Девушка в венке из маков картина. "девочка в маковом венке"
Кандидат филологических наук И. Грачева, доцент Рязанского педагогического университета.
Орест Кипренский. Автопортрет в полосатом халате. 1828 год.
О. Кипренский. "Девочка в маковом венке". 1819 год. Так изобразил художник свою маленькую натурщицу Марию, или, как звал ее художник, Мариуччи.
Один из лучших портретов А. С. Пушкина, отмеченный печатью высокого вдохновения, Кипренский создал в 1827 году. Горький изгиб губ и некоторая настороженность во взоре словно говорят о невысказанной тревоге.
О. Кипренский. Автопортрет, написанный художником по заказу галереи Уффици. 1819 год.
О. Кипренский. Именно этот портрет А. К. Швальбе, написанный художником еще в 1804 году, итальянские мэтры сочли работой прежних мастеров - Рембрандта или Рубенса.
"Женский образ у Кипренского, - пишет искусствовед В. С. Турчин, - занимал особое положение в поэтике портретной живописи. Он вырастал до символа нравственной чистоты, благородства и красоты". Портрет Е. С. Авдулиной написан Кипренским в 1822 году.
О. Кипренский. "Портрет неизвестной" (1829). Так сказано в альбоме. Но вглядитесь в ее черты и черты "Девочки в маковом венке" - может быть, перед нами повзрослевшая Мариучча?
"Гений - явление природное. Его деятельность не может быть измерена понятием "художественный вкус", ибо это категория историческая, воспитанная, а не врожденная. Гений же изумляет всем, даже своими погрешностями. Гений ценится не за созданные им произведения, которые вовсе не должны быть - и это не парадокс! - "гениальными". Его цель иная. Он частица идеального эстетического начала в мире. Поэтому вся его жизнь - уже искусство, уже проявление художественного... Собственная жизнь романтика эмоциональнее и содержательнее искусства; в искусстве его личность полностью и не может реализоваться. Гений - гениален в жизни и талантлив в искусстве. Он актер в своей драме, он из жизни хочет сделать поэму, хотя она такой и не могла бы стать. Искусство для романтика, для Кипренского было формой бытия, частью самой жизни". - Так написал крупнейший искусствовед Валерий Стефанович Турчин в своей монографии о Кипренском (1975).
В 1788 году в Воспитательное училище при Петербургской академии художеств привезли шестилетнего мальчика, которого записали под звучной фамилией "Кипренский". Официально он считался сыном Адама Швальбе, дворового человека помещика А. С. Дьяконова. Но ходили упорные слухи, что отцом мальчика и был сам бессемейный помещик. Недаром ребенок сразу же при рождении получил вольную, в то время как его родители оставались крепостными до смерти помещика и только по его завещанию были отпущены на волю. И еще одна немаловажная деталь: родившемуся от крепостной девки Анны Гавриловой дали необычное имя, словно герою античности, - Орест. Через год, чтобы соблюсти приличия, барин повенчал Анну и А. Швальбе, но, видимо, не пожелал, чтобы мальчик носил фамилию приемного отца.
По поводу фамилии "Кипренский" существовали разные домыслы. Мальчика крестили в Копорье, и, по одной из версий, его первоначально могли назвать Копорским. Но, возможно, Дьяконов, воспитанный, как и многие его современники, на античных образцах, фамилию маленького Ореста произвел от одного из имен богини любви Афродиты - Киприда (в ранних документах его называли Кипрейским).
И действительно, Оресту, вступающему в жизнь, словно покровительствовал какой-то добрый, светлый дух. Его яркий живописный талант счастливо сочетался с обаятельной внешностью, изысканными манерами, открытым, общительным характером и душевной мягкостью. А когда в 16 лет его посетила первая любовь, то он с юношеской безоглядностью чуть не принес ей в жертву свое дарование и будущность в искусстве. Но красавица, покорившая его неопытное сердце, отдавала предпочтение военным. Безутешный юноша решился на отчаянный шаг. Под предлогом свидания с родными он отпросился из академии и, нарушив стройный порядок дворцового вахтпарада, обратился к императору Павлу с просьбой перевести его в военную службу. По тем временам за столь неслыханную дерзость можно было серьезно поплатиться. Однако вспыльчивый государь находился в добром расположении духа и, внимательно оглядев юного волонтера, передал его обер-полицмейстеру с наказом отправить обратно в академию. Если бы знал Павел, как будет ему благодарно впоследствии русское искусство за столь прозорливое решение!
В 1803 году Орест окончил академический курс с аттестатом I степени - "За хорошие успехи и особливо за признанное добронравие, честное и похвальное поведение". Вместе с аттестатом выпускнику вручили шпагу - знак дворянского достоинства. Но по просьбе Кипренского его оставили при академии еще на два года пенсионером. Золотая медаль, которую он получил в 1805 году за картину "Дмитрий Донской на Куликовом поле", дала ему право в числе семи лучших воспитанников академии отправиться за границу, прежде всего в Италию, о которой все они мечтали. Однако наполеоновские войны, разразившиеся в Европе, надолго отодвинули поездку. Только в 1816 году добросердечная императрица Елизавета Алексеевна, супруга Александра I, выделила сумму из собственных средств на поездку художника за границу.
Солнечная Италия с ее великолепными картинными галереями, живописные города, шумное оживление на улицах, где повсюду звучала музыка, очаровали юношу. Радость, переполнявшая его душу, изливалась щедрой добротой на всех, кто оказывался рядом. Он опекал выпускников академии, вслед за ним приехавших в Италию: помогал подыскивать жилье, мастерские, рекомендовал натурщиков, устраивал заказы. Путешествовавший по Италии великий князь Михаил Павлович симпатизировал Кипренскому, но тот беспокоился не о своей карьере, а о том, чтобы русские художники и скульпторы получили княжеский заказ. Художник С. Ф. Щедрин писал родителям из Рима весной 1819 года: "Кипренский очень много хлопотал и поступал во всех случаях благородно и пользовался благосклонностью великого князя к нему в пользу нашу".
Орест не мог равнодушно пройти даже мимо голодной уличной собаки. Современники вспоминали, как, выходя после завтрака из трактира, он наполнял карманы хлебом и сухарями для угощения бродячих собак, которые с утра ждали его у трактирного порога и сопровождали до самой мастерской. Прохожие с веселым недоумением оглядывались на странную картину: по улице невозмутимо шествовал молодой, элегантно одетый красавец, окруженный преданным эскортом разномастных псов...
В Италии пришла к художнику известность. Уффици - знаменитая галерея во Флоренции - заказала Кипренскому, первому из русских живописцев, автопортрет. Традиция собирать автопортреты больших художников появилась в галерее в XVII веке. Но, скучая уже по оставленной родине и по друзьям, Орест писал А. Н. Оленину: "Я более почувствовал в отдаленности, сколь Россия любезна!" Однако, когда в начале 1818 года истек срок его пребывания за границей, в кабинет императрицы пришло неожиданное письмо, в котором художник просил позволить ему задержаться. Секретарь Елизаветы Алексеевны Н. М. Лонгинов тут же ответил: "Уверить вас могу, что Ее Величество с удовольствием согласилась на просьбу вашу, тем более что занятия и прилежание ваше не могут не быть нам известны".
Прошел год, и Кипренский вновь просит об отсрочке. Императрица, явно балуя своего любимца, снова отдает распоряжение за свой счет обеспечить ему кредит в заграничных банках. Истек и этот срок, а Кипренский, которому к началу 1821 года надлежало вернуться в Россию, с загадочным упорством не желал расставаться с Италией, рискуя навлечь на себя высочайший гнев.
Не только несметные сокровища картинных галерей и собирание слепков с античных шедевров для А. Н. Оленина удерживали его в Риме. В его доме поселилась шестилетняя Мария Фалькуччи (или Мариучча, как называл ее художник), беспризорная девочка, по сути, брошенная на произвол судьбы. Мать ее, уличная женщина, отдала дочь Кипренскому в качестве натурщицы. Сам лишенный в детстве семейного уюта и родительской ласки, Орест близко к сердцу принял горести малышки и старался окружить свою питомицу заботой и вниманием. Писатель и искусствовед В. В. Толбин в статье "О. А. Кипренский", помещенной в журнале "Сын Отечества" (1856), приводит не дошедшие до нашего времени письма Кипренского к друзьям, в которых тот с неподдельной нежностью отзывается о своей воспитаннице. Этот беззащитный, одинокий ребенок становится частью его жизни. "Она одна соединяет в себе для моего сердца, для моего воображения все пространство времени и мира", - пишет он к одному из друзей. И девочка платила ему такой же душевной привязанностью и преданностью. "Как можно оставаться равнодушным, - пишет Кипренский, - видя около себя существо, которое живет и дышит только что для меня... которое удовлетворяет сердце мое своею нежностью, гордость мою - своею покорностью..."
Однажды мать увела куда-то девочку с собой, и Кипренский, разыскав ее в казарме среди пьяной солдатни, решил всерьез заняться судьбой Мариуччи. Выплатив матери отступную сумму и добившись от нее официального отказа от ребенка, Кипренский стал опекуном Марии. Благодарная своему спасителю девочка старательно, словно понимая всю серьезность своего занятия, позировала для картин "Анакреонова гробница" и "Девочка в маковом венке с гвоздикой в руках". Картины имели большой успех.
Но художника уже подстерегали жестокие испытания: была убита натурщица, работавшая в его мастерской, и завистливые недоброжелатели обвинили в этом Ореста. Клевета никак не вязалась со светлым обликом самого Кипренского, более того, скоро нашли настоящего преступника (им оказался его слуга Анжело), и тем не менее глухие слухи и пересуды, преследуя Ореста, сделали его жизнь невыносимой. И он решил покинуть Италию, а пока не определится его будущность, отдать Марию в один из пансионов Тосканы. Он отправил девочку в карете с надежным провожатым, но ее родня, стремясь напоследок урвать у странного русского солидный куш, перехватила Марию по дороге и стала требовать за нее выкуп. Тогда художник обратился за помощью к кардиналу Э. Консальви. Беспокоясь о судьбе девочки, Кипренский писал ему, что "на мрачной и безнравственной стезе, по которой идет мать ее, и она не замедлит сама со временем совратиться с пути чести и добродетели". Кардинал пообещал поместить девочку в монастырский приют, где мать не смогла бы ее разыскать.
На родине Ореста ждали искренние приветы близких друзей, благожелательные отзывы в печати и череда тяжелых унижений. Недобрая молва опередила его. Как сообщает Ф. П. Брюллов в письме к своим братьям-художникам (август 1823 года), Ореста отказались принимать "во многих домах Петербурга". А 23 ноября того же года Брюллов пишет, что "императрица оставила без всякого внимания" своего прежнего любимца. Не пожелали его видеть и прежде благоволившие к нему великие князья. Со временем ему удалось оправдаться перед двором, и императрица Елизавета Алексеевна, над портретом которой он начал работу, милостиво дала ему аудиенцию 3 января 1825 года.
Но сплетни о "преступлении" художника еще долго будоражили петербургские гостиные. Возможно, что финальные слова в трагедии А. С. Пушкина "Моцарт и Сальери" о том, что "гений и злодейство - две вещи несовместные", и размышления героя поэмы Сальери, справедливы ли слухи о Микеланджело Буонарроти, который будто бы тайно убил своего ученика, служившего ему натурщиком, похоже также навеяны темными домыслами, омрачившими славу Кипренского.
Осложнились отношения с академией, которая отказала художнику в заслуженном профессорском звании. А. Н. Оленин, когда-то радушно принимавший Кипренского в своем доме, теперь - президент Академии художеств, во всеуслышание заявлял, что пагубно принимать в академию людей, "принадлежащих к холопскому званию, столь уничижительному не только у нас, но и во всех землях света". Новый император Николай I, задумав устроить в Зимнем дворце Галерею 1812 года, заказал ее англичанину Д. Доу и повелел именовать его "первым портретным живописцем его императорского величества". А ведь Кипренский еще до отъезда за границу создал замечательную серию портретов героев 1812 года (маслом и карандашом). По возвращении в Россию он пишет восхитивший многих современников портрет кавалергарда Д. Н. Шереметева.
Не могла не отозваться болью в душе Кипренского и расправа над декабристами. Среди них у него было немало знакомых, с которых он когда-то с любовью рисовал, а теперь приходилось прятать или вырывать из альбомов ставшие крамольными листы...
И все чаще вспоминалась ему "девочка в маковом венке", которая была так же одинока, как он сам. В письме к скульптору С. И. Гальбергу, оставшемуся в Италии, Кипренский просит разыскать Марию и выяснить, как ей живется: "Я весьма бы желал узнать о ее положении. Хорошо ли ей там, не надобно ли чего для помощи". В следующем письме он пишет тому же Гальбергу: "Прошу сделать мне дружбу, объявить начальнице ее, что я непременно приеду в Рим в течение двух или трех лет и постараюсь нашей Марьючче вполне оказать мое участие, которое я принял в ее судьбе. У меня никого ближе ее нет на земле, нет ни родных и никого".
В 1828 году он покинул негостеприимную родину и вернулся в Рим. Ранее в одном из писем С. И. Гальбергу он заявлял: "Честь Отечеству делать можно везде". Однако, когда Орест предложил на выставку в Неаполе портрет Адама Швальбе и "Девочку в маковом венке", произошла курьезная история. Искушенные в вопросах искусства итальянские мэтры не поверили, что их современник может обладать столь мощным талантом. Кипренский в письме А. Ф. Щедрину (31 декабря 1830 года) рассказывал: "Президент Академии кавалер Николини объявляет мне от имени Академии замечание, опытностью и знанием профессоров исследованное, якобы сии две картины не суть работы художника нынешнего века. Будто бы я выдал сии картины за свои, но в самом деле они писаны Рубенсом, одна (портрет отца), а девочка совсем другим манером и другим автором древним писана; что картины сии бесподобные, особенно портрет отца они почли шедевром Рубенса, иные думали Вандика (Ван Дейк. - И. Г. ), а некто Альберти в Рембрандты пожаловал..."
Русскому художнику категорично заявили, что "в Неаполе не позволят они себя столь наглым образом обманывать иностранцу". Пришлось обращаться в Россию за официальным подтверждением принадлежности этих картин кисти Кипренского. Но, несмотря на то, что после этой истории у Ореста появилось много восторженных почитателей, жилось ему трудно. А. А. Иванов сообщал своему отцу в сентябре 1835года: "Наш почтеннейший Кипренский, увенчанный лаврами Европы, едва живет в Риме". Он был слишком независим, чтобы заискивать перед знатью, а та охотней платила за умение угождать, чем за талант.
А что же Мария? Она превратилась в миловидную, изящную и образованную девушку, сохранившую нежную преданность своему покровителю. Ф. И. Иордан в своих "Записках" рассказывал, как был удивлен, когда встретил на улице художника, гуляющего под руку "с молодою белокурой римлянкой". Строгость католических нравов в то время была чрезвычайной: "В Риме боже избави гулять с римлянкою под руку, если она вам не жена; девицы даже боятся кланяться мужчинам на улице..." Однако выяснилось, что Мария ничем не нарушила приличий, так как в июле 1836 года стала "сеньорой", супругой русского художника Кипренского (чтобы преодолеть все препятствия к браку, ему пришлось тайно принять католичество).
Жизнь в это время поманила Кипренского светлыми надеждами. Отправленные им в Россию на выставку картины имели у публики большой успех. Более того, на них обратил заинтересованное внимание сам государь. Николай I приобрел с выставки "Вид Везувия". А. Н. Оленин, поздравляя художника с высочайшей милостью, передавал в письме: "Государь Император между прочим изволил спрашивать, не известно ли, скоро ли вы возвратитесь в Отечество?" Российская академия художеств на этот раз заочно утвердила Кипренского в звании профессора. Окрыленный успехами и стосковавшийся по родине, Кипренский сразу же стал собираться в Петербург. Н. В. Кукольник в "Художественной газете" (1836, № 4) поспешил известить русскую публику: "О. А. Кипренский возвращается в Россию и, по последним известиям, весьма в скором времени должно ожидать его прибытие в С.Петербург".
Часть имущества уже была упакована в ящики и отправлена в Россию с кораблем, носившим название "Анна Мария" (по странному совпадению это было полное имя Мариуччи). Кипренский спешил закончить все дела в Италии, прощался со знакомыми, уверенный, что теперь уезжает насовсем. Восторженно мечтал о творческих замыслах, которые ему предстоит осуществить на родине. В сутолоке сборов он не придал значения полученной простуде. Но судьба отпустила ему семейного счастья всего на три месяца. Болезнь оказалась коварной. Друзья готовили для Кипренского прощальный обед, спорили о подарке, сочиняли памятную надпись, не подозревая, что вскоре им придется провожать художника в иной путь и заботиться о надписи для надгробной плиты.
Ф. И. Иордан вспоминал: "Зайдя к нему на квартиру, жаль было видеть стоящий на полу простой гроб с теплящеюся лампадою в головах. Старичок священник сидел в стороне. Прискорбно было видеть это сиротство славного художника на чужбине". Смерть Кипренского (а умер он 5 октября 1836 года) для Рима, захваченного весельем очередных празднеств, прошла незаметно. На улицах звенели бубны и гитары, разряженные толпы плясали и пели, по городу разъезжали коляски с оживленными, шумными людьми. А на скромном кладбище одной из приходских церквей тосковала молодая вдова, клала нежные заморские цветы на могилу того, кто когда-то в юности гордо заявлял: "Я радуюсь, что родился русским!"
Через несколько месяцев появилась на свет дочь Кипренского Клотильда. Друзья художника старались помочь его осиротевшей семье: им удалось выхлопотать при дворе пенсион для вдовы, который пересылался в Италию. Иордан рассказывал, что он с Н. И. Уткиным в 1844 году разыскал в Риме Марию, вступившую в новый брак с каким-то маркизом. Так как Мария таким образом потеряла право на денежное пособие, то Академия художеств, заботясь о дочери Кипренского, решила составить особый капитал на имя Клотильды. Но потом следы Марии и Клотильды затерялись.
Может быть, и сейчас в Италии здравствуют потомки Кипренского, даже не подозревающие о том, что их род идет от знаменитого русского предка.
Кипренский, Орест Адамович. Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке (Мариучча)Кипренский, Орест Адамович. Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке (Мариучча). 1819. ГТГ
Холст, масло. 42,5X40,9 (круг в прямоугольнике)
Государственная Третьяковская галерея, Москва.
Место создания Рим, Италия
Эпоха, стиль, направление романтизм, реализм
Портрет был написан в 1819 году в Риме. В «Реестре» своих картин Кипренский назвал его «Девочка прекрасного лица в венке маковом с цветочком в руке».
В 1822 году художник выставил его не без успеха в парижском Салоне под названием «Голова ребенка». Архитектор Ф. Ф. Эльсон, описывая работы Кипренского в Салоне, связывает картину с именем девочки Мариуччи. Свидетельству Эльсона можно верить: он прекрасно знал жизнь русской художественной колонии в Риме.
Позднее, в 1830 году, картина под названием «Девочка с цветком в маковом венке» экспонировалась на выставке в Неаполе. Она была принята местными знатоками за картину старого европейского мастера, и Кипренский, согласно их мнению, написать ее не мог, о чем художник писал А. Х. Бенкендорфу: «Мне в глаза говорили г. профессора <…> якобы в нынешнем веке никто в Европе так не пишет, а особенно в России может ли кто произвесть оное чудо».
Но кто эта девочка на полотне? Мариучча - Анна-Мария Фалькуччи - родилась около 1812 года и была дочерью итальянской красавицы-натурщицы. Ее мать позировала Кипренскому для картины «Анакреонова гробница», жила в доме художника и была близка с ним. Потом произошло событие загадочное и трагическое, оставившее черную тень на всей дальнейшей жизни Кипренского.
«Однажды утром натурщицу нашли мертвой. Она умерла от ожогов. На ней лежал холст, облитый скипидаром и подожженный.
Через несколько дней в городской больнице „Санта-Спирито“ умер от неизвестной болезни слуга Кипренского - молодой и дерзкий итальянец.
Глухие слухи поползли по Риму. Кипренский утверждал, что натурщица убита слугой. Медлительная римская полиция начала расследование уже после смерти слуги и, конечно, ничего не установила.
Римские обыватели, а за ними и кое-кто из художников открыто говорили, что убил натурщицу не слуга, а Кипренский.
Рим отвернулся от художника. Когда он выходил на улицу, мальчишки швыряли в него камнями из-за оград и свистели, а соседи - ремесленники и торговцы - грозили убить.
Кипренский не выдержал травли и бежал из Рима в Париж» (Паустовский К. Книга о художниках. - М.: Искусство, 1966. С. 37.).
Уезжая из Италии в 1822 году, Кипренский письменно обратился к кардиналу Гонзальви с просьбой определить девочку в монастырский пансион. И оставил деньги на воспитание сироты.
«В Париже русские художники, бывшие друзья Кипренского, не приняли его. Слух об убийстве дошел и сюда. Двери враждебно захлопывались перед ним. Выставка картин, устроенная им в Париже, была встречена равнодушно. Газеты о ней промолчали.
Кипренский был выброшен из общества. Он затаил обиду. В Италию возврата не было. Париж не хотел его замечать. Осталось одно только место на земле, куда он мог уехать, чтобы забыться от страшных дней и снова взяться за кисть. Это была Россия, покинутая родина, видевшая его расцвет и славу» (Паустовский К. Книга о художниках. - М.: Искусство, 1966. С. 37.).
Живя в России, Кипренский в письмах к своему знакомому, С. И. Гальбергу, постоянно просил сообщать ему о Мариучче, к которой был привязан. Творческих взлетов Петербург не принес. Снова приехав в Италию, Кипренский в 1829 году встретился с Мариуччей, ставшей стройной и милой девушкой. Ей было 17 лет, а мастеру – сорок семь.
Летом 1836 года Кипренский без огласки обвенчался с Мариуччей, ради этого перейдя в католичество. Но счастья и желанного покоя он не обрел. Девушка не любила его, хотя была благодарна за заботу о ней. Чтобы обеспечить свою молодую супругу, Кипренский был согласен на любой заработок: он писал модные и выспренные пейзажи, отсылал в Петербург копии с картин знаменитых итальянцев, брал в долг где только мог. Современники вспоминали, что он ссорился с женой, постоянно и помногу пил. Через три месяца после свадьбы Кипренский скончался.
После смерти художника вдова, именуемая в русских документах Марией Кипренской, прислала в Петербургскую Академию художеств оставшиеся ей в наследство картины, в том числе и свой детский портрет, написанный мужем. Почему-то она не захотела оставить его себе на память. Вырученные от продажи картин 6 тысяч 228 рублей были ей отосланы. Из Италии пришла ее расписка в получении денег, помеченная 28 января 1839 года. Это последнее, что мы знаем о Мариучче. Следы ее и ее дочери Клотильды, родившейся уже после смерти художника, безнадежно затерялись.
На портрете же, который сейчас висит в Третьяковской галере, милая девочка со сломанной гвоздикой облокотилась по-детски неуклюже на высокий стол и заинтересовано обернулась к зрителю. В ее движении - чистота и естественность ребенка. Кажется, она минутой раньше что-то спросила и ждет ответа, который затянулся...
Работы одного из лучших русских портретистов Ореста Кипренского
в ХІХ в. получили широкую популярность не только на родине, но и далеко за ее пределами. Настоящая известность пришла к нему в Италии, когда неаполитанские академики, увидев работы молодого художника, отказались верить в то, что их автор – не Рембрандт, Ван Дейк или Рубенс. К сожалению, пребывание Кипренского в Риме породило и дурную славу: его обвиняли в убийстве натурщицы и подозрительной опеке над девочкой, позировавшей ему для картины, так восхитившей знатоков живописи.
Об Италии художник мечтал со времен окончания Академии художеств в 1803 г., но эта мечта осуществилась лишь в 1816 г., когда расположенная к нему императрица Елизавета Алексеевна выделила из личных средств сумму для этой поездки. Талант Кипренского итальянские мастера живописи оценили очень высоко: ему предложили написать автопортрет для флорентийской галереи Уффици, где собрана большая коллекция автопортретов великих художников. Кипренский первым из русских мастеров был удостоен чести представить там собственную работу.
Однако его пребывание в Италии было омрачено двумя неприятными историями. Однажды натурщицу, позировавшую Кипренскому, нашли убитой, и его заподозрили в совершении преступления. Хотя он был непричастен к убийству и обвинял в нем слугу-итальянца, недоброжелатели распространяли о художнике нехорошие слухи. Ситуация усугубилась, когда в доме Кипренского поселилась 6-летняя девочка, Анна-Мария Фалькуччи, которую художник называл Мариучча. Она была фактически беспризорницей, поскольку ее мать, постоянно менявшая любовников, воспитанием дочери не занималась и отдала ее художнику в качестве натурщицы.
Именно Мариучча позировала Кипренскому для одной из самых знаменитых его картин – «Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке» (1819). Художника настолько поразила история никому не нужного ребенка, что он сначала ежемесячно выплачивал ее матери деньги, чтобы оградить девочку от ее дурного влияния, а после даже решил обратиться в Ватикан с просьбой оформить над ребенком опекунство. «На мрачной и безнравственной стезе, по которой идет мать ее, и она не замедлит сама со временем совратиться с пути чести и добродетели», – писал он в письме к кардиналу. Но поскольку Кипренский не был католиком, ему отказали, а девочку забрали в монастырский приют.
По возвращении в Россию Кипренского ждал холодный прием. Его не захотели принимать во многих домах Петербурга, академическое начальство отказалось присвоить ему звание профессора. Позже его положение упрочилось, хотя в гостиных продолжали распускать сплетни о «преступлении». В письме к скульптору С. Гальбергу, оставшемуся в Италии, Кипренский просит разыскать его музу и выяснить, как ей живется: «Я весьма бы желал узнать о ее положении. Хорошо ли ей там, не надобно ли чего для помощи». В следующем письме он пишет: «Прошу сделать мне дружбу, объявить начальнице ее, что я непременно приеду в Рим в течение двух или трех лет и постараюсь нашей Марьючче вполне оказать мое участие, которое я принял в ее судьбе. У меня никого ближе ее нет на земле, нет ни родных и никого».
Спустя годы Кипренский вернулся в Италию и первым делом разыскал Мариуччу в одном из римских монастырей. Девушке было уже 17 лет, и ее красота настолько поразила художника, что несмотря на 30-летнюю разницу в возрасте он сделал ей предложение. Ради этого брака он даже перешел в католичество.
Свадьба состоялась лишь через несколько лет, они прожили вместе всего три месяца – в 1836 г. Орест Кипренский скончался от воспаления легких. Их дочь Клотильда появилась на свет, когда отца уже не было в живых. О дальнейшей судьбе Мариуччи известно лишь то, что в 1844 г. она вышла замуж, после чего ее следы затерялись.
Прекрасные итальянки нередко вдохновляли художников на создание шедевров.
Орест Кипренский. Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке.
Орест Кипренский первым из русских художников получил известность в Европе, может быть, потому что приехал в Италию для усовершенствования не сразу после окончания Академии художеств, а уже сформировавшимся художником, столь удивительным, в особенностях которого историки искусства до сих пор не разобрались, принимая его за романтика.
Но европейская известность Кипренского, с предложением написать автопортрет для знаменитой галереи Уффици, странным образом сопровождалась забвением в России, пренебрежением властей, поскольку художник, импульсивный, неровный в жизни и в творчестве, сам подавал тому повод. По характеру и эпохе Кипренский действительно был романтиком, что усугублялось и его происхождением.
Отец его был крепостным у помещика А. С. Дьяконова, служил у него управляющим и женился на крепостной девушке Анне Гавриловой, у которой родился «незаконнорожденный младенец Орест», как записано в метрической книге Копорской церкви, 13 марта 1782 года на мызе Нежинской Ораниенбаумского уезда Петербургской губернии.
Вероятно, отцом младенца был помещик, который выдал Анну Гаврилову замуж за Адама Швальбе и отпустил их на волю. Видимо, Дьяконов, решив дать образование своему внебрачному сыну, определил его в Академию художеств, когда Оресту исполнилось шесть лет, как водилось в то время, при этом он был назван «законнорожденным» сыном Адама Швальбе, но получил не фамилию отца, а условную, весьма поэтическую – Кипрейского, взятую прямо с пустырей, где цветет кипрей.
Орест Кипрейский – романтично, но кажется фамилия выисканной, и юный художник нашел способ выправить слегка, либо вышло так где-то по чьей-то описке: Орест Кипренский – романтично? Нет, это уже классика. Это судьба.
В 1803 Кипренский окончил Академию художеств – без золотой медали, о которой, конечно же, мечтал ради чести и поездки в Италию. Он учился в классе исторической живописи, с призванием по всему именно портретиста, что вскоре прояснилось для художника, оставленного при Академии для усовершенствования, в вдохновенной работе над портретом отца, который предстает перед нами стариком, полным внутренней силы, сжимающим набалдашник трости, точно в гневе, – ничего от бывшего крепостного, ничего от управляющего, это скорее вельможа, личность крупная, волевая. Очевидно, таким запомнил Адама Швальбе Орест еще ребенком, образ отца в превосходной степени, что чрезвычайно важно для формирования души и характера с юных лет.
В 1805 году Кипренский получает большую золотую медаль за картину «Дмитрий Донской на Куликовом поле», написанную по академическим правилам, но заграничная поездка откладывается из-за начавшихся наполеоновских войн в Европе, а затем и Отечественной войны 1812 года, – лишь в 1816 году он уезжает в Италию для усовершенствования в искусстве, уже определившись как художник, каким мы его знаем.
Орест Кипренский запечатлел в своих изумительных портретах лучших людей своей эпохи, словно угадывая их судьбы, будущих героев Отечественной войны 1812 года, декабристов, замечательные женские и детские образы.
«Портрет А. А. Челищева» (около 1808 года) – мальчик лет десяти, слегка сжав губы, открыто и серьезно глядит в даль, готовый вступить в жизнь безбоязненно и смело, пока в Пажеский корпус; в 1812 году он прапорщик, как кстати, он принимает участие в Отечественной войне и заграничных походах; по возвращении в Россию, связанный большой дружбой с Никитой Муравьевым, он вступает в Союз благоденствия, а затем и в Северное общество, но затем по каким-то причинам отходит от декабристского движения, возможно, от нетерпения пыл угас, что, впрочем, как будто предугадывает художник.
Оказавшись в Москве, Кипренский пишет «Портрет Е. В. Давыдова» (1809), гусара, героя войн с Наполеоном до Тильзита и после. Около ста лет считали, что это портрет знаменитого поэта-партизана Дениса Давыдова, пока не выяснилось, что на портрете изображен его двоюродный брат Евграф Владимирович Давыдов (1775-1823), полковник лейб-гвардии гусарского полка с 1807 года, участник сражения под Аустерлицем (1805), на котором русские войска вместе с союзниками испытали горечь сокрушительного поражения, – несмотря на блеск гусара, в глазах грусть или скорее обида, – художник словно предугадал судьбу героя: раненный несколько раз в 1812 году, в «битве народов» под Лейпцигом в 1813 году он лишился левой ноги и правой руки.
В 1816 году Кипренский наконец уезжает в Италию. Он взял с собой портрет отца. «Портрет А. Швальбе» в Неаполе итальянские профессора «почли шедевром Рубенса, – писал художник, – иные думали Вандика, а некто Альбертини в Рембранты пожаловал». Можно бы это принять за похвальбу Ореста, если бы не известность, какую первым из русских художников приобрел Кипренский в Италии.
Орест задумывает картину «Аполлон, поразивший Пифона» со слишком явной аллегорией о победе даже не России, а Александра I над Наполеоном, заказывает слепок со статуи Аполлона Бельведерского и даже просит президента Академии художеств Оленина присласть ему настоящий черкесский лук со стрелами, но к замыслу, о котором поспешил сообщить в Россию, остывает, что вызывает недовольство в официальных кругах.
Зато в России понравились «Молодой садовник» (1817) и «Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке (Мариучча)» (1819). В откликах писалось: «Молодой садовник, склоня голову на зеленый дерн, в котором разбросаны полевые цветики, отдыхает. Миловидное лицо его загорело от работы, черные волосы упадают с чела, тихий ветерок обвевает их, наслаждение отдыха так прелестно в чертах его, что эта очаровательная картина кажется написанною по вдохновению грации Рафаэля».
О «Девочке в маковом венке…» писалось: «Это произведение прелестно. Милое, невинное личико представлено так мило, так естественно, что не можно довольно им налюбоваться». В этих картинах, столь простых с виду, предстает Италия, современная и идеальная, в исторической перспективе, вплоть до эпохи Возрождения, воспроизведенная с простотой классического стиля.
И в том же плане написан портрет князя А. М. Голицына (около 1819 года) . Это один из шедевров художника, в котором ясно проступает вся эпоха Возрождения и как фон – купол собора святого Петра как бы на горизонте из-под нависающего красного бархата занавеса, и как живопись ярких, чистых тонов, между тем как модель русский аристократ, по внешности идеальный придворный, выхолощенный и открытый миру, исполненный чувства собственного достоинства и вдумчивый. Ничего от романтизма, классическая ясность и простота, каких не знала эпоха Возрождения в Италии. Это русская ренессансная классика, которая столь удивляла ценителей искусства.
В это время, когда слава осенила художника, в его жизнь вмешались, вместо наполеоновских войн, страсти людские. В его доме нашли натурщицу, в ожогах, – она была мертва. Ее накрыли холстом, облили скипидаром и подожгли, она, наверное, задохлась. Все в округе были уверены, что это дело рук художника. Конечно, это невероятно.
Орест вне себя твердил, что Фалькуччи убил его слуга, которого римская полиция не успела допросить, тот попал в городскую больницу и через несколько дней скончался, как говорят, от неизвестной болезни. Скорее всего и он задохся, отравленный дымом. Говорят, это был молодой и дерзкий итальянец. Но даже художники почему-то решили, что Орест убил натурщицу.
Она позировала ему для его странного замысла, так и незаконченной картины, «Анакреонова гробница». Приходила, очевидно, с ребенком. Орест привязался к девочке, возможно, и к ее матери, но та продолжала вести прежний образ жизни. Могла сама оставлять девочку у художника, но однажды она ее выкрала и вернула за деньги, нетрудно догадаться, это когда он с упоением начал писать с нее. Портрет в реестре своих картин Кипренский называет «Девочка прекрасного лица в венке маковом с цветочком в руке».
В Риме оставаться Орест уже не мог, говорят, мальчишки бросали ему вслед камни, торговцы и ремесленники грозили расправой. Да и пенсионерство не длится вечно. Возвращаясь в Россию, Кипренский заезжает в Париж, участвует в выставке Салона, успеха, против ожидания, не имеет. Но именно в Париже он создает «Портрет Е. С. Авдулиной» (1822 или 1823), вещь удивительную даже в ряду высших созданий эпохи Возрождения.
Внучка откупщика-миллионера Саввы Яковлева, генеральша по мужу, Екатерина Сергеевна Авдулина предстает в портрете Кипренского вся как будто в атмосфере эпохи Возрождения в Италии, но это лишь на первый взгляд, по аксессуарам, по черному шелковому платью, светло-коричневой шали, спадающей с левого плеча, пушистому вкруг лица чепцу, выписанным необыкновенно тщательно, гладкая фактура и выделанность деталей, – на подоконнике гиацинт, в окне грозовое небо, – все как будто отдает эпохой Возрождения и кистью старых мастеров, но, знаете, лучше!
Взгляните на лицо молодой женщины, оно не выписано, оно живое, совершенно индивидуально, в руке, держащей веер, ощущается крепость, в глазах ум и сосредоточенность, вообще бездна внутренней жизни, чего нет, кроме неопределенного выражения улыбки, у «Джоконды» Леонардо да Винчи. Я прихожу к мысли, что более живых и проникновенных портретов, чем в русской живописи в мире нет, что, впрочем, соответствует той новой человечности, с открытием которой утверждается Ренессанс в России.
По возвращении в Россию Кипренский оказывается в атмосфере нового царствования, которое началось с казни декабристов и ссылки многих из поколения героев 12 года, чьи образы запечатлел художник. В Академии художеств Кипренскому не предложили места профессора, на что он мог рассчитывать, но, кажется, и лучше.
«Академия художеств под спудом, – пишет он другу. – Все там в малом виде». Его тянет в Италию, грустит по девочке в маковом венке. Он устроил ее, обратившись письменно к кардиналу Гонзальви, в католический монастырь, в пансион, оставил деньги на ее воспитание. Он указывает ее возраст: дважды 5. В 1822 году ей было 10 лет.
На картине «Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке», написанной в Риме в 1819 году, стало быть, Мариучче семь лет. Ее звали Анна-Мария Фалькуччи. Художник привязался к ней, полюбил девочку, помня, верно, и себя заброшенным ребенком в стенах Академии художеств, на его счастье. В Россию с собой он взял портрет Мариуччи, который чрезвычайно понравился русской публике, как и «Молодой садовник» (1817).
Это был особый жанр в русской живописи, в смысле и достоинствах которого искусствоведы не очень разобрались. В картинах Карла Брюллова, Кипренского, Александра Иванова, Сильвестра Щедрина предстает Италия, думают, приукрашенная или романтическая, как у Клода Лоррена, а на самом деле в исторической перспективе вплоть до эпохи Возрождения и античности в полном соответствии с ренессансной эстетикой вообще и русских художников в частности.
Орест, когда писал портрет Мариуччи, не знал, как сложится ее и его жизнь, но гвоздика в ее руке и венок на голове из садового мака, говорят, «на языке цветов» означают «о, милая, скромная девушка!» и «воспоминания о тебе со мною будут навсегда неразлучны, в счастии и в злополучии».
В России художник, похоже, не имел вестей о Мариуччи, не знал, где она, в письмах в Италию просил друга отыскать ее, повидать, напомнить о нем. Орест писал: «У меня никого ближе ее нет на земле, нет ни родных, никого». По всему видно, что это не просто романтическая история в духе эпохи, как пытаются представить исследователи, делая и из художника романтика, когда он классик чистой воды, как Рафаэль, как Пушкин.
В 1827 году Кипренский пишет портрет Пушкина по заказу его друга Дельвига. Это один из мировых шедевров русского искусства. Это нечто большее, чем изображение идеального человека, графа Кастильоне кисти Рафаэля, хотя и сродни ему. Перед нами поэт, русский поэт в вечности, каковым он предстает в одном ряду с Гомером, античными трагиками, Данте и Петраркой, будучи человеком Нового времени. Вершинное явление Ренессанса в России.
Кипренский уехал в Италию в 1828 году. Естественно, Орест отыскал Анну-Марию Фалькуччи, они встретились в 1829 году, ей 17 лет, ему же 47. Живет он в разных городах и неустроенно, скорее по своему характеру, равнодушный к быту. Какие взаимоотношения могли сложиться между уже немолодым художником и его воспитанницей в детстве? Привязанный, как прежде, к девушке, Орест мог думать об устройстве ее судьбы или у ней были свои планы и виды.
В 1830 году портрет Анны-Марии Фалькуччи в детстве под названием «Девочка с цветком в маковом венке» экспонировалась на выставке в Неаполе. Знатоки приняли ее за картину старого европейского мастера, как художник писал А. Х. Бенкендорфу: «Мне в глаза говорили г. профессора ‹…› якобы в нынешнем веке никто в Европе так не пишет, а особенно в России может ли кто произвесть оное чудо».
Кипренский в это время хлопотал о том, чтобы его картины остались в России, то есть приобретены казной, но власти не отозвались, просто пренебрегли ими, обрекая художника на нищету. Ему приходилось буквально перебиваться случайными работами ради скорого, но ничтожного заработка. Как при таковых обстоятельствах складывались взаимоотношения молодой красивой девушки и немолодого художника, трудно представить.
И все же, нет сомнения, их связывали не только воспоминания, радостные и горестные, из ее раннего детства и его молодости, а сложились особые взаимоотношения, какие уже не разорвать, а проще и лучше узаконить. При этом встал вопрос, кому из них переменить веру. Если бы Орест думал о возвращении в Россию с молодой женой, чтобы там обосноваться, естественно было бы ей перейти в православие. Возможно, выросшая в католическом пансионе Анна-Мария Фалькуччи не решалась на это, а Кипренский мог перейти в католичество, как Растопчина, с которой он написал в Москве в ее молодости чудесный портрет.
Во всяком случае, Орест женился на девушке незадолго до смерти в 1836 году. Сохранились свидетельства, что он любил молодую жену «до обожания», что они ссорились, что она его не любила, а была лишь благодарна за его участие в ее судьбе, – а что же такое любовь, как не благодарность, в особенности женская, – и она заботливо ухаживала за ним, когда он занемог жестокой горячкой.
Великое, но в то время скромное наследство художника, картины, от которых отказалось царское правительство, рисунки и книги Мария Кипренская прислала в Петербург. По этому поводу исследователи даже склонны иронизировать, не входя в положение вещей и бедной вдовы, которая родила дочь вскоре после смерти мужа.
Вырученные от продажи картин деньги 6228 рублей (для того времени сумма немалая, вряд ли Кипренский рассчитывал получить большую сумму от правительства для безбедной жизни) были как нельзя кстати и, возможно, помогли Анне-Марии устроить свою судьбу. Говорят о слухах, будто бы вдова русского художника, который удостоился чести среди лучших, чтобы его автопортрет находился в знаменитой галерее Уффици, вышла замуж за какого-то маркиза.
Александр Иванов писал после смерти художника отцу: «Он первый вынес имя русское в известность в Европе, а русские его во всю жизнь считали за сумашедшего, старались искать в его поступках только одну безнравственность, прибавляя к ней, кому что хотелось». А ведь также, как ни прискорбно упоминать о том, недолюбливали у нас в высших кругах Пушкина, а затем Лермонтова.
В семь лет Мариучча была мила и серьезна, как садовый мак, вскоре увядший, но она еще долго цвела, а на картине Ореста Кипренского никогда не увянет. Это цветет его кипрей из пустырей Санкт-Петербурга и Рима, взращенный им в высокой сфере искусства на все времена.
Из книги Королева Марго автора Дюма АлександрГлава 4 ОРЕСТ И ПИЛАД Генрих Анжуйский уехал, и казалось, что мир и благоденствие снова воцарились в Лувре, у домашнего очага этой семьи Атридов.Карл окреп настолько, что, забыв о своей меланхолии, охотился с Генрихом и беседовал с ним об охоте, когда не мог охотиться; он
Из книги Вечные следы автора Марков Сергей НиколаевичЗА ЛИЛОВОЙ ГВОЗДИКОЙ ШПИЦБЕРГЕНА Алексей Коротнев, видный русский зоолог, много путешествовал. Он побывал на Шпицбергене, плавал в Индонезию, работал на Средиземном море.Наиболее важным для русской науки было путешествие Коротнева к светло-бирюзовым ледяным скалам и
Из книги Королевская охота автора Ашар АмедеГЛАВА 8. ОРЕСТ И ПИЛАД Пройдя шагов пятьсот по направлению к Карпантра, Эктор увидел, что его настигает карета. Он повернул и бросился навстречу, прося остановиться. Однако кучер, не ожидавший встретиться на дороге с вооруженным человеком, принялся отчаянно настегивать
автора Кун Николай АльбертовичАГАМЕМНОН И СЫН ЕГО ОРЕСТ СМЕРТЬ АГАМЕМНОНА Изложено по трагедии Эсхила «Агамемнон».Агамемнон, отправляясь в поход под Трою, обещал жене своей Клитемнестре дать ей немедленно знать, когда падет Троя и окончена будет кровопролитная война. Посланные им слуги должны были
Из книги Легенды и мифы древней Греции (ил.) автора Кун Николай АльбертовичОРЕСТ МСТИТ ЗА УБИЙСТВО ОТЦА Изложено по трагедии Эсхила «Хоэфоры», т. е. «творящие возлияние на могиле в честь умершего».Прошло много лет со дня гибели Агамемнона. Однажды к его могиле, находившейся у самого дворца, подошли двое юношей в одеждах странников. Один из них,
Из книги Семнадцать мгновений весны. Кривое зеркало Третьего рейха автора Залесский Константин АлександровичА была ли девочка? Одной из несомненных находок и автора сценария, и режиссера был созданный Сошниковой образ «эсэсовки» Барбары Крейн - эдакой светловолосой арийки, безнравственной и явно преступной. Она стала антиподом Кэт, ее образ еще больше оттенил нашу разведчицу
Из книги Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века автора Охлябинин Сергей ДмитриевичДевочка за уроком. Девочка за уроком. С картины Э.
Из книги История русской живописи в XIX веке автора Бенуа Александр Николаевич Из книги Убийство императора. Александр II и тайная Россия автора Радзинский ЭдвардДевочка Сонечка Она почти всегда в любимой одежде «прогрессивных курсисток» – скромном коричневом платьице с ослепительно белым накрахмаленным воротничком… На кругленьком личике сияют голубенькие глазки из-под легких светло-русых волос. Она казалась почти девочкой.
Из книги Мифы и правда о женщинах автора Первушина Елена ВладимировнаА была ли девочка? Но существовал ли в самом деле в аграрном обществе единый и всеобъемлющий культ Великой Богини и, как следствие, матриархат? Была ли великая война между Богиней и Богом, закончившаяся полной победой последнего?Большинство современных археологов
Из книги Тайны русских волхвов [Чудеса и загадки языческой Руси] автора Асов Александр ИгоревичДевочка со спичками Потемневшее городское небо нависло над низкими крышами старых улочек, над перекрестьями антенн и путаницей проводов. Оно поглотило тупые, подпирающие горизонт вершины высотных домов, – их громадность, грозная торжественность скралась, перестала
Из книги Варвары и Рим. Крушение империи автора Бьюри Джон БагнеллГундобад и Орест в Италии Рицимер умер в 472 году, и положение дел после его смерти показало, как тяжела была его задача. Важность событий следующих нескольких лет часто недооценивается. Племянник Рицимера Гундобад вроде бы должен был занять место дяди - главы вооруженных
Из книги Пассионарная Россия автора Миронов Георгий ЕфимовичПортрет художника в интерьере эпохи ОРЕСТ КИПРЕНСКИЙ (1782–1836) «Любимец моды легкокрылой…»Сколько полезной информации об эпохе Кипренского в коротком послании великого поэта известному художнику: Любимец моды легкокрылой. Хоть не британец, не француз, Ты вновь создал,
Из книги Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко автора Патрушев Александр ИвановичОпять девочка Уже была глубокая ночь на 6 февраля 1912 года, но в окнах одной из квартир дома № 45 по Изабеллаштрассе в Мюнхене горел свет. Преподаватель ремесленного училища Фриц Браун никак не ложился спать. Покуривая, невзирая на строгий запрет тещи, трубку и прихлебывая
Из книги Путин против либерального болота. Как сохранить Россию автора Кирпичёв Вадим ВладимировичВ терновом венке революций грядет двадцать пятый год Подведем итоги: политически Путин не Пиночет, а Необонапарт.Что это меняет?Сроки.Бонапартизм есть система по-французски изящная, гибкая, которая позволяет умному, осторожному и сильному лидеру править десятилетиями.
Из книги Сто рассказов о Крыме автора Криштоф Елена ГеоргиевнаОрест и Пилад Есть поступки, которые человечество не забывает. Передавая суть их из уст в уста, от поколения к поколению в течение - странно сказать! - тысячелетий, человечество питается их нравственной силой. Отдаляясь от времени своего свершения, поступки или случаи
Орест Кипренский и "Девочка в маковом венке"
Автопортрет
«Девочка в маковом венке» - эта картина Ореста Кипренского известна сразу была по достоинству оценена почитателями таланта художника. Но кого изобразил Орест Кипренский, кто эта девочка, и как сложилась ее судьба?
Солнечным весенним днем 1816 года в Рим приехал 34-летний красивый брюнет с кудрявыми волосами и огромными шоколадными глазами. Несмотря на то, что Орест Кипренский был незаконным сыном помещика и крепостной крестьянки, он получил в соответствии с Петровской табелью о рангах потомственное дворянство.
Сей титулованный господин после трехмесячных поисков, наконец, нашел себе уютную студию на улице Сан-Исидоро, 18, вдали от шума и людской суеты. Кипренский был счастлив, потому что никакие внешние обстоятельства не отвлекали его от смысла жизни — написания картин. Он жадно взялся за работу...
Однажды к нему пришла девочка, которая должна была олицетворять молоденькую вакханку для картины «Анакреонова гробница». Малышка переступила порог комнаты, обхватив своими маленькими ручками мамины ладони. В тот миг Орест Адамович вряд ли мог представить, что Анна-Мария Фалькуччи станет его судьбой. Итальянка, дочка натурщицы, поразила художника своей красотой. Наивные детские глаза искреннее говорили о том, что будущее — безоблачно.
В 1819 году Орест Кипренский написал портрет Мариуччи (так художник называл свою музу на римский манер) — «Девочка в маковом венке». Этот десятилетний ангел отличался необыкновенной грациозностью и вполне взрослым умом. Орест Адамович сильно привязался к ней. Вдобавок у девочки было слабое здоровье, росла она в крайней бедности. Именно поэтому Кипренский взялся опекать Мариуччи.
Ее мать всячески препятствовала заботам и участию в судьбе своей дочери странного господина, однако шантажировала художника и выманивала у него деньги.
В 1823 году, по истечении срока пребывания в Италии, Кипренский нашел старого аббата и устроил Фалькуччи в школу при католическом монастыре.
На долгие пять лет художник покинул Рим. Все эти годы Анна-Мария томилась в стенах монастырской школы. Будучи скромной девочкой, она вела уединенный образ жизни и почти не общалась с другими детьми. Когда заканчивались уроки, Мариуччи в своей комнате корпела над учебниками, изредка выходя гулять.
Это странное поведение вскоре породило неприятные, глупые и обидные для детской души намеки. А в том, что Кипренский — любовник девочки, никто в школе не сомневался. Несчастная Мариуччи постоянно плакала, но не осмеливалась обратиться за помощью к наставницам.
Постепенно Анна-Мария из подростка превращалась в божественно красивую девушку Она часто вспоминала своего «чудесного и милого друга» — так она называла Ореста Адамовича. Девушка надеялась встретиться с ним и мечтала о любви. В это время в холодной России Кипренский тоже тосковал. Более того, он хотел жениться на обворожительной Мариуччи, и в середине 1828 года вернулся в Рим.
На следующий день после приезда Орест Адамович отправился в школу при монастыре — девушка от радости залилась слезами и повторяла:- «Ты приехал, чтобы уже никогда не отпускать от себя свою Мариуччи. Пожалуйста, забери меня из этого кромешного ада». Через неделю художник снял маленький двухэтажный дом на окраине Рима, где и поселился вместе с Анной-Марией.
В июне 1836 года Кипренский принял католичество, а в июле тайно обвенчался с Мариуччи. Сложно сказать, обрел ли художник желанный покой в Италии... Некоторые современники полагали, что он часто ссорился с молодой женой и много пил. О пагубной страсти Кипренского ходили легенды. Его друг, художник-гравюр Федор Иордан, будущий ректор Академии художеств, рассказывал, что каждый день Орест напивался в ближайшей кофейне, а затем запасался белым хлебом и кормил бездомных собак. Драки голодных животных за кусок хлеба веселили художника...
Супруги прожили вместе недолго. В октябре 1836 года, через четыре месяца после венчания, Кипренский умер от воспаления легких. Через несколько месяцев Мариуччи родила дочь — Клотильду Кипренскую, чей след, к сожалению, безнадежно затерялся.
Оригинал записи и комментарии на
