Бертольд брехт господин пунтила и его слуга матти народная комедия по рассказам и наброску пьесы хеллы вуолийоки. Господин Пунтила и его слуга Матти

Пунтила – хозяин имения

Ева Пунтила – его дочь

Mатти – его шофер

Официант

Судья

Атташе

Ветеринар

Эмма-самогонщица

Девушка-фармацевтка

Коровница

Телефонистка

Толстяк

Работник

Рыжий работник

Тощий работник

Красный Сурккала.

Лайна – кухарка

Фина – горничная.

Адвокат

Пастор

Пасторша

Лесорубы

(Произносится исполнительницей роли коровницы)

Почтенный зритель! Пусть борьба трудна!

Уже сегодня нам заря видна.

Но, не смеясь, нельзя добраться до вершин.

Поэтому мы вас сегодня посмешим.

И смех отвесим вам в веселых чудесах

Не граммами, не на аптекарских весах,

А центнерами, как картошку, и притом

Орудуя, где надо, топором.

Сейчас откроем занавес, и в дверь

Ворвется жадный допотопный зверь –

Жестокий деревенский богатей,

Известный бесполезностью своей.

Там, где он водится, тупой и твердолобый,

Он бич земли, он полон дикой злобой.

Вы видите, как он, бесстыдный и опасный,

Проходит по земле Финляндии прекрасной.

Хотя из-за кулис не выйдет та страна,

Поэзия ее из текста вам видна:

Бидонов звон и рощ березовых покой,

И белой ночи свет над медленной рекой,

И пенье петухов в селе, в глухом затишье,

И утренний дымок над черепичной крышей –

Все это, мы надеемся, сейчас

I. Пунтила находит настоящего человека

Отдельный кабинет в Парк-отеле в Тавастхусе. Помещик Пунтила , судья и официант . Судья, пьяный, валится под стол.

Пунтила . Послушайте, мы давно здесь?

Официант. Двое суток, господин Пунтила.

Пунтила (с упреком, судье). Всего два денька, слышишь? А ты уже сдал, прикидываешься сонным! Мне же хочется поговорить с тобой по душам, рассказать о себе – я так одинок! Потолкуем хотя бы о нашем парламенте! Все вы меня бросили, не выдержали! Да, дух силен, а плоть немощна! Где доктор? Вчера он готов был померяться силами с целым светом! Потом начальник станции помог его вынести, а к семи часам и он тоже скапутился, – правда, он боролся героически… Как он тут болтал! Здесь еще аптекарь торчал. Куда он девался? И это почтеннейшие люди округа, смотреть на вас стыдно! (Спящему судье.) Какой пример вы подаете тавастландцам – ты об этом подумал? Судья – и не может высидеть часок в ресторане! Да если бы мой батрак так пахал, как ты пьешь, лентяй этакий, я бы его выгнал в два счета. Ах ты пес, сказал бы я ему, я тебе покажу, как относиться к своим обязанностям спустя рукава! Ты только подумай, Фредрик, ты человек образованный, на тебя вся надежда, ты должен показывать пример выдержки, на тебя весь народ смотрит, неужели ты лишен чувства ответственности? Почему ты не можешь взять себя в руки, сесть, поговорить со мной, слабый ты человек! (Официанту.) Какой сегодня день?

Официант. Суббота, господин Пунтила.

Пунтила . Не может быть! Сегодня должна быть пятница!

Официант. Виноват, сегодня суббота.

Пунтила . Не противоречь! Хорош официант! Хочешь разогнать всех посетителей, грубишь. Принеси-ка еще водки, только слушай хорошенько, не перепутай, – чтоб мне была водка и пятница, понял?

Официант. Так точно, господин Пунтила. (Уходит.)

Пунтила (судье). Да проснись ты, слабосильная команда! Не бросай меня! Сдался перед какой-то несчастной бутылкой водки! Ведь ты ее только понюхал. Кругом море разливанное, а ты забрался в лодку и боишься нос окунуть, стыдно! Смотри! (Изображает.) Иду по морю, как посуху, вокруг меня водочка плещет, а мне хоть бы что! Не утону! (Видит шофера Матти, который уже некоторое время стоит в дверях.) Ты кто такой?

Матти. Ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила (недоверчиво). Кто? А ну повтори!

Матти. Я ваш шофер.

Пунтила . Это каждый так может назваться. Я тебя не знаю.

Матти. Может, вы меня не разглядели как следует, я у вас всего пятую неделю.

Пунтила . А откуда ты тут взялся?

Матти. С улицы. Я вас два дня жду в машине.

Пунтила . В какой машине?

Матти. В вашей, в студебекере.

Пунтила . Будет врать. Ты сначала докажи!

Матти. Больше я вас ждать не намерен, вот что! Сыт по горло! Так с человеком не обращаются.

Пунтила . С человеком? А разве ты человек? Только что ты сказал, что ты шофер! Ага, поймал – сам себе противоречишь! Признавайся!

Матти. Вот вы сейчас узнаете, человек я или нет. Не позволю я обращаться с собой, как со скотиной, – два дня сижу и жду, когда вы наконец соизволите выйти.

Пунтила . Ты, кажется, утверждал, что не намерен меня ждать?

Матти. Вот именно. Заплатите мне сто семьдесят пять марок, а бумаги я возьму у вас в имении «Пунтила».

Входит официант , несет бутылку.

Официант. Ваша водочка, господин Пунтила, и сегодня пятница.

Пунтила . Вот это верно! (Кивнув на Матти.) Мой друг.

Официант. Да, это ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила . А-а, так ты шофер? Всегда говорил – в дороге встречаешься с замечательными людьми. Наливай!

Матти. Что-то я вас не пойму! Не знаю, выпить с вами или нет?

Пунтила . Вот недоверчивый какой! Я тебя понимаю. С чужими людьми за стол садиться опасно. Напоят, уснешь, а они тебя обчистят. Я – хозяин Пунтила, из Ламми, я честный человек, у меня девяносто коров, вот! Со мной можешь пить спокойно, братец!

Матти . Ну, так и быть. А я – Матти Альтонен. Рад познакомиться!

Чокаются.

Пунтила . У меня сердце доброе, я сам этому рад. Один раз я даже поднял жука-рогача с дороги и отнес в лес, чтобы его не переехали. Вот какой я хороший! Я ему подставил прутик, он так и пополз по прутику. У тебя тоже сердце доброе, сразу видно. Терпеть не могу, когда люди воображают – «я, я, я!» Кнутом бы их отстегать. Есть, знаешь, такие богатеи – батракам кусок хлеба жалеют. А вот я с удовольствием кормил бы свою челядь жареным мясом. Разве они не такие же люди, как я? Им тоже хочется хорошо покушать, так пусть и кушают! Ты со мной согласен?

Матти. Вполне.

Пунтила . Неужели я заставил тебя сидеть на улице? Свинство с моей стороны, простить себе не могу! Я тебя прошу, если я когда-нибудь еще так поступлю – возьми гаечный ключ и трахни меня по башке! Матти, ты мне друг?

Матти. Нет.

Пунтила . Спасибо, Матти, я так и знал. Посмотри на меня. Кто перед тобой?

В театральной среде все уже успели привыкнуть к тому, что художественным руководителем театра имени Маяковского стал Миндаугас Карбаускис. Первая его премьера – «Таланты и поклонники» по Островскому – продемонстрировала поклонникам, что ответственность, которую взвалил на себя литовец, не подмяла под собой его талант. Второй спектакль Карбаускиса в его театре ждали с куда меньшим ажиотажем – показательно, что на второй премьерный день прямо перед спектаклем в кассе еще оставалась ощутимое количество нераспроданных билетов.

«Господин Пунтила и его слуга Матти» – эта не самая известная пьеса Брехта рассказывает о пьющем финском землевладельце. Господин Пунтила един в двух лицах – трезвый Пунтила агрессивен и строг, пьяный Пунтила добродушен и ласков. Основная интрига состоит в том, что цели и задачи у трезвого Пунтилы прямо противоположны целям и задачам Пунтилы пьяного. Трезвый Пунтила стремится уволить умнейшего, по мнению пьяного Пунтилы, крестьянина Сурккалу. Трезвый Пунтила намеревается выдать свою дочь замуж за похожего на саранчу, по мнению пьяного Пунтилы, промотавшегося атташе. Наконец, пьяный Пунтила обручается с четырьмя девицами разом, которых позже трезвый Пунтила злобно гонит прочь.

Миндаугас Карбаускис славится умением выбирать для своих постановок максимально трудный для театральной интерпретации материал. Проза Платонова и Андреева, романная сага Томаса Манна «Будденброки», повесть Ицхака Мераса о жизни в еврейском гетто «Вечный шах» – до Карбаускиса представить себе эти тексты в сценическом воплощении было практически невозможно. Кажется, он намерено ищет тексты как можно более трудные – так как получает удовольствие от самого процесса «борьбы» с этими текстами.

«Господин Пунтила…» – даром, что пьеса, а не проза – в таком свете может считаться находкой Карбаускиса. Это очевидным образом неудача Брехта – пьеса, очевидным образом плохо придуманная, плохо построенная и плохо работающая. Пьеса на три с лишним часа опирается на один-единственный водевильный прием – преображение человека под воздействием алкоголя. Еще более неуместен в этом контексте социальный пафос Брехта, проявляющийся, например, в появлении мужественного и во всех смыслах положительного красного (это политическая характеристика) крестьянина Сурккала, отца троих детей. Но этот персонаж, допустим, в трактовке Карбаускиса не претерпевает особых изменений – возьмем лучше эпизод с обручением Пунтилы. Для Брехта – это один из ключевых эпизодов, отвечающий за социальную подоплеку пьесы. Монологи четырех глубоко несчастных женщин, которым приходится вставать ни свет ни заря, терпеть издевательства хозяев и трудиться до поздней ночи, выдают желание автора всерьез поговорить о социальном неравенстве. У Карбаускиса же актрисы интонируют свои монологи с изрядной долей комизма, и создается впечатление, что женщины эти – всего-навсего четыре чудилки, над которыми предлагается похихикать. В том же водевильном ключе литовец режиссирует эпизод, в котором Матти отговаривает хозяйскую дочку Еву становиться женой шофера (то есть, самого Матти). На протяжении пятнадцати минут Матти живописует все те ужасы, из которых состоит жизнь шоферской супруги – подъем в половине шестого, глажка, штопанье носков, стирка простыней (не четырех, как рассчитывает Ева, а двух десятков)… Для Брехта это эпизод не случайный – посмотрите, как живет наш народ, трудно живет. Для Карбаускиса – еще одна забавная интермедия, не больше.

Для Карбаускиса важно сбить этот довольно-таки фальшивый социальный пафос – вспомним и то, к чему привели эксперименты красных мудрецов, и то, что ярый коммунист Брехт около семи лет прожил в насквозь капиталистической Америке. В итоге литовец не просто сбивает пафос, а превращает протестный по своей природе текст в простенькую комедию положений – произведение буржуазное, а следовательно, идеологически самому Брехту враждебное. Актеры на сцене гримасничают, пианист наигрывает заводную и беззаботную песенку, персонажи пьесы гремят бутылками и потребляют пунш. Потрясающий Михаил Филиппов демонстрирует чудеса перевоплощения – временами кажется даже, что пьяного Пунтилу и Пунтилу трезвого играют два разных человека. Не только Филиппов, но и все остальные актеры придерживаются замысловатого психологического рисунка игры, что создает ощущение, что перед нами не написанная семьдесят лет назад пьеса Брехта, а что-то из русской классики XIX века – из того же, например, Островского. Этот наносной психологизм, разумеется, противопоказан Брехту – но ведь это настолько прописная истина, что нельзя же всерьез предполагать, будто Карбаускису она незнакома? Тут важно понять, с какой целью он пытается совместить очевидным образом несовместимые вещи – просто чтобы угодить публике или с каким-то особым расчетом?

На мой взгляд, Карбаускис стремится вытравить из пьесы Брехта всю «брехтовщину» – борется как с эффектом отчуждения (например, выбрасывает все присутствующие в тексте пьесы зонги), так и с его узким прикладным пафосом. Он ставит эксперимент – можно ли столь однозначный текст превратить в совершенно иной по посылу и духу спектакль? Сам по себе эксперимент оказался успешным – кого-кого, а Брехта в новом спектакле театра явно нет. Но вот стоит ли ради таких экспериментов мучить публику столь скверной драматургией? Остается надеяться, что опробованные в «Господине Пунтиле…» формальные приемы позволили Карбаускису отточить свое мастерство, которое в следующий раз будет явлено публике на более качественном литературном материале.

Господин Пунтила и его слуга Матти

Театр им. Маяковского
Драматург: Бертольд Брехт
Режиссер: Миндаугас Карбаускис
Сценография: Сергей Бархин
В ролях: Михаил Филиппов, Анатолий Лобоцкий, Зоя Кайдановская, Евгений Парамонов, Наталья Палагушкина и др.

Метки: ,

Брехт Бертольд

Бертольд Брехт

Господин Пунтила и его слуга Матти

Народная комедия

По рассказам и наброску пьесы Хеллы Вуолийоки

Перевод Р. Райт-Ковалевой, С. Болотина и Т. Сикорской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Пунтила - хозяин имения.

Ева Пунтила - его дочь.

Mатти - его шофер.

Официант.

Ветеринар.

Эмма-самогонщица.

Девушка-фармацевтка.

Коровница.

Телефонистка.

Работник.

Рыжий работник.

Тощий работник.

Красный Сурккала.

Лайна - кухарка.

Фина - горничная.

Пасторша.

Лесорубы.

(Произносится исполнительницей роли коровницы)

Почтенный зритель! Пусть борьба трудна!

Уже сегодня нам заря видна.

Но, не смеясь, нельзя добраться до вершин.

Поэтому мы вас сегодня посмешим.

И смех отвесим вам в веселых чудесах

Не граммами, не на аптекарских весах,

А центнерами, как картошку, и притом

Орудуя, где надо, топором.

Сейчас откроем занавес, и в дверь

Ворвется жадный допотопный зверь

Жестокий деревенский богатей,

Известный бесполезностью своей.

Там, где он водится, тупой и твердолобый,

Он бич земли, он полон дикой злобой.

Вы видите, как он, бесстыдный и опасный,

Проходит по земле Финляндии прекрасной.

Хотя из-за кулис не выйдет та страна,

Поэзия ее из текста вам видна:

Бидонов звон и рощ березовых покой,

И белой ночи свет над медленной рекой,

И пенье петухов в селе, в глухом затишье,

И утренний дымок над черепичной крышей

Все это, мы надеемся, сейчас

В именье "Пунтила" {*} откроется для вас.

{* Все трехсложные собственные имена в этой пьесе произносятся с ударением на первом слоге (П_у_нтила, К_у_ргела и т. д.).}

Пунтила находит настоящего человека.

Отдельный кабинет в Парк-отеле в Тавастхусе. Помещик Пунтила, судья и

официант. Судья, пьяный, валится под стол.

Пунтила. Послушайте, мы давно здесь?

Официант. Двое суток, господин Пунтила.

Пунтила (с упреком, судье). Всего два денька, слышишь? А ты уже сдал, прикидываешься сонным! Мне же хочется поговорить с тобой по душам, рассказать о себе - я так одинок! Потолкуем хотя бы о нашем парламенте! Все вы меня бросили, не выдержали! Да, дух силен, а плоть немощна! Где доктор? Вчера он готов был померяться силами с целым светом! Потом начальник станции помог его вынести, а к семи часам и он тоже скапутился, - правда, он боролся героически... Как он тут болтал! Здесь еще аптекарь торчал. Куда он девался? И это почтеннейшие люди округа, смотреть на вас стыдно! (Спящему судье.) Какой пример вы подаете тавастландцам - ты об этом подумал? Судья - и не может высидеть часок в ресторане! Да если бы мой батрак так пахал, как ты пьешь, лентяй этакий, я бы его выгнал в два счета. Ах ты пес, сказал бы я ему, я тебе покажу, как относиться к своим обязанностям спустя рукава! Ты только подумай, Фредрик, ты человек образованный, на тебя вся надежда, ты должен показывать пример выдержки, на тебя весь народ смотрит, неужели ты лишен чувства ответственности? Почему ты не можешь взять себя в руки, сесть, поговорить со мной, слабый ты человек! (Официанту.) Какой сегодня день?

Официант. Суббота, господин Пунтила.

Пунтила. Не может быть! Сегодня должна быть пятница!

Официант. Виноват, сегодня суббота.

Пунтила. Не противоречь! Хорош официант! Хочешь разогнать всех посетителей, грубишь. Принеси-ка еще водки, только слушай хорошенько, не перепутай, - чтоб мне была водка и пятница, понял?

Официант. Так точно, господин Пунтила. (Уходит.)

Пунтила (судье). Да проснись ты, слабосильная команда! Не бросай меня! Сдался перед какой-то несчастной бутылкой водки! Ведь ты ее только понюхал. Кругом море разливанное, а ты забрался в лодку и боишься нос окунуть, стыдно! Смотри! (Изображает.) Иду по морю, как по суху, вокруг меня водочка плещет, а мне хоть бы что! Не утону! (Видит шофера Матти, который уже некоторое время стоит в дверях.) Ты кто такой?

Матти. Ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила (недоверчиво). Кто? А ну, повтори!

Матти. Я ваш шофер.

Пунтила. Это каждый так может назваться. Я тебя не знаю.

Матти. Может, вы меня не разглядели как следует, я у вас всего пятую неделю.

Пунтила. А откуда ты тут взялся?

Матти. С улицы. Я вас два дня жду в машине.

Пунтила. В какой машине?

Матти. В вашей, в студебекере.

Пунтила. Будет врать. Ты сначала докажи!

Матти. Больше я вас ждать не намерен, вот что! Сыт по горло! Так с человеком не обращаются.

Пунтила. С человеком? А разве ты человек? Только что ты сказал, что ты шофер! Ага, поймал - сам себе противоречишь! Признавайся!

Матти. Вот вы сейчас узнаете, человек я или нет. Не позволю я обращаться с собой, как со скотиной, - два дня сижу и жду, когда вы наконец соизволите выйти.

Пунтила. Ты, кажется, утверждал, что не намерен меня ждать?

Матти. Вот именно. Заплатите мне сто семьдесят пять марок, а бумаги я возьму у вас в имении "Пунтила".

Входит официант, несет бутылку.

Официант. Ваша водочка, господин Пунтила, и сегодня пятница.

Пунтила. Вот это верно! (Кивнув на Матти.) Мой друг.

Официант. Да, это ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила. А-а, так ты шофер? Всегда говорил - в дороге встречаешься с замечательными людьми. Наливай!

Матти. Что-то я вас не пойму! Не знаю, выпить с вами или нет?

Пунтила. Вот недоверчивый какой! Я тебя понимаю. С чужими людьми за стол садиться опасно. Напоят, уснешь, а они тебя обчистят. Я - хозяин Пунтила, из Ламми, я честный человек, у меня девяносто коров, вот! Со мной можешь пить спокойно, братец!

Mатти. Ну, так и быть. А я - Матти Альтонен. Рад познакомиться!

Чокаются.

Пунтила. У меня сердце доброе, я сам этому рад. Один раз я даже поднял жука-рогача с дороги и отнес в лес, чтобы его не переехали. Вот какой я хороший! Я ему подставил прутик, он так и пополз по прутику. У тебя тоже сердце доброе, сразу видно. Терпеть не могу, когда люди воображают - "я, я, я!" Кнутом бы их отстегать. Есть, знаешь, такие богатей - батракам кусок хлеба жалеют. А вот я с удовольствием кормил бы свою челядь.жареным мясом. Разве они не такие же люди, как я? Им тоже хочется хорошо покушать, так пусть и кушают! Ты со мной согласен?

Матти. Вполне.

Пунтила. Неужели я заставил тебя сидеть на улице? Свинство с моей стороны, простить себе не могу! Я тебя прошу, если я когда-нибудь еще так поступлю - возьми гаечный ключ и трахни меня по башке! Матти, ты мне друг?

Брехт Бертольд

Бертольд Брехт

Господин Пунтила и его слуга Матти

Народная комедия

По рассказам и наброску пьесы Хеллы Вуолийоки

Перевод Р. Райт-Ковалевой, С. Болотина и Т. Сикорской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Пунтила - хозяин имения.

Ева Пунтила - его дочь.

Mатти - его шофер.

Официант.

Ветеринар.

Эмма-самогонщица.

Девушка-фармацевтка.

Коровница.

Телефонистка.

Работник.

Рыжий работник.

Тощий работник.

Красный Сурккала.

Лайна - кухарка.

Фина - горничная.

Пасторша.

Лесорубы.

(Произносится исполнительницей роли коровницы)

Почтенный зритель! Пусть борьба трудна!

Уже сегодня нам заря видна.

Но, не смеясь, нельзя добраться до вершин.

Поэтому мы вас сегодня посмешим.

И смех отвесим вам в веселых чудесах

Не граммами, не на аптекарских весах,

А центнерами, как картошку, и притом

Орудуя, где надо, топором.

Сейчас откроем занавес, и в дверь

Ворвется жадный допотопный зверь

Жестокий деревенский богатей,

Известный бесполезностью своей.

Там, где он водится, тупой и твердолобый,

Он бич земли, он полон дикой злобой.

Вы видите, как он, бесстыдный и опасный,

Проходит по земле Финляндии прекрасной.

Хотя из-за кулис не выйдет та страна,

Поэзия ее из текста вам видна:

Бидонов звон и рощ березовых покой,

И белой ночи свет над медленной рекой,

И пенье петухов в селе, в глухом затишье,

И утренний дымок над черепичной крышей

Все это, мы надеемся, сейчас

В именье "Пунтила" {*} откроется для вас.

{* Все трехсложные собственные имена в этой пьесе произносятся с ударением на первом слоге (П_у_нтила, К_у_ргела и т. д.).}

Пунтила находит настоящего человека.

Отдельный кабинет в Парк-отеле в Тавастхусе. Помещик Пунтила, судья и

официант. Судья, пьяный, валится под стол.

Пунтила. Послушайте, мы давно здесь?

Официант. Двое суток, господин Пунтила.

Пунтила (с упреком, судье). Всего два денька, слышишь? А ты уже сдал, прикидываешься сонным! Мне же хочется поговорить с тобой по душам, рассказать о себе - я так одинок! Потолкуем хотя бы о нашем парламенте! Все вы меня бросили, не выдержали! Да, дух силен, а плоть немощна! Где доктор? Вчера он готов был померяться силами с целым светом! Потом начальник станции помог его вынести, а к семи часам и он тоже скапутился, - правда, он боролся героически... Как он тут болтал! Здесь еще аптекарь торчал. Куда он девался? И это почтеннейшие люди округа, смотреть на вас стыдно! (Спящему судье.) Какой пример вы подаете тавастландцам - ты об этом подумал? Судья - и не может высидеть часок в ресторане! Да если бы мой батрак так пахал, как ты пьешь, лентяй этакий, я бы его выгнал в два счета. Ах ты пес, сказал бы я ему, я тебе покажу, как относиться к своим обязанностям спустя рукава! Ты только подумай, Фредрик, ты человек образованный, на тебя вся надежда, ты должен показывать пример выдержки, на тебя весь народ смотрит, неужели ты лишен чувства ответственности? Почему ты не можешь взять себя в руки, сесть, поговорить со мной, слабый ты человек! (Официанту.) Какой сегодня день?

Официант. Суббота, господин Пунтила.

Пунтила. Не может быть! Сегодня должна быть пятница!

Официант. Виноват, сегодня суббота.

Пунтила. Не противоречь! Хорош официант! Хочешь разогнать всех посетителей, грубишь. Принеси-ка еще водки, только слушай хорошенько, не перепутай, - чтоб мне была водка и пятница, понял?

Официант. Так точно, господин Пунтила. (Уходит.)

Пунтила (судье). Да проснись ты, слабосильная команда! Не бросай меня! Сдался перед какой-то несчастной бутылкой водки! Ведь ты ее только понюхал. Кругом море разливанное, а ты забрался в лодку и боишься нос окунуть, стыдно! Смотри! (Изображает.) Иду по морю, как по суху, вокруг меня водочка плещет, а мне хоть бы что! Не утону! (Видит шофера Матти, который уже некоторое время стоит в дверях.) Ты кто такой?

Матти. Ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила (недоверчиво). Кто? А ну, повтори!

Матти. Я ваш шофер.

Пунтила. Это каждый так может назваться. Я тебя не знаю.

Матти. Может, вы меня не разглядели как следует, я у вас всего пятую неделю.

Пунтила. А откуда ты тут взялся?

Матти. С улицы. Я вас два дня жду в машине.

Пунтила. В какой машине?

Матти. В вашей, в студебекере.

Пунтила. Будет врать. Ты сначала докажи!

Матти. Больше я вас ждать не намерен, вот что! Сыт по горло! Так с человеком не обращаются.

Пунтила. С человеком? А разве ты человек? Только что ты сказал, что ты шофер! Ага, поймал - сам себе противоречишь! Признавайся!

Матти. Вот вы сейчас узнаете, человек я или нет. Не позволю я обращаться с собой, как со скотиной, - два дня сижу и жду, когда вы наконец соизволите выйти.

Пунтила. Ты, кажется, утверждал, что не намерен меня ждать?

Матти. Вот именно. Заплатите мне сто семьдесят пять марок, а бумаги я возьму у вас в имении "Пунтила".

Входит официант, несет бутылку.

Официант. Ваша водочка, господин Пунтила, и сегодня пятница.

Пунтила. Вот это верно! (Кивнув на Матти.) Мой друг.

Официант. Да, это ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила. А-а, так ты шофер? Всегда говорил - в дороге встречаешься с замечательными людьми. Наливай!

Матти. Что-то я вас не пойму! Не знаю, выпить с вами или нет?

Пунтила. Вот недоверчивый какой! Я тебя понимаю. С чужими людьми за стол садиться опасно. Напоят, уснешь, а они тебя обчистят. Я - хозяин Пунтила, из Ламми, я честный человек, у меня девяносто коров, вот! Со мной можешь пить спокойно, братец!

Mатти. Ну, так и быть. А я - Матти Альтонен. Рад познакомиться!

Чокаются.

Пунтила. У меня сердце доброе, я сам этому рад. Один раз я даже поднял жука-рогача с дороги и отнес в лес, чтобы его не переехали. Вот какой я хороший! Я ему подставил прутик, он так и пополз по прутику. У тебя тоже сердце доброе, сразу видно. Терпеть не могу, когда люди воображают - "я, я, я!" Кнутом бы их отстегать. Есть, знаешь, такие богатей - батракам кусок хлеба жалеют. А вот я с удовольствием кормил бы свою челядь.жареным мясом. Разве они не такие же люди, как я? Им тоже хочется хорошо покушать, так пусть и кушают! Ты со мной согласен?

Матти. Вполне.

Пунтила. Неужели я заставил тебя сидеть на улице? Свинство с моей стороны, простить себе не могу! Я тебя прошу, если я когда-нибудь еще так поступлю - возьми гаечный ключ и трахни меня по башке! Матти, ты мне друг?

Матти. Нет.

Пунтила. Спасибо, Матти, я так и знал. Посмотри на меня. Кто перед тобой?

Матти. С вашего разрешения - толстая образина, пьяная в дым.

Пунтила. Видишь, до чего внешность обманчива! Совсем я не такой! Матти, я больной человек!

Матти. И даже очень больной.

Пунтила. Вот, правильно! Это не каждый понимает. Посмотреть на меня ни за что не догадаешься. (Мрачно и пристально смотрит на Матти.) Я припадочный.

Матти. Что вы говорите?

Пунтила. Слушай, тут не до смеха. Это со мной бывает раза четыре в год. Просыпаюсь - вдруг чувствую: трезвый в стельку!

Матти. И часто у вас эти припадки повторяются?

Пунтила. Регулярно. Начинается так: обычно я совсем нормальный, вот такой, как сейчас. В здравом уме и твердой памяти, вполне владею собой. И вдруг начинается припадок. Сначала что-то делается со зрением. Вместо двух вилок (поднимает вилку) я вижу только одну!..

Матти (испуганно). Значит, слепнете наполовину?

Пунтила. Да, я вижу только половину всего мира. А потом еще хуже: как накатит на меня этот самый припадок трезвости, я становлюсь совершенной скотиной. И никаких задерживающих центров. Меня даже осуждать нельзя, братец, зато, что я делаю в этом состоянии. У кого есть сердце, тот сразу поймет, что я человек больной. (С ужасом.) Я становлюсь вполне вменяемым! А ты понимаешь, братец, что такое вменяемый человек? Это человек, который способен на все. Он уже не может думать о своей семье, заботиться о детях, дружба для него - ничто! Он готов переступить через свой собственный труп. И все это потому, что он, как говорят юристы, вполне вменяем.

Матти. А вы лечитесь от этих припадков?

Пунтила. Братец ты мой, я с ними борюсь как могу. Делаю все, что в человеческих силах! (Берет свой стакан.) Вот оно, единственное мое лекарство. Глотаю, глазом не моргну, и уж, конечно, не чайными ложечками, поверь. Честно скажу - я с этими припадками безудержной трезвости борюсь как мужчина. Но разве с ними справишься? Они меня постоянно одолевают. Смотри, например, как я был невнимателен к тебе, к такому замечательному парню! Слушай, поешь говядинки! И какой счастливый случай свел меня с тобой? Как ты ко мне попал?

	Анатолий Лобоцкий (в центре) в роли Матти, слуги господина Пунтилы, лишь изредка терял комичную невозмутимость Фото Глеба Щелкунова / Коммерсантъ
	Алла Шендерова. . "Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре имени Маяковского (Коммерсант, 15.11.2012 ). Глеб Ситковский. . "Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре им. Маяковского (Colta.ru, 15.11.2012 ). Николай Берман. . В Театре им. Маяковского поставили «Господина Пунтилу и его слугу Матти» Бертольта Брехта (Газета. Ru, 14.11.2012 ). Анна Банасюкевич. . Премьерный спектакль "Господин Пунтила и его слуга Матти" по пьесе Бертольта Брехта показали в Театре им. Маяковского (РИА Новости, 14.11.2012 ). Анна Чужкова. . Миндаугас Карбаускис поставил спектакль по пьесе Брехта «Господин Пунтила и его слуга Матти» (Культура, 18.11.2012 ).

Господин Пунтила и его слуга Матти. Театр им. Маяковского . Пресса о спектакле

Коммерсант , 1 5 ноябр я 2012 года

В Брехте нашли финскую глубинку

"Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре имени Маяковского

Худрук "Маяковки" Миндаугас Карбаускис выпустил редкую у нас пьесу Бертольда Брехта, начисто лишив ее политики. Как и зачем он это сделал, пыталась понять АЛЛА ШЕНДЕРОВА.

Для нынешней премьеры Миндаугас Карбаускис выбрал пьесу Брехта, до сих пор не ставившуюся на российской сцене - в СССР "Господин Пунтила и его слуга Матти" шел только в Прибалтике. Пьесу, получившую прозвище "самой небрехтовской", Брехт написал в 1940-м, будучи зрелым драматургом и взяв за основу рассказы финской писательницы Хеллы Вуолийоки. "Небрехтовской" пьесу считают потому, что в ней много финского колорита и мало прямых призывов к классовой борьбе - они как-то растворились в лукавой притче о богатом помещике Пунтиле, походившем на человека только в подпитии, а стрезва оказывавшимся редкой свиньей.

Комедию, напоминающую сборник деревенских анекдотов о похождениях Пунтилы и его шофера Матти, режиссер вписывает в белоснежное пространство, изумительно оформленное Сергеем Бархиным. На авансцене - толпа пустых бутылок, заменяющая Пунтиле толпу подданных. По бокам - ржавые стволы сосен. Белые ступени ведут не только в барскую гостиную, но оказываются ступенями социальной лестницы, по которой начинает было подниматься шофер Матти. По бокам - двери в господские покои. А в глубине, на дне этого белого колодца, словно увиденная с высоты, расположилась деревенька, господский дом и острые сосенки - тот самый лес, который Пунтила хочет пустить на приданое дочери.

Художник подробно и даже любовно воссоздает ощущения от снежных лесных просторов, а режиссер столь же детально разбирает отношения хозяина со слугой. Михаил Филиппов очень заразителен в роли самодура и бедокура Пунтилы, спьяну сватающего всех деревенских баб, вверяющего слуге бумажник и даже готового отдать за него свою дочку Еву, хотя у той уже есть женишок. Хорош и Матти: на отстраненный юмор и невозмутимую физиономию Анатолия Лобоцкого зал откликается частым хохотом. Внешне пара напоминает Дон Кихота и Санчо, только наоборот: смачный, приземистый, жадный Кихот и длинный, аскетичный Санчо.

Все перемены в отношениях этих двоих (Пунтила то грозит слуге тюрьмой, то уговаривает стать зятем, к чему тот, оказывается, вовсе не склонен) сыграны точно. Самые маленькие роли превращены в яркие скетчи, в которых нашлось место и заслуженным старикам "Маяковки", и среднему поколению, и молодежи: четыре невесты господина Пунтилы и бывшая невеста Матти смотрятся одна смешнее другой. Неплоха и Зоя Кайдановская - Ева, в которой тоже борются два начала: естественное влечение к Матти и наследственное отцовское самодурство. Словом, во всем, что касается частностей, Миндаугас Карбаускис выступает достойным учеником своего учителя - Петра Фоменко. Не хватает лишь того главного, ради чего затеяна эта обаятельная, но изрядно затянутая игра. Той важной (пусть даже ложной) режиссерской мысли, объясняющей, почему, например, режиссер ставит Брехта намеренно аполитично - ведь не только для того, чтоб позлить критиков, твердящих, что русский театр смешон в своем эскапизме.

У прежнего, раннего Карбаускиса все спектакли оказывались размышлением о том, что ждет человека за чертой жизни и как можно достойно встретить смерть. Теперь эти юношеские странности, эти (как говорил Андрей Белый о Чехове) "пролеты в вечность" сменило крепкое ремесло и благородное намерение обслуживать не собственные амбиции, а амбиции артистов Театра имени Маяковского. Что ему тоже вполне удается.

Colta .Ru, 15 ноября 2012 года

Глеб Ситковский

Зла не хватает

В «Господине Пунтиле и его слуге Матти» Карбаускиса хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы поставить осмысленный финал.

Беспощадно злой, резкий и горький спектакль. О пьяных и циничных скотах, правящих страной Финляндией. О хозяевах жизни, которые ни в грош не ставят тех, у кого в кармане ни гроша. О жуликах и ворах, которые в трезвом виде грабят своих соотечественников, а в пьяном пускают умиленную слезу, вспоминая про последнее убежище негодяев, зовущееся патриотизмом. О зажравшихся и опухших с бодуна мордах, не влезающих в экран телевизора. Да, вы угадали: спектакль о России. Так вот, такого «Господина Пунтилы и его слуги Матти» в постановке Миндаугаса Карбаускиса в репертуаре Театра имени Маяковского нет.

Зато в афише имеется одноименное зрелище в постановке того же режиссера, наполненное тонкими интеллигентными намеками на то, что, возможно, не все ладно в Датском королевстве, а заодно и в Финской республике. Причем в существовании этой тонкой красной (или не красной? есть подозрение, что со времен Брехта она успела многажды изменить свой цвет) линии, тянущейся сквозь спектакль, нет полной уверенности, поскольку моментами она превращается в пунктир, а то и вовсе пропадает, безнадежно стушевываясь на фоне того, что принято именовать яркой театральностью. Куда ей, такой тонкой и такой неуверенной в себе, супротив обаятельного Михаила Филиппова, демонстрирующего свой широкий актерский диапазон в роли алкаша Пунтилы? То перед нами слюнявый миляга, готовый по пьяной лавочке брататься со слугами и женихаться с окрестными доярками, то проспавшаяся похмельная скотина, которая, тараща глаза и багровея мордой, орет на челядь и домочадцев что-то похожее на «Разорю! Не потерплю!» Прекрасно играет человек, просто прекрасно. До того хорошо это у него выходит, что кажется - сам режиссер, восхищенно всплеснув руками, отступает в сторону и соглашается на время умереть в актере. Пускай поработает.

Что-то похожее в режиссерской биографии Карбаускиса уже было. Сдается, что брехтовский спектакль совершенно сознательно срифмован им с инсценировкой «Мертвых душ», предпринятой в Московском Художественном театре шесть лет назад. «Похождение» (именно под таким названием она фигурировала в афише МХТ) тоже было задумано как спектакль о родине-уродине и тоже на деле вылилось в цепь сочных актерских бенефисов на фоне непролазной чавкающей жижи, вываленной на сцену художником Сергеем Бархиным и способной засосать в себя не только всякого Чичикова с Коробочкой, но даже и птицу-тройку со всей ее сбруей и бубенцами. Если в гоголевском спектакле герои рисковали утонуть в дорожной грязи, то во второй части этой своеобразной сценической дилогии они бултыхаются уже в океанах выпитой водки, и кажется совершенно логичным, что на этот раз великолепный Бархин занял авансцену уже не родной русской грязью, а родными русскими бутылками. Пустыми. Даже заканчиваются оба спектакля совершенно одинаково - богатырским храпом, несущимся над долами и лугами. Правда, в «Мертвых душах» мы имели дело с хоровым храпом гоголевских персонажей, а в «Господине Пунтиле» Михаил Филиппов, выводя носом рулады, аккомпанирует таким образом задушевной детской песенке о Родине: «Вижу чудное приволье, вижу нивы и поля. Это русское раздолье, это русская земля». Боже, как грустна наша Россия - что тут еще остается сказать?

Тогда, шесть лет назад, о «Похождении» писали как об одном из самых неудачных режиссерских приключений Карбаускиса, и похоже, что вторая часть «русской дилогии», если можно ее так назвать, пострадала ровно по тем же причинам. Кажется, будто режиссер уже поднимает ногу и даже замахивается, чтобы дать хорошего пенделя заспанной, опухшей с похмелья России, а потом с деликатностью иностранца неуверенно замирает: «Может быть, вы сами? А то я тут человек чужой. Неудобно как-то». В итоге замах на рубль, а результат - копеек на 15. И «Похождение», и нынешний «Господин Пунтила и его слуга Матти» оказались всецело отданы на откуп актерам. Хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы финал осмысленный поставить.

В «Господине Пунтиле» мастерски решено множество мелких задач, но ему, что называется, «зла не хватает». То есть самой соли. Лишенная социального запала брехтовская история начинает, как ни странно, напоминать пьесу Бомарше «Женитьба Фигаро», где Пунтила смахивает на графа Альмавиву (тоже та еще скотина), а трезвый во всех отношениях Матти (Анатолий Лобоцкий) - на свободолюбивого Фигаро. Ну что ж, Бомарше тоже хороший драматург. Не хуже Брехта. Но все же хочется попросить Миндаугаса Карбаускиса: когда будете в следующий раз ставить спектакль о России, добавьте в него немножко русофобии. Поверьте, мы в ней очень-очень нуждаемся.

Газета .Ru, 14 ноября 2012 года

Николай Берман

Пунтила без Путина

В Театре им. Маяковского поставили «Господина Пунтилу и его слугу Матти»: Миндаугас Карбаускис превратил едкую и резкую комедию левака Бертольт а Брехта о финском помещике-самодуре в буржуазную комедию положений.

Карбаускис, ученик Петра Фоменко, возглавил Театр Маяковского полтора года назад, став одним из первых молодых режиссеров, назначенным на пост руководителя почтенного театра. В отличие от Олега Меньшикова, возглавившего Театр им. Ермоловой, и Кирилла Серебренникова, пришедшего реформировать театр им. Гоголя, Карбаускис не стал рубить сплеча и устраивать революций – не стал снимать с репертуара спектакли и не заставил уйти ни одного актёра. Человек осторожный и обходительный, он действует медленно и аккуратно. Его первая постановка на этой сцене, «Таланты и поклонники» по Островскому, казалась нарочито традиционной – но в ней ему удивительным образом удалось отчистить народных артистов долго пребывавшей в спячке труппы от всех штампов, заставив их существовать на сцене с нетеатральной простотой и свободой. Намеренно старомодный спектакль казался важным компромиссом и заделом перед будущей работой: ясно, что после «Талантов и поклонников», уже снискавших огромный успех, актёры Маяковки будут готовы пойти за Карбаускисом куда угодно.

Когда стало известно, что теперь Карбаускис ставит Брехта, это было для многих неожиданностью, но и поводом для надежд – мол, теперь он в самом деле двинется в каком-то ином направлении, более смелом, чем прежде. До сих пор худрук Маяковки чурался современности и злобы дня и мыслил в основном метафизическими категориями.

Но если режиссёр берётся за Брехта, то он априори не может не говорить о политике. Пьесы главного левака и бунтаря от драматургии ХХ века держатся на такой мощной энергии протестной борьбы, что любые попытки её преодолеть обречены на поражение.

И каждый спектакль по Брехту на московской сцене обычно вызывает множество пересудов и разговоров – по крайней мере в театральном мире, как это было, например, с вышедшей несколько лет назад «Трёхгрошовой оперой» Серебренникова, где действие впрямую переносилось в современную Россию, а в антракте зал – к ужасу почтенной публики – заполоняли нищие, как будто сбежавшие из московского метро.

Конечно, от флегматичного Карбаускиса никто не ожидал такого радикализма, но выбор пьесы всех заинтриговал очень сильно, как и некоторые другие обстоятельства. Брехтовская «народная комедия», вдохновлённая финской писательницей Хеллой Вуолийоки, повествует о помещике-самодуре Пунтиле. Он тиранит своих подданных, пока трезв, и начинает пламенно любить народ, когда выпьет.

Созвучие имени героя с одной известной фамилией, равно как и розовый профиль на афишах спектакля, отдалённо напоминающий президентский, делало аллюзии, которые и так сами собой напрашивались, ещё мощнее – в воздухе повисло ожидание, что сейчас Маяковка рванет актуальным, ехидным и стопроцентно оппозиционным Брехтом. Характерно, что в какой-то момент по Москве даже поползли слухи, что некие мелкие муниципальные чиновники пытались помешать расклейке афиш спектакля, правда их быстро опровергли как сам театр, так и культурные власти столицы.

Созданное Сергеем Бархиным пространство «Пунтилы» выглядит стильно и современно. Белая сценическая коробка состоит из нескольких прямоугольных порталов, уходящих вглубь и сужающихся к центру. Из задней стены, куда они упираются, торчат крышами вперёд здания усадьбы Пунтилы: они почти игрушечные, мы видим их как бы с высоты птичьего полёта. Вокруг множество чёрных точек, в которых можно распознать принадлежащий ему лес или же тучи саранчи, с которой напившийся богач сравнивает жениха своей дочери. С разных сторон это стерильное и почти пустое помещение прорезают колонны коричневого цвета – не то ворвавшиеся в родовое гнездо деревья, не то насквозь проржавевшие трубы. Авансцена уставлена стройными рядами пустых бутылок, оставшихся от попоек Пунтилы. Бархин создал предельно условную и метафорическую среду, которая, никак не указывая на время действия, тем не менее явно принадлежит сегодняшнему дню и выглядит идеальной предпосылкой для спектакля по Брехту – но, увы, этой обстановкой и костюмами героев почти вся связь работы Карбаускиса с нашей эпохой и исчерпывается. Социальный памфлет Брехта он стерилизовал, превратил в забавную и беззаботную комедию положений.

Отказался от небольших зонгов, которые открывают и завершают действие, а также саркастически резюмируют каждый эпизод. Почти не наделил актёров инструментами для игры: эффектные мизансцены как будто стерилизованы и порой состоят из простого проговаривания реплик. Постарался вытащить из текста весь политический пафос конфликта угнетателей и угнетённых, придав маскам в духе площадного театра психологически объёмные характеры. Брехт страстен и резок, он не знает полутонов и компромиссов, непрерывно изобличая всех и вся. В его «Пунтиле» нет положительных героев: непутёвый помещик, несмотря на своё добродушие, остаётся злобной карикатурой на тирана, а его слуга шофёр Матти, как бы ни хотел автор видеть в нём романтического борца, всё равно слишком напоминает обычного пройдоху. У Карбаускиса же все поголовно такие милые-милые. Ну не без недостатков, конечно – да у кого из нас, по правде говоря, их нет?

В «Талантах и поклонниках» Карбаускис заставил текст Островского звучать так, как будто он написан сегодня. А вот Брехт в его постановке похож на Островского в самом классическом варианте. Актёры играют, давая прозвучать аплодисментам после ударных реплик, активно работают лицом, не боятся кричать и наяривать в кульминационных моментах. Это вроде бы вполне по Брехту – но у того за всеми гэгами стоит смысл, которого спектаклю Карбаускиса мучительно не хватает. Режиссёр так и не может до конца поймать брехтовский кураж – удаётся это лишь двум артистам, играющим главных героев.

Премьер Маяковки Михаил Филиппов больше, чем кто бы то ни было в этом спектакле, чувствует природу фарса, виртуозно жонглируя двумя красками – так, что переход от ярости к нежности невозможно предугадать. Для Анатолия Лобоцкого слуга Матти стал первой ролью за шесть лет, и в ней он сумел выплеснуть весь свой темперамент, с азартом Дон Жуана заигрывая с дочерью Пунтилы и озорством слуги-дзанни из комедии дель арте подсовывая решившему завязать с пьянством хозяину одну бутылку за другой. Проблема только в том, что Брехт в своей пьесе обыгрывает отношения короля и шута, а у Карбаускиса они становятся двумя равноправными клоунами, дружно работающими в дуэте.

Решительный бунт, к которому Матти приходит в финале, в спектакле почти незаметен. Весь народ Пунтилы усаживается в ряд, опустив ноги на горлышки пустых бутылок, а их повелитель, восседая на троне поверх ящиков от водки, вдруг начинает мерно храпеть посреди своей речи о природных красотах. Ну и ладно, спите – доброй вам ночи, дорогие финны!

Те, кто видели публичные прогоны премьеры, рассказывают, что начинались они с лозунга «Финляндия без Пунтилы!». В том, что этот момент убрали, не стоит искать никакой политической подоплёки: просто к Путину, митингам за честные выборы, да и вообще к социальным вопросам спектакль Карбаускиса имеет отношение не большее, чем к Нельсону Манделе, Иисусу Христу или далай-ламе. Хотел режиссёр или нет, у него получилась добротная и непритязательная буржуазная комедия, которую зрители смотрят расслабившись, радуясь приятному вечеру. Такие зрелища имеют право быть – вот только Брехт кажется последним в списке драматургов, по которым их можно поставить.

РИА Новости, 14 ноябр я 2012 года

Анна Банасюкевич

Доморощенный тиран и "креативный класс" в народной комедии Брехта

Премьерный спектакль "Господин Пунтила и его слуга Матти" по пьесе Бертольта Брехта показали в Театре им. Маяковского.

Сценография Сергея Бархина – это ряд порталов, встроенных друг в друга. Таким образом, сцена напоминает собою тоннель, или даже меха-гармошку старого фотоаппарата, заканчивающиеся объективом. В спектакле эти меха упираются в стилизованный финский пейзаж, снятый сверху – пара пустынных домов, вокруг снега и лесополоса, извилистый ряд бурых стволов без листьев. Как будто из глубины этого стерильного пейзажа появляются персонажи пьесы.

"Господин Пунтила и его слуга Матти" написана Брехтом на основе финских рассказов и наброска пьесы, начатой писательницей Хеллой Вуолийоки. Действие происходит в Финляндии, а главный герой и объект критики – богатый помещик Пунтила, страдающий своеобразным раздвоением личности. Когда он трезвый – то это обычный самодур, хищник и хам, но стоит Пунтиле напиться, и он превращается в сердечного совестливого человека. Выпивает со слугами, гонит взашей надменных бездарных сановных друзей и глупого щеголя атташе, жениха своей дочери. Эти метаморфозы происходят с Пунтилой на протяжении всей пьесы, рождая многочисленные комические ситуации, – собственно жанр сам Брехт и определил как народная комедия.

Со смешным и комическим в спектакля Карбаускиса – полный порядок: актеры изящно и с наслаждением обыгрывают колкие реплики своих героев, особенно это здорово получается у Анатолия Лобоцкого в роли шофера Матти.

Существенно еще и то, что в случае с Брехтом юмор, как правило, оказывается злободневным. Например, впавший в пьяную "левизну" Пунтила отмахивается от читающего морали друга-пастора: "Оставьте меня в покое, проповедуйте у себя в церкви, там хоть никто вас не слушает!". Правда, околополитический юмор, шутки на тему пьянства и любовных отношений, в любом случае, с любой пьесой и в любой постановке, как правило, обеспечивают успех. Проблема еще и в том, что некая общая злободневность, намеки, подходящие, практически, к любой эпохе, к любой, с оттенком тоталитарности, власти, по сегодняшним временам, когда многое можно сказать впрямую, кажутся слишком беззубыми, слишком необязательными. Впрочем, ближе к финалу спектакль, действительно, больше становится похож на сатиру, чем на комедию положений, как в предшествующие три часа.

Михаил Филиппов, недавно сыгравший у Карбаускиса Великатова в "Талантах и поклонниках", теперь играет Пунтилу – у него он совсем не финн, а настоящий русский барин, как будто бы из пьес Островского. Такой купеческий самодур с широкой натурой и попорченной, вроде, душевностью. В его порывах - сплошная искренность, сыгранная актером с еле-заметным лукавством. Загуляв в деревне, он выслушивает от своих случайных "невест", их рассказы о нелегкой доле, с трагичной значительностью в лице, с декларируемым всем видом сочувствием. Но эта гротескная серьезность тут же разрушена какой-нибудь нелепостью – то его руки с трудом смыкаются на широкой спине душащей его в объятиях девушки, то ему приходится тянуться на цыпочках и глупо подпрыгивать, чтобы достать до губ другой. Пытаясь быть галантным, он подставляет одной из безутешных девиц локоть, но та, расценив этот жест по-другому, ловко вытаскивает из его кармана очередную бутылочку.

Переходя от радостного запоя к тяжелому похмелью, актер будто меняет маски – полотенце на шее, закатанные рукава, опущенный подбородок и нахмуренный лоб, и вот уже Пунтила цедит злые фразы или грубо орет, резко рассекая сцену. В Пунтиле Филиппова есть какая-то сложная, вполне русская смесь исконного плебейства и претензии на аристократизм, дающая довольно диковатые плоды.

Известно, что в самой первой постановке пьесы в Германии Пунтилу играли так, что у публики он вызвал, скорее, сочувствие, чем осуждение, которого добивался социалистически настроенный автор. Получалось так, что Пунтила – неплохой человек, и лишь жесткое похмелье делает его несправедливым. Позже, после различных заметок и указаний Брехта, этого персонажа играли уже по-другому. У Филиппова Пунтила, скорее, оказался вне брехтовской традиции. Пусть весь его образ достаточно ироничен, но все же в том, как обаятельно-театрально кается он в своей трезвой злобе, как хватается руками за голову, как собирает брови домиком, превращаясь в карикатурного Пьеро, очень много тепла и заразительности, много той нашей родной безалаберности, которой обычно все прощается именно за ее безрассудность и бедовость.

Наверное, Пунтила может быть и таким, но тогда финал, в котором после каскада похожих друг на друга ситуаций, герой меняется, превращаясь в уже отнюдь не безобидного царька, кажется, несколько нелогичным. Пунтила впадает в казенную патриотическую риторику и взобравшись на импровизированный трон, который покорный Матти конструирует из пустых ящиков от выпитых бутылок, сзывает народ. Народ – наемные работники и домашние слуги, покорно собирается у подножия и бездумно вглядывается в даль. Туда, где возбужденное алкоголем воображение разошедшегося доморощенного тирана призывает увидеть поля, долы и реки. Циничный Матти, разучившийся удивляться, покорно восхищается, а только что выгнанный из дома "левак" Сурккала (в спектакле он вылитый хипстер – босой, в терракотового цвета штанах) заставляет дочку петь песню "Родина" (у Брехта пели другое, про Германию) – чтобы удовлетворить пьяный патриотизм хозяина, который, правда, бесцеремонно глушит детский звонкий голосок здоровым храпом. И этот Пунтила, в какой-то мелочной плебейской озлобленности уже совсем не похож на того, простодушного, в общем, чудака из предыдущих сцен.

Проблема, видимо, вот еще в чем. Пьеса Брехта, несмотря на свою комедийную природу, наполнена социальной, в первую очередь, критикой. Весь этот пласт – об отношениях господ и слуг – сегодня работает плохо, и в спектакле Карбаускиса это понимание очевидно в самой расстановке сил. В первую очередь, в том, какой получился Матти у Анатолия Лобоцкого. Конфликта с Пунтилой у него, в общем-то, нет. Если у Брехта, шофер отказывался от дочери Пунтилы по классовым соображениям и покидал дом хозяина, напевая революционного содержания песню, то здесь это что-то типа исполнительного директора при богатом начальнике, ну или ассистент. В общем, новая современная модификация вечного типа наперсника – только теперь в хорошем костюме, в очках, с чашечкой кофе и газетой в руках. И, главное, его все устраивает. Про Сурккалу – представителя "креативного класса" - тоже все понятно, впрочем, как и про народ, в целом. Про народ – сцена с брошенными "невестами" Пунтилы, которые все, как один, пришли к нему в гости на помолвку дочери, и все, как один, остались ни с чем. Погоревав и потосковав, женщины – все в одинаковых шинелях, в платьях в цветочек, с брезентовыми рюкзаками на спинах – будто солдатки, покорно бредут обратно. Их рассказы о несправедливостях господ наслаиваются один на другой, превращаясь в вечный бесплодный униженный стон. "Не надо с ними шутки шутить. И брать у них ничего не надо!" - говорит одна, но тут же другая, украдкой, хватает бутылку водки, брошенную им Пунтилой как подачка.

Если спектакль по Брехту не получается социально-острым, то ждешь от него политического высказывания, которое здесь, все же, очень осторожное, очень абстрактное. Лишь в одном моменте Карбаускис делает что-то, совсем на себя, на свой стиль не похожее. Обманутые "невесты" ругаясь на господ, вдруг, на какие-то секунды разворачивают плакат – смешной и скабрезный, и очень похожий на один из тех, что были на Болотной. Фамилия Пунтилла обведена в характерной формы рамочку. Но это лишь эпизод. Который, к тому же, скорее, об игрушечном протесте, чем о власти.

Если нет ни политики, ни социального высказывания, то точно должна быть яркая, какая-то нетрадиционная форма – но Карбаускис отказался даже от куплетов, которыми в пьесе перебиваются сцены. В итоге "Господин Пунтила и его слуга Матти" получился, по большей части, стильно оформленной, отлично сыгранной комедией положений с элементами мелодрамы.

Культура , 18 ноября 2012 года

Анна Чужкова

Премьера в Театре имени Маяковского

Миндаугас Карбаускис поставил спектакль по пьесе Брехта «Господин Пунтила и его слуга Матти».

Театральная Москва Брехта помнит не только как теоретика. В МХТ имени Чехова идет «Трехгрошовая опера» Кирилла Серебренникова, Театр имени Пушкина в этом сезоне представит «Доброго человека из Сезуана» в режиссерской версии Юрия Бутусова, а «Табакерка» готовит «Страх и нищету в Третьей империи». В отличие от более популярных пьес «Господина Пунтилу…» ставят гораздо реже: на московских сценах этот горячий финский парень не показывал своего красного носа уже лет сорок. Тем любопытнее повстречать его в «Маяковке».

Брехтовский сюжет о поисках настоящего человека разворачивается в живописных зимних пейзажах Финляндии. На сей раз искать добряка придется не китайским богам, а зрителям. Перед нами в исполнении Михаила Филиппова предстает забавный персонаж - господин Пунтила (с ударением на первом слоге), дресс-код - Black tie плюс кирзовые сапоги и подтяжки. Фабрик, заводов, газет и пароходов у него нет, но, к великому удовольствию, имеются 90 любимых буренок и лес. Так что по контрасту с бедными рабочими фермер выглядит самым безжалостным эксплуататором.

Но и у этого капиталиста есть человеческое лицо, точнее - «толстая образина, пьяная в дым». Пунтила очень уж охоч до водочки - это единственное лекарство от припадков звериной трезвости, которые выпускают на волю того самого буржуя: сердитого и жадного. Лечится наш герой беспрестанно, поэтому благодушие, как правило, в нем преобладает. В эти вдохновенные моменты он щедр на умильные слезы, швыряется деньгами, обещаниями и шлет ко всем чертям лицемерную светскую этику. Как раз в один из таких вечеров помещик знакомится с собственным наемным шофером Матти (Анатолий Лобоцкий), которому эта дружба сулит не только выгоду, но и неприятности. Простому малому на своей шкуре предстоит почувствовать вздорный нрав работодателя, когда тот проснется «трезвый в стельку». Какой же Пунтила на самом деле - добрый или злой?

Сам драматург на этот вопрос отвечал куда более однозначно. Для революционера Брехта любой психологизм в пьесе был немыслим и даже губителен. Ведь театр для него - средство активизации народа на борьбу с угнетателями, коим Пунтила и является. В 1949 году в немецком издании «Theaterarbeit» даже вышла подборка статей о том, как некоторые постановки искажали замысел пьесы, приписывая главному герою положительные черты.

У Михаила Филиппова Пунтила тоже получился не в меру обаятельным: немного неуклюжий, рассеянный, смешной. Риторический вопрос: «Ты мне друг?» - вариация на вечную тему «ты меня уважаешь?».

В сценографии Сергея Бархина стеклянная тара всевозможных форм и размеров стала ключевым элементом. В углу стоят уже пустые ящики, по количеству опорожненной посуды сразу становится ясно, Пунтила лечится от своего «недуга» более чем усердно - ну, не добрейшей ли души человек? Все его капризы на фоне благодеяний выглядят минутной слабостью и извиняются похмельным синдромом. А вот чем оправдать подлизу-Матти, который не решается не то что перечить, а даже правду высказать своему господину, неизвестно.

Так что социальная сатира, заложенная в пьесу, здесь не присутствует даже в малой степени, зато самодурство главного героя дает повод представить историю народной комедией положений. Свекольные подпитые рожи на больнично-белом фоне хайтечной перспективной декорации выделяются нарядно, а пьяные выходки становятся благодатной почвой для буффонады: то захмелевший оскорбит девушку, положив ее руку себе на причинное место, то приставит к нему же бутылку, изображая мочеиспускание, оскорбив фортепьяно. Трюк с осушенными залпом поллитровками и вовсе проходит рефреном.

Авторские права драматургию Брехта защищают, как могут: вместе с возможностью ставить его пьесы театры, как правило, приобретают запрет делать купюры и менять текст, а также музыку Курта Вайля или Пауля Дессау в нагрузку. Однако никакие ограничения не гарантируют ни соответствие исходнику, ни оригинальную трактовку. Развлечение вместо социальности - небогатая замена.