Храм в третьяковской галерее икона. Храм святителя николая в толмачах

В 1851 году прихожанином церкви Николы в Толмачах стал П.М. Третьяков, семья которого купила усадьбу в Лаврушинском переулке. Третьяковы были очень религиозными людьми. Они не только ходили в церковь, но и стали главными жертвователями. До самой смерти Павел Михайлович прожил в своем доме и ходил в храм Николы. Он сделал специальную калитку, через которую можно было пройти в церковь прямо из усадьбы. Третьяковы были связаны с Николаем Чудотворцем: дед Павла Михайловича жил когда-то в приходе храма Святителя Николая в Голутвине. В семье была традиция собираться вместе в день Николы и поминать добрым словом всех умерших родственников.

В 1860-х годах вновь пришлось чинить искусственный мрамор, обновлять живопись, ремонтировать фасады, менять полы в главной церкви. Семья Третьяковых неизменно во всем помогала своему храму. Прекрасные слова о Павле Михайловиче сказал старец Смоленской Зосимовой пустыни, преподобный Алексий: «В моем сознании при воспоминании о нем встает образ человека, служившего примером трезвенной, сосредоточенной, воздержанной жизни, исполненной благой энергии и трудов, и, главное, образ человека, сочетавшего владение богатством внешним – материальным – с нищетой духовной. Это проявлялось в его смиренной молитве».

Во второй половине XIX века служил в церкви Николы в Толмачах дьякон Федор Алексеевич Соловьев – будущий старец Алексий Зосимовский. Он отличался скромностью, отзывчивостью, почтительным отношением к старшим, благоговейным служением и великолепным бархатным голосом. Прихожане очень любили своего дьякона. В 1872 году скончалась его горячо любимая жена. Это стало страшным ударом для отца Федора, иногда он запирался у себя в комнате и безутешно плакал. На помощь пришел настоятель храма отец Василий. Он нагрузил Федора Алексеевича работой в журнале «Душеполезное чтение», издававшемся при храме.

Дьякон написал краткую историю церкви и другие литературные труды. И работа действительно спасла его от скорби. Отец Федор всегда приходил в храм самым первым, а уходил последним, не забывая помолиться перед каждой иконой и проследить, все ли в порядке. Он имел обыкновение, здороваясь со знакомыми, снимать шапку. Но так как почти весь приход он знал лично, то практически всегда ходил с непокрытой головой. Историограф церкви О.С. Четверухина заметила: «ßОдна старушка, которая тогда была еще десятилетней девочкой, впоследствии вспоминала, что особенно любила с ним встречаться, т. к. отец дьякон «уж очень хорошо здоровается».

После ранней обедни Федор Алексеевич обычно раздавал милостыню, которая в день получения им жалованья была особенно щедрой. Ему даже выдавали деньги по частям, чтобы он не раздавал все сразу. Дьякон с охотой помогал всем нищим в округе, часто приглашал их к себе домой на обед. Однажды, не имея с собой денег, он, не раздумывая, отдал дрожащему от холода нищему свою рясу. В 1895 году отец Федор был рукоположен во пресвитера Успенского собора. Через три года он был пострижен в иеромонахи с именем Алексий. Сейчас он известен всем как преподобный Алексий Зосимовский – один из самых славных и почитаемых старцев ХХ века.

В 1910 году произошло последнее обновление храма. После революции 1917 года люди перестали ходить в церковь. Молодой священник Илья Николаевич Четверухин, друг отца П.А. Флоренского и духовное чадо старца Алексия, приложил все усилия, чтобы сохранить церковь Николы в Толмачах. В 1922 году из храма было изъято более девяти пудов золотых и серебряных изделий. Отец Илья был прекрасным рисовальщиком и любителем живописи и, так как нужно было чем-то зарабатывать на жизнь, устроился научным сотрудником в Третьяковскую галерею. Вскоре его попросили выбрать между Третьяковкой и храмом. Конечно, он выбрал служение Богу.

Начались тяжелые времена. Вот как описывает жизнь отца Ильи в те годы О.С. Четверухина: «Отец Илья совершал службы в искрящемся от инея храме, чудом находилось вино для причастия и мука для просфор, не хватало на самые насущные нужды: у детей, да и у матушки не было обуви, одежда перешивалась из всякого старья. Семья ложилась спать, не зная, чем они будут питаться завтра, по принципу «будет день, будет пища». Несмотря на все трудности, деятельный священник с усердием продолжал начатое дело. Немногочисленные прихожане любили искренние проповеди отца Ильи, посвященные любви к Богу и всем ближним.

Постепенно вокруг него сложилась община глубоко верующих и знающих Священное Писание прихожан, а храм Николы в Толмачах стали называть «Толмачевской академией». На Пасху 1929 года церковь была закрыта. Сотрудники Третьяковской галереи потребовали отдать им здание храма под хранилище. Священник и прихожане сделали все, чтобы отстоять храм, но их усилия оказались тщетными. Приход во второй раз в истории приписали к церкви Святителя Григория Неокесарийского на Полянке. В 1930 году отец Илья был арестован за «контрреволюционную агитацию и подготовку к восстанию» и через два года погиб во время пожара в лагерном клубе в поселке Красная Вишера.

В 1931 году началась перестройка церкви под хранилище Третьяковской галереи. Главы были сняты, верхние ярусы колокольни разобраны, внутреннее пространство разделено на этажи. Храм лишился иконостасов и ограды XIX века. Сложно сказать, повезло ли церкви Николы в Толмачах, что ее передали Третьяковке. По крайней мере, здание не разрушили полностью. Когда началась реконструкция галереи, планировалось в Никольской церкви устроить концертный зал. К 1990 году были восстановлены главы и колокольня. К счастью, никаких концертов в храме не проводилось. В 1993 году приняли неожиданное решение сделать церковь домовой при галерее.

Службы в храме возобновились 8 сентября 1996 года, в праздник Владимирской иконы Богоматери. Патриарх Алексий II освятил главный престол Сошествия Святого Духа. Именно тогда произошло знаменательное событие: впервые в церковь Николы в Толмачах была принесена икона Владимирской Божией Матери – хранительница и заступница земли Русской. Полная реставрация храма завершилась в 1997 году. Была восстановлена утраченная роспись, в том числе и знаменитая сцена изгнания торговцев из храма, так поражавшая прихожан. Через два года икона Владимирской Божией Матери обрела постоянное место своего пристанища – церковь Николы в Толмачах.

Сегодня каждый может помолиться и поклониться святыне. Она хранится в специально изготовленном на заводе Минатома РФ пуленепробиваемом киоте. По легенде, эта икона была написана евангелистом Лукой еще при жизни Богородицы на доске из того стола, за которым трапезовал Иисус Христос с Ней и Иосифом. На самом же деле это византийская икона первой половины XII века, привезенная князем Андреем Боголюбским из Константинополя. Но разве имеет значение происхождение этого образа и дата написания? Главное, что она много раз спасала нашу страну от бед и напастей, что к ней обращались за помощью в самые трудные мгновения истории, и она всегда помогала.

В 2000 году на архиерейском соборе в храме Христа Спасителя старец Алексий был причислен к лику святых, а еще через два года в чине священномученика был канонизирован отец Илья. Они стали небесными покровителями храма Николы в Толмачах, а их образы были помещены на правой стене. Удивительно, но отец Илья изображен в очках, хотя по канонам очков у святых быть не должно. Праздничные богослужения в храме проходят с участием знаменитого камерного хора Третьяковской галереи. Основателем и руководителем хора является Алексей Пузаков – знаменитый регент храма иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость».

Никольскую церковь невозможно увидеть издалека: ее загораживают построенные в 1980-х годах новые корпуса Третьяковки. Но сейчас часто открыты ворота Инженерного корпуса, и каждый имеет возможность обойти храм со всех сторон. Несмотря на все разрушения церковь Николы неплохо сохранилась. Храм является редким памятником архитектуры, сочетающим в себе элементы разных эпох. Но еще одним признаком его исключительности является особый статус – храм-музей. Значительная часть его убранства, а также заалтарные кресты и литургическая утварь – экспонаты из собрания Третьяковской галереи. После службы церковь превращается в экспозиционный зал.

Первое упоминание об этой церкви стало отголоском истории Замоскворечья и черной годины татаро-монгольского ига. Летопись Замоскворечья началась в XIVвеке, когда здесь пролегла главная дорога в Орду и расположилась ставка монгольского хана. Сюда приносили собранную по русской земле дань, здесь присягали хану и выслушивали его повеления. Со времен Ивана Калиты, князя-дипломата, который вел обширную торговлю с Ордой, здесь обосновались и мирные татары, которые вскоре образовали большую Татарскую слободу – подле дороги в Орду и, что очень важно, в отдалении от остальной Москвы. Тогда здесь и поселились переводчики – толмачи. Поначалу это были татары, владевшие русским языком, да и само это слово татарского происхождения. Толмачи были только устными переводчиками: таковые были необходимы при посольских миссиях, приемах или при заключении мирных договоров и составлении торговых грамот. Скоро к ним присоединились и русские толмачи, и они на первых порах жили в Татарской слободе, в урочище Старые Толмачи.

А затем, приблизительно в XV или XVI веке, в Замоскворечье выделяется самостоятельная Толмацкая слобода, оставившая имя местным переулкам, где жили царские толмачи со всех языков, служившие в Посольском приказе, что стоял на Соборной площади в Кремле, и считавшиеся государственными служащими. Слобода толмачей сохранилась и после того, как в петровскую эпоху был упразднен Посольский приказ. Переводчики перешли на службу в коллегии, но остались жить на прежнем месте в Замоскворечье. А в допетровской Москве Толмацкая слобода официально считалась иноземной, поскольку ее населяли в основном «пришлые люди», которые перешли на службу московскому государю. Для русских ее поселенцев и для тех иноземцев, кто принял православную веру, и была построена приходская церковь во имя святителя Николая Чудотворца в Толмачах: ее главный престол был освящен во имя святого, которого татары именовали «русским Богом».

Сначала поставили деревянную церковь. Первое упоминание о ней относится к 1625 году: в Приходной книге Патриаршего приказа она именуется как «церковь великаго Чудотворца Николы, да в приделе Иван Предтеча, что за Москвой-рекой в Толмачах». (Имелось в виду, что при ней существовал придел во имя святого пророка Иоанна Предтечи.) Однако есть версия, что церковь стояла здесь давно, ибо известно, что в 1657 году по государеву указу у нее была взята земля под новое кладбище, так как прежнее стало тесным. Значит, за годы существования этой церкви с весьма невеликим приходом при ней успело сложиться целое кладбище, и таких размеров, что понадобилось его расширение.

Уже в ту пору в приходе Никольского храма жили и представители знати. Об этом свидетельствует тот факт, что в марте 1687 года сюда прибыл сам Патриарх Иоаким и слушал здесь обедню. В весеннюю распутицу, когда и простые-то люди старались обходить Замоскворечье стороной, Патриарх приехал, чтобы присутствовать на отпевании некоего Лариона Панина. Кем был этот человек, неизвестно, но есть предположение, что, поскольку на прощание с ним приехал сам Патриарх, он и был знатным предком знаменитых графов Паниных.

В конце XVIIвека произошло и поистине судьбоносное событие в истории Никольской церкви. К ее приходу были частично приписаны жители обширной Кадашевской слободы, имевшие своим приходским храмом сначала Космодамиановскую а потом и Воскресенскую церковь в Кадашах. В приходе той Воскресенской церкви жили и богатые купцы-гости Добрынины, отец и сын. «Гостями» издревле называли верхушку купечества – они занимались крупнейшей оптовой и иностранной торговлей, а когда были созданы купеческие сотни, предшественницы гильдий, высшей стала гостиная сотня, так что статус «гостя» вводил купца в ряд именитых граждан. Купцы гостиной сотни привлекались к государевой службе, избирались в присяжные головы, в целовальники, в таможню, имели почетное право являться во дворец с подарками и поздравлять государя с Пасхой, именинами, рождением наследника. Такими гостями и были богатейшие купцы Лонгин и Кондратий Добрынины, и отличались они «усердием и любовью к благолепию храмов Божиих», как отозвался о них старец Алексий, первый историк Никольской церкви, бывший на протяжении 28 лет ее дьяконом, – речь о нем впереди.

Добрынины в 1687 году выстроили на свои средства каменный Воскресенский храм в Кадашах, получивший прозвище «большой московской свечи». А когда часть кадашевцев приписали к храму Николы в Толмачах, те же Добрынины, уже в 1697 году, выстроили и каменный Никольский храм на месте деревянного. Только по желанию храмоздателя Лонгина Кондратьевича главный престол новоустроенного храма освятили во имя Сошествия Святого Духа, а во имя святителя Николая – придел, вероятно, чтобы благочестиво соблюсти иерархию праздников. И еще у каменного храма появилась интересная архитектурная деталь: его закомары украшены точно такими же декоративными раковинами с жемчужинами, как у Архангельского собора в Кремле, построенного итальянцем Алевизом Фрязиным. Видимо, замосквореченцам очень понравилось это наследие фряжского мастера.

XVIII век был для Никольского храма знаменательным и трудным. Январской ночью 1765 года его дочиста ограбили. Тогда прихожане – а в их числе были чиновники Оружейной палаты и военного ведомства – снабдили храм всем необходимым для богослужения на первое время. Розыск же установил некоего Ивана Ильина, содержателя воровского притона, чьи постояльцы обокрали церковь, однако вернуть ничего из похищенного не удалось, и пришлось обустраивать храм заново.

Но на протяжении всей своей истории храм в Толмачах был храним невидимой силой. Всего через 4 года после этого происшествия вдова богатого фабриканта Екатерина Лазаревна Демидова, кстати, прихожанка храма Воскресения в Кадашах, пожелала устроить в Никольской церкви придел во имя иконы Богоматери «Утоли моя печали». Однако в то время существовал запрет освящать престолы во имя икон Богоматери, а тем, кто хотел воздвигнуть храм в честь Царицы Небесной, следовало посвящать его главным Богородичным праздникам. Демидова выбрала праздник Покрова, но в иконостасе новоустроенного Покровского придела на самом почетном месте – в местном чине слева от царских врат – с тех пор была установлена икона «Утоли моя печали», в ознаменование первоначального желания храмоздательницы устроить такой придел. Уже в 1770 году Покровский придел был освящен, и это сочли добрым предзнаменованием: на следующий год в Москве грянула эпидемия чумы, и в устроении именно Покровского придела узрели «Всеблагий Промысл… приготовить для братии ободрение, укрепление и утешение под сенью честнаго омофора Царицы Небесной». При этом сам храм вновь остался нищим: чума выкосила его приход и порушила состоятельность уцелевших прихожан. Когда в 1774 году начал строиться грандиозный Воспитательный дом на Москворецкой набережной, Опекунский совет просил Консисторию поставить кружки для сбора пожертвований на него в тех московских храмах, где может быть собрано «вящее подаяние». Никольская церковь в сей список не попала. Кстати, при Екатерине II, ужесточившей меры против преступников, настоятель Никольского храма отец Иоанн был назначен «увещателем» колодников, так что благосостоянию храма это тоже не содействовало.

Но и при новой беде – нашествии Наполеона – храму было явлено настоящее чудо. Он совсем не горел, тогда как бушевавшее пламя уничтожило все окружавшие его дома Толмачевской слободы, и местные жители стремились укрыться в церкви от дыма и огня. Полностью уцелело и имущество храма, надежно спрятанное под полом, но, защищая его, мучеником пал священник Иоанн Андреев: захватчики безуспешно пытали его, где спрятаны церковные сокровища, и вскоре после победы он скончался от полученных увечий. По другой версии, он был убит на паперти и похоронен в ограде храма.

Более пяти месяцев после вторжения Наполеона в Никольском храме не было богослужений. Он стоял пустым, ибо полностью лишился своего прихода: ни одного дома не уцелело. В 1813 году были освящены Никольский и Покровский приделы, но количество прихожан исчислялось всего девятью дворами, так что храм был приписан к церкви святителя Григория Неокесарийского на Полянке. И тогда огорченные толмачевцы подали прошение преосвященному Августину, с уверением, что дома в приходе отстраиваются и заселяются и что жители готовы заплатить любую сумму на содержание духовенства, лишь бы их приходской храм получил «первобытное свое существо». Делу был дан ход, и выяснилось, что церковь святителя Григория Неокесарийского имеет даже меньшее число прихожан, а Никольский храм прекрасно сохранился после войны. 5 февраля 1814 года вышел указ о восстановлении самостоятельности некоторых церквей, в том числе и Толмачевской. Так прихожане малым числом отстояли свой храм.

А потом явилось новое чудо. В феврале 1817 года после утренней службы священник и прихожане обнаружили сверток около иконостаса в Покровском приделе. Когда его развернули, в нем нашли деревянный ковчег с частицами святых мощей многих великих угодников Божиих; здесь же были даже частицы Ризы Господней и Ризы Богоматери. О находке немедленно сообщили преосвященному Августину, и он распорядился отправить ковчег в Чудов монастырь до объявления владельца. Загадочный владелец так и не объявился – стало ясно, что он подарил храму этот ковчег, пожелав остаться неизвестным. И тогда толмачевцы попросили вернуть им святыню – «к славе имени Господня и к сильнейшему возбуждению нас в вере и благочестии». Просьба была исполнена, и ковчег стал главной святыней дореволюционного Никольского храма. И страшная московская холера 1830 и 1848 годов, можно сказать, обошла Толмачи стороной: за обе эпидемии в приходе умерли всего 12 человек, тогда как настоятель Николай Розанов ходил во временную больницу на Ордынке окормлять пациентов.

Первая половина XIX века явилась последней вехой в созидании Никольского храма. В 1833 году старая шатровая колокольня, связанная с церковью переходом, наклонилась, и стены храма дали сильные трещины. Может быть, это было каким-то следствием потрясения 1812 года, а может, просто сказалось время, ведь этой колокольне было полтора века. Тогда прихожане решили на свои средства перестроить весь храм, тем более что он уже не вмещал в себя всех желающих. Святитель Филарет, митрополит Московский, дал на то разрешение с указанием, насколько возможно, сохранить главный храм «в древнем устроении».

Для этих работ был приглашен именитый архитектор Ф. М. Шестаков, возводивший в те же годы храм «Большое Вознесение». Он выстроил новую ампирную колокольню и трапезную с приделами. На освящение Никольского придела приехал сам святитель Филарет и произнес дивную проповедь «О пребывании Благодати Божией в Церкви до скончания века». Стенной живописи в храме тогда еще не было, его облицевали белым искусственным мрамором, который в сочетании с золотом иконостасов создавал красоту удивительную, но вскоре выявились недостатки искусственного мрамора: на нем пошли пятна от сырости, и своды решили покрыть живописью.

Общая перестройка храма заняла более 20 лет. Только в октябре 1858 года святитель Филарет освятил и главный храм. В его куполе была изображена Новозаветная Троица с предстоящими семью Ангелами в белых одеяниях, а на западной стене – сцена изгнания торговцев из храма, которую навсегда запомнили те, кто ее видел. «Беспрекословная покорность изгоняемых, недоумение и негодование фарисеев, грозный вид Спасителя, соединенный со скорбию о пренебрежении и пренебрегших святостью Дома Господня, – все это весьма удачно изображено на картине, внушающей всякому входящему в храм благоговейное в нем стояние», – писал о ней будущий старец Алексий, а тогда еще диакон храма Федор Соловьев.

А новая «шестаковская» колокольня стала одним из высотных православных силуэтов старого Замоскворечья наряду со «свечой» Воскресения в Кадашах и храмом-исполином священномученика Климента папы Римского. Безусловно, всего этого не было бы без молитвенного усердия его священников и без помощи его прихожан.

Толмачи и толмачевцы

В середине XIX века в приходе Николы в Толмачах остались только купеческие дома. Зато все богатые местные купцы не только обихаживали свой храм, но и крепко запомнились своей благотворительностью: вера у толмачевцев всегда распространялась на жизнь в целом, на окружающих людей, не замыкаясь исключительно в храмоздательстве. Бессменный староста церкви Алексей Медынцев, участвовавший в перестройке храма, остался в памяти москвичей и тем, что охотно давал в долг крупные суммы и всегда прощал несостоятельных должников. Прихожанин почетный гражданин Борис Васильевич Страхов отличался помощью нищим, устраивал столовые для бедных и каждый понедельник посылал милостыню арестантам, а когда в 1830-х годах в России был голод, он посылал хлеб беднякам во все концы империи по дешевой цене, неимущим вовсе бесплатно, побуждая к тому же других купцов. А в 1870-х годах старостой стал купец Андрей Ферапонтов: по преданию, его дед был первым русским книгопродавцем, открывшим книжную торговлю в середине XVIII века. Внук же занимался распространением только духовной литературы.

Но главными в Толмачах были, конечно же, Третьяковы. На перестройку Никольского храма в середине XIX века деньги пожертвовала еще Александра Даниловна Третьякова вместе со своими сыновьями Павлом и Сергеем. Как-то особо их род был связан и со святителем Николаем Чудотворцем, и с Замоскворечьем. Дед благотворителей с семьей жил в приходе церкви святителя Николая, что в Голутвине, а в Толмачах Третьяковы поселились в 1851 году, когда перестройка церкви была в разгаре, и тут же сделали пожертвование. Переехали же они сюда потому, что хотели иметь большой вместительный дом: готовились к свадьбе старшей сестры. Так Павел Михайлович Третьяков стал прихожанином Никольского храма в Толмачах и оставался им до самой смерти, последовавшей в 1898 году. Женат он был на Вере Николаевне Мамонтовой, родственнице знаменитого Саввы Мамонтова, владельца Абрамцева. Отец его жены, Николай Федорович, заказал огромную картину, где были изображены все члены его большой семьи, и завещал хранить ее в доме у самого богатого потомка. Раз в год, в зимний Николин день, все домочадцы должны были собираться в том доме, позабыв злобу и неудовольствия, и вносить пожертвования на помощь бедным «во имя живых и умерших родственников». Как сильны были в этом доме христианские традиции!

И сам Павел Михайлович придерживался этих традиций. Одна только картинная галерея, созданная им, могла увековечить его имя как величайшего благотворителя, но Третьяков еще опекал неимущих, жертвовал на университетский музей античного искусства – предтечу Музея изящных искусств на Волхонке, на нужды семей воинов, погибших в Крымскую и Русско-Турецкую войны, на поновление Никольского храма, содержал Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых на Донской улице. А свой капитал еще в 1860 году он завещал не только на содержание и развитие галереи, но и на приданое для выдачи в замужество «бедных невест, но за добропорядочных людей». Кстати, П. М. Третьяков, будучи очень патриархальным купцом, считал, что его дочери могут выходить замуж только за людей их круга, однако дочери умели уламывать отца. Вера, которой сам П. И. Чайковский советовал поступать в консерваторию, вышла замуж за пианиста Александра Зилоти, двоюродного брата С. В. Рахманинова, Любовь – за художника Льва Бакста, а Александра – за Сергея Сергеевича Боткина, родного брата последнего лейб-медика Евгения Боткина, расстрелянного вместе с царской семьей в июле 1918 года.

В домовом Никольском храме у Павла Михайловича было свое постоянное место, ныне отмеченное темной мемориальной плитой. Известно, что он был глубоко, искренне верующим человеком, очень усердным прихожанином, и не только сам исправно посещал церковные службы, но и требовал того же от своих служащих. Самые теплые слова сказал о нем старец Алексий, который, будучи диаконом этого храма, дружил с Третьяковым: «В моем сознании встает образ человека, служившего примером трезвенной, сосредоточенной жизни... сочетавшего владение богатством внешним с нищетой духовной. Это проявлялось в его смиренной молитве». А дочь Третьякова вспоминала, как необычно он соблюдал пост – заказывал какое-то одно блюдо и ел только его в продолжение всего поста, хотя у него был язвенная болезнь. И скончался Павел Михайлович незадолго до Николиного дня, 4 (16) декабря 1898 года. Москва прощалась с ним в Никольском храме, и отпевание совершил его настоятель протоиерей Дмитрий Косицын. А соседство с Третьяковской галереей еще не раз повлияет на судьбу Никольского храма.

В Никольском приходе стоял еще один крайне интересный дом, история которого тоже тесно связана с храмом. Это усадьба в Большом Толмачевском переулке, 3, где теперь находится Государственная педагогическая библиотека имени К. Д. Ушинского, а до революции была 6-я мужская московская гимназия, в которой учился Иван Шмелев, уроженец Кадашевской слободы. Во второй половине XVIII века усадьба принадлежала А. Д. Демидову: ее решетка, вошедшая во все путеводители, была отлита на демидовских Нижнетагильских заводах. От Демидовых дом перешел к Е. И. Загряжской, тетке Натальи Николаевны Гончаровой, а в середине XIX века – к графине Соллогуб. В нем тогда жил знаменитейший брат графини, славянофил Юрий Федорович Самарин, который открыл в доме литературно-философский салон. Его частыми гостями, наряду с Киреевским, Аксаковым, Хомяковым, Кавелиным и молодым Владимиром Соловьевым, были священники Никольского храма. Они приходили сюда служить домашние всенощные, потом оставались на беседу. Вместе со священниками здесь бывал молодой диакон Федор Алексеевич Соловьев. Ему позднее было суждено участвовать в самом выдающемся событии предреволюционной России – избрании Патриарха Тихона – и еще не раз коснуться судьбы любимого храма Николы в Толмачах.

Он родился в 1846 году в семье протоиерея, настоятеля храма святого Симеона Столпника в Заяузье. С раннего детства мальчик имел сердечную склонность к религии и решил посвятить себя служению Господу. Однажды на колокольне тяжелый язык колокола ударил его по голове, и он ослеп на один глаз, но это не помешало ему пройти великий жизненный путь. Окончив Московскую семинарию, он перед принятием сана венчался с подругой детства, дочерью священника Анной, и через пять дней, 19 февраля 1867 года, был рукоположен в Чудове монастыре в дьякона. Святитель Филарет сам назначил ему место служения – свой любимый храм святителя Николая Чудотворца в Толмачах. С этим храмом диакон 28 лет разделял свои радости и горести. В 1872 году скончалась его любимая жена. Все старались утешить молодого вдовца, и настоятель, протоиерей Василий Нечаев (будущий епископ Костромской Виссарион), привлек его к изданию своего журнала «Душеполезное чтение». А вместе с отцом Алексием (Мечевым), в ту пору тоже дьяконом, отец Федор участвовал в народных чтениях, однако никогда не оставлял сердцем Никольский храм и продолжал его благотворительные традиции – помогал беднякам. Однажды в мороз он снял с себя рясу и отдал нищему на улице.

Только в 1895 году он покинул Толмачи и стал пресвитером Успенского собора в Кремле – сам митрополит пригласил его за мощный голос. Там зародилось его особое почитание Владимирской иконы Божией Матери. Утром, войдя в собор, он спешил к ней с молитвой, после литургии служил перед ней молебен, вечером задерживался у нее, прося о помощи и заступничестве. Старец позднее вспоминал: «Войдёшь, бывало, в собор в три часа ночи для служения утрени, и благоговейный трепет охватывает тебя... В таинственном полумраке храма перед тобой встаёт вся история России... Чудится покров Божией Матери от Владимирской иконы в годину бедствий... И хотелось мне тогда молиться за Русь и всех верных чад ее, хотелось всего себя посвятить Богу и уже не возвращаться в суетный мир». Если бы знал он тогда, что именно в его родном храме Николы в Толмачах Владимирская икона изберет себе пристанище в самом конце страшного ХХ века!

А тогда, в 1898 году, сбылась его заветная мечта: он принял монашество под именем Алексий в Зосимовой пустыни, что на станции Арсаки за Троице-Сергиевой лаврой. Толпы паломников стекались к старцу за утешением, так что под конец всем приходящим стали выдавать особые билеты, пропуская по 55 человек в день. Тогда же он стал духовником великой княгини Елизаветы Федоровны, а среди его посетителей были Павел Флоренский и Сергей Булгаков. Каждый получал от него помощь. Вспоминают, что старец Алексий был очень снисходительным, понимал кающегося и прощал, и за этой добротой тоже тянулись люди.

Но паломников было так много, что летом 1916 года старец, стремившийся к уединению и безмолвию, ушел в затвор. Выйти из него ему пришлось уже через год. Летом 1917 года по личной просьбе митрополита Тихона он участвовал на предсоборном монашеском съезде в Троице-Сергиевой Лавре и был избран участником Всероссийского Поместного Собора, на котором приняли историческое решение восстановить патриаршество в России.

И в том же ноябре старцу Алексию было доверено вынуть жребий с именем нового Патриарха в храме Христа Спасителя. Ради такого события Владимирскую икону перенесли в храм из Успенского собора, чтобы перед ней традиционно решилась судьба русского Православия. Митрополит Киевский Владимир написал на трех пергаментах имена кандидатов: архиепископа Харьковского Антония, архиепископа Новгородского и Старорусского Арсения и митрополита Московского Тихона. Эти записки поместили в ковчег и поставили его на аналой. После окончания литургии и торжественного молебна старец Алексий опустился на колени перед Владимирской иконой, трижды перекрестился и, непрестанно творя молитву, дрожащей рукой вынул из ковчега записку. Митрополит Владимир прочёл: «Тихон, митрополит Московский». И протодиакон Константин Розов с амвона провозгласил избранному Патриарху многолетие.

Имена старца Алексия и Патриарха Тихона еще не раз прозвучат в истории Никольского храма в Толмачах. Старец Алексий станет духовным отцом его последнего настоятеля протоиерея Илии Четверухина, а святитель Тихон совершит здесь литургию в самые грозные годы русской истории.

«Наш храм закрыт»

Последним дореволюционным настоятелем Никольского храма стал протоиерей Михаил Фивейский, магистр богословия. Его упрекали за то, что он все свое время отдавал науке и до минимума сократил церковные службы, предав забвению толмачевские традиции. Упомянем, что именно отец Михаил перевел с английского знаменитую книгу Фаррара «Жизнь Христа» и его же книгу об апостоле Павле. При отце Михаиле в 1910 году были проведены последние поновления здания, и храм обрел тот окончательный вид, в котором встретил революцию.

Революция была неумолима к старому Замоскворечью, как и ко всей России, хотя в первые ее годы Никольский храм еще действовал. Судьбы храма, святого старца Алексия и последнего настоятеля были тесно переплетены. События развивались последовательно. После смерти отца Михаила в июле 1919 года в храм был назначен священник Илия Четверухин, друг отца Павла Флоренского и духовное чадо старца Алексия, который чуть раньше, в феврале того же 1919 года, был пострижен в схиму. Несомненно, его ходатайством храм был не только сохранен, но и удостоился потом великой участи.

А тогда в храме, оставшемся без дров и хлеба, теплилась церковная жизнь. В 1922 году из него изъяли ценности на девять пудов. Сын священника Илии Четверухина вспоминал: «Иконы нижнего ряда после снятия массивных риз в 1922 году поразили силой красок. Глаза Христа смотрели внимательно, Богородицы-Одигитрии – сочувственно, а святителя Николая – грозно». Настоятель решил служить каждый день. Приход храма изменился, ибо особняки богатых купцов заняла беднота. Правда, его временным прихожанином стал Новгородский митрополит Арсений, один из прежних кандидатов в патриархи, поселившийся под домашним арестом на квартире бывшего директора 6-й гимназии, что была в доме графини Соллогуб. По воспоминаниям, владыка посещал иногда Никольскую церковь, но никогда не служил в ней. Постепенно сложилась община «толмачевцев». Никольский храм называли «Толмачевской академией», поскольку его прихожане стараниями пастыря хорошо знали службу, вдумчиво пели, серьезно изучали творения святых отцов. После вечерней службы богомольцы опускались на колени перед образом Богоматери и тихо молились: «Под Твою милость прибегаем, Богородице Дево! Молений наших не презри в скорби, но от бед избави нас, Едина Чистая и Благословенная!» По преданию, эту молитву принесли в Москву беженцы во время Первой мировой войны, но в страшные революционные годы она стала для толмачевцев родной. А напротив храма расположился клуб им. Карла Маркса. На церковные праздники из него навстречу крестному ходу двигалось совсем другое шествие, на богомольцев обрушивалась брань, а в священника летели камни. Дьяконом же тогда был отец Павел Понятовский. Его сын Николай, студент Военно-медицинской академии, подписался под прошением не закрывать Троице-Сергиеву Лавру, и его из академии исключили. С большим трудом ему удалось получить медицинское образование, и позднее он стал домашним врачом Патриарха Алексия I.

Официальное существование храма было тяжелым. По декрету о всеобщей трудовой повинности служба в церкви не считалась трудовым занятием, и священнику велели устроиться на работу. Тут соседство с Третьяковской галерей очень пригодилось – отец Илия, умевший хорошо рисовать, устроился в нее научным сотрудником. Однако в 1924 году перед ним поставили выбор: или оставить храм, или оставить галерею. После выбора отца Илии его записали в «лишенцы», плохонькую квартиру еще раз уплотнили, обложили многократным налогом за коммунальные услуги, а старшему сыну не дали закончить школу.

Зато в том же 1924 году на престольный праздник в Духов день в храм приехал служить литургию святой Патриарх Тихон. Осмотрев после службы церковь, первосвятитель «все нашел прекрасным» и остался на праздничную трапезу в комнатке настоятеля. Для Патриарха достали красивое кресло, но он попросил простой стул. Младший сын настоятеля, играя, отнял у него посох. «Ну, быть ему владыкой!» – шутил святитель.

Так прошли первые годы советской власти. А в 1928 году скончался старец Алексий. За несколько лет до этого закрыли Зосимову пустынь, обратив ее в сельскохозяйственную артель, выгнали всех насельников, и отец Алексий оказался в Сергиевом Посаде. По преданию, в середине 1920-х годов, в ту пору, когда старец очень страдал из-за вскрытия и изъятия властями святых мощей, молился и вопрошал, почему Господь попускает такие страшные деяния против святыни, – он удостоился чудесного видения. Однажды ночью, когда старец Алексий творил молитву, ему явился преподобный Сергий. Он тихо встал на молитву вместе с ним, а потом велел три дня молиться и поститься, пообещав ему открыть просимое. В назначенный срок святой вновь явился старцу и молвил: «Когда подвергаются такому испытанию живые люди, то необходимо, чтобы этому подвергались и останки людей умерших. Я сам отдал тело свое, дабы град мой во веки был цел». Это предание о явлении преподобного Сергия старцу Алексию очень ободряло верующих во время войны, когда немцы рвались к Москве.

Есть свидетельства о существовании завещания старца Алексея – поминать предержащие власти и не отходить от митрополита Сергия. И отца Илию Четверухина он учил, что выше всего единство, что нетерпимо только уклонение от догматов, а остальное – на совести человеческой. Старец мирно скончался 19 сентября (2 октября) 1928 года, и на его отпевании в сонме духовенства присутствовал отец Илия.

А на Пасху следующего, 1929-го, года был закрыт Никольский храм в Толмачах. Это было сделано по требованию коллектива Третьяковской галереи (ГТГ), чтобы включить здание храма в ее состав для расширения экспозиции. Священника и прихожан успокаивали, что храм попадет в руки «культурных людей». Приход сдался не сразу. Было подано заявление в Моссовет, потом последовала апелляция в Президиум ВЦИК, но везде вышел отказ.

Можно сказать, что храму повезло, но лишь отчасти – его передали Третьяковской галерее под запасник-хранилище. И он уцелел, хотя был перестроен до неузнаваемости: главы разобраны, верх колокольни сломан, колокола разбиты на куски, внутреннее пространство разделено на этажи, иконостас уничтожен, а многие иконы переданы в галерею. Но все-таки не снесен…

Поэтесса Раиса Кудашева написала в те времена поистине пророческие строфы, посвященные Толмачам:

Да будут, пастырь терпеливый,
Все спасены к закату дней –
И Богом данная Вам нива,
И Божий сеятель на ней

А настоятель был переведен с прихожанами именно в ту церковь святителя Григория Неокесарийского на Полянке, к которой храм едва не был приписан после нашествия Наполеона. Уже в 1930 году отец Илия был арестован и через два года погиб в лагерях.

Долго храм стоял пустым и обезображенным. И лишь в 1983 году, когда Третьяковку готовили к капитальной реставрации, решили восстановить и его здание, чтобы открыть в нем концертный зал. К 1990 году были восстановлены главы и колокольня. А потом случилось чудо.

Чудо о Толмачах

Храм был открыт для богослужения в 1993 году, после того как по особому соглашению между Патриархией и дирекцией ГТГ он получил довольно неожиданный статус домового храма Третьяковской галереи и стал приходским для всех ее сотрудников. В следующем, 1994-м, году мощи старца Алексия были обретены нетленными и поставлены в соборе Смоленско-Зосимовой пустыни…

8 сентября 1996 года, в праздник Владимирской иконы Богоматери, Святейший Патриарх Алексий II освятил главный престол восстановленного храма. Освящение было приурочено к этому великому празднику потому, что Владимирская икона хранилась в галерее. Именно тогда ее впервые принесли в Никольский храм для богослужения, и это оказалось предвестием грядущего торжества.

Полная реставрация храма, проводимая на средства Третьяковской галереи и прихожан, завершилась в 1997 году. Все возможное было воссоздано в прежнем виде, а Третьяковская галерея в свою очередь выделила храму иконы из своих фондов. Восстановлена и утраченная роспись. Снова на западной стене можно видеть сцену изгнания торговцев из храма, а центральный плафон расписан на сюжет Апокалипсиса: Спаситель изображен на Престоле в окружении орла, тельца, льва и ангела, символов апостолов-евангелистов, и Ему предстоят 24 старца, сложивших перед Господом свои венцы – эти венцы в виде корон расположены под ними. В левой части храма на стене икона «Обретение мощей преподобного Сергия», возложенная в XIX веке на мощи святого чудотворца. Словно храм был уготован принять под свои своды величайшую святыню России.

В начале 1990-х годов в Московском университете и, вероятно, в других научных учреждениях собирали подписи под прошением не передавать Православной Церкви из музея Владимирскую икону Богоматери и рублевскую «Троицу», поскольку в храмах технически невозможно обеспечить их сохранность. Многие ставили подписи именно по этой причине. Помнится, как ныне покойный профессор А. Ч. Козаржевский, стуча по столу в лекционной аудитории, кричал студентам: «Иконе место на стене намоленного храма, а не на холодной, бездушной стене музея!» К сожалению, к его словам тогда не прислушались, не понимая их значения.

Все помнят, как в роковом октябре 1993 года Владимирская икона посетила Елоховский собор, когда перед ней молились об умирении России. Именно после этого вышло разрешение совершать перед Владимирской иконой – еще музейным экспонатом – богослужения. Почитание святыни отчасти возобновилось еще в стенах Третьяковской галереи, когда для нее был отведен отдельный маленький зал, и перед иконой, хранимой в застекленном стенде, всегда стоял огромный букет цветов. Но она продолжала пребывать в музее.

А в канун 2000-летия христианства этот, казалось, неразрешимый вопрос был решен поистине чудесным образом, полностью погасившим споры. В сентябре 1999 года, на праздник Сретения Владимирской иконы, святыня была поставлена в домовом Никольском храме Государственной Третьяковской галереи. Говорят, инициатором ее перенесения был мэр Юрий Лужков, являющийся главой попечительского совета галереи. И Владимирская икона заняла подобающее место в храме, в резном деревянном киоте с шатровой сенью.

Можно сказать, что икона согласилась на это перенесение, ибо на протяжении всей своей истории она сама избирала себе место пребывания. Как известно, по преданию, ее написал святой евангелист Лука на доске обеденного стола, за которым состоялась трапеза Спасителя, Богоматери и праведного Иосифа. Пресвятая Богородица, увидев этот образ, молвила: «Благодать Родившегося от Меня и Моя с этой иконой да будет». Перенесенная из Византии на Русь, икона пребывала в Киеве, пока князь Андрей Боголюбский в 1155 году не вознамерился уйти с ней в ростовские земли. Около города Владимира лошади, на которых везли чудотворную икону, встали и не могли двинуться с места. Перечить явленной воле Богоматери не решились, и с тех пор икона находилась во Владимирском Успенском соборе, пока на Русь не нагрянул Тамерлан. В 1395 году, уповая на спасение, москвичи встречали ее на том месте, где позднее был основан Сретенский монастырь. И до самой революции икона пребывала в Успенском соборе Московского Кремля, являя свои великие чудеса и не раз спасая Россию. В наши дни она оказалась в скромном, стареньком московском храме Николы в Толмачах.

Разумеется, что дело не ограничилось простым перенесением Владимирской иконы в домовый Никольский храм: необходимо было обеспечить особый музейный режим в храме, которому официально дан статус храма-музея. Оттого войти в церковь можно лишь через двери Третьяковской галереи со стороны Малого Толмачевского переулка (рядом с колокольней) и, прежде чем подняться по лестнице в храм, положено обязательно оставлять в гардеробе верхнюю одежду. Оборудованный как музейный зал с передовыми технологиями, с искусственно созданным климатом, температурным режимом и сигнализацией, он в то же время остается самостоятельным храмом, где по праздникам и выходным дням проходят богослужения, возносится молитва и даже теплятся свечи. Для Владимирской иконы изготовили на заводе Минатома РФ особый пуленепробиваемый киот с поддерживаемой внутри необходимой температурой. Главное же, по словам Патриарха Алексия II, теперь можно не только взирать на нее, но и помолиться перед ней. И даже оставить ей свечу, которую зажгут во время богослужения. Если эксперимент будет удачным, то в храм перенесут и икону Троицы, созданную преподобным. Андреем Рублевым, а пока в нем установлен список с нее.

На следующий год после того, как Владимирская икона избрала себе местом пребывания храм Николы в Толмачах, в августе 2000 года, на Юбилейном Архиерейском Соборе в храме Христа Спасителя старец Алексий был причислен к лику святых. А в марте 2002 года был канонизирован отец Илия Четверухин, в чине священномученика. Так у Никольского храма появились свои небесные ходатаи; их образы помещены на правой стене.

Толмачевский храм снова стал местом служения Святейшего Патриарха. 23 ноября 2000 года Первосвятитель совершил здесь благодарственный молебен по случаю выхода в свет первого тома Православной энциклопедии. А 5 июня 2001 года, в праздник Владимирской иконы Богоматери, Святейшему Патриарху были переданы здесь фрагменты подлинного полотна «Тайная Вечеря» кисти Г. Семирадского из алтаря храма Христа Спасителя, сохраненные в фондах ГТГ. Праздновалось под сводами храма и 150-летие со дня основания Третьяковской галереи, причем торжество пришлось на престольный праздник храма 22 мая 2006 года. После окончания литургии Святейший Патриарх совершил благодарственный молебен по случаю юбилея.

Праздничные богослужения проходят здесь с участием знаменитого камерного хора Третьяковской галереи под руководством А. Пузакова, причем в день памяти П. И. Чайковского исполняется его «Литургия», а в день рождения С. В. Рахманинова – его «Всенощная». Безусловно, богомольцы приходят прежде всего поклониться Владимирской иконе. Есть устное предание, что она покровительствует переводчикам. Если это так, то история храма Николы в Толмачах и этой замосквореченской местности благостно завершила свой круг.

Церковь Николая Чудотворца в Толмачах

М. Толмачевский пер., 9, Б. Толмачевский пер., 14

"Толмачи - устные переводчики, которых отличали от умевших писать на иностранном языке".

"Значится с 1625 г.".

"Церковь построена гостями Добрыниными в 1697 г. на месте деревянной".

"Гость Лонгин Кондратьевич Добрынин, прихожанин церкви Воскресения в Кадашах, не ограничился благотворительностью на церковь своего прихода, его коштом построена и церковь Николы в Толмачах".

"Нынешний каменный храм построен в 1697 г. гостем Лонгином Добрыниным, который вместе с отцом своим Кондратом был также храмоздателем церкви Воскресения в Кадашах. С 1697 г. главный престол стал Сошествия Св. Духа, а Никольский перенесен в однобокую трапезную. В 1782 г. сделана железная четырехскатная крыша вместо позакомарного покрытия. В 1770 г. прихожанка вдова купца Е. Л. Демидова устроила придел Покрова. 11 июля 1833 г. заложена, а 25 ноября 1834 г. освящена новая колокольня и трапезная с двумя приделами - архитектор Шестаков. В 1836 г. сооружена ограда. В 1856-1857 гг. переложен главный алтарь и растесаны окна. До последнего времени сохранялся главный иконостас, освященный 5 октября 1858 г. и сделанный в стиле московского барокко по образцу прежнего 1697 г. В левом Покровском и правом Никольском приделах сохранялась прекрасная ампирная обстановка 1834 г. Было несколько икон XVII и XVIII вв.".

"Церковь обновлялась в 1887 г.".

"6 апреля 1922 г. в храме изъято 9 пудов 22 фунта 1,5 золотника золотых и серебряных изделий".

Церковь была закрыта в 1929 г. Об этом сохранился подлинный рассказ свидетеля разорения - сына последнего настоятеля церкви о. Илии Четверухина:

"На Пасхе пришли какие-то люди из Третьяковской галереи и сказали, что общее собрание сотрудников Галереи постановило потребовать закрытия Николо-Толмачевской церкви и передать это здание Галерее для расширения экспозиции. Пришедшие, вполне интеллигентного вида люди, благожелательно советовали сразу же согласиться с решением собрания и не протестовать, не заниматься бесполезными хлопотами. Они давали понять, что храм ожидает неплохая участь, ведь он попадает в культурные руки.

Среди сотрудников Галереи, живших по соседству, было немало давних прихожан нашего храма, которые плача признавались папе, что по немощи человеческой, по боязни, они тоже голосовали за...

Услыхав тягостное, но и удивительное по тем временам сообщение, отец и приходской совет решили сделать все от них зависящее, чтобы отстоять храм, а там будь воля Божья! Было подано заявление в Моссовет, потом апелляция в Президиум ВЦИКа. Каждый день усиленно молились о сохранении дорогой святыни. Приглашенный фотограф запечатлел на память вид главного иконостаса, приделов, росписи и папу, произносящего поучение, и матушку Любовь рядом. Сфотографировались всей группой прихожане во главе с папой у северной стены главного храма, сняли и вид на колокольню.

Господь решил по-своему, и хлопоты не увенчались успехом, везде было отказано...

Однажды, когда папа вернулся из храма от литургии, в дверь постучали. Вошедший сказал, что он просит папу открыть храм и достать опись имущества, так как пришла комиссия принимать храм. Папа перекрестился, послал меня к матушке Любови за ключами, взял большие конторские книги, где были записаны иконы, облачения, утварь, книги и лампады, принадлежавшие храму, и пошел на паперть.

На ступенях, ведущих к храму, стояли незнакомые люди, вошедшие вместе с нами в отпертые матушкой Любовью двери. Не все из них сняли кепки. Мы, войдя, перекрестились.

Церковь еще хранила тепло утренней молитвы. Где-то горела непотушенная лампада, пахло ладаном, маслом, воском и в солнечных лучах клубился голубоватый воздух.

Группа вошедших стояла у входа, озираясь в непривычной обстановке. Люди как будто колебались, не зная, как приступить. Они, казалось мне, жалели, что впутались в это дело, и у меня в душе затеплилась фантастическая надежда. Мне вдруг померещилось, что папа войдет в алтарь, отдернет завесу и произнесет певуче: "Слава святей и единосущней и животворящей и нераздельней Троице!", а кто-то ответит: "Аминь!", и зажгут лампады, и поставят свечи, и с души снимется невыносимый груз.

Но люди у входа стряхнули с себя минутное оцепенение, зашевелились, заговорили, что-то сказал папа, отдал им книги, а сам отпер дверцы шкафов и ящиков, открыл вход в ризницу и врата алтаря - и началось движение.

Вошедшие разбрелись по всему помещению, глядя на иконы, паникадила, подсвечники, что-то считая и отмечая в книгах. Папа то посылал меня в дом отнести его собственные богослужебные книги, находившиеся в церкви, то принести из дома церковные иконы, которые постоянно подновлял папа. Царские врата, раскрытые настежь, превратились в обыкновенные двери и за ними виделся опустевший престол, и к нему прикасались, что-то ставили на него и, облокотившись, писали чужие неблагоговейные люди.

Я с ужасом смотрел и остолбенело ждал, чем это кончится. Но вот меня позвали за чем-то в алтарь - я стоял на амвоне у Царских врат - и я вопросительно взглянул на отца. До сих пор я еще не решался пройти сквозь них. На лице папы я увидел такую тоску, и он так махнул мне рукой, что я понял: "милый, все кончено!" Я вошел, и во мне что-то оборвалось. Чуда не произошло. Произошло спокойное, чудовищное убийство бесконечно дорогого, живого... У меня судорогой сжало челюсти. Я видел, что папа бледен, отвечает на вопросы сдавленным, бесцветным голосом, глаза его потеряли блеск... Я тоже ходил, говорил, показывал, уносил, подавал что-то, совершенно машинально, не испытывая ничего, кроме крайней усталости...

Наконец, формальности закончились, и папа, матушка Любовь и я стали лишними.

На пороге я остановился. Пришлось сделать усилие, чтобы не перекреститься. Было очевидно, но в меня не вмещалось, что я все это вижу в последний, последний на земле раз. Что завтра ничего этого не будет...

Пока еще стояло на своем месте Распятие, привычно глядели глаза святых на иконах, но вместо ладана уже тянуло откуда-то табаком, постукивал молоток, скрипело отдираемое дерево и кто-то бесцеремонно окликал другого через все помещение, насвистывал и притоптывал.

Папа лежал неделю с сердечным приступом, а у меня было гадкое ощущение причастности к преступлению.

С первого года нашего устройства в Замоскворечье, когда отец поступил по совместительству на должность научного сотрудника в Галерею, она стала нам родной. Мы запросто приходили к папе в кабинет, и он водил нас по залам и показывал хранившиеся там сокровища. Иногда папа собирал целую группу из знакомых и так интересно говорил о картинах и художниках, что к нам присоединялось много чужих, которые не отходили до конца самодеятельной экскурсии.

Галерею основал усердный прихожанин нашего храма, который, может быть, даже с избыточным усердием требовал от своих служащих, чтобы они неукоснительно посещали богослужение.

Когда папа вынужден был уволиться из Галереи, мы, дети, продолжали вольготно посещать ее, потому что у нас там осталось много друзей, и билетов с нас не спрашивали.

Мы радовались, мы гордились таким знаменитым соседом.

Но после чудовищного акта, который был совершен от имени Галереи, на нее упала тень. Погасла любовь. Исчезло уважение, все перебило ощущение фальши.

А новый владелец, точнее - люди, стоявшие во главе этой гордости Москвы, быстро-быстренько, как бы боясь, что отнимут, расправились с приобретением. Опустошили внутренность, сняли не только кресты, но и купола и даже барабаны, разбили на куски певучие колокола, а они надрывно рыдали при этом, а потом разобрали до основания дивную, стройную, как перст, колокольню.

И вместо всяческой красоты остался на этом участке безобразный, ампутированный, лишенный жизни обрубок.

Толмачи закрыли. Их не стало на земле, и земля не стала от этого ни краше, ни богаче...

Папа, оправившись от болезни, вместе с верными прихожанами приютился под гостеприимный кров храма святителя Григория Неокесарийского на Полянке, приглашенный добрым другом, настоятелем его отцом Петром Лаговым".

Сам отец Илия вскоре вошел в сонм новомучеников Российских:

"Отец Илия Четверухин воистину удостоился венца исповедника Божия. Он был настоятелем московского храма Николы в Толмачах; прихожане храма его почитали и любили ("Высоко стоять будешь, только не возгордись", - предупреждал его старец Варнава). После революции это вызвало сильное недовольство властей, и на него обратили "сугубое внимание". В 20-х гг. его дважды арестовывали за "слишком большую популярность среди прихожан" - другого преступления ему вменить не могли.

В 1929 г. храм Николы в Толмачах был закрыт. В 1930 г. отец Илия Четверухин был в последний раз арестован за якобы "контрреволюционную агитацию и подготовку к восстанию" и сослан в пермские лагеря. В 1932 г. отец Илия Четверухин погиб во время пожара вместе со всеми, кто находился в здании лагерного клуба в поселке Красная Вишера".

"Две иконы из церкви Николы в Толмачах были переданы в Третьяковскую галерею в 1936 г. Это: 1. Спас Вседержитель, 1692 г., работы Николая Соломонова с надписью "Лета 7200 (т.е. 1692) года писал сей образ по обещанию гостей Кондратья Маркова да сына его Логина Кондратьева Добрыниных изограф Николай Соломонов сын Бургаров". 2. Сошествие Св. Духа, 1697 г., школа Оружейной палаты, из местного ряда иконостаса церкви Сошествия Св. Духа, или Николы в Толмачах. "Иконостас передан ХОЗО ОГПУ для смывки золота, а верхняя часть его реализовывалась по усмотрению ЦГРМ и Антиквариата".

Все пять глав церкви и три из четырех ярусов колокольни разрушены - "около 1930 г.". Внутри расположилась пристроившаяся теперь вплотную Третьяковская галерея, использующая храм как запасник отдела живописи. 10 июня 1983 г., после закладки рядом со старым зданием Третьяковки нового, предназначенного для хранения фондов (его словно в насмешку пригласили строить не своих, и финских рабочих), было также объявлено: "В плане - реконструкция памятника архитектуры XVII в., в котором затем разместится хранилище древнерусской живописи".

Здание бывшего храма стоит на гос. охране под № 11.

К 1990 г. реставрация храма шла полным ходом: поставлены главы и маковки на церкви, восстановлен второй ярус колокольни. "Предполагается устроить в храме концертный зал галереи" (! - ).

Храм Николая Чудотворца, что в Толмачах March 13th, 2013

При Государственной Третьяковской галерее в московском районе Замоскворечье находится храм-музей Николая Чудотворца, что в Толмачах, имеющий статус домовой церкви при музее. Значительная часть его убранства - экспонаты из собрания Третьяковской галереи. Здесь своё постоянное местонахождение обрела икона Владимирской Богоматери. На праздник Святой Троицы в храме выставляется "Троица" Андрея Рублёва. Возведение каменного храма относится к концу XVII века.

Первое упоминание о деревянной "церкви Великого Чудотворца Николы, да в пределе Иван Предтечь, что за Москвою-рекою в Толмачах" было обнаружено в Приходской книге Патриаршего приказа и относится к 1625 году.

В 1697 году на месте деревянного храма под руководством архитектора Лонгина Добрынина было возведено каменное здание. Главный престол храма был освящен в честь Сошествия Святаго Духа, а Никольский - перенесен в трапезную.

С 1697 года по 1770 год храм в деловых бумагах и книгах именовался "Сошественским", а затем стал опять прописываться "Николаевским". В 1834 году была перестроена трапезная по проекту архитектора Ф.М.Шестакова по прошению прихожан и "согласно с мыслию Митрополита Филарета", а также возведена новая колокольня.

В 1856 году был перестроен главный алтарь. Средства на обновление храма были пожертвованы в том числе Александрой Даниловной Третьяковой с сыновьями.

Первая найденная фотография храма Николая Чудотворца датируется 1882 годом:

Вид на храм из Большого Толмачёвского переулка в 1920-е годы. Дома, которые загораживали здание храма, были снесены перед приездом в 1972 году президента США Р.Никсона.

В 1929 году храм закрылся. На фотографиях первой половины 1930-х годов видно, что верхи колокольни и четверика снесли.

Вплоть до 1990-х годов здание храма занимали службы Третьяковской галереи. Храм, приспособленный под помещения музея, в 1983 году - оставшийся четверик без верхов:

Только в 1993 году богослужения были вновь возобновлены. В 1996 году главный престол храма был заново освящен Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II. В 1997 году, к 300-летнему юбилею храма, завершилось его восстановление. Была заново возведена колокольня и восстановлено пятиглавие четверика. Воссозданы три иконостаса, пристенные киоты, полностью восстановлена настенная живопись. Храм незадолго до окончания восстановительных работ:

Храм Николая Чудотворца, что в Толмачах расположен по адресу: г. Москва, Малый Толмачевский переулок, д.9
Официальный сайт храма.

Деревянная церковь Николая в Толмацкой слободе известна с начала XVII века. В Приходной книге Патриаршего приказа за 1625 год она называется «церковью великаго Чудотворца Николы, да в приделе Иван Предтеча, что за Москвой-рекой в Толмачах». Это лишь первое документальное упоминание храма, но точную дату постройки назвать сложно. Известно, что в 1657 году ей выделили землю под новое кладбище, потому что на прежнем уже не хватало места. Можно предположить, что раз приход был настолько большим, то и церковь появилась задолго до 1625 года. Престол храма был освящен в честь великого предстателя и покровителя Руси – Николая Чудотворца.

Татары, составлявшие значимую часть населения Толмачевской слободы, называли этого святого «русским Богом» – так много Никольских храмов было в Москве. Одно их перечисление заняло бы не один абзац. Упомяну лишь замоскворецкие: в Голутвине, в Заяицком, в Кузнецах, в Пыжах, на Берсеневке, в Пупышах. И еще часовня Николая Чудотворца у Каменного моста. Святой Николай жил на рубеже III и IV веков и был епископом в городе Миры в Малой Азии. Он прославился многими подвигами при жизни, но больше чудес произошло после его смерти. Нет на свете ни одной земли христианской, в которой бы не свершились чудеса святого Николая.

Существует множество житий святителя, описывающих земную жизнь Николая и чудеса по его успении. «Прииди в Русь и виждь, яко несть града, ни села, идеже не быша чудеса многа умножена святаго Николы», – пишет киевский книжник XI века. Чем объясняется столь сильное почитание на Руси архиепископа из греческого города Миры области Ликийской? Потомок Кия, легендарный князь Аскольд был одним из первых, кто принял крещение на Руси. Некоторые историки и исследователи считают, что и само Крещение Руси произошло не в 989 году, а на 133 года раньше – в 856-м. Князья Аскольд и Дир пошли походом на незащищенный Константинополь.

От неминуемой страшной гибели город спасло чудо, случившееся по молитве патриарха Фотия: налетевший неожиданно шторм разбил в щепки большую часть русских кораблей. Аскольд и Дир, пораженные этим чудом, крестились в Константинополе вместе со всем своим войском. В истории это событие называют «Аскольдово» Крещение Руси. Когда князья вернулись в Киев, их встретили недовольные горожане: мало того что Константинополь не захватили, так еще и в христианство перешли. Князь-язычник Олег решил захватить власть в Киеве, и православные князья Аскольд и Дир мешали ему. Лаврентьевская летопись повествует:

«И рече Олег к Асколодови и Дирови: «Вы неста князя, ни роду княжа, но аз есмь роду княжа». И вынесоша Игоря: «съ есть сын Рюриков». И оубиша Асколод и Дира, и несоша на гору и погребша и на горе, еже ся ныне завет Оугорское, где ныне Олмин двор; на тои могиле поставил божницю святого Николы, а Дирова могила за святаго Ориною». Аскольд в крещении принял имя Николай, поэтому на его могиле и была поставлена церковь иколы. Храм этот, по преданию, построили по повелению православной княгини Ольги. Получается, первый христианин на Руси носил имя Николай, а первая русская церковь была освящена в честь Мирликийского чудотворца.

В начале XI века в Киеве уже существовал Николаевский монастырь. В Софии Киевской долгое время хранилась чудотворная икона «Никола Мокрый», написанная в память о первом чуде святителя на Руси – дивном спасении младенца, утонувшего в Днепре. С тех самых пор не оставлял нашу страну святой Никола и всегда был заступником и молитвенником земли Русской. Николай был одновременно покровителем властителей, князей и заступником за простых людей во всех бедах и скорбях. Огромное количество пословиц, поговорок и песен ему посвящено. Каждый год 6 декабря – в день памяти святителя – мальчики ходили по домам, славили святого и пели в честь него особые стихи:

Микола, Микола святитель,
Можайский, Зарайский,
Морям проходитель,
Землям исповедник…
А ему, свету, слава,
Слава – держава,
Во всю его землю,
Во всю подселенну,
Слава до ныне
И века, аминь.

Так что нет ничего удивительного в том, что столько храмов в Москве освящено в честь святителя Николая Мирликийского. В конце XVII века к приходу церкви Николы в Толмачах были приписаны жители богатой Кадашевской слободы. Новыми прихожанами храма стали гости – отец и сын Кондратий и Лонгин Добрынины. «Гостями» на Руси называли купцов, занимавшихся торговлей с другими городами и странами. Благодаря гостям появились и гостиные дворы. Из-за возможности вести крупную торговлю гости были самыми богатыми купцами. Многие из них отличались набожностью, благочестием, твердой верой и возводили новые церкви во славу Господа.

Таковыми были и купцы Добрынины. Они в 1697 году выстроили на месте деревянной церкви Николая Чудотворца новый каменный храм, который состоял из двусветного четверика с декоративным пятиглавием, одностолпной трапезной и двухъярусной колокольни. Закомары церкви были украшены точно такими же декоративными раковинами с жемчужинами, как у Архангельского собора. По желанию храмоздателей главный престол стал Сошествия Святого Духа, а Никольский был перенесен в трапезную. В конце XVII века церковь именовалась по-разному: Иоанна Предтечи Ясовая (по приделу старой деревянной церкви), Духовская или Сошественская, что в Кадашеве.

В 1770 году прихожанка церкви Екатерина Демидова устроила придел Покрова. Она хотела, чтобы придел был освящен в честь иконы «Утоли моя печали», но в то время существовал запрет на освящение престолов во имя икон Богоматери. Поэтому Демидовой пришлось выбирать между Богородичными праздниками. По просьбе жертвовательницы в местном ряде иконостаса установили икону «Утоли моя печали» на самом почетном месте – слева от Царских врат. Тогда же был произведен крупный ремонт храма. После эпидемии чумы 1771 года прихожан и богатых благотворителей стало значительно меньше и благосостояние храма существенно сократилось.

В 1812 году произошло настоящее чудо: церковь Николы в Толмачах осталась невредимой в пожаре, хотя почти весь ее приход выгорел дотла. Веря в чудесную защиту Николы, жители слободы укрывались в церкви от огня. Покидая Москву, французы грабили храмы, наполненные золотом и серебром. Церковное имущество храма Николы в Толмачах было сохранено благодаря героической стойкости священника Иоанна Андреева. Он спрятал сокровища под полом и выдержал все пытки наполеоновских извергов. Вскоре отец Иоанн скончался от полученных ран. После изгнания французов Никольский храм был приписан к церкви Григория Неокесарийского.

Службы в Никольской церкви возобновились только в 1814 году. Через три года после одной из утренних служб в Покровском приделе священник нашел деревянный ковчег с частицами мощей святых, Ризы Господней и Ризы Богоматери. Этот ковчег стал главной святыней церкви Николы в Толмачах, защитившей приход от эпидемий 1830-40-х годов. В 1833 году старая колокольня немного наклонилась, а по стенам церкви пошли трещины. Храму потребовалась перестройка. Колокольня и трапезная были разобраны, и на их месте возведены в формах московского ампира новые по проекту архитектора Ф.М. Шестакова. В трапезной было устроено два симметричных придела.

Западный фасад выступил за красную линию, из-за чего усилилось доминирующее положение храма в застройке переулка. Внутри трапезная была отделана искусственным мрамором, который прекрасно сочетался с золочеными резными иконостасами и лепными карнизами. Настенная живопись тогда полностью отсутствовала. В церкви по-прежнему было три престола: главный Сошествия Святого Духа и два придельных – Святителя Николая и Покровский. На освящении Никольского придела присутствовал митрополит Московский Филарет, который произнес знаменитую проповедь «О пребывании благодати Божией в Церкви Христовой неотступно до скончания века».

Вскоре проявились недостатки искусственного мрамора, и в течение нескольких лет приходилось заниматься его вычинкой. В 1839 году забелили своды, а позже их покрыли живописью. Перестройка храма по проекту 1833 года завершилась лишь в 1858 году, когда в главном храме Сошествия Святого Духа растесали окна и двери, разобрали алтарь XVII века и на его фундаменте возвели новые апсиды с более высокими сводами. Стены и купол церкви были заново расписаны, и установлен новый пятиярусный золоченый иконостас – точная копия предыдущего. Особенно прихожанам нравилась роспись западной стены – сцена изгнания торговцев из храма.

Спаситель имел настолько скорбный и грозный вид, что всякий, находящийся в храме, и помыслить не мог вести себя непристойно. Новая стройная трехъярусная колокольня, возвышаясь над низенькими домами, сделалась одной из архитектурных доминант Замоскворечья, наряду с колокольней храма Воскресения в Кадашах и церковью Климента. В середине XIX века в приходе церкви Николы в Толмачах жили известные и богатые купцы: Булочкины, Козлинины, Медынцевы, Страховы, Чижовы и Шестовы. Благодаря их пожертвованиям храм богател, ризница пополнялась дорогой утварью, драгоценными окладами и красивыми облачениями.

Денис Дроздов