модное словечко!) страсть к путешествиям, к спальному прожженному мешку, к долгому, весьма близкому общению с комарами и прочим гнусом? Нет, ничего не видно. Обыкновенный «Боряборя выходи из моря», только на карточке хорошо получился, его и Артиста оставили бы на витрине.

Но остальные на витрину не тянут. Правда, Мишка Медведев (по кличке «Медведь», он сидит справа) как был красавчиком, так и остался.

В выходной по улицам никогда не бродили? Или в незнакомом городе не останавливались у фотоателье? Небрежно так не рассматривали групповые снимки выпускников 57-й школы, экскурсантов у входа в краеведческий музей, старшеклассников балетного училища? Ваши впечатления? Если честно?

«Что это за сборище эвакуированных, неужели этих девочек кто-то замуж взял, а вот та с краю ничего, ей-богу, и вот этот мальчик на киногероя похож». И если еще раз пройдете мимо витрины, то обязательно взглянете на запомнившееся вам лицо. Так и с нашей фотографией. Профессиональные фотографы, конечно, раскритикуют: дескать, напряженное лицо, не виден характер… Но просто любители сразу обратят внимание. Недаром в те времена, приходя на вечера в женские школы и называя номер своей, мы слышали в ответ: «А, школа Медведева!» И, конечно, мы не сомневались, что если когда-нибудь Медведев женится, то в самом худшем случае на Сильване Пампанини. А он в двадцать шесть лет нашел девочку ничем не примечательную и стал примерным семьянином. И никаких уж очень высоких постов не занимает. Ему сейчас тридцать, работает в министерстве, с капиталистами торгует.

Первым слева (я все про нашу фотографию, оригинальная композиция: трое сидят, трое стоят, – мастер долго голову ломал) стоит Сашка Чернышев (Барон). Раскрыл рот, чуть прищурился, будто хотел сказать: «Пошли вы от меня, нечего глаза пялить», – словом, характер ясен, это тоже не для витрины. Да и надо ли выставлять? Таких школьных фотографий миллион, и никому они не интересны, разве что, исключая одной, и то не фотографии, а картины, где изображены лицеисты. Этот с лицейского порога «на корабль перешагнул шутя, и с той поры в морях твоя дорога», другой… И т.д. Но эти лицеисты известны всей России только потому, что среди них был кудрявый мальчик с доброй примесью африканской крови, ставший впоследствии первым русским национальным поэтом.

Среди наших ребят нет великих людей. Правда, однажды, давным-давно, когда мы говорили на эту тему, Сашка Чернышев со свойственной ему наглостью (недаром получил кличку «Барон») сказал, что, дескать, кто знает, может, есть и среди нас (явно имея в виду свою собственную особу). И когда сейчас по торжественным дням Чернышев надевает выходной костюм, на лацкане которого поблескивает медаль лауреата, мы понимаем, что Сашка кое-что значит. Однако думаю, беда его в том, что и он сам и его работа насквозь засекречены, и вряд ли почтенная публика скоро узнает, чем он все-таки занимается, а публика любит людей известных.

- (р. 1935) русский писатель. Повести (Хроника времен Виктора Подгорского, 1956), роман Прогноз на завтра (1972), рассказы о нравственных исканиях молодежи. В повести Евангелие от Робеспьера (1970) гибель вождей Великой французской революции в… … Большой Энциклопедический словарь

- (р. 1935), русский писатель. Повести («Хроника времён Виктора Подгурского», 1956), роман «Прогноз на завтра» (1972), рассказы о нравственных исканиях молодёжи. В повести «Евангелие от Робеспьера» (1970) гибель вождей Французской революции конца… … Энциклопедический словарь

- (р.1935). Рус. сов. прозаик, более известный произв. др. жанров. Род. в Москве, после окончания школы работал электромехаником во Всесоюзном НИИ Мин ва станкостроения, окончил Лит. ин т им. А.М.Горького, работал в ред. газ. "Московский… … Большая биографическая энциклопедия

- … Википедия

- … Википедия

Анатолий Тихонович (род. 1935), русский писатель. Повести (Хроника времён Виктора Подгурского, 1956), роман Прогноз на завтра (1972), рассказы о нравственных исканиях молодёжи. В повести Евангелие от Робеспьера (1970) гибель вождей Французской… … Русская история

Гладилин фамилия. Известные носители: Гладилин, Анатолий Тихонович (род. 1935) русский советский писатель, диссидент. Гладилин, Виктор Петрович (1921 1967) Герой Советского Союза (лишён звания). Гладилин, Владимир Васильевич… … Википедия

Анатолий Тихонович (р. 1935, Москва), русский прозаик. После окончания школы (1953) работал электромехаником, учился в военном училище, но не окончил его. С 1954 по 1958 г. учился в Литературном ин те, работал в газете «Московский комсомолец»,… … Литературная энциклопедия

Это служебный список статей, созданный для координации работ по развитию темы. Данное предупреждение не ус … Википедия

Служебный список статей, созданный для координации работ по развитию темы. Данное предупреждение не устанавл … Википедия

Книги

• Репетиция в пятницу , Гладилин Анатолий Тихонович. Сталинизм преодолен навсегда или никуда не пропадал, а затаился, и цепь случайных событий может привести к его возрождению? "Репетиция в пятницу" Анатолия Гладилина, написанная в далеком 1977…
• Тигрушка , Гладилин Анатолий Тихонович. Кто такие "шестидесятники" и в чем их феномен? Неужели Аксенов, Бродский и Евтушенко были единственными" звездами" той не такой уж и далекой от нас эпохи высоких дамских начесов и…

вторая редакция.

Гладилин Анатолий Тихонович (р. 1935), русский советский писатель. Родился 21 августа 1935 в Москве. После окончания школы работал электромехаником, рабочим, несколько месяцев проучился в военном училище.

В 1954–1958 учился в Литературном институте им. А.М.Горького. Был и.о. заведующего отделом искусства и культуры газеты «Московский комсомолец», редактором киностудии им. М.Горького, много ездил по стране.

С писателем Анатолием Гладилиным встречалась я во время работы в библиотеке. Довольно странно происходила эта встреча. Незадолго до этого прогремели на всю страну и взбудоражили читающую публику имена Василия Аксёнова и Анатолия Гладилина. Он дебютировал на страницах "Юности" в 1956 году повестью "Хроника времен Виктора Подгурского». Было ему тогда 20 лет.

Эти книги рассказали о том, что на самом деле происходило с современной молодежью. Авторы первыми сказали правду. И тогда это казалось какой-то фантастикой. Они писали языком, которым говорила молодежь. Они оказались в нужном месте в нужное время.

В годы хрущевской "оттепели" имя Гладилина получило широкую известность вместе с именами Василия Аксенова, Булата Окуджавы, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной.

Вот его собственные воспоминания об этом времени: «Нам повезло еще и в том смысле, что мы успели войти в литературу. Трудно было "закрыть" Васю Аксенова. Когда же перестали печатать мои книги на современные темы, я ушел в историческую прозу. Однажды на конференции журнала "Юность" ее тогдашнего главного редактора Бориса Полевого спросили, почему он не публикует Гладилина. Тот ответил: "Я бы с удовольствием его печатал, но он молчит, исписался".

А у меня стол ломился от новых вещей. Но вот следующему поколению сразу дали по голове после того, как поняли, что мы люди настолько самостоятельные и известные, что с нами трудно справиться. Когда считали, что я напечатал антисоветскую вещь или когда я подписывал письма в защиту Синявского и Даниэля, а потом Солженицына, меня вызывали в ЦК партии, хотя я никогда не состоял в ее рядах.»

В то время я начинала устраивать литературные встречи в библиотеке. Первые знакомства того времени сохранились на долгие годы. В. Порудоминский, Н. Эйдельман, В.Лакшин…И решила я устроить вечер популярного автора Анатолия Гладилина.

Приглашали писателей через Отдел пропаганды советской литературы при Союзе писателей. Находился он рядом с ЦДЛ и размещался в большой комнате, перед которой был узенький коридор. Три дамы давали работу библиотекарям и писателям. Библиотечные работники просили интересных писателей, а писатели ждали встреч, чтоб немного заработать. За выступление платили гроши, кажется, 7 рублей. Несколько раз я просила о встрече с Гладилиным, а мне отказывали, Он, мол, занят, на встречи не ходит. Но не на ту напали. Я достала телефон писателя и довольно серьёзно стала выговаривать за отказ от встреч.

Оказалось, всё это враньё. Над ним уже сгущались тучи недовольства. Его не печатали, не выпускали на выступления. Тогда мы сговорились с Анатолием Гладилиным пойти на маленькую хитрость. Вместе поехали в Отдел пропаганды Союза писателей, я вошла, а он задержался в коридорчике. Когда я произнесла его имя, попросив путевку на встречу, а мне отказали, сославшись на его занятость, он появился в комнате и возразил, сказал, что хочет пойти на встречу. Мы победили.

И встреча состоялась. Зал был полон, он читал свои новые рассказы.
И здесь в мои воспоминания входит молодая девушка, присутствовавшая на встрече.
Она задала вопрос писателю: Если Ваши рассказы такие хорошие, почему же их не печатают? Как молоды и наивны мы были!

Гладилин никогда не был диссидентом, никогда не хотел свергать советскую власть и считал, что она на века. Во время "оттепели" в 1961 году он побывал с группой советских писателей в Париже. Город показался раем земным. Но когда он приехал на постоянное жительство, то очень быстро почувствовал: одно дело оказаться во Франции туристом, а другое - жить. Такого Парижа его молодости он больше не видел.
Гладилин открыто выступил против суда над Даниэлем и Синявским. В 1976 году Анатолий Гладилин был вынужден эмигрировать из страны. С тех пор живёт в Париже.

В эмиграции он работал на радио «Свобода» и « Немецкая волна».
«У меня не было никаких иллюзий. Вася Аксенов в мемуарах "Таинственная страсть" написал о Подгурском - то есть обо мне - что он уехал без копейки денег, без всяких связей, рассчитывая на какое-то чудо. Когда самолет пересек границу, я сказал себе: "Забудь, что ты был известным писателем. Здесь тебя никто не знает. Здесь надо работать.

Я стал работать в парижском бюро "Радио Свобода". У нас собрались такие замечательные люди, как Галич, Максимов, Некрасов, поэтесса Наталья Горбаневская, которая вышла на Красную площадь, протестуя против вторжения в Чехословакию. Журналистика меня очень увлекла. Я впервые занялся политикой - как французской, так и международной, а литература отошла на второй план. В России я, несомненно, написал бы больше».

Он издал скандальную книгу "Жулики, добро пожаловать в Париж!", в которой во всех бедах обвинял афро-арабскую эмиграцию. Набирает силу исламский фашизм, который просто-напросто завоевывает Европу. Защищаться будут разве что немцы и англичане, которые привыкли драться, но не французы. Они не сопротивляются. Иначе тебя могут объявить расистом. Они считают: выжили под немцами, выживем и под мусульманами.
Анатолий Гладилин иногда приезжает в Россию. Для знакомства читателей со стилем этого автора читатели смогут прочитать его записки о последних днях в Париже Булата Окуджавы.

ПРАРИЖ. ОКУДЖАВА. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
www.rg.ru/Anons/arc_2001/0609/5.shtm;

"... Булат Окуджава умер не в Безбожном. Но совершенно точно - жил он и будет жить в Божественном, в доме Божественной Поэзии, где прописан навечно.
Виталий ДЫМАРСКИЙ."

Произведения Анатолия Гладилина:

«Хроника времен Виктора Подгурского» (1956)
«Идущий впереди» (1958)
«Бригантина поднимает паруса» (1958)
«История одного неудачника» (1959)
«Дым в глаза. Повесть о честолюбии» (1959)
«Песни золотого прииска» (1960)
«Вечная командировка» (1962)
«Первый день нового года» (1963)
«История одной компании» (1965)
«Евангелие от Робеспьера» (1969)
«Прогноз на завтра» (1972)
«Сны Шлиссельбургской крепости» (1974)
«Два года до весны» (1975)
«Секрет Жени Сидорова» (1975)
«Тигр переходит улицу» (1976)
«Репетиция в пятницу» (1974-1975)
The Making and Unmaking of a Soviet Writer, Ann Arbor, 1979 (книга о советской литературе 60-х годов, опубликованная только на английском)
«Парижская ярмарка» (1980)
«Большой беговой день» (1983)
«ФССР. Французская Советская Социалистическая республика» (1985)
«Меня убил скотина Пелл» (1991)
«Тень всадника» (2000)
«Меч Тамерлана» (2005)
«Жулики, добро пожаловать в Париж» (2007)
«Улица генералов» (2008)
Ссылки
Анатолий Гладилин в «Журнальном зале»
Гладилин, Анатолий Тихонович
«Евангелие от Робеспьера». М.: Политиздат. 1969
Анатолий Гладилин: Европа сама себе роет яму

Гладилин Анатолий Тихонович - представитель так называемой антисоветской прозы. Его творческий путь начался в 1965 году с публикации «Хроники времен Виктора Подгурского». В годы «оттепели» его имя прогремело в литературных кругах. Произведения Гладилина стоят в одном ряду с книгами таких авторов, как Аксенов, Окуджава, Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина.

Биография

Гладилин Анатолий Тихонович родился в 1935 году, в Москве. Учился в Литературном институте им. Горького, но не окончил его. После того как в «Юности» были опубликованы первые произведения, в творчестве произошел длительный застой. К счастью, писатель получил приглашение в газету «Московский Комсомолец», для которой на протяжении недолгого времени писал статьи.

Гладилин Анатолий Тихонович несколько лет проработал в редакции В шестидесятые годы писатель стал проявлять себя и как активный общественный деятель. Например, выступил в поддержку литераторов Синявского и Даниэля во время громкого судебного процесса.

Писатель-шестидесятник

В период оттепели, когда литература являлась для советских людей единственной отдушиной, проза Гладилина занимала относительно скромное место. В шестидесятые годы журнал «Юность» был обязан своими миллионными тиражами прославленным авторам, чьи творения впоследствии стали классикой. Творчество героя этой статьи было быстро забыто соотечественниками.

Гладилин Анатолий Тихонович, биография которого сложилась типично для литераторов шестидесятых-семидесятых годов (сложность в издании произведений, эмиграция), в своих книгах стремился ответить на вопрос о том, как жить в это непростое время, не повторяя ошибок своих отцов. «Евангелие от Робеспьера» - повесть, посвященная революционерам. Последнее произведение, написанное в Советском Союзе - «Прогноз погоды», - удалось напечатать лишь в Германии. Гладилин Анатолий Тихонович, книги которого стали появляться в начале шестидесятых, нередко сравнивали с писательницей Франсуазой Саган.

Юный автор

Первое произведение Гладилина, которое имели удовольствие прочитать советские читатели, написано было тогда, когда автору едва исполнилось двадцать. Его сравнивали с французским прозаиком Саган. Ведь литературный путь знаменитой писательницы тоже начался весьма рано: в семнадцать лет. Однако разница состояла в гонорарах. Саган получила за первый свой роман огромную сумму. Она бы могла в дальнейшем существовать вполне безбедно, если бы не расточительный и разгульный образ жизни. Гладилин же получил за свою дебютную работу «Хроника времен Виктора Подгурского» гроши.

Гладилин Анатолий Тихонович, произведения которого вызвали в шестидесятых годах резонанс, придерживался взглядов, которые работники цензуры называли «антипатриотическими». Известно, что этот писатель в молодые годы вел жизнь яркую, насыщенную. Он был знаком с выдающими актрисами театра и кино. Среди его близких друзей была и Марина Влади, которая в первые годы своего пребывания в Советском Союзе, не успев осознать наивность своих романтических убеждений, однажды задала прозаику риторический вопрос: «Почему вы такой антисоветский?». Для того, чтобы ответить на него, следовало родиться и повзрослеть в этой стране. Но несмотря на общепринятое мнение, Гладилин никогда не был диссидентом. Он не мечтал о свержении советской власти и верил в то, что она на века.

Первая поездка на Запад

Для человека, который прожил жизнь за «железным занавесом», Европа казалась землей обетованной. В 1962 году группа советских писателей посетила Париж. В составе ее был и Гладилин. За литераторами следили сотрудники КГБ. Их водили по «городу влюбленных» согласно строгой инструкции. Несмотря на постоянный контроль, писатель был поражен. Париж показался ему настоящим раем. И только спустя годы Гладилин понял, что одно дело посетить этот город в качестве туриста, совсем другое - жить здесь.

Эмиграция

Как и многие другие писатели второй половины прошлого века, Гладилин вынужден был уехать из страны, дабы избежать ареста. Кроме того, в его столе хранилось немало сочинений, которых никогда бы не пропустила советская цензура. Писатель эмигрировал. Но спустя годы признался, что если бы знал о грядущей перестройке, никогда бы не уехал из Советского Союза. На Западе была свобода. Литературные произведения в Париже не подвергались цензуре. Но там не было читателей.

В Париже Гладилин заставил себя забыть о том, что он известный писатель. Он устроился работать в организацию «Радио Свободы». Коллегами прозаика стали выдающиеся советские литераторы, которые также вынуждены были некогда покинуть Советский Союз. Журналистика увлекла Гладилина. Художественная литература ушла на второй план.

Книги

На родине Гладилину удалось напечатать три произведения. Среди них - историческая повесть «Сны Шлиссельбургской крепости». Главный герой книги - Ипполит Мышкин, предпринявший попытку вывезти из Сибири Чернышевского. В Советском Союзе была издана повесть «Секрет Жени Сидорова».

В Париже Гладилин написал «Большой беговой день», «Кипарис под снегом» и несколько документальный произведений.

Другие книги Гладилина:

1. «Дым в глаза».
2. «Вечная командировка».
3. «Меч Тамерлана».
4. «Тень всадника».
5. «Улица генералов».

Личная жизнь

В эмиграцию уехал с женой Гладилин Анатолий Тихонович. Семья у писателя, впрочем, была не одна. Когда он уезжал из СССР, личная жизнь его была довольно запутанной. Спустя несколько лет после прибытия во Францию, Гладилин встретился с бывшей женой. Через несколько месяцев оказалось, что она ждет ребенка. Писателю удалось вывезти из Советского Союза и ее. Сегодня Гладилин - глава большого семейства. У писателя две дочери от разных браков, внуки. Время от времени он посещает родину и охотно дает интервью российским журналистам.