Да винчи девушка с горностаем. Дама с горностаем

Умерла Паола Волкова, блестящий историк искусства и просветитель нашего времени. Если Вы ни разу не видели её лекций, посмотрите вот эту первую лекцию из цикла "Мост над бездной", и Вам захочется и дальше слушать и слушать, смотреть и смотреть, думать и думать.

Казалось, Паола Волкова знала всех этих великих - художников, актеров, режиссеров - творцов эпохи. Словно жила в это время и сама была их музой. Так пронзительно и понятно говорила она об эфемерном мире искусства, о судьбах великих и знаменитых. И ей верили, что все так и было. На ее лекции во ВГИКЕ по истории искусства было не пробиться - студенты ловили каждое ее слово. Режиссер Вадим Абрашитов эти занятия запомнил на всю жизнь. «Она рассказывала о том, что такое искусство и культура для жизни человека, что это - не просто центральная статья какого-то расхода бюджета.

Это, как будто, и есть сама жизнь», - вспоминает режиссер Вадим Абдрашитов. Ученица Мераба Мамардашвили и Льва Гумилева, - Паола Волкова сама поднялась на один уровень со своими легендарными учителями. Искусствовед и мыслитель, она изменила представления о мире многих. Ее авторский проект на телеканале «Культура» «Мост над бездной» - об истории европейского искусства стал откровением. Мир Джотто, Боттичелли, Дюрера, Рублева оживал в ее рассказах, становился реальностью. «Женщина совершенно выдающаяся, человек, который дал культурную жизнь огромному количеству кинематографистов, человек энциклопедических знаний, обаяния, - уверен фотограф, журналист, писатель Юрий Рост. - Это огромная потеря для российской культуры для всей - вот и все. А для друзей это просто горе».

Она успела издать «Мост через бездну» - одну из пяти задуманных книг. И снова она ведет диалоги с античной Грецией, культурой Крита, философами Китая. Паола Волкова называла XX век комментарием к истории - она словно переговаривалась с прошлым. «Паола Дмитриевна была человеком-легендой, - рассказывает киновед Кирилл Разлогов. - Легендой во ВГИКе, где она преподавала, легендой перестройки, когда она вышла на широкий простор нашей культуры, легендой, когда она воевала за память Тарковского, с которым была близко знакома, вокруг наследия которого разгорались нешуточные бои».

Мировой специалист по творчеству Андрея Тарковского - она составила его родословную, изучила архивы, нашла общее между режиссером Тарковским и поэтом Хлебниковым.

«Когда она рассказывала об искусстве, оно как будто превращалось в какой-то бриллиант. Ее любили все, вы знаете, - уверяет режиссер Александр Митта. - В каждом деле есть кто-то лучше других. Генерал этого дела. Вот она в своем деле была генерал».

Когда Паолу Волкову просили перевести лекции в книги, она говорила, письменная речь, требует другого мышления и другого языка. Мастер блестящего рассказа, она признавалась, что только в последнее время научилась писать коротко и лаконично. Но в этой экономности было такое богатство эпох и судеб, такая концентрация мысли и чувства, что хватило бы на несколько десятков томов - только времени оказалось слишком мало.

Паола Волкова, она же Ола Одесская, была необыкновенным созданием.
С этим согласны без исключения все, кто хотя бы раз встречался с ней.
Она сотворила из своей жизни миф,
унеся большинство тайн и секретов с собой, предоставив решать нам,
что происходило с ней в действительности,
а что было лишь плодом ее неуемной фантазии.

Читаю "Дневник" Паолы Волковой .
Узнал прежде всего, что она была очень известным человеком, даже где-то в чем-то легендой.
А c появлением Паолы Дмитриевны на ТВ, она была ведущей цикла передач на канале "Культура", её популярность в узких кругах сделалась широкой популярностью.
Т.е. я как бы стыжусь того, что не знал ничего о знаменитой Паоле Волковой Но вот теперь - знаю.
Впечатление неоднозначное. Ее дневник в литературном отношении - ноль. Т.е. писатель из неё - никакой.

Содержание его, тоже малоинтересно. Общие банальные слова по поводу известных событий. Постоянные жалобы на отсутствие денег и болезни.
Отсутствие денег, это понятно, денег мало кому хватает, но она постоянно ездила, Франция, Германия, Италия, Греция, Голландия. В Париже она была судя по дневнику, гораздо чаще, чем на какой-нибудь московской окраине, не говоря уже о воронежах и прочих рязанях. Правда, ее дочь Маша замужем за французом, поэтому Париж для нее был просто вторым домом, кроме Москвы.
Тем не менее, деньги на все эти поездки всегда находились. Перечисление десятков имен, почти все - известные. Но в основном, перечисление, никакой значимой информации об этих людях найти в ее дневнике невозможно.
Создается впечатление, что все они перечисляются, чтобы показать, какие у нее знаменитые друзья, не более.
Отдельная история с Тарковским. Волкова была главной по Тарковскому и возглавляла фонд его имени. Но при этом, вдова режиссера, Марина Тарковская, с ней судилась. И Паола Дмитриевна признается, что суд этот она проиграла, но в подробности не вдается.
Я не пытался выяснить, в чем там было дело, хоть в Сети конечно есть информация об этом конфликте.
Еще одна история с выставкой русского авангарда в Финляндии. Выставку готовила Паола Дмитриевна, но ее обвнили в том, что вместо подлинников на выставку привезли фальшивки.
Она оказалась выше этого и не оправдывалась. Может действительно фальшивки?
Даю выдержку из ВИКИ об этом эпизоде:

Репутация

Имя Паолы Волковой связано с несколькими историями, вызвавшими большой отклик у мировой культурной общественности. Так, в июне 2009 года в воскресном приложении финского делового издания Kauppalehti появилась статья художественного критика Отто Кантокорпи (англ. Otso Kantokorpi ), в которой он подверг сомнению подлинность картин (Александра Родченко , Казимира Малевича , Владимира Татлина), представленных на выставке Русского авангардного искусства в городе Турку . Статья вышла под заголовком «Подозрение в мошенничестве на выставке русского авангарда. Таинственный коллекционер и неизвестный профессор вызывают вопросы в Турку» (англ. Suspicions of fraud at exhibition of Russian avant garde art. Secretive collector and unknown professor raise questions in Turku ). Выставку пришлось немедленно закрыть .

Организаторы выставки адресовали свои претензии к Паоле Волковой, которая составляла экспозицию:

Паола Волкова и её российские коллеги несут ответственность за всё, что может быть сказано об этой выставке. Мы не может отвечать за подлинность тех или иных работ на выставке. Я настаиваю на том, что мы просто предоставили перечень работ русского авангарда из частных коллекций, в преддверии выставки эстонского художника Леонарда Лапина.

Paola Volkova and her Russian colleagues are responsible for what can be said at all about this exhibition. We cannot be responsible for the authenticity of any of the works in the exhibition. I emphasise that we are bringing out the alphabet of Russian avant-garde out of private collections as a background of the exhibition of Estonian Leonhard Lapin, Kiiski said.

Ну и завершающий ее жизненный успех, цикл передач на ТВ. Здесь тоже я нашел довольно жесткую критику этих лекций. Если свести к одной фразе претензии критика, ее лекции о искусстве, это: "Искусство для бедных".
Но это ведь телевиденье, самое массовое на сегодняшний день СМИ. Они сознательно ориентируются на мало что знающую аудиторию.
Тем не менее, я нашел в Сети море восторженных отзывов о Паоле Волковой. Восторги ее учеников, в основном, мужчин, она преподавала во ВГИКе, восторги ее коллег, восторги ее слушателей и зрителей.
Я даже ненароком подумал, может она была красавицей-раскрасавицей и дело в этом? Нет, по фотографиям и видео этого не скажешь. Не уродлива, но не больше.
Здесь я сделаю небольшое отступление. Это общие рассуждения, к Волковой прямого отношения не имеющие. Вернее, они имеют к ней обратное отношение:

Мне кажется, что у каждого успешного человека есть непонятный талант, во всяком случае, непонятный мне, талант нравиться окружающим. Наверное Волкова обладала именно этим талантом, этим всё объясняется.
Для гуманитариев этот талант просто необходим. Вот великому математику Григорию Перельману он ни к чему. Есть его доказательство теоремы Пуанкаре, а нравится он, или не нравится, это не имеет значения.
Но Паола Волкова ни математиком ни инженером не была, она была искусствоведом. В этом случае, без таланта нравиться - не обойтись.
Я полжизни ездил в общественном транспорте. И вот что я заметил. Автобус, троллейбус или трамвай почти достаточно свободен и даже есть одно место. Но рядом со свободным местом сидит какой-то человек, неважно, мужчина или женщина, молодой или старый, уродливый, или с правильными чертами лица, хорошо или плохо одетый. Заходят на каждой новой остановке новые пассажиры, в первый момент видят свободное место и туда устремляются. Но дошли, посмотрели на этого человека и... пошли дальше. Место остается свободным рядом с ним. В чем дело? Понятия не имею. Он никому не нравится, не хотят рядом с ним сидеть.
Без разумных на то причин. Вы не сталкивались с таким явлением?

Скорее всего, Паола Волкова талантом нравится обладала в полной мере. Отсюда и восторги.

Дам цитату из "Дневника". Остальной текст похож на этот кусок:

5 января 2003
Очень хорошо, вкусно и даже весело, только очень дорого встретила Новый год! Первого была у Вовочки, потом дома вечером приехал водитель Галушко, Виктор, и привез подарок – сумка и туфли Эскада и корзина сыров в вином.
2. I была у Наташи, потом мы были в ресторане «Перчик», там очень вкусно кормили, а вина такого не пила никогда. Наташа подарила мне кучу подарков. Кораллы, шарфы, большие красивые платья для лета, рубашку как я люблю. Мне ее очень, очень жалко. Она не справляется с жизнью. Ей надо было не втюхивать деньжищи в этот дом, а переехать в Москву с детьми. Дима хочет избавиться от парижских квартир. Он закрывает ей жизнь в Париж. Но пока что Наташа предложила мне поехать в Париж в конце января. Мне надо написать концепцию, чтобы передать ее Наташе и вообще думать, что делать дальше. Но я отлежалась, отоспалась и слишком много съела вредных продуктов.

Ставлю полностью одну из передач Волковой на канале "Культура". Она длится 26 минут:

И последнее. В качестве приложения к этой записи, копирую текст критика Волковой, но в следующей записи.

«Паола Дмитриевна была человеком-легендой. Легендой во ВГИКе, где она преподавала, легендой перестройки, когда она вышла на широкий простор нашей культуры, легендой, когда она воевала за память Тарковского, с которым была близко знакома, вокруг наследия которого разгорались нешуточные бои».

Киновед Кирилл Разлогов

«Когда она рассказывала об искусстве, оно как будто превращалось в какой-то бриллиант. Ее любили все, вы знаете. В каждом деле есть кто-то лучше других. Генерал этого дела. Вот она в своем деле была генерал».

Режиссер Александр Митта

Когда Паолу Волкову просили перевести лекции в книги, она говорила, письменная речь, требует другого мышления и другого языка. Мастер блестящего рассказа, она признавалась, что только в последнее время научилась писать коротко и лаконично. Но в этой экономности было такое богатство эпох и судеб, такая концентрация мысли и чувства, что хватило бы на несколько десятков томов - только времени оказалось слишком мало.

Искусствовед Паола Волкова вспоминает о творческом трепе, мышлении вслух, шикарном алкоголизме, разговорах о Сократе, о Кшиштофе Занусси в советской коммуналке и о том, как таможенники облегчают прощание с родиной

О 1960-х

Мы жили в городе, где все постоянно перетекали друг к другу. Вся Москва перетекала, все интересовались всем. Тебя кто-то всегда приводил в гости к кому-то, кто тебя интересовал, кто интересовался тобой: художники, их подруги, знакомые тех подруг, какие-нибудь физики из Курчатовского института, что тогда было очень популярно и модно. Это живая магма, движение московского общества. Мне кажется, что время помнится немножко схоластически. А оно было живой материей. И вот эта живая материя, может быть, самое ценное, что было. Потому что больше это уже никогда не повторится. Во всяком случае, на моем веку.

Об Андрее Сергееве и квартире Пятигорского

Андрей Сергеев купил квартиру на третьем этаже в кооперативном доме Союза писателей около метро «Пионерская». Это был не шикарный какой-то писательский дом, а блочный дом без лифта. Андрей Сергеев был очень хорошим поэтом и замечательным переводчиком. Тогда вообще считали, что он самый лучший, это было единое мнение, потому что Андрей Сергеев был первым, кто переводил современную американскую и английскую поэзию, о которой мы ничего не знали. 1960-1970-е годы были полны невежества в отношении окружающего нас мира. Сейчас это трудно представить, потому что вы приходите в книжный магазин — и нет ничего такого, чего вы не могли бы купить. А тогда была совсем другая ситуация.

Когда собирались у Андрея Сергеева, он читал сво и переводы. И почти что ежедневно с небес, с пятого этажа, спускался Саша Пятигорский, который там жил с «женой моей, Таней». Он всегда говорил: «А жена моя, Таня». Но жену Таню очень мало кто видел, мы с ней познакомились много позже. И Пятигорский тоже слушал все эти переводы, потом начинались востоковедческие разговоры — то, что называется «творческий треп». Это были наши университеты. А поскольку у Саши Пятигорского в те годы очень часто бывал Мераб Мамардашвили, то они спускались вместе.

О Мамардашвили

Потом, много времени спустя, я пришла на психологический факультет университета слушать его лекции. То, что я услышала, меня изумило до бесконечности. И тогда я стала приглашать своих друзей на его лекции.
Ведь я не была студенткой, я была практически ровесницей Мераба. Я очень много читала. Знаете, поколение читает одни и те же книги. Мы были поколением, и мы читали одни и те же книги. Как говорил Огарев, мы плакали над одним и тем же. Мне кажется, что это очень важно помнить. Тогда уже слышался и голос Солженицына, и Шаламова, и Гумилева. Мы были современниками. Я не была совсем неофитом, но я была поражена. Мераб меня потряс. Я слышала очень много хороших лекторов. Смею думать (может быть, несколько самонадеянно), что и сама неплохо владею этой профессией. Но с Мерабом было ощущение того, что вы вместе мыслите вслух. Он включал аудиторию в процесс рождения мысли. Сейчас очень трудно даже понять, что это такое. Есть люди, которые могут мыслить с пером в руках. А есть люди, которые мыслят так, что вы видите мысль как рождающийся творческий акт. Он нас включал в очень насыщенный слой культуры, мы попадали в целое культурное пространство.

Философы, наверное, очень хорошо могут рассказать о том, что такое философия Мамардашвили. Я могу сказать, что он был уникальным носителем целого мира культуры. И я поняла, что студентам очень важно это слышать. И это меня подвигло начать сложнейшие переговоры со ВГИКом. Мы взяли Мераба на почасовые лекции. И я не ошиблась.

О комнате Мамардашвили на Донской

Он жил в Москве на Донской улице, рядом с метро «Октябрьская», в замечательной комнате. Однажды в Москву приехал Кшиштоф Занусси.
А Кшиштоф по своему первоначальному образованию тоже философ. Это был канун старого Нового года, и мы поехали к Мерабу в гости. Кшиштоф был прекрасен, красиво одет, хорош собой, молод. Когда он увидал эту коммунальную квартиру, в которой был сосед — отсидевший уголовник, его охватила оторопь: настолько келейна, аскетична и проста была жизнь Мераба. «Где ваши книги?» — спрашивает Занусси. Мераб так лениво рукой с трубкой повел, сказал: «Вот они». И тут мы увидали, что висит несколько плотно зашторенных, закрытых полок, и наверху одной из них — работа, с которой он никогда не расставался, «Распятие» Эрнста Неизвестного. «Те книги, которые мне нужны, все закрыты. Я терпеть не могу видеть книги», — сказал Мераб.

Образ Мераба был эстетически завершенным. Он был очень элегантен, прекрасно одевался. И в этом слежении за собой, мне кажется, есть одно обстоятельство, прекрасно описанное Булгаковым, который тоже очень следил за собой. Очень многим людям со сложным внутренним порядком и с очень большими шумами внутри необходима форма. Которую Маяковский прекрасно определил словами «Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана». Но тут речь шла не о желтой кофте, а о красивых свитерах с кожаными заплатками на локтях и безупречных рубашках.

О преодолении языка

Мераб говорил непросто. Речь его была не бытовой. Я читаю лекции, как тетка на кухне, без терминологии, так, чтобы понимали. Мераб не читал просто. Я у него спросила: «Мераб, почему вы так сложно говорите?» Он сказал: «Очень важно делать усилие по преодолению языка». Потому что совдеповский язык не может быть языком философии.

Он говорил, что вся история мировой философии есть лишь комментарий к Платону. И очень точно его цитировал. Я была поражена оттого, что античность непрерывна, она вершится ежедневно, и он является комментатором. Он не просто читал античную философию. Он ее комментировал. И в этот комментаторский текст засасывалось очень много культурной коррекции.

Мераб Мамардашвили

О пьянстве и разговорах

Никогда не было разговора о деньгах, потому что не было такого предмета, как деньги, в обиходе. Я не знаю, как мы жили, но были милы. И пили, естественно. Сам по себе алкоголизм — омерзительная вещь, как я сейчас понимаю, но тогда он был предметом большого шика. Одним из самых шикарных принцев богемы был Анатолий Зверев, они ходили вместе с Димой Плавинским. И о том, как они пили, ходили легенды по Москве. Но они же были великими художниками. Более того, мы только сейчас и можем оценить, до какой же степени они были художниками. Это был стиль времени.

Эрнст Неизвестный пил не просто. Он перепивал всех. И я помню время, когда Эрнст Неизвестный ходил в пижамных штанах и в завязанном на четыре узелка платочке на голове.

Это была среда. Это были кумиры, лидеры времени. И никогда, когда собирались эти люди, не было разговора о деньгах и имуществе, а были разговоры о главном, и они начинались с той точки, на которой закончились позавчера.

В мастерской у Эрнста бывало очень много народу. Там велись нешуточные разговоры и нешуточные споры, потому что человек он темпераментный, лобовой: фронтовик, воевавший человек. У него была очень большая внутренняя независимость и свобода. Когда Сартр приезжал в Москву, он встретился с Эрнстом Неизвестным. И один из самых важных разговоров, который произошел между ними, был разговор о свободе. Они не поняли друг друга вообще. Эрнст был взбешен. Суть заключалась в том, что для Эрнста свобода была абсолютной необходимостью глубокого самопознания и полного самовыражения. Он был очень независим. Он мог и Хрущеву, и кому угодно, и своим близким сказать то, что он считает нужным сказать. А вот свобода — это именно творчество. Тогда не путали эти вещи.

Еще мы много говорили о стране, о том, что является одной из важнейших тем для творчества Мамардашвили, — что такое открытое гражданское общество. А ведь Мераб во всем оказался прав. Очень много говорили о Сократе. Вы даже не представляете себе, какие были разговоры о Сократе. С ним были все лично знакомы, он словно на минутку вышел за угол. Вообще, отношение к культуре, к истории было отношением личного знакомства, близости. И Мераб так на лекциях думал. Он рассказывал о Декарте, как тот ходил учить королеву Кристину, как было холодно и как он шел в промозглой темноте учить эту девочку в пять часов утра. Я в этот момент понимала, что это он встает в пять утра, когда промозгло и холодно...

Тогда только вышли сонеты Шекспира в переводе Маршака, и эта книга стала событием. Все стали наизусть читать сонеты так называемого Шекспира, а на самом деле Маршака. И все могли по очереди, не останавливаясь, не договариваясь заранее, читать сонеты: книгу не только знали, ее выучили. Это образ, который очень важен: вы глотаете книгу, и сначала горько, а потом сладко становится внутри. То время, о котором я говорю, его живая ткань была уникально целительной и важной для того места, где мы с вами живем, и для того языка, на котором мы с вами пока еще говорим. То есть для той формы, которая могла бы стать Россией и не стала. Я не хочу, чтоб меня превратно поняли, что ее носителем была богема. Ни в коем случае. Во всяком случае, то, что делалось тогда в культуре поколениями и современниками, — в культуре театральных подмостков, киношкол, в мастерских художников, в кулуарах Курчатовского института, где мы делали выставки второго авангарда, где я читала первые лекции о Китае, — это было нужно, это могло бы стать Россией.

О Боге

Говорили, конечно, о Боге. И для Пятигорского, и для Мамардашвили это очень важный дискуссионный момент.

В чем я вижу близость между людьми, которые не были между собой дружны, но встречались у Сергеева, — между Андреем Синявским и Мерабом Мамардашвили? Как говорил Мераб, наша художественная история кончилась еще в 1914 году. А потом начался, грубо говоря, соцреализм, советская философия, и получился провал. Усилия жизни, очень мощной творческой жизни направлены были на то, чтобы соединить два конца, поднять со дна Атлантиду Серебряного века. Это было необходимо. Мераб повернул голову назад, и мы вообще должны были повернуть голову назад. Они навели мост. И вот Синявский был одним из первых, он писал замечательную книгу «Земля и небо в древнерусском искусстве». Потому что в числе тем и проблем, которые были очень важны для 1960-х, 1970-х, 1980-х годов, были те, которые были обронены тогда, на рубеже двух столетий, — древнерусское искусство, вопросы реставрации.

Поэтому, конечно, разговоры о религии были. Поскольку и для Саши Пятигорского, и для Мераба был очень важен вопрос богов. Кстати, потом уже, к 1980-м годам, Мераб очень заинтересовался отцом Александром Менем и общался с ним. Православие для него стало доминирующим. Он говорил о том, что такое вера для человека. Время делало усилие по возвращению абсолютных ценностей. Абсолютных ценностей в понятии чести и связи человека с чем-то.

Одной из самых главных функций и его, и Пятигорского, и Андрея Синявского было разрушение стереотипов сознания. Разрушение стереотипов представлений о мире, в котором ты живешь. Разрушение стереотипа поведения. Выйти из времени, выйти из поколения. И спланировать сверху в эту точку.

Об эмиграции

Александр Пятигорский в Швеции. 2006

Когда люди начали уезжать, было ощущение конца прекрасной эпохи. В жизни, о которой я говорю, формирующим началом было общение. Это была не только дружба, но акт познания. И вот что-то главное в жизни кончилось, его больше не будет. Москва пустела. В ней не было Неизвестного, Пятигорского, Синявского. Помню, я у Мераба спросила: «А почему не уезжаете вы?» Он сказал: «Саше уезжать надо, а мне надо оставаться здесь, мне не надо».
Пятигорскому надо было уезжать, потому что он был пишущим человеком. Он написал «Жизнь Будды» в серии ЖЗЛ, но некому было ее печатать, и это сыграло свою роль в его отъезде. У него не было большой лекционной аудитории, он был исследователь, на Западе уже широко известный.

Его провожало очень небольшое количество людей. И лично я его не провожала. Но я знаю об одном эпизоде и от Мераба, и от Саши. Пограничники стали над ним глумиться, демонстративно распаковывать его чемодан. Что у Саши было, кроме одного костюма, еще одной пары брюк и каких-то нефирменных трусов? Таможенник это все со смаком ворошил в его убогом скарбе. Саша стоял, молчал. И когда все это закончилось, Саша этому пограничнику-таможеннику сказал: «Благодарю вас, молодой человек. Вы значительно облегчили мне прощание с родиной». Это достоинство было очень ценимо. 

Паола Дмитриевна Волкова (23 июля 1930, Москва - 15 марта 2013, там же) - советский и российский искусствовед, историк культуры. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1991).

Биография

Окончила исторический факультет МГУ (1953) по специальности «историк искусства». Доктор искусствоведения (2000).

В 1960-1987 годах преподавала во ВГИКе всеобщую историю искусств и материальной культуры.

С 1979 года преподавала на Высших курсах сценаристов и режиссёров культурологию и дисциплину «Изобразительное решение фильма». В 1970-1980-х годах организовывала лекции Мераба Мамардашвили, Натана Эйдельмана, Георгия Гачева, Льва Гумилёва и других мыслителей.

С 1989 года - директор Фонда Андрея Тарковского в Москве (ныне не существует). За время своей работы Фонд провёл больше двадцати фестивалей и выставок в России и за рубежом, был инициатором и одним из создателей Дома Андрея Тарковского на родине режиссёра в Юрьевце; установил надгробье на могиле Андрея на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Паола Волкова считается одним из основных мировых специалистов в области творчества Андрея Тарковского. Её неоднократно приглашали для чтения курса лекций, на церемонии открытия ретроспективных показов его фильмов, а также для интервью о его творчестве западной прессе.

Похоронена Паола Волкова в Москве на Донском кладбище (часть праха развеяна над Венецианской лагуной)[неавторитетный источник? 1074 дня].

Скандал в Турку

Летом 2009 года на выставке Русского авангардного искусства в городе Турку разразился скандал с возможными подделками картин. Его инициатор, финский художественный критик Отто Кантокорпи, назвал текст, написанный Паолой Дмитриевной для каталога выставки, «топорным и дилетантским».

Библиография

• Андрей Тарковский. Архивы, документы, воспоминания / сост. П. Д. Волкова. - М.: Подкова, Эксмо-Пресс, 2002. - 464 с. - 7100 экз. - ISBN 5-04-010282-8.
• Волкова П. Д. Арсений Тарковский. Жизнь семьи и история рода. - М.: Подкова, Эксмо-Пресс, 2002. - 224 с. - 5100 экз. - ISBN 5-04-010283-6.
• Волкова П. Д. Арсений и Андрей Тарковские. - М.: Зебра Е, 2004. - 384 с. - 5000 экз. - ISBN 5-94663-117-9.
• Волкова П. Д., Герасимов А. Н., Суменова В. И. Профессия - кинематографист. - Екатеринбург: У-Фактория, 2004. - 808 с. - 5000 экз. - ISBN 5-94799-432-1.
• Волкова П., Гуэрра Л., Гуэрра Т. Тонино. - М.: Зебра Е, 2005. - 463 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-94663-252-3.
• Волкова П. Д. Андрей Тарковский. Ностальгия. - М.: Зебра Е, 2008. - 528 с. - 5000 экз. - ISBN 978-5-17-051170-9.
• Волкова П. Д. Мост через Бездну. - М.: Зебра Е, 2009. - 368 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-94663-967-5.
• Волкова П. Д. Николай Акимов. Театр - искусство непрочное. - М.: Зебра Е, 2010. - 493 с. - 2000 экз. - ISBN 978-5-94663-732-9.
• Гуэрра Т. Парадиз / сост. П. Д. Волкова. - М.: Амаркорд, 2010. - 192 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-4287-0001-5.
• Волкова П. Д. Тонино Гуэрра. Гражданин Мира. - М.: Зебра Е, 2010. - (Весь ХХ век). - 3000 экз. - ISBN 978-5-905629-83-9.
• Леонид Завальнюк. Другое измерение / сост. П. Д. Волкова. - М.: Зебра Е, 2012. - 532 с. - ISBN 978-5-905629-84-6.
• Волкова П. Д. Цена Nostos - жизнь. - М.: Зебра Е, 2013. - 568 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-905629-48-8.
• Волкова П. Д. Мост через бездну. Книга вторая. - М.: Зебра Е, 2013. - 223 с. - 15 000 экз. - ISBN 978-5-906339-34-8.
• Волкова П. Д. Мост через бездну. Книга третья. - М.: Зебра Е, 2014. - 240 с. - 20 000 экз. - ISBN 978-5-906339-66-9.
• Волкова П. Д. Мост через бездну. Книга четвертая. - М.: Зебра Е, 2014. - 250 с. - 20 000 экз. - ISBN 978-5-90633-987-4.
• Волкова П. Д. Портреты. Часть Первая. - М.: Зебра Е, 2014. - 272 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-90633-993-5.