Баронесса икскуль. Третьяковская галерея

Посвященный жизни и творчеству Михаила Нестерова, и наткнулась на очень интересные воспоминания художника о баронессе Варваре Икскуль фон Гильденбандт. Задумалась, что сама о ней знаю. Оказалось, ничего, кроме того, что Репин написал ее знаменитый портрет, находящийся ныне в Третьяковской галерее.
По традиции решила поискать информацию в сети и (опять же, по традиции) почти ничего не нашла. Даже вторая часть фамилии указывается в разных вариантах – Гильденбандт (сама больше верю именно этому варианту, так как у Несетрова именно так, да и, если ничего не путаю, на портрете в Третьяковке), Гилленбандт, Гильденбрандт…
Самая большая сборная статья попалась мне на сайте «Хронроса». Вот ее и решила здесь процитировать, не внося никаких дополнений:

Икскулъ фон Гилленбанд Варвара Ивановна (1850(2-4) Петербург – 1928), отец – генерал-майор Иван Лутковский состоял в свите его императорского величества при генерал-фельдцейхмейстере русской армии великом князе Михаиле Николаевиче, мать – Мария Щербатова, урожденная Штерич, - представительница знатного сербского рода. В конце XVIII века, в эпоху колонизации юга России, три семьи из Сербии - Шевичи, Штеричи и Депрерадовичи - была наделены обширными землями - возник Славяно-Сербский уезд Екатеринославской губернии.
Девочку воспитывала гувернантка, ставшая впоследствии известной французской писательницей, публиковавшейся под псевдонимом Анри Гревиль. Варя выросла и превратилась в стройную худощавую девушку с большими темными глазами. Окружающие находили в ее внешности нечто цыганское. Надо лбом юной красавицы в темных волосах белела седая прядь.

Портрет баронессы В.И.Икскуль фон Гильденбандт. 1889

В 16 лет Варвару Лутковскую выдали замуж за дипломата, действительного статского советника и камергера Николая Глинку-Маврина, который был на двенадцать лет старше супруги. Прожив несколько лет в Петербурге и имея двух сыновей (Григорий, Иван), она, в один прекрасный день, решила, что «с нее хватит», и уехала в Париж. Скандал был огромный, тем более, что Варвара Ивановна стала писать романы. В начале 1880-х годов на страницах французских литературных журналов появились ее повести и рассказы под псевдонимом Rouslane (Руслана). Некоторые из них печатались с предисловиями самого Мопассана. С 1886 года ее произведения начали печатать и в России, правда, на французском языке.
Чтобы замять скандал за границу был направлен и ее муж. Местом их пребывания на долгие годы стали страны Европы - Германия, Италия и Франция. Там родилась дочь Софья. Казалось бы, семейное счастье вернулось в семью. Однако ей не исполнилось еще и тридцати лет, когда она развелась с Глинкой. Через несколько лет после развода она вышла замуж за начальника бывшего мужа, действительного тайного советника Карла Петровича Икскуля фон Гильденбанда (1818–1894), русского посла в Риме в 1876–1891 годах, который был на два года старше ее матери. В качестве жены русского посланника, Варвара Ивановна очутилась в Риме. Король Умберто был настолько пленен ее красотой, что однажды на Корсо появилась коляска, в которой барон и баронесса Икскуль занимали приличествующие им места, а король примостился на скамеечке у ног баронессы. Об этом стало известно в Петербурге, и шокированная императрица Мария Федоровна на очередном выходе во дворце выказала Варваре Ивановне свою немилость. Посланник Икскуль подал в отставку. Шел 1889 год, супруги переехали на постоянное место жительства в Петербург, где на набережной Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова) ими был приобретен дом.
В 1891 году бывая по делам в деревне и «огорчаясь полным отсутствием книг для народа», Варвара Ивановна занялась изданием книг для народного чтения. Ей удалось найти единомышленника в лице издателя И.Д. Сытина.

Портрет Ивана Дмитриевича Сытина из:Полвека для книги 1866-1916. Литературно-художественный сборник, посвященный пятидесятилетию издательской деятельности И.Д.Сытина.- М.: Типография Т-ва И.Д.Сытина, 1916

За пять лет было издано 64 книги, доступных малоимущим читателям. Среди них были произведения Николая Гоголя и Льва Толстого, Федора Достоевского, Всеволода Гаршина, Жорж Санд и многих других выдающихся писателей и поэтов. Многие писатели разрешали баронессе безвозмездно перепечатывать их произведения, а Репин бесплатно оформлял обложки.
Позже Варвара Ивановна так писала об их совместной работе: «Помимо чисто утилитарных знаний мы считали желательным расширить вообще кругозор наших будущих читателей <...> не задаваясь никакими партийными или иными целями и выбирая только красоту духовных образов и таланта». Книжки для народа, издававшиеся баронессой Икскуль, выходили под грифом («Правда». Издания В.И.). Слова, адресованные Варварой Ивановной издателю Сытину, которому, как она писала, «русская деревня обязана многими часами светлого досуга», несомненно, можно отнести к ней самой.
Много сил и средств Варвара Ивановна отдавала благотворительности. По просьбе Льва Толстого баронесса помогала духоборам, переселявшимся в Канаду. В 1892 году она выезжала «на голод» в село Нижняя Серда Казанской губернии, собирала деньги, организовывала столовые. Во время этой поездки заразилась оспой и едва не умерла.
В 1893 году барон Икскуль фон Гильденбанд скончался. После смерти мужа Варвара Ивановна перешла во «фронду». Купив дом у Аларчина моста на Екатерининском канале, она открыла литературно-художественный салон. В гостиной особняка у Аларчина моста на Екатерининском канале, а позднее на Кирочной улице, бывали и крупные сановники, и академики, и знаменитые юристы, и актеры, и художники, и музыканты, и литераторы. Его посещали И.Е.Репин, В.С.Соловьев, А.М.Горький, Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, М.В.Нестеров, Владимир Короленко, Антон Чехов, Владимир Стасов, Лев Толстой и др.
Репиным исполнены графические портреты многих посетителей литературных вечеров в салоне баронессы. Отдельные листы этого обширного альбома находятся в собрании Музея-усадьбы «Пенаты», в Музее-квартире Бродского, ГРМ, ГТГ.
О хозяйке салона все мемуаристы вспоминали как о женщине редкой красоты и столь же редкого ума, вкуса, изящества и исключительного такта, Это ее И.Е. Репин изобразил на знаменитом портрете «Женщина в красном» из Третьяковской галереи. Можно предположить, что именно данный портрет послужил тому, что Варвара Ивановна получила прозвище - «красная баронесса».
Красота и исключительное обаяние Варвары Ивановны обеспечили ей громадный светский успех. Двенадцать стихотворений первого сборника Д. Мережковского были посвящены Варваре Ивановне.

Дмитрий Сергеевич Мережковский. Портрет работы И. Репина (Около 1900)

Вот одно из них:

ПРИЗНАНИЕ
На что мне чудеса волшебной красоты.
На что мне глетчеров безмолвная громада
И в радужной пыли над пеной водопада
Из тонких проволок сплетенные мосты,
Туннели грозные, где в сумраке вагона
Лазурной молнией врывается простор
Сверкающих озер, -
Обломков бирюзы, упавшей с небосклона
В кольцо жемчужно-белых гор?
На что мне цветники в задумчивых аллеях.
На что мне полутьма таинственных дубров,
И краски панорам блестящих городов,
И тысячи картин в старинных галереях,
На что мне океан и башня маяка,
Как уголь черная, на пурпуре заката,
И свежий запах волн, и песня рыбака,
И вьющийся дымок далекого фрегата?
На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что
Весь мир великий, мир ничтожный?
Мне сердце говорит: «Не то, не то!»
И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:
Не нужно мне дворцов, благоуханных роз
И чуждых берегов, и моря, и простора!
Я жажду долгого, мерцающего взора.
Простых и тихих слов, простых и теплых слез. -
Немного ласки и участья.
Одной улыбки милых глаз.
Немного сумрака в глубоко мирный час
И капли, только капли счастья!..

Писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк писал своей матери: «…был с визитом… в настоящем большом свете, именно у баронессы Икскуль… Баронесса известная красавица, - высокая, стройная, худенькая цыганской худобой и очень умная. Свои сорок лет она носит с гордостью и еще сейчас красавица. Лицо худенькое, цыганское, большие глаза и умное выражение. Держит себя с простотой настоящей аристократки… После самой баронессы интересна обстановка, в которой обитает это совершенство. Представь себе три больших комнаты, сплошь набитых всякими редкостями - китайским фарфором, японскими лаками, старинными материями, редкой мебелью разных эпох и стилей, артистической бронзой, картинами и даже археологией, в виде старинных поставцов, укладок, братин, идолов и всяких цац и погремушек. Получается нечто среднее между музеем и галантерейным магазином…
Вообще баронесса настоящая петербургская знаменитость, и быть принятым у нее считается за честь». Поскольку дом находился у Аларчина моста, его хозяйка приобрела среди друзей второе шутливое прозвище «герцогиня д’Аларкон».
Вера Ивановна способствовала возобновлению деятельности Женских медицинских курсов, закрытых в конце царствования Александра II . Ей принадлежала значительная роль в создании первого в Европе Женского медицинского института (ныне Государственный медицинский университет им. академика И.П. Павлова), открытого в 1897 году стараниями прогрессивной российской интеллигенции. Этому учебному заведению баронесса оказывала постоянную и разнообразную помощь, устраивала благотворительные концерты, лекции и лотереи, занималась сбором средств для организации дешевых и даровых обедов нуждающимся, участвовала в подготовке Пироговских съездов, учредила несколько стипендий своего имени, собирала общественные библиотеки. В перечне важнейших книжных коллекций, хранящихся в Научной библиотеке Санкт-Петербургского университета, значится дар баронессы Икскуль фон Гильдебрандт от 1895 года.
В 1900 году Российскому обществу Красного Креста (РОКК) были выделены денежные средства для организации Общины сестер милосердия, которая должна была взять на себя организацию школ с целью подготовки, наряду с сестрами милосердия, квалифицированного низшего персонала – сиделок, нужда в которых была весьма велика. Такое дело мог организовать только человек, обладающий хорошими организаторскими способностями Деньги были переданы баронессе Икскуль. Вера Ивановна справилась с этой задачей.
Школы начала работать уже в конце года. При создании Общины сестер милосердия Вера Ивановна привлекла в ее учредители многих известных в России людей. Первое собрание учредителей, состоявшееся 15 апреля 1900 года, избрало правление. Его председателем стала В.И. Икскуль. Список учредителей публиковался в ежегодных отчетах Комитета и насчитывал 52 человека. Среди них были титулованные благотворители (графиня СВ. Панина, князь и княгиня Л.Д. и М.В. Вяземские, графиня О.В. Левашева, баронесса Т.И. Медем и др), известные врачи и государственные деятели (директор Женского медицинского института В.К. фон Анреп, лейб-хирург двора, профессор Военно-медицинской академии Н. А. Вельяминов, профессора Ф.Ф. Мертенс, Д.О. Отт, С.С. Боткин, А. А. Кадьян, Н.Н. Феноменов, сенатор С.И.Лукьянов, директор Частного коммерческого банка А.И. Мураний).

Николай Александрович Вельяминов

Община управлялось Комитетом РОКК. Подавляющее большинство учредителей также являлось действительными членами Комитета, то есть, согласно Положению, платили членские взносы – 10 рублей ежегодно или 100 рублей единовременно. В первые годы существования Комитета его действительным членом значился и Санкт-Петербургский митрополит Антоний. В состав правления Комитета входил священник Григорий Спиридонович Петров. В разные годы число действительных членов Комитета колебалось от 33 до 138 человек. Списки их публиковались в ежегодных отчетах.
«…В 1914 г. к Варваре Ивановне, которая к тому времени переехала от Аларчина моста на Кирочную улицу (она занимала бельэтаж дома, в который упирается Надеждинская ул., - в первом этаже жил ее друг профессор-хирург Н.А. Вельяминов) пришел тот же Горемыкин и, к своему удивлению, увидел на столе портрет имп. Марии Федоровны с любезной надписью. На его вопрос: «Что это значит?» - Варвара Ивановна ответила: «Мы помирились! Я согласилась стать во главе Кауфмановской общины. Теперь война и не время для мелких ссор!» Обязанности хирурга взял на себя Н.А. Вельяминов…» (стр. 57, гл. «На лазурном побережье», Т.А. Аксакова, «Семейная хроника», в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988).
В 1902 году по распоряжению Марии Федоровны, которая была покровительницей РОКК, община получило право носить имя генерал-адъютанта Михаила Петровича фон Кауфмана, возглавлявшего Российское общество Красного Креста в течение 15 лет.
Баронесса сама работала наравне с другими сестрами во время русско-японской, балканской и Первой мировой войн.
Идеалы свободного общества, воспринятые ей в период своей жизни во Франции и Италии, не оставляли ее быть равнодушной к нарождающемуся демократическому движения в России. Вера Ивановна принимала самое активное участие в судьбах многих современников: трижды вызволяла Горького из тюрьмы, хлопотала за Н.К. Михайловского, которому угрожала ссылка. Квартира ее была фактически недосягаема для охранной полиции. Этим пользовались «нелегалы». По свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича в доме баронессы Икскуль часто скрывались революционеры, прятались целые архивы левых партий, в том числе и большевистские (В.Д. Бонч-Бруевич Мое первое издание // Звенья. Т.8. М., 1950. С.679).
«…В числе многих гостей баронессы, великих артисток и сенаторов, скромных живописцев и модных адвокатов, я не сразу заметил и Батюшина, зато был рад увидеть в салоне Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, который очень хорошо отозвался о хозяйке дома, как о женщине самых передовых воззрений:
- Она не только дружила с семьей Чехова, но в пятом году вызволила из Петропавловской крепости молодого Максима Горького…» (стр. 511, В.С. Пикуль. Честь имею. Исповедь офицера Генштаба, «Военная литература»: militera.lib.ru, Издание: Пикуль В.С. Честь имею. - М.: Голос, 1996, Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/russian/pikul6/index.html).

А. П. Чехов и М. Горький

Будучи сама неординарной личностью, Варвара Ивановна всегда привечала и помогала другим, таким же непохожим на других, личностям, независимо от того в какой области блистала их неординарность. Поэтому, скорее всего, не мог пройти мимо ее участия и Георгий Ефимович Распутин.
«…Что такое за явление сам по себе Распутин. Одна дама, баронесса Икскюль Варвара Ивановна, она всем интересовалась. Это явление должно было пройти через ее салон. Она мне говорила: «Хотите встретиться?»…» (стр. 179, Понедельник 26 декабря 1932 г., Н. А. Базили, «Александр Иванович Гучков рассказывает… Беседы А. И. Гучкова с Н. А. Базили (история стенограмм)», ж-л Вопросы истории, 1991, № 10, OCR - http:\\annals.xlegio.ru ;mailto:halgar@ newmail.ru).
«…В воспоминаниях, далеко не сентиментальной Зинаиды Гиппиус, образ баронессы Икскуль передан нежнейшими тонами: «В Петербурге жила когда-то очаровательная женщина. Такая очаровательная, что я не знаю ни одного живого существа, не отдавшего ей дань влюбленности, краткой или длительной. В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что, так или иначе, выделялось, всплывало на поверхность общего, мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек. Не успокоится, пока не увидит собственными глазами, не прикоснется, как-то по-своему не разберется…» (стр. 74-75, З. Гиппиус, Живые лица, – Л., Искусство, 1991).
Может быть действительно, это желание видеть у себя в салоне неординарных личностей, а может быть она надеялась привлечь его к своей благотворительной деятельности на медицинской ниве? Этому вполне мог способствовать имидж Распутина как народного целителя с даром гипноза, который мог быть полезен ей в ее медицинской деятельндости. Мы еще может сможем узнать, если найдутся ее заметки о нем.
«…Баронессу Икскуль (придворная дама, одна из основательниц высшего женского образования в России) мне удалось заставить написать о Распутине (она была его поклонницей, потом отошла) лишь после того, как мне удалось добыть ей какое-то заграничное лекарство, которого она достать не могла…»
(Записка Л.М. Клячко, РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Ед. хр. 1).

Григорий Распутин

Потомственная сербка, Вера Ивановна не могла спокойно наблюдать за начавшейся национально-освободительной борьбой сербского народа против Австрийской империи. Она овладела навыками сестры милосердия и отправилась с сестрами на Балканы где в 1912-1913 годах, работала на передовой. Осталась на передовой и в Первую мировую войну. За участие в перевязках раненых под неприятельским огнем в 1916 году она была награждена Георгиевским крестом, который ей вручил лично генерал A. M. Каледин.
После революции В.И. Икскуль и проживающие с ней ее сын, бывший гвардейский офицер Иван Глинка, и хирург-академик Н.А. Вельяминов. были выселены из дома на Кирочной. После мытарств, связанных с выселением, Вера Ивановна перенесла свыше десятка обысков, несколько арестов, недели, проведенные в тюрьме в числе заложников в качестве матери «белогвардейца». Зимой 1919–20 года похоронила сына Ивана Глинку, умершего от тяжелой пневмонии, осложненной голодом. Той же зимой погиб еще один близкий ей человек – профессор Военно-медицинской академии Николай Александрович Вельяминов (1855–1920). Саму Веру Ивановну осенью 1920 года А.М.Горький приютил в Доме искусств на Невском проспекте.
Владислав Ходасевич вспоминал: «Варвара Ивановна жила в бельэтаже, в огромной комнате «глаголем», с чем-то вроде алькова, с дубовой обшивкой по стенам и с тяжеловесной резной мебелью... Пахло в ней – не скажу духами, какие уж там духи, в Петербурге, в 1921 году, – но чем-то очень приятным, легким. В холоде и голоде тех дней, ограбленная большевиками, пережившая больше десятка «строгих» обысков, Варвара Ивановна сумела остаться светскою дамой. Это хорошее тонкое барство было у нее в каждом слове, в каждом движении, в ее черном платье, в ногах, с такой умелой небрежностью покрытых пледом; в том, как она протягивала сухую, красивую руку с четырьмя обручальными кольцами на безымянном пальце; в том, как она разливала чай, как поеживалась от холода.
В Петербурге, занесенном снегом зимою, заросшем травою летом, в пустынном, глухом Петербурге тех лет, когда зимою на улицах грабили, а летом на Мойке пел соловей, дом Искусств был похож на затерянный во льдах корабль. Жили особенной, ни на что не похожей жизнью… И редкий вечер, хоть мимоходом, не заходил я к Варваре Ивановне, всегда радушной, доброжелательной, ровной. Горничная Варя приносила чайник. Было необычайно тихо и – опять не могу подыскать я другого слова – обаятельно. В те вечера рассказывала Варвара Ивановна о разных вещах, о людях, которых ей доводилось видеть, особенно хорошо - о Тургеневе и о Мопассане» (стр. 20-21, В. Ходасевич, Воспоминания о Горьком, – М., 1989, статья «Красная баронесса» на сайте ProjectImages/2515/16-26.pdf)..
Живя в Доме Искусств, Варвара Ивановна пыталась подрабатывать переводами, чтобы не умереть с голоду, но найти работу было очень трудно. Приходилось распродавать какие-то вещи, оставшиеся после обысков. Она обратилась к большевистским властям с просьбой разрешить ей выехать за границу и получила издевательский отказ. Тогда она решила прибегнуть к помощи Максима Горького, которого когда-то спасла от тюрьмы.
Историю о том, как Варвара Ивановна покинула Россию, по-разному описывается ее современниками.
«…Но возвращаюсь к лету 1926 г. и В.И. Икскуль. В ее салоне у Аларчина моста среди других бывал и молодой Горький. Впоследствии он вспомнил старую «хлеб-соль» и помог ей выехать за границу…» (стр. 59, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова, Семейная хроника, в 2-х книгах / Т. А. Аксакова-Сиверс. – Париж: Atheneum, 1988).
«…Проблему переезда за границу «георгиевская кавалерственная дама» решила геройски. Невзирая на свой почтенный возраст - 71 год, она наняла на оставшиеся деньги мальчика-проводника и ушла с ним по льду Финского залива в Финляндию…» (ст. «Красная баронесса» на сайте ).
Потом была Франция, где Варвара Ивановна встретилась со своим вторым сыном, Григорием Глинкой, и некоторыми прежними знакомыми.
«…Наискось от нас по avenue des Fleurs жила баронесса Варвара Ивановна Икскуль, та самая дама, портрет которой находится в Репинском зале Третьяковской галереи.
Варвара Ивановна была не только красива, но и очень умна. То сердечное внимание, которое она проявляла в отношении меня летом 1926 года, я считаю большой честью.
Опираясь на трость, одетая во все черное, с белой камелией в петлице, Варвара Ивановна часто стучала мне в окно, приглашая пойти с ней к морю. Сидя на набережной, мы говорили о России, и я читала по ее просьбе есенинские стихи. При этом я замечала, что она с болезненным интересом слушает подробности о жизни холодного и голодного Петрограда начала 20-х годов…» (стр. 57, гл. «На Лазурном побережье», кн. 2, Т. А. Аксакова).
Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт скончалась 20 февраля 1928 г. в 7 часов 30 минут утра в Париже (П.Милюков. «Последние новости», 21/II-1928 г.).

Ну и, разумеется, воспоминания самого Нестерова из-за которых у меня возник интерес к «Красной баронессе»:

Михаил Васильевич Нестеров. Портрет работы Виктора Васнецова

«На одной из передвижных выставок, не помню какого года, появился превосходный, наделавший много шума и тотчас же приобретенный Третьяковым портрет баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильденбандт. Портрет был написан во весь рост; баронесса Икскуль была изображена на нем в черной кружевной юбке, в ярко-малиновой блузке, перехваченной по необыкновенно тонкой талии поясом; в малиновой же шляпке и с браслеткой на руке. Через черный вуаль просвечивало красивое, бледное, не юное, но моложавое лицо. Это было время самого расцвета таланта Репина. Все его живописные достоинства, как и недостатки, были налицо: свежая, молодая живопись лица, рук, блузки, золотых брелоков - и почти обычное отсутствие вкуса. Во всяком случае, мы тогда были в восхищении от нового шедевра Ильи Ефимовича, и я впервые по этому портрету узнал о существовании баронессы Икскуль.
С тех пор чаще и чаще я стал встречаться с ее именем: оно то фигурировало вместе с какими-нибудь филантропическими учреждениями, с женскими курсами, медицинскими, Бестужевскими, с концертами в пользу недостаточной молодежи, наряду с именами старушки Стасовой, Философовой, Марии Павловны Ярошенко, то с какими-нибудь петербургскими сплетнями. Хорошее о ней переплеталось с «так себе»... но никто никогда не говорил о Варваре Ивановне Икскуль, что она глупа, - нет, ни в одном повествовании о ней не было такого. Быть может, не было и того, чтобы «повествователи» любили ее, но и при всей нелюбви их Варваре Ивановне не отказывали в уме, энергии, находчивости, в сильной воле.
Варвара Ивановна Икскуль в те далекие времена принадлежала к либеральному лагерю российской интеллигенции, к либеральной части петербургской знати. Она была вдова нашего посланника в Риме, барона Икскуль фон Гильденбандта, человека гораздо старше ее, оставившего своей супруге какое-то состояние, дом на Кирочной и баронский титул. До баронства Варвара Ивановна была мадам Глинка, у нее было два сына от первого брака: красавец-кавалергард и моряк Гриша, довольно хилый молодой человек. Вот что было у Варвары Ивановны до баронского титула и особняка на Кирочной.
Так жила да поживала в Питере баронесса Икскуль, пока не прославил ее своим портретом Илья Ефимович Репин. О ней заговорили громче; хорошее и худое о ней получило более яркую окраску - Говорили, что женские медицинские курсы, закрытые в конце царствования Александра II, вновь открылись в царствование Александра III благодаря умелому ходатайству баронессы Икскуль. Казалось, к суровому царю с такими делами, как открытие женских медицинских курсов, и подступить было немыслимо. Александр III - и женское образование... хм... и, однако, не кто другой, а Александр III дал милостивое соизволение на открытие таких курсов; он не только согласился на их открытие вновь, но дал землю под это полезное учреждение и обеспечил их существование на будущие времена.

И. Н. Крамской. Портрет Александра III

Дело было так: ревнители женского образования ломали себе головы, как подступиться с таким делом к неподатливому царю. И вот тут, как и на репинском портрете, выступила баронесса Икскуль особенно ярко. У ней в те времена, как и раньше, как в дни последующие, как во все времена ее жизни, - были большие связи... с так называемыми «нужными людьми», будь то мир придворный, военный или чиновный, ученый, мир художников, артистов. Везде баронесса Икскуль вовремя и умно заводила связи и ими блестяще пользовалась.
Люди, жившие в 80-е годы, знали или слышали о генерале Черевине, близком человеке к царю. Генерала Черевина, как Бову-королевича или Паскевича-Эриванского изображали на лубочных картинках просто: тиснут медянкой, потом киноварью, еще охрой - и готов Черевин-Паскевич. Генерал Черевин был запойный пьяница. Пил он непробудно, и в минуты редкого и короткого похмелья докладывал царю о том, о сем, и тогда из этого выходило что-то ладное для «лучших людей». Тут и подвернись умная баронесса Икскуль. Поговорили о ней «лучшие люди», и стала баронесса поджидать черевинского похмелья; дождалась, и своими «чарами», а у ней их было довольно, убедила пьющего генерала доложить царю о курсах, о том, что женское медицинское образование не только не вредно, но даже польза от него может быть...
Царь выслушал Черевина милостиво и повелел тогда восстановить запрещенные курсы по более широкому плану. И стали курсы жить, процветать, много от них пользы было государству, и слава баронессы Икскуль как умной женщины еще более возросла. Куда бы ее деятельность ни направлялась, всюду видны были ее ум, твердая рука, административные и иные таланты. И как она умела выбирать людей, а выбрав, командовать ими!
Было начало 1907 года. В Петербурге, на Малой Конюшенной, в доме шведской церкви, была моя выставка. Ее успех для меня, как для моих друзей и недругов, был неожиданным. Среди выставляемых картин была там небольшая «Богоматерь с младенцем»; ее на первых же днях и приобрела баронесса Варвара Ивановна, а через несколько дней на той же выставке и сама познакомилась со мной. Первое мое впечатление было чисто зрительное. Помню, что Варвара Ивановна была вся в черном, никаких украшений, ничего лишнего. Лицо бледное, красивое, интересное, очень хорошо сохранившееся для своих лет (сыну, кавалергарду, было тогда за тридцать). Сходство с портретом Репина было большое, хотя Репин и не уловил того, до чего так мастерски и остро добирался Серов. Особую оригинальность облику Варвары Ивановны Икскуль придавал локон седых волос надо лбом, как у Дягилева. Этот седой локон на черных, вьющихся хорошо положенных волосах придавал большую пикантность лицу Варвары Ивановны. С первых же слов умелая барыня взяла со мной верный тон, простой, как бы дружеский.
Первая встреча наша закончилась приглашением, без обычного визита, к обеду.
В назначенный день и час я был на Кирочной. Широкая лестница вела во второй этаж, в апартаменты баронессы: приемная, дальше гостиная во вкусе 80-х годов, где лишь некоторый избыток живописно набросанных тканей, шелка, парчи и всякого рода безделушек указывал на то, что хозяйка дома считает себя не чуждой вкусам художников стиля тогдашнего модного живописца Ганса Макарта или нашего Константина Маковского.. В то же время в этой гостиной все было рассчитано на уют, располагающий к хорошим разговорам. Каждый уголок имел как бы свое особое назначение...
Хозяйка встретила меня с любезной простотой, так знакомой нам, художникам. Она села на свое излюбленное место - кушетку, заполненную разного рода подушками, подушечками, - она как бы погрузилась в них, и они приняли ее в свои теплые объятия. Мне было предложено кресло напротив, около стола с большой лампой под огромным абажуром на ней. Слева, ближе к окну, стоял другой стол поменьше, круглый, как и первый, а на нем был поставлен, лицом к хозяйке, в широкой, черной резной раме портрет Максима Горького, имя которого в то время было особенно популярно среди будирующего Петербурга. Опытная, светски воспитанная хозяйка втянула меня в оживленную беседу, перескакивая с одной темы на другую, нигде не обнаруживая своей сущности.
Скоро стали собираться другие приглашенные к обеду гости. Приехал ученый секретарь Академии наук академик Ольденбург, ставший более известным позднее, приехали муж и жена Медемы и, наконец, экс-премьер Горемыкин со старушкой женой. Через несколько минут все были приглашены в столовую. Хозяйка указала место, и я, как «герой сезона», был посажен первым справа от хозяйки. Рядом сел старик Горемыкин, дальше Ольденбург и последним еще молодой псковский губернатор, зять Горемыкина, барон Медем.
Сервировка стола прекрасная; обед не очень изысканный, но вкусный; винам особого значения не придавали. Беседа шла общая - о моей выставке, об искусстве вообще и на общие темы. Недавние грозные события затронуты за обедом не были. Мой сосед, с такой предрешающей свою судьбу фамилией, был очень прост: в нем не было и следа важного сановника, недавнего главы правительства; это был образованный, хорошо воспитанный старый человек. Менее других мне понравился академик Ольденбург.
После обеда все вернулись в гостиную; там за разговорами прошла часть вечера; около десяти часов я простился и, приглашенный «не забывать», уехал домой.
Позднее баронесса Икскуль в мои тогда довольно частые посещения Петербурга, узнав от общих знакомых о моем приезде, звонила ко мне по телефону в Гранд-Отель или присылала записку с приглашением посетить ее, и я изредка бывал у нее и встречал иногда интересных людей. Во время одного из моих визитов баронесса познакомила меня с нарядным, высоким, лет пятидесяти, в генеральском мундире, с открытым лбом военным, по манерам, облику похожим на какого-нибудь командира гвардейских полков. То был лейб-медик Вельяминов, как говорила молва, счастливо заменяющий покойного барона Икскуль.
Бывая на Кирочной, я заметил, что портреты в резной черной раме на круглом столе у окна менялись сообразно с тем, кто был в те дни «героем сезона», о ком говорил Петербург.
Все чаще и чаще приходилось слышать о баронессе Икскуль, о ее энергии, деловитости, умении руководить большим делом, попавшим в ее руки. Она, между прочим, была почетным попечителем и чуть ли не основателем Кауфманской общины сестер милосердия, где все было насыщено ее инициативой, волей, умом. Дело там шло превосходно. Дисциплина была железная, и сестры общины, такие выдержанные, бесстрастные, преданные долгу, в накрахмаленных белых повязках-кокошниках, воротничках и нарукавничках, были послушными исполнительницами указаний своей энергичной, не хотевшей стариться попечительницы.
Как-то Варвара Ивановна заехала в Киев к сыну, тогда уже «бывшему» моряку, слабосильному, такому приятному бездельнику Грише. Он был женат на Тарновской, дочери одного из потомков малороссийских гетманов, богатого, своенравного, влюбленного в малороссийскую старину и имевшего у себя в черниговском имении лучшее собрание древностей своего края.
В этот приезд в Киев Варвара Ивановна Икскуль посетила мою мастерскую. Она и тогда была все такая же интересная, не желавшая поддаваться влиянию времени пикантная женщина с черными, как вороново крыло, волосами, с неожиданным седым локоном в них, быть может, уже созданием парижского куафера.
Не помню, бывал ли я позднее у баронессы Икскуль в, ее особняке на Кирочной, но я слышал, что круглый столик у окна и черная рама на нем не утратили своих чудесных свойств: в черной раме продолжали меняться «герои сезона», пока однажды, на смену Максиму Горькому, не появился новый герой... Григорий Распутин».

Илья Репин Портрет Варвары Икскуль фон Гильденбанд, 1889 Государственная Третьяковская галерея

Летом тысяча девятьсот пятнадцатого года, в разгар Первой мировой войны, под городом Луцком, что на Волыни, шли бои. Гремели орудия, разрывались снаряды… Раненый в голову солдат, лёжа на земле, громко просил воды. Однако под шквальным вражеским огнём санитарам к нему было не подобраться. Бедняга истекал кровью, глаза его заволакивал туман… Но вдруг из этого тумана вышла женская фигура в светлом платье. Она склонилась над солдатом, прижала к его пересохшим губам флягу с водой. Напоив раненого, женщина осторожно перевязала ему рану. Пули свистели прямо над её головой, но дама, казалось, их не замечала. «Вы, наверное, мой ангел?» – спросил женщину раненый. Она улыбнулась: «Нет, я – твоя сестра».

Для баронессы, великосветской интеллектуалки, писательницы и переводчика Варвары Ивановны Икскуль фон Гильденбанд все титулы и звания оставались где-то бесконечно далеко от дымящихся полей сражений. Здесь для солдат она была просто сестрой – сестрой милосердия, готовой выносить раненых из-под пуль и, не смыкая глаз, ухаживать за ними в походном госпитале. Во время боёв под Луцком Варваре Ивановне было шестьдесят четыре года. Она возглавляла Кауфманскую общину сестёр милосердия.

Но и тогда, и несколькими годами ранее – на Балканах, куда баронесса выехала на фронт военных действий Болгарии против Османской империи –Варвара Ивановна предпочитала не руководить сёстрами, а вдохновлять их личным примером. В тысяча девятьсот шестнадцатом за самоотверженную работу на передовой она удостоилась Георгиевского креста.

«Женщина-загадка» – называли баронессу Икскуль фон Гильденбанд современники. Писатель и поэт Дмитрий Мережковский посвятил ей двенадцать своих стихотворений; художник Илья Репин запечатлел в знаменитом портрете «Дама в красном платье». Ею восхищались Чехов, Нестеров, Ходасевич, Мамин-Сибиряк. И дело было не в обычной женской привлекательности, хотя Варвара Ивановна действительно была очень красива. В ней ощущалась, прежде всего, красота внутренняя, душевная чистота, искренность, неравнодушие. Она любила людей. Люди это чувствовали и невольно откликались.

Любовь к людям побуждала Варвару Ивановну ехать туда, где более всего нуждались в помощи. В тысяча восемьсот девяносто втором году она отправилась в Казанскую губернию, охваченную голодом. С собой баронесса везла обоз с провизией. Переезжая из деревни в деревню, она устраивала народные столовые, сама стряпала и подавал еду голодающим. Не побоялась въехать и в село Нижняя Серда, в котором была эпидемия оспы. Ухаживая там за больными, Варвара Ивановна заразилась и едва не умерла.

В Петербурге баронесса Икскуль фон Гильденбанд организовывала всевозможные благотворительные акции – балы, музыкальные вечера, выставки и спектакли, вся выручка от которых шла в помощь нуждающимся: для поддержки неимущих студентов и учащихся, на пожертвования в сиротские приюты и дома призрения. Варвара Ивановна стояла у истоков создания Женского медицинского института при Петропавловской больнице в Петербурге. Совместно с известным издателем Иваном Сытиным баронесса выпустила несколько серий дешёвых книг специально для крестьян и малоимущих, познакомив их с произведениями Достоевского, Гоголя, Гаршина. Она активно помогала Красному Кресту в деле устройства школ для младшего медицинского персонала и создании сестринских общин. И, как логический итог, сама стала сестрой милосердия – бесстрашной, самоотверженной, готовой по-Евангельски положить жизнь свою за други своя.

Умерла баронесса Икскуль фон Гильденбанд в эмиграции, в Париже. Советская власть не оценила её трудов во имя ближних. Впрочем, Варвара Ивановна ни от кого и никогда не ждала признания. «Я живу, позабыв себя», – писала она одной из своих подруг. Другие до сих пор о ней помнят…

Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт (1850 - 1928) несомненно была незаурядной личностью.
В 16 лет без ее согласия, Варвару выдали замуж за дипломата, действительного статского советника и камергера Николая Глинку-Маврина, который был на двенадцать лет старше супруги. Прожив несколько лет в Петербурге и имея двух сыновей, она ушла от мужа и уехала в Париж, где стала писать и публиковать романы. После развода с мужем она выходит за действительного тайного советника Карла Петровича Икскуля фон Гильденбандта.

В 1891 году она переезжает в Петербург и начинает издавать для народного чтения (доступные для малоимущего населения). После смерти мужа Варвара Ивановна открыла литературно-художественный салон, который посещали И.Е.Репин, В.С.Соловьев, Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, М.В.Нестеров, Владимир Короленко, А.П. Чехов. И.Е. Репин изобразил баронессу на своей знаменитой картине "Женщина в красном", а Д.С. Мережковский - посвятил 12 стихотворений.

В 1897 году Варвара Ивановна открыла Женский медицинский институт. Баронесса сама работала наравне с другими сестрами во время русско-японской, балканской и Первой мировой войн.

После революции, невзирая на свой почтенный возраст — 71 год, она наняла на оставшиеся деньги мальчика-проводника и ушла с ним по льду Финского залива в Финляндию. Последние годы баронесса прожила во Франции.

На что мне чудеса волшебной красоты.
На что мне глетчеров безмолвная громада
И в радужной пыли над пеной водопада
Из тонких проволок сплетенные мосты,
Туннели грозные, где в сумраке вагона
Лазурной молнией врывается простор
Сверкающих озер, —
Обломков бирюзы, упавшей с небосклона
В кольцо жемчужно-белых гор?
На что мне цветники в задумчивых аллеях.
На что мне полутьма таинственных дубров,
И краски панорам блестящих городов,
И тысячи картин в старинных галереях,
На что мне океан и башня маяка,
Как уголь черная, на пурпуре заката,
И свежий запах волн, и песня рыбака,
И вьющийся дымок далекого фрегата?
На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что
Весь мир великий, мир ничтожный?
Мне сердце говорит: «Не то, не то!»
И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:
Не нужно мне дворцов, благоуханных роз
И чуждых берегов, и моря, и простора!
Я жажду долгого, мерцающего взора.
Простых и тихих слов, простых и теплых слез. —
Немного ласки и участья.
Одной улыбки милых глаз.
Немного сумрака в глубоко мирный час
И капли, только капли счастья!..
Д. Мережковский

Зинаида Гиппиус: «В Петербурге жила когда-то очаровательная женщина. Такая очаровательная, что я не знаю ни одного живого существа, не отдавшего ей дань влюбленности, краткой или длительной. В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что, так или иначе, выделялось, всплывало на поверхность общего, мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек. Не успокоится, пока не увидит собственными глазами, не прикоснется, как-то по-своему не разберется…»

Из воспоминаний М. Нестерова: "На одной из передвижных выставок, не помню какого года, появился превосходный, наделавший много шума и тотчас же приобретенный Третьяковым портрет баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильденбандт. Портрет был написан во весь рост; баронесса Икскуль была изображена на нем в черной кружевной юбке, в ярко-малиновой блузке, перехваченной по необыкновенно тонкой талии поясом; в малиновой же шляпке и с браслеткой на руке. Через черный вуаль просвечивало красивое, бледное, не юное, но моложавое лицо. Это было время самого расцвета таланта Репина. Все его живописные достоинства, как и недостатки, были налицо: свежая, молодая живопись лица, рук, блузки, золотых брелоков - и почти обычное отсутствие вкуса. Во всяком случае, мы тогда были в восхищении от нового шедевра Ильи Ефимовича, и я впервые по этому портрету узнал о существовании баронессы Икскуль.
С тех пор чаще и чаще я стал встречаться с ее именем: оно то фигурировало вместе с какими-нибудь филантропическими учреждениями, с женскими курсами, медицинскими, Бестужевскими, с концертами в пользу недостаточной молодежи, наряду с именами старушки Стасовой, Философовой, Марии Павловны Ярошенко, то с какими-нибудь петербургскими сплетнями. Хорошее о ней переплеталось с «так себе»... но никто никогда не говорил о Варваре Ивановне Икскуль, что она глупа, - нет, ни в одном повествовании о ней не было такого. Быть может, не было и того, чтобы «повествователи» любили ее, но и при всей нелюбви их Варваре Ивановне не отказывали в уме, энергии, находчивости, в сильной воле.
Варвара Ивановна Икскуль в те далекие времена принадлежала к либеральному лагерю российской интеллигенции, к либеральной части петербургской знати. Она была вдова нашего посланника в Риме, барона Икскуль фон Гильденбандта, человека гораздо старше ее, оставившего своей супруге какое-то состояние, дом на Кирочной и баронский титул. До баронства Варвара Ивановна была мадам Глинка, у нее было два сына от первого брака: красавец-кавалергард и моряк Гриша, довольно хилый молодой человек. Вот что было у Варвары Ивановны до баронского титула и особняка на Кирочной.
Так жила да поживала в Питере баронесса Икскуль, пока не прославил ее своим портретом Илья Ефимович Репин. О ней заговорили громче; хорошее и худое о ней получило более яркую окраску - Говорили, что женские медицинские курсы, закрытые в конце царствования Александра II, вновь открылись в царствование Александра III благодаря умелому ходатайству баронессы Икскуль. Казалось, к суровому царю с такими делами, как открытие женских медицинских курсов, и подступить было немыслимо. Александр III - и женское образование... хм... и, однако, не кто другой, а Александр III дал милостивое соизволение на открытие таких курсов; он не только согласился на их открытие вновь, но дал землю под это полезное учреждение и обеспечил их существование на будущие времена.
Дело было так: ревнители женского образования ломали себе головы, как подступиться с таким делом к неподатливому царю. И вот тут, как и на репинском портрете, выступила баронесса Икскуль особенно ярко. У ней в те времена, как и раньше, как в дни последующие, как во все времена ее жизни, - были большие связи... с так называемыми «нужными людьми», будь то мир придворный, военный или чиновный, ученый, мир художников, артистов. Везде баронесса Икскуль вовремя и умно заводила связи и ими блестяще пользовалась.
Люди, жившие в 80-е годы, знали или слышали о генерале Черевине, близком человеке к царю. Генерала Черевина, как Бову-королевича или Паскевича-Эриванского изображали на лубочных картинках просто: тиснут медянкой, потом киноварью, еще охрой - и готов Черевин-Паскевич. Генерал Черевин был запойный пьяница. Пил он непробудно, и в минуты редкого и короткого похмелья докладывал царю о том, о сем, и тогда из этого выходило что-то ладное для «лучших людей». Тут и подвернись умная баронесса Икскуль. Поговорили о ней «лучшие люди», и стала баронесса поджидать черевинского похмелья; дождалась, и своими «чарами», а у ней их было довольно, убедила пьющего генерала доложить царю о курсах, о том, что женское медицинское образование не только не вредно, но даже польза от него может быть...
Царь выслушал Черевина милостиво и повелел тогда восстановить запрещенные курсы по более широкому плану. И стали курсы жить, процветать, много от них пользы было государству, и слава баронессы Икскуль как умной женщины еще более возросла. Куда бы ее деятельность ни направлялась, всюду видны были ее ум, твердая рука, административные и иные таланты. И как она умела выбирать людей, а выбрав, командовать ими!
Было начало 1907 года. В Петербурге, на Малой Конюшенной, в доме шведской церкви, была моя выставка. Ее успех для меня, как для моих друзей и недругов, был неожиданным. Среди выставляемых картин была там небольшая «Богоматерь с младенцем»; ее на первых же днях и приобрела баронесса Варвара Ивановна, а через несколько дней на той же выставке и сама познакомилась со мной. Первое мое впечатление было чисто зрительное. Помню, что Варвара Ивановна была вся в черном, никаких украшений, ничего лишнего. Лицо бледное, красивое, интересное, очень хорошо сохранившееся для своих лет (сыну, кавалергарду, было тогда за тридцать). Сходство с портретом Репина было большое, хотя Репин и не уловил того, до чего так мастерски и остро добирался Серов. Особую оригинальность облику Варвары Ивановны Икскуль придавал локон седых волос надо лбом, как у Дягилева. Этот седой локон на черных, вьющихся хорошо положенных волосах придавал большую пикантность лицу Варвары Ивановны. С первых же слов умелая барыня взяла со мной верный тон, простой, как бы дружеский."

Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбандт
скончалась 20 февраля 1928 г. в 7 часов 30 минут утра в Париже.
(«Последние новости», 1928 г.)

Памяти В.И. Икскуль

Вчера скончалась в Париже от воспаления легких на 77-м году жизни Варвара Ивановна Икскуль. Покойная сыграла весьма своеобразную и, можно сказать, незаменимую роль в истории русской общественности.
По происхождению своему, по карьере своего мужа, барона Икскуль фон Гильдебрандт, русского посла в Риме, она принадлежала к высшему кругу и могла вращаться в самой высокопоставленной и влиятельной среде. Но ее симпатии, ее позднейшая деятельность принадлежали демократической общественности.
У нее бывали Н.К. Михайловский, Ф.Д. Батюшков, А.В. Пошехонов, Спасович, Андреевская, Е.П. Султанова, Н.К. Нечаева.
Известный портрет Репина, изображавший Варвару Ивановну в ее молодые годы, свидетельствует о той личной обаятельности, которую Варвара Ивановна вносила в эти, казавшиеся несовместимыми, отношения. А восторженное описание ее салона в одном из романов начинающего тогда писать Потапенко, чрезвычайно ярко рисует то впечатление, которое ее собрания производили на литературные круги.
(В.И. настояла перед Александром III на открытии Бестужевских курсов, содержала интернат, создала Кауфманскую общину сестер милосердия. Работала на войне на Балканах в 1870-х гг. В Луцке получила Георгиевский крест. Сделала перевод Достоевского на французский язык, сотрудничала в «Русском Богатстве», написала статью в «Последних новостях».)
Варвара Ивановна знала слишком много — и, по-видимому, унесла свое знание с собою в могилу...
(П.Милюков. «Последние новости», 21/II-1928 г.)

Репин Илья Ефимович (1844-1930)
Портрет Варвары Икскул фон Хиндельбандт .
Холст, масло. 1889
Государственная Третьяковская галерея, Москва

Икскуль-Гильденбранд-фон Варвара Ивановна (1852–1928), баронесса, урожденная Лутковская, по первому мужу Глинка, вдова барона К.П. Икскуля, русского посла в Риме (1876-1891), фрейлина Царицы, попечительница Кауфмановской общины Красного Креста, член различных благотворительных обществ, хозяйка известного петербургского салона.

Аксакова-Сиверс Т.А. Семейная хроника.
«Наискось от нас по avenue des Fleurs жила баронесса Варвара Ивановна Икскуль, та самая дама, портрет которой находится в Репинском зале Третьяковской галереи. Портрет этот, написанный в 80-х годах прошлого века, изображающий очень красивую женщину с темными глазами, в ярко-красном платье, красной остроконечной шапочке, с которой до половины лица спускается черная вуалетка, достаточно хорошо известен, но не всем, может быть, известна жизнь этой замечательной женщины. Варвара Ивановна была не только красива, но и очень умна. То сердечное внимание, которое она проявляла в отношении меня летом 1926 года, я считаю большой честью.
Опираясь на трость, одетая во все черное, с белой камелией в петлице, Варвара Ивановна часто стучала мне в окно, приглашая пойти с ней к морю. Сидя на набережной, мы говорили о России, и я читала по ее просьбе есенинские стихи. При этом я замечала, что она с болезненным интересом слушает подробности о жизни холодного и голодного Петрограда начала 20-х годов. Чем это объяснялось, я узнала гораздо позднее. В 1926 году я только могла вспоминать престиж, окружавший имя Варвары Ивановны во время войны 1914 г., когда она стала во главе Кауфмановской общины сестер милосердия, установив там образцовую дисциплину. Но это был уже закат ее жизни. О том, что было раньше, я узнала от посещавшего мамин ресторанчик сына бывшего премьера Горемыкина, который был хорошо осведомлен о прошлом Варвары Ивановны, друга его старшей сестры, баронессы Медем. Горемыкин-сын отнюдь не блистал красотою, но был общителен и остроумен. Вот что он мне рассказал:
Дочь генерала Лутковского, Варвара Ивановна в возрасте 16 лет была выдана замуж за очень богатого и немолодого человека Глинку-Маврина. Прожив несколько лет в Петербурге и имея двух сыновей, она, по словам Горемыкина, в один прекрасный день решила, что «с нее хватит», и уехала в Париж. Скандал был огромный, тем более, что Варвара Ивановна стала писать романы, предисловия к которым писал Мопассан.
Через несколько лет после развода с Глинкой-Мавриным Варвара Ивановна вышла замуж за дипломата барона Икскуль фон Гильдебрандт и, в качестве жены русского посланника, очутилась в Риме. Король Умберто был настолько пленен ее красотой, что однажды на Корсо появилась коляска, в которой барон и баронесса Икскуль занимали приличествующие им места, а король примостился на скамеечке у ног баронессы. (Рассказано тем же Горемыкиным.) Об этом стало известно в Петербурге, и шокированная имп. Мария Федоровна на очередном выходе во дворце выказала Варваре Ивановне свою немилость. Посланник Икскуль подал в отставку и вскоре умер, а его красивая и умная жена перешла во «фронду». Купив дом у Аларчина моста на Екатерининском канале, она открыла оппозиционный правительству салон. К этому времени, по-видимому, и относится репинский портрет, а также деятельность Варвары Ивановны по организации петербургских Высших женских курсов.
В 1914 г. к Варваре Ивановне, которая к тому времени переехала от Аларчина моста на Кирочную улицу (она занимала бельэтаж дома, в который упирается Надеждинская ул., - в первом этаже жил ее друг профессор-хирург Н.А. Вельяминов) пришел тот же Горемыкин и, к своему удивлению, увидел на столе портрет имп. Марии Федоровны с любезной надписью. На его вопрос: «Что это значит?» - Варвара Ивановна ответила: «Мы помирились! Я согласилась стать во главе Кауфмановской общины. Теперь война и не время для мелких ссор!» Обязанности хирурга взял на себя Н.А. Вельяминов.
…Но возвращаюсь к лету 1926 г. и В.И. Икскуль. В ее салоне у Аларчина моста среди других бывал и молодой Горький. Впоследствии он вспомнил старую «хлеб-соль» и помог ей выехать за границу. Н.А. Вельяминов остался в холодном и голодном Петрограде.
С именем Горького связан также один инцидент, поставивший меня летом 1926 г. в неловкое положение.
Варвара Ивановна пила у меня чай. Мамы при этом не было, но вошла мамина знакомая Анна Игнатьевна Кочубей, урожденная Закревская, дама, занимавшаяся переводом советских писателей - и в частности Зощенко - на французский язык. Зашел общий разговор на литературные темы и, в частности, о Горьком. Варвара Ивановна спросила: «А что эта ужасная женщина Бенкендорф все еще при нем?» - Кочубей вспыхнула и сказала: «Это моя сестра!» - на что последовала спокойная реплика: «Я вас очень жалею!» А.И. Кочубей стала доказывать, что про ее сестру распущены всякие неблаговидные слухи, что все это - клевета, и т.п. Когда она ушла, я спросила Варвару Ивановну, действительно ли она думает то, что она сказала? И получила ответ: «Я не думаю - я знаю!»
Через год после описанной сцены Варвара Ивановна умерла в Париже…

С именем Варвары Ивановны Икскуль связана Община сестёр милосердия, ныне Городской гериатрический медико-социальный центр СПб. Община сестер милосердия, получившая право носить имя Михаила Петровича фон Кауфмана, возглавлявшего Российское общество Красного Креста в течение 15 лет, и Школа сиделок были основаны 4 марта 1900 года по распоряжению покровительницы РОКК императрицы Марии Федоровны. Первой 16 июля 1900 года начала работу Школа сиделок, а в конце сентября 1900 года – община сестер милосердия. Имя М.П. фон Кауфмана Общине было присвоено 2 октября 1900 года, незадолго до его кончины (7 ноября 1902 г.). Община управлялась Комитетом Российского общества Красного Креста Общины сестер милосердия им. генерал-адъютанта М.П. фон Кауфмана и Школы сиделок Красного Креста, в число действительных пожизненных членов которого входил сын Михаила Петровича фон Кауфмана Петр Михайлович, а его супруга Елизавета Петровна была избрана Почетным членом Комитета. Управляемые Комитетом благотворительные медицинские учреждения впервые поставили своей целью подготовку, наряду с сестрами милосердия, квалифицированного низшего персонала – сиделок, нужда в которых была весьма велика.
Деньги на создание Школы сиделок Красного Креста в размере 5 000 рублей пожертвовала известная чаеторговая фирма «С. Перлов и сыновья». Они были вручены тогдашнему управляющему канцелярией Главного управления РОКК П. И. Миллеру для передачи любому учреждению Красного Креста, которое возьмется за это дело. Миллер передал деньги баронессе В.И. Икскуль, неоднократно выказывавшей готовность организовать подобную школу. Сам Миллер в 1910 году был избран Почетным членом Комитета Кауфмановской общины.
Первое собрание учредителей, состоявшееся 15 апреля 1900 года, избрало правление. Его председателем стала В.И. Икскуль. Список учредителей публиковался в ежегодных отчетах Комитета и насчитывал 52 человека. Среди них были титулованные благотворители (графиня СВ. Панина, князь и княгиня Л.Д. и М.В. Вяземские, графиня О.В. Левашева, баронесса Т.И. Медем и др), известные врачи и государственные деятели (директор Женского медицинского института В.К. фон Анреп, лейб-хирург двора, профессор Военно-медицинской академии Н. А. Вельяминов, профессора Ф.Ф. Мертенс, Д.О. Отт, С.С. Боткин, А. А. Кадьян, Н.Н. Феноменов, сенатор С.И.Лукьянов, директор Частного коммерческого банка А.И. Мураний). Подавляющее большинство учредителей также являлось действительными членами Комитета, то есть, согласно Положению, платили членские взносы – 10 рублей ежегодно или 100 рублей единовременно. В первые годы существования Комитета его действительным членом значился и Санкт-Петербургский митрополит Антоний. В состав правления Комитета входил священник Григорий Спиридонович Петров. В разные годы число действительных членов Комитета колебалось от 33 до 138 человек. Списки их публиковались в ежегодных отчетах.
Деятельность Общины регламентировалась Нормальным уставом общин РОКК. В ее деятельности сочетались два направления: обучение сиделок и сестер и их работа в разных медицинских учреждениях, в том числе и на полях сражений. Курс обучения сиделок – большей частью в Школу набирали грамотных крестьянок – был рассчитан на 6 месяцев, по два выпуска в год. Сестер сначала учили 2 года, а с 1906 года подготовка стала трехгодичной, причем первые 2 года изучались как теория, так и практика, а третий год был целиком отведен практике. Окончившие курс получали аттестат сестры милосердия с фельдшерским образованием. В военное время практиковалась ускоренная подготовка сестер. Впервые ускоренный курс был организован в Общине в 1911 году: обучавшиеся сестры готовились в резерв на случай войны.
Душой дела стала председательница правления Комитета баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильдебрандт (Гильденбандт) (1852–1928). Дочь генерала Ивана Сергеевича Лутковского, по первому мужу Глинка, вдова барона Карла Петровича Икскуля фон Гильдебрандта (1818–1894), русского посла в Риме в 1876–1891 годах, она оставила значительный след в истории благотворительности – и не только в области медицины, но и в сфере образования. В 1891 – 1896 годах В.И. Икскуль издала большую серию дешевых книг для народного чтения (64 книги), в которую вошли произведения Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, И.Н. Потапенко, Д.Н. Мамина-Сибиряка, В.Г. Короленко и Г.И. Успенского. Заняться издательским делом она решилась, бывая по делам в деревне и «огорчаясь полным отсутствием книг для народа». Ей удалось найти единомышленника в лице издателя И.Д. Сытина. Позже Варвара Ивановна так писала об их совместной работе: «Помимо чисто утилитарных знаний мы считали желательным расширить вообще кругозор наших будущих читателей <...> не задаваясь никакими партийными или иными целями и выбирая только красоту духовных образов и таланта». Книжки для народа, издававшиеся баронессой Икскуль, выходили под грифом («Правда». Издания В.И.). Слова, адресованные Варварой Ивановной издателю Сытину, которому, как она писала, «русская деревня обязана многими часами светлого досуга», несомненно, можно отнести к ней самой.
Варвара Ивановна немало сделала на ниве просвещения: она состояла членом правления Общества для доставления средств Высшим женским курсам в Санкт-Петербурге. В перечне важнейших книжных коллекций, хранящихся в Научной библиотеке Санкт-Петербургского университета, значится дар баронессы Икскуль фон Гильдебрандт от 1895 года.
Кауфмановская община не была ее первым шагом в области медицины. В 1900-х годах В.И. Икскуль руководила Общиной св. Евгении, имевшей многочисленные больницы, всевозможные подсобные предприятия. Она способствовала возобновлению деятельности Женских медицинских курсов, закрытых в конце царствования Александра II . Ей принадлежала значительная роль в создании первого в Европе Женского медицинского института (ныне Государственный медицинский университет им. академика И.П. Павлова), открытого в 1897 году стараниями прогрессивной российской интеллигенции. Этому учебному заведению баронесса оказывала постоянную и разнообразную помощь, учредила несколько стипендий своего имени, собирала общественные библиотеки, устраивала благотворительные концерты, лекции и лотереи, занималась сбором средств для организации дешевых и даровых обедов нуждающимся, участвовала в подготовке Пироговских съездов. Имевшая большой опыт организации женского медицинского образования, В.И. Икскуль смогла образцово поставить работу Школы сиделок и Общины.
Красивая, умная, добрая, открытая ко всему Варвара Ивановна была хозяйкой известного петербургского салона. В воспоминаниях далеко не сентиментальной Зинаиды Гиппиус образ баронессы Икскуль передан нежнейшими тонами: «В Петербурге жила когда-то очаровательная женщина. Такая очаровательная, что я не знаю ни одного живого существа, не отдавшего ей дань влюбленности, краткой или длительной. В этой прелестной светской женщине кипела особая сила жизни, деятельная и пытливая. Все, что так или иначе выделялось, всплывало на поверхность общего, мгновенно заинтересовывало ее, будь то явление или человек. Не успокоится, пока не увидит собственными глазами, не прикоснется, как-то по-своему не разберется. Не было представителя искусства, литературы, адвокатуры, публицистики, чего угодно, который не побывал бы в ее салоне в свое время». Действительно, в гостиной особняка у Аларчина моста на Екатерининском канале, а позднее на Кирочной улице бывали и крупные сановники, и академики, и знаменитые юристы, и актеры, и художники, и музыканты, и литераторы. Его посещали B . C . Соловьев, И.Е. Репин, Максим Горький, Д.С. Мережковский, Н.К. Михайловский, В.Г. Короленко, В.В. Стасов, М.В. Нестеров, П.П. Чистяков, Н.Н. Ге, М.А. Бенуа. Двенадцать стихотворений первого сборника Д. Мережковского были посвящены баронессе В.И. Икскуль. Вот одно из них, написанное в 1886 году:
ПРИЗНАНИЕ
На что мне чудеса волшебной красоты.
На что мне глетчеров безмолвная громада
И в радужной пыли над пеной водопада
Из тонких проволок сплетенные мосты,
Туннели грозные, где в сумраке вагона
Лазурной молнией врывается простор
Сверкающих озер, -
Обломков бирюзы, упавшей с небосклона
В кольцо жемчужно-белых гор?
На что мне цветники в задумчивых аллеях.
На что мне полутьма таинственных дубров,
И краски панорам блестящих городов,
И тысячи картин в старинных галереях,
На что мне океан и башня маяка,
Как уголь черная, на пурпуре заката,
И свежий запах волн, и песня рыбака,
И вьющийся дымок далекого фрегата?
На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что
Весь мир великий, мир ничтожный?
Мне сердце говорит: «Не то, не то!»
И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:
Не нужно мне дворцов, благоуханных роз
И чуждых берегов, и моря, и простора!
Я жажду долгого, мерцающего взора.
Простых и тихих слов, простых и теплых слез. -
Немного ласки и участья.
Одной улыбки милых глаз.
Немного сумрака в глубоко мирный час
И капли, только капли счастья!..
О хозяйке салона все мемуаристы вспоминали как о женщине редкой красоты и столь же редкого ума, вкуса, изящества и исключительного такта, Это ее в 1889 году И.Е. Репин изобразил на знаменитом портрете «Женщина в красном» из Третьяковской галереи. Как пишет автор биографии В.И. Икскуль В. Бокова, ее отличала редкостная «контактность», умение найти и свести вместе интересных людей различных положений, взглядов и занятий. Красота и исключительное обаяние Варвары Ивановны обеспечили ей громадный светский успех.
В судьбах многих современников она принимала самое активное участие: трижды вызволяла Горького из тюрьмы, хлопотала за Н.К. Михайловского, которому угрожала ссылка. Квартира ее была фактически недосягаема для охранной полиции. Этим пользовались «нелегалы». По свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича. в доме баронессы Икскуль часто скрывались революционеры, прятались целые архивы левых партий, в том числе и большевистские.
В 1892 году В.И. Икскуль выезжала в деревню на помощь голодающим и чуть не умерла, заразившись оспой. Она овладела навыками сестры милосердия и отправилась с сестрами на Балканы в 1912-1913 годах, работала на передовой и в Первую мировую. За участие в перевязках раненых под неприятельским огнем в 1916 году она была награждена Георгиевским крестом, который ей вручил лично генерал A. M. Каледин.
После Октябрьской революции Варвара Ивановна была выселена из своего дома на Кирочной улице, перенесла свыше десятка обысков, несколько арестов, недели, проведенные в тюрьме в числе заложников в качестве матери «белогвардейца». Зимой 1919/ 20 года похоронила сына Ивана Глинку, умершего от тяжелой пневмонии, осложненной голодом. Той же зимой погиб еще один близкий ей человек – профессор Военно-медицинской академии Николай Александрович Вельяминов (1855–1920). Осенью 1920 года она оказалась в знаменитом «Доме искусств», где провела свою последнюю русскую зиму, пытаясь подрабатывать переводами. Весной 1921 года В.И. Икскуль начала хлопотать о разрешении на выезд за границу. Ей было отказано. Зимой 1921 года, потеряв всякую надежду получить разрешение на выезд из России, в возрасте 69 лет, она ушла с мальчиком-провожатым пешком по льду Финского залива в Финляндию, затем перебралась во Францию, где воссоединилась со своим старшим сыном Григорием. Умерла В. И. Икскуль 20 февраля 1928 года в Париже.
Школа сиделок и Кауфмановская община, обязанные своим появлением этой незаурядной и решительной женщине, занимали в разные периоды своего существования разные помещения. Первоначально для Школы сиделок арендовали трехкомнатную квартиру на Гороховой улице, во втором дворе на 6-м этаже. В Школу принимались незамужние девицы и вдовы не моложе 16 и не старше 40 лет. Однако желающие поступить в Школу без жалования долго не находились, пока из Псковской губернии не прибыли 10 крестьянских девушек.
Руководила обучением сиделок, которое проходило в хирургическом отделении городской женской Обуховской больницы, сестра Крестовоздвиженской общины Степанова. Надзирательницей являлась сестра Крестовоздвиженской общины Соколова. Позднее их сменили сестры Кауфмановской общины. Через 6 месяцев Школа была переведена на Верейскую улицу (д. 8/10). Здесь квартира состояла уже из шести комнат. На чердаке располагались помещения для глажения белья и хранения вещей учениц. Вскоре из-за увеличения приема в Школу пришлось добавить еще одну квартиру. В декабре 1902 года состоялся первый выпуск – всего из двух сестер. Вслед за Школой сиделок начала работу Община сестер милосердия им. М.П. Кауфмана. 1 сентября 1903 года на должность старшей сестры Кауфманов-ской общины была назначена сестра Александра Филиппова, которая бессменно занимала этот пост весь период существования Общины.
По просьбе великого князя Александра Михайловича, 20 августа 1902 года на Гутуевском острове, в Морском порту, Община открыла амбулаторию, для размещения которой Таможенное ведомство уступило одно из своих зданий. Великий князь, являвшийся главноуправляющим торговым мореплаванием и портами, занялся устройством в крупных коммерческих гаванях врачебных пунктов Общества Красного Креста. С постройкой на Васильевском острове нового комплекса Повивального института, сестры и сиделки Кауфмановской общины в 1904 году перешли в освободившееся здание на набережной Фонтанки (д. 148). Здесь был организован эвакуационный лазарет, который 7 февраля 1905 года принял первых раненых русско-японской войны. Перед этим пришлось произвести основательный ремонт. По этому поводу Варвара Ивановна писала своей подруге: «Вы, думая обо мне, можете представить себе Ваванну (так она себя называла. - Авт.) только в двух видах: или спящую дома на Кирочной, – или в Лазарете. Выхожу из себя благодаря медленности ремонта. Вы себе представить не можете, как все двигается, черепашьим шагом. Одно отчаяние! Новое отделение, которое должно было быть готово в августе – дай Бог, откроется к октябрю! Положим, что всего этого ремонта ужасно много – всю крышу пришлось перекрыть, весь двор канализировать, все рамы и двери сделать новые, одним словом, – хуже нового, потому что где ни тронешь, там все сгнило и держалось только краской!».
Здание, в которое перебралась Община, действительно имело длительную и славную историю, большая часть которой связана с медициной. На месте главного корпуса еще в 1787-1792 годах князем Долгоруковым был возведен двухэтажный особняк. В 1795 году его владелицей стала графиня Е.В. Зубова. Спустя два года особняк приобрела императрица Мария Федоровна для устройства «благородной родильни для бедных замужних женщин» – родильного госпиталя на 20 кроватей и при нем повивальной школы на 22 воспитанницы из числа сирот Воспитательного дома. В «Санкт-Петербургских ведомостях» было опубликовано приглашение всем желающим роженицам, имеющим при себе «достоверное о добропорядочном поведении и бедственном состоянии свидетельство». Пребывание в стационаре было бесплатным. В 1830 году Школу повивального искусства переименовали в Институт повивального искусства с родильным госпиталем. В 1845 году был создан специальный комитет по реконструкции Повивального института, в который, в числе прочих, вошел знаменитый хирург Н.И. Пирогов. При расширении института в 1851–1853 годах (архитектор В.И. Собольщиков) построили трехэтажный флигель, здания служб, провели водопровод и канализацию. В 1876–1878 годах появились два новых флигеля по сторонам парадного и два – на заднем дворе. В Зубовском доме разместились акушерская школа и квартиры служащих. Назначенный в 1893 году директором Повивального института Д.О. Отт добился постройки для института нового здания на Васильевском острове.
В связи с передачей Кауфмановской общине нового здания 1 августа 1905 года контракт на снятие квартиры на Верейской улице был расторгнут. Сестры перестали обслуживать Обуховскую больницу штатно, переключившись на работу в собственной больнице. В лазарете Общины на втором этаже была оборудована церковь св. равноапостольной Марии Магдалины, которую освятили 5 апреля 1905 года.
В течение нескольких лет новые хозяева расширяли и модернизировали здание Повивального института: в 1906 году были надстроены два этажа над большим надворным флигелем; в 1907-м произведен ремонт помещений; в 1912-м надстроены два старых отделения. Расширялась и территория больницы. В 1912 году был приобретен смежный участок земли с выездом на Рижский проспект. После надстройки здания в левой части третьего этажа епископ Гдовский Вениамин 25 февраля 1912 года освятил новый двусветный храм. В 1913 году по проекту архитектора Общины Д.Д. Устругова возвели несколько новых каменных строений, в том числе покойницкую (на заднем дворе Общины) и привратницкую (в ограде на набережной Фонтанки), где были устроены часовни. Кроме Обуховской больницы, а затем собственной больницы Общины на Фонтанке и амбулатории на Гутуевском острове, сестры работали в самых разных лечебных учреждениях, посещали частные квартиры. В отчетах за разные годы упомянуты клиника Виллие, Военно-клинический госпиталь, Придворный госпиталь, светолечебный кабинет Хирургической клиники профессора Вельяминова, Гинекологический институт, лечебница доктора Кальмейера, глазная лечебница доктора Фель-зера, Василеостровская лечебница, Мариинская больница и др. Число сестер Общины постепенно увеличилось. Так, в 1903 году их насчитывалось 20, а в 1913 году - 73. Увеличился и прием в школу сиделок: первый выпуск составлял 12 уче ниц, а к 1915 году их было уже 82. Сестер часто направляли в помощь населению при возникновении неблагоприятных эпидемических обстоятельств и других чрезвычайных ситуаций. В 1902 году они были командированы в Вятку на борьбу с цингой, причем баронесса В.И. Икскуль лично посетила Глазовский и Слободской уезды. Сестры участвовали в борьбе с холерой в Царицыне и Санкт-Петербурге, в 1912 году выехали в районы, пострадавшие от неурожая, – в Самарскую губернию и другие области. Сестра Общины Хрусталева была направлена в Тегеран для открытия там первой русской амбулатории. Командировались сестры и в другие общины. Вместе с другими общинами РОКК, сестры Кауфмановской общины приняли участие в помощи раненым во время русско-японской войны. За все время военных действий Общиной было отправлено на фронт 5 лазаретов на 200 кроватей каждый. На Дальнем Востоке функционировало 7 госпиталей Кауфмановской общины. В феврале-октябре 1912 года несколько отрядов сестер Общины отправились на Балканы. В их составе находилась и баронесса В.И. Икскуль. В период интенсификации военных действий расширилось обучение сестер, которых готовили в запас. 14 апреля 1914 года при Комитете была создана еще одна Община сестер милосердия Красного Креста – Мариинская, названная в честь императрицы Марии Федоровны. Ее возникновение связано с оттоком опытных сиделок в другие краснокрестные общины. Работа в них была более престижной и обеспечивала пенсию. В Мариинскую общину принимались сиделки, окончившие школу, с 10-летним стажем работы. Старшей сестрой Мариинской общины была назначена заведовавшая в это время Школой сиделок сестра Капитолина Жильцова.
Начавшаяся в 1914 году война потребовала переоборудования лазарета Общины. 18 июля 1914 года началась мобилизация учреждений Красного Креста на «Великую отечественную войну», потребовавшая огромного напряжения сил и средств. В сводках того времени – сообщения об отправке на фронт одного за другим госпиталей и этапных лазаретов Общины. Первый госпиталь отбыл в город Смела уже 30 июля. Он был сформирован на средства императора Николая II всего за 10 дней и назван в честь цесаревича Алексея Николаевича. 6 августа 1914 года в город Кременец отправился первый подвижной лазарет им. Совета Бакинских нефтепромышленников. 11 августа в Радзивилов выехал первый этапный лазарет их же имени. 16 августа 1914 года состоялись проводы второго подвижного лазарета (им. Мраморного дворца). В составе этого лазарета выехали на фронт великая княгиня Мария Павловна Младшая, ее королевское высочество княгиня Елена Петровна, управляющий города Павловска генерал-майор Э. Э. Геринг. 19 августа отбыл второй госпиталь на 200 кроватей им. Совета Бакинских нефтепромышленников. В его составе находилась жена одного из членов Совета – Е.Ф. Лионозова. 24 августа отбыли третий и четвертый 200-кроватные госпитали, оборудованные на средства Петроградской еврейской общины. Четвертый госпиталь был организован на средства Петроградского купечества. Третьего сентября отправился пятый госпиталь на средства семьи Е. М. Терещенко. Шестой госпиталь был оборудован из собственного склада императрицы Марии Федоровны. 27 сентября подготовили к отправке второй этапный лазарет, оборудованный на средства Совета Петроградских армянских церквей. 29 сентября отправили третий подвижной лазарет имени Членов Государственного Совета. Всего в отчете старшего врача Общины ГФ. Цейдлера за 1914 год упоминается 6 больших госпиталей, 5 лазаретов со 140 сестрами, отправленных на театр военных действий или в ближайший тыл. Сестры командировались также в другие учреждения Красного Креста и в разные лазареты Петрограда.
Проведенная мобилизация сестер запаса позволила значительно увеличить их число для отправки на фронт. Кроме 51 сестры Общины призвали еще 213, но и этого было мало. На курсах ускоренной подготовки к началу 1915 года удалось подготовить 576 сестер военного времени. Всего с 20 июля 1914 года по 1915 год Община командировала для ухода за ранеными 691 сестру.
Продолжала действовать и больница Общины, где оказывалась медицинская помощь гражданскому населению. В первых числах марта 1916 года в клинику Кауфмановской общины поступил Б.М. Кустодиев с диагнозом «опухоль спинномозгового канала». Повторную операцию ему выполнил хирург Л.А. Стуккей. Более 7 месяцев художник продолжал лечение в клинике ГФ. Цейдлера. Его известный пейзаж – «Фонтанка у Калинкина моста» – представляет собой вид из окон Кауфмановской больницы.
Дальнейшие события российской истории известны. После октября 1917 года Община сохранялась какое-то время, но 1 февраля 1919 года во исполнение декрета Совета комиссаров Союза коммун Северной области «О ликвидации домовых церквей и часовен» от 8 августа 1918 года был закрыт храм. На какое-то время власти разрешили перенести имущество церкви и службы в часовню-покойницкую, находившуюся в отдельном здании. С этого времени церковь находилась в ведении и на содержании прихожан. Через несколько лет, 11 февраля 1922 года, церковь св. Марии Магдалины была опечатана, а спустя год полностью ликвидирована. К тому моменту в зданиях Общины разместилась больница им. Урицкого (позже – Объединенная больница № 18 им. Урицкого).
Сейчас в бывших зданиях Общины располагается Городской гериатрический медико-социальный центр со стационаром, созданный в 1994 году. Он является первым в России лечебно-социальным учреждением такого профиля. Продолжая славные традиции всех лечебных учреждений, когда-то располагавшихся на этом месте, Центр разрешает одну из актуальнейших задач, стоящих перед здравоохранением Санкт-Петербурга, – помощь людям преклонного возраста.

В Третьяковской галерее можно увидеть знаменитый портрет работы Ильи Репина , на котором изображена молодая красавица, баронесса Варвара Икскуль фон Гильденбандт . Кроме ее имени многим больше ничего не известно. Но судьба этой незаурядной и самоотверженной женщины заслуживает не меньшего внимания, чем сам портрет: всю жизнь баронесса посвятила помощи другим людям, занималась благотворительностью, издавала книги для малоимущих, работала сестрой милосердия на фронте, а в 70 лет была вынуждена уйти пешком по льду Финского залива из страны, которой уже не была нужна.

На одной из передвижных выставок появился портрет кисти Репина, вызвавший большой резонанс. Многие не знали, кем была эта красавица с цыганской внешностью. После выставки ее имя стало известно широкой публике, оно все чаще и чаще стало появляться в новостях о филантропических учреждениях, благотворительных концертах, женских медицинских курсах и т. д. О ней говорили как об умной, энергичной и волевой женщине.

Варвара Ивановна родилась в 1852 г. в семье генерала Лутковского. С юности все обращали внимание на ее необычную внешность - говорили, что она похожа на цыганку. На самом деле она была потомственной сербкой. В 16 лет Варвара вышла замуж за дипломата Н. Глинку, и они уехали жить в Европу. Там девушка вращалась в кругу художников, поэтов, аристократов. Ей не было 30-ти, когда она развелась с мужем и снова вышла замуж за барона Икскуля фон Гильденбандта - русского посла в Риме, который был на 2 года старше ее матери.

Когда супруги вернулись в Петербург, баронесса занялась публикацией книг для народного чтения. Вместе с издателем И. Сытиным они выпустили 64 книги, доступные малоимущим читателям. Обложки для книг бесплатно оформлял Репин.

В литературно-общественном салоне баронессы Икскуль бывали Чехов, Горький, Короленко, Репин, Ге, Бенуа и другие выдающиеся люди того времени. Мережковский посвятил ей 12 стихотворений, а Гиппиус о ней писала: «В этой прелестной светской женщине кипела какая-то особая сила жизни, деятельная и пытливая. Она обладала исключительной уравновешенностью и громадным запасом здравого смысла».

Баронесса Икскуль умела заводить нужные знакомства. В достижении своих целей она проявляла завидную решительность и даже хитрость. В те времена многие знали о приближенном императора, генерале Черевине, который беспробудно пил, а к царю с докладами ходил в часы редкого похмелья. Именно такого момента дождалась Варвара, чтобы внушить ему идею о том, что женское медицинское образование может быть очень полезным. Генерал доложил царю, в результате запрещенные курсы восстановили.

Варвара Ивановна была в числе инициаторов создания Женского Медицинского института при Петропавловской больнице, открыла «школу ученых сиделок» для подготовки младшего медицинского персонала, создала общину сестер милосердия имени М. П. фон Кауфмана. Ее община отличалась строжайшей дисциплиной и высоким профессионализмом среди медсестер. Во время войны на Балканах 1912-1913 гг. баронесса отправилась на фронт сестрой милосердия, делала перевязки раненым под обстрелами. Она оставалась на передовой и в Первую мировую войну. В 1916 г. ее наградили Георгиевской медалью. На тот момент ей было уже 64 года.

После революции 1917 г. общину закрыли, баронессу выселили из ее дома. Разрешения на выезд из страны ей не дали, и тогда она, на 70-м году жизни, ушла пешком по льду Финского залива в Финляндию, а оттуда переехала во Францию, где и скончалась в 1928 г.