Как Лев Толстой трактовал слова Христа из Евангелия.


Политолог Борис Прокудин о поиске смысла жизни Львом Толстым, Нагорной проповеди и «непротивленческом» анархизме

С чего все началось? Лев Толстой писал, что у него было две заветные юношеские мечты: создать большую семью и стать классиком мировой литературы наравне с Шекспиром и Данте. Он старательно выбрал себе жену, Софью Берс, которая родила ему тринадцать детей, обосновался в Ясной поляне и в течение пятнадцати лет подряд написал два своих бессмертных шедевра. И вот, достигнув вершины творчества, литературной славы и семейного счастья, он понял, что все это ему было не нужно. И любимая охота, и литература, и дети, и дом - все стало ему безразличным. Разочарование привело Толстого на грань самоубийства. «И вот тогда я, счастливый человек, - писал он в «Исповеди», - вынес из своей комнаты, где я каждый вечер бывал один, раздеваясь, шнурок, чтобы не повеситься на перекладине между шкапами».

Лев Толстой говорил, что его религиозный кризис произошел не вдруг, но все равно случившееся с ним в 1877–1878 годах останется для нас загадкой. Очевидно, что это был глубокий кризис сознания, когда состояние души становится несовместимо с объективной реальностью. Все, что было естественным вчера, перестало казаться естественным. И жизнь в той конкретной системе координат, с семьей, романами, с этим обществом, этой цивилизацией, стала невыносимой, мучительной - все потеряло смысл.

И теперь, преодолев искушение покончить с собой, Толстой обратился к поискам истинного смысла жизни. Он читает мудрецов древности - не помогает, общается с простыми неграмотными людьми - их простые истины тоже не могут удовлетворить графа. Тогда Толстой пошел в церковь. До этого он называл себя атеистом, теперь же он постился, молился и соблюдал жития. Но первый же опыт причастия вызывал в нем отторжение. Требование священника подтвердить веру в то, что вино и хлеб есть кровь и тело Христа, было для Толстого невыполнимо. Упрямый ум Толстого противился всяческой религиозной мистике, что дальше будет присутствовать в его творчестве.

Вторым моментом, оттолкнувшим Толстого от церкви, стало требование молиться за власть предержащих и воинство: «О богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея, Господу помолимся». Толстой не только не находил этого требования в Евангелии, но видел в нем нечто противное духу христианства. И третьим, чего не мог принять Толстой в официальной церкви, была нетерпимость ко всем христианским деноминациям и иным верам. И в церкви Толстой не нашел того, что могло бы составить смысл его жизни.

В этот период, как пишут исследователи, Толстой совершенно переменился: он, идеализировавший семейную жизнь, стал вдруг порицать ее и клеймить; высмеивать науку; как Жозеф Прудон, стал называть собственность кражей, а главное - провозгласил пороком литературу. Дошло до того, что он просил жену, исправно ведущую его литературные дела, скупить и сжечь все его повести и романы. Он решил, что если и будет писать художественные произведения впредь, то это будут поучительные рассказы для простых людей. Он, конечно, «срывался» и писал шедевры, но до конца жизни высмеивал и третировал непрагматичное искусство.

Итак, пытаясь воцерковиться, Толстой увидел несимпатичную для интеллектуала сторону религиозной обрядовости. Кроме этого, он почувствовал противоречия и неясности самого христианского вероучения. Толстой понимал, что без веры жить нельзя. Но что делать, если вера не может удовлетворить? Ее нужно открыть заново - с этой мысли начинается история нового религиозного направления под названием «толстовство». С этого начинается и история его «непротивленческого» анархизма. Темы христианства и политики у Толстого неразрывно связаны, а его политический идеал является следствием его богоискания.

Толстой много написал текстов, критикуя христианское богословие и предлагая свою трактовку, но самым значительным произведением по теме является трактат «В чем моя вера?», написанный в 1884 году. Толстой пишет, что любимым местом в Евангелии для него всегда была Нагорная проповедь. Но «высокие слова о подставлении щеки, отдаче рубахи и любви к врагам» оставались неясны, хоть он и читал различные святоотеческие толкования и много по этому поводу думал.

Но вот однажды, говорит Толстой, я взглянул на этот текст другими глазами, без толкований, и суть Христовых слов открылась ясной как день. Ключом ко всему Евангелию стало место из V главы Матфея, стих 38–39: «Вам сказано: око за око, зуб за зуб. А я вам говорю: не противьтесь злу». Открытие Толстого, которое изменило всю его жизнь и структурировало мировидение, состояло в том, что фраза «не противьтесь злу» - это отнюдь не метафора, не фигура речи, не намек и не шифр, а простое прямолинейное наставление. Мы неправильно понимаем слова о непротивлении, говорит Толстой, как восхваление страданий и лишений - Христос не требует от нас ни того ни другого. Если вы хотите считать себя учеником Христа, то вы не должны противиться злу. В то же время нас всех с детства учат, что закон Христа божественен, но его ни в коем случае исполнять нельзя. Нас учат уважать те учреждения, которые «насилием обеспечивают мою безопасность от злого»: государство, полицию, армию. Одним словом, все, что нас окружает, резюмирует Толстой, - спокойствие, безопасность наша и семьи, наша собственность ― все построено на законе, отвергнутом Христом, на законе «зуб за зуб».

Внимательно читая Евангелие, Толстой делает еще одно открытие, оно связано с известным изречением Христа: «Не судите, и не будете судимы». С самого детства мы слышим эту фразу. И воспринимается она как запрет на словесное осуждение людей: не надо сплетничать, говорить гадости про людей за их спиной. Но никому и в голову не приходит, что Христос в этих словах мог говорить про суды всех уровней: не судите людей судами, ведь суды воздают злом за зло. И если нельзя противиться злу на личном уровне, то логично, что нельзя и на уровне институтов.

Чтобы лучше понять Толстого, здесь нужно сделать небольшое лирическое отступление и поговорить об исторических судьбах христианства. Легализация христианства Константином в середине IV века, в логике Толстого, отнюдь не стала «триумфом» Нагорной проповеди Христа. Наоборот, выражаясь словами Платона, с того момента идея начала «пленяться материей», обмирщаться. И это обмирщение, приспособление к действительности мы увидим уже в патристической литературе, начиная с посланий апостола Павла. Очень скоро в Византии возникает принцип «симфонии» власти и церкви, на европейском Западе - доктрина «двух мечей» и ряд других концепций, в которых слова Христа начнут толковаться в государственническом ключе.

Сравните фразу Христа: «Отдавайте Богу Богово, а кесарю кесарево» с фразой его интерпретатора апостола Павла: «Нет власти не от Бога». Кажется, обе фразы, так или иначе, касаются власти, но есть ли между ним связь? В первой фразе ― «Отдавайте Богу Богово, а кесарю кесарево» ― подчеркивается автономность жизни социальной и религиозной, во второй ― «Нет власти не от Бога» - обожествляется власть. Вот, оказывается, как надо было понимать Христа. Отношение церкви и государства - один из самых сложных вопросов христианского вероучения (я говорю умышленно упрощенно, даже вульгаризирую, но только для того, чтобы передать пафос Толстого). Он чувствовал эти противоречия и хотел их обнажить, вывести на чистую воду. Итак, казалось бы, такая религия, как религия ранних христиан, вообще плохо совместима с государством. Однако с IV века было сделано открытие, что христианство ― это не есть истина, от которой «сгорит мир», а истина, которая может быть полезна государю. А где государственные интересы, там войны и казни, и их нужно оправдывать.

Показателен случай самых первых времен христианства на Руси. «Повесть временных лет» хранит красноречивый сюжет, связанный со святым Владимиром. Окрестив Русь, «Владимир стал жить в страхе Божьем, и сильно увеличились разбои». Греческие епископы спросили его: «Почему не казнишь разбойников?» Владимир ответил: «Боюсь греха», подразумевая, что Христос призывает прощать и любить врагов. Такой нормальный ответ неофита. Мол, когда я был грязным грешником, я казнил, но теперь я христианин, я читал Евангелие. Запрещено. Греческие епископы на это ответили: «Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников, но расследовав». Расследовав! То есть просто убить нельзя, а расследовав - можно. Звучит разумно, но при чем здесь христианство? Так в столкновении с реальностью идея начинает деформироваться, а скоро и обретать вид своей противоположности.

Но пока разговор касался больше отношения церкви и государства, но ведь вера обращена к душе человеческой. Толстой продолжает: «Мы верим в Нагорную проповедь лишь в том только смысле, что это есть недостижимый идеал, к которому должно стремиться человечество». Кто-то выполнял заповеди буквально? Сказано: «Возлюби ближнего» ― кто возлюбил? «Обрати другую щеку» ― кто обратил? «Просящему у тебя дай» ― кто-то дал? Никто даже не попробовал за последние две тысячи лет, кроме святых, «отцов-пустынников и жен непорочных». И в этом главная беда.

По мнению Толстого, в Нагорной проповеди Христос дал не только этические заповеди, как жить, чтобы спастись, но и социальную программу - как жить, чтобы преодолеть социальное зло: войны, насилие, неравенство. По его мнению, учение Христа имеет очень простой практический смысл. Соблюдая пять простых заповедей, очищенных Толстым от всяческой «мистики», мы сможем добиться мира во всем мире. Эти заповеди ― «не гневайся», «не прелюбодействуй», «не присягай», «не противься злу», «не делай различия между своим и чужим народом». Если мы один раз не воспротивимся злу, не дадим сдачи, цепочка зла прервется, и постепенно зло сойдет на нет. А если не будем делать различия между своим и чужим народом, у людей не останется моральных оправданий войны.

Вопрос: почему же эта программа, которую принес нам сын Бога или великий мудрец, осталась непонятой, непрочитанной, нереализованной? Проблема, по Толстому, состоит даже не в том, что архитекторы нашей социальной реальности ― люди жадные, властолюбивые и порочные, близкие к государству ― пытаются аттестовать эту действительность как единственно возможную, но в том, что множество простых людей подобная ситуация устраивает, потому что легализует их маленькую жадность, маленькое властолюбие и маленькие пороки, признавая нормой. И все сосредоточенно молчат, как в сказке про голого короля. Толстому хотелось кричать, что король голый, и он это делал.

Работа «В чем моя вера?» является наиболее последовательной попыткой рационалистического объяснения христианства. Евангелие из религиозного откровения становится оптимальной программой жизнеустройства. Многие исследователи считают эту рационализацию христианства слабым местом учения Толстого и противоречием толстовского мировоззрения в целом. Человек, который признавал спонтанную жизнь превыше всего, выступал против теоретического познания действительности, пропустил христианство через узкое горлышко рационализма, предельно его упростив.

Но из этих социально ориентированных пяти заповедей вырастает политический идеал Толстого, его «непротивленческий» анархизм, который в отношении к государству обозначает то, что в XX веке получит название «великий отказ», то есть тотальное неприятие системы: отказ служить в армии, голосовать, вступать в законные браки, отказ связываться с любыми государственными институтами как антихристианскими и склонными к насилию. Сегодня такое поведение называется «гражданское неповиновение».

Но бороться с государством не было основной целью Толстого. Он даже не признавал себя анархистом, Толстой хотел изменить наше сознание. По его мнению, людям свойственно жить с «широко закрытыми глазами», возводить стены добропорядочного самообмана между собой и самыми простыми нравственными императивами, смотреть и не видеть. Толстой хотел открыть нам глаза.

Борис Прокудин - кандидат политических наук, доцент кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова.

Борис Прокудин

In сайт / Out сайт, или Любовь из интернета

Часть 1. Москва

)) Почему «Алекс»? - спросил он.

)) Родилась я в самолете, посреди Атлантического океана. И родина моя - облака.

)) Так не бывает.

)) А вот бывает. Мой краснознаменный папашка вез из Америки запрещенную литературу, мама была на девятом месяце. Хотя была перестройка и печатали все подряд, мама перенервничала, ну, я и вышла на свет Божий. В зоне для курильщиков, у туалета, куда папа бегал за водой, все были навеселе, и каждый был готов принять роды, но папа выбрал двух киргизских логопедов.

)) И их обоих звали Александрами? Или Алексеями?

)) Терпение! Роды прошли как по маслу. А пуповину перехватили бечевкой из переплета самиздатовского «Архипелага ГУЛАГа». Папа даже пытался меня в него запеленать, но киргизы вовремя остановили. Родитель мой плакал от умиления и сообщил, что назовет меня «Гулага». Мама, услышав это, потеряла сознание. А когда очнулась, папа предложил более нейтральное имя: Александра-Исайя, двойное, как у французов. Мама сказала: просто Александра, или я рожаю ее обратно.

)) Ты гонишь!

)) Нет, я всегда говорю только правду. Меня назвали Сашей в честь бабушки. Мама, правда, хотела назвать Никой, как богиню победы. Она до дрожи любила «Мифы Древней Греции» Куна, прочитала книгу раз сто, пока ее не съела наша собака. Она обожала книги в матерчатых переплетах.

)) Какое совпадение! Моя мама тоже любила Куна и прочитала его книгу ровно девяносто девять раз. На сотый явилась богиня победы. Ее вместе с книгой съела наша собака. А меня назвали в честь собаки…

)) Стыдитесь, Никита, то, что вы написали - издевательство над девушкой и смыслом.

Ее действительно звали Сашей, и она была необычной девушкой во всех отношениях. «Запрется, бывает, в комнате, - рассказывала про нее соседке квартирная хозяйка, - и сидит там неслышно, и не отзывается, хоть милицию вызывай, а потом выходит на кухню с ботинком в руках и говорит: мол, не зажарить ли мне его с картошкой, а то есть очень хочется».

Саша снимала крохотную комнату, в которой скрипучий платяной шкаф был набит книгами, а пустые аквариумы хозяев - яблоками и мандаринами. Стены комнатки пестрели карандашными и акварельными рисунками. На одних были изображены непослушные букеты цветов, на других нарисованы шары, конусы и другие геометрические изыски, а на тех, что побольше, фигуры античных красавцев. Посреди комнаты, прямо на старых обоях, был написан пастелью Сашин автопортрет (благо квартирная хозяйка тогда уже уехала к дочке в Кишинев). Девушка на нем выглядела элегантно, как леди, правда, ее немного портила единственная в комнате розетка, которую Саша заметила слишком поздно. Получилось, что изо рта у леди с обоев перманентно свисала длиннющая белая макаронина, протянувшаяся к пилоту, втиснутому на письменный стол.

Саша приехала из Нижнего поступать в Строгановский художественный университет, но провалилась. У нее были всегда всклокоченные соломенные волосы, черные от краски пальцы и улыбка, как салют в небе. Нельзя сказать, что она была в полном восторге от жизни, и порой ей бывало грустно, зато она совсем не умела скучать. Саша горела желанием узнать все на свете, везде заглянуть и докопаться своими маленькими пальчиками до сути всех вещей. От роду ей было восемнадцать с половиной лет. Она умела пускать дымные колечки, роста была среднего, а двух ее красивых грудок никогда не было видно: одевалась Саша так, будто проходила стажировку в лагере террористов-смертников. Вообще к своей внешности она относилась равнодушно. Запоем читала книги, смотрела старое кино, водрузив ноутбук на подушку, и никак не могла сообразить, куда ей бросить все силы, чтобы втиснуть свое имя в историю мировой культуры.

Может, писать маслом на заказ портреты с пронзительными глазами? Или стать художником на съемках фильмов Михалкова вместо постаревшего Адабашьяна? Или устроиться суфлером во МХАТ и каждый вечер шепотом проговаривать выученные наизусть слова: «Люди, львы, орлы и куропатки…» (насчет собственного актерского таланта она себя не обманывала)? А может, по-быстрому свалить в Японию и до ста лет рисовать веточкой иероглифы на мокром песке в океанском прибое?…

Мысли приходили и уходили, она даже их не все успевала передумать. А пока в ожидании новой приемной комиссии подрабатывала графическим редактором в издательском доме, делала цветокоррекцию фотографий для интерьерных журналов. Работала не каждый день, но ей и этого хватало, чтобы, как она говорила, не видеть света Божьего. Бедной девочке, которая так и лучилась самой положительной в мире энергией, которая готова была прыгать от радости, завидев на небе смешное облачко, приходилось заниматься совсем ей неинтересными, пафосными интерьерами квартир. Таких, на которые ей пришлось бы откладывать деньги лет пятьсот. Чтобы хоть как-то отвлекаться от своей «каторги», в паузах между авралами она начала было читать в Интернете книжки, но это ей быстро наскучило. Читать она любила, держа книгу в руках, шелестеть бумагой, закладывать странички лентами и лопухами, а еще калякать на полях восторженные комментарии. Всех этих удовольствий электронные версии романов ей доставить не могли, и Саша совсем забросила это занятие. Она бы с удовольствием смотрела художественные фильмы на своем отличном мониторе, но кто-то до ужаса умный предусмотрительно заклеил бактерицидным пластырем Cdrom на ее стажерском компьютере. Слава богу, Интернет не отключили, он был ей нужен по работе.

Однажды она забрела на сайт знакомств. И здесь она нашла лекарство от авральных напрягов. Когда Саша чувствовала, что от вида бесконечных каминов, слоновьих кухонь и аэродромных ванных комнат голова начинает наливаться свинцом, она оборачивалась, чтобы убедиться, что никто из сослуживцев не стоит за спиной, крадучись заходила на сайт и начинала маниакально барабанить по клавишам.


Она быстро поняла, что общение на сайте похоже на игру, а порой - на маскарад. Какая разница, что ты напишешь? Никто за это не отшлепает, никто не будет жечь оскорбленным взглядом, никто даже не обидится. Играй!.. В ее виртуальной костюмерной было множество нарядов и масок.

Перед кем-то она разыгрывала роль Лолиты, перед кем-то - Жанны д"Арк, для некоторых она принимала образ хрупкой и мечтательной Ассоли, иным приходилось общаться с Эллочкой Людоедкой.

Почти все «солидные адресаты», едва познакомившись, приглашали ее в кафе или к себе домой, но Саша лишь смеялась. Особенно щекотали нервы приглашения в шикарные рестораны Москвы, полученные в тот момент, когда в животе поднывало от голода, а из продуктов оставалось одно яблоко, и то с черным бочком.

Один старичок раз в неделю звал ее к себе домой, писал, что будут свечи и шампанское, лепестки роз и кальян. Денег сулил. Но стоило Саше произнести слова «записываю ваш домашний адрес», и старичок на время исчезал из сети. Вероятно, на него нападал страх, что Саша - криминальная наводчица, клофилинщица или просто смерть с косой.

Саша мастерила письма, как коллажи. Каждое письмо было настоящее попурри - выдержки из любимых романов, отрывки из старых писем, вольные переложения фильмов французской «новой волны» и вырезки из газет. Впечатление от этих шедевров портила только легкая безграмотность юного автора-графомана.


С Никитой она познакомилась, разумеется, на том же сайте. Дело было зимой. Была такая ночь, когда чудеса выходят на охоту, а сны долго спорят и тянут жребий, кому присниться. Снег валил перьями.

Саша пришла с работы совсем никакая (был выпуск журнала), долго отряхивала куртку от снега, потом налила в таз горячей воды, бросила туда горсть перца-горошка, завела диск Чезарии Эворы, которая поет, будто одолжение делает, сунула ноги в таз и включила ноутбук. Она ввела логин и пароль, зашла в свой профайл и обнаружила пространное письмо от незнакомца, некоего Никиты.

)) Похоже, у тебя редкий ум и начитанность, - писал он. - А фотки!!! Нравишься!! Скажу честно, ссал немножко, но потом все-таки решился написать. Мы оба курим и возбуждаемся от порнографии. Чем не повод общаться? По крайней мере, познакомиться.

)) Очень интересные доводы, - отреагировала Саша. - За «нравишься» спасибо. А отчего не понравиться? Не курю, не пью во время беременности, ем цитрусовые. Ты тоже на фотке ничего. Только очень волосы длинные. Металлист, что ли? Или у тебя нарциссизм? Давно у доктора не был?

)) Просто мне так нравится. И потом, это мое дело, с какой прической фоткаться.

)) Ври больше, нравится! Нравится расчесывать, распутывать, мыть без конца, сушить феном, красоваться перед зеркалом? Ну и кто ты после этого? Постригись, мой тебе совет.

Прокудин Борис Александрович, родился 29 мая 1982 г. в г. Гавана, республика Куба, где отец работал корреспондентом в гаванском отделении ТАСС.

В 1999 г. окончил гуманитарный факультет лицея №1525 «Воробьевы горы» в Москве и в том же году поступил на философский факультет МГУ на отделение политологии. После первого курса специализировался на кафедре теоретической политологии у А.С. Панарина. На третьем курсе перевелся на кафедру истории социально-политических учений под научное руководство А.А. Ширинянца. Защитив в 2004 г. диплом, посвященный идеологии славянских благотворительных комитетов, поступил в аспирантуру, в 2007 г. получил степень кандидата политических наук за диссертацию по теме: «Идея славянского единства в политической мысли России XIX века (генезис, основные направления и этапы развития)» (диссертационный совет К 501.001.01 при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова).

С 07. 02. 2006 начал работать преподавателем кафедры истории социально-политических учений философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова на условиях почасовой оплаты, как аспирант. С 01. 09. 2008 занимал должность младшего научного сотрудника (с 2009 - старшего преподавателя) кафедры истории и теории политики факультета политологии МГУ имени М. В. Ломоносова. С 01. 04. 2010 - старший преподаватель кафедры истории социально-политических учений факультета политологии. В 2012 г. по уникальной программе поощрения перспективных кандидатов наук, на высоком уровне ведущих педагогическую деятельность и занимающихся научными исследованиями, реализуемой в Московском университете (Программа «100+100»), был переведен на должность доцента кафедры истории социально-политических учений. В 2015 г. получил ученое звание доцента.

Б.А. Прокудин читает академические курсы лекций по истории социально-политических учений России XIX – начала XX вв., курсы профилизации, посвященные социально-политическим идеям в русской художественной литературе. Участвовал в чтении трех межфакультетских курсов, а также дисциплин: «История политических учений» для студентов магистратуры по направлению «Востоковедение и африканистика» (ИСАА); «Политическая мысль России XIX – начала ХХ в.» для студентов бакалавриата по направлению «Политология» философского факультета; «Русский политический роман» для учащихся 10 класса гуманитарного профиля Университетской гимназии МГУ. В 2016 году награжден премией за педагогическую деятельность по итогам конкурса работ, способствующих решению задач Программы развития МГУ.

Б.А. Прокудин автор более 65 научных публикаций, включая монографии «Идея славянского единства в политической мысли России XIX века» (М., 2007), «Панславизм в истории политики и мысли России XIX века» (М., 2018).
В 2018 г. научный проект Б.А. Прокудина «Историко-политическое измерение корпуса текстов русской художественной литературы второй половины XIX в.» стал победителем конкурса «Мой первый грант» и получил поддержку Российского фонда фундаментальных исследований.

Б.А. Прокудин входит в жюри Олимпиады школьников «Ломоносов» по политологии, а также Универсиады «Ломоносов» по политологии. В период с 2008 г. по 2011 г. исполнял обязанности руководителя магистратуры факультета политологии, с 2009 г. по 2013 г. являлся ответственным секретарем приемной комиссии факультета политологии, с 2011 г. по 2016 г. - заместителем заведующего кафедрой истории социально-политических учений по научной работе.

Б.А. Прокудин занимается просветительской деятельностью, читает открытые лекции для широкой аудитории, записывает видео-лекции для интернет-журнала «ПостНаука».

Прокудин Борис Александрович, родился 29 мая 1982 г. в г. Гавана, республика Куба, где отец работал корреспондентом в гаванском отделении ТАСС.

В 1999 г. окончил гуманитарный факультет лицея №1525 «Воробьевы горы» в Москве и в том же году поступил на философский факультет МГУ на отделение политологии. После первого курса специализировался на кафедре теоретической политологии у А.С. Панарина. На третьем курсе перевелся на кафедру истории социально-политических учений под научное руководство А.А. Ширинянца. Защитив в 2004 г. диплом, посвященный идеологии славянских благотворительных комитетов, поступил в аспирантуру, в 2007 г. получил степень кандидата политических наук за диссертацию по теме: «Идея славянского единства в политической мысли России XIX века (генезис, основные направления и этапы развития)» (диссертационный совет К 501.001.01 при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова).

С 07. 02. 2006 начал работать преподавателем кафедры истории социально-политических учений философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова на условиях почасовой оплаты, как аспирант. С 01. 09. 2008 занимал должность младшего научного сотрудника (с 2009 - старшего преподавателя) кафедры истории и теории политики факультета политологии МГУ имени М. В. Ломоносова. С 01. 04. 2010 - старший преподаватель кафедры истории социально-политических учений факультета политологии. В 2012 г. по уникальной программе поощрения перспективных кандидатов наук, на высоком уровне ведущих педагогическую деятельность и занимающихся научными исследованиями, реализуемой в Московском университете (Программа «100+100»), был переведен на должность доцента кафедры истории социально-политических учений. В 2015 г. получил ученое звание доцента.

Б.А. Прокудин читает академические курсы лекций по истории социально-политических учений России XIX – начала XX вв., курсы профилизации, посвященные социально-политическим идеям в русской художественной литературе. Участвовал в чтении трех межфакультетских курсов, а также дисциплин: «История политических учений» для студентов магистратуры по направлению «Востоковедение и африканистика» (ИСАА); «Политическая мысль России XIX – начала ХХ в.» для студентов бакалавриата по направлению «Политология» философского факультета; «Русский политический роман» для учащихся 10 класса гуманитарного профиля Университетской гимназии МГУ. В 2016 году награжден премией за педагогическую деятельность по итогам конкурса работ, способствующих решению задач Программы развития МГУ.

Б.А. Прокудин автор более 65 научных публикаций, включая монографии «Идея славянского единства в политической мысли России XIX века» (М., 2007), «Панславизм в истории политики и мысли России XIX века» (М., 2018).
В 2018 г. научный проект Б.А. Прокудина «Историко-политическое измерение корпуса текстов русской художественной литературы второй половины XIX в.» стал победителем конкурса «Мой первый грант» и получил поддержку Российского фонда фундаментальных исследований.

Б.А. Прокудин входит в жюри Олимпиады школьников «Ломоносов» по политологии, а также Универсиады «Ломоносов» по политологии. В период с 2008 г. по 2011 г. исполнял обязанности руководителя магистратуры факультета политологии, с 2009 г. по 2013 г. являлся ответственным секретарем приемной комиссии факультета политологии, с 2011 г. по 2016 г. - заместителем заведующего кафедрой истории социально-политических учений по научной работе.

Б.А. Прокудин занимается просветительской деятельностью, читает открытые лекции для широкой аудитории, записывает видео-лекции для интернет-журнала «ПостНаука».




Top