Эдвард олби что случилось в зоопарке. Стилистические особенности монологов главного персонажа пьесы Эдварда Олби 'Что случилось в зоопарке'

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО "Санкт-Петербургский государственный политехнический университет"

Факультет иностранных языков

Кафедра прикладной лингвистики

КУРСОВАЯ РАБОТА

по стилистике английского языка

СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ МОНОЛОГОВ ГЛАВНОГО ПЕРСОНАЖА ПЬЕСЫ ЭДВАРДА ОЛБИ "ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ЗООПАРКЕ"

Выполнена студенткой группы 4264/1

Белокуровой Дарьей

Руководитель: доцент кафедры романо-германских языков

факультета иностранных языков Попова Н.В.

Санкт-Петербург 2010

Введение

Эдвард Олби. Его первая пьеса

Теоретическое обоснование работы

Стилистический анализ монологической речи в пьесе Эдварда Олби "Что случилось в зоопарке"

Заключение

Библиография

Приложение

Введение

Наша работа посвящена исследованию стилистических особенностей монологической речи в одной из ранних работ знаменитого американского драматурга Эдварда Олби. Пьеса "Что случилось в зоопарке" была впервые поставлена более полувека назад, в 1959 году , однако, как и многие другие произведения Олби ("Смерть Бесси Смит", "Американский идеал", "Не боюсь Вирджинии Вульф", "Шаткое равновесие" и др. ), до сих пор остается интересной зрителю и ставится на подмостках американских, европейских и русских театров. Трудно однозначно определить причину успеха этого автора у зрительской аудитории и у критиков. Можно лишь предположить, что, раздражая зрительское восприятие подчас неприятными, доведенными до абсурда сценами, он сумел мастерски показать социальную и философскую проблему, характерную для Америки 60-х годов и еще более усугубившуюся сейчас. А именно проблему отчуждения . Если воспользоваться метафорическим образом, созданным самим Олби, то можно представить мир чужих друг другу людей в виде зоопарка, где каждый сидит в своей клетке, не имея ни возможности, ни желания завязать какие-либо отношения с другими. Человек одинок в вечном хаосе жизни и страдает от этого.

Главный инструмент драматургии Олби - монологи. Г. Злобин в своей статье, посвященной творчеству драматурга, называет их "характерно олбианскими раздумчиво-раздерганными монологами" . Они огромны, запутанны, но, тем не менее, именно они дают нам возможность пробиться к сущности персонажа путем избавления его от множества оболочек, в первую очередь социально обусловленных. В качестве примера можно привести взятую в данной работе для анализа исповедь Джерри, которая в пьесе фигурирует под названием "История о Джерри и собаке".

Наш выбор темы обусловлен несомненной актуальностью работ Эдварда Олби, неоднозначностью трактовок его произведений как зрителями, так и критиками. Некоторые, анализируя творчество этого драматурга, относят его пьесы к абсурдистскому театру , другие доказывают обратное, причисляя многие из его работ к реалистическому течению , а третьи считают характерной чертой его стиля слияние этих двух тенденций, по-разному отраженное в произведениях разных лет . Такая интригующая разносторонность взглядов на работы драматурга, так же, как и противоречивость субъективных мнений насчет его творчества побуждают выяснить, какими выразительными средствами пользуется автор, имеющий столь сильное влияние на публику, через какие стилистические приемы и фигуры его дерзкие, пронзительные, в чем-то нескладные пьесы воздействуют на зрителя.

Проведенный нами стилистический анализ позволяет не только выделить основные средства, используемые автором для стилистической организации пьесы, но и показать их связь с монологическим видом речи, а также обосновать выбор определенных приемов для выражения мыслей и чувств героя.

Таким образом, целью нашей работы является выявление стилистических особенностей монологов главного персонажа пьесы Эдварда Олби "Что случилось в зоопарке". Для достижения поставленной цели необходимо проанализировать основные стилистические средства, присущие монологам Джерри, на примере отрывка из центрального, ядерного монолога пьесы, а именно "Истории о Джерри и собаке", выявить ведущие тенденции в выборе стилистических приемов и их значимость для восприятия текста, а затем на этом основании сделать вывод о характерном для данного драматурга стилистическом оформлении монологической речи.

Эдвард Олби. Его первая пьеса

Г. Злобин в своей статье "Пограничье Эдварда Олби" делит всех драматических писателей XX века на три сектора: буржуазный, коммерческий театр Бродвея и Больших бульваров, где главной целью постановок является получение прибыли; авангардистский театр, потерявший содержание в своем стремлении найти новую форму, и, наконец, театр "больших коллизий и шумных страстей", обращающийся к различным жанрам и формам, но при этом не теряющий своей социальной важности, настоящий театр. К этому, последнему, сектору Г. Злобин относит творчество Эдварда Олби, живого классика нашего времени, на счету которого две премии Тони (1964, 1967) и три Пулитцеровские премии (1966, 1975, 1994), а также награда Центра Кеннеди за плодотворно прожитую жизнь и Национальная медаль за достижения в области искусства .

Олби часто характеризуют как яркого представителя театра абсурда , однако следует отметить некоторое тяготение к реализму в его пьесах . Театр абсурда, как понимает его сам Олби, это искусство, основанное на экзистенциалистских и постэкзистенциалистских философских концепциях, которые рассматривают попытки человека сделать осмысленным его бессмысленное существование в бессмысленном мире . А потому в драматургии абсурда человек предстает перед нами оторванным от обстоятельств социально-исторического контекста, одиноким, запутавшимся в бессмысленности своей жизни и потому - "в постоянном ожидании смерти - или спасения" . Именно таким мы видим Джерри, главного героя анализируемой пьесы "Что случилось в зоопарке", таковы Марта и Джордж из пьесы "Кто боится Вирджинии Вульф", таково общее состояние большинства персонажей Олби.

Абсурдистское направление в американской литературе возникло на почве общего пессимистического умонастроения в 50-60х гг. . Общество потребления ощутило, что старые ценности уже не работают, американская мечта - всего лишь красивая иллюзия, не приносящая счастья, а заменить эти ценности и иллюзии нечем. Это социальное отчаяние отразилось в драматургии пятидесятых годов XX века по-разному: некоторые пытались восстановить иллюзию, возродить веру в чудо и спасительную силу любви (Р. Нэш, У. Индж, А. Маклиш, и т.д. ), а Эдвард Олби своими шокирующими, острыми в социальном плане пьесами бросает вызов этим иллюзиям, буквально заставляя зрителя столкнуться лицом к лицу с проблемой, заставить думать над ее решением. Какие же проблемы ставит автор? Стоит отметить, что для Олби нет запретных тем, доказательством чему могут служить его последние постановки, например, пьеса "The Goat, or Who Is Sylvia?", рассказывающая об искренней любви главного героя к козе по имени Сильвия . Гомосексуализм, зоофилия, сумасшествие, запутанные семейные отношения - список тем, освещаемых автором, довольно обширен, все их, однако, можно подвести под общий знаменатель, а именно - тему отчужденности человека в этом мире , которая раскрывается и в анализируемой пьесе. Эта тема характерна не только для работ Олби, но и для искусства второй половины XX века в целом (стоит вспомнить хотя бы "Трилогию отчуждения" Микеланджело Антониони). Проблема отчужденности, разросшаяся до масштабов трагедии века и потому нашедшая столь яркое отражение в том числе и в работах Олби, заключается в неспособности людей, даже если они говорят на одном и том же языке, понять и принять друг друга. Это проблема каждого человека, погруженного в вакуум своего одиночества и страдающего от этого.

Кроме того, что театральное искусство по определению является имплицитно насыщенным, подразумевающим напряженную работу зрителя по раскодированию авторского послания, в пьесах Олби эта имплицитность еще более усиливается в связи с тем, что нет логической, понятной речи персонажей, содержащей хоть какой-то намек на пути решения поставленной проблемы, только вырисованные с мастерской точностью и холодной объективностью образы. Причем эти образы - типичные характеры в типичных обстоятельствах, что является одной из отличительных черт реализма. Абсурдным же становится именно общение между ними, точнее попытка наладить контакт, часто оканчивающаяся неудачей .

Критики отмечают характерный для Олби взгляд на своих героев как будто со стороны, его порой жестокая объективность в вырисовывании персонажей . Сам драматург связывает это с тем, как устроилась его жизнь: будучи усыновленным в раннем младенчестве, несмотря на богатство принявшей его семьи, он не чувствовал себя связанным с ними. Как сам Олби скажет впоследствии: "I was pleased and relieved when, at around the age of five, I discovered that I was adopted." (Я почувствовал радость и облегчение, когда где-то в возрасте пяти лет обнаружил, что был усыновлен) [цитата по 10, перевод наш]. Хотя надо признать, что именно его приемная семья сыграла решающую роль в его дальнейшей судьбе как драматурга: дед Олби был совладельцем сети водевильных театров, поэтому гости из театрального мира были обычным явлением в доме Олби , что, несомненно, повлияло на его выбор связать себя с театром.

Отношения в семье не были идеальными, и после очередной ссоры с матерью Олби уезжает из дома с намерением заняться литературным трудом, он пишет как стихи, так и прозу, но без особого успеха. И в этот период жизни, практически доведенный до отчаяния своей якобы неспособностью написать что-либо действительно стоящее, Олби печатает свою первую значительную работу - пьесу "Что случилось в зоопарке". Эта пронзительная, дерзкая пьеса во многом отражает характерный для Олби стиль пьес - с мрачной атмосферой и предельно жесткой тональностью.

Как утверждает Г. Злобин, у Олби все угловато, вызывающе, раздерганно . Яростным ритмом своих пьес он бьет в основном на эмоциональный эффект, шокирует зрителя, не позволяя остаться равнодушным. Театральность у Олби достигается в основном интенсивностью речевого потока персонажей, его повышенной экспрессией и эмоциональностью. Речь насыщена иронией, сарказмом, "черным" юмором. Герои, словно торопясь высказаться, либо обмениваются быстрыми репликами в "диалоге-столкновении" , либо изъясняются обширными монологами, для которых характерен разговорный, обиходный стиль речи с его клише, паузами и повторами, несвязностью и непоследовательностью мыслей . Эти монологи, которые критиками признаются главным инструментом драматургии Олби , позволяют увидеть внутренний мир главных героев, в котором на первый план выходят царящие в их сознании противоречия. Как правило, монологи очень эмоционально насыщенны, очень экспрессивны, чем объясняется обилие восклицаний, риторических вопросов, многоточий, повторов, а также эллиптических предложений и параллельных конструкций . Герой, решившись высказать то потаенное, сокровенное, что есть у него на душе, уже не может остановиться, он перескакивает с одного на другое, задумывается, спрашивает своего собеседника и, не дождавшись ответа на вопрос, торопиться продолжить свою исповедь.

Отрывок из такого рода монолога взят нами для стилистического анализа из одноактной пьесы "Что случилось в зоопарке", которая, как уже было упомянуто выше, стала первой серьезной работой драматурга. Постановка ее состоялась в Западном Берлине в 1959 году, в 1960 году пьесу ставят в Америке, в течение года в Европе .

В пьесе всего два действующих лица, то есть ровно столько, сколько необходимо для диалога, для элементарного акта коммуникации. Такой же минимализм можно отметить и в декорациях: всего две садовые скамейки в Сентрал-парке в Нью-Йорке. Главные герои пьесы - стопроцентный стандартный семейный американец Питер, для характеристики которого Роуз А. Зимбардо использует слово "everyman" (рядовой человек, обыватель) , указывая на его заурядность, и усталый, неряшливый маргинал Джерри, по его собственным словам "вечный временный жилец" , у которого обрублены все личные, семейные, родственные связи. Их случайная встреча в парке становится роковой как для Джерри, который умирает, бросившись на нож, взятый для обороны Питером, и для Питера, который вряд ли когда-нибудь забудет картину этого непреднамеренного убийства. Между встречей и убийством (или самоубийством) - разговор этих людей, с трудом понимающих друг друга, возможно потому, что они относятся к разным социальным слоям населения, но прежде всего из-за общей трагической отчужденности, ставящей под вопрос саму возможность понимания между людьми, возможность преодолеть изоляцию. Неудавшаяся попытка Джерри построить отношения с псом, отчаянное желание "поговорить по-настоящему" с Питером, закончившаяся трагедией, прекрасно вписываются в модель мира-зоопарка, где прутья клеток отгораживают не только людей друг от друга, но и каждого отдельного человека от самого себя.

В этой пьесе Эдвард Олби нарисовал яркую, шокирующую зрителя картину чудовищного отчуждения между людьми, не пытаясь, однако, его проанализировать. Таким образом, сделать выводы зрителю или читателю предлагается самостоятельно, поскольку он не сможет найти точные ответы в тексте пьесы. Помимо того, что Олби не дает ответов на вопросы, он также уходит от четкой мотивировки поступков действующих лиц , следовательно, всегда есть возможность по-своему понять его произведения, и поэтому существуют разные, порой противоположные мнения критиков, трактующих его работы.

Теоретическое обоснование работы

С точки зрения стилистики в анализируемом нами тексте можно выделить следующие основные тенденции: использование маркеров разговорного стиля, многочисленные повторы на фонетическом, лексическом и синтаксическом уровне, обеспечивающие связность текста и создающие четкий ритмический рисунок, а также повышенная эмоциональность речи, выражаемая такими средствами, как апозиопезис, восклицательные предложения, эмфатические союзы, звукоподражания. Автор использует также эпитеты, метафоры, аллюзию, антитезу, полисиндетон, которые играют важную роль при описании конкретных моментов, однако их нельзя отнести к наиболее значимым тенденциям текста.

Рассмотрим перечисленные особенности стиля автора более подробно. Разговорный стиль , маркеры которого довольно многочисленны в анализируемом тексте, порожден устной формой речи, а значит, существует прямой контакт собеседников, имеющих возможность уточнить содержание сообщения с помощью невербальных средств общения (мимика, жесты) или интонации. Наличие обратной связи (даже при молчаливом участии собеседника) позволяет корректировать сообщение по ходу разговора, чем объясняется не всегда логически построенная речь, частые отклонения от основной темы разговора. Кроме того, у говорящего нет времени долго обдумывать свои слова, поэтому он пользуется своим активным словарным запасом, а при построении предложения избегает сложных синтаксических конструкций. Сложные слова с книжной окраской или запутанные сложные предложения, если они использованы в разговорной речи, можно рассматривать как стилистически значимые.

Такие условия общения создают почву для реализации двух противоположных тенденций, а именно компрессии и избыточности .

Компрессия может реализовываться на различных уровнях языковой системы. На фонетическом уровне она выражается в редукции вспомогательных глаголов, например, it’s, there’s, animals don’t, he wasn’t и т.д. На уровне лексики компрессия проявляется в преимущественном употреблении одноморфемных слов (open, stop, look), глаголов с постпозитивами или так называемых фразовых глаголов (go for, get away), а также слов широкой семантики (thing, staff) . В разговорной речи синтаксис по возможности упрощается, что находит выражение в использовании эллиптических конструкций, например, "Like this: Grrrrrr!". Эллипсис трактуется как "перевод в импликацию структурно необходимого элемента конструкции" . Пропущенный элемент может быть восстановлен слушающим исходя из контекста или на основе имеющихся у него в сознании типовых моделей синтаксических конструкций в том случае, если, например, пропущен вспомогательный глагол.

Противоположное направление, то есть тенденция к избыточности, обусловлена спонтанностью разговорной речи и выражается, прежде всего, в виде так называемых "сорных" слов (well, I mean, you see), двойного отрицания или повторов .

В следующей тенденции повтора элементов мы объединили довольно разнообразные по структуре и стилистической функции фигуры различных уровней языка. Сущность повтора состоит в "повторении звуков, слов, морфем, синонимов или синтаксических конструкций в условиях достаточной тесноты ряда, то есть достаточно близко друг от друга, чтобы их можно было заметить" . Повтор на фонетическом уровне реализуется через аллитерацию , которую мы, вслед И.Р. Гальпериным, будем понимать в широком смысле, то есть как повтор одинаковых или сходных звуков, чаще согласных, в близко расположенных слогах, в частности в начале следующих друг за другом слов . Таким образом, мы не делим аллитерацию на ассонанс и собственно аллитерацию по качеству повторяемых звуков (гласные или согласные), а также не придаем значения позиции звуков в слове (начальная, срединная, конечная).

Аллитерация является примером использования авторских фонетических средств, то есть средств, повышающих экспрессивность речи и ее эмоциональное и эстетическое воздействие, которые связаны со звуковой материей речи через выбор слов и их расположение и повторы. Фонетическая организация текста, соответствующая настроению сообщения и создаваемая с помощью этих и других фонетических средств, определяется И.В. Арнольд как инструментовка. Важную роль в инструментовке играют повторы как отдельных звуков, так и словесные .

Лексические повторы , представляющие собой повторение слова или словосочетания в составе одного предложения, абзаца или целого текста, обладают стилистической функцией только в том случае, если читатель при декодировании может их заметить. К узуальным функциям повтора на лексическом уровне можно отнести усилительную (экспрессивную), эмоциональную и усилительно-эмоциональную . Более точное определение задач повтора возможно только с учетом контекста, в котором он употребляется.

Перейдем теперь к рассмотрению повторения единиц на синтаксическом уровне, которое в анализируемом тексте представлено, прежде всего, параллелизмом , трактуемым как схожесть или идентичность синтаксической структуры в двух или более предложениях или частях предложения, находящихся в близких позициях . И.Г. Гальперин отмечает, что параллельные конструкции используются, как правило, при перечислении, антитезе и в кульминационных моментах повествования, тем самым увеличивая эмоциональную насыщенность последних . Следует также добавить, что при помощи схожей синтаксической организации часто объединяются различные стилистические приемы, выполняющие эквивалентные функции, чем достигается конвергенция. Помимо этого, параллелизм, как, в принципе, и любой повтор, создает ритмический рисунок текста.

Рассматриваемый нами отрезок речи главного героя представляет собой историю его жизни, развития миропонимания, а, следовательно, может трактоваться как исповедь, сокровенность которой обусловливает высокую эмоциональную напряженность. Эмоциональность может передаваться в тексте различными путями, в нашем случае основным средством выражения взволнованности персонажа служит апозиопезис , состоящий в эмоциональном обрыве высказывания, выраженном графически многоточием. При апозиопезисе говорящий не может продолжать свою речь от действительного или притворного волнения или нерешительности, в отличие от похожего на него умолчания, когда слушателю предлагается самому догадаться о недосказанном . Помимо апозиопезиса, эмоциональный фон и динамичность речи создаются при помощи звукоподражаний , понимаемых как "использование слов, фонетический состав которых напоминает называемые в этих словах предметы и явления" , а также эмфатических союзов, стоящих, как правило, в начале предложения.

Помимо трех рассмотренных тенденций, следует отметить также графические отклонения , присутствующие в анализируемом тексте. В соответствии с правилами грамматики с заглавной буквы пишется первое слово текста, а также первое слово после точки многоточия, вопросительного и восклицательного знаков, заканчивающих предложение, и разные виды имен собственных . В других случаях использование заглавных букв считается нарушением языковой нормы и может трактоваться как стилистически релевантное. Например, как указывает И.В. Арнольд, написание целых слов или фраз заглавными буквами означает произнесение их с особой эмфазой или особенно громко . Как правило, стилистическая функция различных графических девиаций варьируется в зависимости от контекста и намерения автора, поэтому удобнее и логичнее выделять ее для каждого конкретного случая.

В отрывке, взятом для стилистического анализа, присутствуют также эпитеты , которые рассматриваются как образные определения, выполняющие в предложение атрибутивную функцию или функцию обстоятельства. Для эпитета характерно наличие эмотивных, экспрессивных и других коннотаций, благодаря которым выражается отношение автора к определяемому предмету . Выделяют различные виды эпитетов: постоянные, тавтологические, пояснительные, метафорические, метонимические, фразовые, инвертированные, смещенные и другие . Пояснительные эпитеты указывают на какую-нибудь важную черту определяемого, характеризующую именно его (например, unvalued jewels). Инвертированные представляют собой эмфатические атрибутивные конструкции с переподчинением (например, "a devil of a sea", где референтом фразы является не "devil", а "sea"). Подобные структуры экспрессивны и стилистически отмечены как разговорные . Остальные виды эпитетов мы не рассматриваем отдельно в силу того, что они не используются автором в выбранном тексте. Эпитеты могут располагаться как в препозиции, так и в постпозиции к определяемому слову, причем во втором случае, менее распространенном, они непременно обращают на себя внимание читателя, а значит, эстетически действенны и эмоционально окрашены .

Дадим определения других стилистических средств, встретившихся в анализируемом отрывке. Метафора обычно определяется как скрытое сравнение, осуществляемое путем применения названия одного предмета к другому и выявляющее таким образом какую-нибудь важную черту второго (например, использование слова flame вместо love на основании силы чувства, его пылкости и страстности). Другими словами, метафора - это перенос наименования одного предмета на другой на основании сходства. Различают образные (поэтические) и языковые (стертые) метафоры. Первые являются неожиданными для читателя, в то время как вторые давно закреплены в системе языка (например, a ray of hope, floods of tears и др.) и уже не воспринимаются как стилистически значимые .

Аллюзия - это непрямая ссылка в устной или письменной речи к историческим, литературным, мифологическим, библейским фактам или к фактам повседневной жизни, как правило, без указания на источник . Предполагается, что читатель знает, откуда заимствованы слово или фраза и пытается соотнести ее с содержанием текста, таким образом, декодирую авторское послание.

Под антитезой понимается "резкое противопоставление понятий и образов, создающее контраст" . Как отмечает И.Г. Гальперин, антитеза чаще всего встречается в параллельных конструкциях, поскольку читателю проще воспринимать противопоставленные элементы в сходных синтаксических позициях .

Полисиндетон или многосоюзие является сильным средством усиления экспрессивности высказывания. Использование многосоюзия при перечислении показывает, что оно не является исчерпывающим, то есть ряд оказывается незамкнутым, причем каждый присоединенный союзом элемент выделяется, что делает фразу более экспрессивной и ритмичной .

На протяжении анализа мы не раз будем упоминать ритмический рисунок монолога Джерри. Ритм - явление, которое более четко выражено в поэзии, однако ритмическая организация прозы не является исключением. Ритмом называется "всякое равномерное чередование, например ускорения и замедления, ударных и неударных слогов и даже повторение образов, мыслей" . В литературе речевой основой ритма является синтаксис. Ритм прозы основан по преимуществу на повторе образов, тем и других крупных элементов текста, на параллельных конструкциях, на употреблении предложений с однородными членами . Он воздействует на эмоциональное восприятие читателя, а также может служить в качестве изобразительного средства при создании какого-либо образа .

Наибольший стилистический эффект достигается при аккумуляции приемов и фигур и их взаимодействии в сообщении в целом. Поэтому при анализе важно учитывать не только функции отдельных приемов, но также рассматривать их взаимовлияние на определенном отрывке текста. Понятие конвергенции, как типа выдвижения, позволяет поднять анализ на более высокий уровень. Конвергенцией называется схождение в одном месте пучка стилистических приемов, участвующих в единой стилистической функции. Взаимодействуя, стилистические приемы оттеняют друг друга, тем самым обеспечивая помехоустойчивость текста. Защита сообщения от помех при конвергенции основана на явлении избыточности, которая в художественном тексте также повышает экспрессивность, эмоциональность и общее эстетическое впечатление .

Стилистический разбор монолога Джерри мы будем вести от читателя, то есть основываясь на положениях стилистики восприятия или стилистики декодирования. Внимание в этом случае сосредоточено на том, какое воздействие оказывает организация самого теста на читателя, а не на движущих силах творческого процесса писателя . Такой подход мы считаем более подходящим для нашего исследования, поскольку он не предполагает предварительного литературоведческого анализа, а также дает возможность при анализе выйти за пределы предполагаемых намерений автора.

Стилистический анализ монологической речи в пьесе Эдварда Олби "Что случилось в зоопарке"

Для стилистического анализа нами взят отрывок из пьесы, которая при постановке будет так или иначе интерпретирована задействованными в ней актерами, каждый из которых добавит к образам, созданным Олби, что-то свое. Однако подобная вариативность восприятия работы имеет ограниченный характер, поскольку основные характеристики героев, манеру их речи, атмосферу произведения можно проследить непосредственно в тексте пьесы: это могут быть ремарки автора относительно произнесения отдельных фраз или сопровождающих речь движений (например, , или , а также сама речь, ее графическое, фонетическое, лексическое и синтаксическое оформление. Именно анализ такого оформления, направленный на выявление подобных характеристик, выраженных различными стилистическими средствами, и составляет основную цель нашего исследования.

Анализируемый эпизод представляет собой характерный для Олби спонтанный экспрессивный диалогизированный монолог, обладающий сильной эмоциональной напряженностью. Диалогизированность монологической речи Джерри подразумевает обращенность ее к Питеру, вся история рассказывается так, как будто между этими двумя людьми ведется диалог с молчаливым участием в нем Питера. Разговорный стиль, в частности, является этому подтверждением.

По результатам предварительного анализа выбранного отрывка мы составили сравнительную таблицу использованных в нем стилистических средств, расположив их по частоте употребления в тексте.

Частота использования стилистических средств

Как видно из приведенной таблицы, самыми широко употребляемыми стилистическими средствами являются маркеры разговорного стиля, апозиопезис, лексические повторы, аллитерации, эпитеты, а также параллельные конструкции.

Отдельным пунктом таблицы мы выделили маркеры разговорного стиля, очень разнообразные по своей сути, но объединенные общей функцией создания атмосферы неофициального общения. Количественно таких маркеров оказалось больше, чем других средств, но вряд ли мы можем рассматривать разговорный стиль речи Джерри как ведущую тенденцию стилистического оформления текста, скорее это тот фон, на котором с большей интенсивностью проявляются другие тенденции. Однако, на наш взгляд, выбор именно этого стиля стилистически релевантен, поэтому мы рассмотрим его подробно.

Разговорно-литературный стиль, к которому принадлежит данный отрывок, выбран автором, на наш взгляд, для того, чтобы приблизить речь Джерри к реальности, показать его волнение при произнесении речи, а также подчеркнуть ее диалогичность, а значит, попытку Джерри "поговорить по-настоящему", завязать отношения с человеком. В тексте использованы многочисленные маркеры разговорного стиля, которые можно отнести к двум взаимозависимым и в то же время противоречащим друг другу тенденциям - тенденции к избыточности и тенденции к компрессии. Первая выражена наличием таких "сорных" слов, как "I think I told you", "yes", "what I mean is", "you know", "sort of", "well". С помощью этих слов создается такое ощущение, что для речи характерна неравномерность по быстроте произнесения: на этих словах Джерри как бы немного замедляет речь, возможно, чтобы подчеркнуть следующие слова (как, например, в случае с "what I mean is") или пытаясь собраться с мыслями. Кроме этого, они, наравне с такими просторечными выражениями, как "half-assed", "kicked free", "that was that" или "bolted upstairs", добавляют монологу Джерри спонтанности, непосредственности и, безусловно, эмоциональности.

Характерная для разговорного стиля тенденция к компрессии проявляется различными способами на фонетическом, лексическом и синтаксическом уровнях языка. Употребление усеченной формы, то есть редукция вспомогательных глаголов, например "it’s", "there’s", "don’t", "wasn’t" и другие, является характерной чертой разговорной речи и еще раз подчеркивает неофициальный тон Джерри. С лексической точки зрения явление компрессии можно рассмотреть на примере использования таких фразовых глаголов, как "go for", "got away", "went on", "pack up", "tore into" "got back", "threw away", "thought about it up". Они создают неформальную обстановку общения, обнаруживая выраженную в языке близость между участниками коммуникации, контрастирующую с отсутствием внутренней близости между ними. Нам кажется, что таким образом Джерри стремится создать условия для откровенного разговора, для исповеди, для которой неприемлема официальность и нейтральная холодность, поскольку речь идет о самом важном, самом сокровенном для героя.

На синтаксическом уровне компрессия находит выражение в эллиптических конструкциях. Например, в тексте встречаем такие предложения, как "Like this: Grrrrrrr!" "Like so!" "Cosy.", обладающие большим эмоциональным потенциалом, который реализуясь вместе с другими стилистическими средствами, передает взволнованность Джерри, отрывистость и чувственную наполненность его речи.

Прежде чем перейти к пошаговому анализу текста, отметим, основываясь на данных квантитативного анализа, наличие некоторых ведущих тенденций, присущих монологу главного героя. К ним относятся: повторяемость элементов на фонетическом (аллитерация), лексическом (лексический повтор) и синтаксическом (параллелизм) уровнях, повышенная эмоциональность, выраженная, прежде всего, апозиопезисом, а также ритмичность, не отраженная в таблице, однако в значительной мере присущая рассматриваемому тексту. К этим трем ядерным тенденциям мы будем ссылаться на протяжении всего анализа.

Итак, обратимся к детальному анализу текста. С самого начала рассказа Джерри читатель подготовлен к чему-то значительному, поскольку сам Джерри считает необходимым озаглавить свое повествование, тем самым выделяя его из всего разговора в отдельную историю. Согласно авторской ремарке он произносит это заглавие, как будто читает надпись на рекламном щите - "THE STORY OF JERRY AND THE DOG!" Графическая организация этой фразы, а именно оформление ее только заглавными буквами и восклицательный знак в конце, несколько уточняют ремарку - каждое слово произносится громко, четко, торжественно, выпукло. Нам кажется, что эта торжественность приобретает оттенок ироничного пафоса, поскольку возвышенная форма не совпадает с приземленным содержанием. С другой стороны, само название похоже больше на название сказки, что соотносится с обращением Джерри к Питеру в определенный момент как к ребенку, которому не терпится узнать, что же случилось в зоопарке: "JERRY: because after I tell you about the dog, do you know what then? Then. then I"ll tell you about what happened at the zoo.".

Несмотря на то, что, как мы отмечали, этот текст относится к разговорному стилю, для которого характерна простота синтаксических структур, уже первое предложение представляет собой весьма запутанный набор слов: "What I am going to tell you has something to do with how sometimes it"s necessary to go a long distance out of the way in order to come back a short distance correctly; or, maybe I only think that it has something to do with that.". Присутствие таких слов, как "something", "sometimes", "maybe", придает фразе оттенок неопределенности, расплывчатости, абстрактности. Герой будто бы отвечает этим предложением на свои мысли, которые не были высказаны, чем можно объяснить начало следующего предложения с эмфатического союза "but", который прерывает его рассуждения, возвращая непосредственно к рассказу. Следует отметить, что это предложение содержит две параллельные конструкции, первая из которых "has something to do with" обрамляет вторую "to go a long distance out of the way in order to come back a short distance correctly". Первая конструкция представляет собой повтор как на синтаксическом, так и на лексическом, и, следовательно, на фонетическом уровнях. Ее тождественность обращает внимание читателя на предваряющие ее элементы фразы, а именно "what I am going to tell you" и "maybe I only think that it", и побуждает сравнить их. При сопоставлении этих элементов мы наблюдаем потерю уверенности Джерри в том, что он правильно понял значение произошедшего с ним, в его голосе слышится сомнение, которое он пытается подавить, начав новую мысль. Сознательное прерывание размышлений отчетливо чувствуется в начальном "but" следующего предложения.

Другие параллельные конструкции второго предложения можно обобщить следующей моделью "go / come back (глаголы, оба выражающие движение, но в разном направлении) + а + long / short (антонимичные определения) + distance + out of way / correctly (наречия образа действия, являющиеся контекстуальными антонимами)". Как видим, эти две одинаково построенные фразы противопоставляются по своему лексическому значению, чем создают стилистический эффект: читатель задумывается над высказанным утверждением, ищет в нем имплицированный смысл. Мы еще не знаем, о чем будет идти речь дальше, но догадываемся о возможной двуплановости этого выражения, потому что слово "distance" может обозначать как реальное расстояние между объектами действительности (например, до зоопарка), так и отрезок жизненного пути. Таким образом, хотя мы и не понимаем, что именно имел в виду Джерри, мы, на основании синтаксической и лексической выделенности, ощущаем напутственный тон фразы и можем утверждать несомненную важность этой мысли для самого Джерри. Второе предложение, в основном из-за его сходства по тональности и построению с народной мудростью или поговоркой, представляется возможным воспринимать, как подзаголовок истории о собаке, раскрывающий основную ее мысль.

На примере следующего предложения интересно рассмотреть стилистическую функцию использования многоточий, поскольку они еще не раз встретятся в тексте. Джерри говорит, что он шел на север, затем - пауза (многоточие), и он поправляет себя - в северном направлении, опять пауза (многоточие): "I walked north. northerly, rather. until I came here". По нашему мнению, в таком контексте многоточие является графическим способом выражения апозиопезиса. Мы можем предположить, что Джерри иногда останавливается и собирается с мыслями, пытаясь точно припомнить, как он шел, как будто от этого многое зависит; кроме этого, он, по всей вероятности, находится в состоянии сильного эмоционального подъема, возбуждения, как человек, рассказывающий что-то чрезвычайно важное для него, поэтому часто сбивается, будучи не в силах говорить от волнения.

В этом предложении, кроме апозиопезиса, можно выделить также частичный лексический повтор ("north … northerly"), параллельные конструкции ("it"s why I went to the zoo today, and why I walked north") и два случая аллитерации (повторение согласного звука [t] и гласного долгого [о:]). Две эквивалентные синтаксические структуры, различающиеся с фонетической точки зрения по характерному для каждой из них звуку - взрывному, решительному [t] или долгому глубокому звуку заднего ряда нижнего подъема [о:], соединены союзом "and". Нам кажется, что подобная инструментовка высказывания создает некое противопоставление между быстротой и непреклонностью решения Джерри отправиться в зоопарк (звук [t]) и затянутостью его дороги в северном направлении (звуки [о:] и [n]), подчеркнутой частичным лексическим повтором. Благодаря конвергенции перечисленных стилистических приемов и фигур, их взаимному уточнению, создается следующая картина: в результате размышлений над той ситуацией, о которой Джерри собирается рассказать, он решает пойти в зоопарк, причем решение это характеризуется спонтанностью и некоторой резкостью, а затем медленно бредет в северном направлении, возможно, надеясь кого-нибудь встретить.

Со слов "All right", обладающих функционально-стилистической коннотацией, относящей их к разговорной речи, начинается создание автором одного из ключевых образов пьесы - образа собаки. Остановимся на нем подробно. Первая характеристика, которую Джерри дает собаке, выражена инвертированным эпитетом "a black monster of a beast", где обозначаемое - "beast", то есть пес, обозначающее - "black monster", основой сравнения, на наш взгляд, служит грозный, возможно, зловещий вид животного с черной шерстью. Следует заметить, что слово beast обладает книжной окраской и, согласно словарю Longman Exams Coach содержит семы "большой" и "опасный" ("an animal, especially a large or dangerous one"), что, несомненно, вместе с выразительностью слова "monster", добавляет экспрессивности обозначенному эпитету.

Затем, после общего определения, автор раскрывает образ черного монстра, уточняет его выразительными деталями: "an oversized head, tiny, tiny ears, and eyes. bloodshot, infected, maybe; and a body you can see the ribs through the skin". Поставленные после двоеточия, эти существительные могут интерпретироваться как ряд однородных прямых дополнений, однако из-за отсутствия глагола, к которому они могли бы относиться (предположим, начало могло бы быть следующим - "he had an oversized head…"), они воспринимаются как ряд назывных предложений. Это создает эффект наглядности, увеличивает экспрессивную и эмоциональную выразительность фразы, а также играет значительную роль в создании ритмического рисунка. Двойное использование союза "and" позволяет говорить о полисиндетоне, который сглаживает законченность перечисления, делая ряд однородных членов как бы незамкнутым, и одновременно фиксирует внимание на каждом из элементов этого ряда. Таким образом, создается впечатление, что пес описан не до конца, есть еще очень многое, о чем стоило бы рассказать, чтобы завершить картину ужасного черного монстра. Благодаря полисиндетону и отсутствию обобщающего глагола, для элементов перечисления создается сильная позиция, психологически особенно заметная для читателя, которая к тому же усиливается наличием аллитерации, представленной повторяющимся звуком в словах oversized, tiny, eyes.

Рассмотрим выделенные таким образом четыре элемента, каждый из которых уточнен определением. Голова описана с помощью эпитета "oversized", приставка "over-" в котором имеет значение "пере-", то есть создается впечатление несоразмерно большой головы, контрастирующей с крошечными ушами, описанными повторяющимся эпитетом "tiny". Слово "tiny" само по себе обозначает нечто очень маленькое и переводится на русский язык как "миниатюрный, крохотный", усиленное же повтором, оно делает уши пса необыкновенно, сказочно маленькими, что усиливает и так резкое противопоставление с огромной головой, оформленное антитезисом.

Глаза описаны как "bloodshot, infected", причем следует заметить, что оба эти эпитета находятся в постпозиции к определяемому слову после отмеченного многоточием апозиопезиса, что усиливает их выразительность. "Bloodshot", то есть налитые кровью, подразумевает красный цвет, один из господствующих, как мы увидим далее, в описании животного, таким образом, как нам кажется, достигается эффект его схожести с адским псом Цербером, стерегущим врата ада. Кроме того, хотя Джерри и уточняет, что, возможно, причиной является инфекция, все-таки кровью налитые глаза ассоциируются с гневом, злостью, в какой-то мере с безумием.

Конвергенция стилистических приемов на этом небольшом отрезке текста позволяет составить образ безумного, агрессивного пса, несуразность и нелепость которого, выраженная антитезой, сразу бросается в глаза.

Хотелось бы еще раз обратить внимание на то, как мастерски Олби создает ощутимый ритм своей прозы. В конце рассматриваемого предложения тело собаки описывается с помощью придаточного определительного "you can see the ribs through the skin", которое не связано с определительным словом "body" союзом или союзным словом, таким образом, не нарушается заданный в начале предложения ритм.

Черно-красная палитра при описании пса подчеркивается автором с помощью лексических повторов и аллитерации в следующем предложении: "The dog is black, all black; all black except for the bloodshot eyes, and. yes. and an open sore on its. right forepaw; that is red, too.". Предложение делится на две части не только многоточием, выражающим апозиопезис, но и различными аллитерациями: в первой случае это повторяющиеся согласные звуки , во втором - гласный звук . В первой части повторяется то, что уже было известно читателю, но с большей экспрессивностью, создаваемой лексическим повтором слова "black". Во второй, после некоторой паузы и двойного "and", создающих напряженность высказывания, вводится новая деталь, которая благодаря подготовке читателя предыдущей фразой воспринимается очень ярко - красная рана на правой лапе.

Следует заметить, что здесь мы опять сталкиваемся с аналогом назывного предложения, то есть констатируется существование этой раны, но нет указания на ее связь с псом, она существует как бы отдельно. Создание такого же эффекта достигается во фразе "there"s a grey-yellow-white colour, too, when he bares his fangs". Сама синтаксическая конструкция типа "there is / there are" подразумевает существование предмета / явления в какой-то области пространства или времени, здесь же "существует" цвет, что делает этот цвет чем-то отдельным, независимым от его носителя. Такая "отдельность" деталей не мешает восприятию пса как целостного образа, однако придает ему большую выпуклость, выразительность.

Эпитет "grey-yellow-white" определяет цвет как размытый, неясный по сравнению с яркой насыщенностью предыдущих (черный, красный). Интересно отметить, что этот эпитет, несмотря на его сложносоставленность, звучит как одно слово и произносится на одном дыхании, таким образом, описывая цвет не как совокупность нескольких оттенков, а как один определенный, понятный каждому читателю цвет клыков животного, покрытых желтоватым налетом. Это достигается, на наш взгляд, плавными фонетическими переходами от основе к основе: основа grey заканчивается на звук [j], с которого начинается следуещее yellow, конечный дифтонг которого практически сливается с последующим [w] в слове white.

Джерри очень волнуется, рассказывая эту историю, что выражается в сбивчивости и нарастающей эмоциональности его речи. Автор показывает это при помощи широкого использования апозиопезиса, употребления разговорных включений с междометием, таких как "oh, yes", эмфатических союзов "and" в начале предложений, а также звукоподражания, оформленного в восклицательное предложение "Grrrrrrr!".

Олби в монологе своего главного героя практически не использует метафор, в анализируемом отрывке нам встретились только два случая, один из которых представляет собой пример стертой языковой метафоры ("trouser leg"), а второй ("monster") относится к созданию образа пса и в некоторой степени повторяет уже упомянутый инвертированный эпитет ("monster of the beast"). Использование одного и того же слова "monster" является средством поддержания внутренней целостности текста, как и, в общем и целом, любой доступный восприятию читателя повтор. Однако его контекстуальное значение несколько различно: в эпитете из-за сочетания со словом beast оно приобретает значение чего-то негативного, пугающего, в то время как в метафоре при сочетании с эпитетом "poor" на первый план выходит нелепость, несообразность и больное состояние животного, такой образ поддерживается также пояснительными эпитетами "old" и "misused". Джерри уверен в том, что нынешнее состояние пса является результатом плохого отношения к нему людей, а не проявлений его характера, что, в сущности, пес не виноват в том, что он такой страшный и жалкий (слово "misused" можно перевести дословно как "неправильно использованный", это причастие второе, а значит, обладает пассивным значением). Эта уверенность выражается наречием "certainly", а также эмфатическим вспомогательным глаголом "do" перед словом "believe", нарушающим обычную схему построения утвердительного предложения, тем самым делая его непривычным для читателя, а значит, более выразительным.

Любопытно, что значительная часть пауз приходится именно на ту часть рассказа, где Джерри описывает пса - 8 из 17 случаев использования апозиопезиса встретились нам на этом, сравнительно небольшом, отрезке текста. Возможно, это объясняется тем, что, начиная свою исповедь, главный герой очень взволнован, прежде всего, своим решением все высказать, поэтому его речь сбивчива и немного нелогична, а уже потом, постепенно, это волнение сглаживается. Можно также предположить, что само воспоминание об этом псе, столь много значащем когда-то для миропонимания Джерри, волнует его, что отражается непосредственно на речи.

Таким образом, ключевой образ пса создается автором при помощи "цветных" языковых кадров, каждый из которых отражает какую-либо его черту. Смешение черного, красного и серо-желто-белого ассоциируется со смешением грозного, непонятного (черный), агрессивного, яростного, адского, больного (красный) и старого, испорченного, "неправильно использованного" (серо-желто-белый). Очень эмоциональное, сбивчивое описание пса создается при помощи пауз, эмфатических союзов, назывных конструкций, а также всевозможных повторов.

Если в начале рассказа пес представлялся нам черным чудовищем с красными воспаленными глазами, то постепенно он начинает обретать почти человеческие черты: недаром Джерри использует по отношению к нему местоимение "he", а не "it", а в конце анализируемого текста для обозначения "морды" использует слово "face" ("He turned his face back to the hamburgers"). Таким образом, грань между животным и человеком стирается, они ставятся в один ряд, что поддерживается и фразой персонажа "animals are indifferent to me … like people". Представленный здесь случай апозиопезиса вызван, на наш взгляд, не волнением, а желанием подчеркнуть этот грустный факт схожести людей и животных, их внутренней отдаленности ото всех живых существ, приводящий нас к проблеме отчужденности в целом.

Фраза "like Saint Francis had birds hanging off him all the time" выделена нами как историческая аллюзия, однако ее можно рассматривать одновременно как сравнение и как иронию, поскольку здесь Джерри противопоставляет себя Франциску Ассизскому, одному из самых почитаемых католических святых, однако использует для его описания разговорный глагол "hang off" и преувеличенное "all the time", то есть умаляет серьезное содержание несерьезной формой выражения, что и создает несколько иронический эффект. Аллюзия усиливает экспрессивность передаваемой мысли об отчужденности Джерри, а также выполняет характерологическую функцию, описывая главного героя как достаточно образованного человека.

От обобщения Джерри вновь возвращается к своему рассказу, и снова, как и в третьем предложении, будто прерывая свои мысли вслух, он использует эмфатический союз "but", после которого начинает говорить о собаке. Далее идет описание того, как происходило взаимодействие пса и главного героя. Необходимо отметить динамичность и ритмичность этого описания, создаваемые с помощью лексических повторов (таких как "stumbly dog … stumbly run", а также четыре раза повторенного глагола "got"), аллитерации (звук [g] во фразе "go for me, to get one of my legs") и параллельной конструкции ("He got a piece of my trouser leg … he got that…"). Преобладание звонких согласных звуков (101 из 156 согласных на отрезке "From the very beginning … so that was that") также создает ощущение динамики, живости повествования.

Любопытна игра слов с лексемой "leg": пес намеревался "to get one of my legs", а в результате получилось так, что он "got a piece of my trouser leg". Как видим, конструкции практически идентичны, из-за чего создается ощущение, что пес все-таки достиг своей цели, однако слово "leg" используется во втором случае в метафорическом смысле "штанина", что уточняется последующим глаголом "mended". Таким образом, с одной стороны достигается связность текста, а с другой нарушается плавность и последовательность восприятия, в некоторой степени раздражая читателя или зрителя.

Пытаясь описать манеру движения пса, когда тот набрасывался на него, Джерри перебирает несколько эпитетов, пытаясь подобрать подходящий: "Not like he was rabid, you know; he was sort of a stumbly dog, but he wasn"t half-assed, either. It was a good, stumbly run…". Как видим, герой пытается найти нечто среднее между "rabid" и "half-assed" поэтому вводит неологизм "stumbly", подразумевающий, по всей вероятности, немного спотыкающуюся, неуверенную походку или бег (вывод о том, что слово "stumbly" является авторским неологизмом, сделан нами на основании отсутствия его в словаре Longman Exams Coach, UK, 2006). В сочетании с определяющим словом "dog" эпитет "stumbly" можно рассматривать как метонимический, поскольку происходит перенос характеристики походки на весь объект. Повторение этого эпитета с разными существительными в пределах двух близко расположенных предложений имеет, на наш взгляд, целью уточнить его значение, сделать прозрачным употребление нововведенного слова, а также акцентировать на нем внимание читателя, поскольку он важен для характеристики пса, его непропорциональности, нелепости.

Фразу "Cosy. So." мы определили как эллипсис, поскольку несомненным в данном случае представляется пропуск главных членов предложения. Однако следует заметить, что ее невозможно дополнить из окружающего контекста или исходя из языкового опыта. Такие отрывочные впечатления главного героя, не связанные с контекстом, еще раз подчеркивают сбивчивость его речи, и, кроме того, подтверждают нашу мысль о том, что он иногда будто отвечает на свои мысли, скрытые от читателя.

олби монолог стилистическое средство

Следующее предложение представляет собой пример двойной аллитерации, создаваемой повторением на одном отрезке речи двух согласных звуков [w] и [v]. Поскольку эти звуки различны как по качеству, так и по месту артикуляции, но звучат похоже, предложение немного напоминает скороговорку или поговорку, в которой глубокий смысл оформлен в легко запоминающуюся, привлекающую внимание форму. Особенно заметной является пара "whenever" - "never when", оба элемента которой состоят практически из одинаковых звуков, расположенных в разной последовательности. Нам кажется, что эта запутанная в фонетическом плане фраза, имеющая немного ироничную окраску, служит для выражения запутанности и беспорядочности, хаотичности и нелепости той ситуации, которая сложилась у Джерри с псом. Она настраивает на следующее высказывание "That’s funny", однако Джерри тут же поправляется: "Or, it was funny". Благодаря этому лексическому повтору, оформленному в эквивалентные синтаксические конструкции с разным временем глагола "быть", читателю становится очевидной трагичность той самой ситуации, над которой когда-то раньше можно было смеяться. Экспрессивность этого выражения основана на резком переходе от легкого, несерьезного к серьезному восприятию произошедшего. Создается впечатление, что с тех пор прошло много времени, многое изменилось, в том числе и отношение Джерри к жизни.

Отдельного рассмотрения требует предложение "I decided: First, I"ll kill the dog with kindness, and if that doesn"t work. I"ll just kill him.", выражающее ход мыслей главного героя. Как видим, благодаря конвергенции стилистических приемов, таких как лексический повтор, оксюморон ("kill with kindness"), параллельные конструкции, апозиопезис, а также фонетическое сходство выражений, это предложение становится стилистически ярким, тем самым привлекая внимание читателя к его смысловой наполненности. Следует отметить, что слово "kill" повторяется дважды примерно в схожих синтаксических позициях, однако с семантической вариацией: в первом случае мы имеем дело с переносным значением этого глагола, которое можно выразить русским "поразить, восхитить", а во втором - с прямым его значением "лишить жизни". Таким образом, дойдя до второго "kill", читатель автоматически в первую долю секунды воспринимает его в том же смягченном переносном значении, что и предыдущее, поэтому, когда он осознает истинное значение этого слова, эффект прямого значения многократно усиливается, он шокирует как Питера, так и зрителей или читателей. Кроме того, апозиопезис, предваряющий второе "kill", выделяет следующие за ним слова, еще более усугубляя их влияние.

Ритм, как средство организации текста, позволяет добиться его целостности и лучшей воспринимаемости читателем. Четкий ритмический рисунок можно проследить, например, в следующем предложении: "So, the next day I went out and bought a bag of hamburgers, medium rare, no catsup, no onion". Очевидно, что здесь ритм создается благодаря использованию аллитерации (звуки [b] и [g]), синтаксическому повтору, а также общей лаконичности построения придаточных определительных (имеется в виду отсутствие союзов, могло бы быть так: "which are of medium rare" или "in which there’s no catsup. "). Ритмичность позволяет живее передать динамику описываемых действий.

Мы уже рассматривали повтор как средство создания ритма и поддержания целостности текста, однако на этом функции повтора не ограничиваются. Например, во фразе "When I got back to the rooming-house the dog was waiting for me. I half opened the door that led into the entrance hall, and there he was; waiting for me." повторение элемента "waiting for me" дает читателю ощущение нагнетания ожидания, будто пес уже давно поджидал главного героя. Кроме того, чувствуется неизбежность встречи, напряженность ситуации.

Последний момент, на котором хотелось бы остановиться, это описание действий пса, которому Джерри предлагает мясо из гамбургеров. Для создания динамики автор использует лексические повторы ("snarled", "then faster"), аллитерацию звука [s], объединяющие все действия в одну непрерываемую цепочку, а также синтаксическую организацию - ряды однородных сказуемых, соединенных бессоюзной связью. Любопытно проследить, какими глаголами пользуется Джерри при описании реакции пса: "snarled", "stopped snarling", "sniffed", "moved slowly", "looked at me", "turned his face", "smelled", "sniffed", "tore into". Как видим, наиболее экспрессивный из представленных фразовый глагол "tore into", стоящий после звукоподражания и выделенный предваряющей его паузой, завершает описание, характеризуя, скорее всего, дикую натуру пса. Благодаря тому, что предыдущие глаголы, за исключением "looked at me" содержать щелевой [s], они объединяются в нашем сознании как глаголы-приготовления и выражают, таким образом, осторожность пса, возможно, недоверчивость его к незнакомцу, но в то же время мы ощущаем горящее в нем желание как можно быстрее съесть предложенное ему мясо, что выражается повторяющимся нетерпеливым "then faster". Таким образом, судя по оформлению последних предложений нашего анализа, можно прийти к выводу, что, несмотря на голод и свою "дикость", пес все-таки очень настороженно относится к подносимому незнакомцем угощению. То есть, каким бы странным это ни казалось, он боится. Этот факт показателен с той точки зрения, что отчуждение между живыми существами может быть поддерживаемым страхом. По тексту мы можем утверждать, что Джерри и пес боятся друг друга, поэтому понимание между ними невозможно.

Итак, поскольку стилистически наиболее важными оказываются повторяющиеся значения и стилистические средства, на основании проведенного анализа мы можем сделать вывод, что основными тенденциями, используемыми Эдвардом Олби для организации монологической речи главного героя служат всевозможные повторы на разных языковых уровнях, ритм речи с его чередованием напряженных моментов и релаксаций, эмоционально окрашенные паузы и система взаимосвязанных эпитетов.

Заключение

Пьеса "Что случилось в зоопарке", написанная во второй половине XX века знаменитым современным драматургом Эдвардом Олби, представляет собой очень резкую критику современного общества. Где-то смешная, ироничная, где-то несообразная, раздерганная, а где-то откровенно шокирующая читателя, она позволяет ощутить глубину пропасти между людьми, не способными на понимание.

Со стилистической точки зрения наибольший интерес представляет монологическая речь главного героя, Джерри, для которого она служит средством раскрыть самые потаенные свои мысли, оголить имеющиеся в его сознании противоречия. Речь Джерри можно определить как диалогизированный монолог, поскольку на всем ее протяжении читатель ощущает молчаливое участие в ней Питера, о чем можно судить по ремаркам автора, а также по замечаниям самого Джерри.

Проведенный нами стилистический анализ отрывка монолога Джерри позволяет выделить следующие ведущие тенденции в организации текста:

) разговорный стиль речи, являющийся стилистически релевантным фоном для реализации других выразительных и изобразительных средств;

2) повторы на фонетическом, лексическом и синтаксическом уровнях языка, выраженные аллитерацией, лексическим повтором, полным или частичным, и параллелизмом соответственно;

) повышенная эмоциональность, выраженная с помощью апозиопезиса, восклицательных предложений, а также междометий и эмфатических союзов;

) наличие системы взаимосвязанных эпитетов, использованных преимущественно для описания пса;

) ритмичность, обусловленная повторами, прежде всего, на синтаксическом уровне;

) целостность и в то же время "раздерганность" текста, иллюстрирующая порой непоследовательный ход мыслей главного героя.

Таким образом, монологическая речь главного героя пьесы очень экспрессивна и эмоционально, однако характеризуется некоторой несвязностью и непоследовательностью мыслей, тем самым автор, возможно, пытается доказать несостоятельность языка как средства обеспечения понимания между людьми.

Библиография

1. Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык: Учебник для вузов. - 4-е изд., испр. и доп. - М.: Флинта: Наука, 2002. - 384 с.

2. Олби Э. Материал из Википедии - свободной энциклопедии [Электронный ресурс]: Режим доступа: #"600370.files/image001.gif">

Встретились как-то бульдозерист и машинист электровоза… Похоже на завязку анекдота. Встретились где-то на 500-м километре в заснеженной глухомани под вой ветра и волков… Встретились два одиночества, оба «форменных»: одно в форме железнодорожника, другое – в тюремном ватнике и с бритой головой. Это не что иное, как начало «Незабываемого знакомства» - премьеры Московского театра Сатиры. Собственно, в «Сатире» сообразили на троих, т.е. сообразили поделить две одноактные пьесы Нины Садур и Эдварда Олби на трех артистов: Федора Добронравова, Андрея Барило и Нину Корниенко. Все в спектакле парное или двоящееся, и только приглашенному из Воронежа режиссеру Сергею Надточиеву удалось превратить делимое в единый, цельный спектакль. Безымянная пустошь, которую даже поезда освистывают, просвистывая без остановок, вдруг оказалась побратимом Центрального парка Нью-Йорка, а отечественному неприкаянному бывшему зэку нашлась общая тема для молчания с американским неудачником. Кажущаяся пропасть между обстоятельствами пьес «Ехай» и «Что случилось в зоопарке» оказалась лишь антрактом.

«Ехай!», - вторя названию пьесы, кричит мужик, расположившийся на рельсах, машинисту. Вокруг попытки мужика покончить собой железнодорожным образом и строится пьеса. Мужик он и есть мужик, на нем вся страна держится, а он за нее уже нет. «Ты же герой! Ты в тюрьме сидел….», - бросает молодой машинист (А.Барило) пожившему и решившему не доживать мужику (Ф.Добронравов). «Ты предатель, мужик! Ты нас предал! Ты все поколения предал!», - бросает молодость опытности и вместо того, чтобы протянуть руку помощи бьет кулаком в челюсть. Но силой конфликт поколений в пьесе не разрешается. Годы и рельсы разделяют персонажей, а объединяет звездное небо, да сторублевая бумажка, передаваемая из рук в руки. Звезды на заднике сцены сияют, падают то и дело. «Звездец!», - поясняют персонажи, ничего не загадывая. Не сбываются жизни, не то что желания.

Пьеса Нины Садур, написанная в 1984 году, актуальности не потеряла, но «подорожала». Дело не в декорации, она минимальна и для подобного актерского спектакля достаточна и удобна (сценография – Акинф Белов). Подорожала в смысле удорожания жизни, хотя жизнь по-прежнему копейка, но вот за пятерку, по пьесе, красного вина уже не купишь. В спектакле красная цена красненькому сто рублей, а неприлично дорогие конфеты, упоминаемые в пьесе по 85 рублей за килограмм, идут по 850. Сосредоточившись на ценах, подновляя текст, режиссер, однако, сохранил упоминание о расстреле как уголовном наказании (эту неприятность сулит один персонаж другому), что в нашу бытность законного моратория на смертную казнь и незаконных расстрелов то тут, то там выглядит некоторым упущением.

Так бы и продолжал на морозе стоять за жизнь машинист, и за смерть лежать на рельсах мужик, если б не появилась на путях (железнодорожных и жизненных) «Бабка в сапожках». «Жил-был у бабушки серенький козлик», но сбежал. Искала бабка козла, а нашла человека. «Ничейный я», - сокрушался мужик и под светом полной звезд бездны вдруг оказался кому-то нужным.

Все трое – не одиночки, но одинокие люди. Одиночество их простое, правдивое, им ни не о чем, но не с кем поговорить. У них не абстрактный «стресс», а вполне конкретно что-то «стряслось». Но автор, в отличие от жизни, добра к своим героям. Совестливый машинист, не желающий «вертеться» в жизни, повертится на морозе, зато и мудрое слово надежды получит «для сугрева». Заболевший душой мужик отогреется у бабки, а бабка теперь уж наверняка сыщет беглого козла. На разделявших героев рельсах останется лежать мятая сторублевка – истину, ту, что открыли друг другу, сами того не зная, персонажи, не покупают. Рельсы не исчезнут, но пути-дороги, которыми они выложены завьются и переплетутся (проекция на сцену) как жизни персонажей в эту зимнюю ночь. На сцену будет падать снег, но мороз никого не застудит, только у «приболевшего мира» немного понизится температура. Даже ему автор не откажет в шансе на выздоровление.

Через антракт ночь сменится днем, серебряная зима багряной осенью, снег дождем, а железная дорога аккуратной тропинкой парка. Здесь тихому семейному американцу Питеру (А.Барило), очень среднему представителю среднего класса, предстоит незабываемое знакомство. Это словосочетание для названия спектакля взято как раз из пьесы Э.Олби. Но под сулящим нечто приятное заглавием обнаружится история, леденящая кровь.

У Питера всего по паре (для «двойного» спектакля и это кажется не случайным): две дочери, две кошки, два попугая, два телевизора. У Джерри «вечного временного жильца» все в единственном экземпляре, за исключением двух рамок для фото, пустых. Питер, ищущий покоя от семьи в тени деревьев, мечтал бы «проснуться одному в своем уютном холостяцком флэте», а Джерри мечтает никогда не просыпаться. Персонажей разделяют уже не рельсы, но классы, среда, образ жизни. Благообразному Питеру с трубкой и журналом «Тайм» не понять неряшливого, нервного Джерри в штанах с заплаткой. Джерри ярок и незауряден, а Питер – человек общих правил, стандартов и схем, он не понимает и побаивается исключений. Ему Э.Олби, спустя несколько лет после премьеры пьесы, посвятил ее продолжение: предысторию встречи Питера и Джерри. Пьеса называлась «Дома в зоопарке» и рассказывала о другом роде одиночества, одиночестве среди родных и близких, одиночестве и одновременно невозможности побыть одному.

Питер в пьесе символизирует общепринятое, Джерри же не принят никем, извергнут в жизнь и отвергнут ею. Он человек отчаянный, потому что отчаявшийся. Отличный от других, незаурядный Джерри натыкается на пусть и вежливое, но безразличие. У людей много дел и никому ни до кого нет дела. Люди заводят контакты, множат число «френдов», но теряют друзей; поддерживая связи и знакомства, они не поддержат незнакомца в беде, или просто на эскалаторе. «Человек обязательно должен как-то общаться хоть с кем-нибудь…», - кричит Джерри в зал, которому проще сидеть в «ВКонтакте», чем идти на контакт. Джерри кричит в безликую массу, напоминая, что она состоит из людей. «Крутимся и так, и сяк», - кричат по-английски динамики, словно бы отвечая машинисту из первой новеллы, не желавшему «вертеться». Крутимся-вертимся, беря пример с планеты. Каждый вокруг своей оси.

Питера и вслед за ним зрителей выведут из так называемой «зоны комфорта», из предсказуемого хода событий. Михаил Жванецкий однажды заметил, что «я тебя не забуду» - звучит приятно, как признание, а «я тебя запомню» - как угроза. Встречу на скамейке Питер запомнит навсегда, да и публике не забыть «что случилось в зоопарке». Отечественный зритель знает, что от Пушкина до Булгакова встречи на скамейках ничего хорошего не сулят – в этой американской пьесе на хэппи-энд тоже рассчитывать не стоит.

Обе пьесы возникают «на ровном месте» и движутся словесной тягой. Одиночество и желание героев уйти из не востребовавшей их жизни объединили эти истории. В попытке самоубийства персонажи обращаются к людям: одиноко прожив жизнь, они решают хотя бы смерть встретить не наедине. Персонажам не с кем поговорить, они сами себе и себя выговорили, сами себя приговорили. С выхваченным, пойманным собеседником едва затеплившийся диалог непременно переходит в обмен монологами: как дозировать лавину невысказанного? На сцене не берут паузы, персонажи-самоубийцы как бы загнаны между паузой молчания прожитого и паузой смерти, которую уже ничто не прервет. Только в этом узком, расчерченном как нотный стан то полосами шпал, то полосами скамейки промежутке и можно наговориться. Но спектакль, уходя в слова, все же пронимает и зрителей. Справедливости ради, в данном случае это не эффект театра, но театральности происходящего. Так, согласно ремарке к центральному монологу пьесы Олби, автор рассчитывает на гипнотический эффект, который мог бы заполонить персонажа-слушателя, а вместе с ним и весь зал. Текст и впрямь пробирает до дрожи. В спектакле же монолог, подрезанный для удобства актера и публики, достигает определенного эффекта не благодаря актерской декламации, но с музыкой Альфреда Шнитке. Федору Добронравову, и весь спектакль тому подтверждение, вполне по силам захватить и удержать публику, но в ключевые моменты актера как будто что-то подгоняет, торопит, и только удачно подобранная музыка позволяет разложить текст на такты, расслышать в нем полутона, прочувствовать кульминацию, вздрогнуть от внезапного финала.

Впрочем, градус трагедии здесь значительно понизили. На радость зрителям. Помог монтаж текста и подбор музыки. Пьеса абсурда, озвученная хитом Марио Ланца, окончательно уступила музыке и полилась вслед за ней по законам мелодрамы. Тут и дивертисментам Федора Добронравова нашлось место: будь то частушка про тетю Маню (из первого действия), или «Будь со мной» из репертуара М.Ланца в русском переводе. Режиссер втиснул в пьесу и третьего персонажа, автором не предусмотренного, - бодрую американскую старушку в огромных наушниках, полностью погруженную в музыку Чабби Чекера. Эта миловидная старушка не проявляет интереса к окружающим, просто живет в свое удовольствие. Лишь в финале спектакля она проявит учтивость и раскроет черный зонт над мокнущим под дождем Джерри. Ему это уже не понадобится.

«Не столь различны меж собой» оказались обе части спектакля. На недостаток сценического времени или материала жаловаться не приходится. Здесь всего хватило. Ведь неслучайной оказалась странноватая на первый взгляд приписка на афише «две новеллы для трех артистов по пьесам». Две новеллы по пьесам, это в сущности два пересказа пьес, два простых, искренних, задушевных рассказа в лицах. Любой пересказ по сравнению с первоисточником многое теряет. Спектакль «Сатиры» балансирует на грани мелодрамы и трагикомедии, актеры всеми силами, кажется, не хотят испортить публике настроение. К этому, видимо, располагают стены театра, привыкшие к смеху. Смеху во чтобы то ни стало. «Незабываемые знакомства» - попытка трансформации амплуа не только для Федора Добронравова, для которого этот спектакль можно считать бенефисным, но и для театра, который позволил себе отклониться от привычного жанра. Чуть-чуть. Но направление верное.

Формат премьеры театра «Сатиры» вполне объясним - жизнь, в общем, тоже одноактная пьеса. Финал ее предсказуем, но сюжет умудряется петлять самым причудливым образом. Кажется, спектакль по ней обречен на провал: режиссер не объясняет замысла, все актеры претендуют на главные роли, а гримеру год от года все труднее «молодить» и прихорашивать… Нет проб, репетиций, прогонов… Все на публику. Каждый день – премьера - впервые и в последний раз.

Фото с официального сайта театра

ЭДВАРД ОЛБИ: «НЕОБЫЧНОЕ. НЕВЕРОЯТНОЕ НЕОЖИДАННОЕ»

«Что случилось в зоопарке »: люди в клетках одиночества. - «Не боюсь Вирджинии Вулф»: правда и иллюзия. - Художественная философия Олби: между абсурдизмом и реализмом.

Здоровье нации и общества характеризуется тем, в какого рода искусстве они нуждаются.

Эдвард Олби

Эдвард Олби - наиболее яркая фигура того поколения драматургов, которое выступило после Т. Уильямса и А. Миллера. Смелые, новаторские пьесы Олби ставятся в лучших театрах мира, экранизируются. Уже при жизни о нем вышли несколько монографий, специальные библиографии, а общее количество работ, ему посвященных, превышает тысячу.

«Что случилось в зоопарке»: люди в клетках одиночества

Раннее признание: «культовая фигура». Жизненная история Олби (Edward Albee, р. 1928) вызывает ассоциации с популярными в конце XIX в. романами Горацио Олджера об «американском успехе»: их герои, бедняки, волею счастливого случая возносятся к вершинам благополучия. Олби был усыновлен богатыми людьми, его детство и юность были безмятежны, он учился в частных школах, сменил ряд профессий, затем последовал быстрый и очень удачный старт в драматургии. Признание пришло к нему из-за океана: феномен, как известно, нередкий для американских художников слова. В 1959 г. в Шиллеровском театре Западного Берлина на премьере его пьесы «Что случилось в зоопарке» разразилась мощная овация. Затем пьесу поставили и на других европейских сценах.

С начала 1960-х годов Олби завоевывает американские подмостки. Он приходит в литературу в переломную пору. Бродвейский театр переживает кризис - коммерческий и творческий. Америка нуждается в драматурге, способном выразить «новые времена». Им и становится Олби. С той поры театральные критики пишут о нем обильно и по-разному. Мнения высказываются порой полярные. У него находят и «сексуальные фантазии», и «бессюжетный натурализм», и просто «грязь». Но правы, пожалуй, те, кто видит в нем «драматурга-про- тестанта», «социального критика», который, вступив в литературу в 1960-е годы, выразил бунтарские настроения этого десятилетия.

Олби о назначении театра. Свою общественную позицию Олби определяет так: «Я никогда не был политическим писателем, склонным к дидактике, хотя, как это легко можно заметить в моих пьесах, мои симпатии в значительно большей степени принадлежат левым, чем правым. Как люди живут в обществе и как они себя обманывают - вот что меня прежде всего заботит».

Бродвей и Голливуд олицетворяли для Олби худшие стороны «индустрии развлечений», понятие же абсурдизма приобретало вполне конкретный смысл. «Что может быть абсурднее, - писал Олби в статье “Какой театр действительно абсурден?” (What Is the Theatre of Absurd?, 1962), - чем театр, который зиждется на эстетических критериях: “хорошая” пьеса та, что приносит деньги, “плохая” - та, что не приносит; театр, в котором драматургов поощряют (не правда ли, очень смешное слово) признать себя колесиком огромной машины; театр, в котором подражание природе заменяется имитацией подражания... театр, в котором в данном сезоне не идет ни одной пьесы Беккета, Брехта, Чехова, Ибсена, О’Кейси, Пиранделло, Стриндберга или Шекспира!»

Осуждая «ленивую публику», падкую лишь до острых ощущений и удовольствий, а также тех, кто ей потрафляет, Олби видит в театре не только «развлечение», но и «наставление», «просвещение», при этом отнюдь не забывая о его особой эстетической природе, которой противопоказаны прямолинейная назидательность и «лобовая» тенденциозность. По мысли Олби, серьезный американский театр развивается в русле послеибсеновской и чеховской традиции. Ощутима она и у Олби. Один английский критик прямо назвал его пьесу «Все кончено» «чеховской». Вообще же, Олби присущи пластичность манеры, способность писать в плане и лирическом, и саркастическом, и гротесковом. Это не значит, что он эмпиричен и может как губка впитывать разнородные явления. Его своеобразие в живом, остроумном диалоге, в умении придать тривиально-обыденному тексту особую значительность: построить пьесу так, что отсутствие внешнего драматизма с лихвой компенсируется внутренней энергией и музыкальностью.

«Что случилось в зоопарке». Перу Олби принадлежит серия экспериментальных одноактных пьес («Американская мечта», American Dream, 1961; «Крошка Алиса», Tiny Alice, 1965; «Ящик председателя Мао», Box and Quatation from Chairman Mao, 1969). Дебют Олби - экспериментальная одноактная пьеса «Что случилось в зоопарке» (The Zoo Story, 1959) впервые обозначил выраженную через парадоксальный сюжет глубинную тему драматурга: тотальное одиночество людей. В пьесе почти нет непосредственного действия, она выстроена как своеобразный диалог двух «глухих» персонажей, совершенно случайных людей.

Один из персонажей, Джерри, едва ли не исповедуется собеседнику, Питеру, но наталкивается на непробиваемое непонимание и равнодушие. Джерри - интеллектуал, человек одинокий, у него нет даже фотографий близких. Единственно с кем он вынужден иногда общаться - это соссдка- пьяница, донимающая его своей похотью. Питер - обычный благополучный американец, мещанин, озабоченный исключительно собственными делами. Он не желает понять кого-то другого, особенно когда Джерри заводит с ним разговор о неприятных жизненных проблемах. Впрочем, разговора не получается. Мы слышим лишь сбивчивый, взволнованный монолог Джерри. Питер лишь трижды перебивает его репликой: «Я не понимаю». Джерри жаждет рассказать Питеру о том, что он увидел в зоопарке. Этот образ исполнен глубинного смысла. Железные клетки, в которых находятся звери, - метафора человеческого существования, бездушного общества, где все «отгорожены решетками друг от друга». Монолог Джерри - своеобразный крик о помощи: «Человек обязательно должен с кем-то общаться». Поэтому исполнен символики его рассказ о соседской собаке, враждебном существе, которое в итоге начинает его понимать. Ведь существование Джерри - «унизительное подобие тюрьмы». Он никак не может достучаться до Питера. Последний не намерен уступить Джерри часть скамейки: ведь она, скамейка, - «собственность» Питера. Когда Джерри не удается согнать Питера со скамейки, он в ярости на него бросается. При этом он наталкивается на нож, которым озаботился вооружиться Питер. Джерри умирает, а Питер бежит с места происшествия...

Традиционный мотив одиночества обретает у Олби пронзительную ноту. Джерри не похож на традиционного «отчужденного» героя авангардистских пьес: он несет в себе душевное тепло и, осознавая трагизм своего бытия, тщетно стремится нащупать связи с другими людьми.

Питер - живое олицетворение так называемого everyman, «всечело- века», эмблема «истеблишмента», конформизма, «золотой середины»: женат, две дочки, два телевизора, две кошки, два попугайчика, работа в издательстве по выпуску школьных учебников, чтение респектабельного журнала «Тайм», восемнадцать тысяч долларов дохода в год. Нужны потрясение, боль, смерть Джерри, чтобы Питер пробудился, задумался над тем, что за его благопристойным существованием духовная нищета.

«Южная история»: гибель певицы. «Смерть Бесси Смит» (The Death of Bessie Smith, 1960), другая одноактная драма, отличается простотой сюжета, социальной определенностью. В ней все конкретно: Юг, Мемфис, 1937 год, время гражданской войны в Испании. И документальной основой, и негодующим пафосом она соотносится с социальной драматургией 1930-х годов, поэтому так удачно вписывается в контекст Америки «бурных шестидесятых».

Знаменитая негритянская певица Бесси Смит, блестящая исполнительница блюзов, попадает в автомобильную катастрофу в штате Миссисипи. Истекающую кровью, ее привозят в больницу «для белых», где ей отказываются оказать помощь. До ближайшей больницы «для черных» далеко. Преступное бездействие белых врачей становится причиной смерти певицы от потери крови.

Мишень критики здесь - расизм. Он глубоко въелся во все поры американского образа жизни в его «южном» варианте. Расизм персонифицирован в разных лицах, но всего отчетливее - в образе медсестры, красивой, самоуверенной, достойной дочери своего глуповатого отца, разорившегося южанина.

Эдвард Олби

Что случилось в зоопарке

Пьеса в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Питер

лет сорока с небольшим, не толстый и не худой, не красавец и не урод. На нем костюм из твида и очки в роговой оправе. Курит трубку. И хотя он, так сказать, уже входит в средний возраст, стиль его одежды и манера себя держать почти юношеские.

Джерри

лет под сорок, одет не столько бедно, сколько неряшливо. Когда-то подтянутая, мускулистая фигура начинает обрастать жирком. Сейчас его нельзя назвать красивым, но следы былой привлекательности видны еще довольно ясно. Тяжелая походка, вялость движений объясняются не распущенностью; если присмотреться внимательнее, видно, что этот человек безмерно устал.

Сентрал-парк в Нью-Йорке; летний воскресный день. Две садовые скамьи по обе стороны сцены, за ними - кусты, деревья, небо. На правой скамье сидит Питер. Он читает книгу. Кладет книгу на колени, протирает очки и снова углубляется в чтение. Входит Джерри.

Джерри . Я сейчас был в зоопарке.

Питер не обращает на него внимания.

Я говорю, я только что был в зоопарке. МИСТЕР, Я БЫЛ В ЗООПАРКЕ!

Питер . А?.. Что?.. Простите, это вы мне?..

Джерри . Я был в зоопарке, потом шел пешком, пока вот не очутился здесь. Скажите, я шел на север?

Питер (озадаченно). На север?.. Да… Вероятно. Дайте-ка сообразить.

Джерри (тычет пальцем в зал). Это Пятая авеню?

Питер . Это? Да… Да, конечно.

Джерри . А это что за улица, что ее пересекает? Вон та, направо?

Питер . Вон та? О, это Семьдесят четвертая.

Джерри . А зоопарк возле Шестьдесят пятой, значит, я шел на север.

Питер (ему не терпится вернуться к чтению). Да, по-видимому, так.

Джерри . Добрый старый север.

Питер (почти машинально). Ха-ха.

Джерри (после паузы). Но не прямо на север.

Питер . Я… Ну да, не прямо на север. Так сказать, в северном направлении.

Джерри (смотрит, как Питер, стремясь отделаться от него, набивает трубку). Вы что, хотите нажить себе рак легких?

Питер (не без раздражения вскидывает на него гл-аза, но затем улыбается). Нет, сэр. От этого не наживешь.

Джерри . Правильно, сэр. Вернее всего, вы получите рак во рту и вам придется вставить такую штуку, какая была у Фрейда после того, как ему удалили полчелюсти. Как они называются, эти штуки?

Питер (нехотя). Протез?

Джерри . Именно! Протез. Вы образованный человек, не правда ли? Вы случайно не врач?

Питер . Нет, просто я об этом где-то читал. Кажется, в журнале «Тайм». (Берется за книгу.)

Джерри . По-моему, журнал «Тайм» не для болванов.

Питер . По-моему, тоже.

Джерри (после паузы). Очень хорошо, что там Пятая авеню.

Питер (рассеянно). Да.

Джерри . Терпеть не могу западную часть парка.

Питер . Да? (Осторожно, но с проблеском интереса.) Почему?

Джерри (небрежно). Сам не знаю.

Питер . А! (Снова уткнулся в книгу.)

Джерри (молча глядит на Питера, пока тот, смущенный, не поднимает на него глаза). Может, поговорим? Или вам не хочется?

Питер (с явной неохотой). Нет… отчего же.

Джерри . Я вижу, вам не хочется.

Питер (кладет книгу, вынимает трубку изо рта. Улыбнувшись). Нет, право же, я с удовольствием.

Джерри . Не стоит, раз вам не хочется.

Питер (наконец решительно). Нисколько, я очень рад.

Джерри . Это, как его… Сегодня славный денек.

Питер (без всякой надобности воззрившись на небо). Да. Очень славный. Чудесный.

Джерри . А я был в зоопарке.

Питер . Да, кажется, вы уже говорили… не правда ли?

Джерри . Завтра вы об этом прочтете в газетах, если вечером не увидите по телевизору. У вас, наверное, есть телевизор?

Действие происходит летом в Центральном парке Нью-Йорка, один из теплых воскресных дней. Посреди парка установлены две скамьи, за которыми расположены пышные кусты и деревья. На одной из скамеек, которые установлены как раз напротив друг друга, сидит Питер и читает книгу. Питер является типичным представителем американского рабочего класса - сорокалетний мужчина абсолютно обычного внешнего вида, одетый в твидовый костюм. На переносице Питера красуются большие очки роговой оправе, а в зубах - трубка. Несмотря на то, что юнцом назвать его уже достаточно тяжело, все его манеры и привычка одеваться являются почти юношескими.
В этот момент входит Джерри. Этот мужчина когда-то был, безусловно привлекателен, однако сейчас от этого остались лишь незначительные следы. Одет он скорее неряшливо, чем бедно, а его вялые движения и отяжелевшая походка свидетельствуют о его колоссальной усталости. Джерри уже начинает заплывать жиром, благодаря чему его былая привлекательная физическая форма становится практически незаметной.
Джерри, увидев Питера, садится на скамью напротив и начинает с ним неспешную, ничего не значащую беседу. Поначалу Питер не оказывает Джерри практически никакого внимания - его ответы отрывисты и носят машинальный характер. Всем своим видом он демонстрирует своему собеседнику, что единственное его желание - это поскорее вернуться к чтению. Естественно, Джерри видит, что он не вызывает у Питера никакого интереса и тот мечтает как можно скорее от него избавиться. Тем не менее, он продолжает расспрашивать его о всяких мелочах, а Питер так же вяло отвечает на поставленные вопросы. Это длится до того момента, пока подобный разговор не надоедает и самому Джерри, после чего он умолкает и начинает пристально смотреть на своего незадачливого собеседника. Питер чувствует его взгляд и наконец-то смущенно поднимает свои глаза. Джерри предлагает Питеру побеседовать, и он вынужден согласиться.
Джерри начинает разговор с рассказа о своем сегодняшнем визите в зоопарк, о котором завтра все узнают, напишут в газетах и даже покажут по телевизору. Он спрашивает, если у Питера телевизор, на что тот отвечает, что есть даже два. У Питера вообще не только два телевизора, но и две дочери, а также любящая жена. Джерри не без известной доли сарказма замечает, что Питер наверняка хотел бы двух сыновей, да вот не срослось, а жена детей уже больше не хочет. Подобная реплика вызывает у Питера вполне обоснованный гнев, однако он быстро успокаивается, списывая ситуацию на некорректность своего нового знакомого. Питер меняет тему и спрашивает у Джерри, почему же о его походе в зоопарк должны написать в газетах и показать по телевидению.
Джерри обещает рассказать об этом, однако перед тем хочет по-настоящему поразговаривать с человеком, ведь, по его словам, он это делает достаточно редко, разве что с продавцами. А сегодня Джерри хочет пообщаться с приличным женатым человеком и узнать о нем как можно больше. Есть ли у тебя собака? - спрашивает Джерри, на что Питер отвечает, что собаки нет, зато есть кошки и даже попугайчики. Сам Питер, конечно, был бы не против обзавестись хорошей собакой, однако жена и дочки настояли именно на кошках и этих попугаев. Джерри также узнает, что для того, чтобы прокормить свою семью и домашних животных, Питер работает в небольшом издательстве, специализирующемся на выпуске учебников. Зарплата Питера составляет порядка полторы тысячи долларов в месяц, однако он никогда не носит с собой крупные суммы денег, так как боится грабителей.
Неожиданно Джерри начинает расспрашивать, где живет Питер. Питер сначала неумело пытается выкрутиться и перевести разговор в другое русло, однако потом все же признается, что его дом расположен на 74 улице. После этого Питер делает замечание Джерри о том, что тот больше не общается, а допрашивает. Джерри разговаривает сам с собой и не реагирует на полученное замечание. Питер отвлекает своего собеседника очередным вопросом о зоопарке. Он получает рассеянный ответ, который сводится к тому, что Джерри «сначала пошел сюда, а потом туда». Пока Питер размышляет над тем, что же данным изречением хотел поведать его собеседник, Джерри неожиданно задает вопрос - какая разница между нижним и высшим уровнем среднего класса?
Вопрос застает Питера врасплох, который не понимает, причем здесь это. Джерри меняет тему и хочет узнать Питера о его любимых писателях. Не дождавшись ответа, он спрашивает, знает ли Питер, что он, перед тем как пойти в зоопарк, прошел пешком всю Пятую авеню. Получив эту информацию, Питер решает, что Джерри, скорее всего, проживает в Гринич-Виллидже, и постепенно начинает хоть немного что-то понимать. Однако тут же Джерри опровергает этот вывод, говоря о том, что доехал до Пятой авеню на метро, чтобы потом пройти ее пешком от начала до конца. Как оказалось, живет он в старом четырехэтажном доме, на последнем этаже. Окна его смехотворно маленькой комнатушки выходят прямо во двор. Внутри жилища Джерри, по его словам, вместо стены установлена слабая деревянная перегородка, ограждающая его от соседа - чернокожего представителя сексуальных меньшинств. Джерри говорит, что его сосед выщипывает себе брови, ходит в туалет и носит кимоно - на этот список его дел заканчивается.
На четвертом этаже, где проживает Джерри, также есть еще два тесных жилища, в одном из которых проживает малоприятное ему огромное семейство пуэрториканцев, а в другом - тот, кого Джерри никогда не видел. Поскольку данное место трудно назвать привлекательным для проживания местом, Джерри сообщает Питеру, что не знает, почему он там живет. Скорее всего, потому, что у него нет двух дочерей, жены, кошек и попугайчиков, а также он не зарабатывает полторы тысячи долларов в месяц. Все имущество Джерри - это колода порнографических карт, кое-какая одежда, мыльница, бритва, электроплитка, старая пишущая машинка, небольшое количество посуды, пару книжек и две пустые рамки для фотографий. Главное его богатство - это маленький сейф в виде ящичка, в котором он хранит морские голыши.
Эти голыши он собирал еще ребенком, именно тогда, когда его горячо любимая мамочка неожиданно сбежала от папы. Именно своей матери Джерри посвящал многочисленные письма, которые хранятся в сейфе под морскими голышами. В них он просит ее не делать то или иное, а также мечтает о том, что однажды она возвратиться. В то же время Джерри узнал, что его мать пустилась в турне по южному побережью Соединенных Штатов, а ее неизменным спутником был бутылка дешевого виски. Через год после своего неожиданного бегства, ее тело обнаружили на какой-то свалке в Алабаме. Весть об этом пришла как раз под Новый Год. Отец Джерри решил не откладывать празднование столь значимого события, а потому запил на две недели, в конце которых угодил под автобус. Опеку над Джерри оформила сестра его незадачливой мамочки, которая была ярой приверженницей религии, а потому всегда молилась вовремя. Умерла она в тот день, когда Джерри окончил школу.
В этот момент Джерри вспоминает, то не поинтересовался, как зовут его собеседника. Питер представляется, и Джерри продолжает свой рассказ. Отсутствие фото в рамках он объясняет тем, что с женщинами он не встречался больше одного раза. Вообще, по его признанию, он может заниматься сексом с одной женщиной только один раз. Причина, по его мнению, кроется в том, что в пятнадцатилетнем возрасте он имел сексуальный контакт с сыном сторожа в близлежащем парке. Удивленный этим признанием Питер делает замечание Джерри, после чего тот закипает. Питер тоже начинает злиться, однако в итоге они все же успокаиваются. После взаимных извинений, Джерри говорит Питеру, что удивился тому, что он больше заинтересовался фоторамками, нежели порнографическими картами, которые, по его словам, должны были быть у каждого юнца. После чего констатирует, что Питера больше интересует зоопарк. После этих слов Питер оживает, и Джерри наконец-то начинает рассказывать.
Однако рассказывает он не о зоопарке. А обратно о своем мрачном доме. Как следует из его рассказа, на нижних этажах качество жизни улучшается, и там живут более приличные и приятные люди. Однако Джерри хочет рассказать Питеру о хозяйке дома и ее злобной собаке. Хозяйка представляет собой жирную, тупую и вечно грязную тушу, а основным ее занятием является постоянный контроль за тем, что делает Джерри. По его словам, она постоянно дежурит со своим псом на лестнице и следит за тем, чтобы он никого не водил к себе домой, а после принятия известного количества алкоголя открыто пристает к нему. Джерри является предметом похоти этой жирной и тупой бабы, чему он усиленно противится. Чтобы избавиться от ее присутствия, Джерри намекает ей, что у них был вчера секс, после чего она вспоминает то, чего не было - этому способствует и то, что хозяйка постоянно сильно пьяная и большинство своих действий попросту не помнит.
В этот момент Джерри начинает рассказ о собаке хозяйки, при этом читая свой монолог очень выразительно и эмоционально. Собака. По признанию Джерри, является настоящим исчадием ада. Огромное черное чудище, с красными глазами и маленькими острыми ушами, с первого дня их «знакомства» не дает Джерри покоя. Он не мог объяснить, в чем заключается повышенное внимание собаки к его персоне - он всего лишь иногда ходил за ним, при этом не пытаясь наброситься и укусить. Джерри решил, что если пес не оставит его в покое, то он его убьет - либо с добротой, либо с жестокостью. Питера после этих слов передергивает.
Джерри рассказывает, что на следующий день купил специально для пса шесть больших котлет и предложил ему их съесть. Собака с удовольствием приняла предложение, с аппетитом сожрала все котлеты, после чего неожиданно набросилась на Джерри! Он был шокирован такой «благодарностью» пса, однако решил продолжить попытки задобрить своего оппонента. В течение пяти дней Джерри носил псу отборные котлеты, и каждый раз все происходило по одному и тому же сценарию - он съедал все котлеты, после чего набрасывался на пытающегося убежать Джерри. После этого Джерри решил убить пса.
На робкие попытки Питера возразить, Джерри успокаивает его, говоря, что ему его план осуществить не удалось. «Я купил в тот день ему всего одну котлету, которую перемешал с крысиным ядом по дороге домой» - рассказывает Джерри. Он отдал собаке эту котлету, которая с удовольствием ее скушала, а после, по сложившейся традиции, пыталась догнать Джерри, но, как обычно, ей это не удалось. Через несколько дней Джерри понял, что яд начал действовать, так как его уже никто не ждал на лестнице. Однажды он увидел там хозяйку дома, которая была настолько расстроена, что даже не пыталась в очередной раз продемонстрировать свою похоть по отношению к Джерри. «Что случилось?» - спросил он. На что хозяйка дома попросила его помолиться за судьбу бедной собачки, которая тяжело заболела. На ответ Джерри, в котором он утверждал ее, что не умеет молиться, она подняла свои опухшие глаза и упрекнула его в том, что он желает ее песику смерти. Тут Джерри признался, что хотел бы, чтобы собака выжила, так как в таком случае он сможет увидеть, как изменится к нему отношение хозяйки дома, ведь, как он считает, это очень важно - знать результаты своих поступков. После данного откровения Питер чувствует, как в нем растет неприязнь к Джерри.
Джерри продолжил свой рассказ, из которого следует, что пес в итоге все же оклемался, а хозяйка опять пристрастилась к спиртному. В общем, все вернулось на круги своя. И вот однажды, возвращаясь домой с кино, Джерри искренне надеялся, что собака будет его поджидать на лестничной проеме, как и прежде. Не обращая внимания на насмешливый взгляд Питера, Джерри называет пса в своем монологе другом. Джерри сильно напрягся и поведал Питеру, что он все же встретился один на один с псом. Уставившись немигающим взглядом друг на друга, Джерри понял, что между ними возник какой-то контакт и подумал, что полюбил пса. Ему очень хотелось, чтобы и пес его полюбил. Джерри, который испытывал серьезные проблемы в общении с людьми, решил, что нужно начинать с чего-то другого, если ему не удается добиться взаимопонимания с человеком. Например, с общения с животными.
Джерри вдруг резко заговорил заговорщицким тоном. По его мнению, человек обязан с кем-либо общаться, так как это является самой сутью природы человека. Он может общаться с чем угодно - с кроватью, зеркалом, бритвой, и даже тараканами. Джерри предполагает, что разговаривать можно и с туалетной бумагой, однако сам же и опровергает это. «С сейфом, с блевотиной, с любовью, полученной от хорошеньких дам, после чего осознаешь, что они совсем не хорошенькие и отнюдь не дамы» - продолжает Джерри. Тяжело вздохнув, он спрашивает Питера, можно ли дружить с Богом, и где сам Бог - может в гее-соседе, ходящим в клозет в кимоно, или в женщине, которая тихо плачет этажом ниже?
Джерри все рассказывал о том, что после того случая, они практически каждый день встречались с псом, молча глядя друг на друга. Ему казалось, что он уже полностью понимает собаку, а пес - понимает его. Собака возвращался к своим отбросам, а Джерри шел в свою тесную каморку. Он ни о чем не разговаривал с псом, но между ними существовала какая-то договоренность, по какой они друг друга не любили, но старались не обижать. Джерри опять пустился в философские размышления - «Можно ли считать проявлением любви то, что я кормил пса? А может то, что он упорно стремился меня укусить, тоже является попыткой с его стороны показать свою любовь ко мне?» Джерри внезапно успокаивается и садится на скамью рядом с Питером. После этого он сообщает ему, что история о нем и собаке хозяйки дома завершена.
Питер задумчиво молчит. Внезапно Джерри меняет тему и тон, спрашивая своего собеседника, можно ли получить небольшой гонорар, если напечатать данную историю в журнале? Джерри всем своим видом демонстрирует, как ему весело, в то время как Питер не на шутку встревожен. Он предъявляет претензии Джерри, сообщая ему, что больше не хочет слушать весь этот бред. Пристально взглянув на Питера, Джерри вдруг меняет маску веселья на апатию и говорит ему, что ему просто захотелось поговорить с интересным человеком. А так как он не живет в более-менее престижном районе, не женат на двух попугаях, и не имеет престижную работу, то вполне очевидно, что Питер его не понял. Питер, в свою очередь, пытается отшутиться и разрядить обстановку, однако Джерри реагирует на его неуместные шуточки очень вяло.
Питер, видя, что дальнейшего разговора не получится, смотрит на часы и сообщает Джерри, что ему нужно уходить. Но Джерри этого совсем не желает. Сначала он начинает его убеждать, чтобы Питер остался, а потом приступает к щекотке. Питер страшно боится щекотки, он смешно хихикает, изворачивается, пытаясь отделаться от мучающего его Джерри. Внезапно Джерри прекращает его щекотать, однако внутреннее напряжение Питера продолжает делать свое дело, в результате чего он не может остановиться и продолжает истерично хихикать. В этот момент Джерри, с легкой улыбкой на лице, спрашивает его, не хочет ли он узнать, что же произошло в зоопарке?
Питер прекращает смеяться и ожидающе смотрит на Джерри. Тот, в свою очередь, сначала начинает рассказывать, что побудило его посетить зоопарк. По его словам, он пошел туда, чтобы посмотреть, как люди относятся к животным и как животные ведут себя с людьми. По большому счету, это все является приблизительным, так как обе стороны разделены прочными решетками, из-за чего непосредственный контакт между ними невозможен. Продолжая свой рассказ, Джерри неожиданно начинает толкать Питера в плечо, требуя, чтобы он подвинулся. С каждым разом он делает это все сильнее, рассказывая при этом, что в зоопарке сегодня было людно, поэтому запах стоял еще тот. Когда сердитый Питер сидит уже практически на самом краешке скамьи, Джерри начинает его щипать, ни на минуту не прекращая свой рассказ, в котором в клетку со львом, которого нужно было покормить, зашел сторож.
Питер прерывает его, требуя, чтобы он прекратил это безобразие с толчками и щипками. Однако в ответ Джерри лишь смеется, и в ультимативной форме предлагает Питеру пересесть на другую скамью, ведь только в таком случае, он расскажет ему, что же произошло в клетке со львом. Возмущенный Питер отказывается, после чего Джерри начинает в открытую с него смеяться и оскорблять, называя тупицей. Он предлагает Питеру пойти лечь на землю, так как он никто другой как овощ. Питер вскипает и демонстративно усаживается обратно на скамью рядом с Джерри, требуя, чтобы он ее покинул. При этом Питер угрожает своему оппоненту полицией. Однако Джерри, который все это время не прекращает смеяться, не делает ничего из того, что требует от него Питер. Гнев Питера постепенно сменяется отчаянием - «Боже, я ведь пришел сюда просто почитать интересную книгу, а вы, сумасшедший, отбираете у меня скамейку!».
Джерри издевательски подтрунивает над Питером, напоминая ему, что у него есть семья, дом, жена и прекрасные дочки, так зачем ему понадобилась еще и эта скамья. Джерри безапелляционно заявляет, что отныне это его скамья, с чем категорически не согласен Питер, говоря ему, что на это место он приходит уже много лет. После этих слов Джерри предлагает силовое решение вопроса, проще говоря, вызывает оппонента на драку. Со словами - «Так защищайте же свою скамью» - он достает с одежды внушительных размеров нож. Неожиданно он швыряет его под ноги опешившему и оцепеневшему от страха Питеру. После этого он бросается к нему и хватает его за воротник. В этот момент их лица оказываются совсем рядом, и Питер чувствует горячее дыхание своего оппонента. Джерри говорит ему, что он неудачник, так как не смог сделать хотя бы одного сына и плюет ему в лицо, добавляя пару затрещин. Обезумевший от ярости Питер хватает нож и прежде, чем он смог что-либо осознать, на широкое лезвие оружия устремляется Джерри.
«Ну что же, пусть будет так» - говорит Джерри и наступает минутная тишина. К Питеру, наконец, доходит, что произошло и, вскрикнув, он отступает на шаг назад, оставив в Джерри нож, который торчит в его груди по самую рукоятку. Джерри издает утробный крик, больше схожий с утробным ревом раненого зверя и с трудом садится обратно на скамейку. На его лице проступает выражение некой умиротворенности и само оно становится более мягким и человечным. Он обращается к Питеру, что еще в зоопарке решил идти на север до тех пор, пока не встретит кого-то наподобие его, чтобы рассказать ему все эти ужасы. Джерри сомневается, это ли он задумал в зоопарке, так ли все должно было закончиться? Он поднимает голову и спрашивает у Питера - «Теперь ты понял, что случилось в зоопарке, так ведь?». Джерри думает, что теперь Питер знает, что он завтра увидит по телевизору и прочтет в газетах. С ужасом на лице Питер отступает еще на шаг дальше и начинает плакать.
Джерри говорит Питеру, чтобы он уходил, ведь его кто-нибудь может увидеть здесь. Напоследок он объясняет Питеру, что тот не растение, но и не человек. Он животное. «Уходи» - говорит ему Джерри, и напоминает, что бы Питер забрал свою книгу. При этих словах он тщательно стирает отпечатки пальцев с рукоятки торчащего из его груди ножа. Питер нерешительно подходит к скамье, берет книгу и некоторое время стоит на месте. Однако животный страх преобладает над ним, в результате чего он срывается с места и убегает. Джерри в это время уже находится в бреду, повторяя про себя придуманную только что историю о том, как попугайчики сварили обед, а кошки накрыли на стол. Услышав вдалеке истошный крик Питера, взывающего к Богу, Джерри полуоткрытым ртом перекривляет его, после чего умирает.

Краткое содержание романа «Что случилось в зоопарке» пересказала Осипова А. С.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Что случилось в зоопарке». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.