Баронесса икскуль. Архивные данные
«Красная баронесса»
В Третьяковской галерее в Москве, в зале И.Е. Репина, выставлен, датированный 1889 годом, портрет в полный рост баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильдебрандт, один из самых эффектных женских портретов знаменитого художника. Другой художник М.В. Нестеров оставил об этом портрете следующий отзыв: «Баронесса Икскуль была изображена на нем в черной кружевной юбке, в ярко-малиновой блузке, перехваченной по необыкновенно тонкой талии поясом, в малиновой же шляпке и с браслеткой на руке. Через черный вуаль просвечивало красивое, белое, не юное, но моложавое лицо. Это было время самого расцвета таланта Репина. Все его живописные достоинства, как и недостатки, были налицо: свежая, молодая живопись лица, рук, блузки, золотых брелоков – почти полное отсутствие вкуса». Позже художник отмечал: «Особую оригинальность облику Варвары Ивановны придавал локон седых волос надо лбом, как у Дягилева. Этот седой локон на черных, вьющихся, хорошо положенных волосах придавал большую пикантность лицу <…>» 1 .
Кем была эта незаурядная, умная и красивая женщина, вызывавшая у современников лестные отзывы, весьма известная при своей жизни и полузабытая сегодня? Чем она, как магнит, привлекала к себе людей, разных по характеру, политическим взглядам и общественному положению?
В биографии Варвары Ивановны (1850–1928) до сих пор много неизученных страниц, включая дату ее рождения. Источники указывают разные годы: от 1846 до 1854; на надгробной плите на парижском кладбище Батиньоль обозначен 1851 год.
Документированная дата – 11 ноября 1850 года приведена В.М. Боковой в энциклопедии «Русские писатели. 1800–1917».
В.И. Икскуль фон Гильдебрандт. И.Е. Репин.
Отец баронессы – Иван Сергеевич Лутковский (1805–1888), генерал-адъютант и генерал от артиллерии, служил в Петербурге директором Артиллерийского департамента Военного министерства и членом Военного совета (1862 г.), состоял адъютантом при великом князе Михаиле Николаевиче. В 1836–1841 годах он командовал 3-й гвардейской конно-артиллерийской бригадой и имел сослуживцами детей Н.М. Карамзина. В 1846 году Лутковский получил орден Св. Георгия IV степени, в 1856 – звание генерал-адъютанта.
Он был на 15 лет старше своей жены, княгини Марии Алексеевны Щербатовой (ок. 1820–1879), дочери зажиточного малороссийского помещика Алексея Петровича Штерича, потомка сербских переселенцев времен Екатерины II в Екатеринославской губернии. В 1837 году девушка вышла замуж за гвардейского офицера-гусара князя Александра
Михайловича Щербатова (1810–1838), от него родила сына, рано умершего. Муж, «злой и распущенный человек», скончался через год после свадьбы.
После смерти зятя бабушка Серафима Ивановна Штерич (1778–1848) увезла свою любимицу в столицу, в собственный дом на Фонтанке, 101, где собиралось, по словам A.B. Никитенко, «так называемое высшее общество столицы» 3 . Приятельницей светской дамы была А.П. Керн, жившая в ее доме. М.И. Глинка давал молодой вдове уроки пения и так отзывался о ней: «Видная, статная и чрезвычайно увлекательная женщина».
В доме на Фонтанке с Марией Алексеевной зимой 1839 года познакомился М.Ю. Лермонтов и «сильно заинтересовался кн. Щербатовой». Поэт встречался со Щербатовой также в знаменитом салоне Карамзиных. Н.М. Смирнова в «Памятных заметках» отметила: «Он (Лермонтов) влюбился во вдову княгиню Щербатову <…>, за которой волочился сын французского посла барона Баранта. Соперничество в любви и сплетни поссорили Лермонтова с Барантом. Они дрались». С княгиней связаны стихотворения «Молитва», «На светские цепи» и «Отчего». Вот посвященные ей строфы:
От дерзкого взора
В ней страсти не вспыхнут пожаром ,
Полюбит не скоро ,
Зато не разлюбит уж даром.
Увлечение поэта было недолгим, ибо в начале мая 1840 года ему пришлось из столицы отправиться в кавказскую ссылку 4 .
3 января 1844 года, через два года после гибели Лермонтова, Щербатова вышла в Малороссии замуж за гвардейского полковника Лутковского из старинного рода новгородских бояр (имение – село Дудкино Боровичского уезда, оно исчезло в 1980-е гг.). Этот брак оказался удачным. Ей было 30, супругу – 45 лет, когда родилась дочь Варвара, будущая хозяйка салона у Аларчина моста. От своих сербских предков она унаследовала несколько цыганский облик: была необычайно стройна, до самой старости худощава, с большими темными притягательными глазами.
Воспитывала Варю гувернантка-француженка Алиса Дюран-Гревиль (1842–1902), писавшая потом во Франции под псевдонимом Анри Гревиль романы из русской жизни. Ее муж до 1872 года преподавал в Училище правоведения французский язык, переводил Тургенева и Островского и писал о них, то есть был ценителем русской литературы. Не удалось выяснить, училась ли генеральская дочь в каком-либо столичном пансионе или воспитывалась дома.
В 16 лет Варенька вышла замуж за дипломата, действительного статского советника и камергера Николая Дмитриевича Глинку-Маврина (1832–1884), секретаря русских миссий в Париже и Берне, затем генконсула во Франкфурте-на-Майне. Он был вдвое старше жены и приходился племянником известному военному деятелю генерал-лейтенанту Борису Григорьевичу Глинке-Маврину.
Прожив насколько лет в Европе и родив двух сыновей Ивана и Григория и дочь Софью, Варвара Ивановна отдельно от мужа обосновалась в Париже, где в журналах в начале 1880-х годов публиковала на французском свои рассказы и повести («Евреи из Софиевки») под псевдонимом «Руслана», некоторые – с предисловием Г. де Мопассана. В 1886 году, вернувшись после смерти мужа в Петербург, она напечатала в «Северном вестнике» светский роман «На туманном севере». Сочинительница перевела его с оригинала, написанного ею тоже на французском. Роман был неудачен, как по языку, так и по сюжету. Вскоре писательница разочаровалась в своих литературных способностях и занялась издательской и общественной деятельностью.
В это время Глинка-Маврина носила уже другую фамилию, ибо вышла замуж за остзейского барона Карла Петровича Икскуля фон Гильдебрандта (1817–1894), русского посла в Италии в 1876–1891 годах. По легенде, итальянского короля Умберто так пленила красота Варвары Ивановны, что однажды, сопровождая ее с мужем, он устроился на скамеечке посольской коляски. Дипломат и на сей раз был вдвое старше жены; он прожил с ней в браке около десяти лет 5 .
Баронесса не стала ждать, когда супруг оставит свой пост, и в 1889 году после смерти отца окончательно переехала в его дом на Екатерининском канале, у Аларчина моста, от которого со временем получила шутливое прозвание – «герцогиня д’Аларкон».
Дом на наб. Екатерининского кан., 156, доныне сохранил свою дореволюционную нумерацию. Оформлен ионическими пилястрами и на углу имеет балкон с красивой чугунной решеткой. С середины XIX века особняк принадлежал Аделаиде Осиповне Витали, супруге статского советника академика Ивана Петровича Витали (1794–1855), известного скульптора. Жену, крестьянскую девушку, он нашел в конце 1830-х годов, когда проживал в Италии. Ее юный облик запечатлен на портрете, написанном в 1838 году известным акварелистом П.Ф. Соколовым. Возможно, что последние годы жизни скульптор провел именно в доме на набережной.
В 1860 году вдова скульптора задумала перестроить свой особняк, поручив проект академику В.В. фон Витту, который повысил со двора здание на этаж. После этого 26 апреля 1862 году дом по купчей перешел к артиллерийскому капитану Василию Людвиговичу фон Витту, вероятно, родственнику архитектора. Он владел им недолго и в период 1865–1866 годов продал своему начальнику генералу от артиллерии И.С. Лутковскому, который поселился и жил здесь до самой кончины. С той поры никаких изменений фасад не претерпел, но его интерьер его был в советское время был утрачен 6 .
Обосновавшись в унаследованном от отца доме, баронесса завела в нем светский салон, который быстро ставший в Петербурге модным и очень посещаемым. Зал на втором этаже, где проходили «четверги» с литературными чтениями и концертами, по описанию Д.Н. Мамина-Сибиряка от 1893 года, был роскошно убран в эклектическом стиле 1880-х годов: «Представь себе три больших комнаты, сплошь набитых всякими редкостями – китайским фарфором, японскими лаками, старинными материями, редкой мебелью разных эпох и стилей, артистической бронзой, картинами и даже археологией, в виде старинных поставцов, укладок, братин, идолов и всяких цац и погремушек. Получается нечто среднее между музеем и галантерейным магазином, так что даже ходить по комнатам нужно с большой осторожностью, чтобы не своротить какую-нибудь подлую редкость <…> Вообще баронесса – настоящая петербургская знаменитость, и быть принятым у нее считается за честь <…>».
В этом году престарелый супруг баронессы, по словами того же писателя, был уже паралитиком: «Он терпеливо ждет христианской кончины где-то на своей половине, и гости баронессы никогда его не видят». Спустя год бывший дипломат скончался 7 .
Салон посещали многие известные лица: кроме Д.Н. Мамина-Сибиряка, писатели В.Г. Короленко, Г. Успенский, А.М. Горький, известный критик-народник Н.К. Михайловский, знаменитый юрист А.Ф. Кони, философ Вл. Соловьев, художники H.H. Ге, П.П. Чистяков, И.Е. Репин. В адресной книжке А.П. Чехова есть адрес баронессы: «Аларчин мост, 156». 19 декабря 1890 года писатель просил издателя A.C. Суворина передать ей «две книги из Вашей библиотеки: 1). Сочинения Гребенки; 2). Сочинения Голицынского, которые будут Вам возвращены с большой благодарностью». Сын баронессы, морской офицер Григорий, сопровождал Чехова при его возвращении с Сахалина.
Хозяйку салона под именем «баронессы» Н.С. Лесков вывел в рассказе «Необыкновенные услуги».
И.Е. Репин. Автопортрет
Репин на вечерах обычно сидел в сторонке и карандашом рисовал в альбоме портреты присутствующих. Сохранились листы с изображениями Вл. Соловьева, Мережковского, Короленко, Михайловского и других. Художник жил неподалеку – на Екатерингофском пр., 26 (ныне – пл. Репина, 3); там же, на верхнем этаже, размещалась его мастерская, где, вероятно, и был написан великолепный портрет Варвары Ивановны Икскуль. Кстати, ее сын изображен в картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», созданной в той же мастерской (он стоит за спиной писаря).
Набросок Репина «B.C. Соловьев читает в салоне В.И. Икскуль» можно прокомментировать посредством едкого письма от 1 ноября 1896 года, отправленного молодой и задиристой З.Н. Гиппиус критику и писателю А.К. Волынскому, которым она в это время была увлечена: «Вот скука-то была у баронессы! Какая она неинтеллигентная, все-таки, дама! Оттого и люди, ее окружающие, так неинтеллигентны, до неприличия. Владимир Соловьев читал статью о Случевском <…> и, право, они оба друг друга стоили <…> После этого разврата баронесса начала читать письмо Толстого на французском языке, длинно, длинно, серо, серо, скучно и старо, все о том же, о непротивлении злу, о воинской повинности <…> Был Спасович, с которым я не говорила, но говорила с Боборыкиным, он как-то сконфужен…» 8 .
И юрист Спасович, и писатель П.Д. Боборыкин – лица весьма известные.
З.Н. Гиппиус
По словам Гиппиус, ее муж Д.С. Мережковский: «мгновенно влюбился в эту очаровательную женщину, с первого свидания, да иначе и быть не могло».
В своем первом сборнике он посвятил баронессе целый цикл из 12 стихотворений, сочиненных в 1886–1887 годах. Поэт сам назвал эти стихотворения: «С потухшим факелом мой гений отлетает…», «Покоя, забвенья!», «Уснуть, позабыть…» и другие. В дарственной надписи баронессе Мережковской написал:
Как мертвых роз благоуханье,
Как бледный луч осенних дней,
Былой любви очарованье
Таится в памяти моей.
Наблюдательная Гиппиус оставила выразительный литературный портрет пассии супруга: «В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что так или иначе выделялось, всплывало на поверхность общего, мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек… Она обладала исключительной уравновешенностью и громадным запасом здравого смысла. Всех „пытала“ и ко всем, в сущности, оставалась ровна. Но чутье к значительности – даже не человека, а его успеха – было у нее изумительное» 9 . Человек известный, приехав в Петербург, тотчас попадал в «салонную коллекцию» баронессы.
Варвара Ивановна была типичной либералкой с откровенно левым уклоном, отчего получила прозвание «красная баронесса» и с особой энергией помогала деятелям антиправительственной оппозиции. П.Н. Милюков, кадет и известный политический деятель, с благодарностью вспоминал, как баронесса в деле его высылки из Москвы помогла жене в начале 1895 года. «Моя жена <…> подняла на ноги либеральный Петербург, проникла в салон баронессы Икскуль, ведшей знакомство с одной стороны, с корифеями петербургской литературы: Михайловским, Батюшковым, Андреевским, Спасовичем и т. д., а с другой – с высшими представителями всемогущего Министерства внутренних дел: у нее бывали П.Н. Дурново, Горемыкин, Зволянский и др. Она также добилась для жены свидания с министром народного просвещения Деляновым <…>« 10 .
В 1898, 1901 и 1905 годах Варвара Ивановна с успехом хлопотала об освобождении из-под ареста А.М. Горького. Как поклонница писателя, она посещала премьеры его пьес, собирала его портреты и была лично с ним знакома. После революции Горький пытался – но, увы, не всегда удачно – отблагодарить свою поклонницу, подвергнутую жестоким гонениям.
Прекратив писать сама: «Не могу, не умею писать по-русски», – признавалась баронесса. – Она, по примеру толстовского издательства «Посредника», стала издавать серии дешевых книжек для народного чтения, собственноручно занимаясь составлением сборников и адаптацией текстов. Обложки оформлял Репин. В 1891–1896 годах вышли 64 названия, среди них: произведения Толстого, Чехова, Короленко, Успенского, Мамина-Сибиряка, Некрасова, печатались они в московской типографии И.Д. Сытина. По словам издательницы, «помимо чисто утилитарных целей мы считали желательным расширить вообще кругозор наших будущих читателей, <.. > не задавались никакими партийными или иными целями и выбирали только красоту духовных образов и таланта», хотя ассортимент выпущенных книг, несомненно, отражал тогдашние народнические взгляды издательницы. Следуя этим взглядам, баронесса в 1895 году ездила к Л.Н. Толстому в Ясную Поляну.
Сотрудницей в издательском деле и близкой подругой баронессы долгие годы была писательница Екатерина Павловна Леткова (1856–1937), дама сердца литературного критика Михайловского, который оказал влияние на ее прозу, не лишенную психологических наблюдений. В 1884 году она вышла замуж за известного архитектора Н.В. Султанова и переехала в Москву. Ее младшая сестра Юлия стала женой салонного художника К.Е. Маковского. Народоволка Леткова после революции не эмигрировала, работала переводчицей и умерла в общежитии Дома ученых в Ленинграде 11 .
Очень активной и полезной была благотворительная работа Варвары Ивановны: она устраивала лотереи и благотворительные спектакли, дешевые столовые для голодающих крестьян. В 1892 году поехала «на голод» в с. Нижняя Сырда Казанской губернии, где заразилась оспой и едва не умерла. Помогая финансово Бестужевским курсам и Женскому медицинскому институту, баронесса одновременно числилась членом «Общества попечения о бедных и больных детях», «Морского благотворительного общества» и «Невского общества устройства народных развлечений». Впрочем, подобная деятельность была весьма распространена среди столичных дам из высшего света.
Чтобы быть, вероятно, ближе к младшему сыну-кавалергарду (Кавалергардские казармы находились на Шпалерной), баронесса в 1897 году переехала в приобретенный ею трехэтажный особняк на Кирочной ул., 18, где заняла весь бельэтаж, «очень высокий, с закругленными окнами», переместив сюда обстановку прежней квартиры. «…Все было рассчитано на уют, располагающий к хорошим разговорам. Каждый уголок имел как бы свое особое предназначение…», – отмечал Нестеров.
Кирочная улица, дом 18
Дом выстроил для себя в 1864–1867 годах архитектор Цезарь Альбертович Кавос, представитель стиля эклектики. После его смерти владельцем стал единственный сын Евгений, жена которого Евгения Сергеевна была ученицей Репина, в конце 1880-х годов часто приходившего в ее здешнюю мастерскую, чтобы вечерами вместе с коллегами рисовать обнаженную натуру. Художник А.Н. Бенуа, двоюродный брат Евгения, неоднократно бывал в особняке и красочно описал жизнь в нем при Кавосах. Он запомнил монументальный подъезд и парадную лестницу. «По уступам и с обеих сторон „марша?? стояли горшки и вазы с пальмами, лаврами и другими вечнозелеными растениями…» 12 .
На своей новой квартире баронесса продолжала традиционные приемы. На них теперь бывали не только люди искусства, но также государственные (И.Л. Горемыкин, П.Н. Дурново, Н.П. Игнатьев) и общественно-политические деятели из Государственной думы. По словам того же Нестерова, «…у ней <…> как и во все времена ее жизни, были большие связи <…> с так называемыми „нужными людьми“ Ее знали обе Императрицы: вдовствующая Мария Феодоровна и царствующая Александра Феодоровна.
Одновременно, по воспоминаниям В.Д. Бонч-Бруевича, в ее доме часто скрывались нелегалы, прятались архивы революционных партий, в том числе большевиков. Видели у „красной баронессы“ и Л.Д. Троцкого. Она принимала Григория Распутина, но потом в нем разочаровалась» 13 .
А.Н. Бенуа. К.С. Петров-Водкин. 1912 г.
Однако главным и любимым делом стареющей Варвары Ивановны была благотворительность, а именно – Община сестер милосердия имени генерал-адъютанта М.П. фон Кауфмана. Она возникла на базе, основанной в том же 1900 году, Школы сиделок. Эта община Красного Креста занимала обширное здание по адресу: наб. р. Фонтанки, 148, где во время Русско-японской войны был развернут лазарет для раненых, затем названный в честь императрицы Марии Феодоровны. При нем действовали домовая церковь равноапостольной Марии Магдалины, амбулатория и аптека.
«Дисциплина была железная и сестры Общины, также выдержанные, бесстрастные, преданные долгу, в накрахмаленных белых повязках и кокошниках, воротничках и нарукавничках, были послушными исполнительницами своей энергичной, не хотевшей стариться попечительницы», – писал Нестеров, хорошо знавший попечительницу – баронессу Икскуль 14 .
Набережная реки Фонтанки, дом 148
В 1912–1913 годах с отрядом сестер милосердия Общины 60-летняя Варвара Ивановна, к тому времени овладевшая навыками по уходу за ранеными, ездила на фронт в Болгарию, где шла Балканская война с турками. «Живем в палатках, землянках, глинобитных избах, – писала эта столичная дама Летковой. – Работа предстоит громадная – у нас будет помещение (в землянках) на 1500 раненых, а сколько их будет, когда начнется штурм, одному Богу известно!» В Первую мировую войну она организовывала санитарные поезда и лазареты, ив 1916 году генерал А.М. Каледин вручил ей Георгиевский крест за перевязку раненых под огнем неприятеля в боях под Луцком 15 .
Вновь в доме на Кирочной Бенуа побывал весной 1918 года, «когда еще прелестная, несмотря на восемьдесят (на самом деле 68. – В. А.) лет, баронесса, собравшаяся покинуть навсегда Петербург, позвала меня, чтобы помочь ей выбрать то, что стоило бы взять с собой в эмиграцию». Об отъезде безуспешно хлопотал Горький, но этот отъезд – точнее бегство баронессы – задержался на целых четыре года.
В том же 1918 году, после ряда арестов и нескольких недель в заключении в качестве заложницы, аристократку Варвару Ивановну с сыном Иваном выселили из ее особняка на Кирочной. Сын умер зимой 1920/21 года от язвы желудка. Затравленный большевиками в апреле 1920 года скончался также ближайший друг баронессы, бывший лейб-хирург академик H.A. Вельяминов, который помогал ей при работе в Общине им. Кауфмана. Положение было отчаянным… Оправдывалась русская поговорка: от сумы и тюрьмы не зарекайся 16 .
Осенью 1920 года при содействии Горького Варвара Ивановна поселилась на втором этаже Дома искусств (Невский пр., 15), где в пору разрухи нашли приют многие петроградские писатели. Этажом выше жил поэт Н.С. Гумилев. В августе 1921 году к Варваре Ивановне накануне своего отъезда во Францию хотел зайти В.Ф. Ходасевич, но не сумел, задержавшись у Гумилева. Зато позднее он описал, как жила гонимая баронесса: «…в огромной комнате „глаголем“, с чем-то вроде алькова, с дубовой обшивкой по стенам и с тяжеловесной резной мебелью. Впрочем, от этой громоздкой мебели, от бесчисленного множества фотографий на стенах и на полках, от книг и бумаг на столах, от каких-то платков и шалей, брошенных на кресла, от мягких ковров, расшитых подушек и скамеечек для ног в комнате всегда было тесновато. Пахло в ней – не скажу духами <…> чем-то приятным, легким <…> В. И. сумела остаться светской дамой. Это хорошее тонкое барство было у нее в каждом слове, в каждом движении, в ее черном платье, в ногах, такой умелой небрежностью покрытых пледом» 17 .
Здесь баронессу также видел известный театровед и критик А.К. Волынский (Флексер). «Это была обаятельная женщина, в которую влюблялись все – и литераторы, и гвардейцы, и министры, и иностранные знаменитости, как Мопассан <…>. Эту тонкую женщину, с осиной талией, ровную, стройную, я помню особенно хорошо в салоне A.A. Давыдовой. Приход Икскюль всегда возвещал влетевший ветерок, и все кругом нее начинало трепетать… Но вот встречаю я эту женщину в наши дни, в Доме искусств, где она приютилась в эпоху революции, спасаясь из бывшего своего особняка. Все пошатнулось в ней, все упало. От прежнего облика не осталось даже воспоминания. Какой-то темный комок, а не лицо, насквозь изъеденный отчаянием. Поступь старческая, бессильная, особенно удручающая, потому что прежняя львица подслеповато опиралась на палку, не глядя по сторонам <…> в собеседнице моей я не нашел ничего, кроме клокочущей злобы, – ни одного светлого блика в глазах. Может быть, это самая большая метаморфоза, которую мне пришлось наблюдать <…>» 18 . Сам Волынский к большевикам относился вполне терпимо.
Так как большевистские власти в выезде заграницу баронессе отказали, то – по версии Ходасевича – в начале 1922 года, захватив узелок с вещами, она «ухитрилась бежать зимой, с мальчишкой-провожатым, по льду Финского залива…» в Финляндию. По другим, более достоверным сведениям, баронесса добралась в санях до Белоострова «ее перевели через реку, а потом она попала на стражников, которые к ней отнеслись очень хорошо». Из Финляндии она через Ригу и Берлин перебралась в Париж, где уже жил ее старший сын Григорий (1869 – после 1930), «приятный бездельник», женатый на богатой малороссийской помещице Тарновской (супруги обосновались в Киеве и ушли с белыми).
Хотя в эмиграции Варвара Петровна жила в знакомой семье, ее не покидало чувство безысходности. Своей подруге Летковой она писала в Петроград: «Грустно, тоскливо. Темь и дождь, солнца давно не видели, а в сердце его нет; да, оно ушло навсегда…». Летом 1926 года с баронессой в Ницце общалась Т.А. Аксакова-Сиверс. «Сидя на набережной, мы говорили о России и я читала по ее просьбе есенинские стихи. При этом я замечала, что она с болезненным интересом слушает подробности о жизни холодного и голодного Петрограда начала 20-х годов» 19 .
Прах «красной баронессы» покоится на парижском кладбище Батиньоль. Вряд ли кто-то сегодня посещает ее заброшенную могилу. Яркая и блестящая жизнь, полная радости и огорчений, завершилась вдали от России и Петрограда, в котором Варвара Ивановна Икскуль провела многие годы, оставив после себя заметный след в отечественной культуре «Серебряного века». Особняк у Аларчина моста, где десять лет действовал ее литературно-общественный салон, сегодня зримо напоминает о ней, о неповторимом времени и о его участниках.
Из книги «Матрица» как философия автора Ирвин Уильям Из книги Церковно-народный месяцеслов на Руси автора Калинский Иван Плакидыч Из книги Крестная сила автора Максимов Сергей ВасильевичXV. КРАСНАЯ ГОРКА Под таким названием известно в народе первое воскресенье, следующее после Пасхи. В этот день, все девушки и молодые бабы, запасшись съестными припасами, собираются на каком-нибудь излюбленном месте деревенской улицы и поют песни-веснянки («закликают», или
Из книги Повседневная жизнь Соединенных Штатов в эпоху процветания и «сухого закона» автора Каспи Андре Из книги Картонки Минервы. Заметки на спичечных коробках автора Эко УмбертоКрасная Шапочка, USA 1997 Известно, что по мере распространения требований политкорректности даже народные сказки переписывают таким образом, чтобы они не содержали намеков на любое неравенство и не ущемляли прав никакого меньшинства, включая семерых гномов, которых
Из книги Мифы и легенды Китая автора Вернер ЭдвардКрасная песчаная битва Сражение началось, когда древний Бессмертный с Южного полюса бросил вызов Чжан Шао, который устремился в битву на олене, своей саблей ударил по голове Сян Вэна. Но Белый яшмовый юноша отразил удар своим драгоценнейшим нефритовым жезлом. Тогда он
Из книги Гуляния с Чеширским Котом автора Любимов Михаил ПетровичЛошадиная Морда или Красная Харя В первом приближении все английское население можно грубо разделить на два типа: длиннолицые и круглолицые.Первый тип, как пишет почтенный Н. Певзнер, «высокий, с продолговатой головой и удлиненными чертами лица, с неброской внешностью и
Из книги Ленин жив! Культ Ленина в Советской России автора Тумаркин Нина Из книги Быт русского народа. Часть 5. Простонародные обряды автора Терещенко Александр Власьевич Из книги Петербург: вы это знали? Личности, события, архитектура автора Антонов Виктор Васильевич«Красная баронесса» В Третьяковской галерее в Москве, в зале И.Е. Репина, выставлен, датированный 1889 годом, портрет в полный рост баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильдебрандт, один из самых эффектных женских портретов знаменитого художника. Другой художник М.В.
Из книги Легенды и мифы о растениях [Легенды Древнего Востока, языческие мифы, античные предания, библейские истории] автора Мартьянова Людмила МихайловнаБузина красная Этимология латинского родового названия доподлинно неизвестна. Предполагают, что она связана с греческим словом sambuke(самбука – род арфы) и отражает сходство ветвей растения со струнами этого музыкального инструмента. Возможно, что название sambucus связано с
Из книги Дочери Дагестана автора Гаджиев Булач ИмадутдиновичКрасная партизанка В годы гражданской войны в Дагестане отличалась и в боях, и в разведке красная партизанка Нурганат Гаджиева. До революции она работала прислугою у дербентского полицмейстера Лачуева, затем ту же работу исполняла в Темир-Хан-Шуре у генерала Халилова.
Из книги Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века автора Глезеров Сергей ЕвгеньевичЗабытая «Красная мыза» Для знатоков Ленинградской области усадьба «Красная мыза» – не более чем точка на карте, обозначающая место в нынешнем Кировском районе, где мыза существовала когда-то, а потом исчезла, как и многие соседние села и деревни, стертые с лица земли во
Из книги Когда рыбы встречают птиц. Люди, книги, кино автора Чанцев Александр ВладимировичПосвященный жизни и творчеству Михаила Нестерова, и наткнулась на очень интересные воспоминания художника о баронессе Варваре Икскуль фон Гильденбандт. Задумалась, что сама о ней знаю. Оказалось, ничего, кроме того, что Репин написал ее знаменитый портрет, находящийся ныне в Третьяковской галерее.
По традиции решила поискать информацию в сети и (опять же, по традиции) почти ничего не нашла. Даже вторая часть фамилии указывается в разных вариантах – Гильденбандт (сама больше верю именно этому варианту, так как у Несетрова именно так, да и, если ничего не путаю, на портрете в Третьяковке), Гилленбандт, Гильденбрандт…
Самая большая сборная статья попалась мне на сайте «Хронроса». Вот ее и решила здесь процитировать, не внося никаких дополнений:
Икскулъ фон Гилленбанд Варвара Ивановна (1850(2-4) Петербург – 1928), отец – генерал-майор Иван Лутковский состоял в свите его императорского величества при генерал-фельдцейхмейстере русской армии великом князе Михаиле Николаевиче, мать – Мария Щербатова, урожденная Штерич, - представительница знатного сербского рода. В конце XVIII века, в эпоху колонизации юга России, три семьи из Сербии - Шевичи, Штеричи и Депрерадовичи - была наделены обширными землями - возник Славяно-Сербский уезд Екатеринославской губернии.
Девочку воспитывала гувернантка, ставшая впоследствии известной французской писательницей, публиковавшейся под псевдонимом Анри Гревиль. Варя выросла и превратилась в стройную худощавую девушку с большими темными глазами. Окружающие находили в ее внешности нечто цыганское. Надо лбом юной красавицы в темных волосах белела седая прядь.
Портрет баронессы В.И.Икскуль фон Гильденбандт. 1889
В 16 лет Варвару Лутковскую выдали замуж за дипломата, действительного статского советника и камергера Николая Глинку-Маврина, который был на двенадцать лет старше супруги. Прожив несколько лет в Петербурге и имея двух сыновей (Григорий, Иван), она, в один прекрасный день, решила, что «с нее хватит», и уехала в Париж. Скандал был огромный, тем более, что Варвара Ивановна стала писать романы. В начале 1880-х годов на страницах французских литературных журналов появились ее повести и рассказы под псевдонимом Rouslane (Руслана). Некоторые из них печатались с предисловиями самого Мопассана. С 1886 года ее произведения начали печатать и в России, правда, на французском языке.
Чтобы замять скандал за границу был направлен и ее муж. Местом их пребывания на долгие годы стали страны Европы - Германия, Италия и Франция. Там родилась дочь Софья. Казалось бы, семейное счастье вернулось в семью. Однако ей не исполнилось еще и тридцати лет, когда она развелась с Глинкой. Через несколько лет после развода она вышла замуж за начальника бывшего мужа, действительного тайного советника Карла Петровича Икскуля фон Гильденбанда (1818–1894), русского посла в Риме в 1876–1891 годах, который был на два года старше ее матери. В качестве жены русского посланника, Варвара Ивановна очутилась в Риме. Король Умберто был настолько пленен ее красотой, что однажды на Корсо появилась коляска, в которой барон и баронесса Икскуль занимали приличествующие им места, а король примостился на скамеечке у ног баронессы. Об этом стало известно в Петербурге, и шокированная императрица Мария Федоровна на очередном выходе во дворце выказала Варваре Ивановне свою немилость. Посланник Икскуль подал в отставку. Шел 1889 год, супруги переехали на постоянное место жительства в Петербург, где на набережной Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова) ими был приобретен дом.
В 1891 году бывая по делам в деревне и «огорчаясь полным отсутствием книг для народа», Варвара Ивановна занялась изданием книг для народного чтения. Ей удалось найти единомышленника в лице издателя И.Д. Сытина.
Портрет Ивана Дмитриевича Сытина из:Полвека для книги 1866-1916. Литературно-художественный сборник, посвященный пятидесятилетию издательской деятельности И.Д.Сытина.- М.: Типография Т-ва И.Д.Сытина, 1916
За пять лет было издано 64 книги, доступных малоимущим читателям. Среди них были произведения Николая Гоголя и Льва Толстого, Федора Достоевского, Всеволода Гаршина, Жорж Санд и многих других выдающихся писателей и поэтов. Многие писатели разрешали баронессе безвозмездно перепечатывать их произведения, а Репин бесплатно оформлял обложки.
Позже Варвара Ивановна так писала об их совместной работе: «Помимо чисто утилитарных знаний мы считали желательным расширить вообще кругозор наших будущих читателей <...> не задаваясь никакими партийными или иными целями и выбирая только красоту духовных образов и таланта». Книжки для народа, издававшиеся баронессой Икскуль, выходили под грифом («Правда». Издания В.И.). Слова, адресованные Варварой Ивановной издателю Сытину, которому, как она писала, «русская деревня обязана многими часами светлого досуга», несомненно, можно отнести к ней самой.
Много сил и средств Варвара Ивановна отдавала благотворительности. По просьбе Льва Толстого баронесса помогала духоборам, переселявшимся в Канаду. В 1892 году она выезжала «на голод» в село Нижняя Серда Казанской губернии, собирала деньги, организовывала столовые. Во время этой поездки заразилась оспой и едва не умерла.
В 1893 году барон Икскуль фон Гильденбанд скончался. После смерти мужа Варвара Ивановна перешла во «фронду». Купив дом у Аларчина моста на Екатерининском канале, она открыла литературно-художественный салон. В гостиной особняка у Аларчина моста на Екатерининском канале, а позднее на Кирочной улице, бывали и крупные сановники, и академики, и знаменитые юристы, и актеры, и художники, и музыканты, и литераторы. Его посещали И.Е.Репин, В.С.Соловьев, А.М.Горький, Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, М.В.Нестеров, Владимир Короленко, Антон Чехов, Владимир Стасов, Лев Толстой и др.
Репиным исполнены графические портреты многих посетителей литературных вечеров в салоне баронессы. Отдельные листы этого обширного альбома находятся в собрании Музея-усадьбы «Пенаты», в Музее-квартире Бродского, ГРМ, ГТГ.
О хозяйке салона все мемуаристы вспоминали как о женщине редкой красоты и столь же редкого ума, вкуса, изящества и исключительного такта, Это ее И.Е. Репин изобразил на знаменитом портрете «Женщина в красном» из Третьяковской галереи. Можно предположить, что именно данный портрет послужил тому, что Варвара Ивановна получила прозвище - «красная баронесса».
Красота и исключительное обаяние Варвары Ивановны обеспечили ей громадный светский успех. Двенадцать стихотворений первого сборника Д. Мережковского были посвящены Варваре Ивановне.
Дмитрий Сергеевич Мережковский. Портрет работы И. Репина (Около 1900)
Вот одно из них:
ПРИЗНАНИЕ
На что мне чудеса волшебной красоты.
На что мне глетчеров безмолвная громада
И в радужной пыли над пеной водопада
Из тонких проволок сплетенные мосты,
Туннели грозные, где в сумраке вагона
Лазурной молнией врывается простор
Сверкающих озер, -
Обломков бирюзы, упавшей с небосклона
В кольцо жемчужно-белых гор?
На что мне цветники в задумчивых аллеях.
На что мне полутьма таинственных дубров,
И краски панорам блестящих городов,
И тысячи картин в старинных галереях,
На что мне океан и башня маяка,
Как уголь черная, на пурпуре заката,
И свежий запах волн, и песня рыбака,
И вьющийся дымок далекого фрегата?
На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что
Весь мир великий, мир ничтожный?
Мне сердце говорит: «Не то, не то!»
И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:
Не нужно мне дворцов, благоуханных роз
И чуждых берегов, и моря, и простора!
Я жажду долгого, мерцающего взора.
Простых и тихих слов, простых и теплых слез. -
Немного ласки и участья.
Одной улыбки милых глаз.
Немного сумрака в глубоко мирный час
И капли, только капли счастья!..
Писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк писал своей матери: «…был с визитом… в настоящем большом свете, именно у баронессы Икскуль… Баронесса известная красавица, - высокая, стройная, худенькая цыганской худобой и очень умная. Свои сорок лет она носит с гордостью и еще сейчас красавица. Лицо худенькое, цыганское, большие глаза и умное выражение. Держит себя с простотой настоящей аристократки… После самой баронессы интересна обстановка, в которой обитает это совершенство. Представь себе три больших комнаты, сплошь набитых всякими редкостями - китайским фарфором, японскими лаками, старинными материями, редкой мебелью разных эпох и стилей, артистической бронзой, картинами и даже археологией, в виде старинных поставцов, укладок, братин, идолов и всяких цац и погремушек. Получается нечто среднее между музеем и галантерейным магазином…
Вообще баронесса настоящая петербургская знаменитость, и быть принятым у нее считается за честь». Поскольку дом находился у Аларчина моста, его хозяйка приобрела среди друзей второе шутливое прозвище «герцогиня д’Аларкон».
Вера Ивановна способствовала возобновлению деятельности Женских медицинских курсов, закрытых в конце царствования Александра II . Ей принадлежала значительная роль в создании первого в Европе Женского медицинского института (ныне Государственный медицинский университет им. академика И.П. Павлова), открытого в 1897 году стараниями прогрессивной российской интеллигенции. Этому учебному заведению баронесса оказывала постоянную и разнообразную помощь, устраивала благотворительные концерты, лекции и лотереи, занималась сбором средств для организации дешевых и даровых обедов нуждающимся, участвовала в подготовке Пироговских съездов, учредила несколько стипендий своего имени, собирала общественные библиотеки. В перечне важнейших книжных коллекций, хранящихся в Научной библиотеке Санкт-Петербургского университета, значится дар баронессы Икскуль фон Гильдебрандт от 1895 года.
В 1900 году Российскому обществу Красного Креста (РОКК) были выделены денежные средства для организации Общины сестер милосердия, которая должна была взять на себя организацию школ с целью подготовки, наряду с сестрами милосердия, квалифицированного низшего персонала – сиделок, нужда в которых была весьма велика. Такое дело мог организовать только человек, обладающий хорошими организаторскими способностями Деньги были переданы баронессе Икскуль. Вера Ивановна справилась с этой задачей.
Школы начала работать уже в конце года. При создании Общины сестер милосердия Вера Ивановна привлекла в ее учредители многих известных в России людей. Первое собрание учредителей, состоявшееся 15 апреля 1900 года, избрало правление. Его председателем стала В.И. Икскуль. Список учредителей публиковался в ежегодных отчетах Комитета и насчитывал 52 человека. Среди них были титулованные благотворители (графиня СВ. Панина, князь и княгиня Л.Д. и М.В. Вяземские, графиня О.В. Левашева, баронесса Т.И. Медем и др), известные врачи и государственные деятели (директор Женского медицинского института В.К. фон Анреп, лейб-хирург двора, профессор Военно-медицинской академии Н. А. Вельяминов, профессора Ф.Ф. Мертенс, Д.О. Отт, С.С. Боткин, А. А. Кадьян, Н.Н. Феноменов, сенатор С.И.Лукьянов, директор Частного коммерческого банка А.И. Мураний).
Николай Александрович Вельяминов
Община управлялось Комитетом РОКК. Подавляющее большинство учредителей также являлось действительными членами Комитета, то есть, согласно Положению, платили членские взносы – 10 рублей ежегодно или 100 рублей единовременно. В первые годы существования Комитета его действительным членом значился и Санкт-Петербургский митрополит Антоний. В состав правления Комитета входил священник Григорий Спиридонович Петров. В разные годы число действительных членов Комитета колебалось от 33 до 138 человек. Списки их публиковались в ежегодных отчетах.
«…В 1914 г. к Варваре Ивановне, которая к тому времени переехала от Аларчина моста на Кирочную улицу (она занимала бельэтаж дома, в который упирается Надеждинская ул., - в первом этаже жил ее друг профессор-хирург Н.А. Вельяминов) пришел тот же Горемыкин и, к своему удивлению, увидел на столе портрет имп. Марии Федоровны с любезной надписью. На его вопрос: «Что это значит?» - Варвара Ивановна ответила: «Мы помирились! Я согласилась стать во главе Кауфмановской общины. Теперь война и не время для мелких ссор!» Обязанности хирурга взял на себя Н.А. Вельяминов…» (стр. 57, гл. «На лазурном побережье», Т.А. Аксакова, «Семейная хроника», в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988).
В 1902 году по распоряжению Марии Федоровны, которая была покровительницей РОКК, община получило право носить имя генерал-адъютанта Михаила Петровича фон Кауфмана, возглавлявшего Российское общество Красного Креста в течение 15 лет.
Баронесса сама работала наравне с другими сестрами во время русско-японской, балканской и Первой мировой войн.
Идеалы свободного общества, воспринятые ей в период своей жизни во Франции и Италии, не оставляли ее быть равнодушной к нарождающемуся демократическому движения в России. Вера Ивановна принимала самое активное участие в судьбах многих современников: трижды вызволяла Горького из тюрьмы, хлопотала за Н.К. Михайловского, которому угрожала ссылка. Квартира ее была фактически недосягаема для охранной полиции. Этим пользовались «нелегалы». По свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича в доме баронессы Икскуль часто скрывались революционеры, прятались целые архивы левых партий, в том числе и большевистские (В.Д. Бонч-Бруевич Мое первое издание // Звенья. Т.8. М., 1950. С.679).
«…В числе многих гостей баронессы, великих артисток и сенаторов, скромных живописцев и модных адвокатов, я не сразу заметил и Батюшина, зато был рад увидеть в салоне Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, который очень хорошо отозвался о хозяйке дома, как о женщине самых передовых воззрений:
- Она не только дружила с семьей Чехова, но в пятом году вызволила из Петропавловской крепости молодого Максима Горького…» (стр. 511, В.С. Пикуль. Честь имею. Исповедь офицера Генштаба, «Военная литература»: militera.lib.ru, Издание: Пикуль В.С. Честь имею. - М.: Голос, 1996, Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/russian/pikul6/index.html).
А. П. Чехов и М. Горький
Будучи сама неординарной личностью, Варвара Ивановна всегда привечала и помогала другим, таким же непохожим на других, личностям, независимо от того в какой области блистала их неординарность. Поэтому, скорее всего, не мог пройти мимо ее участия и Георгий Ефимович Распутин.
«…Что такое за явление сам по себе Распутин. Одна дама, баронесса Икскюль Варвара Ивановна, она всем интересовалась. Это явление должно было пройти через ее салон. Она мне говорила: «Хотите встретиться?»…» (стр. 179, Понедельник 26 декабря 1932 г., Н. А. Базили, «Александр Иванович Гучков рассказывает… Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили (история стенограмм)», ж-л Вопросы истории, 1991, № 10, OCR - http:\\annals.xlegio.ru ;mailto:halgar@ newmail.ru).
«…В воспоминаниях, далеко не сентиментальной Зинаиды Гиппиус, образ баронессы Икскуль передан нежнейшими тонами: «В Петербурге жила когда-то очаровательная женщина. Такая очаровательная, что я не знаю ни одного живого существа, не отдавшего ей дань влюбленности, краткой или длительной. В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что, так или иначе, выделялось, всплывало на поверхность общего, мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек. Не успокоится, пока не увидит собственными глазами, не прикоснется, как-то по-своему не разберется…» (стр. 74-75, З. Гиппиус, Живые лица, – Л., Искусство, 1991).
Может быть действительно, это желание видеть у себя в салоне неординарных личностей, а может быть она надеялась привлечь его к своей благотворительной деятельности на медицинской ниве? Этому вполне мог способствовать имидж Распутина как народного целителя с даром гипноза, который мог быть полезен ей в ее медицинской деятельндости. Мы еще может сможем узнать, если найдутся ее заметки о нем.
«…Баронессу Икскуль (придворная дама, одна из основательниц высшего женского образования в России) мне удалось заставить написать о Распутине (она была его поклонницей, потом отошла) лишь после того, как мне удалось добыть ей какое-то заграничное лекарство, которого она достать не могла…»
(Записка Л.М. Клячко, РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Ед. хр. 1).
Григорий Распутин
Потомственная сербка, Вера Ивановна не могла спокойно наблюдать за начавшейся национально-освободительной борьбой сербского народа против Австрийской империи. Она овладела навыками сестры милосердия и отправилась с сестрами на Балканы где в 1912-1913 годах, работала на передовой. Осталась на передовой и в Первую мировую войну. За участие в перевязках раненых под неприятельским огнем в 1916 году она была награждена Георгиевским крестом, который ей вручил лично генерал A. M. Каледин.
После революции В.И. Икскуль и проживающие с ней ее сын, бывший гвардейский офицер Иван Глинка, и хирург-академик Н.А. Вельяминов. были выселены из дома на Кирочной. После мытарств, связанных с выселением, Вера Ивановна перенесла свыше десятка обысков, несколько арестов, недели, проведенные в тюрьме в числе заложников в качестве матери «белогвардейца». Зимой 1919–20 года похоронила сына Ивана Глинку, умершего от тяжелой пневмонии, осложненной голодом. Той же зимой погиб еще один близкий ей человек – профессор Военно-медицинской академии Николай Александрович Вельяминов (1855–1920). Саму Веру Ивановну осенью 1920 года А.М.Горький приютил в Доме искусств на Невском проспекте.
Владислав Ходасевич вспоминал: «Варвара Ивановна жила в бельэтаже, в огромной комнате «глаголем», с чем-то вроде алькова, с дубовой обшивкой по стенам и с тяжеловесной резной мебелью... Пахло в ней – не скажу духами, какие уж там духи, в Петербурге, в 1921 году, – но чем-то очень приятным, легким. В холоде и голоде тех дней, ограбленная большевиками, пережившая больше десятка «строгих» обысков, Варвара Ивановна сумела остаться светскою дамой. Это хорошее тонкое барство было у нее в каждом слове, в каждом движении, в ее черном платье, в ногах, с такой умелой небрежностью покрытых пледом; в том, как она протягивала сухую, красивую руку с четырьмя обручальными кольцами на безымянном пальце; в том, как она разливала чай, как поеживалась от холода.
В Петербурге, занесенном снегом зимою, заросшем травою летом, в пустынном, глухом Петербурге тех лет, когда зимою на улицах грабили, а летом на Мойке пел соловей, дом Искусств был похож на затерянный во льдах корабль. Жили особенной, ни на что не похожей жизнью… И редкий вечер, хоть мимоходом, не заходил я к Варваре Ивановне, всегда радушной, доброжелательной, ровной. Горничная Варя приносила чайник. Было необычайно тихо и – опять не могу подыскать я другого слова – обаятельно. В те вечера рассказывала Варвара Ивановна о разных вещах, о людях, которых ей доводилось видеть, особенно хорошо - о Тургеневе и о Мопассане» (стр. 20-21, В. Ходасевич, Воспоминания о Горьком, – М., 1989, статья «Красная баронесса» на сайте ProjectImages/2515/16-26.pdf)..
Живя в Доме Искусств, Варвара Ивановна пыталась подрабатывать переводами, чтобы не умереть с голоду, но найти работу было очень трудно. Приходилось распродавать какие-то вещи, оставшиеся после обысков. Она обратилась к большевистским властям с просьбой разрешить ей выехать за границу и получила издевательский отказ. Тогда она решила прибегнуть к помощи Максима Горького, которого когда-то спасла от тюрьмы.
Историю о том, как Варвара Ивановна покинула Россию, по-разному описывается ее современниками.
«…Но возвращаюсь к лету 1926 г. и В.И. Икскуль. В ее салоне у Аларчина моста среди других бывал и молодой Горький. Впоследствии он вспомнил старую «хлеб-соль» и помог ей выехать за границу…» (стр. 59, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова, Семейная хроника, в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988).
«…Проблему переезда за границу «георгиевская кавалерственная дама» решила геройски. Невзирая на свой почтенный возраст - 71 год, она наняла на оставшиеся деньги мальчика-проводника и ушла с ним по льду Финского залива в Финляндию…» (ст. «Красная баронесса» на сайте ).
Потом была Франция, где Варвара Ивановна встретилась со своим вторым сыном, Григорием Глинкой, и некоторыми прежними знакомыми.
«…Наискось от нас по avenue des Fleurs жила баронесса Варвара Ивановна Икскуль, та самая дама, портрет которой находится в Репинском зале Третьяковской галереи.
Варвара Ивановна была не только красива, но и очень умна. То сердечное внимание, которое она проявляла в отношении меня летом 1926 года, я считаю большой честью.
Опираясь на трость, одетая во все черное, с белой камелией в петлице, Варвара Ивановна часто стучала мне в окно, приглашая пойти с ней к морю. Сидя на набережной, мы говорили о России, и я читала по ее просьбе есенинские стихи. При этом я замечала, что она с болезненным интересом слушает подробности о жизни холодного и голодного Петрограда начала 20-х годов…» (стр. 57, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова).
Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт скончалась 20 февраля 1928 г. в 7 часов 30 минут утра в Париже (П.Милюков. «Последние новости», 21/II-1928 г.).
Ну и, разумеется, воспоминания самого Нестерова из-за которых у меня возник интерес к «Красной баронессе»:
Михаил Васильевич Нестеров. Портрет работы Виктора Васнецова
«На одной из передвижных выставок, не помню какого года, появился превосходный, наделавший много шума и тотчас же приобретенный Третьяковым портрет баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильденбандт. Портрет был написан во весь рост; баронесса Икскуль была изображена на нем в черной кружевной юбке, в ярко-малиновой блузке, перехваченной по необыкновенно тонкой талии поясом; в малиновой же шляпке и с браслеткой на руке. Через черный вуаль просвечивало красивое, бледное, не юное, но моложавое лицо. Это было время самого расцвета таланта Репина. Все его живописные достоинства, как и недостатки, были налицо: свежая, молодая живопись лица, рук, блузки, золотых брелоков - и почти обычное отсутствие вкуса. Во всяком случае, мы тогда были в восхищении от нового шедевра Ильи Ефимовича, и я впервые по этому портрету узнал о существовании баронессы Икскуль.
С тех пор чаще и чаще я стал встречаться с ее именем: оно то фигурировало вместе с какими-нибудь филантропическими учреждениями, с женскими курсами, медицинскими, Бестужевскими, с концертами в пользу недостаточной молодежи, наряду с именами старушки Стасовой, Философовой, Марии Павловны Ярошенко, то с какими-нибудь петербургскими сплетнями. Хорошее о ней переплеталось с «так себе»... но никто никогда не говорил о Варваре Ивановне Икскуль, что она глупа, - нет, ни в одном повествовании о ней не было такого. Быть может, не было и того, чтобы «повествователи» любили ее, но и при всей нелюбви их Варваре Ивановне не отказывали в уме, энергии, находчивости, в сильной воле.
Варвара Ивановна Икскуль в те далекие времена принадлежала к либеральному лагерю российской интеллигенции, к либеральной части петербургской знати. Она была вдова нашего посланника в Риме, барона Икскуль фон Гильденбандта, человека гораздо старше ее, оставившего своей супруге какое-то состояние, дом на Кирочной и баронский титул. До баронства Варвара Ивановна была мадам Глинка, у нее было два сына от первого брака: красавец-кавалергард и моряк Гриша, довольно хилый молодой человек. Вот что было у Варвары Ивановны до баронского титула и особняка на Кирочной.
Так жила да поживала в Питере баронесса Икскуль, пока не прославил ее своим портретом Илья Ефимович Репин. О ней заговорили громче; хорошее и худое о ней получило более яркую окраску - Говорили, что женские медицинские курсы, закрытые в конце царствования Александра II, вновь открылись в царствование Александра III благодаря умелому ходатайству баронессы Икскуль. Казалось, к суровому царю с такими делами, как открытие женских медицинских курсов, и подступить было немыслимо. Александр III - и женское образование... хм... и, однако, не кто другой, а Александр III дал милостивое соизволение на открытие таких курсов; он не только согласился на их открытие вновь, но дал землю под это полезное учреждение и обеспечил их существование на будущие времена.
И. Н. Крамской. Портрет Александра III
Дело было так: ревнители женского образования ломали себе головы, как подступиться с таким делом к неподатливому царю. И вот тут, как и на репинском портрете, выступила баронесса Икскуль особенно ярко. У ней в те времена, как и раньше, как в дни последующие, как во все времена ее жизни, - были большие связи... с так называемыми «нужными людьми», будь то мир придворный, военный или чиновный, ученый, мир художников, артистов. Везде баронесса Икскуль вовремя и умно заводила связи и ими блестяще пользовалась.
Люди, жившие в 80-е годы, знали или слышали о генерале Черевине, близком человеке к царю. Генерала Черевина, как Бову-королевича или Паскевича-Эриванского изображали на лубочных картинках просто: тиснут медянкой, потом киноварью, еще охрой - и готов Черевин-Паскевич. Генерал Черевин был запойный пьяница. Пил он непробудно, и в минуты редкого и короткого похмелья докладывал царю о том, о сем, и тогда из этого выходило что-то ладное для «лучших людей». Тут и подвернись умная баронесса Икскуль. Поговорили о ней «лучшие люди», и стала баронесса поджидать черевинского похмелья; дождалась, и своими «чарами», а у ней их было довольно, убедила пьющего генерала доложить царю о курсах, о том, что женское медицинское образование не только не вредно, но даже польза от него может быть...
Царь выслушал Черевина милостиво и повелел тогда восстановить запрещенные курсы по более широкому плану. И стали курсы жить, процветать, много от них пользы было государству, и слава баронессы Икскуль как умной женщины еще более возросла. Куда бы ее деятельность ни направлялась, всюду видны были ее ум, твердая рука, административные и иные таланты. И как она умела выбирать людей, а выбрав, командовать ими!
Было начало 1907 года. В Петербурге, на Малой Конюшенной, в доме шведской церкви, была моя выставка. Ее успех для меня, как для моих друзей и недругов, был неожиданным. Среди выставляемых картин была там небольшая «Богоматерь с младенцем»; ее на первых же днях и приобрела баронесса Варвара Ивановна, а через несколько дней на той же выставке и сама познакомилась со мной. Первое мое впечатление было чисто зрительное. Помню, что Варвара Ивановна была вся в черном, никаких украшений, ничего лишнего. Лицо бледное, красивое, интересное, очень хорошо сохранившееся для своих лет (сыну, кавалергарду, было тогда за тридцать). Сходство с портретом Репина было большое, хотя Репин и не уловил того, до чего так мастерски и остро добирался Серов. Особую оригинальность облику Варвары Ивановны Икскуль придавал локон седых волос надо лбом, как у Дягилева. Этот седой локон на черных, вьющихся хорошо положенных волосах придавал большую пикантность лицу Варвары Ивановны. С первых же слов умелая барыня взяла со мной верный тон, простой, как бы дружеский.
Первая встреча наша закончилась приглашением, без обычного визита, к обеду.
В назначенный день и час я был на Кирочной. Широкая лестница вела во второй этаж, в апартаменты баронессы: приемная, дальше гостиная во вкусе 80-х годов, где лишь некоторый избыток живописно набросанных тканей, шелка, парчи и всякого рода безделушек указывал на то, что хозяйка дома считает себя не чуждой вкусам художников стиля тогдашнего модного живописца Ганса Макарта или нашего Константина Маковского.. В то же время в этой гостиной все было рассчитано на уют, располагающий к хорошим разговорам. Каждый уголок имел как бы свое особое назначение...
Хозяйка встретила меня с любезной простотой, так знакомой нам, художникам. Она села на свое излюбленное место - кушетку, заполненную разного рода подушками, подушечками, - она как бы погрузилась в них, и они приняли ее в свои теплые объятия. Мне было предложено кресло напротив, около стола с большой лампой под огромным абажуром на ней. Слева, ближе к окну, стоял другой стол поменьше, круглый, как и первый, а на нем был поставлен, лицом к хозяйке, в широкой, черной резной раме портрет Максима Горького, имя которого в то время было особенно популярно среди будирующего Петербурга. Опытная, светски воспитанная хозяйка втянула меня в оживленную беседу, перескакивая с одной темы на другую, нигде не обнаруживая своей сущности.
Скоро стали собираться другие приглашенные к обеду гости. Приехал ученый секретарь Академии наук академик Ольденбург, ставший более известным позднее, приехали муж и жена Медемы и, наконец, экс-премьер Горемыкин со старушкой женой. Через несколько минут все были приглашены в столовую. Хозяйка указала место, и я, как «герой сезона», был посажен первым справа от хозяйки. Рядом сел старик Горемыкин, дальше Ольденбург и последним еще молодой псковский губернатор, зять Горемыкина, барон Медем.
Сервировка стола прекрасная; обед не очень изысканный, но вкусный; винам особого значения не придавали. Беседа шла общая - о моей выставке, об искусстве вообще и на общие темы. Недавние грозные события затронуты за обедом не были. Мой сосед, с такой предрешающей свою судьбу фамилией, был очень прост: в нем не было и следа важного сановника, недавнего главы правительства; это был образованный, хорошо воспитанный старый человек. Менее других мне понравился академик Ольденбург.
После обеда все вернулись в гостиную; там за разговорами прошла часть вечера; около десяти часов я простился и, приглашенный «не забывать», уехал домой.
Позднее баронесса Икскуль в мои тогда довольно частые посещения Петербурга, узнав от общих знакомых о моем приезде, звонила ко мне по телефону в Гранд-Отель или присылала записку с приглашением посетить ее, и я изредка бывал у нее и встречал иногда интересных людей. Во время одного из моих визитов баронесса познакомила меня с нарядным, высоким, лет пятидесяти, в генеральском мундире, с открытым лбом военным, по манерам, облику похожим на какого-нибудь командира гвардейских полков. То был лейб-медик Вельяминов, как говорила молва, счастливо заменяющий покойного барона Икскуль.
Бывая на Кирочной, я заметил, что портреты в резной черной раме на круглом столе у окна менялись сообразно с тем, кто был в те дни «героем сезона», о ком говорил Петербург.
Все чаще и чаще приходилось слышать о баронессе Икскуль, о ее энергии, деловитости, умении руководить большим делом, попавшим в ее руки. Она, между прочим, была почетным попечителем и чуть ли не основателем Кауфманской общины сестер милосердия, где все было насыщено ее инициативой, волей, умом. Дело там шло превосходно. Дисциплина была железная, и сестры общины, такие выдержанные, бесстрастные, преданные долгу, в накрахмаленных белых повязках-кокошниках, воротничках и нарукавничках, были послушными исполнительницами указаний своей энергичной, не хотевшей стариться попечительницы.
Как-то Варвара Ивановна заехала в Киев к сыну, тогда уже «бывшему» моряку, слабосильному, такому приятному бездельнику Грише. Он был женат на Тарновской, дочери одного из потомков малороссийских гетманов, богатого, своенравного, влюбленного в малороссийскую старину и имевшего у себя в черниговском имении лучшее собрание древностей своего края.
В этот приезд в Киев Варвара Ивановна Икскуль посетила мою мастерскую. Она и тогда была все такая же интересная, не желавшая поддаваться влиянию времени пикантная женщина с черными, как вороново крыло, волосами, с неожиданным седым локоном в них, быть может, уже созданием парижского куафера.
Не помню, бывал ли я позднее у баронессы Икскуль в, ее особняке на Кирочной, но я слышал, что круглый столик у окна и черная рама на нем не утратили своих чудесных свойств: в черной раме продолжали меняться «герои сезона», пока однажды, на смену Максиму Горькому, не появился новый герой... Григорий Распутин».
В Третьяковской галерее можно увидеть знаменитый портрет работы Ильи Репина , на котором изображена молодая красавица, баронесса Варвара Икскуль фон Гильденбандт . Кроме ее имени многим больше ничего не известно. Но судьба этой незаурядной и самоотверженной женщины заслуживает не меньшего внимания, чем сам портрет: всю жизнь баронесса посвятила помощи другим людям, занималась благотворительностью, издавала книги для малоимущих, работала сестрой милосердия на фронте, а в 70 лет была вынуждена уйти пешком по льду Финского залива из страны, которой уже не была нужна.
На одной из передвижных выставок появился портрет кисти Репина, вызвавший большой резонанс. Многие не знали, кем была эта красавица с цыганской внешностью. После выставки ее имя стало известно широкой публике, оно все чаще и чаще стало появляться в новостях о филантропических учреждениях, благотворительных концертах, женских медицинских курсах и т. д. О ней говорили как об умной, энергичной и волевой женщине.
Варвара Ивановна родилась в 1852 г. в семье генерала Лутковского. С юности все обращали внимание на ее необычную внешность - говорили, что она похожа на цыганку. На самом деле она была потомственной сербкой. В 16 лет Варвара вышла замуж за дипломата Н. Глинку, и они уехали жить в Европу. Там девушка вращалась в кругу художников, поэтов, аристократов. Ей не было 30-ти, когда она развелась с мужем и снова вышла замуж за барона Икскуля фон Гильденбандта - русского посла в Риме, который был на 2 года старше ее матери.
Когда супруги вернулись в Петербург, баронесса занялась публикацией книг для народного чтения. Вместе с издателем И. Сытиным они выпустили 64 книги, доступные малоимущим читателям. Обложки для книг бесплатно оформлял Репин.
В литературно-общественном салоне баронессы Икскуль бывали Чехов, Горький, Короленко, Репин, Ге, Бенуа и другие выдающиеся люди того времени. Мережковский посвятил ей 12 стихотворений, а Гиппиус о ней писала: «В этой прелестной светской женщине кипела какая-то особая сила жизни, деятельная и пытливая. Она обладала исключительной уравновешенностью и громадным запасом здравого смысла».
Баронесса Икскуль умела заводить нужные знакомства. В достижении своих целей она проявляла завидную решительность и даже хитрость. В те времена многие знали о приближенном императора, генерале Черевине, который беспробудно пил, а к царю с докладами ходил в часы редкого похмелья. Именно такого момента дождалась Варвара, чтобы внушить ему идею о том, что женское медицинское образование может быть очень полезным. Генерал доложил царю, в результате запрещенные курсы восстановили.
Варвара Ивановна была в числе инициаторов создания Женского Медицинского института при Петропавловской больнице, открыла «школу ученых сиделок» для подготовки младшего медицинского персонала, создала общину сестер милосердия имени М. П. фон Кауфмана. Ее община отличалась строжайшей дисциплиной и высоким профессионализмом среди медсестер. Во время войны на Балканах 1912-1913 гг. баронесса отправилась на фронт сестрой милосердия, делала перевязки раненым под обстрелами. Она оставалась на передовой и в Первую мировую войну. В 1916 г. ее наградили Георгиевской медалью. На тот момент ей было уже 64 года.
После революции 1917 г. общину закрыли, баронессу выселили из ее дома. Разрешения на выезд из страны ей не дали, и тогда она, на 70-м году жизни, ушла пешком по льду Финского залива в Финляндию, а оттуда переехала во Францию, где и скончалась в 1928 г.
Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт
Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт.
Фрагмент портрета работы
И. Репина
(1889) Холст, масло. 196,5x71,7 см.
Государственная
Третьяковская галерея, Москва.
http://www.picture.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=4280
Икскульфон Гильденбрандт (урожд. Луж(т)ковская) Варвара Ивановна (1850 [по др. свед. 1846]-1928) - баронесса, известная петербургская благотворительница, общественная деятельница, писательница. Имела в Петербурге литературный салон. Возглавляла правление Общины сестер милосердия (с 1900), по ее инициативе при Общине была создана школа подготовки квалифицированных сиделок. Организовывала в Петербурге благотворительные концерты, балы, собрания. В начале 1920-х эмигрировала в Париж.
Использованы справочные материалы издания: Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма. [Сост. Н.И. Канищева]. М., 2012, Комментарии, с. 563.
Икскуль фон Гильденбандт Варвара Ивановна (1850 Петербург – 1928), отец – генерал-майор Иван Лутковский состоял в свите его императорского величества при генерал-фельдцейхмейстере русской армии великом князе Михаиле Николаевиче, мать – Мария Щербатова, урожденная Штерич, - представительница знатного сербского рода. В конце XVIII века, в эпоху колонизации юга России, три семьи из Сербии - Шевичи, Штеричи и Депрерадовичи - была наделены обширными землями - возник Славяно-Сербский уезд Екатеринославской губернии.
Девочку воспитывала гувернантка, ставшая впоследствии известной французской писательницей, публиковавшейся под псевдонимом Анри Гревиль. Варя выросла и превратилась в стройную худощавую девушку с большими темными глазами. Окружающие находили в ее внешности нечто цыганское. Надо лбом юной красавицы в темных волосах белела седая прядь.
В 16 лет Варвару Лутковскую выдали замуж за дипломата, действительного статского советника и камергера Николая Глинку-Маврина, который был на двенадцать лет старше супруги. Прожив несколько лет в Петербурге и имея двух сыновей (Григорий, Иван), она, в один прекрасный день, решила, что «с нее хватит», и уехала в Париж. Скандал был огромный, тем более, что Варвара Ивановна стала писать романы. В начале 1880-х годов на страницах французских литературных журналов появились ее повести и рассказы под псевдонимом Rouslane (Руслана). Некоторые из них печатались с предисловиями самого Мопассана. С 1886 года ее произведения начали печатать и в России, правда, на французском языке. Чтобы замять скандал за границу был направлен и ее муж. Местом их пребывания на долгие годы стали страны Европы - Германия, Италия и Франция. Там родилась дочь Софья. Казалось бы, семейное счастье вернулось в семью. Однако ей не исполнилось еще и тридцати лет, когда она развелась с Глинкой. Через несколько лет после развода она вышла замуж за начальника бывшего мужа, действительного тайного советника Карла Петровича Икскуля фон Гильденбандта (1818–1894), русского посла в Риме в 1876–1891 годах, который был на два года старше ее матери. В качестве жены русского посланника, Варвара Ивановна очутилась в Риме. Король Умберто был настолько пленен ее красотой, что однажды на Корсо появилась коляска, в которой барон и баронесса Икскуль занимали приличествующие им места, а король примостился на скамеечке у ног баронессы. Об этом стало известно в Петербурге, и шокированная императрица Мария Федоровна на очередном выходе во дворце выказала Варваре Ивановне свою немилость. Посланник Икскуль подал в отставку. Шел 1889 год, супруги переехали на постоянное место жительства в Петербург, где на набережной Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова) ими был приобретен дом.
В 1891 году бывая по делам в деревне и «огорчаясь полным отсутствием книг для народа», Варвара Ивановна занялась изданием книг для народного чтения. Ей удалось найти единомышленника в лице издателя И.Д. Сытина. За пять лет было издано 64 книги, доступных малоимущим читателям. Среди них были произведения Николая Гоголя и Льва Толстого, Федора Достоевского, Всеволода Гаршина, Жорж Санд и многих других выдающихся писателей и поэтов. Многие писатели разрешали баронессе безвозмездно перепечатывать их произведения, а Репин бесплатно оформлял обложки.
Позже Варвара Ивановна так писала об их совместной работе: «Помимо чисто утилитарных знаний мы считали желательным расширить вообще кругозор наших будущих читателей <...> не задаваясь никакими партийными или иными целями и выбирая только красоту духовных образов и таланта». Книжки для народа, издававшиеся баронессой Икскуль, выходили под грифом («Правда». Издания В.И.). Слова, адресованные Варварой Ивановной издателю Сытину, которому, как она писала, «русская деревня обязана многими часами светлого досуга», несомненно, можно отнести к ней самой.
Много сил и средств Варвара Ивановна отдавала благотворительности. По просьбе Льва Толстого баронесса помогала духоборам, переселявшимся в Канаду. В 1892 году она выезжала «на голод» в село Нижняя Серда Казанской губернии, собирала деньги, организовывала столовые. Во время этой поездки заразилась оспой и едва не умерла.
В 1893 году барон Икскуль фон Гильденбандт скончался. После смерти мужа Варвара Ивановна перешла во «фронду». Купив дом у Аларчина моста на Екатерининском канале, она открыла литературно-художественный салон. В гостиной особняка у Аларчина моста на Екатерининском канале, а позднее на Кирочной улице, бывали и крупные сановники, и академики, и знаменитые юристы, и актеры, и художники, и музыканты, и литераторы. Его посещали И.Е.Репин, В.С.Соловьев, А.М.Горький, Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, М.В.Нестеров, Владимир Короленко, Антон Чехов, Владимир Стасов, Лев Толстой и др.
Репиным исполнены графические портреты многих посетителей литературных вечеров в салоне баронессы. Отдельные листы этого обширного альбома находятся в собрании Музея-усадьбы «Пенаты», в Музее-квартире Бродского, ГРМ, ГТГ.
О хозяйке салона все мемуаристы вспоминали как о женщине редкой красоты и столь же редкого ума, вкуса, изящества и исключительного такта, Это ее И.Е. Репин изобразил на знаменитом портрете «Женщина в красном» из Третьяковской галереи. Можно предположить, что именно данный портрет послужил тому, что Варвара Ивановна получила прозвище - «красная баронесса».
Красота и исключительное обаяние Варвары Ивановны обеспечили ей громадный светский успех. Двенадцать стихотворений первого сборника Д. Мережковского были посвящены Варваре Ивановне. Вот одно из них:
ПРИЗНАНИЕ
На что мне чудеса волшебной красоты.
На что мне глетчеров безмолвная громада
И в радужной пыли над пеной водопада
Из тонких проволок сплетенные мосты,
Туннели грозные, где в сумраке вагона
Лазурной молнией врывается простор
Сверкающих озер, -
Обломков бирюзы, упавшей с небосклона
В кольцо жемчужно-белых гор?
На что мне цветники в задумчивых аллеях.
На что мне полутьма таинственных дубров,
И краски панорам блестящих городов,
И тысячи картин в старинных галереях,
На что мне океан и башня маяка,
Как уголь черная, на пурпуре заката,
И свежий запах волн, и песня рыбака,
И вьющийся дымок далекого фрегата?
На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что
Весь мир великий, мир ничтожный?
Мне сердце говорит: «Не то, не то!»
И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:
Не нужно мне дворцов, благоуханных роз
И чуждых берегов, и моря, и простора!
Я жажду долгого, мерцающего взора.
Простых и тихих слов, простых и теплых слез. -
Немного ласки и участья.
Одной улыбки милых глаз.
Немного сумрака в глубоко мирный час
И капли, только капли счастья!..
Писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк писал своей матери: «…был с визитом… в настоящем большом свете, именно у баронессы Икскуль… Баронесса известная красавица, - высокая, стройная, худенькая цыганской худобой и очень умная. Свои сорок лет она носит с гордостью и еще сейчас красавица. Лицо худенькое, цыганское, большие глаза и умное выражение. Держит себя с простотой настоящей аристократки… После самой баронессы интересна обстановка, в которой обитает это совершенство. Представь себе три больших комнаты, сплошь набитых всякими редкостями - китайским фарфором, японскими лаками, старинными материями, редкой мебелью разных эпох и стилей, артистической бронзой, картинами и даже археологией, в виде старинных поставцов, укладок, братин, идолов и всяких цац и погремушек. Получается нечто среднее между музеем и галантерейным магазином…
Вообще баронесса настоящая петербургская знаменитость, и быть принятым у нее считается за честь». Поскольку дом находился у Аларчина моста, его хозяйка приобрела среди друзей второе шутливое прозвище «герцогиня д’Аларкон».
Варвара Ивановна способствовала возобновлению деятельности Женских медицинских курсов, закрытых в конце царствования Александра II . Ей принадлежала значительная роль в создании первого в Европе Женского медицинского института (ныне Государственный медицинский университет им. академика И.П. Павлова), открытого в 1897 году стараниями прогрессивной российской интеллигенции. Этому учебному заведению баронесса оказывала постоянную и разнообразную помощь, устраивала благотворительные концерты, лекции и лотереи, занималась сбором средств для организации дешевых и даровых обедов нуждающимся, участвовала в подготовке Пироговских съездов, учредила несколько стипендий своего имени, собирала общественные библиотеки. В перечне важнейших книжных коллекций, хранящихся в Научной библиотеке Санкт-Петербургского университета, значится дар баронессы Икскуль фон Гильденбандт от 1895 года.
В 1900 году Российскому обществу Красного Креста (РОКК) были выделены денежные средства для организации Общины сестер милосердия, которая должна была взять на себя организацию школ с целью подготовки, наряду с сестрами милосердия, квалифицированного низшего персонала – сиделок, нужда в которых была весьма велика. Такое дело мог организовать только человек, обладающий хорошими организаторскими способностями Деньги были переданы баронессе Икскуль. Варвара Ивановна справилась с этой задачей.
Школы начала работать уже в конце года. При создании Общины сестер милосердия Ваврава Ивановна привлекла в ее учредители многих известных в России людей. Первое собрание учредителей, состоявшееся 15 апреля 1900 года, избрало правление. Его председателем стала В.И. Икскуль. Список учредителей публиковался в ежегодных отчетах Комитета и насчитывал 52 человека. Среди них были титулованные благотворители (графиня СВ. Панина, князь и княгиня Л.Д. и М.В. Вяземские, графиня О.В. Левашева, баронесса Т.И. Медем и др), известные врачи и государственные деятели (директор Женского медицинского института В.К. фон Анреп, лейб-хирург двора, профессор Военно-медицинской академии Н. А. Вельяминов, профессора Ф.Ф. Мертенс, Д.О. Отт, С.С. Боткин, А. А. Кадьян, Н.Н. Феноменов, сенатор С.И.Лукьянов, директор Частного коммерческого банка А.И. Мураний).
Община управлялось Комитетом РОКК. Подавляющее большинство учредителей также являлось действительными членами Комитета, то есть, согласно Положению, платили членские взносы – 10 рублей ежегодно или 100 рублей единовременно. В первые годы существования Комитета его действительным членом значился и Санкт-Петербургский митрополит Антоний. В состав правления Комитета входил священник Григорий Спиридонович Петров. В разные годы число действительных членов Комитета колебалось от 33 до 138 человек. Списки их публиковались в ежегодных отчетах.
«…В 1914 г. к Варваре Ивановне, которая к тому времени переехала от Аларчина моста на Кирочную улицу (она занимала бельэтаж дома, в который упирается Надеждинская ул., - в первом этаже жил ее друг профессор-хирург Н.А. Вельяминов) пришел тот же Горемыкин и, к своему удивлению, увидел на столе портрет имп. Марии Федоровны с любезной надписью. На его вопрос: «Что это значит?» - Варвара Ивановна ответила: «Мы помирились! Я согласилась стать во главе Кауфмановской общины. Теперь война и не время для мелких ссор!» Обязанности хирурга взял на себя Н.А. Вельяминов…» (стр. 57, гл. «На лазурном побережье», Т.А. Аксакова, «Семейная хроника», в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988).
В 1902 году по распоряжению Марии Федоровны, которая была покровительницей РОКК, община получило право носить имя генерал-адъютанта Михаила Петровича фон Кауфмана, возглавлявшего Российское общество Красного Креста в течение 15 лет.
Баронесса сама работала наравне с другими сестрами во время русско-японской, балканской и Первой мировой войн.
Идеалы свободного общества, воспринятые ей в период своей жизни во Франции и Италии, не оставляли ее быть равнодушной к нарождающемуся демократическому движения в России. Варвара Ивановна принимала самое активное участие в судьбах многих современников: трижды вызволяла Горького из тюрьмы, хлопотала за Н.К. Михайловского, которому угрожала ссылка. Квартира ее была фактически недосягаема для охранной полиции. Этим пользовались «нелегалы». По свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича в доме баронессы Икскуль часто скрывались революционеры, прятались целые архивы левых партий, в том числе и большевистские (В.Д. Бонч-Бруевич Мое первое издание // Звенья. Т.8. М., 1950. С.679).
«…В числе многих гостей баронессы, великих артисток и сенаторов, скромных живописцев и модных адвокатов, я не сразу заметил и Батюшина, зато был рад увидеть в салоне Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, который очень хорошо отозвался о хозяйке дома, как о женщине самых передовых воззрений:
Она не только дружила с семьей Чехова, но в пятом году вызволила из Петропавловской крепости молодого Максима Горького…» (стр. 511, В.С. Пикуль . Честь имею. Исповедь офицера Генштаба, «Военная литература»: militera.lib.ru, Издание: Пикуль В.С. Честь имею. - М.: Голос, 1996, Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/russian/pikul6/index.html).
Будучи сама неординарной личностью, Варвара Ивановна всегда привечала и помогала другим, таким же непохожим на других, личностям, независимо от того в какой области блистала их неординарность. Поэтому, скорее всего, не мог пройти мимо ее участия и Георгий Ефимович Распутин.
«…Что такое за явление сам по себе Распутин. Одна дама, баронесса Икскюль Варвара Ивановна, она всем интересовалась. Это явление должно было пройти через ее салон. Она мне говорила: «Хотите встретиться?»…» (стр. 179, Понедельник 26 декабря 1932 г., Н. А. Базили, «Александр Иванович Гучков рассказывает… Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили (история стенограмм)», ж-л Вопросы истории, 1991, № 10, OCR - http:\\annals.xlegio.ru ;mailto:halgar@ newmail.ru).
«…В воспоминаниях, далеко не сентиментальной Зинаиды Гиппиус, образ баронессы Икскуль передан нежнейшими тонами: «В Петербурге жила когда-то очаровательная женщина. Такая очаровательная, что я не знаю ни одного живого существа, не отдавшего ей дань влюбленности, краткой или длительной. В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что, так или иначе, выделялось, всплывало на поверхность общего, мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек. Не успокоится, пока не увидит собственными глазами, не прикоснется, как-то по-своему не разберется…» (стр. 74-75, З. Гиппиус, Живые лица, – Л., Искусство, 1991).
Может быть действительно, это желание видеть у себя в салоне неординарных личностей, а может быть она надеялась привлечь его к своей благотворительной деятельности на медицинской ниве? Этому вполне мог способствовать имидж Распутина как народного целителя с даром гипноза, который мог быть полезен ей в ее медицинской деятельндости. Мы еще может сможем узнать, если найдутся ее заметки о нем.
«…Баронессу Икскуль (придворная дама, одна из основательниц высшего женского образования в России) мне удалось заставить написать о Распутине (она была его поклонницей, потом отошла) лишь после того, как мне удалось добыть ей какое-то заграничное лекарство, которого она достать не могла…»
(Записка Л.М. Клячко, РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Ед. хр. 1).
Потомственная сербка, Варвара Ивановна не могла спокойно наблюдать за начавшейся национально-освободительной борьбой сербского народа против Австрийской империи. Она овладела навыками сестры милосердия и отправилась с сестрами на Балканы где в 1912-1913 годах, работала на передовой. Осталась на передовой и в Первую мировую войну. За участие в перевязках раненых под неприятельским огнем в 1916 году она была награждена Георгиевским крестом, который ей вручил лично генерал A. M. Каледин.
После революции В.И. Икскуль и проживающие с ней ее сын, бывший гвардейский офицер Иван Глинка, и хирург-академик Н.А. Вельяминов. были выселены из дома на Кирочной. После мытарств, связанных с выселением, Варвара Ивановна перенесла свыше десятка обысков, несколько арестов, недели, проведенные в тюрьме в числе заложников в качестве матери «белогвардейца». Зимой 1919–1920 года похоронила сына Ивана Глинку, умершего от тяжелой пневмонии, осложненной голодом. Той же зимой погиб еще один близкий ей человек – профессор Военно-медицинской академии Николай Александрович Вельяминов (1855–1920). Саму Ваврвару Ивановну осенью 1920 года А.М.Горький приютил в Доме искусств на Невском проспекте.
Владислав Ходасевич вспоминал: «Варвара Ивановна жила в бельэтаже, в огромной комнате «глаголем», с чем-то вроде алькова, с дубовой обшивкой по стенам и с тяжеловесной резной мебелью... Пахло в ней – не скажу духами, какие уж там духи, в Петербурге, в 1921 году, – но чем-то очень приятным, легким. В холоде и голоде тех дней, ограбленная большевиками, пережившая больше десятка «строгих» обысков, Варвара Ивановна сумела остаться светскою дамой. Это хорошее тонкое барство было у нее в каждом слове, в каждом движении, в ее черном платье, в ногах, с такой умелой небрежностью покрытых пледом; в том, как она протягивала сухую, красивую руку с четырьмя обручальными кольцами на безымянном пальце; в том, как она разливала чай, как поеживалась от холода.
В Петербурге, занесенном снегом зимою, заросшем травою летом, в пустынном, глухом Петербурге тех лет, когда зимою на улицах грабили, а летом на Мойке пел соловей, дом Искусств был похож на затерянный во льдах корабль. Жили особенной, ни на что не похожей жизнью… И редкий вечер, хоть мимоходом, не заходил я к Варваре Ивановне, всегда радушной, доброжелательной, ровной. Горничная Варя приносила чайник. Было необычайно тихо и – опять не могу подыскать я другого слова – обаятельно. В те вечера рассказывала Варвара Ивановна о разных вещах, о людях, которых ей доводилось видеть, особенно хорошо - о Тургеневе и о Мопассане» (стр. 20-21, В. Ходасевич, Воспоминания о Горьком, – М., 1989, статья «Красная баронесса» на сайте http://www.taleon.ru/RU/taleonclub_ru/ ProjectImages/2515/16-26.pdf)..
Живя в Доме Искусств, Варвара Ивановна пыталась подрабатывать переводами, чтобы не умереть с голоду, но найти работу было очень трудно. Приходилось распродавать какие-то вещи, оставшиеся после обысков. Она обратилась к большевистским властям с просьбой разрешить ей выехать за границу и получила издевательский отказ. Тогда она решила прибегнуть к помощи Максима Горького, которого когда-то спасла от тюрьмы.
Историю о том, как Варвара Ивановна покинула Россию, по-разному описывается ее современниками.
«…Но возвращаюсь к лету 1926 г. и В.И. Икскуль. В ее салоне у Аларчина моста среди других бывал и молодой Горький. Впоследствии он вспомнил старую «хлеб-соль» и помог ей выехать за границу…» (стр. 59, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова, Семейная хроника, в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988).
«…Проблему переезда за границу «георгиевская кавалерственная дама» решила геройски. Невзирая на свой почтенный возраст - 71 год, она наняла на оставшиеся деньги мальчика-проводника и ушла с ним по льду Финского залива в Финляндию…» (ст. «Красная баронесса» на сайте http://www.taleon.ru/RU/taleonclub_ru/ProjectImages/2515/16-26.pdf).
Потом была Франция, где Варвара Ивановна встретилась со своим вторым сыном, Григорием Глинкой, и некоторыми прежними знакомыми.
«…Наискось от нас по avenue des Fleurs жила баронесса Варвара Ивановна Икскуль, та самая дама, портрет которой находится в Репинском зале Третьяковской галереи.
Варвара Ивановна была не только красива, но и очень умна. То сердечное внимание, которое она проявляла в отношении меня летом 1926 года, я считаю большой честью.
Опираясь на трость, одетая во все черное, с белой камелией в петлице, Варвара Ивановна часто стучала мне в окно, приглашая пойти с ней к морю. Сидя на набережной, мы говорили о России, и я читала по ее просьбе есенинские стихи. При этом я замечала, что она с болезненным интересом слушает подробности о жизни холодного и голодного Петрограда начала 20-х годов…» (стр. 57, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова).
Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт скончалась 20 февраля 1928 г. в 7 часов 30 минут утра в Париже (П.Милюков. «Последние новости», 21/II-1928 г.).
Биографические материалы подготовил Вадим Врачев .
Примечания ХРОНОСа:
Ссылка на труды Валентина Пикуля, данная составителем настоящей биографической справки, разумеется, не может восприниматься наравных с ссылкой на исторический источник или серьезное исследованием. Этот писатель, можно сказать, знаменит своими вольными фанатзиями по поводу (по мотивам ) жизни и деятельности исторических лиц. Подробнее в ХРОНОСе см. ст. Пикуль Валентин Саввич . Автор примечания А. Старков .
Сочинения:
Икскуль В.И. Иван Дмитриевич Сытин. В кн.: Полвека для книги. 1866-1916. – М., 1916. С.121.
Икскуль В.И. На туманном севере. // Северный вестник, 1886 № 1-4
Использованы материалы: ст. «Красная баронесса» на сайте http://www.taleon.ru/RU/taleonclub_ru/ProjectImages/2515/16-26.pdf;
гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова, Семейная хроника, в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988., стр. 57-58, http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages.xtmpl?Key=76&page=49);
с сайта http://www.picture.art-catalog.ru/people.php?id_people=706;
Община им. М.П. фон Кауфмана, http://www.omophor.ru/articles/kaufmansc.htm
Репин Портрет баронессы В. И. Икскюль фон Хильденбрандт
Размеры: 196 x 71
Материал, техника: Холст, масло
Дата создания: 1889
Месторасположение: Москва, Государственная Третьяковская галерея
Это одна из моих любимых картин.
Искала ее историю. Вернее историю женщины, что изображена на ней. И нашла занимательную статью современника. В ней можно окунуться в ту эпоху, что давно уж ушла. Но живет в прекрасных работах художников.
На одной из передвижных выставок, не помню какого года, появился превосходный, наделавший много шума и тотчас же приобретенный Третьяковым портрет баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильденбандт. Портрет был написан во весь рост; баронесса Икскуль была изображена на нем в черной кружевной юбке, в ярко-малиновой блузке, перехваченной по необыкновенно тонкой талии поясом; в малиновой же шляпке и с браслеткой на руке. Через черный вуаль просвечивало красивое, бледное, не юное, но моложавое лицо. Это было время самого расцвета таланта Репина. Все его живописные достоинства, как и недостатки, были налицо: свежая, молодая живопись лица, рук, блузки, золотых брелоков - и почти обычное отсутствие вкуса. Во всяком случае, мы тогда были в восхищении от нового шедевра Ильи Ефимовича, и я впервые по этому портрету узнал о существовании баронессы Икскуль.
С тех пор чаще и чаще я стал встречаться с ее именем: оно то фигурировало вместе с какими-нибудь филантропическими учреждениями, с женскими курсами, медицинскими, Бестужевскими, с концертами в пользу недостаточной молодежи, наряду с именами старушки Стасовой, Философовой, Марии Павловны Ярошенко, то с какими-нибудь петербургскими сплетнями. Хорошее о ней переплеталось с «так себе»... но никто никогда не говорил о Варваре Ивановне Икскуль, что она глупа, - нет, ни в одном повествовании о ней не было такого. Быть может, не было и того, чтобы «повествователи» любили ее, но и при всей нелюбви их Варваре Ивановне не отказывали в уме, энергии, находчивости, в сильной воле.
Варвара Ивановна Икскуль в те далекие времена принадлежала к либеральному лагерю российской интеллигенции, к либеральной части петербургской знати. Она была вдова нашего посланника в Риме, барона Икскуль фон Гильденбандта, человека гораздо старше ее, оставившего своей супруге какое-то состояние, дом на Кирочной и баронский титул. До баронства Варвара Ивановна была мадам Глинка, у нее было два сына от первого брака: красавец-кавалергард и моряк Гриша, довольно хилый молодой человек. Вот что было у Варвары Ивановны до баронского титула и особняка на Кирочной.
Так жила да поживала в Питере баронесса Икскуль, пока не прославил ее своим портретом Илья Ефимович Репин. О ней заговорили громче; хорошее и худое о ней получило более яркую окраску - Говорили, что женские медицинские курсы, закрытые в конце царствования Александра II, вновь открылись в царствование Александра III благодаря умелому ходатайству баронессы Икскуль. Казалось, к суровому царю с такими делами, как открытие женских медицинских курсов, и подступить было немыслимо. Александр III - и женское образование... хм... и, однако, не кто другой, а Александр III дал милостивое соизволение на открытие таких курсов; он не только согласился на их открытие вновь, но дал землю под это полезное учреждение и обеспечил их существование на будущие времена.
Дело было так: ревнители женского образования ломали себе головы, как подступиться с таким делом к неподатливому царю. И вот тут, как и на репинском портрете, выступила баронесса Икскуль особенно ярко. У ней в те времена, как и раньше, как в дни последующие, как во все времена ее жизни, - были большие связи... с так называемыми «нужными людьми», будь то мир придворный, военный или чиновный, ученый, мир художников, артистов. Везде баронесса Икскуль вовремя и умно заводила связи и ими блестяще пользовалась.
Люди, жившие в 80-е годы, знали или слышали о генерале Черевине, близком человеке к царю. Генерала Черевина, как Бову-королевича или Паскевича-Эриванского изображали на лубочных картинках просто: тиснут медянкой, потом киноварью, еще охрой - и готов Черевин-Паскевич. Генерал Черевин был запойный пьяница. Пил он непробудно, и в минуты редкого и короткого похмелья докладывал царю о том, о сем, и тогда из этого выходило что-то ладное для «лучших людей». Тут и подвернись умная баронесса Икскуль. Поговорили о ней «лучшие люди», и стала баронесса поджидать черевинского похмелья; дождалась, и своими «чарами», а у ней их было довольно, убедила пьющего генерала доложить царю о курсах, о том, что женское медицинское образование не только не вредно, но даже польза от него может быть...
Царь выслушал Черевина милостиво и повелел тогда восстановить запрещенные курсы по более широкому плану. И стали курсы жить, процветать, много от них пользы было государству, и слава баронессы Икскуль как умной женщины еще более возросла. Куда бы ее деятельность ни направлялась, всюду видны были ее ум, твердая рука, административные и иные таланты. И как она умела выбирать людей, а выбрав, командовать ими!
Было начало 1907 года. В Петербурге, на Малой Конюшенной, в доме шведской церкви, была моя выставка. Ее успех для меня, как для моих друзей и недругов, был неожиданным. Среди выставляемых картин была там небольшая «Богоматерь с младенцем»; ее на первых же днях и приобрела баронесса Варвара Ивановна, а через несколько дней на той же выставке и сама познакомилась со мной. Первое мое впечатление было чисто зрительное. Помню, что Варвара Ивановна была вся в черном, никаких украшений, ничего лишнего. Лицо бледное, красивое, интересное, очень хорошо сохранившееся для своих лет (сыну, кавалергарду, было тогда за тридцать). Сходство с портретом Репина было большое, хотя Репин и не уловил того, до чего так мастерски и остро добирался Серов. Особую оригинальность облику Варвары Ивановны Икскуль придавал локон седых волос надо лбом, как у Дягилева. Этот седой локон на черных, вьющихся хорошо положенных волосах придавал большую пикантность лицу Варвары Ивановны. С первых же слов умелая барыня взяла со мной верный тон, простой, как бы дружеский.
Первая встреча наша закончилась приглашением, без обычного визита, к обеду.
В назначенный день и час я был на Кирочной. Широкая лестница вела во второй этаж, в апартаменты баронессы: приемная, дальше гостиная во вкусе 80-х годов, где лишь некоторый избыток живописно набросанных тканей, шелка, парчи и всякого рода безделушек указывал на то, что хозяйка дома считает себя не чуждой вкусам художников стиля тогдашнего модного живописца Ганса Макарта или нашего Константина Маковского.. В то же время в этой гостиной все было рассчитано на уют, располагающий к хорошим разговорам. Каждый уголок имел как бы свое особое назначение...
Хозяйка встретила меня с любезной простотой, так знакомой нам, художникам. Она села на свое излюбленное место - кушетку, заполненную разного рода подушками, подушечками, - она как бы погрузилась в них, и они приняли ее в свои теплые объятия. Мне было предложено кресло напротив, около стола с большой лампой под огромным абажуром на ней. Слева, ближе к окну, стоял другой стол поменьше, круглый, как и первый, а на нем был поставлен, лицом к хозяйке, в широкой, черной резной раме портрет Максима Горького, имя которого в то время было особенно популярно среди будирующего Петербурга. Опытная, светски воспитанная хозяйка втянула меня в оживленную беседу, перескакивая с одной темы на другую, нигде не обнаруживая своей сущности.
Скоро стали собираться другие приглашенные к обеду гости. Приехал ученый секретарь Академии наук академик Ольденбург, ставший более известным позднее, приехали муж и жена Медемы и, наконец, экс-премьер Горемыкин со старушкой женой. Через несколько минут все были приглашены в столовую. Хозяйка указала место, и я, как «герой сезона», был посажен первым справа от хозяйки. Рядом сел старик Горемыкин, дальше Ольденбург и последним еще молодой псковский губернатор, зять Горемыкина, барон Медем.
Сервировка стола прекрасная; обед не очень изысканный, но вкусный; винам особого значения не придавали. Беседа шла общая - о моей выставке, об искусстве вообще и на общие темы. Недавние грозные события затронуты за обедом не были. Мой сосед, с такой предрешающей свою судьбу фамилией, был очень прост: в нем не было и следа важного сановника, недавнего главы правительства; это был образованный, хорошо воспитанный старый человек. Менее других мне понравился академик Ольденбург.
После обеда все вернулись в гостиную; там за разговорами прошла часть вечера; около десяти часов я простился и, приглашенный «не забывать», уехал домой.
Позднее баронесса Икскуль в мои тогда довольно частые посещения Петербурга, узнав от общих знакомых о моем приезде, звонила ко мне по телефону в Гранд-Отель или присылала записку с приглашением посетить ее, и я изредка бывал у нее и встречал иногда интересных людей. Во время одного из моих визитов баронесса познакомила меня с нарядным, высоким, лет пятидесяти, в генеральском мундире, с открытым лбом военным, по манерам, облику похожим на какого-нибудь командира гвардейских полков. То был лейб-медик Вельяминов, как говорила молва, счастливо заменяющий покойного барона Икскуль.
Бывая на Кирочной, я заметил, что портреты в резной черной раме на круглом столе у окна менялись сообразно с тем, кто был в те дни «героем сезона», о ком говорил Петербург.
Все чаще и чаще приходилось слышать о баронессе Икскуль, о ее энергии, деловитости, умении руководить большим делом, попавшим в ее руки. Она, между прочим, была почетным попечителем и чуть ли не основателем Кауфманской общины сестер милосердия, где все было насыщено ее инициативой, волей, умом. Дело там шло превосходно. Дисциплина была железная, и сестры общины, такие выдержанные, бесстрастные, преданные долгу, в накрахмаленных белых повязках-кокошниках, воротничках и нарукавничках, были послушными исполнительницами указаний своей энергичной, не хотевшей стариться попечительницы.
Как-то Варвара Ивановна заехала в Киев к сыну, тогда уже «бывшему» моряку, слабосильному, такому приятному бездельнику Грише. Он был женат на Тарновской, дочери одного из потомков малороссийских гетманов, богатого, своенравного, влюбленного в малороссийскую старину и имевшего у себя в черниговском имении лучшее собрание древностей своего края.
В этот приезд в Киев Варвара Ивановна Икскуль посетила мою мастерскую. Она и тогда была все такая же интересная, не желавшая поддаваться влиянию времени пикантная женщина с черными, как вороново крыло, волосами, с неожиданным седым локоном в них, быть может, уже созданием парижского куафера.
Не помню, бывал ли я позднее у баронессы Икскуль в, ее особняке на Кирочной, но я слышал, что круглый столик у окна и черная рама на нем не утратили своих чудесных свойств: в черной раме продолжали меняться «герои сезона», пока однажды, на смену Максиму Горькому, не появился новый герой... Григорий Распутин.
