Гротена). Дом Салтыковых (Ф

Первоначально был передан статс-секретарю Екатерины II П. А. Соймонову. Но он от него отказался. Фактическим первым хозяином участка стал богатый купец Ф. И. Гротен. В 1784-1788 годах для него по проекту Д. Кваренги здесь был построен особняк. Купец так и не успел въехать в новостройку. В 1790 году он продал участок именитому петербургскому гражданину Т. Т. Сиверсу. Через три года дом был продан княгине Екатерине Петровне Барятинской, а ещё через три года в газете "Санкт-Петербургские ведомости" появилось объявление о сдаче здесь квартир в наём.

Клиентов долго не находилось, так как по Петербургу пошёл слух о призраке Петра Великого, который якобы бродил по дому с молодой особой и при этом ругал её всевозможными словами .

3 февраля 1796 года Екатерина II приобрела особняк и подарила его фельдмаршалу Николаю Ивановичу Салтыкову . Новый хозяин участка был кавалером большинства русских орденов, занимал высшие государственные посты, был президентом Военной коллегии, занимался воспитанием Павла I и его сыновей Александра и Константина.

Изначально особняк имел три этажа со стороны Невы и два со стороны Марсова поля. С западной стороны до служебного корпуса Мраморного дворца был разбит сад. От Царицыного луга и берега Невы сад был отделён забором. Западный фасад дома не имел окон. Они появились здесь только в 1818 году, когда К. Росси создал соседнюю Суворовскую площадь. При этом были уничтожены сад с оградой.

До 1802 года Н. И. Салтыков был президентом Военной коллегии. В качестве гостя и по делам службы у него неоднократно был А. В. Суворов. В 1812-1816 годах Салтыков был председателем Государственного совета и Комитета министров. Поэтому именно в его кабинете летом 1812 года по указанию Александра I был собран комитет по выбору главнокомандующего русской армией. После долгих споров им был выбран М. И. Кутузов.

Салтыков с конца XVIII века владел также другим домом (Большая Морская ул. 33), в котором после кончины фельдмаршала в 1816 году стоял его гроб. В 1818-1823 годах в особняке были перестроены парадная лестница и вестибюль, создана домовая церковь, надстроены дворовые флигели.

По поводу следующего владельца дворца в краеведческой литературе наблюдается путаница. По мнению краеведа В. Измозик, опирающегося на справочник 1816 года, после смерти Салтыкова дом на Марсовом поле стал собственностью его сына Александра . Историк Г. Зуев утверждает, что здание перешло во владение не Александра, а Сергея Николаевича, младшего сына Салтыкова. Сергей Николаевич Салтыков скончался в 1828 году. Дом на берегу Невы достался его племяннику, вдова переселилась в здание неподалёку .

Несуразица в книгах о Петербурге содержится и на тему начала пребывания в доме Салтыковых семьи австрийского посла. Краевед Т. А. Соколова в книге "Дворцовая набережная" пишет, что возглавляемое графом Шарлем Луи Фикельмоном посольство сняло дворец в сентябре 1829 года . Краевед В. Измозик в книге "Пешком по Миллионной" указывает, что дом сдавался внаём с августа 1828 года, тогда как граф Фикельмон возглавлял австрийское посольство в 1829-1840 годах . По мнению Г. Зуева (книга "Течёт река Мойка") австрийское посольство въехало в помещения в 1826 году , когда его уже возглавлял граф Карл-Людвиг Фикельмон. Причём под Шарлем Луи и Карлом Людвигом подразумевается один и тот же человек, так как его супругой все дружно называют Дарью Фёдоровну Фикельмон, внучку М. И. Кутузова.

Северная часть здания была отведена под парадную резиденцию посольства. В комнатах южной стороны жила супруга посла Долли (Дарья Фёдоровна). Её любимым помещением в доме Салтыковых стал Малиновый кабинет. Вот как она писала о нём:

"С 12-го мы поселились в доме Салтыкова - он красив, обширен, приятен для жилья. У меня прелестный малиновый кабинет, такой удобный, что из него не хотелось бы уходить. Мои комнаты выходят на юг, там цветы - наконец всё, что я люблю. Я начала с того, что три дня проболела, но всё это ничего, у меня хорошее предчувствие, и я думаю, что полюблю своё жилище" [Цит. по: 1, с. 153].

В доме Салтыковых было более ста комнат. Отдельные апартаменты с середины 1831 года занимала мать хозяйки, любимая дочь Михаила Илларионовича Кутузова Елизавета Михайловна Хитрово со своей старшей дочерью Екатериной. В 1833 году Екатерина стала фрейлиной императрицы и поселилась в Зимнем дворце .

Дарья Фёдоровна и Елизавета Михайловна имели свои салоны. Иногда Елизавета Михайловна принимала гостей в комнатах своей дочери. Иногда здесь устраивались музыкальные вечера. Частыми гостями в этом доме были П. А. Вяземский, А. И. Тургенев, В. А. Сологуб, В. А. Жуковский и А. С. Пушкин. Поэт симпатизировал молодой хозяйке, что не нравилось её матери. Расположение комнат дома напоминает комнаты старой графини в "Пиковой даме". Такое сходство заметил исследователь Н. А. Раевский [Там же]. Последний раз Пушкин был здесь 7 января 1837 года, незадолго до дуэли с Дантесом. П. А. Вяземский вспоминал:

"Не нужно было читать газеты, как у афинян, которые также не нуждались в газетах, а жили, учились, мудрствовали и умственно наслаждались. В двух этих салонах можно было запастись сведениями о всех вопросах дня, начиная от политической брошюры и парламентской речи французского или английского оратора и кончая романом или драматическим творением одного из любимцев той литературной эпохи. Были тут и обозрения текущих событий; был и Premier Petersburg с суждениями своими, а иногда и осуждениями, был и лёгкий фельетон нравописательный и живописный. А что всего лучше - это всемирная, изустная разговорная газета, издаваемая по направлению и под редакцией двух любезных и милых женщин. Подобных изданий не скоро найдёшь" [Цит. по: 3, с. 243].

Парадные комнаты австрийского посла находились на третьем этаже. Центральным помещением второго этажа является Белый зал. Его убранство сохранилось до наших дней. Рядом с ним находились парадная столовая и "вечерняя зала". По другую сторону Белого зала были большая гостиная, малая и угловая комнаты (тот самый малиновый кабинет).

Елизавета Михайловна скончалась в доме Салтыковых 3 мая 1839 года. В 1843-1844 годах перестройку помещений в доме Салтыковых производил архитектор Г. Э. Боссе .

Фикельмоны прожили в доме Салтыковых девять лет. Потом их отозвали в Австрию, но до 1855 года помещения оставались за австрийским, затем за австро-венгерским посольством. За это время архитектор Н. И. Байер переделал фасад со стороны Марсова поля, надстроил поперечный флигель вдоль внутреннего двора.

В 1855 году здание начало снимать датское посольство. В 34 комнатах третьего и четвёртого этажей поселился датский посол барон Отто Плессен. Спустя два года архитектор В. Е Стуккей вновь переработал южный фасад и создал галерею внутри двора. Датчане не смогли долго оплачивать дорогую аренду. В 1863 годю сюда въехало посольство Великобритании. В 1881 году архитектором К. И. Лоренценом был расширен корпус по Миллионной улице.

В начале XX века английским послом в Петербурге был известный дипломат и мемуарист Дж. Бьюкеннен. Он с супругой занимал примерно те же комнаты, где до них обитали Фикельмоны. На английскую разведку работали писатели Герберт Уэллс, Честертон, Уолпол. Они жили в доме Салтыковых или бывали здесь с важными поручениями. С. Моэм писал, что получил в посольстве огромную сумму денег. Он должен был помогать меньшевикам в покупке оружия и подкупать печать, дабы держать Россию в войне .

Перед 1917 домом хозяевами дома были князь Иван Николаевич Салтыков, княгиня Анна Николаевна Львова, княгиня Серафима Анатольевна Ливен и княгиня Елизавета Николаевна Оболенская. Сами они здесь не жили, продолжали сдавать особняк в наём иностранным посольствам.

Иностранные миссии покинули дом Салтыковых весной 1918 года, переехав в Вологду. Здесь оставались консулы и другие сотрудники посольства. В середине марта 1918 года по договорённости с Анной Сергеевной Салтыковой шведская миссия в квартире третьего этажа со стороны Марсова поля организовала убежище для немецких военнопленных.

31 августа того же года в особняке случилась перестрелка между прибывшими сюда десятью сотрудниками ЧК и работниками посольств. Обыск посольства Великобритании был спровоцирован убийством председателя петроградской ЧК. В результате погибли английский военно-морской атташе Френсис Кроми и один из чекистов. Всего в здании было задержано около 40 человек.

Окончательно британское посольство выехало из особняка после перевода русской столицы в Москву. Особняк был национализирован. Здесь работал Институт внешкольного образования и другие различные учреждения. В 1925 году в доме Салтыковых открылся Коммунистический политико-просветительский институт имени Н. К. Крупской (впоследствии Ленинградский Библиотечный институт). В 1999 году институт был преобразован в Санкт-Петербургский Государственный Университет Культуры и Искусства. С соседним домом Бецкого , который с 1960-х годов также принадлежит университету, он соединён внутренними переходами.

Застройка Дворцовой набережной начала формироваться одной из первых в Санкт-Петербурге. От Адмиралтейского луга берег Невы постепенно застраивался жилыми домами. В 1705 году на расстоянии 200 сажен от Адмиралтейства по проекту Доменико Трезини был построен дом генерал-адмирала Фёдора Матвеевича Апраксина. В 1707 году рядом поселился адмиралтейств-советник А. Кикин. В 1712 году дом Апраксина был перестроен в камне, в 1716 году здание было вновь переделано, а после приезда в архитектора Леблона перестроено ещё раз.

В первой четверти XVIII века появилась необходимость укреплять невский берег. С 1716 года его стали укреплять деревянными стенками, обустраивали пристани. Таким образом у Невы было "отвоёвано" более 80 метров. К 1720 году вдоль Зимнего дворца Петра I был прорыт канал, названный Зимней канавкой. Через него в створе набережной инженером Германом ван Болесом был построен деревянный разводной Зимнедворцовый мост.

В 1718 году после казни Кикина в его особняке разместили Морскую академию. В 1725 году в особняке Апраксина временно были поселены молодожёны: герцог Голштинский и дочь Петра I Анна.

В 1727 году на месте дома №8 был построен дворец для князя Кантемира. В 1728 году по завещанию дом Апраксина перешёл Петру II. Молодой император здесь так и не поселился, он переехал с правительством в Москву, где умер от холеры. Дом Апраксина всё это время пустовал, с 1731 гда стал перестраиваться под резиденцию Анны Иоанновны. Начинал эти работы Доменико Трезини, продолжал по желанию императрицы Ф. Б. Растрелли. Для размещения новых помещений был выкуплен соседний участок, принадлежащий Морской академии. К 1735 году здесь был построен новый Зимний дом Анны Иоанновны, главным фасадом выходящий к Адмиралтейству.

В 1740-1790-х годах набережная называлась Миллионной. С 1762 года её одевают в камень, именно тогда были сооружены полукруглые спуски к Неве. Этими работами руководил Игнацио Росси. Однако работы были выполнены не качественно. С 1772 года набережную перестраивали по проекту Юрия Матвеевича Фельтена. В грунт забивали дубовые просмоленные сваи, между ними клали гранитные блоки связанные железными скобами. Всю эту конструкцию заливали свинцом. Таким образом берег был вынесен в русло реки ещё на 20 метров. При появлении проезжей части набережной, было решено отделить от неё Летний сад. Тогда то и появилась знаменитая ограда, которую спроектировал Фельтен. В XVIII веке набережная именовалась Почтовой, так как на том месте где сейчас расположен Мраморный дворец, находился Почтовый двор.

В 1763-1766 годах через Зимнюю канавку вместо деревянного был построен каменный Эрмитажный мост. Дворцовую набережную с набережной Кутузова соединяет Верхне-Лебяжий мост, возникший здесь в 1767-1768 годах. На гранитный спусках к Неве можно видеть даты их создания.

В 1762-1769 годах построено здание Малого Эрмитажа (дом №36). В 1775-1783 годах Фельтен строит Большой Эрмитаж (дом №34), в 1783-1785 годах соединяет его с Эрмитажным Театром аркой. Эрмитажный Театр (дом №32) построен в 1783-1787 годах. В 1762-1785 годах между набережной и Миллионной улицей построен Мраморный дворец. В 1784-1788 годах построен дом №4 - дом Салтыковых. Соседний дом №2 построен также в 1780-х годах, принадлежал И. И. Бецкому.

В 1799 году два здания на месте существующего сейчас дома №10 были объединены в одно по проекту Джакомо Кваренги. Это стало подарком императора Павла I своей фаворитке Анне Петровне Лопухиной к её свадьбе с князем Гагариным.

В начале 1820х годов участок набережной у Зимнего дворца представлял из себя строительную площадку. Здесь располагались амбары, сараи, груды камня, кучи песка и штабеля досок, заготовленных для строительства здания Главного штаба. Николаем I было принято решение о благоустройстве этой территории, работа поручена архитектору Карлу Росси. По его проекту здесь был устроен широкий спуск к Неве. Росси планировал украсить его скульптурами Диоскуров (юношей, сдерживающих коней) и чугунными львами, копиями тех, что находятся у Михайловского дворца. Поместить здесь диоскуров император запретил, зодчий заменил их вазами из порфира.

В 1827 году в связи с постройкой первого наплавного Троицкого моста на набережной обновили ограду и фонари. В 1857-1862 годах построен Ново-Михайловский дворец (дом №18). В 1867-1872 годах построен дом №26 - дворец великого князя Владимира Александровича.

Сразу за Мраморным дворцом с 1711 года был прорыт Красный канал, который соединял Неву и Мойку. При строительстве дворца он был засыпан. В 1780-1788 годах рядом с дворцом был построен служебный корпус (дом№6), существующий вид здание приобрело в 1844-1847 годах. В 1915 году пристань со львами переместили на Адмиралтейскую набережную.

9 сентября 1941 года во время авианалёта одна из бомб упала перед домом №14, уничтожив его фасад и фасады соседних домов №12 и 16. После войны фасады этих зданий были объединены.

Когда я впервые вошла в этот дом, мне и в голову не могло придти, насколько интересна его история, сколько с ним связано. Я и знать не знала, что здесь бывали Пушкин, Вяземский… Что в этом доме Александр Сергеевич и Дантес довели свои отношения до неотвратимости дуэли. Тогда, в 1970 году я просто послала документы для поступления в институт Культуры имени Крупской и летом приехала сдавать экзамены. Я хотела стать библиотекарем. Сегодня мне это смешно. Хотела ли я, с моим неугомонным характером, и в самом деле провести всю свою жизнь в библиотеке? Не думаю. Просто тогда я была частым гостем нашей Гусевской библиотеки, участвовала во всех её мероприятиях, помогала им в библиографическом отделе раскладывать и расписывать новую литературу по отделам. И, конечно же, много читала. Но, вот, поди ж ты, о Пушкине знала немногим больше школьной программы.

Получив на первом же экзамене тройку, уже знала, что никуда не поступлю. Но мне очень хотелось посмотреть Ленинград. И я, не смотря на ноль шансов стать студенткой, продолжала сдавать экзамены. Поэтому могла жить в общежитии и в своё удовольствие смотреть Ленинград, ходить по музеям и театрам. И естественно каждый день с утра мы с девчонками отправлялись в этот дом №4 на Дворцовой набережной, чтобы слушать лекции и готовиться к очередным экзаменам. Нас, абитуриентов, тогда даже водили в Русский музей на экскурсию. Как выглядели эти аудитории, библиотечный зал, где я провела не один час, я плохо помню. В глазах, разве что, стоят лестницы и холлы. И то они перемежаются с интерьерами, виденными в других зданиях гораздо позже. Вот только библиотеку помню, вернее читальный зал, и нашу постоянную аудиторию.

В следующий раз, теперь уже не в Ленинград, а в Петербург я попала в мае 2007 года. Прошло 37 лет!!! Были мы в городе всего пять дней. Для Петербурга это так мало! Так получилось, что около этого дома я оказалась в последний день пребывания в этом городе. Мы шли из Петропавловской крепости по Троицкому мосту в Летний сад. Выйдя на Дворцовую набережную, перешли её и оказались на площади Суворова. Останавливаться около памятника не стали, так как были там накануне дня города, тогда мы не попали в летний сад потому, что он был закрыт – всё готовили к празднику.

Мы повернули в сторону летнего сада и я невольно остановилась около двух соединённых между собой красивых зданий. Почему? Не знаю. Ведь накануне мы тоже проходили мимо этих зданий, но мой взгляд по ним только скользнул. Видимо потому, что в Питере так много красивых дворцов, что эти два дома показались нам не стоящими внимания. А теперь я подошла к вывеске, на которой было написано, что это Университет культуры и сердце моё часто забилось. Как я могла забыть эти здания? Ведь я здесь провела немало часов, сдавала экзамены, волновалась, обрела новых друзей, с некоторыми из которых потом переписывалась. Но и теперь времени на воспоминания у меня не оставалось. Впереди был Летний сад, музей квартира Пушкина на Мойке, праздник на набережной около Адмиралтейства и отъезд домой.
Я сфотографировала свою несостоявшуюся «альма-матер», но видимо позже, убирая что-то, чтобы заснять другое, я стёрла и эти снимки. И так получилось, что ни в одной книжечке (а я их купила несколько), ни на открытках дома№4 на Дворцовой набережной не оказалось. А именно он, впоследствии, вызвал у меня такой интерес. Спасибо интернету и в особенности сферическим панорамам я смогла не только посмотреть на него более внимательно, но и «обойти вокруг» и соотнести увиденное с тем, что было к этому времени прочитано.

Долгое время, очень долгое, Пушкин был для меня просто «наше всё», гений, гордость России, но совершенно не близкий мне человек. Я всегда отдавала предпочтение Лермонтову, принимая всё, что им написано безоговорочно. Мало того, всё написанное этим мальчиком приводило меня в восторг именно потому, что он был гениальным мальчиком. А о Пушкине у меня дома были несколько книжонок, изданных ещё в советское время. Самая интересная С.Абрамовича «Пушкин в 1836 году». В доме на Мойке я купила «Донжуанский список Пушкина». Это конечно чтиво, но оно даёт представление об окружении Пушкина.

По прошествии некоторого времени, еще одна книжонка попалась: «Пушкин и Долли Фикельмон» Николая Раевского. А в 2010 году в памятную дату дуэли Александра Сергеевича мне подарили книжку, изданную в 1987 году – автор В.Фридкин «Пропавший дневник Пушкина». Несколько интересных книг брала в библиотеке. В общем, подсела я на Пушкина основательно. Читала и о нём, и его, и письма ему и от него, воспоминания современников и критические статьи. Читала и книги, и публикации в интернете. И везде, где только написано что-то о Пушкине, есть дом№4 на Дворцовой набережной. Ну почему я раньше на это не обращала внимания? Ведь ещё в молодости я читала и Благого, и Маймина о Пушкине. Наверное, и у них что-то такое о нём было написано. Видимо поверхностно читала. Надо бы перечитать. Но, пожалуй, более полно об этом доме написал Раевский. Ведь именно в этом доме жила Долли Фикельмон, жена австрийского посла, хорошая знакомая, вернее даже друг Александра Сергеевича. И он там часто бывал, судя по его письмам жене, дневнику самой Долли, письмам и воспоминания Вяземского. Это я уже удосужилась прочесть сама, хотя у тех, кто писал о Пушкине, были ссылки на них. И вот что интересно: Долли, очень, много внимания уделяла Пушкину в своём дневнике. Почти каждый день она что-нибудь о нём писала. И вдруг тишина. Дневник писался своим чередом, в нём описывались все светские новости, упоминались все знакомые, но только не Пушкин. Последняя запись о Пушкине перед долгим молчанием была сделана 21 ноября 1832 года. А потом только после смерти Пушкина она удостоила поэта своим вниманием. Эта запись от 29 января 1837 года. И не просто запись, а целое эссе. Что случилось? Какая кошка между ними пробежала?

Теперь давайте вспомним повесть Пушкина «Пиковая дама». Вокруг неё много велось разговоров; Кто прототип старухи, в каком доме всё это происходило? О прототипах говорилось много. Кого только не записывали в пиковые дамы? Даже графиню Е.И.Юсупову, которая жила в доме на Литейном, построенном, только в пятидесятых годах 19-го века. Да и сама она была моложе Пушкина. Но в основном прототипом старой графини считается княгиня Н.П.Голицина.

Дом, описанный в «Пиковой даме» снаружи подходил под описание не одного дворца, потому современники (и не только) и спорили. И приметы особняка Голициной в нём тоже есть. А вот внутренние покои полностью соответствовали дому, в котором жила семья австрийского посла. Но откуда тогда Александр Сергеевич знал расположение спальни Долли, потайной двери и т.д. Значит он там был? Как? Когда? Предположения высказывались ещё при жизни Пушкина. Об этом вычитала в воспоминаниях современников о поэте. И вот что я обнаружила там же.

(рассказ Нащокина Бартеневу)
«Следующий рассказ относится уже к совершенно другой эпохе жизни Пушкина. Пушкин сообщал его за тайну Нащокину и даже не хотел на первый раз сказать имени действующего лица, обещал открыть его после. Уже в нынешнее царствование, в Петербурге, при дворе была одна дама, друг императрицы, стоявшая на высокой степени придворного и светского значения. Муж ее был гораздо старше ее, и, несмотря на то, ее младые лета не были опозорены молвою; она была безукоризненна в общем мнении любящего сплетни и интриги света. Пушкин рассказал Нащокину свои отношения к ней по случаю их разговора о силе воли. Пушкин уверял, что при необходимости можно удержаться от обморока и изнеможения, отложить их до другого времени. Эта блистательная, безукоризненная дама наконец поддалась обаяниям поэта и назначила ему свидание в своем доме.

Вечером Пушкину удалось пробраться в ее великолепный дворец; по условию он лег под диваном в гостиной и должен был дожидаться ее приезда домой. Долго лежал он, терял терпение, но оставить дело было уже невозможно, воротиться назад - опасно. Наконец после долгих ожиданий он слышит: подъехала карета. В доме засуетились. Двое лакеев внесли канделябры и осветили гостиную. Вошла хозяйка в сопровождении какой-то фрейлины: они возвращались из театра или из дворца. Через несколько минут разговора фрейлина уехала в той же карете. Хозяйка осталась одна. «Etes-vous l;?», и Пушкин был перед нею. Они перешли в спальню. Дверь была заперта; густые, роскошные гардины задернуты. Начались восторги сладострастия. Они играли, веселились. Пред камином была разостлана пышная полость из медвежьего меха. Они разделись донага, вылили на себя все духи, какие были в комнате, ложились на мех...

Быстро проходило время в наслаждениях. Наконец Пушкин как-то случайно подошел к окну, отдернул занавес и с ужасом видит, что уже совсем рассвело, уже белый день. Как быть? Он наскоро, кое-как оделся, поспешая выбраться. Смущенная хозяйка ведет его к стеклянным дверям выхода, но люди уже встали. У самых дверей они встречают дворецкого, итальянца. Эта встреча до того поразила хозяйку, что ей сделалось дурно; она готова была лишиться чувств, но Пушкин, сжав ей крепко руку, умолял ее отложить обморок до другого времени, а теперь выпустить его, как для него, так и для себя самой. Женщина преодолела себя. В своем критическом положении они решились прибегнуть к посредству третьего.

Хозяйка позвала свою служанку, старую, чопорную француженку, уже давно одетую и ловкую в подобных случаях. К ней-то обратились с просьбою провести из дому. Француженка взялась. Она свела Пушкина вниз, прямо в комнаты мужа. Тот еще спал. Шум шагов его разбудил. Его кровать была за ширмами. Из-за ширм он спросил: «Кто здесь?» - «Это - я», - отвечала ловкая наперсница и провела Пушкина в сени, откуда он свободно вышел: если б кто его здесь и встретил, то здесь его появление уже не могло быть предосудительным. На другой же день Пушкин предложил итальянцу-дворецкому золотом 1000 руб., чтобы он молчал, и хотя он отказывался от платы, но Пушкин принудил его взять. Таким образом все дело осталось тайною. Но блистательная дама в продолжение четырех месяцев не могла без дурноты вспомнить об этом происшествии»

Рассказ Павла Нащёкина Бартеневу стал известен лишь в 1922 году. Его опубликовал один из Пушкинистов М.А.Цявловский. Это вызвало большую полемику. И не мудрено. Но Нащёкин был другом Пушкина. Он любил и уважал поэта и долго хранил втайне, то, что он ему поведал. Бартенев был биографом поэта, но в своих работах он этот рассказ не использовал. Записи бесед с другом поэта П.В.Нащокиным в 1851 году, были обнаружены в одной из его черновых тетрадей. Сколько ещё всего хранится в архивах, которые не сожгли в революцию, Бог знает.

Когда я это прочла, то не знала, верить или не верить? Если верить, то конечно не всему. А если не верить вовсе… То как объяснить описание этой ситуации такой схожестью с тем, что происходило в «Пиковой даме», когда Герман пробирался в спальню к Лизе, как ожидал её приезда и как тайно покидал дом? Об этом писалось много, целые исследования проводились. И вот спустя некоторое время после ознакомления с рассказом Нащёкина, покупаю книгу Раевского «Пушкин и Долли Фикельмон». Можно представить как я обрадовалась этой покупке. Одна из глав книги была посвящена этой теме. Рассказ Нащёкинва, Раевский не приводит, хотя ссылается на него. Книга писалась в Советское время и действовали соображения деликатности вопроса.

Но меня заинтересовала не интимная сторона этого дела, а именно тайное посещение Пушкиным этого дома и соответствие расположения комнат в доме Долли и доме графини в «Пиковой даме». Возможно тогда, в 1970 году я бы прошла мимо такого факта, а вот сейчас… Раевский много материала собрал, проанализировал его, но этого ему показалось недостаточно. Он просто взял и поехал на место своего исследования, прошёлся по этажам и аудиториям. А потом в соответствии с работой А.С.Рейсрера «Дворцовая набережная,4», соотнёс помещения этого дома времён Пушкина с тем, что увидел в 1965 году. Кроме того, он прошёл путь, каким шёл по дому Герман (и Пушкин). Конечно, не всё (далеко не всё) сохранилось в том виде – время сделало своё дело.

Но многое и сохранилось. Оказывается читальный зал институтской библиотеки, который я помню и по прошествии стольких лет, помещается в бывшей столовой великобританского посольства. А в одном из абонементов библиотеки, когда-то находился салон графини Долли. В каком? Была ли я там? Может быть. И там бывал Александр Сергеевич. Окна салона выходили на Марсово поле. Возможно я смотрела в то же окно, в которое и он… Кстати окна нашей аудитории тоже были обращены на юг. Только я теперь по прошествии времени, забыла на каком этаже она была. А вот, где стоял стол, за которым мы с подругой сидели, помню прекрасно. Странно избирательна наша память. Если бы я знала, то лучше бы запомнила холл – белый зал, или танцевальное зало, где по воспоминаниям современников, а в частности графа Соллогуба, произошло объяснение Пушкина с Дантесоом на приёме у Фикельмонов 16 ноября 1836 года. Я просто по определению не могла миновать этот холл. Но вот не помню.

Пушкин любил бывать в этом доме. Впервые он туда приехал 10 декабря 1829 года. А в 1831 году здесь появилась и Наталья Николаевна. Долли пишет в своём дневнике, что это был её первый выход в свет. Там часто бывал и друг Пушкина Пётр Вяземский. Долли вела с ним большую переписку. В век, когда не было телефонов, в высшем свете было принято посылать записки даже на соседнюю улицу. Я когда читаю подобные письма, в две, три строки, возникает ощущение, что это эсэмэски, но написанные языком позапрошлого века.

Прочитав всё, что касалось Пушкина, Долли, их окружения, я заинтересовалась: а что это вообще был за дом? И каким был его первоначальный вид? Ведь фотографий тогда не было. И вот совсем нечаянно в книге «Дворцы и сады Русского музея», которая, казалось бы никакого отношения к моей теме не имеет, я нашла репродукцию картины И.В.Г.Барта «Вид Невы у Дворцовой набережной и Летнего сада». Написана она в 1810-е годы. На ней как раз лучше всего видны два нужных мне дома №2 и №4 на Дворцовой Набережной. Да, сейчас они смотрятся несколько иначе. Но очень узнаваемы. Фасад дома №4, выходящий на Неву вообще остался прежним. А вот там где сегодня находится Суворовская площадь, оказывается, был сад. И в середине дома №2 на уровне второго и третьего этажей тоже виден сад – расположен он прямо на крыше первого этажа с большими окнами. По-видимому, там был большой зал. И обращён он в сторону Летнего сада.

Ну и как после этого не заинтересоваться историей этих интересных зданий? Кто их построил? Когда? Кому они принадлежали до того как стали институтом Культуры, до того как впервые в одном из них появился Великий Пушкин. Сначала порылась в книгах и энциклопедиях, которые имеются в моём доме, потом обратилась к помощи интернета. Я даже не предполагала, что там можно найти сведения подобного рода. А здесь ещё и телевидение помогло: по каналу культура идёт цикл передач «Красуйся, град Петров», где интересно рассказывается об архитектуре города на Неве. И вот конце концов какая вырисовалась картина.

Начну с дома №2, так как его строительство началось раньше. Начали его строить для И.И.Бецкого в 1784-87 годах, а закончили в 1830-ом архитекторы Ж.Б.Валлен Деламон и В.П.Стасов. Стиль, в котором построен дом – классицизм. Но история этого участка начинается не с дома Бецкого. В первой половине 18-го века на этом месте были полковые казармы, бассейн и караульные помещения. Но в 1750-х годах архитектор Расстрели построил здесь деревянное двухэтажное здание оперного театра. В нём шла первая русская опера написанная Сумароковым.

Не знаю, что случилось с театром, кажется сгорел, и участок передали для строительства Бецкому. После его смерти в 1795 году дом перешёл его дочери Анастасии, вышедшей замуж за строителя Одессы О.М. де Рибаса. (Позже будучи в Одессе я познакомилась с историей этой семьи). В 1830 году дом выкупила казна и передала его принцу Петру Григорьевичу Ольденбургскому. (Все, кто был в Гаграх, об этом принце уже наслышаны). Здание перестроили, висячие сады (которые сохранились на картине И.В.Г.Барта) убрали и на их месте надстроили этаж. И дом стал выглядеть так, как он выглядит сейчас. Спасибо художнику, который помог заглянуть в далёкое прошлое.

В этом доме проходили музыкальные вечера и жизнь била ключом. А в 1917 году сын принца Александр Петрович продал дом за полтора миллиона рублей временному правительству, которое передало его министерству просвещения. Но после октябрьской революции там устроили коммунальные квартиры. Можно представить как он выглядел, вспомнив фильм «Гадюка», там коммуналка 20-х годов показана во всей красе. Но в 1962-м году дом передали институту культуры им. Крупской. Теперь он называется университетом культуры.

Есть интересный момент в истории этого дома. В 1791-96г. в этом доме жил И.А. Крылов. У него была типография, где печатался журналы «Зритель» и «Санкт-Петербург. Меркурий». Есть воспоминания современников, что Крылов любил по утрам ходить по комнатам совершенно голым и играть на скрипке. Его окна выходили на Летний сад и Лебяжий канал. Туда же выходили и висячие сады. Кто-то же обратил на это внимание… Тогда люди оставляли много интересного в письмах и дневниковых записях.

А теперь о доме №4. Участок расположенный рядом с домом Бецкого выделили П.А.Саймонову, но он строиться не стал. А построил дом Купец Ф.И.Гротен. Вернее для него это сделал в 1787 году архитектор Д.Кваренги. Но Гротен почему то домом не воспользовался и он перешёл Т.Т.Сиверсу (кто он такой и как это «перешёл» не нашла), а затем в 1793 году к княгине Е.П.Барятинской. А уже в 1796 году дом купила Екатериа 11 и подарила его графу (позднее светлейшему князю) Н.И.Салтыкову, который был воспитателем трёх великих князей: сына Павла и внуков Александра и Константина. Салтыков был важной фигурой – президентом Военной коллегии, а с 1812 по 1816 год – председателем Государственного Совета и комитета министров.

В 1818 году дом был перестоен архитектором К.И.Росси в стиле классицизма. До самой революции 1917 года он принадлежал семье Салтыковых. За ним и закрепилось историческое название «дом Салтыковых». Кстати так я его и искала в интернете. До 1818 года (когда была осуществлена перестройка дома), к нему прилегал сад и ограда до самого мраморного дворца. Когда - то этот участок был выделен для строительства графу А.Р.Воронцову, но он от участка отказался, и на его месте разбили сад. Но в 1818-20 годах сад выкорчевали и сделали Суворовскую площадь. Сюда и перенесли памятник великому полководцу из глубины Марсова поля. Тогда же в глухой стене, что теперь выходила на площадь пробили окна. Так она сохранилась и до наших дней. Фасад остался прежним с самого начала строительства этого дома. А вот со стороны Миллионной улицы, надстроили этаж, что дом никак не украсило. Окна этой стороны дома выходят на Марсово поле. Именно туда подъезжали кареты с гостями, когда Фикельмоны устраивали приёмы.

Но вот что интересно, в этом доме потомки Салтыкова никогда не жили. Его сдавали в аренду иностранным посольствам. Первым его арендовало Австрийское посольство с 1829 по 1855 год. А с 1829 по 1840 год послом был граф К.Л.Фикельмон и проживал в доме вместе со своей женой Дарьей (Долли) Фёдоровной Фикельмон в девичестве Тизенгаузен.

Кто же такая эта Долли? Её мать Елизавета Михайловна по первому мужу Тизенгаузен, а по второму Хитрово – дочь нашего великого полководца Михаила Илларионовича Кутузова и близкий друг и почитатель таланта Александра Сергеевича Пушкина. Женщина не без странностей, но очень образованная, она была вхожа во все знатные дома Москвы и Петербурга. Иногда досаждала поэту своим преклонением перед ним, на что он жаловался в письмах своим друзьям. Когда я эти письма прочла в молодости в альманахе «Прометей», то очень была возмущена: ну можно ли так о женщине, тем более дочери Кутузова! Но теперь, когда познакомилась ближе с воспоминаниями современников Елизаветы Михайловны, с историей её жизни, когда прочла много писем того времени, осуждения мои растаяли. Да можно ли мне судить о том, что происходило столько лет назад? Да и думал ли поэт, что всё это будет кем-то читаться по прошествии стольких лет.

По воспоминаниям современников Дарья Фёдоровна была умна и красива. Судя по её дневниковым записям, о своём уме она тоже была высокого мнения, но красавицей себя не считала. А вот очень красивой называет Наталью Николаевну Гончарову. И притом не однажды. О её красоте Долли пишет «красота её небесная и несравненная», «невозможно быть прекраснее». Но ум жены Пушкина считает заурядным. И совсем иначе пишет о самом Пушкине. Вот первая запись в дневнике, касающаяся Александра Сергеевича: «10 декабря 1829 года. Пушкин, писатель, ведёт беседу очаровательным образом, без притязаний, с увлечением и огнём, невозможно быть более некрасивым – это смесь наружности обезьяны и тигра…» А спустя где-то года полтора она пишет, что когда Пушкин говорит, то не замечаешь, что он некрасив, так как его разговор сверкает умом.

Вот такое отношение было у этой женщины к Пушкину и его жене. При таких страстях, рассказанное Павлом Нащёкиным Бартеневу вполне может быть правдой. Пусть и не так всё происходило, как записал Бартенев (или рассказал Пушкин Нащёкину), но происходило. А я снова взяла повесть «Пиковая дама» и прочла уже с пристрастием и напрягая память, чтобы вспомнить то немногое, что пришлось мне увидеть во время пребывания в этом прекрасном доме. А может уже работало воображение. А потом ещё раз с помощью сферической панорамы прошлась вокруг этих домов по Набережной, по улице Миллионной, полюбовалась Лебяжьим каналом и Летним садом, и, конечно же, не миновала Суворовской площади. Ведь именно в стене, обращённой к площади находилась дверь, через которую Герман (а возможно и Пушкин) крадучись покидали этот дом. Во всяком случае, так утверждает Раевский, а он прошёл этот путь и считает, что иным он быть просто не может.

Не знаю, удастся ли мне ещё раз побывать в Петербурге, но перво-наперво я приду именно сюда. Меня мучает, что я тогда в 2007 году этого места не узнала. А потом уже ещё раз схожу к Пушкину на Мойку. Ведь теперь у меня не осталось непрочитанным ни одного его стихотворения, ни одного, даже не оконченного, произведения. Да и писем ему и от него, и воспоминаний о нём немало прочитано. Думаю, теперь на его последний приют я взгляну несколько иначе, чем раньше.

Зачем я всё это написала? Я себе не раз задавала этот вопрос, но однозначно на него ответить не смогла. Может, чтобы самой в дальнейшем не забыть, возраст штука коварная, может это будет интересно моим внучкам, когда подрастут. А сюда выкладываю в надежде, что это заинтересует ещё кого-то, и тогда человеку не надо будет копаться в письмах, воспоминаниях, документах. А может наоборот мои заметки, подтолкнут кого-то к более профессиональному подходу к этой теме.

Да, в 1922 году в этом здании разместили коммунистический, политико-просветительский институт имени Крупской. С 1941 года это библиотечный институт, затем институт культуры имени Крупской, академия культуры и наконец - университет культуры.