Данте алигьери божественная комедия какой перевод лучше. Данте
В середине марта на ярмарке «Книги России» была вручена ежегодная премия, а вернее антипремия «Абзац» за издания, которые не отвечают требованиям современного книгоиздания по части перевода, редактуры и корректуры. Экспертный совет, определяющий «лауреатов», основывается на читательских мнениях, присланных в редакцию газеты «Книжное обозрение». Итак, кто нынче разозлил российского читателя?
«Абзац» вручается в четырех основных номинациях: «Худшая корректура», «Худший перевод», «Худшая редактура» и «Полный абзац» (за полное попрание всех норм книгоиздания) и одной дополнительной: за «особо циничные преступления против российской словесности». В этом году бронзовая конструкция в виде дважды переломленной ручки (буквой «Z» — знак абзаца в редактуре) на скомканном бумажном листе была вручена:
«Полный абзац» — книга «Led Zeppelin. Иллюстрированная биография» Томаса Гарета (2012, «Астрель») и «Elvis. Иллюстрированная биография» Мэри Клейтон (2012, издательство «Астрель», переводчик Татьяна Сибилева).
«Худший перевод» — «Божественная комедия», «Фауст» и другие произведения классической литературы в переводе Ирины Евсы.
«Худшая редактура» — «Зимняя кость» Дэниэла Вудрелла (2012, «Азбука»; переводчик Максим Немцов).
«Почётная безграмота» — «Иллюстрированная Конституция России» за авторством Натальи Худяковой и Максима Горелова.
Проблемы с переводом — самая частая «тема» в современном книгоиздательстве. А «Худший перевод» — вообще любимая номинация премии; как и в прежние годы, она остается самой популярной.
Издания «Led Zeppelin» Томаса Гарета и «Elvis» Мэри Клейтон покарали за одинаковые проступки — небрежность перевода и редактуры: повторы и пропуски слов, несогласованность падежей существительных и времен глаголов. «Сблизившись с певцом Терри Ридом, Пейджу было указано в направлении Роберта Планта» — цитата из книги о Led Zeppelin. Или: «Грейслэнд стал пристанищем постоянного притока зевак» — из биографии Элвиса Пресли. Примерно такие же «шедевры» перевода получает ежедневно ленивый студент, забивая в онлайн-переводчик текст из учебника.
«Худшая переводчица» Ирина Евса — поэт и переводчик из Харькова. С середины 2000-х годов она перевела все рубаи Омара Хаяма, «Божественную комедию» Данте, «Потерянный» и «Возвращённый рай» Милтона, «Фауста» Гёте и все основные произведения Шекспира. Такая исключительная работоспособность базируется на обычном редактировании классических переводов, срок авторских прав на которые истек. Выпуская собственные переводы, Ирина Евса брала за основу именно те тексты, за использование которых ей не грозило бы взыскание.
Бойкие переводы, бойкая торговля...
Например, «Божественная комедия» оказывается даже без пристального просмотра просто искажённым переводом Д. Д. Минаева (1835-1889). Надо сказать, что перевод Минаева, выполненный поэтом с 1874 по 1879 годы, уже в XIX веке неоднократно подвергался критике. Тяжесть и беспорядочность стихотворного слога отмечали, например, знаменитый русский поэт В. Я. Брюсов и менее знаменитый писатель И. Н. Голенищев-Кутузов. Последний так писал о качестве перевода Минаева: «Стих переводчика тяжел, а культура весьма ограничена <…> в начале минаевского перевода терцины еще кое-как, хромая, идут друг за другом, однако чем дальше, тем перевод становится беспорядочней и хуже».
Кстати, и метод перевода, который использовал Минаев, вряд ли можно назвать приемлемым: переводчик сам не знал ни одного слова по-итальянски (да и вообще ни одного иностранного языка). Чтобы переложить язык итальянской поэмы на русские стихи, он заказывал переводы прозой, а затем уже сам делал стихотворный перевод. При всех огрехах перевода, заслугой Минаева безусловно является знакомство русской читающей публики с произведениями европейской литературы.
Или обратимся к «Вильяму нашему Шекспиру». Известный перевод «Гамлета», выполненный великим князем Константином Константиновичем (1858-1915), не избежал печальной участи попасть в руки любительницы переводить иностранную литературу. Князь работал над переводом с 1889 по 1898 годы, перевод с обширными комментариями в 3-х томах был издан в 1899 году. Перевод неоднократно переиздавался (например, в 2010 году), поэтому «Гамлет» Евсы иначе как плохим переизданием назвать нельзя.
Найдите 10 отличий:
Перевод К. Р.
Пращей и стрел судьбы жестокой или,
Борьбой покончить с ними? Умереть, уснуть —
Не более; и знать, что этим сном покончишь
С сердечной мукою и с тысячью терзаний,
Которым плоть обречена, — о, вот исход
Многожеланный!
Перевод Ирины Евсы:
Быть иль не быть? Вот в чем вопрос. Что выше:
Сносить в душе с терпением удары
Пращей и стрел судьбы жестокой иль,
Вооружившись против моря бедствий,
Затеять битву. Умереть. Уснуть.
И твердо знать, что этим сном покончишь
С сердечной мукой, с тысячью терзаний,
Присущих нашей плоти. Вот исход
Желанный.
Конечно, с авторским правом в России всегда было плохо, но замахнуться на перевод, например знаменитого М. Л. Лозинского (1886-1955) переводчица все же не посмела. А как переводил тексты выдающийся русский переводчик? Шекспира — строка в строку, передавая все интонационные ходы, достигая, казалось бы, невозможной близости оригиналу — ведь английские слова короче русских, а стихотворную строку не растянешь. Ахматова называла Лозинского «несравненным поэтом-переводчиком»; Блок восторженно отзывался: «глыбы стихов высочайшей пробы. Гумилёв считает его переводчиком выше Жуковского».
Лозинский рассказывал, что читать литературные произведения в переводах у них в доме было не принято. Читали всё в подлиннике, если не знали язык, учили язык, а потом читали. «Признаться, я очень мало читал чужие переводы, — писал он. — Как-то всегда хотелось прочесть в подлиннике. Вот почему у меня встречаются очень важные пробелы в знании мировой литературы: то времени не было прочесть, то под рукой был только перевод». Сопоставьте теперь размер бедствия: «переписанные» переводы современных авторов и филигранную работу с подлинниками Лозинского.
В «Истории одного перевода «Божественной комедии» Лозинский писал о подготовке к переложению Данте: изучал поэта и его эпоху; в библиотеках Ленинграда и Москвы прочёл десятки серьёзных сочинений о Данте; в своей личной библиотеке держал много комментированных изданий «Божественной комедии», от Ландино (1481) до Казини-Барби (1944) и Скартаццини-Ванделли (1946). Неясные места поэмы являлись предметом спора комментаторов со всего мира — Лозинскому приходилось делать выбор между толкованиями, в тех случаях, где допускались разные понимания, надо было делать так, чтобы и русский текст мог быть понят двояко или трояко.
«В течение этих семи лет я работал и над другими вещами. На перевод Данте мною потрачено, собственно, 576 рабочих дней, причём бывало, что за целый день я осилю всего 6 стихов, но случалось, что переведу и 69, в среднем же — около 24 стихов в день… Чем глубже я вникал в «Божественную комедию», тем больше преклонялся перед её величием. В мировой литературе она высится как горный кряж, ничем не заслонённый». В 1946 году Лозинский стал первым переводчиком, которому «за образцовый перевод в стихах произведения Данте «Божественная Комедия» была присуждена Государственная (Сталинская) премия I степени.
А переводчик «Фауста» Н. А. Холодковский (1858-1921)? Кропотливая, огромная работа над переводом в течениt более сорока лет! За этот перевод в 1917 г. Академией наук ему была присуждена премия им. А. С. Пушкина. Победительнице премии «Худший перевод» «подправить» этот текст, конечно, вряд ли стоило и года работы. Одновременно в 2009 году выпущены два «Фауста», на одном, обнаружив переводчика, читаем: Н. Холодковский, И. Евса. На другом — уже проще: И. Евса. А и правда, чего уж там…
«Хороших переводчиков сейчас вообще, к сожалению, очень мало, — комментирует председатель жюри «Абзаца», генеральный директор и главный редактор «Книжного обозрения» А. М. Набоков. — Во многом эта проблема связана с тем, что у переводчиков низкие гонорары. Оттого качество сильно страдает».
Конечно, за «пересказ близко к тексту», а точнее к предыдущему переводу, иной бы и деньги брать постеснялся. Но удивляет регулярность, с которой издательства наподобие ЭКСМО переиздают подобные бездарные переводы. И, по-видимому, даже их заказывают. Наверное, если постараться, можно найти в происходящем и что-то хорошее: на «Озоне» в огромном количестве лежат книги мировой классики в плохом переводе — красивые, хорошо иллюстрированные издания. Возможно, после обнародования «Абзаца» 2013 года, кто-то вспомнит о необходимости смотреть не только на название книги и красивую обложку. Ведь тех, кто читает на языке оригинала, нынче немного.
Хотя перевод Дмитрия Мина и был напечатан с припиской «размером подлинника», но действительности эта приписка не соответствует. Думаю, что Мин, строго говоря, и не имел этого в виду: просто в XIX веке существовала практика (к настоящему времени практически исчезнувшая) переводить стихотворные произведения (особенно крупные) прозой, стремясь к максимально точной и подробной передаче смысла и сюжета (ради чего, по мысли переводчиков, можно было и пожертвовать формой), и первый русский перевод «Божественной комедии» был именно таков, а Мин, как положено, перевёл Данте рифмованными терцинами. Однако итальянский стих - силлабический, а русский - силлабо-тонический, разница довольно большая, и стих перевода Мина - силлабо-тонический тоже (не исключено, впрочем, что в полной мере сам Мин, не будучи филологом по образованию, не улавливал разницы).
Так что каноническим русским переводом «Божественной комедии» является перевод Михаила Лозинского. В этом переводе, в частности, она практически всегда цитируется. Например, все мы знаем, что начинается эта книга строчками: «Земную жизнь пройдя до половины, / Я очутился в сумрачном лесу», - это перевод Лозинского (у Мина: «В средине нашей жизненной дороги, / Объятый сном, я в темный лес вступил» - тут сразу видно, что перевод Лозинского значительно лучше в чисто поэтическом отношении: почему у Мина «жизненная дорога» - «наша»? Потому что он переводит дословно: в оригинале тоже есть “nostra”; тогда как Лозинский передаёт смысл).
Но и перевод «Божественной комедии» размером подлинника, то есть силлабическим стихом, тоже существует: его сделал лет 30 назад Александр Илюшин. Это совершенно уникальный текст, призванный производить на современного читателя хотя бы часть того ошеломляющего и сбивающего с толку впечатления, какое производила поэма Данте на современников, - тогда как задача Лозинского была прямо противоположная: представить сегодняшнему читателю незыблемый шедевр давнего прошлого во всём его монументальном величии. Несколько подробнее об этом различии подходов можно прочесть вот здесь.
© ООО «Издательство «Э», 2017
Ад
Песня первая
Поэт рассказывает, что, заблудившись в темном, дремучем лесу и встречая разные препятствия для достижения вершины горы, он настигнут был Вергилием. Последний обещался показать ему муки грешников в Аду и Чистилище и сказал, что потом Беатриче покажет поэту Райскую обитель. Поэт последовал за Вергилием.
1 Когда-то я в годину зрелых лет
В дремучий лес зашел и заблудился.
Потерян был прямой и верный след…4 Нет слов таких, чтоб ими я решился
Лес мрачный и угрюмый описать,
Где стыл мой мозг и ужас тайный длился:7 Так даже смерть не может устрашать…
Но в том лесу, зловещей тьмой одетом,
Средь ужасов обрел я благодать.10 Попал я в чащу дикую; нигде там
Я не нашел, объят каким-то сном,
Знакомого пути по всем приметам.13 Пустыня предо мной была кругом,
Где ужасом невольным сердце сжалось.
Я увидал перед собой потом16 Подножие горы. Она являлась
В лучах светила радостного дня
И светом солнца сверху позлащалась,19 Прогнавшим страх невольный от меня.
В душе моей изгладилось смущенье,
Как гибнет тьма от яркого огня.22 Как выброшенный на берег в крушенье
В борьбе с волной измученный пловец
Глядит назад, где море в исступленье25 Ему сулит мучительный конец;
Так точно озирался я пугливо,
Как робкий, утомившийся беглец,28 Чтоб еще раз на страшный путь тоскливо,
Переводя дыхание, взглянуть:
Доныне умирало все, что живо,31 Свершая тот непроходимый путь.
Лишившись сил, как труп, в изнеможенье
Я опустился тихо отдохнуть,34 Но снова, переселив утомленье,
Направил шаг вперед по крутизне,
Все выше, выше каждое мгновенье.37 Я шел вперед, и вдруг навстречу мне
Явился барс, покрытый пестрой кожей
И с пятнами на выгнутой спине.40 Я, как врасплох застигнутый прохожий,
Смотрю: с меня он не спускает глаз
С решимостью, на вызов мне похожей,43 И заграждает путь, на нем ложась,
Так что я думать стал об отступленье.
На небе утро было в этот час.46 Земля очнулась после пробужденья,
И плыло солнце в небе голубом,
То солнце, что во дни миротворенья49 Зажглось впервые, встречено кругом
Сияньем звезд, с их ясным, кротким светом…
Ободренный веселым, светлым днем,52 Румяным и торжественным рассветом,
Я выносил без страха барса гнев,
Но новый ужас ждал меня при этом:55 Передо мной вдруг очутился лев.
Назад закинув голову, он гордо
Шел на меня: стоял я, присмирев.58 Смотрел в глаза так алчно он и твердо,
Что я как лист затрепетал тогда;
Гляжу: за ним видна волчицы морда.61 Она была до ужаса худа:
Ненасытимой жадностью, казалось,
Волчица подавляема всегда.64 Уже не раз перед людьми являлась
Она, как гибель их… В меня она
Чудовищными взглядами впивалась,67 И стала вновь отчаянья полна
Моя душа. Исчезла та отвага,
Которая вести была должна70 Меня на верх горы. Как жадный скряга
Рыдает, потерявши капитал,
В котором видел счастье, жизни благо,73 Так перед диким зверем я рыдал,
Путь пройденный теряя шаг за шагом,
И снова вниз по крутизне сбегал76 К тем безднам и зияющим оврагам,
Где блеска солнца видеть уж нельзя
И ночь темна под вечным, черным флагом.79 С стремнины на стремнину вниз скользя,
Я человека встретил той порою.
Безмолвие собой изобразя,82 Он словно так был приучен судьбою
К молчанию, что голос потерял,
Увидя незнакомца пред собою.85 В пустыне мертвой громко я воззвал:
«Кто б ни был ты – живой иль привиденье,
Спаси меня!» И призрак отвечал:88 «Когда-то был живое я творенье;
Теперь перед тобой стоит мертвец.
Я в Мантуе рожден в одном селенье;91 В Ломбардии жил прежде мой отец.
Жизнь начал я при Юлии и в Риме
В век Августа жил долго, наконец,94 Когда богами ложными своими
Считали люди идолов. Тогда
Я был поэт, писал стихи, и ими97 Энея воспевал и те года,
Когда распались стены Илиона…
А ты зачем стремишься вниз сюда,100 В обитель скорби, скрежета и стона?
Зачем с пути к жилищу вечных благ
Под благодатным блеском небосклона103 Стремишься к тьме неудержимо так?
Иди вперед и не щади усилий!»
И, покраснев, ему я сделал знак106 И вопросил: «Ужели ты Вергилий,
Поэтов всех величие и свет?
Пусть о моем восторге и о силе109 Моей любви к тебе, святой поэт,
Расскажет слабый труд мой и творенья
И то, что изучал я много лет112 Великие твои произведенья .
Смотри: я перед зверем трепещу,
Все жилы напряглись. Ищу спасенья,115 Певец, твоей я помощи ищу».
«Ты должен поискать пути иного,
И этот путь я указать хочу».118 Услышал я из уст поэта слово:
«Знай, страшный зверь-чудовище давно
Путь этот заграждает всем сурово121 И губит, и терзает всех равно.
Чудовище так жадно и жестоко,
Что вечно не насытится оно124 И жертвы рвет в одно мгновенье ока.
К нему на смерть несчетное число
Творений жалких сходит издалёка, -127 И долго будет жить такое зло,
Пока Пес Ловчий с зверем не сразится,
Чтобы вредить уж больше не могло130 Чудовище. Пес Ловчий возгордится
Не жалким властолюбием, но в нем
И мудрость, и величье отразится,133 И родиной его мы назовем
Страну от Фельтро и до Фельтро . Силы
Италии он посвятит; мы ждем,136 Что с ним опять воспрянет из могилы
Италия, где прежде кровь лилась,
Кровь девственной, воинственной Камиллы,139 Где Турн и Низ нашли свой смертный час .
Преследовать от града и до града
Волчицу эту будет он не раз,142 Пока ее не свергнет в кратер Ада,
Была откуда изгнана она
Лишь завистью… Спасти тебя мне надо145 От этих мест, где гибель так верна;
Иди за мной, – тебе не будет худо,
Я выведу – на то мне власть дана -148 Тебя чрез область вечности отсюда,
Чрез область, где услышишь ты во мгле
Стенания и вопли, где, как чуда,151 Видения умерших на земле
Вторичной смерти ждут и не дождутся
И от мольбы бросаются к хуле.154 Потом перед тобою пронесутся
Ликующие призраки в огне,
В надежде, что пред ними распахнутся,157 Быть может, двери в райской стороне
И их грехи искупятся страданьем.
Но если обратишься ты ко мне160 С желанием в Раю быть – тем желаньем
Давно уже полна душа моя -
То есть душа другая: по деяньям163 Она меня достойнее, и я
Ей передам тебя у райской двери
И удалюсь, печаль свою тая.166 Я был рожден в иной и темной вере,
К прозрению не приведен никем,
И места нет теперь мне в райской сфере,169 И я пути не укажу в эдем.
Кому подвластны солнце, звезды эти,
Кто царствует в веках над миром всем,172 Того обитель – Рай… На этом свете
Блаженны все, им взысканные!» Стал
Тогда искать опоры я в поэте:175 «Спаси меня, поэт! – я умолял. -
Спаси меня от бедствий ты ужасных
И в область смерти выведи, чтоб знал178 Я скорбь теней томящихся, несчастных,
И приведи к священным тем вратам,
Где Петр Святой обитель душ прекрасных181 Век стережет. Я быть желаю там».
Мой проводник вперед шаги направил,
И следовал я по его пятам.
Песня вторая
Во второй песне поэт, после обычного вступления, начинает сомневаться в своих силах для предстоящего пути и думает, что не в состоянии будет сойти в Ад вместе с Вергилием. Ободренный Вергилием, он решается наконец следовать за ним как за своим наставником и путеводителем.
1 День потухал. На землю сумрак лег,
Людей труда к покою призывая.
Лишь я один покойным быть не мог,4 Путь трудный, утомительный свершая.
Все то, что предстояло мне вперед -
Страдания и обаянье Рая, -7 То в памяти навеки не умрет…
О, музы, о святое вдохновенье!
Теперь вы мой единственный оплот!10 Запомни, память, каждое явленье,
Которое заметил только взгляд!
«Скажи, поэт! – воскликнул я в волненье. -13 Мой путь тяжел, в пути препятствий ряд…
По силам ли мне подвиг предстоящий?
Ты описал, как раз спускался в Ад16 Герой Эней , тогда еще носящий
Людскую плоть, и вышел невредим:
Сам вечный Бог, на свете зло разящий,19 Всегда стоял защитником над ним
И чтил родоначальника в нем Рима;
И знаем мы – на этот славный Рим22 Сошло благословение незримо…
Святынею, источником добра
Да будет град, где власть неутомима25 Наместников святителя Петра!..
Спустился в Ад Эней, тобой воспетый,
В нем не нашедший смертного одра,28 Но знаньем и прозрением согретый,
Величье пап из Ада вынес он.
Позднее же с земли печальной этой31 Сам Павел был на Небо вознесен,
Где стал опорой нашего спасенья.
Но я – тяжелым подвигом смущен,34 Я трепещу за дерзкие стремленья.
Я не апостол Павел, не Эней, -
Избрать их путь кто дал мне позволенье?37 Вот почему являться в мир теней
Боюсь с тобой. Уж не безумен я ли?
Но ты меня мудрее и сильней:40 Покорствую тебе в моей печали».
Как человек, лишенный воли вдруг,
В котором мысли новые сменяли43 Ряд прошлых дум и помыслов и мук,
Так точно я в пути стал колебаться
И озирался с трепетом вокруг,46 И быстро стала робостью сменяться
Моя решимость. Призрак мне сказал:
«Ты начал низкой трусостью слушаться.49 Подобный страх нередко отвращал
От славных дел. Так тени зверь боится.
Но я рассею страх твой. Я блуждал52 Средь призраков, и ждал, когда решится
Над участью моею приговор,
Вдруг слышу, – я не мог не удивиться, -55 Святая Дева в тихий разговор
Со мной вступила. Счастья не скрывая,
Я Деве покорился с этих пор.58 Как звезды неба нежили, сверкая,
Ее глаза и голос так звучал,
Как пенье херувимов в царстве Рая:61 «О, ты поэт, чей гений засиял
И будет жить до разрушенья света,
Иди! На крутизне пустынных скал64 Мой друг ждет и опоры, и совета,
Препятствиями страшными смущен.
Иль для него погибло все? Ответа67 Я буду ждать: он будет ли спасен?
Иди к нему и силой строгой речи
Да будет от беды избавлен он.70 Мне имя – Беатриче; издалече
Явилась я. Меня любовь вела,
Моя любовь с тобой искала встречи:73 Я помощи твоей с мольбой ждала.
В обитель Бога скоро я предстану
И там, где гибнет всякая хула,76 Тебя я славословить громко стану…»
И Беатриче смолкла. Я сказал:
«Клянусь, тебе служить я не устану!79 Ты святости высокой идеал,
Ты образ добродетели чудесной!
Все радости земли, что Бог нам дал,82 Доводишь ты до радости Небесной!
Тебе легко повиноваться мне…
И если бы, о призрак бестелесный,85 Твою я волю выполнил вполне,
То все бы постоянно мне казалось,
Что действовал я вяло, как во сне,88 Что дело слишком медленно свершалось.
Твои желанья мог я оценить,
Но отвечай: как ты не побоялась91 В жилище преисподнее сходить
Из той святой обители надзвездной,
Которую не можешь ты забыть?..»94 «Без страха я скольжу над этой бездной, -
Сказала Беатриче, – и, поэт,
Могу тебе совет я дать полезный:97 Поверь – когда злых помыслов в нас нет,
Нам ничего не следует бояться.
Зло ближнему – вот где источник бед,100 И только зла нам нужно всем пугаться.
Благое Небо крепость мне дает,
Чтоб не могла страданьем я терзаться103 И даже пламя ног моих не жжет.
Там в Небесах есть Дева Всеблагая ,
И ей-то, Всеблагой, стал жалок тот,106 Кого спасти ты должен, сберегая.
И к Лючии пришла с мольбой она:
«Спеши помочь тому ты, дорогая,109 Которому рука твоя нужна».
И Лючия то место посетила,
Любви и сострадания полна,112 Где я с Рахилью старой говорила,
И молвила: «Настал ужасный миг!
Что, Беатриче, ты не поспешила115 Спасти того, кто в мире стал велик,
Любив тебя? Иль ты не слышишь, что ли,
Знакомый вопль и о спасенье крик?118 Не видишь, как жилец земной юдоли
В борьбе со смертью грозной изнемог,
Которая страшна в безумной воле,121 Как океана бешеный поток…»
Никто быстрей не мчался для добычи,
Никто от бед бежать скорей не мог,124 Как бросилась сюда я, Беатриче,
Покинувши приют святых теней,
И одного тебя на помощь клича.127 Ты даром слова в мире всех сильней,
И я в твоих словах ищу опоры…»
Тогда на мне безмолвно, без речей,130 Она в слезах остановила взоры,
И я к тебе на помощь поспешил
Не медля, – мне страшны ее укоры;133 Волчицу я к тебе не допустил
И на гору открыл тебе дорогу…
Что ж медлишь ты? Иль в сердце не смирил136 Ты робости напрасную тревогу?
Когда три девы в вечных Небесах
За жизнь твою мольбы возносят к Богу,139 Когда во мне, во всех моих словах
Находишь ты привет и поощренье,
Ужель в тебе не утихает страх?»142 Как от холодных ветров дуновенья,
От стужи наклоняются цветы
И утром вновь встают в одно мгновенье145 Под блеском солнца, полны красоты,
Так точно я от страха вдруг очнулся,
Воскликнув: «Будь благословенна ты,148 В чьем состраданье я не обманулся,
Ты, бодрость заронившая мне в грудь,
Когда мой стан от ужаса согнулся…151 И ты, поэт, благословенным будь,
Исполнив повеленье Девы Рая.
С тобой готов начать я смело путь,154 Желаньем трудных подвигов сгорая.
С тобой мне не страшна пучина зол…
Веди ж меня, путей не разбирая…»157 Так я сказал и за певцом пошел.
Песня третья
Данте, следуя за Вергилием, достигает дверей Ада, куда оба входят, прочитавши у входа страшные слова. Вергилий, указывая поэту на мучения, которые заслужили трусы, ведет его далее. Они приходят к реке, называемой Ахерон, у которой находят Харона, перевозящего души на другой берег. Когда Данте переехал чрез Ахерон, то он заснул на берегу этой реки.
1 «За мной – мир слез, страданий и мучений,
За мною – скорбь без грани, без конца,
За мной – мир падших душ и привидений.4 Я – правосудье высшего Творца,
Могущества и мудрости созданье,
Творение Небесного Отца,7 Воздвигнутое раньше мирозданья.
Передо мной – прошел столетий след,
Удел мой – вечность, вечность наказанья,10 За мной ни для кого надежды нет!»
Над входом в Тартар надпись та чернела.
Я страшные слова прочел. «Поэт,13 Смысл этих слов, – воскликнул я несмело, -
Наводит страх!» Вергилий угадал,
Что сердце у меня оледенело.16 «Здесь места страху нет, – он отвечал. -
Мы подошли к обители печали
Тех падших душ, – Вергилий продолжал, -19 Что на земле безумцами блуждали» .
И мне с улыбкой руку сжал певец;
Я стал бодрей, и вот мы увидали22 Обитель вечной тайны, наконец,
Где в безрассветном мраке раздавались
Вопль и стенанья из конца в конец;25 Повсюду стоны, где мы ни являлись,
И я заплакал, выдержать не мог…
Мы ближе, – вопли грешников сливались28 В смесь разных языков, в один поток.
Хулы, проклятья, бешенства визжанье,
Ужасные движенья рук и ног, -31 Все в гул сливалось в общем завыванье.
Так ураган крутит степей пески.
Ревет и губит все, без состраданья.34 В неведенье, исполненный тоски,
Воскликнул я невольно: «О, учитель!
Уже ль грехи теней так велики,37 Теней, попавших в страшную обитель?
И кто они?» «Ничтожество – они
В толпе людей, – сказал путеводитель. -40 При жизни на земле в иные дни
Жалчайшими их тварями считали.
Им на земле, – кругом себя взгляни, -43 Хулы иль похвалы не воздавали;
Теперь – они вступили в сонм духов,
Которые Творцу не изменяли,46 Но грех давил их тяжестью оков
И не было в них веры в Провиденье.
Великий Бог их свергнул с облаков,49 Чтоб Небеса не знали оскверненья,
И даже Ад впустить их не хотел:
В Аду гнушалось даже преступленье52 Ничтожеством и мерзостью их дел».
«Какие же назначены им муки?
Какой у них, наставник мой, удел?55 Пронзительны их страшных воплей звуки…»
И отвечал Вергилий: «Лишены
Они надежды; скованы их руки.58 В их настоящем скорби так сильны,
Что худшей доле, большему мученью
Они всегда завидовать должны.61 Мир их забыл – и нет конца забвенью:
Их не щадят, но также не казнят,
Приговоривши к вечному презренью.64 Но прочь от них и брось вперед свой взгляд,
Иди теперь за мной неутомимо».
Я сделал шаг, но отступил назад:67 Передо мной промчалось знамя мимо,
Так быстро, словно вихорь уносил
Его вперед, вперед неудержимо.70 За ним летели призраки могил
Несчетной вереницей: страшно было,
Что столько жизней в мире, столько сил73 Смерть в призраки немые обратила.
Один из них мне словно был знаком:
Известный образ память сохранила.76 Смотрю: да, это точно он, о ком
Народ с презреньем часто отзывался,
Кто, покривя душой и языком,79 Высоким отреченьем запятнался .
Тут понял я, что этот сонм теней
Собраньем душ отверженных являлся,82 Презренных для врагов и для друзей.
Их жизнь была не жизнь, а прозябанье,
И здесь теперь, при наготе своей,85 Достались эти жалкие созданья
На жертву насекомых – мух и ос -
И терпят беспрерывные терзанья.88 По лицам их, мешаясь с током слез,
Струилась кровь и к их ногам стекала,
Где множество червей в крови вилось,91 И эту кровь мгновенно пожирало.
От них я отвернулся. Вдалеке
Немало новых призраков стояло94 На голом берегу, столпясь к реке.
«Учитель, – я спросил, – чьи тени эти,
Что переправы словно ждут в тоске?97 Их вижу я едва при тусклом свете».
«Об этом ты узнаешь, – молвил он, -
Когда, – я побледнел при том ответе, -103 Большой реки, бежавшей без журчанья.
Вот подплыл к нам седой старик в челне.
«О, горе вам, преступные созданья! -106 Он закричал Вергилию и мне. -
Надежды все вам нужно здесь оставить,
Вам Неба не увидеть в вышине.109 Я здесь, чтобы туда вас переправить,
Где холод вечный царствует и ночь,
Где пламя в состоянье все расплавить.112 А ты, – он мне сказал, – отсюда прочь!
Среди умерших места нет живому».
Не в силах любопытства превозмочь,115 Не двигался я с места. «По иному
Пути ты поплывешь, – прибавил он, -
И переправит к берегу другому118 Тебя челн легкий…» «Знай же ты, Харон, -
Ему сказал мой спутник хладнокровный, -
Что ты напрасным гневом возмущен:121 Тот, воля чья, закон есть безусловный,
Так повелел, и должен ты молчать».
И смолкнул разом лодочник огромный,124 И перестали бешенством сверкать
Его глаза в их огненных орбитах,
Но призраки, успев слова поймать,127 Проклятьем разразились; в ртах открытых
Их зубы стали громко скрежетать;
В их мертвых лицах, язвами изрытых,130 Явилась бледность. Нагло изрыгать
Они хулы на целый мир пустились,
Творца и предков стали проклинать133 И самый час, когда они родились.
Потом, с рыданьем к берегу скользя,
К ужасной переправе устремились:136 Избегнуть общей кары им нельзя.
Их гнал Харон, глазами вкруг сверкая,
Веслом отставших призраков разя.139 Как в осень листья падают, мелькая,
Пока ветвей совсем не обнажат,
В наряд поблекший землю облекая,142 Так тени на пути в глубокий Ад
На зов гребца в ладью его бросались,
Теснилися и помещались в ряд.145 Едва они через поток помчались,
Как к перевозу страшному опять
Уже другие призраки сбегались.148 «Мой сын, – сказал поэт, – ты должен знать,
Что души осужденных прилетают
Отвсюду к Ахерону. Разгадать151 Они свое грядущее желают,
Спеша переплывать через поток,
И вечно их желанья пожирают154 Узнать ту казнь, что ждет их за порок.
Еще никто с душой неразвращенной
Здесь чрез реку переплывать не мог;157 Вот почему отверг Харон бессонный
Тебя, мой сын, и гневом запылал,
Твоим явленьем сильно раздраженный».160 Поэт умолк, и вдруг я услыхал
Ужасный грохот, – почва задрожала…
Холодный пот на теле выступал.163 Над головою буря застонала,
И полосой кровавой в Небесах
Извилистая молния сверкала…166 Меня сковал какой-то новый страх,
И я в одну минуту чувств лишился,
Не в силах удержаться на ногах,169 И, как во сне, на землю опустился.
Песня четвертая
Поэт вслед за Вергилием спускается в первый круг Ада, где в особой светлой обители находит призраки знаменитых людей древности, которые приветствуют их и продолжают с ними путь. Ряд других знаменитых мужей. Вергилий ведет поэта дальше в Царство мрака.
1 Раскатом грома был я пробужден
И от его ударов содрогнулся.
Развеялся тяжелый, смутный сон;4 Раскрыв глаза, кругом я оглянулся,
Желая знать, где я, куда попал,
И над зиявшей бездною нагнулся:7 Из бездны гул стенаний долетал
До нашего внимательного слуха, -
Внизу под нами вечный стон стоял,10 То грозен был, то замирал он глухо,
Была темна той бездны глубина,
И если вопль мог долетать до уха,13 То глаз не мог увидеть бездны дна,
Хоть напрягал усиленно я зренье.
«Пусть эта пропасть вечная мрачна, -16 Сказал поэт и побледнел в мгновенье, -
Мы в этот мрачный мир теперь сойдем;
За мною смело следуй без смущенья».19 В лице переменился он. О том
Заметил я: «Уж если ты бледнеешь,
В моих сомненьях ставши мне щитом,22 Могу ль быть смел, когда ты сам робеешь?»
Он отвечал: «В лице, в моих глазах
Всех чувств моих читать ты не умеешь.25 Я чувствую теперь не жалкий страх,
Но ощущаю только состраданье
К судьбе теней, томящихся впотьмах,28 Под безысходной карой наказанья.
Иди за мной. Наш путь еще далек,
Нам медленность не принесет познанья…»31 И за собой поэт меня увлек
К ограде первой бездны непроглядной.
Хоть вопль теней к нам долетать не мог,34 Но самый воздух пропасти той смрадной,
Казалось, словно вздохами стонал:
То было Царство скорби безотрадной,37 Отчаянья без боли, где блуждал
Сонм призраков – мужчины, жены, дети.
Тогда путеводитель мне сказал:40 «Что же меня не спросишь ты, кто эти
Несчастные? Ты должен все узнать,
Чем были эти призраки на свете,43 Пока вперед мы не пошли опять.
Так знай: им неизвестно преступленье,
Но недоступна Неба благодать46 Лишь потому, что таинством крещенья
Своих грехов омыть им не пришлось, -
Они бродили в вечном заблужденье49 В те дни, когда в мир не сходил Христос.
Их вера до Небес не воспарила.
Я сам в незнанье их когда-то рос:52 Неведенье одно нас погубило,
И за него мы все осуждены
На вечное желанье за могилой,55 Надежды, милый сын мой, лишены…»
От этих слов тоска мне сердце сжала:
Страдать все эти призраки должны,58 Хоть их чело величием блистало.
Кто скажет им, что в будущем их ждет?
И я хотел, во что бы то ни стало,61 Проникнуть в тайну Неба и вперед
Узнать предел их горького страданья;
И так сказал: «Меня желанье жжет,64 Поэт. Скажи мне: в Царстве наказанья
Ужель никто доныне не умел
Спасенье заслужить и оправданье67 За подвиги и славу прежних дел?
Ужель никто спасти их не решался?»
И отвечал учитель: «Мой удел70 Еще мне нов был здесь, когда спускался
Сюда во мрак Спаситель мира сам
И лаврами победы увенчался.73 Спасен был им наш праотец Адам,
И Ной, и Моисей – законодатель,
И царь Давид, и старый Авраам,76 Рахиль, – и многих спас тогда Создатель,
И в горние селенья перенес,
Прощая их, Божественный Каратель.79 До той поры до мира вечных слез
Ни разу не коснулось искупленье…»
Мы дальше шли. И скоро нам пришлось82 Переходить пространство. Привиденья,
Как лес густой, являлись впереди,
Неуловимы, точно сновиденья.85 Оставивши вход в бездну назади,
Мерцавший свет во тьме я вдруг заметил,
И сердце шевельнулося в груди.88 Я угадал, что в сумраке был светел
Душ избранных особый уголок.
«Учитель мой! Я жду, чтоб ты ответил91 И назвал тех, кому всесильный рок
Дал светлую, особую обитель
И в бездну тьмы с другими не увлек!»94 «Их слава, – отвечал путеводитель, -
Их пережив, живет до поздних дней,
И им за то Небесный Вседержитель97 Отличье дал в обители теней».
И в тот же миг услышали мы слово:
«Привет певцу! Привет его друзей!100 В мир призраков он возвратился снова…»
Тут голос стих. Четыре тени шли
Навстречу к нам. Страдания немого,103 Иль светлой, чистой радости земли,
Иль затаенной на сердце печали -
В их лицах прочитать мы не могли.106 Тогда слова поэта прозвучали:
«Смотри, с мечом вот выступил вперед
Певец Омир: царем его считали109 Поэзии. Гораций с ним идет,
А вот Лукан с Овидием. Привета,
Такого же привета, как и тот,112 Что я сейчас услышал от поэта,
Они достойны все…» И я вошел
В собрание певцов великих света,115 В ту школу, где над всеми, как орел,
Вознесся царь высоких песнопений…
Кружок теней со мною речь завел,118 Приветствуя мой восходящий гений;
Вергилий тут не мог улыбки скрыть.
Затем, вслед за приветствием видений,121 Певцами был я приглашен вступить
В их тесный круг, и был шестым меж ими.
Мы стали меж собою говорить124 В согласии, как братья. Вместе с ними
Я шел туда, где бледный свет мерцал;
И с спутниками, сердцу дорогими,127 Величественный замок увидал,
Кругом семью стенами обнесенный;
Поток реки тот замок обвивал.130 И чрез поток, певцами окруженный,
Я перешел, как через сушу, вдруг;
Чрез семь ворот вступил я, пораженный,133 На длинный двор, где цвел зеленый луг.
На том лугу иные тени были:
На лицах их – спокойствие без мук136 И словно думы строгие застыли.
Величием запечатлен их вид;
Они почти совсем не говорили,142 Весь светлый луг, где призраки блуждали.
На множество прославленных теней
Мне спутники в то время указали145 Среди поляны. Видел я на ней
Электру Вот призраки знакомые стоят160 Фалеса, Эмпедокла, Гераклита.
Вот и Зенон, и он, Диоскорид ,
В котором знанья много было скрыто;163 Анаксагор и геометр Евклид,
Вот призрак Цицерона и Орфея,
Тит-Ливия, Сенеки; вот скользит166 Тень Иппократа с тенью Птолемея;
Вот Галиен, мудрец Аверроэс …
Не в силах передать теперь вполне я169 Всех предо мной являвшихся чудес
И слов не нахожу для выраженья.
Перед мной круг спутников исчез.172 Из светлого приюта в то мгновенье
Мой проводник со мной спускаться стал
В зловещий, мрачный мир грехопаденья,175 Где даже воздух самый трепетал,
Куда сквозь мрак, который там гнездился,
Луч света никогда не западал.178 И в этот мир с поэтом я спустился.
. «И то, что изучал я много лет / Великие твои произведенья». – Еще до появления «Божественной Комедии» Данте был уже известен как автор многих произведений на латинском и итальянском языках.
Ловчий Пес – Так называл Данте владельца Вероны Кана Гранде делла Скала, известного своей храбростью и благородством. Имя Пес он получил, по свидетельству своих современников, из-за того, что его мать во время беременности видела сон, будто она разрешилась от бремени собакой. При жизни его называли Великим за подвиги. Именно при его дворе Данте, изгнанный из Флоренции, нашел себе пристанище. Так как Данте начат писать «Божественную Комедию» еще до своего изгнания, когда Кан был ребенком, то комментаторы полагают, что стихи о Ловчем Псе вставлены поэтом уже после, в те дни, когда на Кана Гранде современники возлагали все свои надежды.
. «Кровь девственной, воинственной Камиллы, / Где Турн и Низ нашли свой смертный час». – Камилла – воинственная дева, дочь Метаба, царя вольсков, и Турн – сын Дауна, царя ругулов, защищая Лациум, погибли в битве с выходцами из Трои. Там же был убит мужественный Низ вместе со своим другом Эвриалом.
. «Видения умерших на земле / Вторичной смерти ждут и не дождутся…» – Души грешников, осужденные на адские муки, призывают забвение этих мучений – вторичную смерть.
Эней – отец Сильвия, сын Анхиза, брат Приама, завоеватель Лациума, где властвовали его потомки, от которых производят род Ромула, основателя Рима.
Дева Всеблагая – олицетворение милосердия. Не проще ли – что это образ Богоматери, Мадонны? Толкователи Данте даже в лице Беатриче ищут олицетворение богословия, хотя Данте, кажется, просто воссоздавал в ней образ своей первой и единственной любви. Беатриче была источником его еще младенческого вдохновения. Известно, что когда Данте было только девять лет, он полюбил восьмилетнего, прекрасного ребенка – Беатриче Портинари, которая умерла юной. Идеальной любви к Беатриче Данте оставался верен до конца жизни.
. «Что на земле безумцами блуждали». – Т. е. те, которые на земле были поражены безумием. Слово «безумие» в этом месте нужно понимать не в смысле умопомешательства, а как общее понятие о людях, здравый смысл которых часто подавляется их страстями.
Смотрю: да, это точно он, о ком / Народ с презреньем часто отзывался… – В буквальном переводе: «Вглядываюсь и узнаю в ней того, кто опозорил себя высоким отречением». Это место очень спорное. Некоторые предполагают, что Данте подразумевал Исава, продавшего право первородства (предположение более чем неправдоподобное); другие – Диоклициана, отрекшегося от престола; папу Целестина V, сложившего папскую тиару по проискам кардинала д’Ананьи, впоследствии папы Бонифация VIII; Торреджиано де Черки, предводителя партии Белых, отказавшегося от начальства над войсками. Учитывая то, с каким ожесточением преследовал Данте в своей поэме папскую власть, скорее всего, речь идет о Целестине V, тем более что отречение этого папы свершилось при жизни поэта. Скандальный характер этого отречения поразил в свое время всю Западную Европу. Говорили, что каждую ночь кардинал д’Ананьи, искавший папского престола, прятался в храме, где молился папа, и приказывал ему сложить тиару. Целестин повиновался, принимая его слова за голос свыше. Это объяснение, как и многие другие, на которые мы указываем, делает переводчик дантовского «Ада» Фан Дим, комментировавший Данте по древнему словарю «Vocabolario degli Academici della Crusca».
. Демокрит – древнегреческий философ, приписывавший создание мира действию одной только случайности.«Рай» начинается не приведенным здесь длинным посвящением Кану Гранде, герцогу Веронскому.
Еще в примечании к 31 песни Чистилища обозначен дальнейший ход поэмы до конца. Предстоящий небесный рай является ничем иным, как развитием данного еще там, в зародыше единения человека с Богом. Это развитие достигает здесь своей высшей цели, т. е. безусловное, небесное блаженство достигается через посредство возрастающего познавания Божества до полного погружения в Него и единения с Ним, – верховнейшего идеала обожествленного человечества. Такое восхождение основывается на совершающемся в поэте внутреннем развитии путем двух различных поэтических приемов: 1) поэт посещает ступень за ступенью девять сфер неба, приобщаясь постепенно к блаженству их обитателей, разделяя его й возрастя до него; 2) по дороге он воспринимает по поводу них соответствующие поучения о сущностях христианской веры. Первое служит эпической витью поэмы, правда, мало оживленной; второе сообщает поэме преобладающий дидактический характер.
Общение по пути с блаженными духами при постепенном прохождении чрез различные сферы мало-помалу приготовляет поэта к созерцанию Божества, а поучения Беатриче, расширяя его кругозор, приготовляют его к богопознанию. Первое дает фантазии поэта простор для создания художественных образов; вторые заключены в строго схоластические рамки. В поучениях Беатриче наблюдается следующий порядок: она говорит: а) об устройстве вселенной, б) о свободной воле человека, с) о грехопадении и искуплении, d) о благодатном предопределении; е) о трех добродетелях вере, надежде, любви, и, наконец f) о природе ангелов. Девять сфер блаженства суть создания собственной фантазии поэта, равно как и местоположение рая на планетах, которые согласно Птоломеевой системе вращаются все на большем и большем расстоянии вокруг земли, замыкаемые небом Неподвижных Звезд и кристальным небом Первого Движения; хотя Данте распределил блаженных духов по этим семи планетам и двум небесам по принципу все более и более высокого и совершенного блаженства, тем не менее, он хочет показать этим лишь различную степень их совершенства, не отрицая в тоже время равного и полного счастья всех их. Над всеми этими девятью кругами находится огненное небо или Эмпирей, обитель самого Бога, движущая все, но самая неподвижная, внутри которой движутся все остальные небеса в страстном, постоянном желании прикоснуться к ней: отсюда Дант видит всех святых собранных в виде розы. В этом и едином небе все души блаженных распределены постепенно, но все они блаженны одним блаженством; такова общая величавая картина Дантова «Рая». С детски наивными или грубо чувственными поэтическими изображениями загробной жизни в средние века поэма Данта не имеет ничего общего, кроме сюжета. Если в Раю мало движения и действия, то, по самой сущности предмета, там возможно лишь тихое, постепенное, внутреннее развитие без кризисов и потрясений. Беатриче является центральной фигурой поэмы и как возлюбленная Данта, и как олицетворение божественной благодати; ее красота просветляется все больше и больше при вознесении ее от звезды к звезде. Что касается личной и современно исторической стороны поэмы, то Дант является здесь пророком, обличительными тирадами то и дело бичующим свое время, а в символах и аллегориях излагающим просвещеннейшие политические и моральные системы из всех известных средних векам.
Бог, в котором начало всех движений, живет в высшем небе Эмпирее, откуда его свет изливается по всему миру в той мере, как тот иди другой предмет способен его воспринять. По Аристотелю и схоластикам.
Теперь одних муз поэту недостаточно, ему нужен еще и сам Аполлон; а так как, по древнему объяснению Проба к Виргилиевым Георгинам, одна из вершин Парнасса служит обиталищем Музам, а другая Аполлону, то поэту нужны теперь та и другая.
Даже и песнь о небе не пренебрегает с Пенейскими листами» (намек на нимфу Дафну, дочь речного бога реки Пенея, которую Аполлон обратил в лавр), тем более что эти листы теперь так редко требуются и в упавшем искусстве поэзии и в упавшем политическом значения императора. Но задача поэзии – «искрой зажигать великое пламя», передавая великую идею потомству и побуждая последнее к ее проведению в жизнь.
