Главная › Режим › Электронная книга Три мушкетера. Три мушкетера: старая сказка на Новый лад «Три мушкетера»: споры вокруг экранизации

Электронная книга Три мушкетера. Три мушкетера: старая сказка на Новый лад «Три мушкетера»: споры вокруг экранизации

где устанавливается, что в героях повести, которую мы будем иметь честь рассказать нашим читателям, нет ничего мифологического, хотя имена их и оканчиваются на «ос» и «ис»

Примерно год тому назад, занимаясь в королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на «Воспоминания г-на д"Артаньяна», напечатанные - как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, - в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня: я унес эти мемуары домой, разумеется с позволения хранителя библиотеки, и жадно на них набросился.

Я не собираюсь подробно разбирать здесь это любопытное сочинение, а только посоветую ознакомиться с ним тем моим читателям, которые умеют ценить картины прошлого. Они найдут в этих мемуарах портреты, набросанные рукой мастера, и, хотя эти беглые зарисовки в большинстве случаев сделаны на дверях казармы и на стенах кабака, читатели тем не менее узнают в них изображения Людовика XIII, Анны Австрийской, Ришелье, Мазарини и многих придворных того времени, изображения столь же верные, как в истории г-на Анкетиля.

Но, как известно, прихотливый ум писателя иной раз волнует то, чего не замечают широкие круги читателей. Восхищаясь, как, без сомнения, будут восхищаться и другие, уже отмеченными здесь достоинствами мемуаров, мы были, однако, больше всего поражены одним обстоятельством, на которое никто до нас, наверное, не обратил ни малейшего внимания.

Д"Артаньян рассказывает, что, когда он впервые явился к капитану королевских мушкетеров г-ну де Тревилю, он встретил в его приемной трех молодых людей, служивших в том прославленном полку, куда сам он добивался чести быть зачисленным, и что их звали Атос, Портос и Арамис.

Признаемся, чуждые нашему слуху имена поразили нас, и нам сразу пришло на ум, что это всего лишь псевдонимы, под которыми д"Артаньян скрыл имена, быть может знаменитые, если только носители этих прозвищ не выбрали их сами в тот день, когда из прихоти, с досады или же по бедности они надели простой мушкетерский плащ.

С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен, возбудивших в нас живейшее любопытство.

Один только перечень книг, прочитанных нами с этой целью, составил бы целую главу, что, пожалуй, было бы очень поучительно, но вряд ли занимательно для наших читателей. Поэтому мы только скажем им, что в ту минуту, когда, упав духом от столь длительных и бесплодных усилий, мы уже решили бросить наши изыскания, мы нашли наконец, руководствуясь советами нашего знаменитого и ученого друга Полена Париса, рукопись in-folio, помеченную № 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную:

«Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV».

Можно представить себе, как велика была наша радость, когда, перелистывая эту рукопись, нашу последнюю надежду, мы обнаружили на двадцатой странице имя Атоса, на двадцать седьмой - имя Портоса, а на тридцать первой - имя Арамиса.

Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если нам не удастся - что весьма вероятно - быть принятыми во Французскую Академию со своим собственным.

Такое разрешение, считаем своим долгом сказать это, было нам любезно дано, что мы и отмечаем здесь, дабы гласно уличить во лжи недоброжелателей, утверждающих, будто правительство, при котором мы живем, не очень-то расположено к литераторам.

Мы предлагаем сейчас вниманию наших читателей первую часть этой драгоценной рукописи, восстановив подобающее ей заглавие, и обязуемся, если эта первая часть будет иметь тот успех, которого она заслуживает и в котором мы не сомневаемся, немедленно опубликовать и вторую.

А пока что, так как восприемник является вторым отцом, мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия или скуки.

Установив это, мы переходим к нашему повествованию.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ТРИ ДАРА Г-НА Д"АРТАНЬЯНА-ОТЦА

В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе», было объято таким волнением, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ларошель. Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мушкетом, кто бердышом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Вольный Мельник», перед которой собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.

В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной город не мог занести в свои летописи подобное событие. Знатные господа сражались друг с другом; король воевал с кардиналом; испанцы вели войну с королем. Но, кроме этой борьбы - то глухой, то явной, то тайной, то открытой, - были еще и нищие, и гугеноты, бродяги и слуги, воевавшие со всеми. Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко - против владетельных вельмож, время от времени - против короля, но против кардинала или испанцев - никогда. Именно в силу этой закоренелой привычки в вышеупомянутый первый понедельник апреля 1625 года горожане, услышав шум и не узрев ни желто-красных значков, ни ливрей слуг герцога Ришелье, устремились к гостинице «Вольный Мельник».

И только там для всех стала ясна причина суматохи.

Молодой человек… Постараемся набросать его портрет: представьте себе Дон-Кихота в восемнадцать лет, Дон-Кихота без доспехов, без лат и набедренников, в шерстяной куртке, синий цвет которой приобрел оттенок, средний между рыжим и небесно-голубым. Продолговатое смуглое лицо; выдающиеся скулы - признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развитые - неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить гасконца , даже если на нем нет берета, - а молодой человек был в берете, украшенном подобием пера; взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины. Неопытный человек мог бы принять его за пустившегося в путь фермерского сына, если бы не длинная шпага на кожаной портупее, бившаяся о ноги своего владельца, когда он шел пешком, и ерошившая гриву его коня, когда он ехал верхом.

Ибо у нашего молодого человека был конь, и даже столь замечательный, что он и впрямь был всеми замечен. Это был беарнский мерин лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками. Конь этот, хоть и трусил, опустив морду ниже колен, что освобождало всадника от необходимости натягивать мундштук, все же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье. Эти качества коня были, к несчастью, настолько заслонены его нескладным видом и странной окраской, что в те годы, когда все знали толк в лошадях, появление вышеупомянутого беарнского мерина в Менге, куда он вступил с четверть часа назад через ворота Божанси, произвело столь неблагоприятное впечатление, что набросило тень и на самого всадника.

- Итак. Это пешки. Они ходят только вперёд. Это фигуры. Они ходят по-разному. Это - королева. Она ходит как угодно.
- Кому угодно?
- Тому, кто играет.
- А что делает король?
- О, это самая слабая фигура, постоянно нуждается в защите.

Предательство награждается титулами, благородство одето в нищенские лохмотья…

При королевском дворе события государственного масштаба переплетаются с личными драмами: от исхода войны зависит честь государства, от исхода бала - честь королевы. История с алмазными подвесками, которые Анна Австрийская подарила герцогу Бекингему, заставляет мушкетеров рисковать жизнью. Для отваги нет препятствий: теперь обличено коварство, прославлено великодушие. Только не спасти отравленную Констанцию, не оживить убитого Бекингема…

По мотивам знаменитого романа Александра Дюма «Три мушкетера» снято множество фильмов

По количеству экранизаций романы Александра Дюма-старшего уступают разве что произведениям Вильяма Шекспира.

Почему? Отвлечемся от вечных вопросов, которые поднимаются в романе, и поговорим о том, что делает экранизации коммерчески успешными. «Три мушкетера» - старинный вариант «success story», характерный для нынешней журналистики. «История успеха», так популярная в нынешних сериалах, начинается давно, в эпоху храбрых мушкетеров и озлобленных кардиналов.

1844 год. «Три мушкетера» публикуются по главам в журнале «La Siecle». Такой метод подачи привлекал читателей тем, чем сегодня привлекают публику сериалы: так называемый роман-фельетон прерывался в самом интересном месте, и изумленный читатель с нетерпением ждал выхода следующего номера. В то время издатели, озадаченные вопросом, как сформировать целевую аудиторию, разрабатывали целые стратегии. Жизнь героя построена по законам психологии взросления: амбициозный гасконец приезжает в Париж, встречает свою любовь, совершает подвиги и получает заслуженную славу. Но в то же время на долю д’Артаньяна выпадает немало испытаний, погибает его возлюбленная. Остается крепкая дружба и верность идеалам. «Один за всех и все за одного» - принцип, который не оставляет мир равнодушным вот уже на протяжении 168 лет.

«Три мушкетера»: споры вокруг экранизации

Когда Сергей Жигунов решил экранизировать роман «Три мушкетера», ожидания российской киноэлиты были разными. Идею воспринял в штыки режиссер культового советского трехсерийного фильма «Д’Артаньян и три мушкетера» Георгий Юнгвальд Хилькевич, заявивший «Комсомольской правде»: ««Мне даже смотреть не надо фильм Жигунова - и так понятно, что это будет еще один банальный пересказ изнасилованного тысячу раз произведения Дюма. Не понимаю, зачем Жигунову этот позор?! Чтобы сделать что-то, человеку нужен мотив - так же, как и в преступлении; то же самое в искусстве: важен мотив. Свое кино я делал потому, что любил и обожал, а Сергей сделал это из-за зависти, - так что результат его работы предопределен. Да и актеров таких в наше время нет, - которые могут играть романтику: «последним из могикан» был Боярский». При этом Михаил Боярский, тот самый д’Артаньян, не поддержал резкое заявление Хилькевича: «Дюма есть Дюма. Это такой богатый материал, который всегда будут снимать. Каждый режиссер имеет право на свою версию…»

Сергей Жигунов, которому прочили поражение на режиссерской стезе, недоумевал: роман экранизировался 125 раз, неужели Хилькевичу принадлежит абсолютное право на произведение? Да и как можно осуждать фильм, который ещё даже не вышел? Но в долгу не остался:

Я снимал так, как положено снимать экранизацию. Конечно, Хилькевич такой возможности не имел. Если бы имел, наверное, снял бы невероятно.

«Три мушкетера»: экранизация Сергея Жигунова

А как же положено? Ясное дело, съемки проходили в Европе, а музыку к фильму записывал Лондонский симфонический оркестр. Сам Жигунов, характеризуя собственную кинокартину, говорил: «Дорогая, красивая, очень эмоциональная и честная». Именно это слово «дорогая», стоящее на первом месте, и спровоцировало в кулуарах разговоры о том, что дух чести и отваги здесь будет уловить сложно.

Поговаривали, что Боярский лично просил Жигунова не трогать Дюма. В передаче на радиостанции «Эхо Москвы» Сергей Жигунов рассказал:

Давно я тянул руки к этому произведению. Меня останавливало обещание, которое, действительно, дал когда-то Мише Боярскому. Он сказал: «Серёга, не надо. Дай мне до конца доиграть это всё. Я хочу с жезлом маршала Франции в руке умереть в костюме д’Артаньяна на экране». Я понял, что для него это очень серьёзно. А я его очень люблю. И я притормозил. Недавно я его встретил в Киеве, почему-то в аэропорту мы пересеклись. Я говорю: «Миш, ты доиграл?» Он говорит: «Да». Я говорю: «Я запустил». Он говорит: «Ну, хорошая книжка. Чего же её не снимать?» Так что, в общем…»

Ходила легенда и о том, что в новый фильм позовут сниматься Боярского. Впрочем, по словам Сергей Жигунова, этот слух не был лишен основания:

Я сказал Мише: «Хочешь папу сыграть д’Артаньяна?» Он говорит: «Ну, роль же маленькая». Я говорю: «Ну, маленькая». Он говорит: «Ну, нет, наверное. Пусть так будет все, как есть». Ну, он прав, он - человек мудрый, в общем, на мой взгляд.

К моменту выхода фильма в прокат вокруг него роились слухи, которые помог развеять сам Сергей Жигунов, ставший специальным гостем допремьерного показа в Днепропетровске, который состоялся 13 ноября в кинотеатре «Правда-кино».

Выступая перед зрителями, режиссер сказал о том, что услышал массу критики в адрес собственного фильма, но, желая удачного просмотра, хочет привести лишь одно высказывание. «После просмотра мне хочется перевести бабушку через дорогу», - так говорил один из знакомых Жигунова.

Попытки прессы сравнить новый фильм с экранизацией Хилькевича Жигунов пресекал:

Но почему вы сравниваете? Я пытаюсь понять, уже неделю меня это мучает. Вы даже не родились, когда она вышла премьерой.

Жигунов утверждает: вокруг этой картины расходится слишком много слухов, которые не имеют ничего общего с реальностью. То ли в шутку, то ли всерьез заявляет:

Мало ли что я рассказывал! Вы верите людям, которые разговаривают с прессой? Если бы я говорил то, что я думаю, ваши тиражи завтра поднялись бы раз в пять.

Режиссеру задают вопрос, не было ли соблазна сняться в эпизодической роли в собственном фильме.

Не было ни соблазна, ни возможности, я так много работал, когда снимал этот фильм, что бежать надевать сапоги у меня просто не было времени. Хотя был момент, когда у меня загулял один артист - этого фрагмента в фильме нет. И Юра Чурсин, очень спокойный, философствующий молодой человек, посмотрел на меня, посмотрел на этого артиста и сказал: «Надо что, Сергей, надо!» - «Нашатырь!» - сказал я страшным голосом, и он пришел в себя.

«Три мушкетера»: секреты съемочной команды

Журналистов интересует, каков Жигунов на съемочной площадке.

Я не просто диктатор, я квази-диктатор. По-моему, актеры фильма хорошо ко мне относятся, несмотря на все «гонения», которым я их подверг. Я не давал отклоняться от общей линии, потому что я очень хорошо представлял, что я хочу, что нужно и как это должно быть. И если они смещались в сторону, пытаться говорить свой текст, я им не разрешал. Я был очень милый, я их не бил, не кричал. Сценарием бил, зато они вели себя хорошо. Я разрешал называть себя как угодно. Они все начали называть меня Сережей, «ты» мне говорили. А дней через пять потихоньку, сами по себе начали называть Сергеем Викторовичем и на «вы». Я очень веселился по этому поводу. Но я сам для этого ничего не делал, просто наблюдал.

Бурную дискуссию вызвал актерский состав. Почему на главную роль попал не слишком известный актёр Риналь Мухаметов, а главное, почему его утвердили без проб? Устраивает ли самого режиссера роль королевы, сыгранная Марией Мироновой? И не копирует ли она линию, выбранную Алисой Фрейндлих? Почему короля Людовика XIII сыграл Филипп Янковский, а также почему король глуп, а Янковский жеманен?

С обвинениями Сергей Жигунов категорически не согласен: король не глуп, он - лжец. А ощущение, которой остается после его игры, говорит лишь о том, что ему удалось обмануть даже зрителей.

Ощущения от большого количества артистов очень субъективны. Мне кажется, Маша Миронова – очень тонкая. Алиса Фрейндлих играла водевиль, а мы играли приключенческую картину, в случае королевы - психологическую драму. Эта картина приближена к реальности, там играют отстраненно. Разные манеры актерской игры. Переживания обозначаются, ты сопереживаешь отстраненно.

Маша грает тонко, вплоть до движения глаз… она мне очень нравится. Она такая сильная личность, Маша, что её сдвинуть невозможно. Поэтому говорить, что она в манере игры она пошла за кем-то значит совсем не знать Машу. С ней очень осторожно приходилось работать, потому что я не понимал, как она прореагирует на какую-то мою режиссерскую просьбу.

«Три мушкетера»: смех, слезы и любовь

…Скептически настроенные зрители приготовились увидеть новый приключенческий фильм, где профессионально снятые драки отстраняют от сложной гаммы переживаний. А когда в зал завели школьников и попросили обратить внимание на их понимание картины, скепсис возрос до гигантских размеров. В переживаниях королевы видели недостаток гордости, истинно королевского достоинства, в кардинале не находили коварства. Недоумевали, почему д’Артаньяна на подвиги мотивирует поцелуй Констанции и только он, а ещё почему такой акцент сделан на физической стороне любви, когда известно рыцарское платоническое отношение к даме сердца. Не верили дружбе, выраженной в мастерски сыгранных поединках на шпагах. Не верили любви - назовите её по-другому, обычным влечением, но не любовью! Вспоминали слова Григория Горина: «Актерство — не плащ, не шпага, не цилиндр. Его не бросишь в костюмерной» .

… Но вот смертельно раненый Бекингем рвётся на свидание к Анне Австрийской; королева приходит на берег и спускается к реке, озаренной лунным светом. Причаливает лодка, но Бекингем не говорит ни слова, не поднимается навстречу своей возлюбленной. Страшная догадка пронзает Анну Австрийскую: он мёртв. Переживания Мироновой неподдельны, при виде чужих страданий теряет скепсис зритель. Теперь самообладание королевы вызывает безмолвное уважение: она не роняет гордости перед королем, делая вид, что ничего не произошло, она доиграет роль до конца. Но когда король выйдет за дверь, потрясение возьмет верх над женщиной, потерявшей любимого человека, и она лишится чувств.

… Приговоренная к казни миледи проводит последний ужин в компании мужа, графа де ля Фер, ныне известного как мушкетер Атос. Когда-то он умер, потрясенный предательством жены, а теперь явился, чтобы отомстить за череду прочих преступлений леди Винтер. Только что на руках д’Артаньяна умирала его возлюбленная. Мушкетеры убеждены: миледи, убившей Констанцию, не может быть прощения. И лишь преданный ею супруг молчит: он все ещё любит эту женщину, но и перечить приговору не будет.

Сергей Жигунов говорил о том, что намеренно обманул зрителя, сняв начало фильма как молодежную комедию, а затем приведя её к настоящей драме. Ведь дело совсем не в зрелищных трюках и лихой отваге каскадеров, а в тех самых моментах, которые заставляют заглянуть в глубины человеческой души.

Ася Шкуро

Осенняя ночь невесомо плыла над французским военным лагерем, раскинувшимся под стенами крепости Ла-Рошель. В небе стояла полная Луна. Перекликались часовые. Большинство из тех, кто не нёс караул, уже разошлись отдыхать по своим палаткам. Однако одна небольшая группа королевских мушкетёров ещё не легла спать. Их командир, капитан мушкетерской роты, господин де Тревиль никогда не позволил бы подобное нарушение дисциплины, если бы ни был полностью уверен в том, что его люди в завтрашнем бою в любом случае не подведут ни его, ни короля. Достойный капитан, знавший, что собой представляют его воины, мог довериться им с закрытыми глазами. Мушкетёры - человек семь-восемь расположились у костра. Яркий огонь, охвативший сухой хворост, да несколько бутылок вина делали атмосферу почти уютной. Был здесь и юный Д`Артаньян, вступивший в роту не так давно. Мужчины рассказывали о былых походах, войнах, подвигах и похождениях. Гасконец слушал во все уши. Рядом с ним находились его друзья. Атос задумчиво подливал вино в кружку, со вздохом пил и тут же снова подливал. Арамис с самим меланхоличным видом любовался огнём. Что же касается Портоса, то он не умолкал ни на минуту, был рассказчиком львиной доли занимательных историй. Время шло. Повествования о былом прекратились. Понемногу иссяк даже Портос. Расходиться, впрочем, совсем не хотелось. Речи будто бы сами собой обратились к таинственному и мистическому. - И тут я увидел стройную женскую фигуру в белом платье, - так говорил один из мушкетёров. - Но, представьте себе, господа, она оказалась вовсе не моя возлюбленная. То была умершая графиня, вышедшая из склепа, возле которого было назначено свидание! - Неужели, вы не могли назначить свидание в другом месте? - спросили его. - Представьте, нет! Старый муж моей возлюбленной ревнив, как чёрт, и следит за нею повсюду. Вот только этот трус побаивается кладбищ. Кое-кто из мужчин засмеялся, подкручивая усы, и все дружно стали требовать продолжения. - Женщина в белом зачаровала меня, - таинственным голосом продолжил рассказчик. - Последнее, что я помню, это то, как я вошёл в её склеп. - А дальше!? - Дальше - не помню. Очнулся утром у кладбищенской ограды. - Что же ваша возлюбленная? - Она не пришла. Накануне вывихнула лодыжку, но не смогла отправить мне об этом весть. Раздались смешки, восклицания и вздохи. В костре затрещал хворост, и искры взметнулись вверх. - Вам следовало сотворить молитву в тот же момент, как вы увидели пришелицу с того света, - заметил Арамис. - Есть чудная латинская молитва, помогающая от призраков, вампиров и даже самого Дьявола. Я научу вас ей, если хотите. С этими словами он благочестиво перекрестился. - Буду весьма признателен, - ответил рассказчик. - Тем более что графиня могла оказаться и вампиршей. - Тогда вы спаслись чудом! - воскликнул Д`Артаньян. - Противостоять вампиру сложно. - Вы когда-то боролись с вампиром? - спросил Атос, слегка нахмурив свои красивые брови. - Что вы, друг мой! Только на моей родине, в Гаскони рассказывают одну историю. Может быть, это сказка или легенда, но опровергнуть её никто не может, так что, возможно, это и правда. - Расскажите же нам скорее вашу историю! - попросили сидящие у костра. Юный гасконец устроился удобнее, вытянул ноги и, придав самому себе загадочный и значительный вид, начал говорить: - В пасмурный день ехал по дороге путник, по виду - дворянин. Вот уже и вечер спустился, как добрался он до замка барона. Постучался и просит: «Пустите, ваша милость, меня переночевать!». Барон велел его впустить. После ужина разошлись все спать. Дворянин тот оказался вампиром. В полночь встал он с кровати, пробрался в комнату, где спал маленький сын барона, выпил у мальчика всю кровь. Остатками крови измазал морду коту. С тем и вернулся к себе. Наутро в замке поднялся крик и плач. Все подумали, что это кот кровь у младенца выпил, и отрубили коту голову. Повздыхал путник, посочувствовал притворно барону с баронессой и отправился дальше. Ехал он, ехал. Вот уже и опять вечер. Добрался он до замка виконта и просит: «Пустите, ваша милость, переночевать благородного дворянина!». Виконт позволил, положил путника спать в хороших покоях. Как пробило полночь, встал дворянин, пробрался в комнату, где спал хозяйский сын. Схватил он ребёнка, обглодал с него всё мясо, впустил в спальню собаку и ей кости бросил. И вернулся в свои покои, как ни в чём не бывало. Наутро, когда все увидели собаку, грызущую кровавые детские кости, поднялся крик и плачь. Собаку виконт тут же заколол. Дворянин поплакал для вида вместе со всеми, да и отправился прочь. Едет вампир дальше. Вот уже и опять вечер. Перед ним - графский замок. Просит путник: «Пустите, ваше сиятельство, от дождя и ветра укрыться, ночь переночевать!». Граф, владелец тех мест, был благородный и добрый человек. Пустил он дворянина. Сели ужинать. В то время в гостях у графа был его верный друг-мушкетёр, с которым они когда-то вместе служили королю. Всем известно, насколько мушкетёры умны и проницательны. Вот и наш шевалье сразу заприметил, что нежданный гость какой-то странный: весь бледный, худой, глаза горят, губы ярко-красные, а кожа - холодная. За столом не ест, не пьёт по-человечески, почти от всего отказывается. «Нет, сударь, вы не тот, за кого себя выдаёте!», - подумал мушкетёр. Он пошёл в комнату, где стояла колыбель маленького графского сына, поговорил с его кормилицей. Она взяла младенца и спряталась с ним в комнате мушкетёра, а тот спрятался в спальне малыша, а вместо него подложил в колыбель гладкое полено. Пробило полночь. Вампир вошёл в комнату, кинулся к колыбели, схватил деревяшку, закутанную в шёлковые пелёнки, да как укусит! И что бы вы думали, господа!? Сломал злодей свои клыки! Да так испугался, что бросился прочь из замка. Так он побежал, что даже забыл на конюшне своего мёртвого коня, который двигался, повинуясь колдовству. Ночью все живые лошади шарахались от него, а наутро он, не увидев своего хозяина, от которого черпал свои тёмные силы, упал и обратился в кучу старых костей. Кости те потом сожгли слуги графа. Но я отвлёкся, господа! Итак, вампир залез вверх по стене замка, цепляясь своими острыми когтями, да и побежал прочь, в своё логово. Мушкетёр растолкал слуг, велел им опустить мост, вскочил на своего верного скакуна и помчался вдогонку за злодеем. Само собой, все эти действия заняли время, но доблестный шевалье не потерял след своего врага. Конечно же, вампир стал врагом мушкетёра, ведь хотел погубить сына его лучшего друга-графа. Доскакал мушкетёр до леса, в лесу нашёл глубокий тёмный и сырой овраг, спустился в него и увидел старинный каменный гроб. Он отодвинул крышку гроба и увидел там вампира. Хотел загнать в его сердце осиновый кол, как и подобает христианину поступать с нечистью, но, как назло, в том лесу не росло ни одной осины. Молодой человек не растерялся. Всем же известно, что мушкетёры - самые смелые и находчивые люди в мире. Он схватил вампира, который глубоко заснул от переживаний и потери клыков. Затем он вытащил злодея из оврага, отнёс на холм, где росло одинокое дерево. Привязал мушкетёр вампира к тому дереву и стал ждать. Вот уже и рассвет наступил. Когда же солнце поднялось высоко, его жаркие лучи испепелили вампира так, что и следа его не осталось в этом мире. Мушкетёр развеял его проклятый прах по ветру и вернулся в замок графа, где лучший друг радостно его встретил и от души отблагодарил. Произнеся последние слова, Д`Артаньян быстро взглянул на Атоса. Его сверкающие карие глаза словно бы метнули молнии. Хотя большинство из присутствующих не заметили ничего особенного. - Вот так история! - восклицали мушкетёры. - Ваш шевалье - сама доблесть! - Только был ли вампир? Больше похоже на гасконскую сказку. - Какая разница, был или не был? Зато о мушкетёрах сказаны верные слова. - Можете мне не верить, господа, - сказал Д`Артаньян. - Я и сам не знаю, правда ли это. Рад, что хотя бы позабавил своих боевых товарищей. - А я верю нашему другу, - заявил Атос, протягивая юноше кружку. - Вы, Атос!? - удивились остальные. - Представьте себе, я, - граф де Ла Фер мягко и ласково улыбнулся. - Д`Артаньян, спасибо вам за прекрасную историю и счастливый финал. Мне она понравилась. Пожалуй, запомню. Сердце юного гасконца радостно подпрыгнуло, на мгновение остановилось, а потом застучало ещё сильнее, чем прежде. Он почувствовал, что его щёки и уши внезапно залил жаркий румянец. Благодарение ночной темноте - этой перемены никто не заметил. Впрочем, Портос и Арамис переглянулись, будто безмолвно сообщив друг другу нечто важное. - Давайте же выпьем за то, чтобы все истории на свете заканчивались столь же хорошо! - предложил Атос. Тост был дружно поддержан его товарищами. Отпив вина из кружки, старший мушкетёр обнял Д`Артаньяна на плечи. Задумчивость, даже мрачность всегда отличавшие Атоса, казалось, испарились без следа. Гасконец же был счастлив. «Мой дорогой Атос», - думал он с душевным волнением. - «Клянусь, все истории в вашей жизни отныне будут иметь счастливый конец! Или я не Д`Артаньян из Беарна! Я сделаю для вас всё, что угодно! Я люблю вас, Атос».

Примерно год тому назад, занимаясь в Королевской библиотеке разысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на «Воспоминания г-на д"Артаньяна», напечатанные - как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, - в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня; я унес эти мемуары домой, разумеется, с позволения хранителя библиотеки, и жадно на них набросился.

Один только перечень книг, прочитанных нами с этой целью, составил бы целую главу, что, пожалуй, было бы очень поучительно, но вряд ли занимательно для наших читателей. Поэтому мы только скажем им, что в ту минуту, когда, упав духом от столь длительных и бесплодных усилий, мы уже решили бросить наши изыскания, мы нашли наконец, руководствуясь советами нашего знаменитого и ученого друга Полена Париса, рукопись in-folio, помеченную. N 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную:

Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если нам не удастся - что весьма вероятно - быть принятыми во Французскую академию со своим собственным.

Итак, мы переходим к нашему повествованию.

ЧАСТЬ I

Глава 1. ТРИ ДАРА Г-НА Д"АРТАНЬЯНА-ОТЦА

В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Мента, где некогда родился автор «Романа о розе», казалось взволнованным так, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ла-Рошель. Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы, и слыша крики детей, доносившиеся с порога домов, торопливо надевали доспехи, вооружались кто мушкетом, кто бердышом, чтобы придать себе более мужественный вид, и устремлялись к гостинице «Вольный мельник», перед которой собиралась густая и шумная толпа любопытных, увеличивавшаяся с каждой минутой.

В те времена такие волнения были явлением обычным, и редкий день тот или иной город не мог занести в свои летописи подобное событие. Знатные господа сражались друг с другом; король воевал с кардиналом; испанцы вели войну с королем. Но, кроме этой борьбы - то тайной, то явной, то скрытой, то открытой, - были еще и воры, и нищие, и гугеноты, бродяги и слуги, воевавшие со всеми. Горожане вооружались против воров, против бродяг, против слуг, нередко - против владетельных вельмож, время от времени - против короля, но против кардинала или испанцев - никогда.