Достоевский записки из подполья скачать fb2. Записки из подполья - Ф.М

Меня всегда тянет к тем местам, где я когда‑то жил, к домам, к улицам. Есть, например, большой темный дом на одной из семидесятых улиц Ист‑Сайда, в нем я поселился в начале войны, впервые приехав в Нью‑Йорк. Там у меня была комната, заставленная всякой рухлядью: диваном, пузатыми креслами, обитыми шершавым красным плюшем, при виде которого вспоминаешь душный день в мягком вагоне. Стены были выкрашены клеевой краской в цвет табачной жвачки. Повсюду, даже в ванной, висели гравюры с римскими развалинами, конопатые от старости. Единственное окно выходило на пожарную лестницу. Но все равно, стоило мне нащупать в кармане ключ, как на душе у меня становилось веселее: жилье это, при всей его унылости, было моим первым собственным жильем, там стояли мои книги, стаканы с каран-дашами, которые можно было чинить, - словом, все, как мне казалось, чтобы сделаться писателем.

В те дни мне и в голову не приходило писать о Холли Голайтли, не пришло бы, наверно, и теперь, если бы не разговор с Джо Беллом, который снова расшевелил мои воспоминания.

Холли Голайтли жила в том же доме, она снимала квартиру подо мной. А Джо Белл держал бар за углом, на Лексингтон‑авеню; он и теперь его держит. И Холли и я заходили туда раз по шесть, по семь на дню не затем, чтобы выпить - не только за этим, - а чтобы позвонить по телефону: во время войны трудно было поставить себе телефон. К тому же Джо Белл охотно выполнял поручения, а это было обременительно: у Холли их всегда находилось великое множество.

Конечно, все это давняя история, и до прошлой недели я не виделся с Джо Беллом несколько лет. Время от времени мы созванивались; иногда, оказавшись поблизости, я заходил к нему в бар, но приятелями мы никогда не были, и связывала нас только дружба с Холли Голайтли. Джо Белл - человек нелегкий, он это сам признает и объясняет тем, что он холостяк и что у него повышенная кислотность. Всякий, кто его знает, скажет вам, что общаться с ним трудно. Просто невозможно, если вы не разделяете его привязанностей, а Холли - одна из них.

Среди прочих - хоккей, веймарские охотничьи собаки, «Наша детка Воскресенье» (передача, которую он слушает пятнадцать лет) и «Гилберт и Салливан» - он утверждает, будто кто‑то из них ему родственник, не помню, кто именно.

Поэтому, когда в прошлый вторник, ближе к вечеру, зазвонил телефон и послышалось: «Говорит Джо Белл», - я сразу понял, что речь пойдет о Холли. Но он сказал только: «Можете ко мне заскочить? Дело важное», - и квакающий голос в трубке был сиплым от волнения.

Под проливным дождем я поймал такси и по дороге даже подумал, а вдруг она здесь, вдруг я снова увижу Холли?

Но там не было никого, кроме хозяина. Бар Джо Белла не очень людное место по сравнению с другими пивными на Лексингтон‑авеню. Он не может похвастаться ни неоновой вывеской, ни телевизором. В двух старых зеркалах видно, какая на улице погода, а позади стойки, в нише, среди фотографий хоккейных звезд, всегда стоит большая ваза со свежим букетом - их любовно составляет сам Джо Белл. Этим он и занимался, когда я вошел.

Сами понимаете, - сказал он, опуская в воду гладиолус, - сами понимаете, я не заставил бы вас тащиться в такую даль, но мне нужно знать ваше мнение. Странная история! Очень странная приклю-чилась история.

Вести от Холли?

Он потрогал листок, словно раздумывая, что ответить. Невысокий, с жесткими седыми волосами, выступающей челюстью и костлявым лицом, которое подошло бы человеку много выше ростом, он всегда казался загорелым, а теперь покраснел еще больше.

Нет, не совсем от нее. Вернее, это пока непонятно. Поэтому я и хочу с вами посоветоваться. Давайте я вам налью. Это новый коктейль, «Белый ангел», - сказал он, смешивая пополам водку и джин, без вермута.

Меня всегда тянет к тем местам, где я когда-то жил, к домам, к улицам. Есть, например, большой темный дом на одной из семидесятых улиц Ист-Сайда, в нем я поселился в начале войны, впервые приехав в Нью-Йорк. Там у меня была комната, заставленная всякой рухлядью: диваном, пузатыми креслами, обитыми шершавым красным плюшем, при виде которого вспоминаешь душный день в мягком вагоне. Стены были выкрашены клеевой краской в цвет табачной жвачки. Повсюду, даже в ванной, висели гравюры с римскими развалинами, конопатые от старости. Единственное окно выходило на пожарную лестницу. Но все равно, стоило мне нащупать в кармане ключ, как на душе у меня становилось веселее: жилье это, при всей его унылости, было моим первым собственным жильем, там стояли мои книги, стаканы с каран­дашами, которые можно было чинить, – словом, все, как мне казалось, чтобы сделаться писателем.

В те дни мне и в голову не приходило писать о Холли Голайтли, не пришло бы, наверно, и теперь, если бы не разговор с Джо Беллом, который снова расшевелил мои воспоминания.

Холли Голайтли жила в том же доме, она снимала квартиру подо мной. А Джо Белл держал бар за углом, на Лексингтон-авеню; он и теперь его держит. И Холли и я заходили туда раз по шесть, по семь на дню не затем, чтобы выпить – не только за этим, – а чтобы позвонить по телефону: во время войны трудно было поставить себе телефон. К тому же Джо Белл охотно выполнял поручения, а это было обременительно: у Холли их всегда находилось великое множество.

Конечно, все это давняя история, и до прошлой недели я не виделся с Джо Беллом несколько лет. Время от времени мы созванивались; иногда, оказавшись поблизости, я заходил к нему в бар, но приятелями мы никогда не были, и связывала нас только дружба с Холли Голайтли. Джо Белл – человек нелегкий, он это сам признает и объясняет тем, что он холостяк и что у него повышенная кислотность. Всякий, кто его знает, скажет вам, что общаться с ним трудно. Просто невозможно, если вы не разделяете его привязанностей, а Холли – одна из них.

Среди прочих – хоккей, веймарские охотничьи собаки, «Наша детка Воскресенье» (передача, которую он слушает пятнадцать лет) и «Гилберт и Салливан» – он утверждает, будто кто-то из них ему родственник, не помню, кто именно.

Поэтому, когда в прошлый вторник, ближе к вечеру, зазвонил телефон и послышалось: «Говорит Джо Белл», – я сразу понял, что речь пойдет о Холли. Но он сказал только: «Можете ко мне заскочить? Дело важное», – и квакающий голос в трубке был сиплым от волнения.

Под проливным дождем я поймал такси и по дороге даже подумал, а вдруг она здесь, вдруг я снова увижу Холли?

Но там не было никого, кроме хозяина. Бар Джо Белла не очень людное место по сравнению с другими пивными на Лексингтон-авеню. Он не может похвастаться ни неоновой вывеской, ни телевизором. В двух старых зеркалах видно, какая на улице погода, а позади стойки, в нише, среди фотографий хоккейных звезд, всегда стоит большая ваза со свежим букетом – их любовно составляет сам Джо Белл. Этим он и занимался, когда я вошел.

– Сами понимаете, – сказал он, опуская в воду гладиолус, – сами понимаете, я не заставил бы вас тащиться в такую даль, но мне нужно знать ваше мнение. Странная история! Очень странная приклю­чилась история.

– Вести от Холли?

Он потрогал листок, словно раздумывая, что ответить. Невысокий, с жесткими седыми волосами, выступающей челюстью и костлявым лицом, которое подошло бы человеку много выше ростом, он всегда казался загорелым, а теперь покраснел еще больше.

– Нет, не совсем от нее. Вернее, это пока непонятно. Поэтому я и хочу с вами посоветоваться. Давайте я вам налью. Это новый коктейль, «Белый ангел», – сказал он, смешивая пополам водку и джин, без вермута.

Пока я пил этот состав, Джо Белл стоял рядом и сосал желудочную таблетку, прикидывая, что он мне скажет. Наконец сказал:

– Помните такого мистера И. Я. Юниоши? Господинчика из Японии?

– Из Калифорнии.

Мистера Юниоши я помнил прекрасно. Он фотограф в иллюстри­рованном журнале и в свое время занимал студию на верхнем этаже того дома, где я жил.

– Не путайте меня. Знаете вы, о ком я говорю? Ну и прекрасно Так вот, вчера вечером заявляется сюда этот самый мистер И. Я. Юниоши и подкатывается к стойке. Я его не видел, наверно, больше двух лет. И где, по-вашему, он пропадал все это время?

– В Африке.

Джо Белл перестал сосать таблетку, и глаза его сузились.

– А вы почем знаете?

– Так оно и было на самом деле.

Он с треском выдвинул ящик кассы и достал конверт из толстой бумаги.

– Может, вы и это прочли у Уинчелла?

В конверте было три фотографии, более или менее одинаковые, хотя и снятые с разных точек: высокий, стройный негр в ситцевой юбке с застенчивой и вместе с тем самодовольной улыбкой показывал странную деревянную скульптуру – удлиненную голову девушки с короткими, приглаженными, как у мальчишки, волосами и сужающимся книзу лицом; ее полированные деревянные, с косым разрезом глаза были необычайно велики, а большой, резко очерченный рот походил на рот клоуна. На первый взгляд скульптура напоминала обычный примитив, но только на первый, потому что это была вылитая Холли Голайтли – если можно так сказать о темном неодушевленном предмете.

– Ну, что вы об этом думаете? – произнес Джо Белл, довольный моим замешательством.

– Похоже на нее.

– Слушайте-ка, – он шлепнул рукой по стойке, – это она и есть. Это ясно как божий день. Японец сразу ее узнал, как только увидел.

– Он ее видел? В Африке?

– Ее? Нет, только скульптуру. А какая разница? Можете сами прочесть, что здесь написано. – И он перевернул одну из фотографий. На обороте была надпись: «Резьба по дереву, племя С, Тококул, Ист-Англия. Рождество, 1956».

На Рождество мистер Юниоши проезжал со своим аппаратом через Тококул, деревню, затерянную неведомо где, да и неважно где, – просто десяток глинобитных хижин с мартышками во дворах и сарычами на крышах. Он решил не останавливаться, но вдруг увидел негра, который сидел на корточках у двери и вырезал на трости обезьян. Мистер Юниоши заинтересовался и попросил показать ему еще что-нибудь. После чего из дома вынесли женскую головку, и ему почудилось – так он сказал Джо Беллу, – что все это сон. Но когда он захотел ее купить, негр сказал: «Нет». Ни фунт соли и десять долларов, ни два фунта соли, ручные часы и двадцать долларов – ничто не могло его поколебать. Мистер Юниоши решил хотя бы выяснить происхождение этой скульптуры, что стоило ему всей его соли и часов. История была ему изложена на смеси африканского, тарабар­ского и языка глухонемых. В общем, получалось так, что весной этого года трое белых людей появились из зарослей верхом на лошадях.

Молодая женщина и двое мужчин. Мужчины, дрожавшие в ознобе, с воспаленными от лихорадки глазами, были вынуждены провести не­сколько недель взаперти в отдельной хижине, а женщине понравился резчик, и она стала спать на его циновке.

– Вот в это я не верю, – брезгливо сказал Джо Белл. – Я знаю, у нее всякие бывали причуды, но до этого она бы вряд ли дошла.

– А потом что?

– А потом ничего. – Он пожал плечами. – Ушла, как и пришла, – уехала на лошади.

– Одна или с мужчинами?

Джо Белл моргнул.

«Записки из подполья» Ф.М. Достоевского – это удивительное произведение, которое открывает самые сокровенные мысли человеческой души. В «Записках» главный герой, загнанный в глубокое «подполье» одиночества, беспросветности, пессимизма и безверья, пытается раскрыть душу и разобраться в себе, познать окружающий мир и понять его. При этом вырисовывается двойственный, парадоксальный, нелогичный образ главного героя.

Автор записок – главный герой, не имеет имени. Это мужчина лет сорока, коллежский асессор, который сейчас ушел в отставку и живет в темном, дрянном углу на окраине Петербурга. Отсутствие имени позволяет говорить о том, что образ этого человека собирателен. Иные же исследователи творчества Достоевского указывают, что в этом произведении писатель показал себя. Об этом свидетельствует незаурядный ум и мужественное откровение, с которым герой исследует собственную душу, сознание. Степень откровенности с самим собой, а значит, и с читателем, в произведении доходит до крайней точки, когда открываются самые глубинные мотивы.

Главный герой признает, что век отрицательный, и деятельностью занимаются только глупые и ограниченные люди, которые подчиняются математике, выгоде, законам природы и науке. Сам же автор записок не примиряется с таким положением вещей. Его огромный внутренний мир, который заполнен книжными мечтаниями и идеалами, не может найти отражения в мире внешнем. И эта неудовлетворенность порождает в нем невыносимые мучения. При этом сам герой признает противоречия, которые живут в человеке, обличает их в себе и сам себя за это бичует. Болезненный и напряженный самоанализ главного героя иногда «выгонял» его из подполья.

Мучительное соприкосновение с реальным миром описано в эпизоде с офицером. Однажды герой в трактире перегородил дорогу молодому офицеру и тот без труда просто передвинул тощего и низкого человека на другое место, даже не обратив внимания на «живую преграду». Это настолько задело главного героя, что он несколько лет мечтал о мести, хотя и осознавал свою трусость. Он боялся, что его унижение просто не воспримут всерьез, а потому всегда первый сворачивал с дороги, увидев офицера издали. Однажды он столкнулся с офицером плечо о плечо и смог не свернуть и не уйти с дороги. Это вызвало в нем ликование, хотя офицер даже этого не заметил.

То, что героя не воспринимают всерьез, раскрывает и эпизод на обеде в честь одного из соучеников. Хотя и сам он задолго до торжества взрастил в себе страх будущего унижения, а потому с товарищами вел себя дерзко, хамски. Когда же полное игнорирование его персоны доходит до пика, он принимается за самоуничижение, чем еще больше отталкивает от себя окружающих. Сотрапезники оставляют его одного, но это воспринимается им как оскорбление и автор записок отправляется за всеми в бордель. Но вместо разбирательств оказывается в комнате с Лизой.

После разврата герой вступает с Лизой в разговор и в красках рисует перед ней все ужасы жизни проститутки. Чувственная девушка принимает все близко к сердцу и рыдает. На каком-то этапе герой понимает, что его наигранность и плутовство отступают перед подлинной жалостью к Лизе и стыдом за свой поступок. Он оставляет девушке свой адрес.

Спустя несколько дней Лиза приходит к главному герою. Сначала он с ней холоден и циничен. Но, встретив с ее стороны доброту и любовь, он раскрывается как человек одинокий, страдающий, измученный страхами. Он жалок, он несомненно вызовет сочувствие у слушателей аудиокниги. Хотя эти искренние рыдания должны были бы привести его к реальной и настоящей любви, а значит и жизни, но здесь он опять боится показаться жалким и поэтому старается унизить Лизу, снова дав ей денег.

Книга не слушается «на одном дыхании». Серьезное произведение для вдумчивого и внимательного прослушивания. Валерий Карнаух со своей стороны сделал все, чтобы каждая мысль гениального автора, переданная в виде движения души главного героя, дошла до слушателя в полной мере, без искажения.
Данная аудиоверсия книги Ф.М. Достоевского «Записки из подполья» дополнена музыкальным сопровождением. В озвучке использованы произведения таких композиторов, как А.Моцарт, Ф.Лист, Д.Верди, Л.Бетховен, Т.Альбиони, И.Гайдн, Ф.Шуберт, В.Калинников, И.Пахельбель.

Получить пароль для открытия архивов со всеми аудиокнигами с сайта сайт можно бесплатно, подписавшись на рассылку уведомлений о новых книгах

Продолжительность аудиокниги: 5 часов

Книга озвучена: Валерий Карнаух

Качество записи этой аудиокниги: хорошее