Древнерусская литература. Что такое древнерусская литература

УДК 881.01 ББК 83.3(2 Рос)

Кусков В.В.

К 94 История древнерусской литературы: Учеб. для филол. спец. вузов/В.В. Кусков. - 7-е изд. - М.: Высш. шк., 2003. - 336 с: ил.

ISBN 5-06-004219-7

Книга замечательного ученого и педагога, почетного профессора МГУ им. М.В. Ломоносова В.В. Кускова давно и прочно вошла в учебный процесс филологических факультетов вузов, выдержав шесть изданий (6-е - 1998 г.). В учебнике рассматривается процесс становления и развития, а также художественная специфика литературы Древней Руси XI-XVII вв.

Учебник предназначен студентам филологических и исторических факультетов вузов, учащимся лицеев и колледжей, всем интересующимся историей отечественной культуры.

УДК 881.01 ББК 83.3(2 Рос)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящее, седьмое, издание истории древнерусской литературы предназначено в качестве учебника для студентов филологических специальностей вузов.

Основное внимание в книге обращено на процесс становления и развития древнерусской литературы, начиная с XI и кончая XVII столетием. Автор стремился показать художественную специфику древнерусской литературы, характер ее жанров и стилей, а также ее роль в патриотическом,нравственномиэстетическомвоспитании.

По сравнению с предыдущими изданиями в текст внесены незначительные изменения, связанные с уточнением отдельных положений; новейшими работами русских медиевистов пополнена рекомендательная библиография.

Каждый раздел завершается контрольными вопросами, помогающими студенту в организации самостоятельной работы над материалом.

www.infanata.org

ВВЕДЕНИЕ

Древнерусская литература является тем прочным фундаментом, на котором возводится величественное здание национальной русской художественной культуры XVIII-XX вв. В ее основе лежат высокие нравственные идеалы, вера в человека, в его возможности безграничного нравственного совершенствования, вера в силу слова, его способности преобразования внутреннего мира человека, патриотический пафос служения Русской земле -государству - Родине, вера в конечное торжество добра над силами зла, всесветное единение людей и его победу над ненавистной рознью.

Не зная истории древнерусской литературы, мы не поймем всей глубины творчества А. С. Пушкина, духовной сущности творчества Н. В. Гоголя, нравственных исканий Л. Н. Толстого, философской глубины Ф. М. Достоевского, своеобразия русского символизма, словесных исканий футуристов.

Хронологические границы древнерусской литературы и ее специфи-

ческие особенности. Русская средневековая литература является начальным этапом развития русской литературы. Ее возникновение тесно связано с процессом формирования раннефеодального государства. Подчиненная политическим задачам укрепления основ феодального строя, она по-своему отразила различные периоды развития общественных и социальных отношений на Руси XI-XVII вв. Древнерусская литература - это литература формирующейся великорусской народности, постепенно складывающейся в нацию.

Вопрос о хронологических границах древнерусской литературы окончательно не решен нашей наукой. Представления об объеме древнерусской литературы до сих пор остаются неполными. Много произведений погибло в огне бесчисленных пожаров, во время опустошительных набегов степных кочевников, нашествия монголо-та- тарских захватчиков, польско-шведских интервентов! Да и в более позднее время, в 1737 г., остатки библиотеки московских царей были уничтожены пожаром, вспыхнувшим в Большом Кремлевском дворце. В 1777 г. от огня погибла Киевская библиотека. Во время Отечественной войны 1812 г. в Москве сгорели рукописные собрания Мусина-

Пушкина, Бутурлина, Баузе, Демидова, Московского общества любителей русской словесности.

Основными хранителями и переписчиками книг в Древней Руси, как правило, были монахи, менее всего заинтересованные в хранении и переписке книг мирского (светского) содержания. И это во многом объясняет, почему подавляющее большинство дошедших до нас произведений древнерусской письменности носит церковный характер1 .

Произведения древнерусской письменности разделялись на «мирские» и «духовные». Последние всячески поддерживались и распространялись, так как содержали непреходящие ценности религиозной догматики, философии и этики, а первые, за исключением официальных юридических и исторических документов, объявлялись «суетными». Благодаря этому мы и представляем нашу древнюю литературу в большей степени церковной, чем она была на самом деле.

Приступая к изучению древнерусской литературы, необходимо учитывать ее специфические черты, отличные от литературы нового

этом то или иное произведение существовало не в виде отдельной, самостоятельной рукописи, а входило в состав различных сборников, преследовавших определенные практические цели. «Все, что служит не ради пользы, а ради прикрасы, подлежит обвинению в суетности». Эти слова Василия Великого во многом определяли отношение древнерусского общества к произведениям письменности. Значение той или иной рукописной книги оценивалось с точки зрения ее практического назначения, полезности.

«Велика бо бываешь полза от учены книжного, книгами бо кажеми и учими есмы пути покаянью, мудрость бо обретаем и въздержанье от словес книжных; се бо сутьрекы, напаяюще вселеную, се суть исходищя мудрости,книгамбоестьнеищетнаяглубина,симибовпечалиутешаеми есмы, си суть узда въздержанью... Аще бо поищеши в книгах мудрости прилежно,тообрящеишвеликуползудушисвоей...»-поучаетлетописец под 1037 г.

Другой особенностью нашей древней литературы является а н о - н и м н о с т ь, имперсональность ее произведений. Это было следствием религиозно-христианского отношения феодального общества к человеку, и в частности к труду писателя, художника, зодчего. В лучшем случае нам известны имена отдельных авторов, «списателей» книг, которые скромно ставят свое имя либо в конце рукописи, либо на ее полях, либо (что гораздо реже) в заглавии произведения. При этом

См.: Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР

(XI-XIII вв.). М, 1984.

писатель не приминет снабдить свое имя такими оценочными эпите-

тами, как «худый», «недостойный», «многогрешный».В большинстве же

Биографические сведения о известных нам древнерусских писателях, объеме их творчества, характере общественной деятельности весьма и весьма скудны. Поэтому если при изучении литературы XVIII-XX вв. литературоведы широко привлекают биографический материал, раскрывают характер политических, философских, эстетических взглядов того или иного писателя, используя авторские рукописи, прослеживают историю создания произведений, выявляют творческую индивидуальность писателя, то к памятникам древнерусской письменности приходится подходить по-иному.

В средневековом обществе не существовало понятия авторского права, индивидуальные особенности личности писателя не получили такого яркого проявления, как в литературе нового времени. Переписчики зачастую выступали в роли редакторов и соавторов, а не простых копиистов текста. Они изменяли идейную направленность переписываемого произведения, характер его стиля, сокращали или распространяли текст в соответствии со вкусами, запросами своего времени. В результате создавались новые редакции памятников. И даже когда переписчик просто копировал текст, его список всегда чем-то отличался от оригинала: он допускал описки, пропуски слов и букв, невольно отражал в языке особенности своего родного говора. В связи с этим в науке существует особый термин - «извод» (рукопись псков- ско-новгородского извода, московского, или - шире - болгарского, сербского и др.).

Как правило, авторские тексты произведений до нас не дошли, а сохранились их более поздние списки, подчас отстоящие от времени написания оригинала на сто, двести и более лет. Например, «Повесть временных лет», созданная Нестором в 1111-1113 гг., вовсе не сохранилась, а редакция «повести» Сильвестра (1116) известна только в составе Лаврентьевской летописи 1377 г. «Слово о полку Игореве», написанное в конце 80-х годов XII в., было найдено в списке XVI в.

Все это требует от исследователя древнерусской литературы необычайно тщательной и кропотливой текстологической работы: изучения всех имеющихся в наличии списков того или иного памятника, установления времени и места их написания путем сопоставления различных редакций, вариантов списков, а также определения, в какой редакции список более всего соответствует первоначальному авторскому тексту. Этими вопросами занимается особая отрасль филологиче-

Решая сложные вопросы о времени написания того или иного памятника, его списков, исследователь обращается к такой вспомогательной историко-филологической науке, как п а л е о г р а ф и я. По особенностям начертания букв, почерков, характеру писчего материала, бумажным водяным знакам, характеру заставок, орнамента, миниатюр, иллюстрирующих текст рукописи, палеография дает возможность относительно точно установить время создания той или иной рукописи, количество писцов, ее писавших.

В XI - первой половине XIV в. основным писчим материалом был пергамен, изготовлявшийся из кожи телят. На Руси пергамен часто называли «телятиной», или «харатьей». Этот дорогостоящий материал был, естественно, доступен только имущим классам, а ремесленники, торговцы пользовались для своей деловой переписки берестой. Береста также выполняла функцию ученических тетрадей. Об этом свидетельствуют замечательные археологические открытия новгородских берестяных грамот1 .

Для экономии писчего материала слова в строке не разделялись, и только абзацы рукописи выделялись красной киноварной буквицей - инициалом, заголовком - «красной строкой» в буквальном смысле этого слова. Часто употребляемые, широко известные слова писались сокращенно под особым надстрочечным знаком - т и т - л о м. Например, (глаголет -говорит), (бог),(богородица).

" Пергамен предварительно разлиновывался писцом при помощи линейки с цепочкой. Затем писец клал его на колени и тщательно выписывал каждую букву. Почерк с правильным почти квадратным начертанием букв назывался у с т а в о м. Работа над рукописью требовала кропотливого труда и большого искусства, поэтому, когда писец завершалсвойнелегкийтруд,онсрадостьюэтоотмечал.«Радуетсякупецъприкупстворив и кормъчии в отишъе пристав и странник в отечъство свое пршиед, тако ж радуется и книжныйписатель,дошеддоконцакнигам...» -читаемвконцеЛаврентьевскойлетописи.

Написанные листы сшивались в тетради, которые переплетались в деревянные доски. Отсюда фразеологический оборот - «прочитать книгу от доски до доски». Доски переплета обтягивались кожей, а иногда облекались в специальные изготовленные из серебра и золота оклады. Замечательным образцом ювелирного искусства является, например, оклад Мстиславова евангелия (начало XII в.).

В XIV в. на смену пергамену пришла бумага. Этот более дешевый писчий материал облегчил и ускорил процесс письма. Уставное письмо сменяется наклонным, округлым почерком с большим количеством выносных надстрочных знаков - п о л у у с т а в о м. В памятниках деловой письменности появляется с к о р о п и с ь, которая постепенно вытесняет полуустав и занимает господствующее положение в рукописях XVII в.2

Огромную роль в развитии русской культуры сыграло возникновение книгопечатания в середине XVI в. Однако вплоть до начала XVIII в. печатались книги преимущественно церковные, а произведения мирские, художественные по-прежнему бытовали и распространялись в рукописях.

При изучении древнерусской литературы следует учесть одно весьма важное обстоятельство: в средневековый период художественная литература еще не выделилась в самостоятельную область общественного сознания, она была неразрывно связана с философией, наукой, религией.

В связи с этим к древнерусской литературе нельзя механически применять те критерии художественности, с которыми мы подходим при оценке явлений литературного развития нового времени.

Процесс исторического развития древней русской литературы представляет собой процесс постепенной кристаллизации художественной литературы, ее выделения из общего потока письменности, ее демократизации и «обмирщения», т. е. высвобождения из-под опеки церкви.

Одной из характерных особенностей древнерусской литературы является ее связь с церковной и деловой письменностью, с одной стороны, и устным поэтическим народным творчеством - с другой. Характер этих связей на каждом историческом этапе развития литературы и в отдельных ее памятниках был различным.

Однако чем шире и глубже литература использовала художественный опыт фольклора, тем ярче отражала она явления действительности, тем шире была сфера ее идеологического и художественного воздействия.

Характерная особенность древнерусской литературы - и с т о - р и з м. Ее героями являются преимущественно исторические лица, она почти не допускает вымысла и строго следует факту. Даже многочисленные рассказы о «чудесах» - явлениях, кажущихся средневековому человеку сверхъестественными, не столько вымысел древнерусского писателя, сколько точные записи рассказовлибо очевидцев, либо самих лиц, с которыми произошло «чудо».

Историзм древнерусской литературы носит специфически средневековый характер. Ход и развитие исторических событий объясняется Божьим изволением, волей провидения. Героями произведений являются князья, правители государства, стоящие наверху иерархической лестницы феодального общества. Однако, отбросив религиозную оболочку, современный читатель без труда обнаруживает ту живую историческую действительность, подлинным творцом которой был русский народ.

Основные темы древнерусской литературы. Древнерусская литература, неразрывно связанная с историей развития Русского государства, русской народности, проникнута героическим и патриотическим пафосом. Тема красоты и величия Руси, родины, «светло светлой и украсно украшенной» русской земли, которая «знаема» и «ведома» во всех концах мира,-одна из центральных тем древнерусской литературы. Она прославляет созидательный труд отцов и дедов наших, самоотверженно защищавших великую землю Русскую от внешних врагов и крепивших могучее суверенное государство «велико и пространно», которое сияет «светло», «аки в небе солнце».

Литература прославляет моральную красоту русского человека, способного ради общего блага поступиться самым дорогим - жизнью. Она выражает глубокую веру в силу и конечное торжество добра, в способность человека возвысить свой дух и победить зло.

Древнерусский писатель менее всего был склонен к беспристрастному изложению фактов, «добру и злу внимая равнодушно». Любой жанр древней литературы, будь то историческая повесть или сказание, житие или церковная проповедь, как правило, включает в себя значительные элементы публицистики.

Касаясь преимущественно вопросов государственно-политических или моральных, писатель верит в силу слова, в силу убеждения. Он обращается не только к своим современникам, но и к далеким потомкам с призывом заботиться о том, чтобы славные деяния предков сохранились в памяти поколений и чтобы потомки не повторяли горестных ошибок своих дедов и прадедов.

Литература Древней Руси выражала и защищала интересы верхов феодального общества. Однако она не могла не показать острой классовой борьбы, которая выливалась либо в форму открытых стихийных восстаний, либо в формы типично средневековых религиозных ересей. В литературе ярко отразилась борьба прогрессивных и реакционных группировок внутри господствующего класса, каждая из которых искала опоры в народе.

И поскольку прогрессивные силы феодального общества отражали интересы общегосударственные, а эти интересы совпадали с интересами народа, мы можем говорить о народности древнерусской литературы.

Проблема художественного метода. Вопрос о специфике художественного метода древнерусской литературы впервые поднят советскими исследователями И. П. Ереминым, В. П. Адриановой-Перетц,

Д. С. Лихачевым, С. Н. Азбелевым, А. Н. Робинсоном.

Д. С. Лихачев выдвинул положение о многообразии художественных методов не только во всей древнерусской литературе, но и у того или иного автора, в том или ином произведении. «Всякий художественный метод,- отмечает исследователь,- составляет целую систему крупных и мелких средств к достижению определенных художественных целей. Поэтому каждый художественный метод имеет множество признаков, и эти признаки определенным образом соотносятся между собой» 1 . Он полагает, что художественные методы различаются по индивидуальностям писателей, по эпохам, по жанрам, по различным типам соединения с деловой письменностью. При таком расширитель-

Лихачев Д. С. К изучению художественных методов русской литературы XI-XVII вв. // Груды отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1964. Т. 20. С. 7. См. также:Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. М., 1973.

ном понимании художественного метода этот термин лишается определенности своего литературоведческого содержания и о нем нельзя говорить как о принципе образного отражения действительности1 .

Более правы исследователи, которые полагают, что древнерусской литературе присущ один художественный метод, С. Н. Азбелев определил его как синкретический2 , И. П. Еремин -как предреалистический3 , А. Н. Робинсон - к а к метод символического историзма4 . Однако эти определения не совсем точны и не являются исчерпывающими. И. П. Еремин весьма удачно отметил две стороны художественного метода древнерусской литературы: воспроизведение единичных фактов во всей их конкретности, «чисто эмпирической констатации», «достоверности» и способ «последовательного преображения жизни».

Чтобы понять и определить своеобразие художественного метода древнерусской литературы, необходимо остановиться на характере миросозерцания средневекового человека5 .

Оно вбирало в себя, с одной стороны, умозрительные религиозные представления о мире и человеке, а с другой -конкретное видение действительности, вытекавшее из трудовой практики человека феодального общества.

В своей повседневной деятельности человек сталкивался с реальной действительностью: природой, социальными, экономическими и политическими отношениями. Окружающий человека мир христианская религия считала временным, преходящим и резко противопоставляла миру вечному, невидимому, нетленному.

Присущее средневековому мышлению удвоение мира во многом определяло специфику художественного метода древнерусской литературы, его ведущий принцип - с и м в о л и з м. «Вещи явленные суть воистину образы вещей незримых»,- подчеркивал псевдо-Дио- нисий Ареопагит. Средневековый человек был убежден, что символы скрыты в природе и самом человеке, символическим смыслом наполнены исторические события. Символ служил средством раскрытия смысла, обретения истины. Как многозначны знаки окружающего человека видимого мира, так многозначно и слово: оно может быть истолковано не только в своем прямом, но и в переносных значениях.

Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы. М., 1972. С. 14.

Азбелев С. Н. О художественном методе древнерусской литературы // Русская литература. 1959. № 4. С. 9-22.

Еремин ИЛ. Литература Древней Руси. М; Л„ 1966. С. 245-254.

Робинсон А. Н. Литература Древней Руси в литературном процессе средневековья XI-XIII в. М., 1980. С. 5-44.

Этим определяется характер символических метафор, сравнений в древнерусской литературе1 .

Религиозная христианская символика в сознании древнерусского человека тесно переплеталась с народнопоэтической. И та и другая имели общий источник - окружающую человека природу. И если трудовая земледельческая практика народа придавала этой символике земную конкретность, то христианство вносило элементы абстрактности.

Характерным свойством средневекового мышления являлись ретроспективность и традиционализм. Древнерусский писатель постоянно ссылается на тексты «писания», которые он истолковывает не только исторически, но и аллегорически, тропологически и аналогически. Иначе говоря, то, о чем повествуют книги Ветхого и Нового заветов,- это не только повествование об «исторических событиях», «фактах», но каждое «событие», «факт»-аналог современности, образец морального поведения и оценки и содержит в себе скрытую сакраментальную истину. «Приобщение» к Истине осуществляется, по учению византийцев, посредством любви (их важнейшая гносеологическая категория), созерцания божества в себе и вне себя-в образах, символах, знаках: путем подражания и уподобления богу, наконец, в акте слияния с ним»".

Древнерусский писатель творит свое произведение в рамках устоявшейся традиции: он взирает на образцы, каноны, не допускает «самомышления», т. е. художественного вымысла. Его задача - передать«образ истины». Этой цели подчинен средневековый историзм древнерусской литературы, который неразрывно связан с провиденциализмом. Все события, происходящие в жизни человека и общества, рассматриваются как проявление божественной воли. Бог посылает людям знаки своего гнева - небесные знамения, предупреждая их о необходимости покаяния, очищения от грехов и предлагая изменить свое поведение - оставить «беззакония» и обратиться на стезю добродетели.«Грехради наших» Бог, по убеждению средневекового писателя, наводит иноплеменных завоевателей, посылает стране «немилостивого» правителя или дарует победу, мудрого князя в награду за смирение и благочестие.

История являет собой постоянную арену борьбы добра и зла. Источником добра, благих помыслов и поступков является Бог. На зло же толкает людей дьявол и его слуги бесы, «искони ненавидяй роду человеческого». Однако древнерусская литература не снимает ответственности с самого человека. Он волен избрать себе либо тернистый

Адрианова-Перетц В. П . Очерки поэтического стиля Древней Руси. М.; Л., 1947. С 9-132.

Бычков В. В. Византийская эстетика. М., 1947. С. 44.

путь добродетели, либо просторную дорогу греха. В сознании древнерусского писателя категории этического и эстетического органически сливались. Добро всегда прекрасно, оно исполнено света и сияния. Зло связано с тьмой, помрачением ума. Злой человек подобен дикому зверю и даже хуже беса, так как бес креста боится, а злой человек «ни креста не боится, ни людей не стыдится».

Свои произведения древнерусский писатель обычно строит на контрасте добра и зла, добродетелей и пороков, должного и сущего, идеального и отрицательного героев. Он показывает, что высокие моральные качества человека -результат упорного труда, нравственного подвига,«высокого жития». Древнерусский писатель убежден, что

«имя и слава честнее е человеку нежели красота личная, зане слава в век пребывает, а лице по умертвии увядает».

На характер средневековой литературы накладывает печать господство сословно-корпоративного начала. Героями ее произведений, как правило, выступают князья, правители, полководцы либо церковные иерархи, «святые», прославившиеся своими подвигами благочестия. Поведение, поступки этих героев определяются их общественным положением,«чином».

«Чинность» и«урядство» составляли характерную особенность общественной жизни средневековья, которая была строго регламентирована«порядком», системой правил, ритуалом, церемониями, традицией. Порядок должен был строго соблюдаться с момента появления человека на свет и сопровождать его всю жизнь до смерти. Каждый человек обязан занимать подобающее ему место в общем ряду, т. е. общественном порядке. Соблюдение порядка -«чинность», красота, его нарушение -«бесчиние», безобразие. Древнерусское слово «чин» соответствует греческому «ритмос». Строгое соблюдение ритма, заведенного предками порядка составляет жизненную основу этикетности, церемониальности древнерусской литературы1 . Так, летописец прежде всего стремился«положить числа поряду», т. е. отобранный им материал изложить в строгой временной последовательности. Нарушение порядка всякий раз специально оговаривалось автором. Ритуал и символ являлись ведущими принципами отражения действительности в средневековой литературе.

Таким образом, символизм, историзм, ритуальность, или этикетность, и дидактизм являются ведущими принципами художественного метода древнерусской литературы, вбирающего в себя две стороны: строгую фактографичность и идеальное преображение действительности. Будучи единым, этот художественный метод по-разному проявляется в конкретных произведениях. В зависимости от жанра, времени создания, степени талантливости его автора эти принципы получали

различное соотношение и стилистическое выражение. Историческое развитие древнерусской литературы шло путем постепенного разрушения цельности ее метода, освобождения от этикетности, дидактизма и христианской символики.

Система жанров. Д. С. Лихачев ввел в научный оборот понятие системы жанров. «Жанры,-отмечал исследователь,- составляют определенную систему в силу того, что они порождены общей совокупностью причин, и потому еще, что они вступают во взаимодействие, поддерживают существование друг друга и одновременно конкурируют друг с другом» .

Специфическими особенностями средневекового миросозерцания была обусловлена система жанров древнерусской литературы, подчиненная практическим утилитарным целям - как нравственным, так и политическим2 . Вместе с христианством Древняя Русь приняла и ту систему жанров церковной письменности, которая была разработана в Византии. Здесь еще не было жанров в современном литературоведческом понимании, а существовали каноны, закрепленные постановлениями вселенских соборов, преданием-традицией и уставом. Церковная литература была связана с ритуалом христианского культа, монастырского обихода. Ее значимость, авторитетность строилась на определенном иерархическом принципе. Верхнюю ступень занимали книги «священного писания». Вслед за ними шла гимнография и «слова», связанные с толкованиями «писания», разъяснениями смысла праздников. Такие «слова» обычно объединялись в сборники - «торжественники», Триоди цветные и постные. Затем следовали жития - рассказы о подвигах святых. Жития объединялись в сборники: Прологи (Синаксари), Четьи-Минеи, Патерики. Каждому типу героя: мученику, исповеднику, преподобному, столпнику, юродивому - соответствовал свой тип жития. Композиция жития зависела от его употребления: богослужебная практика диктовала определенные условия его составителю, адресуя житие читателям-слушателям.

Опираясь на византийские образцы, древнерусские писатели создали целый ряд выдающихся произведений агиографической оригинальной литературы, отразившей существенные стороны жизни и быта Древней Руси. В отличие от византийской агиографии древнерусская литература создает оригинальный жанр княжеского жития, ставившего своей целью укрепить политический авторитет княжеской власти, окружить ее ореолом святости. Отличительной особенностью княжеского жития является «историзм», тесная связь с летописными сказаниями, воинскими повестями, т. е. жанрами светской литературы.

Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. С. 56.

Так же, как и княжеское житие, на грани перехода от церковных жанров к мирским стоят «хождения» - путешествия, описания паломничества к «святым местам», сказания об иконах.

Система жанров мирской (светской) литературы более подвижна. Она вырабатывается древнерусскими писателями путем широкого взаимодействия с жанрами устного народного творчества, деловой письменности, а также церковной литературы.

Господствующее положение среди жанров мирской письменности занимает историческая повесть, посвященная выдающимся событиям, связанным с борьбой против внешних врагов Руси, злом княжеских усобиц. К повести примыкают историческое сказание, предание. В основе сказания лежит какой-либо сюжетно завершенный эпизод, в основе предания - устная легенда. Эти жанры обычно входят в состав летописей, хронографов.

Особое место среди мирских жанров занимает «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли» и «Слово» Даниила Заточника. Они свидетельствуют о высоком уровне литературного развития, достигнутом Древней Русью в XI - первой половине XIII в.1

Развитие древнерусской литературы XI-XVII вв. идет путем постепенного разрушения устойчивой системы церковных жанров, их трансформации. Жанры же мирской литературы подвергаются беллетризации. В них усиливается интерес к внутреннему миру человека, психологической мотивировке его поступков, появляется занимательность, бытовые описания. На смену историческим героям приходят вымышленные. В XVII в. это приводит к коренным изменениям внутренней структуры и стиля исторических жанров и способствует рождению новых чисто беллетристических произведений. Возникают виршевая поэзия, придворная и школьная драма, демократическая сатира, бытовая повесть, плутовская новелла.

Каждый жанр древнерусской литературы обладал устойчивой внутренней композиционной структурой, своим каноном и имел, как справедливо отмечал А. С. Орлов, «свой стилистический шаблон».

Д. С. Лихачев обстоятельно рассмотрел историю развития стилей древнерусской литературы2 : в XI-XII вв. ведущим является стиль средневекового монументального историзма и одновременно с ним существует народный эпический стиль, в XIV-XV вв. стиль средневекового монументального историзма сменяет эмоционально-экспрес-

См.: Кусков В. В. Характер средневекового миросозерцания и система жанров древнерусской литературы XI - первой половины XIII в. // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1981. № 1. С. 3-12.

См.: Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII вв. Л., 1973.

сивный, а в XVI - стиль идеализирующего биографизма, или второго монументализма.

Однако картина развития стилей, нарисованная Д. С. Лихачевым, несколько схематизирует более сложный процесс развития нашей древней литературы.

Основные этапы изучения. Собирание памятников древнерусской письменности начинается еще в XVIII в. Много внимания их изучению уделяют В. Татищев, Г. Миллер, А. Шлецер. Замечательный труд В. Н. Татищева «Российская история с древнейших времен» не потерял своего источниковедческого значения и в наши дни. Его создатель пользовался целым рядом таких материалов, которые затем были безвозвратно утрачены.

Во второй половине XVIII в. начинается публикация некоторых памятников древней письменности. Отдельные произведения нашей старинной литературы включает в свою «Древнюю российскую вифлиофику» Н. И. Новиков (первое издание вышло в 1773-1774 гг. в 10 частях, второе -в 1778-1791 гг. в 20 частях). Ему же принадлежит «Опыт исторического словаря о российских писателях» (1772), в котором были собраны сведения о жизни и творчестве более трехсот писателей XI-XVIII вв.

Важным событием в истории изучения древнерусской литературы явилась публикация в 1800 г. «Слова о полку Игореве», пробудившая в русском обществе живой интерес к прошлому.

«Колумбом древней России», по определению А. С. Пушкина, явился Н. М. Карамзин. Его «История государства Российского» создавалась на основе изучения рукописных источников, а в комментариях помещались драгоценные выписки из этих источников, часть которых затем погибла (например, Троицкая летопись).

Большую роль в собирании, публикации и изучении памятников древнерусской письменности сыграл в первую треть прошлого столетия кружок графа Н. Румянцева.

Члены румянцевского кружка опубликовали ряд ценных научных материалов. В 1818 г. К. Калайдович издал «Древнероссийские стихотворения Кирши Данилова», в 1821 г.- «Памятники российской словесности XII века», а в 1824 г. вышло в свет исследование «Иоанн экзарх болгарский».

Научное издание русских летописей начал осуществлять П. Строев, опубликовавший в 1820 г. «Софийский временник». Он же в течение ряда лет, с 1829 по 1835 г., возглавлял археографические экспедиции в северные районы России.

Колоссальный труд по созданию библиографических справочников взял на себя Евгений Болховитинов. Опираясь на изучение рукописного материала, он в 1818 г. публикует «Словарь исторический бывших в России писателей духовного чина греко-российской церкви», в 2 томах, включающий 238 имен («Словарь» был переиздан в 1827 г. и в

1995 г.). Вторая его работа - «Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России» - была издана уже посмертно: начало «Словаря» -в 1838 г., а полностью -в 1845 г. М. П. Погодиным (репринтное переиздание 1971 г.).

Начало научному описанию рукописей было положено А. Востоковым, выпустившим в свет в 1842 г. «Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума».

К концу 30-х годов XIX в. ученые-энтузиасты собрали огромное количество рукописного материала. Для его изучения, обработки и публикации при Российской Академии наук в 1834 г. была создана Археографическая комиссия. Эта комиссия начала публикацию важнейших памятников: полного собрания русских летописей (с 40-х годов прошлого века до наших дней опубликовано 39 томов), юридических, агиографических памятников, в частности начата публикация «Великих Четьих-Миней» митрополита Макария.

Сообщения о вновь найденных рукописях, материалы, связанные с их изучением, публиковались в специально издаваемой «Летописи занятий Археографической комиссии».

В 40-х годах XIX в. при Московском университете активно действует «Общество истории и древностей российских», публиковавшее свои материалы в специальных «Чтениях» (ЧОИДР). Возникает «Общество любителей древней письменности» в Петербурге. Трудами членов этих обществ издаются серии «Памятники древней письменности», «Русская историческая библиотека».

Первую попытку систематизации историко-литературного материала предпринял в 1822 г. Н. И. Греч в «Опыте краткой истории русской литературы».

Значительным шагом вперед явилась «История древней русской словесности» (1838) М. А. Максимовича, профессора Киевского университета. Здесь дана периодизация литературы в соответствии с периодизацией гражданской истории. Основная часть книги посвящена изложению общих библиографических сведений о составе письменности данного периода.

Популяризации произведений древней русской литературы и народной словесности способствовала публикация И. П. Сахаровым «Сказаний русского народа» во второй половине 30-х - начале 40-х годов. Характер этого издания был обстоятельно прорецензирован на страницах «Отечественных записок» В. Г. Белинским.

Древнерусской литературе был посвящен специальный курс лекций, прочитанный в Московском университете профессором С. П. Шевыревым. Этот курс под названием «История русской словесности, преимущественно древней» впервые увидел свет во второй

Белинский В. Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1954. С. 289-450.

половине 40-х годов и затем был дважды переиздан: в 1858-1860 гг.

и в 1887 г. С. П. Шевырев собрал большой фактический материал, но

к его трактовке подходил со славянофильских позиций. Однако его курс обобщал все, что было накоплено исследователями к 40-м годам.

Систематическое изучение древнерусской литературы начинается с середины прошлого столетия. Русская филологическая наука в это время представлена выдающимися учеными Ф. И. Буслаевым, А. Н. Пыпиным, Н.С. Тихонравовым, А. Н. Веселовским.

Наиболее значительными работами Ф. И. Буслаева в области древней письменности являются «Историческая хрестоматия церковнославянского и древнерусского языков» (1861) и «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» в 2 томах (1861).

Хрестоматия Ф. И. Буслаева стала выдающимся явлением не только своего времени. В ней были помещены тексты многих памятников древней письменности на основании рукописей с приведением их вариантов. Ученый старался представить древнюю русскую письменность во всем многообразии ее жанровых форм, включал в хрестоматию наряду с литературными произведениями памятники деловой и церковной письменности.

«Исторические очерки» посвящены исследованию произведений устной народной словесности (1-й том) и древнерусской литературы и искусства (2-й том). Разделяя точку зрения так называемой «исторической школы», созданной братьями Гримм и Боппом, Буслаев, однако, пошел дальше своих учителей. В произведениях фольклора, древней литературы он не только искал их «историческую» - мифологическую - основу, но и связывал их анализ с конкретными историческими явлениями русской жизни, бытом, географической средой.

Буслаев одним из первых в нашей науке поставил вопрос о необходимости эстетического изучения произведений древнерусской литературы. Он обратил внимание на характер ее поэтической образности, отметив ведущую роль символа. Много интересных наблюдений было сделано ученым в области взаимосвязей древней литературы и фольклора, литературы и изобразительного искусства, он по-новому попытался решить вопрос народности древней русской литературы.

К 70-м годам Буслаев отходит от «исторической» школы и начинает разделять позиции школы «заимствования», теоретические положения которой были разработаны Т. Бенфеем в «Панчатантре». Свою новую теоретическую позицию Ф. И. Буслаев излагает в статье «Перехожие повести» (1874), рассматривая историко-литературный процесс как историю заимствования сюжетов, мотивов, которые переходят от одних народов к другим.

С изучения древней русской литературы начал научную деятельность А. Н. Пыпин. В 1858 г. он опубликовал свою магистерскую диссертацию «Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских», посвященную рассмотрению преимущественно переводных древнерусских повестей.

Затем внимание А. Н. Пыпина привлекли к себе апокрифы, и он первым ввел в научный оборот этот интереснейший вид древнерусской письменности, посвятив апокрифам ряд научных статей и опубликовав их в третьем выпуске «Памятников старинной русской литературы», издаваемых Кушелевым-Безбородко, «Ложные и отреченные книги русской старины».

Итог своего многолетнего изучения русской литературы А. Н. Пыпин подвел в четырехтомной «Истории русской литературы», первое издание которой вышло в 1898-1899 гг. (первые два тома были посвящены литературе древнерусской).

Разделяя взгляды культурно-исторической школы, А. Н. Пыпин фактически не выделяет литературу из общей культуры. Он отказывается от хронологического распределения памятников по векам, утверждая, что «вследствие условий, в каких образовалась наша письменность, она почти не знает хронологии». В своей классификации памятников А. Н. Пыпин стремится «соединить однородное, хотя разновременное по происхождению».

Книга А. Н. Пыпина богата историко-культурным и литературным материалом, его истолкование дается с позиций либерального просветительства, художественная специфика произведений древнерусской литературы остается вне поля зрения ученого.

В разработке научной текстологии не только древней, но и новой русской литературы большое значение имеют труды академика Н. С. Тихонравова. С 1859 по 1863 г. им было издано семь выпусков «Летописей русской литературы и древностей», где был опубликован целый ряд памятников. В 1863 г. Н. С. Тихонравов выпускает 2 тома «Памятников отреченной русской литературы», выгодно отличающееся по полноте и качеству текстологической работы от публикации А. Н. Пыпина. Тихонравовым было начато изучение истории русского театра и драматургии конца XVII -первой четверти XVIII в., результатом чего явилась публикация в 1874 г. текстов русских драматических произведений 1672-1725 гг. в 2 томах.

Важное методологическое значение имела опубликованная Н. С. Тихонравовым в 1878 г. рецензия на «Историю русской словесности» А. Д. Галахова (1-е издание этой книги вышло в начале 60-х годов). Тихонравов подверг критике концепцию Галахова, рассматривавшего историю литературы как историю образцовых словесных произведений. Этому вкусовому, «эстетическому» принципу оценки литературных явлений Тихонравов противопоставил принцип исторический. Только соблюдение этого принципа, утверждал ученый, даст

возможность создать подлинную историю литературы. Основные работы Н. С. Тихонравова были изданы посмертно в 1898 г. в 3 томах, 4 выпусках.

Огромный вклад в отечественную филологическую науку был внесен академиком А. Н. Веселовским.

Развивая принципы сравнительно-исторического изучения литературы, в первый период своей научной деятельности в 1872 г. Веселовекий публикует докторскую диссертацию «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине», где устанавливает связи восточного апокрифического сюжета о царе Соломоне с западноевропейскими рыцарскими романами, посвященными королю Артуру и рыцарям круглого стола.

Большое внимание уделял Веселовский вопросам взаимосвязи литературы и фольклора, посвятив им такие интересные работы, как «Опыты по истории развития христианской легенды» (1875-1877) и «Разыскания в области русского духовного стиха» (1879-1891). В последней работе он применил принцип социологического изучения литературных явлений, ставший ведущим в наиболее значительных теоретических работах ученого.

Общая литературоведческая концепция Веселовского носила идеалистический характер, но в ней содержалось много рациональных зерен, много верных наблюдений, которые затем были использованы советским литературоведением. Говоря об истории изучения древнерусской литературы в конце XIX-начале XX вв., нельзя не сказать о таком замечательном русском филологе и историке, как академик А. А. Шахматов. Широта познаний, необычайная филологическая одаренность, скрупулезность текстологического анализа дали ему возможность добиться блестящих результатов в изучении судеб древнейшего русского летописания.

Успехи, достигнутые русской филологической наукой в области изучения древней письменности к началу XX столетия, были закреплены в историко-литературных курсах П. Владимирова «Древняя русская литература киевского периода (XI-XIII вв.)» (Клев, 1901),

A. С. Архангельского «Из лекций по истории русской литературы» (т. 1-й, 1916), Е. В. Петухова «Русская литература. Древний период» (3-е изд. Пг., 1916), М. Н. Сперанского «История древней русской литературы» (3-е изд. М., 1920). Здесь уместно отметить книгу

B. Н. Перетца «Краткий очерк методологии истории русской литературы», последний раз изданную в 1922 г.

Все эти труды, отличающиеся большой содержательностью помещенного в них фактического материала, давали лишь статическое представление о древней русской литературе. Историю древней литературы рассматривали как историю смены влияний: византийского, первого южнославянского, второго южнославянского, западноевропейского (польского). К литературным явлениям не применялся клас-

Древнерусская литература

Исследование

Предварительные замечания . Понятие древнерусская литература обозначает в строгом терминологическом значении литературу восточных славян XI – XIII вв. до их последующего разделения на русских, украинцев и белорусов. С XIV в. отчетливо проявляются особые книжные традиции, приведшие к образованию русской (великорусской) литературы, а с XV в. – украинской и белорусской. В филологии понятие древнерусская литература используется традиционно применительно ко всем периодам в истории русской литературы XI – XVII вв.

Все попытки отыскать следы восточнославянской литературы до крещения Руси в 988 г. окончились неудачей. Приводимые доказательства представляют собой или грубые подделки (языческая летопись « Влесова книга » , обнимающая огромную эпоху с IX в. до нашей эры по IX в. нашей эры включительно), или несостоятельные гипотезы (так называемая « Летопись Аскольда » в Никоновском своде XVI в. среди статей 867–89 гг.). Сказанное вовсе не означает, что в дохристианской Руси полностью отсутствовала письменность. Договоры Киевской Руси с Византией 911, 944 и 971 гг. в составе « Повести временных лет » (если принять доказательства С. П. Обнорского) и археологические находки (надпись из обжига на гнёздовской корчаге первых десятилетий или не позднее середины X в., новгородская надпись на деревянном замке-цилиндре, по предположению В. Л. Янина, 970–80) показывают, что в X в., еще до крещения Руси, кириллическое письмо могло использоваться в официальных документах, государственном аппарате и быту, постепенно подготавливая почву для распространения письменности после принятия христианства в 988 г.

§ 1. Возникновение древнерусской литературы

§ 1 .1 . Фольклор и литература . Предшественником древнерусской литературы был фольклор, распространенный в средневековье во всех слоях общества: от крестьян до княжеско-боярской аристократии. Задолго до христианства это была уже litteratura sine litteris, литература без букв. В письменную эпоху фольклор и литература со своими жанровыми системами существовали параллельно, взаимно дополняли друг друга, иногда вступая в тесное соприкосновение. Фольклор сопровождал древнерусскую литературу на протяжении всей ее истории: от летописания XI – начала XII в. (см. § 2.3) до « Повести о Горе-Злочастии » переходной эпохи (см. § 7.2), хотя в целом слабо отразился в письменности. В свою очередь и литература воздействовала на фольклор. Самый яркий пример этого – духовные стихи, народные песни религиозного содержания. Они испытали сильное влияние церковно-канонической литературы (библейских и богослужебных книг, житий святых и т. п.) и апокрифов. Духовные стихи сохраняют яркий отпечаток двоеверия и представляют собой пеструю смесь христианских и языческих представлений.

§ 1 .2 . Крещение Руси и начало « учения книжного » . Принятие христианства в 988 г. при великом князе Киевском Владимире Святославиче ввело Русь в орбиту влияния византийского мира. После крещения в страну была перенесена от южных и в меньшей степени от западных славян богатая старославянская книжность, созданная солунскими братьями Константином Философом, Мефодием и их учениками во второй половине IX–X в. Огромный корпус переводных (в основном с греческого) и оригинальных памятников включал в себя библейские и богослужебные книги, патристику и церковно-учительную литературу, догматико-полемические и юридические сочинения и т. д. Этот книжный фонд, общий для всего византийско-славянского православного мира, обеспечивал внутри него сознание религиозного, культурного и языкового единства на протяжении столетий. От Византии славяне усвоили по преимуществу церковно-монастырскую книжную культуру. Богатая светская литература Византии, продолжавшая традиции античной, за немногими исключениями не была востребована славянами. Южнославянское влияние в конце X – XI в. положило начало древнерусской литературе и книжному языку.

Древняя Русь последней из славянских стран приняла христианство и познакомилась с кирилло-мефодиевским книжным наследием. Однако в удивительно короткие сроки она превратила его в свое национальное достояние. По сравнению с другими православными славянскими странами Древняя Русь создала значительно более развитую и жанрово многообразную национальную литературу и неизмеримо лучше сохранила общеславянский книжный фонд.

§ 1 .3 . Мировоззренческие принципы и художественный метод древнерусской литературы . При всем своеобразии древнерусская литература обладала теми же основными признаками и развивалась по тем же общим законам, что и другие средневековые европейские литературы. Ее художественный метод был обусловлен особенностями средневекового мышления. Его отличали теоцентризм – вера в Бога как первопричину всякого бытия, блага, премудрости и красоты; провиденциализм, по которому ход всемирной истории и поведение каждого человека определяется Богом и является осуществлением его заранее намеченного плана; понимание человека как создания по образу и подобию Божьему, наделенного разумом и свободной волей в выборе добра и зла. В средневековом сознании мир раздваивался на небесный, высший, вечный, не доступный осязанию, открывающийся избранным в миг духовного озарения (« еже плотными очима не зрится, но духом и умом внемлется »), и земной, низший, временный. Этот слабый отблеск духовного, идеального мира содержал образы и подобия божественных идей, по которым человек познавал Творца. Средневековое мировидение предопределило в конечном счете художественный метод древнерусской литературы, религиозно-символический в своей основе.

Древнерусская литература проникнута христианским моралистическим и дидактическим духом. Подражание и уподобление Богу понимались как высшая цель человеческой жизни, а служение ему рассматривалось как основа нравственности. Литература Древней Руси имела ярко выраженный исторический (и даже фактографический) характер и долгое время не допускала художественного вымысла. Ей были свойственны этикетность, традиционность и ретроспективность, когда действительность оценивалась исходя из представлений о прошлом и событий священной истории Ветхого и Нового Заветов.

§ 1 .4 . Жанровая система древнерусской литературы . В древнерусскую эпоху исключительно большое значение имели литературные образцы. Такими считались прежде всего переводные церковнославянские библейские и богослужебные книги. Образцовые произведения содержали риторические и структурные модели разных типов текстов, определяли собой письменную традицию, или, иначе говоря, кодифицировали литературно-языковую норму. Они заменяли собой грамматики, риторики и другие теоретические руководства по искусству слова, распространенные в средневековой Западной Европе, но долгое время отсутствовавшие на Руси . Читая церковнославянские образцы, постигали тайны литературной техники многие поколения древнерусских книжников. Средневековый автор постоянно обращался к образцовым текстам, использовал их словарь и грамматику, возвышенные символы и образы, фигуры речи и тропы. Освященные седой стариной и авторитетом святости, они казались незыблемыми и служили мерилом писательского мастерства. Это правило составляло альфу и омегу древнерусского творчества.

Белорусский просветитель и гуманист Франциск Скорина доказывал в предисловии к Библии (Прага, 1519), что книги Ветхого и Нового Заветов являются аналогом «семи сво­бод­ных искусств», составлявших основу средневекового западноевропейского образования. Грамматике учит Псалтирь, логике, или диалекти­ке, – Книга Иова и Послания апостола Павла, ритори­ке – творения Соломона, музыке – библейские песнопе­ния, арифметике – Книга Числ, геометрии – Книга Иисуса На­вина, астрономии – Книга Бытия и другие священные тек­с­ты.

Библейские книги воспринимались и как идеальные жанровые образцы. В Изборнике 1073 г. – древнерусской рукописи, восходящей к переводному с греческого сборнику болгарского царя Симеона (893–927), в статье «отъ апостольскыихъ уставъ» утверждается, что эталоном историко-повествовательных произведений являются Книги Царств, примером в жанре церковных песнопений служит Псалтирь, образцовые «хитростьныя и творитвьныя» сочинения (то есть относящиеся к письменности мудрых и поэтические) – это учительные Книги Иова и Притчей Соломоновых. Почти четыре столетия спустя, около 1453 г., тверской инок Фома назвал в « Слове похвальном о великом князе Борисе Александровиче » образцом историко-повествовательных произведений Книги Царств, эпистолярного жанра – апостольские послания, а «душиспасителных книг» – жи­тия.

Такие представления, пришедшие на Русь из Византии, были распространены по всей средневековой Европе. В предисловии к Библии Франциск Скорина отослал желающих «ведати о военных » и « о богатырских делехъ» к Книгам Судей, заметив при этом, что они более правдивы и полезны, чем «Александрия» и «Троя» – средневековые романы с приключенческими сюжетами об Александре Македонском и Троянской войне, известные на Руси (см. § 5.3 и § 6.3). Между прочим, то же самое у М. Сервантеса говорит каноник, убеждая Дон Кихота оставить сумасбродства и взяться за ум: « Если… вас потянет к книгам о подвигах и о рыцарских поступках, то откройте Священное Писание и прочтите Книгу Судей : здесь вы найдете великие и подлинные события и деяния столь же истинные, сколь и отважные » (часть 1, 1605).

Иерархия церковных книг, как ее понимали в Древней Руси, изложена в предисловии митрополита Макария к Великим Минеям Четиим (закончены ок. 1554). Памятники, составлявшие ядро традиционной книжности, расположены в строгом соответствии с их местом на иерархической лестнице. Ее верхние ступени занимают наиболее почитаемые библейские книги с богословскими толкованиями. На вершине книжной иерархии находится Евангелие, вслед за которым идут Апостол и Псалтирь (которая в Древней Руси использовалась и как учебная книга – по ней учились читать). Далее следуют творения отцов церкви: сборники сочинений Иоанна Златоуста «Златоструй», «Маргарит», «Злато­уст», произведения Василия Великого, слова Григория Богослова с толкованиями митрополита Никиты Ирак­лий­ского, «Пандекты» и «Тактикон» Никона Черногорца и др. Следующий уровень составляет ораторская проза со своей жанровой подсистемой: 1) слова пророческие, 2) апостольские, 3) святоотеческие, 4) праздничные, 5) похвальные. На последней ступени находится агиографическая литература с особой жанровой иерархией: 1) жития мученические, 2) преподоб­ниче­ские, 3) патерики Азбучный, Иерусалимский, Египетский, Синайский, Скитский, Киево-Печерский, 4) жития русских святых, канонизированных соборами 1547 и 1549 гг.

Древнерусская жанровая система, сложившись под влиянием византийской, перестраивалась и развивалась на протяжении семи веков своего существования. Тем не менее она сохранилась в своих основных чертах вплоть до Нового времени.

§ 1 .5 . Литературный язык Древней Руси . Вместе со старославянскими книгами на Русь в конце X–XI в. был перенесен старославянский язык – первый общеславянский литературный язык, наднациональный и международный, созданный на болгаро-македонской диалектной основе в процессе переводов церковных книг (главным образом, греческих) Константином Философом, Мефодием и их учениками во второй половине IX в. в западно- и южнославянских землях. С первых лет своего существования на Руси старославянский язык стал приспосабливаться к живой речи восточных славян. Под ее влиянием одни специфические южнославянизмы были вытеснены русизмами из книжной нормы, а другие – стали допустимыми вариантами в ее пределах. В результате адаптации старославянского языка к особенностям древнерусской речи сложился местный (древнерусский) извод церковнославянского языка. Его становление было близко к завершению во второй половине XI в., как показывают древнейшие восточнославянские памятники письменности: Остромирово Евангелие (1056–57), Архангельское Евангелие (1092), новгородские служебные Минеи (1095–96, 1096, 1097) и другие современные им рукописи.

Языковая ситуация Киевской Руси различно оценивается в работах исследователей. Одни из них признают существование двуязычия, при котором разговорным языком был древнерусский, а литературным – церковнославянский (по происхождению старославянский), лишь постепенно русифицировавшийся (А. А. Шахматов). Противники этой гипотезы доказывают самобытность литературного языка в Киевской Руси, крепость и глубину его народной восточнославянской речевой основы и, соответственно, слабость и поверхностность старославянского влияния (С. П. Обнорский). Существует компромиссная концепция двух типов единого древнерусского литературного языка: книжно-славянского и народно-литературного, широко и разносторонне взаимодействовавших между собою в процессе исторического развития (В. В. Виноградов). Согласно теории литературного двуязычия, в Древней Руси существовало два книжных языка: церковнославянский и древнерусский (этой точке зрения был близок Ф. И. Буслаев, а затем ее развивали Л. П. Якубинский и Д. С. Лихачев).

В последние десятилетия XX в. большую известность получила теория диглоссии (Г. Хютль-Фольтер, А. В. Исаченко, Б. А. Успенский). В отличие от двуязычия при диглоссии функциональные сферы книжного (церковнославянского) и некнижного (древнерусского) языков строго распределены, почти не пересекаются и предполагают обязательную оценку говорящими своих идиомов по шкале « высокий – низкий » , « торжественный – обыденный » , « церковный – светский » . Церковнославянский, например, будучи литературным и литургическим языком, не мог служить средством разговорного общения, а у древнерусского это была одна из основных функций. При диглоссии церковнославянский и древнерусский воспринимались в Древней Руси как две функциональные разновидности одного языка. Существуют и другие взгляды на происхождение русского литературного языка, однако все они являются дискуссионными. Очевидно, что древнерусский литературный язык формировался с самого начала как язык сложного состава (Б. А. Ларин, В. В. Виноградов) и органически включал в себя церковнославянские и древнерусские элементы.

Уже в XI в. складываются разные письменные традиции и появляется деловой язык, древнерусский по происхождению. Это был особый письменный, но не литературный, не собственно книжный язык. На нем составлялись официальные документы (грамоты, челобитные и т. д.), юридические кодексы (например, « Русская Правда » , см. § 2.8), велось приказное делопроизводство в XVI – XVII в. По-древнерусски также писались тексты бытового содержания: берестяные грамоты (см. § 2.8), надписи-граффити, прочерченные острым предметом на штукатурке древних зданий, главным образом церквей, и др. На первых порах деловой язык слабо взаимодействовал с литературным. Однако со временем некогда четкие границы между ними стали разрушаться. Сближение литературы и деловой письменности проходило взаимно и ярко проявилось в целом ряде произведений XV I –XVII вв.: « Домострое » , посланиях Ивана Грозного, сочинении Григория Котошихина « О России в царствование Алексея Михайловича » , « Повести о Ерше Ершовиче » , « Калязинской челобитной » и др.

В этой статье мы рассмотрим особенности древнерусской литературы. Литература Древней Руси являлась прежде всего церковной . Ведь книжная культура на Руси появилась с принятием христианства. Центрами письменности становятся монастыри, и первые литературные памятники — это в основном сочинения религиозного характера. Так, одним из первых оригинальных (то есть не переводных, а написанных русским автором) произведений стало "Слово о Законе и Благодати" митрополита Илариона. Автор доказывает преимущество Благодати (с ней связан образ Иисуса Христа) перед Законом, который, по мнению проповедника, консервативен и национально ограничен.

Словесность создавалась не для развлечения, а для поучения . Рассматривая особенности древнерусской литературы, следует отметить ее поучительность. Она учит любить Бога и свою Русскую землю; она создает образы идеальных людей: святых, князей, верных жен.

Отметим одну, казалось бы, незначительную особенность древнерусской литературы: она была рукописной . Книги создавались в единственном экземпляре и лишь потом переписывались от руки, когда необходимо было сделать копию или первоначальный текст приходил в негодность от времени. Это придавало книге особую ценность, порождало уважительное к ней отношение. К тому же для древнерусского читателя все книги вели свое происхождение от главной — Священного Писания.

Поскольку литература Древней Руси была в основе религиозной, то в книге видели кладезь мудрости, учебник праведной жизни. Древнерусская литература — не художественная, в современном значении этого слова. Она всячески избегает вымысла и строго следует фактам. Автор не проявляет своей индивидуальности, скрывается за повествовательной формой. Он не стремится к оригинальности, для древнерусского литератора важнее удержаться в рамках традиции, не нарушить ее. Поэтому все жития похожи одно на другое, все жизнеописания князей или воинские повести составляются по общему плану, с соблюдением "правил". Когда «Повесть временных лет» рассказывает нам о смерти Олега от своего коня, это красивое поэтичное предание звучит как исторический документ, автор действительно верит, что все так и было.

Герой древнерусской литературы не обладает ни индивидуальностью, ни характером в нашем сегодняшнем представлении. Судьба человека находится в руках Бога. И одновременно его душа выступает ареной борьбы между добром и злом. Первое одержит победу лишь тогда, когда человек будет жить по нравственным правилам, данным раз и навсегда.

Конечно, в русских средневековых произведениях мы не найдем ни индивидуальных характеров, ни психологизма — не потому, что древнерусские писатели этого не умели. Точно так же иконописцы создавали плоскостные, а не объемные изображения не потому, что не могли написать «лучше», а потому, что перед ними стояли другие художественные задачи: лик Христа не может быть похож на обычное человеческое лицо. Икона — это знак святости, а не изображение святого.

Литература Древней Руси придерживается таких же эстетических принципов: она создает лики, а не лица , дает читателю образец правильного поведения , а не изображает характер человека. Владимир Мономах ведет себя как князь, Сергий Радонежский — как святой. Идеализация — один из ключевых принципов древнерусского искусства.

Древнерусская литература всячески избегает приземленности : она не описывает, а повествует. Причем автор повествует не от себя лично, он лишь передает то, что написано в священных книгах, то, что он прочитал, услышал или увидел. Ничего личного в этом повествовании быть не может: ни проявления чувств, ни индивидуальной манеры. («Слово о полку Игореве» в этом смысле — одно из немногих исключений.) Поэтому многие произведения русского средневековья анонимны , авторы и не предполагают такой нескромности — поставить свое имя. А древний читатель не может даже вообразить, что слово не от Бога. И если устами автора говорит Бог, то зачем ему имя, биография? Поэтому так скудны доступные нам сведения о древних авторах.

В то же время в древнерусской литературе рождается особый, национальный идеал красоты , запечатленный древними книжниками. Прежде всего это красота духовная, красота христианской души. В русской средневековой литературе, в отличие от западноевропейской той же эпохи, гораздо меньше представлен рыцарский идеал красоты — красоты оружия, доспехов, победного боя. Русский рыцарь (князь) ведет войну ради мира, а не ради славы. Война ради славы, наживы осуждается, и это хорошо видно в "Слове о полку Игореве". Мир оценивается как безусловное благо. Древнерусский идеал красоты предполагает широкий простор, необъятную, «украшенную» землю, а украшают ее храмы, ибо они и созданы специально для возвеличивания духа, а не для практических целей.

С темой красоты связано и отношение древнерусской словесности к устно-поэтическому творчеству, фольклору. С одной стороны, фольклор имел языческое происхождение, поэтому не вписывался в рамки нового, христианского мировоззрения. С другой — он не мог не проникнуть в литературу. Ведь письменным языком на Руси с самого начала был русский язык, а не латынь, как в Западной Европе, и непроходимой границы между книжным и устным словом не было. Народные представления о красоте и добре тоже в целом совпадали с христианскими, христианство почти беспрепятственно проникло в фольклор. Поэтому богатырский эпос (былины), начавший формироваться еще в языческую эпоху, представляет своих героев и как воинов-патриотов, и как защитников христианской веры, окруженной «погаными» язычниками. Так же легко, иногда почти неосознанно, используют древнерусские литераторы фольклорные образы и сюжеты.

Религиозная литература Руси быстро переросла узкоцерковные рамки и стала подлинно духовной литературой, создавшей целую систему жанров. Так, "Слово о Законе и Благодати" относится к жанру торжественной проповеди, произносимой в церкви, однако Иларион не только доказывает Благодать христианства, но и прославляет Русскую землю, соединяя религиозный пафос с патриотическим.

Жанр жития

Важнейшим для древнерусской литературы был жанр жития, жизнеописания святого. При этом преследовалась задача, рассказав о земной жизни канонизированного церковью святого, создать образ идеального человека в назидание всем людям.

В "Житии святых мучеников Бориса и Глеба " князь Глеб обращается к своим убийцам с просьбой пощадить его: «Не режьте колоса, еще не созревшего, наполненного молоком беззлобия! Не режьте лозы, не до конца возросшей, но плод несущей!» Покинутый дружиной Борис в шатре своем «плачется сокрушенным сердцем, а душою радостен»: ему страшна смерть и в то же время он сознает, что повторяет судьбу многих святых, принявших мученическую смерть за веру.

В "Житии Сергия Радонежского " рассказывается, что будущий святой в отрочестве с трудом постигал грамоту, отставал от своих сверстников в учении, что доставляло ему немало страданий; когда Сергий удалился в пустынь, к нему стал наведываться медведь, с которым отшельник делился своей скудной пищей, бывало, что святой отдавал зверю последний кусок хлеба.

В традициях жития в XVI веке была создана «Повесть о Петре и Февронии Муромских », но она уже резко расходилась с канонами (нормами, требованиями) жанра и поэтому не была включена в собрание житий «Великие Четьи-Минеи» рядом с другими жизнеописаниями. Петр и Феврония — реальные исторические лица, княжившие в Муроме в XIII веке, русские святые. У автора XVI столетия получилось не житие, а занимательная повесть, построенная на сказочных мотивах, прославляющая любовь и верность героев, а не только их христианские подвиги.

А «Житие протопопа Аввакума », написанное им самим в XVII веке, превратилось в яркое автобиографическое произведение, наполненное достоверными событиями и реальными людьми, живыми подробностями, чувствами и переживаниями героя-повествователя, за которыми встает яркий характер одного из духовных вождей старообрядчества.

Жанр поучения

Поскольку религиозная литература призвана была воспитать истинного христианина, одним из жанров стало поучение. Хотя это жанр церковный, близкий к проповеди, его использовали и в светской (мирской) литературе, поскольку представления тогдашних людей о правильной, праведной жизни не расходились с церковными. Вам известно "Поучение Владимира Мономаха ", написанное им около 1117 года «сидя на санях» (незадолго до смерти) и адресованное детям.

Перед нами предстает идеальный древнерусский князь. Он заботится о благе государства и каждого своего подданного, руководствуясь христианской моралью. Другая забота князя — о церкви. Всю жизнь земную следует рассматривать как труд по спасению души. Это и труд милосердия и доброты, и ратный труд, и умственный. Трудолюбие — главная добродетель в жизни Мономаха. Он совершил восемьдесят три больших похода, подписал двадцать мирных договоров, изучил пять языков, сам делал то, что делали его слуги и дружинники.

Летописи

Значительная, если не самая большая, часть древнерусской литературы — произведения исторических жанров, вошедшие в состав летописей. Первая русская летопись — "Повесть временных лет " создана в начале XII века. Ее значение чрезвычайно велико: она явилась доказательством права Руси на государственную самостоятельность, независимость. Но если недавние события летописцы могли записать "по былинам сего времени", достоверно, то события дохристианской истории приходилось восстанавливать по устным источникам: преданиям, легендам, поговоркам, географическим названиям. Поэтому составители летописи обращаются к фольклору. Таковы сказания о смерти Олега, о мести Ольги древлянам, о белгородском киселе и т. д.

Уже в "Повести временных лет" проявились две важнейшие особенности древнерусской литературы: патриотизм и связь с фольклором. Тесно переплетены книжно-христианские и фольклорноязыческие традиции в «Слове о полку Игореве».

Элементы вымысла и сатиры

Конечно, древнерусская литература не была неизменной на протяжении всех семи веков. Мы видели, что со временем она становилась более светской, усиливались элементы вымысла, все чаще в литературу, особенно в XVI—XVII веках, проникали сатирические мотивы. Таковы, например, "Повесть о Горе-Злочастии ", показывающая, до каких бед может довести человека ослушание, желание "жити, как ему любо", а не как учат старшие, и "Повесть о Ерше Ершовиче ", высмеивающая так называемый "воеводский суд" в традициях народной сказки.

Но в целом можно говорить о литературе Древней Руси как о едином явлении, со своими сквозными, прошедшими через 700 лет идеями и мотивами, со своими общими эстетическими принципами, с устойчивой системой жанров.

Историю древнерусской словесности XI-XIII столетий часто рассматривают как первую главу в истории современной русской литературы. И действи-тельно, образы из летописей или «Слова о полку Игореве» прочно занимают свое место в фонде отечественной культуры — достаточно вспомнить пушкин-скую «Песнь о вещем Олеге» или оперу «Князь Игорь» Бородина. Однако важно пони-мать, что образы эти происходят из мира, существенно отличавшегося от нашего по своим ценностным установкам. Осознание этой разницы — первый шаг к пониманию всех произведений культуры Древней Руси.

Основное отличие древнерусской словесности от современной художественной литературы состоит в предназначении. Задача художественной литературы — поднимать читателя над обыденным миром. В книгах «интеллектуальных» и «сложных» это делается с помощью неожиданной формы и многопланового содержания; в тех, что «попроще», нас ожидает лихо закрученный сюжет с неочевидной развязкой, а некоторым мас-те-рам удается сочетать и то и дру-гое. Утверждения критиков XIX века, буд-то искусство непременно должно быть «полезным», сегодня кажутся глубоко устаревшими. И даже об обязательной еще недавно «партийности» литера-туры вроде бы наконец разрешили забыть.

Совсем другое дело — книжная культура русского Средневековья. Книги и вообще письменность появились на Руси после Крещения, так что их состав и содержание определялись прежде всего потребностями Церкви. А в глазах Церкви искусство ради искусства было делом опасным, ведь такое искусство способно притягивать внимание — а значит, и помогать дьяволу, который обязательно вос-пользуется случаем отвлечь людей от молитвы и каким-нибудь хитрым спосо-бом ввергнуть души человеческие в соблазн. Дабы этого не допу-стить, некото-рые популяр-ные формы народных развлечений — например, пло-щадные коме-дии — были прямо запрещены церковными канонами (при этом именно пло-щадная комедия — одна из тех форм искусства, от которых про-изо-шел совре-менный театр). Конечно, реализовать такие суровые запреты было непросто: «трубы, скоморохи, гусли и русалии» продолжали, как признавали древнерусские проповедники, «переманивать» народ от Бога. В то же вре-мя упоминания скоморохов в источниках домонгольской поры единичны, а при-меры их твор-чества, восходящие к столь ранним временам, нам и вовсе неиз-вестны. Та сло-весность Древней Руси, с которой имеет дело современный чита-тель, — сло-весность сугубо религиозная, а ее основная задача — приносить душевную пользу. Браться за перо имеет смысл лишь постольку, поскольку результат твоего творчества поспособствует спасению души.

Такая целевая установка вовсе не исключала изящества слога. Напротив, боже-ственные истины столь сложны и блистательны, что излагать их «простым» языком невозможно, и даже искусного писателя эта задача способна поставить в тупик. Автор «Сказания о [святых князьях] Борисе и Глебе», обращаясь к героям своего сочинения, признается:

«Не знаю, как вас похвалить, и что сказать, не понимаю и не могу при-думать. Я бы назвал вас ангелами, которые быстро приходят к скорбя-щим, но вы во плоти жили на земле среди людей. Я бы именовал вас людьми, но вы превосходите разум человеческий чудесами своими и помощью слабым. Я бы провозгласил вас цесарями или князьями, но ведь вы показали больше смирения, чем самый простой и смирен-ный из людей, и именно за это допущены на небеса в райские жилища…» Здесь и далее цитаты приводятся в переводе Дмитрия Добровольского.

Иначе говоря, ни одно определение само по себе не способно передать величия жертвы, кото-рую принесли князья-мученики, а значит, надо найти таких опреде-лений как можно больше — вдруг, как станут говорить много позже, количе-ство перей-дет в качество и на пересечении множества смысловых полей все-таки про-явится что-то отдаленно похожее на описываемый объект?

Мысли выражались с помощью сложных многоплановых сравнений. К при-меру, обра-щаясь к своему князю, автор рубежа XII-XIII веков Даниил Заточник последо-вательно сопоставляет себя с «бледной травой, выросшей между сте-на-ми», ягненком, младенцем и «птицей небесной» — общее здесь то, что все они зави-сят от милости свыше, которой добивается от своего адресата и сам Даниил. Человечество можно было уподобить храму премудрости Божьей, который держится на семи столпах, по одному на каждый из семи Вселенских соборов. Сами книги образно именовались реками, которые поят Вселенную. Важней-шим умением древнерусского книжника был подбор синонимов — чем больше, тем лучше. Например, говоря о Крещении Руси, можно было ска-зать, что рус-ские люди «приблизились к Богу», «отвергли дьявола», «осу-дили службу сатане», «оплевали беса», «познали Бога истинного» и т. д. А осо-бенно хорошо, если все найденные обороты удастся соединить в одном пред-ложении. Понятно, что предложение от этого разрастется и чи-тать его станет неудобно. Но и предметы, о которых идет речь, не обязаны быть доступ-ными. «Трудно-про-ходимые книги» — вот как определяется христиан-ская литература в одной из древнейших русских рукописей, «Изборнике» князя Святослава 1073 года.

Закономерно спросить: как стремление говорить сложным языком о сложных материях сочеталось с одним из ключевых постулатов христианской веры — с убеждением в слабости и греховности человека? Как вообще слабый и греш-ный человек может писать о божественных истинах? Очевидное противоречие снималось за счет того, что сложные обороты и многоплановые образы древне-русской книжности редко когда были оригинальным изобретением местных сочинителей.

К моменту Крещения не было редкостью и знание иностранных языков, осо-бенно греческого. В результате древнерусская словесность могла опираться как мини-мум на достижения византийской литературы, а та, в свою оче-редь, соединяла античную риторику с богатой образностью Священного Писа-ния. То есть по большому счету к услугам киевского, новгородского или, скажем, рос-тов-ского книжника был весь тысячелетний опыт иудеохристианской циви-ли-зации — требовалось лишь подбирать подходящие к случаю образцы. Если надо было рассказать о благород-ном князе-воителе (например, об Алек-сандре Нев-ском), то использовались приемы, опробованные предшест-вен-ни-ка-ми при опи-сании великих воинов древности — Гедеона или Александра Маке-дон-ского. Если речь заходила о преступнике, то и тут предшествующая лите-ратура давала весьма представительный набор образцов, от Каина до им-пера-торов-тиранов. При этом многие из авторов «образцовых» сочинений почитались Церковью в качестве святых, что давало некую дополнительную гарантию уместности и точно-сти заимствований — а заодно избавляло тех, кто пользо-вался находками пред-шественников, от переживаний по поводу собственной греховности. Понятно, что такой творческий метод ограничивает свободу литературного экспери-мента и расходится с тем, как принято писать сейчас. Но для культуры рели-гиозной, пронизанной идеей человеческой греховности, именно строгое следо-вание освященным традицией образцам оказалось наибо-лее подходящим. Если ты подвержен дьявольским соблазнам, то лучше ничего не изобретать.

Такими были, если угодно, «теоретические основы» древнерусской словес-ности. Обратимся к наиболее важным произведениям, созданным на Руси в XI-XIII веках.

Первым в этом ряду следует, несомненно, назвать «Слово о законе и бла-го-дати», принадлежащее перу Илариона, митрополита Киевского в 1051-1055 го-дах. Видимо, «Слово» было написано еще до поставления Илариона на кафед-ру: автор называет в числе живых супругу князя Ярослава Мудрого Ирину-Ингигерду, которая умерла еще в 1050 году. С другой стороны, Иларион упоминает о киевской церкви Благовещения на Золотых воротах, построенной около 1037 года, а значит, и «Слово» было написано после 1037 года. Ничего точнее об обстоятельствах создания данного памятника сказать не удается. Биография Илариона также известна очень плохо. Впрочем, содержание «Слова» красноречиво само по себе.

Произведение состоит из трех частей. Сначала Иларион рассказывает читателю о том, как человечество узнавало о пути спасения и обретения вечной жизни: сначала это происходило через Ветхий Завет, который Иларион называет «За-ко-ном», а потом через Новый — «Благодать». При этом автор уделяет особое вни-мание двуединой богочеловеческой природе Христа, объясняя этот слож-ный догмат с помощью длинного (почти два десятка элементов!) ряда парных про-тивопоставлений:

«…как человек [Христос] постился 40 дней и взалкал, но как Бог побе-дил искусителя, как человек пришел на свадьбу в Кане Галилейской, но как Бог превратил воду в вино, как человек спал в лодке и как Бог остановил ветер и волны (и они послушали его)…»

Затем сообщается, что Русь, хоть и была страной язычников, теперь тоже приобщилась к благодати христиан-ства. Это дает повод для нового ряда противопоставлений:

«Будучи варварами, мы назвались людьми Божьими, и будучи врагами, назвались сыновьями, и уже не по-иу дейски осуждаем, но по-хрис- ти-ански благословляем, и не ду-маем, как бы распять [Христа], но Распятому поклоняемся…»

Наконец, Иларион возносит хвалу «великому кагану нашей земли Владимиру» за Крещение Руси. В этой последней части всячески подчеркивается, что Русь — самостоятельное и мощ-ное государство, которое «ведомо и слышимо всем концам земли», а также что Владимир пришел ко Хри-сту сам, не слышав апостоль-ской проповеди и не видев твори-мых проповед-никами чудес. Визан-тия (откуда на Русь прибывали и священни-ки, и церков-ные мастера, и книги) упоминается лишь однажды. Такой своеоб-разный па-трио-тизм становится особенно примеча-тельным, если учесть, что именно на время составления «Слова» — 1040-е годы — пришелся очеред-ной военный конфликт Руси и Византии. Да и сам Иларион был поставлен в митро-политы собором епис-копов, без благословения константинополь-ского патри-арха, которому тогда подчинялась Русская цер-ковь. В итоге ученые часто гово-рят об антивизантий-ской направленности «Слова о законе и благода-ти». Но еще более примечате-лен исторический кругозор автора: от момента Креще-ния Руси до составления «Слова» прошло от силы лет шестьдесят, а мест-ные книжники уже могли, как мы видим, строить масштабные схемы всемирной исто-рии, охваты-вающие времена от Авраама до Ярослава Мудрого включительно. Иначе говоря, хоть Иларион и акцентирует самосто-ятельность древнерусской культуры, сам текст сочиненного им «Слова» ярко свидетельствует о том, насколько основа-тельно Киевская Русь включилась в мировой культурный контекст.

Еще одним знаменитым книжником XI века был Нестор. Обычно Нестора знают как «летописца» — по эпитету, которым его наградили благодарные продол-жатели несколько столетий спустя. Но между древнейшими летописями и сочи-нениями, подписанными именем Нестора, есть ряд противоречий, поэтому современная наука говорит об участии Нестора в летописном деле с осторожностью. Однако не вызывает сомнений вклад Нестора в древнерус-скую агиографию, то есть в написание житий святых.

Первым свершением Нестора на поприще агиографии было написание «Чтения о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба». История кня-зей Бориса и Глеба восходит к событиям 1015 года, когда сыновья крести-теля Руси Владимира Святославича, едва дождавшись смерти отца, устроили крова-вую борьбу за власть. Как именно развивалась эта междоусобица — вопрос слож-ный. Однако сравнительно рано сформировалось представление о том, что двое из наследников — Борис Ростовский и Глеб Муромский — в схватке не уча--ствовали и даже не стали сопротивляться подосланным к ним убийцам, лишь бы не «поднимать руку на брата». А в 1072 году почитание двух князей было дополнительно закреплено благодаря чудесному обретению их благо-уханных мощей. Судя по всему, примерно в это же время появился и древней-ший вариант сказания о гибели Бориса и Глеба, примечательный пространной и картинной сценой убийства князя Бориса: движимые яростью убийцы напра-вляют на Бориса копья, но тут действие неожиданно замирает, и обреченный князь произносит длинную и патетическую молитву. Очевидно, что на самом деле все было не так, но предсмертные рассуждения Бориса о смерти как избавлении от соблазнов этого света производят на читателя неизгладимое впечатление. Нестор избавил сказание от некоторых сюжетных неувязок, объ-единил историю гибели князей с рассказом о чудесах от их остан-ков, а кроме того, снабдил сказание историческим предисловием, начав его, ни много ни ма---ло, от грехопадения Адама. Результат такой обработки впечат-ляет ме-ньше первоначального сказания, действие уже не так динамично, а образы — суше. В то же время под пером Нестора гибель Бориса и Глеба из частного эпи-зода местной политики превратилась в событие мирового уровня, а русские святые — в небесных покровителей всех христиан.

«Сподобившись чести» повествовать о жизни и смерти князей-мучеников, Нестор, по его собственным словам, «заставил себя обратиться к другому рассказу» и «покусился написать» о святом Феодосии Печерском. Феодосий происходил из состоятельной семьи и мог бы стать наследником большого имения, но с детства отличался религиозностью и в конце концов сбежал в Киев, чтобы вступить в монастырь. В XI веке монастырей на Руси было немно-го; тот, куда приняли Феодосия, представлял собой простую пещеру, выкопанную в крутом берегу Днепра. Однако за несколько десятилетий эта скромная обитель превратилась в центр монашеской жизни на Руси, а Феодо-сий (к этому времени уже игумен) стал признанным лидером аске-тического движения. Биография Феодосия и история становления Киево-Печерского монастыря насыщены драматическими эпизодами: монахи не раз вступали в открытое столкновение с сильными мира сего. Однако Нестору удалось примирить традиционную форму жития с достоверностью и психо-логической точностью в изложении конфликтных ситуаций.

Подобное же сочетание следования литературным традициям с виртуозными описаниями реальных житейских конфликтов представляет и древнерусская летопись. Летопись — это не обычный «памятник словесности». У нее была специальная задача — найти место Руси в общем замысле Провидения отно-сительно истории человечества. Поэтому летописный рассказ начинается с повествования о том, какие вообще народы есть на земле и откуда взялись славяне, а закончиться не может по определению: концом летописного дела мог стать только конец истории как таковой, или, другими словами, Страш-ный суд. Понятно, что написать такой труд одному человеку не под силу. Но каж-дый следующий книжник мог редактировать то, что досталось ему от предшественников, а когда накопленный материал заканчивался — попол-нять летописный текст описанием тех событий, очевидцем которых был он сам. Когда один летописец отходил от дел, эстафету перенимал другой, и так постепенно, поколение за поколением, летописи разрастались из срав-ни-тельно небольшого повествования о «начале Русской земли» в пространные историче-ские полотна, охватывавшие события от Всемирного потопа до ныне правящего князя.

Первый из этих так называемых летописных сводов был создан в Киеве не позже 30-х годов XI века, а в начале XII века очередное расширение и дора-ботка того же в основе своей текста привели к возникновению сочинения, кото--рое сегодня издают под названием Повесть временных лет. Когда именно появилось это заглавие — в начале XII века или раньше, — сказать трудно. Но по сути оно однозначно указывает на религиозный смысл летопис-ного труда: «временами» и «летами», или «временными летами» в славянском переводе книги Деяний апостольских называется установленный Богом срок Страшного суда. И раз об этих последних годах существования мира уже пишет-ся «повесть», то, значит, и второе пришествие случится со дня на день и мы должны быть к нему готовы.

Специфическое видение задачи собственного труда рано привело летописцев к весьма «антихудожественному» методу организации материала: за редчай-шими исключениями события фиксировались в строго хронологическом порядке, по отдельным «главам», посвященным происшествиям одного года и начинающимся стандартным заголовком «В лето такое-то » (в науке принято называть эти «главы» годовыми статьями). Читать такой текст неудобно: заголовки очередных статей прерывают рассказ на самом интересном месте, и даже непосредственные причина и следствие могут оказаться разнесены по разным статьям и разбиты сообщениями о совсем других событиях и про-цессах. Пове-ст-вователю тоже трудно: его возможности развивать сюжет и рас-крывать харак-теры действующих лиц поневоле ограничены одним годом. Однако логика божественного замысла все равно не может быть доступна рядовому чело-веку, так что для средневекового сознания сетка дат оставалась почти единст-венным наглядным ориентиром в событийной стихии.

Некоторые летописные известия предельно лаконичны («Перенесены святые в церковь Святой Богоро-дицы» или «Князь Ярослав пошел войной на Литву»). Другие (например, рас-сказ о похи-ще-нии и ослеплении князя Василька Рости-славича в 1097 году) пред--ставляют собой развернутые повествования с яркими персонажами и пол--ными драма-тизма сценами. И далеко не всегда авторы лояльны к дейст-вующей власти: на летописных страницах упоминаются и просчеты князей, и злоупо-требления бояр, и церковные «мятежи». В начале XII века критиче-ский тон летописцев несколько поослаб, всесторонний взгляд на события уступил место восхвале-нию правящих князей. Впрочем, на Руси существовало несколько лето-писных традиций: кроме Киева (где летописание зародилось), свои летописцы были в Новгороде, Владимиро-Суздальском кня-жестве, а так-же на Волыни и в Галиц-кой земле. В итоге перед современными исследовате-лями развора-чивается подробная и многоплановая картина политической жизни русских земель.

Политический взлет Руси, которым ознаменовался XI век, быстро сменился эпохой раздробленности. Однако с точки зрения словесности новый истори-ческий период был не менее интересным, чем предыдущий. На вторую поло-вину XII века пришлось творчество знаменитого сочинителя церковных гимнов и поучений Кирилла Туровского. Его «Слово о слепце и хромце» представляет собой изощренную притчу о природе греха. А на рубеже XII и XIII веков во Вла-димирской земле появилась не менее изощренная похвала могуществу велико-княжеской власти — «Слово» (в другой версии — «Моление») Даниила Заточ-ника, о котором уже был случай сказать выше. Впрочем, самым известным и наиболее востребованным у современного читателя остается другой знаме-нитый памятник этого времени — «Слово о полку Игореве».

«Слово о полку Игореве» очень своеобычно. Его сюжет построен не вокруг фигуры какого-нибудь святого и не вокруг явленного свыше чуда, и даже не вокруг героически выигранной битвы, а вокруг неудачного похода князя новгород-северского Игоря Святославича против степных кочевников- в 1185 году. Текст открывается рассказом о выступлении русских войск в степь и о том, что начало экспедиции сопровождалось зловещим знаком — солнечным затмением. Затем следует описание двух сражений: одно развора-чивается для русских войск успешно, а второе заканчивается разгромом, после которого князья-предводители во главе с Игорем попадают в плен. Потом действие переносится на Русь, и читатель оказывается сперва в Киеве, на совете киевского князя Святослава с боярами, а затем в Путивле, где на городской стене плачет о пропавшем Игоре его супруга — Ярославна. Заканчивается «Слово» сообщением о побеге Игоря из половецкого плена: к радости Руси и окрестных стран, князь триумфально возвращается в Киев.

Описывая все эти события, автор «Слова» активно пользуется весьма слож-ными метафорами («Тут кровавого вина не хватило, тут кончили пир храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую»); упоминаются нехристианские боги и мифологические существа: Див, ветры — Стрибожьи внуки, «великий Хорс» и т. п. Авторская оценка и тем более христианская мораль практи-чески полностью скрыты за этим причудливым словесным узором.

Можно было бы подумать, что перед нами воинский эпос, подобный, скажем, старофранцузской «Песне о Роланде». Но важнейший признак эпоса — это сти-хотворная форма с четким размером, а ее в «Слове о полку Игореве» вы-явить не удается. Кроме того, наряду с «языческой», или «народной», в образ-но-сти «Слова» представлена и христианская, книжная составляющая. Так, чтобы по-ка-зать разорение Русской земли от княжеских междоусобиц, автор описыва-ет стаи птиц, которые поедают трупы:

«Тогда на Русской земле редко слышался клич пахаря, зато часто вороны каркали, деля трупы, и галки разго-варивали на своем языке, собираясь на поживу».

В библейских проро-чествах также встречается упоминание о трупах, которые станут пищей птицам, когда Бог отвернется от Израиля за его грехи. Примеча-тельно и то, что рассу-ждения князя Святослава перед боярами (самим автором опре-деленные как «золотое слово») посвящены не столько необходимости сража-ться с врага-ми Руси, сколько гордыне тех, кто делает это не вовремя:

«О, мои племянники, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами рубить и себе славу добывать. Бесчестно вы победили, бесчестно кровь пога-ных пролили. Ваши храбрые сердца выкованы из жесто-кого булата и закалены дерзостью. Что же вы натворили на мои серебряные седины!»

Иначе говоря, темой «Сло-ва» оказы-вается не только воинская доблесть, но и дерзость княже-ских по-мыс--лов. А это уже преимущественно книжный, христианский по своей сути мотив.

Необычность композиции и образности сыграла со «Словом о полку Игореве» злую шутку. Странное произведение не пользовалось популярностью среди читателей и переписчиков. До Нового времени дошла только одна его руко-пись, найденная любителями древностей в конце XVIII века и опубликованная в 1800 году. И когда эта рукопись погибла во время известного московского пожара 1812 года, скептически настроенные исследователи получили возмож-ность утверждать, что «Слово» — это поздняя подделка, которую недобросо-вестные издатели из тех или иных побуждений выдали за памятник XII века. Современная наука : язык «Слова» очень близок к языку подлинных памятников XII столетия; фальси-фика-тору времен Екатерины II было бы не под силу так хорошо воспроизвести грам-матику и лексику древнерусского языка — особенно те его черты, которые стали понятны лишь в наши дни. В то же время само возникновение спора о проис-хождении «Слова» наглядно свидетельствует о необычности этого памятника для древнерусской книжности домонгольской поры.

До нас дошли далеко не все произведения древнерусской словесности XI-XIII ве-ков. Книги сочиняли, переписывали, читали и хранили прежде всего в горо-дах, а города строились в основном из дерева, часто горели, и в пламени этих пожаров гибли библиотеки. Кроме того, крупные города и богатые мона-стыри были привлекательной целью для захватчиков — именно поэтому силь-ным ударом по словесности стало ордынское нашествие середины XIII века. Однако многое сохранилось, и не в последнюю очередь благодаря усердию следую-щих поколений. С точки зрения книжников XIV-XVII веков, сло-вес-ность до-монгольской поры, следовавшая византийским образцам, сама превратилась в освященный временем пример для подражания, а написанное великими пред-шественниками следовало хранить и распространять. И хотя оригиналы большинства произведений XI-XIII веков до нас не дошли, благо-даря копиям, сделанным с них в последующие столетия, современные иссле-дователи имеют весьма детальное представление о том, как начиналась древне-русская литера-тура.

Более тысячи лет минуло с той поры, когда князь Владимир Святославич в 988 г. крестил Русь. Это событие оказало непосредственное влияние на становление и развитие древнерусской литературы. Христианство, в отличие от языческих верований, теснейшим образом связано с письменностью. Поэтому уже с конца X в. на Руси, приобщившейся к христианской культуре, испытали острую потребность в книгах. Приняв христианство из рук Византии, Русь унаследовала огромные книжные богатства. Их усвоению способствовала Болгария, крещенная еще в 865 г. Она сыграла роль своеобразной посредницы между Византией и молодым христианским государством, дала возможность воспользоваться на Руси переводами на славянский язык, сделанными учениками Кирилла и Мефодия, создавших славянскую азбуку в 863 г.

Письменность пришла на Русь задолго до принятия христианства. Свидетельства использования славянской азбуки археологи обнаружили в культурных слоях начала X в. Однако именно после 988 г. число книг стало умножаться. Выдающаяся роль здесь принадлежала сыну Владимира - Ярославу Мудрому. Летопись сообщает об этом князе под 1037 г.: «Собрал он множество писцов, которые переводили с греческого языка на славянский, и написали множество книг». Известно, что еще до официального принятия новой религии в Киеве жили христиане. Среди правителей первой христианкой стала княгиня Ольга. Она, как и другие ранние христиане, пользовалась книгами.

Переводы христианских книг сыграли особую роль в истории русской литературы. Особенно важны они были в первые века после принятия христианства. Круг этих книг был весьма широк и разнообразен. Переводы в те времена нередко имели характер своеобразного сотворчества, а не буквального переложения оригинала. Книга как бы начинала новую жизнь в иных культурных обстоятельствах. Разумеется, это не относится к Священному Писанию, творениям отцов Церкви и т. д. Вообще канонические тексты не допускали той свободы, которой пользовались средневековые книжники при переводе произведений светского содержания.

В настоящем пособии рассматриваются лишь оригинальные произведения древнерусской литературы. Но и в них нередко могло сказаться влияние переводных источников. Например, уже печерские летописцы использовали византийские хроники при создании «Повести временных лет». В последнее время оживились исследования переводной литературы Древней Руси, предпринимаются интересные попытки написания ее истории, направленной на выявление закономерностей бытования переводных произведений, их роли в создании оригинальных памятников.

Что же восприняла Русь в первые века христианства? Конечно, прежде всего следует назвать евангельские тексты и творения отцов Церкви. Русь обратилась не к современной византийской литературе, а к сочинениям авторов, живших в IV-VI вв. н. э. Ранневизантийская литература в большей мере соответствовала запросам молодого христианского государства. Из более поздних христианских авторов особой известностью на Руси пользовались творения Иоанна Дамаскина и Федора Студита. Самое раннее из сохранившихся Четвероевангелий датируется 1144 г. (Галицкое Евангелие). Все более ранние Евангелия являются апракосными, т. е. содержат чтения по порядку следования их в календаре церковных праздников.

Ветхозаветные книги бытовали в отрывках в составе паремийников. А самой популярной из книг Ветхого Завета была Псалтырь. Полный же текст Библии окончательно оформился на Руси лишь в самом конце XV в. в Новгороде при архиепископе Геннадии. Из Византии и славянского мира пришли на Русь сборники церковных песнопений, поучений, а также богатейший корпус византийской агиографии.

В Киевской Руси проявляется большой интерес и к сочинениям светского, героического характера. Уже в ранний период развития древнерусской литературы были широко известны византийские хроники Георгия Амартола и Иоанна Малалы, «Девгениево деяние» - перевод византийского эпического сказания о богатыре Дигенисе Акрите, а также «Александрия» - роман о жизни Александра Македонского. Особой популярностью на Руси, как и в средневековой Европе, пользовалась «История иудейской войны» Иосифа Флавия, написанная в 75-79 гг. н. э. и повествующая о покорении римлянами Иудеи. Это историческое повествование оказало сильное влияние на стиль древнерусских воинских повестей.

В первые века христианства пришли на Русь и сборники, которые можно назвать своеобразными средневековыми энциклопедиями, справочниками, откуда древнерусский читатель мог почерпнуть сведения об окружающем мире, о животных и растениях («Физиолог»), познакомиться с афоризмами и высказываниями древних мудрецов («Пчела»).

Древнерусская литература не знала сочинений, где бы декларировались принципы литературного творчества. И тем не менее в составе «Изборника» 1073 г., переписанного для киевского князя со сборника болгарского царя Симеона (X в.), находится статья «Об образех». Это самая древняя поэтика на Руси, содержавшая сведения о двадцати семи поэтических фигурах и тропах. Правда, в настоящее время трудно судить о том, насколько этот свод поэтических терминов был популярен среди книжников Древней Руси.

С восприятием древнерусской культурой нового вероучения связаны апокрифы (от греч. - «тайный», «сокровенный »), которые можно назвать религиозным эпосом Средневековья. Их содержание расходилось с каноническими текстами Священного Писания. Апокрифы официально не признавались церковью, включались в индексы «отреченных книг», но, несмотря на это, были очень популярны и нередко служили источниками иконописных сюжетов. Распространенность апокрифической литературы можно отчасти объяснить тем, что она, по-своему трансформируя сюжеты Священной истории, делала их доступными для народного сознания.

Таков круг переводных произведений, послуживших основой для создания оригинальной древнерусской литературы и ее последующего развития.

«Повесть временных лет»

Летописание - уникальное явление национальной культуры и письменности. На протяжении всего средневековья в разных княжествах и городах велись летописи. Они объединялись в монументальные своды, где рассказ о событиях прошлого охватывал несколько столетий. Древнейшей из дошедших до нас общерусских летописей является «Повесть временных лет». Это грандиозное историко-публицистическое произведение раннего средневековья находилось у истоков русского исторического повествования. Последующие поколения летописцев помещали «Повесть временных лет» в начале своих сводов. Это не только важный исторический источник, но и ценнейший литературный памятник, ведь здесь сохранилось множество оригинальных произведений различных жанров.

«Повесть временных лет» складывалась постепенно, в ее создании участвовало несколько поколений киевских книжников. История возникновения летописи воссоздается гипотетически. Наибольшее влияние на изучение «Повести временных лет» оказала фундаментальная концепция А. А. Шахматова, предложенная в начале XX века. Ее положения разделяются большинством современных медиевистов, дополнивших отдельные стороны теории А. А. Шахматова. По мнению ученого, «Повести временных лет» предшествовал ряд летописных сводов XI в.; важнейшие из них создавались в Киево-Печерском монастыре (1073 и 1095 гг.). Самые же ранние летописные тексты возникли в 1030-е гг. в Киеве и Новгороде независимо друг от друга. Собственно «Повесть временных лет» в ее первой редакции (не сохранилась) была составлена монахом Киево-Печерского монастыря Нестором в 1113 г. на основании сводов XI в., дополненных новыми источниками. В 1116 г. повелением Владимира Мономаха летописание было передано в вотчинный Выдубицкий монастырь, где игумен Сильвестр в угоду Мономаху создал вторую редакцию «Повести временных лет». Затем в 1118 г. появилась третья редакция, составленная неизвестным летописцем . Вторая и третья редакции сохранились в составе Лаврентьевской (1377) и Ипатьевской (начало XV в.) летописей.

Своим появлением «Повесть временных лет» обязана развитию исторического сознания в Киевской Руси. Летописцы стремились осмыслить место и роль молодого христианского государства среди других европейских земель и народов. Уже в самом названии памятника сформулированы цели его создателей: «Се повести минувших лет, откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля» . Окончательное формирование «Повести временных лет» происходит в период, когда аналогичные сочинения возникают у ближайших соседей Руси - поляков и чехов.

Рассказ о событиях русской истории ведется по годам (первая дата - 852 г.). Погодный принцип изложения возник еще в XI в. и стал затем основой летописного повествования на долгие века. Его появление обычно связывают с таблицами - пасхалиями. Византийской же хронографии были присущи свои принципы организации материала - по императорам. В летописи нет и не может быть единого сюжета и героя. Хронология - основное связующее начало. Дискретность летописного текста, объединение в нем различных источников определяют тематическое и жанровое многообразие «Повести временных лет». Выбор веры князем Владимиром и крещение Руси, военные походы и сражения, борьба с половцами, княжеские распри, дипломатические усилия, астральные явления, строительная деятельность, жизнь подвижников Киево-Печерского монастыря - вот главные темы «Повести временных лет».

Древние летописцы не просто передавали события - они были озабочены судьбами Родины, отстаивали идеи единства Руси, призывали к миру между князьями, морализировали. Их рассуждения о добре и зле, христианских ценностях придавали летописи нередко публицистическое звучание. В летописи отразились народные (а не узкофеодальные, как это будет позднее) воззрения на историю Руси, ведь Киево-Печерский монастырь с первых лет своего существования занимал независимую позицию по отношению к великому князю.

Как уже отмечалось, летопись не является авторским текстом. Летописцы выступали не только создателями новых исторических повествований - они были прежде всего переписчиками, систематизаторами, редакторами. В «Повести временных лет» можно встретить тексты, различные в жанровом и стилистическом отношении (от короткой погодной записи до пространного повествования), создававшиеся специально для летописи или включенные в нее (например, «речь философа», обращенная к князю Владимиру, с изложением основ христианской веры). Труд летописцев осознавался современниками как документ, имел государственное значение, поэтому неудивительно, что в нем сохранились тексты юридические (н-р, договоры русских князей с греками).

В летописи элементы агиографического стиля (н-р, в повести об убиении Бориса и Глеба их братом Святополком) соседствуют с воинскими повествованиями, которым присуща своя стилистика.

Летописным рассказам о военных событиях свойственны черты, которые станут традиционными для поэтики русского воинского повествования - устойчивые формулы, служившие для изображения походов, осад, ожесточенности битвы (например, «бысть сеча зла», « идяху стреля аки дождь» и др.).

Древний летописец начинает свое повествование со сведений о расселении народов после потопа, рассказывает о славянских племенах. В этой части летописи заметно влияние византийской хронографии. Языческие же времена описываются с опорой на эпическую традицию. Д. С. Лихачев отмечал взаимодействие в «Повести временных лет» эпического стиля и «стиля монументального историзма». Наиболее ярко фольклорные влияния ощущаются в рассказах о князьях-язычниках (Олег, Игорь, Святослав). Как мудрая сказочная героиня изображается первая христианка княгиня Ольга. Она загадывает убийцам мужа своеобразные загадки, стоящие древлянам жизни. Вошел в «Повесть временных лет» и целый ряд легенд и преданий (например, о посещении Руси апостолом Андреем, топонимическое предание о происхождении названия города Киева, предание о белгородском киселе или о юноше-кожемяке). В описании современных книжнику исторических событий центральное место занимает фигура князя, который обличается за неправедные деяния (например, Святополк Окаянный) или изображается с позиций идеализации. Постепенно в летописи вырабатывается малая жанровая форма княжеской посмертной похвалы. При всей традиционности и лаконизме, эти некрологи подчас отражали черты конкретной личности. Вот, например, как говорит летописец о Мстиславе Владимировиче Храбром, который, как сказано в «Слове о полку Игореве» «зарезал Редедю перед полками касогов»: «Был же Мстислав могуч телом, красив лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей». Эта дружинная воинская похвала контрастирует, например, с похвалой другому князю XI в. - Всеволоду Ярославичу, звучащей совсем иначе: «Этот благоверный князь Всеволод с младых лет любил правду, оделял убогих, воздавал честь епископам и пресвитерам, особенно же любил черноризцев и давал им все, что они просили. Он и сам воздерживался от пьянства и похоти».

Междукняжеские отношения уже в XI в. изобиловали драматическими ситуациями. Обличение распрей и преступлений с особой силой звучит в летописном рассказе об убийстве Бориса и Глеба их старшим братом Святополком Окаянным. А под 1097 г. помещена повесть об ослеплении князя Василька Теребовльского. Коварное преступление совершилось вскоре после съезда в Любече, где князья поклялись жить в мире. Оно повлекло за собой новую распрю. Автор описал кровавую драму со множеством подробностей, желая вызвать протест против междоусобиц, ослабляющих Русь.

Русские летописи создавались на древнерусском языке. В этом заключено существенное отличие наших исторических повествований от западноевропейских хроник (в том числе и славянских), писавшихся на латыни, а не на национальных языках.