Где читать полностью счастье любит тишину алюшина. Павел Крусанов - Действующая модель ада

– Что? – снова тревожно спросил недоумевающий Костромин.

– Вот это все… – пояснила она нечто непонятное и сделала какие-то махи руками, обрисовывающие очертания его фигуры и остановившиеся где-то в районе паха.

И только теперь, махая руками лебедью подбитой, Варвара Добродеева изволила заметить, что она совершенно голая.

– Так, – четко произнес Костромин. – Понятно.

Он шагнул к ней, притянул к себе и обнял, пока она не успела опомниться от его напора и сбежать.

– Я так понимаю, что голый мужчина в боевой готовности для тебя зрелище непривычное.

– Новое, – кивнула она.

– Понятно, – снова повторил Костромин чуть растерянно, погладил ее по спинке, отклонился, заглянул ей в лицо и предупредил как можно мягче: – Но мы слишком далеко уже зашли, назад будет трудно и глупо возвращаться.

– Нет, нет, – даже как-то испугалась Варвара. – Зачем нам назад. Нам как-то туда… – от ужасной неловкости и смущения несла она бог знает что и сама это понимала, – …туда, – повторила она и решительно указала рукой, как Ленин на памятнике – вперед.

– Молодец! – похвалил мужчина и начал трястись от приступа сдерживаемого изо всех сил смеха. – Вперед, это смело!

– Я что-то не то? – растерянно поинтересовалась девушка и предложила другой вариант: – Ну, можно не вперед, а прямо тут…

Костромин уткнулся головой ей в плечо и уже тихо хохотал, закрыв глаза. Варвара осторожно повернула голову в его сторону, посмотрела на трясущегося от смеха мужчину, вздохнула трагически и выдала новую порцию высказываний:

– А можно сделать так же, как до этого было, чтобы ничего не понимать и не видеть? И я уже вон вся голая, и вы уже тоже голый…

Тут бы уж точно никто не выдержал, и Костромин запрокинул голову и захохотал во все горло, от души, аж до брызнувшей слезы.

– Да, – сокрушенно согласилась девушка, глядя на него. – Неловко как-то получилось.

Хохоча, он рухнул на кровать, увлекая ее за собой, и все смеялся, не мог остановиться, и прижимал девушку к себе, и все порывался что-то сказать:

– Ох, Варюха, ты…

– Это от смущения, – честно призналась она. – И потом все так неожиданно произошло: я от поцелуя ничего и не видела, не помнила вокруг, и это было так… так… – подыскивала она слова, но сбилась, принявшись за дальнейшее объяснение: – И вдруг раз: и вы голый идете ко мне. И такой весь…

– Все, все, молчи! – взмолился Костромин, утирая слезы от смеха. – Ничего больше не говори!

– Ладно, – пообещала Варвара и честно замолчала.

– Все, – снова повторил он, немного успокаиваясь.

Коротко поцеловал ее в губы, продолжая непроизвольно посмеиваться, потом в кончик носика, в висок и в лоб, перевернул и перекатился сам так, что она оказалась под ним, медленно наклонился и поцеловал в губы…

Теперь уж без смеха.

И снова Варвара сразу же перестала соображать и только чувствовала, таяла в этом поцелуе. И неожиданно к тем головокружительным ощущениям, которые она испытывала, добавились новые, совершенно неизвестные ей, но невероятно приятные, и телу стало горячо в тех местах, где он касался его и что-то делал с ней такое удивительное руками, губами, и хотелось чего-то еще, еще и еще… и обязательно вперед, куда она указывала «ленинской» рукой.

И она совсем уж перестала соображать и неслась, куда вел ее мужчина, и на какое-то мгновение почувствовала резкую боль, которая тут же исчезла, а потом началось совсем уж фантастическое и неправдоподобное…

Варвара распахнула глаза и смотрела на Юрия, на его исказившееся от чувств лицо, и на них двоих, слитых воедино, и переживала настолько сильные, незнакомые ей эмоции, прекрасные, великолепные, и чувствовала, точно знала, что надо подняться еще выше, еще, что там непременно ждет самое важное, что должно сейчас случиться…

И оно случилось, она взобралась на свою сияющую вершину и захлебнулась от восторга…

– Ну, ты как там? – спросил откуда-то сверху, через вечность, заботливый голос Костромина.

Варвара шевельнулась и осознала себя в настоящем моменте, поняв, что лежит, плотно прижимаясь к его боку, уткнувшись головой ему под мышку, и ощущает себя какой-то новой, обессиленной, но парящей в утихающем во всем теле блаженстве.

– Жива, – отозвалась она.

– Прости, – тут же повинился Костромин, ухватил ее двумя руками, подтянул повыше, уложил поудобней, пристроил ее голову к себе на плечо и признался: – Никогда не имел дел с девственницами. В наше время это возможно только в подростковом возрасте с ровесницами. А у меня тогда были женщины постарше и поопытней.

Варвара помолчала и взялась объяснять:

– Моя мама родила меня, когда ей было сорок пять лет, я ее первый и единственный ребенок. А папе было уже пятьдесят два. Вы можете себе представить, как они меня воспитывали и на каких примерах, если учесть, что у папы старинная московская семья, и в ней имелось несколько академиков еще до революции и после, в советское время, инженеры талантливые, артисты, писатели и поэты. Какие-то брызги дворянства и литературной элиты, а с маминой стороны все больше искусствоведы, переводчики и всякого добра не меньше. Мне было лет тринадцать, наверное, когда я, собираясь на школьную дискотеку, решила накраситься, как все наши девицы в школе красились в те времена на такие мероприятия, папа застал меня за этим процессом, посмотрел на мои пудовые от туши ресницы, веки в бирюзовых тенях толстым слоем и, вздохнув, сказал: «Стараться стать такой, как все, и следовать правилам большинства, чтобы не выделяться и не быть за это отвергнутой и наказанной, конечно, легко и безопасно, как червяку в большой куче компоста вместе со своими собратьями. А вот быть человеком по-настоящему внутренне свободным, яркой индивидуальностью, игнорирующей мнение серого большинства, разумеется, тяжело и требует смелости и определенной воли характера. Зато только такие люди и достигают многого и становятся яркими личностями, которые двигают прогресс. И, кстати, которым потом старается подражать то самое серое большинство, что в свое время готово было их уничтожить за то, что они не похожи на всех, а теперь же готовы отдать все, чтобы одеваться, краситься, говорить, жить, как эти яркие личности». И так я себе вдруг ярко представила этого червяка в куче, что запомнила слова отца навсегда, решив, что не буду в компосте никогда. Смыла боевой раскрас и на дискотеку вообще не пошла, не очень-то мне на нее и хотелось на самом деле. Я всегда выглядела моложе своего возраста, к тому же маленькая была, подросла и сформировалась только к десятому классу, а так все ребенок и ребенок, когда у нас девицы уже все выглядели взрослыми, с третьим-четвертым размером груди, еще и одевались-красились соответственно. А я все шутки-прибаутки и смеюсь постоянно. Так что мальчики мной не интересовались, и слава богу, потому как в школе мне они были совсем до лампочки. А в институте, ну, вы же знаете, что такое технический вуз, у нас бесконечное черчение, оно мне даже ночью снилось, а математика, формулы, коэффициенты и градиенты, да я еще и английский язык взялась всерьез учить, никак он мне не давался. В общем, не высыпалась катастрофически, вскакивала, пила на ходу стакан свежего сока, что папа делал для меня каждое утро, хватала контейнер с завтраком и кофе в термосе, кое-как умывалась одной рукой, волосы в хвост и на учебу. Никогда не красилась, а в перемену сидела с учебником в руке на подоконнике и завтракала. Я производила впечатление ребенка-вундеркинда, попавшего в институт лет в четырнадцать-пятнадцать. Нет, находились парни и даже препод один, которые за мной ухаживали, и предложения всякие делали: и встречаться, и жить вместе, и я бы даже не отказалась с кем-нибудь сойтись, если бы влюбилась, но только вот ни один мне не нравился настолько, чтобы вступать с ним в близкие отношения. Вот не нравился, и все. А быть червячком из общей кучи меня папа навсегда отучил.

– А что, ты хочешь подумать, отказать ли мне или принять предложение? – удивился он. – Или тебе сам процесс важен? Кольцо, мужчина на колено встает?

– Ну как… – задумалась Варвара. – Ну я же все-таки девочка, мне красивости хочется, почувствовать себя особенной. – И тут же поспешила успокоить: – А кольцо совсем необязательно. Мне эта традиция и не нравится совсем, она не наша, не русская.

– Кольцо как раз обязательно, – заявил Костромин. – Я планировал, что мы сегодня вдвоем зайдем в ювелирный и ты сама кольцо выберешь. А насчет красивости… – подумал и вдруг резко сел на кровати и распорядился: – Ну, вставай, поедем делать тебе красиво!

– Нет, нет, подождите! – заторопилась, испугавшись его предложения, Варвара. – Я хотела спросить…

– Что? – усмехнулся он.

– А можно… – начала было она и остановилась, подбирая верное выражение, – повторить все… – на этом моменте Варя стала смущаться и вновь прибегла к помощи рук, делая ими непонятные пассы, – ну, все, что было, и чтобы получилось так же здорово? Так же великолепно. А?

– Варвара, – с самым серьезным видом поинтересовался Костромин, – ты знаешь, что смех и секс две совершенно несовместимые вещи?

– Не-ет, – покачала она удивленно головой и уверила: – Теперь вот буду знать, вы мне растолковали.

– Так вот, ты или отдавайся со страстью, или смеши меня, что-то одно, – так же серьезно произнес Костромин и строго спросил: – Ты когда ко мне на «ты» начнешь обращаться?

– Ну-у-у… – произвела Варя неопределенные круговые жесты одной рукой и призналась: – Понятия не имею. Когда получится, наверное.

– Ох, Варвара, – попенял ей Костромин, притянул к себе, обнял и рассмеялся.

Костромин часто вспоминал тот их первый раз.

Разумеется, бывало у них с Варюхой множество и других запоминающихся моментов интимной близости, если честно, то вся их сексуальная жизнь оказалась наполненной и прекрасной, они идеально подходили физически друг другу, и в постели у них все складывалось замечательно. Но, как у каждой пары, случались в их жизни особо яркие моменты близости, которые, как правило, запоминаются на всю жизнь.

Но тот первый раз был самым особенным, самым значимым и запоминающимся, в тот раз возникло их волшебство на двоих…

Лежа на кровати в темноте ночи, он улыбался, вспоминая тот их первый раз, Варюху, такую непосредственную, смешную, размахивающую руками от смущения и смешившую его до слез.

Как он разделся, шагнул к ней и вдруг увидел выражение неподдельного удивления на ее лице и как она отшатнулась от него, и выражение ее лица изменилось, у нее случился легкий приступ паники. В разгоряченном желанием мозгу успело просвистеть сразу несколько вариантов такого поведения девушки, один неприятней другого.

Но когда она начала выделывать странные пассы руками и нести какую-то ахинею, Костромин, в момент все поняв, рассердился на себя: «Идиот, можно было бы догадаться сразу».

И шагнул, обнял ее и попытался успокоить, но вместо этого начал хохотать над тем, что она несла, над собой и над глупейшей ситуацией в целом.

Ну а как бы он мог догадаться, если хотел Варвару с того самого момента, как увидел под секретарским столом, и желание это только росло, ширилось и шибало в мозги, затуманивая разум и способность к трезвому анализу.

Костромин понял, что заполучит ее и женится на ней в тот момент, когда она, стоя на коленях, протянула ему руку для знакомства и представилась. Он почувствовал легкий удар тока, когда принял ее ладошку, как разряд, но приятный, теплый, и подумал тогда странно так: «Ну, вот и она!»

И все! Никаких сомнений: «Надо, не надо, а с чего так вдруг и за каким мне эта женитьба…», и уж тем паче что-нибудь бредовое про свободу.

Да о чем вы? Такая фигня его разум не беспокоила.

Чувствовал, что прав: его девочка. Решил – все! Как обычно.

А тогда, при их первой близости, после того как отсмеялся и начал снова ее целовать, он вдруг почувствовал шквал настолько сильных эмоций, что аж дыхание перехватило, – сквозь горячее желание, затмевающее все, вдруг прорвалось осознание, что она вся, по-настоящему его, целиком! Вся! И это чувство настолько сильно проникло в него, что Юрий получил невероятный оргазм такой силы, который не переживал еще ни разу в своей жизни.

Вот это он точно запомнил на всю жизнь! Все, что чувствовал тогда!

У него слезы закипали в горле от переполняющих ощущений.

Он смотрел на девушку в бесконечной благодарности и чувствовал всем телом, когда она испытала первый в своей жизни оргазм и как потом выключилась. В буквальном смысле – постонала, что-то пробурчала, когда он ее устраивал рядом поудобней, и провалилась в сон.

А на «ты» она стала обращаться к нему к вечеру того воскресенья. Ни в какой ювелирный они не поехали и вообще никуда не поехали, а словно наверстывая все ее упущения в сексуальных знаниях, провели весь день в кровати, болтая, смеясь, целуясь бесконечно и занимаясь любовью.

Так, что он даже беспокоиться за нее начал – все-таки первый раз у девочки и ей явно не комфортно и болезненно, но она провоцировала его, заводила, и Юрий не мог удержаться.

Кстати, «красиво» он ей сделал.

Пока она спала в перерыве между горячей любовью, Костромин заказал по телефону доставку букета и торжественного ужина из хорошего ресторана. Сам накрыл стол в кухне, не забыв про сервировку, а вот свечей в его холостяцком убежище не нашлось. Но вообще-то мы электрики, если кто забыл, и он быстренько соорудил нечто переливающееся-зажигающееся из тех светильников, что имелись к него в доме.

Все приготовив, разбудил «спящую красавицу», закутал, как в тогу, в простыню, привел в кухню и сделал ей таки предложение. На одно колено становиться не стал, как-то это не по его характеру – слишком романтично и слащаво казалось.

Но Варвара, пораженная до глубины души всем, что он тут для нее устроил, расплакалась от избытка эмоций и кинулась его благодарить, и так благодарила, так благодарила…

В общем, ужин они ели холодным – подогревать еду уже ни у нее, ни у него сил не оставалось. А ничего, вкусно было.

На ночь Варвара у него не осталась и, как бы Костромину этого ни хотелось, он ее не стал уговаривать, поэтому как только она печально произнесла: «Мне, наверное, пора», – он тут же стал собираться, помог ей одеться и отвез домой, до квартиры проводил и сдал на руки открывшей им дверь Лидии Андреевне. Заходить отказался и откланялся.

А на следующее утро приехал за ней.

– Ты почему приехал? – удивилась Варвара, открыв дверь. – У тебя же сегодня объект какой-то, ты вчера говорил.

– Объект постоит некоторое время без меня, а у нас с тобой важное дело, – пояснил туманно Костромин.

– Мне же в отдел кадров, – напомнила Варвара.

– Подождет твой отдел кадров, я позвонил и предупредил.

– Тайны? – вышел в прихожую, где они разговаривали, Леонид Николаевич.

– Есть немного. – Костромин поздоровался с ним за руку и кивнул на Варвару: – Она вам вечером расскажет.

Он привез Варю к отделению загса того района, где она проживала с родителями, и они подали заявление о регистрации брака. А после загса заехали в ювелирный магазин, где работал один из заказчиков, которому трест Костромина строил коттедж в элитном поселке. Вот тогда-то, после подписания акта приемки, более чем удовлетворенный клиент предложил приезжать к нему в магазин, если какая ювелирка понадобится.

Вот понадобилась.

С ним Костромин так же созвонился вчера вечером и обговорил предварительно, что бы хотел.

Но Варвара от кольца вдруг решительно отказалась.

– Я их не ношу практически. Когда работаю, всегда снимаю, мешают. Да и не люблю.

– А обручальное? – спросил он удивленно.

– Обручальное носить буду всегда, привыкну, – махнула она рукой. – Оно же плоское.

– Тогда что выберем? – несколько растерялся Юрий.

– Что-нибудь, что я постоянно носить смогу, ну как символ помолвки и вообще… – повела она неопределенно рукой.

Он отметил с неким теплым мужским умилением, что различные жесты руками, когда Варя размышляет или подбирает слова, или пытается передать сильную эмоцию, это ее изюминка, некое присущее ее индивидуальности действие. И так это было по-женски, беззащитно и мило. Бог знает, он не мог дать четкого определения.

Мило, и все. Варюха, одним словом.

Они выбрали короткую плоскую золотую цепочку с кулоном в виде двух небольших колец: одно побольше, второе поменьше, сцепленных друг с другом, внутри колец посверкивали бриллиантики. На символ вполне тянуло, да и Варваре это украшение сразу понравилось. Подобрали тут же и обручальные кольца.

Встретились они в конце июля, а в октябре уже поженились.

Костромин жил на служебной квартире, выделенной ему холдингом, как бы условно снимал. Условно в том смысле, что оплачивал он только коммунальные услуги и совсем небольшую арендную плату в бухгалтерию предприятия, скорее символическую.

Зарабатывал Юрий к тому времени уже очень даже неплохо, не миллионы пока еще, но вполне приличную зарплату, часть которой несколько лет откладывал на специальный счет, все хотел родителям отдать долг и купить им приличный домик с участком под Ростовом взамен проданного бабушкиного. Вот только машину себе приобрел не самую дорогую, но вполне приличный джип с достойными ходовыми качествами.

Решив, что домик под Ростовым подождет еще немного, свадьбу молодой жених оплатил сам, ну, кроме платья невесты и полной ее экипировки, на этом настояли родители Варвары, утверждая, что так полагается.

Они поженились и повенчались в один день. Венчание предложила Варвара, даже не предложила, а скорее настояла.

– Так правильно, – заявила она решительно. – Говорят, что при венчании к семье ангел прикрепляется и ее охраняет. Хочу, чтобы нас охраняли.

– Я нас охранять буду, – посмеялся ее серьезности Юрий.

Они и охраняли эти высшие. Да вот не доглядели…

Молодые сразу хорошо зажили. Уютно, радостно, легко, весело.

Почему-то им было все время весело.

Варюха переехала к Юрию, и они оба как-то сразу привыкли жить вдвоем, устроились в этом совместном житие практически с первых же дней, словно жили так уже много лет – одним бытом, одним дыханием.

Она оказалась великолепной хозяйкой, такой по-старинному правильной, что ли: прекрасно готовила, Костромину очень по вкусу пришлась ее кулинария, все ее блюда, даже чай она заваривала особенный, вкусный, душистый и вела дом легко, не предъявляла немыслимых требований к мужу, без психоза на идеальном порядке, наверное, всего за месяц ощутимо преобразив его холостяцкое жилье в уютное семейное гнездо, даже с намеком на аристократизм. Например, полным сервированием стола на завтрак с ножами-вилками, салфетками, особой посудой.

А ему нравилось. Ему нравилось все, что она делала.

Варвара – такая женщина-женщина-женщина во всех смыслах, и она как бы вручила ему корону мужчины-мужчины: мудрого мужа, защитника и в чем-то учителя-наставника, главы их совместной жизни, ответственного за семью. И так это у нее получалось естественно, как дышать, она просто надеялась на него во всем и полагалась. При этом не теряла свою индивидуальность и ни в чем не ущемляла особую яркость своей личности.

Ну вот женщина! Костромин умилялся ярким и явным проявлениям ее истинной женской сущности, хоть и ворчал для порядка в воспитательных целях, но по большей части смеялся.

Она постоянно теряла или забывала где-то перчатки сразу парой, а чаще по одной, зонты растворялись за пределами квартиры, как в черной дыре, терялись какие-то мелочи, важные для нее и совершенно непонятные ему, солнечные очки так вообще являлись расходным материалом и чуть ли не одноразовым атрибутом. Засовывала куда-нибудь ключи от квартиры и ужасно нервничала, паниковала, начиная их искать, а не находя, звонила Костромину, и он мчался спасать, и каждый раз делал дубликаты ключей, а предыдущие странным образом вдруг находились в другой сумке через какое-то время – в летней, например, зимой, а в зимней летом.

Помотавшись так пару-тройку раз, Костромин вручил связку ключей Вариным родителям и устроил особый тайник под окном на лестничной клетке, где спрятал запасную связку специально для Варвары.

Она страшно пугалась, когда что-нибудь кликало или глючило в ее компьютере или выскакивали какие-нибудь левые объявления, и кричала, призывая мужа немедленно на помощь:

– Юра!! Тут что-то случилось ужасное с моим компом! Все пропало!

И он спасал, а она кидалась ему на шею, крича на сей раз от радости и восторга:

– Ты самый лучший!! Самый умный, самый крутой-разкрутой!! Гений! Ты мой герой и мой спаситель!!

Когда Варвара работала или рисовала, то мир вокруг переставал для нее существовать и все остальное было как бы вне пространства ее творчества, она скручивала волосы в пучок, засовывала в него карандаши, которые потом там и забывала частенько, могла даже так в магазин выйти, если срочно вдруг что-то понадобилось, и тихонько что-то напевала, рисуя или делая чертежи. Он как-то спросил:

– Ты что поешь?

– Я пою? – удивилась необычайно она.

– Ну да, вот сейчас рисовала и пела.

– А-а-а, – отмахивалась Варюха. – Это какая-то мелодия в голове звучит, я ее и напеваю.

Он умилялся этой ее привычке и мог долго с наслаждением наблюдать, как она работает и подпевает себе, за ее движениями и как меняется выражение ее лица: то сосредоточиваясь, когда что-то не получается, то вдруг освещаясь улыбкой, когда приходит интересная идея или что-то очень хорошо получается. Рядом с большим чертежным столом Костромин поставил кульман специально для ее работы, у другого же окна теперь располагался его рабочий стол с монитором базового компа и двумя ноутбуками, и все это в их единственной комнате, сочетавшей в себе гостиную и спальню, два «кабинета» его и ее, благо пока большая площадь позволяла.

Варвара никогда не бралась за мужские дела, даже если легко могла с ними справиться и ей было срочно нужно, а Юрия не оказывалось рядом, даже крышки консервных банок не откручивала сама, не говоря уж про что-то иное по хозяйству, тем более таскание тяжелых сумок из магазинов. Этого она вообще категорически не делала, у меня же есть муж, говорила она с гордостью.

Зато прекрасно управлялась со всеми женскими хозяйственными делами и только посмеивалась над привычками Юрия, присущими большинству мужчин, давно объясненными всяческими заумными психологами как некое особенное устройство мужской психики и мозгов, и так хорошо «воспетыми» женщинами.

Костромин недавно прочитал где-то одно высказывание, источник не помнит, но очень ярко подмечено:

«Только женившись, я узнал, что можно неправильно поставить пакет молока в холодильник».

Вот это совсем не их история.

Его разбросанные носки она молча собирала и кидала в специальную корзину для грязных носков, вешала на плечики и убирала его пиджаки и брюки, скинутые на диван или кровать, молоко и другие продукты спокойно переставляла в холодильнике так, как ей было удобно, перед тем как включить, проверяла переключен ли смеситель с душа на кран и исправляла еще десятки таких вот мужских ляпов, весело смеясь над всеми этими мелочами.

Ну не нервировало ее это, и все, веселило только.

Справедливости ради надо отметить, что разбрасывал свои вещи Костромин довольно редко, только если совсем уж уставал на работе и приходил домой совершенно вымотанным. Дело в том, что отец приучал его с детства:

– Запомни, сынок, электричество не терпит беспорядка и разгильдяйства и сильно за него наказывает: забудешь шурупчик какой или поврежденный кабель подключишь – и произойдет замыкание. А от него пожар, и беды не миновать, могут и люди погибнуть. Порядок нужен четкий! Тогда и в голове, да и в жизни порядок будет.

Запомнил, да еще подкрепил ценной практикой, то бишь один раз так отхватил током – долбануло будь здоров! – что отлетел на полтора метра от кабеля поврежденного, в глазах искры вспыхнули, руки-ноги еще час, наверное, не слушались, а волосы до следующего утра торчком стояли.

Как жив остался, вообще загадка.

Вот после этого уж точно порядок в голове выправился у него правильный. И не бывает так, что ты аккуратист на работе и все у тебя там по полочкам и по линеечке, а в быту раздолбай, в грязи и бардаке живешь. Так что, считай, повезло Варюхе, мужик Юра оказался аккуратный, и еще больше повезло, что не до педантизма с элементами шизофрении.

Прямо пастораль и идеальная картинка!

Ну и что? А им было замечательно вместе, да еще и в сексе все у них получалось просто супер! Частенько так и покруче, чем просто супер!

Господи, как же хорошо им было тогда! Как же хорошо!

Варвара как-то очень быстро забеременела, наверное, месяца через два после свадьбы. Прямо за несколько дней перед Новым годом они узнали, что ждут ребенка.

Праздник в тот год получился в семье классный.

Во-первых, их первый совместный Новый год. Приехали его родители из Ростова и остановились пожить у родителей Варвары.

Родители молодых нашли общий язык еще перед свадьбой, на стадии сватовства и знакомства. Ну а что им не найти тот самый общий язык и взаимную симпатию? Разница в возрасте, правда, ощутимая имелась – Добродеевы постарше на пятнадцать и восемнадцать лет, но Леонид Николаевич и Максим Петрович оба по профессии инженеры, технари, оба работали на производстве еще при Советском Союзе, оба интеллигентные, крепкие мужики, рукастые-головастые, с большим жизнелюбием, и интересы, в общем-то, похожие. Ну а женщины, те мгновенно поладили, так же признав друг в друге родственные души. Так что между сватами царило полное понимание, взаимное уважение и начинающаяся крепкая дружба.

Были на празднике еще друзья и родственники Добродеевых, женщины приготовили и накрыли замечательный стол, и когда провожали тостом уходящий год, Юрий с Варварой сообщили родным новость…

Все! Выключился мысленный проектор! Ушли воспоминания. Отхлынули.

Костромин сел на кровати, поставил локти на колени и опустил лицо в ладони. Вот так всякий раз – яркая солнечная картинка о прошлом, и Варюха в нем такая родная, красивая, радостная, улыбается, сверкает своими ямочками, сияет поразительными весенними глазами с огоньками внутри, и в один момент – раз, и все, темнота вокруг.

Такое вот наказание.

Он сидел, спрятав лицо в ладонях, и думал о ней. О своей Варюхе.

Наверное, месяца через полтора-два после свадьбы Костромин неожиданно обнаружил, что взгляд ее удивительных глаз всегда с ним. Как-то застрял в пробке, обдумывал рабочий момент и спросил вдруг вслух, так автоматически, безотчетно, как частенько делает каждый из нас, когда размышляет в одиночестве:

– Ну, Варюх, что думаешь, так будет правильно?

И поймал себя на том, что видит перед мысленным взором ее улыбающееся лицо, на котором ярче всего выделяются прекрасные глаза – весь лик ее как бы размыт, словно дымкой поддернут, а вот глаза ясно и четко видны, прямо сияют, и она ему весело отвечает:

– Не-а! Что-то ты, Юрий Максимович, тут не доглядел!

Костромин было удивился, посмеялся такому видению, но оно повторилось еще несколько раз в тот же день и на следующий, а потом и вовсе стало привычным. Он рассказал жене об этой странности, но Варя даже не удивилась.

– Правильно, а как же! Так и должно быть, – убежденно заявила она. – Я же о тебе думаю постоянно, настроена на твою волну, и наши души таким вот образом общаются на расстоянии. А знают они побольше нашего земного, вот я тебе через душу или какое-то там эфирное тело и подсказываю, разговариваю с тобой и утешаю.

– Это ты что-то закрутила эзотерическое, Варюх, – засомневался он, усмехаясь.

– Нет, не накрутила. Так и есть, – уверила она и поразила признанием: – Я же с тобой тоже постоянно разговариваю и советуюсь, когда мы врозь, и также тебя вижу.

– И что я тебе подсказываю? – развеселился Костромин.

– Правильное решение или просто пообщаешься со мной, пошутишь, поддерживаешь в трудную, так сказать, минуту, – улыбалась радостно она.

Варваре было так уютно и радостно жить с Юрием, что она словно каждый день проживала в празднике. Праздник, счастье, все сияет вокруг, и невозможно не улыбаться, не смеяться от переполняющей радости!

Вот так ей было тогда!

Она легко приняла все устои Юрия и его личные правила быта во многом потому, что в быту и в жизни Костромин напоминал ее папу.

Он был такой же рукастый, хозяйственный и, как и Леонид Николаевич, сразу, с первых же дней взял на себя всю меру ответственности за их семью и лично за нее, Варвару.

У нее порой возникало подспудное ощущение, что некие высшие силы как бы взяли и нежно переместили ее от родителей в столь же уютное и привычное семейное гнездо, но только с Костроминым, прибавив к ее обычной жизни еще и море счастья.

И она с восторгом рассказывала об этом всем! Всем-всем-всем!

На работе коллегам, подругам, родственникам и знакомым Варя говорила и говорила про своего замечательного Юрочку, какой он сильный, умный, талантливый, надежный, прекрасный, как им хорошо вдвоем и какое это счастье и так далее. Так далее…

Ей было так хорошо с ним!

Он часто ездил в короткие командировки, и Варя пекла пироги в дорогу, купила удобный пищевой термос и обязательно готовила горячие блюда с собой, чтобы не ел всухомятку, и заваривала специальный чай с травами, медом и лимоном, который заливала в отдельный термос и сама складывала все его вещи в дорожную сумку. Провожая, она целовала, желала удачи и обязательно восхищенно называла: «Мой Король».

Костромин посмеивался над этой ее восторженной влюбленностью, но совершенно определенно ему это нравилось.

Она любила все в нем! Все-все-все!

Она любила его до головокружения, обожала его голос, запах, его смех, его мужскую веселую снисходительность к ее женским слабостям и рассеянности, видела и принимала с благодарностью его любовь и заботу. Господи, да часами можно перечислять, что она в нем любила и как она его любила!

Родные и друзья посмеивались над ними, постоянно застукивая целующимися или обнимающимися где-нибудь в укромном уголочке, и все предрекали – молодожены, скоро пройдет! Но оно как-то не проходило, а только усиливалось.

На любом мероприятии, вечеринке, семейном празднике или выезде на природу они с Костроминым пытались уйти куда-нибудь в сторонку, находили укромные места и целовались, как подростки, и почему-то непременно кто-нибудь из гостей натыкался на них и принимался шутить по этому поводу.

Они ждали ребенка на Новый год. Когда радостную весть сообщили родным, у Варвары было уже два месяца, и вся семья пребывала в восторге – ну, а как же! Первый внучок и у тех, и у других родителей!

Татьяна Алюшина с романом Счастье любит тишину для загрузки в fb2 формате.

Варя гордилась мужем и была готова тысячу раз повторить всему миру, что ее Юрочка самый умный, добрый и прекрасный человек. Но однажды он встретил другую женщину и ушел, сказав жене, что просто не способен контролировать вспыхнувшую страсть. И тогда Варвара осталась одна, не понимая, как ей жить дальше…

Если вам понравилась аннотация книги Счастье любит тишину, то скачать ее в формате fb2 можно перейдя по нижеуказанным ссылкам.

На сегодняшний день в интернете размещено большое количество электронной литературы. Издание Счастье любит тишину датировано 2017 годом, принадлежит жанру «Роман» в серии «Еще раз про любовь. Романы Т. Алюшиной и О. Покровской» и выпускается издательством Эксмо. Возможно, книга еще не вышла на российский рынок или не появилась в электронном формате. Не стоит расстраиваться: достаточно подождать, и она обязательно появится на ЮнитЛиб в формате fb2, а пока можно скачивать и читать онлайн другие книги. Читайте и наслаждайтесь познавательной литературой вместе с нами. Бесплатное скачивание в форматах (fb2, epub, txt, pdf) позволяет загружать книги сразу в электронную книгу. Помните, если роман сильно понравился - сохраните его себе на стену в социальной сети, пусть его увидят и ваши друзья!

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Я всего на три дня. Гостиница у меня самая крутая, там меня персонал обихаживать и охранять станет, – успокаивала мужа Варвара, в который уже раз приводя одни и те же аргументы, – а в городе со мной все время будет сопровождающий, ты же знаешь. – И поцеловала его в щеку. – Не переживай, все хорошо. Обещаю быть очень внимательной.

– Ну, ладно, – не самым благостным тоном согласился Костромин, подавляя в себе этот предупреждающий странный звон, поцеловал жену коротко в губы, развернул и легонько подтолкнул к двери вагона. – Иди, уже отправление.

Варвара поцеловала его в ответ, вошла в вагон и, остановившись у двери, смотрела на мужа.

– Иди, – повторил Юрий. – Прохладно. Из окна посмотришь.

Варя кивнула, сделала пару шагов к проходу внутрь вагона, но вдруг остановилась, задумавшись, и неожиданно рванула назад. Выскочила на перрон, да так, что Костромин едва успел поймать ее на лету, и поцеловала его всерьез, сильно, проникновенно, а оторвавшись, потребовала горячим, возбужденным тоном:

– Юрочка, ты береги себя, ладно? Ты очень хорошо себя береги!

– Варюха, ты чего? – поразился Костромин.

– Я не знаю, чего! – торопливо объясняла она. – Но ты будь внимательным и береги себя. Питайся хорошо и никуда не торопись, будь осторожен за рулем.

– Да, что такое, Варюш? – растерялся он.

– Не знаю, – повторила она. – Просто береги себя.

И поцеловала еще раз.

Поезд дернулся и тронулся с места. Костромин приподнял жену, взяв руками за талию, и поставил на площадку вагона, и смотрел в ее тревожные глаза.

– Все будет хорошо, не выдумывай ничего, Варюша, – строго сказал он, шагая рядом с движущимся поездом. – Ты сама себя береги там. Внимательна будь. Звони.

– Позвоню, – пообещала она и улыбнулась через непонятно отчего подступившие слезы.

У Костромина проходила важная встреча с потенциальным клиентом, и они не заметили, как засиделись за разговором. Сообразили, что увлеклись, лишь когда раздался зуммер селектора на рабочем столе Костромина, и секретарь сообщила, что звонит чиновник из департамента. Юрий извинился, быстро поговорил и предложил будущему клиенту:

– Ну, что, основные документы подписаны, все вроде согласовано. Может, продолжим наш разговор за обедом, обсудим детали? Заодно и поедим?

– С удовольствием, – согласился тот.

Обед проходил в приятной дружеской атмосфере. Ну, во-первых, потому что эти двое мужчин импонировали друг другу с самой первой минуты знакомства, поскольку во многом были похожи: оба недавно открыли свое дело, оба много работали до этого на производстве и карьеру строили своим трудом и умом, а не связями, а во-вторых, дело, за которое они брались совместно, было весьма интересно и увлекательно для них обоих.

Обед подходил к концу, когда визави Костромина, извинившись, поднимался из-за стола, чтобы пройти в туалет. В то же время из-за соседнего столика начал подниматься мужчина, находившийся спиной к ним, и именно в эту минуту между их столиками проходил официант, который невольно подтолкнул партнера Юрия. Тот качнулся вперед, стол дернулся, и стакан с недопитым вишневым соком опрокинулся, забрызгав рубашку Костромина.

Незамедлительно образовалась суета «вокруг фонтана», роль которого досталась Юрию – партнер сетовал, мужик из-за соседнего столика, не поняв, что произошло, извинялся, официант суетился и тоже извинялся – ба-ла-ган, одним словом.

– Так! Стоп! – подняв руки вверх, остановил властным приказом этот цирк Юрий и вынес постановление: – Никто не виноват, просто неудачное стечение обстоятельств!

И поморщился, осмотрев себя.

– Ёжики, у меня еще одна важная встреча через два часа.

– Слушай, Юрий Максимыч, – взбодрился его клиент. – Тут недалеко есть бутик мужской одежды английской фирмы, ты наверняка знаешь, – и он назвал известную модельную марку.

– Идея хорошая, – согласился Костромин.

В бутике играла ненавязчивая приятная музыка, пахло чем-то столь же продуманно ненавязчиво и приятно, и не было ни одного покупателя. Зато имелись аж две симпатичные барышни, которые поспешили навстречу Костромину из разных углов магазина с натренированными доброжелательными улыбками на лице, сразу же распознав в нем человека с определенным достатком и явным намерением что-то купить. Одна из девушек, что шла чуть впереди, сделала неуловимый жест второй, и та, улыбнувшись Юрию еще более лучезарно, сначала замедлила свое движение, а потом и вовсе остановилась и неторопливо вернулась в свой угол.

У Костромина промелькнула мысль, что синхронность передвижения этих девушек сильно напоминает пару хищников, загоняющих жертву – увидели добычу и поспешили к ней с двух сторон, по ходу оценивая физические возможности той к самозащите, а когда стало ясно, что никуда дурашке не деться и достойного сопротивления она не окажет, тот из хищников, кто в большем авторитете, неким движением приказывает второму отвалить – моя, мол добыча.

– Добрый день, чем мы можем вам помочь? – самым доброжелательным из доброжелательных тонов, какие только возможны, поинтересовалась девушка.

– Да вот, форс-мажор случился, – усмехнувшись, указал Костромин на залитую соком рубашку.

– У нас большой выбор сорочек, – обрадовалась девушка и, шагнув чуть ближе к нему, спросила: – Вам под этот же костюм? Белую, строгую или у вас иные предпочтения?

А Костромин почувствовал очень странные ощущения – неожиданно завибрировало где-то в грудине от ее низкого плавного голоса, запах ее духов словно пробрался ему в мозг, и как-то стало жарко и маетно от ее близости во всем теле.

Что такое? – не понял он.

Тем временем, пока он недоумевал, девушка, профессионально определив размер, уже несла несколько рубашек на выбор и принялась представлять каждую из них: какой материал, пуговицы, строчки и так далее.

Юрий выбрал две, и консультант, пригласив его жестом в глубь магазина, проводила в примерочную. Вошла в одну из кабинок, распаковала ту рубашку, что выбрал Юрий на смену испорченной и, выходя, вроде бы немного замешкалась и как бы ненароком задела его грудью и бедром.

Костромин обалдел! Его обдало таким жаром желания, которое он не то что не ожидал, но и представить себе не мог!!

Он стоял в полном шоке и вдруг перехватил в зеркале взгляд девушки – то, как она улыбнулась ему понимающе и медленно закрыла дверцу кабинки.

А он так и продолжал стоять и смотрел в зеркало в недоумении.

Что это было?!

С какого перепуга вдруг так шибануло-то?

Он ничего не понимал, но тут зазвонил телефон в кармане пиджака, и словно туманящий разум морок слетел с Юрия. Костромин выхватил из кармана смартфон, как спасительную гранату – последний аргумент в боевом споре, и быстро ответил. Переговорив с секретаршей, напомнившей ему про время и важную встречу, Костромин померил рубашку, остался вполне доволен, перекинув через руку пиджак и старую рубаху, вышел из кабинки и попросил дожидавшуюся его девушку:

– Будьте добры, отрежьте ценник с ярлыками, я уже не стану туда-сюда переодеваться.

– Да, конечно, – заторопилась девушка и улыбнулась ему, показав маникюрные ножнички у себя в руке. – Я предусмотрела такую возможность.

Она шагнула за спину Юрия, вытянула веревку с ярлыками из-за воротничка и, отрезая, как бы невзначай прижалась к его спине грудью.

Костромина бросило в жар, в паху полыхнуло и начало вставать, как у подростка какого, первый раз дотронувшегося до голой груди женщины. Его ошеломила реакция своего организма на эту девушку. Юрий откровенно ничего не понимал!

Ну, ладно, он нормальный здоровый мужик, и случается, что ему понравится какая-то девушка, ну так, чисто визуально, или, бывало, приходилось общаться с необычайно притягательной женщиной и подпадать под ее женское очарование и даже слегка флиртовать, прокручивая в уме всякие легкие фантазии.

Вот именно, что легкие!!

Мало ли что здоровый мужик может подумать вслед симпатичной девушке, на то он и мужик! Но чтобы вот так!! Как кипятком!!

Чтобы в паху прямо выстрелило от одного прикосновения?!

– Забыл, – сказал он, метнулся назад в кабинку, захлопнув за собой дверцу.

Перевел дыхание за несколько секунд, кинул взгляд в зеркало, не узнавая своих переполошенных глаз с расширившимися зрачками, тряхнул головой, достал телефон и вышел из кабинки.

– Телефон оставил, – пояснил Юрий продавщице.

Она кивнула, продолжая улыбаться все понимающей улыбкой.

Костромин поспешил к кассе.

– Кофе, чай? – предложила ему девушка, проследовав за ним.

– Нет, – строго отрезал Костромин.

Пока он расплачивался, она сложила в фирменный пакет его испачканную рубашку и предложила самым невинным тоном:

– Не хотите выпить по-настоящему достойный кофе? Здесь недалеко очень неплохая кофейня, там для нас и наших клиентов делают хорошие скидки и предлагают великолепную домашнюю выпечку. Я покажу вам, где она находится.

В общем-то, ничего особенного в ее предложении не было, кроме, разумеется, предложения себя в качестве сопровождающей. Дорогие бутики и дорогие кофейни частенько сотрудничают и предоставляют микроскопические, но весьма психологически грамотно преподнесенные скидки клиентам друг друга.

А Костромин вдруг подумал, что хочет разобраться, что с ним произошло сейчас, почему он так внезапно и сильно отреагировал на девушку. Что она сделала с ним такого?

Он посмотрел на часы – до встречи оставалось около часа. Вполне успевает.

– Ладно, – согласился Юрий, убирая портмоне в карман пиджака. – Показывайте ваше кафе.

Кофе на самом деле оказался очень недурен, да и выпечка превзошла все ожидания. Но что превзошло не только ожидания, но и предположения, так это его все усиливающаяся реакция на эту незнакомую девушку.

Пока они пили кофе и пробовали выпечку, разговаривая на общие темы ни о чем, она держалась на расстоянии от него, сидя напротив за столиком, но как только он допил свой кофе, девушка дотронулась до него ногой под столом, и Костромин сразу почувствовал жаркую волну. А потом продавщица положила свою ладонь поверх его ладони, наклонилась вперед и произнесла низким грудным голосом:

– Приходите к нам обязательно завтра. Поступит новая партия сорочек и аксессуаров, будут очень неплохие скидки всего один день.

Костромина обдало жаром, и снова все зашевелилось в паху, и от запаха ее духов, и от этого голоса мутилось в голове, и он наконец признался себе, что хочет эту девушку невероятно.

Сопротивляясь этому странному огненному желанию, Юрий вытащил руку из-под ее ладони и ответил что-то невразумительное про то, что в это время суток он зарабатывает на рубашки, а не ходит по магазинам. Фигню какую-то, в общем.

И поспешил сбежать, встав из-за стола. Но она тоже встала и, проходя к выходу, снова как-то ловко, как бы невзначай, прижалась грудью к его плечу, а бедром к его ноге.

Он еле ноги унес!

Практически бежал, даже не попрощавшись.

Только сев за руль машины, смог перевести дух. Откинувшись на подголовник, Юрий дышал, дышал, поражаясь себе и недоумевая, что с ним происходит.

И все время в департаменте думал о той девице, чуть не провалил важную встречу, собравшись только после того, как его окликнули в третий раз. Но думал о ней и после встречи, непонятным образом продолжая чувствовать жар в тех местах, которых она касалась.

На следующий день Костромин стоял чуть наискось от входа в тот самый злополучный бутик так, что через огромное витринное окно ему была видна часть магазина, недоумевал, что он здесь делает, и одновременно понимал, что войдет внутрь.

Юрий почти не спал ночью, размышляя о невероятной силе желания, которую вызвала в нем эта девушка. Странное дело, он практически не помнил ее внешности, то есть не запомнил лица. Нет, если бы ему показали ее фотографию или он встретил ее на улице, наверняка бы вспомнил, а вот в памяти образ не сохранился. Лишь ее запах, низкий голос и шибающая сексуальная энергия буквально впечатались в его память, пропахав, как плугом, оставляя безжалостную борозду.

Он никогда не изменял Варваре.

Он просто не нуждался в этом. Костромин по своей натуре был не ходок, как говорится, а в сочетании с тем фактом, что у них с женой сложилось полное гармоничное и радостное совпадение в сексе, так у него и мысли о других женщинах не возникали. К тому же Варюха всегда была готова поддержать его любую интимную инициативу. Никакой больной головы, плохого настроения или еще чего, стеной становившегося между желанием мужчины и его реализацией, – ничего такого.

Между ними было только взаимное понимание, гармония, а любые недоразумения или шероховатости они всегда обсуждали, они вообще обо всем разговаривали. Да они даже не поругались ни разу за пять с половиной лет совместной жизни!

Костромин снова вспомнил о том, что несколько раз случалось ему встречать интересных и сексуально притягательных для него женщин, и он хорошо помнил каждую из них, но все это было… как бы сказать?.. умозрительно, что ли? Как у любого нормального мужика. Да и настоящего сильного желания, о котором стоило бы призадуматься, Костромин к другим женщинам, кроме Варюхи, не испытывал.

До вчерашнего дня.

Он нормальный, здравомыслящий мужик и прекрасно отдавал себе отчет в том, что то, что вчера он испытал к той девушке, нечто ненормальное. На самом деле ненормальное! Он даже испугался – не происходит ли с ним беда. Там с психикой или еще что?

Отчасти Юрий пришел сюда из-за этой мысли.

Но только отчасти.

Ему хотелось проверить, действительно ли желание было столь невероятно сильным и обжигающим или он что-то себе придумал?

Ему хотелось испытать этот огонь еще раз!

Испытал! Идиот!

Когда воспоминания подошли к этому моменту, Костромин даже застонал от бессильного отчаяния. Он так надеялся, что на этом сегодня и остановится… – все! А уже завтра или послезавтра к нему придут иные картинки: снова полные света, солнца и любви…

Но подсознание или кого-то там свыше, который давал ему эту пытку, не интересовало желание или нежелание Костромина.

Девушка сразу поняла, зачем и почему он пришел, но Костромину удалось выдержать лицо и ровность тона. Он купил пару рубашек, брючный ремень и галстук, оплату на кассе в этот раз у него принимала именно она и, возвращая банковскую карту, прямо предложила:

– Пригласите меня на ужин, – и прикоснулась к его руке.

Он пригласил. Он уже не смог бы не пригласить.

А после ужина, когда они выходили из ресторана, девушка прижалась к нему всем телом, и Юрия разнесло на куски.

Это было не просто желание, а какой-то первобытный вой организма, безумное, исступленное притяжение до кипятка, в который мгновенно превратилась его кровь!

– Поедем ко мне, – усмехнувшись его откровенной реакции, практически распорядилась она.

Костромин находился на грани тянувшего его в пропасть безумия, но пока ему удалось удержать остатки разума. Удалось. Вернее, его удержали мысли о Варваре.

– Нет, – повторил он.

– Почему? – искренне удивилась девушка.

Он не ответил, отодвинул ее от себя и вышел на улицу.

После жарких летних деньков начала мая, как обычно происходит в Москве, резко похолодало. Костромин с жадностью втянул холодный воздух, приходя в себя и остужая страсть дурную, шибанувшую одновременно в голову и в противоположное ей место.

– Я так понимаю: жена? – задала вопрос девушка, оказавшаяся рядом, она неслышно вышла следом за ним.

Он снова не ответил, лишь покосился на нее.

– Ты серьезно хочешь отказаться от меня? – приподняв одну бровку, спросила она с усмешкой.

– Нет, – в третий раз повторил Юрий и пояснил: – Отказаться не хочу, но и гулять тайком от жены не стану.

– Какие проблемы, – беззаботно пожала она плечами. – Переезжай ко мне вполне открыто.

– Нет, мне так будет некомфортно, – отказался он от предложения. – Съеду в гостиницу, а потом найду себе жилье.

Он все решил.

Сегодня, возле ресторана, когда они встретились и девушка поцеловала его в щеку, Юрий понял, что не заняться с ней сексом он уже не сможет. Это неизбежно, как наводнение или цунами, как смерть. Не избежать и не скрыться, как бы ни старался.

И осознав эту фатальность, принял решение сразу, как отрезал.

– Ладно, – согласилась она и уточнила: – И когда ты планируешь нашу встречу?

– Завтра, – ответил Костромин. – Вечером. Я позвоню.

Дольше он бы не выдержал и явственно это понимал.

Понимал, черт бы его побрал!!

На следующий день возвращалась из Питера Варвара, а он стоял и планировал той же ночью заниматься сексом с другой женщиной.

Планировал и ждал этого, как умирающий от жажды глотка воды.

Вообще непонятно, где Юрий нашел силы, чтобы оторваться от нее, вызвать такси, а не самому везти барышню на машине – это было бы невозможно, он бы тогда точно сегодня от нее не ушел, не смог бы.

Как ни странно, но Костромин спал эту ночь совершенно мертвым сном, словно его выключил кто-то на долгие десять часов. И проснулся с первой мыслью не о Варваре, а о том, как заполучит сегодня же эту девушку.

Встречать Варвару с поезда он отправил водителя своей фирмы. Позвонил, повинился перед ней, объяснив про дела, имевшие место быть в полном объеме, невзирая на все душевные мучения. Но на самом деле Костромин отчетливо понимал, что не сможет смотреть жене в глаза, улыбаться, искренне радоваться ее приезду, ехать вдвоем в машине и говорить о чем-то безопасном, еще вчера таком важном для них обоих и уже совершенно несущественном сегодня перед надвигающимся на них обоих неотвратимым разрушением.

Они увиделись и поговорили только вечером.

– Юра! – радостно кинулась его встречать Варя, услышав, как он открывает входную дверь.

Обняла, повисла на шее и перецеловала в щеки и в губы:

– Привет! Привет!! – радовалась она жизни и своему мужу.

– Привет, – глухо отозвался Костромин, отодвинул жену от себя и поставил на пол.

– Юра! – вдруг ахнула Варюха, внимательно всматриваясь ему в лицо. – Что с тобой случилось?

– Родители? – задохнулась от страшной мысли Варвара и прижала ладошку к губам.

– Нет, нет, – поспешил успокоить ее Юрий. – С ними все в порядке. Со всеми все в порядке.

– Кроме тебя… – протянула она испуганно, уловив напряженность его тона и странность поведения.

– Идем в комнату, – предложил Костромин, вдруг почувствовав себя беспредельно уставшим и разбитым.

Они прошли в гостиную, он указал Варваре на диван, сам сел напротив нее в кресло, оперся локтями на расставленные колени, сцепил ладони в замок и, посмотрев на жену, попытался начать объяснение, но она его перебила.

– Юра, родной, ты заболел, что ли? – спросила с отчаянием Варя и ринулась было к нему, но он остановил ее жестом.

– Нет, Варюха, я здоров, – помолчал и все же собрался с силами. – Хотя как посмотреть, – усмехнулся невесело Юрий. – Варюш, тут такое дело, беда у меня.

Она ахнула, сунулась было расспрашивать, но он снова остановил ее властным жестом руки.

– Не та беда, о которой ты могла бы подумать. Другая, – вздохнул тяжело, выдохнул и признался: – Я встретил женщину… – Помолчал несколько секунд и продолжил: – И что-то странное произошло со мной. Я вдруг захотел ее неистово, до боли, до темноты в глазах, я практически не могу себя контролировать. Нечто животное, дикое происходит со мной, и я не понимаю, что это, и не могу с этим справиться. Я не влюбился в нее, не увлечен ею как женщиной, более того, она мне, в общем-то, и не нравится, но это нисколько не уменьшает моей сумасшедшей сексуальной тяги к ней.

Он замолчал, не мог смотреть на жену, глядел куда-то в сторону, в окно. Она тоже молчала какое-то время, потом вдруг спросила сиплым голосом:

– Ты с ней спал, что ли?

– Нет, – ответил Костромин и заставил себя повернуть голову и посмотреть жене в глаза и повторил: – Нет. Еще нет. Но обязательно буду, – вздохнул по-больному, потер рукой глаза и признался: – Я люблю тебя, только тебя. Хочу тебя всегда. Но то, что происходит сейчас со мной, какое-то помешательство. Это ненормально, и я осознаю данный факт, но справиться с этим, пересилить не могу. И не хочу втягивать тебя в это и пачкать.

– Но это неизбежно, – тихо сказала Варя. – Я уже втянута, Юрочка. Ты часть меня, ты моя жизнь, значит, и беда не только твоя, но и моя. – И спросила, как обычно спрашивала, всегда и во всем полагаясь на него, особенно в трудную минуту: – И что нам делать?

– Тебе ничего, – устало ответил Костромин и снова заставил себя посмотреть на жену. – Ты ни о чем не беспокойся. Вот карточка, – он выложил на журнальный столик банковскую карту и маленькую бумажку рядом с ней, которые заранее приготовил к разговору и держал в кармане. – А это пин-код. Записал, а то ты их постоянно забываешь. Будь аккуратнее у банкоматов, как я тебя всегда просил: не показывай бумажку с пин-кодом. Это на первое время, а потом я буду переводить тебе деньги на твою карту.

– У меня есть деньги, отчисления, и за работы заплатили, – на автомате напомнила она, находясь в некой прострации.

– Твои – это твои. Ты их не трать особо, может, захочешь купить что-то важное и дорогое, – продолжил наставлять Костромин. – Коммунальные платежи будет делать моя бухгалтерия, об этом не беспокойся. Если что-то надо – звони, я сразу приеду.

– Подожди, Юра, – остановила его Варвара и спросила в полном недоумении: – Я ничего не понимаю. Я не понимаю, как это? Что происходит? – И улыбнулась беззащитно, словно ребенок. – Ты что, уходишь от меня? Бросаешь? Насовсем?

– Нет, Варя, нет! – уверил горячо Костромин, взял в руки ее ладошки, наклонился к ней, пытаясь объяснить. – Это временно. Я разберусь с этим… – запнулся он, – этим делом и…

Сам понимая всю несуразицу того, что несет, Юрий замолчал.

– В каком смысле разберешься? – спросила она, глядя на мужа перепуганными весенними глазами. – Поживешь с этой женщиной и вернешься? Или что? Я не понимаю, Юра.

– Я сам пока ничего не понимаю, Варюш, – тягостно, мучительно произнес он. – Я знаю только одно, что мне нельзя с тобой рядом быть, пока я с этой женщиной. Что-то черное и нехорошее во всем этом, со мной… – и посмотрел на нее больными глазами. – Если у тебя получится, прости меня.

– Я так ничего и не понимаю, Юра. Этого не может быть. Как это может быть? И что… – Варя запнулась, и вдруг из одного ее глаза пролилась слеза. Варвара смахнула ее неосознанно и спросила: – Что теперь? Что сейчас будет?

– Я сейчас уеду, – объяснил Костромин. – Утром я собрал свой рабочий базовый комп, некоторые вещи на первое время и закинул все в машину.

– Куда уйдешь? – совершенно потерялась Варвара. – К ней?

– Нет, не к ней, – не сказал всей правды Костромин. – В гостиницу, я забронировал номер.

– Ты что, будешь жить в гостинице? – поразилась Варя.

– Первое время, – кивнул он. – Потом сниму себе жилье.

Он осторожно, медленно, словно они были из тонкого хрусталя, отпустил ее ладони, поднялся с кресла и тихо произнес:

– Я пойду, Варь. – И еще раз попросил, посмотрев на нее глазами умирающего пса: – Прости.

– Прямо сейчас пойдешь? – все недоумевала она, окончательно потерявшись. – Вот прямо сейчас?

Он кивнул.

– Так будет лучше. Я не могу быть с тобой и думать о другой женщине, понимаешь? – с отчаянием воскликнул он. – Не могу! Тебя унижать, себя! Не могу тебя обманывать!

– Знаешь, это какая-то прямо убийственная честность, Юра!

– Варя-я! – простонал Костромин покаянно и потер лоб жестом полного отчаяния. – Я понимаю, все понимаю, но не вижу другого выхода, как можно оградить тебя от всего этого! Прости ты меня. Я передать тебе не могу, что сейчас чувствую! У меня внутри как будто все разрывается! И я понятия не имею, что надо сделать, чтобы как-то тебя от этого…

– Юрочка, ты не нервничай так! – Варя словно опомнилась, вскочила с дивана, шагнула к нему и погладила его по груди. – Иди, раз так надо. – И спросила тоном ребенка, которого неожиданно оставляют родители за какой-то своей непонятной и глупой взрослой надобности: – Ты когда вернешься?

– Я не знаю, – простонал Костромин, потер сильно пальцами глаза, посмотрел на жену, погладил по голове и повторил: – Не знаю.

Обнял, прижался губами к ее лбу, постоял так, прикрыв глаза, и, решительно выдохнув, отстранил жену от себя и торопливо пошел к выходу.

– Как ее зовут? – спросила Варвара, неслышно вышедшая следом за ним в прихожую.

– Маргарита, – тяжело ответил он.

И вышел, уходя, осторожно прикрыл за собой дверь.

Костромин проехал, наверное, минут пятнадцать, когда ему позвонила Варвара и совершенно растерянным голосом спросила:

– Юра, ты что, действительно уехал? Ушел? На самом деле?

Он сцепил зубы до боли, до хруста, остановил машину, уперся лбом в рулевое колесо, перевел дыхание и ответил:

– Да, Варюш, уехал. – И объяснил: – Я ничего пока не могу с этим поделать. – И попросил еще раз: – Прости.

Она помолчала, он слышал ее частое тревожное дыхание, и наконец ответила:

– Я попробую. – Помолчала снова и закончила фразу: – … простить. Постараюсь. – И нажала отбой.

Он так и сидел, не заводя мотор, упершись лбом в рулевое колесо. Его разрывало на части, от лютой вины сердце болело настолько серьезно, что Юрий мимолетно подумал, не инфаркт ли, но это было неважно – инфаркт или еще что – важно, что сейчас он оставил Варюху одну, растерянную, обиженную, потерявшуюся от такой внезапно обрушившейся на нее беды. Оставил в одиночку разбираться с той чумой, которую он принес в их дом, в ее жизнь. В их жизнь.

Он подвел жену и предал единственного родного и близкого ему человека. Самого близкого.

И он ничего, ничего не может с этим поделать. Может только сбежать!

Варвара рыдала, захлебываясь слезами, пока беспощадный сон мучительно, по-садистки повторял в деталях тот страшный день, в который Юра ушел от нее, и последовавшие за ним дни, когда она умирала тысячью смертями и поднималась вновь, чтобы снова умереть от горя и непонимания.

Когда они с мужем прощались у поезда и Варя собралась уже проходить в вагон, ее внезапно ударило какой-то мыслью, неким наитием, шепнувшим быстро, как бы мимоходом, что, когда она уедет, с Юрой может случиться что-то нехорошее, беда. Создалось впечатление, словно ее коснулась какая-то темнота, как черная вуаль по лицу вскользь задела, и Варя кинулась к Юре целовать, прижать к себе, потребовать, чтобы поберегся!

Конечно, это глупые страхи, думалось Варваре полночи. Она сидела, смотрела в слепое окно купе, за которым изредка проплывали огоньки станций и поселков, и уговаривала себя не придавать значения пустым страхам.

Поездка прошла великолепно! Просто замечательно. И Варя возвращалась в нетерпении, мысленно подгоняя время. Подъезжая к Москве, она представляла, как расскажет о тревогах Юре, как он будет смеяться над ее рассказом и спрашивать, не баловалась ли она там, заигрывая со всякими художниками, и они тут же разыграют какую-нибудь веселую сценку про ее флирт, подхватывая один у другого предложения и продолжая мысль другого.

Юра встретить ее не мог. Варвара расстроилась было немного, так не терпелось поскорей увидеть мужа, но потом ободрилась, придумав сделать торжественный ужин к его приходу с работы. Она специально попросила водителя остановиться у дорогого магазина и накупила всяких продуктов.

Ужин был готов. Пахло просто обалденно. Варвара сервировала стол на двоих, полюбовалась на наведенную красоту, напевала что-то от радости и подумывала, не переодеться ли во что-нибудь более сексуальное под девизом встречи с мужем после долгой разлуки.

«Три с половиной дня – это долгая разлука или не очень?» – посмеивалась она, пребывая в игривом настроении.

И вдруг, как неожиданный взрыв бомбы, как террористический акт какой-то, когда человек остается совершенно бессилен что-либо сделать против чужой ужасной воли и действий – взорвалось Юрино заявление в ее жизни!

В ее разуме, мозгу, в сердце, в крови!!

Муж говорил, а Варя от шока никак не могла понять и осознать, про что он говорит, не могла сообразить, что значит он уйдет? Какая другая женщина? Откуда? И все думала, что Юра сейчас рассмеется и скажет что-то типа:

– Шутка!!

И пусть это очень глупая и дурная шутка, но Варя сначала посмеется, а потом ему такого наваляет за этот идиотизм!

Но он не улыбался и не говорил «шутка», а был похож на тяжелобольного человека, объявляющего родным, что у него рак в последней стадии и он умирает, окончательно и бесповоротно.

Юра уехал, а Варвара так и не смогла принять и не понять в полной мере, что он на самом деле ушел к чужой женщине по имени Маргарита.

Разве может быть у чужой женщины какое-то имя?

Она постояла возле закрывшейся за Костроминым входной двери и побрела в квартиру. Зачем-то включила весь свет и ходила, ходила, недоумевая, что произошло, как заведенная больная и глупая кукла.

Варвара никак не могла взять в толк, что случилось? Она ехала домой, горела нетерпением и думала о том, как они будут смеяться над ее веселыми историями, шутить и как ночью займутся любовью, потому что соскучились друг по другу ужасно, она привезла целую кучу подарков для Юры, не могла удержаться, чтобы не купить для него все самое лучшее и интересное.

А он ушел. Как? Куда? Зачем?

И она бродила по затихшей от беды квартире, разводила недоуменно руками, оглядываясь, и спрашивала себя:

– Он что, на самом деле ушел? На самом деле?

И качала головой – да нет, этого просто не может быть! Этого не может быть, что вы! Юра не может вот так взять и уйти от нее! Не может! Вы что, не понимаете?

И вдруг она сообразила – зачем она себя спрашивает-то, надо спросить у Юры! Он же всегда все знает! Он сейчас скажет, что ей привиделась такая ерунда и все это глупость несусветная…

И она побежала в кухню, где на столешнице оставила свой смартфон, схватила и торопливо набрала номер мужа.

И спросила его, спросила…

И он ответил. Произнес приговор и попросил его простить.

– Я попробую, – произнесла Варвара. – Простить. Постараюсь.

И осторожно, медленно нажала на клавишу отбоя.

Неожиданно навалилось тяжелое бессилие, и она, как-то боком, не глядя, опустилась на угол стула и сидела в полной прострации, пока осознание происходящего густой черной массой медленно заполняло ее существо…

И вдруг зазвонил телефон у нее в руке.

В сердце, в разум выстрелило мыслью – это Юра звонит сказать, что сейчас вернется, что он передумал уходить и все это глупость страшная… Но звонил папа.

– Варюша, ты дома уже? – заботливо спросил он. – Все в порядке?

– Да, да, – понял он все по-своему, видимо, решив, что у дочки с мужем интим после разлуки. – Извини.

© Алюшина Т., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Никто не знает, почему все тяжелые и беспросветные мысли приходят к человеку именно в три-четыре часа ночи и изматывают, мучают, не давая уснуть.

А вот у него наоборот.

Вся теперешняя жизнь Костромина превратилась в странную темную субстанцию бытия, из которой выделялись особым светлым куском лишь работа и самое дорогое, словно выхваченное из всепожирающей его черноты ярким прожектором и защищенное этим лучом от темноты, воспоминание о бывшем счастье.

С тех пор как случилась с Юрием эта напасть, он перестал нормально спать. Будто в наказание или в назидание, или для просветления его ума – бог знает отчего и для чего, но вот уже несколько месяцев, как он просыпался посреди ночи, где-то с трех до четырех утра, и уже не мог заснуть.

И тогда, как спасение, как исцеляющая родниковая вода, как обезболивающее к незаживающей ране, к нему приходили воспоминания.

Яркие, насыщенные солнцем, прозрачной синевой неба, наполненные невероятной очаровательной улыбкой Варюхи, ею самой – ее движениями, взглядами, голосом, ее смехом, ее радостью жизни – радостью их жизни.

И смотрели оттуда, из их счастливого пространства на двоих, эти ее потрясающие, невозможные глаза!

И он лежал, не шевелясь, чтобы не спугнуть такие болезненно-прекрасные воспоминания, и старался насытить проплывающую перед мысленным взором картинку прошлого с запахами, звуками, ассоциациями, и смаковал каждую мелочь, спасаясь в светлом прошлом от того мутного и черного, что властвовало над ним сейчас.

Спасался, как в молитве.

Чаще всего отчего-то возникало в памяти воспоминание о том, как они встретились и познакомились. Да-а, смешная вышла история.

В тот год Костромину исполнился тридцать один год, и он уже сделал серьезную карьеру, можно сказать: небывалую для обыкновенного паренька, приехавшего из провинции в столицу без протекций, каких-либо знакомств, родных и друзей в Москве.

Покорять столицу Юрий не собирался и даже в голове не держал бредовых мыслей на данную тему, просто вот уж несколько лет как мечтал учиться в одном из самых знаменитых вузов страны.

Вот втемяшилось мальчишке попасть конкретно в это учебное учреждение и получить специальность инженера-электрика!

Ну, кто про что – люди вон в артисты табунами рвутся, в финансисты какие, менеджеры, опять-таки поголовно, в юристы очень даже многие желают, словом, в работу чистую, прибыльную и не пыльную.

А он, поди ж ты, – в электрики наметился.

Случилось так, что еще в детстве интерес к этому делу прорезался у Юрия серьезный, захвативший все его мальчишеское любопытство и воображение. Дело в том, что его отец – Максим Петрович Костромин – работал инженером на одном из заводов города Ростова и имел великое увлечение – устраивание световых феерий различного масштаба и назначения от дискотеки в школе сына, на которой подвешивался к потолку крутящийся шар, как и у всех, но зато только у них бегали по всему актовому залу разноцветные лучи, зажигавшиеся в различных точках в определенном ритме под музыку. И до участия в общегородском фестивале светового представления на фасадах зданий на День города и в иные праздники.

И был у отца гараж, давным-давно переоборудованный под мастерскую, машина за ненадобностью была продана лет десять назад. Там Максим Петрович проводил все выходные и праздники, занимаясь любимым хобби. Понятное дело, что мальца своего Юру он начал приводить в мастерскую, как только тот пошел и начал что-то лопотать на своем детском языке.

А уж как мальчику интересно все было в той мастерской, и не передать! Ну еще бы! Пацан, а тут такое разгуляево для постижения мира и всякие штучки мужские! А отец терпеливо отвечал на все его бесконечные вопросы, не отнекивался. А как Юра постарше стал, так они уж вместе с отцом только что не жили в той мастерской, занятые какими-то проектами. Мама вздыхала и безнадежно махала рукой:

– Раньше только отец пропадал в гараже этом, теперь обоих оттуда не вытащишь!

Но особенно не расстраивалась, так, для порядка и острастки ворчала, а как мудрая женщина про себя тихо радовалась, что сын проводит столько времени с отцом и увлечен одним с ним делом. Между прочим, реально приносившим вполне достойный приработок в дом-семью, ой как прочувствованный в девяностых-то годах!

А когда Юра твердо решил стать инженером именно в этой области, то, пересмотрев справочник вузов, в которых имелся нужный ему факультет, выбрал именно столичный известный вуз, хотя и в самом Ростове был хороший институт.

Решил – и все!

И поступил без каких-либо проблем с первого же раза.

Юра вообще был деятельным, упертым в каких-то своих решениях, но и легко преодолевал трудности, оттого и учился хорошо и в охотку, и подрабатывать успевал все годы учебы, и в веселой общежитской жизни принимать участие, и амуриться с девушками не забывал, у которых, кстати, пользовался бо-о-ольшим успехом.

Ну, еще бы! Он парнишка мало того что видный – высокий, стройный, спортивный и привлекательный внешне, к тому же веселый, легкий, без заморочек, с замечательным чувством юмора и компанейский, да еще и всегда при деньгах, которые не жлобился тратить на девушек и веселье.

Родители деньгами помогали, но Юра и сам зарабатывал неплохо, подряжаясь на различные работы. Хватало и на жизнь, и на погулять, особенно если учесть, что учился он в конце девяностых годов.

Заканчивая учебу, Костромин уже твердо решил, что получит еще одно образование – на факультете оптико-электронного оборудования. Вот приспичило, и чувствовал, что надо оно ему! Пригодится обязательно!

И вполне в его характере – решил, и все!

Посовещался с родителями – второе-то высшее образование, оно платное, а он пока не топ-менеджер газпромовский, залежей денежных не имеет. Родители поддержали, вздохнули, правда, но поддержали, продали старенькую бабушкину дачку, которой особо не пользовались, но любили и сохраняли, берегли. А тут уж что поделаешь – надо сынку помочь, куда ж деваться.

Но деятельный сынок сидеть на их шее не собирался: поступил на второе образование и нашел работу инженера-электрика в одном из строительных трестов. Жил с работягами в общаге черт знает где на окраине Москвы, поэтому чаще всего ночевал в строительном вагончике на объекте. Экономил деньги, квартиру не снимал, держал в голове, что родителям надо бы долг отдать – это он сам для себя так решил, они-то про долги какие-то думать не думали и такими категориями в отношении сына единственного любимого и не мыслили. А он уперся!

Да нормально! Чего там – молодой же, упертый, здоровый!

Прорвемся!

И прорвался! Где-то через год пригласили его работать по специальности в один из самых крупных строительно-монтажных холдингов страны и сразу дали высокую должность – место начальника отдела в одном из трестоуправлений, входящих в состав холдинга. Что-то там в верхах у начальства произошло с этим его трудоустройством – вроде как умер его предшественник на этой должности, а предыдущее начальство Юрия в частном разговоре с нынешним упомянуло, что, мол, есть некий Костромин, очень толковый инженер, молодой, правда, но не пьющий и работоспособный, да к тому же перспективный и талантливый.

Как-то так звезды и начальники сошлись, но работу Юра получил, а с ней и достойную зарплату, и комнату в профильном общежитии.

Да, красота небывалая! Повезло!

Костромину вообще везло и с работой, и с коллегами, и с начальством, и с женщинами. Жизнь его баловала.

Например, подкинула она, жизнь то есть, ему знакомство с одним очень непростым пареньком – Владом Потаповым, носившим кличку Сивуч, вообще-то так называют северного морского льва, но кликуха ему шла, прижилась – высокий, крупный, но при этом быстрый и сильный. Главное же его достоинство для Юрия заключалось в том, что Влад был классным хакером, причем из разряда официальных, в том смысле, что работал на правительство. Что-то там засекреченное и правоохранительное, правда, из бывших «свободных художников», пойманных за хвост, но это его личная история, покрытая мраком тайны государственных органов.

Важно то, что у Юры давно засела в голове идея программного управления электросетями. Да не банального подключения-выключения и тому подобное «три притопа два прихлопа», что он давно уж освоил самостоятельно в процессе учебы, а по серьезному, «по-взрослому» – привязка всех схем и объектов на дистанционное управление, разработка специальных режимов, программ, сведение всех цепей в единую схему и так далее.

И Юра уговорил Влада обучать его на уровне профессионального хакера-программиста.

Около года Юра занимался в свободное время, которое можно было улучить лишь глубокой ночью, а куда деваться, сам подписался на это дело, чего уж теперь!

Но Костромин добился того, чего хотел!

Теперь он имел в своем арсенале навыки первостатейного хакера и знания такого высокого уровня программирования, в которые не посвящал никого. А совсем незачем и ни к чему такую инфу о себе распространять – занимались они с Владом анонимно, с соблюдением некоторых конспиративных приемов: Сивучу тоже совсем не светило, чтобы его кто поймал на преподавании, могло и по затылку прилететь очень даже всерьез, особливо от его работодателей. Вот и тихарились оба.

Что, впрочем, не помешало Костромину совершенно наглым образом подать документы на прохождение экзаменов на получение сертификата и лицензии специалиста международного уровня по «комплексному коммуникативному программированию и монтажу, управлению и мониторингу многоуровневых производственных систем электро- и оптоволоконных комплексов и объектов».

Звучит закрученно, а в простоте это считалось еще одним образованием, дававшим право официально заниматься любыми компьютерными разработками электронных и оптоволоконных систем, привязывать их к разным объектам. Это значительно облегчало ему основную работу, особенно в пункте, связанном с проверкой правильности протяжения электрики на сданных объектах.

Подавая документы на получение сертификата, в пункте «учебное заведение», в котором получено образование по предмету, Юрий указал: самообучение экстерном. И эта откровенная наглость, как ни странно, проканала, его допустили до экзаменов, которые Костромин благополучно сдал, прошел специальную комиссию и получил заветный диплом и сертификат специалиста в данной области.

Таким вот образом к двадцати шести годам Костромин получил второе высшее образование по оптико-волоконным системам и получил диплом коммуникационного специалиста-компьютерщика.

И как попер по карьерной лестнице… не догонишь!

Начальство его любило и ценило. Да и было за что, если честно – упорный, работоспособный, не по годам серьезный в работе и ответственный, инициативный специалист, каких поискать и не найдешь, надежный и умный, очень умный мужик. Да к тому же обладавший редкими качествами – первое: не карьерист, в мышиных забегах и интригах за теплое место для пятой точки никогда не участвовал, делом занимался вместо этого, и второе: не пьющий. То есть совсем не пьющий.

Ну, это качество Костромину по наследству от отца досталось.

Батя рассказывал ему, а потом не раз вспоминал, как в молодости, будучи студентом, однажды напился на пикнике в лесу. Да и напился-то громко сказано – хватило четырех рюмок водки, то есть около ста пятидесяти – двухсот грамм, чтобы он отключился. Как товарищи ему потом говорили: махнул за четвертый тост, улыбнулся и лег под деревцем, свернувшись калачиком – и все! Как не будили – бесполезняк! Пришлось приятелям его на руках до автобусной остановки тащить, а потом и домой доставлять.

И вот проснулся он поутру и, еще не открыв глаза, понял, что попал в чистилище! Или уже в ад! У него болело все! Страшно болело, жутко! Все кости болели, к телу вообще притрагиваться было невозможно – любое движение, любое прикосновение отдавалось такой жуткой болью, что он балансировал на грани потери сознания.

И жажда! Такая, что он и не подозревал, что так может быть вообще – вот-вот – адская, это точно! Поджаривали рогатые, верняк!

Тогда родители его два дня спасали – отпаивали какими-то отварами, клюквенным морсом, ничего другого ни есть, ни пить он не мог. На третий день кое-как встал с кровати, чувствуя себя полуразвалившимся стариком.

К врачам ходил, а как же! Думал же, что болезнь какая страшная с ним приключилась, а оказалось, нет, не болезнь, а вот такая у его организма индивидуальная непереносимость алкоголя.

С тех пор и не пил. Не то, чтобы совсем уж в сухой завязке. По праздникам, на дни рождения, когда за столом собирались, Максим Петрович две малипусенькие рюмочки коньяку пропускал, в общей сложности грамм пятьдесят, чокаясь с гостями и под серьезную закуску.

Все, это норма для него. Ничего иного с алкогольной составляющей не принимал никогда.

Вот и Юрий в отца пошел – непереносимость спиртного. Да он и не любил, даже запах алкоголя его отвращал, что, впрочем, не мешало ему участвовать во всех студенческих загулах и веселиться наравне с хмелеющими товарищами.

Вы когда-нибудь были на крутой студенческой пьянке? Нет? Да?

Так вот, как правило, после первой же рюмки всем становится по барабану, кто что и сколько пьет, народ занят общим весельем, шутками-прибаутками, хохотом, заигрыванием, флиртом и прочим.

Практически до самого пятого курса никто из одногруппников и друзей по общаге и не подозревал, что Костромин не пьет, а он и не распространялся о такой особенности, да и зачем? Объяснять кому-то? Выяснившийся факт показался открытием вселенского масштаба – как это? Да ладно, да не может быть! Юрик, ты ж с нами всегда…

А он и всегда. Первую рюмку делал вид, что пьет, переставлял соседу по столу, а потом наливал себе воды. Никто и не замечал, а для куражу ему напиваться не требовалось, он и так веселился от души и участие принимал во всех идиотских мероприятиях пьяных товарищей и… и спасал их не раз, и вовремя выдергивал смываться при необходимости, и тащил на себе в общагу, и прикрывал от последствий, и лечить страждущих с бодуна приходилось ему же.

Но! Эта его особенность однажды даже сыграла Костромину на руку в работе.

Наверное, никому не надо объяснять, что такое сплоченный мужской коллектив строителей. Эдаких мужиков, заматеревших в этом деле. Нет? Не надо объяснять? Вот и ему не требовалось – он уж насмотрелся, когда подрабатывал во время учебы, первая запись в трудовой книжке появилась у него в семнадцать лет: «разнорабочий» в строительно-монтажном тресте.

Так вот, вышел Юра на работу в первый день – начальник начальником, в костюмчике, только касочка красная на голове, мальчонка двадцати двух годов, а, на минуточку, две тысячи первый год – разруха во всем, только-только выколупываться страна из кое-чего сильно пахнущего начинала, а в строительном деле ситуация такая, что слов приличных не подобрать. И мужики в его подчинении не гастарбайтеры какие, а все как на подбор зубры местные, в возрасте от тридцати пяти и выше. Можно представить их отношение к мальчонке: только-только со студенческой скамьи – и руководить ими взялся!

Да сейчас-с-с!

Ну и понеслись проверки на слабо со всеми вытекающими провокациями и саботажем. Костромин не зря уж пять лет по стройкам оттарабанил, в психологии таких вот работяг разбирался, и в том, на что они способны, тоже, и отпор давал соответствующий. Кому и в рожу от него прилетело, кого уволил к той самой матери, кого и в каталажку отправил за особо лютый саботаж с последствиями. Но авторитет свой, который довольно быстро умудрился завоевать у пролетариата хитроватого, закрепил окончательно и бесповоротно после одного случая.

Накануне ноябрьских праздников в обед мужики-строители сели кружком за стол и выставили водочку под закусь, считай, уж точно никто вечером работать не станет, без вариантов. Хорошо хоть день отстояли под сорванный от матов и крика голос Костромина. Ну и позвали они начальника молодого с ними-то разделить застолье предпраздничное, выказали уважение достойное.

Костромин на зов подошел, посмотрел на разложенную на газетках немудреную снедь, на мужиков, добреющих в предчувствии принятия водочки, и, тяжко вздохнув, признался с некой грустинкой в тоне, специально наигранной:

– Не, мужики, нельзя мне, – и выдохнул тяжко.

– А что так, Максимыч? – участливо поинтересовался бригадир. – Болен, что ли, иль закодировался?

– Вот именно, – кивнул Костромин.

– Да ты чё! – посочувствовал и не поверил бригадир. – Такой молодой, и уже того… – Он щелкнул пальцем по горлу известным жестом и уточнил: – Нельзя?

– Нельзя, – подтвердил грустно Юра и посмотрел с наигранной тоской на бутылку водяры на столе.

– Ну, ты даешь! – восхитился один из мужиков. – Чё, заливал всерьез? Без базара кодернулся?

– Так я ж на стройках с семнадцати лет, – снова прямо не ответив, пояснил он. – Подрабатывал, пока в институте учился. Сами понимаете, – и еще разок, закрепив успех, вздохнул тягостно.

– Ну, дыть… – выказал общее сочувствие бригадир, несколько даже смутившись.

– Да-а-а, – протянул с большим уважением один из работяг, с особым сочувствием глядя на Костромина. – Видать, поколотила тебя жизнь, паря.

Юрий пожелал работягам приятного аппетита, дежурно-начальственно напомнил не засиживаться и не злоупотреблять до недоразумений, попрощался и ушел.

С тех пор мужики бывалые проявляли к нему немалое уважение, особый респект молодому начальнику.

А стройки в любом городе – это закрытое сообщество, где бригады, прорабы и тресты управления мигрируют от одного заказчика к другому, от одного подрядчика к третьему, и слухи в них распространяются так же быстро, как у медитирующих на скамейках под домом бабулек.

Таким вот образом за Костроминым и закрепилась слава бывалого крутого паренька-начальника, который про рабочих и их нужды все знает-понимает, и начальник справедливый да толковый, хоть и суров и осерчать может, и даже врезать если что, но за дело, да к тому же и сам лихоманки-жизни хлебнувший не по годам. Почитай, с детства на стройках вкалывал, аж здоровье потерял.

А она росла, уж поверьте!

К тридцати одному году Костромин стал заместителем начальника одного из стройуправлений, входивших в тот самый главный холдинг. Их отделение занималось в основном строительством под ключ загородных коттеджей и домов в элитных поселках по всему Подмосковью и дальше по ближним к Москве областям.

Интересная должность и дело интересное, да только мотаться приходилось, как Ивану-царевичу на Сером Волке, посланному царем дурковатым за разными диковинами туда-сюда. А куда деваться? Такая вот работа.

Как-то пришел Костромин в одно крупное архитектурное объединение, с которым его фирма плотно сотрудничала. Ему требовалось встретиться с хозяином агентства, он же его генеральный директор в одном лице, по одному хлопотному и малоприятному делу – архитекторы сделали проект особняка для весьма известного и очень, ну очень медийного господина, но электропроводку в нем наметили настолько забубенную и бестолковую, что ее реально невозможно и даже опасно было делать по намеченному плану.

Заказчик же, ни ухом ни рылом не понимавший в строительстве и проектировании, и уж тем паче в электросетях, подмахнул проект, как говорится, «не глядя», когда ему показали, как это все шоколадно будет выглядеть в конечном исполнении на трехмерном макете в компьютерной графике, а как дошло до строительства, тут и поперли огрехи на каждом шагу.

© Алюшина Т., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Никто не знает, почему все тяжелые и беспросветные мысли приходят к человеку именно в три-четыре часа ночи и изматывают, мучают, не давая уснуть.

А вот у него наоборот.

Вся теперешняя жизнь Костромина превратилась в странную темную субстанцию бытия, из которой выделялись особым светлым куском лишь работа и самое дорогое, словно выхваченное из всепожирающей его черноты ярким прожектором и защищенное этим лучом от темноты, воспоминание о бывшем счастье.

С тех пор как случилась с Юрием эта напасть, он перестал нормально спать. Будто в наказание или в назидание, или для просветления его ума – бог знает отчего и для чего, но вот уже несколько месяцев, как он просыпался посреди ночи, где-то с трех до четырех утра, и уже не мог заснуть.

И тогда, как спасение, как исцеляющая родниковая вода, как обезболивающее к незаживающей ране, к нему приходили воспоминания.

Яркие, насыщенные солнцем, прозрачной синевой неба, наполненные невероятной очаровательной улыбкой Варюхи, ею самой – ее движениями, взглядами, голосом, ее смехом, ее радостью жизни – радостью их жизни.

И смотрели оттуда, из их счастливого пространства на двоих, эти ее потрясающие, невозможные глаза!

И он лежал, не шевелясь, чтобы не спугнуть такие болезненно-прекрасные воспоминания, и старался насытить проплывающую перед мысленным взором картинку прошлого с запахами, звуками, ассоциациями, и смаковал каждую мелочь, спасаясь в светлом прошлом от того мутного и черного, что властвовало над ним сейчас.

Спасался, как в молитве.

Чаще всего отчего-то возникало в памяти воспоминание о том, как они встретились и познакомились. Да-а, смешная вышла история.

В тот год Костромину исполнился тридцать один год, и он уже сделал серьезную карьеру, можно сказать: небывалую для обыкновенного паренька, приехавшего из провинции в столицу без протекций, каких-либо знакомств, родных и друзей в Москве.

Покорять столицу Юрий не собирался и даже в голове не держал бредовых мыслей на данную тему, просто вот уж несколько лет как мечтал учиться в одном из самых знаменитых вузов страны.

Вот втемяшилось мальчишке попасть конкретно в это учебное учреждение и получить специальность инженера-электрика!

Ну, кто про что – люди вон в артисты табунами рвутся, в финансисты какие, менеджеры, опять-таки поголовно, в юристы очень даже многие желают, словом, в работу чистую, прибыльную и не пыльную.

А он, поди ж ты, – в электрики наметился.

Случилось так, что еще в детстве интерес к этому делу прорезался у Юрия серьезный, захвативший все его мальчишеское любопытство и воображение. Дело в том, что его отец – Максим Петрович Костромин – работал инженером на одном из заводов города Ростова и имел великое увлечение – устраивание световых феерий различного масштаба и назначения от дискотеки в школе сына, на которой подвешивался к потолку крутящийся шар, как и у всех, но зато только у них бегали по всему актовому залу разноцветные лучи, зажигавшиеся в различных точках в определенном ритме под музыку.

И до участия в общегородском фестивале светового представления на фасадах зданий на День города и в иные праздники.

И был у отца гараж, давным-давно переоборудованный под мастерскую, машина за ненадобностью была продана лет десять назад. Там Максим Петрович проводил все выходные и праздники, занимаясь любимым хобби. Понятное дело, что мальца своего Юру он начал приводить в мастерскую, как только тот пошел и начал что-то лопотать на своем детском языке.

А уж как мальчику интересно все было в той мастерской, и не передать! Ну еще бы! Пацан, а тут такое разгуляево для постижения мира и всякие штучки мужские! А отец терпеливо отвечал на все его бесконечные вопросы, не отнекивался. А как Юра постарше стал, так они уж вместе с отцом только что не жили в той мастерской, занятые какими-то проектами. Мама вздыхала и безнадежно махала рукой:

– Раньше только отец пропадал в гараже этом, теперь обоих оттуда не вытащишь!

Но особенно не расстраивалась, так, для порядка и острастки ворчала, а как мудрая женщина про себя тихо радовалась, что сын проводит столько времени с отцом и увлечен одним с ним делом. Между прочим, реально приносившим вполне достойный приработок в дом-семью, ой как прочувствованный в девяностых-то годах!

А когда Юра твердо решил стать инженером именно в этой области, то, пересмотрев справочник вузов, в которых имелся нужный ему факультет, выбрал именно столичный известный вуз, хотя и в самом Ростове был хороший институт.

Решил – и все!

И поступил без каких-либо проблем с первого же раза.

Юра вообще был деятельным, упертым в каких-то своих решениях, но и легко преодолевал трудности, оттого и учился хорошо и в охотку, и подрабатывать успевал все годы учебы, и в веселой общежитской жизни принимать участие, и амуриться с девушками не забывал, у которых, кстати, пользовался бо-о-ольшим успехом.

Ну, еще бы! Он парнишка мало того что видный – высокий, стройный, спортивный и привлекательный внешне, к тому же веселый, легкий, без заморочек, с замечательным чувством юмора и компанейский, да еще и всегда при деньгах, которые не жлобился тратить на девушек и веселье.

Родители деньгами помогали, но Юра и сам зарабатывал неплохо, подряжаясь на различные работы. Хватало и на жизнь, и на погулять, особенно если учесть, что учился он в конце девяностых годов.

Заканчивая учебу, Костромин уже твердо решил, что получит еще одно образование – на факультете оптико-электронного оборудования. Вот приспичило, и чувствовал, что надо оно ему! Пригодится обязательно!

И вполне в его характере – решил, и все!

Посовещался с родителями – второе-то высшее образование, оно платное, а он пока не топ-менеджер газпромовский, залежей денежных не имеет. Родители поддержали, вздохнули, правда, но поддержали, продали старенькую бабушкину дачку, которой особо не пользовались, но любили и сохраняли, берегли. А тут уж что поделаешь – надо сынку помочь, куда ж деваться.

Но деятельный сынок сидеть на их шее не собирался: поступил на второе образование и нашел работу инженера-электрика в одном из строительных трестов. Жил с работягами в общаге черт знает где на окраине Москвы, поэтому чаще всего ночевал в строительном вагончике на объекте. Экономил деньги, квартиру не снимал, держал в голове, что родителям надо бы долг отдать – это он сам для себя так решил, они-то про долги какие-то думать не думали и такими категориями в отношении сына единственного любимого и не мыслили. А он уперся!

Да нормально! Чего там – молодой же, упертый, здоровый!

Прорвемся!

И прорвался! Где-то через год пригласили его работать по специальности в один из самых крупных строительно-монтажных холдингов страны и сразу дали высокую должность – место начальника отдела в одном из трестоуправлений, входящих в состав холдинга. Что-то там в верхах у начальства произошло с этим его трудоустройством – вроде как умер его предшественник на этой должности, а предыдущее начальство Юрия в частном разговоре с нынешним упомянуло, что, мол, есть некий Костромин, очень толковый инженер, молодой, правда, но не пьющий и работоспособный, да к тому же перспективный и талантливый.

Как-то так звезды и начальники сошлись, но работу Юра получил, а с ней и достойную зарплату, и комнату в профильном общежитии.

Да, красота небывалая! Повезло!

Костромину вообще везло и с работой, и с коллегами, и с начальством, и с женщинами. Жизнь его баловала.

Например, подкинула она, жизнь то есть, ему знакомство с одним очень непростым пареньком – Владом Потаповым, носившим кличку Сивуч, вообще-то так называют северного морского льва, но кликуха ему шла, прижилась – высокий, крупный, но при этом быстрый и сильный. Главное же его достоинство для Юрия заключалось в том, что Влад был классным хакером, причем из разряда официальных, в том смысле, что работал на правительство. Что-то там засекреченное и правоохранительное, правда, из бывших «свободных художников», пойманных за хвост, но это его личная история, покрытая мраком тайны государственных органов.

Важно то, что у Юры давно засела в голове идея программного управления электросетями. Да не банального подключения-выключения и тому подобное «три притопа два прихлопа», что он давно уж освоил самостоятельно в процессе учебы, а по серьезному, «по-взрослому» – привязка всех схем и объектов на дистанционное управление, разработка специальных режимов, программ, сведение всех цепей в единую схему и так далее.

И Юра уговорил Влада обучать его на уровне профессионального хакера-программиста.

Около года Юра занимался в свободное время, которое можно было улучить лишь глубокой ночью, а куда деваться, сам подписался на это дело, чего уж теперь!

Но Костромин добился того, чего хотел!

Теперь он имел в своем арсенале навыки первостатейного хакера и знания такого высокого уровня программирования, в которые не посвящал никого. А совсем незачем и ни к чему такую инфу о себе распространять – занимались они с Владом анонимно, с соблюдением некоторых конспиративных приемов: Сивучу тоже совсем не светило, чтобы его кто поймал на преподавании, могло и по затылку прилететь очень даже всерьез, особливо от его работодателей. Вот и тихарились оба.

Что, впрочем, не помешало Костромину совершенно наглым образом подать документы на прохождение экзаменов на получение сертификата и лицензии специалиста международного уровня по «комплексному коммуникативному программированию и монтажу, управлению и мониторингу многоуровневых производственных систем электро– и оптоволоконных комплексов и объектов».

Звучит закрученно, а в простоте это считалось еще одним образованием, дававшим право официально заниматься любыми компьютерными разработками электронных и оптоволоконных систем, привязывать их к разным объектам. Это значительно облегчало ему основную работу, особенно в пункте, связанном с проверкой правильности протяжения электрики на сданных объектах.

Подавая документы на получение сертификата, в пункте «учебное заведение», в котором получено образование по предмету, Юрий указал: самообучение экстерном. И эта откровенная наглость, как ни странно, проканала, его допустили до экзаменов, которые Костромин благополучно сдал, прошел специальную комиссию и получил заветный диплом и сертификат специалиста в данной области.

Таким вот образом к двадцати шести годам Костромин получил второе высшее образование по оптико-волоконным системам и получил диплом коммуникационного специалиста-компьютерщика.

И как попер по карьерной лестнице… не догонишь!

Начальство его любило и ценило. Да и было за что, если честно – упорный, работоспособный, не по годам серьезный в работе и ответственный, инициативный специалист, каких поискать и не найдешь, надежный и умный, очень умный мужик. Да к тому же обладавший редкими качествами – первое: не карьерист, в мышиных забегах и интригах за теплое место для пятой точки никогда не участвовал, делом занимался вместо этого, и второе: не пьющий. То есть совсем не пьющий.

Ну, это качество Костромину по наследству от отца досталось.

Батя рассказывал ему, а потом не раз вспоминал, как в молодости, будучи студентом, однажды напился на пикнике в лесу. Да и напился-то громко сказано – хватило четырех рюмок водки, то есть около ста пятидесяти – двухсот грамм, чтобы он отключился. Как товарищи ему потом говорили: махнул за четвертый тост, улыбнулся и лег под деревцем, свернувшись калачиком – и все! Как не будили – бесполезняк! Пришлось приятелям его на руках до автобусной остановки тащить, а потом и домой доставлять.

И вот проснулся он поутру и, еще не открыв глаза, понял, что попал в чистилище! Или уже в ад! У него болело все! Страшно болело, жутко! Все кости болели, к телу вообще притрагиваться было невозможно – любое движение, любое прикосновение отдавалось такой жуткой болью, что он балансировал на грани потери сознания.

И жажда! Такая, что он и не подозревал, что так может быть вообще – вот-вот – адская, это точно! Поджаривали рогатые, верняк!

Тогда родители его два дня спасали – отпаивали какими-то отварами, клюквенным морсом, ничего другого ни есть, ни пить он не мог. На третий день кое-как встал с кровати, чувствуя себя полуразвалившимся стариком.

К врачам ходил, а как же! Думал же, что болезнь какая страшная с ним приключилась, а оказалось, нет, не болезнь, а вот такая у его организма индивидуальная непереносимость алкоголя.

С тех пор и не пил. Не то, чтобы совсем уж в сухой завязке. По праздникам, на дни рождения, когда за столом собирались, Максим Петрович две малипусенькие рюмочки коньяку пропускал, в общей сложности грамм пятьдесят, чокаясь с гостями и под серьезную закуску.

Все, это норма для него. Ничего иного с алкогольной составляющей не принимал никогда.

Вот и Юрий в отца пошел – непереносимость спиртного. Да он и не любил, даже запах алкоголя его отвращал, что, впрочем, не мешало ему участвовать во всех студенческих загулах и веселиться наравне с хмелеющими товарищами.

Вы когда-нибудь были на крутой студенческой пьянке? Нет? Да?

Так вот, как правило, после первой же рюмки всем становится по барабану, кто что и сколько пьет, народ занят общим весельем, шутками-прибаутками, хохотом, заигрыванием, флиртом и прочим.

Практически до самого пятого курса никто из одногруппников и друзей по общаге и не подозревал, что Костромин не пьет, а он и не распространялся о такой особенности, да и зачем? Объяснять кому-то? Выяснившийся факт показался открытием вселенского масштаба – как это? Да ладно, да не может быть! Юрик, ты ж с нами всегда…

А он и всегда. Первую рюмку делал вид, что пьет, переставлял соседу по столу, а потом наливал себе воды. Никто и не замечал, а для куражу ему напиваться не требовалось, он и так веселился от души и участие принимал во всех идиотских мероприятиях пьяных товарищей и… и спасал их не раз, и вовремя выдергивал смываться при необходимости, и тащил на себе в общагу, и прикрывал от последствий, и лечить страждущих с бодуна приходилось ему же.

Но! Эта его особенность однажды даже сыграла Костромину на руку в работе.

Наверное, никому не надо объяснять, что такое сплоченный мужской коллектив строителей. Эдаких мужиков, заматеревших в этом деле. Нет? Не надо объяснять? Вот и ему не требовалось – он уж насмотрелся, когда подрабатывал во время учебы, первая запись в трудовой книжке появилась у него в семнадцать лет: «разнорабочий» в строительно-монтажном тресте.

Так вот, вышел Юра на работу в первый день – начальник начальником, в костюмчике, только касочка красная на голове, мальчонка двадцати двух годов, а, на минуточку, две тысячи первый год – разруха во всем, только-только выколупываться страна из кое-чего сильно пахнущего начинала, а в строительном деле ситуация такая, что слов приличных не подобрать. И мужики в его подчинении не гастарбайтеры какие, а все как на подбор зубры местные, в возрасте от тридцати пяти и выше. Можно представить их отношение к мальчонке: только-только со студенческой скамьи – и руководить ими взялся!

Да сейчас-с-с!

Ну и понеслись проверки на слабо со всеми вытекающими провокациями и саботажем. Костромин не зря уж пять лет по стройкам оттарабанил, в психологии таких вот работяг разбирался, и в том, на что они способны, тоже, и отпор давал соответствующий. Кому и в рожу от него прилетело, кого уволил к той самой матери, кого и в каталажку отправил за особо лютый саботаж с последствиями. Но авторитет свой, который довольно быстро умудрился завоевать у пролетариата хитроватого, закрепил окончательно и бесповоротно после одного случая.

Накануне ноябрьских праздников в обед мужики-строители сели кружком за стол и выставили водочку под закусь, считай, уж точно никто вечером работать не станет, без вариантов. Хорошо хоть день отстояли под сорванный от матов и крика голос Костромина. Ну и позвали они начальника молодого с ними-то разделить застолье предпраздничное, выказали уважение достойное.

Костромин на зов подошел, посмотрел на разложенную на газетках немудреную снедь, на мужиков, добреющих в предчувствии принятия водочки, и, тяжко вздохнув, признался с некой грустинкой в тоне, специально наигранной:

– Не, мужики, нельзя мне, – и выдохнул тяжко.

– А что так, Максимыч? – участливо поинтересовался бригадир. – Болен, что ли, иль закодировался?

– Вот именно, – кивнул Костромин.

– Да ты чё! – посочувствовал и не поверил бригадир. – Такой молодой, и уже того… – Он щелкнул пальцем по горлу известным жестом и уточнил: – Нельзя?

– Нельзя, – подтвердил грустно Юра и посмотрел с наигранной тоской на бутылку водяры на столе.

– Ну, ты даешь! – восхитился один из мужиков. – Чё, заливал всерьез? Без базара кодернулся?

– Так я ж на стройках с семнадцати лет, – снова прямо не ответив, пояснил он. – Подрабатывал, пока в институте учился. Сами понимаете, – и еще разок, закрепив успех, вздохнул тягостно.

– Ну, дыть… – выказал общее сочувствие бригадир, несколько даже смутившись.

– Да-а-а, – протянул с большим уважением один из работяг, с особым сочувствием глядя на Костромина. – Видать, поколотила тебя жизнь, паря.

Юрий пожелал работягам приятного аппетита, дежурно-начальственно напомнил не засиживаться и не злоупотреблять до недоразумений, попрощался и ушел.

С тех пор мужики бывалые проявляли к нему немалое уважение, особый респект молодому начальнику.

А стройки в любом городе – это закрытое сообщество, где бригады, прорабы и тресты управления мигрируют от одного заказчика к другому, от одного подрядчика к третьему, и слухи в них распространяются так же быстро, как у медитирующих на скамейках под домом бабулек.

Таким вот образом за Костроминым и закрепилась слава бывалого крутого паренька-начальника, который про рабочих и их нужды все знает-понимает, и начальник справедливый да толковый, хоть и суров и осерчать может, и даже врезать если что, но за дело, да к тому же и сам лихоманки-жизни хлебнувший не по годам. Почитай, с детства на стройках вкалывал, аж здоровье потерял.

А она росла, уж поверьте!

К тридцати одному году Костромин стал заместителем начальника одного из стройуправлений, входивших в тот самый главный холдинг. Их отделение занималось в основном строительством под ключ загородных коттеджей и домов в элитных поселках по всему Подмосковью и дальше по ближним к Москве областям.

Интересная должность и дело интересное, да только мотаться приходилось, как Ивану-царевичу на Сером Волке, посланному царем дурковатым за разными диковинами туда-сюда. А куда деваться? Такая вот работа.

Как-то пришел Костромин в одно крупное архитектурное объединение, с которым его фирма плотно сотрудничала. Ему требовалось встретиться с хозяином агентства, он же его генеральный директор в одном лице, по одному хлопотному и малоприятному делу – архитекторы сделали проект особняка для весьма известного и очень, ну очень медийного господина, но электропроводку в нем наметили настолько забубенную и бестолковую, что ее реально невозможно и даже опасно было делать по намеченному плану.

Заказчик же, ни ухом ни рылом не понимавший в строительстве и проектировании, и уж тем паче в электросетях, подмахнул проект, как говорится, «не глядя», когда ему показали, как это все шоколадно будет выглядеть в конечном исполнении на трехмерном макете в компьютерной графике, а как дошло до строительства, тут и поперли огрехи на каждом шагу.

Гондаров, хозяин того самого архитектурного объединения, матерился до небес, когда они разговаривали по телефону:

– Да я этого Федорова турну к такой-то матери!! – бушевал он. – Нет, ты представляешь, мне его рекомендовали как талантливого специалиста, да еще протежировали непростые люди, мои же заказчики и партнеры! Я работы его посмотрел, очень даже достойно, крепко сделано, ну и взял. А тут выяснилось, что он идиот мажорный, институт отсидел за деньги папаши для престижа, мол, я крутой, не менеджер вам какой, а гляди ты: архитектор, мать его разтак!! Папаня-то за него сам просить не стал, понимал, что я досконально проверю, уж больно много про этого деятеля знаю, не поверю, что сынок умным вырос. Но у парня любовница-покровительница нашлась такая, что даже папаша с ней на «вы» и шепотом, вот она и попросила за пацана настойчиво. А работы они мне подсунули его одногруппника, талантливого мальчишки с периферии, который тут тыкается-мыкается в Москве, пытаясь найти работу. Они б еще из этого дурня медика сделали, вот повезло бы нашей медицине!! Я когда его на первый проект поставил, ему все работы тот самый пацан и сделал, а я что, это проверить мог как-то?! Посмотрел – классно сделано! А тут одногруппник-то сплоховал: половину этого проекта рассчитал-расчертил, потом заболел и в больницу угодил. Так этот придурок сам проект и закончил! Я когда узнал, Юр, веришь, думал придушу крысеныша, а его папашу вообще засажу, есть у меня на него много чего, так меня прорвало от этих новостей! А потом поутих и вздохнул, признаваясь, что пригодится еще папаша-то идиота. Ну, а самого на куски порву! Не поленюсь, самолично обзвоню всех коллег, предупрежу. Или вон Зинаиду попрошу, у нее лучше получится, – и тут вспомнил что-то и взревел от досады. Ах да! Еще и эта напасть на меня!

– Какая? – усмехнулся пылкости возмущения Костромин.