Дугин кураев новое гейдар джемаль. Смерть в предгорьях Алатау: «Странствуя, вернулся к древней прародине

В своё время в советском кинематографическом пространстве нашумел послевоенный фильм «Судьба солдата в Америке». Лента поднимала очень острые экзистенциальные проблемы, связанные с героической, динамической личностью, заброшенной в мир, который отторгает подобный тип людей, являясь по сути своей дряблым, пацифистским, совершенно враждебным всему подлинному и героическому.

Жизнь Александра Гельевича Дугина, которому 7 января 2012 года исполнилось 50 лет, могла бы лечь в основу фильма «Судьба интеллектуала в России». Тем более, что истинный интеллектуал в России как раз реально и является солдатом, - он есть настоящий солдат Духа, который ведёт постоянную борьбу на пространстве столкновения деятельности Духа с враждебностью материи, окружающей его.

Дугин и есть такой подлинный интеллектуал. Может быть, среди всех писателей прошлого лишь Достоевский немного коснулся специфики подлинного интеллектуализма, потому что время от времени его герои вдруг как бы останавливаются, осенённые, поражённые страшной, единственной мыслью, которая вырывает их из колеи обыденного существования, и они потом уединяются от всяких контактов, разговоров - додумать эту огромную страшную мысль. Неважно, что это за мысль, важно, что она всегда грандиозна, парадоксальна по отношению к внешнему миру, к той среде, в которой они находятся. Шатов, Кириллов - это классические прообразы подлинных интеллектуалов, которых смог описать только Достоевский. В этом смысле Дугин - интеллектуал по Достоевскому. Подлинный интеллектуал - это человек, для которого собственная мысль важнее его физического существования.

Жизнь Дугина, как и многих из нас, хотя, далеко не всех, делится на две значимые части, противостоящие друг другу: это жизнь до 1990 года и жизнь после. Эти две части можно проиллюстрировать известным выражением: «Время собирать камни и время разбрасывать камни». Имеется ввиду, что-то время, которое предшествовало событиям девяностых, стремительно вытащившим очень многих людей на авансцену, несомненно, было временем сбора камней.

Когда я встретил Александра Гельевича в 1980 году, он был ещё совсем молодым человеком восемнадцати лет. И с 80-го по 90-й годы он прошёл огромный путь по организации, структурированию, насыщению, воспитанию своего интеллекта, трансформировав его в колоссальную призму, через которую фокусировался, можно сказать, «свет далёких звёзд».

Он провёл эту работу на базе - организационной, структурной, методологической - геноновской школы традиционалистов. Для этого, естественно, ему потребовалось овладеть в кратчайшие сроки ведущими европейскими языками, что он, собственно, и сделал, будучи необычайно способным человеком. Не только английским, немецким и французским, которые я ему посоветовал. Он прибавил к этому испанский, итальянский, и даже уже не знаю какие. На моих глазах изучил иврит, по-моему, знаком с арабским, а в последние годы, кажется, знакомился с турецким.

Его культурный инструментарий не идёт ни в какое сравнение со стандартными, возможностями обычных академических работников. Этот инструментарий в своей основной части он приобрёл ещё в самом начале своего интеллектуального пути - огромную массу источников уже тогда, в советское время, он освоил в оригинале. Благодаря нашим довольно уникальным возможностям, в силу наших связей - мы имели доступ к спецхрану. Мы получали книги из спецхрана библиотеки Академии общественных наук, из «Иностранки». Это был очень мощный источник информации. Кроме того, многие книги нам присылались из-за рубежа.

Но это уже второстепенный технический вопрос. Главное, что за эти десять лет Дугин проделал огромную работу и овладел таким масштабом знаний, который не снился западным интеллектуалам-традиционалистам. Тем более, овладев методологией и глубоким пониманием традиционалистской школы, он применил это полученное знание к тому, чтобы расширить усвоенный интеллектуальный горизонт за пределы узко метафизического традиционализма.

Дугин изучил ещё и тренды современной академической западной мысли, освоил колоссальное научное пространство, лежащее в так называемой профанической плоскости - социологов, экономистов, философов, которых он рассматривал через методологическую призму того, что называется perennial philosophy, то есть «вечной философии», высшего знания. В этом его громадное отличие от западных традиционалистов, которые комфортно сидят в чётко структурированном, ограниченном генонизме, как наседка в соломе, с той только разницей, что они в силу своей бесплодности никогда не снесут ни золотого, ни обычного яйца.

А что касается Дугина, то он в мире чистой эрудиции напоминает мне фигуру Адама Кадмона, который стоит, подняв одну руку вверх, а другую опустив вниз. Одна рука в дугинском случае поднята к философскому небу, а другая опущена к политологической, социологической земле. Он пропускает через себя энергетические токи интеллектуализма, на одном полюсе которого - чисто метафизическое умозрение, а на другом - конкретная практическая мысль.

Дугин никогда не замыкался в «башне из слоновой кости». В отличие от глубоко уважаемого и одного из наиболее повлиявших на Дугина мэтров - Евгения Головина, который имел такую геноновскую черту брезгливости в отношении контактов с современной жизнью. Евгений Головин жил крайне дистанцированно от внешнего событийного мира, и когда я сказал, что не у всех жизнь делится на две части - до девяностого и после девяностого, то как раз имел в виду Головина, у которого жизнь точно на части не делилась. Как он жил до девяностого, так и продолжал жить после девяностого года, занимаясь исключительно своими исследованиями и презирая контакт с внешней средой.

Но не все традиционалисты таковы, и мы знаем пример Юлиуса Эволы, который никогда не покидал передовую духовной и вооружённой брани и в прямом, и в переносном смысле. Он был настоящим солдатом Духа, вплоть до того, что был ранен под бомбёжкой в 1945 году и до конца жизни оставался парализованным. В этом смысле для Дугина гораздо ближе пример Эволы, и он следует именно ему, хотя, он всегда уважал и любил покойного Евгения Головина.

Наследие Дугина уникально и представляет собой беспрецедентный феномен в современной России. И не только в современной - я бы сказал, что даже в обозримом прошлом русского академизма ничего подобного не было и не встречалось. Этот труд по своему масштабу эквивалентен продукту целого научного института, который работал в течение эпохи. Потому что в фокусе дугинского видения, через его душу, через его мозг пропущен результат анализа всех тенденций современной академической мировой мысли - научной, философской, социологической. Объём этой работы таков, что его ещё только предстоит изучать и, возможно, только грядущим поколениям предстоит по-настоящему оценить масштаб этого продукта.

Грандиозность работы тем более поражает, что, в принципе, Дугин стоит посреди интеллектуальной пустыни: он один! И вокруг него только обломки постсоветского академизма, которые стремительно выродились в некий «бобок». То есть в пространстве, которое считается академическим и профессорским, Дугину говорить совершено не с кем, и понять, что он делает - тоже некому. Тем более, эти «бобки», что-то бормочущие осколки старой советской гуманитарной школы, даже в свою лучшую творческую молодую эпоху были очень узко специализированы, к тому же они всегда были жёстко дисциплинированы навязанной им партийно-идеологической методикой.

А с того момента, как эта методика рассосалась и перестала быть их стимулом, их поводырём - они как бы и совсем перестали думать, потому что они не знают, о чём им теперь думать, что им делать. Максимум, что они могут, это повторять, да и то, очень осторожно и с самоцензурой, осколки своих собственных бесплодных соображений, которые они высказывали тридцать-сорок лет назад. Посреди всего этого выжженного и состоящего из обрубков, пней, вырубленного леса постсоветской интеллектуалистики стоит Александр Дугин со своим колоссальным научным аппаратом.

Я бы сказал, что Дугин совершил интеллектуальный подвиг. Тем более, что он не ограничивается собою как феноменом, он старается поднять плеяду интеллектуалов, работая в качестве преподавателя и создавая клуб, окружая себя молодыми и даровитыми ребятами, которые приучаются ко вкусу новой академической мысли. Он старается передать им свой размах кругозора, идущего от чисто метафизического умозрения до чисто практической полевой работы, конкретной социологии, конкретной этнологии.

Я бы сказал, что единственный момент, который, может быть, звучит некоторым диссонансом с этим героическим и световым произведением, а я бы даже назвал дугинский труд «произведением в белом» - чрезмерная привязка к текущей политической реальности и излишние ожидания, которые на протяжении последних двадцати лет Дугин периодически связывал с теми или иными трендами политической жизни нашей страны. Как правило, эти ожидания не оправдывались, о чём сегодня и сам Александр Гельевич знает.

Но, тем не менее, этот лёгкий диссонанс не идёт абсолютно ни в какое сравнение с колоссальным масштабом и самой личности Дугина, и продукта его поразительной активности, связанной и с уникальной трудоспособностью - он трудоголик, и с потрясающей остротой внимания к любой мысли, которая появляется на сцене идей. Не скажу на «рынке идей» - именно на сцене, потому как для Дугина мир идей - это драматический театр, в котором каждая идея является трагическим персонажем.

Председатель Исламского комитета России, сопредседатель и член президиума общероссийского общественного движения «Российское исламское наследие» Гейдар Джемаль скончался в ночь на понедельник на 70-м году жизни. Об этом сообщается на странице его сообщества в социальной сети.

«Сегодня ночью Милостью Всевышнего Гейдар Джемаль закончил свой земной путь. Пусть Аллах Всемогущий примет его деяния и введет в райские сады. К Нему Одному мы все будем возвращены. Аллаху акбар!» — говорится в этом сообщении. По сведениям журналиста и близкого знакомого скончавшегося религиозного деятеля Максима Шевченко, Джемаль умер в Алма-Ате, и похоронят его, вероятнее всего, там же. Отвечая на вопрос, что стало причиной смерти, Шевченко написал: «Болел тяжело и долго».

Вскоре эта информация была подтверждена и в аккаунте скончавшегося во «ВКонтакте».

«Похороны состоятся в 11.00 06.12.2016 в городе Алматы, на кладбище «Кенсай-2»,

— сказано в этом сообщении. Причина смерти религиозного деятеля и философа пока не сообщается. На его страничке в социальных сетях размещена последняя прижизненная фотография умершего, на которой Джемаль сидит, опершись на палочку. Его взгляд очень серьезен, а цвет лица — бледный.

dzhemal/Vk.com

Гейдар Джемаль родился 6 ноября 1947 года в Москве. Его отец Джахид Джемаль был художником, азербайджанцем по национальности. Мать — профессиональная наездница — работала в Театре имени Дурова. По материнской линии Джемаль — прямой потомок генерала , участника войны 1812 года, освободившего от Наполеона Восточную Пруссию.

В 1965 году Гейдар Джемаль после окончания школы поступил в Институт восточных языков при , но через год был отчислен с формулировкой «в связи с проявлением буржуазного национализма». После этого события будущий религиовед и общественник работал токарем, а также подрабатывал репетиторством, преподавая иностранные языки.

Недоучившегося студента устроили корректором в издательство «Медицина». Там он познакомился с выпускником биологического факультета МГУ . Тот работал в «Медицине» редактором, занимался литературой по психиатрии. Джемаль говорил знакомым, что Москвин «открыл ему новый мир».

В 1979 году он установил связи с исламскими кругами в Таджикской ССР. В то же время наряду с философом бывший студент вступает в эзотерический кружок, группировавшийся вокруг писателя-оккультиста . С конца 1980-х годов Джемаль активно принимает участие в исламской жизни СССР и России, вступает в различные организации, издает газету «Аль-Вахдат» («Единение») и журнал «Ат-Тавхид» («Единобожие»).

В 1993 году Джемаль принял участие в Хартумской конференции, на которой была создана международная мусульманская организация «Исламский комитет», которую он и возглавил через два года. Джемаль пытался избраться в от «Движения в поддержку армии». Кроме того, он вел несколько передач на российском телевидении, посвященных вопросам ислама, а также читал курс лекций на философском факультете МГУ под названием «Традиции и реальность».

При этом Джемаль по вероисповеданию был мусульманином и принадлежал к особой школе шиитского направления в этой религии под названием шииты-двунадесятники (верят в так называемого двенадцатого, скрытого имама, возвращения которого в качестве мессии двунадесятники ожидают и поныне. Причем, по их мнению, появиться он должен, согласно преданию, в Мекке у Каабы).

Гейдар Джемаль прославился не только благодаря журналисткой публицистической и научной деятельности. Он отметился как

Например, отвечая в прямом эфире телеканала «Культура» на вопрос: «Можете ли вы сейчас, публично, заявить, что шахиды, которые убивают невинных людей, — это преступники, что ни в какой рай они не попадут и гурий никаких не получат?», Джемаль ответил: «Шахиды — это, конечно, мусульмане. Они делают то, что они должны делать. И они получат все, что им обещано».

В эфире экстренного выпуска программы «Сегодня» Джемаль заявил, что террористический акт в «Норд-Осте» был проведен «людьми, которые верят в то, что творят» и им удалось нанести серьезный «удар по авторитету высшей власти в России», а инициаторами выступили международные радикальные исламские организации, которые намеревались «вбить клин между Россией и исламским миром».

В то же самое время Джемаль осудил теракт в Беслане, когда террористы захватили школу с учениками. В интервью « » про случай во время бесланских событий, когда мать одного из боевиков благословляла его на захват школы, Джемаль заявил: «Верующая мусульманка не может не знать, что убийство невинных, да еще детей, — величайший грех по Корану. Значит, перед нами двойное отступничество от веры, не только сына, но и матери, которая благословила его на такое зверство. Единственное, что допускаю: эта мать просто не понимает, в какую идеологическую провокацию против ислама замешан ее сын, который, конечно, участвует в ней лишь в качестве манипулируемой пешки».

В 2010 году Гейдар Джемаль подписал обращение российской оппозиции «Путин должен уйти». Он широко сотрудничал с различными оппозиционными организациями, в том числе «Левым фронтом», лидер которого, сейчас отбывает наказание за организацию массовых беспорядков. Также

исламовед поддерживал акции протеста оппозиции в 2011-2012 годах, получившие название «Болотные митинги».

В марте 2012 года сотрудники провели обыск в нескольких квартирах на предмет хранения экстремистской литературы. В ходе обыска не было обнаружено запрещенных материалов. Пресс-служба ФСБ пояснила, что Джемаль подозревается в «публичном оправдании терроризма, а также публичных призывах к осуществлению экстремистской и террористической деятельности».

Дело в отношении Джемаля было возбуждено по ст. 205.2 (содействие террористической деятельности) и ст. 280 (публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации) УК России. Впрочем, до суда оно так и не дошло.

У Гейдара Джемаля осталось двое детей: сын Орхан и дочь Каусар. Охран стал известным журналистом, в 2000 году был одним из создателей Союза религиозных журналистов, а в 2003-м — одним из создателей Мусульманского союза журналистов России. В 2005 году стал учредителем и исполнительным директором агентства журналистских расследований «Следственный комитет» при Союзе журналистов России. Освещал конфликт между Грузией и Южной Осетией в 2008 году.

Исламовед Роман рассказал «Газете.Ru», что смерть Гейдара Джемаля вряд ли окажет серьезное влияние на исламский мир России.

«Время его прошло, в последние годы он был исламским аналогом Валерии Новодворской. Джемаль создал собственную оккультную секту от ислама и каноничный ислам в действительности не исповедовал», — сказал Силантьев.

Известный политолог и публицист , близко знавший Гейдара Джемаля, считает, что деятель был «одной из самых ярких, противоречивых и непредсказуемых фигур нашей общественной и интеллектуальной жизни».

«Его взгляды менялись, и менялись зачастую самым парадоксальным образом.

Он постоянно высказывал радикальные суждения, хотя порой не всегда было понятно, является его радикализм левым или правым.

Однако для практического развития левого движения он сделал немало. И дело не только в том, что он участвовал в создании «Левого фронта», но и в его усилиях по реинтерпретации ислама в духе латиноамериканской «Теологии освобождения».

Мы часто с ним спорили и постоянно не соглашались друг с другом, но с ним всегда было интересно общаться. А главное, несмотря на весьма брутальную манеру, Гейдар в глубине души все равно был типичным московским интеллигентом, хотя и скрывал это (может быть, даже от самого себя), — сказал Кагарлицкий.

Смерть Гейдара Джемаля (скончался в Казахстане на 70-м году жизни от болезни), человека из окружения Александра Дугина, Максима Шевченко и прочих полупровокаторов, полуфанатиков "русского мира" мне кажется некой вехой в истеричной пляске русского нацизма.

Человеком он был необычным, поэтому многие читали его и считали философом. Проблема деятеля ислама в РФ заключалась в том, что он не знал арабского языка, да и основ ислама тоже... Тем не менее, еще в начале перестройки многие в Украине, да и в среде российской антисоветской интеллигенции - читали Джемаля, цитировали, пытались понять... Увлечение им как бы подчеркивало интеллектуальный уровень этих людей. Аргументы о том, что ему почему-то сходило с рук многое, такое за что арестовывали, а то и убивали - не смущало увлекающихся. Его не сажали даже для вида, как иногда поступают с провокаторами...

Родившись в смешанной семье азербайджанца и русской, в Москве, в довольно зажиточной семье, Гейдар Джемаль уже в университете не прижился в советском коллективе и легко бросил его. Его пытались привлечь за тунеядство (как делали тогда со всеми вольными людьми), но он "закосил на дурку". Такое тоже делали многие - и чтобы не идти в советскую армию и чтобы отцепилась милиция. Но для КГБ это не было аргументом - напротив. Если человеку давали диагноз, который якобы был у Джемаля - то человек в любую минуту мог быть помещен в психдиспанцер. Факт о том, что он с 1986 года по 1989 года состоял на учёте в МВД СССР как больной шизофренией с инвалидностью второй группы, несколько загадочен. МВД вроде бы не занималось учетом психбольных, подобное интересовало КГБ. Больше того - для Москвы, где жил Джемаль и для его окружения - эзотеристов А.Дугина, Е.Головина и Ю.Мамлеева в эти годы опасности уже не существовало. Мамлеев жил в эмиграции, писатель он очень своеобразный. Сам кружок, под названием "Чёрный орден SS", устраивал наркоманские и прочие оргии, которые, вновь таки - почему-то позволялись КГБ. Хотя, как мы знаем - за значительно меньшее Параджанов получил приличный срок.

Уже в 1979-м Джемаль установил связи с исламскими кругами в Таджикской ССР и скорее всего уже тогда он был завербован или вступил в тесную связь с КГБ. Так как у меня есть подобный опыт, попытаюсь объяснить. КГБ приглашало на встречи, агенты заводили интересные разговоры, но уже на третий-четвертый раз вместо комплиментов и рискованных шуточек о коммунизме, переходило к открытой вербовки. На отказ реагировали скверно, в покое не оставляли, но уже просто открыто давили и пугали. Тех, кто шел на контакт и сообщал некую информацию - продвигали по службе или по учебе, с ними встречались уже за кофе, им улыбались. Подчеркну - они не всегда становились настоящими агентами, но психологи ГБ запутывали их, толкали на провокации, устраивали скандалы в диссидентской или полудиссидентской среде. Таким образом возникала атмосфера страхов и подозрений, которая и без того была присуща советской жизни. Если человек явно не шел на контакт - его наказывали. Формы наказания были различны, кого-то отчисляли из института, кого-то увольняли с работы, кого-то переставали печатать, кого-то сажали или помещали в психлечебницу. В случае с Джемалем - никаких наказаний никогда не было.

В конце 1988 года Джемаль вместе с Дугиным вступил в общество "Память", став членом координационного совета, но менее чем через год был исключён за то, что "контактировал и контактирует с представителями эмигрантских диссидентских кругов оккультистско-сатанинского толка, в частности, с писателем Мамлеевым". Члены общества "Память" (крайне антисемитского и ультрарусского) посещали Львов и пытались выйти на контакт с украинскими радикальными националистами, чтобы основать "широкий фронт борьбы с жидовством", но получили отворот-поворот. Как известно - провокационная деятельность "Памяти" кончилась странно. К. Смирнов-Осташвили был отправлен в тюрьму, где погиб при непонятных обстоятельствах в 1991-м году. А Дугин, очумелый русский националист, вместе с Джемалем почему-то охраняются властью - как властью СССР, так впоследствии и ельцинской.
С 1989 года Г.Джемаль принимает активное участие в исламской политической деятельности.

В 1990 году участвует в создании в Астрахани Исламской партии возрождения и стал заместителем председателя этой партии. В том же году создает независимый информационный центр "Таухид" и с 1991 по 1993 год издавал газету "Аль-Вахдат" ("Единение"). С 1993 года начал издавать журнал "Ат-Тавхид" ("Единобожие").

Его тексты трудно цитировать в приличном обществе. Это бесконечные геополитические соображения, с резко антиамериканскими, антиизраильскими интонациями. Риторика ислама, довольно путанная и сбивчивая, как утверждали мусульманские богословы, которые критиковали Джемаля. Они прямо обвиняли Джемаля (вместе с идеологам "русских мусульман" - Вячеславом-Али Полосиным) в незнании арабского языка и базовых основ исламского вероучення.

Джемаль неожиданно стал в оппозицию к Путину. Что интересно - он прямо поддерживал теракты исламистов в Чечне и хотя как бы привлекался за это к ответственности, но почему-то был легко оправдан. Тем не менее этот странный человек гордо шествовал среди русских либералов, заявлял о своей приверженности "левой идеологии", короче - мутил, крутил, говорил одно, делал другое, думал третье.

27 марта 2012 года сотрудники ФСБ провели обыск в нескольких квартирах Джемаля на предмет хранения экстремистской литературы. В ходе обыска не было обнаружено запрещённых материалов. Вы представляете себе? Значит у простых крымских татар моментально находят то, что "надо", а вот у Джемаля ничего не могут найти!

Дело в конце-концов не в нем. Дело в людях, которые почему-то не чураются подобных типов, которые считают возможным сидеть с такими за одним столом, рассуждать, оправдывать, говорить что "и такая точка зрения важна". Не понимая, что Джемаль, как и вся компания "дугиных" - и породили то безбрежное море ядовитого бреда, который плещет уж десять лет из российских СМИ и заливает слабые постсоветские умы. Подобные типы есть и в украинской политике. Особенно ярок на этом поле Дмитрий Корчинский.

И последнее. Настоящая, реальная люстрация происходит тогда, когда об политиках становится известно все, вплоть до моментов их слабостей и контактов со спецслужбами. До тех пор, пока мы не знаем сколько подобных провокаторов служило в РУХе, в ОУН, во многих украинских партиях и организациях - мы не можем быть свободной страной и свободными людьми.

Свободный человек знает. А если не знает - то страстно желает знать.
Не верить, не повторять, не бороться - а именно желает узнать и понять. Именно поэтому спецслужбы авторитарных стран пытаются запутать его с помощью темных личностей, темных текстов, темными теориями заговоров и измен.

5 декабря 2016 года этот мир покинул Гейдар Джемаль. Когда я читал биографию немецкого философа Иммануила Канта, меня поразило и восхитило то, насколько действия Канта коррелировали с его собственной философией. Часто бывает так, что философ, да и вообще человек говорит одно, а поступает совершенно иначе. Мысли и поступки Канта не противоречили друг другу. Его мысли рационалиста до мозга костей всегда были последовательны, как и его действия; цель для Канта всегда стояла выше обстоятельств.

Джемаль был совсем другим человеком. Абсолютным иррационалом. Давний друг Гейдара по Южинскому Игорь Дудинский как-то назвал Дарика (так они в Южинском любили звать Гейдара Джахидовича) «ленивым человеком, которому все абсолютно пофигу и писать он не рвался». Эта пресловутая иррациональность Джемаля пройдет сквозь всю его жизнь. Когда мы упомянули в Циолковском при Цветкове о намерении издать собрание сочинений Гейдара Джемаля, Цветков посмеялся и сказал, дескать, удачи, ребята, ибо работать с Джемалем невозможно в силу его иррациональности, вечного откладывания (писать Джемаль начал очень поздно, да и сказать «писать» - сильно, ибо Джахидовичу, похоже, лень было брать в руки даже перо и «Ориентацию» он начитывал Дудинскому), не слишком щепетильного отношения ни к своему времени, ни к чужому. Джемаль жил в «своем» времени, особом. Но, похоже, эта черта объединяла весь Южинский. Возможно, ее имел в виду и Дудинский, когда в том интервью сказал о странной «Идее Южинского», которой был зачарован Гейдар.

В связи с последним небезынтересно будет заметить, что «трех мэтров» Южинского и Дугина объединяет не только яркая иррациональность, но и некая отчужденность от мира сего, не менее яркая интроверсия. Всех их, Мамлеева, Головина, Джемаля и Дугина. Это люди «в себе», работа для них это в первую очередь работа над собой. Измени себя и изменишь мир - это про них. Каждый из них любит быть один, любит скрытность, любит беречь и накапливать энергию, а не расходовать ее на толпу.

Гейдар Джемаль умер и похоронен в Казахстане. Он не захотел, чтобы его тело везли в самолете в Москву. Хотя он и имел право быть похороненным на Новодевичьем кладбище, где лежит его дед, последней волей Гейдара Джахидовича стало быть похороненным в одиночестве, вдали от родной Москвы, в предгорьях Тянь-Шаня, рядом с теми загадочными местами, которые Гейдар считал особенными в своем энергетическом и мистическом значении.

Первый раз Гейдар попал на Памир, в Таджикистан в начале восьмидесятых. Затем он побывал там еще несколько раз, один раз с Владимиром Гузманом, написавшим после этого замечательную книгу про свое путешествие. До Гузмана Джемаль таскал на душанбинском кладбище тяжеленные каменные могильники - «по червонцу за смену». Владимир предложил Джемалю выгодный бизнес: торговать коранами! Дело в том, что при советской власти в Средней Азии и на Кавказе были полностью уничтожены все экземпляры корана. Если кому и удавалось сохранить копии, то это было крайней редкостью. Поэтому идею о торговле коранами Джемаль воспринял с энтузиазмом, и на следующий год Джемаль и Гузман отправились в Душанбе с первой партией. Торговля пошла так успешно, что вскоре стада ишаков, нагруженных коранами, отпечатанными в Таллине, на родине Гузмана, колесили по всей Средней Азии, снабжая туземное население заветным божественным откровением.

Вот из таких странных, спонтанных и иррациональных событий и состояла вся жизнь Гейдара Джахидовича. После Памира про Джемаля ходило много противоречивых слухов, где он побывал и куда вступал. Имелось в виду его паломничество, «зиярат» в святые, исмаилитские места и, в частности, посещение знаменитого мавзолея Хазрати-Бурх, в котором он, якобы и прошел инициацию возле Черного камня с оттиском человеческой ладони. Говорили и о тарикате Накшбандийя, и об ордене Ходжагон, и о Черном ордене SS, и о других не менее странных и любопытных вещах. Это все уже не важно. Важно то, что Джемаль смог преодолеть и суфийскую метафизику, и европейскую философию и, во многом благодаря Южинскому и Памиру, создать свою оригинальную философию и метафизику, возвращая нам те смыслы, которые он провел через свободные просторы Крыши Мира и метафизические откровения Южинского.

В Южинском Джемаль познакомился с ключевой фигурой своей жизни, с Юрием Витальевичем Мамлеевым. «Это был новый мир...», - будет годы спустя вспоминать Гейдар. Юрий Витальевич, будучи сильнейшим интуитом и визионером (возможно, большим, чем Головин, но, ходят слухи, что все-таки меньшим, чем Провоторов, с которым Джемаля Мамлеев так и не познакомил), убеждал Гейдара Джахидовича в том, что Логос не может описывать все. Что есть области, в которых он бессилен. Конечно, Мамлеев был образованнейшим человеком и имел солидный опыт в философии (Мамлеев преподавал индуистику и восточную философию в институте), однако это его убеждение было чисто интуитивным. Джемаль же, интуиция которого имела всегда другой порядок, посмеивался над этими наивными для него высказываниями Мамлеева. Будучи на тот момент гегельянцем и панлогистом, для Джемаля не существовало ничего вне Логоса и логики. И вот, однажды ночью, у Гейдара, как он позже выразится, произошло «интеллектуальное озарение», после которого он понял, что весь панлогизм это просто чушь собачья. «Я понял, что есть некое Великое Существо, которое объемлет все состояния Логоса, но оно абсолютно несвободно и распято внутри самого себя. И шанс есть только у тех, кто находится на отражениях этого Существа, находящихся на таком удалении от него, когда появляется возможность десинхронизации, но, вместе с тем, на такой близости, чтобы еще сохранялась архетипическая аналогия. Потому что, если десинхронизация будет идти дальше, обнаружится полный бессмысленный хаос ». Джемаль записал свое видение (с ударением на «е») на нескольких листах «серо-желтой бумаги фиолетовыми чернилами» и изложил вечером этого же дня свое прозрение Мамлееву. Юрий Витальевич упал на колени и закричал: «Теперь вы наш!». С этого дня началось духовное преображение Джемаля. Впредь Гейдар Джемаль мыслил в новой методологии понимания реальности, которую он прорабатывал и оттачивал вплоть до своей смерти.

Уже после интеллектуального озарения он познакомился со второй ключевой фигурой в своей жизни, Евгением Головиным. Головин был фигурой не менее иррациональной, чем сам Джемаль. Более того, Головин сам в своих текстах не раз с яростью обрушивался на современную цивилизацию, стоящую, по его словам, двумя ногами на принципе «рацио». Головин страшно пил. Конечно, пили тогда в Южинском все. Пили страшно. Сам Дудинский рассказывал как они квасили с Джемалем, сочиняя «Ориентацию». Все это было. Сейчас многие язвят по поводу «ведения нездорового образа жизни» участниками Южинского. По большей части занимаются этим с позиции либо Минздрава, либо Инквизиции. Сложно сказать, какая из этих позиций более убога. Людям, которые получают такой опыт из интеллектуальных озарений, из визионерства, из собственного мистического и литературного опыта, в котором тема смерти витает в воздухе, было попросту плевать на свое тело. Эвола на вопрос, удобно ли ему его нынешнее положение (после войны барон был прикован к инвалидной коляске), ответил, что ему еще с детства не нравится, что у него вообще есть тело.

Аморальность же подобного образа жизни - не наших умов дело. Конечно, южинские были не «раскольниковские наполеоны», но все, что делалось там, и все, что делалось вне его, все это было нужно. В Южинском царил гоголевско-мамлеевский дух русского безумия. Бог им судья.

После Памира философский крен Джемаля сместился в сторону ислама. Задачей Гейдара Джахидовича стала новая методология и концепция, которая позволила бы «отобрать дискурс у жрецов и отдать его кшатриям» - тем, кого Джемаль считал подлинными вершителями истории. «Моя задача », - скажет в конце своей жизни Гейдар, - «это произвести революцию в понимании того, что такое перцепция, гнозис, дискурсивные технологии. Проще говоря, создать методологию мысли как действенного инструмента свободы, сначала внутренней, затем экзистенциальной, затем политической. Свобода для меня никогда не была механической возможностью выбора, но лишь абсолютным противостоянием внутреннего внешнему ».

Кем же был Гейдар Джемаль? Обычно задающие подобный вопрос мыслят в черно-белых красках. У таких людей и интуиция слабая, и слабое понимание возможной широты личности. Именно такой, огромной широты личностью и был Гейдар Джемаль. Лекции и статьи Джемаля находили отклик у противоположных по взглядам, мнениям и дискурсу людей. Джемаль мог прочитать лекцию и о Бароне Унгерне, которым скрыто восхищался, он мог написать о смысле расизма и национализма с высоких, метафизических позиций, он мог прочитать глубокую лекцию о скрытых смыслах истории, о противостоянии воинов и жрецов, о совершенно изысканной конспирологии, о палестинцах или евреях, об особой роли Турции, о геополитике Евразии и евразийцах, о просмотренных им фильмах и американских сериалах (типа Breaking Bad, который он очень любил), о героях Достоевского, о Женщине и женщинах, о каббале, о метафизике войны - и все это он делал с потрясающей, только ему одному присущей глубиной мысли.

Я знаю людей, которые полностью поменяли свои взгляды на жизнь благодаря Джемалю. Один из них мне сказал буквально следующее: «Джемаль показал и доказал мне, что белое - это черное, а черное - это белое. До этого я мыслил иначе». Однако Джемаль не просто менял знаки у констант: он, как Сократ, с которым его сравнил его друг Максим Шевченко, своим присутствием, своей фигурой заставлял людей мыслить шире, выходить из своих этнических, религиозных и мировоззренческих гетто. Сложно сказать, сколько людей приняли ислам благодаря Гейдару Джемалю, как это сделал тот же Шевченко.

Подводя итог его яркой и противоречивой на события жизни, Гейдару Джемалю хочется задать три главных вопроса: был ли он кшатрием, был ли он русским, был ли он, в конце концов, мусульманином?

Был ли Гейдар кшатрием? Конечно, вся эта кастовость, вместе со всеобщим смешением, даже несмотря на продолжающуюся актуальность индуистских гун, в прошлом. Сам Джемаль, будучи очень смешанным в своей этничности субъектом, уделял происхождению очень серьезное внимание. Гейдар имел русские, азербайджанские, татарские и многие другие корни. Говорят даже, его первой женой была еврейка, та самая Лена Джемаль, которую можно увидеть в герасимовских документалках про Головина, родившая ему сына Орхана. Несмотря на это, Джемаль был стопроцентным русским, вернее даже будет сказать, московским русским философом. Это не был человек восточной ментальности. Это был европеец до мозга костей. Русский из него примерно такой же, как из Познера. То есть скорее они, в придачу с Головиным, больше французы, нежели русские, каким является, к примеру, Дугин. Только Джемаль выше ценил своего любимого писателя Достоевского, а Толстого считал врагом русскости, а Познер, напротив, считает Толстого выше, а Достоевского «очень плохим человеком».

Кшатрийство Джемаля - это кшатрийство пера. Интеллектуальный джихад. Джемаль мечтал застать при жизни революцию в России. К сожалению, не получилось. На вопрос Познера, где бы он хотел родиться и в какое время, Джемаль ответил, что в России, в конце XIX-го века, дабы застать революцию. Кое о чем это говорит.

Джемалю повезло родиться в России. Он называл нашу страну «черной дырой» и «царством абсолютного хаоса», где «лихой мужик ходит с топором», в метафизическом плане, конечно. Родись Гейдар где-нибудь во Франции или в Швейцарии, повторил бы он судьбу Генона? Не думаю. Совершить зиярат на Памир? - да. Прочитать лекцию в Кейптауне? - да. Посетить Мекку? - да. Уехать из Европы в исламский мир? - нет. Важно понять, что такой феномен как Южинский делает метафизику возможной и в Москве. Поэтому, храня в себе интровертный оккультный огонь, можно жить практически где угодно, в какой угодно стране. Но и в этом плане Россия - страна уникальная. И Гейдар прекрасно понимал это.

Гейдар Джемаль был специфическим русским исламским интеллектуалом. Его отец был художником, написавшим больше 850 работ, посвященных Монголии. В его творчестве, особенно в красках, явно прослеживается влияние Рериха. Скорее всего, на мировоззрение Джаида Джемаля (именно «Джаида», без «х», которую отец-Джемаль почему-то не любил) также оказал влияние Дальний Восток, буддизм. Так или иначе, ничто так не выдает подлинную веру человека, будь он формально приверженцем любой идеологии или религии, как его творчество.

Кстати, с Монголией Гейдара связывает и еще один момент. Джемаль утверждал, что его род был чингизский, восходящий аж к самому Чингисхану, через его второго сына, Чагатая. Можно быть уверенным, что Гейдара, столь трепетно относящегося к своему происхождению, явно грела мысль, что его род восходит к величайшему завоевателю в истории человечества.

Мать Гейдара была дрессировщицей, приручала волков и тигров. Поэтому маленький Дарик вполне мог оседлать тигра еще в самом раннем детстве. Джемаль любил подчеркивать «кшатрийство» своей мамы, которая могла бесстрашно управляться с волками, абсолютно не поддающимися дрессировке.

И по отцовской и по материнской линии у Гейдара Джахидовича были очень серьезные номенклатурные предки, которые здоровались за руку чуть ли не со Сталиным. В этом плане происхождение у Джемаля отнюдь не кшатрийское, а полностью богемно-советское. Но ведь не родовитость определяет «кшатрийство». Сам Джемаль при личных встречах любил намекать и на вечную актуальность гун (саттва, раджас, тамас) при рождении человека, и на важность наследственности потомственных солдат наполеоновской армии; но при этом значимость рода, опять же, кажется слишком иррациональной у Гейдара, противоречивой. Сейчас можно сказать, что Гейдару Джахидовичу просто очень хотелось, чтобы род его казался грозным, чтобы в крови у него текла «кшатрийская кровь», укрощающая тигров.

Вот таким специфически иррациональным, как и все в жизни московского философа, русским кшатрием пера был Гейдар Джемаль.

Но главный вопрос - был ли Гейдар Джахидович Джемаль мусульманином? И здесь опять же все может показаться крайне неоднозначным. Интеллектуальное становление Джемаля было явно не мусульманским в принятом смысле слова, но, на самом деле, радикальным корне своем, каким и является ислам, - безусловно строго монотеистическим и, следовательно, мусульманским. Впервые маленький Дарик почувствовал ненависть к Системе, когда услышал по радио совковый лепет о новых победах коммунизма. Подобно Уинстону из орруэловского «1984», он почуял всю лживость окружающего его мира. У каждого из нас был подобный опыт (тот, у кого подобного опыта не было, непонятно зачем читает эти строки). В дальнейшем Гейдар открыл для себя библиотеку своего покойного деда, где познакомился с немецкой классической философией и стал абсолютным сторонником Гегеля и категорическим панлогистом. Затем он, как уже говорилось, отказался от этого, как он обозначит в дальнейшем, «неоплатонизма» и перешел к радикальной теологии, через которую он объяснял весь ход истории, изложенный в книге «Революция Пророков».

Однако при рассмотрении жизни Джемаля от быта до глубочайших метафизических откровений, у ряда мусульман появится не одна причина усомниться в исламском дискурсе Джемаля. Множество учеников Джемаля, в основном русских, принявших ислам, отвернулись от учителя, ссылаясь именно на искажение Джемалем ислама. В частности, многие недовольны, что в метафизике Джемаля фигурируют как бы два созидателя, Бог-Аллах и Демиург. И на самом деле, Демиург создал практически все, что в «каноническом» исламе создал Аллах, а джемалевский Бог якобы стоит вне всего этого, являясь некоей точкой, другим началом, о которое эта реальность спотыкается. И он своей «бациллой» нетождественности заражает человека, дабы тот «жег глаголом сердца людей».

Это лишь одно из противоречий с «чистым исламом», которыми бывают недовольны противники Джемаля. Есть целый ряд и метафизических, и этических, и бытовых вопросов, с которыми не соглашаются бывшие джемалисты и попросту обычные мусульмане.

Это самая трудная сторона творчества великого философа, коим Джемаль, без сомнения, являлся. На наш взгляд, Джемаль вернул не просто исламу, но всему монотеизму его подлинные ценности, его подлинную метафизику, его подлинную этику, подлинный эзотеризм и, в конечном счете, подлинный смысл именно таким, каким он был у Джемаля - многосторонним, тайным, даже оккультным, при этом явным для тех, «кому Аллах расширил грудь», глубоким и смертельно противостоящим тем, кто любит свой архетип.

Противники Джемаля, как правило, это либо бывшие фашисты (а, между нами говоря, фашисты бывшими не бывают), до сих пор питающие раболепскую склонность к идолу-тагуту, либо этнические (в редком случае иные), погрязшие в муфтиятском вонючем клерикализме и адатстве мусульмане, либо еврейские или околоеврейские люмпены, которых Джемаль когда-то обидел правдой, либо просто люди, для которых философский дискурс Джемаля как вносящий сбой обертон в их складной композиции, который они стараются побыстрее залатать, как брахман латает метафизическую дыру в сердце раненого откровением, шепча тому, что это лишь его эго...

И вот Гейдара нет с нами. Это великая утрата, утрата одного из самых сильных философов современности, хотя о каких философах вообще сейчас может идти речь!.. Джемаль когда-то сказал, что советская система была хороша тем, что давала советскому человеку столь мощное воспитание, что последний мог взглянуть на мир глазами философа масштаба Гегеля. Таким и был Гейдар Джемаль. Масштаб его мысли поражал, а те, кого он не поражает, просто мало с ним знакомы, недостаточно глубоко задумывались над его посылом и его смыслами. Многие видели в нем простого политолога, рассуждающего о Ближнем Востоке. Но это была только одна, незначительная сторона интересов Гейдара Джемаля.

Главной же своей заслугой Джемаль считал революцию мысли. Казалось бы, там, где уже и сказать-то нечего, где стоит мощная и всеобъемлющая (воистину всеобъемлющая!) Традиция, которая объясняет все, все миллиарды миров и миллиарды лет, замкнутых в великие циклы, вдруг появляется человек, который, подобно древнему греку, восклицает: нет! это еще не все! И переворачивает великую Традицию вместе с Геноном с ног на голову.

Mortuo - ergo sum! Так сказал Гейдар Джемаль на лекции, которую мы организовали в Санкт-Петербурге. Я мертв - следовательно, я есть! Вслед за Декартом, которого Гейдар долгие годы не понимал, вслед за Кантом, которого ему пришлось серьезно пересмотреть после отказа от гегельянства, Джемаль выдает мощную и безумную формулу: я мертв, следовательно, я есть!
Сейчас он мертв. Но есть ли мы, живые? Отложенная в нас смерть свидетельствует, что да, есть и мы. В этом - весь неподъемный пафос философии и метафизики Гейдара Джемаля. В этом - вся квинтэссенция парадоксальности мысли великого философа. Mortuo, ergo sum.

В глубокой ночи без конца и без края
Я веки смежаю и вижу зарю
Я знаю, то - зарево дальнего рая
Где я как сухое полено сгорю
Открою глаза - темнота и - не звука
Огромен и пуст непротопленый кров
И пылью алмазной бесстрастная скука
Ложится на космос как смертный покров
А в черной пустыне бездумно и гордо
Вздымаются ели в колючей броне
Их мягкие кроны их твердые бедра
Готовы к терпенью и к смерти в огне
Как елкам в зеленом и сумрачном теле
Мне жить под снегами до знойной поры...
В их медленных лапах ликуют метели
А летом целуют их стан топоры.

Да простит тебя Аллах, брат.