Фильм хармс статьи. Рецензия на фильм Хармс от Сергей Ю

В прокате - фильм «Хармс», дебют документалиста Ивана Болотникова в игровом кино. Корреспондент «Известий» встретился с продюсером фильма заслуженным деятелем искусств РФ Андреем Сигле и побеседовал о всемирной значимости поэта Хармса и кинематографических рисках в освещении этой темы.

Вы поверили «полнометражным» амбициям Ивана Болотникова, посмотрев его документальный фильм «Чудо Даниила Хармса»?

Да, я понял, что он абсолютно одержим Хармсом. Мистическим образом мы нашли друг друга, так как я тоже давно вынашивал идею подобного фильма. Еще в школьные годы я со своими друзьями общался только цитатами из Хармса и Козьмы Пруткова. О существовании Пушкина, Достоевского, Тургенева и Льва Толстого я узнал из произведений Хармса.

Считаю, что не прогадал. Фильм получился, у него уже несколько наград, в том числе международных - два приза Шанхайского кинофестиваля за операторское мастерство и сценарий. Череда фестивалей продолжается: везем фильм в Македонию, Англию, Турцию.

ПОДРОБНЕЕ ПО ТЕМЕ

- Почему для съемок вы привлекли литовских и македонских партнеров?

На дебютную картину собрать финансирование гораздо сложнее, чем на работу уже сложившегося автора. Мы стали искать сопродюсеров. Оказалось, Хармс популярен не только в России. В мире делают большое количество постановок по его произведениям, его знают и любят.

Наши литовские и македонские партнеры тоже оказались почитателями Хармса, так что мы работали в едином творческом пространстве. Бюджет фильма в итоге составил €1 млн, из которых 70% - вклад российской стороны и по 15% вложили сопродюсеры из Литвы и Македонии.

- Одно из условий такого сотрудничества - привлечение местных кинематографистов...

Конечно, в проекте интернациональный состав, но это абсолютно соответствует замыслу картины, ведь мир Хармса многолик. Главную роль сыграл поляк Войтек Урбаньски. Вторую жену Хармса Марину Малич - литовская актриса Айсте Диржюте. Ее соотечественник Дариус Гумаускас исполнил роль Якова Друскина. В Македонии необходимых актеров мы не нашли, но зато привлекли замечательную студию компьютерной графики. И специально для фильма президент Ассоциации композиторов Македонии Сони Петровский написал музыку, которую исполнил Македонский симфонический оркестр.

Почему вы остановили свой выбор на выпускнике Санкт-Петербургской академии театрального искусства Войтеке Урбаньски?

Он идеально подошел для роли Хармса. Войтек - знаток его поэзии, очень хорошо говорит по-русски. И с первых фотопроб стало понятно, что вряд ли найдется актер, который будет в этой роли правдивее. Даже особенности его произношения (не акцента, а именно произношения) были органичны, соответствовали образу Хармса-инопланетянина. По словам Ивана Болотникова, Войтек настолько жил этой ролью, что с каждым днем съемок всё больше становился настоящим Хармсом - эгоцентричным и уязвимым одновременно.

- Вы не только продюсер, но и композитор. Почему в этот раз пригласили стороннего автора - Сони Петровского?

Возможно, это единственный компромисс, на который пришлось пойти ради международной копродукции (смеется) . Хотя я участвовал в качестве саунд-дизайнера в записи трека музыкантами группы «АукцЫон» и «расставлял» музыку. Можно сказать, что я музыкальный руководитель этого фильма.

Город начала прошлого века снимали в современном Санкт-Петербурге. Дорого обошлась творческая фантазия оператора, а также художников Владимира Светозарова, Марины Николаевой и Ларисы Конниковой?

- Все названные мастера - легенды петербургского кинематографа и очень хорошо знают наш замечательный город. Кроме того, мой опыт подсказывает: чем люди профессиональнее и творчески одареннее, тем интереснее с ними работать, а небольшой бюджет не мешает им воплощать свои творческие фантазии.

Режиссер фильма Иван Болотников признавался, что и по окончании работы над фильмом Хармс остался для него загадкой. Как в таком случае продюсеру определять целевую аудиторию? Фильм для зрителей - ценителей авангардных кинопоисков, или для тех, кто предпочитает экранные биографии?

- В нашем фильме тесно переплетаются жизнеописание Хармса и сцены из его произведений. Идеи обэриутов (Объединение реального искусства, ОБЭРИУ. - «Известия»), удивительный, яркий поэтический мир Ленинграда - с мрачным миром НКВД. Праздничный Ленинград со спортивными шествиями, уличными музыкантами - и гнетущее ожидание скорой войны. В общем, получилось нескучно, а это залог успеха любого кино.

- И все-таки - чем будет интересен зрителю XXI века Даниил Ювачев, называвший себя Хармсом?

- Прошлый век показал, что великие достижения мировой культуры не способны остановить человеческое безумие. Современный мир также разумно объяснить невозможно. В связи с этим наследие Хармса очень актуально, потому что выходит за рамки рационального сознания. Хармс - будто наш современник. Чем больше узнаешь о нем, тем яснее сквозь маску «культового литератора ХХ века» проглядывает лицо каждого из нас...

Справка «Известий»

Продюсер и композитор Андрей Сигле возглавляет компанию Proline Film, которая специализируется на производстве и продвижении авторских проектов. В числе режиссеров, чьи фильмы продюсирует Сигле, - Александр Сокуров, Константин Лопушанский, Сергей Овчаров и др.

ПОДРОБНЕЕ ПО ТЕМЕ

Ленинград, 1920-е. В компании поэтов, философов и художников, проводящих вечера за спорами и распитием вина, возникает молодой человек с несколько неординарным взглядом на мир. Там, где другие видят установление нового порядка, долговязый франт Даниил Ювачев, взявший псевдоним Хармс, замечает абсурд, там, где строится новое общество, начинающий писатель видит алогизм и лицемерие, там, где все пытаются устроиться, Хармс идет вразрез и не желает мириться с ограничениями. Не понятый родными, отвергнутый издательствами, несчастливый в личной жизни молодой человек находит себя только в общении со схожими «литературными изгоями», но обрести комфорт Хармсу не суждено - начинаются чистки и репрессии, в условиях которых писать становится почти невозможно…

В какой-то степени это очень показательно - в год столетия Октябрьской революции, в дни, которые еще совсем недавно считались в стране самым главным праздником, в отечественный прокат выходят всего две ленты, которые с большой натяжкой можно назвать близкими круглой дате по тематике. Первая - пышно презентованная «Матильда », история последнего русского императора, всеми своими действиями и бездействиями приближавшего восстание большевиков. Вторая - биографическая драма «Хармс», трагическое повествование о человеке, для которого последствия революции оказались смертельными. Нарочно такое не придумаешь, но судьба неумолима - у нас есть «до», есть «после», а между ними пустота.

Обвинение революции в смерти Даниила Хармса, в том, что этот автор не успел сделать все, что планировал, а то, что написал, никогда при жизни не издал, - не пустой звук, судьба писателя драматична, но за 20-е, 30-е и 40-е Россия потеряла такое количество талантов, что остается удивительным, как территория не погрузилась во мрак средневековья. Лишь в 1970-х Хармс «воскрес», его стали публиковать в СССР и за рубежом, мир открыл для себя необыкновенные миры абсурда и гротеска, погрузился в витиеватые заумствования и познакомился с фирменными хармсовскими старухами и дворниками Питера. К счастью, искусство вечно, и сегодня мы можем перечитывать короткие зарисовки молодого человека, ищущего себя в городе, окрашенном в красное в прямом и переносном смысле.

Режиссер Иван Болотников, несмотря на то что является учеником Алексея Германа-старшего, ранее занимался исключительно документалистикой. Одной из его документальных работ был фильм «Чудо Даниила Хармса»

«Хармс» - не стандартное биографическое кино, и не только потому, что главный его герой не поддается пониманию в привычных системах координат. Такова была задумка режиссера-дебютанта Ивана Болотникова : перепутать времена действия, поместить персонажей в наполовину выдуманный мир, совместить игровое кино и документальную хронику, вплести в реальные ситуации из жизни писателя героев его произведений. Лента от этого выглядит чуть путаной, несколько сумасбродной, взъерошенной и даже напуганной своим размахом, но в контексте рассказов и зарисовок самого Хармса все это укладывается в ровную модель - автор формирует мир вокруг себя, а мир в ответ воздействует на автора.

При жизни Хармса в журналах публиковались только его детские стихи, рассказы и шарады, из числа «взрослых» в 20-е годы были опубликованы только два стихотворения. Попытки автора издать свои книги или попасть в поэтически сборники к успеху не привели

Нужно отметить, что авторы фильма с большим вниманием и изрядной долей таланта подошли к описанию жизни писателя. Зритель знакомится с Александром Введенским и Эстер Русаковой, мы видим первые робкие попытки рассылать свои рассказы по журналам и работу в детских «Еже» и «Чиже», на наших глазах Хармс обретает любовь и расстается с ней. Наконец, не стали создатели картины избегать и больной темы «предательства» и «сумасшествия» писателя - ужасающие сцены в камере словно противопоставляются светлым благоглупостям, вылетающим из-под пера Даниила.

Единственное, что может серьезно покоробить восприятие ленты, особенно неподготовленным зрителем, - некоторая нарочитая «театральность» происходящего в кадре. Второй план вообще постоянно говорит плохо заученными фразами, словно свой текст они получили за три минуты до команды «Мотор!», а ведущие актеры временами теряют эмоции и механически воспроизводят строки, не соблюдая атмосферу момента и настроение эпизода. В какой-то мере последнее можно объяснить тем, что главные роли сыграны артистами, для которых русский язык не родной, но это слабое оправдание для остальных.

В противовес этому Войтеку Урбаньски , сыгравшему Хармса, удалось показать хроническую неустроенность своего персонажа. Главный герой не чувствует себя в своей тарелке ни в одной из ситуаций, везде он неуклюже горбится, везде вынужден скрываться и отворачиваться. А с какой болью выходят из него слова - отдельная история, история страшная и трагическая, вынуждающая сегодняшнего читателя изучать творчество великого русского модерниста по обрывкам слов, записанных на оборотных сторонах квитанций и полях газет. И это очень красноречивый итог революционных изменений 1917 года - революция породила хаос, в котором были потеряны целые поколения талантливейших людей. А Хармс грустно смеялся над этим, рассказывая про выпавших в окно старух да мужичков, которым на голову упал кирпич.

Набережная Невы. Закутанная женщина ждет своей очереди у проруби. Звучит сигнал воздушной тревоги.

Яков Друскин заходит в пустую квартиру, он зовет Марину. Никто не откликается. Друскин заглядывает в комнату. Там стоят пустые птичьи клетки, на стене висит икона.

Человек в военной форме идет по набережной. Его останавливает мужчина в фуфайке. Он заводит разговор о том, что наступила зима, а потому нужно топить печи. Мужчина в форме награждает собеседника пощечиной и говорит: спустите сходни, пойду искать пути господни.

Офицер НКВД спрашивает тюремного надзирателя: кто в этой камере? Писатель какой-то больной.

Женщина в белом халате задает мужчине вопросы: как зовут? Даниил Иванович Ювачев, Хармс. Где живете? Хармс называет адрес в Ленинграде. Когда родились? 1905 год. Семейное положение? Я женат. Кем работаете? Пишу стихи. Я поэт.

Друскин поднимает с пола листок. Это протокол обыска. Тут же опись вещей: записные книжки, Новый завет, шарик для пинг-понга.

Хармс лежит в тюремной камере на койке. Звучит его голос: это будет рассказа о чудотворце, который живет сегодня и не творит чудес. Он знает, что в любой момент может сделать чудо, но не делает этого.

Друскин топит печку. Перед его глазами воспоминания о спорах обэриутов: трагедия эпохи возрождения; что такое знание; что такое наука; что такое озарение; что можно считать сверхъестественным. Друзья читают свои стихи.

Хармс подходит к подъезду своего дома. К нему подходит человек, требует отдать долги. Хармс обещает сделать это и входит в подъезд. Дома он вынимает из ушей затычки. Документальные кадры: колонны трудящихся движутся под звуки бравурного марша.

В редакции литературного издания редактору его сотрудник читает рассказ о любви артиста к девице и к своей маме. Выясняется: несмотря на то, что артист покупал девице нарядные платья, а его мать ночевала на полу, он ценил мать выше. Ведь когда мать умерла – артист плакал. А когда померла выпавшая из окна девица – артист вовсе даже не плакал, а позвал другую девицу. Значит, мать ценится им как уника – ценная марка, которую нельзя заменить другой. Кто это написал? Даниил Ювачев, Хармс. Талантливо!

Хармс просыпается, падая с кровати. Он принимает ванну, пускает мыльные пузыри. Потом смотрит в окно на облака в небе, курит трубку. На него в подзорную трубу смотрит старушка. За ее спиной другая старушка со свернутой газетой в руке охотится на мух. По двору марширует самодеятельный оркестр. Его руководитель – Сно. Он знакомит Хармса со своим племянником. Тот говорит, что он ценитель творчества поэта, приглашает вечером Хармса выпить с ним винца. Хармс видит в окне противоположного дома балерину в пачке. Он отвешивает ей поклон. Наблюдающая за Хармсом старушка вываливается из окна.

Хармс в тюрьме. Он вспоминает: по-настоящему я любил только один раз. Это была Эстер. В переводе на русский – звезда. Она была не только женщиной, но и чем-то другим. Эстер была окном, через которое я видел в небе звезду.

Харсм и Эстер катаются на лодке по пруду, пьют из горлышка вино.

Хармс и Эстер заходят в комнату, она ложится на кровать, Хармс снимает с ноги девушки туфлю, целует ее ступню, поднимается все выше, становится на колени, зарывается головой между ног Эстер. Та в экстазе закатывает глаза.

Эстер лежит в постели. Голый Хармс сидит с трубкой во рту за столом, пишет. Он читает Эстер стихи, в которых рифмуются уменьшительно-ласкательные суффиксы. Эстер зевает: какие звездочки, лампочки, рюмочки! Она переворачивается на другой бок и засыпает.

Документальные кадры: люди на пляже. Хармс идет по улице с Александром Введенским. Он рассуждает: на пляже чувствуется какая-то гармоничность. Сначала человек чувствует себя белой сосиской с красными пятнышками, ему за это стыдно. А потом он ходит голый, с достоинством. А я на пляже влюбился. Да ты в каждую вторую девицу в купальнике влюбляешься. И что мне дальше делать? Узнай номер ее дома. Уже узнал. Но я такой застенчивый. Не могу же я прийти и сказать женщине: здравствуйте, я сегодня вас видел голой. Ну, не совсем же голой! Почти. К Хармсу подбегает пионер: вы американец? Пошел прочь! Уже второй за сегодня. А ты зачем это нацепил? – Введенский показывает на цветок, который Хармс носит на причинном месте. А что, поход за новым паспортом – недостаточно праздничный повод?

Хармс и Введенский останавливаются возле очереди. Люди стоят за керосином. Пока Введенский прикуривает у одного из мужчин, стоящих в очереди, люди начинают спорить: стояли тут пришельцы или лезут без очереди. Приятели идут дальше, а ссора в очереди продолжается.

На голову человеку падает кирпич. Я – гражданин Кузнецов. У меня на голове большая шишка. Я пошел в магазин, чтобы… Я забыл, зачем я пошел в магазин!

Хармс видит своего настырного кредитора, они с Введенским крадутся по улице, смешавшись с марширующим оркестриком Сно и его племянника.

Хармс приходит домой. На двери его комнаты висит записка: я дома. Работаю. Гостей не принимаю. Даже через дверь не разговариваю.

Хармс из своей комнаты слышит монотонную перебранку соседей на кухне: Федя! Чего надо? Еще спрашивает, мерзавец. Федя! Чего? Еще спрашивает, сукин сын! Федя!

Даниил открывает только что полученный новый паспорт и рядом с фамилией Ювачев вписывает через дефис: Хармс.

Хармс разговаривает с отцом. Тот говорит: ты сбился с пути, то, что ты пишешь – ужасно. Я, наверное, стар и глуп, для меня литература остановилась на Толстом. Но у тебя просто катастрофа, это дыра, хаос, ты там утонешь. Ты – не бог. И делаешь это все ты сознательно, обессмысливаешь реальность. Папа, ты сейчас произнес каламбур. Я знаю, что я не бог. Ты нищий, тебя не печатают, от тебя жена ушла. Я печатаюсь в детских журналах. Я знаю, что я не бог. От Эстер я сам ушел. Сейчас я поеду в редакцию и получу там деньги.

С улицы кто-то зовет Хармса. Почему они все время кричат, что, нельзя подняться? И пока ты будешь называть себя Хармсом – ты будешь во всем нуждаться, тебя будут преследовать.

Хармс спускается по лестнице мимо двух старушек. Одна рассуждает: не все то, за что себя выдает. Надо при покупке проверять птицу. Если у нее есть зубы – она не птица. А кто? Не знаю. Пойдем, посмотрим.

Хармс заходит в редакцию детских журналов «Чиж» и «Еж». Он просит у редактора гонорар. Тот предлагает попросить в кассе. Хармс говорит, что уже пробовал, ему было отказано. Значит, нужно прийти завтра. Хармс сообщает редактору, что придумал анекдот про Пушкина, рассказывает его. Редактору не смешно.

Хармс и Введенский идут через Дворцовую площадь, Хармс говорит другу, что нюхать эфир – дурная привычка. По пути они здороваются с идущей им навстречу Анной Ахматовой. Хармс продолжает: эфир – как замочная скважина. А подсматривать через скважину нехорошо. А ты шаманов видел? Пойми ты, тайна для тебя краешком открывается. А Нострадамус – тоже не ведал, что творил? Да. Введенский сбегает по ступенькам к Неве, опускает руку в воду и вылавливает проплывающую мимо банкноту, затем еще одну. Это чудо!

Друзья пьют в уличной забегаловке водку, Хармс подслушивает философские рассуждения местных пьянчуг: со временем человек становится шаром и утрачивает всякие желания.

Хармс собирается уходить из дома. Он прощается со спящей Эстер. Та отвечает во сне на ласку: да, Мишенька! Уходя, Хармс хлопает дверью.

Кузнецову на улице снова падает на голову кирпич.

Сосед Хармса падает из окна, поднимается с земли и отправляется домой.

Обэриуты ведут споры об искусстве. Что делать, если искусство не движется дальше? Тогда его надо превратить в жизнь. Друзья предлагают Друскину жениться: это так приятно! Введенский читает стихи: на столе лежит круг мира в виде крем-брюле… Воробей летит из револьвера и держит в клюве кончики идей… Мир потух, его зарезали, он – петух.

Водка кончилась. Надо еще сходить. Хармс говорит друзьям, что им нужен свой журнал. А ему очень нужен еще и театр.

Хармс сидит возле открытого окна, в руке лист бумаги, рядом перо и чернильница. Он говорит: я вчера сидел за столом, много курил. Передо мной бумага. Что писать? Стихи, рассказ, рассуждения? Ничего не написал, лег спать. Что мне нужно написать? Я спрашивал об этом бога, просил его о чуде. Но мне только хотелось курить. Нужно, чтобы во мне что-то изменилось.

Хармс заходит в кабинет редактора. Вас зовут Холмс? Вы мне льстите. А у меня сегодня утром из носа пошла кровь с молоком. И зовут меня Хармс. Ваши стихи в нашем издательстве напечатаны быть не могут.

Хармс стучит в дверь. Ему отпирает девушка. Я к Ольге Николаевне. Ее нет, я ее сестра. А как вас зовут? Марина. Может, тогда вы со мной поедете? Поеду. Подождите немного.

Хармс и Марина катаются на лодке по пруду, пьют вино. Марина ловит сачком рыбку, Хармс предлагает ее отпустить.На берегу пожилая пара сидит возле самовара. Женщина берет топор и колет полено. Мужчина говорит: тюк! Не говорите этого слова. Снова удар топором – снова «тюк». Я же просила вас не произносить это слово! Хорошо, не буду. Снова «тюк».

Управдом зачитывает отцу Хармса отрывки из автобиографии сына, которую он сдал в домоуправление: потом тятя намазал меня на бутерброд, он уже налил рюмку водки, но его, к счастью, остановили. Отец Хармса от души смеется.

На кухне сосед сообщает Хармсу: скоро война, но главное – маневры.

Женщина в халате спрашивает Хармса, показывая лист бумаги: что вы видите? Ничего, тень на листе. Вы слышите голоса? Да. Какие? Сейчас – ваш. А в другое время? Иногда я слышу вестников. В часах что-то стукнет, я от сквозняка хочу попить. Думаю, вода поможет. Беру кувшин – и понимаю, что там вестник. Но ведь вода жидкость, а вестник не может быть жидким. Тогда какой он? На что похож? Спасибо, вы свободны. Врач пишет в заключении: Ювачев к несению воинской службы непригоден.

Хармс и Эстер на берегу пруда, где они раньше катались на лодке. Хармс говорит Эстер, что любит ее, хочет поцеловать. Та уклоняется от поцелуя: я выхожу замуж. Хармс убегает.

Хармс в квартире играет на фортепиано. Раздетая Марина весело пляшет.

В тюремной камере на грудь Хармсу, лежащему на койке, забирается крыса.

Хармс предлагает Марине поймать крысу. Но у нас в квартире нет крыс! Ну и что? Давай все равно ловить? Хармс и Марина играют в ловлю крысы. Хармс бросает в угол туфлю: попал! Вот, смотри! Нет! Марина «пугается», заслоняясь от невидимой крысы стулом.

Хармс и Марина разрисовывают красками изразцовую печь в своей комнате.

Хармс подходит к подъезду. Рядом на лавочке сидит женщина, она держит на коленях большие часы. Который час? Хармс смотрит на циферблат. Там отсутствуют стрелки. Женщина отвечает: без пятнадцати три. Хармс кричит: без пятнадцати три – до чего?

Хармс обувается. Марина спрашивает его: куда собрался? Хармс в истерике кричит: никогда не спрашивай меня! Когда вернешься? Не жди меня, я не знаю! Марина кричит вдогонку мужу: как ее зовут? Бон шанс, мон амур!

К выходящему из подъезда Хармсу подбегает кредитор, требует вернуть долг. Хармс от него убегает.

Редактор спрашивает Хармса, читая про себя текст на листочке: это детские стихи? Да. Редактор цитирует: ноль – это божье дело. Хорошо, хоть не божье тело! «Скафка» – так и надо писать? Да: восемь человек сидят на лавке – вот и конец моей скафке. И это все? Хармс протягивает еще листок, редактор молча читает. К сожалению – нет. Хармс наизусть читает стихотворение про мышей матросов, плывущих на кораблике, и не боящихся ничего, кроме котов и кошек. До свидания, Даниил Иванович!

Возле дома пьяный Хармс сидит рядом со Сно: я хочу вырваться из сна, который называют жизнью, и увидеть мир, какой он есть. Тогда надо мучиться. Да, нужно зажечь беду вокруг себя. А мой племянник чекист. Он следит за тобой. Я давно об этом догадался. Хармс, покачиваясь, поднимается: надо уезжать из этого города, его ждет страшная беда.

Марина заходит в комнату и застает Хармса в постели со своей сестрой Ольгой. Она выбегает из комнаты, Ольга бежит за ней, зовет. Хармс отворачивается к стенке, воет, стучит кулаком по стене.

На окна наклеивают полоски бумаги. Молодые солдаты в новенькой форме на ходу рассуждают о том, что победа будет достигнута за два месяца.

На лестнице в подъезде снова происходит разговор о необходимости топить печь ввиду приближающейся зимы, сопровождаемый пощечинами. Ой, у меня лицо болит! Почему? Сам не знаю.

Марина по телефону разговаривает с сестрой. Он спит. Он не бездельничает. У него месяц назад отец умер. Он работает, скоро получит деньги. Нет, ты ничего не знаешь. Ты, Оля, глупая тетка! Не нужны нам твои деньги. Марина вешает трубку. К ней подходит Хармс, они обнимаются.

Хармс во дворе сидит на лавке. К нему молча подходят один за другим люди и усаживаются рядом. Хармс их считает: семь. Походит племянник Сно и тоже садится на лавку. Восемь. Конец вашей скафке. Можете докурить. А теперь – пошли.

Марина сидит на льду замерзшей Невы. К ней подходит Ольга с пакетиком, там кусочек хлеба. Марина говорит: я все тюрьмы обошла, говорят, не значится. Исчез.

Хармс и Марина идут по льду замерзшей Невы. Он говорит: уйдем в лес, будем там жить. Возьмем только библию и русские сказки. Будем ходить по домам, просить поесть. А я за это буду сказки рассказывать. Марина отвечает: у меня валенок нет, так что ты иди, а я останусь. Нет, без тебя я никуда не уйду.

Финальные титры.

Даниил Иванович Хармс (Ювачев). Арестован в августе 1941 года. Место и дата гибели точно неизвестны.

Шура, Александр Иванович Введенский. Арестован в сентябре 1941 года. Место и дата гибели точно неизвестны.

Яков Семенович Друскин. Остался в блокадном Ленинграде, спас архивы Хармса, благодаря чему его произведения впоследствии были изданы.

ЭстерРусакова. Арестована в 1936 году, погибла в лагере в Магадане в 1943 году.

Марина Малич. Была угнана на принудительные работы в Германию, бежала. Умерла в эмиграции в 2002 году.

Вы не задумывались над тем, откуда у альтернативно одаренных водителей «Газелей» возник обычай рисовать на борту своих экипажей силуэты якобы сбитых ими старушек? У меня по этому поводу имеется парадоксальное предположение: во всем виновата великая и могучая русская литература. Именно классики привили моторизованным варварам чудовищное отношение к пожилым женщинам. Вспомните хотя бы графиню из «Пиковой дамы» или старуху процентщицу из «Преступления и наказания». Но в истории русской литературы есть один писатель, который поступал со старушками гораздо жестче, чем Пушкин и Достоевский. Даниил Хармс страдал (наслаждался?) геронтомизогинией в жесточайшей форме. Он обожал сбрасывать старушек целыми пачками с верхних этажей высотных зданий.

Для тех кому лень гуглить: геронтомизогиния – вольный перевод корявого русского неологизма «старушконенавистничество» на греческий.

Когда я собирался смотреть фильм Ивана Болотникова «Хармс», во мне еще теплилась надежда увидеть в числе финальных титров сообщение о том, что ни одна старушка во время съемок не пострадала. Робкая надежда рухнула уже на 17-й минуте просмотра: бабулька, подглядывающая за главным героем в подзорную трубу, стремительным домкратом обрушилась на дно многоквартирного колодца.

В личности и творчестве Даниила Ювачева (Хармса), безусловно, есть что-то завораживающее. Недаром Болотников снимает уже второй байопик одного из величайших творцов русского абсурдизма. Первый опыт был проделан в жанре кинодокументалистики. Второй исполнен в жанре художественной полнометражной биографии. Не буду удивлен, если за этим последует сериал. А еще не помешал бы полноценный анимационный фильм, выстроенный на аллюзиях хармсовских произведений.

Обозреваемая картина представляет собой нарезку эпизодов из жизни Хармса. В основном позднего периода, где-то начиная с 1932 по 1941 годы. Это уже зрелый человек, он возвращается в Ленинград после ссылки. Эпатажные забавы обэриутов остались в воспоминаниях. Впереди запреты на свободное творчество, нищета, катастрофа в личной жизни, страдания и смерть.

Поскольку линейный монтаж для жизнеописания такого эксцентрика, как Хармс, категорически не годится, фильм начинается прямиком с хэппи-энда. Точнее с того, что для такой безумно трагической жизни вообще может считаться счастливым концом. Друг Хармса философ Яков Друскин (Дариус Гумаускас) приходит в квартиру его второй жены Марины Малич (Айсте Диржюте), где после ареста писателя прошел обыск. Никто тут больше не живет, царит блокадное запустение. И здесь Яков обнаруживает архив Хармса, аккуратно собирает разрозненные, валяющиеся повсюду записные книжки и отдельные листы, складывает в чемоданчик и уносит с собой. Если бы не это – большая часть творений Хармса не была бы опубликована в более либеральные времена. Ведь именно такая судьба постигла большую часть творений собратьев Хармса по ОБЭРИУ. В это самое время сам Хармс (Войтек Урбаньски) находится в тюремной психиатрической больнице, куда он попал, симулируя сумасшествия в попытке избежать смертного приговора. Хорошенький хэппи-энд! Какой есть.

К этому финалу авторы картины регулярно возвращаются, демонстрируя нам черно-белые кадры, на которых истощенный Хармс лежит на тюремной койке и пытается дотянуться до пустой миски, стоящей на тумбочки (зэков в блокадном Ленинграде кормили как-то не очень).

Авторы картины стараются чередовать трагические эпизоды из жизни своего героя с этапами, которые на мрачном историческом фоне той эпохи можно назвать почти счастливыми: вот Хармс вместе со своим другом поэтом Александром Введенским (Григорий Чабан) вылавливает из Невы проплывающие там банкноты и пропивает добычу в уличной пивнушке; Хармс снимает туфельку с ноги своей обожаемой первой жены Эстер Русаковой (Юстина Вонщик), целует ее очаровательную ножку, поднимаясь все выше по лестнице наслаждений и доводя свою Звезду (так переводится имя возлюбленной писателя) до экстаза; Хармс дурачится с друзьями по литературному братству, слушает и читает стихи, философствует, пьет водку. Но, следуя поэтике своего заглавного героя, создатели картины противопоставляют счастливым сценкам их антитезу (если у птицы есть зубы – значит, это не птица, нужно проверять ее при покупке). Любовь к Эстер? У этой птицы есть зубы. Ловля с Мариной воображаемых крыс? В камере Хармса крысы вовсе даже не воображаемые.

Эта литературно-кинематографическая диалектика находит свое завершение в потрясающей творческой находке Болотникова, которая становится кульминацией истории о жизни Хармса.

Поэт приносит в издание детского журнала стихотворение, в котором слова «лавка» (на которую сели восемь человек) рифмуется со «скафкой». Гениальное звукоподражание детской картавости не находит понимания у редактора, он отвергает стихотворения, ставя Хармса на грань голодной смерти в военном Ленинграде. И своеобразным контрапунктом к этому эпизоду становится сцена с арестом Хармса: он сидит на лавке, на нее поочередно подсаживаются люди, он их пересчитывает: семь. Сотрудник НКВД его поправляет: восемь. Кончилась твоя скафка. Пошли.

Вообще переклички с Кафкой, которые наблюдаются в творчестве советских писателей той драматичной эпохи, вгоняют в какой-то мистический ступор. Та же тема таракана у Мандельштама, Чуковского, Олейникова, Введенского. Интересно, когда Вагрич Бахчанян изрек свое знаменитое «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», он знал об удивительной «скафке» Хармса, который сам едва ли был знаком с произведениями великого пражанина?

Как известно, творчество обэриутов было густо замешано на философии экзистенциализма, носителем идей которого выступал Яков Друскин. Авторы картины не могли обойти стороной эту тему. Иногда она прорывается в закадровых размышлениях Хармса, иногда – во время сцен поэтических пирушек, когда сам Друскин рассуждает о творчестве, судьбе и боге. Может быть, получилось не очень гармонично, но авторам картины респект за попытку нагрузить достаточно сентиментальный биографический трагифарс столь глубокомысленными деталями.

В целом фильм оставляет очень приятное впечатление. Почему это происходит – однозначно не сформулируешь. Сразу скажу: актерская работа меня не впечатлила. Вроде бы никто особенно не напрягает – и ладно (хотя исполнительница роли Марины, на мой взгляд, иногда переигрывает). Оператор картины имеет фестивальные достижения? Вполне профессиональная работа, но не более того. Вставки из произведений заглавного героя, включая падающих старушек? Возможно, это может поразить людей, с творчеством Хармса абсолютно незнакомых. Меня, скорее, все эти хрестоматийные Кузнецовы с падающими на голову кирпичами, тюкающие топориком бабули, повторяющиеся рефреном разговоры соседей на кухне больше раздражали, чем умиляли. С одной стороны – ликбез в наше время не помешает. А с другой – можно было сделать все то же самое гораздо изящнее. Например, используя анимационные вставки.

Все эти детали выглядели бы хаотичным нагромождением сценок, приколов, разноплановых эпизодов (сюда же можно отнести использование документальных материалов, чередование цветных и черно-белых кадров), если бы не саундтрек. Это – действительно находка. Музыка практически не умолкает за кадром на протяжении всего фильма. Она деликатно оттеняет нюансировку визуального и вербального ряда картины. Мы почти непрерывно слушаем джаз. И если в дебюте «Хармса», как правило, звучит простенький диксиленд (его исполняет в кадре самодеятельный оркестрик), то потом все чаще начинают исполняться авангардные композиции, достойные легендарного Алексея Козлова.

А финальные эпизоды, демонстрирующие нам жуткие корчи задорного литературного авангарда под железной пятой социалистического реализма (лежащего на тюремной койке Хармса действительно корчит и ломает), сопровождаются уже симфоническими композициями самого трагического свойства. Становится по-настоящему страшно. И падающие старушки здесь абсолютно ни при чем.

Набережная Невы. Закутанная женщина ждет своей очереди у проруби. Звучит сигнал воздушной тревоги.

Яков Друскин заходит в пустую квартиру, он зовет Марину. Никто не откликается. Друскин заглядывает в комнату. Там стоят пустые птичьи клетки, на стене висит икона.

Человек в военной форме идет по набережной. Его останавливает мужчина в фуфайке. Он заводит разговор о том, что наступила зима, а потому нужно топить печи. Мужчина в форме награждает собеседника пощечиной и говорит: спустите сходни, пойду искать пути господни.

Офицер НКВД спрашивает тюремного надзирателя: кто в этой камере? Писатель какой-то больной.

Женщина в белом халате задает мужчине вопросы: как зовут? Даниил Иванович Ювачев, Хармс. Где живете? Хармс называет адрес в Ленинграде. Когда родились? 1905 год. Семейное положение? Я женат. Кем работаете? Пишу стихи. Я поэт.

Друскин поднимает с пола листок. Это протокол обыска. Тут же опись вещей: записные книжки, Новый завет, шарик для пинг-понга.

Хармс лежит в тюремной камере на койке. Звучит его голос: это будет рассказа о чудотворце, который живет сегодня и не творит чудес. Он знает, что в любой момент может сделать чудо, но не делает этого.

Друскин топит печку. Перед его глазами воспоминания о спорах обэриутов: трагедия эпохи возрождения; что такое знание; что такое наука; что такое озарение; что можно считать сверхъестественным. Друзья читают свои стихи.

Хармс подходит к подъезду своего дома. К нему подходит человек, требует отдать долги. Хармс обещает сделать это и входит в подъезд. Дома он вынимает из ушей затычки. Документальные кадры: колонны трудящихся движутся под звуки бравурного марша.

В редакции литературного издания редактору его сотрудник читает рассказ о любви артиста к девице и к своей маме. Выясняется: несмотря на то, что артист покупал девице нарядные платья, а его мать ночевала на полу, он ценил мать выше. Ведь когда мать умерла – артист плакал. А когда померла выпавшая из окна девица – артист вовсе даже не плакал, а позвал другую девицу. Значит, мать ценится им как уника – ценная марка, которую нельзя заменить другой. Кто это написал? Даниил Ювачев, Хармс. Талантливо!

Хармс просыпается, падая с кровати. Он принимает ванну, пускает мыльные пузыри. Потом смотрит в окно на облака в небе, курит трубку. На него в подзорную трубу смотрит старушка. За ее спиной другая старушка со свернутой газетой в руке охотится на мух. По двору марширует самодеятельный оркестр. Его руководитель – Сно. Он знакомит Хармса со своим племянником. Тот говорит, что он ценитель творчества поэта, приглашает вечером Хармса выпить с ним винца. Хармс видит в окне противоположного дома балерину в пачке. Он отвешивает ей поклон. Наблюдающая за Хармсом старушка вываливается из окна.

Хармс в тюрьме. Он вспоминает: по-настоящему я любил только один раз. Это была Эстер. В переводе на русский – звезда. Она была не только женщиной, но и чем-то другим. Эстер была окном, через которое я видел в небе звезду.

Харсм и Эстер катаются на лодке по пруду, пьют из горлышка вино.

Хармс и Эстер заходят в комнату, она ложится на кровать, Хармс снимает с ноги девушки туфлю, целует ее ступню, поднимается все выше, становится на колени, зарывается головой между ног Эстер. Та в экстазе закатывает глаза.

Эстер лежит в постели. Голый Хармс сидит с трубкой во рту за столом, пишет. Он читает Эстер стихи, в которых рифмуются уменьшительно-ласкательные суффиксы. Эстер зевает: какие звездочки, лампочки, рюмочки! Она переворачивается на другой бок и засыпает.

Документальные кадры: люди на пляже. Хармс идет по улице с Александром Введенским. Он рассуждает: на пляже чувствуется какая-то гармоничность. Сначала человек чувствует себя белой сосиской с красными пятнышками, ему за это стыдно. А потом он ходит голый, с достоинством. А я на пляже влюбился. Да ты в каждую вторую девицу в купальнике влюбляешься. И что мне дальше делать? Узнай номер ее дома. Уже узнал. Но я такой застенчивый. Не могу же я прийти и сказать женщине: здравствуйте, я сегодня вас видел голой. Ну, не совсем же голой! Почти. К Хармсу подбегает пионер: вы американец? Пошел прочь! Уже второй за сегодня. А ты зачем это нацепил? – Введенский показывает на цветок, который Хармс носит на причинном месте. А что, поход за новым паспортом – недостаточно праздничный повод?

Хармс и Введенский останавливаются возле очереди. Люди стоят за керосином. Пока Введенский прикуривает у одного из мужчин, стоящих в очереди, люди начинают спорить: стояли тут пришельцы или лезут без очереди. Приятели идут дальше, а ссора в очереди продолжается.

На голову человеку падает кирпич. Я – гражданин Кузнецов. У меня на голове большая шишка. Я пошел в магазин, чтобы… Я забыл, зачем я пошел в магазин!

Хармс видит своего настырного кредитора, они с Введенским крадутся по улице, смешавшись с марширующим оркестриком Сно и его племянника.

Хармс приходит домой. На двери его комнаты висит записка: я дома. Работаю. Гостей не принимаю. Даже через дверь не разговариваю.

Хармс из своей комнаты слышит монотонную перебранку соседей на кухне: Федя! Чего надо? Еще спрашивает, мерзавец. Федя! Чего? Еще спрашивает, сукин сын! Федя!

Даниил открывает только что полученный новый паспорт и рядом с фамилией Ювачев вписывает через дефис: Хармс.

Хармс разговаривает с отцом. Тот говорит: ты сбился с пути, то, что ты пишешь – ужасно. Я, наверное, стар и глуп, для меня литература остановилась на Толстом. Но у тебя просто катастрофа, это дыра, хаос, ты там утонешь. Ты – не бог. И делаешь это все ты сознательно, обессмысливаешь реальность. Папа, ты сейчас произнес каламбур. Я знаю, что я не бог. Ты нищий, тебя не печатают, от тебя жена ушла. Я печатаюсь в детских журналах. Я знаю, что я не бог. От Эстер я сам ушел. Сейчас я поеду в редакцию и получу там деньги.

С улицы кто-то зовет Хармса. Почему они все время кричат, что, нельзя подняться? И пока ты будешь называть себя Хармсом – ты будешь во всем нуждаться, тебя будут преследовать.

Хармс спускается по лестнице мимо двух старушек. Одна рассуждает: не все то, за что себя выдает. Надо при покупке проверять птицу. Если у нее есть зубы – она не птица. А кто? Не знаю. Пойдем, посмотрим.

Хармс заходит в редакцию детских журналов «Чиж» и «Еж». Он просит у редактора гонорар. Тот предлагает попросить в кассе. Хармс говорит, что уже пробовал, ему было отказано. Значит, нужно прийти завтра. Хармс сообщает редактору, что придумал анекдот про Пушкина, рассказывает его. Редактору не смешно.

Хармс и Введенский идут через Дворцовую площадь, Хармс говорит другу, что нюхать эфир – дурная привычка. По пути они здороваются с идущей им навстречу Анной Ахматовой. Хармс продолжает: эфир – как замочная скважина. А подсматривать через скважину нехорошо. А ты шаманов видел? Пойми ты, тайна для тебя краешком открывается. А Нострадамус – тоже не ведал, что творил? Да. Введенский сбегает по ступенькам к Неве, опускает руку в воду и вылавливает проплывающую мимо банкноту, затем еще одну. Это чудо!

Друзья пьют в уличной забегаловке водку, Хармс подслушивает философские рассуждения местных пьянчуг: со временем человек становится шаром и утрачивает всякие желания.

Хармс собирается уходить из дома. Он прощается со спящей Эстер. Та отвечает во сне на ласку: да, Мишенька! Уходя, Хармс хлопает дверью.

Кузнецову на улице снова падает на голову кирпич.

Сосед Хармса падает из окна, поднимается с земли и отправляется домой.

Обэриуты ведут споры об искусстве. Что делать, если искусство не движется дальше? Тогда его надо превратить в жизнь. Друзья предлагают Друскину жениться: это так приятно! Введенский читает стихи: на столе лежит круг мира в виде крем-брюле… Воробей летит из револьвера и держит в клюве кончики идей… Мир потух, его зарезали, он – петух.

Водка кончилась. Надо еще сходить. Хармс говорит друзьям, что им нужен свой журнал. А ему очень нужен еще и театр.

Хармс сидит возле открытого окна, в руке лист бумаги, рядом перо и чернильница. Он говорит: я вчера сидел за столом, много курил. Передо мной бумага. Что писать? Стихи, рассказ, рассуждения? Ничего не написал, лег спать. Что мне нужно написать? Я спрашивал об этом бога, просил его о чуде. Но мне только хотелось курить. Нужно, чтобы во мне что-то изменилось.

Хармс заходит в кабинет редактора. Вас зовут Холмс? Вы мне льстите. А у меня сегодня утром из носа пошла кровь с молоком. И зовут меня Хармс. Ваши стихи в нашем издательстве напечатаны быть не могут.

Хармс стучит в дверь. Ему отпирает девушка. Я к Ольге Николаевне. Ее нет, я ее сестра. А как вас зовут? Марина. Может, тогда вы со мной поедете? Поеду. Подождите немного.

Хармс и Марина катаются на лодке по пруду, пьют вино. Марина ловит сачком рыбку, Хармс предлагает ее отпустить.На берегу пожилая пара сидит возле самовара. Женщина берет топор и колет полено. Мужчина говорит: тюк! Не говорите этого слова. Снова удар топором – снова «тюк». Я же просила вас не произносить это слово! Хорошо, не буду. Снова «тюк».

Управдом зачитывает отцу Хармса отрывки из автобиографии сына, которую он сдал в домоуправление: потом тятя намазал меня на бутерброд, он уже налил рюмку водки, но его, к счастью, остановили. Отец Хармса от души смеется.

На кухне сосед сообщает Хармсу: скоро война, но главное – маневры.

Женщина в халате спрашивает Хармса, показывая лист бумаги: что вы видите? Ничего, тень на листе. Вы слышите голоса? Да. Какие? Сейчас – ваш. А в другое время? Иногда я слышу вестников. В часах что-то стукнет, я от сквозняка хочу попить. Думаю, вода поможет. Беру кувшин – и понимаю, что там вестник. Но ведь вода жидкость, а вестник не может быть жидким. Тогда какой он? На что похож? Спасибо, вы свободны. Врач пишет в заключении: Ювачев к несению воинской службы непригоден.

Хармс и Эстер на берегу пруда, где они раньше катались на лодке. Хармс говорит Эстер, что любит ее, хочет поцеловать. Та уклоняется от поцелуя: я выхожу замуж. Хармс убегает.

Хармс в квартире играет на фортепиано. Раздетая Марина весело пляшет.

В тюремной камере на грудь Хармсу, лежащему на койке, забирается крыса.

Хармс предлагает Марине поймать крысу. Но у нас в квартире нет крыс! Ну и что? Давай все равно ловить? Хармс и Марина играют в ловлю крысы. Хармс бросает в угол туфлю: попал! Вот, смотри! Нет! Марина «пугается», заслоняясь от невидимой крысы стулом.

Хармс и Марина разрисовывают красками изразцовую печь в своей комнате.

Хармс подходит к подъезду. Рядом на лавочке сидит женщина, она держит на коленях большие часы. Который час? Хармс смотрит на циферблат. Там отсутствуют стрелки. Женщина отвечает: без пятнадцати три. Хармс кричит: без пятнадцати три – до чего?

Хармс обувается. Марина спрашивает его: куда собрался? Хармс в истерике кричит: никогда не спрашивай меня! Когда вернешься? Не жди меня, я не знаю! Марина кричит вдогонку мужу: как ее зовут? Бон шанс, мон амур!

К выходящему из подъезда Хармсу подбегает кредитор, требует вернуть долг. Хармс от него убегает.

Редактор спрашивает Хармса, читая про себя текст на листочке: это детские стихи? Да. Редактор цитирует: ноль – это божье дело. Хорошо, хоть не божье тело! «Скафка» – так и надо писать? Да: восемь человек сидят на лавке – вот и конец моей скафке. И это все? Хармс протягивает еще листок, редактор молча читает. К сожалению – нет. Хармс наизусть читает стихотворение про мышей матросов, плывущих на кораблике, и не боящихся ничего, кроме котов и кошек. До свидания, Даниил Иванович!

Возле дома пьяный Хармс сидит рядом со Сно: я хочу вырваться из сна, который называют жизнью, и увидеть мир, какой он есть. Тогда надо мучиться. Да, нужно зажечь беду вокруг себя. А мой племянник чекист. Он следит за тобой. Я давно об этом догадался. Хармс, покачиваясь, поднимается: надо уезжать из этого города, его ждет страшная беда.

Марина заходит в комнату и застает Хармса в постели со своей сестрой Ольгой. Она выбегает из комнаты, Ольга бежит за ней, зовет. Хармс отворачивается к стенке, воет, стучит кулаком по стене.

На окна наклеивают полоски бумаги. Молодые солдаты в новенькой форме на ходу рассуждают о том, что победа будет достигнута за два месяца.

На лестнице в подъезде снова происходит разговор о необходимости топить печь ввиду приближающейся зимы, сопровождаемый пощечинами. Ой, у меня лицо болит! Почему? Сам не знаю.

Марина по телефону разговаривает с сестрой. Он спит. Он не бездельничает. У него месяц назад отец умер. Он работает, скоро получит деньги. Нет, ты ничего не знаешь. Ты, Оля, глупая тетка! Не нужны нам твои деньги. Марина вешает трубку. К ней подходит Хармс, они обнимаются.

Хармс во дворе сидит на лавке. К нему молча подходят один за другим люди и усаживаются рядом. Хармс их считает: семь. Походит племянник Сно и тоже садится на лавку. Восемь. Конец вашей скафке. Можете докурить. А теперь – пошли.

Марина сидит на льду замерзшей Невы. К ней подходит Ольга с пакетиком, там кусочек хлеба. Марина говорит: я все тюрьмы обошла, говорят, не значится. Исчез.

Хармс и Марина идут по льду замерзшей Невы. Он говорит: уйдем в лес, будем там жить. Возьмем только библию и русские сказки. Будем ходить по домам, просить поесть. А я за это буду сказки рассказывать. Марина отвечает: у меня валенок нет, так что ты иди, а я останусь. Нет, без тебя я никуда не уйду.

Финальные титры.

Даниил Иванович Хармс (Ювачев). Арестован в августе 1941 года. Место и дата гибели точно неизвестны.

Шура, Александр Иванович Введенский. Арестован в сентябре 1941 года. Место и дата гибели точно неизвестны.

Яков Семенович Друскин. Остался в блокадном Ленинграде, спас архивы Хармса, благодаря чему его произведения впоследствии были изданы.

ЭстерРусакова. Арестована в 1936 году, погибла в лагере в Магадане в 1943 году.

Марина Малич. Была угнана на принудительные работы в Германию, бежала. Умерла в эмиграции в 2002 году.




Top