Что произошло между Гамлетом и Офелией? Интересные факты Основная фабула «Гамлета».

«Гамлет» - трагедия совести и в этом смысле прообраз тех трагедий,
которые суждено пережить славянской душе, которая переживает
распадение воли, чувства и сознания. Это делает судьбу Гамлета
особенно понятной и пророческой для России. «Гамлет» для России
почти что национальная трагедия. В каких бы вариантах и толкованиях
она ни изображалась, ей трудно не захватывать сердце русской толпы.

М.Волошин

Дурные манеры Гамлета

Т рагедия «Гамлет» - произведение школьной программы. Пьесу положено изучать в 9-м классе. Не рано ли? И да, и нет. Тринадцать–пятнадцать лет - возраст, которому понятны гамлетовские переживания. Это как раз то самое время, когда рушится детская вера в непогрешимость близких, когда созревает бунт против лжи взрослого мира, когда предательство первой дружбы и первой любви приносит нестерпимую боль и вопрос “быть или не быть?” встаёт с небывалой остротой.

Впрочем, возраст самого Гамлета в пьесе - загадка. Различные исследователи пытаются определить его исходя или из исторических реалий, или из психологии героя. Но и тот, и другой путь приводят примерно к одному результату. В начале пьесы вчерашнему недоучившемуся студенту Виттенбергского университета не может быть более двадцати лет. О юном возрасте Гамлета свидетельствует и молодость Гертруды. Однако череп шута Йорика, вырастившего Гамлета, пролежал в земле, как говорят могильщики, ровно двадцать три года. Значит, Гамлету не меньше тридцати лет. Логика поведения Гамлета в первой части пьесы: его ранимость, резкость, неискушённость - свидетельствуют о юности героя. Гамлет второй части - мудрец, философ, готовый принять на себя ответственность за судьбы века, - зрелый человек. Это и рождает в шекспироведении версию о том, что возраст героя (как и вообще время у Шекспира) - явление мифопоэтическое. Время тут течёт не в физической реальности, а в духовном пространстве. Между завязкой и развязкой трагедии в реальном времени - несколько недель, в духовном - десятилетие.

Двадцать и пятнадцать лет, разумеется, не одно и то же. Но и века разные. Дети давно присвоили себе “взрослую” литературу прошлого. А наука давно обратила внимание на то, что психологический возраст современных подростков близок к сознанию молодых людей минувших эпох. Кстати, один из величайших театральных педагогов мхатовской школы, Леопольд Антонович Сулержицкий, впервые попытался осуществить постановку «Гамлета», когда ему было двенадцать лет. Впоследствии, когда ему было почти сорок, он стал соавтором постановки Г.Крэга и К.С. Станиславского.

“Как-то отцу принесли для переплёта роскошного «Шекспира». Сын залпом прочёл всё, а «Гамлета», можно сказать, наизусть выучил. Тут же и поставил трагедию; товарищ предоставил квартиру, подростки распределили роли. Поля нарисовал декорации, срепетировали спектакль. <…> Поля режиссировал, одевал актёров и изображал оркестр. Подвёл его Дух отца Гамлета, задрапированный в простыню и поставленный на ходули: упал, свалил простынёй-саваном лампу со шкапа. Начался пожар. Актёры и зрители выбежали на улицу, забыв о шубах, сложенных в передней. Вызвали пожарных. Правда, пламя сбили до их появления. Но многострадальному Антону Матвеевичу (отцу) пришлось уплатить за вызов пожарников, за порчу вещей. Сын выпорот, слово «театр» ему приказано забыть. В четырнадцать лет Поля оставляет гимназию. Или, попросту говоря, его исключают за увлечение театром” . Эта трагикомическая история, кажется, может служить прекрасной притчей о сути взаимоотношений «Гамлета», театра и школы.

Всех великих, легендарных Гамлетов в России играли актёры “за тридцать”. Алексей Яковлев в 1810 году - в тридцать семь лет, Павел Мочалов в 1837 году - в тридцать семь лет, Александр Ленский в 1877 году - в тридцать лет, Василий Качалов в 1911 году - в тридцать шесть лет, Михаил Чехов в 1924 году - в тридцать три года, Иннокентий Смоктуновский в 1964 году - в тридцать девять лет, Владимир Высоцкий в 1971 году - в тридцать три года, Евгений Миронов в 1998 году - в тридцать два года. Но все они играли непокорных, часто - грубиянов, нередко подчёркнуто молодых. Потому что, как правило, только очень молодые люди не могут смириться с лицемерием, с несовпадением “видимого” и “сущего”, не умеют приспособиться к “дворцовым ритуалам” и “правилам приличия”, кричат от душевной боли и кидаются с обнажённой шпагой против хорошо отлаженной машины общественного устройства.

Каждый раз русское театральное воплощение великой роли вызывало бурную реакцию. О Мочалове и Качалове страстно спорили как зрители, так и критика. Михаила Чехова яростно ругали в печати, а публика шла и шла на спектакль. Против Высоцкого и Смоктуновского ополчилась власть, но критики и зрители объединились в страстной любви к этим героям. Редко великие русские Гамлеты являлись в годы бурь и перемен, в годы строительства и энтузиазма. Чаще они приходили в сумраке реакции, в тупике застоя.

Мы не можем увидеть игру большинства русских Гамлетов, но мы можем прочитать о ней живые, непохожие друг на друга тексты и вообразить себе череду этих прекрасных грубиянов и бунтарей.

Демонический Гамлет 30-х годов

П ервым из легендарнейших был Мочалов. Образ, созданный им, неотделим от особенностей перевода Н.Полевого, где ключевой фразой стало “За ЧЕЛОВЕКА страшно мне!”

И вот снова Белинский: “Полоний кричит: «Огня! огня!»; толпа поспешно уходит со сцены; Гамлет смотрит ей вослед с непонятным выражением. Вдруг Мочалов одним львиным прыжком, подобно молнии, с скамеечки перелетает на середину сцены и, затопавши ногами и замахавши руками, оглашает театр взрывом адского хохота... - О, это была макабрская пляска (пляска мёртвых. -А.Н. ) отчаяния, веселящегося своими муками, упивающегося своими жгучими терзаниями... В это мгновение исчез его обыкновенный рост: мы видели перед собою какое-то страшное явление, которое, при фантастическом блеске театрального освещения, отделялось от земли, росло, и вытягивалось во всё пространство между полом и потолком сцены, и колебалось на нём как зловещее привидение...”

А вот фрагмент той же статьи Белинского - из него ясно, отчего “приличная” русская публика невзлюбила мочаловского Гамлета: “Встретив Гильденштерна и Розенкранца с выражением насмешливой или, лучше сказать, ругательной радости, он (Гамлет–Мочалов ) начал с ними свой разговор, как человек, который не хочет скрывать от них своего презрения и своей ненависти, но который и не хочет нарушить приличия. «Да, кстати: чем вы досадили фортуне, что она отправила вас в тюрьму?» - спрашивает он их с выражением лукавого простодушия. «В тюрьму, принц?» - возражает Гильденштерн. «Да, ведь Дания тюрьма», - отвечает им Гамлет немного протяжно и с выражением едкого и мучительного чувства, сопровождая эти слова качанием головы. «Стало быть, и целый свет тюрьма?» - спрашивает Розенкранц. «Разумеется. Свет просто тюрьма, с разными перегородками и отделениями», - отвечает Гамлет с притворным хладнокровием и тоном какого-то комического убеждения, и вдруг, переменяя голос, с выражением ненависти и отвращения прибавляет, махнувши рукой: «Дания самое гадкое отделение»”.

Кто же поверит, что в николаевской России 1837 года, где только что убит Пушкин, в России, которую ругают “жандармом Европы”, это сказано о Дании? Боль Гамлета в России - всегда о России. Так было до Мочалова у Дмитревского и Яковлева. Так будет и после.

Все бесы века сего

С ледующий легендарный Гамлет появится в Московском Художественном театре в 1911 году. Время - между прошлым ужасом 1905 года и будущим ужасом года 1914-го. Григорий Распутин набирает силу при дворе. Только что убит Столыпин. Недавно умер Лев Толстой, и русское общество чувствует себя осиротевшим. В 1911 году в Московском Художественном театре две главные премьеры сезона - и обе о совести: «Живой труп» и «Гамлет».

В этой постановке «Гамлета» МХТ сошлось слишком много кризисов - общемировых, общественных, личных, чтобы она могла сложиться как безусловная удача. Но в то же время узел кризисов и противоречий, ставший “основным предлагаемым обстоятельством” создания этого спектакля, обеспечил ему невероятное напряжение экспериментального поиска, открытий и прозрений. В Европе назревает мировая война. Режиссёры различных европейских театров, как и Станиславский, ищут путей создания нового, духовного, антибуржуазного по своей внутренней сущности театра. В самом МХТ нарождается студия, где впервые пробуют заниматься “по системе”. Станиславский и Немирович перестают работать вдвоём. Скоро каждый начнёт ставить по-своему и со своей излюбленной творческой группой. В.Качалов, может быть, более чем кто-то другой актёр Немировича. Но сейчас он - Гамлет в спектакле, который ставит английский режиссёр Гордон Крэг. Англичанин хотел, чтобы главную роль играл сам Константин Серге­евич. Но тот, во многом другом охотно идущий на уступки Крэгу, категорически воспротивился. Крэг был против Качалова: “Слишком умный, слишком думающий”. Но Станиславский настоял, чтобы играл Качалов.

Англичанин оставил за собой общий художественный замысел, руководство постановкой, сочинение декораций, а работу с актёрами доверил Станиславскому и Сулержицкому. По мнению большинства очевидцев и исследователей этой работы, вышло так, что режиссёрский замысел и актёрское исполнение вошли в противоречие. От Крэга в спектакле начало символистское, обобщённое, рассудочное. От актёров - реалистическое, конкретно-жизненное, эмоциональное. И только Качалов–Гамлет оказался где-то посредине, и был наибольшей удачей спектакля. Кстати, это был один из немногих Гамлетов русской сцены, которого не обвиняли в дурных манерах. Это был, как справедливо заметил англичанин, Гамлет-мыслитель.

Крэг решал спектакль в золотых вертикальных ширмах. Ширмы “дают монументальную архитектурность сцене. В каких бы комбинациях вы их ни располагали, - они всегда строго конструктивны. В них сохраняется логика больших каменных масс, подчинённых законам тяжести и перспективы. Для пьес символических, совершающихся вне времени и пространства, и для трагедий, развивающихся в условных странах и эпохах, - это, без сомнения, подходящая обстановка. Человеческая фигура на фоне «ширм» - звучит полнее и глубже, чем на фоне написанных декораций. Они являются прекрасным резонатором жеста. В «Гамлете» лучше всего те картины, которые освещены косыми столбами белых лучей, падающими из невидимых, но предполагаемых окон” .

Станиславский писал об этом спектакле так: “Крэг очень расширил внутреннее содержание Гамлета. Для него он - лучший человек, проходящий по земле как её очистительная жертва... Для близорукого взгляда маленьких людишек, не ведающих жизни не только по ту сторону этого мира, но даже за пределами дворцовой стены, Гамлет естественно представляется ненормальным. Говоря об обитателях дворца, Крэг подразу­мевал всё человечество”.

Мэтр русского театра искренно верил, что точно соблюдает художественные указания Крэга, работая с актёрами. Но Крэгу нужны были маски и силуэты - символы. А “Станиславский уже прошёл период увлечения силуэтностью. Сейчас для него снова первостепенно интересен человек ” .

Говорят, прощаясь с Россией, Крэг воскликнул: “Они меня зарезали! Качалов играл Гамлета по-своему. Это интересно, даже блестяще, но это не мой, не мой Гамлет, совсем не то, что я хотел! Они взяли мои «ширмы», но лишили спектакль моей души”.

Сам Качалов говорил театральному критику Н.Эфросу: “Меня больше всего волнует мировая скорбь Гамлета, которую дало ему презрение к жизни за её несовершенство, скудость, бессмыслицу, зло. <...> Трагедия Гамлета - проклятие от двойного сознания: несовершенства жизни и невозможности обратить её в совершенство”.

И выходило, по свидетельству М.Волошина, из всего этого вот что: “Гамлет сидит одиноко на тёмной авансцене, отдалённый от глубины сцены, где, как золотой иконостас, подымается трон с королём и королевой, окружённый иерархическими кругами придворных. Сцене придан характер видения Гамлета, что как нельзя лучше вяжется с предшествующим появлением тени, заранее указывающим, что всё развитие трагедии будет совершаться во внутренней камере-обскуре души, где мысли, волнения и страсти являются такими же реальностями, как житейские обстоятельства.

Ирония Гамлета - вот что лучше всего удаётся Качалову. Немного мешает только то, что в его голосе слишком часто звучат интонации всех бесов века сего, на изображении которых специализировался Качалов, - от Анатемы до Бранда и до чёрта Ивана Карамазова”. Станиславский. М.: Искусство, 1977.

Сочинение

Кажется, ясно: место действия Эльсинор, резиденция датских королей. В тексте пьесы неоднократно подчеркивается, что все происходит в Дании в те отдаленные времена, когда она завоевала часть Англии и английский король стал данником датской короны. Но читателя не покидает ощущение, что за исключением упоминаний, что перед нами Дания, ничего специфически датского в трагедии нет. Шекспир намеренно приближал действие к понятиям зрителей его театра. Недаром Гете отметил, что где бы ни происходило действие пьес Шекспира, перед нами всегда «Англия, омытая морями» и шекспировские римляне не столько римляне, сколько англичане.

Впечатление безошибочное, и Гете объяснил его: герои Шекспира прежде всего люди. Художник так тонко и точно уловил общечеловеческое в героях, которых он извлек из римской истории, скандинавской саги и, итальянских новелл, что, за редкими исключениями, место действия воспринимается обобщенно. Это было еще более четкое театре Шекспира, где спектакли шли без декораций и актеры играли в современных костюмах.

Когда происходят события трагедии? В дохристианские времена легендарного Амлета или в эпоху Шекспира? Зная, как обстоит дело в пьесах Шекспира с местом действия, мы уже на пути к ответу и на вопрос о времени действия. Оно сейчас и всегда. Поэтому безразлично, какими декорациями обставят «Гамлета» в театре. Его играли как трагедию, происходящую в средние века, в эпоху Возрождения, в париках и фижмах XVIII века, во фраках и мундирах, в костюмах нашего времени. Существо трагедии оставалось неизменным.

Длительность действия в пьесах Шекспира была различной от нескольких лет, как, например, в «Зимней сказке», где между начальными тремя актами и финальными четвертым и пятым проходит шестнадцать лет, до одних суток, как в «Буре».

А сколько времени занимают события в «Гамлете»? Анализ действия и реплик персонажей показал следующее.

* Первая сцена первого акта начинается около полуночи, когда появляется Призрак, и заканчивается на рассвете.
* Вторая сцена - во дворце -происходит утром или в середине дня.

* Третья - проводы Лаэрта - во второй половине того же дня. Таким образом охватывают одни сутки.
* Четвертая и пятая сцены первого акта происходят в полночь, когда Гамлет встречается с Призраком. С первым проблеском зари, когда поет петух, этот эпизод заканчивается.
* Эти двое суток приходятся на месяц март.

Затем наступает перерыв, длящийся два месяца, и новые сцены пьесы происходят в мае. Отправка Рейиальдо во Францию, рассказ Офелии о сумасшествии Гамлета, возвращение послов из Норвегии, сообщение Полония королю о причине безумства принца, прибытие в Данию Розенкранца и Гильденстерна, их встреча с Гамлетом, заезд бродячих актеров в Эльсинор - все это происходите один день.

Следующие сутки наступают сразу, без перерыва. Они тоже наполнены событиями: встреча Гамлета с Офелией, поучение Гамлета актерам перед спектаклем, представление «Убийства Гонзаго», молитва короля и отказ Гамлета убить его в этот момент, беседа принца с матерью, убийство Полония, розыски его тела, арест Гамлета и решение короля отправить его в Англию занимают четыре сцены третьего акта и первые три сцены четвертого акта.

Отплытие Гамлета в Англию происходит, по-видимому, на следующий день, пятый по счету. Длительность нового перерыва в действии трудно определить. В течение его до Франции доходит весть о смерти Полония, Лаэрт возвращается в Дакию, а Гамлет, плывший в Англию, сталкивается с пиратами, которые помогают ему вернуться в Эльсинор. Заключительные события занимают два дня.

В течение шестого дня происходит следующее: безумие Офелии, штурм дворца Лаэртом, сообщение моряков о возвращении Гамлета в Данию, сговор Клавдия с Лаэртом против принца, смерть Офелии. Седьмой день - события на кладбище: беседа Гамлета с Первым могильщиком, похороны Офелии, стычка принца с Лаэртом.

Призрак появляется в марте, через два месяца мосле кончины короля, то возникает вопрос: кто отравил его Клавдий? По счету времени, вытекающему из известных нам обстоятельств, выходит, что злодейство было совершено в январе. Но от Призрака мы слышим, что оно произошло, когда он «спал в саду». В такое время года не спят в саду. Можно было бы умолчать об этом, но мы остановились на этом с умыслом. Давно уже было замечено, что в ряде пьес Шекспира есть двойной счет времени. С одной стороны, очевидно, что изображаемые события занимают достаточно долгое время - месяцы, годы; с другой - действие Пьес происходит так стремительно, что мы не успеваем нести счет времени и нам кажется, что оно идет непрерывно или почти без пауз. Точности и полной согласованности времени у Шекспира нет. Чем же объясняются подобного рода небрежности, будет сказано дальше.

Другие сочинения по этому произведению

Вечность проблем трагедии «Гамлет» История создания трагедии В. Шекспира «Гамлет» Трагедия Шекспира "Гамлет" «Быть или не быть?» - главный вопрос пьесы «Гамлет» В. Шекспира Гамлет - идеальный герой своего времени Проблемы добра и зла в трагедии Шекспира «Гамлет» Любил ли Гамлет Офелию Монолог «Быть или не быть?» - высшая точка раздумий и сомнений Гамлета Проблема выбора в трагедии Уильяма Шекспира "Гамлет" Характеристика образа Гертруды в трагедии Шекспира «Гамлет» Характеристика образа Полония в трагедии Шекспира «Гамлет» Личность Гамлета Характеристика образа Лаэрта в трагедии Шекспира «Гамлет» Трагедия «Гамлет» (1600-1601) Добро и зло в трагедии Шекспира «Гамлет» Вечные трагедии человечества (По трагедии У. Шекспира "Гамлет") «Гамлет»: проблемы героя и жанра Гамлет как носитель гуманистических идей эпохи возрождения Трагичен ли образ Гамлета В чем трагедия Офелии «Гамлет» одно из самых великих произведений мировой драматургии Трагедия “Гамлет” Конфликт трагедии «Гамлет» Чем близок нам Гамлет сегодня Главные образы трагедии В. Шекспира «Гамлет» Мои размышления над образами Печорина и Гамлета Проблема выбора в трагедии «Гамлет» Характеристика образа Клавдия в трагедии Шекспира «Гамлет» \"Он человек был - человек во всем; ему подобных мне уже не встретить\" (по трагедии Шекспира \"Гамлет\") Гамлет - личность обращенная к будущему Вечные трагедии человечества Легенда о Гамлете из датской летописи и ее переосмысление Шекспиром Датский римлянин образ Горацио тень Гамлета «Гамлет принц датский» произведение искусства и человеческой гениальности Творчество Шекспира отличается своей масштабностью - чрезвычайной широтой интересов и размахом мысли Поэтическая трагедия «Гамлет» Зазеркалье принца Гамлета потусторонний мир в трагедии Трагедия «Гамлет» ее философско моральные мотивы Гамлет наш современник Этот мир «Гамлета» значение второстепенных героев Мастерство драматургической композиции трагедии «Гамлет» Образ Гамлета. Предварительные замечания Вызов, брошенный всему миру (по трагедии У. Шекспира «Гамлет») «Гамлет» трагедия главного героя Гамлет и его высокое понятие о чести Гамлет сценический и Гамлет внутренний В чем для нас тайна Гамлета Невидимые лица трагедии. Отец Гамлета

Немного о матери Гамлета

В силу профессиональной необходимости перечитала в этом году шекспировского «Гамлета» и некоторые комментарии к нему. Конечно, пьеса хрестоматийная, и написано о ней очень много, но мне показалось, что образ Гертруды, матери Гамлета, как-то не вдохновляет исследователей. Ничего неожиданного о ней на глаза мне не попалось, и большинство авторов не идут дальше совершенно штампованных идей. А по моему мнению, она не менее интересна и противоречива, чем сам Гамлет. Для примера: «Трагедия этой неудачнейшей шекспировской трагедии состоит в том, что именно конфликт Гамлета с Гертрудой должен бы стать ключевым в пьесе. Клавдий — убийца, Гамлет — мститель, тут все ясно. И вдруг зачем-то на сцену выводится королева-мать! Зачем? Кто она? Боккаччевская похотливая матрона на пороге климакса, разочек не устоявшая перед пошловато-брутальным искусителем Клавдием и изменившая благороднейшему мужу (о котором в пьесе — ни одного дурного слова)?... Гертруду Шекспир недопек в той же мере, в какой перепек Леди Макбет…»
Или вот: «Мать Гамлета, королева Гертруда, «наследница воинственной страны», отнюдь не молода, ей около 50 лет, более 30 лет она на троне, т.е. прекрасно знакома со всеми тонкостями управления страной. Её характер, видимо, твёрд и решителен. Во время короткого бунта сторонников Лаэрта, призывавших свергнуть Клавдия, королева не испугалась, а грозно приказала: «Назад, дрянные датские собаки!». Судя по всему, её отношения с покойным мужем, вопреки мнению Гамлета, утратили былую нежность: больно холодно она восприняла смерть супруга… Можно допустить, что Гертруда, ничего не зная, как, впрочем, и все, о деталях гибели мужа, сделала важный политический ход: жертвуя своим реноме, она всего лишь через месяц после похорон выходит замуж за нового короля, прекрасно понимая поспешность брака, о чем она потом говорит Клавдию. Этим же поступком она упрочняет положение горячо любимого сына как наследника престола… Важно отметить, что в пьесе нет ни одной реплики, в которой королева говорила бы о своих чувствах к Клавдию. »
А что написал Фролов И.А., можете сами почитать, я пересказывать не стану, мне дорог мой разум:
То есть мы видим, что образ Гертруды воспринимают диаметрально противоположно, но без неожиданностей. Или автор не доделал его в силу своих, авторских причин, или она карьеристка, Клавдия не любившая, или климактерическая дама со всеми возрастными особенностями…
Так, да не так…
Предупрежу сразу - английский текст цитировать не буду, нет у меня такой возможности. Обойдусь несколькими широко известными русскими переводами. Тем более что Фролов И.А. много текста цитирует, а толку… Выводы у него все равно за гранью добра и зла…
Но все же разделим наше горе по пунктам.
Пункт первый. Возраст Гертруды.
Во-первых, ей НЕ МОЖЕТ быть более 50 лет. Во времена Шекспира женщины в таком возрасте не воспринимались как способные на чувства и страсть. Проще говоря, она считалась бы глубокой старухой. Понятие о женском возрасте было другим. И сохранялось оно, это понятие, до ХIХ века. «Ларина проста, но очень милая старушка…» - помните? А старшей дочери Лариной в ту пору 18 лет. Сама она замуж вышла…ну, в пределе 18-20. То есть ей 36-38. «Милая старушка….»
Откуда вообще исследователи взяли эти цифры - возраст Гамлета 30, возраст матери под 50? Вы будете смеяться, но из реплики могильщика, который говорит, что работает на кладбище с того самого дня, как родился молодой Гамлет, и работает уже 30 лет (акт 5 сцена 1). Но ведь весьма возможно, что могильщик плохо умел считать. Кроме того, если Гамлету 30, почему он еще студент? Как-то не вяжется его образ с веселым вагантом, бродячим школяром зрелого возраста…Кроме того, очень явной становится молодость Гамлета в той сцене, где он упрекает мать (акт 3 сцена 4). Ведь что его приводит в такую ярость? Даже не знание того, что мать изменяла отцу, а подростковое неприятие самого факта, что мама - не только мама, но еще и любовница мужчины…Если бы Гамлету было 30, как утверждается, он бы больше понимал в жизни и по-другому бы к этому относился…Кстати, это наблюдение не мое, его высказывал знаменитый И. Анненский в своей статье «Проблема Гамлета», правда, немного в другом контексте.
Итак, мне не кажется убедительной общепринятая версия о возрасте Гамлета и его матери. Точнее, характеры героев не соответствуют указанному возрасту. На самом деле Гертруде нет еще и 40, Гамлету 22, максимум 24…
И еще - тридцатилетний мужчина не вел бы так себя с Офелией, как Гамлет…
Пункт 2. Любила ли Гертруда Клавдия?
Странный вопрос, на самом деле. Да, любила! И любила безумно. Это была та самая «свободно выбранная и свободно дарованная любовь», о которой все средние века сочиняли романы. Ведь даже королева Гиневра, жена легендарного короля Артура, любила не его, а рыцаря Ланселота.
Прекрасно известно, как именно заключались во все времена династические браки. О любви речи не шло, только долг и интересы государства. Женщина оказывалась помимо своей воли связана навсегда с человеком, которого не знала и полюбить которого часто не могла. И отдать свою любовь другому, тому, кого выбрала сама - было для женщины не только поиском чувств, но и проявлением свободы. КРОМЕ КАК В ЛЮБВИ ЖЕНЩИНА В ТО ВРЕМЯ НИ В ЧЕМ ДРУГОМ РЕАЛИЗОВАТЬСЯ НЕ МОГЛА. Ей попросту никто не давал таких возможностей, все сферы жизни были для нее закрыты. Так что почти все средневековые адюльтеры не от развращенности женщин, а от их стремления к самореализации…
Почему же Гертруда выбирает Клавдия? Тут, как мне кажется, исследователи недооценивают такую особенность этого образа, как его положение младшего сына. А не нужно забывать, что Англия (ну не про Данию же Шекспир писал, в самом деле! У него что веронцы, что датчане мыслят и поступают по-английски…) - страна майоратная. Это у нас в России самый любимый в семье - младший сын, мамин сметанничек. А в Англии надежда и опора семьи, самый любимый и обожаемый - старший сын. Ему титул, поместье, деньги на содержание поместья…А младший сын зачем вообще появился на свет…Ему - небольшая сумма на обучение и веселые должности военного, моряка или священника на выбор…Ведь вся английская литература полна описаниями перипетий, связанных с младшим и старшим сыном! А если у них еще и небольшая разница в возрасте, и младший сын понимает, что никогда не попадет на место старшего…если не несчастный случай, большой друг несчастных людей…
Клавдий - младший сын. Способный, честолюбивый, скрытный. Понимающий, что корона ему не светит при существующем положении вещей. Живущий на милости старшего брата. Вызывающий сочувствие…И молодая королева, способная это сочувствие проявить. Так все и начиналось…
Многие исследователи задаются вопросом: участвовала ли Гертруда в убийстве своего мужа, знала ли он об этом убийстве? Текст пьесы дает однозначный ответ на этот вопрос - нет, не знала. Ведь даже призрак говорит Гамлету: «Не посягай на мать…». В убийстве он ее не обвиняет, только в прелюбодеянии…
Давайте попробуем увидеть события пьесы с точки зрения Гертруды. Она любит Клавдия, тайно встречается с ним, дрожит от страха, что все узнает муж - понятно, любой дворец - большой гадюшник…И вдруг все затруднения решаются сами собой! Нелюбимый муж умирает в результате несчастного случая, и она может соединиться с любимым человеком! Что она и проделывает, поразив всех скоротечностью свадьбы (срок траура по королю должен быть не меньше года, вообще-то). Она в восторге, в экстазе, ее жизнь заполнена до отказа. Что она сыну говорит при встрече: «Так создан мир: что живо, то умрет И вслед за жизнью в вечность отойдет»…Для нее смерть мужа - дар судьбы. Она не задумывается о ее причине и ничего не подозревает. Любовь слепа…
Пункт 3. Сцена в спальне.
Имеется в виду акт 3, сцена 4, когда Гамлет по приказу матери приходит к ней в спальню, чтобы получить нахлобучку за неподобающее поведение с Клавдием, но осыпает ее упреками сам. Сцену эту решали по-разному. В фильме Дзефирелли Гамлет эдак аккуратно укладывает мамашу на кровать, получается иллюстрация эдипова комплекса. На Западе в это верят, они даже в энциклопедиях по воспитанию детей подробно расписывают, как должен правильно проявляться эдипов комплекс у ребенка…
На самом деле сцена очень важна. Она определяет все дальнейшее поведение персонажей.
Начинается все с убийства Полония, стоящего за ковром. Почему Гамлет его совершает? Все очень просто: он уже убедился, что неспособен хладнокровно убить человека. Только что он наблюдал за молитвой Клавдия, но не смог его убить под благовидным предлогом - молящийся Клавдий попал бы в рай. На самом деле Гамлет просто не может решиться на убийство, и это, вообще-то, хорошо. Но убить он должен, он поклялся отцу, он убедился в виновности Клавдия. Месть ему вручена, и пусть он самый неподходящий для нее человек, но совершить ее он должен. И вот он решается на убийство вслепую, думая, что за шторой Клавдий - ему безумно хочется освободиться, наконец, от этой непосильной для себя роли. Но там не Клавдий…Там ничтожный отец Офелии, и влюбленная в Гамлета девушка сойдет с ума, потому что в ее голове не уместится, что ее любимый - убийца ее отца…
Как затем разворачивается сцена?
«Какое злодеянье!» - кричит королева. «Не больше, чем убийство короля и обрученье с братом мужа, леди», - парирует Гамлет. «Убийство короля?» - переспрашивает королева. Обратите внимание, как она это говорит. Она задает вопрос и застывает («Не надо рук ломать», - говорит ей дальше Гамлет). Она не спрашивает, откуда это Гамлет взял, не требует объяснений. Она молча смотрит, как ее сын открывает тело Полония, а затем слушает его пафосную речь: «Небеса краснеют и своды мира, хмурясь, смотрят вниз…» Ее следующая реплика произносится с явным презрением: «Нельзя ль узнать, в чем дела существо, к которому так громко предисловье?» Гертруда не любит пафоса, это можно заметить во время спектакля «Мышеловка», там ее досаду вызывают преувеличенные речи герцогини. Гамлет разражается длинным монологом «Вот два изображенья…», и Гертруда чувствует стыд. Чего она стыдится? Своей измены, разумеется. Ее совесть нечиста, и она подозревает, что Гамлет узнал о ее неверности отцу. Об убийстве больше не говорится, заметьте. Что удивительно. Мне кажется, этому одно объяснение - Гертруде действительно не приходило в голову, что с гибелью мужа что-то не так. Слова Гамлета она относит на счет его болезненного состояния.
А затем появляется призрак. Гертруда его не видит, она видит только, что ее беснующийся сын разговаривает с пустотой. И она уверяется в том, что он безумен. Для нее это тем более удобно, что на слова безумного Гамлета не нужно обращать внимание. Пусть себе говорит, что ее дорогой Клавдий убил ее мужа - это не более чем бред. И потом по тексту легко проследить, как при каждом удобном случае королева будет сочувствовать сыну, который сошел с ума…
Итак, реплика об убийстве отца Гамлета была произнесена - и повисла в воздухе.
Пункт 4. Смерть Гертруды.
Но все же Гертруду трудно считать дамой наивной - возраст уже не тот, да и дворцовых интриг она навидалась порядочно. И слова сына об убийстве забыть она не может - это было бы неестественным. Можно представить, как она себя чувствует, как пытается заговорить с Клавдием и замолкает, как гонит от себя ненужные мысли… А в это время Клавдий все шушукается с Лаэртом, договариваясь о поединке, на котором должны будут убить Гамлета. Поединок бесчестный - мало того, что оружие боевое, с острыми краями, так еще и рапира Лаэрта смазана ядом.
Клавдий к тому времени Гамлета ненавидит смертельно - он осложняет и его жизнь, и отношения с королевой. Хитрый король подстраховывается - отравляет чашу вина, будто бы опуская туда жемчужину. То есть намеревается умертвить сына на глазах матери. Это жест отчаяния, разумеется, как бы ему удалось убедить Гертруду, что смерть сына - не отравление? Гертруда должна, по его мнению, наконец-то сделать выбор - кто для нее дороже, муж или сын.
И все исследователи пишут: Гертруда СЛУЧАЙНО выпивает отравленное вино и погибает.
Минуточку. Что за вино выпила Гертруда? А выпила, господа, она наградную чашу, предназначенную только победителю. Получить чашу вина из рук короля - это награда и честь. Никто не мог выпить ее только потому, что ему пить захотелось. Тем более что королеву всегда окружает выводок фрейлин, обязанность которых как раз таки в том, чтобы выполнять ее желания. Водички принести, платок, нюхательную соль эт цэтэра. Тогда зачем же она выпила именно эту чашу???
Ответ один. Знала она, что пьет.
Наблюдая за поединком и поведением Клавдия, она уверилась во всех своих подозрениях. В эти страшные минуты она поняла, что Гамлет прав, что Клавдий убил ее мужа, а теперь пытается убить сына. Как навязчиво он эту чашу ему предлагал… И она выпивает вино сама в последней отчаянной попытке спасти сына. Клавдий растерян: «Не пей вина, Гертруда!» «Мне хочется. Простите, государь»
Это не просьба о прощении - это прощание. Фактически Гертруда покончила с собой. Она не перенесла разочарования в своей сказке о любви и одновременно доказала, что она - хорошая мать.
Образ Гертруды не следует считать более недоделанным, чем любой драматический образ. Драма всегда гораздо менее конкретна, чем эпос, оставляет больше возможностей для интерпретаций. Одна из них - перед вами.

В тексте «Гамлета» Шекспир показал себя как сына королевы с чертами биографии Кристофера Марло, якобы мертвого с 1593 года.

Несмотря на титанические усилия со стороны поколений шекспироведов, за четыре столетия существования «Гамлета» как явления культуры каких-либо значительных результатов в раскрытии его содержания не получено. Наоборот, в фабуле этого произведения выявляются все новые противоречия. Вернее сказать, в том, что считается фабулой шекспировского «Гамлета» . Как установлено, фабулы «Гамлета» в том виде, как мы ее представляем, не существует вообще.
Дело в том, что «Гамлет» принадлежит к классу “загадочных” произведений, которые принято называть “мениппеями”. Поскольку их структура оставалась невыясненной, то методики выяснения скрытого замысла авторов не существовало; разработанная мною теория мениппеи и основанная на ней методика описаны в книге Прогулки с Евгением Онегиным. В данном обзоре, не вдаваясь в вопросы теории, я попытаюсь сжато передать содержание анализа, изложенного в моей более объемной работе “Гамлет”: трагедия ошибок или трагическая судьба Шекспира?
В общем, для раскрытия скрытого содержания “загадочных” произведений теория не требуется - просто при чтении нужно соблюсти два условия: а) верить в гений автора (в то, что противоречия в тексте - не следствие недоработки Шекспира, а художественное средство); б) более внимательно вчитаться в текст, вдуматься в содержание этих противоречивых моментов.
С них и начнем.

Противоречия в «Гамлете» - художественный замысел Шекспира

Из-за искаженного восприятия того, что считается фабулой «Гамлета», остаются необъяснимыми даже наиболее “простые” противоречия. Одно из наиболее “знаменитых” касается возраста Гамлета: из содержания первого акта очевидно, что ему не более двадцати лет, в то время как из пятого акта однозначно следует, что принцу уже тридцать.
Отмечу еще один парадокс, который, похоже, в научных работах шекспироведов вообще остался без внимания. Речь идет о сцене с участием могильщика; эту сцену, которая, казалось бы, к фабуле прямого отношения не имеет, некоторые шекспироведы вообще считают лишней, не привносящей ничего существенного для постижения содержания «Гамлета» (это - та самая сцена, где выясняется, что Гамлету тридцать лет).
Из содержания эпизода с черепом шута Йорика выясняется, что Гамлет и гробовщик должны были быть знакомы в те еще годы, когда Гамлет был еще совсем мальчиком. Действительно, могильщик вспоминает случай, когда Йорик вылил ему на голову бутылку рейнского вина. Здесь следует учесть, что шуты выполняют свои профессиональные обязанности только среди знати и только в присутствии монарха. Поскольку могильщик участвовал в королевских приемах на правах придворного и с ним обращались как с дворянином, то получается, что он обладал более высоким социальным статусом.
С другой стороны, Гамлет вспоминает, как в детстве целовал губы этого же шута Йорика, который умер за двадцать три года до сцены на кладбище. Сопоставление этих деталей биографии приводит к неизбежному выводу: могильщик и Гамлет должны были быть знакомы. И все же, несмотря на обстоятельства - Гамлет и могильщик в беседе вспоминают своего общего знакомого Йорика - собеседники не затрагивают тему своего прежнего знакомства.
Еще один не отмеченный шекспироведами непостижимый момент заключается в том, что, попав на кладбище, где совсем недавно должен был быть похоронен его убиенный папаша, Гамлет не проявляет никаких чувств. Такое его поведение резко контрастирует с проявлениями сыновей скорби в других сценах. Складывается впечатление, что у Гамлета как бы два отца: один, недавнюю смерть которого он оплакивает, и другой, которого он даже не помнит.
В моей работе с анализом содержания «Гамлета» 1 показано, что эти и многие другие противоречия носят исключительно психологический характер: то, что традиционно воспринимается как многочисленные “нестыковки” в фабуле, является по своей сути набором “ключей”, которые Шекспир преднамеренно включил в текст для раскрытия истинного содержания. Перейдем к рассмотрению художественного замысла Шекспира в том виде, каким он предстает при чтении с учетом того, что многочисленные “противоречия” и стилистические “издержки” - художественные средства Шекспира.

Структура текста “Гамлета”

Оказывается, что «Гамлет» Шекспира (подчеркиваю: «Гамлет» Шекспира) является прозаическим романом, а не стихотворной драмой, каковой мы воспринимаем это произведение. Дело в том, что в романе Шекспира не одна фабула; основная, описывающая “реальные” события в Эльсиноре, заключена в прозаических кусках текста, в то время как стихотворная, драматическая часть - “вставная новелла”. Это - полный текст “Мышеловки”, автором которой является принц Гамлет. Таким образом, текст «Гамлета» Шекспира представляет собой коллаж из двух разных фабул, одна из которых (“внутренняя”) - текст постановки на фоне “реальных” событий в Эльсиноре.
Проблемы с толкованием содержания «Гамлета» объясняются особенностями использованной Шекспиром композиции. В фабуле “вставной” “Мышеловки” фигурируют “реальные” обитатели Эльсинора, с несколько измененными биографическими данными. Ошибка нашего восприятия заключается в том, что мы объединяем в одном образе (как мы себе ошибочно его представляем) данные на разных персонажей из разных фабул. В частности, втискиваем в единый ложный образ “нашего” Гамлета детали биографии “настоящего” Гамлета из прозаической части и Гамлета 2 - персонажа вставной “Мышеловки”. Это неизбежно вызывает появление множества противоречий, которые воспринимаются как досадные недоработки Шекспира.
Традиционное восприятие фабулы «Гамлета» (в рамках которой принц Гамлет воспринимается как сын короля Гамлета, а король Гамлет - как жертва короля Клавдия, и т.д.) соответствует фабуле “Мышеловки”. Однако в соответствиии с замыслом Шекспира, она - всего лишь часть общей фабулы «Гамлета» . Заключенная в великолепные пятистопные ямбы, эта “ложная” фабула не отражает “реальных” событий в Эльсиноре.

Основная фабула «Гамлета»

На основную фабулу «Гамлета» читатели просто не обращают внимания, поскольку ее носителем является прозаическая часть текста. Ее вообще принято прощать Шекспиру как нечто-то настолько незначительное, что он даже не посчитал нужным тратить время, чтобы перевести эти куски в стихи. Такое ошибочное толкование молчаливо принимается всеми шекспироведами(3).
С учетом данных, которые Шекспир включил в прозаические части «Гамлета», истинные события в Эльсиноре выглядят следующим образом (подчеркиваю: излагаемые выводы сделаны исключительно на основе фактов, содержащихся в главном документе - тексте «Гамлета», без допущений и предположений. Более детальное изложение см. в полном тексте работы).

Эльсинор: события вне сценической площадки

… За тридцать лет до описываемых событий жили три брата:
1. Король Норвегии;
2. Датский король Фортинбрас, женатый на Гертруде; в этом браке у них был сын по имени Фортинбрас.
3. Самый младший брат Гамлет, вдовец. У него были свои земли (не королевство); его сын Гамлет фигурирует в фабуле как Горацио (Клавдио).
Выставив свои земли против всего королевства Дании, Гамлет предложил Фортинбрасу поединок, исход которого должен был решить, кто из них будет править Данией. Фортинбрас принял вызов и был убит своим братом Гамлетом (еще раз подчеркиваю: фабула излагается на основании данных, содержащихся в тексте Шекспира).
Выиграв поединок, Гамлет женился на вдове своего брата Гертруде, которая обрела статус jointress, а не вдовствующей королевы-консорта. Слово jointress означает, что именно она, а не ее сын Фортинбрас или победивший ее мужа Гамлет, унаследовала от мужа-короля трон со всеми правами на правление Данией. Таким образом, женившись на Гертруде, Гамлет стал консортом при правящей супруге-королеве.
Одна из самых интересных деталей “истинной” фабулы «Гамлета» заключается в том, что “король” Гамлет вовсе не был убит. Наоборот, сам убив своего брата Фортинбраса, Гамлет живет с королевой Гертрудой вот уже “тридцать дюжин лун” кряду. Персонаж, которого мы ошибочно воспринимаем как “короля Клавдия”, якобы убившего короля Гамлета, фактически является “все еще живым” королем Гамлетом(4), который, наоборот, убил своего брата Фортинбраса(5).

Принц Гамлет: претендент на трон

Если бы Гертруда в браке с Гамлетом родила сына, то это был бы кронпринц с правом наследования трона. Поскольку в этом браке детей не было, сын покойного короля Фортинбраса являлся наиболее легитимным претендентом. Гамлет-Горацио, сын короля Гамлета, родился до того, как его отец стал мужем королевы, и его шансы на наследование трона были ничтожными. Хуже того, в день гибели прежнего короля Фортинбраса его жена Гертруда родила еще одного законного претендента на престол, Гамлета. Хотя принц Гамлет осиротел в тот самый день, когда родился, он все же родился сыном правящего короля, и это делало его законным претендентом. Кроме этого, несмотря на то, что Гертруда стала вдовой короля, ее статус повысился от консорта при короле до правящего монарха.

Парадокс с “двумя отцами” принца Гамлета

Поскольку выясняется, что в разных фабулах «Гамлета» действуют два персонажа с таким именем, парадокс объясняется просто. “Настоящий”, тридцатилетний принц Гамлет осиротел в день своего рождения, поэтому отца помнить не можеть. Тот Гамлет, который оплакивает своего отца, действует в фабуле “Мышеловки”, которую ставят в Эльсиноре.
Однако объяснение этого парадокса сразу же порождает новые. Появляется еще один Гамлет, которого мы знаем как Горацио (один раз его называют именем “Клавдио”). Это является причиной еще одного недоразумения (до настоящего времени шекспироведами не выявленного). На этот раз стоит вопрос в отношении авторства письма, адресованного Офелии и подписанного именем “Гамлет”.
И, наконец, существует еще один персонаж, ошибочно воспринимаемый как “король Клавдий”, и который тоже носит имя “Гамлет”. Это обстоятельство является, пожалуй, одним из наиболее серьезных из всех провоцирующих искаженное восприятие фабулы «Гамлета» (в шекспироведении укоренилась вековая традиция предварять каждую реплику этого персонажа сценической ремаркой “Король Клавдий”. Этой ремарке верить нельзя: у Шекспира проставлено только “Король”. Как правило, переводы «Гамлета» на русский язык повторяют эту ошибку английской академической науки, исказившей тексты Шекспира. Перевод Лозинского, который везде проставил по-шекспировски: “Король”, - одно из немногих приятных исключений).
Таким образом, в тексте шекспировского «Гамлета», а также “Мышеловки” Гамлета насчитывается по крайней мере четыре персонажа, носящих имя “Гамлет”. Хотя уже одного этого вполне достаточно, чтобы объяснить трудности в постижении содержания этого произведения Шекспира, в этот список следует включить еще и Призрака якобы отравленного короля Гамлета.

Когда умер отец Гамлета?

Одна внимательная читательница моей работы обратила внимание на обстоятельство, которое на первый взгляд начисто опровергает предлагаемую реконструкцию фабулы «Гамлета» (см.: Шекспир и его виртуозная композиция: когда же умер отец Гамлета?):
Вы пишете: “Вся проза в «Гамлета» - это основной текст, в котором все биографические сведения о персонажах являются “подлинными”, они соответствуют “жизненным реалиям”. Исходя из этого, есть все основания рассматривать эпизод второй сцены Третьего акта, где перед началом представления Гамлет исключительно прозой беседует с Офелией, как “чистую правду”. Получается, что правдивыми являются слова Офелии о том, что после смерти отца Гамлета прошло “дважды по два месяца”, то есть, четыре. Гамлет тут же превращает их в два, и за ним это почему-то повторяют все литературоведы. Как эти слова Офелии, которая не имеет никаких оснований ошибаться, согласуются с вашей теорией?
Действительно, хотя заявления якобы сумасшедшего Гамлета в расчет можно не принимать, заявление Офелии следует расценивать как “истинное”, поскольку Шекспир включил его в прозаическую часть. Складывается впечатление, что заявление Офелии противоречит выводу о том, что отец Гамлета погиб за тридцать лет до этой сцены.
И все же, данное место вовсе не опровергает выявленного содержания «Гамлета». Наоборот, оно подтверждает правильность вывода о том, что текст «Гамлета» описывает постановку драмы в Эльсиноре. Парадоксально, но даже “сумасшедшие” заявления Гамлета о “двух часах” и “двух днях” с момента смерти отца оказываются такими же достоверными, как и те выводы, которые они якобы опровергают.
Все дело в том, что мы, зрители многочисленных современных постановок того, что преподносится публике как якобы «Гамлет» Шекспира, видим совсем не то, что видели в театре и воспринимали при чтении современники Шекспира.
…Многие современные массовые издания «Гамлета» (в особенности зарубежные) предваряются описанием того, как выглядел театр во времена Шекспира. Сцена ничем не отделялась от зрительного зала; не было ни уборных, ни кулис, где могли бы скрыться актеры, не занятые в сцене. Они стояли рядом с игровой площадкой, практически вместе со зрителями. Удивительно, что комментаторы содержания «Гамлета», которые списывают “непонятность” этой сцены на “сумасшествие” героя, не представляют ту реальную ситуацию, в которой осуществлялась постановка. И которая, кстати, является главным основным фоном для всего действия в шекспировском «Гамлете».
Необходимо иметь в виду, что основным содержанием «Гамлета» является описание постановки “внутренней” драмы. Для выявления художественного замысла Шекспира мы должны представить ситуацию, характерную для любого театра Елизаветинской эпохи - с двумя принцами Гамлетами на одной площадке, с двумя Гертрудами, со “все еще живым” королем Гамлетом среди зрителей - всего лишь в нескольких метрах от “своего собственного” Призрака…
Диалог Гамлета и Офелии имеет место в “реальной” жизни - то есть, среди других зрителей: рядом с “настоящей” Гертрудой и ее супругом королем Гамлетом, его сыном Гамлетом-Горацио, Полонием, и т.д. И вот буквально в нескольких метрах от себя эта публика видит молоденького актера, играющего Гертруду (при Шекспире женские роли исполнялись мужчинами); он(а) действительно весел(а), поскольку “ее” муж, хотя и умер каких-то два часа тому, все же это произошло в фабуле только что отрепетированной постановки. Это в фабуле той пьесы, содержание которой Гамлет и Офелия обсуждают, отец “того” Гамлета умер два или четыре месяца тому, и это дает “настоящему” Гамлету основания для шуток. Более того, Гамлет прямо заявляет, что его заявления - не более чем шутки: O God, your only jig-maker. What should a man do but be merry?
Чтобы продемонстрировать читателю, с какой позиции Гамлет и Офелия ведут диалог, буквально за несколько строчек до этого Шекспир прорисовывает совершенно аналогичную манеру:
Полоний:
Я играл Юлия Цезаря: меня убили в
Капитолии; меня убил Брут.
В данном случае Полоний повествует как бы изнутри фабулы драмы, в которой он когда-то играл. Гамлет и Офелия ведут свой диалог в такой же манере - то есть, как если бы они находились не среди других зрителей, а были персонажами драмы, содержание которой они обсуждают(6).
Таким вот образом Шекспир раскрывает перед читателем смысл “загадочного” высказывания Гамлета: “Время вышло из суставов”. Если исходить из специфики сложной структуры «Гамлета», то, поистине, так оно и есть…

Какой Гамлет написал письмо Офелии?

Поскольку ошибочно считается, что в поле романа Шекспира «Гамлет» действует только один персонаж с таким именем, то, естественно, никто никогда даже не поднимал вопроса об авторстве письма, в котором некий Гамлет признается Офелии, что слаб в стихосложении. Естественно, считается, что письмо это писано “нашим” Гамлетом. При этом выводится из обсуждения еще одно странное противоречие: из сцены с актерами мы знаем, что Гамлет великолепно владеет техникой стихосложения. Более того, он оказывается еще и “автором” “Мышеловки”, а ее полный текст перед нами: это вся стихотворная часть шекспировского «Гамлета».
Теперь, поскольку нам известно о существовании другого персонажа по имени Гамлет (напомню, это - Горацио, сын короля Гамлета(7), становится понятным, что адресованное Офелии письмо было написано сводным братом принца Гамлета. В рамках традиционного толкования содержания «Гамлета», такое утверждение выглядит более чем странным. Однако традиционное толкование не в состоянии объяснить очень неприятные сцены, в которых Гамлет демонстрирует неприкрытую грубость по отношению к Офелии и ее отцу. Он называет Полония “сутенером”(8), сравнивает Офелию с падалью, в которой заводятся черви, намекает на ее беременность:
Hamlet
Let her not walk i’ the sun: conception is a
blessing: but not as your daughter may conceive.
Friend, look to ‘t.(9)
Да, Гамлет догадался, что Офелия утратила девствененость с Горацио, и это явилось причиной его грубости. Осознание этого помогает выйти из неразрешимого противоречия (в рамках культивируемой интерпретации содержания этого произведения Шекспира) в прорисовке образа Гамлета. Нет, Гамлет вовсе не сумасшедший; он просто потрясен неверностью Офелии.

Для кого Гамлет поставил “Мышеловку”?

Считается, что Гамлет поставил “Мышеловку” чтобы убедиться в виновности “короля Клавдия” в убийстве короля Гамлета. Это действительно так - но только в рамках фабулы самой “Мышеловки”, не в “реальной” жизни.
В “реальной” жизни принц Гамлет знал, что его отец был не отравлен королем Гамлетом за несколько месяцев до этого, а убит в открытом поединке мечом еще тридцать лет назад. Таким образом, для него не было никакой необходимости проверять причастность дядюшки-отчима к убийству. Нет, Гамлет создал “Мышеловку” чтобы проверить свои догадки о характере отношений Офелии с Гамлетом-Горацио-Клавдио.

Шекспировская (гамлетовская) композиция “Мышеловки”

Используя особый метод композиции, Гамлет сатирически показал Горацио(10) как своего скрытого соперника. С этой целью он наделил Горацио функциями рассказчика; иными словами, как бы передоверил Горацио свои авторские функции. В соответствии с художественным замыслом Гамлета, Горацио-рассказчик в свою очередь вывел самого Гамлета в сатирической манере. Тем не менее, Гамлет включил в текст “Мышеловки” намеки на истинные (негативные) черты Горацио и Офелии. Например, хотя Горацио как “автор” пытается скрыть характер своих отношений с королем, Гамлетом и Офелией, при внимательном чтении правда вскрывается все равно. Становится очевидным, что, будучи очень близок к королю, Горацио занимает высокое положение при дворе11). Кроме этого, Гамлет включил в “Мышеловку” намек на беременность Офелии. К меню
«Гамлет» Уильяма Шекспира и “Мышеловка” принца Гамлета: идентичная композиция
Сложная композиция “Мышеловки” в исполнении Гамлета в точности повторяет композицию всего романа Шекспира «Гамлет». Таким образом Шекспир ассоциирует себя самого со своим героем.
Общее есть и в том, что не только в «Гамлете» Шекспира показана постановка “Мышеловки” в Эльсиноре, но и эта же постановка показана в фабуле самой “Мышеловки”. Основное различие заключается в том, что в фабуле “Мышеловки” Гамлета спектакль прерывается, в то время как в «Гамлете» Шекспира она продолжается, и мы видим перед собой полный текст того, что “было создано” принцем Гамлетом.
До начала постановки Гамлет, Офелия, Полоний, король и Гертруда показаны как “реальные” зрители, поскольку их реплики поданы прозой. Начиная с немой сцены и Пролога, мы снова читаем текст внутренней драмы, изредка перемежающийся прозаическими вставками, в которых описываются “истинные” события за пределами сцены.

Гамлет-Горацио - рассказчик «Гамлета» Уильяма Шекспира

В фабулу “Мышеловки” Гамлет включил намеки на то, что Горацио утопил забеременевшую Офелию. В отличие от других зрителей, Гамлет-Горацио понял скрытый сатирический подтекст “Мышеловки”. Поскольку после этой сцены прозаические вставки крайне скудны, создается впечатление, что, как и судьба других персонажей «Гамлета», дальнейшие действия Горацио остаются неизвестными.
Действительно, смерть и похороны Офелии, как и все остальные последовавшие за этим трагические события включая и смерть Гамлета, имеют место только в вымышленной Гамлетом фабуле “Мышеловки”. Хотя сцена на кладбище, в которой мы видим Гамлета “живым”, имеет место после завершения событий, описанных в фабуле “Мышеловки”, композиция «Гамлета» навязывает читателю впечатление, что последовательность событий в его фабуле такая же, как она изложена в тексте.
Однако оказывается, что относительно короткие прозаические вставки в «Гамлете» Шекспира охватывают гораздо более продолжительный промежуток времени, чем фабула “Мышеловки” Гамлета. На “самом деле”, между постановкой “Мышеловки” и встречей Гамлета с могильщиком прошло по крайней мере три года (в Первом кварто «Гамлета» издания 1603 года указан семилетний период)(12). Таким образом, Гамлет жив, хотя живет каким-то странным образом…
Рассказчик романа Шекспира (Гамлет-Горацио-Клавдио) компонует свое повествование так, чтобы создать у читателя впечатление, что Гамлет мертв. “Соавтор” Шекспира настолько преуспел в этом, что читающая публика до сих пор верит, что в фабуле романа Шекспира Гамлет умирает. Суть ситуации в том виде, как ее обрисовал Шекспир, заключается в том, что его, автора «Гамлета», считают покойным, в то время как на самом деле он жив…
Еще одна интересная деталь “истинного” содержания «Гамлета»: из его скрытой фабулы следует вывод, что это произведение не только публикуется под вымышленными данными автора, но и подвергается жестокой цензуре со стороны лица, которого читающая публика воспринимает как единственного настоящего друга Гамлета. То есть, двоюродного и одновременно сводного брата Гамлета - Горацио, не заинтересованного в раскрытии как своей истинной роли в судьбе Гамлета, так и факта внесения искажений в повествование.
Намек на это содержится в финальной сцене созданной Гамлетом “Мышеловки” (эта сцена совпадает с концовкой и романа Шекспира «Гамлет»): там совершенно четко дается понять, что Горацио - рассказчик романа Шекспира «Гамлет»(13).
Чтобы скрыть правду, Горацио включает в свое повествование текст созданной Гамлетом “Мышеловки”, представляя ее как истинное описание событий.

Судьба Гамлета

Идентичность сложной композиции «Гамлета» Шекспира и созданной Гамлетом (по фабуле) вставной пьесы “Мышеловка” свидетельствует, что в образе принца Гамлета Шекспир изобразил самого себя. Сцена с участием могильщика добавляет к этой биографической параллели новые элементы. В фабуле «Гамлета» Шекспира она имеет место через три года после завершения описываемых событий в Эльсиноре (точнее, после постановки “Мышеловки” с интерпретацией этих событий). Эту сцену можно рассматривать как эпилог, в котором Шекспир показывает судьбу Гамлета 14. Свою собственную, Шекспира судьбу, как это следует из полной фабулы «Гамлета».
В рамках романа Шекспира могильщик является особым персонажем, выполняющим уникальную композиционную функцию: несмотря на попытки Горацио исказить суть событий, он дает подсказки, с помощью которых выясняются истинные события. С точки зрения структуры «Гамлета», в композиционном отношении могильщик стоит выше рассказчика Горацио. Поскольку над рассказчиком может стоять только титульный автор, то получается, что, наделив могильщика своими собственными композиционными функциями, Уильям Шекспир таким образом отождествил себя с персонажем, у которого есть своя могила, но который в ней не лежит.
Этот последний вывод не противоречит изложенному выше, в соответствии с которым Шекспир отождествил себя с Гамлетом. Дело в том, что Гамлет и могильщик представляют разные половинки одного и того же образа: “половинка Гамлета” - что было с ним до исчезновения, “половинка могильщика” - что стало после. То есть, что он не лежит в своей могиле; или, иными словами, после исчезновения из фабулы образ Гамлета стал навечно ассоциироваться с кладбищем.
Хотя такой вывод может показаться нелепым, необходимо учесть, что в подлинном тексте Шекспира присутствуют и другие нелепости, связанные с образом могильщика. Гробокопатель с университетским образованием - это ли не абсурд? (Могильщик свободно оперирует юридической терминологией, использует специфические латинские выражения). Далее: гробокопатель, который в прошлом участвовал в королевских застольях в Эльсиноре - это ли не нелепость? Или взять совершенно нелепую ситуацию, в которой Гамлет и могильщик, вспоминая общего знакомого Йорика, не упоминают о том, что не могли не быть знакомы до этого. С другой стороны, все эти нелепые ситуации созданы гением самого Шекспира, и к ним следует относиться исключительно как к несущим какую-то важную композиционную функцию, необходимую для постижения истинного содержания «Гамлета».
Горацио известно о том, что после своего исчезновения Гамлет “не лежит в своей могиле”. Он даже поддерживает с ним контакт - на том самом кладбище, где Гамлет вещает из своей могилы(15).
Не является ли знаменитая фраза Гамлета-Шекспира “Все остальное - молчание” именно такой способ существования?..

Уильям Шекспир: “таннер”, не лежащий в своей могиле с 1593 года?

В тексте Второго кварто могильщик поясняет, что “таннер” (дубильщик кож) “протянет” в могиле еще девять лет после своей смерти. Текст «Гамлета» зарегистрирован в 1602 году. Вычитанием из этой даты девяти лет, которые “протянет” таннер, получаем дату его предполагаемой смерти - 1593 год. Не является ли могильщик тем самым “таннером”, который не лежит в своей могиле с 1593 года?
Примечательно, что в самом первом тексте «Гамлета» (Первое кварто), опубликованном на год раньше второго, продолжительность “сохранения” таннера после смерти указана тоже на год меньше - как восемь лет. Это подтверждает, что Шекспир придавал особое значение как упоминанию о “таннере”, так и подгонке этого казалось бы незначительного элемента фабулы под истинные даты публикации текста.
Именно в 1593 году в драке погиб знаменитый драматург, известный среди друзей как “Таннер”. Через две недели после его гибели появилась первая в истории публикация с именем “Уильям Шекспир”. (см. главу Глава VI: Тот, который не лежит в своей могиле (Кристофер Марло).

Гамлет

"Не is fat" - он тучен, - говорит Гертруда о Гамлете. Однажды эта фраза так увлекла театр имени Вахтангова, что в озорном, откровенно ломавшем старые штампы и по-своему интересном спектакле 1932 года роль датского принца была поручена Горюнову - актеру яркой комедийной индивидуальности и своеобразного "фламандского" облика. Однако действительно ли Гамлет должен быть тучным? Некоторые ученые склонны этому верить, но их объяснения имеют существенный недостаток - они сценически неправдоподобны. В трагедии уже есть один тучный человек - Клавдий. Этого достаточно для пьесы. Непонятное слово скорее всего является типографской ошибкой, и оно не должно вводить в заблуждение.

Наружность Гамлета, по-видимому, безупречна. Офелия говорит о совершенстве принца для публики, а не для подслушивающего ее короля. По мнению Клавдия, именно внешние достоинства Гамлета объясняют то, что он

Любим бессмысленной толпой, Которая глазами любит, не сужденьем.

Сам Гамлет считает себя полной противоположностью Геркулесу - возможно, это является указанием на некоторую хрупкость, придающую ему юношеский вид. Физически он, очевидно, великолепно тренирован: он постоянно упражняется в фехтовании и, насколько можно судить, отличается спартанскими привычками. К излишествам всякого рода он испытывает отвращение и презирает грузного Клавдия за пристрастие к вину и шумным пирам.

В раннем варианте пьесы Гамлет был моложе, хотя в первом кварто его возраст не указан: могильщик только говорит, что череп Йорика пролежал в земле двенадцать лет и что ровно столько же времени прошло со дня поединка покойного короля со старым Фортинбрасом. Это не имеет к Гамлету прямого отношения, но все же нельзя освободиться от ощущения, что он очень молод в первом варианте. Усложнение образа отразилось на возрасте Гамлета. Теперь ему тридцать лет.

Об этом сообщает могильщик, связывающий воедино день рождения принца, поединок двух королей и начало своей работы при кладбище. Теперь уже череп Йорика лежит в земле двадцать три года - значит, когда шут умер, маленькому принцу было семь лет. И то, что рассказывает Гамлет о своем детстве, очень подходит для ребенка пяти-шести лет, который то резво скачет на плечах Йорика, то нежно к нему ласкается, то заливается веселым смехом над его шутками. Но Шекспиру словно показалось, что этих сведений недостаточно, и в "Убийстве Гонзаго" театральный король трижды повторяет, что он женат на своей королеве полных тридцать лет.

Но можно ли быть студентом в тридцать лет - ведь в то время в университет поступали даже не юношами, а подростками? Оказывается, для елизаветинской Англии это было вполне естественно. Правда, Гамлет учился в Виттенберге - так было, по-видимому, у Кида, и Шекспир сохранил название передового университета Северной Европы, идеологического центра лютеранского Ренессанса. Но по отдельным намекам можно увидеть, что Виттенберг наделен бытовыми чертами Оксфорда * . Даже возглас Гамлета "Buz, buz!" ("Старо, старо!"), которым он отмахивается от сообщения Полония о приезде актеров, взят из оксфордского студенческого жаргона.

* (Существует мнение, что Шекспир учился в Оксфорде. )

Возраст Гамлета и Горацио говорит о том, что принц и его друг решили пройти полный курс университетского обучения. "От нашего поступления в университет и до получения в нем последней научной степени обычно проходит 18 или даже 20 лет", - писал в 1587 году историк Гаррисон * . Студентом в нашем понимании этого слова питомец английского университета был только первые четыре года, затем он становился бакалавром, еще через три или четыре года - магистром и наконец доктором. Мы вряд ли ошибемся, если будем считать Гамлета и Горацио магистрами. Слово "student" означает и "студент" и "ученый". Шекспир его обычно употребляет только во втором значении.

* (Цит. по кн.: Allardyce Nicoll, The Elizabethans, Cambridge, 1957, p. 111. )

Что Гамлет - человек с большим жизненным опытом, видно хотя бы из его разговора с Горацио перед представлением.

Юноша не скажет:

Благословенны те, Чья кровь и ум так смешаны удачно, Что не дают им стать в руках фортуны дудкой, Играющей любой мотив. Дай человека, Который не был бы рабом страстей - Его носить я буду в самом сердце, И в сердце сердца, как ношу тебя.

Гамлету тридцать лет, потому что этого требует характер образа, в котором

Решимости природный цвет Под бледной тенью размышленья чахнет.

И так как он весь соткан из противоречий, то нас не должно удивлять, что Шекспир прибавил к ним еще одно: сочетание юности и зрелости в одно и то же время.

Гамлет притворяется безумным - ему так положено по сюжету. Это притворство осторожного и хитрого мстителя имеет древнее происхождение и восходит к первому Бруту. Очень добросовестно прикидывался юродивым датский Амлет: говорил "темные речи", кричал петухом, валялся в навозе - старые скальды не скупились на яркие краски. Когда шекспировский Гамлет в первом кварто захотел уязвить себя как можно больнее, он сравнил себя со своим фольклорным предком: "О что я за слабоумный раб, валяющийся на навозной куче!" В новом варианте воспоминание об Амлете вытравлено, Гамлет говорит: "О что я за негодяй и подлый раб!" Амлету здесь не место - монолог о Гекубе произносит человек тонкой культуры, для которого проблема актерского перевоплощения так же важна, как и загадка собственного безволия. Это современник Шекспира. Теперь монологу предшествуют слова: "Вот наконец я один". Они вводят нас в реальную атмосферу королевского дворца, где "отвратительно служат", но хорошо подслушивают, где некуда деться от шпионов, придворных и слуг, окружающих принца назойливым вниманием.

В "Гамлете" притворное безумие героя утратило свое первоначальное значение, оно не усыпляет подозрений, а вызывает их. Оно только избавляет Гамлета от необходимости обуздывать себя - счастливая возможность для натуры столь неуравновешенной.

"Это свело меня с ума", - кричит Гамлет Офелии, захлестнутый яростью и отвращением при виде человеческой подлости. И это не только слова, не целиком притворство - здесь Гамлет близок к тому пределу, за которым начинается подлинное безумие. Притворство всегда хладнокровно, а Гамлет уходит и возвращается, вновь уходит и вновь возвращается, задыхаясь от боли и ненависти, бичуя обманщицу и угрожая королю.

После представления, едва дождавшись, когда уйдет свита, Гамлет дает выход своему неистовому торжеству. Он поет, декламирует обрывки стихов, бросается к Горацио, хохочет, требует музыки - это какое-то буйство ликования. Стремительно оборачивается он к враждебно строгим Розенкранцу и Гильденстерну:

"Гильденстерн. Добрейший милорд, уделите мне одно слово.

Гамлет. Сэр, хоть целую историю.

Гильденстерн. Король, сэр...

Гамлет. Да, сэр, что с ним?

Гильденстерн. Удалился в чрезвычайном раздражении.

Гамлет. От вина, сэр?

Гильденстерн. Нет, милорд, скорее от желчи.

Гамлет. Ваша мудрость проявила бы себя богаче, обратившись за помощью к врачу: если я начну лечить его очистительным, его желчь, пожалуй, разольется еще сильнее" (III, 2, 290-299).

Гамлет издевается откровенно, глядя в глаза собеседнику. Радость победы все еще бурлит в нем, но улыбка его стала страшной. Еще немного, и он выдаст себя. Что-то в голосе Гильденстерна - или, может быть, в лице Горацио - заставляет его потушить свое возбуждение:

Я укрощен, сэр. Произносите.

Психологическая обоснованность подобных припадков настолько безупречна, что она способна удовлетворить даже строгим требованиям современной науки. Эти вспышки не бывают случайными - обычно им предшествуют испытанные Гамлетом большие потрясения или периоды сильного эмоционального напряжения. Самообладание дается Гамлету с огромным трудом - и не потому ли он решил притворяться безумным? Слова Горацио о том, что призрак может лишить его "господства разума", которых он сначала как будто и не заметил, всплывают в его сознании в тот момент, когда он после откровений призрака чувствует, что ему предстоит тяжкая борьба не только с Клавдием, но и с самим собой.

В период создания больших трагедий у Шекспира наблюдается обостренный интерес к душевным болезням. В "Гамлете", в "Макбете", в "Лире" мы видим различные случаи сумасшествия или психической неуравновешенности. Ни Макбет, ни его жена не сходят с ума в буквальном смысле слова, однако кровавые видения и галлюцинации Макбета говорят о том, что иногда он близок к невменяемости, а леди Макбет выходит на сцену в припадке сомнамбулизма, отягощенного навязчивыми идеями. В "Лире" можно найти почти полную параллель с "Гамлетом": здесь есть и подлинное сумасшествие - у Лира, и притворное - у Эдгара. Как и Гамлет, Эдгар прячет свои страдания под обликом безумца, и, как у Гамлета, у него не всегда можно различить, где маска, а где истинный человек. Даже цельную и ясную натуру Отелло, озаренную полуденным солнцем Ренессанса, извращенная злая воля Яго шаг за шагом ведет к нарушению внутренней гармонии, к потере самообладания, к исступлению и даже к помрачению рассудка.

Для английского общества конца XVI - начала XVII века характерны настроения разочарования и тревоги, что, по-видимому, способствовало росту психических и нервных заболеваний. Научная мысль шекспировского времени не могла не отметить этого явления, хотя точная диагностика и классификация болезней оказалась ей не под силу. Многие виды помешательства и нервных расстройств объединялись в общее понятие "меланхолии".

Было бы неверно сводить проблему Гамлета к патологии, но так же неверно было бы закрывать глаза на то, что трагедия этого человека усугубляется его болезненным состоянием. Не следует подыскивать термин для обозначения безволия и неуравновешенности Гамлета - Шекспир мыслил только понятиями своего времени и не знал, что такое неврастения или истерия. Поэтому всякая попытка играть клиническую картину того или иного нервного заболевания будет порочной. Вместе с тем образ Гамлета, лишенный "меланхолии", будет психологически обеднен, и поведение героя утратит большую долю своей обоснованности * .

* (Меланхолия Гамлета - лишний довод в пользу того, что он не может быть тучным. Считалось, что меланхолики плохо спят и становятся от этого худыми. )

Еще до появления "Гамлета" многие шекспировские современники стали понимать, что "век вывихнут". Литература того времени рисует нам образ молодого человека, для которого неприятие окружающей действительности и неспособность найти свое место в жизни становится основным опознавательным признаком. В 1588 году впервые появляется слово "недовольный" (malcontent) для обозначения подобных людей. Насколько можно судить по описаниям, они отличались склонностью переходить от яростной раздражительности к периодам пассивного отчаяния. В их отношении к обществу преобладала нетерпимость, высказывания были полны горького сарказма. "Недовольного" можно было узнать и по внешнему виду - по темной или черной одежде, резко выделявшейся среди яркой, блестящей толпы * . Существуют доказательства того, что шекспировский Гамлет был воспринят елизаветинской публикой как образ, наделенный типичными-чертами "недовольного" ** .

* (Как выразителен мог быть подобный костюм, видно по портрету Саутхемптона, посаженного в Тауэр за участие в мятеже Эссекса. )

** (Так, например, пьеса Марстона "Недовольный", напечатанная в 1604 г., откровенно пародирует "Гамлета". )

Однако причудливое поведение Гамлета не исчерпывается его "меланхолией" и увлекательными возможностями притворного помешательства.

Когда Гамлет предупреждает Горацио и офицеров (I, 5), что скоро ему придется вести себя не так, как полагается нормальному человеку, он употребляет слово "antic", что чаще всего переводится, как "странный", "причудливый", в действительности же означает "шутовской". "Возможно, что в скором времени мне понадобится принять обличив шута", - говорит Гамлет.

В пьесе Кида был настоящий шут - об этом с достаточной вероятностью можно судить по Фантазмо из "Наказанного братоубийства". Шекспир создал Йорика, которому пришлось умереть до начала трагедии, чтобы ничто не мешало Гамлету играть роль умного и злого шута. Вакантное место Йорика занимает датский принц.

Гамлет входит в роль не сразу. В первой сцене с Полонием он словно проверяет себя:

"Полоний. Как поживает мой добрый принц Гамлет?

Гамлет. Хорошо, слава те господи" * (II, 170).

* ("God-a-mercy" - просторечие, которое напрасно переводят нейтральным "слава богу". )

В этом ответе - дурашливая небрежность, первая краска шутовского обличил.

Насмешливо звенят бубенчики шута, когда Гамлет передразнивает Полония, докладывающего о прибытии актеров. Но и здесь игра ведется как бы мимоходом, легко и небрежно. Только при столкновении с Клавдием, в скрытой угрозе фразы о хамелеоне, бубенчики начинают звенеть резко и пронзительно.

Основная сцена, где Гамлет-шут показывает себя в полном блеске проффессионала, - это разговор о червях.

"Король. Ну, Гамлет, где Полоний?

Гамлет. На ужине.

Король. На ужине! Где?

Гамлет. Не там, где он ест, а где его едят. За него сейчас принялся некий съезд политических червей" (IV, 3, 17-21).

Философия, идущая от площадных моралитэ, подается с балаганной серьезностью. Мы готовы поверить, что книга, которую так внимательно читал Гамлет, прогуливаясь по галерее, не что иное, как "Похвала глупости" великого Эразма.

Враждебное отношение к Клавдию заставляет Гамлета временами переходить в противоположный социальный лагерь и откровенно заявлять о своей неприязни к королевской власти вообще.

Гамлет несколько раз возвращается к теме природного равенства короля и нищего. На кладбище он с увлечением обсуждает ее с Горацио, благо могильщик предоставил в его распоряжение множество превосходных наглядных пособий. Сейчас он развивает ее перед Клавдием - перед "жирным королем", который наконец понимает, что это именно ему обещано скорое "путешествие по кишкам нищего". Здесь мы видим не принца в схватке с узурпатором, а настоящего шута, выразителя мудрости и дерзости простого народа перед лицом короля.

Гамлет выдерживает роль до конца и заставляет Клавдия выслушать рассуждение о том, что "мать и отец - муж и жена, муж и жена - единая плоть, и, следовательно, вы - моя матушка". В последний раз звякнули шутовские бубенчики, и перед нами вдруг вырастает Гамлет, исполненный грозного веселья перед предстоящей схваткой с врагами: "Пошли; в Англию!"

Гамлет может быть не только жестоким, но и страшным, и его воображение действительно бывает "грязно, как кузница Вулкана". После вторичного замужества матери весь мир превратился для него в "неполотый сад", заросший тем, что "по природе своей мерзко и грубо". Вина Гертруды кажется ему безмерной, ее супружеские отношения с Клавдием отвратительными.

Ненависть к королю стала его страстью, заслоняя порой все остальное. Он видит своего врага только как чудовище - уродливое, гнусное, похотливое. Уже самый звук голоса Клавдия заставляет Гамлета терять самообладание, и даже в ответ на безобидное приветствие он отвечает словами, полными яда (III, 2, 91). Его ненависть достигает своей кульминации, когда он отказывается убить молящегося короля, чтобы иметь возможность сделать это во время греховных удовольствий,

Чтоб пятками лягнул он небо И чтоб душа его была черна и проклята, Как ад, куда она пойдет.

Борьба за власть не является основной задачей Гамлета, хотя эта тема существует в пьесе. В первом кварто она была видна более отчетливо. Теперь она ушла даже не на второй, а на третий план, но не уничтожена Шекспиром полностью. Мишура королевской власти не имеет для Гамлета значения: "Почему бы воображению не проследить за благородным прахом Александра, пока не окажется, что им замазали дыру в бочке?" Когда Горацио называет его отца "доблестным королем", Гамлет его поправляет: "Он человеком был - во всем и по всему". Тем не менее он называет себя Гамлетом Датским (V, 1, 252) и не может забыть, что Клавдий встал между его надеждами и избранием на престол (V, 2, 65).

Физическое уничтожение противника, достаточное для героя дошекспировской пьесы, не может удовлетворить Гамлета с его гипертрофированным интеллектом. "У меня есть причина, и воля, и сила, и средства это совершить", - говорит он, - и все же так долго не совершает. Потому что можно убить короля, можно убить себя, но нельзя одному человеку убить зло мира.

Начиная со второй картины второго акта и до встречи с капитаном норвежского войска внешний вид Гамлета должен в какой-то степени оправдывать картину, нарисованную Офелией: ему следует быть в расстегнутом камзоле и без шляпы. Для остальных картин (за исключением сцены поединка) шляпа обязательна. Головной убор был непременной принадлежностью костюма - его снимали только в присутствии "высоких особ", при поклоне, фехтуя и ложась спать. Так как Гамлет - принц, то он, разумеется, остается в шляпе и при Клавдии. "Наденьте шляпу - она для головы", - советует Гамлет Озрику. Офелия, описывая странный и неряшливый вид безумного принца, о одинаковым ужасом говорит о его спущенных чулках и о непокрытой голове.

Некоторое представление о человеке типа Гамлета можно составить по портрету Филиппа Сиднея, поэта и воина, считавшегося воплощением всех тех достоинств, которые были присущи "истинному Гамлету".

Клавдий

Ни одному персонажу трагедии не принесло столько вреда пристрастие постановщиков к средним векам, как Клавдию. Тонкий и умный политик зрелого Ренессанса, эпикуреец в жизни и эстет в злодействе, порой превращается в обыкновенного убийцу, жадного, сластолюбивого и грубого.

Искажается даже внешний облик Клавдия. Переоценивая значение датского первоисточника, некоторые режиссеры и худояшики стремятся во что бы то ни стало наделить его наружностью викинга. Это становится привычным: огромный рыжий мужчина, великолепных физических данных, всегда разгуливающий в короне по наивному обыкновению сказочных королей. Фигура живописная, но ни в какой мере не отвечающая шекспировскому замыслу.

В спальне Гертруды висят портреты двух ее мужей, изображенных во весь рост * . (Несмотря на прочно установившуюся традицию, у нас нет оснований считать, что это миниатюры; Гамлет описывает отца таким, каким он мог быть только на большом парадном портрете, - величественный, как олимпиец, с "осанкой Меркурия, слетевшего на вершину заоблачной горы". Подобная трактовка исключает миниатюру. Самый характер текста и его интонация показывают, что описание двух братьев рассчитано на широкий жест и свободное дыхание актера.)

* (В "Наказанном братоубийстве" говорится о картинах, висящих на стене галереи, - очевидно так играли в шекспировское время. )

Как же в действительности выглядит "улыбающийся негодяй"?

Шекспир, в первом варианте пьесы повторивший обычное для трагедии "мести и крови" описание отталкивающего облика злодея, отмеченного печатью Каина, в дальнейшем отказался от этого инфернального примитива. Лаконичные указания текста, собранные воедино, позволяют с достаточной уверенностью сказать, что Клавдий должен быть смуглым брюнетом, полным или даже тучным * , несколько обрюзгшим, приятным в обращении, с постоянной улыбкой на жирных губах и с круглыми глазами навыкате. Гамлет, который не может говорить о нем хладнокровно и часто бывает несправедлив, называет его жабой, летучей мышью, котом, а его поцелуи - грязными, жирными. Мы знаем, что он "улыбающийся подлец" и "одутлый король" - это в переводах есть в той или иной форме, но, к сожалению, переводчики проходят мимо двойного смысла слова "moor" - болото и мавр (III, 4, 67) ** , указывающего на то, что Клавдий был смугл и черноволос. Это человек скорее южного, чем северного типа, больше итальянец, чем датчанин.

* ("Bloat" (одутлый) - так принято расшифровывать "blowt" и "blunt" первых изданий. )

** (Что двойной смысл входит в намерения Шекспира, показывает противопоставление "moor" - "fair mountain". Fair означает не только "прекрасная", но и "светлая" (здесь - гора). Во втором кварто "Мооге" напечатано с большой буквы. )

Не случайно Гамлет выбирает для представления инсценировку повести, "написанной на изысканнейшем итальянском языке " - другой литературный материал и не подошел бы Клавдию, типичному узурпатору итальянского Ренессанса. Злодейство Клавдия - не грубая жестокость древней северной саги, а тонкое, пряное злодейство пресыщенной эпохи, когда преступление стало искусством и когда изощренные способы убийства могли доставлять эстетическое наслаждение.

В Неаполе я научился отравлять цветы, Душить тончайшей тканью, спущенной в гортань, Или прокалывать дыхательное горло острием иглы; А спящему - взять кончиком пера И в ухо вдунуть легкий порошок, Или, раздвинув зубы, влить в них каплю ртути...

(Марло, Эдуард, II, 4, 4)

Яд, влитый в ухо спящему королю Дании, - деталь, взятая из итальянской новеллы, а не из датской хроники. И параллель, которую проводит Гамлет, вполне убедительна: в XVI веке известны два случая убийства в семье Гонзаго, сходные не только с пьесой приезжих актеров, но и с действительной историей старого Гамлета и его брата * .

* (Дж. Баллоу высказал предположение, что "Человек с перчаткой" Тициана является портретом сына убитого герцога Джидобальдо, то есть "Гамлета" истории Гонзаго (G. Bullough, A probable source for "Hamlet". - "Modern Language Review", October, 1935). )

Теперь Клавдий убивает ядом, а не шпагой; клинок, даже отравленный, он вкладывает в чужую руку. Прежде он участвовал в боях (IV, 7, 83), хотя, возможно, что в противоположность своему брату, он не был сторонником решать военные конфликты старомодными рыцарскими схватками полководцев. В настоящее время он предпочитает улаживать спорные вопросы дипломатическим путем.

Как государственный деятель, Клавдий, очевидно, не вызывает нареканий у своих подданных, которые "платят теперь по двадцати, сорока, пятидесяти, а иногда и по сто дукатов за его портреты в миниатюре" (II, 2, 361). Осторожный политик, старательно следующий заветам Макиавелли, он заботится о том, "чтобы преимущественно был доволен народ, не восстанавливая, однако же, против себя значительных лиц" * . И в угоду симпатиям простого народа, который он в глубине души презирает, Клавдий даже обуздывает свою ненависть к Гамлету, а убийство Полония повергает его в ужас из-за того, что оно может вызвать гнев дворянства.

* (Макиавелли, Государство. - Сб. "Возрождение", под ред. А. К. Дживелегова, ГИЗ, 1925, стр. 41. )

Случайность это или нет, но однажды он повторяет слова Макиавелли почти буквально: "Он любим бессмысленной толпой, которая любит не суждением, а глазами", - говорит он о Гамлете (IV, 3), - что очень близко к итальянскому тексту: "Толпа всегда судит по наружности и по последствиям, а целый свет состоит почти из толпы" * . Можно с уверенностью сказать, что труды Макиавелли - настольная книга Клавдия.

* (Там же, стр. 39. )

Лишенный природной царственности своего брата, в глубине души всегда ощущая себя узурпатором, Клавдий умеет великолепно изображать достоинство и величие монарха. И, произнося речь на заседании Тайного совета и разговаривая с бунтовщиком Лаэртом, он производит впечатление "короля от головы до ног". В эпоху, когда вся жизнь высших сословий напоминала пышный придворный спектакль, "великие мира сего" лицедействовали не хуже первых трагиков лондонских театров. Гамлет несправедлив к нему, когда называет его шутом "в лоскутьях и заплатах". Клавдий превосходный актер, умный и тонкий. Его способность владеть собой поразительна. На протяжении всей пьесы он ни разу не выходит из себя; ни дерзости Гамлета, ни разъяренный Лаэрт не могут поколебать его выдержки и самообладания. Только когда он остается наедине с собой после страшного потрясения "Мышеловки", величие и уверенность спадают с него, как чужие одежды, и воплем отчаяния звучит его фраза, сохраненная для нас первым кварто: "Ни один король на земле не в безопасности, если бог станет его врагом" * .

* (В общепринятом варианте текста эта фраза заменена другой: "Слова без мыслей не поднимаются к небесам". )

Клавдий не только злодей с улыбкой, он злодей с совестью. В сцене молитвы он напоминает Макбета силой душевного смятения и ужаса перед собственным преступлением. В этом монологе - зерно, из которого вырос весь "Макбет", вплоть до образа окровавленной руки. Но если в грандиозной фигуре Гламисского тана есть что-то сказочное, эпическое, то Клавдий воспринимается как совершенно живой, реальный человек. Масштаб его злодеяний не превышает норм XVI века: убийство Дарнлея, мужа Марии Стюарт, совершенное ее любовником Босуэллом с ведома самой королевы, выглядит, пожалуй, менее правдоподобно, чем убийство старого Гамлета.

И сам Клавдий - обманчиво добродушный, несколько оплывший, с мягкими манерами и железной волей, умный и коварный, всегда блещущий белозубой улыбкой на смуглом лице, - не более театрален, чем многие из современников Шекспира.

Гамлет называет Клавдия павлином - он, по-видимому, любит одеваться ярко и пышно. Вполне вероятно, что слово "bloat" (одутлый, раздувшийся) указывает не только на его тучность, но и на преувеличенно раздутые формы модной одежды.

Короны Клавдий не носит. Даже для заседания Тайного совета достаточно обыкновенной шляпы. У него может быть орден Подвязки, то есть синяя бархатная лента с вышитым золотом девизом "Honi soit qui mal у pense", повязанная вокруг левой ноги ниже колена.

Гертруда

Неопределенность образа Гертруды не случайна. В черновом варианте "Гамлета" характер королевы был обрисован отчетливее, ее непричастность к преступлению Клавдия не вызывала сомнений, и во второй половине пьесы она решительно переходила на сторону сына. Теперь Гертруда находится в промежуточной области между добром и злом. Сумеречная

расплывчатость духовного облика этой женщины, ее моральная слабость и неустойчивость (frailty) лишают Гамлета активной поддержки матери в самый трудный для него час. Самое большее, на что она способна, - это скрыть от Клавдия разговор с сыном и действительную причину убийства Полония. Такая Гертруда еще сильнее оттеняет трагическое одиночество Гамлета.

Гертруда - женщина немолодая, спокойная. Положение вдовствующей королевы при взрослом сыне было менее привлекательно, чем вторичное замужество, при котором она оставалась на троне.

В ваши годы Зной крови усмирен, он скромен, Послушен разуму.

Здесь Гамлет более справедлив, чем когда он упрекает "прекрасную, рассудительную, мудрую королеву" в неистовой страсти к Клавдию. В поведении Гертруды и Клавдия нет ничего, что свидетельствовало бы об их "знойных" отношениях, хотя у нас нет причин сомневаться в том, что они любят друг друга.

Гренвиль-Баркер настаивал на молодой Гертруде, мотивируя это тем, что в "Глобусе" юноша не был в состоянии изобразить женщину среднего возраста. Но несовершенство елизаветинского театра имеет для нас меньшее значение, чем замысел Шекспира. А в трагедии настойчиво рисуется образ "матроны" (III, 4, 83), женщины красивой, но уже не первой молодости, прожившей тридцать лет в браке с первым мужем. Если играть Гертруду почти ровесницей Гамлету, сцена в спальне невольно приобретает привкус пресловутого "Эдипова комплекса", хочет этого постановщик или нет.

В противоположность Клавдию, намеренно итальянизированному Шекспиром, Гертруда производит впечатление северянки * . Что она не уроженка Дании чувствуется по тому презрению, с которым она, узнав о приближении мятежной толпы, произносит: "Неверные датские собаки!"

* (В "Наказанном братоубийстве" имя королевы - Сигри. )

Для торжественных случаев Гертруда, конечно, надевает корону, но не массивную, а легкую диадему. Замужние женщины не носили открытых платьев, поэтому большого декольте у нее быть не может.

Полоний

Должность, которую занимает Полоний при дворе Клавдия, всегда вызывала много споров. Некоторые ученые, в том числе и профессор Морозов, основываясь на том, что Полоний называет себя "помощником в управлении государством" (II, 2, 165), склонны были считать его лордом-канцлером или государственным секретарем (министром внутренних дел) * , то есть крупной политической фигурой. Однако все поведение Полония и его придворные обязанности, указание "Наказанного братоубийства", несомненно отражающее театральную традицию шекспировского времени, и мнение Чемберса, крупнейшего авторитета по вопросам интересующей нас эпохи, позволяют с достаточной уверенностью трактовать Полония как лорда-камергера. Это означает, что Полоний должен быть непременным членом Тайного совета (как оно и есть на самом деле) и таким образом без особого преувеличения может считать себя помощником в управлении государством; это налагает на него обязанность возглавлять служебный аппарат дворца и делает его доверенным и приближенным лицом при королевской чете - и действительно, вся сфера деятельности Полония ограничена стенами дворца и он даже допущен Клавдием к обсуждению вопросов интимного свойства; это объясняет, почему Полоний докладывает о прибытии столичных актеров и не только проверяет патент приезжих трагиков, но и считает необходимым присутствовать при декламации Первого актера и сделать кое-какие замечания: лорд-камергер ведал устройством всех дворцовых увеселений и был цензором пьес, предназначавшихся для придворных спектаклей.

Полоний - не праздный и вздорный старый сплетник. Из всех основных персонажей пьесы он, пожалуй, единственный, кто по-настоящему занимается своим прямым делом. Интересно, что в первом кварто Полоний, предлагая Клавдию выпытать у Гамлета причину его безумия, говорит: "Позвольте мне поработать" - старик ощущает свою деятельность как работу.

В молодости он учился в университете, и с тех пор считает себя непререкаемым авторитетом в области поэзии и театрального искусства. Но музы заполняли не весь досуг молодого Полония. Теперь он не без удовольствия вспоминает о своих любовных похождениях и поэтому очень снисходительно относится к Лаэрту. В старости он сохранил весьма живой интерес к непристойным рассказам и в человеческих отношениях склонен видеть лишь грязную, низменную сторону. Об Офелии и влюбленном в нее Гамлете он думает, как о резвых молодых животных, пасущихся рядом на привязи: "Верь только тому, что лорд Гамлет молод и может гулять на более длинной веревке, чем ты" (I, 3, 125). Он практичен, корыстолюбив и его несомненная деловитость не должна остаться незамеченной исполнителем.

По мнению некоторых ученых, Гамлет начинает подозревать, что старик готовит Офелию в фаворитки Клавдию. В действительности такого намерения у Полония нет, но поведение Офелии, подсказанное ей отцом, - то, что она избегает Гамлета, не принимает его записок и, наконец, в подстроенном свидании возвращает ему подарки - может навести на мысль, что в мире, где все обман и мерзость, даже чистая девушка становится распутницей.

"Вы - торговец живностью", - говорит Гамлет Полонию (II, 2, 173), и зрители "Глобуса" понимали, что принц называет старого камергера торговцем живым товаром * . Это обвинение в сводничестве можно объяснить только тем, что Гамлет считает Полония способным свести Офелию с королем.

* (Fishmonger - буквально торговец рыбой - прозвище сводника. )

И тогда расшифровываются дальнейшие двусмысленности.

"Гамлет. Ведь если солнце зарождает червей в дохлой собаке, такой подходящей для поцелуев падали... Есть у вас дочь?

Полоний. Есть, милорд.

Гамлет. Пусть она не гуляет на солнце. Зачатье благословенно. Но так как ваша дочь может зачать, - смотрите, приятель" * (II, 2, 180-184).

* (Текст второго кварто, к которому в настоящее время возвращаются редакторы новых изданий Шекспира. Раньше был принят менее выразительный вариант: "Но не так, как ваша дочь может зачать". )

"Солнце" в ту эпоху было обычным синонимом короля, и слова Гамлета с раскрытыми метафорами звучат как вполне реальное предостережение: "Смотрите, как бы Клавдий не обольстил вашу дочь".

В атмосфере дворцовых интриг Полоний чувствует себе как рыба в воде. Спрятаться за висячий ковер, подсмотреть, подслушать, подстроить якобы случайную встречу - все это искренне увлекает его и он готов в любой момент нырнуть за гобелен с прытью молоденького пажа.

Он так привык к интригам, что даже в отношении собственного сына не может обойтись без хитростей. Посылая Рейнальдо в Париж, он снабжает его такими подробными инструкциями, словно объектом его шпионства будет не легкомысленный молодой человек, а по крайней мере министр французского двора.

С неменьшим старанием подготовлял он, по-видимому, и Офелию к встрече с Гамлетом. Нарочитое изящество фразы о подарках раскрыло принцу замысел "лукавого царедворца" еще до того, как он понял, что его подслушивают.

В конце концов Полоний становится жертвой своей страсти к шпионству. Но и после смерти он не сразу обретает покой - Гамлет волочит мертвое тело по коридорам и переходам дворца, пока ему не удается засунуть убитого старика под какую-то лестницу.

Внешность Полония лишена комизма. Пока он не раскрывает рта, он производит впечатление почтенного старого вельможи. Поверх камзола он носит длинную или полудлинную одежду из темного бархата на меху. На шее у него толстая золотая цепь, на голове - черная четырехугольная шапочка. Дома он может быть в маленьком черном чепчике с завязками, на который надета обычная шляпа. В качестве одного из виднейших сановников он имеет право на орден Подвязки. Особую величественность придает ему длинный белый жезл - знак его придворного звания.

Лаэрт

Называя Лаэрта "совершеннейшим джентльменом, исполненным самых превосходных особенностей", Озрик не очень преувеличивает: молодой человек действительно являет собой средоточие традиционных "рыцарских" достоинств. Он почтительный сын, заботливый и любящий брат, ревностно охраняет фамильную честь, горяч и отважен.

Лаэрта часто играют очень юным, почти мальчиком, но вряд ли он может быть намного моложе Гамлета. Он успел получить подобающее для дворянина образование и достаточно искушен и в изящной литературе, и в фехтовании, и в мужских "шалостях".

По примеру многих своих сверстников Лаэрт с благословения любящего папаши прожигает жизнь в Париже, и, как не без основания предполагает Полоний, "пьянствует, фехтует, ругается, ссорится, таскается к девкам" (II, 1, 25). Однако в родительском доме он умеет принимать вид праведника и может прочесть молоденькой сестре своей красноречивую проповедь о добродетели и об опасностях, которые подстерегают невинных девушек.

Лаэрт искренне любит сестру, но его горе при виде ее безумия и затем после известия о ее смерти и на похоронах проявляется слишком театрально. Стиль его проклятий у могилы сестры напоминает "Убийство Гонзаго":

Тройное горе Пусть трижды десять раз падет на голову того, Кто светлый разум твой затмил поступком злобным.

Именно поэтому Гамлет выходит из себя:

Будешь вопить? Бороться? Голодать? Рвать платье на себе? Пить уксус? Крокодилов есть? Я то же сделаю!

Мы знаем, что Гамлета возмущают актеры, которые пытаются "переиродить Ирода".

Как и полагается "совершеннейшему джентльмену", Лаэрт не прощает обид. Чтобы отомстить за убитого отца, он даже готов поднять мятеж, то есть нарушить "верноподданнические" обязанности дворянина. Если для Гамлета выполнение аналогичной задачи связано с целым миром сложнейших проблем, то для Лаэрта здесь нет причин для раздумий и нерешительности. Шпага в руке, толпа недовольных сзади, и вот уже Лаэрт во дворце.

О ты, Король негодный, возврати отца!

Было бы неверно рассматривать мятеж Лаэрта как подлинно народное восстание и искать ему параллель в истории движений лоллардов и левеллеров. Правда, мы знаем, что "подгнило что-то в датском государстве", на протяжении всей пьесы чувствуется, что в стране происходит какое-то брожение и нагнетается ощущение беспокойства. Недаром Клавдий относится к народу с недоверием и окружает себя наемными швейцарцами. И слова испуганного придворного (IV, 5, 95-105) рисуют картину достаточно грозную. Но все же ближайшими сторонниками Лаэрта должны быть авантюристы типа знаменитого в те дни головореза и дебошира капитана Бэйхама, и недовольные дворяне, разочарованные в своих надеждах сделать карьеру при новом короле, а не представители простого народа.

Клавдий с достаточной определенностью говорит, о "шептунах", толкавших Лаэрта на открытое возмущение; эти же "шептуны", по-видимому, привлекли к сыну убитого Полония симпатии городской толпы и разогрели ее волнение до бунта.

Но "океан, хлынувший на равнину", утихает на пороге королевских покоев, и на сцене бушует один Лаэрт:

В ад, преданность! Обеты, к сатане! Приличья, совесть - провалитесь в пропасть!

Бессознательно польщенный словами Клавдия о "мятеже гигантов", он чувствует себя сейчас титаном, потрясающим основы вселенной, и упивается этим ощущением.

Я тот и этот свет не ставлю ни во что, И будь, что будет!

Громкие слова не пугают Клавдия, который боится только одного метателя - Гамлета. Лаэрт не страшен, Лаэрта Клавдий видит насквозь. Для такого тонкого психолога не составляет труда повернуть ярость Лаэрта против Гамлета. Мы видим эту игру: несколько неожиданных, спокойных вопросов, напоминание о дворянском долге, слова сочувствия, потом широкий жест великодушного монарха:

Своих друзей мудрейших соберите - Пусть выслушают и рассудят нас.

Когда Лаэрт вновь выходит с Клавдием на сцену (IV, 7), он говорит с ним без обычного обращения "милорд" - ненависть к Гамлету уравняла короля и подданного.

Вначале Клавдий очень осторожно подводит Лаэрта к мысли об убийстве Гамлета, но осторожность эта оказывается излишней: "совершеннейший джентльмен" заговорил языком кровожадного варвара:

Я перережу ему горло в церкви.

Идя навстречу коварному замыслу Клавдия, Лаэрт первый предлагает воспользоваться ядом в состязании, где его противником будет человек "великодушный и от хитрости далекий" (IV, 7, 135). Рыцарь оказался подлецом. Более того, мы узнаем, что прославленный фехтовальщик Лаэрт, для которого в целой Франции не нашлось достойного соперника, на всякий случай держит при себе яд. Эта зловещая предусмотрительность показывает, что Лаэрт вообще способен на злодейство.

Готовясь поразить фактически безоружного Гамлета, Лаэрт произносит "в сторону": "Хотя это почти против моей совести". Жаль, что переводчики опускают это "почти" - оно очень красноречиво. Голос совести еще очень слаб, его недостаточно, чтобы удержать Лаэрта от подлости. Только перейдя черту, отделяющую жизнь от смерти, получает он возможность осознать совершенное злодеяние, признаться в нем и получить прощение. Лаэрт, очевидно, одет по французской моде, то есть не так ярко, как остальные придворные. В противоположность англичанам, французы предпочитали мягкие и спокойные тона; некоторые франты одевались в зеленое с головы до ног. Возможно, что в левом ухе у Лаэрта висит серьга. Это считалось признаком мужественности.

Типичного молодого елизаветинца, по типу приближающегося к Лаэрту, мы видим на портрете Эдуарда Хоби.

Офелия

После напряженности первых двух картин сцена прощания с Лаэртом переносит нас в безмятежное благополучие дома Полония. После суровой платформы с пушками и огромного Зала совета - комнатка Офелии, куда забежал Лаэрт проститься с сестрой * . Большие лари с нарядами и маленькие ларчики с безделушками, лютня, с которой безумная Офелия придет во дворец, пяльцы, много вышитых подушек, столик с зеркалом и баночками для румян и белил - незатейливый девичий мирок, в котором все просто и ясно и нет места бурям и горестям. Они ворвутся сюда позднее, вместе с неистовым Гамлетом, а пока ничто не смущает покоя ни этой комнаты, ни ее хозяйки.

* (Во втором кварто не указано, где происходит действие. Слова Полония в конце картины "Come your ways", которые обычно переводят "Ступай к себе", в действительности означают: "Займись своими делами"; служебная фраза, нужная для того, чтобы Офелия, как и Полоний, ушла со сцены, так как после этого должны войти Гамлет, Горацио, Марцелл. )

Лаэрт задерживается, ему не хочется уходить от сестры и спускаться вниз, где царит суматоха отъезда, мечутся слуги и шумит неутомимый Полоний. Но старик находит его и здесь. Спохватившись, что сын куда-то исчез, Полоний бросается его искать по всему дому и наконец, запыхавшись после перехода по лестнице и галерее, распахивает дверь в комнату дочери: "Все еще здесь, Лаэрт! Стыдись! Скорее на корабль!"

Офелия первой половины пьесы - вполне обыкновенная девушка. Она очень мила, воспитанна, послушна, не лишена чувства юмора. Высокопарные поучения Лаэрта вызывают с ее стороны лукавое предостережение, а на циничные дерзости Гамлета она отвечает кокетливо ("Вы нехороший, вы нехороший") и даже с насмешкой, пародируя формулу бракосочетания ("Еще лучше - и хуже" *). Но при отце, которого она побаивается, Офелия образец скромности и дочерней покорности. Обычные ее выражения в разговоре с Полонием: "Не знаю я, милорд, что нужно думать", "Милорд, я повинуюсь".

* ("Still better - and worse" - "for better and worse" ("к лучшему и к худшему") - слова из традиционного вопроса священника; здесь они, кроме того, имеют смысл: "Час от часу не легче". )

Когда Гамлет говорит Офелии: "Бог дал вам одно лицо, а вы делаете себе другое", - он не упрекает ее в лицемерии. Это не метафора. Английские женщины немилосердно красились. Одни, как Елизавета, чтобы скрыть следы оспы и морщины, другие - следуя общей моде. Понятно, почему Полония рассердило слово "приукрашенная" (beautified) в письме Гамлета - он принял это за намек на то, что его дочь злоупотребляет косметикой * .

* (Именно в таком, то есть в отрицательном, смысле употребил это слово Грин, когда в своем памфлете написал о Шекспире: "Ворона, приукрашенная нашими перьями". )

Офелпя ни в какой степени не героиня - в ней нет ничего, что бы роднило ее с Джульеттой, Розалиндой, Беатриче. Нежная Корделия мужественно отстаивает свое право на честность, и ее не может сломить ни гнев Лира, ни угроза изгнания. Офелия, поставленная перед необходимостью выбирать между верностью Гамлету и послушанием отцу, безропотно подчиняется Полонию. Она даже отдает ему письма Гамлета, и старик получает возможность вышучивать неуклюжесть этих безыскусственных любовных посланий.

Офелии не приходит в голову, что она совершает предательство, соглашаясь участвовать в инсценированном свидании с Гамлетом. Она добросовестно приготовила свою маленькую роль и выучила то, что должна сказать сумасшедшему принцу. Она сделала все с самыми лучшими намерениями, а Гамлет увидел в этом свидетельство ее морального падения. Когда он кричит ей: "Иди в монастырь!" - он не умиляется ее чистотой, как это иногда играют. "Иди в монастырь, чтобы не погибнуть в этом доме разврата", хочет сказать Гамлет, и его понимали зрители "Глобуса", знавшие, что "монастырь" означало еще и "публичный дом". В "Наказанном братоубийстве" Гамлет говорил с исчерпывающей откровенностью: "Иди в монастырь, только не в тот, где у кровати стоят две пары туфель".

Огромный аналой прочно обосновался на сцене в этой картине. Постановщики ставят Офелию перед ним на колени, и во время монолога "Быть или не быть" она тихо стоит, не то читая библию, не то погрузившись в молитвенный экстаз. Трудно придумат мизансцену более неправдоподобную. Внимание зрителей, вместе того чтобы быть устремленным только на Гамлета, отвлекается коленопреклоненной фигурой Офелии, трогательной, но неуместной * .

* (Куда уходила Офелия в "Глобусе", существенного значения не имеет; конструкция шекспировской сцены давала для этого достаточно возможностей. Полоний говорит; "Офелия, прохаживайся вот здесь". )

Сойдя с ума, Офелия,обретает поэтичность, которой у нее не было раньше. Такое решение должно было казаться елизаветинской публике необычным. В "Наказанном братоубийстве" она выглядит комически. Она пристает к шуту Фантазмо и требует, чтобы он на ней женился. Возможно, что в пьесе Кида она также была изображена в плане гротеска. Но уже появление безумной Офелии в раннем спектакле "Глобуса" показывает, что Шекспир избрал совершенно иной путь. "Входит Офелия с распущенными волосами, играет на лютне, поет" - сказано в ремарке первого кварто. В ее поведении нет ничего резкого, и даже фривольные песенки не нарушают того впечатления чистоты и нежности, которое она производит,

В ее безумии есть система. Распущенные волосы - деталь очень красноречивая. В шекспировской Англии девушки распускали волосы, идя к венцу. И Офелия приходит во дворец, как невеста. Она, которая прежде едва осмеливалась отвечать Гертруде, теперь ищет ее: "Где прекрасная королева Дании?" Это невеста принца приехала с визитом к королеве-матери. Уходя, она требует карету: визит окончен! - и, как подобает принцессе, милостиво и любезно прощается с воображаемыми придворными дамами.

Отчетливо заметен и вряд ли случаен контраст между этой "великосветской" манерой Офелии и ее простыми народными песенками. Постановщик иногда поддается соблазну превратить всю сцену в своего рода дивертисмент. Это, конечно, нежелательно. Песенки Офелии - не вставные вокальные номера, а органическая и неотъемлемая часть действия. Они еще более необходимы для ткани спектакля, чем песенка Дездемоны об иве.

При своем следующем появлении Офелия приносит цветы и травы, вероятно, настоящие. Возможно, что в ее больном мозгу они ассоциируются с разноцветными бантами, которые гости после свадьбы отрывали от платья новобрачной. Как и эти сувениры, цветы раздаются "со значением".

В пьесе Кида Офелия, по-видимому, падала с утеса и разбивалась. Но такая смерть не подходила для шекспировской Офелии. Рассказ Гертруды переносит нас из суровой природы Эльсинора в идиллический пейзаж английской провинции. Дочь вельможи, которая даже в порыве глубокого горя говорила о себе, как о "даме" (III, 1, 155), умирает смертью простой деревенской девушки * . Офелия тихо плывет среди типично английского ландшафта, напевая не то псалмы, не то деревенские песенки ** , пока наконец ее пышное придворное платье не утянуло ее на дно.

* (Аналогичный случай произошел около Стрэтфорда, когда Шекспиру было пятнадцать лет: девушка по имени Катарин Гамлет утонула в ручье под плакучими ивами. )

** ("Lauds" во втором кварто и "tunes" в фолио. )

Безумная Офелия приходит во дворец в белой парадной робе из тяжелой плотной материи, а не в легком струящемся одеянии, которое в наше время считается почти обязательным для этой сцены.

В те годы юбки были невероятно широкими, а удлиненные талии столь же невероятно узкими; в помпезной искусственности женского наряда ничего не осталось от Ренессанса - это было как бы первой и неуклюжей примеркой жеманного стиля мадам Помпадур. Такое платье не наденет Джульетта, но оно оказалось к лицу Офелии.

Горацио

Исполнителю роли Горацио приходится сталкиваться с почти неразрешимыми противоречиями в биографии образа.

С одной стороны, Горацио - студент, приблизительно одних лет с Гамлетом или немного старше, человек, далекий от двора и от придворных обычаев и только раз видевший покойного короля (возможно, на каком-то празднестве).

Его я видел раз. Он бравый был король.

Его удивляют фанфары и пушечные выстрелы во время пира Клавдия.

Горацио Таков обычай? Гамлет Да, обычай, Но хоть я здесь и родился и к этому привык, По мне, такой обычай лучше нарушать, Чем следовать ему.

Можно подумать, что, в противоположность Гамлету, Горацио не родился в Дании, тем более что на вопрос часового "Кто идет?" он отвечает, как иностранец: "Друзья страны". Не только имя Йорика ему ничего не говорит, но он не знает ни Лаэрта, ни Озрика - он чужой в Эльсиноре.

С другой стороны, в тексте есть указания, рисующие Горацио безусловно датчанином, человеком уже пожилым, соратником покойного короля, хорошо известным офицерам гвардии. О поединке старого Гамлета с норвежским королем Горацио говорит, как очевидец, а ведь если верить могильщику, случилось это без малого тридцать лет тому назад - значит, Горацио теперь может быть в лучшем случае лет сорок восемь-пятьдесят. Только что сказав Гамлету, что он видел старого короля однажды, он через несколько строк говорит:

Я вашего отца знал: эти руки Не более похожи друг на друга.

Еще до того как Гамлет узнает о его приезде, Горацио уже находится в приятельских отношениях с офицерами дворцовой стражи, которые приглашают его разделить с ними необычайное дежурство. И как ни странно, именно Горацио, а не Марцелл, оказывается в курсе всех политических и военных дел Дании, хотя, казалось бы, не он, а ему должны рассказывать обо всем. Больше того, он превосходно знает местность около замка - опасный утес и пучина под ним известны ему чуть ли не лучше, чем Гамлету. Наконец, в финальной сцене, собираясь выпить яд, он говорит:

Я древний римлянин, а не датчанин,

то есть - фактически подтверждает, что он именно датчанин.

Таким образом, в Горацио соединились черты двух разных людей: молодого приезжего студента и пожилого датского офицера. Можно предположить, что Шекспир сохранил кое-что от того Горацио, который был в пьесе Кида, но изменил его сущность: и вместо пожилого офицера, из преданности своему королю берущему на себя заботу о его осиротевшем сыне, создал образ бездомного, незнатного и бедного студента, то есть образ для своего времени очень острый и злободневный.

Горацио - не просто студент, Горацио - бедный студент, "который не имеет иного дохода, чтобы кормиться и одеваться, кроме своего доброго нрава". В английских университетах, где учащиеся разделялись на несколько обособленных категорий, в зависимости от их социального и имущественного положения, студенты-бедняки были выделены в особую касту * . Они были избавлены от платы за лекции, стол и помещение, но должны были выполнять обязанности слуг и репетиторов у студентов привилегированных категорий. Некоторые из них были вынуждены просить милостыню, на что требовалось официальное разрешение канцлера университета, иначе их могли схватить и подвергнуть жестокому наказанию, как бродяг и попрошаек. В дальнейшем они становились учителями, юристами, священниками, писателями или секретарями вельмож, то есть пополняли ряды интеллигенции елизаветинской Англии. Именно такого человека выбрал Гамлет себе в друзья: не аристократа, сидевшего в колледже за одним с ним столом и имевшего право носить цветную одежду и золотую ленту на шляпе, а бедняка-разночинца, занимавшего самую низшую ступень студенческой иерархии.

* (Их называли "прислужники" (serviteurs) и "нахлебники" (sizers). )

Жизнь Горацио была полна нужды и лишений, но это не сломило его и не озлобило: "Ты - человек, который, все выстрадав, как будто и не перенес страданий и который с одинаковой благодарностью принимал удары и награды судьбы", - говорит Гамлет (III, 2, 63). Его "добрый нрав" (good spirits) в соединении с ясным умом и сдержанным юмором делают этого молодого стоика очень привлекательной личностью.

Горацио может носить длинную одежду темного цвета п черную четырехугольную шапочку. Волосы у него коротко острижены - студентам не разрешалось иметь длинные волосы.

Розенкранц и Гильденстерн

Они неразлучны, эти двое. И не дружба их связывает (ее незаметно), а какая-то общность подлости, бессердечности и вражды к Гамлету.

Они преданно служат Клавдию и с готовностью направляют шпаги на принца, когда опасного безумца приводят к королю после убийства Полония.

Существует тенденция решать их облегченно, даже в несколько комедийном плане. Этого делать не следует - Розенкранц и Гильденстерн противопоставлены Гамлету как грозная сила, они опасны, и Гамлет недаром называет их двумя зубастыми гадюками. Из всех врагов героя они самые действенные, самые энергичные. У Клавдия и Лаэрта есть моменты пассивности и настороженного выжидания, но Розенкранц и Гильденстерн не останавливаются ни на мгновение. Они напоминают двух хорошо натасканных гончих, спущенных по свежему следу. Они могут или затравить зверя, или погибнуть - свернуть в сторону они не в состоянии.

Розенкранц и Гильденстерн - два молодых аристократа одного возраста с Гамлетом. Они, по-видимому, очень знатного происхождения: король и королева с ними необычайно любезны, и мы знаем, что они не только товарищи принца по университету, но и воспитывались с ним. В Виттенберге они вместе с Гамлетом были на привилегированном положении и вполне понятно, почему они совершенно не замечают Горацио, который, впрочем, старается как можно меньше находиться в их обществе.

Принято считать, что они приезжают в Эльсинор из Виттенберга. Но если мы вспомним, как небрежен был Шекспир в вопросах географии, мы сможем допустить, что эти два типичных елизаветинца примчались в королевский замок прямо из Лондона - так переполнены они столичными новостями 1600 года. Одеты они великолепно и по последней моде, но без абсурдных преувеличений Озрика * .

* (Знаменитый портрет Саутхемптона показывает нам молодого аристократа во всем блеске причудливого придворного наряда. )

Призрак

Заметно бывает, что наши режиссеры испытывают некоторое смущение, когда им приходится в шекспировском спектакле выводить на сцену призрак. Нужно ли заставлять зрителей верить в сценическую реальность призрака, и как это сделать, чтобы не вызвать у современной публики естественного ощущения абсурдности показанного явления? В двух московских постановках "Гамлета" последних лет эта проблема разрешается по-разному. В спектакле театра имени Маяковского, очевидно под влиянием известного совета Гордона Крэга, призрак светится зеленоватым фосфорическим светом гниения, он отвратителен и ужасен - это не облеченный в зримую оболочку дух старого короля, а скорее вставший из могилы его полуразложившийся труп. По иному пути пошел театр имени Вахтангова, в спектакле которого призрак совсем не появляется на сцене, а лишь слышится его голос, да где-то в сгустившейся тьме движением теней создается подобие человеческого силуэта.

Но призрак в "Гамлете" - такой же полноправный персонаж, как и другие действующие лица пьесы, наделенный характером и текстом. Это не иллюзорный призрак убитого Банко, который только кажется Макбету. Вся первая картина посвящена доказательству того, что призрак реален, что он существует, потому что зрители должны понять это раньше Гамлета.

В елизаветинском театре призраки обычно изображались закутанными в кусок белой материи или в шкуру и завывавшими загробным голосом. В "Гамлете" зрители впервые увидели этот традиционный персонаж, трактованный в смелой для того времени реалистической манере. Призрак появляется, "одетый как при жизни": на караульной площадке - в доспехах, в спальне королевы - в халате * . В нем нет ничего мистического; если не считать вполне естественной для призрака короля чопорной величавости, он вполне человечен и даже продолжает любить свою изменницу-жену, о которой он нежно заботится, оберегая ее от гнева Гамлета.

* (По ремарке первого кварто. )

Два вопроса вызывают разногласия комментаторов и причиняют некоторые затруднения постановщикам: во-первых, чем объяснить неуместный комизм переклички Гамлета и призрака из-под сцены в пятой картине первого акта? Во-вторых, почему Гертруда не видит призрака, когда даже ученый скептик Горацио видел его совершенно отчетливо? Сцена клятвы на мече, которой грубоватые шутки Гамлета и возгласы призрака придают почти балаганный характер, по-видимому, перешла сюда из дошекспировской пьесы * , психологически она правдоподобна: нервная разрядка после ужаса, испытанного Гамлетом в разговоре с убитым отцом, вполне может принять форму гротеска. Что касается сцены в спальне королевы, то, если верить "Наказанному братоубийству", Гертруда как жена-прелюбодейка не может видеть призрак своего мужа: запятнанная грехом, она недостойна этого. И когда призрак это понимает, он, потрясенный и подавленный, умолкает и уходит прочь.

* (В "Наказанном братоубийстве" она существует почти в таком же виде. )

Рейнальдо

Рейнальдо - секретарь и осведомитель Полония. Каждый вельможа имел подобного доверенного агента, не только ведавшего его личными делами и перепиской, но и снабжавшего своего патрона сведениями, необходимыми для придворных интриг. Сохранилось описание Каффа, секретаря Эссекса, образованного человека и хитрого карьериста в одежде ученого и с манерами грубоватого простака, которого впоследствии погубила попытка шантажировать вдову Эссекса.

Рейнальдо - личность менее опасная. Он верно служит Полонию, который доверяет ему не только наблюдение за сыном, но и деньги для Лаэрта. Шпионская деятельность Рейнальдо ограничена семьей Полония, и очень возможно, что это именно он сообщил старику о свиданиях Офелии с Гамлетом. Судя по его манере говорить, Рейнальдо должен быть человеком пожилым, степенным. Для его костюма больше всего подходят считавшиеся скромными серые или коричневые тона.

Озрик

Ремарка первого кварто: "Входит хвастливый джентльмен" - отражает впечатление, произведенное на "пирата" актером, игравшим Озрика. Это типичный для елизаветинской Англии молодой фат из новых дворян, манерный, разряженный и смешной. Маленького роста, с тонкими кривыми ногами, в ярком коротком плаще, он действительно похож на речное насекомое, прыгающее по поверхности воды. В первом кварто Гамлет говорит: "Фу, как от него разит мускусом" - очевидно, Озрик носит на цепочке помадницу * с мускусной пастой. За лентой шляпы у него могут быть прикреплены платок или перчатка дамы и золотая зубочистка.

* (Шарообразный резной футляр из золота или серебра, наполненный ароматическим веществом. )

Стража: Франциско, Бернардо, Марцелл

В первой сцене многое зависит от ее ритмического решения. Пунктуация второго кварто * поясняет, что диалог часовых идет в быстром темпе.

* (Запятые вместо точек после некоторых реплик. )

Франциско, по-видимому, не слышал о появлении призрака, но он полон гнетущего страха и торопится уйти. Не меньшую тревогу испытывает Бернардо, знающий, что именно ему предстоит увидеть. Возможно, что он в темноте принимает Франциско за привидение и поэтому спрашивает: "Кто здесь?" Иначе трудно понять, почему первый вопрос задает Бернардо, а не стоящий на часах Франциско.

Марцелл называет Франциско "soldier", что означает и солдат и воин. Довер Уилсон считает, что Франциско такой же офицер и дворянин, как Бернардо, и что оба они имеют чин лейтенанта; Марцелл, таким образом, должен быть капитаном.

Солдаты в шекспировское время могли быть вооружены мушкетами, каливарами (род короткой аркебузы), кинжалами, мечами. Бердыш (обычно позолоченный) был знаком офицерского звания. Одежда солдат и офицеров состояла из камзола и широких "венецианских" штанов, шерстяных чулок и башмаков. У офицеров камзол и штаны отделывались кружевом, у солдат - рядами пуговиц. Поверх камзола надевали кирасу, на голову - каску. Зимой носили плащ или верхнюю одежду вроде казакина из грубой шерстяной материи с начесом.

Фортинбрас

О Фортинбрасе и его значении для пьесы написано очень много. В 30-х годах особенной популярностью пользовалась теория о сходстве судьбы норвежского принца с судьбой Гамлета в связи с проблемой родовой мести, по-разному решаемой этими персонажами.

Но вендетта - не тема Фортинбраса. Никто в пьесе не говорит о нем, как о мстителе, и в монологе "Как все случайности меня корят" Гамлет лишь противопоставляет свою медлительность "божественному честолюбию " Фортинбраса, бросающего жизни тысяч людей ради "прихоти и игрушки славы".

Обратимся к фактам. Фортинбрас набирает войско "беззаконных головорезов" и готовится (или грозится) отнять у Дании земли, потерянные его отцом по условиям поединка, санкционированным в свое время экспертами геральдики. У Фортинбраса так же мало прав на эти земли, как и поводов для мести за отца, убитого при соблюдении всех необходимых правил. В сущности, норвежский принц, достигший уже тридцатилетнего возраста, лишь ищет предлога, чтобы заявить о себе как о полководце и политике. После того как его дядя, напуганный ультиматумом Клавдия, прекращает воинственные приготовления племянника, Фортинбрас с легкостью отказывается от враждебных замыслов против Дании и* получает от старого короля неожиданный подарок: ежегодную ренту и разрешение использовать набранное войско для набега на Польшу, чтобы отвоевать клочок земли, который, по утверждению его же офицера, не стоит и пяти дукатов.

Постановщиков часто смущают слова Гамлета "изящный и нежный принц", находящиеся в противоречии не только с биографией Фортинбраса, но и с его суровостью в финальной сцене. По-видимому, это выражение следует причислить к той категории указаний, которые имеют в шекспировском тексте лишь временные функции и необходимы для создания определенного впечатления на какой-то короткий момент * . Образ "изящного и нежного принца" нужен для контраста с огромным войском, послушно повинующимся приказу этого принца.

* (Так, например, в начале первой и пятой картин первого действия говорится о резком холоде, создается ощущение мороза, а затем мы слышим о приметах летнего утра: о росистом склоне холма и о светляке, "убавляющем свой ненужный огонек". )

Апофеозное появление Фортинбраса в финале обязательно для спектакля. В нем - обещание того, что жизнь будет продолжаться.