Дракула брэм стокер читать полностью.

Сборник рассказов читается легко, но для меня - немного поверхностно. Не успевала проникнуться в рассказ, как он кончался. По сути, все рассказы с несложным сюжетом, о том, что добро побеждает зло. Все на православную тему. Иногда - очень милый рассказ, иногда - притча. Наверное, я не готова к подобному чтению, потому и нейтральная оценка: не задело.
А теперь, для себя, коротко о рассказах (просьба не читать тем, кто еще не читал книгу).

Запечатленный ангел. История о том, как у старообрядцев отняли их главную святыню, а они пытались ее вернуть обратно - подменить подделкой. Непонятно, как взрослые мужчины могут так поклоняться иконе. Конечно, хорошо, что она их всех так крепко связывает, но, видимо, мне не понять пока этого.

Некрещеный поп. История о том, как однажды выяснилось, что попа в детстве повезли крестить, но из-за метели не довезли, а сказали, что покрестили. А потом перед своей смертью бабка все рассказала. Но попа оставили на месте, так как все его любили. Добро побеждает!

Несмертельный Голован. Пожалуй, самая понравившаяся история. О высокой любви между мужчиной и женщиной + много посторонних сюжетов. Причем про любовь узнаешь только на последних страницах. Но осадок приятный.

Христос в гостях у мужика. Это тоже хорошая история. О том, что у одного мужика все было классно в жизни, семья, хозяйство, но только вот была у него ненависть к своему дядьке. И вот однажды ему приводилось, что Христос придет к нему в гости, и он стал его ждать. Он был так уверен, что позвал гостей на пиршество. А в образе Христа пришел тот самый дядька, просивший приюта, так как дела у него пошли совсем плохо. Рассказ о прощении. Хороший рассказ.

Зверь. Это было страшно читать. Я вот про притравленные станции когда читала у нас в стране, жутко было. А оказывается, на Руси было принято издевательство над дикими животными. Это было как шоу. В рассказе убивали провинившегося медведя, который начинал подавать признаки своего зверя. Он жил в поместье уже пять лет, и очень сдружился со своим кормильцем. А потом провинился (ну, гусю крыло ободрал, например). И вот, его нужно истерзать и сделать шоу. А еще нужно, чтобы этот кормилец в этом участвовал. Вот такой жестокий помещик. Закончилось все хорошо, медведь спасся, а кормилец стал лучшим другом помещика, который перестал быть жестоким.

Отборное зерно. Сказ о том, что одного человека надурил другой, и тот, вместо того, чтобы разбираться с обманщиком, решил устроить дело так, чтобы убыль потерпела английская компания, а русский народ был в прибыли. Ну, я считаю, что это не очень верное решение, в нем присутствует какой-то национализм.

Жемчужное ожерелье. Больше похоже на сказку или притчу. О том, что мужик был очень жадный, и не давал приданое своим дочерям. И вот когда вышла младшая, он подарил ей подделку-ожерелье. Наутро после свадьбы он рассказал об этом своему зятю, на что он не обиделся, так как любит ее и так, и попросил не говорить это своей жене, чтобы она не расстраивалась и была в хороших отношениях со своим отцом. Мужик обрадовался такому повороту и сделал им настоящее наследство. А они поделили его с остальными сестрами.

Человек на часах. История о том, что человек колебался между служебным долгом и спасением жизни человека. В итоге он выбрал второе, за что должен был быть жестоко наказан. Но цепочка начальников отвела его от сурового наказания: каждому почему-то было невыгодно, чтобы дело разворачивалось. В итоге провинившийся отделался наказанием, на которое и не надеялся, и все были довольны.

Лев старца Герасима. Этот рассказ вообще не поняла. Точнее, не приняла. О том, что богатство разрушает человека. Потом человек решил сделать всех счастливыми и роздал всем бедным богатство, но они не стали счастливыми (на всех не хватило), и тогда он навсегда отказался от собственности и ушел в пустыню, и там подружился со львом. Потом люди пытались ему дать какие-то вещи, но он напрочь отказывался. Мол, собственность - зло.

Фигура. Опять о выборе между долгом и велением сердца. Служащий выбрал второе, и был отстранен от службы. Но он был доволен, что выбрал второе, и ничуть не жалел.

Неразменный рубль. Поучающая история о том, что нужно помогать другим и не гордиться при этом. а как только начинаешь гордиться, то все идет насмарку.

Вообще, напоследок скажу, что некоторые истории я рекомендовала бы к прочтению детям с целью их воспитания. Например, "Неразменный рубль", "Жемчужное ожерелье".

Виталий Валентинович Бианки

Повести и рассказы

(В книге, с которой производилось сканирование, отсутствовал первый лист. Если у вас есть недостающий текст, присылайте на почтовый адрес info(сабака)reeed.ru)

таки остается охотником когда надо, - добывает дичь и пушнину, а когда надо, - защищает колхозное добро от хищников зверей.

Так появляется образ колхозного охотника Сысой Сысоича, «сквозного» героя ряда рассказов. Это умный, с хитринкой, бывалый старик, отлично знающий лесную жизнь зверей и птиц, все их повадки и уловки. В нем всегда есть уверенность человека, который знает силу своего разума. Зверь или птица хитры, да только хитрость у них слепая, на то он и охотник, чтобы все их хитрости разгадать.

А рядом с ним другой охотник - горожанин из рассказа «Как дяденька Волов искал волков». Как не похож он на тех горожан, которые были выведены писателем в ранних его произведениях! Тогда для писателя горожанин был носителем зла. В нем было собрано все отрицательное, что противопоставлялось самой природе, одушевленной и идеализированной. Сейчас горожанин стал так похож на колхозного охотника, что, несомненно, Волов может быть братом Сысой Сысоича. Природа для них давно перестала быть враждебной. Она стала частью большого хозяйства Родины.

Сближены писателем, ранее как будто и несовместимые, образы охотника любителя и ученого исследователя. Своими наблюдениями, большими и маленькими открытиями они как бы дополняют друг друга. Все они оберегают естественные богатства своих лесов и полей. Это работники одного большого хозяйства страны, они мечтают о восстановлении и увеличении числа драгоценных зверей и птиц. И в этом отношении интересен научно фантастический рассказ «Разрывные пули профессора Горлинко». В нем как бы завершается развитие образа охотника. Перед читателем предстает охота будущего. Пули охотника не убивают, а усыпляют животное. Выстрелы перестают быть смертельными. Открыта возможность добывать животных не убивая, чтобы потом их можно было приручить или, изучив, отпустить на волю.

Так постепенно в этих рассказах об охоте раскрывается внутренний их смысл, глубокое понимание красоты природы, поиски ключей к богатствам, радость познания окружающего мира, и в нем - своего родного края.

«Сезам откройся! - сколько раз она открывалась передо мной на миг, сказочная гора Сезам, - но двери, за которыми не счесть сокровищ, тотчас же опять захлопывались у меня перед носом. Я знаю, это не страшно, раз человек понял, как они отворяются.

К самым таинственным, призрачным дверям всегда найдется простой вещественный ключ. Умей его только найти.

Сокровища будут твои» («Уммб»)

Вещественный ключ» - это знание природы. Оно откроет все сокровища ее, которые будут служить человеку.

Но чтобы найти этот ключ и открыть им гору сокровищ, надо понимать и любить природу. Любить, ощущая всю ее красоту понимая ее значение. В этой любви - сила творческих исканий и открытий. Может быть, сначала это совсем маленькие открытия «новых земель», но всё-таки открытия, и «Пусть только для одних вас они будут новые, - обращается писатель к юным охотникам и путешественникам по родному краю, - пусть только для самих себя их будете открывать, - это не должно вас смущать. Ведь сколько ни живет на земле человек, он, попадая в новые места, делает для себя все новые и новые открытия» («Письмо к юным путешественникам»). И вы сами можете стать «маленькими колумбами» - открывателями «новых земель», следопытами своего края. Для этого не надо отправляться за тридевять земель, в тридесятое царство в поисках нового, еще никем нигде не виданного, оно у вас под боком, и каждый может дойти до него пешком. Дойти и на самом деле открыть что-нибудь новое, не известное даже науке - ведь как это заманчиво! Не случайно многие герои произведений Виталия Бианки так часто мечтают об открытиях.

«Весь огромный мир кругом меня, надо мной и подо мной полон неизведанных тайн. И я их буду открывать всю жизнь, потому что это самое интересное, самое увлекательное занятие в мире!» («Морской чертенок»).

Ненасытная жадность к разгадыванию больших и маленьких тайн природы, такая естественная у детей, охотников и ученых, наполняет и самого писателя.

Как только в природе появляются признаки весны, Виталий Бианки покидает город и на большую часть года переселяется в деревню или отправляется в путешествие по стране. И так в течение почти всей жизни. С ружьем, биноклем и записной книжкой бродит писатель-следопыт по родным просторам. По ним он ведет за собой читателя. Он показывает ему самые потаенные уголки, показывает, что ему удалось там увидеть, подсмотреть в часы прогулок и охоты, какие тайны леса удалось раскрыть, какие разгадать лесные загадки. И разве трудно понять, зачем это надо? Ведь наш народ стал хозяином необъятных сокровищ природы своей страны. Но чтобы управлять ими, советский человек - хозяин своих лесов, полей, рек, гор, озер, пустынь, морей - должен хорошо знать это большое и сложное хозяйство. Нельзя стать бережливым, умелым, разумным хозяином природы, не зная ее. Можно наделать много ошибок. И сколько же еще предстоит работы нашим ученым, охотникам, следопытам, чтобы естественные богатства стали служить человеку! Давно нашел место в этом ряду и Виталий Бианки со своими сказками, рассказами и повестями о родной земле. Ведь «пытать, разведывать жизнь, разгадывать ее удивительные тайны - это только половина дела. Другая в том, чтобы опыт свой, свои открытия, - большие и маленькие, - передать людям»… - «люди - знакомые и незнакомые, - он отдал им себя целиком, всё лучшее в себе, лишь для того, чтобы для них сделать жизнь богаче и лучше» («Чайки на взморье»).

Именно этими чувствами наполнены книги Виталия Бианки - страстного охотника, неутомимого следопыта, поэта родной природы, - созданные им более чем за три десятилетия творческой работы.

Гр. Гроденский

ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ


В котелке поспела сухарница, и охотники только было собрались ужинать.

Выстрел раздался неожиданно, как гром из чистого неба.

Пробитый пулей котелок выпал у Мартемьяна из рук и кувырнулся в костер. Остроухая Белка с лаем ринулась в темноту.

Сюды! - крикнул Маркелл.

Он был ближе к большому кедру, под которым охотники расположились на ночлег, и первым успел прыгнуть за его широкий ствол.

Мартемьян, подхватив с земли винтовку, в два скачка очутился рядом с братом. И как раз вовремя: вторая пуля щелкнула по стволу и с визгом умчалась в темноту.

Огонь… подь он к чомору! - выругался Маркелл, трудно переводя дыхание.

Костер, залитый было выплеснувшейся из котелка сухарницей, вспыхнул с новой силой. Огонь добрался до сухих сучьев и охватил их высоким бездымным пламенем.

Положение было отчаянное. Яркий свет слепил охотникам глаза. Они не видели ничего за тесным

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2013

* * *

Английская готика

«Читал две ночи и боялся отчаянно. А потом понял еще и глубину этой замечательной вещи» – так Александр Блок отозвался в письме к другу о романе Брэма Стокера «Дракула», увидевшем свет в 1897 году.

Этот роман причисляли к самым различным жанрам – то к «литературе ужасов», то к готическому роману, но в действительности он представляет собой уникальный образец «романа в письмах и дневниках», в котором автору удалось придать повествованию захватывающее правдоподобие, динамичность и остроту.

Стокер не был первым писателем, сделавшим вампира героем своего произведения, однако «Дракула» оказал небывалое влияние на формирование мифа о вампирах в XX столетии. После «Дракулы» появилось огромное количество книг, фильмов, аниме, комиксов и компьютерных игр, посвященных вампирам, а текст самого романа знатоки считают самым полным и детальным описанием вампира в популярной литературе. Писатель изобразил вампиризм как заболевание – заразную демоническую одержимость, и сделал это с такой убедительностью, что его роман и сегодня читается на одном дыхании.

Брэм Стокер (1847–1912) – литературное имя. На самом деле этого ирландца, уроженца Дублина, звали Абрахам Стокер. В детстве он много болел, до семи лет не мог вставать и ходить, и вынужденная неподвижность способствовала развитию его воображения. Тем не менее Стокеру удалось преодолеть болезнь, и уже во время учебы в Дублинском университете он считался одним из лучших футболистов и легкоатлетов.

Окончив с отличием математический факультет, Стокер несколько лет провел на государственной службе, одновременно публикуя на страницах дублинской газеты «Ивнинг мэйл» очерки и критические обозрения театральной жизни. Будущую литературную знаменитость связывала тесная дружба с английским актером Генри Ирвингом, и в 1878 г. Ирвинг предложил Стокеру стать директором-распорядителем лондонского театра «Лицеум». Стокер переехал в Лондон и занимал эту должность на протяжении более четверти века.

Благодаря дружбе с Ирвингом Стокер был принят в высшем обществе Лондона, завязал близкое знакомство с Артуром Конан Дойлом и выдающимся живописцем Джеймсом Уистлером, а его женой стала Флоренс Бэлкам, в которую был влюблен Оскар Уайльд.

Замысел «Дракулы», как вспоминал позже сын писателя, явился Стокеру во сне – ему привиделся встающий из гроба Король Вампиров. Это случилось в начале 1890 г., но работа над романом продолжалась около восьми лет. Писатель собирал европейский фольклор и литературные легенды о вампирах, изучал ирландские мифы о таинственных кровососущих существах, а также историю правителей Валахии и Трансильвании. Его внимание привлекла фигура валашского князя Влада Цепеша, правившего в XV в.

Этот властитель отличался невероятной жестокостью, коварством и кровожадностью и в летописях упоминается как Влад III Дракул (то есть «сын дракона»). Он-то и стал прототипом «литературного вампира», однако писатель, в отличие от исторического персонажа, наделил его всевозможными сверхъестественными свойствами.

Публикация романа принесла Брэму Стокеру поистине оглушительный успех – «Дракула» был мгновенно признан самым выдающимся романом ужасов в мировой литературе. Он выдержал бесчисленное количество переизданий, переведен чуть ли не на все языки мира, послужил основой для театральных постановок и экранизаций, за которые брались такие великие мастера кино, как Фридрих Мурнау, Тод Браунинг, Теренс Фишер и Фрэнсис Форд Коппола. В ХХ в. появилось множество продолжений романа, созданных другими авторами, и «параллельных» версий «Дракулы».

Впоследствии Стокер опубликовал еще ряд романов, среди которых «Тайна моря» (1902), «Сокровище Семи Звезд» (1907), «Дама в саване» (1909), «Логово Белого Червя» (1911), а также сборник рассказов «Гость Дракулы и другие странные рассказы», но ни одна из этих книг не смогла даже приблизиться к шедевру писателя ни по своим литературным достоинствам, ни по популярности у читателей.


Глава 1

Дневник Джонатана Харкера

Выехал из Мюнхена два дня назад в восемь вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; поезд опоздал на час. Дальше – Будапешт, удивительно красивый город. В Клуже я был после полуночи и остановился на ночь в гостинице «Ройял». В гостиничном ресторанчике подали цыпленка с красным перцем – вкусное блюдо, но слишком возбуждающее жажду, поэтому я выпил графин воды и полночи не мог уснуть, хотя постель моя была удобной. Под окном выл пес, я ворочался с боку на бок, но под утро провалился в глухой сон. Когда я, боясь опоздать, примчался на вокзал за несколько минут до восьми и сел в вагон, выяснилось, что ранее половины девятого поезд и не собирается трогаться. Здесь вообще не придерживаются точного расписания, в отличие от Англии…

В Лондоне перед отъездом я посетил Британский музей, где рылся в книгах и атласах; всякая мелочь могла пригодиться в общении с нашими клиентами, как и мое скромное знание немецкого языка. Я выяснил, что интересующая меня местность лежит на востоке страны на границе трех регионов: Трансильвании, Молдавии и Буковины, в сердце Карпатских гор. Однако ни географические карты, ни другие источники не помогли мне определить местоположение «Замка Дракулы», укрепив меня в мысли: это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы. Но я узнал, что упомянутый графом город Бистрица, с почтовым отделением, реально существует. Книги позволили составить представление не только о народах Трансильвании – саксонцах, валахах, мадьярах и секеях, но и о том, что в тех краях до сих пор бытуют фантастические предания и древние легенды. Если это действительно так, то моя поездка обещает быть очень интересной.

В течение дня я любовался мелькавшими за окном пейзажами. Мимо проносились небольшие селения и одинокие замки на крутых холмах, змеились бурные реки, сжатые высокими каменными берегами; на каждой станции толпились жители в пестрых нарядах. К вечеру я наконец добрался до Бистрицы. Граф в своем письме хвалил гостиницу «Золотая корона», и она действительно будто сошла со старинной гравюры.

По-видимому, меня здесь ждали: в дверях я увидел направившуюся ко мне с улыбкой средних лет женщину в национальном костюме – белой юбке с двойным длинным передником из цветной шерстяной материи. Она учтиво поклонилась:

– Господин прибыл из Англии?

– Да, – ответил я, – Джонатан Харкер.

Женщина подала знак слуге, и тот протянул мне запечатанный конверт. Я вскрыл его и прочел: «Друг мой, с приездом! С нетерпением ожидаю Вас. Эту ночь отдыхайте, а завтра в три часа в Буковину отправляется почтовая карета, или дилижанс, как у Вас говорят. Одно место зарезервировано за Вами. В ущелье Борго Вас будет ждать коляска, далее – в замок. Надеюсь, что после шумного Лондона Вас не разочарует пребывание в нашей чудесной стране. Искренне Ваш, граф Дракула».


Серое утро сменилось ярким солнцем, высоко поднявшимся над зубчатым горизонтом. Не знаю, деревья или холмы придают ему такую форму – вдали все очертания сливаются. Спать не хочется, ко мне никто не постучится, пока я сам не выйду; буду писать в дневник…

Здесь происходит бездна странных явлений, сходных с галлюцинациями, – мне куда проще описать свой вчерашний обед. Основное местное блюдо зовется «разбойничье жаркое». Состоит оно из крупных кусков мяса и сала с луком, приправленных все той же паприкой, – блюдо готовится прямо на угольях. К жаркому было подано вино «Золотой медок», странно пощипывающее язык, но, в общем, приятное; я одолел всего пару бокалов.

В гостинице получили указание от графа оставить для меня место в дилижансе, однако на все расспросы не отвечали, делая вид, что не понимают моего немецкого. Это явная отговорка. Хозяин и его жена испуганно переглядывались, наконец хозяин пробормотал, что деньги за мое пребывание уплачены и больше ему ничего не известно. Когда я спросил, знает ли он графа Дракулу и не может ли что-нибудь рассказать о его замке, то оба просто-напросто замолчали. Эта таинственность отнюдь не ободрила меня.

Перед самым отъездом ко мне вошла хозяйка и взволнованно спросила:

– Вам непременно нужно ехать сегодня, господин?

Я утвердительно кивнул. Она была очень возбуждена, ужасно коверкала немецкие слова, и смысл ее речей я улавливал с большим трудом. Когда я повторил, что отправляюсь по важному делу, женщина спросила:

– Знаете ли вы, какой день сегодня?

Я ответил:

– Четвертое мая…

– Верно, – сказала она. – А известно ли вам, что это канун Дня святого Георгия? И что именно сегодня, едва пробьет полночь, до самого восхода нечистая сила властвует на земле? Вы не имеете представления о том, куда направляетесь… Послушайте нас, переждите пару дней или… или вообще уезжайте отсюда…

Все это выглядело довольно глупо, я не мог допустить, чтобы на мое решение влияли какие-то суеверия. Поэтому я как мог успокоил хозяйку и твердо заявил, что поездку отложить не могу. Тогда она неожиданно сняла со своей шеи крестик и протянула мне. Я не знал, как поступить, поскольку принадлежу к англиканской церкви и с детства приучен относиться к подобным символам иначе. Но мне было неловко оскорбить чувства пожилой доброй дамы; она же, видя мои колебания, сама надела мне крест на шею…

Пишу в ожидании почтовой кареты, которая, конечно же, запаздывает. Виной ли крестик, непонятное мне поведение хозяйки гостиницы или рассказы о нечистой силе – не знаю. Однако я не чувствую себя спокойно и непринужденно.

А вот и карета!


Когда я устроился в дилижансе, кучер еще не занял своего места; я видел, как он беседует с хозяевами гостиницы. Наверное, разговор шел обо мне – в мою сторону то и дело поглядывали. А вскоре и остальные пассажиры стали на меня коситься и, как мне показалось, не без сочувствия. При этом они негромко и быстро переговаривались на совершенно незнакомом мне языке, в котором я не разбирал ни слова, кроме единственного: pokol – «ад».

Едва был подан сигнал к отправлению, у дилижанса собралась небольшая толпа горожан. Все они тотчас осенили себя крестным знамением; с большим трудом, лишь узнав, что я англичанин, мой сосед объяснил, что это служило как бы защитой от дурного глаза.

Такое начало путешествия мне не очень понравилось, но позже я был тронут искренним вниманием ко мне моих спутников. Покрыв широким холстом сиденье, наш кучер ударил длинным бичом по четверке лошадей, и мы отправились в путь.

Вскоре я обо всем позабыл, залюбовавшись красотой этих мест. Изумрудные леса и дубравы перемежались зелеными холмами или хуторами, остроконечные кровли которых были видны с дороги. Часто встречались цветущие фруктовые деревья – груши, яблони, сливы, вишни, шелковистая трава под которыми была сплошь усеяна опавшими лепестками.

Наша дорога то извивалась ужом среди холмов, то свободно устремлялась вперед между сосновых лесов, но мы неслись с невероятной скоростью. Я не понимал причины такой спешки; по-видимому, кучеру было велено не терять времени и поспеть к определенному часу в ущелье Борго, по обе стороны которого высятся могучие цепи Карпатских гор. Мы мчались без остановок, а солнце за нашими спинами опускалось все ниже и ниже. Вечерние тени ползли по пятам за нами. Местами подъемы на холмы оказывались до того круты, что, несмотря на все старания кучера, лошади с трудом их одолевали. Я собирался, как это принято в моей стране, сойти и помочь животным, но возница слышать об этом не хотел.

– Нет-нет, – твердил он, – никто не должен покидать карету, здесь бродят свирепые звери…

Сам он только раз придержал коней, и то лишь затем, чтобы зажечь фонари.

Когда стемнело, пассажиры забеспокоились и стали просить кучера ехать быстрее. Ударами длинного бича и дикими криками он заставил лошадей буквально лететь. Затем сквозь сумрак я увидел какой-то сероватый просвет – словно бы расщелину в холмах. Волнение среди пассажиров нарастало; наш шаткий дилижанс подскакивал на рессорах и раскачивался во все стороны. Мне приходилось крепко держаться. Затем дорога выровнялась, горы приблизились вплотную, и дилижанс въехал в ущелье Борго. Все крестились так же, как в Бистрице.

Мы помчались дальше, кучер наклонился вперед, а пассажиры нетерпеливо всматривались в окружающий мрак. Это состояние всеобщего волнения продолжалось еще некоторое время, пока наконец не показался выход из ущелья. Было по-прежнему темно, душный воздух предвещал грозу. Я пристально смотрел на дорогу, надеясь увидеть экипаж, который доставит меня к графу, но безрезультатно. В мутных лучах фонарей дилижанса виднелся лишь пар от спин наших наполовину загнанных лошадей да песчаные колеи. На всем протяжении нашего пути нам не встретилось ни одной повозки.

Пассажиры вскоре успокоились и, казалось, потеряли ко мне интерес. Я раздумывал над тем, что предпринять, когда рядом кто-то тихо произнес:

– Видно, он опоздал…

Вдруг кучер круто обернулся ко мне и выкрикнул на отвратительном немецком:

– Нет здесь никакой коляски. Ясно, что господина не ждут. Пусть он едет сейчас с нами в Буковину, а завтра вернется обратно, а лучше – на следующий день…

Пока он говорил, лошади остановились, будто споткнувшись о невидимый барьер, начали ржать, фыркать и бить копытами. Чтобы удержать их, кучеру пришлось напрячь все силы.

Поднялся невообразимый шум, кто-то взвизгнул, пассажиры снова начали креститься. Я оглянулся – позади возникла запряженная четверкой лошадей коляска. Догнав дилижанс, она поравнялась с нами. Когда свет фонарей упал на нее, я увидел великолепных породистых вороных, на козлах восседал бородатый возница в широкополой черной шляпе, скрывавшей его лицо. Я смог разглядеть только блеск глаз, показавшихся мне красноватыми, когда он обернулся к нам.

Мужчина усмехнулся:

– Ты что-то рановато сегодня, дружище…

Кучер, заикаясь, пробормотал:

– Англичанин очень торопил!

– Потому-то ты и посоветовал ему ехать в Буковину? Меня не проведешь, лошади у нас быстрые… Подай-ка сюда багаж господина…

В луче фонаря мелькнула жестокая ухмылка незнакомца, его яркие губы и зубы, белые, как слоновая кость.

С необычайным проворством мои вещи были извлечены из дилижанса и переложены в коляску. Затем я вышел, возница помог мне взобраться, подхватив меня под локоть стальной рукой, – сила в ней чувствовалась необычайная. Не говоря ни слова, он дернул вожжами, лошади повернули, и мы помчали по ущелью в кромешной тьме. Оглянувшись, я успел увидеть, как наш дилижанс тронулся по дороге. Едва он исчез во мраке, как меня охватило чувство одиночества и странный озноб – и тут же мне на плечи был наброшен теплый плащ, колени укрыты пледом, и мой спутник проговорил на чистом немецком:

– Ночь холодна, сударь, а мой господин просил окружить вас заботой. Под сиденьем вас дожидается фляжка сливовицы – нашей фруктовой водки.

Я не прикоснулся к напитку, но приятно было сознавать, что фляга под рукой. Чувствовал я себя несколько странно, однако беспокойства не ощущал; хотя, честно признаться, предпочел бы поскорее закончить это ночное путешествие.

Наконец коляска повернула на какую-то извилистую тропу, тянувшуюся довольно долго, потом мы круто вильнули и опять попали на прямую дорогу. Казалось, мы кружим на одном месте. Желая проверить свою догадку, я приметил ориентир – особой формы дерево – и вскоре убедился, что это именно так. На языке у меня вертелся вопрос, что это означает, но я опасался задать его вознице, ибо в моем положении протестовать не имело смысла, тем более если все это делалось умышленно. Спустя некоторое время я чиркнул спичкой и при ее вспышке взглянул на часы; была полночь без нескольких минут. Почему-то это неприятно поразило меня.

Внезапно откуда-то издалека донесся собачий вой – жалобный, тягучий, полный ужаса. Его подхватили еще с полдюжины псов – и эти дикие звуки заполнили всю округу. Лошади начали дрожать, метаться, и кончилось тем, что они встали на дыбы, но возница ласково заговорил с ними, и животные немного успокоились. Но тут раздался еще более пронзительный вой – на этот раз уже волчий. Мне нестерпимо захотелось выпрыгнуть из коляски и бежать куда глаза глядят, но кони снова вздыбились и слепо рванулись вперед. Кучеру пришлось употребить всю свою громадную силу, чтобы сдержать их. Я в отчаянии закрыл глаза, а когда открыл, коляска стояла, возница успокаивал лошадей, что-то шепча им на неведомом наречии. Наконец он снова уселся на козлы и, взяв вожжи, пустил свою четверку вороных крупной рысью.

Оставив далеко позади ущелье, мы неожиданно свернули на узкую, стиснутую с двух сторон деревьями колею, которая напоминала туннель, прорезавший мрачные утесы. Бешеный ветер свистел и стонал, резко похолодало, повалил снег, вскоре покрывший все вокруг белой пеленой. Вой собак стал глуше, но зато волчий вой окружал нашу коляску со всех сторон и продолжал приближаться. Ужас ледяной рукой коснулся моей души, четверка лошадей вновь забеспокоилась, однако возница и бровью не вел. Он как ни в чем не бывало продолжал путь, зорко всматриваясь в темноту. Я устало откинулся на сиденье и погрузился в мучительную полудремоту.



Открыть глаза меня вынудил тревожный свет огромной луны, которую поминутно застилали рваные облака. Повозка вновь стояла как вкопанная, возница исчез, а я был окружен кольцом волчьих пастей. Волки, покрытые щетинистой шерстью, стояли молча, не сводя с меня горящих злобой глаз. От страха я не мог пошевелиться. Вдруг звери пронзительно завыли, будто луна заставила их очнуться, но с места не сдвинулись. Удивительным было то, что лошади лишь мелко дрожали и фыркали; но когда вой стал уж совсем нестерпимым, я отчаянно, изо всех сил, закричал… Неизвестно откуда появился возница; я услышал его повелительный голос. Он протянул длинные мускулистые руки, словно отстраняя неосязаемое препятствие, и волки начали отступать. Когда луна снова ненадолго выглянула, кучер уже спокойно взбирался на сиденье, а зверей и след простыл.

Я боялся произнести хоть слово; время тянулось мучительно долго, и дальнейшее путешествие мы продолжали уже в кромешной тьме, так как облака окончательно закрыли луну. Мы поднимались все время в гору; не помню, сколько это продолжалось…

Наконец я почувствовал, что повозка остановилась – мы находились на подворье обширного древнего, полуразрушенного замка. Высокие окна были темны и мрачны, а осыпающиеся зубчатые стены образовывали странные зигзаги. В сумраке двор замка казался необъятным, от его середины дорожки вели к большим круглым аркам. Возница соскочил и протянул мне руку, чтобы помочь сойти, и я опять невольно обратил внимание на его нечеловеческую силу – его пальцы сжали мое запястье, словно стальные клещи. Затем он бросил мой багаж на камни двора.

На мощенную неотесанными камнями площадку выходила громадная дверь, обитая ржавыми железными гвоздями. Даже при тусклом свете я отметил, что камни истерты временем и непогодой. Пока я стоял, возница снова взобрался на козлы, лошади рванулись и скрылись с экипажем под одним из темных сводов. Я остался в полном одиночестве и не знал, что предпринять. У дверей не было и намека на звонок или молоток; не было надежды и на то, что мой голос проникнет сквозь мрачные стены.

Где я и в какую историю впутался? Что судьба готовит мне, обычному лондонскому стряпчему, отправившемуся к богатому иностранному клиенту, купившему в Лондоне недвижимость? Что здесь делает обыкновенный помощник адвоката, а ныне, после недавней успешной сдачи экзаменов, полноправный адвокат?.. Я начал щипать себя, чтобы убедиться, что все это не сон: кошмары, звери, замок, перед которым я стою. Увы, это была реальность, а я находился в Карпатах. Мне оставалось только запастись терпением и ждать наступления утра…

Едва придя к этому заключению, я услышал в доме приближающиеся грузные шаги; в щели входной двери показалась полоска света. Затем раздался скрежет цепей, грохот отодвигаемых массивных засовов. На пороге возник высокий господин с чисто выбритым подбородком и длинными седыми усами, с первого взгляда показавшийся мне стариком; одет он был с головы до ног во все черное. В левой руке он держал старинную серебряную лампу, в которой не было лампового стекла, и пламя горящего фитиля отбрасывало длинные трепещущие тени. Господин произнес по-английски с едва заметным акцентом:

– Добро пожаловать! Входите смело и по доброй воле.

Он не двинулся ко мне навстречу, а стоял неподвижно, как статуя. Но не успел я переступить порог, как хозяин дома, протянув руку, сжал мою с такой силой, что заставил меня вздрогнуть: его пальцы были холодны как лед. Мощь его руки оказалась настолько схожей с той, что я заметил у возницы, что у меня возникло сомнение: не одно ли и то же лицо – кучер и господин? Я растерянно спросил:

– Граф Дракула?

– Именно. Приветствую вас, мистер Харкер, в моем родовом замке. Входите же, ночи нынче холодные, а вы, надо полагать, нуждаетесь в еде и отдыхе!

Произнеся это, граф повесил лампу на крюк в стене и, шагнув вперед, подхватил мой багаж настолько расторопно, что я лишь неловко попытался воспротивиться подобной учтивости.

– Нет, сударь, вы гость. Теперь поздно, поэтому на моих людей рассчитывать не приходится. Позвольте мне самому позаботиться о вас…




Top