Аткай аджаматов я горжусь краткое содержание. "и малые звезды украшают небо"

Верность (сборник)

© Аткай, наследники, 2007

© ИД «Эпоха», 2007

Слово о себе

Сейчас, когда я собирался написать «слово о себе» для этой книги, вдруг заметил, вернее, еще раз вспомнил, что у меня почти нет стихов, написанных от первого лица, от «лирического я».

Разве только те, где говорю о своей неудавшейся первой любви…

Но сам я еще с детства любил слушать кумыкские песни героя о своем подвиге и читать стихи, в которых автор выражает свое «я».

Песни героя о себе – как на черкеске газыри! Я говорю о тех газырях, которые полны порохом. Песни героев о своих подвигах – это не хвастовство. Песня и подвиг – близнецы.

Если станет аргамак похваляться,
Скажет: «Был я в походе первым».
Если сокол станет похваляться,
Скажет: «Сбил я на лету лебедя».
Если станет герой похваляться,
Скажет: «Много я по свету странствовал,
но вернулся в отчий дом».

Поскольку я, автор этой книги, в походе первым не был, на лету лебедя не сбил, много по свету не странствовал – похваляться мне нечем. Я еще в дороге. Мое желание другое: сохранить в себе вечное удивление миром, людьми. Первозданно, как в детстве.

Был я маленьким. Зеленое поле. Дорога ровная. Но вдруг линейка покачнулась, спускаясь в неглубокую, не очень широкую балку, свернула с дороги и выехала на цветущий луг. Как удивительно бесшумно покатились колеса!

Никогда не забыть бы мне это диво – мягкую, зеленую тишину!

Был я маленьким. Бахчевое поле. Как Млечный Путь, протянулся длинный тонкий стебель арбуза. Боже, какой он огромный! Как целая луна с зеленым ореолом.

Никогда не забыть бы мне это огромное, круглое, полосатое чудо!

Был я маленьким. Вернулись домой к вечеру. Вошли в комнату, в ней оказалось темно. Я маленький, радостный – комната печальная. Моя бабушка Бы-кый-абай зажгла большую лампу. Алла-лалай, валла-лалай! Как я удивился волшебному свету!

Удивление – начало моей жизни,
Удивление – середина моей жизни,
Удивление – пусть станет концом моей жизни.

Находясь в дороге, как бы я хотел в своем поэтическом пути сохранить вечную молодость восприятия.

Мне бы к людям заглянуть,
Тихой строчкой прошептать,
Нежность в девушку вдохнуть,
Парня к мужеству призвать;
В дом за домом бы суметь
Постучаться по пути -
Ухо каждое задеть,
В сердце каждое войти!

АТКАЙ

Певец и каменотес

Перевод Л. Миля

Гранит у нас такой,
Он полон тайной жизни,
Сожмешь его рукой -
Не влага, песня брызнет.

Коль встретиться пришлось,
Поймет и без расспросов
Певца – каменотес,
Певец – каменотеса.

И воин на войне,
Захваченный врагами,
Как камень каменел,
Чтоб стать немым, как камень.

К нам в горы не пройти!
И мой народ спокоен:
Ведь камень на пути
У ворога,
Как воин.

А если уж беда -
В часы большой печали
Гранитные уста
По-нашему кричали.

Вот почему всегда
Поймет и без расспросов
Каменотес – певца,
Певец – каменотеса.

«Дом мой на распутье двух дорог.»

Перевод С. Сущевского

Дом мой на распутье двух дорог.
Лишь окно открою, предо мною
Синий Каспий плещется у ног,
Тарки-Тау встала за спиною.

Густ, как мед, в низине летний зной,
Над волнами чайка проскользила.
А к вершине близится предзимье,
И сентябрь осыпал желтизной
Заросли багряного кизила.

Там кипят на склонах родники,
Песни их снимают утомленье.
Мудрые, как время, старики,
Речи не спеша ведут в селенье.

Канет день, туманится вода,
Море перекатывает камни.
И маяк далекие суда
Обнимает белыми руками.

Голуби воркуют за окном.
Тополя поблескивают влагой.
Тень листвы раскачивает дом,
Просится на белую бумагу.

Обо всем подумай – и пиши.
Но стою я снова на пороге:
Не сидится никогда в тиши,
От души пишу я
Лишь в дороге.

Гора Тарки-Тау

Перевод С. Сущевского

Ветками стреножены ветра,
Строже белый город у подножья,
По тропе извилистой
С утра
Я опять спешу к тебе, гора.
Для кумыка ты всех гор дороже.

Много шрамов на твоих боках
Саблями оставили века.
Кровь текла
По склонам, будто реки.
Помнишь ты, гора, наверняка,
Как страдали и любили предки.

Ты растила истинных мужчин,
Что могли пришельцев проучить,
Зная цену дружбы нерушимой.
Наскочив на острые мечи,
Захромал сильнее Темучин,
Так и не добравшись до вершины.

Путь закрыла ворогам гора,
Но, к друзьям приветна и щедра,
Дагестан с Россией породнила,
Хлебом-солью встретила Петра.

И недаром с той поры в Тарках,
Русого приветив кунака,
В честь него, под перезвон стаканов,
Мальчиков аульских нарекать
Стали О-Рус-бием, О-Рус-ханом.

Пролетели над тобой века.
Но вгляжусь – и вижу в час заката:
Подплывают к склонам облака,
Будто бы петровские фрегаты.

Весенняя песня о новорожденном

Перевод С. Сущевского

Ливни скалы кресали
И высекли мак,
И фиалки средь скал
Расплескали.
Так навруз мубарак!
Настежь двери, кунак!
Мир тебе!
Берекет этой сакле.

Крепнет запах сосны
На полянах лесных.
Клин гусиный
Над синей долиной.
Стены сакли просторной
Нам нынче тесны.
Два байрама настали,
Две горных весны:
Длинный путь бытия
Начинает твой сын
В зыбкой лодочке
Люльки старинной.

В жар мангалов стекает
Дымящийся жир,
И сверкают ножи.
А зурна ворожит
И на пир нас скликает
Недаром.
Рог чеканный пускают
По кругу мужи.
В дар джигиту
Кинжал в колыбель положив,
Внука дед нарекает
Эльдаром,
Пусть рожденный Весной
В мир войдет, как весна!
Пусть дана
Ему будет удача!
Пусть на скачках горячих
Всегда скакуна
Первым к цели
Приводит Эльдарчик.
Будет добр его взгляд,
Но крепки кулаки.
Как идет в Дагестане
От века,
Да поднимут клинки
В честь него кунаки,
И, венчая победу,
Парча и платки
Украшают коня
Эльдарбека!
Слова он не нарушит,
Друзей не предаст.
В трудный час
Он отдаст им и душу.
От степей до Куруша
Прославят у нас
За радушие
Дом Эльдаруша.
Ни пред кем не согнет он
Угодливо стан,
Слабых собственной силой
Наделит.
День придет,
Как папахи отцы, Эльдархан
Гермошлем космонавта
Наденет.
Но, добравшись
До дальних планет, Эльдарбий
Не забудет обычаи наши.
Будет скалы рубить,
Будет камни дробить,
Расчищая участок
Для пашни.

Говорится у нас:
Как тропа ни крута,
Высота
Покорится отважным.
В добрый час
Мы за сына Эльдара-ата
Тост на звездах
Поднимем однажды.

Барабанщик!
Почаще-ка ритм выбивай!
Выше чаши
С бузою кипящей!
Так навруз мубарак!
О, малыш,
Подрастай,
Будь джигитом всегда
Настоящим,
Эльдарбай!

Перевод С. Сущевского

Над звонким перекатом в час заката
Мне аксакал преданье рассказал.
Купец богатый мастеру когда-то
Сковать кинжал булатный заказал.

Чтоб прочен был клинок, как эти горы,
Семь раз кузнец,
В работе зная толк,
То раскалял его в ревущем горне,
То погружал в бушующий поток.

Немало дней прошло в труде упорном,
Но наконец заветный срок настал:
Клинок покрылся трепетным узором,
И, как струна, поет под пальцем сталь.

Купец клинок достал из узких ножен
И осторожно рукоятку сжал.
– Но он в бою пронзить врага не сможет!
Мне жаль, Лукман, но слишком мал кинжал.

И вот кузнец в усах улыбку прячет
И мальчика зовет: – Взгляни, сынок,
Не чересчур ли строг у нас заказчик,
Вот говорит, что короток клинок.

– Прекрасней нет кинжала в Дагестане,
А о клинке одно сказать могу:
Он в нужный миг длиннее вдвое станет -
Достаточно лишь сделать шаг к врагу.

– Дарю кинжал, юнец! Все дело в шаге. -
Поет с тех пор недаром мой народ,
Что нету лучше меры у отваги,
Чем шаг мужчины, трудный шаг вперед.

Девушка и воин

Перевод В. Потаповой

Тавжан

Ты шел, богатырь, кандалы волоча,
И не было к тяжким оковам ключа.
Болотистый путь, даже зимней порою,
Спасительной не покрывался корою.
Высокой стеной подымался бурьян.
Посевы глушило недоброе семя.
И тело твое ослабело от ран,
Как ты одолел непосильное бремя?

Я ржавчиной стал, и мои кандалы
Рассыпались горстью железного праха.
Я стал быстротой. Из трясины, из мглы
Я вырвался, топь рассекая с размаха.
Я стал буйнокрылым пожаром, Тавжан,
Чтоб дочиста выжечь бурьян окаянный.
Бальзамом я стал для бесчисленных ран,
И зажили кровоточащие раны.
По грязи я брел в кандалах, а теперь
Стал чистым, как соболь, свободным, как птица.
Врагу моему не исчислить потерь.
Тяжелому времени не возвратиться.
Свой меч, торжествуя, вложил я в ножны:
Пускай отдыхает клинок мой булатный.
Отныне мне новые силы нужны, -
Я буду трудиться для блага страны,
Для блага отчизны моей необъятной.

© Аткай, наследники, 2007

© ИД «Эпоха», 2007

Слово о себе

Сейчас, когда я собирался написать «слово о себе» для этой книги, вдруг заметил, вернее, еще раз вспомнил, что у меня почти нет стихов, написанных от первого лица, от «лирического я».

Разве только те, где говорю о своей неудавшейся первой любви…

Но сам я еще с детства любил слушать кумыкские песни героя о своем подвиге и читать стихи, в которых автор выражает свое «я».

Песни героя о себе – как на черкеске газыри! Я говорю о тех газырях, которые полны порохом. Песни героев о своих подвигах – это не хвастовство. Песня и подвиг – близнецы.

Если станет аргамак похваляться,
Скажет: «Был я в походе первым».
Если сокол станет похваляться,
Скажет: «Сбил я на лету лебедя».
Если станет герой похваляться,
Скажет: «Много я по свету странствовал,
но вернулся в отчий дом».

Поскольку я, автор этой книги, в походе первым не был, на лету лебедя не сбил, много по свету не странствовал – похваляться мне нечем. Я еще в дороге. Мое желание другое: сохранить в себе вечное удивление миром, людьми. Первозданно, как в детстве.

Был я маленьким. Зеленое поле. Дорога ровная. Но вдруг линейка покачнулась, спускаясь в неглубокую, не очень широкую балку, свернула с дороги и выехала на цветущий луг. Как удивительно бесшумно покатились колеса!

Никогда не забыть бы мне это диво – мягкую, зеленую тишину!

Был я маленьким. Бахчевое поле. Как Млечный Путь, протянулся длинный тонкий стебель арбуза. Боже, какой он огромный! Как целая луна с зеленым ореолом.

Никогда не забыть бы мне это огромное, круглое, полосатое чудо!

Был я маленьким. Вернулись домой к вечеру. Вошли в комнату, в ней оказалось темно. Я маленький, радостный – комната печальная. Моя бабушка Бы-кый-абай зажгла большую лампу. Алла-лалай, валла-лалай! Как я удивился волшебному свету!

Удивление – начало моей жизни,
Удивление – середина моей жизни,
Удивление – пусть станет концом моей жизни.

Находясь в дороге, как бы я хотел в своем поэтическом пути сохранить вечную молодость восприятия.

Мне бы к людям заглянуть,
Тихой строчкой прошептать,
Нежность в девушку вдохнуть,
Парня к мужеству призвать;
В дом за домом бы суметь
Постучаться по пути -
Ухо каждое задеть,
В сердце каждое войти!

Стихи

Певец и каменотес
Перевод Л. Миля

Гранит у нас такой,
Он полон тайной жизни,
Сожмешь его рукой -
Не влага, песня брызнет.

Коль встретиться пришлось,
Поймет и без расспросов
Певца – каменотес,
Певец – каменотеса.

И воин на войне,
Захваченный врагами,
Как камень каменел,
Чтоб стать немым, как камень.

К нам в горы не пройти!
И мой народ спокоен:
Ведь камень на пути
У ворога,
Как воин.

А если уж беда -
В часы большой печали
Гранитные уста
По-нашему кричали.

Вот почему всегда
Поймет и без расспросов
Каменотес – певца,
Певец – каменотеса.

«Дом мой на распутье двух дорог.»
Перевод С. Сущевского

Дом мой на распутье двух дорог.
Лишь окно открою, предо мною
Синий Каспий плещется у ног,
Тарки-Тау встала за спиною.

Густ, как мед, в низине летний зной,
Над волнами чайка проскользила.
А к вершине близится предзимье,
И сентябрь осыпал желтизной
Заросли багряного кизила.

Там кипят на склонах родники,
Песни их снимают утомленье.
Мудрые, как время, старики,
Речи не спеша ведут в селенье.

Канет день, туманится вода,
Море перекатывает камни.
И маяк далекие суда
Обнимает белыми руками.

Голуби воркуют за окном.
Тополя поблескивают влагой.
Тень листвы раскачивает дом,
Просится на белую бумагу.

Обо всем подумай – и пиши.
Но стою я снова на пороге:
Не сидится никогда в тиши,
От души пишу я
Лишь в дороге.

Гора Тарки-Тау
Перевод С. Сущевского

Ветками стреножены ветра,
Строже белый город у подножья,
По тропе извилистой
С утра
Я опять спешу к тебе, гора.
Для кумыка ты всех гор дороже.

Много шрамов на твоих боках
Саблями оставили века.
Кровь текла
По склонам, будто реки.
Помнишь ты, гора, наверняка,
Как страдали и любили предки.

Помнит каждый каменистый скат
Посвист пуль и батарей раскат.
На поживу грифам и шакалам
Здесь швыряли бунтарей со скал,
Развлекая хмурого шамхала .

Ты растила истинных мужчин,
Что могли пришельцев проучить,
Зная цену дружбы нерушимой.
Наскочив на острые мечи,
Захромал сильнее Темучин ,
Так и не добравшись до вершины.

Путь закрыла ворогам гора,
Но, к друзьям приветна и щедра,
Дагестан с Россией породнила,
Хлебом-солью встретила Петра.

И недаром с той поры в Тарках,
Русого приветив кунака,
В честь него, под перезвон стаканов,
Мальчиков аульских нарекать
Стали О-Рус-бием, О-Рус-ханом.

Пролетели над тобой века.
Но вгляжусь – и вижу в час заката:
Подплывают к склонам облака,
Будто бы петровские фрегаты.

АТКАЙ АДЖАМАТОВ

Поэт, прозаик, драматург Аткай (Аткай Акимович Аджаматов) относится к тому поколению старших дагестанских советских писателей, творческий путь которых складывался пол, благотворным воздействием идей советского общества.

Аткай, как большинство представителей его поколения, много сделал для становления родной литературы и дальнейшего ее развития. Наиболее значительные его произведения были, вместе с тем, определенным вкладом и во всю дагестанскую литературу. Одна из первых поэм Аткая «Огонь по частной собственности» (1933), наряду с первыми поэмами А.-В. Сулейманова и А. Фатахова, прокладывала в дагестанской поэзии пути создания жанра поэмы. Ёго прозаические произведения 30-х годов также способствовали становлению прозы в дагестанской литературе, обогащали ее новыми жанрами.- Вышел далеко за рамки кумыкской литературы и ряд его произведений, созданных в период войны и на современном этапе. Таковы драма «Стальной капкан» (1942), поэмы «Рабият» (1957), «Оленьи рога» (1958), повесть «В кумыкской степи» (1953), цикл гражданских стихов.

Родился Аткай в 1910 году в Эндерей-ауле Хасавюртов-ского района ДАССР. В 1929 году он окончил Первый Дагестанский педагогический техникум в г. Буйнакске. И с тех пор принимает активное участие в литературной жизни республики не только своими произведениями, но и личным активным участием в работе, сначала по объединению литературных сил республики в единый Союз писателей Дагестана, а затем как его активный член правления и руководитель кумыкской секции. Много сделал Аткай и как переводчик русской классической и советской литературы на родной язык. Выделяются его переводы произведений Гоголя, Чехова, Толстого, Горького, Пушкина, Лермонтова, а также переводы из братских литератур Дагестана.

Аткай известен и как собиратель и издатель родного фольклора. Ему принадлежит честь открытия самобытного таланта Аяу Акавова. Аткай много работает с литературной молодежью.! Вся эта многогранная деятельность в сочетании с его природной жизнерадостностью, обаянием личности человека широкой души снискали Аткаю популярность и известность в республике.

Литературный путь Аткая начался в период бурного преобразования республики на новых социалистических началах, когда еще стоял вопрос: «Кто-кого?». И молодой поэт активно включается в эту борьбу. Его первые стихи, опубликованные в 1927-28 гг. в газете «Ёлдаш» звали к общественно полезному труду, страстно пропагандировали мероприятия Советской власти. В эти годы в республике развернулась кампания по борьбе с неграмотностью, за новый быт, получившая название «культсанштурм». Аткай принял в ней активное участие.

УЖивые впечатления этих лет легли в основу его новых произведений, созданных по горячим следам культсанштурма. Это были очерки «Добровольность - основа победы» (1932), «Из тесных гор на простор равнин» (1933) и сборник «Атака по невежеству» (1934). Место очерков Аткая определяется не только тем, что они были первыми произведениями этого жанра на родных языках в Дагестане, но и тем, что в них автор подхватывает и дальше развивает наметившуюся в кумыкской и дагестанской литературах тенденцию изображения живой реальности, главных вопросов времени и роста нового героя - активного участника борьбы за новую жизнь.

Очерки Аткая были своего рода репортажами с мест, где особенно остро проходила борьба с темнотой и невежеством. Будучи пробой сил молодого поэта в прозе, очерки в художественном отношении были еще слабы. Но они подготовили автора к более широкому отражению живой реальности во всей сложности и противоречивости, сказавшейся вскоре в поэме «Огонь по частной собственности» (1933). Острый социальный конфликт, лежащий в основе поэмы, отражал реальную обстановку в дагестанском ауле периода коллективизации.

Герой поэмы-бедный крестьянин Джалюк-попадаег под влияние кулаков, которые отговаривают его от вступления в колхоз. В конце концов, многое пережив, он убеждается в том, что ему не по пути с кулаками. Автору удалось довольно убедительно раскрыть процесс переделки психологии отсталого крестьянина под влиянием новой советской действительности. В этом сказалось возросшее мастерство поэта, реалистическое изображение характеров центральных персонажей, особенно судьбы Джалюка.

В поэме отчетливо проявились черты литературы социалистического реализма: конкретно-историческое изображение действительности в революционном развитии, показ роста человека-труженика, хотя она и не лишена отдельных художественных недостатков. И все же вместе с произведениями И. Курбаналиева «Сон и явь» (1919), А.-В. Сулейманова «Прошедшие дни», «Вали и Мария» (1928), А. Фатахова «Ударник Гасан» (1931) поэма Аткая способствовала формированию этого жанра в кумыкской и дагестанской литературах; она встретила одобрение читателя и зарождавшейся литературной критики. Э. Капиев, К. Султанов, Г. Леле-вич отвели ей видное место среди произведений дагестанской литературы, созданных перед первым съездом писателей республики.

Творческий рост Аткая в эти годы сказывается и в прозе. В 1935 году появилась повесть «Тупау», в которой значительно преодолены слабости его первых прозаических произведений. В этой повести писатель поднимает вопросы воспитания, показывает благотворное влияние советской школы и коллектива на воспитание подрастающего поколения. Рост мастерства писателя сказывается в широком охвате действительности, в изображении бытовых картин, живой обрисовке персонажей, правду ещё в основном только главных-Тупау и его бабушкид Писатель разрабатывает приемы изображения типических характеров в типических обстоятельствах. И язык повести стал живее, образнее, хотя порой осложняется тяжелыми периодами. Речь героев изобилует образными народными выражениями, пословицами, и поговорками. Автор умело использует их для индивидуализации языка персонажей. Особенно это хорошо сказывается в речевой характеристике бабушки героя.

Близость к фольклору становится одной из характерных особенностей языка и стиля произведений Аткая. В эти годы в республике начинается большая работа по сбору и записям образцов народного творчества, которая увлекает и Аткая. Аткай способствует популяризации самобытного таланта Аяу Акавова, работает с ним, записывает его сказйи. Работа по сбору образцов устной поэзии народного творчества способствует обогащению языка повести «Тупау».

Удачи и недостатки повести отражали общее состояние кумыкской литературы тех лет. И хотя создание крупных жанровых форм оставалось одной из актуальных задач для кумыкской литературы, повесть Аткая вместе с произведениями «Герой победы» (1931) А.-В. Сулейманова, «Весна, пришедшая с севера» (1935) Ю. Гереева открывали путь к решению этой задачи. Таким образом, уже в первый период творчества Аткай своими произведениями способствовал обогащению и развитию кумыкской поэзии и прозы.

Наиболее значительным из созданного Аткаем перед войной является рассказ «Я горжусь» (1940), который можно отнести к лучшим произведениям кумыкской и дагестанской прозы. В центре рассказа образ славного сына кумыкского народа поэта-революционера Зейналабида Батырмур-заева, расстрелянного деникинскими палачами в 1919 году. Автор сумел опоэтизировать своего героя, показать его бесстрашие, мужество, преданность народу. Его образ сродни лучшим образам советской литературы. А форма рассказа - воспоминание, данное от первого лица, придает ему глубокий лиризм и эмоциональность. Проблема создания характера героя решается в героико-романтическом плане.

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Аткай
Верность (сборник)

© Аткай, наследники, 2007

© ИД «Эпоха», 2007

Слово о себе

Сейчас, когда я собирался написать «слово о себе» для этой книги, вдруг заметил, вернее, еще раз вспомнил, что у меня почти нет стихов, написанных от первого лица, от «лирического я».

Разве только те, где говорю о своей неудавшейся первой любви…

Но сам я еще с детства любил слушать кумыкские песни героя о своем подвиге и читать стихи, в которых автор выражает свое «я».

Песни героя о себе – как на черкеске газыри! Я говорю о тех газырях, которые полны порохом. Песни героев о своих подвигах – это не хвастовство. Песня и подвиг – близнецы.

Если станет аргамак похваляться,
Скажет: «Был я в походе первым».
Если сокол станет похваляться,
Скажет: «Сбил я на лету лебедя».
Если станет герой похваляться,
Скажет: «Много я по свету странствовал,
но вернулся в отчий дом».

Поскольку я, автор этой книги, в походе первым не был, на лету лебедя не сбил, много по свету не странствовал – похваляться мне нечем. Я еще в дороге. Мое желание другое: сохранить в себе вечное удивление миром, людьми. Первозданно, как в детстве.

Был я маленьким. Зеленое поле. Дорога ровная. Но вдруг линейка покачнулась, спускаясь в неглубокую, не очень широкую балку, свернула с дороги и выехала на цветущий луг. Как удивительно бесшумно покатились колеса!

Никогда не забыть бы мне это диво – мягкую, зеленую тишину!

Был я маленьким. Бахчевое поле. Как Млечный Путь, протянулся длинный тонкий стебель арбуза. Боже, какой он огромный! Как целая луна с зеленым ореолом.

Никогда не забыть бы мне это огромное, круглое, полосатое чудо!

Был я маленьким. Вернулись домой к вечеру. Вошли в комнату, в ней оказалось темно. Я маленький, радостный – комната печальная. Моя бабушка Бы-кый-абай зажгла большую лампу. Алла-лалай, валла-лалай! Как я удивился волшебному свету!

Удивление – начало моей жизни,
Удивление – середина моей жизни,
Удивление – пусть станет концом моей жизни.

Находясь в дороге, как бы я хотел в своем поэтическом пути сохранить вечную молодость восприятия.

Мне бы к людям заглянуть,
Тихой строчкой прошептать,
Нежность в девушку вдохнуть,
Парня к мужеству призвать;
В дом за домом бы суметь
Постучаться по пути -
Ухо каждое задеть,
В сердце каждое войти!

Стихи

Певец и каменотес
Перевод Л. Миля

Гранит у нас такой,
Он полон тайной жизни,
Сожмешь его рукой -
Не влага, песня брызнет.

Коль встретиться пришлось,
Поймет и без расспросов
Певца – каменотес,
Певец – каменотеса.

И воин на войне,
Захваченный врагами,
Как камень каменел,
Чтоб стать немым, как камень.

К нам в горы не пройти!
И мой народ спокоен:
Ведь камень на пути
У ворога,
Как воин.

А если уж беда -
В часы большой печали
Гранитные уста
По-нашему кричали.

Вот почему всегда
Поймет и без расспросов
Каменотес – певца,
Певец – каменотеса.

«Дом мой на распутье двух дорог.»
Перевод С. Сущевского

Дом мой на распутье двух дорог.
Лишь окно открою, предо мною
Синий Каспий плещется у ног,
Тарки-Тау1
Тарки-Тау – гора в Дагестане.

Встала за спиною.

Густ, как мед, в низине летний зной,
Над волнами чайка проскользила.
А к вершине близится предзимье,
И сентябрь осыпал желтизной
Заросли багряного кизила.

Там кипят на склонах родники,
Песни их снимают утомленье.
Мудрые, как время, старики,
Речи не спеша ведут в селенье.

Канет день, туманится вода,
Море перекатывает камни.
И маяк далекие суда
Обнимает белыми руками.

Голуби воркуют за окном.
Тополя поблескивают влагой.
Тень листвы раскачивает дом,
Просится на белую бумагу.

Обо всем подумай – и пиши.
Но стою я снова на пороге:
Не сидится никогда в тиши,
От души пишу я
Лишь в дороге.

Гора Тарки-Тау
Перевод С. Сущевского

Ветками стреножены ветра,
Строже белый город у подножья,
По тропе извилистой
С утра
Я опять спешу к тебе, гора.
Для кумыка ты всех гор дороже.

Много шрамов на твоих боках
Саблями оставили века.
Кровь текла
По склонам, будто реки.
Помнишь ты, гора, наверняка,
Как страдали и любили предки.

Помнит каждый каменистый скат
Посвист пуль и батарей раскат.
На поживу грифам и шакалам
Здесь швыряли бунтарей со скал,
Развлекая хмурого шамхала2
Шамхал – титул кумыкских князей.

Ты растила истинных мужчин,
Что могли пришельцев проучить,
Зная цену дружбы нерушимой.
Наскочив на острые мечи,
Захромал сильнее Темучин3
Темучин – Тамерлан.

,
Так и не добравшись до вершины.

Путь закрыла ворогам гора,
Но, к друзьям приветна и щедра,
Дагестан с Россией породнила,
Хлебом-солью встретила Петра.

И недаром с той поры в Тарках,
Русого приветив кунака,
В честь него, под перезвон стаканов,
Мальчиков аульских нарекать
Стали О-Рус-бием, О-Рус-ханом.

Пролетели над тобой века.
Но вгляжусь – и вижу в час заката:
Подплывают к склонам облака,
Будто бы петровские фрегаты.

Весенняя песня о новорожденном
Перевод С. Сущевского

Ливни скалы кресали
И высекли мак,
И фиалки средь скал
Расплескали.
Так навруз мубарак! 4
С праздником весны! (кумык.).

Настежь двери, кунак!
Мир тебе!
Берекет 5
Берекет – изобилие (кумык.).

Этой сакле.

Крепнет запах сосны
На полянах лесных.
Клин гусиный
Над синей долиной.
Стены сакли просторной
Нам нынче тесны.
Два байрама настали,
Две горных весны:
Длинный путь бытия
Начинает твой сын
В зыбкой лодочке
Люльки старинной.

В жар мангалов стекает
Дымящийся жир,
И сверкают ножи.
А зурна ворожит
И на пир нас скликает
Недаром.
Рог чеканный пускают
По кругу мужи.
В дар джигиту
Кинжал в колыбель положив,
Внука дед нарекает
Эльдаром6
Эльдар – защитник народа (кумык.).

,
Пусть рожденный Весной
В мир войдет, как весна!
Пусть дана
Ему будет удача!
Пусть на скачках горячих
Всегда скакуна
Первым к цели
Приводит Эльдарчик.
Будет добр его взгляд,
Но крепки кулаки.
Как идет в Дагестане
От века,
Да поднимут клинки
В честь него кунаки,
И, венчая победу,
Парча и платки
Украшают коня
Эльдарбека!
Слова он не нарушит,
Друзей не предаст.
В трудный час
Он отдаст им и душу.
От степей до Куруша
Прославят у нас
За радушие
Дом Эльдаруша.
Ни пред кем не согнет он
Угодливо стан,
Слабых собственной силой
Наделит.
День придет,
Как папахи отцы, Эльдархан
Гермошлем космонавта
Наденет.
Но, добравшись
До дальних планет, Эльдарбий
Не забудет обычаи наши.
Будет скалы рубить,
Будет камни дробить,
Расчищая участок
Для пашни.

Говорится у нас:
Как тропа ни крута,
Высота
Покорится отважным.
В добрый час
Мы за сына Эльдара-ата
Тост на звездах
Поднимем однажды.

Барабанщик!
Почаще-ка ритм выбивай!
Выше чаши
С бузою кипящей!
Так навруз мубарак!
О, малыш,
Подрастай,
Будь джигитом всегда
Настоящим,
Эльдарбай!

Один шаг
Перевод С. Сущевского

Над звонким перекатом в час заката
Мне аксакал преданье рассказал.
Купец богатый мастеру когда-то
Сковать кинжал булатный заказал.

Чтоб прочен был клинок, как эти горы,
Семь раз кузнец,
В работе зная толк,
То раскалял его в ревущем горне,
То погружал в бушующий поток.

Немало дней прошло в труде упорном,
Но наконец заветный срок настал:
Клинок покрылся трепетным узором,
И, как струна, поет под пальцем сталь.

Купец клинок достал из узких ножен
И осторожно рукоятку сжал.
– Но он в бою пронзить врага не сможет!
Мне жаль, Лукман, но слишком мал кинжал.

И вот кузнец в усах улыбку прячет
И мальчика зовет: – Взгляни, сынок,
Не чересчур ли строг у нас заказчик,
Вот говорит, что короток клинок.

– Прекрасней нет кинжала в Дагестане,
А о клинке одно сказать могу:
Он в нужный миг длиннее вдвое станет -
Достаточно лишь сделать шаг к врагу.

– Дарю кинжал, юнец! Все дело в шаге. -
Поет с тех пор недаром мой народ,
Что нету лучше меры у отваги,
Чем шаг мужчины, трудный шаг вперед.

Девушка и воин
Перевод В. Потаповой

Тавжан

Ты шел, богатырь, кандалы волоча,
И не было к тяжким оковам ключа.
Болотистый путь, даже зимней порою,
Спасительной не покрывался корою.
Высокой стеной подымался бурьян.
Посевы глушило недоброе семя.
И тело твое ослабело от ран,
Как ты одолел непосильное бремя?

Нарт

Я ржавчиной стал, и мои кандалы
Рассыпались горстью железного праха.
Я стал быстротой. Из трясины, из мглы
Я вырвался, топь рассекая с размаха.
Я стал буйнокрылым пожаром, Тавжан,
Чтоб дочиста выжечь бурьян окаянный.
Бальзамом я стал для бесчисленных ран,
И зажили кровоточащие раны.
По грязи я брел в кандалах, а теперь
Стал чистым, как соболь, свободным, как птица.
Врагу моему не исчислить потерь.
Тяжелому времени не возвратиться.
Свой меч, торжествуя, вложил я в ножны:
Пускай отдыхает клинок мой булатный.
Отныне мне новые силы нужны, -
Я буду трудиться для блага страны,
Для блага отчизны моей необъятной.

Нарт из аула Нар
Перевод С. Сущевского

Когда по кручам над аулом Нар,
Пригнув к земле стволы дерев могучих,
Клинками молний рассекая тучи,
Неслась гроза, как яростный Тулпар7
Тулпар – сказочный конь.

Родился мальчик. Предрешая участь,
Гром рокотал: в горах родился нарт.

Ушла гроза к далеким перевалам,
И ливень стих, но эхо средь стремнин
Пророчество стократно повторяло,
Чтоб радовался каждый осетин.

Пел в церкви хор, как исстари ведется.
И, словно родники в узорах солнца,
Напевы плавно древние текли.
Суля в грядущем лавры полководца,
Коста -
Ребенка горцы нарекли.

Но ты на плечи не надел погоны.
Как суетны литые вензеля!
Дымком костров с осенних перегонов,
Хрустальным звоном родников нагорных
Звала тебя родимая земля.

На бедных пашнях, у костров пастушьих,
Когда свирель старинная звучит,
В ночи ее раздумья ты подслушал,
Сумел постичь ее живую душу.
Ее напев протяжный заучил.

Деля с народом горестную участь,
Зажег ты в сердце для него очаг.
Недаром стих, как сирота, задумчив,
Как горы снеговые – величав.

И не ошибся тот из аксакалов,
Что в детстве славным именем нарек.
Настал твой срок: сквозь вековые скалы
Пробился к свету песенный поток.

И расступились над горами тучи.
Певец народный из аула Нар
Отточенными саблями созвучий
Сумел рассечь их, как могучий нарт.

Кумуз Казияу Али
Перевод С. Сущевского

Не зря говорится в родной стороне:
Коль дом перестраивать нужно,
То старые гвозди и в новой стене
Сослужат хорошую службу.

Не сложно и новые гвозди забить.
Но с памятью
Будь осторожней!
Кто сможет старинные песни забыть,
Тот новых мелодий не сложит.

Ты древний напев непокорной земли
Сберег нам для сакли просторной.
Тропинка твоя, Казияу Али,
Навеки останется торной.

Ты нас, как садовник, любовно растил,
Мнил шумную славу обузой.
И сам мастерил, и с улыбкой дарил
Нам столько певучих кумузов.

Бывало, лишь дом разберут земляки,
Спешишь ты, как праведник в Мекку,
Чтоб гвозди сухие найти на колки,
Бруски постарее – на деку.

У нас говорят:
«И былинка – струна,
Коль песни душа захотела».
У нас говорят:
«Не слышна и зурна,
Коль сердце не вкладывать в дело».

По цвету вино узнает тамада.
Взяв дерево в чуткие руки,
Ты песню угадывать мог без труда
В обычной чинаровой чурке.

Ты тело платана любовно ласкал,
Искал в его кольцах детали.
Кумузы из рук ты, как птиц, выпускал,
Чтоб к людям средь скал долетали.

Пусть помнит кузнец, начиная клинок:
Однажды сверкнет он из ножен.
Кто сделал кумуз, тот надежду сберег
И радость людскую умножил.

Надолго простившись с родимым селом,
По тихим дорогам и бурным
Заветный кумуз ты возил за седлом,
Укутав, как девушку, буркой.

Казак8
Ирчи Казак – классик кумыкской литературы; создавал свои песни под аккомпанемент кумуза.

– это сердце кумыкских степей,
И споры об этом излишни.
А ты же, всей песенной сутью своей,
Биение жаркое слышал.

Ты слышал дыхание нашей земли
И щедрую душу народа.
Ты сеял добро, Казияу Али,
Пусть нет тебя с нами,
Но годы прошли -
И щедрыми выдались
Всходы.

Землетрясение и собака
Перевод Г. Ладонщикова

В горах Дагестана,
Вблизи Ахатлы,
Где с тучами рядом
Летают орлы,
Где луг на ковер
Разноцветный
Похож,
Расположился
Временный кош.

Овцы паслись
У подножья горы,
Собака скрывалась
В тени от жары,
А возле кошары
Малышка
В коляске
Сосала пустышку…

Вдруг камни с горы,
Грохоча, полетели.
В земле появились
Провалы и щели.
Земля,
Что дремала веками,
Дрожала, тряслась
Под ногами.

Буйвол от страха
К реке прибежал,
Волк заметался,
Гриваст и поджар,
Не знал, где найдет он
Спасенье
От ужаса
Землетрясенья.

Коляска качалась
Туда и сюда.
Момент – и случится
С ребенком беда:
Рядом расщелина -
Страшно смотреть.
Коляска в расщелину
Может слететь!..

Ребенку на выручку
Мать прибежала.
Схватила коляску
И тут увидала:
Под нею
Собака лежала
И крепко коляску держала.

Каменная колыбель
Перевод С. Сущевского

Мгла окутала
Аул Кумторкала.
Заткала заря
Таркалы9
Таркалы – подпорки для виноградной лозы.

По низинам
И, роняя росы алые
С крыла,
Как фазан, скользнула
В заросли кизила.

Льется в рог
Горбатой улочки покой,
И долины за рекой
Поголубели.
Молодая мать
Усталою рукой
Поправляет дочь
В старинной колыбели.

Пахнет в сакле
Теплым хлебом и дымком.
За распахнутым окном -
Дыханье пахот.
Но пустует нынче
Гвоздь над очагом,
Где висит всегда
Хозяйская папаха.

Продубленный ветром бешеным
Вершин
И чабанскими кострами
Опаленный,
Перегон отар
Успешно завершив,
Он спешит домой
С кошары отдаленной.

Только дрогнул руль -
Над логом у реки,
Разгораясь,
Как под пеплом угольки,
Сквозь туман зрачки
Сверкнули на дороге.
Круторогий тур
И толстые сурки
На отроге горном
Мечутся в тревоге.

Напролом летят
Сквозь рощи секачи.
Льются полчища
Тушканчиков, как сели10
Сели – грязевые бурные потоки.

.
С легким шелестом,
Что черные ручьи,
Змеи плавно вытекают
Из расселин.

Беззащитный царь природы,
Не взыщи!
Там, где мнимое спокойствие обрящешь,
Ящер кожею
Опасность ощутит,
Щитоморднику подскажет
Каждый хрящик.

На виду аул.
А путник как в бреду.
Непонятное вокруг него творится:
Почему-то смолкли
Птицы вдруг в саду,
Воют псы,
Как будто чувствуя беду,
В степь бредут
С тоскливым ревом буйволицы.
В дом шагнул он,
Но раздался грозный гул.
Люльку в руки -
Но земля взревела глухо.
Прочь! На улицу! -
Но вздыбился аул.
Закачался дом,
Как лодочка, -
И рухнул.

Стала склепом сакля мирная.
Конец!
Но, приняв на плечи
Каменные груды,
Обессиленный,
Израненный отец
Колыбель успел закрыть
Своею грудью.

В лапах бедствия
Хребты хребтов трещат.
Тщетно все,
Когда, фундаменты ощерив,
Гнутся скалы,
Как огромная праща,
Сакли сбрасывая
В черные ущелья.

Все надежды на спасение
Оставь!
Но под ношею
Разрушенного зданья
Он стоит,
Как арка горского моста,
Над ручьем чистейшим
Детского дыханья.

Слышит -
Плачет над развалинами мать,
Только силы не хватает
Отозваться.
Зубы сжать,
Но только ношу удержать!
Умереть и камнем стать,
Но не сдаваться.

А костяк
Под страшной тяжестью хрустит.
Дочь проснулась и заплакала.
– Родная,
Скоро утро,
И тебя должны спасти,
Спи спокойно, моя Айна,
Баю-баю!

Рассветало.
Над рекой туман белел.
Под обломками,
Под грудами щебенки
Отыскали люди утром колыбель,
В ней нашли
Спокойно спящего ребенка.

Есть могила на распутье
Двух дорог.
Колыбель над нею высек
Старый резчик.
Есть поверье: люльку древнюю сберег -
Значит, род свой
Сохранить сумел навечно.

Если только, люди,
Грянет смертный бой,
Всю любовь,
В кулак все силы соберите,
Если нужно будет,
Жертвуя собой,
Колыбель,
Чтоб род не умер,
Сберегите!

Улица Эффенди Капиева
Перевод В. Портнова

Улица короткая, как жизнь,
На подъемах спину гнет упрямо
И тяжелой лестницей бежит
Там, где нужно не в обход – а прямо.

Тыщей ног давно истерт асфальт,
Обнажив зазубренный булыжник.
Будто здесь прошла волна атак,
Смертная волна во имя жизни.

Вешним ульем детский сад гудит,
А напротив старый дом с балконом.
Здесь ты жил когда-то, Эффенди,
Дом стоит, тебя же – нету дома.

Где-то рядом жил и Аурбий -
Критик, полный рвения и чванства,
По тебе снарядом критиканства
Из недальновидной пушки бил.

В правоте не сомневался он,
Но сумело время подытожить:
Аурбий забвеньем уничтожен,
Эффенди признаньем вознесен.

Улица Капиева – как честь,
Улица Капиева – как память.
Можно мало жить – но дел не счесть,
Долго жить – но память не оставить.

Здесь царили запах чеснока
С кислотою в мастерских подвальных.
Старые подвалы на замках…
Нет лудильщиков, нет мастеров кинжальных.

Не кинжал – а время нам судья,
И не потому ль, кинжальщик старый,
Прежний промысел ты свой оставил,
И теперь – часы твоя судьба.

Часовая мастерская,
Строг
Стесанный порог твой под ногами.
Время черновых не пишет строк,
Все навечно, как резьба на камне11
«Резьба на камне» – название книги Э. Капиева

Время ходит в наших башмаках:
И в ботинках модных, и в чарыках,
А еще в солдатских сапогах -
И живых солдат, и тех – убитых.

Девушка идет, собой горда,
Но на полушаге замирает -
И, нагнувшись, корку поднимает,
Как птенца, что выпал из гнезда.

Удивительного в этом нет:
Повелел намус ей, а не голод.
Корка хлеба – тоже берекет,
Трижды берекет, когда ты молод.

Эффенди, ты знал получше нас:
Разными бывают берекеты -
Ты сумел сдружить зурну и саз,
И открылись людям два поэта.

Тащит камни горная река -
Так и ты трудился неустанно.
Словно поводырь, твоя рука
Привела в Россию Сулеймана12
Сулейман Стальский – народный поэт Дагестана, стихи которого первым перевел и затем постоянно переводил на русский язык Эффенди Капиев

Сколько раз бывало, Эффенди,
Ночи над столом рабочим висли.
А под утро из твоей груди
Вылетали птицы слов и мыслей.

Аурбиевы кричат: скандал -
На народное купил он славу!
Да, в народе взял, ему ж отдал,
Все помножив на талант и право.

Право сметь идти на бой и смерть,
Право вопреки щедротам лживым
Так сберечь народное суметь,
Что в тебе оно навеки живо.

С чем я щедрость мудрую сравню?.. -
Словно ты наперекор недугу
Хлеб свой честный отдавал коню,
А коня потом дарил ты другу.

Ты сумел по крохам собирать.
Нынче ж есть ревнители такие -
Что бледны пред ними аурбии -
Так они умеют разбросать.

Эффенди, ты малому знал счет,
Может быть, не понятый иными -
Чтобы оказать ручью почет,
Вброд идя, закатывал штанины13
Поговорка: «Кто будет чтить нашу речку, если не мы сами».

Цада-юрт, Шуни и Ахсай-юрт -
Горные, низинные селенья…
Хлеб везде по-разному пекут,
Но любой – достоин уваженья.

Золотые двери мастеря,
Деревянные держал в почете14
Дагестанская пословица.

,
Ничего не делая зазря,
Почерк свой чеканил ты в работе.

Ты в труде обрел упругость крыл,
И орлино-зорким стало око:
Русской песне двери ты раскрыл,
Горской песне распахнул ты окна.

…Путь начав от площади вождя,
Как Сулак в горах набравши силы,
Улица, между домов гудя,
К морю верный путь себе пробила.

Безмятежна дрема древних вод,
И дорожка лунного свеченья -
Будто улицы короткой продолженье,
Тянется за самый горизонт.

Был ты щедр
Перевод С. Сущевского

Абуталибу Гафурову

Был ты щедр, как летние
рассветы,
Чист душой, как росные
цветы,
Жил и пел, как должно
жить поэтам,
Сторонясь тщеславной
суеты.
Музыкант, ремесленник
и пахарь,
Ты себе ни в чем не
изменил,
Старую овчинную
папаху
На каракуль все же не
сменил.
Трость в руках – и та
Под стать владельцу:
Узловата, согнута,
крепка.
Не любил изысканных
безделиц,
Все, что делал, делал
на века.
Тверд, надежен, как
родные скалы,
Как земля родимая,
простой.
Сочетал ты мудрость
аксакала
С детскою сердечной
простотой.
Твой напев правдивый -
как дыханье.
Те стихи, что людям
ты слагал,
Были крепки, как вино
в духане,
Сочны, словно травы
на лугах.
Взял размах ты
у весенних пахот.
Строк твоих певучая зурна
Чебрецом,
степной полынью пахла
И была, что рощи,
зелена.
Был ты чист, как
летние рассветы,
Ненавидел суету и ложь.
Жизнь прожил, как
должно жить поэтам,
На стихи свои во всем
похож.

Родник Кайырхана
Перевод С. Сущевского

Где рдеют маки и стрекозы реют,
Где над водой склоняются цветы,
Прозрею вновь,
Земляк из Эндирея, -
Нет ничего мудрее доброты.

Не потому ли, чтя обычай горский,
Чист, как дитя, в ненастье и в туман
И дом, и душу путнику, как гостю,
Распахивал с улыбкой Кайырхан.

– Бузу на стол! Гость в доме не обуза! -
И с радостью, и с грузом горьких бед
Твоя семья, как три струны кумуза,
По вечерам влекла людей к себе.

Любую грусть участье друга лечит.
С веселой песней легче перевал.
Пусть у других покрепче были плечи,
Но ты всегда их первым подставлял.

Ты говорил: «Неистребима зависть.
И зло повсюду на земле живет.
Но коль улыбка в сердце завязалась,
То плод любви созреет в свой черед».

Но этот мир устроен так нелепо!
Людской бедой он не бывает сыт.
Шальною пулей на исходе лета
Смертельно ранен был любимый сын.

Ты ждал любви, но вот к тебе под кровлю,
Как волк в кошару, ворвалась беда.
Родня твердила: «Кровь смывают кровью.
Мсти, Кайырхан, чтоб выполнить адат.

Спусти курок, пусть кровь из раны брызнет!»
Но мстить легко, труднее во сто крат,
Нет, не убийцу, а жестокость жизни
Своею добротою покарать.

За днями дни текли в труде упорном.
И там, где сын издал последний крик,
Среди камней струею непокорной
В ауле горном зазвенел родник.

Стареем мы, и все вокруг стареет.
Лишь струи, как душа твоя, чисты.
Да, ты был прав, земляк из Эндирея, -
Нет ничего мудрее доброты.

В дни горьких бед, в минуты неудачи,
Когда на сердце слишком тяжело,
Приду сюда, склонюсь к воде прозрачной,
Чтоб силы взять – воздать добром за зло.

«Словно паласы хучнинской раскраски.»
Перевод С. Сущевского

Расулу Гаджиеву

Словно паласы хучнинской раскраски,
Утро туман на песках расстилает.
Синьку насыпало в ласковый Каспий
И облака, что пеленки, стирает,

Пену взбивает у низкого мола,
Гонит кефаль на раздольные тони.
Горец на отмели, взор – будто море.
Глянет красавица – сразу утонет.

Вспомнилась мне поговорка невольно:
«Звезды и днем синеглазый заметит».
Смотрит задумчиво горец на волны,
Шаг ненароком пред ними замедлил.

Что он средь них отыскать уповает?
Там, где баркасы гуляют вразвалку,
Быстрыми взмахами вдаль уплывает,
Может быть, женщина, может, русалка.

Может, конец это, может, начало.
Может, разлука, а может, и встреча.
Может быть, чайки кричат у причала,
Может быть, слышатся нежные речи.

«Клонится низко луна над водою,
Но все равно никогда не утонет,
Гонится быстро волна за волною,
Но все равно никогда не догонит.

Гонятся все за далекой мечтою,
Ловят, искусные сети расставив.
Может быть, рыбкой сверкнет золотою.
Но, вероятней, бесследно растает».

Волны играют у берега в салки.
Прячет с улыбкою ласковый Каспий,
Может быть, женщину, может, русалку,
Может быть, явь, а может, и сказку.

, Андрейаул - ) - кумыкский поэт , прозаик , драматург и переводчик ; народный поэт Дагестана .

Биография

Настоящее имя Аджиакав , имя Аткай изначально возникло как литературный псевдоним. Родился в известном зажиточном роде:

• предок по отцу - эндиреевский уздень Шихмурза Аджаматов, начав с нуля, благодаря своей предприимчивости стал одним из богатейших людей Кавказа;
• близкий родственник Мурад Аджаматов (Дагестанлы) - известный иракский фотограф;
• дядя по матери - председатель Всероссийского мусульманского совета, писатель (автор романа «Брат на брата») и поэт осетин Ахмет Цаликов.

В 1937 году был необоснованно репрессирован; спустя полтора года, ввиду недоказанности вины, был освобождён.

На протяжении десятилетий являлся одним из неофициальных лидеров кумыкской интеллигенции.

Творчество

Первые публикации Аткая появились в 1927 году на страницах кумыкской областной газеты «Ёлдаш » («Товарищ»).

Избранные произведения

Поэмы

• «Огонь по частной собственности»
• «На аульской свадьбе»,
• «Кызыл-Яр»,
• «Оленьи рога»,
• «Сотав и Рашия»,
• «Айдемир»

Книги стихов

• «Атака по невежеству» (1934)
• «Тупау»
• «Простые слова»
• «Гнездо орла»
• «В кумыкской степи»
• «Моя звезда»
• «Рабият»
• «Чудотворные руки»
• «О луне и чабане»
• «Тамада»
• «Белый голубь»
• «Танец узоров»
• «Триста гор»

Книги на русском языке

Источник -

• Аткай. Избранное. - Махачкала: Дагест. кн. изд-во, 2002. - 213 с. - (Содерж.: Я горжусь: Рассказ; Земля-гнездо человеческое: Стихи. Баллады. Поэмы; Белый голубь: Сказка). - 500 экз. - ISBN 5-297-01311-9 .
• Аткай. Белый голубь: Даг. сказка: Для дошкольного и мл. школьного возраста / Пер. с кумык. С. Я. Маршака. - М .: Сов. Россия, 1973. - 28 с. - 150 000 экз.
  • . - М .: Сов. Россия, 1976. - 24 с. - 150 000 экз.
  • . - М .: Дет. лит., 1989. - 24 с. - 100 000 экз. - ISBN 5-08-000846-6 .
• Аджаматов А. А. В кругу друзей: Стихи и поэмы / Пер. с кумык. - Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1985. - 119 с. - (Циклы: Посвящения; С доброй улыбкой; Поэмы: Рассказы о Кизляре; Отец и дочка). - 1000 экз.
• Аткай. В кумыкской степи: Проза: Поэзия / Пер. с кумык. - Махачкала: Дагкнигоиздат, 1960. - 264 с. - 5000 экз.
• Аткай. Верность: стихи и поэмы / Пер. с кумык. - Махачкала: Эпоха, 2007. - 221 с. - (Содерж.: Стихи; Танец узоров: горская поэма; поэмы: Рассказы о Кизляре; Сотау и Рашия). - 2000 экз. - ISBN 978-5-98390-036-3 .
• Аткай. Горящий камень: Стихотворения и поэмы / Пер. с кумык. - М .: Современник, 1981. - 158 с. - 20 000 экз.
• Аткай. Каменная колыбель: Стихи и поэма / Авториз. пер. с кумык. С. Сущевского. - М .: Сов. писатель, 1976. - 110 с. - 18 000 экз.
• Аткай. О луне и чабане: [Стихи и сказки: Для мл. шк. возраста]. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1967. - 63 с. - 10 000 экз.
• Аткай. Побратимы: [О танкистах Герое Советского Союза Э. Джумагулове и А. Карасеве] : Повесть / Пер. с кумык. П. Забора и Н. Левченко. - М .: Воениздат, 1963. - 83 с. - (Б-ка солдата и матроса). - 30 000 экз.
• Аткай. Постоянство: Стихи и поэмы / Пер. с кумык. - М .: Современник, 1977. - 239 с. - (Библиотека поэзии «Россия». Содерж.: Стихи; Легенда и поэмы: Танец узоров (Горская легенда); Рассказы о Кизляре; Сотау и Рашия). - 10 000 экз.
• Аткай. Простые слова: Стихи / Пер. с кумык. - М .: Сов. писатель, 1960. - 94 с. - 3000 экз.
• Аткай. Рабият: Поэма / Авториз. пер. с кумык. Е. Елисеева и Я. Козловского. - М .: Сов. писатель, 1957. - 59 с. - 5000 экз.
• Аткай. Сотау и Рашия: Поэма / Авториз. пер. с кумык. А. Тарковского. - М .: Сов. писатель, 1971. - 88 с. - 8000 экз.
• Аткай. Тамада: Стихи и поэмы / Пер. с кумык. - М .: Сов. Россия, 1972. - 128 с. - (Содерж.: Стихи. Поэмы: Оленьи рога; Танец узоров; Ленин и мой сосед). - 10 000 экз.
• Аткай. Танец узоров: Стихи, легенды, поэмы: [Для сред. и ст. школьного возраста] / Пер. с кумык. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1976. - 64 с. - 10 000 экз.
  • Танец узоров / Пер. с кумык. - М .: Сов. Россия, 1984. - 110 с. - (Содерж.: Стихотворения; Поэмы: Рабият; Гель-бах; Айдемир). - 25 000 экз.

Пьесы

• «Стальной капкан»
• «Ансар»
• «Невесты»
• «Мост дружбы»
• «Сотав и Рашия»
• «Птица Гуглухай»

Очерки

• «Из тесных гор на простор равнин» (1931)
• «Добровольность - основа победы» (1932)

Составление и редакция

• Поэзия народов Дагестана: Антология: В 2-х т / Сост.: А. Аджаматов, Р. Гамзатов, А. Назаревич. - М .: Гослитиздат, 1960. - 406+439 с. - 7000 экз.

Аткай составил поэтические сборники кумыкских поэтов о войне «На фронт, товарищи, на фронт» (1942) и «Вперед, товарищи, вперед» (1944).

Подготовил один из разделов сборника «Сокровищница песен кумыков» (1959, 1979).

Награды

• республиканская премия им. С. Стальского (1971) - за книгу «Танец узоров» .

Память

В конце 1990-х годов Гвардейский переулок в Махачкале был назван улицей Аджаматова.

На доме № 3 по улице М. Гаджиева в Махачкале, где жил Аткай, установлена мемориальная доска.

Напишите отзыв о статье "Аджаматов, Аткай Акимович"

Ссылки

Аварские писатели Даргинские писатели Кумыкские писатели Лакские писатели Лезгинские писатели Ногайские писатели Русские писатели Табасаранские писатели Татские писатели

Отрывок, характеризующий Аджаматов, Аткай Акимович

Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C"est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu"est ce que c"est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m"avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c"est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m"etre reconaissante de ce que j"explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n"ai pas voulu l"offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.

Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».