Главная › Рождение ребенка › Что такое национальный характер касьянова. Книга: Ксения Касьянова «О русском национальном характере

Что такое национальный характер касьянова. Книга: Ксения Касьянова «О русском национальном характере

Серия: "Окна и Зеркала"

Автор книги, известный социолог и культуролог, пытается раскрыть социальные, этнические и архетипические стороны русского национального характера, вычленить егосильные стороны и потенциал роста. Книга представляет собой оригинальное научное исследование характерных психологических и культурных особенностей русского этноса. Исследование базируется на эмпирических данных, полученных путем сравнения усредненных характеристик русских и американцев по шкалам миннесотского теста. Новой является предложенная автором концепция формирования современной русской нации. Книга предназначена прежде всего студентам-гуманитариям, а также будет полезна всем читателям, интересующимся особенностями русской культуры и этноса, но особенно тем из них, кто занимается осуществлением экономических и политических реформ или осмысливает их проведение.

Издательство: "Академический Проект, Деловая книга" (2003)

Формат: 84x108/32, 560 стр.

ISBN: 5-8291-0203-X, 5-88687-139-X

Другие книги схожей тематики:

Автор	Описание	Год	Цена	Тип книги
А. В. Сергеева	В книге рассматриваются вопросы, связанные с главными чертами русского характера и склада мышления, их бытовое проявление - традиции, привычки, стереотипы поведения, пословицы, поговорки в сравнении… - Русский язык. Курсы, (формат: 140x205, 384 стр.)	2010	560	бумажная книга
А. В. Сергеева	В книге рассматриваются вопросы, связанные с главными чертами русского характера и склада мышления, их бытовое проявление - традиции, привычки, стереотипы поведения, пословицы, поговорки в сравнении… - Русский язык. Курсы, (формат: 140x205мм, 384 стр.)	2010	1322	бумажная книга
Виктор Петелин	«Мой XX век: счастье быть самим собой» – книга уникальная как по содержанию, так и в жанровом отношении; охватывающая события с декабря 1956 года по нынешнее время. В декабре 1956 года Виктор Петелин… - Центрполиграф, электронная книга	2009	149	электронная книга
Петелин Виктор Васильевич	Мой XX век. Счастье быть самим собой -книга уникальная как по содержанию, так и в жанровом отношении; охватывающая события с декабря 1956 года по нынешнее время. В декабре 1956 года Виктор Петелин… - Центрполиграф, Современная проза	2009	1250	бумажная книга
Василий Лебедев	Исторический роман о России XVII века, о русском национальном характере, пытливом и восприимчивом ко всему новому, прогрессивному. О русских умельцах Виричевых, создателях кремлевских курантов. Книга… - Детская литература. Ленинград, (формат: 70x90/16, 304 стр.)	1976	80	бумажная книга
Петелин Виктор Васильевич	`Мой XX век. Счастье быть самим собой` - книга уникальная как по содержанию, так и в жанровом отношении; охватывающая события с декабря 1956 года по нынешнее время. В декабре 1956 года Виктор Петелин… - ЦЕНТРПОЛИГРАФ, (формат: 60x90/16, 688 стр.) Современная проза	2009	1342	бумажная книга
Мирский Г.И.	Эта книга - не мемуары, а зарисовка жизни нашего общества на протяжении 70 лет. Автор, начинавший свою трудовую деятельность в пятнадцатилетнем возрасте грузчиком, впоследствии получил международную… - Магистр, (формат: 60x90/16, 688 стр.) -	2017	1114	бумажная книга
Мирский Г.И.	Эта книга - не мемуары, а зарисовка жизни нашего общества на протяжении 70 лет. Автор, начинавший свою трудовую деятельность в пятнадцатилетнем возрасте грузчиком, впоследствии получил международную… - Магистр, (формат: 60x90/16, 688 стр.)	2017	1441	бумажная книга
	Герцен и Россия - тема бескрайняя. Россия - это герценовская судьба. Россия - это жизнь и дела Александра Герцена, революционера, писателя, патриота. Даже просто рассеянные в сочинениях и письмах… - Советская Россия, (формат: 70x90/16, 168 стр.)	1986	90	бумажная книга
Ирина Желвакова	Герцен и Россия - тема бескрайняя. Россия - это герценовская судьба. Россия - это жизнь и дела Александра Герцена, революционера, писателя, патриота. Даже просто рассеянные в сочинениях и письмах… - Советская Россия, (формат: 70x90/16, 167 стр.)	1986	90	бумажная книга
Кричевский Никита Александрович	Эта книга о противоречивом характере русской экономики. О том, почему мы часто поступаем в соответствии с далекими от рациональных мотивами, что подталкивает нас ксемейной кооперации, каковы… - Дашков и К°, (формат: 140x205, 384 стр.) -	2016	433	бумажная книга
Никита Кричевский	Эта книга о противоречивом характере русской экономики. О том, почему мы часто поступаем в соответствии с далекими от рациональных мотивами, что подталкивает нас ксемейной кооперации, каковы «спящие»… - Дашков и К, (формат: 140x205, 384 стр.) электронная книга	2016	199	электронная книга
Задорнов Михаил Николаевич	В своей новой книге любимец российской публики, писательсатирик, драматург, юморист - Михаил Задорнов говорит обо всём: о различии в понятиях родина и государство, о чиновниках, об истории и… - Центрполиграф, (формат: 60x90/16, 688 стр.)	2018	544	бумажная книга
Задорнов М.	В своей новой книге любимец российской публики, писательсатирик, драматург, юморист - Михаил Задорнов говорит обо всём: о различии в понятиях «родина» и «государство», о чиновниках, об истории и… - Центрполиграф, (формат: 60x90/16, 688 стр.) -	2018	310	бумажная книга

С. Б.: Не могли бы Вы сформулировать главную мысль Вашей книги*?

К. К.: В моей книге есть несколько положений, которые я считаю основными. Первое из них формулировали до меня и, наверное, лучше меня. Эта мысль заключается в том, что культура не может быть ненациональной. Ненациональных культур вообще не бывает, бывают только национальные культуры. С этой мыслью можно не соглашаться или можно вносить в нее поправки. Я бы, пожалуй, внесла такую поправку: полноценная культура может быть только национальной.

С. Б.: А что такое полноценная культура?

К. К.: Это культура, в которой человеку — носителю этой культуры — хорошо жить, дадим такое определение.

Вся моя книга как раз этой проблеме и посвящена.

Теперь вторая мысль, тоже важная, на этот раз моя собственная. Она касается проблемы соотношения культуры и этнического генотипа. В девятнадцатом веке многие исследователи придавали этому вопросу большое значение, но они рассматривали культуру как продолжение или естественное следствие генотипа. Затем в социологии наступила эпоха «культурного релятивизма», то есть культура стала считаться в основном независимой от генотипа. Я же считаю, что генотип является одним из важнейших факторов формирования культуры, но не в том смысле, в каком считали раньше. С моей точки зрения, культура не является продолжением генотипа, она является скорее его смягчением. Культура взаимодействует с генотипом, адаптируя его к общественной форме жизни. И поэтому некоторые вещи, которые в генотипе имеют «плюс», в культуре могут иметь «минус». В книге это подробно разобрано на примере эпилептоида. Эпилептоид по своему генотипу — это человек эгоистичный, индивидуалист. Поэтому культура ориентирует его как раз на обратное. Она ориентирует его на коллективизм, на бескорыстие. Культура выставляет эти ценностные ориентации против его генотипических черт. Таким образом, культура и генотип соединяются в одно целое, дополняя и адаптируя друг друга. В результате социальный характер личности получается сбалансированным, в определенном смысле гармоничным. В соответствии с этим я считаю, что культура действительно должна соответствовать генотипу, но с той оговоркой, что это сложное соответствие, которое формируется как бы по принципу противофазы. Вот поэтому я и считаю, что культура может быть только национальной, то есть должна соответствовать своему этническому генотипу. Она должна адаптировать человека. И успешно функцию адаптации может выполнять только своя, национальная культура. Чужая культура как бы навязывается человеку. Человек может вести себя по ее стандартам, но внутренне это ему нелегко дается. Возникает своего рода невроз навязанной культуры, который все время держит человека в напряжении, усиливает внутреннюю неадаптированность, а также увеличивает вероятность бунта человека против культуры.

С. Б.: Посредством каких механизмов культура может противодействовать генотипу, образуя такой сбалансированный «сплав»?

К. К.: Посредством механизмов социализации. Это также отмечено в моей книге. Усвоение человеком культуры происходит очень рано, в первые годы его жизни. Фрейд в своих работах настаивает на том, что к пяти годам характер человека, как правило, уже сформирован. Эти свойства характера, социальные по своей природе, но формируемые в раннем детстве — очень прочны. По своей силе они могут не уступать генетически заданным свойствам, благодаря чему и образуется «сплав».

С. Б.: А что происходит, если человек со своим генотипом попадает в чужую культуру?

К. К.: Этот вопрос неоднозначен. Даже в этнически однородных человеческих популяциях есть определенные вариации генотипов, и культура старается найти для них какие-то ниши, но в принципе, я повторяю, такой человек будет чувствовать себя дискомфортно, хотя причин этого дискомфорта он осознавать не будет. В книге подробно описано, что в русской культуре социально обусловленная высокая репрессия противостоит генетически обусловленной эпилептоидности. А если у человека нет эпилептоидных черт характера, если у него совершенно другой генотип, то как он будет жить с такой высокой репрессией? А ведь культура не позволит ему жить, не выработав в себе эту репрессию. Если он ее не выработает, он постоянно будет совершать неадекватные поступки и нарываться на санкции. Значит, репрессия в нем вырабатывается, но она не будет образовывать гармоничного единства с другими его личностными чертами. Здесь будут возникать личностные и социальные дисфункции, характер которых еще предстоит описать.

С. Б.: Что происходит с культурой, если генотип разрывается?

К. К.: Я употребляла в книге выражение «размывание генотипа», но оно, может быть, не совсем верное. Смешение народов происходило всегда, в соответствии с этим трансформировался и генотип. Это хорошо знают историки. Когда произошел распад Киевской Руси, то часть населения двинулась на Северо-Восток, где коренным населением были угро-финны. Это Рязанская, Муромская области. Куда делись племена «рязань», «мурома» и др. Их нет, они ассимилировались и передали нам многие свои черты. Если взять, например, антропологический портрет чуваша, то Вы скажете про него: «Это же типичный русский!» Русский генотип по своему происхождению смешанный, как, впрочем, и у подавляющего большинства народов. Но здесь важно различать, две вещи, два различных состояния. Первое — это когда по каким-то причинам народы перемешались, живут на одной территории, взаимодействуют, но генотип их не смешивается, либо не успел смешаться. Такие этнически и культурно-гетерогенные общества в большинстве случаев неустойчивы, частично дезорганизованы, культурная гетерогенность является для них источником внутренней напряженности.

Порой такие смешанные общества так и не могут стабилизироваться, в них возникает гражданская война, в результате которой происходит территориальное размежевание народов и достигается этническая гомогенность. Но возможен и другой вариант, когда в результате «сплавления» изначально различных генотипов новый этнос, который одновременно вырабатывает и свою новую, органично приспособленную для него культуру, сочетающую в себе элементы первоначальных культур.

С. Б.: Вы говорили о миграции части населения Руси на Северо-Восток. А что произошло с остальной частью населения?

К. К.: Она частично мигрировала в Северо-Западном и Западном направлении, а частично осталось на прежнем месте. Произошел разрыв народности, в результате которого образовались украинская и белорусская нации. Если говорить об украинцах, то я считаю, что у них родственный русскому, но все здесь иной этнический генотип. Их предки смешивались не c угро-финнами, а с южными народами. Вероятно, сильным было влияние половцев. В результате украинцы представляют собой родственный русскому, но все же иной этнос, имеющий несколько иной генотип и, соответственно, немного иную культуру. Уже после написания книги у меня возникло убеждение, что украинская в ряде черт отличается от русской. Но точных количественных данных у меня нет, нужно проводить специальное исследование.

С. Б.: В Вашей работе Вы неоднократно указывали, что русская культура ослабевает распадается. Что это означает?

К. К.: Это означает, что генотип начинает одолевать культуру. Не только тест, но и обыденное сознание сейчас фиксирует, эгоистические компоненты в поведении людей начинают доминировать, усиливается индивидуализм. Но здесь надо понимать, что эгоистические компоненты есть в человеке всегда, такова его природа. Культура как раз и нужна для того, чтобы социализировать сделать его природным для жизни в социуме. Сильная культура делает это более эффективно, чем слабая, дезорганизованная.

Я хочу подчеркнуть, что на сегодняшний день, видя упадок морали, пьянство, распад трудовых мотиваций и многое другое, мы наблюдаем не русскую культуру, а разваленную русскую культуру. Это совершенно различные вещи. Русская или любая другая национальная культура — это идеальная модель, которая полностью никогда не может воплотиться в жизнь, но может воплощаться в большей или меньшей степени. Распад культуры — это ослабление ее идеальной модели, разрушение институтов социализации, результатом которых является рост эгоизма и акультурного поведения.

С. Б.: Вы назвали две основные идеи Вашей работы: то, что полноценная культура может быть только национальной, и то, что генотип детерминирует культуру по принципу «противофазы». Какие еще положения Вашей работы Вы считаете основными?

К. К.: Я уже несколько раз упомянута об эпилептоидном генотипе. Вот констатация этого факта: то, что русский изначальный генотип имеет эпилептоидную акцентуацию, — это также результат моей работы. Результат обработки многих тестов MMPI. В книге для обсчета по шкалам использована очень небольшая часть всей базы данных. Сейчас объем этой базы приближается к 1000 тестов. Но шкала продолжает быть очень высокой, и никакие самые случайные добавки ее не сбивают.

С. Б.: А как же ино-генотипичные?

К. К.: Ино-генотипичные, если они воспитываются в условиях нашей культуры, получают эпилептоидную акцентуацию обратным путем, — через усвоение культуры. Поскольку это «сплав», то он и неразделим.

Сплав генотипических черт и ценностных ориентаций образует социальный характер. Его-то мы и наблюдаем перед собой эмпирически и в человеке, и в нации. Это лишь с помощью науки мы можем аналитически расчленять, что идет от генотипа, а что от культуры.

С. Б.: Т. е. внутри даже однородной человеческой общности люди генотипически различаются?

К. К.: Безусловно. Русский генотип в целом эпилептоидный, но среди русского населения есть и определенный процент истероидов.

Что такое истероид? Это человек который все время хочет себя демонстрировать, хочет быть в центре внимания. Психолог сказал бы, что есть такая истероидная акцентуация. Как может вести себя этот акцентуированный тип личности? Он может демонстрировать себя самым глупым образом, но если он хорошо социализирован, он может делать это очень красиво. Он может быть артистом, может играть важную роль в коллективах, есть некоторые профессии, которые хорошо выполняются истероидами. Для истероида важно, чтобы его все видели и чтобы его хвалили за то, что он делает. И для общества будет совсем неплохо, если такие люди находят для себя конструктивные роли. Истероид может быть, к примеру, хорошим лидером, может блестяще провести избирательную кампанию. В избирательной кампании истероид бывает очень хорош, потому что ему даются общественно приемлемые каналы для самовыражения. Но сейчас в нашей стране механизмы социализации и каналы самовыражения истероидов распадаются.

С. Б.: Распадаются именно для истероидов?

К. К.: Сейчас вообще все плохо социализируются. Плохая социализация означает падение человека в «естественное» состояние, во власть его естества. В этой ситуации истероид продолжает самовыражаться, но делает это общественно неприемлемым способом. Взять, например, научную сферу. Сейчас в науке создалась ситуация, когда ни одного крупного научного семинара провести нельзя. Семинар можно провести только в узком кругу близко знакомых людей. Стоит дать широкое объявление о проведении семинара, как его заполняет масса истероидов. Это и есть чистое следствие распадения системы социализации истероидов. Истероиды вылезают и начинают нести всякую чушь, никому не дают говорить и никого не слушают. Самовыражаются самым простым, «естественным» образом.

С. Б.: Если я правильно понял. Ваша модель получается довольно сложной. В любом обществе есть определенный «разброс» генотипов личностей, и в соответствии с этим в любой культуре должны быть соответствующие модели их социализации?

К. К.: Совершенно верно. И модели социализации, и модели культуры, включая набор приемлемых для них социальных ролей. Есть генотипическая и культурная доминанты, но есть и определенный процент маргиналов, которые тоже должны быть как-то «пристроены», иначе их деятельность будет дезорганизовывать культуру и общество.

И здесь к сказанному выше я хочу добавить еще одну мысль, которую я тоже считаю одной из основных в своей работе. Культура сейчас распалась, и стихийным образом она не налаживается. Прежняя, традиционная культура налаживалась тысячелетиями, это был бессознательный процесс, и человек никогда о нем не задумывался. А современное общество слишком динамично, и в нем произошли слишком глубокие изменения, поэтому процессы самоорганизации в нем уже не работают. Поэтому мы либо должны понять, как нам жить, либо распадемся. Я имею в виду, что распадемся не как народ, а как личности. Будет происходить массовый процесс личностного распада. Этот процесс уже в значительной мере произошел и продолжает происходить. Отсюда массовые явления социальной девиации.

На протяжении всей работы я постоянно обращаюсь к мысли о том, что мы должны рефлексировать свою культуру. Без включения нашей мысли и нашего анализа и синтеза процесс «собирания» и адаптации культуры к новым условиям не пойдет. Мы будет топтаться на месте и продолжать разваливаться.

Наша интеллигенция в конце XIX — начале XX вв. не сумела выполнить эту задачу, — эту настоящую миссию интеллигенции, — и вот мы имеем сейчас дело со следствиями. И еще один важный тезис, который я формулирую и описываю в своей работе, — это наличие феномена «ложной рефлексии», «квазирефлексии».

С. Б.: Что это за феномен такой?

К. К.: Это феномен, созданный заимствованием чужого языка для анализа собственной культуры. Глубочайшее своеобразие собственной культуры при этом совершенно не осознается. А потому и не вскрывается. Что значит пользоваться чужим языком? Это значит искать в своей культуре элементы той или тех культур, для анализа которых и созданы эти языки (философские и научные понятия). А если мы таких элементов и именно в том виде, как они зафиксированы в указанных концептуальных схемах, не обнаруживаем, то делаем вывод, что и явления такого в нашей культуре нет. Не находим, например, в ней личности в европейском понимании, — с очень развитым чувством собственного достоинства, гордой до самовлюбленности, с юридически ориентированным пониманием своих прав и т.д. — значит нет у нас личности вообще. Наша культура не уважает личность, и проч. и проч. Это так мы собственную культуру рассматриваем. А когда мы такого рода анализ применяем к собственному поведению, последствия такого самонепонимания могут быть просто трагическими: как-то «не туда» идет жизнь, возникает чувство хронической неудовлетворенности и т.д.

С. Б.: Но приходится ведь усваивать какие-то не просто элементы, но механизмы общемировой культуры...

К. К.: Таковой нет.

С. Б.: А вот, например, рынок.

К. К.: Рынок — это не культура. Это принцип. Принцип обмена. Но не просто голого обмена (тогда, может быть, в нем и было что-то общемировое). Это обмен по правилам. И через эти правила он погружен в культуру. В ту, в ареале которой он существует.

С. Б.: Я, кажется, уловил Вашу мысль. Да и у меня есть пример, ее иллюстрирующий. Я его сейчас приведу, чтобы было понятно, что такое «погружение» рынка «в культуру».

К. К.: Приведите, пожалуйста. Мне часто недостает знаний именно в этой области.

С. Б.: Я приведу конкретный пример. Один экономист, еврей, консультировал какой-то кооператив. Кооператив имел сложную структуру, много независимых подразделений. Консультант быстро выявил одну проблему. Подразделения кооператива нуждаются в кредитах, поскольку прибыль они получают лишь после полной сдачи работ заказчику. После сдачи они сразу получают большие суммы денег, которые могли бы использовать для взаимного кредитования. Это было бы полезно всем, но такая практика не сложилась. Почему? Консультант поставил точный диагноз. Оказалось, что в кооперативе при проведении расчетов между подразделениями не принято брать друг с друга проценты. А других мотивов для взаимного кредитования явно не хватает. Близко знакомые руководители, личные друзья выручают друг друга беспроцентными кредитами, но объем этого кредитования составляет не более двадцати процентов от экономически целесообразного.

Что предложил наш экономит? Посмеиваясь, он рассказывал, что записал в устав кооператива пункт: «Беспроцентные кредиты запрещаются». При этом он пояснил, что если кто-то очень добрый, он может назначить самый низкий процент, например, 0,1 процента. И проблема была решена. Я считаю, что этот человек нашел блестящее решение, которое к тому же было найдено им мгновенно, потому что соответствовало его интуиции.

К. К.: Прекрасный пример. Решение, действительно, продиктовано интуицией, именно ценностной интуицией: генеральная ценность нашей культуры — бескорыстие. Этой ценности, как и отношению к труду, посвящены многие страницы моей книги. Но без связи с рынком, поскольку проблемы такой в самом начале 80-х гг. (когда данная книга писалась) еще не было.

С. Б.: А другие имеющие значение для рынка черты характера?

К. К.: По существу, все названные в книги, хотя также без непосредственной связи с рынком. Здесь следует перечислить все выявленные тестом специфичные личностные качества.

Начнем с интравертивности, «повернутости в себя». Это характерная наша черта. Вообще-то хороший рынок требует экстравертивности, открытости и интереса к миру вокруг. Но у интраверта есть свое сильное качество: он стремится иметь глубокие и прочные отношения с окружающими людьми. Может быть, число окружающих его людей будет меньшим, зато связи будут глубже и прочнее. В рыночных условиях это означает: стремлюсь иметь стабильный круг поставщиков, с которыми мы договариваемся на душевных основаниях. Нечто похожее, насколько я могу судить, существует в Японии.

Другое качество — специфичность отношений лидерства, личностный статус. Совершенно очевидно, что предприниматель должен быть лидером. Но в наших условиях лидерство не может опираться на величину денежного дохода или денежного состояния. В наших условиях материальное богатство скорое вредит лидеру, поэтому он должен будет доказывать общественному мнению, что признает и соблюдает генеральные ценности нашей культуры.

Если предприниматель хочет быть лидером, он должен понимать, какие качества человека формируют в нашей культуре его высокий личностный статус. Многие ощущают это интуитивно, по крайней мере, частично ощущают, что такую интуицию необходимо развивать. Это требует рефлексивного отношения к культуре. Понимание этих вещей надо делать общедоступным.

С. Б.: Существуют ли культуры, с представителями которых возникает конфликт, например, на «рыночном» поле?

К. К.: Я считаю, что да. И такие, с которыми конфликтность минимальная. К примеру, русские и угро-финны. Компонента смирения у угро-финнов выражена еще сильнее, чем у русских. При общении друг с другом эти народы не вызвали друг у друга раздражения. Об этом, в частности, еще Ключевский писал. Думаю также, что с литовцами у нас существует этническая общность, потому что они сильные коллективисты. С эстонцами, как мне кажется, нам ужиться труднее, потому что они более индивидуалистичны. Но это мои гипотезы, нуждающиеся в проверке.

С. Б.: А с какими народами СССР у нас возникает наибольшее взаимное непонимание?

К. К.: С кавказскими особенно. Они вообще по своему генотипу очень темпераментны, это вызывает конфликты. Правда, если в характере наших партнеров есть гибкость, то конфликты. могут сниматься. Насколько я могу судить, многие культуры ориентируют свои этносы на необходимость смягчения конфликтов. Таковы, с моей точки зрения, армяне, евреи. У русских этой черты, кстати, нет. У них есть терпение, что далеко не одно и то же. Русский избегает конфликтов, терпит до последней возможности, но если сил терпеть нет, то происходит эмоциональный взрыв. А у евреев в культуре заложена обязанность гасить конфликты. Русских это может удивлять: вчера вдребезги разругалось, а сегодня разговаривают, как будто ничего но было. С евреями существует неотрефлектированная ценностная несовместимость. Хроническое раздражение — это и есть неотрефлектированные ценностные различия. Но евреи реагируют на это раздражение своим культурным способом — они стараются гасить конфликты. Вообще евреи имеют свою сильную культуру. У них есть свои ограничения, и их они соблюдают. В частности, они очень любят детей. Семья представляет для них большую ценность, они стремятся не допускать ее распада. Я много говорю о евреях, потому что лучше их знаю. Что касается других народов СССР, то о них у меня нет почти никакой информации. Я мало что могу о них сказать.

С. Б.: Все-таки хотелось бы понять: влияние чужеродных культур это хорошо или плохо?

К. К.: Зависит от ситуации. Здесь важно то, что наша собственная культура развалена, больна. Она перестает осваивать вторгающиеся в нее чужеродные элементы. Процесс такого вторжения происходит всегда, было бы утопией пытаться от него отгородиться. Новые элементы культуры появляются, но целостная система из них не формируется. Образуется гетерогенный конгломерат, который отражается в личности человека возникновением внутренних конфликтов. Человек перестает от понимать, как ему правильно себя вести. В какой-то ситуации он вроде бы поступил правильно, а с другой точки зрения, вроде бы, и неправильно. И как надо, ему непонятно. Возрастание гетерогонности культур — специфичный вариант аномии. При этом ослабляется действие социальных норм, массовыми становятся неврозы.

Сейчас у нас в обществе нарастает индивидуалистическая компонента. Частично это следствие распада культуры, а частично — причина ее распада. Индивидуализм как идеология заимствуется с Запада. Западная культура гораздо более индивидуалистична, а у нас индивидуализм вступает в противоречие с генеральными ценностями культуры. Наша культура не адаптирует индивидуализм, он ее разрушает.

С. Б.: Но, с другой стороны, рынок ведь требует индивидуализма...

К. К.: Рынок может быть организован самыми разными способами, — нужно только потрудиться думать.

С. Б.: Оставим пока рынок. Есть еще другие сферы. Например, политическая. Есть ли здесь особенности?

К. К.: Да, безусловно. Как же им не быть. Государство всегда как-то организовано. Возьмем нижние этажи власти, то есть местное самоуправление. До революции эти нижние этажи были у нас в стране довольно специфично устроены. Это, кстати, мало кто знает; решения сельских сходов принимались не большинством голосов, а по принципу единогласия. Конечно, всегда были люди, несогласные с большинством, но сход их убеждал, частично даже оказывал давление, потому что цель была — достигнуть единогласия, иначе решение было бы недействительно. Меньшинство, сохраняющее официально и гласно свою особую точку зрения, не было характерным для России. И само меньшинство склонно было считать этот порядок справедливым исходя из принципа «не следует мешать людям»". Была как бы моральная норма, которая рекомендовала человеку смириться и не идти против большинства. Иными словами, в культуре существовал механизм обеспечения консенсуса.

С. Б.: Этот механизм использовал затем Сталин для проведения единогласных голосований?

К. К.: Да, конечно. Механизм — это инструмент, способ, и он может быть конструктивен и деструктивен, смотря как им пользуются. Но возможна другая крайность, которая возникает в результате распада культурных механизмов регулирования. В этом случае формируются противостоящие друг другу крайние блоки, точки зрения поляризуются, и парламент становится недееспособным. Насколько я знаю, такая поляризация мнений часто встречается в развивающихся странах, где традиционные методы достижения консенсуса уже разрушены, а новее еще не сложилось.

С. Б.: Значит, станут характерными акультурные способы ведения дискуссии?

К. К.: На первых этапах — безусловно, да Но затем начнут вырабатываться личностные статусы. Это наш специфичный национальный механизм лидерства. Лидер по определению — это тот, кто ведет за собой людей. Во всех политических партиях или блоках есть свои лидеры. Но в нашей культуре очень большое место отводится личностному статусу. Это своего рода высокий неформальный авторитет. Человек может не быть лидером, но иметь высокий личностный статус, быть авторитетом. Причем этот авторитет недополучают независимо от партийной принадлежности. Я вижу два типа оснований, на которых человек может получить такой статус: первое — это хороший профессионал, эксперт в своей области, и второе — человек, пострадавший за правду.

С. Б.: Чем наш парламент будет отличаться от парламента США?

К. К.: Если он будет культурным, то я думаю, что он будет более единодушным и в этом смысле более сильным, авторитетным. Это идеал, к которому надо стремиться, причем стремиться осознанно, понимая, что именно такой способ работы вытекает из культурных ценностей. Надо понимать, что конфликт мнений будет вызывать острую негативную реакцию населения.

Очень большую роль в наших парламентах будут играть люди с высоким личностным статусом. При выборах такие люди часто могут выдвигаться безальтернативно, и надо понимать, что безальтернативность, если она не навязана тоталитарным государством, может быть культурной компонентой.

С. Б.: А до тех пор пока все это сложится и образуется, что делать?

К. К.: Терпеть. Терпение — наш сугубо этнический ответ на ситуацию. Все, кто когда-либо занимался русской культурой, всегда удивлялись нашему терпению. Уж как только нас ни попрекали этим «тупым терпением», «покорностью», обвиняли даже в фатализме...

С. Б.: А ничего этого нет?

К. К.: Фатализма уж точно нет. Вспомните и сопоставьте. Один поэт сказал: «Чем хуже был бы твой удел, когда б ты менее терпел?», а другой, еще раньше: «Не дай Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Народ сам такого бунта видеть не хочет и потому терпит и на лихие авантюры и призывы не поддается. Народ прекрасно знает себя изнутри, — этот свой эпилептоидный генотип, — что он не только терпелив, но и взрывоопасен. Хорошо бы и политики наши (и не наши тоже) имели в виду эту компоненту взрывоопасности и не перегибали палку. Как только перегнут — все кругом запылает. И очень долго потом мы будет разбираться с последствиями этого пожара, так что Чернобыль нам покажется мелочью.

С. Б.: Какие ценности вы считаете для русской культуры подлинными и какие ложными?

К. К.: Материальное благосостояние — это ценность для нас ложная. В нашей культуре ее реализация никогда не даст человеку подлинного удовлетворения. Гедонизм — это тоже ложное, очень непрочное удовлетворение. Крайний гедонизм запрещается во всех культурах, но различия в степени дозволенности, безусловно, есть. В нашей культуре действуют более жесткие запреты на гедонизм. Из стран Запада к нам идет очень мощный «экспорт» гедонизма, и культурой он не осваивается, потому и превратился в гигантскую сферу вне действия социального контроля. Надо еще сказать, что у нас сейчас очень большая сфера самореализации перенесена в досуг. Это, по существу, тот же гедонизм, только маскирующийся под культурные интересы. На работе у нас очень мало кто самореализуется. Трудовые мотивации распались.

С. Б.: А какие ценности приносят высокое удовлетворение в нашей культуре?

К. К.: Самопожертвование, бескорыстие. Для женщин это может быть посвящение себя детям. В социальной интровертированности проявляется ценность очень глубоких человеческих отношений. Мы, русские, вообще виртуозы в построении межличностных отношений, примерно такие же, какими являются американцы в конструировании ассоциаций, а может быть, и более искусными.

С. Б.: Народам есть чему поучиться друг у друга.

* Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994. — 267с. ISBN 5-900520-01-3. (Эл. публикация:

Из аннотации: «Автор … пытается раскрыть социальные, этнические и архетипические стороны русского национального характер, вычленить его сильные стороны и потенциал роста»...

Очень странное ощущение после прочтения… Приятным его назвать не могу.… Хотя, с какими-то отдельными моментами, пожалуй что, даже и соглашусь, но в целом – нет. … Ровно как и не нашла в книге «потенциала роста», скорее уж какое-то темное прошлое и беспросветное не будущее … Описываемые количественные данные получены на основе анализа достаточно большой выборки тестирования по тесту MMPI и, по каждому обсуждаемому положению, приводятся в сравнении с результатами аналогичных исследований в США.

1. Нация как особый этап развития этнического общества.
2. Аутсайдеры и их роль в истории.
3. Национальный характер и социальный архетип.
4. Этапы развития национального самосознания в России.
5. Двоящееся общество.
6. Гипотеза исследования.
7. Способ проверки гипотезы.
8. Репрессия как глобальная модель «ответа».
9. Эпилептоидный тип личности.
10. Обряды в нашей культуре.
11. Целеполагание в нашей культуре.
12. «Религиозный фундаменталист».
13. Наш «судейский комплекс».
14. Диффузность общения.
15. Личностный статус в нашей культуре.
Приложения:
- Россия в настоящий момент переживает период перехода к национальному государству
- Представляем ли мы, русские, собой нацию?
- Некоторые черты русского этнического характера, могущие иметь значение для формирования рыночных отношений...
<...>

Аутсайдеры и их роль в истории
Нация возникает на развалинах сословного общества. <...>
Крестьянская община в период распада (*на примере произведений Г.Успенского*): <…> поражает полная безответственность раскрепощенных индивидов, свобода от всяких моральных ограничений и совершенное неведение их в вопросах нравственности. Отпадение масс людей от устойчивых систем коллективных представлений порождает падение нравов, рост преступности, пьянство, хулиганство, бессмысленную жестокость. И все эти люди – вчерашние крестьяне. <...>В общине крестьянин как крестьянин, а выходит из нее и становится преступником? … Вынуть из этой жизни, гармонической, но подчиняющейся чужой воле,…, которую надо заменять своей человеческой волей, своим человеческим умом … а ведь это так трудно!
Образы «лишних людей» в классической литературе <...> «Аутсайдеры», т.е. выпавшие из разных сословий, о чем и говорит закрепившееся за ними название «разночинца» (*на примерах образов от Базарова до Герцена, Чернышевского и др.*). Разночинцы-интеллигенты создают вокруг себя среду, связанную множеством кружков, в которых они делятся своими мыслями и наблюдениями … <...>
Что же есть интеллигенция и какова ее роль в обществе в настоящее время. <...> Будущая нация должна воспринять вырабатываемые интеллигентами идеи и принципы как выражение собственных представлений и убеждений <...> интеллигенты должны выявить и сформулировать … принципы … национального характера.

Двоящееся общество
<...>Носители этнической культура народа - локальные общины - разложились окончательно, и мы имеем некоторое … социально целое (охватывающее, кроме нашего собственного, еще и ряд этнически не похожих на нас народов) объединенное государство <...> Наши отношения с собственным государством напоминают процесс освоения чужого языка, <...> заложенные в нас … «социальные архетипы» … начинают угнетаться этим чужим языком, основанным на других принципах, и тогда психика восстает на это знание и выталкивает его вон, чтобы оно не мешало жить.
<...> Такое столкновение друг с другом в сфере личности не проходит бесследно и для архетипов, которые постепенно разрушаются, не получая поддержки со стороны сознания, и для вербальных систем, которые, оказываясь то и дело несостоятельными в сфере поведения, постепенно теряют статус социальной реальности.
<…> Мы живем в обществе, в котором далеко не все благополучно, в котором идет процесс распада мотивационных систем, тех систем, что культурой монтируются в человеческую личность. А это означает: привитые человеку в детстве ценностные структуры начинают работать вхолостую.

Репрессия как глобальная модель «ответа»
Терпение – наша этническая черта и в каком-то смысле основа нашего характера. Оно проявляется в большом и в малом, и даже в мельчайшем. Мы все чувствуем, просто у нас не принято выражать эмоции на людях. Мы контролируем себя.
Этот контроль – норма не внешняя, но внутренняя. Оно входит в привычку, в плоть и кровь, становится частью личности.
Желание пострадать – есть желание самоактуализации. <...> «Память о смерти» и готовность к страданиям есть основание той кроткой и смиренной личности, идеал которой занимает высокое место в нашей этнической культуре.
<...>
В нашей культуре нет ориентации на прошлое, как нет и на будущее. Никакого движения, этапов, промежуточных ступенек и точек не предполагается. Отсюда …: «апокалиптичность мышления и внеисторичность» (по Бердяеву).
<...>
Жестокость – это страсть и распущенность, но не принцип и порядок (*по данным анализа шкалы «эмоциональной невоспитанности» *).

Эпилептоидный тип личности
<...> … Чувствуя свой этнический характер изнутри, можно сказать, что что-то общее есть: замедленность и способность задерживать реакцию, стремление работать в своем ритме и по плану; некоторая «вязкость» мышления и действия; трудная переключаемость с одного действия на другое; взрывоопасность …
Этот «портрет» не есть чистый генотип, это есть продукт длительного взаимодействия между природой и культурой. Культура в этом случае противостоит генотипу. Ее задача не отражать и не закреплять его, а приспосабливать к среде, к окружению… Дело генотипа – создавать затруднения, дело культуры – их преодолевать.
Т.о. мы – культурные эпилептоиды.
Эпилептоидный тип проглядывает из нашей этнической культуры … Но, если взять исходный продукт, то наша этническая культура формировалась как ответ на этот генотип, как способ его обработки и преодоления …

Обряды в нашей культуре
<...> Не такие уж мы и ритуалисты, ничего мы не боимся и ничего мистического не предполагаем... нам так удобно .
<...> В спокойный период эпилептоид всегда переживает легкую депрессию. … И есть три способа, способных возвратить эпилептоида к деятельности: непосредственная опасность для жизни, чувство долга и … ритуалы. … Ритуал наш есть наведение порядка в себе и вокруг себя. … что облегчает переход от одного вида деятельности к другой, т.к. одно из слабых мест эпилептоида – способность к быстрому переключению. В ритуале же этот переход осуществляется автоматически, что не требует мобилизации психики.
Но есть и ритуалы более высокого порядка, … функция которых – профилактическая эмоциональная разрядка эпилептоида. Предоставленный же сам себе эпилептоид терпит и репрессирует … Он не владеет собственной эмоциональной сферой… Однако культура выработала форму, регулирующую эпилептоидные эмоциональные циклы. И этой формой является обряд.
<...> … Раньше человек жил в естественном циклическом времени природа – зима, весна, лето, осень; сев, жатва, молотьба. И тогда год буквально был расписан, расшит, разукрашен праздниками. А каждый праздник был непохож в своей оригинальности – святки, масленица, Троицкий семик с завиванием березок, встречи и проводы весны, осеннее варение пива и свадебное гуляние. Все это проходило в свое время и возвращало человека самому себя, снимая с него на данный момент бремя всех забот и мысли о повседневных делах, делая вывод и даже повелительно требуя выхода для эмоций, чувств».
<...>К специфике праздников относится то, что они были долгими. Великие праздники праздновались по три дня. Кроме того, были целые праздничные недели….
<…> В общем, предки любили разгуляться, попраздновать. … Если принять гипотезу, что наши предки были эпилептоидами, то эпилептоиду нужно много времени, чтобы понастоящему отдохнуть; он не виноват, что у него заторможенность, что у него репрессия, - он не может вот так сразу взять и начать праздновать. … С другой стороны, начав веселиться, он не может сразу остановиться, и веселится долго и основательно, пока не исчезнет у него весь запас веселья. А запас у него большой. Вот и растягивает праздник на несколько дней, а то и на недели.
<…> Подготовка к празднику была длительной и сильно иерархичной. И, не проходя ее, человек не достигал того естественного состояния раскрепощенности и пира чувств, которым праздник должен завершиться. …
<… >Распад начался с сокращения времени празднования. Закрепощение крестьян, развитие рынка и товарно-денежных отношений, отлив части населения в города, увеличение налогов, поборов и повинностей – все это требовало от крестьян все больше и больше работы. И эпилептоид стал чувствовать эмоциональный дисбаланс – он не успевал разрядиться в праздничные дни. И обряды постепенно сами отмирали. Все игры, хороводы, кулачные бои, зимние городки – становились не обязательными и проводились от случая к случаю. Так что специальные средства раскачки тоже исчезали. И тогда эпилептоид прибег к древнему средству интенсификации переживаний и эмоций – алкоголю. Вместо праздника.

Целеполагание в нашей культуре
<...>Бедный наш архитипический соотечественник, с детства помещенный в обстановку удовлетворения все «растущих потребностей», привыкает к мысли, что все так живут. И начинает сам удовлетворять потребности: ходит в спортивную секцию, делает гимастику, покупает модную одежду … Но, как на волке, выросшем в клетке, живет в нем глубокая первобытная тоска по быстрому бегу, по полю, снегам, по луне, на которую можно повыть.<...>
И возникает феномен угнетения первичных ценностных систем. <...>Отсюда: лихорадочная погоня за эмоциями, … безразличное отношение к их последовательности и целесообразности. Личность становится копилкой переживаний, мешком … Глубочайшее опустошение становится следствием этого эмоционального скопидонства. … <...>

«Судейский комплекс»
«Судейский комплекс» - означает правдоискательство, т.е. стремление установить истину, и затем – стремление установить объективную истину. И, найдя, измерять ею свои поступки и чужие действия, весь мир, прошлый, настоящий и будущий. Эта истина должна быть такова, чтобы под нее подходили все деяния и явления без исключения.
Генотипическая эпилептоидна черта – дикое упрямство – весьма смягченное культурой, когда речь идет о соответствии поступка и абсолютной истины проявляется во всем своем величии.

Заключение
<...>В целом наша культура очень древняя и суровая, требующая от человека сильного самоограничения, репрессии своих непосредственных внутренних импульсов, репрессии своих личных, индивидуальных целей в пользу глобальных культурных ценностей.
<...>Но культура разрушается, и все большая часть населения впадает в духовное опустошение и алкоголизм. … <...>

Заключение

Источники и литература

Введение

О русском характере написано очень много: заметок, наблюдений, эссе и толстых работ; о нем писали с умилением и осуждением, с восторгом и презрением, снисходительно и зло.- писали по-разному и писали различные люди. Словосочетание «русский характер», «русская душа» ассоциируется в нашем сознании с чем-то загадочным, неуловимым, таинственным и грандиозным,- и до сих пор продолжает волновать наши чувства. Почему до сих пор эта проблема остается для нас актуальной? И хорошо это или плохо, что мы относимся к ней так эмоционально и горячо?

Я считаю, что в этом нет ничего ни удивительного, ни предосудительного. Национальный характер - это представление народа о самом себе, это безусловно важный элемент его народного самосознания, его совокупного этнического Я. И представление это имеет поистине судьбоносное значение для его истории. Ведь точно так же, как отдельная личность, народ, в процессе своего развития формируя представление о себе, формирует себя самого и в этом смысле - свое будущее.

«Любая социальная группа,- пишет крупный польский социолог Юзеф Халасиньский,- это вопрос представления... она зависит от коллективных представлений и без них ее невозможно даже вообразить»". А что такое нация? Это большая социальная группа. Представления о характере какого-либо народа есть коллективные представления, относящиеся именно к этой группе. О ней следует сказать особо.

ГЛ АВА 1

Нация как особый этап развития этнической общности

Учили нас в школе и в последующих учебных заведениях, что нация - это устойчивая общность людей, складывающаяся при условии единства языка, территории, экономики и некоторых психических черт, вырабатывающихся на основании общей культуры. Эти четыре «единства» (или пять, если считать с культурой) постоянно фигурируют в различных вариантах, как только речь заходит о нации. Из них, собственно, только одно, а именно - единство экономики, характерно для нации, все остальные - для предыдущих ступеней развития этноса также, а не только для нации.

Отсюда весьма просто определить: достигло данное этническое образование ступени нации или нет - достаточно констатировать наличие (или отсутствие) экономического единства. В теории все просто. Появляется экономическое единство, значит, одновременно с ним (или в результате него) появится и нация. А когда создадутся общие экономические условия, по всему миру одинаковые, то все народы сольются в радостное, гармоничное и счастливое целое, и не будет ни эллина, ни иудея, как в Царствии Небесном.

Главное, само как-то все это возникает в этой теоретической перспективе: экономическое единство «складывается» и нация «образуется», равно как и все предшествующие ей ступени: род, племя, народность. Но если бросить взгляд назад, в историю,- как много племен исчезло, не сформировавшись в народность, и народностей, не сформировавшись в нацию. Где хетты, готы, где весь и чудь белоглазая, мурома и резань? Попали в поле притяжения более сильных этнических образований, распались, рассеялись и ассимилировались с ними, оставив следы свои в их

ГЛАВА 1

культуре: какие-то особенности физического склада, отдельные слова, названия рек и гор, элементы орнаментов и обрядов.

Не «сложились» и не «образовались». Но что тому причиной: сила ли большого этноса или, наоборот, слабость малого?

Мне кажется, что мы ничего не поймем в сложной механике этих процессов, если будем говорить о них только в терминах «складывания» и «образования». Каждый этнос на протяжении своей истории переживает периоды спокойного развития и кризисные этапы, когда что-то в нем распадается, разрушается и возникает необходимость переформирования. Ослабевают системы кровно-родственных уз, перестают чувствовать себя «своими» люди, связанные отдаленными степенями родства, все больше чужих, пришлых людей поселяется вперемешку с родственниками,- и возникает необходимость выработать какие-то новые культурные скрепы, взамен прежних, родственных. Если они не будут выработаны и на месте бывшего племени не сформируется локально-территориальная общность (община, марка), то первая же волна нашествия иноплеменников сметет ослабевшее этническое образование и рассеет по лицу земли потомков племени, просуществовавшего, может быть, сотни или тысячи лет. И уже через два-три поколения потомки забудут язык, обычаи, песни племени, войдя в состав других образований.

А если община сформировалась, она продолжит непрерывную культурную традицию, взаимодействуя с другими общинами (или племенами,- теми кто окажется рядом) как целое, как живая клетка, способная к развитию в истории. Из общин как из кирпичиков «строятся» государства и империи, потом распадаются. А общины продолжают существовать в своем ритме и по своим законам. И даже в таких принципиально новых образованиях, как города, первоначально общинный принцип продолжает действовать: ремесленники образуют цехи, купцы - гильдии. И хотя кровно-родственные связи полностью теряют здесь свою силу и формируется уже профессионально-сословный принцип, территориальный еще очень силен, и в городах мы находим такие чисто территориальные общности, как «улицы» и «концы», выступающие при решении каких-то вопросов как целое, которое вырабатывает какие-то свои, общие для его членов точки зрения и пробуждает при этом в них волю и решимость проводить эти свои представления в жизнь. Вот этот процесс выработки представлений, объединяющих людей между собой и создающих основание для кристаллизации систем социальных отношений, процесс, который является ответом людей на исторические изменения, кол-

лизии и «обстоятельства», как-то совсем не учитывается в тех концепциях, что преподавали нам в школах. Концепциями этими предполагается, что таковой процесс есть что-то вторичное, обусловленное обстоятельствами и от них зависящее, а потому не заслуживающее специального упоминания в числе определяющих факторов создания (или гибели) нации. Но существуют другие концепции, в которых фактору этому отводится в формировании нации (именно нации, в отличие от других форм этнических общностей) первостепенное значение.

Основную мысль этих концепций, имеющих уже длительную историю и широкое распространение, хорошо сформулировал Ренан. Приведем здесь его определение, которое Хосе Ортега-и-Гассет назвал «формулой Ренана»: «Общая слава в прошлом и общая воля в настоящем; воспоминание о совершенных великих делах и готовность к дальнейшим - вот существенные условия для создания нации... Позади - наследие славы и раскаяние, впереди - общая программа действий... Жизнь нации - это ежедневный плебисцит»2.

Процесс формирований наций во многих странах идет и до сих пор. Люди осмысляют его, создают теории и планы, прилагают усилия для разрешения практических трудностей и противоречий, возникающих в этом процессе. И «формула Ренана» очень помогает им в этом деле: к ней апеллируют, ее развивают.

Леопольд Седар Сенгор в 60-х годах, будучи президентом правительства Сенегала, выдвинул следующую концепцию формирования нации. Существует определенное этническое образование, называемое «родина», это - общность людей, связанных единством языка, крови и традиций. И существуют нация. «Нация объединяет родины, выходя за их пределы». «Нация - это не родина, она не включает в себя естественные условия, она не есть проявление среды, она есть воля к созданию, чаще к преобразованию». И еще: «То, что формирует нацию,- это объединенная воля к совместной жизни. Как правило эта объединенная воля вырастает из истории соседства, и не обязательно из доброго соседства»3.

Когда социальное целое, расширяясь, выходит за пределы родственных и локальных соседских групп, связи по крови, по языку, по территории (по общности окружающей среды), личное знакомство и отношения перестают служить скрепляющими узами, и на первый план выдвигаются идеи и планы, которые должны основываться на каких-то общих представлениях о прошлом и будущем.

ГЛАВА 1

Некоторые максималисты утверждают (в их числе уже упомянутый нами Хосе Ортега-и-Гассет)4, что даже представления о прошлом не играют никакой роли в жизни нации, единственное, что в ней важно - это планы на будущее, представление о том направлении, в котором должна развиваться данная социальная общность: только это может мотивировать членов ее к действиям, побуждать их прикладывать усилия и идти даже на какие-то жертвы. То, что прошло, следует как можно скорее забыть, так как память о прошлом бесполезна и в каком-то смысле обременительна.

Все это как будто и убедительно. Казалось бы, какую конструктивную роль могут играть воспоминания? Однако, тот же Ортега-и-Гассет утверждает, «что всякая власть основана на господствующем мнении, т. е. на духе, стало быть, в конце концов, власть есть не что иное, как проявление духовной силы» и «утверждение: в такую-то эпоху правит такой-то человек, такой-то народ, такая-то однородная группа народов - равносильно утверждению: в такую-то эпоху господствует в мире такая-то система мнений,- идей, вкусов, стремлений, целей». А без этой «власти духа» «человеческое общество обращается в хаос»5.

Ортега-и-Гассет делает здесь упор на том, что несколько ранее бесстрашно и обнаженно сформулировал Эмиль Дюркгейм в своем труде «Элементарные формы религиозной жизни»: «Общество основывается... прежде всего на идее, которую оно само о себе создает»6.

Общество основывается на системе мнений или на сложном представлении о себе самом,- и без этого оно есть хаос. Но «система» или сложное представление,- это прежде всего некоторая целостность, а не случайный набор элементов, а следовательно, не любой элемент (идея, цель, стремление) может в эту модель войти; некоторые будут систематически отвергаться, и в этом заключается «плебисцит». Однако здесь как раз и начинается, по нашему мнению, главная проблема: почему одни элементы принимаются и инкорпорируются в существующую систему,- укрепляя, конкретизируя и одновременно трансформируя ее в определенном направлении,- а другие не получают признания? Где критерий выбора?

Поскольку на момент выбора критерии должны существовать как общепризнанные, путь в будущее начинается не с момента самого выбора целей, а гораздо ранее, с того времени, когда сформировались критерии выбора. Другими словами, социальное целеполагание укоренено в культуре общества, в его прошлом.

Нация как особый этап развития этнической общности

К чему обычно апеллируют при постановке каких-то общенародных задач? К представлениям народа о самом себе: что он, народ, может, чего хочет. А это последнее представление обязательно включает в себя понятия не только о том, как должно данному народу жить (в смысле создания себе определенных условий быта и деятельности), но и о том, чему он должен служить, т. е. к чему он призван в общеисторическом, мировом процессе, представления о котором также входят в культуру любого, даже самого малого по размерам, этноса. В свою очередь, представление о своем месте в мире и в истории предполагает какое-то осознание своих особенностей по сравнению с другими этносами, особенностей вполне конкретных, часто проявляющихся на уровне даже отдельного человека - представителя данного этноса.

Вот здесь и выявляется значение этнического характера для целеполагания и развития этноса, а если мы признаем, что в нации момент волевого усилия к «созданию и преобразованию» играет особую, формирующую роль, то рефлексия своего этнического прошлого, выработанных данным народом идеалов,- все это должно иметь особое значение для этноса, стремящегося преобразоваться в нацию.

Нет поэтому ничего удивительного, что в переломный период, предшествующий консолидации однотипных сельских общин, функционирующих на базе одной и той же культуры, в национальное целое, необычайно возрастает интерес к прошлому, к собственной культуре, к представлениям о себе самих. Это очень важный момент в трансформации самосознания этноса, а одновременно и в определенной трансформации также и форм культуры данного народа, что должно подготовить или обеспечить создание конкретных социальных структур, соответствующих этапу развития данного этноса в нацию.

Попробуем более конкретно описать сам этап этого преобразования в нацию, как представляют его себе современная социология и социальная антропология.

С. Б.: Не могли бы Вы сформулировать главную мысль Вашей книги*?

С. Б.: А что такое полноценная культура?

К. К.: Это культура, в которой человеку - носителю этой культуры - хорошо жить, дадим такое определение.

Вся моя книга как раз этой проблеме и посвящена.

Теперь вторая мысль, тоже важная, на этот раз моя собственная. Она касается проблемы соотношения культуры и этнического генотипа. В девятнадцатом веке многие исследователи придавали этому вопросу большое значение, но они рассматривали культуру как продолжение или естественное следствие генотипа. Затем в социологии наступила эпоха «культурного релятивизма», то есть культура стала считаться в основном независимой от генотипа. Я же считаю, что генотип является одним из важнейших факторов формирования культуры, но не в том смысле, в каком считали раньше. С моей точки зрения, культура не является продолжением генотипа, она является скорее его смягчением. Культура взаимодействует с генотипом, адаптируя его к общественной форме жизни. И поэтому некоторые вещи, которые в генотипе имеют «плюс», в культуре могут иметь «минус». В книге это подробно разобрано на примере эпилептоида. Эпилептоид по своему генотипу - это человек эгоистичный, индивидуалист. Поэтому культура ориентирует его как раз на обратное. Она ориентирует его на коллективизм, на бескорыстие. Культура выставляет эти ценностные ориентации против его генотипических черт. Таким образом, культура и генотип соединяются в одно целое, дополняя и адаптируя друг друга. В результате социальный характер личности получается сбалансированным, в определенном смысле гармоничным. В соответствии с этим я считаю, что культура действительно должна соответствовать генотипу, но с той оговоркой, что это сложное соответствие, которое формируется как бы по принципу противофазы. Вот поэтому я и считаю, что культура может быть только национальной, то есть должна соответствовать своему этническому генотипу. Она должна адаптировать человека. И успешно функцию адаптации может выполнять только своя, национальная культура. Чужая культура как бы навязывается человеку. Человек может вести себя по ее стандартам, но внутренне это ему нелегко дается. Возникает своего рода невроз навязанной культуры, который все время держит человека в напряжении, усиливает внутреннюю неадаптированность, а также увеличивает вероятность бунта человека против культуры.

К. К.: Посредством механизмов социализации. Это также отмечено в моей книге. Усвоение человеком культуры происходит очень рано, в первые годы его жизни. Фрейд в своих работах настаивает на том, что к пяти годам характер человека, как правило, уже сформирован. Эти свойства характера, социальные по своей природе, но формируемые в раннем детстве - очень прочны. По своей силе они могут не уступать генетически заданным свойствам, благодаря чему и образуется «сплав».

С. Б.: А что происходит, если человек со своим генотипом попадает в чужую культуру?

С. Б.: Что происходит с культурой, если генотип разрывается?

К. К.: Я употребляла в книге выражение «размывание генотипа», но оно, может быть, не совсем верное. Смешение народов происходило всегда, в соответствии с этим трансформировался и генотип. Это хорошо знают историки. Когда произошел распад Киевской Руси, то часть населения двинулась на Северо-Восток, где коренным населением были угро-финны. Это Рязанская, Муромская области. Куда делись племена «рязань», «мурома» и др. Их нет, они ассимилировались и передали нам многие свои черты. Если взять, например, антропологический портрет чуваша, то Вы скажете про него: «Это же типичный русский!» Русский генотип по своему происхождению смешанный, как, впрочем, и у подавляющего большинства народов. Но здесь важно различать, две вещи, два различных состояния. Первое - это когда по каким-то причинам народы перемешались, живут на одной территории, взаимодействуют, но генотип их не смешивается, либо не успел смешаться. Такие этнически и культурно-гетерогенные общества в большинстве случаев неустойчивы, частично дезорганизованы, культурная гетерогенность является для них источником внутренней напряженности.

Я хочу подчеркнуть, что на сегодняшний день, видя упадок морали, пьянство, распад трудовых мотиваций и многое другое, мы наблюдаем не русскую культуру, а разваленную русскую культуру. Это совершенно различные вещи. Русская или любая другая национальная культура - это идеальная модель, которая полностью никогда не может воплотиться в жизнь, но может воплощаться в большей или меньшей степени. Распад культуры - это ослабление ее идеальной модели, разрушение институтов социализации, результатом которых является рост эгоизма и акультурного поведения.

К. К.: Я уже несколько раз упомянута об эпилептоидном генотипе. Вот констатация этого факта: то, что русский изначальный генотип имеет эпилептоидную акцентуацию, - это также результат моей работы. Результат обработки многих тестов MMPI. В книге для обсчета по шкалам использована очень небольшая часть всей базы данных. Сейчас объем этой базы приближается к 1000 тестов. Но шкала продолжает быть очень высокой, и никакие самые случайные добавки ее не сбивают.

С. Б.: А как же ино-генотипичные?

К. К.: Ино-генотипичные, если они воспитываются в условиях нашей культуры, получают эпилептоидную акцентуацию обратным путем, - через усвоение культуры. Поскольку это «сплав», то он и неразделим.

С. Б.: Т. е. внутри даже однородной человеческой общности люди генотипически различаются?

С. Б.: Распадаются именно для истероидов?

Наша интеллигенция в конце XIX - начале XX вв. не сумела выполнить эту задачу, - эту настоящую миссию интеллигенции, - и вот мы имеем сейчас дело со следствиями. И еще один важный тезис, который я формулирую и описываю в своей работе, - это наличие феномена «ложной рефлексии», «квазирефлексии».

С. Б.: Что это за феномен такой?

К. К.: Это феномен, созданный заимствованием чужого языка для анализа собственной культуры. Глубочайшее своеобразие собственной культуры при этом совершенно не осознается. А потому и не вскрывается. Что значит пользоваться чужим языком? Это значит искать в своей культуре элементы той или тех культур, для анализа которых и созданы эти языки (философские и научные понятия). А если мы таких элементов и именно в том виде, как они зафиксированы в указанных концептуальных схемах, не обнаруживаем, то делаем вывод, что и явления такого в нашей культуре нет. Не находим, например, в ней личности в европейском понимании, - с очень развитым чувством собственного достоинства, гордой до самовлюбленности, с юридически ориентированным пониманием своих прав и т.д. - значит нет у нас личности вообще. Наша культура не уважает личность, и проч. и проч. Это так мы собственную культуру рассматриваем. А когда мы такого рода анализ применяем к собственному поведению, последствия такого самонепонимания могут быть просто трагическими: как-то «не туда» идет жизнь, возникает чувство хронической неудовлетворенности и т.д.

С. Б.: Но приходится ведь усваивать какие-то не просто элементы, но механизмы общемировой культуры…

К. К.: Таковой нет.

С. Б.: А вот, например, рынок.

К. К.: Рынок - это не культура. Это принцип. Принцип обмена. Но не просто голого обмена (тогда, может быть, в нем и было что-то общемировое). Это обмен по правилам. И через эти правила он погружен в культуру. В ту, в ареале которой он существует.

К. К.: Приведите, пожалуйста. Мне часто недостает знаний именно в этой области.

К. К.: Прекрасный пример. Решение, действительно, продиктовано интуицией, именно ценностной интуицией: генеральная ценность нашей культуры - бескорыстие. Этой ценности, как и отношению к труду, посвящены многие страницы моей книги. Но без связи с рынком, поскольку проблемы такой в самом начале 80-х гг. (когда данная книга писалась) еще не было.

С. Б.: А другие имеющие значение для рынка черты характера?

Другое качество - специфичность отношений лидерства, личностный статус. Совершенно очевидно, что предприниматель должен быть лидером. Но в наших условиях лидерство не может опираться на величину денежного дохода или денежного состояния. В наших условиях материальное богатство скорое вредит лидеру, поэтому он должен будет доказывать общественному мнению, что признает и соблюдает генеральные ценности нашей культуры.

С. Б.: Существуют ли культуры, с представителями которых возникает конфликт, например, на «рыночном» поле?

С. Б.: А с какими народами СССР у нас возникает наибольшее взаимное непонимание?

К. К.: С кавказскими особенно. Они вообще по своему генотипу очень темпераментны, это вызывает конфликты. Правда, если в характере наших партнеров есть гибкость, то конфликты. могут сниматься. Насколько я могу судить, многие культуры ориентируют свои этносы на необходимость смягчения конфликтов. Таковы, с моей точки зрения, армяне, евреи. У русских этой черты, кстати, нет. У них есть терпение, что далеко не одно и то же. Русский избегает конфликтов, терпит до последней возможности, но если сил терпеть нет, то происходит эмоциональный взрыв. А у евреев в культуре заложена обязанность гасить конфликты. Русских это может удивлять: вчера вдребезги разругалось, а сегодня разговаривают, как будто ничего но было. С евреями существует неотрефлектированная ценностная несовместимость. Хроническое раздражение - это и есть неотрефлектированные ценностные различия. Но евреи реагируют на это раздражение своим культурным способом - они стараются гасить конфликты. Вообще евреи имеют свою сильную культуру. У них есть свои ограничения, и их они соблюдают. В частности, они очень любят детей. Семья представляет для них большую ценность, они стремятся не допускать ее распада. Я много говорю о евреях, потому что лучше их знаю. Что касается других народов СССР, то о них у меня нет почти никакой информации. Я мало что могу о них сказать.

С. Б.: Все-таки хотелось бы понять: влияние чужеродных культур это хорошо или плохо?

К. К.: Зависит от ситуации. Здесь важно то, что наша собственная культура развалена, больна. Она перестает осваивать вторгающиеся в нее чужеродные элементы. Процесс такого вторжения происходит всегда, было бы утопией пытаться от него отгородиться. Новые элементы культуры появляются, но целостная система из них не формируется. Образуется гетерогенный конгломерат, который отражается в личности человека возникновением внутренних конфликтов. Человек перестает от понимать, как ему правильно себя вести. В какой-то ситуации он вроде бы поступил правильно, а с другой точки зрения, вроде бы, и неправильно. И как надо, ему непонятно. Возрастание гетерогонности культур - специфичный вариант аномии. При этом ослабляется действие социальных норм, массовыми становятся неврозы.

Сейчас у нас в обществе нарастает индивидуалистическая компонента. Частично это следствие распада культуры, а частично - причина ее распада. Индивидуализм как идеология заимствуется с Запада. Западная культура гораздо более индивидуалистична, а у нас индивидуализм вступает в противоречие с генеральными ценностями культуры. Наша культура не адаптирует индивидуализм, он ее разрушает.

С. Б.: Но, с другой стороны, рынок ведь требует индивидуализма…

К. К.: Рынок может быть организован самыми разными способами, - нужно только потрудиться думать.

С. Б.: Оставим пока рынок. Есть еще другие сферы. Например, политическая. Есть ли здесь особенности?

К. К.: Да, безусловно. Как же им не быть. Государство всегда как-то организовано. Возьмем нижние этажи власти, то есть местное самоуправление. До революции эти нижние этажи были у нас в стране довольно специфично устроены. Это, кстати, мало кто знает; решения сельских сходов принимались не большинством голосов, а по принципу единогласия. Конечно, всегда были люди, несогласные с большинством, но сход их убеждал, частично даже оказывал давление, потому что цель была - достигнуть единогласия, иначе решение было бы недействительно. Меньшинство, сохраняющее официально и гласно свою особую точку зрения, не было характерным для России. И само меньшинство склонно было считать этот порядок справедливым исходя из принципа «не следует мешать людям»’. Была как бы моральная норма, которая рекомендовала человеку смириться и не идти против большинства. Иными словами, в культуре существовал механизм обеспечения консенсуса.

С. Б.: Этот механизм использовал затем Сталин для проведения единогласных голосований?

К. К.: Да, конечно. Механизм - это инструмент, способ, и он может быть конструктивен и деструктивен, смотря как им пользуются. Но возможна другая крайность, которая возникает в результате распада культурных механизмов регулирования. В этом случае формируются противостоящие друг другу крайние блоки, точки зрения поляризуются, и парламент становится недееспособным. Насколько я знаю, такая поляризация мнений часто встречается в развивающихся странах, где традиционные методы достижения консенсуса уже разрушены, а новее еще не сложилось.

С. Б.: Значит, станут характерными акультурные способы ведения дискуссии?

К. К.: На первых этапах - безусловно, да Но затем начнут вырабатываться личностные статусы. Это наш специфичный национальный механизм лидерства. Лидер по определению - это тот, кто ведет за собой людей. Во всех политических партиях или блоках есть свои лидеры. Но в нашей культуре очень большое место отводится личностному статусу. Это своего рода высокий неформальный авторитет. Человек может не быть лидером, но иметь высокий личностный статус, быть авторитетом. Причем этот авторитет недополучают независимо от партийной принадлежности. Я вижу два типа оснований, на которых человек может получить такой статус: первое - это хороший профессионал, эксперт в своей области, и второе - человек, пострадавший за правду.

С. Б.: Чем наш парламент будет отличаться от парламента США?

С. Б.: А до тех пор пока все это сложится и образуется, что делать?

К. К.: Терпеть. Терпение - наш сугубо этнический ответ на ситуацию. Все, кто когда-либо занимался русской культурой, всегда удивлялись нашему терпению. Уж как только нас ни попрекали этим «тупым терпением», «покорностью», обвиняли даже в фатализме…

С. Б.: А ничего этого нет?

К. К.: Фатализма уж точно нет. Вспомните и сопоставьте. Один поэт сказал: «Чем хуже был бы твой удел, когда б ты менее терпел?», а другой, еще раньше: «Не дай Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Народ сам такого бунта видеть не хочет и потому терпит и на лихие авантюры и призывы не поддается. Народ прекрасно знает себя изнутри, - этот свой эпилептоидный генотип, - что он не только терпелив, но и взрывоопасен. Хорошо бы и политики наши (и не наши тоже) имели в виду эту компоненту взрывоопасности и не перегибали палку. Как только перегнут - все кругом запылает. И очень долго потом мы будет разбираться с последствиями этого пожара, так что Чернобыль нам покажется мелочью.

С. Б.: Какие ценности вы считаете для русской культуры подлинными и какие ложными?

К. К.: Материальное благосостояние - это ценность для нас ложная. В нашей культуре ее реализация никогда не даст человеку подлинного удовлетворения. Гедонизм - это тоже ложное, очень непрочное удовлетворение. Крайний гедонизм запрещается во всех культурах, но различия в степени дозволенности, безусловно, есть. В нашей культуре действуют более жесткие запреты на гедонизм. Из стран Запада к нам идет очень мощный «экспорт» гедонизма, и культурой он не осваивается, потому и превратился в гигантскую сферу вне действия социального контроля. Надо еще сказать, что у нас сейчас очень большая сфера самореализации перенесена в досуг. Это, по существу, тот же гедонизм, только маскирующийся под культурные интересы. На работе у нас очень мало кто самореализуется. Трудовые мотивации распались.