Не опоздай Участник с мячом в руках находится в центре круга диаметром 3-8 м (в зависимости от возраста).Подбросив мяч, игрок должен успеть выбежать из круга, вернуться и поймать мяч в любой точке круга. Каждому дается 2-3 попытки.Кто большее количество раз выполнит это

Поза воина 2 ЭФФЕКТСнимает напряжение в спине, плечах и шее. Увеличивает прилив крови с кислородом к плаценте. Раскрывает область крестца и тазобедренные суставы. Культивирует в вас качества воина.Снимает усталость.ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МЕРЫ ДЛЯ КОМФОРТАЧтобы не возникало

19.2. Дух воина В искусстве каратэ воспитанию духа отводится главенствующая роль.Этой теме посвящены высказывания многих людей, которые своей жизнью заслужили право на то, чтобы их цитировали. Эти высказывания, объединенные под названием «Дух Воина», вручаются каждому

Встать «с той ноги» Итак, вы проснулись. Не важно, сами, или вас разбудил будильник. Это прекрасный момент, ведь именно с него начинается новый день.Не торопитесь открывать глаза, для начала подышите по очереди каждой ноздрей. Надо определить, какая ноздря дышит

«…Когда начинаешь какое-либо дело, вначале сосредоточься на Четырех Заповедях и устрани себялюбие. Тогда неудача станет невозможной. Вот они:
— Не опоздай встать на путь воина.
— Стремись быть полезным хозяину.
— Чти предков.
— Поднимись над личной любовью и личным страданием – существуй во благо человеческое».

СЛАВА великого мастера сегодня

Это цитата из «Книги пяти колец» легендарного мастера боевых искусств XVII века Миямото Мусаси, который считается одним из самых известных фехтовальщиков в истории Японии. Современники дали ему прозвище Кэнсей — «Святой Меч». «Книга пяти колец» — о тактике стратегии и философии военного ремесла – была им написана за два года до смерти. Она является трактатом, своеобразным учебником по кэндзюцу, описывающим основные приёмы использования меча катана, и до сих пор изучается мастерами боевых искусств, а также пользуется большой популярностью среди бизнесменов в Японии, Кореи, Китае, США и других странах, потому что считается, что развивает стратегическое мышление и помогает успешно вести бизнес.

Но, всё же, слова эти были написаны очень давно, и человек, который живёт в XXI веке, может не увидеть в них никакой смысловой связи с сегодняшней жизнью и современными единоборствами, в том числе. К примеру, о каком «пути воина» может идти речь, когда боевые искусства перестали быть сутью жизни для большинства мужчин, тем более женщин? Разве что военные и спортсмены в силу профессиональной необходимости владеют определёнными видами военно-прикладных или спортивных единоборств. Плюс ещё те, для кого занятия единоборствами, будь то карате или каратэ (кому как больше нравится), рукопашным боем, самбо, айкидо, дзюдо, джиу-джитсу, ММА и др., является увлечением, своеобразным фитнесом, составной частью здорового образа жизни.

СЛОВА великого мастера сегодня

Но, если подумать, запустить, так сказать, в движение мысль… Может и есть в этих словах великого мастера практический толк, житейская мудрость? Попробую предложить свой адаптивный перевод вышеупомянутых строк:

«Прежде, чем заняться новым для тебя делом, посмотри на себя со стороны и подумай о важном, тогда тебе будет сопутствовать удача:
— Действительно ли это твоё дело, а не сиюминутная прихоть, надуманное желание.
— Какую пользу это дело принесёт людям, которые зависят от тебя, и от которых зависишь ты.
— Постарайся вспомнить всех тех, кто тебя чему-либо учил, и всё, чему тебя научили.
— Меньше думай о себе и собственных переживаниях. Больше думай о том, какую пользу ты приносишь людям».

«Не опоздай встать на путь воина»

Как-то раз один из богатых даймё прислал посыльного к известному воину Хосокаве Сансаю (ХVII в.), прославившемуся своим тонким вкусом в изготовлении доспехов. Посланник должен был заказать у Хосокавы особо изящный боевой шлем, причём такой, который бы поразил своим видом даже искушённых в этих делах самураев. Каково же было удивление приехавшего, когда Хосокава предложил сделать традиционный «рогатый» шлем, изготовив рога из дерева! Самурай был поражён выбором материала – ведь рога обычно выдерживают тяжёлые удары меча, а в случае необходимости и пробивают грудной доспех врага. В ответ на недоуменные вопросы Сансай спокойно объяснил: пусть сломаются рога – лишь бы они не отвлекали внимание воина.

Но ведь каждый раз после сражения придётся долго чинить такой шлем, а как быть, если надо на следующий день вновь идти в бой? И тут Сансай по сути определил путь самурая: воин не должен надеяться прожить ещё один день. К тому же «если мысли воина заняты лишь тем, как бы не повредить орнамент на шлеме, как же он может сохранить свою жизнь? Навершие шлема, сломанное в бою, выглядит поистине великолепно. А вот если потеряешь жизнь, её уже никогда не вернёшь». Услышав это, посланник удалился, не задав больше ни одного вопроса.

Здесь речь идёт об особом нравственном идеале воинской традиции Японии – знаменитом кодексе самурайской чести Бусидо, или «Пути воина». Вероятно, не найдётся ни одной книги о японских боевых искусствах древности и современности, где бы он не упоминался. Но сколь ни разнились бы между собой трактовки Бусидо, все они сходятся в одном – именно Бусидо представляет собой саму душу самурайства, его внутреннюю суть.

Рассказ о Бусидо достоин отдельной книги, а поэтому здесь мы затронем лишь те его аспекты, которые будут важны для понимания сути японских боевых искусств.

Определение Бусидо как «кодекса самурайской чести» не совсем верно. Кодекса как такового не существовало (точнее, существовали десятки не зависимых друг от друга сборников правил поведения самурая), речь можно вести лишь о некоем глобальном идеале самурайской жизни, особом настрое воина. А сам этот идеал, во многом непостоянный и переменчивый, формировался столетиями.

Когда же начала складываться эта доктрина – «Путь воина»? Естественно, точную дату назвать невозможно, но всё же некоторые отправные точки нам известны. В 792 г. в Японии была официально введена система воинского воспитания юношей, названная «Кондэй» («Надёжная молодёжь»). В специальные школы отбирали выходцев из благородных семей, где их в равной степени учили действовать мечом и кистью, т. е. пытались претворить в жизнь извечный идеал японской культуры – «Военное и гражданское сливаются воедино» («бунбо ити»). Идея эта обсуждалась давно. Ещё в правление императора Камму в 782 г. при императорской резиденции в Киото началось строительство монументального здания для специальной школы подготовки профессиональных воинов из числа молодых кугэ, т. е. аристократов. Так возник знаменитый Бутокудэн – «Зал воинских добродетелей», который сохранился (естественно, в реконструированном виде) и по сей день. Пройдя полный курс воинских наук, юноши отправлялись офицерами в войска.

Вскоре представился случай испытать эффективность реформированной армии. Её противником оказался отнюдь не внешний враг, а коренной народ Японских островов – айны. В результате сражений с самураями айны, несмотря на свою отчаянную смелость и немалую воинскую доблесть, оказались оттеснены на самую северную территорию Японии – остров Хоккайдо.

Постепенно совершенствование воинского искусства (постоянные тренировки в бое на мечах, копьях, в стрельбе из лука) становится по сути единственным занятием, которому воины посвящают своё время. А вслед за этим приходит и осознание особого статуса воина – в глазах своих соплеменников он становится носителем высшей истины воинских искусств. Так, в среде воинов возникает и особая идеология, отражавшая сознание своей почти мистической исключительности. Буси уже мало было ощущать себя «суперменами»; они претендовали на решение вопросов, далеко выходящих за рамки боевых искусств (управление территориями, организация земледелия и, наконец, власть в стране). Могло показаться, что наследственная аристократия, которая вела свои родословные едва ли не от богов и духов, вряд ли так легко отдаст власть отчаянным, но неграмотным воинам. Однако страшные битвы, развернувшиеся в Японии в ХII-ХIII вв., показали всю силу влияния малообразованного, но удивительно активного слоя воинов буси, противостоявшего наследственной аристократии кугэ. Политическая и культурная ситуация оказалась критической: кугэ, столетиями управлявшие государством, показали себя просто не приспособленными к активной жизни в эпоху непрерывных войн.

В стране устанавливается чисто военное правление, которое сначала осуществляет Минамото Ёритомо вместе с кланом Ходзё, а позже начинает формироваться особое «военное правительство» – бакуфу.

В этот ранний период существования самурайства сложился особый тип боевой морали, который позже нашёл своё воплощение в неписаном кодексе Бусидо. Эта мораль, выросшая из аристократической культуры кугэ, начисто отвергла не только её утончённость и изысканность, но и нравственные принципы. Возвращение к культуре кугэ произойдёт ещё не скоро – почти через пять столетий. Пока же Японию ожидали опрощение нравов, примитивизация культурных форм и расцвет боевых искусств – одним словом, всё то, что столь характерно для воинской среды во всех странах мира. Самурайский «кодекс чести» формировался и как своеобразный противовес морали старой аристократии, таким образом, самураи чисто психологически ощущали себя как некий единый институт или социальную группу, связанную общими принципами поведения и даже мышления.

Хосокава Сумимото (1489–1520), военный лидер в Оми. Здесь на нем латы типа харамаки и шлем с защитой в виде рогов – кувагата. К поясу прикреплен меч тати, а за поясом – малый меч косигатана

Нравственной основой жизни самурая было выполнение его долга перед своим господином. Этот принцип сформулирован в известных четырёх заповедях . Миямото Мусаси перечислял их в таком порядке:

«Не опоздай встать на «Путь воина»;

стремись быть полезным господину;

чти своих предков;

поднимись над личными привязанностями и собственными горестями – существуй для других».

Пожалуй, главное в этих принципах – мысль об абсолютной лояльности к своему господину, мастеру, которая в буквальном смысле продолжалась до самой смерти. И даже собственную гибель самурай должен был посвятить господину, уходя из жизни с чувством выполненного долга и не опозорив предков.

Многие правила Бусидо представляли собой просто распространённые высказывания или поговорки, большая часть которых была взята из китайских воинских трактатов или конфуцианских сочинений. Объединяться в компендиумы эти высказывания стали достаточно поздно – не раньше ХVII в., а это значит, что идеальный образ благородного, мужественного и преданного самурая возник лишь в поздний период военной истории Японии. Большинство кодексов в определённом смысле копировали китайскую воинскую традицию составления «правил боевой морали» (удэ) и представляли собой в основном предписания известных даймё своим подданным.

Но это – легенда. Скорее всего «Хагакурэ» был создан самураем Ямамото Цунэтомо. Всю жизнь Ямамото преданно служил своему господину, терпел с ним и опалу. И когда его мастер умер, боль утраты была столь сильна, что Ямамото удалился в небольшой горный храм и решил отдать последние почести тому, кому он был так сильно предан. Но как выразить искренность и полноту своих чувств? И Ямамото Цунэтомо решает написать краткие наставления всем последующим поколениям самураев, чтобы те стремились стать столь же великими воинами, как его господин. Так рождается «Сокрытое в листве». А чуть позже к названию этого произведения стали прибавлять слово «Бусидо»; и в самурайской среде появилось «Хагакурэ Бусидо» – «Путь воина, сокрытый в листве».

Вероятно, Ямамото не столько сам писал текст, сколько компилировал его из высказываний и наставлений, которые бытовали в то время среди самураев. Таким образом, перед нами – не авторское произведение, но отражение особой идеологии, особого мироощущения, идеала воинской традиции.

Но вот парадокс – чаще всего этот идеал расходился с реальными деяниями воинов. К тому же то, что самураям могло казаться вполне приемлемым, человеку западной традиции покажется недопустимым. А поэтому имеет смысл в равной степени рассмотреть как идеальную, так и реальную сторону воинской жизни Японии.

Легендарная фраза великого Акиро Куросавы "Айкидо – это не боевое единоборство, это философия" стала точкой отсчета для беседы с безусловно авторитетнейшим тренером и специалистом в этой области Игорем Викторовичем Вычиком.

Будьте добры, расскажите о вашем жизненном пути.

Родился я в 1964 году в бывшей ГДР в семье военнослужащего. Когда мне было десять лет, семья переехала в Черкасскую область, в Золотоношу, где и прошло мое детство. В этом же возрасте увлекся борьбой и поступил в секцию классической (ныне греко-римская) борьбы, где добился звания кандидата в мастера спорта. Дальше пошло увлечение восточными единоборствами, а именно кун-фу, которым я и занимался вплоть до 1989 года, когда открыл для себя айкидо.

Скажите, а что дало вам увлечение айкидо?

Мне трудно ответить на этот вопрос, но одно могу сказать точно: я стал более стабильным и спокойным. Если сравнить Игоря Вычека образца 1992 и образца 2002 года, то разница будет большая. Я был вспыльчивым, нетерпимым, отвечал ударом на удар. Сейчас от того человека не осталось ничего. Я стал воспринимать мир совершенно иначе. В первую очередь, стараюсь совершенствоваться сам и не пытаюсь никому ничего доказать. Я просто занимаюсь своим любимым делом и, думаю, делаю это с душой.

Не секрет, что такая форма единоборства, как карате, более популярна или, правильнее будет сказать, более раскручена у нас, чем айкидо. С чем это связано?

Раньше – в 89-90 гг. – айкидо приходили заниматься практически все желающие, но для тех, кто приходил, почти не было разницы между карате и айкидо. На сегодняшний день люди приходят уже именно в айкидо. В большинстве случаев они знают, что это такое. И они приходят духовно более подготовленными. Но с другой стороны, негативное отношение к айкидо возросло. Если раньше отношение строилось на фильмах Стивена Сигала и по каким-то рассказам в прессе о мастере, создавшем это искусство, то сейчас все чаще об айкидо судят по тем людям, которые его преподают. На сегодня практически больше половины инструкторов, работающих в Киеве – это люди, которые свою технику не выносят дальше спортзала. То есть, грубо говоря, они не могут применить свою технику на человеке, который специально на это не настроен. Меня могут обвинить в том, что я слишком жестко подхожу к проблеме, но это лично мое мнение. Айкидо – это воинское искусство, а когда его превращают в гимнастику тела, теряется дух айкидо.

Насколько ваши ученики воспринимают восточную философию?

Да, большая часть приходит, чтобы научиться драться, быть сильнее на улице, а не духовно совершенствоваться. Я учу выживать. А что касается философии, то я считаю себя больше восточным человеком, чем европейцем. Обезьянничанье или подражание Западу я считаю оскорблением. Я не хочу быть похожим на этих людей. Я хочу быть самим собой. У нас своя культура, свои ценности. Мы по духу больше азиаты, чем европейцы. И не нужно копировать то, от чего сами европейцы уже отказались. Мы берем европейскую культуру на голливудский манер, образца 70-х годов и пытаемся на этом построить свою почву. Сегодня мы напоминаем тех дам из высшего общества, о которых писал Гоголь в "Ревизоре": "Ах, эта тарелка дурно себя ведет". Когда я встречаюсь с некоторыми людьми на улице, у меня такое ощущение, как будто я сам попал в пьесу "Ревизор".

Мы потеряли то, что у нас было раньше. Наша жизнь построена на зависти и боли. Я не встречал на Востоке людей, которые не откликнулись бы на зов своего ближнего, своего соотечественника, если ему плохо. Я всегда поражался и всегда завидовал, когда видел, как люди восточных национальностей приходили на помощь своим людям. У славян, которые раньше славились тем же, еще и камень могут бросить в спину. Раньше такого не было никогда. 70-летнее влияние, жизнь под лозунгом "Без богатых!" превратила всех в рабов. Но в то же время мы еще ко всему прочему берем худшие явления Запада и пытаемся выставить их идеалом чего-то непонятного. У нас, к сожалению, все перевернуто с ног на голову. Прекрасным примером этому является однобокое и тенденциозное восприятие восточных единоборств как символов чего-то незаконного, бандитского. А я, наоборот, глубоко убежден, что восточное воинское искусство уже само по себе является носителем каких-то высоких идеалов и ценностей, существующих как раз в противовес к преступным элементам.

Мусаси Миямото – человек, который за свою жизнь убил противников, наверное, больше, чем кто-либо, – в старости уходит от людей и постигает эту Пустоту. Не случайно своё знаменитое произведение «Книга Пяти колец» («Горин-но сё») он завершает разделом «Пустота», где пишет: «То, что зовётся духом Пустоты, находится там, где не существует ничего. Это понятие стоит выше человеческого понимания. Постарайся впитать этот дух, приняв прямоту в качестве основы, а истину в качестве своего Пути. Используй воинское искусство повсеместно, правильно и открыто. И тогда ты начнёшь постигать сокровенную глубину явлений, а приняв Пустоту как Путь, постигнешь Путь как Пустоту» . Здесь, безусловно, отражён мистический опыт самого Мусаси, данный как ярчайшее переживание Вселенской Пустоты.

Но всё же утончённые философствования составляли лишь малую часть того, что занимало воинов. Их сознание больше тяготело к героическому эпосу и рассказам о любовных приключениях. Постепенно самураи создают свою культуру, пронизанную повествованиями о воинских подвигах. Например, формируется особый литературный жанр – «гунки », в основу которого легли сказания о соперничестве домов Тайра и Минамото. Буквальный перевод слова «гунки» – «военные описания». Четыре произведения причисляются к классике гунки: «Хогэн моногатари» («Повесть о годах Хогэн», 1156 – 1158 гг.), «Хэйдзи-моногатари» («Повесть о годах Хэйдзи», 1159 – 1160 гг.), «Хэйкэ-моногатари» («Повесть о доме Тайра»), «Гэмпэй-сэйсуйки» («Описание расцвета и гибели Минамото и Тайра»). Это была чисто самурайская литература – описания битв, подвигов, смертей, причудливого благородства, где реальность граничит с красочным мифом.

Самураи, хотя и представляли единое сословие и объединялись «воинским мифом», всё же были людьми разными. Состав самураев колебался от представителей аристократических фамилий до выходцев из простых крестьян. А эта пестрота порождала и изменения в характере культуры. «Изящные речения» (гагэн ), с помощью которых объяснялись аристократы прошлого, начинают смешиваться с вульгаризмами (дзокуго ) новых воинов. В языке самураев появляется много китаизмов, которые становятся полноправными речевыми единицами. Возникает даже смешанный японо-китайский язык (вакан-конгобун ) – по сути именно такой смешанный характер имела и вся самурайская культура. То, что нам порой представляется чисто японской традицией, на самом деле может иметь китайские корни.

Принято считать, что самурайская культура – это нечто утончённое, прозрачное, изящное. Увы, ранние самураи – люди грубые и в основной своей массе плохо образованные. Культурный уровень Японии после прихода самураев к власти на первых порах становится ниже, это шаг назад по сравнению со взлётом культуры кугэ (аристократии). Не раз отмечалось, что художественный уровень самурайских гунки гораздо ниже по сравнению с литературой прежних эпох .

Воинские повествования и устные истории как бы отражают весь стиль самурайской жизни. В ней было много нарочитого, надуманного и, самое главное, – предельно ритуализованного. Тренировка в боевых искусствах обычно начиналась с поклонений духам в синтоистских кумирнях или с молитв буддийским божествам. Ритуальный характер носили и самурайские танцы – причудливое смешение боевых движений с элементами древних шаманских представлений. Весьма величественно выглядели медленные движения и статичные позиции танца с боевым железным веером. Великий воин и правитель Ода Нобунага предпочитал исполнять под удары барабанов и звуки флейт динамичный танец ковака-маи . Это был своеобразный танец-воспоминание, в пластической форме рассказывающий о героической истории дома Тайра. Ковака-маи быстро превратился в элитарный боевой танец, который исполняли известные полководцы Кимура Сигэнари (1594 – 1615 гг.) и Датэ Масамунэ (1566 – 1636 гг.), многие молодые воины, самураи в токугавском замке в Эдо .

Следование чисто шаманским ритуалам, поклонение духам и общение с потусторонним миром становятся обыденными чертами в жизни самураев. Духи не только покровительствуют самураям в битвах, они и сами могут являться в мир людей, воплотившись в умелого самурая, как, например, хитрая лисица Тадонобу, героиня многих японских легенд. Появляются и новые герои, которые вскоре становятся примерами для подражания. Например, великий воин и герой-любовник Сукэроку – завсегдатай весёлых кварталов, красавец, драчун и силач, готовый в любой момент обнажить свою катану (меч). Именно такой человек, а не благородный молчаливый воин являлся в реальности идеалом самурайской культуры.

Некоторые вещи настолько постыдны, что не могут быть честными, как, например, месть за обиду, желание человеку зла. Такие вещи следует отбрасывать, с какой бы выгодой или мукой они бы ни связывались.

Эразм Роттердамский. Оружие христианского воина

Как-то раз один из богатых даймё прислал посыльного к известному воину Хосокаве Сансаю (ХVII в.), прославившемуся своим тонким вкусом в изготовлении доспехов. Посланник должен был заказать у Хосокавы особо изящный боевой шлем, причём такой, который бы поразил своим видом даже искушённых в этих делах самураев. Каково же было удивление приехавшего, когда Хосокава предложил сделать традиционный «рогатый» шлем, изготовив рога из дерева! Самурай был поражён выбором материала – ведь рога обычно выдерживают тяжёлые удары меча, а в случае необходимости и пробивают грудной доспех врага. В ответ на недоуменные вопросы Сансай спокойно объяснил: пусть сломаются рога – лишь бы они не отвлекали внимание воина.

Но ведь каждый раз после сражения придётся долго чинить такой шлем, а как быть, если надо на следующий день вновь идти в бой? И тут Сансай по сути определил путь самурая: воин не должен надеяться прожить ещё один день. К тому же «если мысли воина заняты лишь тем, как бы не повредить орнамент на шлеме, как же он может сохранить свою жизнь? Навершие шлема, сломанное в бою, выглядит поистине великолепно. А вот если потеряешь жизнь, её уже никогда не вернёшь». Услышав это, посланник удалился, не задав больше ни одного вопроса.

Здесь речь идёт об особом нравственном идеале воинской традиции Японии – знаменитом кодексе самурайской чести Бусидо, или «Пути воина». Вероятно, не найдётся ни одной книги о японских боевых искусствах древности и современности, где бы он не упоминался. Но сколь ни разнились бы между собой трактовки Бусидо, все они сходятся в одном – именно Бусидо представляет собой саму душу самурайства, его внутреннюю суть.

Рассказ о Бусидо достоин отдельной книги, а поэтому здесь мы затронем лишь те его аспекты, которые будут важны для понимания сути японских боевых искусств.

Определение Бусидо как «кодекса самурайской чести» не совсем верно. Кодекса как такового не существовало (точнее, существовали десятки независимых друг от друга сборников правил поведения самурая), речь можно вести лишь о некоем глобальном идеале самурайской жизни, особом настрое воина. А сам этот идеал, во многом непостоянный и переменчивый, формировался столетиями.

Хосокава Сумимото (1489-1520), военный лидер в Оми.3десь на нем латы типа харамаки и шлем с защитой в виде рогов – кувагата. К поясу прикреплен меч тати, а за поясом -малый меч косигатана

Когда же начала складываться эта доктрина – «Путь воина»? Естественно, точную дату назвать невозможно, но всё же некоторые отправные точки нам известны. В 792 г. в Японии была официально введена система воинского воспитания юношей, названная «Кондэй» («Надёжная молодёжь»). В специальные школы отбирали выходцев из благородных семей, где их в равной степени учили действовать мечом и кистью, т. е. пытались претворить в жизнь извечный идеал японской культуры – «Военное и гражданское сливаются воедино» («бунбо ити »). Идея эта обсуждалась давно. Ещё в правление императора Камму в 782 г. при императорской резиденции в Киото началось строительство монументального здания для специальной школы подготовки профессиональных воинов из числа молодых кугэ, т. е. аристократов. Так возник знаменитый Бутокудэн – «Зал воинских добродетелей», который сохранился (естественно, в реконструированном виде) и по сей день. Пройдя полный курс воинских наук, юноши отправлялись офицерами в войска.