Из каких частей состоит трагедия эсхила. И.М

По словам Аристотеля, Эсхил создает новую форму трагедии. Он «первым увеличивает количество актеров от одного до двух и придает важность диалогу на сцене». Актеры, хор и зрители у Эсхила связаны единой нитью происходящего. Публика участвует в спектакле, выражая одобрение героям или негодуя по поводу их поступков. Диалог между двумя актерами часто сопровождается ропотом, криками ужаса или плачем зрителей. Хор в трагедии Эсхила становится выразителем мыслей и чувств персонажей и даже самих зрителей. То, что лишь смутно зарождается в их душах под воздействием происходящего на сцене, вдруг приобретает ясные очертания и стройность в мудрых репликах хора.

Эсхилу приписывают многие другие, более простые театральные нововведения. Например, котурны -- обувь на высокой деревянной подошве, роскошные одежды, а также усовершенствование трагической маски с помощью специального рупора для усиления звука. Психологически все эти ухищрения: увеличение роста и усиление звука голоса -- были призваны создать обстановку, приличествовавшую появлению богов и героев.

Он обладал поразительной способностью в отдельном, частном случае увидеть не просто эпизод в цепи событий, но его связь с миром духовным и с самой судьбой, управляющей людьми и Вселенной. Его трагедии имеют редкое свойство -- всегда оставаться над тривиальностью повседневной жизни и даже привносить в нее нечто из Высшей реальности. В этом искусстве последователям не удастся сравниться с Эсхилом. Они неизменно будут спускаться на землю, в мир человеческий. А их боги и герои будут настолько похожи на обычных людей с их страстями и желаниями, что мы едва ли сможем распознать в них таинственных обитателей Иной Реальности. У Эсхила же все, абсолютно все окутано тайной, овеяно Дыханием того, что стоит над людьми.

Трагедия до Эсхила содержала еще слишком мало драматических элементов и сохраняла тесную связь с лирической поэзией, из которой она возникла. В ней преобладали песни хора, и она еще не могла воспроизводить подлинного драматического конфликта. Все роли исполнялись одним актером, и поэтому никогда не могла быть показана встреча двух действующих лиц. Только введение второго актера давало возможность драматизировать действие. Эта важная перемена была произведена Эсхилом. Вот почему и принято считать его родоначальником трагического жанра.

Эсхил ввел в действие трагедии еще одного самостоятельного актера (девтерагониста) . Это нововведение сокращало партии хора, расширяло диалоги, благодаря чему оживилось развитие действия. Считается, что именно Эсхилу принадлежит идея использования богатых костюмов, масок, сценических эффектов с помощью технических приспособлений. Он вводил в свои произведения большое количество танцев, к которым сам создавал музыку и придумывал движения.

«Прикованный Прометей» Старые, известные нам уже из Гесиода мифы о смене поколений богов и людей, о Прометее, похитившем с неба для людей огонь, получают у Эсхила новую разработку. Прометей, один из титанов, т. е. представителей «старшего поколения» богов, -- друг человечества. В борьбе Зевса с титанами Прометей принимал участие на стороне Зевса; но когда Зевс, после победы над титанами, вознамерился уничтожить людской род и заменить его новым поколением, Прометей этому воспротивился. Он принес людям небесный огонь и пробудил их к сознательной жизни.

Письмо и счисление, ремесла и науки -- все это дары Прометея людям. Эсхил, таким образом, отказывается от представления о былом «золотом веке» и последовавшем затем ухудшении условий человеческой жизни. За услуги, оказанные людям, он обречен на мучения. Пролог трагедии изображает, как бог-кузнец Гефест, по приказанию Зевса, приковывает Прометея к скале; Гефеста сопровождают при этом две аллегорические фигуры -- Власть и Насилие. Зевс противопоставляет Прометею только грубую силу. Вся природа сочувствует страданиям Прометея; когда в финале трагедии Зевс, раздраженный непреклонностью Прометея, посылает бурю и Прометей, вместе со скалой, проваливается в преисподнюю, хор нимф Океанид (дочерей Океана) готов разделить с ним его судьбу.

Попробуем представить античное мировоззрение. Это очень трудно, поскольку совершенно изменились направляющие идеи и стимулы.

Античности чужда потусторонность и трансцендентость, античность всегда упрекают в переизбытке чувственной телесности. Откуда ей взяться, потусторонности, если нет понятия смерти? Танатос -- поворот, убывание, потеря памяти при трансформации индивидуальности, -- так Иоганнес Рейхлин и Парацельс (XV-XVI вв.) трактуют это слово. Языческая философия не видит разрыва в единой цепи бытия, а потому ничего не понимает в иудео-христианской догматике. Плотин удивляется: христиане презирают конкретную землю и чувственно воспринимаемые вещи, утверждая, что для них уготована какая-то новая земля. "По христианским понятиям, душа любого, даже самого низкого человека бессмертна, в отличие от звезд, несмотря на их дивную красоту."И полное недоумение: " Как возможно этот мир и его богов отделять от интеллигибельного мира и его богов?"(1). Познавательному методу иудео-христианства разделение, абстрагирование свойственны в высокой степени: дух и материя; этот мир и тот; реальность и фантазия, сон и действительность; добро и зло; красота и безобразие. Разбросанное, поделенное на более или менее изолированные фрагменты легче поддается аналитическому познанию, усвоению, использованию. Как ни различны Платон и Аристотель, согласны они вот в чем: форма не противостоит материи, поскольку оную организует; форма не однозначна, ибо сама является материей для формы более высокой. Поэтому античные художники имели иные задачи: не надо насиловать материю предвзятой формализацией, не надо кромсать ее в соответствии с каким-либо умственным образом; необходимо пробудить скрытую в данной материи организующую форму, иначе говоря, ее энтелехию. После долгих поисков художник находит дерево, в котором "спит" ложка или заяц, мрамор, в котором скрывается божество. Нет материи вне духа, нет духа вне материи:

Часто в темном веществе таится божество.
И словно глаз, что, рождаясь, раздвигает веки,
Чистый дух разрывает наслоения минерала.

(Жерар де Нерваль. "Золотые стихи Пифагора")

Только универсальное "да" это свобода; правильное воспитание способствует достижению свободы. Пороки -- пьянство, сладострастие, подобострастие, алчность, трусость -- оттесняют к периферии сомнения, зависимости, рабства. "Если какая-либо драгоценность, женщина, ребенок, -- писал Архилаос (четвертый век до н.э.), -- слишком волнуют и притягивают тебя, отдай это, уйди от этого, если какое-нибудь божество слишком притягивает тебя, уйди в другой храм." И Кратил (Афины, IV до н.э.): "Если нечто ужасает и отвращает, не спеши с выводами, подумай: почему, каким образом возникли в тебе ужас и отвращение и поймешь: твоя дисгармония тому причиной."

Политеистическая культура совершенно антигуманна. Заботиться о ближнем практически, связываться с человеком слабым, зависимым, неспособным удовлетворить даже свои простые потребности, небезопасно для душевного здоровья. Можно прийти на палестру, дабы стать сильным и ловким, или на собрание философов -- послушать умные речи, но просить сочувствия или материальной поддержки постыдно. Это санкционировано волей богов - они "не любят" людей в духе христианского "агапе", молить богов о помощи бесполезно и унизительно. Христианская доброта, милосердие, самопожертвование, "не делай другому нежелательного для себя" -- нонсенс, добродетели нищих, рабов, трусов, которых, собственно, за людей принимать нельзя. Пассивное ожидание персональной или общественной подачки, тяжкие вздохи касательно жестокости богов и людей, потом объедки, лохмотья, гниение в мусорной куче… прекрасно, гумус полезен, у тебя есть шанс, возродившись собакой, научиться вилять хвостом и строить глазки мяснику. Гипотеза об отрицаниии смерти кажется нам не очень убедительной. Разве не видел античный мир разложение и смерть до иудео-христианства? Да, но это совсем другая история. Смерть -- момент разделения души и тела. Последнее либо разлагается в неопределенности материи, либо становится объектом разнообразных магических влияний. Душа, если не отличается энергической автономией, вовлекается хищной материей в какое-либо новое сочетание, входит в растение, камень, зверя -- отсюда пифагорейский метемпсихоз. В беспрерывных круговоротах и трансформациях нет и не может быть "создателя", боги -- только демиурги, организуюшие стихийные данности материального мира своим божественным эйдосом и сперматическим логосом.

Е.Головин

Из богатого литературного наследия Эсхила сохранилось только семь произведений. Точные хронологические даты известны для трех: «Персы» поставлены в 472 г., «Семеро против Фив» - в 467 г. и «Орестея», состоящая из трагедий «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды», - в 458 г.2
Кроме «Персов», все эти трагедии написаны на мифологические сюжеты, заимствованные по преимуществу из «киклических» поэм, которые часто приписывались огульно Гомеру. Эсхил, по словам древних, называл свои произведения «крохами от великого пиршества Гомера»3.
Трагедия «Просительницы» была первой частью тетралогии, сюжет которой взят из мифа о Данаидах - пятидесяти дочерях Даная. В ней рассказывается о том, как Данаиды, спасаясь от преследования пятидесяти своих двоюродных братьев, сыновей Эгипта (Эгипт - брат Даная), которые хотят жениться на них, прибывают в Аргос и, расположившись у алтаря, умоляют о защите. Местный царь Пеласг предлагает им обратиться к его народу и, только получив согласие народа, принимает их под защиту. Но едва было дано обещание, как Данай с возвышения видит приближение флота преследователей. Его сообщение повергает в ужас Данаид. Является Глашатай сыновей Эгипта и пытается насильно увести их. Но царь берет их под свое покровительство. Однако тревожное предчувствие остается, и это служит подготовкой к следующей части тетралогии - к недошедшей трагедии «Египтяне», где был представлен насильственный брак и мщение Данаид, которые в брачную ночь убивают своих мужей - все, за исключением одной Гиперместры. Содержанием третьей части «Данаиды» был суд над Гиперместрой и оправдание ее благодаря заступничеству Афродиты, которая заявила, что, если бы все женщины стали убивать своих мужей, прекратился бы род человеческий. Гиперместра становится прародительницей царского рода в Аргосе. Сатировская драма «Амимона», также не сохранившаяся, была посвящена судьбе одной из Данаид и названа ее именем.
Миф, положенный в основу этой тетралогии, отражает ту стадию в развитии представлений о семье, когда кровнородственная семья, основанная на браке ближайших родственников, уступала место новым формам брачных отношений, связанным с представлением о кровосмесительстве. Отступая от мифа, поэт ввел в трагедию образ идеального царя - Пеласга.
Трагедия «Персы», не связанная по содержанию с другими частями тетралогии, имеет сюжет из современной Эсхилу истории. Действие происходит в одной из столиц Персии - в Сусах. Старейшины города, так называемые «верные», составляющие хор, собираются ко дворцу и вспоминают о том, как отправилось в Грецию огромное войско персов. Мать царя Ксеркса Атосса, оставшаяся в качестве правительницы, сообщает о виденном ею недобром сне. Хор советует молить о помощи тень покойного супруга ее Дария и, кстати, характеризует ей страну и народ Греции. В это время является Вестник, который рассказывает о полном разгроме персидского флота при Саламине. Этот рассказ (302-514) составляет центральную часть произведения. После этого царица совершает жертвенные обряды на могиле царя Дария и вызывает его тень. Дарий объясняет поражение персов как кару богов за чрезмерную надменность Ксеркса и предсказывает новое поражение под Платеями. После этого появляется сам Ксеркс и оплакивает свое несчастье. Хор присоединяется к нему, и трагедия заканчивается общим плачем. Поэт замечательно показывает постепенное приближение бедствия: сначала - смутное предчувствие, затем - точное известие и, наконец, - появление Ксеркса.
Эта трагедия имеет глубоко патриотический характер. В противоположность Персии, в которой «все рабы, кроме одного», греки характеризуются как свободный народ: «никому они
они рабы» (242)1. Вестник, рассказывая, как греки, несмотря на свои малые силы, одержали победу, говорит: «Паллады город боги охраняют». Царица спрашивает: «Так можно ли Афины разорить?» И Вестник на это отвечает: «Нет, мужи им надежная охрана» (348 сл.). Надо представить себе при этих словах настроение публики в театре, состоявшей в большинстве из участников этих событий. Каждое слово подобного рода рассчитано было на то, чтобы возбудить чувство патриотической гордости у слушателей. Вся трагедия в целом - торжество победы. Впоследствии Аристофан в комедии «Лягушки» (1026-1029) отмечал патриотическое значение этой трагедии.
Трагедия «Семеро против Фив» занимала третье место в тетралогии, в основе которой сюжет мифа об Эдипе. Это были трагедии: «Лаий», «Эдип» и «Семеро против Фив», а в заключение - сатировская драма «Сфинкс».
Фиванский царь Лаий, получив предсказание, что погибнет от руки собственного сына, велел убить новорожденного ребенка. Однако приказание его не было исполнено. Эдипу, который был принесен в дом коринфского царя и воспитывался как его сын, предсказывают, что он убьет отца и женится на матери. В ужасе бежит он из Коринфа от своих мнимых родителей. По дороге он в случайном столкновении убивает Лаия, а через некоторое время приходит в Фивы и освобождает город от чудовища Сфинкса. За это он был избран царем и женился на вдове покойного царя Иокасте. Позднее обнаружилось, что Лаий был его отцом, а Иокаста - матерью; тогда Иокаста повесилась, а Эдип ослепил себя. Впоследствии Эдип, оскорбленный сыновьями Этеоклом и Полиником, проклял их. После смерти отца Этеокл захватил власть и изгнал брата. Полиник в изгнании собрал шестерых друзей и с их войсками пришел осаждать родной город. Трагедия «Семеро против Фив» начинается с пролога, в котором представлено, как Этеокл распоряжается обороной города, причем он посылает Лазутчика узнать о направлении сил противника. Местные женщины, составляющие хор, мечутся в ужасе, но Этеокл строгими мерами прекращает панику. Центральное место трагедии составляет разговор Этеокла с Лазутчиком, когда тот сообщает о движении неприятельских сил: к семи воротам города подступают со своими отрядами семь вождей. Этеокл, слыша характеристику каждого из них, сейчас же назначает против них соответствующих полководцев со своей стороны. Когда он узнает, что к седьмым воротам идет его брат Полиник, он заявляет о своем решении идти против него самому. Женщины хора тщетно пытаются остановить его. Решение его бесповоротно, и, хотя он сознает весь ужас того, что брат идет на брата и что один из них должен пасть от руки другого, - он все-таки не отступает от своего намерения. Хор в глубоком раздумье поет скорбную песню о несчастьях дома Эдипа. Едва песня смолкает, как появляется Вестник, который сообщает о поражении врагов и о смерти обоих братьев. В заключительной сцене Глашатай объясняет, что совет старейшин города постановил предать тело Этеокла почетному по-
1 Цит. по переводу В. Г. Аппельрота (М., 1888).
[ 184 ]
гребению, а тело Полиника оставить без погребения. Антигона, сестра убитых, говорит, что, несмотря на запрещение, похоронит тело брата. Хор разделяется на две части: одна с сестрой Исменой уходит для участия в погребении Этеокла, другая присоединяется к Антигоне, чтобы оплакивать Полиника. Впрочем, некоторые ученые высказывают предположение, что это окончание есть позднейшее добавление, составленное отчасти по «Антигоне» Софокла, где эта тема развита специально, и отчасти по «Финикиянкам» Эврипида.
Наиболее знаменитым произведением Эсхила является «Прикованный Прометей». Эта трагедия входила в тетралогию вместе с трагедиями «Освобождаемый Прометей», «Прометей-Огненосец» и еще какой-то неизвестной нам сатировской драмой. Среди ученых есть мнение, что первое место в тетралогии занимала трагедия «Прометей-Огненосец». Мнение это основывается на предположении, согласно которому содержанием трагедии было принесение огня людям. Однако название «Огненосец» скорее имеет культовое значение, следовательно, относится к установлению культа Прометея в Аттике и составляет заключительную часть. Данная тетралогия, по-видимому, была поставлена около 469 г., так как отклики на нее мы находим в сохранившихся отрывках трагедии Софокла «Триптолем», относящейся к 468 г. Сюжет «Прометея» взят из древнего мифа, в котором, как видно из культа Прометея в Аттике, он представлялся богом огня. Первое упоминание мифа о нем содержится в поэмах Гесиода. В них он изображается просто как хитрец, который обманул Зевса при устройстве первого жертвоприношения и похитил с неба огонь, за что и несет наказание. Позднейшая версия приписывает ему создание людей из глиняных фигур, в которых он вдохнул жизнь.
Эсхил придал образу Прометея совершенно новый смысл. У него Прометей - сын Фемиды-Земли, один из титанов. Когда над богами воцарился Зевс, против него восстали титаны, но Прометей помог ему. Когда же боги задумали погубить род человеческий, Прометей спас людей, принеся им огонь, похищенный от небесного алтаря. Этим он навлек на себя гнев Зевса.
В первой сцене трагедии «Прикованный Прометей» представлена казнь Прометея. Исполнители воли Зевса - Власть и Сила - приводят Прометея на край света - в Скифию, и Гефест пригвождает его к скале. Титан безмолвно переносит казнь. Когда же он, оставшись один, изливает свою скорбь, на голос его прилетают на крылатой колеснице дочери Океана, нимфы Океаниды. Их устами как бы вся природа выражает сочувствие страдальцу. Прометей рассказывает, какую помощь он оказал Зевсу и как прогневил его. Сам старый Океан прилетает на крылатом коне - грифоне и выражает сочувствие Прометею, но в то же время советует примириться с владыкой мира. Прометей решительно отвергает такое предложение, и Океан улетает. Прометей подробно рассказывает Океанидам о своих благодеяниях людям: он научил их обращаться с огнем, устраивать домашний очаг и укрываться от холода и жары, объединяться вокруг государственного очага, преподал людям великую науку чисел и грамоту, научил обуздывать животных, ставить паруса на кораблях, научил
[ 185 ]
ремеслам, открыл богатства земных недр и т. д. В дальнейшей сцене появляется Ио, имевшая несчастье возбудить любовь Зевса и превращенная Герой в корову. Прометей как пророк рассказывает о ее прошлых странствованиях и об ожидающей ее судьбе: от нее произойдет со временем тот великий герой, который его самого освободит от мук - намек на Геракла. Так намечается связь со следующей частью тетралогии. Далее Прометей говорит, что знает тайну гибели Зевса и что один он может его спасти. Когда вслед за этим с неба является Гермес и требует по поручению Зевса раскрытия этой тайны, Прометей решительно отказывается, несмотря на страшные угрозы Гермеса. Трагедия кончается тем, что разражается буря и молния Зевса ударяет в скалу, а Прометей вместе с ней проваливается в глубь земли. Основным содержанием этой трагедии является, таким образом, столкновение власти тирана, носителем которой представлен сам Зевс, с борцом и страдальцем за спасение и благо человечества - Прометеем.
Освобождение Прометея было сюжетом другой трагедии, не дошедшей до нас, под названием «Освобождаемый Прометей». От нее сохранились лишь незначительные отрывки, а содержание известно в самых общих чертах. По прошествии веков Прометей подвергается новой казни. Он прикован к Кавказской скале, и орел Зевса, прилетая к нему, клюет у него печень, которая за ночь снова отрастает. К Прометею собираются в виде хора освобожденные из заключения в недрах земли его собратья Титаны, и он рассказывает им о своих муках. Наконец, появляется Геракл, стрелой убивает орла и освобождает Прометея. Теперь - может быть, уже в третьей трагедии, в «Прометее-Огненосце», - Прометей открывает Зевсу, что предполагавшийся брак его с Фетидой будет для него гибельным, и боги решают выдать ее за смертного. Таким женихом для нее выбирают Пелея, а в честь Прометея устанавливается культ в Аттике.
Трилогия «Орестея» (Орестейя) - самое зрелое из произведений Эсхила. Она состоит из трех частей: «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды»; за ними следовала не дошедшая до нас сатировская драма «Протей». Сюжет этих произведений взят из поэм троянского кикла, именно - сказание о смерти царя Агамемнона. По первоначальной версии, как видно из «Одиссеи» (I, 35-43; IV, 529-537; XI, 387-389; 409-420; XXIV, 20-22; 97), Агамемнон был убит двоюродным братом его Эгисфом с помощью жены Клитемнестры. Но Эсхил принял более позднюю версию Стесихора и это убийство приписал всецело одной Клитемнестре. И место действия он перенес из Микен, где оно происходило раньше, в Аргос.
В «Агамемноне» представлено возвращение царя из-под Трои и предательское убийство его. Действие происходит перед дворцом Атридов в Аргосе. Страж, находящийся на кровле дворца, ночью видит сигнальный огонь, по которому узнает, что Троя взята. Ко дворцу собирается хор, состоящий из местных старцев. Они вспоминают о начале похода и полны недобрых предчувствий. Хотя предзнаменования обещали успешный конец, но предвещали и много бед. А самое ужасное было то, что царь, желая добиться попутного ветра,
[ 186 ]
решился принести в жертву богине Артемиде собственную дочь Ифигению. Вспоминая с ужасом об этом, хор молит богов о благополучном конце. Царица Клитемнестра рассказывает хору о полученной вести. Вскоре появляется Вестник и сообщает о полной победе греков. Хор и тут, несмотря на радостную весть, думает о проклятии, которое принесла Елена обоим народам. В следующей сцене представлено, как приезжает на колеснице Агамемнон в сопровождении пленницы - дочери Приама, пророчицы Кассандры. С колесницы он объявляет о своей победе и отвечает на приветственные слова хора, обещая привести в порядок дела государства. Клитемнестра приветствует его напыщенной, льстивой речью и велит рабыням расстелить перед ним пурпуровый ковер. Агамемнон сначала отказывается ступать по такой роскоши, боясь возбудить зависть богов, но потом уступает настояниям Клитемнестры и, сняв обувь, идет по ковру во дворец. Кассандра в приступе пророческих видений говорит о преступлениях, которые ранее совершались в доме, и, наконец, предсказывает близкую смерть Агамемнона и свою собственную. Когда она входит во дворец, хор предается горестному раздумью и вдруг слышит предсмертные вопли царя. Пока старцы принимают решение пойти во дворец, внутренность его раскрывается, и зрители видят трупы убитых - Агамемнона и Кассандры, а над ними с секирой в руках забрызганною кровью Клитемнестру. Клитемнестра с гордостью заявляет о совершенном убийстве и объясняет его как месть за дочь Ифигению, убитую перед началом похода. Хор потрясен злодеянием и обвиняет Клитемнестру. Когда после этого приходит ее любовник Эгисф, окруженный толпой телохранителей, хор высказывает свое негодование, и Эгисф готов броситься на них с мечом, но Клитемнестра своим вмешательством предупреждает кровопролитие. Хор, видя свое бессилие, выражает только надежду, что еще жив Орест и что он, когда возмужает, отомстит за отца.
Вторая трагедия этой трилогии носит название «Хоэфоры», что значит, «женщины, несущие надгробные возлияния». Этим женщинам Клитемнестра поручила совершить надгробный обряд на могиле Агамемнона. Действие происходит лет через десять после действия предыдущей трагедии. Сын Агамемнона Орест находился в Фокиде на попечении дружественного царя Строфия и воспитывался вместе с сыном его Пиладом, с которым они стали неразлучными друзьями. Достигнув зрелого возраста, Орест сознает лежащий на нем долг отомстить за отца, но его ужасает мысль, что ради этого он должен убить собственную мать. Чтобы разрешить свои сомнения, он обращается к оракулу Аполлона. Тот угрожает ему жестокими карами, если он не исполнит своего долга. Действие трагедии начинается с того, что Орест в сопровождении Пилада приходит на могилу Агамемнона и совершает поминальный обряд, умоляя о помощи тень своего отца. Туда же приходит сестра его Электра с женщинами хора. Из песни мы узнаем, что Клитемнестра в эту ночь видела недобрый сон и, боясь, что он предвещает ей какую-нибудь беду от тени убитого ею мужа, послала Электру с женщинами хора для совершения умилостивительных жертв. Подойдя к могиле, Электра видит следы
[ 187 ]

Эсхил, создавая удивительные титанические образы, нуждался для воплощения их в таком же могучем языке. Как основоположник жанра драмы, сложившейся на основе эпоса и лирики, он естественно воспринял и стилистические традиции этих жанров. Если трагедия, имеющая вообще серьезный характер, отличается своей величавостью и торжественностью, то язык Эсхила обладает этими свойствами в наибольшей степени. Это особенно видно в партиях хора, которые пользуются искусственным дорийским наречием и выражают различные музыкальные мелодии. Диалогические части продолжают традицию ионийско-аттической ямбической поэзии, но, сохраняя величавость старины, в изобилии пользуются ионизмами и всякого рода архаизмами. Нарастание трагического пафоса искусно оттеняется переходом от спокойного диалога к тончайшему лирическому «коммосу» - лирическим репликам между действующим лицом и хором, как, например, в «Агамемноне» в сцене с Кассандрой (1072-1177) и в сценах плача в «Персах», и в «Семеро против Фив». Когда диалог приобретает особенно быстрый темп, ямбический стих сменяется восьмистопными трохеями - тетраметрами.
Язык Эсхила отличается богатством и разнообразием лексики. Тут много слов редких и малоупотребительных, даже вовсе не встречающихся у других авторов. Обращает на себя внимание изобилие
[ 202 ]
сложных слов, соединяющих в себе несколько корней или начинающихся двумя-тремя приставками. Такие слова содержат сразу по нескольку образов, что до крайности затрудняет перевод их на другой язык. В некоторых случаях Эсхил старается даже индивидуализировать речь своих героев. Оттеняя иностранное происхождение Данаид, он вкладывает в их уста, а также в уста египетского герольда иностранные слова. Особенно много иностранных слов в «Персах».
Речь Эсхила очень эмоциональна, богата образами и метафорами. Некоторые из них проходят как лейтмотив через всю трагедию. Например, мотив корабля, носимого по бурному морю, - в «Семеро против Фив», мотив ярма - в «Персах», мотив зверя, попавшего в сеть, - «Агамемноне» и т. д. Захват греками Трои представляется, как скачок коня, - того деревянного коня, в котором скрывались греческие вожди («Агамемнон», 825 сл.). Приезд Елены в Трою уподобляется приручению молодого львенка, который, сделавшись взрослым, перерезал стадо у своего хозяина (717-736). Клитемнестра называется двуногой львицей, вступившей в связь с трусливым волком (1258 сл.). Интересна также игра слов, основанная на созвучиях, как: Елена - «захватчица» кораблей, мужей, города (helenaus, helandros, heleptolis, «Агамемнон», 689); Аполлона Кассандра называет «губителем» (apollyon, «Агамемнон», 1080 сл.).
Указанные особенности типичны для всего стиля трагедии. Открытые недавно отрывки из сатировских драм Эсхила показали, что в них Эсхил приближался к языку разговорной речи. Некоторые исследователи отвергали принадлежность «Прометея» Эсхилу, ссылаясь на особенности в языке этой трагедии. Однако эти отличия не выходят из круга выражений, встречающихся в сатировских драмах Эсхила. Возможно и влияние комедий Эпихарма, с которыми Эсхил познакомился во время пребывания в Сицилии около 470 г. Но уже Аристофан шутливо указывал на тяжеловесность языка Эсхила, на «бычачьи» выражения, непонятные зрителям и громоздкие, как башни («Лягушки», 924, 1004).

1. Эсхил - «отец трагедии» и его время. 2. Биография Эсхила. 3. Произведения Эсхила. 4. Социально-политические и патриотические воззрения Эсхила. 5. Религиозные и нравственные взгляды Эсхила, б. Вопрос о судьбе и личности у Эсхила. Трагическая ирония. 7. Хор и актеры у Эсхила. Структура трагедии. 8. Образы трагедий Эсхила. 9. Язык Эсхила. 10. Оценка Эсхила в древности и его мировое значение.
1. ЭСХИЛ - «ОТЕЦ ТРАГЕДИИ» И ЕГО ВРЕМЯ

Трагедия до Эсхила содержала еще слишком мало драматических элементов и сохраняла тесную связь с лирической поэзией, из которой она возникла. В ней преобладали песни хора, и она еще не могла воспроизводить подлинного драматического конфликта. Все роли исполнялись одним актером, и поэтому никогда не могла быть показана встреча двух действующих лиц. Только введение второго актера давало возможность драматизировать действие. Эта важная перемена была произведена Эсхилом. Вот почему и принято считать его родоначальником трагического жанра. В. Г. Белинский называл его «творцом греческой трагедии»1, а Ф.Энгельс - «отцом трагедии»2. Вместе с тем Энгельс характеризует его и как «ярко выраженного тенденциозного поэта», но не в узком смысле этого слова, а в том, что он свой художественный талант обращал со всей силой и страстностью на освещение существенных вопросов своего времени.

5. РЕЛИГИОЗНЫЕ И НРАВСТВЕННЫЕ ВЗГЛЯДЫ ЭСХИЛА

Религиозный вопрос в мировоззрении Эсхила, как и у многих его современников, занимает очень большое место; однако его взгляды сильно отличаются от взглядов большинства, и, поскольку он вкладывает их в уста своих действующих лиц, не всегда можно их точно определить. Хор Данаид в «Просительницах», хор женщин в «Семерых против Фив» и Орест в «Хоэфорах» и в «Эвменидах» выражают верования людей среднего уровня. Но наряду с такой бесхитростной верой в произведениях Эсхила можно заметить и черты критического отношения к распространенным взглядам. Подобно своим старшим современникам Ксенофану и Гераклиту, Эсхил подвергает сомнению грубые рассказы мифологии и критически относится к действиям богов. Так, в «Эвменидах» представлен спор между самими богами - Аполлоном и Эриниями, причем Аполлон даже выгоняет последних из своего храма (179 сл.); в «Хоэфорах» подчеркивается весь ужас того, что бог Аполлон велит Оресту убить собственную мать, и Оресту кажется недопустимой такая мысль (297); в «Агамемноне» Кассандра рассказывает о своих страданиях, насланных на нее Аполлоном за то, что она отвергла его любовь (1202-1212). Такой же невинной страдалицей является Ио в «Прометее», жертва сластолюбия Зевса и преследований со стороны Геры. Во всем ужасе раскрывается в «Агамемноне» жертвоприношение Ифигении (205-248). Хор Эриний в «Эвменидах» бросает Зевсу обвинение в том, что он заковал в цепи своего отца Крона (641). Особенной силой отличается эта критика в «Прометее». Сам Прометей выведен спасителем и благодетелем рода человеческого, невинно страдающим от жестокой тирании Зевса. Гермес тут изображен как низкий холоп, услужливо исполняющий гнусные приказания господина. Такими же чертами наделяются Власть и Сила. Гефест, несмотря на свое сочувствие к Прометею, оказывается покорным исполнителем воли Зевса. Бог Океан - хитрый придворный, готовый на всякие компромиссы. Все это и дало основание К. Марксу утверждать, что боги Греции были - в траги-
[ 192 ]

Ческой форме - смертельно ранены в «Прикованном Прометее» Эсхила1. По этой же причине некоторые из современных ученых, в том числе автор самого крупного труда по «Истории греческой литературы» В. Шмид, отвергают даже принадлежность этой трагедии Эсхилу. Однако можно считать вполне доказанной несостоятельность такого мнения, так как критическое отношение к религиозной традиции, как мы уже указывали, встречается у Эсхила и в других его произведениях. Такими же несостоятельными являются соображения этих критиков и относительно языка и театральной техники.
Отвергая, таким образом, и критикуя народные верования и мифологические представления, Эсхил все-таки не доходит до отрицания религии. Подобно современным ему философам, он создает общую идею божества, совмещающего в себе все высшие свойства. Для этого общественного представления о божестве он сохраняет традиционное имя Зевса, хотя и оговаривается, что, может быть, его нужно бы называть как-нибудь иначе. Особенно замечательно эта мысль выражена в песне хора в «Агамемноне» (160-166):

Зевс, кто бы ни был он, коль называться
Угодно так ему, -
И ныне я дерзаю обращаться
С тем именем к нему.
Изо всего, что ум мой постигает,
Не знаю, Зевса с чем сравнить,
Коль подлинно кто тщетную желает
Из мыслей тягость устранить.

Подобное же место мы находим и в «Просительницах» (86-102): «Исполняется все, что замыслит Зевес. Его сердца пути все темны, и к какому ведут назначенью, человеку того не понять... От небесных высот со престолов святых одним помыслом Зевс все дела совершает». А в отрывке из одной недошедшей трагедии есть такое рассуждение: «Зевс - эфир, Зевс - земля, Зевс - небеса, Зевс - это все и то, что выше этого» (фр. 70). В таких рассуждениях поэт приближается к пантеистическому пониманию божества. Из этого видно, насколько Эсхил возвысился над верованиями своих современников. Это уже есть разрушение обычной религии греков и их политеизма. В этом смысле и надо понимать приведенные выше слова К. Маркса.
Обоснование взглядов Эсхила находим в его моральных представлениях. Выше всего должна быть правда. Она обеспечивает человеку успех в делах («Семеро против Фив», 662). Ни один преступник не уйдет от ее карающей руки. Александр-Парис, а вместе с ним и весь троянский народ несут возмездие за свое злодеяние - за то, что попрали великий алтарь Правды («Агамемнон», 381-384). Ни сила, ни богатство не спасут преступника. Правда более всего любит скромные, бедные хижины и бежит из богатых дворцов. Эта мысль замечательно выражена в песне хора в «Агамемноне» (773-782). Правда, хоть иногда и после долгого времени, торжествует над злодеяниями - так поет хор в «Хоэфорах» (946-952). Эта Правда есть не только
1 См.: Маркс К. К критике гегелевской философии права. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 418.
[ 193 ]

Моральная сила, но и чувство меры. Ее противницей является «надменность», (hybris), которая отождествляется с «дерзостью» и «обидой». Все серьезные преступления людей происходят от надменности. Когда человек теряет здравый рассудок (s;phrosyne) или, по образному выражению Эсхила, «как мальчик начинает ловить птицу в небесах» («Агамемнон», 394), он утрачивает понимание подлинной действительности, у него наступает нравственное ослепление (ate), - тогда он решается на недопустимые дела. Если боги и терпят их в течение некоторого времени, все-таки в конце концов они жестоко карают преступника, уничтожая и его самого и весь его род. Трагедии Эсхила и рисуют по преимуществу таких людей. Сыновья Эгипта хотят насильственно овладеть Данаидами, Полиник идет на брата, Клитемнестра убивает Агамемнона - и все они за это жестоко наказываются. Эта идея выразительно показана на примере персидского царя Ксеркса. Тень старого царя Дария говорит о нем («Персы», 744-751):

По неведенью все это сын мой юный сотворил.
.........................
Смертным будучи, он думал в неразумии своем
Превзойти богов и даже Посейдона самого.
Как же ум не помутился тут у сына моего?
{Перевод В. Г. Аппельрота)

Суровый жизненный опыт приводит к печальному заключению, что знание дается путем страдания. Со строгой непоколебимостью действует правило: «Коль сделал, - казнися: закон уж такой» («Агамемнон», 564; «Хоэфоры», 313). А поэтому и ответственность за дело лежит на виновнике. Всякое убийство есть величайший грех: кровь, павшую на землю, никто не может вернуть к жизни («Агамемнон», 1018-1021; «Хоэфоры», 66 сл.; «Эвмениды», 66 сл.), а виновного рано или поздно ждет возмездие.
Иногда в уста действующих лиц вкладываются чисто народные рассуждения о зависти богов, и боги представляются враждебной силой, которая стремится смирить всякого человека, возвышающегося над средним уровнем. Ксеркс слишком вознесся в сознании своей силы и могущества, не понял «зависти богов» («Персы», 362), и вот он низринут со своей высоты. То же случилось и с Агамемноном. Поэт красочно показал это в сцене с ковром, который Клитемнестра велела постелить ему под ноги. Он боится, вступая на пурпур, разгневать богов: «богов чтить этим надо», говорит он («Агамемнон», 922). Однако хитрая лесть Клитемнестры заставляет его отступить от первоначального решения, и этим он как будто навлекает на себя гнев богов. Правда, Эсхил все-таки старается показать, что главная причина гнева богов не в простой кичливости человека, вызванной богатством и могуществом, а в нечестии, в которое впадает сам человек.

8. ОБРАЗЫ ТРАГЕДИЙ ЭСХИЛА

Типичным свойством Эсхила-драматурга является то, что главное значение он придает действию, а не характерам, и только постепенно, по мере роста драматической техники, растет пластичность в изображении действующих лиц. Данай и Пеласг в «Просительницах», Атосса и Ксеркс, а тем более тень Дария в «Персах» - это совершенно отвлеченные образы, носители общего представления о царской власти, лишенные индивидуальности, что типично для архаического искусства. Другой этап представляют трагедии «Семеро против Фив»,
[ 198 ]
«Прометей» и «Орестея». Особенность этих трагедий в том, что в них уже все внимание поэта сосредоточено исключительно на главных образах, тогда как второстепенные играют чисто служебную роль и предназначаются лишь для того, чтобы ярче показать и оттенить собой основных персонажей.
Отличительной чертой образов Эсхила является известная их обобщенность и в то же время цельность, монолитность, отсутствие в них колебаний и противоречий. Эсхил обычно изображал сильные, величественные, сверхчеловеческие образы, свободные от внутренних противоречий. Нередко так изображаются и сами боги (в «Прометее» Гефест, Гермес, Океан, сам Прометей, в «Эвменидах» - Аполлон, Афина, хор Эриний и т. д. (Герой появляется с готовым решением и до конца остается верен ему. Никакие посторонние влияния не способны отклонить его от однажды принятого решения, хотя бы ему пришлось погибнуть. При таком изображении характера не видно его развития. Примером этого может служить Этеокл. Взяв власть в свои руки, он твердо осуществляет ее, принимает решительные меры для защиты отечества и посылает Лазутчика, чтобы точно узнать о действиях врагов; он останавливает панику, которая слышится в речах женщин, составляющих хор; когда Лазутчик сообщает о движении неприятельских отрядов и о предводителях их, он, расценивая их качества, назначает со своей стороны соответствующих начальников; в его руках сосредоточены все нити военных планов, он все предусмотрел; это - идеальный полководец.
Несомненно, что образ навеян бурными военными переживаниями эпохи греко-персидских войн. Но вот Этеокл слышит, что к седьмым воротам идет его брат; он видит в нем смертельного врага, и этого достаточно, чтобы созрело его решение. Хор пытается остановить его, но ничто не может заставить его изменить решение. Тут проявляется уже ярко выраженная индивидуальность. Он сознает весь ужас этого и даже не видит надежды на благополучный исход, но все-таки не отступает и, словно обреченный, идет, чтобы пасть в единоборстве. Он мог свободно выбирать образ действий, но по собственной воле, во имя поставленной цели идет на битву. Его образ обладает большой силой патриотического пафоса: он умирает сам, но спасает отечество («Семеро против Фив», 10-20; 1009-1011).
Еще большей силы достигает Эсхил в образе Прометея. Это лучше всего можно увидеть, сравнивая образ трагедии с его мифологическим прототипом,например, в поэмах Гесиода, где он представлен просто хитрым обманщиком. У Эсхила это - титан, который спас род человеческий, похитив для людей огонь у богов, хотя и знал, что за это его постигнет жестокая кара; он научил их общественной жизни, дав возможность собираться у общего, государственного очага; он изобрел и создал разные науки; он - смелый борец за правду, чуждый компромиссов и протестующий против всякого насилия и деспотизма; он - богоборец, ненавидящий всех богов, новатор, ищущий новых путей; во имя своей высокой идеи он готов принять самую жестокую казнь и с полным сознанием выполняет свое великое дело. Не мысль первобытного человека, а высокое сознание людей V в. могло выно-
[ 199 ]

Сить такой образ. Таким его создал гений Эсхила, и мы теперь называем людей такого склада титанами.
Прометей был излюбленным героем К. Маркса, который в предисловии к своей диссертации в назидание современникам повторяет богоборческие слова Прометея: «Я просто ненавижу всех богов» (975). И далее он показывает стойкость истинного философа, цитируя ответ Прометея на угрозы Гермеса (966-969):

На службу на твою, - знай хорошо -
Своих мучений я не променяю.
Да, - лучше быть служителем скалы,
Чем верным вестником отца Зевеса.

Свое рассуждение К. Маркс заключает такими словами: «Прометей - самый благородный святой и мученик в философском календаре» 1.
В «Агамемноне» главным действующим лицом является не Агамемнон, который показывается только в одной сцене, - хотя вокруг его имени сосредоточивается все действие, - а Клитемнестра. Образ Агамемнона служит только фоном, на котором выделяются и преступление и образ его убийцы Клитемнестры. Этот царь - «великий лев», утомленный невзгодами длительной войны, но сильный, чтимый своими верными подданными властитель, хотя в прошлом он давал много поводов для неудовольствий, особенно войной из-за преступной жены - тем более, что уже перед началом похода прорицатель предупреждал об ожидавших его тяжелых потерях (156 сл.). Но Агамемнон научен горьким опытом, он знает о многом, что происходило на родине во время его отсутствия, для многих за это должна наступить расплата (844-850). Его образ становится тем более великим, что ему противопоставляется в качестве преемника Эгисф - трус, не имевший смелости совершить злодеяние собственной рукой, а предоставивший это женщине. Эгисф способен только хвалиться - «как пред курицей петух» - так характеризует его хор (1671). Хор в глаза называет его женщиной (1632). Орест в «Хоэфорах» также называет его трусом, способным лишь бесчестить ложе мужа (304).
Чтобы понять образ Клитемнестры, надо помнить, что в эпосе убийство Агамемнона описывалось совершенно иначе. В «Одиссее» (I, 35-43; iv, 524-}535; xi, 409) главным виновником называется Эгисф, а Клитемнестра только его сообщницей. У Эсхила же Эгисф появляется лишь после окончания дела и преступление приписывается всецело Клитемнестре. Поэтому ее образ наделяется исключительной силой. Это женщина с умом, твердым, как у мужа, - так характеризует ее в прологе Страж, а позднее и старцы хора (11; 351). Для женщины нужны необыкновенная твердость и сила воли, чтобы в отсутствие царя успокаивать волнения в государстве, порождаемые тревожными слухами с места военных действий. Она должна обладать вероломством, лицемерием и притворством, чтобы не навлечь на себя подозрений. Длинной льстивой речью она встречает Агамемнона, чтобы усыпить его подозрительность. А у того есть основания подо-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений, с. 25.
[ 200 ]

Зревать что-то неладное в доме. Он иронически замечает, что речь жены по длине соответствует продолжительности его отсутствия (915 сл.). Сцена, в которой она убеждает Агамемнона пройти по пурпуровому ковру и старается рассеять его смутное предчувствие и суеверный страх, принадлежит к числу замечательных образцов творчества Эсхила. Но вот она добилась своего. Зловеще звучит в ее устах двусмысленная молитва Зевсу (973 сл.):

Зевс, Зевс-вершитель, мне мольбу сверши!
Пекись о том, что должен совершить!

Когда затем она выходит, чтобы позвать во дворец Кассандру, ее речь дышит злобой и угрозой. И, наконец, убийство совершилось. Она появляется перед зрителями (вероятно, на подвижной платформе - «эккиклеме») с секирой в руках, обрызганная кровью, с кровавым пятном на лице и стоит над трупами Агамемнона и Кассандры. Теперь уже притворство не нужно, и она с грубой прямотой заявляет, что исполнила дело, которое замыслила давно. Правда, она пытается смягчить ужас своего злодеяния тем, что будто бы она мстила за свою дочь Ифигению и за измену мужа с Хрисеидой и Кассандрой. Но ясно, что дело не в этом. Старцы хора потрясены случившимся. Поступок Клитемнестры представляется им нечеловеческим; им кажется, что она опьянела от какого-то ядовитого зелья: в этот момент в ней видно что-то демоническое (1481 сл.). Но она уже пресыщена пролитой кровью и заявляет, что готова отказаться от дальнейших убийств (1568-1576), и, действительно, позднее, когда Эгисф со своими телохранителями хочет расправиться с непокорными старцами хора, она своим вмешательством предотвращает кровопролитие и уводит Эгисфа во дворец. Из последней сцены видно, что властвовать будет она, а не он.
В трагедии есть еще замечательный образ пророчицы Кассандры, - той самой, которая получила дар прорицания от Аполлона, но обманула его, отвергнув его любовь, и наказана тем, что никто не верит ее предсказаниям. По воле богов она влачит несчастную жизнь отверженной нищенки и вот, наконец, пленницей попадает в дом Агамемнона, чтобы тут найти себе смерть. Особый трагизм получает этот образ вследствие того, что героиня сама знает ожидающую ее участь, чем и вызывает еще большее сострадание хора (1295-1298). Несколько сходна с ней в «Прометее» И 6, несчастная жертва любви Зевса и преследований Геры.
В двух других трагедиях «Орестеи» образы действующих лиц уже не возбуждают такого интереса, как только что рассмотренные. Клитемнестра в «Хоэфорах» уже не га сильная и гордая женщина, как прежде: она страдает, ожидая мести Ореста. Весть о смерти сына пробуждает в ней противоположные чувства - и жалость о нем и радость избавления от вечного страха (738). Но вдруг оказывается, что не Орест погиб, а убит Эгисф, а перед нею стоит грозный мститель. В ней на минуту еще пробуждается прежний дух, она кричит, чтобы ей скорее подали секиру (889). Орест в «Хоэфорах» и «Эвменидах» выступает как орудие божества и поэтому несколько теряет
[ 201 ]
индивидуальные черты. Однако, когда он видит перед собою распростертую на коленях мать, которая раскрывает вскормившую его грудь, он содрогается и колеблется в своем решении. «Пилад, что мне делать? пощадить ли мать?» - обращается он к своему верному другу и спутнику (890). Пилад напоминает ему о повелении Аполлона, - он должен выполнить его волю. По требованию религии, он как убийца, несущий на себе скверну, должен удалиться из страны и где-нибудь получить очищение. Потрясенный своим делом, Орест велит показать ему одежду, которой, как сетью, опутала Агамемнона Клитемнестра в момент убийства и на которой видны следы нанесенных ударов, и он чувствует, как ум у него начинает мутиться. Он хочет найти оправдание своему поступку, успокоить голос совести... и видит страшные образы Эриний. В таком состоянии он предстает и в следующей трагедии - в «Эвменидах», пока не получает оправдание на суде Ареопага. Так показывается внутренний мир героя.
Из второстепенных лиц немногие наделены индивидуальными чертами. Интересно, например, представлено нравственное ничтожество и трусость Океана в «Прометее» (377-396). Полно жизни простодушное горе старой Нянюшки Ореста, когда она узнает о его мнимой смерти (743-763).
Аристофан отмечал склонность Эсхила достигать особого эффекта, представляя героев, хранящих в течение целой сцены угрюмое молчание («Лягушки», 911-913). Такова первая сцена «Прометея», сцена с Кассандрой в «Агамемноне», сцена с Ниобой в недавно найденном отрывке из трагедии с одноименным названием.

Творчество Эсхила настолько пронизано откликами на современную ему действительность, что без знакомства с ней не может быть в достаточной степени понято и оценено.

Время жизни Эсхила (525-456 гг. до н. э.) совпадает с весьма важным периодом в истории Афин и всей Греции. В течение VI в. до н. э. оформился и утвердился рабовладельческий строй в греческих государствах-городах (полисах) и вместе с тем получили развитие ремесла и торговля. Однако основой хозяйственной жизни было земледелие, причем преобладал еще труд свободных производителей и «рабство еще не успело овладеть производством в сколько-нибудь значительной степени»1. В Афинах усилилось демократическое движение, и это привело в 510 г. к низвержению тирании Гиппия Писистратида и к серьезным реформам государственного порядка в демократическом духе, проведенным в 408 г. Клисфеном. Они были направлены на то, чтобы в корне подорвать основы могущества больших знатных родов. Так получила начало афинская рабовладельческая демократия, которая затем в течение V в. должна была еще дальше укреплять и развивать свои основы. Однако вначале власть фактически все еще оставалась в руках аристократии, среди которой боролись две группы: прогрессивная - торговая аристократия - и консервативная - землевладельческая. «...Моральное влияние, - писал Ф.Энгельс,- унаследованные взгляды и образ мышления старой родовой эпохи еще долго жили в традициях, которые отмирали только постепенно»2. Пережитки старого уклада жизни и старого мировоззрения цепко держались, сопротивляясь новым веяниям.
Между тем важные события назревали на Востоке. В VI в. до н. э. в Азии создалась огромная и могущественная персидская держава. Расширяя свои пределы, она подчинила и греческие города в Малой Азии. Но уже в конце VI в. эти города, достигшие высокого экономического и культурного процветания, стали с особенной остротой тяготиться чужеземным игом и в 500 г. до н. э. подняли восстание против персидского владычества. Однако восстание кончилось неудачей. Персам удалось жестоко покарать восставших, причем зачинщик восстания, город Милет, был разрушен, а жители его частью перебиты, частью уведены в рабство (494 г.). Известие о разрушении этого богатого и цветущего города произвело тяжелое впечатление в Греции. Фриних, поставивший под впечатлением этого события трагедию «Взятие Милета», вызвавшую у зрителей слезы, за это был подвергнут властями большому штрафу, причем было запрещено снова ставить его пьесу (Геродот, VI, 21). Это показывает, что разгром одного из самых цветущих городов Греции рассматривался некоторыми кругами как результат неудачной политики Афин, и воспроизведение этого события в театре расценивалось как резкая политическая критика. Театр уже в этот момент, как видим, сделался орудием политической пропаганды.

После подчинения Малой Азии персидский царь Дарий задумал овладеть и материковой Грецией. Первый поход в 492 г. был безрезультатным, так как персидский флот был разбит бурей. Во время второго похода в 490 г. персы, разорив город Эретрию на Эвбее, высадились в Аттике близ Марафона, но потерпели жестокое поражение от афинян под начальством Мильтиада. Однако неудача Мильтиада на острове Паросе помешала земледельческой аристократии Афин дальше развивать свои успехи. Между тем в Афинах, благодаря открытию новых жил серебряной руды в местечке Лаврии, наметился экономический подъем. Фемистоклу удалось добиться постройки на добытые средства большого количества новых кораблей. Эти корабли спасли Грецию при новом нашествии персов в 480 и 479 гг.
Классовые противоречия и внутренняя борьба привели к тому, что при нашествии персов часть греческих государств, например Фивы, Дельфы, фессалийские города и некоторые другие, подчинились врагу, большинство же героически сопротивлялись и отразили нашествие, оставив в потомстве память своими подвигами при Фермопилах, Артемисии и Саламине в 480 г., при Платеях и при Микале (в Малой Азии) в 479 г. Особенно высокий патриотизм проявили афиняне. Правда, сначала вторжение персов в Аттику вызывало большую тревогу среди населения и растерянность властей. Однако Ареопаг1, старинное аристократическое учреждение, наследник совета старейшин эпохи родового строя, оказался на высоте положения. Он изыскивал средства, снабдил ими население и организовал оборону. Этим Ареопаг обеспечил за собой на ближайшие двадцать лет руководящее значение в государстве и консервативное направление в политике (Аристотель, «Афинская полития», 23).
Борьба за свободу отечества вызвала патриотический подъем, и поэтому пафосом героики пронизаны все воспоминания об этих событиях, рассказы о подвигах героев и даже о помощи богов. Таковы, например, рассказы Геродота в его «Музах». В этих условиях в 476 г. Эсхил создал вторую свою историческую трагедию «Финикиянки», а в 472 г. - трагедию «Персы». Обе трагедии были посвящены прославлению победы при Саламине, и можно представить, какое впечатление производили они на зрителей, большинство которых были участниками битвы. Эсхил и сам был не только свидетелем, но и активным участником знаменитых событий своего времени. Поэтому вполне понятно, что все его миросозерцание и поэтический пафос определялись этими событиями.
Под конец жизни Эсхилу пришлось наблюдать серьезные изменения и во внешней политике, и во внутренней жизни государства. Афины стали во главе так называемого «Делосского морского союза», образованного в 477 г. при деятельном участии Аристида. Достиг большого размера флот. Расширение флота повысило удельный вес
1 Об аристократическом характере совета Ареопага говорит Ф. Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства». - См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 105.
[ 180 ]
в политической жизни малоимущих граждан, служивших на кораблях. Усиление демократических элементов позволило Эсфиальту, возглавлявшему демократов-рабовладельцев, провести реформу, которая отняла у Ареопага руководящую политическую роль и низвела его на степень лишь судебного учреждения по религиозным делам. Борьба партий была настолько ожесточенной, что инициатор реформы Эфиальт был убит политическими противниками. Эсхил откликнулся на эти события в последнем своем произведении «Эвмениды», став на сторону Ареопага. Вместе с тем изменилось направление и внешней политики Афин. Трения, начавшиеся в отношениях с аристократической Спартой, кончились разрывом союза с ней и заключением союза с Аргосом в 461 г. (Фукидид, «История», 1, 102, 4), что нашло отражение в той же трагедии Эсхила. Теперь афинские политики, отказавшись от задач обороны против персов, обратились к наступательным и даже завоевательным планам. В 459 г. был организован большой поход в Египет для поддержки начавшегося там восстания против власти персов. Эсхил, как видно, неодобрительно относился к этому рискованному предприятию, но не дожил до его катастрофического конца (прибл. в 454 г.).
Описанное нами время было периодом начинающегося расцвета аттической культуры, который находил выражение в развитии производства в разных его видах, ремесла - от низших его видов вплоть до строительства и пластического искусства, науки и поэзии. Эсхил прославил труд в образе Прометея, принесшего людям огонь и почитавшегося в качестве покровителя гончарного ремесла. Живопись этого времени известна нам по вазам так называемого «чернофигурного» и по ранним образцам «краснофигурного» стиля. О скульптуре этого времени дают представление бронзовая группа «тираноубийц» - Гармодия и Аристогитона работы Антенора, которая была воздвигнута в 508 г., но в 480 г. была увезена персами, и сооруженная взамен нее в 478 г. новая группа работы Крития и Несиота. Памятниками искусства «доперсидской» поры могут служить многочисленные статуи и обломки статуй, найденные на Акрополе в «персидском мусоре», т. е. уцелевшие от персидского погрома. Прославлению замечательных побед над персами посвящена была постройка храма Афеи на острове Эгине. Все это - образцы архаики в греческом искусстве. Это может быть в равной степени отнесено и к образам Эсхила.

Эсхил, как выше было уже сказано, принадлежал к знатному роду из Элевсина. А Элевсин был центром землевладельческой аристократии, которая во время войны с персами проявила высокопатриотическое настроение. Эсхил со своими братьями принимал активное участие в главных сражениях с персами. В трагедии «Персы», выражая чувства всего народа, он изобразил настоящее торжество победы. Пафосом любви к родине и к свободе проникнута и трагедия «Семеро против Фив», герой которой Этеокл представлен как образец правителя-патриота, отдающего жизнь за спасение государства. Песня хора проникнута той же идеей (особенно 304-320). Недаром Аристофан в «Лягушках» (1021-1027) устами самого Эсхила характеризует эти трагедии как «драмы, полные Ареса» (Арес - бог войны). В «Семерых против Фив», изображая сцену назначения полководцев, Эсхил в идеализированном виде представил обсуждение кандидатур на должности десяти стратегов в Афинах и в лице благочестивого Амфиарая показал тип совершенного полководца (592-594, 609 сл., 619), вроде Мальтиада и Аристида, своих современников. Но замечательно, что в «Персах», где рассказывается о победах над персами, поэт не называет никого из руководителей этих дел - ни Фемистокла, вождя рабовладельческой демократии, который своим хитрым письмом побудил Ксеркса поспешить с началом битвы, ни аристократа Аристида,
[ 189 ]

Уничтожившего персидский десант на островке Пситталии: победа представляется, таким образом, делом народа, а не отдельных лиц.
Как истинный патриот, Эсхил глубоко ненавидит всякое предательство и в противоположность ему показывает образец самоотверженности хора Океанид в «Прометее», которые в ответ на угрозы Гермеса заявляет о своей верности Прометею: «Вместе с ним мы хотим терпеть все, что приходится: мы научились ненавидеть предателей, и нет болезни, которую мы презирали бы более, чем эту» (1067-1070). Под ударами молнии Зевса они проваливаются вместе с Прометеем.
Вспоминая недавнее низвержение тирании и видя попытки Гиппия, сына Писистрата, вернуть себе власть с помощью персов, Эсхил в «Прикованном Прометее» в лице Зевса изобразил отвратительный тип всевластного деспота-тирана. К. Маркс отмечал, что такая критика богов небесных направляется вместе с тем и против богов земных 1.
Подробнее всего направление мыслей Эсхила высказывается в «Эвменидах», где в идеальном виде представляется афинский Ареопаг. Поэт пользовался мифом, согласно которому в древние времена это учреждение было создано самой богиней Афиной для суда над Орестом. Эта трагедия была поставлена в 458 г., когда не прошло еще четырех лет после реформы Эфиальта, отнявшего у Ареопага политическое влияние. Тут обращает на себя внимание речь, которую произносит Афина, предлагая судьям подавать голоса (681-710). В ней усиленно подчеркивается важное значение Ареопага. Он изображается как святыня, которая может быть оплотом и спасением страны (701). «Корысти чуждый, милостивый этот и грозный я совет вам учреждаю, - говорит Афина, - над вашим сном здесь бдительный дозор» (705 сл.). Подчеркивается при этом, что такого учреждения нет больше нигде - ни у скифов, которые были известны справедливостью, ни в стране Пелопа, т. е. в Спарте (702 сл.). Такая характеристика деятельности Ареопага может относиться только к дореформенному Ареопагу, который был руководящим органом государства. В речи Афины слышится и предупреждение, чтобы «сами граждане «не искажали законов, мути подливая» (693 сл.). Этими словами поэт явно намекает на недавнюю реформу Эфиальта. Далее Афина прибавляет: «Как безначалья (анархии), так господской власти (т. е. тирании) советую я гражданам беречься» (696 сл.). Таким образом, предлагается какой-то средний, умеренный порядок. А Эринии, которые из мстительниц за права материнского рода превращаются в богинь «Милостивых» - Эвменид, становятся блюстительницами законности и порядка в государстве (956-967) и должны не допускать ни междоусобия, ни кровопролития (976-987).
Много намеков на современные события содержится в трагедиях Эсхила. В «Эвменидах» в уста Ореста вкладывается обещание от лица государства и народа Аргоса на все времена быть верными союзниками Афин (288-291) и даже клятва никогда не поднимать оружия против них под страхом полного крушения (762-774). В таких
1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 24-25.
[ 190 ]
рассуждениях нетрудно увидеть в форме пророчества отклик на только что заключенный союз с Аргосом в 461 г. после разрыва со Спартой. Подобным образом в «Агамемноне» находим осуждение опрометчиво предпринятого в 459 г. похода в Египет. Сходные переживания перенесены в мифологическое прошлое: войско ушло в далекую чужую страну; долгое время нет о нем никаких известий, и только иногда урны с прахом погибших прибывают на родину, вызывая чувство озлобления против виновников бессмысленного похода (433-436). Осуждение со стороны общества вызывает и самый поход, предпринятый не в интересах государства, а ради личных, династических целей - обиды из-за неверной жены (60-67; 448, 1455 сл.). Хор старцев говорит о тяжести народного негодования (456) и свое неодобрение высказывает даже в лицо Агамемнону (799-804).
В противоположность захватническим планам некоторых политиков Эсхил выдвигает идеал мирной и спокойной жизни. Поэт не желает никаких завоеваний, но сам не допускает и мысли о том, чтобы жить под властью врагов («Агамемнон», 471-474). Прославляя патриотизм и доблесть Этеокла в «Семерых против Фив», Эсхил высказывает решительное осуждение захватнических стремлений таких героев, как Капаней (421-446), Тидей (377-394) и даже Полиник, которому благочестивый Амфиарий бросает обвинение в том, что он идет против родины (580-586). Нетрудно себе представить, что в этих мифологических образах Эсхил отражал, вероятно, честолюбивые замыслы некоторых своих современников, которые пытались идти по следам прежних родовых вождей, несмотря на то, что сила их была подорвана реформой Клисфена. Не лишен этих свойств и Агамемнон, как отмечается это в словах хора; но воспоминание об этом сглаживается после страшной катастрофы, постигшей его (799-804; 1259; 1489 и др.). А ему противопоставляется самый отвратительный тип тирана в лице Эгисфа, подлого труса - «волка на ложе благородного льва» (1259). Деспотизм персидского царя характеризуется тем, что он никому не дает отчета в своих действиях («Персы», 213). Тип идеального правителя, который свои решения согласует с мнением народа, показан в лице Пеласга в «Просительницах» (368 сл.). Высший суд над царями принадлежит народу: этим угрожает хор в «Агамемноне» и Клитемнестре и Эгисфу (1410 сл. и 1615 сл.).
Гениальный поэт, аристократ по происхождению, решая важные политические вопросы современности, создавал высокохудожественные образы и в пору установления демократического строя; еще не разрешив противоречивости своих взглядов, он видел основу политической силы в народе.
Будучи свидетелем непрерывных войн, Эсхил не мог не видеть ужасных последствий их - разорения городов, избиения жителей и всевозможных жестокостей, которым они подвергаются. Поэтому таким глубоким реализмом проникнуты песни хора в «Семерых», где женщины представляют себе ужасную картину взятого неприятелями города (287-368). Подобную же сцену рисует и Клитемнестра, сообщив хору известие о взятии Трои («Агамемнон», 320-344).
[ 191 ]
Как сын своего века, Эсхил разделяет рабовладельческие воззрения своих современников и нигде не выражает протеста против рабовладения как такового. Однако он не мог закрывать глаза на ужасную сущность его и, как чуткий художник, воспроизводит тяжелую участь рабов и показывает главный источник рабства - войну. Примером этого может служить судьба Кассандры: вчера еще царская дочь, сегодня она рабыня, и обращение хозяйки дома не сулит ей ничего утешительного. Только хор старцев, умудренных жизненным опытом, пытается своим сочувствием смягчить ожидающую ее участь («Агамемнон», 1069-1071). С ужасом представляет себе такую возможность и хор женщин в «Семерых против Фив» в случае взятия города (ПО сл., 363). А в «Персах» Эсхил прямо высказывает мысль о недопустимости рабской участи для свободнорожденных греков и в то же время признает это вполне естественным для персов как «варваров», где все рабы, кроме одного, т. е. царя (242, 192 сл.).

Сочинение

Происходил из знатного афинского рода, вырос в Элевсине - древнейшем религиозном и культовом центре Аттики. Принимал участие во всех важнейших сражениях периода греко-персидских войн. Как драматург Эсхил впервые выступил в 500 году до н.э., первую победу в состязании трагических поэтов одержал в 484 году, после этого завоевывал первое место еще 12 раз. Умер в Сицилии. Эсхил написал не менее 80 пьес, которые были хорошо известны еще во II-III веках н.э. Но целиком дошли только 7 трагедий. Для 5 из них время постановки засвидетельствовано античными источниками: «Персы» (472 г.), «Семеро против Фив» (467 г.), «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды», составляющие трилогию «Орестея» (458 г.).

В драматургии Эсхила нашла отражение эпоха утверждения афинской демократии и героико-патриотический подъем афинян, проявившийся в греко-персидских войнах. В это время афиняне впервые осознали себя как коллектив, объединенный общими интересами. Возвышение Афин воспринималось Эсхилом и его современниками как акт божественной справедливости, по законам которой существует мир.

Тяготение Эсхила к охвату действительности в крупных масштабах, к познанию законов становления человеческого общества нашло непосредственное отражение в литература художественной форме его произведений. Не менее половины трагедий Эсхила составляли трилогии, объединенные единством содержания. Эсхил пытался проследить события и поведение героев в развитии и динамике.

Важнейшим новшеством Эсхила было введение второго актера, благодаря чему в трагедию было внесено драматическое начало и создана возможность для конфликтного противопоставления сторон. В конце своего творческого пути Эсхил, по примеру Софокла, стал пользоваться третьим актером. Трагедии Эсхила ставились в древнегреческом театре в V-IV веках до н.э.

Федеральное государственное образовательное учреждение
высшего профессионального образования

«ЧЕЛЯБИНСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ»

ИНСТИТУТ ЗАОЧНОГО ОБУЧЕНИЯ
Кафедра «Реклама»

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

По дисциплине «Зарубежная литература»
на тему: Эсхил «отец трагедии»

Выполнил:
студент ИЗО гр. 306 МР
Морозкина Ульяна Игоревна
Преподаватель:
Торопова Ольга Владимировна

Оценка «______________________ _»

«_____» __________________ 20 г.

ЧЕЛЯБИНСК 2011

Глава 1. Эсхил и его вклад в жанр трагедии.
Эсхил, сын Эвфориона, родился в местечке Элевсине близ Афин около 525 г. до н. э. Он происходил из знатного рода, который, по-видимому, имел отношение к Элевсинским мистериям. В ранней юности он видел низвержение тирании Писистратида Гиппия. Семья Эсхила принимала деятельное участие в войне с персами. Брат его Кинегир умер от ран, полученных при Марафоне, когда пытался овладеть неприятельским кораблем. Другой брат, Аминий, в битве при Саламине командовал кораблем, начавшим сражение. Сам Эсхил сражался при Марафоне, при Саламине и при Платеях. Он рано начал писать драматические произведения и оставил после себя 72 или, вернее, 90 пьес. Тринадцать раз он выходил победителем на драматических состязаниях (в первый раз в 484 г.). В среднюю пору своей деятельности он встретил счастливого соперника в лице молодого Софокла (468 г. до н. э.). Из Афин Эсхил на некоторое время выезжал в Сицилию по приглашению тирана Гиерона, и там при дворе в Сиракузах была снова поставлена его трагедия «Персы». На местную сицилийскую тему была написана не дошедшая до нас трагедия «Этнянки». Под конец жизни, после успешной постановки тетралогии «Орестии» в 458 г., он переселился на остров Сицилию, где и умер в 456 г. в городе Геле. Там он и погребен. Надгробная надпись, будто бы им самим сочиненная и во всяком случае относящаяся к его времени, гласит:
Эвфорионова сына Эсхила афинского гроб сей
Меж хлебородных полей Гелы останки хранит.
А Марафонская роща да мидянин 1 длинноволосый
Могут про доблесть его славную всем рассказать.
В этой надписи обращает на себя внимание то, что автор ни словом не упоминает о литературной деятельности Эсхила. Как видно, исполнение патриотического долга на поле битвы покрывает все остальные заслуги человека - черта, характерная для общественных настроений данной эпохи. Этим определялось и мировоззрение Эсхила.
Относительно переселения Эсхила под конец жизни на остров Сицилию древние биографы приводят разные объяснения. Но ни одно из них нельзя считать удовлетворительным. Причину скорее всего надо искать в политической обстановке того времени. Как сторонник старого дореформенного Ареопага, он не мог мириться с установлением новых порядков. Туманный намек на это содержится в комедии Аристофана «Лягушки», где говорится о каких-то расхождениях поэта с афинянами.
Трагедия до Эсхила содержала еще слишком мало драматических элементов и сохраняла тесную связь с лирической поэзией, из которой она возникла. В ней преобладали песни хора, и она еще не могла воспроизводить подлинного драматического конфликта. Все роли исполнялись одним актером, и поэтому никогда не могла быть показана встреча двух действующих лиц. Только введение второго актера давало возможность драматизировать действие. Эта важная перемена была произведена Эсхилом. Вот почему и принято считать его родоначальником трагического жанра. В. Г. Белинский называл его «творцом греческой трагедии» , а Ф. Энгельс - «отцом трагедии» . Вместе с тем Энгельс характеризует его и как «ярко выраженного тенденциозного поэта», но не в узком смысле этого слова, а в том, что он свой художественный талант обращал со всей силой и страстностью на освещение существенных вопросов своего времени.
Эсхил начал свою деятельность, когда драматическая техника была на начальной ступени своего развития. Трагедия образовалась из песен хора, и в его произведениях песни занимают очень существенное место, хотя постепенно хор теряет свое руководящее значение. В «Просительницах» хор Данаид - главное действующее лицо. В «Эвменидах» хор Эриний представляет одну из борющихся сторон. В «Хоэфорах» хор постоянно побуждает к действию Ореста. В «Агамемноне» хору принадлежит совершенно особенная роль. Хотя он здесь уже не является действующим лицом, но его песни создают основной фон, на котором развивается вся трагедия. Смутное предчувствие ожидающегося бедствия растет с каждой сценой, несмотря на видимые признаки благополучия (сигнал о победе, приход Глашатая и возвращение царя), и подготавливает зрителя к катастрофе. Психология массы, ее смутные инстинктивные чувства, наивная вера, колебания, разногласия в вопросе, идти ли скорее во дворец на помощь к царю или нет, (1346- 1371), - все это воспроизведено с такой художественной силой, которая не встречается в литературе вплоть до Шекспира.
Источником всех конфликтов у Эсхила является независимый ни от людей, ни от богов фактор – судьба (Мойра), преодолеть которую не могут не только люди, но даже и сами боги. Коллизия свободной воли индивида с вмешательством непреодолимого фактора – судьбы – составляет лейтмотив трагедий Эсхила. В этом есть известная доля мистики, таинственности и суеверия, присущих Эсхилу и легко объясняемых исторически.
Осталось крайне мало сведений о том, какую механику использовал во время своих спектаклей Эсхил, но, похоже, система спецэффектов античного театра позволяла творить чудеса. В одном из утерянных ныне произведений - оно называлось «Психостазия» или «Взвешивание душ» - Эсхил представил Зевса на небе, который на огромных весах взвешивал судьбы Мемнона и Ахилла, в то время как матери обоих, Эос и Фетида, «парили» в воздухе рядом с весами. Как удавалось поднимать в небо и низвергать с высоты большие тяжести, вызывать по ходу действия, как в «Прикованном Прометее», молнии, ливень и приводившие в трепет зрителей горные обвалы?
Логично предположить, что греки использовали большие краны, подъемные устройства, люки, системы отвода воды и пара, а также всякого рода химические смеси, для того чтобы в нужный момент появились огонь или облака. Не сохранилось ничего, что могло бы подтвердить эту гипотезу. И все же, если древние добивались таких эффектов, значит, у них должны были быть для этого особые средства и приспособления.
Эсхилу приписывают многие другие, более простые театральные нововведения. Например, котурны - обувь на высокой деревянной подошве, роскошные одежды, а также усовершенствование трагической маски с помощью специального рупора для усиления звука. Психологически все эти ухищрения: увеличение роста и усиление звука голоса - были призваны создать обстановку, приличествовавшую появлению богов и героев.
Театр Древней Греции очень отличался от привычного для нас театра начала XXI века. Классический театр мистичен и религиозен. Представление не ублажает публику, но дает урок жизни, посредством сопереживания и сострадания, которым проникается зритель, очищает его душу от тех или иных страстей.
За исключением «Персов», основой для которых послужили реальные исторические события, трагедии Эсхила всегда опирались на эпос, на мифы, на народные предания. Таковыми были Троянская и Фиванская войны. Эсхил умел вернуть им былой блеск, придать величие и актуальный смысл. Царь Пеласг в «Просительницах» обсуждает дела государства, как если бы он был греком V века до н.э. Противоречивый Зевс из «Прометея прикованного» порой употребляет выражения, достойные афинского правителя Писистрата. Этеокл в трагедии «Семеро против Фив» отдает приказания своему войску так, как это делал бы стратег - современник Эсхила.
Он обладал поразительной способностью в отдельном, частном случае увидеть не просто эпизод в цепи событий, но его связь с миром духовным и с самой судьбой, управляющей людьми и Вселенной. Его трагедии имеют редкое свойство - всегда оставаться над тривиальностью повседневной жизни и даже привносить в нее нечто из Высшей реальности. В этом искусстве последователям не удастся сравниться с Эсхилом. Они неизменно будут спускаться на землю, в мир человеческий. А их боги и герои будут настолько похожи на обычных людей с их страстями и желаниями, что мы едва ли сможем распознать в них таинственных обитателей иной реальности. У Эсхила же все, абсолютно все окутано тайной, овеяно дыханием того, что стоит над людьми.
Для человека начала XXI века с его складом мышления это может показаться скучным и утомительным, однако мы не можем мерить нашими мерками то, что существовало и ценилось 2500 лет назад. К тому же Эсхил стремился преподать урок, а не развлечь, ибо вовсе не этому служила трагедия. Для развлечений существовали другие места и обстоятельства, и поэтому никого не удивляло их отсутствие в театре, как сегодня нам не кажется странным, что никто не смеется на концерте музыки Бетховена, - смеяться мы идем в цирк.
Много столетий спустя Виктор Гюго написал об Эсхиле: «...к нему невозможно приблизиться без трепета, который испытываешь перед лицом чего-то огромного и таинственного. Он подобен колоссальной скалистой глыбе, обрывистой, лишенной пологих склонов и мягких очертаний, и вместе с тем он исполнен особой прелести, как цветы далеких, недосягаемых земель. Эсхил - это древняя тайна, принявшая человеческое обличье, языческий пророк. Его произведения, дойди они до нас все, были бы греческой Библией».

Глава 2. Творчество Эсхила. Рецензия.
По свидетельству античных источников, Эсхил написал около 90 драм. Литературная плодовитость греческих авторов характеризует их отношение к писательской деятельности, которую они считали важнейшей формой выполнения гражданского долга. До нас дошло всего 7 трагедий Эсхила, не считая многочисленных разрозненных фрагментов.
Прочитав дошедшие до нас произведения Эсхила, я была приятно удивлена насколько богат и сложен был литературный язык того времени. Пьесы, написанные Эсхилом и те которые на основе мифов и те которые основаны на реальных событиях все содержали большое количество красочных эпитетов и сравнений. Трагедии прочитаны мной по хронологии их написания, поэтому я заметила, как с каждой пьесой изменяется стиль и красочность изложения сюжета. С каждой пьесой Эсхил все больше прибавляет диалога героям и все меньше отводится роль для хора.
Первое прочитанное мной произведение была трагедия «Просительницы». В ней почти нет действия. Все внимание сосредоточено на хоре, который является основным персонажем. «Просительницы» - первая часть трилогии о Данаидах, в основу которой положен древний миф о дочерях Даная.
У ливийского царя Даная было 50 дочерей, а у его брата Египта - 50 сыновей. Последние пожелали вступить в брак со своими двоюродными сестрами и силой вынудили Даная и Данаид дать согласие. Но в брачную ночь Данаиды, кроме одной, зарезали своих мужей.
В трагедии меня восхитило само изложение данного произведения. Хоть и не в привычной манере для нас разговаривали герои драмы, но мысли излагаемые ими были более чем понятны. Если резюмировать данное произведения не опираясь на критические статьи, написанные ранее разными авторами, а выражая только лишь свое мнение можно сказать, что Эсхил затронул в данной трагедии все те насущные проблемы, которые возможно и существовали в его времени, но они так же актуальны и сейчас. Эсхил затронул очень щепетильную тему, на мой взгляд, о беззащитности женщин перед похотливыми и жаждущими власти и богатства мужчинами. Так же как Данаиды женщины нашего времени беззащитны перед грубой мужской физической силой, а многие бессильны перед браком по принуждению (многие религии нашего времени пропагандируют данный вид бракосочетания). В трагедии Эсхила на защиту Данаид вышла общественность (жители города Аргос), в наше время это закон. В те времена люди боялись богов, в наше время люди боятся закона. Драма очень богата сравнениями и красивым изложением, что не может не восхищать:
Благоговейно всех владык у общего
Их алтаря почтите. Голубиною
Усядьтесь стаей - та боится ястребов,
Крылатых тоже, но родную пьющих кровь.
Чиста ли птица, что на птиц охотится?
Так неужели чист насильник, вздумавший
Дочь у отца похитить? Кто отважится
На это, виноватым и в Аид придет.
Ведь даже там, я слышал, над злодеями
Зевс преисподней свой последний суд вершит.
Персонаж правителя города Аргоса царь Пеласг вызвал у меня уважение, как мудрый правитель. На его долю выпал не легкий выбор защитить беззащитных девушек либо обречь свой город на неминуемую войну с сыновьями Египта (брата Даная), тех самых мужчин обуреваемых жаждой заполучить в жены собственных сестер. На все уговоры Данаид принимать решения единолично царь не отвечает согласием, а предоставляет решение дальнейшей судьбы города и Данаид своему народу. Данный жест расценивается мной как акт демократии и служение своему народу. Что не может не вызывать уважение. Ведь как бы то ни было, воевать с Египтоидами будет именно тот самый народ и кому как не им делать выбор.
В трагедии прослеживается явное восхваление благочестия и целомудрия женщин. Автор не раз акцентирует, что данный брак не по душе Данаидам по причине безнравственности данного поступка.
Хор
Мне бы вовек не знать власти мужской руки,
Доли жены-рабы. Звезд путеводный свет
Мне избежать помог свадьбы, спастись от уз
Мерзкого брака. Ты, помня богов, суди,
Правду святую помня.
…
Данай
Ведь возраст ваш мужчинам кружит голову,
И нелегко, я знаю, нежный плод сберечь!
Да, все живое зарится на молодость -
И человек, и птица, и бродячий зверь.
Киприда ж, предвещая пору зрелости,
Не хочет, чтоб до срока был похищен плод,
А ведь любой прохожий, встретив девушку
Красивую, призывно стрелы глаз в нее
Вонзить готов, желаньем одержим одним.
Так пусть позор, спасаясь от которого
Просторы моря в муках бороздили мы,
Нас здесь минует! Не доставим радости
Врагам своим!
Данные цитаты доказывают, то, что люди данного времени были одержимы теми же страстями, желаниями и чувствами, что и люди нашего времени. Ценились те же человеческие качества, что ценятся и поныне, хоть и столь редки в наше время, в отличие от дней минувших.
Вторая трагедия, прочитанная мной, из произведений великого трагика Эсхила была трилогия «Персы». Данное произведение не вызвало во мне столь бурных чувств в отличие от произведения прочитанного ранее. Это объясняется тем, что в драме «Персы» затронут вопрос войны, что мне как женщине довольно таки чуждо. Драма написана на основе реальных событий войны персов с Элладой. На мой взгляд произведение нагромождено именами людей того времени и названиями городов, что очень тяжело воспринимается человеком далекого от того времени и событий. Повествуется ход сражений до мельчайших подробностей, что так же воспринимается очень тяжело. Сама идея гибели целой империи из-за правителя, обуреваемого гордыней, и желанием прославится, очень интересна. Ксеркс молодой правитель, конечно, не хотел гибели своих друзей, своего непобедимого войска. Но в драме наглядно показано, что бывает, когда не отдаешь отчета своим поступкам. Что случается с людьми, которые идут на поводу только своих интересов и желаний. Жаль Ксеркса, страдающего от мук совести и раскаяния, пропитанных горечью за содеянное и тоской по своим друзьям, но еще более жалко тех воинов, которые поверили ему, и пошли за ним и обрекли себя на гибель, еще жальче те семьи, которые остались без детей, отцов мужей, без кормильцев и просто любимых. Своим необдуманным поступком Ксеркс сломал разом все то, что строилось столетиями его отцом Дарием и его дедами и прадедами. Данное произведение, несомненно, может послужить как поучительное для того, что бы показать, как может быть разрушителен один из грехов упомянутый в библии, а именно гордыня.
Мифологическое восприятие событий не помешало Эсхилу правильно установить соотношение сил как в вопросе личного поведения человека и объективной необходимости, так и в оценке политической ситуации. Военной мощи персов Эсхил противопоставляет свободолюбие греков, о которых персидские старейшины говорят:
«Не рабы они у смертных, не подвластны никому».
Злополучная участь Ксеркса, пожелавшего сделать море сушей и цепями сковать Геллеспонт, должна была служить предостережением всякому, кто посягнет на свободную Элладу. В трагедии «Персы» роль хора уже значительно сокращена по сравнению с «Просительницами», увеличена роль актера, но актер еще не стал основным носителем действия.
Следующим в списке из прочитанных произведений была трагедия «Семеро против Фив». Сюжет трагедии взят из фиванского цикла мифов. Некогда царь Лай совершил преступление, и боги предсказали ему смерть от руки сына. Он приказал рабу убить новорожденного-младенца, но тот пожалел и передал ребенка другому рабу. Мальчика усыновили коринфский царь с царицей и назвали Эдипом. Когда Эдип вырос, бог предсказал ему, что он убьет отца и женится на матери. Считая себя сыном коринфской четы, Эдип покинул Коринф и отправился странствовать. В пути он встретился с Лаем и убил его. Затем он пришел к Фивам, спас город от чудовища Сфинкса, и благодарные фиванцы отдали ему в жены вдовствующую царицу. Эдип стал царем Фив. От брака с Иокастой он имел дочерей Антигону и Йемену и сыновей Этеокла и Полиника. Когда же Эдип узнал о своих невольных преступлениях, он ослепил себя и проклял детей. После смерти сыновья поссорились между собой. Полиник бежал из Фив, собрал войско и подошел к городским воротам. Этим начинается трагедия, последняя в трилогии о Лае и Эдипе.
В ней так же слишком много имен и описаний побочных событий, что в «коктейле» с трудно воспринимаемым красноречием изложения, не позволило мне понять это произведение, прочитав единожды. Разобраться в происходящем получилось пусть и не сразу, но сюжетная линия, на мой взгляд, достойна восхищения.
В данном произведении затронут вопрос родственных отношений и рока судьбы. Судьба это то, от чего не может уберечь даже божественная сила. В эпоху Эсхила любили и почитали богов, не смотря на их не всегда справедливые поступки, проклятия, посланные на людей столь многочисленны и не понятны, что подвергают сомнению в справедливости богов и в их адекватности. Меня возмутило в трагедии, как порой не справедлива и безжалостна судьба к детям, отвечающих за грехи своих родителей. Насколько ужасно, когда человек лишен выбора, а если выбор все же есть то лишь иллюзорный – межу смертью и позором. Вот именно такой выбор и приготовила судьба сыновьям правителя-преступника Лая. Проклятые собственным отцом за его же грехи они вынуждены делать выбор, между братоубийством или позором. Если учесть, что во времена Эсхила не было компромиссов в конфликтах и вопросы решались лишь войной, и почитались лишь отвага и сила, то выбор за братьев сделало их время, в котором они жили. Безропотное послушание воли богам и не возможность изменить того, что было когда-то и кем-то предсказано, вызывает у меня, по меньшей мере, негодование.
Гимном разуму и справедливости звучит наиболее знаменитая из всех сохранившихся трагедий Эсхила «Прикованный Прометей» - часть не дошедшей до нас трилогии о Прометее.
В трагедии «Прикованный Прометей» Эсхил так же поднимает вопрос судьбы и ее неизбежности. В диалогах Прометея с другими героями, автор не однократно подчеркивает, что все уже предрешено у каждого своя судьба, и она обязательно свершится, что никому, даже богам не под силу ее изменить, что каждый переживет столько страданий, сколько было ему предначертано судьбой. В данном произведении упоминается о Данаидах, про которых Эсхил рассказывал в пьесе «Просительницы», тем самым автор еще раз подчеркивает, что рок судьбы всесилен, и от него не скрыться никому. Во времена Эсхила очень чтились предки. Каждый знал свой род с самого основания, что, несомненно, накладывает свой отпечаток на произведения трагика. В повествовании он частенько упоминает о предках и рассказывает, о тех родственных связях, которые связывают тех или иных героев, что не характерно для произведений нашего времени. Читать произведения на основе мифов мне было проще, чем те которые Эсхил писал на основе реальных событий, так как данное произведение не тяготит многочисленными именами и названиями.
Прометей, как герой этой драмы, мне очень симпатичен. Меня восхищает его любовь к людям, за которую ему пришлось горько заплатить, но, не смотря на это, он все равно дал людям то, что считал нужным (огонь, искусство, медицину). Эсхил во всех своих пьесах выставляет Зевса жестоким и бесстрашным, эгоистичным правителем, которого ослепила его власть и безнаказанность. Во время чтения произведений Эсхила о Зевсе у меня складывалось негативная точка зрения, которая укрепилась и в этой трагедии «Прикованный Прометей». Очень жаль Ио девушку, которая не по своей воли стала нареченной невестой Зевса, и которая вынуждена страдать от гнева жены Зевса Геры. Рассказом Прометея о судьбе Ио (о том, что Ио родит от Зевса сына, который и будет прародителем того героя, который свергнет Зевса и погубит его), автор еще раз подчеркивает о неизбежности возмездия, от которого не уйти даже Зевсу. Но все же всем дан выбор в этой жизни, про что незамедлительно упоминает Прометей, говоря о том, что лишь он может спасти Зевса, если тот его отпустит. Но выбор сделан Прометей в кандалах и придет время и Зевс горько заплатит за свой неверный выбор.
Пускай сейчас надменен Зевс и счастьем горд, -
Смирится скоро! Справить свадьбу хочет он
Погибельную. Вырвет власть из рук и в пыль
С престола сбросит свадьба. Так исполнится
Заклятье Крона. Рухнув с первозданного
Престола, сына проклял он навек и век.
Как гибели избегнуть, из богов никто
Сказать не сможет Зевсу. Только я один.
Я знаю, где спасенье. Так пускай царит,
Гордясь громами горними! Пускай царит,
В руке стрелою потрясая огненной!
Нет, не помогут молнии. В прах рухнет он
Крушением постыдным и чудовищным.
Соперника на горе сам себе родит,
Бойца непобедимейшего, чудного!
Огонь найдет он гибельней, чем молния,
И грохот оглушительнее грома гроз.
Моря взнуздавший, землю потрясающий,
Трезубец Посейдона в щепы раздробит.
И содрогнется в страхе Зевс. И будет знать,
Что стать рабом не то, что быть властителем.
Похвальна стойкость Прометея в своих убеждениях и стойкость его духа. Несмотря на свои страдания у него хватает сил пожалеть бедную девушку Ио, и саркастически уничижать и глумится над Гермесом, пришедшего к Прометею, как вестник Зевса.

Глумишься надо мною, как над мальчиком?
.......
Прометей

Напрасно нудишь: бьет о берег вал глухой.
Пусть в мысли не взбредет тебе, что стану я
Из страха перед Зевсом робкой бабою
И плакать буду перед ненавистным мне,
И руки, словно женщина, заламывать, -
Пусть только цепи, снимет! Не бывать тому!
Трагедия Эсхила еще архаична по своей композиции. В ней почти отсутствует действие, его заменяет рассказ о событиях. Герой, распятый на скале, неподвижен; он только произносит монологи или беседует с теми, кто приходит к нему.

Завершающим произведением прочитанное мной была трилогия «Орестее» - это единственная трилогия, дошедшая до наших дней целиком. Трилогия состоит из частей «Агамемнон», «Хоэфоры», «Эвминиды». Сюжет данной трилогии взят на основе мифа о потомках Атрея, над которым тяготит проклятие за преступление их предка. Череда смертей и мщений кажется не прекратятся никогда; когда- то царь Атрей, желая отомстить брату за соблазнение своей жены, убивает его детей и кормит его их мясом. Такой поступок несет за собой другие преступления, которым нет конца. Эсхила не удовлетворяла старая религиозная трактовка мифа, и он вложил в него новое содержание. Незадолго до постановки «Орестеи» молодой соперник Эсхила поэт Софокл ввел в трагедию третьего актера. Эсхил в «Орестее» воспользовался новшеством Софокла, что позволило ему усложнить действие и сосредоточить внимание на образах основных действующих лиц.
На мой взгляд, данная трилогия еще раз подтверждает мысль о неизбежности рока и наказания за совершения злодеяний. Читая трилогию, приходит на ум выражение «око за око», так как убийства, совершающиеся в произведении и расплата за них, как само забой разумеющееся. Все произведение похоже на одну глобальную вендетту. Атрей убивает детей Фиеста за то, что тот соблазнил его жену, спасшийся сын Фиеста Эгист, опьяненный местью за отца, в дальнейшем соблазняет жену Агамемнона (сына Атрея) Клитемнестру и подговаривает ее на убийство Агамемнона, у Клитемнестры в свою очередь свои основания убить мужа – Агамемнон убил их дочь Ифигению (принес жертву богам), а оставшийся в живых сын Агамемнона Орест, мстя за отца, спустя годы, убил свою мать Клитемнестру и отчима Эгиста.
В первой части трилогии главным действующим лицом является Клитемнестра, жена Агамемнона. Опьяненная местью за убиенную дочь она ждала Агамемнона десять долгих лет, лишь только, что бы убить его. Клитемнестру можно понять – она мать. Мне жаль ее, ведь судьба ее тяжела и не завидна. Она годами ждала того часа когда сможет отомстить мужу за убийство их чада, сошлась в преступном заговоре с сыном врага Эгистом и в страхе, что его месть не будет знать границ спрятала от него сына Ореста. Могла ли мать предположить, что любовь к отцу будет преобладать над любовью к матери и Орест сможет, мстя за отца убить ее. Несчастная женщина она лишь хотела, мира. В трагедии Эсхил не раз подчеркнул, что не одно преступление не остается безнаказанным так или иначе придется отвечать за содеянное. Убив мать, Орест не остался неотомщенным его преследуют сами богини мщения Эринии, сводя его с ума. Удивительно, что зачинщиками многих преступлений являются те или иные боги. Что еще раз приводит к сомнению о справедливости суждений таких богов и об их адекватности. Не понятны мотивы таких поступков, зачем вновь и вновь проливать кровь, не лучше ли остановить кровавые распри и не натравливать брата на брата, сына на мать и так далее. Идея судьбы у Эсхила очень выражена, а судьбы актеров воистину трагические.
Читая произведения Эсхила, я получила огромное удовольствие. Мне понравилось все и манера написания, его красочные эпитеты, сравнения и вся манера изложения, монументальные и величественные образы его главных героев. Пафосу стиля способствуют и оригинальные поэтические образы, богатство лексики, внутренние рифмы, различные звуковые ассоциации. Очень интересные хоть и чересчур трагические сюжеты заставляли меня переживать за героев и сетовать на то, как парой неблагосклонна судьба к невинным людям. На примере данных произведений можно увидеть, как сильно накладывает на творчество писателя время, в которое он жил, как ясно отражаются проблемы эпохи на судьбах и поступках героев драм.
Могучие образы Эсхила, прошедшие через всю мировую историю, все еще полны живой силой и неподдельной простотой. Они продолжают находить отклик в творчестве других известных писателей и критиков, таких как А. Н. Радищев, К. Маркс, Г.И. Серебряков, М.В. Ломоносов и другие.
Переворот, произведенный Эсхилом в технике драмы, и сила его таланта обеспечили ему выдающееся место среди национальных поэтов Греции. Его чтят и поныне, творчество Эсхила воистину бессмертно.

Список литературы.

См.: Геродот. История, VI, 114; VIII, 84; Эсхил. Персы, 403 - 411.
Белинский В. Г. О стихотворениях Баратынского. - Полн. собр. соч., т. 1, с. 322.
См.: Энгельс Ф. Письмо к М. Каутской от 26 ноября 1885 г. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 36, с. 333.
Эсхил, Софокл, Еврипид. Трагедии. / Пер. Д. Мережковского, вступ. ст. и примеч. А.В. Успенской. - М.: Ломоносовъ, 2009. - 474 с.
Зелинский Ф.Ф. Эсхил. Очерк. Пг., 1918
Ярхо В.Н. Драматургия Эсхила и некоторые проблемы древнегреческой трагедии. М., 1978
Язык и литература античного мира (к 2500-летию Эсхила). Л., 1977
Эсхил. Трагедии. М., 1989
Лосев А.Ф «Античная литература» http://antique-lit.niv.ru/ antique-lit/losev/index.htm
Сергей Иванович Радциг «История древнегреческой литературы». Учебник. - 5-е изд. - М.: Высш. школа, 1982.
Шевченко Л.И. «Древнегреческая литература».

Договор №90808909

1 Греки нередко смешивали название персов с их соседями мидянами.

Эсхил: «отец трагедии»

Два человека художественно сочетались в натуре Эсхила: злой и упорный борец Марафона и Саламина и гениальный фантаст-аристократ.

Иннокентий Анненский

Три монументальные фигуры , три трагических поэта, творившие в «Век Перикла», запечатлели определенные этапы в развитии Афинского государства: Эсхил - его становление ; Софокл - расцвет ; Еврипид - кризисные явления в духовной жизни общества. Каждый из них олицетворял также конкретную фазу в эволюции самого жанра трагедии, трансформацию ее структурных элементов, перемены в сюжетосложении и образной схеме.

Драматург с мечом гоплита. В жизнеописании Эсхила (525-456 гг. до н.э.), как и многих прославленных эллинов, встречаются досадные пробелы. Известно, что он родился в богатой семье землевладельца Эвфори- она, члены которой принимали участие в Греко-персидских войнах.

Два брата пали в сражениях. Сам Эсхил в качестве тяжеловооруженного воина, гоплита , бился при Марафоне и Платеях, участвовал в Саламинской морской битве (480 г. до н.э.). Примерно в 25-летнем возрасте он приобщился к искусству трагедии. В 485 г. до н.э. он получил первый приз на состязаниях драматургов. В дальнейшем Эсхил с достоинством уступил свое первенство младшему современнику - Софоклу. В конце жизни Эсхил уехал в Сицилию, где и умер. На его могиле была выбита эпитафия, из которой следовало, что Эсхил прославил себя на поле брани, но ни слова не сказано о трагедиях. Из этого можно заключить, что для эллинов защита родины была более почетным делом, чем труд драматурга.

Эсхил написал около 90 произведений; 72 известны по названиям. До нас дошло только семь трагедий: «Просительницы», «Персы», «Семеро против Фив», «Прометей прикованный» и три части трилогии «Орестея». Сам Эсхил скромно называй свои произведения «крохами от роскошного пиршества Гомера».

«Персы»: апофеоз мужества. Подавляющее большинство древнегреческих трагедий написано на мифологические сюжеты. «Персы» - единственная дошедшая до нас трагедия, в основе которой лежит конкретное историческое событие. Пьеса статична, в ней пока еще слабо выражен сценический динамизм. Решающая роль отведена хору. События происходят в одном месте, на площади города Сузы, у могилы персидского царя Дария.

Хор выражает тревогу по поводу участи огромного персидского войска, отправившегося в поход против Эллады. Мрачная атмосфера нагнетается после появления царицы Атоссы, вдовы Дария , поведавшей о странном сне, намекавшем на беду, постигшую персов. Атоссе приснилось, что сын Ксеркс хотел запрячь в колесницу двух женщин. Одна из них была одета в персидское платье, другая - в греческое. Но если первая покорилась, то вторая «взвившись, упряжь конскую разорвала руками, вожжи сбросила» и опрокинула седока. Хору очевиден смысл этих предзнаменований, но он не решается его выказать.

Кульминация трагедии - появление Вестника (или Гонца). Его рассказ о Саламинской битве, сердцевина произведения, - апофеоз мужества греков. «Никому они не служат, неподвластны никому», «щит надежности», - говорит Вестник, а Атосса добавляет: «Паллады крепость силою богов тверда». Возникает панорама сражения с конкретными деталями: греки имитировали отступление, заманили персидские суда в свои ряды, а затем начади их «обтекать», «окружать», топить в ближнем бою.

Описанный Вестником разгром персидского флота вызывал у хора чувство ужаса. Он уверен - наступательный, неодолимый порыв эллинов вдохновлялся их патриотическим чувством. Появлялась тень Дария, который укорял вождя похода, сына Ксеркса, в безумии и предупреждал о пагубности войны против греков.

В финале на сцену выходит Ксеркс, оплакивающий свое «горе». Трагедия находила благодарный отклик у зрителей; среди них были непосредственные участники Саламинской битвы.

«Прометей прикованный»: титан против Зевса. Основой трагедии «Прометей прикованный» послужил драматургический вариант популярного мифа о Прометее, благодетеле человечества. Произведение, видимо, входило в состав тетралогии, до нас не дошедшей. Эсхил называет Прометея филантропом.

За свои благодеяния Прометей становится жертвой «тирании Зевса», который хотел «истребить людей». Природа сочувствует Прометею. Ему сострадают прилетевшие Океаниды, дочери Океана. Безжалостность Зевса, вздумавшего «уничтожить весь род людской и новый насадить», подчеркивается в эпизоде с И о, несчастной девушкой, которую соблазнил Зевс, «грозный любовник».

Одна из кульминаций трагедии - пространный монолог Прометея, повествующего о том, что он сделал для людей: научил строить жилища, водить по морю суда, дал «премудрость чисел» и т.д. Прометей говорит и о том, что ему ведома тайна смерти Зевса. Эти слова услышаны верховным олимпийцем. Он посылает Гермеса к Прометею с предложением даровать ему свободу в обмен на открытие тайны. Но несгибаемый Прометей не желает идти ни на какое примирение с Зевсом, заявляя: «...ненавижу я богов, что за добро мне отплатили злом». Ничего не добившись, Гермес улетает. Тогда мстительный Зевс посылает молнию в скалу, и Прометей проваливается сквозь землю со словами: «Без вины страдаю».

Трагедии присущ тираноборческий пафос. Прометей - несгибаемый антагонист Зевса, который, однако, так и не появился на сцене; в этой особенности сказалось художественное прозрение Эсхила. Образ Прометея относится к числу «вечных»: он проходит через мировую литературу, получив интерпретацию у Гёте, Байрона, Шелли.

Трилогия «Орестея»-: проклятье над родом Атридов. Монументальность сценических образов и замыслов сочеталась у Эсхила с масштабностью его драматургических форм, стремлением к циклизации произведений. Свидетельство тому - трилогия «Орестея», написанная на основе мифа о проклятье, тяготеющем над родом Атридов. Предыстория событий относится к Троянскому мифологическому циклу и уходит в прошлое.

Атрей, отец Агамемнона и Менелая (известных нам по «Илиаде»), свершил страшное преступление. Его браг Тиест соблазнил его жену Аэрону, родившую от этой связи двух детей. Внешне примирившись с Тиестом, Атрей пригласил его в гости на пиршество, зареза."! двух его детей и накормил отца их жареным мясом. С этого момента в роду Атридов не прекращается цепь кровавых несчастий.

«Агамемнон»: убийство мужа. Действие первой части трилогии происходит в Аргосе, на родине царя Агамемнона. Он должен вернуться домой после окончания десятилетней войны. Между тем, в отсутствие мужа его жена Клитемнестра завела любовника Эгисфа. Прибывшего на колеснице мужа Клитемнестра встречает льстивыми речами. Находящаяся с царем пленница Кассандра, девушка, наделенная даром пророчества, охвачена предчувствием ужасных событий.

После того как Агамемнон с Кассандрой сходят с колесницы, за сценой слышны страшные крики. Появляется Клитемнестра, потрясая окровавленной секирой, и объявляет, что вместе с Эгисфом они убили Агамемнона и Кассандру. Хор выражает ужас по поводу содеянного.

«Хоэфоры»: убийство матери. Тема второй части трилогии - предсказанная Кассандрой кара, постигшая убийц Агамемнона. Действие развертывается у могилы аргосского царя. Туда приходит тайно вернувшийся па родину Орест, сын Агамемнона. Когда отец отправлялся на войну против Трои, он послал Ореста в соседнюю страну Фокиду, где тот воспитывался у дружественного царя Строфия

вместе с его сыном и неразлучным другом, Пиладом. Бог Аполлон берет с Ореста клятву, что тот станет мстителем за смерть отца Агамемнона. На могиле отца, где Орест совершает поминальные обряды, он встречает сестру Электру, пришедшую сюда с группой женщин-плакалыциц, хоэфор. Происходит «узнавание» брата и сестры; Электра рассказывает о своей горькой доле у злой матери, а Орест открывает ей свой замысел отмщения.

Под видом странника Орест проникает во дворец Клитемнестры, дабы сообщить ей ложную весть от Строфия, что ее сын мертв, и передать матери урну с его прахом. Известие, с одной стороны, огорчительно для Клитемнестры, но вместе с тем оно ободряет, ибо она всегда страшилась, что сын выступит мстителем за отца. Клитемнестра спешит сообщить эту новость Эгисфу, который появляется без телохранителя, и Орест убивает его. Теперь Клитемнестра, двоедушная и коварная, молит сына пощадить ее. Орест колеблется, но Пилад напоминает ему о клятве, данной Аполлону. И Орест убивает мать. В этот момент появляются Эринии, страшные богини мщения; они - «собаки мстящей матери».

«Эвмениды»: мудрость Афины. В третьей части наступает развязка кровавых событий. Пролог событий - сцена перед храмом Аполлона в Дельфах. Сюда с мольбой о помощи спешит Орест. Он просит, чтобы бог Аполлон отвратил его от Эриний.

Затем действие перемещается в Афины, на площадь перед храмом Паллады. Орест уповает на заступничество богини мудрости и справедливости. Для решения этой трудной задачи Афина обращается в высший государственный суд, ареопаг. Показано столкновение двух точек зрения. Аполлон на стороне Ореста, обосновывая главенствующую роль отца; Эринии, поборницы кровной мести, доказывают правоту Клитемнестры. Афина проводит свободное голосование. Шесть голосов - за оправдание, шесть - за осуждение. Сама богиня отдает голос за Ореста. Благодаря Афине большинством в один голос Орест оправдан.

Почему же мстительные Эринии не преследовали Клитемнестру? Ответ прост: она убила мужа, который не был ей родным по крови. Эринии - приверженцы старого права кровной мести, Аполлон - сторонник нового права, утверждающего значимость отца.

Пафос финала - в прославлении мудрости Афины, носительницы государственной справедливости. Она кладет конец вражде, отныне превращая злых богинь в богинь добрых, благостных - в эвменид. Трагедия утверждает мудрость власти, суда, ареопага, защищающих порядок и закон посреди хаоса.

Поэтика Эсхила. Характеристика Эсхила как «отца трагедии» подразумевает две главные его особенности: он был основоположником жанра и новатором. Доэсхиловская трагедия содержала слабо выраженные драматургические элементы; она была близка к лирической музыкальной кантате.

Удельный вес партий хора у Эсхила был значителен. Однако введение второго актера позволило Эсхилу усилить остроту конфликта. В «Оре- стее» появляется и третий актер. Если в ранних трагедиях «Персы» и «Прометей прикованный» сравнительно мало действия, а монологи преобладают над диалогами, то в «Орестее» заметно развитие драматургической техники.

Героическое эсхиловское время проявилось в возвышенном характере его драматургии. Драмы Эсхила поражали воображение современников

мощью страстей, грандиозностью образов , а также пышностью костюмов и декораций. Характеры Эсхила кажутся несколько прямолинейными , если их сравнивать с софокловскими и еврипидовскими, но они масштабны, величавы. Мощь эсхиловских образов гармонирует со стилем, насыщенным яркими сравнениями, метафорами. Ковер, на который ступает Агамемнон, назван «пурпурным мостом». Клитемнестра сравнивает убийство мужа с «пиршеством». Любит Эсхил несколько вычурные, сложные эпитеты. поход на Трою назван тысячекорабельным, Елена - многомужняя, Агамемнон - копьеносный и др. Героям Эсхила присуще органическое для них мифологическое мироощущение. Рок, судьба, высший долг определяют их поступки. Боги незримо присутствуют в эсхиловских трагедиях, герои которых выполняют волю олимпийцев, как, например, Орест, следующий приказу Аполлона. Открытия Эсхила получили дальнейшее развитие в творчестве его младших современников - Софокла и Еврипида, которые пошли дальше «отца трагедии».

Мировое значение Эсхила. Эсхил оказал сильнейшее влияние на развитие не только греческой, но и римской трагедии. И хотя его младший современник Еврипид был органичнее в психологической драме нового времени, Эсхил и его могучие образы продолжали воздействовать на мировое искусство, привлекли внимание писателей и художников всех эпох. Сильное влияние оказал Эсхил на немецкого композитора Рихарда Вагнера (1813-1883), осуществившего смелую реформу оперы, добившегося своеобразного синтеза искусств: словесного текста и музыки. Драматургия Эсхила вдохновляла и русских композиторов: Александр Скрябин написал симфонию «Прометей»; Сергей Танеев - оперу «Орестея»; Эсхил - один из любимых драматургов Байрона. Масштабность и размах творчества Эсхила были созвучны исканиям крупнейшего американского драматурга Юджина О"Нила (1888-1953).

Сюжеты античной литературы могли служить и для решения конкретных политических задач. Они позволяли высказать идею в иносказательной форме, когда сделать открыто это более чем рискованно. В 1942 г. в Париже, оккупированном нацистами, французский писатель и философ, Нобелевский лауреат Жан Поль Сартр (1905-1980) пишет свою знаменитую драму-притчу «Мухи», в основу которой были положены эсхиловские «Хоэфоры». Пафос этой пьесы был в призыве к активной борьбе против фашизма.

В России сценическая история Эсхила беднее, чем у его младших современников, Софокла и Еврипида. Тем не менее, событием в театральной жизни столицы середины 1990-х гг. стала постановка «Орсстси» в Центральном академическом театре Российской армии, осуществленная выдающимся немецким режиссером Петером Штайном.