Главная › Документы на ребенка › До встречи в ссср! Главные очаги сепаратизма в ссср.

До встречи в ссср! Главные очаги сепаратизма в ссср.

Разные по темпераментам Кавказ и Прибалтика стали в 1989-1990 годы

первыми полюсами национальной напряженности на необъятном политическом

пространстве перестройки. Как это свойственно любым империям (идеологическая

империя, в которую из колониальной Российской превратился Советский Союз, в

этом смысле не стала исключением), окраины "пробудились" раньше, чем Центр.

Пока Горбачев был занят тем, что тормошил своими призывами перестроиться

российскую провинцию и аппаратную глубинку, республиканские элиты взяли

резвый старт.

Народные фронты, возникшие в Прибалтике, как "великий почин" начали

распространяться по всей территории СССР, захватывая вслед за Кавказом

Молдавию, Среднюю Азию, и добрались до Украины, где в декабре 1989-го прошел

съезд Руха. Поскольку изначально их лидеры заявляли о себе как об убежденных

сторонниках и "законных сыновьях" перестройки, Горбачев в немалой степени

под влиянием А.Яковлева, вернувшегося из своей прибалтийской поездки с

успокоительным диагнозом - "идут активные перестроечные процессы", -

относился к ним благодушно и даже поощрительно. "Народные фронты - это не

оппозиция КПСС, - говорил он на Политбюро. - Надо просто идти в них

работать, чтобы не отбросить во враждебный КПСС лагерь. Действовать надо

уверенно, отсекать экстремистов, но не отождествлять с ними большинство,

которое составляет 90 процентов. Куда они денутся? Перебесятся! За нами -

Однако по мере того как "фронтовики" входили во вкус уже не одной

только политической борьбы, но и отвоевывали позиции у государственной

власти, а значит, у Москвы, тональность его высказываний стала меняться.

Особенно после того, как, завоевывая на новых "горбачевских" выборах ведущие

позиции в республиканских парламентах, представители "фронтов" начали

направлении продвигались все те же прибалты. Вскоре со своим решением о

праве вето на союзные законы к ним присоединилась Грузия.

К 1989 году национальный вопрос перебрался в категорию основных

политических приоритетов. Горбачев же, полностью поглощенный бурями,

разыгрывавшимися в новорожденном союзном парламенте и политическим ледоходом

в Восточной Европе, реагировал на потрескивание внешней оболочки Союза с

явным отставанием. Поначалу он решил отделаться переносом на более ранний

срок Пленума ЦК по национальному вопросу, до которого все не доходили руки.

Его провели в сентябре 1989 года, но принятые им решения уже мало кого

интересовали и, главное, почти ни на что не могли повлиять. И хотя формально

вопрос о новом союзном договоре на Пленуме был поставлен, только следующей

весной Горбачев заговорил о необходимости ускорить его разработку, чтобы

"нейтрализовать желание республик уходить из СССР". Будущий Союз виделся ему

разнообразным, позволяющим "держать одних за ошейник, других на коротком,

третьих на длинном поводке". Сам же он активно подключился к этому процессу

только весной 1991 года, когда жить Союзу оставалось всего несколько

И все-таки главное, что просмотрел он в этот период, были не входившие

во вкус республиканские сепаратисты, а пробуждавшаяся и, конечно же,

поощряемая его политическими соперниками с разных флангов идея российского

суверенитета. В принципе Советский Союз смог бы пережить подъем

национального и регионального сепаратизма и даже "отпадение" отдельных плохо

прижившихся "кусков", но только не измену союзной идее со стороны России.

Между тем именно эта, казалось бы, немыслимая перспектива обретала

реальные очертания, став сначала психологическим и только потом уже

политическим отражением обиды миллионов русских за то, что их записали в

"оккупанты" в стране, которую они считали от века своим Отечеством, и в

"колонизаторы" внутри империи, где они ни в чем не чувствовали себя

привилегированной нацией. Да и высказал первым это чувство обиды на

несправедливое отношение к русским не политик, а писатель Валентин Распутин.

Выступая на I Съезде народных депутатов в июне 1989 года, он неожиданно

бросил в лицо представителям республик: "А может, России выйти из состава

Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и

неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления?"* Тогда эти слова

многие, включая Горбачева, восприняли как простительное проявление эмоций

творческого человека, далекого от политики. Разделить традиционную вековую

Россию и Советский Союз, ставший после 17-го года ее законным наследником и,

по существу, просто новой реинкарнацией, казалось попросту невозможным.

Но не прошло и года, как выяснилось, что в ситуации начавшегося распада

прежнего многонационального государства его "титульная нация" - русские,

ощутив и внутри страны, и на мировой арене угрозу своему наследному

великодержавному статусу, начинают превращаться из "имперской нации" в

этническую, "национальную". Привыкнув к положению неоспоримого "старшего

брата", по отношению к которому "младшие братья" в советской семье ведут

себя почтительно и боязливо, русские не могли не реагировать болезненно на

"издержки" подлинного равноправия и тем более на обидные и незаслуженные, по

мнению многих, попытки сведения исторических счетов с Россией со стороны

националов. Этот накапливавшийся в российской народной среде агрессивный

потенциал уязвленного национального самолюбия был достаточно быстро

востребован политиками самой разной ориентации, и прежде всего горбачевскими

конкурентами.

С русской, точнее говоря, российской карты против него практически

одновременно, хотя и с разных сторон, зашли сразу два основных оппонента -

Е.Лигачев и Б.Ельцин. При этом один обвинял в том, что он, попустительствуя

националистам, разваливает Союз и тем самым разрушает историческое наследие

русского народа, пуская на ветер завоевания нескольких поколений советских

людей, обеспеченные их самоотверженным трудом и оплаченные лишениями и

жертвами. Другой, напротив, в том, что генсек-президент недостаточно

решительно рвет с прошлым и цепляется за архаичные структуры

централизованного союзного государства с единственной целью - упрочить свою

личную власть.

"Армию" Лигачева составила партийная номенклатура, убедившаяся в том,

что дальнейшее продвижение по пути горбачевской политреформы, лишив ее

власти и прикрытия государственного силового щита, оставит один на один с

населением, которым она привыкла командовать, но с которым разучилась

разговаривать. Его мстительного гнева она имела все основания бояться.

В "ополчение" Ельцина вошли разбуженные трубами перестройки, но не

привлеченные Горбачевым к процессу перераспределения власти в стране

советские "разночинцы" - журналисты, сотрудники научных институтов,

прославившиеся впоследствии на министерских постах младшие научные

сотрудники, преподаватели политэкономии, истмата и прочие обществоведы, а

также просто активные и инициативные представители творческой интеллигенции

и полулегального бизнеса, которым по разным причинам оказался заказан путь в

номенклатуру. Главными преимуществами этой "легкой конницы" демократов перед

закованными в аппаратные латы партийными "ратниками" были профессиональное

образование, способность к выживанию в любой среде, воспитанная непростой

советской реальностью, и, не в последнюю очередь, возраст. Кроме того, в

отличие от партийных функционеров, терять им было практически нечего,

приобрести же они могли, еще, может быть, того не зная, все.

Помимо синдрома национальной обиды и униженности в собственном доме,

собирала людей вокруг Ельцина, поднявшего флаг защитника российских

интересов, обывательская вера в то, что, избавившись от "нахлебников" в лице

союзных республик, которых не только защищает, но и "кормит и поит" Россия,

она сама сможет за 3-4 года войти в число наиболее развитых, процветающих

наций мира. Эти раздававшиеся им направо и налево обещания в сочетании с

умело эксплуатируемым имиджем чуть ли не репрессированного партийного

"диссидента" и борца с аппаратными привилегиями позволили ему к весне 1990

года стать самой популярной политической фигурой в стране.

Горбачев наконец-то обнаружил зарождавшийся у него в тылу политический

потенциал "русского вопроса". Верный своей методе скольжения вперед на "двух

лыжах", он приурочил к проведению Пленума ЦК по национальной политике

решение о создании Российского бюро в ЦК, которое сам же и возглавил,

надеясь, что в очередной раз, раздвоившись, как Янус, сможет собственноручно

нейтрализовать новые угрозы. Вслед за Ельциным и Лигачевым и он по-своему

использовал "русскую карту": ввел в состав Президентского совета того самого

В.Распутина, который пригрозил выходом России из Советского Союза. Однако,

оставаясь Президентом союзного государства, видевшим свою главную миссию в

его сохранении, он не мог так же успешно, как и в сфере политической

реформы, одновременно исполнять роль Папы и Лютера: с одной стороны,

охранять и оберегать целостность страны, а с другой - провоцировать русский

национализм (даже в таком номенклатурном виде) в популистских, то есть

разрушительных для Союза целях, как это делали его оппоненты.

Острая борьба за то, кому, в конце концов, удастся завладеть

"российским плацдармом" - главной стратегической позицией, с которой

открывались отличные возможности для обстрела союзного центра и "виды на

Кремль", - развернулась на I Съезде народных депутатов РСФСР вокруг

кандидатуры Председателя Верховного Совета. Из двух фаворитов - Ивана

Полозкова и Бориса Ельцина - Горбачев сделал открытую ставку на первого не

потому, что тот был действительно его креатурой: он справедливо видел в этом

ортодоксальном партаппаратчике меньшую потенциальную угрозу для себя, чем в

быстро набиравшем популярность "новообращенном россиянине" Ельцине.

Но эту битву за более устраивавший его вариант Горбачев проиграл (так,

кстати, не раз бывало, когда, поддавшись естественному искушению, он выбирал

обманчиво "легкий" путь, как, например, позднее при собственном избрании

большинством). Не помог и необычный, не предусмотренный протоколом его

приезд на заседание съезда российских депутатов, чтобы вдохновить

сторонников партийной кандидатуры. Последовавшее за этим избрание Б.Ельцина

принесло последнему двойную победу, ибо произошло вопреки открытому нажиму

Президента СССР.

Вместе с Горбачевым выборы своего ставленника на пост российского

спикера проиграл и Е.Лигачев. Видимо, поэтому в преддверии XXVIII съезда

КПСС негласно возглавляемая им и уже фактически автономная часть партии, не

захватив парламентского плацдарма, решила отбросить условности в отношениях

с собственным генсеком. Так, на крестьянском съезде "куратор" сельского

хозяйства Лигачев в открытую назвал президента предателем, развалившим

страну и социалистическое содружество, и пообещал бороться до конца. А в

июне 1990 года состоялся съезд антигорбачевской по духу и идейной платформе

Российской компартии, на котором ее первым секретарем был избран И.Полозков.

Участвовавший в его работе Михаил Сергеевич выслушивал грубости, "сносил не

только грубости, а махровую дикость... отвечал на вопросы - провокационные,

глупые, ехидные... - путанно, многословно, сумбурно, иногда не умея выразить

того, что хотел, или, как всегда, боясь определенности, сознательно плутал,

чтобы не было ясно", - вспоминает А.Черняев. Набравшему избыточное

количество должностей Горбачеву не жаль было расстаться с чисто

символическим и мало кому известным постом председателя Российского бюро ЦК

КПСС. Но лиха беда - начало: с остальными ему предстояло расстаться в

течение последующих полутора лет...

Несмотря на то что в их отношениях всегда "искрило", летом 1990 года

Горбачев и Ельцин, переступив через инцидент с Полозковым, доказали, что они

истинные политики, то есть люди, для которых личные симпатии и антипатии

отступают перед государственными интересами. Именно тогда между ними

завязался непродолжительный "летний роман", поводом для которого стала

программа "500 дней". То, что и Ельцин, и Горбачев, который фактически как

не могло радовать ту часть их окружения, которая тянула каждого из вожаков в

свою сторону. Инициативу похорон программы взяло на себя правительство

Н.Рыжкова - премьер и его зам Л.Абалкин пригрозили в случае ее принятия

собирались существенно урезать, и возглавляемый теперь А.Лукьяновым союзный

парламент.

По мнению народного депутата СССР академика Ю.Рыжова, "на Горбачева в

этот момент, очевидно, очень сильно надавили, а может быть, даже и поставили

ультиматум". Он - один из пяти сопредседателей межрегиональной депутатской

группы, (МДГ) - рассказывал, что ему позвонил человек "из органов", знавший

его еще по Московскому авиационному институту, и предложил встретиться

конфиденциально у метро "Сокол". Во время пятиминутной встречи тот, не входя

в подробности, "настоятельно посоветовал" в сентябре уехать из Москвы и

вообще на время "пропасть из поля зрения". Тогда, говорит академик, я не

придал значения этому "товарищескому совету" и вспомнил о нем лишь в одно

сентябрьское утро, когда позвонил приятель и сказал, что к центру Москвы

движутся бронетранспортеры. Позднее последовало разъяснение, что происходила

запланированная дислокация войск, подтянутых к столице для "уборки

картофеля". Значит ли это, что августовский путч мог оказаться сентябрьским?

Так или иначе, столкнувшись с резкой оппозицией программе "500 дней" и

своему тактическому "обручению" с российским лидером, он отступил, поручив

академику А.Аганбегяну отразить в "президентской программе" основные

элементы документа Шаталина - Явлинского и соображения Рыжкова - Абалкина.

Как бывало и в прошлом, компромисс, вместо того чтобы удовлетворить всех, не

устроил никого, а главное, подарил повод Ельцину уже в октябре заявить, что

Горбачев "изменил прежней договоренности", что "его поведение рассматривает,

как предательство", и отныне Россия свободна от обязательств и будет

разрабатывать свои варианты экономической реформы. В своей речи в Верховном

Совете РСФСР Б.Ельцин объявил, что республике предстоит выбирать из трех

вариантов: отделяться от Союза, требовать от Центра создания коалиционного

правительства или введения карточной системы, поскольку программа,

представленная Горбачевым в союзный парламент, невыполнима. Это было

официальным объявлением войны. Гипотетический марьяж расстроился, так и не

дойдя до брачной церемонии, а с ним исчезли и шансы (если они вообще были)

на "мягкую" реформу Союза при соучастии или как минимум без активного

противодействия российского руководства.

На экстренном заседании Президентского совета Горбачев дал волю

эмоциям, решив немедленно выступить по телевидению: "Этого спускать нельзя.

Этот параноик рвется в президенты, а окружение науськивает его. Если смолчу,

что народ скажет?" Его собственное окружение, в свою очередь, разделилось на

два лагеря. А.Лукьянов, В.Крючков и Н.Рыжков "науськивали" своего президента

не давать спуску Ельцину. Э.Шеварднадзе, В.Медведев, В.Осипьян, к которым

потом присоединились помощники, уговаривали не поддаваться эмоциям и не

терять самообладания. В конце концов остыв, он пришел к выводу, что "надо

подняться над этой провокацией". Телевизионный "отлуп" было поручено сделать

А.Лукьянову.

Убедившись несколько дней спустя, что российский лидер блефовал и его

едва замаскированная угроза "поднять народ" на забастовки и демонстрации

против союзного центра не реализовалась, Горбачев решил в очередной раз

предложить ему мировую, поручив Болдину организовать их неофициальную

встречу. По оценке самого Горбачева, хотя она и была "непростой", все-таки

позволила ослабить напряженность. В.Болдин же, присутствовавший на встрече

двух лидеров, считает, что она состоялась слишком поздно и уже ничего не

могла поправить в их отношениях: "Ельцин не был способен перешагнуть через

накопившиеся обиды и уязвленное самолюбие".

Подняв знамя антисоюзного восстания, Россия возглавила "парад

суверенитетов", увлекая своим примером не только другие союзные республики,

но и некоторые собственные автономии. Расчет был очевиден: "разберемся с

союзной властью, а там будет видно". Подспудно же в головах членов

ельцинского окружения, заглядывавшихся на Кремль, звучала фраза, неосторожно

брошенная Михаилом Сергеевичем: "Куда они денутся?!"

Пока не дошло до полного разрыва с российским руководством, Горбачев

мог относительно спокойно, если не насмешливо, реагировать на эпидемию

деклараций о суверенитете, с которыми вслед за Россией после июня 1990 года

выступили Украина, Белоруссия, Северная Осетия, Армения, Туркмения,

Таджикистан, Коми, Карелия, Гагаузская республика, Удмуртия, Якутия,

Приднестровье, Южная Осетия и Иркутская область. Однако уже к октябрю

вошедшие во вкус "суверены" начали помимо чисто декларативных политических

заявлений принимать решения, которые не могли оставить безразличным союзный

погибших при защите Казани от войск Ивана Грозного можно было снисходительно

проигнорировать, то заявление Народного фронта Молдавии о необходимости

присоединения республики к Румынии или введенный Верховным Советом

Казахстана запрет на проведение испытательных ядерных взрывов на полигоне в

Семипалатинске, представляли собой прямой вызов авторитету и полномочиям

главы государства.

Собственно говоря, поступая таким образом, новая власть в республиках

лишь имитировала российскую, которая своими решениями, похоже, пыталась

методом произвольного захвата "прирезать" себе дополнительную политическую

территорию, отбирая ее у Центра. Возникало впечатление, что в ельцинском

штабе был объявлен конкурс на такие популистские шаги, которые бы создавали

политические проблемы Горбачеву и позволяли обойти его с "демократического"

фланга. Так родились импровизации на тему фермерства в русской деревне,

объявление о возобновлении празднования Рождества и обещание найти выход в

затянувшемся споре с Японией о Курильских островах.

Совет СССР принял закон, подтверждающий приоритет союзных законов над

республиканскими и местными. И в этот же день, то ли дразня, то ли

провоцируя Центр, российский парламент проголосовал за закон,

устанавливающий на территории РСФСР приоритет республиканского

законодательства перед союзным.

Возникла патовая ситуация, в которой Горбачеву оставалось либо

смириться с дерзостью отпущенных им на волю республик и капитулировать, либо

стукнуть по столу кулаком и напомнить своим подданным, что "он еще царь".

Сделать это можно было, либо попытавшись вернуться в недавнее еще

генсековское прошлое, к чему подталкивали некоторые партийные консерваторы

из его окружения, либо мощным прорывом вперед вернуть себе политическую

инициативу. Из двух взаимоисключающих вариантов Горбачев выбрал... оба. Но

поскольку совместить их было затруднительно, начал действовать, как водитель

забуксовавшей в грязи машины: подал назад, чтобы потом с разгона преодолеть

препятствие.

Взятый в кольцо очагов республиканской смуты, зажатый в тиски между

правительством и Верховным Советом, разъяренными его заигрыванием с

Ельциным, с одной стороны, и начавшими его открытую травлю за "консерватизм"

радикал-демократами, с другой, осажденный обостряющимися экономическими

проблемами и преследуемый призраком приближающейся холодной и, вероятно,

голодной зимы, Горбачев решил "перезимовать" в "блиндаже сильного

государства".

Последним толчком, подвигшим его на такое решение, стала ноябрьская

демонстративная обструкция со стороны депутатов Верховного Совета. Дискуссия

"пошла вразнос". В критике "слабовластия" президента и требованиях его

отставки начали сближаться антиподы - ортодоксы и радикалы. И вновь, как уже

отмечалось, это чувство опасности мобилизовало и тонизировало Горбачева.

Откликаясь то ли на паническую реакцию членов Политбюро, утверждавших, что

ему предъявили ультиматум, то ли на "дружеский нажим" руководителей ряда

союзных республик, а скорее всего, реагируя на близкую к открытому бунту

атмосферу в зале заседаний Верховного Совета, он предстал наутро перед

парламентариями в боевой раскраске "сильного лидера".

В непривычно короткой для него двадцатиминутной речи он в нескольких

пунктах изложил программу предстоящей "военной кампании" под общим девизом

укрепления исполнительной вертикали. Правительство преображалось в

работающий под непосредственным руководством Президента СССР Кабинет

министров, Совет Федерации, объединяющий республиканских секретарей, повышал

свой статус, а Президентский совет, раздражавший парламентское большинство

количеством пригретых в нем "либералов" во главе с А.Яковлевым, распускался

и уступал место "грозному" Совету безопасности. Именно этому "знаковому"

шагу, символизировавшему готовность Горбачева порвать со своими

духовниками-демократами и перейти под крыло охранников-государственников, с

энтузиазмом аплодировала депутатская группа "Союз", еще накануне требовавшая

его отставки.

"Нам придется поправеть", - сказал в своем окружении Михаил Сергеевич,

выходя с заседания. Этот крен в сторону консерваторов он объяснял прежде

всего самому себе тем, что страна оказалась не готова выдержать взятый темп

преобразований, демократы проявили себя "безответственными критиканами",

из-за чего центр настроений и ожиданий общества начал смещаться вправо.

Соответственно за ним следовало передвинуться и тому, кто отвечал за

сохранение общественного равновесия, - центристу Горбачеву. Тем не менее,

несмотря на все его старания (как и его политического советника

Г.Шахназарова) облечь новый курс в термины новой философии центризма,

примиряющие на словах реформы и стабильность, "политический класс" слушал

его вполуха. Номенклатуру, как всегда, интересовали не слова, а кадровые

решения: кто уйдет и кого назначат.

Первой кадровой жертвой "нового курса" стал министр внутренних дел

В.Бакатин, которого консервативная оппозиция уже давно обвиняла в

мягкотелости и попустительстве "националистам". Во время "очень душевного

разговора" Горбачев объяснил ему, что пришел час уходить. Вторым, эффектно

хлопнув дверью, заявив на Съезде народных депутатов под улюлюканье

полковников из группы "Союз" о "надвигающейся диктатуре", ушел

Э.Шеварднадзе. Наконец, после того как под Новый год из Конституции убрали

упоминание о Президентском совете, без официальной должности и работы

остались А.Яковлев, Е.Примаков, С.Шаталин, В.Медведев. Н.Петраков, чья

должность помощника по экономическим вопросам в Конституции не упоминалась,

решил не ждать "черной метки" и сам подал заявление об отставке. На очереди

были новые назначения и новые имена, которые станут печально знаменитыми в

августе 1991 года. Надвигался и сам 91-й год, последний на историческом веку

Советского Союза и в политической биографии его первого Президента.

Очень часто слышишь от грузинских и молавских политиков обвинения в сепартизме властей Республик Абхазии, Южной Осетии и Приднестровской Молдавской Республики с последующими их осуждениями. Есть ли что тут осуждать?

В Толковым словаре С.И Ожегова и Н.Ю. Шведовой: "Сепаратизм- это стремление к обособлению, отделению" Вроде бы нехорошее понятие. Но что происходит в случае с вышеназванными республиками. Обратимся к недавней нашей истории.

В 1989-1991 г.г. многие республики заговорили о своём государственным суверенитете. Начали это прибалты, затем Грузия, а потом пошли и другие республики. Способствовал это и тогдашний президент СССР Горбачёв, чтобы ослабить власти РСФСР он протащил через парламент СССР закон от 26 апреля 1990 года,который поднимал статус автономий до статуса союзных республик (это касалось РСФСР, ГССР, Армянской, Таджикской и Узбекской ССР, имеющие автономные образования) Руководству РСФСР делает демарш, принимает 12 июня 1990 года Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. И пошёл "парад суверенитетов". Провозглашён государственный суверенитет Узбекской ССР, ССР Молдова, Украинской ССР. Северо-Осетинской АССР. На юге Молдавии создана Республика Гагаузия. И так далее. О своей независимости от СССР ещё до 1990 года говорили прибалтийские власти и грузинские власти. Так что мы имели место с сепаратизмом всех союзных и автономных республик. Но они это не осуждали и себя в этом не упрекали.

В некоторых республиках, в частности, Прибалтике, Грузии, Молдавии возник не спаратизм, а то, что будем именовать национал-сепаратизмом, при котором говорилось не только об отделении, но и о приоритете титульной национальности над другими. Лозунги "Грузия-для грузин!", "Всех негрузин из Грузии-грузинской медлой", "Абхазы-это макаки!", "Чемодан-вокзал-Россия!" и так далее. Центр вполне спокойно наблюдал за этим. Совершив акции 9 апреля 1989 года в Тбилиси, 13 января 1991 года в Вильнюсе союзные власти тут же отстранялись от этого и обвиняли во всём армию и КГБ СССР. А национал-сепаратисты выше поднимали голосу, чувствуя при этом поддержку властей РСФСР, "За нашу и Вашу свободу!" С такими ведь лозунгами проходили митинги в Москве в 1990-1991 г.г., поддерживающие независимость данных республик. В конце концов данные силы(Ландсбергис, Горубновс, Снегур, Гамсахурдия) пришли к власти в союзных республиках и стали фактически фашисткими. За примером далеко ходить не надо-Латвия, Литва и Эстония, где проходят ежегодные марши ветеранов СС и есть понятие "неграждан". А ведь к этому руку приложили и власти России и некоторые её граждане, поддерживая национал-сепаратизм в борьбе против Центра в 1989-1991 г.г.

Всё это ударило бумерангом по Грузинской ССР и Молдавской ССР, но совсем с другим уклоном. Власти Грузинской ССР, отменив все законы советских времён, совершенно забыли о своих автономиях. так Абхазская АССР в 20-е годы была не автономной, а союзной республикой и входила в состав ЗСФСР, т.е. частью Грузии не являлась. В 1990 году, видя нарастающий национал-сепаратизм в республиках, власти Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья объявили о своём государственном суверенитете., а затем приняли участие в всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года, в котором Грузия и Молдавия участия не принимала. Имеем ли мы дело с сепаратизмом? Да. Но в отличии от властей ГССР и ССРМ он имеет отличается следующим: он не провозглашает приоритет одной коренной наций над другой и не призывает собирать чемоданы. В ПМР живут, в основном, русские, молдаване и украинцы; в Абхазии-русские, армяне, грузин там немного, но они есть. В Южной Осетии были грузины, но после войны 08.08.2008 года их не осталось. так что фашизмом и идеей национального превосходства здесь не пахнет.

Таким образом, многие упрёки властей Грузии и Молдавии к своим бывшим республикам являются прямым следствием их дальновидной и мудрой политики национал-сепаратизма при развале СССР. Они хотели быть независимыми и суверенными, они это получили. А почему другие не имеют на это права? Или я не прав?

Советский принцип «каждая нация имеет право на самоопределение» предполагал создание унитарного полиэтнического государства. Однако некоторые нации желали самоопределяться по-своему, в том числе выйдя из состава СССР.

Резать по живому

Деление государства по национальному принципу было новым в мировой истории. На практике, по словам британского историка Эрика Хобсбаума, «коммунистический режим принялся сознательно и целенаправленно создавать этнолингвистические территориальные «национально-административные единицы» там, где прежде они не существовали или где о них никто всерьез не помышлял, например, у мусульман Средней Азии или белорусов».

Один из лидеров революционного движения на Кавказе Степан Шаумян предупреждал Ленина: «Нации настолько смешались друг с другом, что уже нет национальных территорий, в пределах которых можно было бы с легкостью учредить национальные федеративные или автономные области». Однако вождь пролетариата не внял предупреждению и стал по живому нарезать границы даже там, где провести их было невозможно.

Получив определенную свободу главы национально-территориальных образований стали задумываться о большей автономии вплоть до обретения государственного суверенитета. В некоторых регионах страны это вылилось в обострение внутриполитических и межнациональных отношений.

С особенной силой сепаратистские настроения разгорелись во время Великой Отечественной войны, прежде всего это коснулось таких полиэтнических регионов как Кавказ, Прибалтика и Западная Украина. Отголоски сепаратизма также прокатились по Якутской АССР и Ямало-Ненецкому автономному округу. Существуют сведения о восстаниях якутов и ненцев, которые подавлялись, в том числе и с помощью авиации.

После окончания войны вплоть до перестройки «независимцы» себя практически никак не проявляли и только с наступлением гласности, когда центральные власти позволили регионам определенные свободы, сепаратизм пошел в наступление.

Сибирь

История сибирского сепаратизма берет начало в 1860-е годы, когда жаждущие независимости сибиряки опубликовали прокламацию, в которой заявили, что «Особая территория требует самостоятельности Сибири, и она должна отделиться от России».

В декабре 1917 года, не желая укрепления позиции большевиков, сторонники сибирской автономии – областники – проводят чрезвычайный съезд в Томске, на котором принимают решение о создании самостоятельного органа власти – Временного сибирского правительства (ВСП). А в 1918 году получивший широкие полномочия ВСП издает «Декларацию о государственной самостоятельности Сибири».

Впрочем, уже к середине 1918 года областники теряют свои позиции и сходят с политической арены, несмотря на отчаянные призывы радикалов поднять против большевиков оружие. Новосибирский историк М. В. Шиловский замечет, что к этому все и шло. С его слов, областничеству не удалось создать эффективную программу действий, не предложили они никаких конкретных путей выхода региона из сложившегося политического и социального кризиса.

Кавказ

С установлением Советской власти на Кавказе в горных районах Чечни, Дагестана и Карачаево-Черкесии начинается активное вооруженное сопротивление, одним из организаторов которого был внук имама Шамиля – Саид-бей. По мнению историков, этот мятеж во многом реанимировал цели и задачи Кавказской войны XIX века.

Помимо собственно кавказской составляющей освободительная борьба способствовала вызреванию идеологии пантюркизма, обосновывающей единство всех тюркских народов и необходимость их сплочения в так называемом государстве «Великий Туран», простирающемся от Балкан до Сибири.

Впрочем, наполеоновские планы быстро сузились до идеи отделения от Советской России исключительно Кавказа. Однако эта борьба имела далеко идущие последствия: продолжаясь вплоть до начала войны, она трансформировалась в деятельность профашистских бандформирований.

Согласно данным ОГПУ, с 1920 по 1941 год только на территории Чечено-Ингушетии произошло 12 вооруженных восстаний, в которых участвовало от 500 до 5000 боевиков. Еще 3 крупных антисоветских выступления удалось предотвратить благодаря оперативной работе органов ЧК.

Как правило, бандами руководили бывшие партработники из местных органов власти. К примеру, в начале 1942 года в Шатое и Итум-Кале мятеж поднял бывший прокурор Чечено-Ингушетии Майрбек Шерипов. Вместе с отрядами коллаборациониста Хасана Исраилова он организовал объединенный штаб и повстанческое правительство. В своем воззвании к народам Кавказа сепаратисты призывали встречать германские войска как гостей, взамен рассчитывая получить от оккупантов признание независимости Кавказа.

К концу 1944 года силами НКВД было разгромлено почти 200 банд, существовавших на территориях Чечено-Ингушетии. Отдельные боестолкновения продолжались вплоть до 1957 года, когда депортированные чеченцы и ингуши вернулись домой.

Туркестан

В начале 1920-х идеология пантюркизма охватила и Советский Туркестан, стимулировав такое антисоветское движение как басмачество. Лидер турецкой националистической организации «Тешкиляти Махсуса» Энвер-паша, возглавлявший басмачество, всерьез рассчитывал реализовать «стратегию Турана» под началом Стамбула. Однако его мечтам объединить в одно государство Турцию, Кавказ, Иран, Туркестан, Поволжье и Крым не суждено было сбыться. Не удалось воплотить в жизнь и идею свободного Туркестана. Практически все очаги басмачества были ликвидированы к 1932 году.

Прибалтика

Сепаратистские силы проснулись в Прибалтике в ходе ее освобождения от гитлеровских войск. Летом 1944 года вслед за войсками 3-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов на территорию Литвы вступили соединения НКВД. Их задачей была очистка прифронтовой полосы от оставшихся там солдат вермахта, пособников нацистов, дезертиров, мародеров и антисоветских элементов.

Наиболее серьезное сопротивление советским пограничникам оказала Литовская освободительная армия, которой руководил Верховный комитет освобождения Литвы. Эта организация существовала в подполье с момента вхождения Литвы с состав СССР, а теперь, воспользовавшись благоприятным моментом, натравливала литовцев на промосковских активистов и представителей советской власти.

Борьба против сепаратистов продолжалась вплоть до 1956 года. Интересно, что помимо ведения боевых действий Берия предлагал выселять семьи главарей антисоветского подполья в лесозаготовительные районы Пермской и Свердловской областей. Однако эта мера не понадобилась.

Украина

Украинский сепаратизм активизировался буквально сразу после вхождения в состав УССР Галиции, Буковины и Закарпатья. На борьбе с Советами специализировалась «Организация украинских националистов» (ОУН), декларировавшая свою главную цель как «национальное освобождение украинского народа и создание независимого украинского государства».

В своих геополитических аппетитах ОУНовцы не уступали сторонникам «Великого Турана». Их мечта – «суверенная соборная украинская держава», которая должна была простираться от Карпатских гор до Волги и от предгорий Кавказа до верховий Днепра.

Что не удалось с литовцами, то проделали с украинскими националистами. С 1947 года началось активное выселение руководителей повстанческих отрядов, а также членов их семей в отдаленные районы страны. За два года было перемещено более 100 тысяч человек.

Парад суверенитетов

В конце перестройки именно места сепаратистских разломов – Прибалтика и Кавказ – начали трещать в первую очередь. Горбачев слишком затянул с решением национального вопроса. Пленум состоялся в сентябре 1989 года, но республиканские элиты уже взяли старт. Любопытно, что первой о своей самостоятельности заявила Нахичеванская АССР – так она отреагировала на силовое подавление политической оппозиции в Баку.

До августовского путча на путь независимости встали Прибалтийские республики, Молдавия, Грузия и Армения. Последней от СССР 15 декабря 1990 года откололась Киргизия. Отголоски парада суверенитетов отозвались и в Поволжье. Однако деятельность националистической партии «Иттифак», агитировавшей за независимость Татарстана, была вовремя пресечена.

В канун 60-летия Победы в странах Балтии все чаще и чаще заявляют о себе различные ультранационалистические силы. Они полностью солидаризируются с ветеранами как тех организаций, которые в свое время воевали на стороне Гитлера.

В канун 60-летия Победы в странах Балтии все чаще и чаще заявляют о себе различные ультранационалистические силы. Они полностью солидаризируются с ветеранами как тех организаций, которые в свое время воевали на стороне Гитлера против СССР, так и других, которые вели самостоятельную партизанскую войну против советского и отчасти германского, присутствия в регионе. И вопрос этот сам по себе не так прост, как кажется на первый взгляд.

СССР всегда считал себя гарантом незыблемости социалистической системы как у себя дома, так и в ряде других стран. Любой ее “дисбаланс” оценивался в Москве как аномальное явление, требовавшее незамедлительной реакции, в том числе и при помощи военной силы.

Эту силу на территории собственной страны применяли для борьбы с вооруженными группировками националистических повстанческих сил, действовавших в ряде национальных республик и областей как до Великой Отечественной войны (в 20-е - 30-е годы), так и по ее окончании – вплоть до начала 60-х годов. Главной целью повстанцев являлось достижение независимости. При этом их действия были достаточно разнообразны – от скрытых диверсий против войск Красной Армии и ОГПУ-НКВД-МГБ СССР, местных партийных и советских органов власти (в Прибалтике) до ведения широкомасштабной партизанской войны (в западных областях Украины). В ходе проведения противоповстанческих “чекистско-войсковых операций” соединения и части Красной Армии (в дальнейшем – Советской Армии) применялись ограниченно и тесно взаимодействовали с игравшими основную роль внутренними войсками.

В межвоенный период в подобных операциях активно участвовали отдельные воинские части Северо-Кавказского военного округа: в Чечено-Ингушетии (в 1922-1924, 1925, 1929, 1930, 1932, 1937-1939) и в Дагестане (в 1925).

Рост повстанческого движения, помимо Северного Кавказа, был отмечен в 1939-1940 гг. и на территориях присоединенных западных областей Украины, Белоруссии, Бесарабии и в Прибалтике. Поэтому Москва - в рамках репрессивных мер против его активистов - приняла решение провести насильственное переселение некоторых категорий граждан этих республик.

С нападением Германии на Советский Союз всплеск антисоветских выступлений был зафиксирован и в других регионах страны. Например, осенью 1942 г. в лесах и болотах Владимирской области действовали вооруженные группы “торфяников”, ликвидированные силами НКВД и милиции только к концу войны. Имеются данные о восстаниях якутов и ненцев, против которых в декабре 1942 г. применялась военная авиация. Дерзкие и весьма удачные налеты восставших вынудили власти создать специальный орган “оперативного руководства” по их ликвидации.

С 30 сентября 1941 г. в структуре НКВД начал самостоятельно функционировать Отдел по борьбе с бандитизмом, который в течение четырех лет последовательно возглавляли С. Клепов, М. Завгородний и А. Леонтьев. В конце 1944 г. Отдел был реорганизован в Главное управление борьбы с бандитизмом (ГУББ), начальником которого (до марта 1947 г.) являлся комиссар госбезопасности 3-го ранга (в последующем генерал-лейтенант) А. Леонтьев. К концу войны в Управлении насчитывалось 156 сотрудников, его работу непосредственно курировал заместитель наркома внутренних дел В. Рясной.

Всего, по данным Отдела по борьбе с бандитизмом, в 1941-1943 гг. по Союзу были ликвидированы 7161 повстанческая группа (54 130 чел.), из них на Северном Кавказе - 963 группы (17 563 чел.). В первой половине 1944 г. по стране было пресечено действие еще 1727 групп (10 994 чел.), в том числе на Северном Кавказе - 145 групп (3144 чел.). К “операциям” частично привлекались войска внутренних округов Красной Армии.

Кавказ

В северокавказском регионе центром нестабильности в военные годы, вплоть до переселения ряда его народов в 1944 г., являлась Чечено-Ингушетия. Ее повстанцы, руководимые Особой партией кавказских братьев (ОПКБ), имели свои отряды практически во всех республиках региона. Только в 20 аулах Чечни ОПКБ в феврале 1943 г. насчитывала 6540 человек. Наиболее активные из них были объединены в 54 группировки в составе 359 бойцов. Кроме того, в республике к 1942 г. действовало более 240 “бандитов-одиночек”. В период наступления немецких войск повстанцы поддерживали контакты с разведывательно-диверсионными группами абвера, имевшими задачу создания широкого фронта “антисоветской борьбы” на Северном Кавказе. Но их надежды не оправдались. К июлю 1943 г. в результате проведенных “чекистско-войсковых” операций только в Чечне и прилегающих к ней районах (начиная с 20 июля 1941 года) было разгромлено 19 отрядов повстанцев (119 человек) и ликвидировано 4 разведгруппы немецких парашютистов (49 человек).

В феврале 1944 г. на основании постановления ГКО СССР от 31 января в ЧИАССР была начата операция по выселению чеченцев и ингушей в Казахстан и Киргизию. К ее проведению, помимо войск НКВД, составлявших основу всех задействованных сил, были привлечены некоторые воинские части и военные училища. В их задачу входило осуществление оцепления в горных районах республики. Аналогичные мероприятия проводились в Северной Осетии, Дагестане, Грузии, Кабарде, Черкессии, Крыму и Калмыкии.

Прибалтика

С 1943-1944 гг., с начала освобождения западных районов территории СССР от фашистских войск, берет свое начало активное повстанческое движение в Прибалтике и западных белорусских и украинских областях. Из общего повстанческого движения в Прибалтике можно выделить литовское сопротивление 1944-1956 гг. как самое масштабное, ожесточенное и организованное.

В июле-августе 1944 г. вслед за войсками 3-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов на территорию Литвы вступили соединения и части войск НКВД. В республике были развернуты 7 погранполков. В их задачу входила очистка прифронтовой полосы и освобожденной территории от “отставших солдат и офицеров германских частей, мародеров, дезертиров, вражеской агентуры, антисоветских элементов и пособников противника”. Пограничники столкнулись с отдельными вооруженными выступлениями местного населения, направленными против вновь образованных органов советской власти, некоторых частей и подразделений Красной Армии и войск НКВД. В республике началось массовое неповиновение, зачастую выливавшееся в убийства “промосковских” активистов, различные диверсионные акции.

Подобными действиями руководил Верховный комитет освобождения Литвы (ВКОЛ - лидеры К. Белинис, А. Гинейтис и П. Шилас) и его ударная сила - Литовская освободительная армия (ЛЛА - Lietuvas Laisves Armia). Эти организации возникли в годы присоединения республики к Советскому Союзу и действовали в подполье. С приходом немцев “националисты” легализовались, надеясь на восстановление былой независимости. Но в 1943 г. оккупационные власти Германии запретили все политические партии в Литве, что вынудило ВКОЛ вновь перейти на нелегальную работу. Тем не менее, около 40 тыс. литовцев поступили на службу в германскую армию, что позволило немецкому командованию сформировать 23 “вспомогательных немецких батальона”, действовавших не только на территории собственно Литвы, но и в Италии, Югославии и Польше. Однако немцам так и не удалось сформировать из литовцев соединения и части СС, как это было сделано в Эстонии и Латвии (пресловутый легион Waffen SS).

В период наступления Красной Армии основной задачей ЛЛА стала борьба с отступающими немецкими частями с целью не допустить разграбления государственного имущества республики. Кроме того, руководство “освободительной армии” стремилось вооруженным путем воспрепятствовать захвату польскими подпольными формированиями г. Вильно и Виленской области.

С приходом Красной Армии ЛЛА переориентировалась на пассивную борьбу против органов советской власти. Повстанцев активно поддерживало местное католическое духовенство. В первый период (с июля по октябрь 1944 г.) выступления были организованными слабо, что позволило органам НКВД при содействии отдельных частей Красной Армии только в декабре 1944 г. - январе 1945 г. ликвидировать 23 отряда литовцев (321 чел.) и арестовать 665 чел., уклонившихся от призыва в армию.

Вооруженные отряды ЛЛА носили название “Ванагай”. Общее руководство их боевыми действиями осуществлял главный штаб, разделивший территорию Литвы на округа: Вильнюсский, Паневежский, Шяуляйский и Ковненский. Настоящим “партизанским” краем была южная Литва, где издавна проживали более бедные слои крестьянства. Каждому округу подчинялись уездные формирования - батальоны или полки. Волостные формирования - роты или батальоны - подчинялись уездным, а деревенские - взвода или роты - волостным. Деревенские подразделения состояли из 2-3 отделений. В их составе находились как бывшие военнослужащие литовской армии, рабочие, служащие, крестьяне, студенты и учащиеся, так и священнослужители (капелланы) и бывшие полицейские, служившие в немецких войсках. У них было оружие немецкого и советского производства. В начальный период движения большинство бойцов носило военную форму литовской армии. В среднем продолжительность их пребывания в отрядах составляла около двух лет, и лишь немногие прошли более чем десятилетний путь борьбы.

Ксендзы в большинстве приходов оказывали материальную и моральную помощь участникам повстанческих формирований. В ряде мест они становились непосредственными организаторами сопротивления. К примеру, в 1945 г. органами НКВД ЛССР был арестован настоятель Валькининского прихода Бардишаускас, руководивший местной организацией “Союз литовских партизан”; в 1946 г. был арестован настоятель Гегужинского прихода Рудженис, являвшийся командиром батальона ЛЛА. Всего с августа 1944 г. по январь 1947 г. было арестовано 103 ксендза.

По данным советских органов католическое духовенство около 10 лет вело “подрывную антисоветскую” пропаганду среди местного населения и “лесных братьев”, которых с 1944 г. поддерживали и немецкие спецслужбы, забрасывая в тыл действующей Красной Армии диверсионно-подрывные группы, оружие и боеприпасы. Так, с ноября 1944 г. до середины февраля 1945 г. противодиверсионными формированиями Красной Армии и НКВД было уничтожено 4176 диверсантов и бандитов, при этом только в Литве было ликвидировано 4045 человек. В борьбе с ними советские войска потеряли 177 человек, из которых 151 погиб на литовской земле.

В местах дислокации отрядов ЛЛА организовывались комитеты поддержки “Ванагай”. В частности, они обеспечивали хозяйственную базу формирований и в случае перехода к вооруженной борьбе должны были обеспечивать административную и тыловую службы.

В приказе главного штаба ЛЛА № 4 от 10 декабря 1944 г. перед ее командирами ставились следующие задачи: “Объединить все вооруженные силы, действующие в стране, - и уже объединенными силами вести активную подпольную работу против большевистского террора. При падении оккупационного режима и разгрома Красной Армии перейти в открытую борьбу, мобилизуя для этой цели весь народ”. В связи с этим предусматривалось объединение всех дезорганизованных отрядов, принятие ими присяги, установление связи между ними, создание новых отрядов в тех местах, где их еще не было; организация скрытой активной борьбы против НКВД, агентов и местных сотрудников администрации. Командирам “Ванагай” особо рекомендовалось без указаний штаба не проводить боевых операций против тех частей Красной Армии, которые не имели задач на ведение борьбы против повстанцев. Не разрешалось также без приказа разрушать коммуникации и военное оборудование, если этого не требовала обстановка, связанная с обеспечением непосредственной безопасности соответствующего отряда. Более того, в приказе содержалось требование помогать войскам Красной Армии, вступившим на территорию Литвы, но списки личного состава и руководителей ЛЛА, как и оружие передавать запрещалось.

Для выполнения поставленных задач главный штаб дал указание запугивать местную администрацию, милицию и отдельных активистов и держать их в напряжении, чтобы под угрозой смерти они не могли добросовестно выполнять свои обязанности. Убирать следовало только самых убежденных “сторонников Москвы”. Главной целью сопротивления руководство ЛЛА определило “борьбу за имущество и жизнь своего народа”.

Следуя этим указаниям, формирования Литовской освободительной армии с декабря 1944 г. активизировали боевые действия. Весной 1945 г. общая численность повстанцев достигла 30 тыс. человек. В целом, в послевоенные годы “партизанило” или скрывалось в лесах около 70-80 тыс. человек. Однако, несмотря на все попытки, повстанцам так и не удалось добиться полной централизации движения (первое крупное совещание командиров повстанческих округов состоялось лишь летом 1946 г., а последнее - в 1949 г.). Движение продолжало носить в основном разрозненный характер, отличалось большой автономией различных отрядов, их независимостью от руководящего центра. Сопротивление выражалось в форме террористических актов по отношению к партийным и советским работникам на местах, пропагандистам и агитаторам, ответственным за проведение коллективизации, рядовым литовцам, заподозренным в сотрудничестве с новыми властями. Не случайно с 1944 г. до окончательного подавления повстанчества (в 1956) в Литве из 25 108 человек убитыми и 2965 человек ранеными, более 23 тыс. человек были литовцами.

Для ликвидации повстанцев по указанию заместителя наркома внутренних дел СССР комиссара госбезопасности 2-го ранга С. Круглова в декабре 1944 г. был образован штаб главного руководства во главе с начальником внутренних войск НКВД Прибалтийского военного округа генерал-майором Головко. Штаб координировал деятельность с командованием тыловых соединений и частей Красной Армии, дислоцированных в республике. Вся территория Литовской ССР была разделена на 9 оперативных секторов. В целях организации и проведения совместных операций и контроля за служебно-боевой деятельностью войск были назначены старшие войсковые начальники. Непосредственными начальниками оперсекторов являлись офицеры госбезопасности и НКВД.

С начала августа 1944 г. в Литве действовало наиболее укомплектованное и боеспособное соединение войск НКВД - 4-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора П. Ветрова, ранее базировавшаяся на Северном Кавказе и участвовавшая в выселении чеченцев, ингушей и крымских татар. От дивизии ежедневно выделялись розыскно-поисковые и чекистско-войсковые группы, которые прочесывали леса и производили аресты подозреваемых в “бандитизме”. Только за июль-декабрь 1944 г. в ответ на 631 “бандпроявление” командованием 4-й дивизии было спланировано и проведено 1243 чекистско-войсковые операции.

Однако войск явно не хватало. Поэтому к борьбе с повстанцами были привлечены и отряды местной самообороны (“истребители”), которые в октябре 1945 г. по постановлению ЦК КПЛ и Совета Министров ЛССР были переименованы в отряды “народных защитников”. Сначала они находились в ведении НКВД, а с 1947 г. стали подчиняться органам госбезопасности. Отряды формировались из числа активистов и вооружались в основном трофейным оружием. “Истребители” освобождались от воинской службы и получали различные льготы. Их формирования были созданы во всех 300 тогдашних литовских волостях. В каждом отряде насчитывалось примерно по 30 бойцов. Всего по всей Литве их число составляло около 8-10 тыс. человек. Указанные отряды участвовали в боевых операциях совместно с оперативными группами войск НКВД и армии.

Применение жестоких репрессивных мер - взятие заложников, аресты родственников, уничтожение домов и имущества - вынуждали часть населения уходить в леса к повстанцам, зачастую целыми семьями. Значительных масштабов достигло уклонение от призыва в Красную Армию. По данным комиссариата Литовской ССР, по состоянию на 1 декабря 1944 г. от призыва уклонились 45 648 чел.

В результате усиления оперативно-боевой деятельности войск, дислоцированных в Литве (около 50 тыс. чел.), за декабрь 1944 - январь 1945 гг. ими была проведена 841 чекистско-войсковая операция, в ходе которых были убиты 27 923 повстанца, захвачено в плен - 4177 чел., сдались Красной Армии - 161 чел., были задержаны войсковыми нарядами - 777 чел., явились добровольно в советские комендатуры - 702 чел. При этом было арестовано 2613 “литовских и польских националистов”, поймано 74 “немецких ставленников, предателей, агентов и шпионов”, задержано 46 немецких парашютистов и 189 дезертиров Красной Армии. Число задержанных “уклонистов” от призыва составило 15 170 чел. Было изъято большое количество оружия, боеприпасов и “нелегальной литературы”. При этом советские войска потеряли 42 чел. убитыми и 94 - ранеными (5).

В июне 1945 г. по указанию наркома внутренних дел Л. Берии в Литву “для вскрытия и ликвидации контрреволюционных литовских националистических банд” дополнительно были направлены 4 спецподразделения отдельного отряда особого назначения (ОООН) НКВД-НКГБ СССР. Их личный состав был экипирован в трофейное обмундирование, в том числе и власовцев из Российской освободительной армии (РОА). Вооружение состояло как из советского, так и трофейного оружия, включая ротные минометы, пулеметы, автоматы и гранаты. Каждое подразделение было снабжено подробной информацией о положении в уезде, в котором предстояло действовать. Основной задачей командиров ОООН было “обнаружение и ликвидация формирований националистического подполья, баз и штабов ЛЛА”.

29 сентября 1945 г. Л. Берия на основании донесений председателя Бюро ЦК ВКП(б) по Литве М. Суслова и секретаря ЦК КП(б) Литвы А. Снечкуса, а также ряда ответственных представителей госбезопасности СССР представил докладную записку И. Сталину, в которой информировал последнего о том, что в республике в соответствии с решениями Центрального Комитета от 15 августа и VII пленума ЦК КП(б) Литовской ССР конфисковано имущество семей повстанцев и их пособников. Далее нарком внутренних дел сообщал, что “бандиты” продолжают “распространять среди населения различные антисоветские измышления”. В этой связи он предлагал “разрешить органам НКВД-НКГБ выселить 300 семей (до 900 человек) главарей банд и участников антисоветского подполья из пределов Литовской ССР в лесозаготовительные районы Молотовской и Свердловской областей”. И.Сталин ответил согласием. К концу 1949 г. число “выселенных и спецпереселенцев” составило 148 079 человек. Мероприятия по выселению осуществлялись семь раз (в 1944, 1945, 1946, 1947, 1948 и дважды в 1949 гг.).

По информации председателя Литовского бюро ЦК ВКП(б), представленной на XI пленуме ЦК КПЛ, уже в январе-октябре 1946 г. “было выслежено и ликвидировано 339 партизанских отрядов и 436 антисоветских организаций, убито и арестовано свыше 10 000 партизан, участников подполья и других антисоветских элементов”.

В результате проведения целенаправленных противоповстанческих мероприятий войсками НКВД-НКГБ (при содействии соединений и частей Красной Армии) “националистическое” движение в Литовской ССР стало ослабевать. К примеру, подразделения 4-й стрелковой дивизии ВВ НКВД участвовали в 1944-1954 гг. в 1764 операциях и имели 1 413 боевых столкновений. В ходе них было убито и захвачено в плен 30 596 “бандитов” и собрано 17 968 единиц стрелкового оружия. Части дивизии потеряли при этом 533 чел. убитыми и 784 - ранеными (6).

Повстанческое подполье, конечно, не ограничивалось только Литвой. Всего в республиках Прибалтики только в 1941-1950 гг. формированиями повстанцев было совершено 3426 вооруженных нападений, в ходе которых погибли 5155 “советских активистов”. Органами государственной безопасности и войсками было ликвидировано 878 “вооруженных банд”.

Длительное время литовское националистическое подполье, по утверждениям советских органов, пользовалось поддержкой католической церкви и эмиграции. По данным 4-го (секретно-политического) управления МВД СССР, в 1953 г. за границей проживало 800 тыс. литовцев. При этом число репрессированных граждан составляло 270 тыс. человек. Дестабилизации в республике способствовали насильственная коллективизация и разрушение хуторского хозяйства. Все это было подвергнуто детальному обсуждению на одном из совещаний в ЦК КПСС.

В 1952 г. командир повстанцев Южного округа Литвы А. Раманаускас издал приказ о прекращении “партизанской войны”. Однако сопротивление продолжалось вплоть до 1956 г. Отдельные же повстанцы вели подпольную борьбу вплоть до середины 60-х годов.

Украина

Наиболее “мощной, непримиримой, опытной и изощренной в методах действий” была военно-политическая организация украинских националистов. Созданная в конце 20-х годов, она преследовала единственную цель - достижение “любыми средствами” независимости Украины. Длительное время движение поддерживалось Украинской Автокефальной Православной Церковью (УАПЦ), возникшей в 1919 г. по инициативе протоиерея Василия Липковского. В республике Церковь имела определенное влияние вплоть до 30-х годов, пока не была “полностью разгромлена” советской властью. Существовали довольно представительные “филиалы” УАПЦ в Харькове, Лубнах и ряде других украинских городов. Радикализм украинского национализма наиболее отчетливо проявлялся в западных областях, которые на протяжении многих веков не имели связей с русскими землями. К тому же здесь (с центром в Галичине) преобладало влияние греко-католической церкви. Присоединение этих территорий накануне Великой Отечественной войны к Советскому Союзу воспринималось значительной частью местного населения как очередная смена одного оккупационного режима другим.

В преддверии войны заметно активизировались украинское и белорусское националистические движения, которые негласно поддерживала Германия. Заявили о себе и польские националисты. Все они не имели общей платформы и часто враждовали между собой. Объективно это привело к “обострению межнациональных отношений в СССР”. По этому поводу ХV съезд КП(б) Украины (май 1940 г.) определил “кардинальную” задачу - проявлять революционную бдительность по отношению к “украинским, польским и еврейским буржуазным националистам”.

Польское вооруженное подполье, представленное Союзом вооруженной борьбы (СВБ), было активным до лета 1940 г. Его командование находилось во Франции. Оно предписывало подчиненным совершать “акты террора и диверсии” на транспорте, линиях связи, складах горючего, вести работу по дезорганизации и деморализации административных органов, создавать препятствия для мобилизации призывников в Красную Армию. Велся сбор разведывательных сведений.

Москва отвечала жесткими репрессиями. Так, с территорий Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939-1940 гг. и в 1941-1951 гг. было выселено в отдаленные районы СССР более 10% местного населения. В первые дни Великой Отечественной войны органы НКВД расстреляли несколько тысяч местных жителей (в тюрьмах Львова - всех заключенных, в Дрогобыче - 540 чел., в Станиславе (нынешнем Ивано-Франковске) - более 500 чел., десятки - в Тернополе и т. д.).

В начальный период оккупации немецкое командование попыталось обратить мощный националистическо-религиозный потенциал Организации украинских националистов (ОУН) против советской власти и Красной Армии. Не без помощи немцев в 1942 г. ОУН создала собственную военную структуру, сформировав Украинскую повстанческую армию (УПА) и Украинскую народно-революционную армию (УНРА). До этого (30 июня 1941 г.) во Львове было создано украинское правительство во главе со Стецько, которое, правда, вскоре было разогнано оккупационными властями, - воссоздание государственности Украины не входило в планы Германии. Примерно с весны 1942 г. начался постепенный отход ОУН от сотрудничества с немцами. Организация развернула борьбу против двух врагов - Советского Союза и Германии. На своем III съезде (1943) лидеры ОУН так сформулировали ближайшие задачи: всемерная подготовка УПА для вооруженного выступления в тылу советских войск с целью создания “украинской самостийной соборной державы”; совершение диверсионно-террористических актов и налетов на штабы и подразделения Красной Армии и войск НКВД; истребление офицерского состава, сотрудников органов госбезопасности, партийно-советских функционеров; вывод из строя объектов тыла; уничтожение средств производства, имущества, транспорта и т. п.

В апреле 1943 г. в Силезии из украинских националистов была сформирована 14-я дивизия войск СС “Галичина”, насчитывавшая около 20 тыс. человек. Весной 1944 г. она воевала в Карпатах. Затем была включена в состав германского 13-го армейского корпуса, попавшего в июле 1944 г. в окружение в районе Западного Буга (из 18 тыс. человек в живых осталось только 3 тыс.). В августе 1944 г. отдельные части дивизии участвовали в подавлении словацкого национального движения, а зимой-весной 1945 г. на их базе была сформирована 1-я дивизия УПА под командованием П. Шандрука. До конца войны она действовала в Северной Югославии против партизан И. Броз Тито. 10 тыс. украинцев с 1943 г. находилось в составе частей СС “Мертвая голова”, предназначенных для охраны концлагерей, в том числе Бухенвальда и Освенцима.

В 1942-1944 гг. на территории Украины действовал так называемый Легион самообороны, численностью до 180 тыс. человек. До ноября 1944 г. просуществовала украинская полиция (была расформирована приказом руководителя СС и полиции рейхскомиссариата Украины Х. А. Прютцмана). Часть украинских полицейских пополнила ряды 14-й и 30-й немецких дивизий СС. Последняя дивизия была сформирована на базе полицейской бригады “Зиглинг”, костяк которой составляли украинцы и белорусы. В августе 1944 г. дивизия принимала участие в подавлении французского движения сопротивления (“маки”). В ноябре была выведена в Германию и расформирована. Ее личный состав пополнил ряды власовской Русской освободительной армии и немецких 25-й и 38-й эсэсовских дивизий. Всего в германской армии служило около 246 тыс. украинцев.

После изгнания немцев остатки оуновцев сразу же развернули диверсионно-боевую деятельность против советских войск и органов власти. Националистическое движение, которое возглавил С. Бандера, охватило Львовскую, Ивано-Франковскую, Тернопольскую и Волынскую области. С февраля 1944 г. по декабрь 1945 г. повстанцы совершили более 6600 диверсионно-террористических актов, а до 1956 г. их количество достигло 14 500.

Только на территории Львовского военного округа с октября 1944 г. по март 1945 г. войска НКВД при поддержке армейских подразделений провели свыше 150 противоповстанческих операций с участием в них до 16 000 чел. В результате было уничтожено 1199 повстанцев, ранено 135 чел., взято в плен 1526 чел. и 374 чел. явились с повинной. При этом советские войска потеряли убитыми 45 и ранеными 70 чел.

После военных поражений и дезорганизации украинские “повстанцы” (в 1944 г. - около 100 тыс. чел.) отказались от практики сосредоточенных ударов, схожих с действиями противостоящих им советских войск, и в 1946-1948 гг. перешли к сугубо партизанской тактике с использованием мелких маневренных групп. Если на первом этапе войскам приходилось вести бои с отрядами численностью до 500-600 чел., то в последующие годы их численность редко превышала 30-50 чел.

Стремясь вырвать из-под ног повстанцев религиозно-идеологическую почву, с марта 1946 г. Москва повела открытую борьбу с греко-католической церковью. Ее цель состояла в принуждении униатского духовенства к переходу в православие. В результате жесткого идеологического прессинга Центра, а также серии репрессивных мер в отношении непокорных, к середине года 997 из 1270 униатских священников приняли решение воссоединиться с Православной Церковью, о чем было официально объявлено на Львовском соборе греко-католического духовенства и мирян. Фактически упразднялась Брестская уния 1596 г., что вызвало резкое недовольство Ватикана. Проведением кампании непосредственно руководил первый секретарь ЦК КП(б)У Н. Хрущев, который на все действия запрашивал санкции лично у И. Сталина. Именно Н. Хрущев докладывал в Москву, что за короткое время около 3 тыс. приходов влились в Русскую церковь. Были ликвидированы 230 “непокорных” приходов и 48 греко-католических монастырей. Аресту подверглись 344 униатских священника и монаха, отказавшихся от перехода в православие.

Предпринятые советским правительством “меры” в отношении униатов отчасти подорвали влияние католицизма на местах. Однако они нанесли и ощутимый вред общему примирению в регионе. Силовое вмешательство государства в церковные дела объективно оттолкнуло часть униатского населения от православия, привело в ряды повстанцев новых бойцов, объединенных идеей “борьбы с москалями” во имя спасения собственной церкви. Греко-католическая церковь перешла на нелегальное положение. Проблема была загнана вглубь. Сопротивление оуновцев вплоть до начала 60-х годов во многом объясняется именно религиозным фактором. Греко-католическое вероучение явилось своеобразной идеологической базой сопротивления, делался вывод в одной из аналитических записок ЦК КПУ.

В послевоенный период оуновцы фактически повернули оружие против мирных граждан, как правило, православных. В 1946 г. от их рук погибло свыше 2 тыс. чел., в 1947 г. - 1,5 тыс. чел. Всего за 1945-1953 гг. на территории западных областей Украины повстанцы совершили 14 424 диверсионно-террористических акта. За десять лет (1945-1955 гг.) было убито 17 000 советских граждан. Только в течение 1948-1955 гг. погибли 329 председателей сельских советов, 231 председатель колхоза, 436 работников райкомов партии, служащих районных организаций и активистов, а также 50 священников. Всего бойцы УПА уничтожили от 30 до 40 тыс. чел. (по другим данным, около 60 тыс. чел.). В свою очередь, советские войска только в трех западных областях с августа 1944 г. по декабрь 1950 г. убили, пленили и задержали более 250 тыс. повстанцев, в том числе ликвидировали 55 тыс. активных “бандеровцев”. Потери Центра за весь период борьбы с оуновцами в Западной Украине составили 25 тыс. военнослужащих (8).

Отряды оуновцев активно действовали и в смежных с Украиной белорусских, молдавских и даже польских областях. Как правило, они совершали диверсии и теракты против населения, поддержавшего “советский режим”, и воинов Красной Армии. В Польше оуновцы совместно с отрядами Армии Крайовой и при поддержке националистической организации “Союз вооруженной борьбы” открыто боролись с новым правительством и “русскими оккупантами”. Они неоднократно нападали на советские воинские подразделения и гарнизоны Войска Польского. Были случаи, когда целые польские части уходили с оружием к “лесным братьям”, а командиры Красной Армии, занимавшие в них офицерские должности, попадали под военный трибунал. Только по амнистии польского правительства в 1946 г. из лесов вышло 60 тыс. “вооруженных боевиков”, было вывезено несколько батарей полевых орудий, сотни минометов. “Малая война” продолжалась до 1947 г. и характеризовалась многочисленными жертвами.

С 1947 г. с территории Западной Украины началось выселение главарей и активных участников повстанческих, членов их семей и тех, кто был в этом заподозрен. За два года в отдаленные районы страны было вывезено 100 310 чел. Всего же из Украины, Литвы, Латвии, Эстонии и Молдавии в 1947-1952 гг. было выселено 278 718 чел., часть из которых подверглась аресту. После реабилитации (1957) на родину возвратились 65 тыс. чел..

Повстанческое движение вдоль западных границ Советского Союза, представляло собой мощный фактор военно-политической дестабилизации в стране. Естественно, это ставило перед Москвой проблему поиска адекватных пропорций как невоенных средств борьбы, так и применения беспощадного вооруженного насилия. Что касается последних мер, то основную нагрузку по их реализации несли внутренние войска, которые в 1941-1956 гг. провели, по официальным данным, 56 323 боевых операций и столкновений с повстанцами. В результате националистическая оппозиция потеряла 89 678 чел. убитыми и ранеными. Потери внутренних войск (убитыми и ранеными) составили 8688 чел.

PS. Примечательно, что о латышском легионе “Ваффен СС”, о котором сегодня так много говорится в российских СМИ, в военные и послевоенные годы фактически не упоминалось ни в одном из многочисленных донесений высшему руководству страны. И вообще Латвия, как можно сделать вывод из архивных документов, считалась “наиболее спокойной и просоветски настроенной республикой” из остальных прибалтийских, не говоря уже о Западной Украине.

Валерий Яременко

Резать по живому

Деление государства по национальному принципу было новым в мировой истории. На практике, по словам британского историка Эрика Хобсбаума, «коммунистический режим принялся сознательно и целенаправленно создавать этнолингвистические территориальные „национально-административные единицы“ там, где прежде они не существовали или где о них никто всерьез не помышлял, например, у мусульман Средней Азии или белорусов».

В декабре 1917 года, не желая укрепления позиции большевиков, сторонники сибирской автономии - областники - проводят чрезвычайный съезд в Томске, на котором принимают решение о создании самостоятельного органа власти - Временного сибирского правительства (ВСП). А в 1918 году получивший широкие полномочия ВСП издает «Декларацию о государственной самостоятельности Сибири».

С установлением Советской власти на Кавказе в горных районах Чечни, Дагестана и Карачаево-Черкесии начинается активное вооруженное сопротивление, одним из организаторов которого был внук имама Шамиля - Саид-бей. По мнению историков, этот мятеж во многом реанимировал цели и задачи Кавказской войны XIX века.

Туркестан

Прибалтика

В своих геополитических аппетитах ОУНовцы не уступали сторонникам «Великого Турана». Их мечта - «суверенная соборная украинская держава», которая должна была простираться от Карпатских гор до Волги и от предгорий Кавказа до верховий Днепра.

Парад суверенитетов

В конце перестройки именно места сепаратистских разломов - Прибалтика и Кавказ - начали трещать в первую очередь. Горбачев слишком затянул с решением национального вопроса. Пленум состоялся в сентябре 1989 года, но республиканские элиты уже взяли старт. Любопытно, что первой о своей самостоятельности заявила Нахичеванская АССР - так она отреагировала на силовое подавление политической оппозиции в Баку.