Какие животные жили у заходера. Борис Заходер — биография

Я познакомился с архимандритом Павлом (Груздевым) тогда, когда у меня уже был старец — духовный наставник, тоже отец Павел, по фамилии Троицкий. К тому времени я жил под его руководством уже много лет. И потому, естественно, отец Павел (Груздев) не стал для меня таким руководителем, как для десятков других людей.

Мы познакомились через протоиерея Аркадия Шатова. Как-то раз отец Аркадий предложил мне поехать в село Верхне-Никульское, к отцу Павлу. День мне запомнился: это было в день праздника иконы Божией Матери «Достойно есть», а это, как известно, чтимый праздник в храме ВерхнеНикульского.

Эта замечательная икона была привезена в Троицкий храм села Никульского со Святой Горы Афон, где специально по заказу из России ее писали афонские монахи. Она была списком с афонской иконы, выполненным в традициях Святой Горы.

И вот в первый раз я попал в Верхне-Никульское. Каким я увидел тогда Никульское? Совсем небольшое село, достаточно глухое; довольно ветхая церковь, как показалось мне, даже с покосившимися крестами. Подходим к церковной ограде, как вдруг навстречу выходит пожилой батюшка, небольшого росточка, с очень простым русским лицом, быстро и как-то радостно подходит ко мне, протягивает руки и громко и совсем просто говорит мне: «Володька!» Потом обнимает меня, целует — словно мы знакомы с ним уже лет двадцать.

А дальше я вижу, что точно так же он приветствует и всех остальных священников, которых тоже встречает впервые. И конечно же, с самых первых секунд знакомства у нас устанавливаются самые легкие, самые простые и близкие отношения. И никаких трудностей в общении, никаких вопросов…

В тот день мы вместе служили Литургию. Тогда отец Павел еще немного видел, а позже полностью потерял зрение. Служить ему было нелегко, и я удивлялся про себя, как он вообще может служить один? Ведь у него никогда не было ни диакона, ни знающего помощника.

Когда в гости к батюшке приезжали священники из разных мест — ярославские, московские, — он очень радовался, даже как-то духовно восторгался, это было заметно.

В тот день мы с батюшкой отслужили водосвятный молебен. При жизни батюшка сам его возглавлял — и пел громко. На этот праздник народ съезжался в Верхне-Никульское из разных мест, иногда — очень издалека.

Дорожка вокруг храма была украшена травой, кое-где – цветы. Праздник начинался молебном, потом служилась Литургия, а после Литургии происходил крестный ход. Все это было незабываемо!

После службы батюшка приглашал всех в свою хибарку при храме, чтобы разделить со своими гостями радость праздничной трапезы. И трапеза эта тоже была незабываемой!

Отец Павел, как я говорил уже, был очень прост. И я бы осмелился утверждать, что он юродствовал. Он, например, совершенно сознательно и намеренно нарушал общепринятый словесный этикет, используя, как сейчас называют, ненормативную лексику. Какие тому были причины? Не знаю наверняка, но могу предположить: тем самым он как бы показывал нам, что никакие внешние нормы не являются для него предметом уважения и почитания, что суть людей и явлений всегда глубже. И вот эта-то глубина чувств и мыслей накрепко связывала его с окружающими людьми.

К батюшке приезжало священство не только духовно более или менее опытное, но и занимавшее определенное, довольно видное положение в церковных кругах. Известные столичные иереи игумены и архимандриты даже архиереи. Но обращался батюшка ко всем в высшей степени просто: «Колька!.. Сережка!.. Володька!.» Игуменью большого монастыря называл по имени, не величая матушкой. И это было для всех нас очень полезно: он смирял людей. Но, как я понимаю, не духовное лицо смирял как таковое, а человека, облаченного высоким духовным саном. При этом он как бы умышленно забывал о том достоинстве, в которое был возведен тот или иной священнослужитель. Он ко всем обращался так, будто перед ним какие-то мальчишки или девчонки…

И это действовало на людей замечательно, я бы сказал— отрезвляюще. Все эти сановитые лица, которые у себя, на своих постах постоянно окружены почтением и, хоть в малой степени, но избалованы, от слов отца Павла приходили в то обычное, нормальное, забытое уже состояние души, когда человек прекрасно понимает, что он прежде всего— прах и тлен, а уж если и есть в нем что-то хорошее, — то это от Бога! Не возносись| — такова была, мне кажется, главная мысль отца Павла в подобных случаях…

Сам отец Павел, имея высокий сан архимандрита, был прост в высшей степени, потому что всю свою жизнь посвятил Богу. Жизнь его была настоящим исповедничествомведь за свою веру он претерпел и гонение, и ссылки. Но я не могу припомнить, чтобы батюшка хотя бы раз сказал о каких-то своих заслугах. Наоборот! О себе он говорил настолько уничижительно, пренебрежительно даже, так подчеркивал свою худость, бедность, убогость, так безжалостно говорил о своей необразованности, — что рядом с ним никому, ни одному человеку невозможно было возноситься, выставлять свои достоинства и что-то из себя представлять. И от этого, конечно, отношения между людьми вокруг отца Павла устанавливались дружеские, сердечные, доверительные. Любой приехавший к нему человек должен был оставить перед церковной оградой все свои звания, титулы, чины и достоинства. Говорю о достоинствах мнимых, потому что подлинное достоинство как раз с простоты и начинается. И первое приветствие: «Петька!.. Васька!.. Володька!..» — воз вращало человека, отягченного земной суетой, к его действительной сути, освобождало его от тяжелого груза условностей.

Мне приходилось бывать у отца Павла не однажды. Чаще всего я приезжал на праздник иконы Божией Матери «Достойно есть», 24 июня по новому стилю. И каждый раз неизменно отец Павел был полон любви, окружал всех гостей заботой, радовался гостям так же, как и самому празднику. Иногда даже прямо так и говорил: «Этот праздник мне устроили москвичи!» Хотя, на самом-то деле, приезжали люди со всех концов, и каждого он принимал с открытой душой…

Конечно, он много рассказывал. Говорил о своем детстве, о юности, прошедшей в Хутынском монастыре под Новгородом, вспоминал о годах заключения и ссылки. Его рассказы были, как и он сам, просты по виду, незамысловаты, — и всетаки очень поучительны для каждого слушателя.

Любил батюшка петь, пел в церкви за богослужением, очень часто обращался во время трапезы к своей келейнице: «Манька! Запевай!» Из многих песен, которые я слышал, мне особенно запомнилась одна, которую батюшка с Марией называли «Ветка». «Мария! Давай про ветку споем». И они запевали… Эту «Ветку» наши дети выучили наизусть и теперь часто поют дома хором. Веселой эту песню не назовешь. В ней говорится о том, как ветка отломилась от дерева, и стихия уносит ее по водам в бушующее море. А в море этом ей, понятно, уготована гибель. Смысл песни очевиден: людям, у которых потеряны основы, корни — уготована гибель в беспокойном житейском море. Потому что житейская стихия поглощает всех и не щадит никого…

Помню, как отец Павел приезжал в Москву, к отцу Аркадию Шатову. Однажды я был у отца Аркадия, когда к нему приехал батюшка. Мы тогда замечательно побеседовали. А в это самое время в московских приходах начали появляться искушения, связанные непосредственно с отцом Павлом. Искушения были такого рода: многие священники московские начали ездить к батюшке за советом. Следом за ними потянулись прихожане московских храмов. Известность и авторитет отца Павла быстро росли, многими он воспринимался как старец, поэтому люди ехали к нему с духовными вопросами.

И у меня в приходе в то время произошел такой случай. Одна прихожанка, ходившая ко мне исповедоваться, вышла, если можно так сказать, из послушания, потому что я не мог благословить ее на то, что она собиралась делать… И тогда она поехала к отцу Павлу жаловаться на меня. А потом возвратилась и сказала, что отец Павел ей ответил: «Уходи от него, уходи!» Он имел в виду при этом меня, иерея Владимира. Честно говоря, такой ответ меня очень удивил— почему? Ведь батюшка так хорошо ко мне относится! А в беседе с этой прихожанкой дает мне, получается, самую нелестную характеристику!

Вопрос оставался, и я переживал его достаточно болезненно. И при первом же своем визите к батюшке я спросил его, что он имел в виду? А он с такой обезоруживающей простой улыбкой отвечает мне: «Володька! Да что же ты не понимаешь? Ведь эта баба тебя замучает! Вот пусть и идет, куда хочет от тебя! Ведь это я тебя от нее избавил, а не наоборот!»

Вот такими были некоторые его способы воздействия на человека. Наверное, кого-то они могли и смутить. Потому что в таких действиях был элемент юродства, а юродство малодуховным людям понять непросто…

Очень часто сбывалось то, что батюшка предрекал. Например, однажды он гостил в Москве в моем доме, и как раз в это время была у нас в гостях очень чтимая нами подвижница, можно сказать, старица — Агриппина Николаевна. И батюшка в разговоре с ней сказал: «Ты, матушка, умрешь, когда на дворе белые мухи летать начнут». И хотя Агриппина Николаевна прожила еще несколько лет после того разговора, но умерла она, действительно, на второй день после Покрова, в первый снег, когда по двору летали снежинки какой-то небывалой величины, похожие на сказочных мух…

Но прозорливость — прозорливостью, а меня в батюшке более всего поражали простота, смирение, любовь и кротость, с которой он переносил все свои жизненные трудности и невзгоды. А невзгод у него было немало. Во-первых, слепота, которая к старости прогрессировала буквально с каждым годом и делала его совсем беспомощным в обыденной жизни. Потом — бедность, на грани нищеты. Когда он жил в Верхне-Никульском, у него иногда не было денег, чтобы купить на зиму дров. А еда? А другие жизненные нужды?

А тут еще, ко всему прочему, обрушился свод в главном приделе Троицкого храма! Храм давно уже требовал ремонта, потому что его фундамент постоянно подмывали воды Рыбинского водохранилища, нанося огромный вред всем храмовым постройкам. Но денег на этот ремонт, на реставрацию храма, конечно же, не было. Но и в том, как рухнули эти своды, тоже видна милость Божия и забота о Своем избраннике.

Дело было так. Батюшка сам мыл полы в главном приделе. Неожиданно в руку его вонзилась большая заноза. Боль была такая, что батюшка бросил тряпку и вышел из храма. И в эту самую секунду рухнул свод купола. Многотонные каменные глыбы проломили пол, причем в том самом месте, где несколько секунд назад стоял отец Павел! Когда он вернулся в храм, он увидел облака оседающей пыли и груду камня на том самом месте, где он только что стоял… В куполе зияла дыра, сквозь которую виднелось голубое чистое небо. И при этом, чудесным образом, никто не пострадал!

Чтобы восстановить купол, нужны были большие деньги, а их, разумеется, не было. Тогда батюшка как – то закрыл проход между главным и боковым приделом и стал служить в боковом приделе. Он служил летом и зимой, служил почти совсем слепым. Он служил до тех пор, пока совсем не изнемог, — так он любил свой храм, свой приход. Так он любил богослужение.

Потом батюшке пришлось подчиниться Промыслу Божию и переехать к отцу Николаю Лихоманову в Тутаев, он жеРоманов-Борисоглебск. Отец Николай поселил батюшку в келейке около храма, и здесь он был, конечно, всем обеспечен, досмотрен, ухожен, поскольку отец Николай очень о нем заботился.

Но тут возникла другая проблема: к нему стало ездить во много раз больше народа, чем это было в Верхне-Никульском. Потому что добраться до Тутаева гораздо быстрее и легче. Батюшка старался принять всех, хотя его келейница, Мария, пыталась ограничить этих посетителей, нелегких для старца.

Вот такой образ остался в моей памяти. Образ духоносноro старца, внешне простого и даже юродствовавшего, образ его милующей любви, пламенной веры, горячей молитвы. Он очень любил одну притчу, которую часто рассказывал в храмовых проповедях.

В притче рассказывалось об одной женщине, которой было открыто, что в указанный день к ней в дом явится Сам Господь. И она, плененная этой радостью, отложила все дела и решила принять Господа с подобающей Ему честью.

Она убрала и вымыла весь дом, приготовила к назначенному дню самое лучшее кушанье и питье, и, все приготовив, стала ждать чудесного Гостя. Вот слышится стук в дверь. Отворяет — а там обычная нищенка, попрошайка, голодная и холодная, с протянутой рукой. «Сегодня не до тебя! — отвечает хозяйка. — Я высокого Гостя жду, некогда с тобой разговаривать!» И дверь закрыла.

Прошло немного времени, опять стук. Открывает, а на этот раз за дверью голодный мальчишка, хлеба просит. «Не до тебя сегодня! — говорит она. — Приходи завтра, а сейчас некогда!»

И так прождала она весь день, а всех, кто к ней приходил, отваживала, ссылаясь на большую занятость. Но вот кончился день, и хозяйка потеряла надежду, а с надеждой и терпение. И тогда она взмолилась: «Господи, что же Ты не идешь? Ведь я так готовилась, так ждала!» И тут она слышит голос в ответ: «Но Я же пытался войти к тебе сегодня много раз, да ты Меня даже в дом свой не пустила».

И эту притчу, такую народную, такую простую и доходчивую, батюшка рассказывал народу громко, со слезами на глазах, и было видно, как эти простые слова глубоко проникают в сердце каждого стоявшего в храме. Проникают, напоминая людям о милосердии, о любви и сострадании к ближним.

Вспоминается еще один случай. Батюшка как раз гостил в Москве, в нашем доме. Было это давно, еще до всех перестроек. И мы дома у себя совершали какую-то службу — то ли Соборование, то ли молебен служили, не помню точно. А после службы, на которой у нас был отец Павел, решили спеть песнопение, повсюду в те времена звучавшее как гимн— «Земля Русская».

Наши детки, певшие в церковном хоре, исполнили это песнопение. Громко, хорошо спели. А громче всех пел Алеша Емельянов, который к тому времени учился уже, кажется, в Семинарии.

Отец Павел был растроган до слез и несколько раз нам повторил: «Алешку-то берегите!.. Берегите Алешу!.. Он ведь большим человеком будет».

Так и получилось. Алеша стал отцом Алексием и всеми любимым священником. Его очень любит паства, у него немало духовных чад. Он стал настоятелем больничного храма и много трудится на самых разных поприщах. А отец Павел уже тогда прозорливо отметил этого мальчика, будущего священника, служителя Церкви.

Но бывали и другого рода воспоминания о взаимоотношениях батюшки с людьми. Так, вспоминал отец Павел одного священника, который во времена гонений на Церковь очень многих верующих сдавал в органы НКВД, донося на них. На допросах или будучи агентом — этого я не помню.

Через него пострадали многие люди, в том числе и сам отец Павел. И вот отец Павел уже стал священником, даже архимандритом, а тот иерей продолжал служить в одном из приходов. И никакого видимого покаяния отец Павел никогда не замечал во всем его поведении.

И вот однажды, когда все священство собралось на общее Епархиальное собрание, отец Павел счел необходимым во всеуслышание сказать этому старику-священнику грозные слова: «Сережка! Скоро Страшный Суд!» Конечно, батюшка не хотел гибели этого человека, наоборот, — он хотел напомнить ему о покаянии: «Скоро на Суд пойдем!» И вот, когда батюшка рассказывал нам об этом случае и произносил эти слова, мне почему-то казалось, что он говорит это не только для того злосчастного иерея, погубившего множество людей, — мне казалось, что он напоминает о Страшном Божием Суде всем нам, каждому, кто был рядом. Такая в его голосе была вера, такая убежденность, что не могло это быть только рассказом о прошедшем времени. Нет, он напоминал каждому из нас о том, что скоро грядет Суд Божий, и каждому придется ответить за все свои поступки, слова и помышления. И неважно, что грехи у всех нас разные, — важно, что отвечать придется каждому, и Суд Божий будет для всех.

От отца Павла у меня осталась память. Как-то мы приехали к нему вскоре после того, как рухнули своды храма в Верхне-Никульском. Храм был засыпан кирпичом и штукатуркой. Из этого завала батюшка уже ничего не мог достать, да и разгрести-то его долгое время не могли. И тогда мы попросили у него взять каждому что-нибудь на память из этих руин. Батюшка нам это позволил.

Мне достался один подсвечник, который отец Павел отдал мне сам. Подсвечник этот был весь смят, искорежен ударами. Я отдал его в реставрацию, его выправили, и теперь этот подсвечник напоминает мне об отце Павле, о Троицком храме в Верхне-Никульском и о том замечательном времени, когда мы отовсюду собирались на праздник иконы Божией Матери «Достойно есть».

Конечно, я бывал у батюшки и в Тутаеве. Был на его отпевании и погребении. Похороны отца Павла ясно показали его настоящее место в Церкви. Они были такими торжественными, собралось столько священства во главе с владыкой Ярославским и Ростовским архиепископом Михеем, молилось такое громадное количество верующих людей со всех концов России, что было ясно: мы хороним не обычного священнослужителя, а редкостного, удивительного, всеми любимого и чтимого старца!

• Амвросий Медиоланский: говорящий от имени Христа
• О нашей жизни с отцом Глебом. Ч.4: Служение священника
• Как Павел Груздев был судебным заседателем
• Слово Патриарха Алексия II об отце Глебе Каледе

===========================================

ИСТОЧНИК:

Отец Павел Груздев. Путеводная звездочка души простого священника

Архимандрит Павел (Груздев) (10 (23) января 1910, Мологский уезд — 13 января 1996, Тутаев) — удивительный старец Русской Православной Церкви. С малых лет он жил при монастыре, в годы революционной смуты служил и трудился на благо Церкви, с 1938 года скитался по тюрьмам и ссылкам. Сохранивший детскую душу, кротость и любовь к ближним, он стал на излете земного пути особо почитаем верующими: к нему шли за духовным советом, за теплым словом ободрения.

К святым, которые на земле, и к дивным Твоим — к ним все желание мое.

(Пс. 15,3)

Как-то я узнала, что в доме знакомого нам священника гостит весьма почтенный старец. Я поехала к Шатовым с сильным желанием увидеть еще раз в жизни избранный сосуд Божией благодати. Иной раз мы хоть встречаемся где-то, среди суеты мирской, со святыми людьми, но высота их духовная не открывается нашим очам. Как сквозь грязные, тусклые очки смотрим мы на человека. Он кажется нам ничтожным, порочным, подобным всем другим, окружающим нас. Увидеть же Божий огонь, согревающий душу ближнего — это дар от Господа. Получив же этот дар, узрев огонь Духа Святого в сердце другого человека, хочется показать людям этот Свет, сказать: «Смотрите, в наш век родился и вырос этот человек, в век общего отступления от Бога, от веры. Находясь долгие годы среди падших людей, среди воров, бандитов, в концлагере, без церкви, в тяжелом труде, человек этот сумел сохранить в чистом сердце своем Любовь к Богу, Любовь к людям — то есть святость своей души».

Всего два раза по часу сидела я у постели уже слабого и больного отца Павла, но то, что я от него услышала, образно осталось в моей памяти. Постараюсь красочно описать это, да святится в душах наших Имя Господне.

Бог привел меня встретить в гостях у отца Аркадия их семейного духовника — отца Павла Груздева.

Когда началась Первая Мировая война, Павлику было всего четыре года. Его отца взяли в солдаты. Матери было не по силам кормить большую семью, поэтому она послала двоих детей побираться.

За руку с шестилетней сестренкой Павлик ходил из дома в дом, прося ради Христа милостыню. Так из села в село тащились босые, оборванные детишки, радуясь корочкам хлеба, моркови и огурчикам, которые подавали им бедные крестьяне. Усталые и измученные, добрели дети до монастыря, в котором жила послушницей (младший чин) их старшая сестра. Жалкий вид ребятишек тронул сердце сестры, и она оставила детей при себе. Так с раннего детства Павлик узнал жизнь людей, посвятивших себя Богу.

Мальчик усердно исполнял порученную ему работу. Зимой он приносил к печкам поленья дров, летом полол огород, выгонял в поле скотину — в общем, делал все, что было ему по силам. Он вырос, окреп и к восемнадцати годам исполнял всю тяжелую физическую работу в монастыре, так как был там единственным мужчиной.

Тут грянула революция. Как гром и буря прокатилась она по России, ломая старый уклад жизни, разрушая все кругом. Монастыри разгоняли, храмы закрывали, духовенство арестовывали. Пришлось и Павлу покинуть обитель, приютившую его с детства. Он пришел в монастырь Варлаама Хутынского, расположенный под Новгородом. Здесь его облачили в рясофор (монашеский чин) с благословения епископа Алексия (Симанского), будущего Патриарха. Но через четыре года, то есть в 22-м году, и этот монастырь советская власть разогнала. Павел начал работать на судостроительстве, которое называлось «Хутынь». Павел оставался глубоко верующим, посещал храм, был там на должности псаломщика. Такие люди были неугодны советской власти, поэтому в 1938 году Павла арестовали. Но так как вины за ним не нашлось, его выпустили, а в мае 41-го года снова арестовали. Если б не тюрьма, то попал бы Павел на фронт, так как в июне уже началась Великая Отечественная война. Но Всевидящий Господь сберег жизнь раба Своего, ибо хранил его на те годы, когда снова пробудится вера на Руси, когда нужны будут народу пастыри, призывающие к покаянию.

В пересыльной тюрьме Павел терпел и голод, и грязь, а потом терпел дальнюю дорогу в Кировскую область, под город Пермь. Там был расположен лагерь для заключенных — «ВУТЛАГ». Здесь, под Вяткой, Павлу суждено было проработать на железной дороге целых шесть лет, то есть всю войну.

Обвинительная статья у Груздева Павла была 58-я, но к ней приписывались еще три буквы — СОЭ, которые обозначали «социально опасный элемент». Так при советской власти назывались верующие люди, которые могли примером своей честной, религиозной жизни поддержать преследуемую Церковь. За этими людьми не было вины, однако их держали в концлагерях, изолируя от них общество. В число СОЭ попал и Павел.

Начальство лагеря знало, что никакого преступления Груздев не совершил, он был покорным судьбе, смирным и трудолюбивым. Поэтому Павел был не «подконвойным», а пользовался относительной свободой. Он мог без стражи выходить из лагеря и заниматься чем угодно. Но в его обязанности было следить за исправностью железнодорожного полотна на протяжении шести километров. Если выпадал глубокий снег, то в помощь Павлу выделяли других заключенных. Он должен был раздать им лопаты, ломы, метлы и проследить за очисткой доверенного ему участка дороги. Для этого Павел должен был прийти на «трассу» на час раньше других, получить орудия труда, отнести все на дорогу.

Осенью, в праздник Воздвиженья Креста Господня (28 сентября), неожиданно похолодало и за ночь выпал глубокий снег. Павел ночевал один в убогой каморке под лестницей. Подняв голову с подушки, набитой сеном, Павел увидел снег и поспешил на трассу, не успев съесть полученный им на сутки хлеб. Вернувшись в свою каморку, Павел не нашел спрятанный им кусок хлеба. Его украли. Жидкий суп-баланда не утолил голода. Павел почувствовал сильную слабость. Однако он взял на плечо мешок с инструментами и отправился проверять железную дорогу. Он простукивал рельсы, подвинчивал гайки, а сам пел молитвы празднику: «Спаси, Господи, люди Твоя И благослови достояние Твое…»

Его громкий голос, сначала гулко разносившийся среди бесконечного леса, скоро ослаб, а ноги стали подкашиваться от голода. Павел воззвал ко Господу, моля Его не дать ему упасть и замерзнуть. Если б не глубокий снег, то в сентябре он мог бы надеяться найти в лесу бруснику и голубику… «Господи, пошли мне хоть что-нибудь в пищу», — просил Павел. Он сошел с насыпи и углубился в лес. Павел подошел к огромным елкам, ветки которых склонились до земли под тяжестью снежных сугробов. Но ближе к стволу снег еще не лег. Раздвигая сучья, Павел наклонился и полез в сырую полумглу. Тут он увидел пред собой огромную семью отличных белых грибов, крепких, сочных. Павел обрадовался, возблагодарил Бога и собрал в мешок эти чудные дары природы. Он тут же вернулся в свою каморку и, затопив печурку, сварил с солью посланные ему Богом грибы. «Так убедился я, что надо мною есть Божие милосердие, — рассказывал нам отец Павел. — В другой раз прошел я свой участок пути до конца, все тщательно проверил и доложил начальнику об исправности пути. День был осенний, холодный, то дождь, то снег, темнело быстро. Начальник предложил мне проехать обратно в лагерь с ним на паровозе, на что я охотно согласился. Мчится наш паровоз сквозь ночную мглу, и вдруг — толчок! Но ничего, понеслись дальше, только начальник мой рассердился:

Разве путь в порядке, коли так скачем? Хлеба тебе убавлю! И вдруг — вторичный толчок! Начальник рассвирепел:

В карцер посажу!!!

Ничего не могу знать, — отвечаю, — днем все было в исправности.

А как приехали, я обратно по путям побежал: надо ж разузнать, что за толчки были, ведь поезд пойдет, храни Бог, что случится. Гляжу — на путях лошадь лежит без головы. Бог дал мне силы, еле-еле стащил я труп с рельсов в сторону, дальше пошел. Я заметил места, где толчки были. И что же: еще одна лошадь с отрезанными ногами лежит на рельсах. Вот оно что! Значит, пастух зазевался. Стащил я и эту тушу в сторону и пошел к сараю, где должен был быть пастух. Кругом — мгла ночная, ветер, дождь. И слышу я какие-то хрипы. Вхожу в сарай, а там пастух висит. Я скорее вскарабкался, перерезал своим инструментом веревку. Тело грохнулось на землю. Я давай его трясти, ворочать, по пяткам бить. Нет пульса! Но я не унимаюсь, молюсь: «Помоги, Господи, коль Ты послал меня сюда в последний его момент». И вот из носа и ушей кровь хлынула. Я сообразил: у покойника кровь не потечет. Стал снова пульс щупать. Слышу — сердце бьется у пастуха. Ну, думаю, теперь ты жив и дышишь, лежи, отдыхай, а я пойду. Прибежал я в санчасть, доложил. Сразу дрезина с фельдшером выехала на место, куда я указал. Спасли человека. Через три недели меня на суд вызвали, как свидетеля. Пастух был вольнонаемный».

От отца Павла требовали, чтобы он подтвердил мнение судьи: пастух — враг народа, «контра», нарочно погубил лошадей.

Нет, — отвечал отец Павел, — пастух устал и заснул от изнеможения, его надо извинить. Он и сам был не рад случившемуся, он даже жизни своей был не рад, потому и в петлю полез, чему я и свидетель.

Да ты, отец, с ним заодно, вас обоих засудить надо! — кричали на отца Павла. Но он стоял на своем мнении твердо.

Пастуху дали пять лет «условно», то есть он остался на свободе с условием, что подобное не повторится. С этого дня отец Павел по временам находил у себя под подушкой лишний кусочек хлебца.

Это пастух меня благодарил, хоть я и говорил ему, что мне хватает, не надо, — так окончил свой рассказ отец Павел.

Горько было отцу Павлу видеть, как люди под тяжестью страданий теряли чувство милосердия и не верили в него.

«А мне хотелось получить хоть какую-то весточку о своих, — рассказывал отец Павел. — И вот, как придет в лагерь новый этап заключенных, я бегу и спрашиваю: нет ли среди них ярославских. Однажды я увидел среди вновь прибывших молодую девушку, которая горько плакала. Я к ней подошел и с сочувствием спросил, о чем она так убивается. А она просто очень кушать хотела, ослабела от голода, и очень ей обидно было, что какой-то хулиган вырвал у нее из-под мышки буханку хлеба и скрылся в толпе. И никто ее не пожалел, никто не осмелился выдать вора, никто не поделился с нею хлебом. А этих людей долгие дни везли из Белоруссии и последние три дня в пути не выдавали им хлеба. Вот все и отощали, обозлились, окаменели сердцами. Я побежал в свою каморку, где у меня был спрятан кусок от недоеденного пайка, принес и подал хлеб девушке. А она не берет: «Я, — говорит, — честь свою за хлеб не продаю». «Да я от тебя ничего не требую», — говорю я. Но она — ни в какую! Жаль мне ее до слез стало. Я отдал хлеб знакомой женщине, от которой девушка и приняла его. А сам я упал на свою койку и долго-долго рыдал. Я ведь монах, я не знал чувства к женщине, но кто в это верил!».

А несчастная девушка была среди заключенных, прозванных «колоски». В начале 30-х годов колхозные поля убирались техникой. Нуждающиеся голодные крестьяне после уборки урожая снова приходили на пустые поля. Они подбирали в пучки случайно упавшие по сторонам от машины колосья с зернами, несли их домой. В селе крестьян этих арестовывали как «посягнувших на колхозное добро». Сгнили б колосья на поле, так никто бы о том из властей не пожалел. Но сердца властей были настолько очерствелые, что за пучок колосьев мать отрывали от детей, детей забирали от родителей, бедных старух сажали в тюрьмы и потом всех «провинившихся на поле» везли в далекие края, в ссылку на долгие годы. Вина этих людей состояла в том, что они от голода готовы были собрать спелые зерна из колосьев и, размолов их, испечь себе хлебные лепешки.

Отбывая срок своего заключения в лагере, Павел помогал заключенным, чем мог.

Впоследствии он рассказывал нам:

Пути, которые я обходил, шли через лес. Летом ягод там было видимо-невидимо. Надену я накомарник, возьму ведро и принесу в лагерную больницу земляники. А черники и по два ведра приносил. Мне за это двойной паек хлеба давали — плюс шестьсот граммов! Запасал я на зиму грибы, всех солеными подкармливал.

Я спросила батюшку:

А где Вы соль брали для грибов? Он ответил:

Целые составы, груженые солью, шли мимо нас. Соль огромными комьями валялась вдоль железнодорожного пути, в соли нужды не было. Выкопал я в лесу яму глубокую, обмазал ее глиной, завалил туда хворосту, дров и обжег стенки так, что они у меня звенели, как горшок глиняный! Положу на дно ямы слой грибов, солью усыплю, потом слой жердей из молодых деревьев обстругаю, наложу жердочки, а сверху опять грибов, так к осени до верху яму набью. Сверху камнями грибы придавлю, они и дадут свой сок и хранятся в рассоле, закрытые лопухами да ветвями деревьев. Питание на долгую зиму! Так же и рябину припасал — это витамины. Слой веток рябины с ягодами, слой лапника — так целый стожок сделаю. Грызуны — зайцы, суслики — боятся иголок ели и не трогают моих запасов. А вот плоды шиповника хранить было трудно: в стогах шиповник гнил, а на воле его склевывали птицы, грызуны уничтожали. Но я и шиповника много собирал для лагерных, и голубики, и брусники, только малины в том лесу не было.

В вагоне для заключенных, называемом «душегубка», отец Павел ехал в течение двух месяцев до города Павловска. Среди бандитов и воров, озлобленных, больных, голодных, терпя то холод, то жару, грязь и смрад, время для отца Павла тянулось мучительно долго. Отрадой была только сердечная молитва да общество двух священников, которые ехали в одном вагоне с отцом Павлом.

Наконец поезд остановился. Заключенных выпустили, выстроили, начали проверять по спискам. Их строили в колонны и под конвоем уводили. Куда — никто не знал, кругом простирались голые бесконечные степи. К вечеру вокзал опустел, на перроне осталось три человека, которые в списках преступников не числились. То были два священника и отец Павел. Они обратились к начальству с вопросом:

Куда нам деваться? Документов у нас нет, кругом чужие места.

Идите сами в город, там в милиции спросите, — был ответ.

Отец Павел рассказывал так: «Настала ночь. Кругом тьма непроглядная, дороги не видно. Усталые от двухмесячной тряски в вагоне, опьяненные свежим воздухом после духоты и смрада в поезде, мы шли медленно и вскоре выбились из сил. Мы спустились в какую-то ложбину, упали на душистую траву и тут же заснули крепким сном. Я проснулся до рассвета и увидел над собой звездное небо. Давно я его не видел, давно не дышал свежим воздухом. На востоке показались яркие полоски зари. «Господи! Как же хорошо! Как прекрасно душе среди природы», — возблагодарил я Бога. Оглянулся вокруг: вдали еще ночной туман все застилает, а рядом блестит полоска реки. На пригорке отец Ксенофонт стоит на коленях и Богу молится. А другой мой спутник к воде спустился, белье свое стирает. А уж какие мы были грязные и оборванные — куда страшнее нищих! С радостью вымылись мы в речной воде, выстирали с себя все, разложили сушить на травушке. Взошло солнце и ласкает нас своими горячими лучами. «Наступит день, тогда пойдем в город искать там милицию, — думаем мы, — а пока еще все спят, Богу помолимся». И вдруг слышим мы: «Бум, бум!» — плывут по реке звуки колокола.

Где-то вблизи храм! Пойдемте туда, ведь мы уже столько времени без Святого Причастия!

Рассвело. Мы увидели поселок, а среди него небольшой храм. Радости нашей было не передать! У одного из нас оказалось три рубля. Мы их отдали на свечи и за исповедь, больше у нас ни гроша не осталось. Но мы ликовали: «Мы с Богом, мы в церкви!». Отстояли мы обедню, причастились, к кресту подошли. На нас обратили внимание. Как стали все выходить, то нас окружили, расспрашивают. Народу было много, ведь был большой праздник. Нас пригласили за стол, стали угощать, с собой надавали пирожков, фруктов… Кушали мы дыни и плакали от радости и умиления: все кругом были такие ласковые, приветливые. Они нас ободряли, они узнали, что мы ссыльные, и жалели нас, так трогательно все было…

Потом нас проводили к властям — в местную милицию. Узнав, что со мной священники, в конторах все просили благословения, складывая руки и целуя нас. Вместо паспортов нам выдали справки, по которым мы должны были проживать в окрестностях Павловска и ходить отмечаться в контору. Один из нас был так слаб и хил, что ему сказали: «Ну, ты ни на какую работу не способен, еле на ногах держишься. Иди в церковь, к попам…». Этот священник вернулся в храм, чтобы там помогать, но он скоро умер, умучен уж был. А отец Ксенофонт со мной пошел в город, где мы стали искать себе работу.

Меня взяли рабочим на каменоломню дробить машиной камень для стройки. Работа тяжелая, но я, бывало, и по две нормы выполнял. Оклад был сто рублей с лишним, так что жить можно стало. Я оделся прилично, двадцать рублей платил за угол старикам, у которых квартировал. Жил я у них, как сын, все по хозяйству им помогал: и крышу покрыл, и колодец выкопал, и дом вокруг сиренью обсадил. Из колодца воду пить было нельзя — соль одна, пили речную воду Ишима. А в городе воду по талонам отпускали. Пришел приказ всем получить участки земли и иметь свое приусадебное хозяйство, притом не менее трех гектаров (три тысячи квадратных метров). Огромное поле! Я его обрабатывал, пшеницу сеял, арбузы, дыни развел. У стариков моих внучата в городе появились, вот и подумали мои хозяева корову завести. Я был не против. Пошли мы на рынок. Киргиз продавал корову по дешевке, по-своему бормотал, хаял ее: ест, мол, много, а молока почти совсем перестала давать. Я посмотрел — бока у коровы большие, не тощая, ну и купили ее. Привели, поставили в сарай, а ночью не спали — шумит наша скотина. Хозяйка насилу рассвета дождалась (ну куда же в темноте в сарай идти!). Открывает утром хлев, а там два теленочка около коровы скачут. Вот и благословил Бог нашу семью, сразу молоком и мясом стали питаться. Вот потому корова-то молока киргизу и не давала — до отела ей оставалось недолго. Возблагодарили мы Бога, стали жить-поживать да другим помогать».

В 56-м году отец Павел Груздев был реабилитирован, то есть признан ни в чем не виновным. Так прошли восемнадцать лет его жизни по тюрьмам и ссылкам. Он Господа не забывал, молился и не унывал, а помогал людям, чем мог. Старики-хозяева, у которых он жил в Казахстане, любили Павла, как сына. Когда отец Павел захотел вернуться на родину в Ярославскую область, то старики его не отпускали, об отъезде его и слышать не хотели. О своем побеге отец Павел рассказывал так: «Я отпросился у стариков-хозяев навестить родственников, которых не видел уже много лет. Я не взял с собой никаких вещей, поехал налегке, поэтому старички мне поверили. Так и остались у них все мои пожитки, потому что в Казахстан я больше не вернулся. Верна пословица: где родился — там и пригодился. Родные края, милая природа лесных массивов — все это было близко моему сердцу, и я обосновался в окрестностях Толгского монастыря».

В 60-е годы было трудно найти человека, который знал бы хорошо церковную службу. А так как отец Павел был монахом — мог в церкви и читать, и петь, и пономарить — то без работы он на родине не остался. Местный архиерей вскоре рукоположил отца Павла в священники, дал приход. И прослужил отец Павел в Ярославской области около сорока лет! Простой, отзывчивый, благоговейный иерей — он был любим и уважаем своей паствой. Слух о нем прошел далеко, отца Павла народ стал почитать как старца святой жизни. К нему потянулись люди из многих городов, ища совета, утешения и наставления в вере.

В 80-е годы батюшка болел глазами и приезжал в Москву лечиться. Он останавливался у своих духовных детей, на квартире которых я услышала от отца Павла приведенные тут рассказы о его жизни. Да послужат они в подкрепление веры, в пример заботы Господа о русском народе. В те тяжелые годы, когда, казалось, угасла вера в Бога, охладела любовь среди людей, Господь берег в отдаленных краях, среди лишений, трудов и испытаний чистую душу раба Своего Павла. И помог Господь (еще задолго до «перестройки») засиять душе этого простого священника ясной путеводной звездочкой для истомившегося в неверии и страданиях русского народа.

Печатается по книге Н.Н.Соколова. «Под кровом Всевышнего». М., 2007.

Архимандрит Павел (в миру Павел Александрович Груздев ; 10 (23) января 1910 - 13 января 1996) - архимандрит Русской православной церкви , старец .

Энциклопедичный YouTube

1 / 2

✪ По дороге Небесной любви. Архимандрит Павел (Груздев)

✪ Последний из Мологи. Жизнеописание о. Павла Груздева

Субтитры

Детство и юность (1910-1941 годы)

В 1932 году закрылся и этот монастырь, инок Павел несколько лет жил на родине, работал на скотном дворе Государственной селекционной станции. Деревня попала в зону затопления Рыбинского водохранилища . В 1938 году с отцом разобрали избу, сплавили её по Волге до и там на левом берегу собрали. Здесь жил с семьёй до 1941 года, был рабочим на базе «Заготскот», ходил в Леонтьевскую церковь, пел на клиросе в церковном хоре и пономарил при иеромонахе Николае (Воропанове).

Заключение и ссылка. Реабилитация (1941-1958 годы)

13 мая 1941 года Павел Груздев вместе с иеромонахом Николаем и ещё 11 людьми был арестован по делу архиепископа Ярославского Варлаама (Ряшенцева) . Арестованных содержали в тюрьмах Ярославля . Долгое время Павел Груздев находился в одиночной камере в полной изоляции, затем в одноместную камеру из-за нехватки мест поместили 15 человек. Заключённым не хватало воздуха, поэтому они, чтобы подышать, по очереди припадали к дверной щели у пола. На допросах Павла подвергли пыткам: избивали, выбили почти все зубы, ломали кости и слепили глаза, он начал терять зрение.

Во время допросов следователь кричал: «Ты, Груздев, если не подохнешь здесь в тюрьме, то потом мою фамилию со страхом вспоминать будешь! Хорошо её запомнишь - Спасский моя фамилия, следователь Спасский!» Отец Павел об этом рассказывал: «Прозорливый был, зараза, страха, правда не имею, но фамилию его не забыл, до смерти помнить буду. Все зубы мне повыбил, вот только один на развод оставил.»

Отец Павел любил вспоминать слова, сказанные ему иеромонахом Николаем после вынесения смертного приговора: «Запомни, Павлуша: Бог был, есть и будет. Храни веру православную!». Эти слова страстотерпца отец Павел пронес через всю свою жизнь.

Все другие заключённые, проходившие по этому делу были расстреляны , а отец Павел был приговорён к шести годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях с поражением прав на 3 года. С 1941 по 1947 год он находился в Вятлаге (Кировская область , Кайский район , п/о Волосница), будучи заключённым под номером 513. Условия жизни в лагере были крайне тяжёлыми: голод, холод, непосильная работа, издевательства и избиения как со стороны руководства колонии, так и со стороны уголовников. Однажды в декабре, в сильные морозы, уголовники отобрали у Павла валенки, привязали босого к дереву и оставили так стоять, обрекая на верную смерть. Глубокий снег под ногами Павла протаял до земли, однако ему удалось выжить. О другом подобном случае отец Павел рассказал следующее:

В самый канун Рождества обращаюсь к начальнику и говорю: «Гражданин начальник, благословите в самый день Рождества Христова мне не работать, за то я в другой день три нормы дам. Ведь я человек верующий, христианин.» «Ладно, - отвечает, - благословлю». Позвал ещё одного охранника, такого, как сам, а может, и больше себя. Уж били они меня, родные мои, так, не знаю сколько и за бараком на земле лежал. Пришёл в себя, как-то, как-то ползком добрался до двери, а там уж мне свои помогли и уложили на нары. После того неделю или две лежал в бараке и кровью кашлял. Приходит начальник на следующий день в барак: «Не подох ещё?» С трудом рот-то открыл: «Нет, - говорю, - ещё живой, гражданин начальник». «Погоди, - отвечает. - Подохнешь». Было это как раз в день Рождества Христова.

Павел Груздев был назначен обходчиком узкоколейной железной дороги, по которой из тайги вывозили лес с лесоповала. В связи с этим он получил статус бесконвойного, то есть мог самостоятельно покидать зону, выходить в тайгу или посещать близлежащий посёлок. Павел Груздев воспользовался этим преимуществом для помощи другим заключённым. Поскольку в годы войны концлагеря особенно плохо снабжали продовольствием, то положение заключённых было исключительно тяжёлым. «Кто в войну не сидел, тот и лагеря не отведал» - гласила лагерная пословица. Павел спасал от голодной смерти своих товарищей. Для этого он собирал грибы и ягоды и приносил их в лагерь, отдавая часть собранного охранникам. Затем он менял грибы и ягоды в санчасти на хлеб и кормил ослабевших от голода заключённых.

Однажды Павел вытащил из петли другого заключённого - пастуха. Этот человек заснул от утомления, в результате чего его лошади забрели на железную дорогу и попали под поезд. Пастух решил покончить жизнь самоубийством и повесился, но Павел успел вынуть его из петли и привести в чувство. После этого пастуха судили, Павла, проходившего по делу свидетелем, пытались заставить оговорить подсудимого - заявить, что он, как немец, совершил диверсию. Однако подвижник решительно выступил против этой клеветы и сказал, что это была случайность. В результате пастух получил сравнительно мягкое наказание - 5 лет условно, после чего он подкармливал Павла хлебом.

С окончанием войны освобождён, вернулся в Тутаев к прежней работе и занятиям, но в 1949 году по тому же делу осуждён повторно и сослан на вольное поселение в Казахскую ССР на неопределённое время. Был чернорабочим в облстройконторе в Петропавловске ; в свободное время исполнял обязанности уставщика и чтеца в соборе святых апостолов Петра и Павла; жил у престарелых супругов, вёл их хозяйство. 20 августа 1954 года освобождён как невинно пострадавший. Как хорошего работника его уговаривали жениться и остаться в Петропавловске.

По возвращении в Тутаев жил с родителями, был рабочим в Горкомстройконторе, строил дороги, благоустраивал парки и скверы, в свободное время служил чтецом, пел на клиросе и пономарил в . Подал два прошения о рукоположении в священный сан, но ему было отказано из-за судимости. 21 января 1958 года был реабилитирован и подал новое прошение.

Пастырское служение (1958-1996 годы)

9 марта 1958 года в кафедральном Феодоровском соборе в Ярославле был рукоположён епископом Угличским Исаией во диакона , а 16 марта - во пресвитера . В августе 1961 года архиепископом Ярославским и Ростовским притчами , жизненными рассказами, некоторые из которых были записаны и позднее изданы. Отец Павел был образцом христианского нестяжания: несмотря на широкую известность он очень просто питался и одевался, за всю свою жизнь не накопил никаких материальных ценностей.

В 1961 году был награждён епископом фиолетовой скуфьей , в 1963 - патриархом наперсным крестом , в 1971 - палицей , в 1976 - крестом с украшениями. С 1962 года иеромонах, с 1966 - игумен , с 1983 - архимандрит .

С июня 1992 года по состоянию здоровья переехал в Тутаев, жил в сторожке при Воскресенском соборе, поскольку не имел никаких средств для приобретения жилья. Несмотря на полную слепоту и тяжёлую болезнь продолжал служить и проповедовать, принимать народ. Умер 13 января 1996 года. Похоронен архиепископом Ярославским и Ростовским Михеем в сослужении 38 священников и 7 диаконов при большом стечении народа на Леонтьевском кладбище Тутаева рядом с родителями .

Место погребения отца Павла пользуется народным почитанием, к нему приезжают паломники из разных регионов России. На могиле старца постоянно служатся панихиды.

• По многочисленным свидетельствам, отец Павел в самые суровые морозы ходил по снегу босиком. Возможно, это было связано с пыткой холодом в концлагере, после которой он перестал бояться мороза.
• Охранники концлагеря называли Павла «святоша».
• Во время заключения и ссылки Павел многому научился. Уже будучи священником в селе Верхне-Никульском отец Павел, по просьбе председателя колхоза, регулярно помогал принимать зимний, проходивший с трудностями, отёл коров. За это он пользовался уважением со стороны местных властей.
• Протоиерей Павел Красноцветов рассказывает о забавном эпизоде из жизни отца Павла. «Однажды отец Павел причащал своих, церковнослужителей. Была у него одна алтарница, возрастом лет за 90. И вот подходит она к чаше, а имени своего назвать не может - забыла! „Мать, назови своё имя!“ - говорит ей отец Павел. А она только молчит. Тогда он сам называет её имя и причащает…»
• Памяти отца Павла были посвящены три программы Санкт-Петербургского радио «Град Петров» 15, 23 и 29 августа 2010 года. Программы записал протоиерей Георгий Митрофанов , известный историк и деятель Русской Православной Церкви.

Старец Павел (Груздев)
(1910-1996 гг.)

10 января 1910 года в Мологском уезде Ярославской губернии в бедной крестьянской семье Груздевых у Александра и Александры родился первенец, младенца назвали Павлом, в 1912 г. родилась дочь Ольга, в 1914г. – Мария. Благочестивые родители воспитывали детей в любви к Богу, к ближним, приучали помнить и чтить предков.
Пройдет несколько десятилетий и отц. Павел будет рассказывать своим духовным чадам о своей родословной, уходящей корнями в старинную мологскую землю. Вспомнит он и о своей первой встрече с архиепископом Ярославским и Ростовским Тихоном, будущим Патриархом всея Руси, который летом 1913 года приехал на празднование царского юбилея в Мологу. Трёхлетнего Павлушу привела на праздник в монастырь его крёстная - монахиня Евстолия. На всю жизнь запомнил Павел этот день: ласковый Владыка благословлял всех и раздавал памятные монетки и медальки, одна монетка досталась ему.
19 июля 1914 года началась война, Александра Ивановича призвали в армию, Александра Николаевна осталась одна с маленькими детьми. Пока хозяин дома воевал, семья бедствовала: четырёхлетнему Павлику пришлось ходить по деревне «собирать куски». Не долго думая, мальчик убежал в Афанасьевский монастырь к тётке, рассказал ей о бедственном положении семьи, монахиня решила упросить игуменью оставить его в монастыре. Из воспоминаний старца Павла: «Пришли. В ноги бух! Игуменья и говорит: «Так что делать, Павлёнко! Цыплят много, куриц, пусть смотрит, чтобы вороньё не растащило... Цыплят пас, потом коров, лошадей. Потом... стал к алтарю ходить, кадила подавать, кадила раздувать... Всякий раз 18/31 января, в день святителя Афанасия Великого и Кирилла, архиепископов Александрийских, в нашу обитель приезжали отовсюду, в том числе и священство: отец Григорий-иеромонах с Толги, архимандрит Иероним из Юги, настоятель Адрианова монастыря, иеромонах Сильвестр, пять-шесть батюшек ещё. Да на литию-то как выходили, Господи! Радость красота и умиление».
Рассказывал старец Павел, что во время ярославского восстания 1918 года архиепископ Ярославский и Ростовский Тихон, жил в Афанасьевском монастыре.
Владыка благословил тогда восьмилетнего послушника носить подрясник, сам одел на Павлушу ремень и скуфейку, тем самым как бы дав ему своё святительское благословение на монашество.
Из воспоминаний старца Павла о закрытии Афанасьевского монастыря: «3 января 1930 года была последняя служба в храме. После Литургии всех верующих вытолкали из храма, а все колокола... перебили». После закрытия монастыря он перебрался в Спасо-Преображенский Варлаамо-Хутынский монастырь, расположенный под Новгородом.
Здесь его облачили в рясофор с благословения епископа Алексия (Симанского), будущего Патриарха.
Живя в монастыре, он работал на судостроительной верфи. В 1932 году закрыли и этот монастырь, иноку Павлу пришлось несколько лет жить в родном доме. В 1938 году они с отцом разобрали избу, т. к. вскоре их деревня должна была быть затоплена. (Сейчас на этом месте находится Рыбинское водохранилище). Материал сплавили по Волге до Романова-Борисоглебска (Тутаева), и на левом берегу Волги собрали дом, в котором все вместе жили до 1941 года.
13 мая 1941 года Павел Груздев был арестован по делу архиепископа Ярославского Варлаама Ряшенцева. На допросах его жестоко избивали, угрожали расстрелом, требовали отречься от Бога. Из воспоминаний старца Павла: «Повели нас на расстрел... Отец Николай (иеромонах Николай (Воропанов) наклонился ко мне и сказал: «Главное верь в Бога! Бог был, есть и будет! Его не расстреляешь! Да какие же светлые люди были!»
По приговору Павел получил шесть лет лагерей и три года ссылки. С 1941г. по 1947 г. он находился в Вятлаге.
Осенью 1941г. в праздник Воздвиженья Креста Господня (28 сентября) неожиданно похолодало, за ночь выпал глубокий снег. В этот знаменательный день остался Павел без еды, паёк отобрали уголовники. Из воспоминаний старца: « А есть хочется! Что делать? Пошёл в лес – был у меня пропуск, как у бесконвойного – а снегу по колено...»
По свидетельству Наталии Николаевны Соколовой старец рассказывал о чудесном событие в этот день так: «Он сошел с насыпи и углубился в лес. Павел подошел к огромным елкам, ветки которых склонились до земли под тяжестью снежных сугробов. Но ближе к стволу снег еще не лег. Раздвигая сучья, Павел наклонился и полез в сырую полумглу. Тут он увидел пред собой огромную семью отличных белых грибов, крепких, сочных. Павел обрадовался, возблагодарил Бога и собрал в мешок эти чудные дары природы. Он тут же вернулся в свою каморку и, затопив печурку, сварил с солью посланные ему Богом грибы. Рассказывал нам отец Павел: «Так убедился я, что надо мною есть Божие милосердие... В другой раз прошел я свой участок пути до конца, все тщательно проверил и доложил начальнику об исправности пути. День был осенний, холодный, то дождь, то снег, темнело быстро. Начальник предложил мне проехать обратно в лагерь с ним на паровозе, на что я охотно согласился. Мчится наш паровоз сквозь ночную мглу, и вдруг - толчок! Но ничего, понеслись дальше, только начальник мой рассердился... И вдруг - вторичный толчок! Начальник рассвирепел: « В карцер посажу!!!»
А как приехали, я обратно по путям побежал: надо ж разузнать, что за толчки были, ведь поезд пойдет, храни Бог, что случится. Гляжу - на путях лошадь лежит без головы. Бог дал мне силы, еле-еле стащил я труп с рельсов в сторону, дальше пошел. Я заметил места, где толчки были. И что же: еще одна лошадь с отрезанными ногами лежит на рельсах... Стащил я и эту тушу в сторону и пошел к сараю, где должен был быть пастух... И слышу я какие-то хрипы. Вхожу в сарай, а там пастух висит. Я скорее вскарабкался, перерезал своим инструментом веревку. Тело грохнулось на землю. Я давай его трясти, ворочать, по пяткам бить. Нет пульса! Но я не унимаюсь, молюсь: «Помоги, Господи, коль Ты послал меня сюда в последний его момент». И вот из носа и ушей кровь хлынула... Стал снова пульс щупать. Слышу - сердце бьется у пастуха. Ну, думаю, теперь ты жив и дышишь, лежи, отдыхай, а я пойду. Прибежал я в санчасть, доложил. Сразу дрезина с фельдшером выехала на место, куда я указал. Спасли человека. Через три недели меня на суд вызвали, как свидетеля. Пастух был вольнонаемный».
На суде от отца Павла требовали, чтобы он подтвердил мнение судьи: «пастух - враг народа, нарочно погубил лошадей».
- Нет, - отвечал отец Павел, - пастух устал и заснул от изнеможения... Он и сам был не рад случившемуся, он даже жизни своей был не рад, потому и в петлю полез, чему я и свидетель.
- Да ты, отец, с ним заодно, вас обоих засудить надо! - кричали на отца Павла. Но он стоял на своем мнении твердо.
Пастуху дали пять лет «условно». С этого дня отец Павел по временам находил у себя под подушкой лишний кусочек хлебца».
В эти годы его не раз спасала вера, он обращался с горячей молитвой к Богу, и Господь помогал ему, а через него малодушным и отчаявшимся, которых он утешал и поддерживал.
Однажды, в конце декабря уголовники отобрали у Павла валенки, привязали к дереву и оставили стоять на снегу в мороз. Горячо молился Павел в ту ночь - остался живым и здоровым. После того случая Павел больше не боялся морозов
За добросовестное отношение к работе он имел право выхода за пределы зоны. Осенью на лесоповале отец Павел собирал грибы, ягоды, рябину, помогал заключенным, чем мог.
Из воспоминаний Наталии Н. Соколовой: «Впоследствии он рассказывал нам:
- Пути, которые я обходил, шли через лес. Летом ягод там было видимо-невидимо. Надену я накомарник, возьму ведро и принесу в лагерную больницу земляники. А черники и по два ведра приносил. Мне за это двойной паек хлеба давали - плюс шестьсот граммов! Запасал я на зиму грибы, всех солеными подкармливал...
Целые составы, груженые солью, шли мимо нас. Соль огромными комьями валялась вдоль железнодорожного пути, в соли нужды не было. Выкопал я в лесу яму глубокую, обмазал ее глиной, завалил туда хворосту, дров и обжег стенки так, что они у меня звенели, как горшок глиняный! Положу на дно ямы слой грибов, солью усыплю, потом слой жердей из молодых деревьев обстругаю, наложу жердочки, а сверху опять грибов, так к осени до верху яму набью. Сверху камнями грибы придавлю, они и дадут свой сок и хранятся в рассоле, закрытые лопухами да ветвями деревьев. Питание на долгую зиму! Так же и рябину припасал - это витамины. Слой веток рябины с ягодами, слой лапника - так целый стожок сделаю. А вот плоды шиповника хранить было трудно: в стогах шиповник гнил, а на воле его склевывали птицы, грызуны уничтожали. Но я и шиповника много собирал для лагерных, и голубики, и брусники, только малины в том лесу не было».
Окончилась война, окончился и срок ссылки отца Павла. Его привезли в Москву, но свободы он не получил. Отец Павел был снова отправлен в ссылку, но уже в Казахстан».
До августа 1954 года он работал чернорабочим в стройконторе и в свободное время исполнял обязанности уставщика и чтеца в соборе святых апостолов Петра и Павла. По возвращении домой в Тутаев он жил с родителями, а 21 января 1958 года был реабилитирован, что дало ему возможность подать прошение о рукоположении в священный сан.
9 марта 1958 года в кафедральном Феодоровском соборе в Ярославле он был рукоположен епископом Угличским Исаией во диакона, а 16 марта - во пресвитера. «Вся церковь плакала, - вспоминал о. Павел. - Из нищеты... ой! Арестант ведь! Не мог удержаться и я - плакал...».
Сначала отец Павел был назначен настоятелем церкви села Борзова Рыбинского района, затем, в марте 1960 года, переведен настоятелем Троицкого храма в селе Верхне-Никульское Некоузского района.
В августе 1961 года священник Павел Груздев архиепископом Ярославским и Ростовским Никодимом был пострижен в монашество.
За многолетнюю усердную службу отец Павел в 1963 году был награжден патриархом Алексием I наперсным крестом, в 1966 году возведен в сан игумена, в 1983 году - в сан архимандрита.
За много лет жертвенного служения в далеком селе Ярославской области он снискал не только уважение и признательность, но и почитание. Его знали в окрестных селах, в расположенном неподалеку Академгородке, откуда к нему приходили и простые рабочие, и профессора, и академики. К нему ехали из Москвы, Петербурга, Рыбинска, Ярославля и многих других городов за благодатным утешением и решением жизненных вопросов. Священники и миряне находили у прозорливого старца Павла ответы на жизненные вопросы и получали утешение, исцеление...
Старец учил христианской любви просто: притчами, жизненными рассказами. О рассказах и словах отца Павла один священник отозвался так: «Вот, кажется, все такое простое, житейское - а все приводит к Богу и молитве. Прибаутки какие-то, а хочется в Церковь». В простых словах сокрыта и мудрость православия, и богатейший духовный опыт такой трудной, подлинно христианской жизни: «Твори благо, избегай злаго».
Из воспоминаний духовных чад старца (Борок, Ярославская обл.): «Скольких прихожан предостерегал он от опрометчивых шагов, скольких предуготовлял к тяжёлым испытаниям, ждавшим их в будущем. Множество воспоминаний сохранилось в Борке и окрестных деревнях о его даре провидения. Все, кто знали отца Павла, говорят о нём, что это был кладезь народной мудрости, песен, пословиц, поговорок, прибауток, преданий. А молитва отца Павла имела такую силу, что ото всюду съезжались к нему люди самых разных судеб, званий и профессий, так что остановка автобуса «Верхне-Никульское» стала называться в народе «Отец Павел».
Все жители Борка тесно общались с настоятелем храма Св. Троицы. Зарождение и расцвет научного центра как раз приходится на те годы, когда отец Павел возглавлял церковный приход в Верхне-Никульском. Общались и дружили с ним учёные старшего поколения, такие как член корреспондент АН СССР С.И. Кузнецов, глубоко верующий человек, и молодые, которые приобщались к религии благодаря отцу Павлу. «Батюшка, а можно в пост молоко пить?» - часто донимали его вопросами. «Чашка молока Бога не отнимет и не даст, - отвечал он. - Ты молока-то в пост пей, ты только кровь у людей не пей!»
Что ценил отец Павел в людях превыше всего? Веру и дела во имя неё. Он вспоминал, как однажды новгородский архимандрит Сергий захотел подарить тогда ещё молодому Павлу Груздёву свою фотографию. А на обороте написал: «Юноша Павел! Вот тебе моё завещание: Бог был, есть и будет. Храни в себе веру православную. Архимандрит Сергий».
«Мне уже скоро девятый десяток пойдёт. Тридцать один год я служу в вашем храме, - говорил отец Павел сельчанам. - И никогда не искал худого в селе, а искал худое в себе. И вот вам моё завещание: Бог был, есть и будет! Храните веру православную!»
В июне 1992 года старец по состоянию здоровья вынужден был уйти за штат и поселился в Романове-Борисоглебске при Воскресенском соборе, продолжая служить и проповедовать, принимать народ, несмотря на тяжёлую болезнь и полную слепоту. Почил он 13 января 1996 года. (Отпевание и погребение совершил архиепископ Ярославский и Ростовский Михей в сослужении 38 священников и семи диаконов, при большом стечении народа из Москвы, Петербурга, Ярославля и других мест.)
Похоронен архимандрит Павел, как он и завещал, на Леонтьевском кладбище Романова-Борисоглебска, рядом с родителями... Множество людей приходит на могилу старца... Какой-то неиссякаемый праздник жизни продолжает совершаться на его могиле».

Господи, упокой душу старца Павла, со святыми упокой, и его молитвами спаси нас!

Высказывания, поговорки, притчи, которые рассказывал старец Павел своим духовным детям:

О терпении старец говорил: «Терпел Моисей,Терпел Елисей,Терпел Илия,
Потерплю и я».
«Твори благо, избегай злаго».
«Хороший смех – не грех».
«Не народ - слуга священника, а священник - слуга народа...»
«Если кто от тебя заплачет –Ух!» «Не бойся сильного грозы, а бойся слабого слезы…» Наставлял: «За всех молитесь - по примеру Спасителя!»
Сам старец так любил молиться: «Господи! За молитвы праведников сохрани грешников!»
«Добро делай - верующему ли, неверующему. Не нам судить! Пьянице ли, разбойнику... Не пьянице делаешь ведь, человеку. Помни - первым разбойник вошел в Небесное Царство: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!» И Господь сказал: «Сегодня же будешь со Мной в раю!»
И ты - делай, как разбойник благоразумный, и Господь тебя помилует».
«Употреби труд, имей мерность - богат будешь!
Не объедайся, не опивайся - здоров будешь!
Твори благо, избегай злаго - спасён будешь!»
«Что легко приобретается, то легко и теряется. Таков естественный порядок, кто мало потрудился, тот мало и приобрел».
«Ищите прежде Царствия Божия, а остальное всё - приложится вам! Потихоньку да помаленьку».
«Родные мои... Совесть не теряй! У совести нет зубов, а она загрызет до смерти...
Не теряйте совесть! Совесть потерять самое страшное».
«Родные мои! Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов!»
«Я всех люблю, верующих и неверующих - всех под одну гребенку!»
«Я знаю, для чего живу – для славы Божией. Знаю, когда умру – когда будет угодно Богу. Знаю, куда иду – в небесное Отечество, и дивлюсь, что находят на меня иногда минуты печали».

Любовь превышает пост

Сейчас идет пост. Пост - телу чистота, душе красота! Пост - ангелов радование, бесов горе. Но надо помнить: в наше время лучше совсем не поститься, чем поститься без ума. Сказано: будьте мудры, яко змия. При жизни святителя Тихона был у него в монастыре келейник Кузьма. Вот в Великий Пост идет Кузьма в церковь, а его приятель несет судака:
- Отец Кузьма! Я тебе судака несу на Вербное воскресенье.
- Спаси тебя Господи! На тебе целковый.
Судака отнес домой и опять в церковь. А там другой приятель Яков, двадцать годов не видались!
- Яков, ты как сюда попал?
- А вот так попал. Пришел с тобой прощаться. Больше не увидимся. Из Питера приехал к тебе.
«Господи, чем же я Якова угощу?» И бегом домой. Судака того очистил, из головы и потрохов уху сварил, остальное все зажарил. И снова в церковь. Помолились с Яковом.
- Яков, пойдем!
Сидят, едят судака в келье. Вдруг дверь открывается и входит святитель Тихон. Они ему в ноги:
- Владыка, прости!
А он:
- Ребята, ешьте! Любовь превышает пост. Ты последнее ему отдал, ешьте на здоровье!
И сам - он великий постник был, святитель Тихон, - и кусок рыбы съел, и ухи похлебал.

О трёх рыбаках

Едет архиерей по морю молиться в Соловки, в монастырь. И глядит, что-то народ показывает на островок.
-Владыко, все утверждают, что на том острове три святых человека живут...
Архиерей приказал корабль остановить, спустился в шлюпку и поплыл со своими приближёнными на этот островок. Подъезжает. Стоят трое, Бог знает, во что одеты... Кланяются. Владыка их перекрестил.
-Ну, расскажите, добрые люди, кто вы и сколько здесь пропадаете?
-А мы не знаем, владыко, сколько годов – может, двадцать, а может, тридцать. Мы были рыбаками, промышляли рыбу на этом море. Поднялась сильная буря, всё разметало. Мы трое на доске дали Богу обещание: «Господи, если очутимся на земле, с этого места не уйдём...» Раз в год приезжают к нам священники с материка, нас исповедуют.
-Ну, это ладно, вы выполняете свою обязанность. А как молитесь, главное?
- Владыко, какие мы молитвенники! Учили аз, буки, веди, да и то не научились.
А знаем, что на небе Святая Троица – Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святый. И мы –
это Вася, это Ванька, это Илюшка – сами сочинили молитву: «Трое вас и трое нас. Помилуй нас».
-Ой-ой-ой! Надо учить вот такую молитву: «Отче наш, иже еси на небеси...» Выучили молитву. Благословил их владыка и поплыл на лодке на свой корабль, а сам думает: «Какие ещё люди есть на Святой Руси!»
Тёмная ночь, Архиерею не спится, ходит по палубе, да и глядит: «Что же? В той стороне, где остров – зарево... А свет всё ближе, ближе... Архиерей протирает глаза – разглядел, а это те трое подхватились за руку, да и бегут... Владыко, мы забыли молитву! Давай снова учить!
Архиерей говорит: «Милые люди! Я у престола Божия стою, облачён от Бога высшей властью священства, все молитвы знаю, но по морю бегать не умею! Мне не пробежать. А вы только и знаете Трое вас и трое нас. Помилуй нас», но у вас чистое сердце. Пойдите с Богом не свой остров и живите и молитесь так, как вы молитесь!»

Господь решил нас посетить...

Господь решил нас посетить - Но кто удостоится чести? В чьем доме будет Он гостить? Это такая притча есть. Вот слушайте:
«В одном месте пошёл слух, что Спаситель приедет в этот город. Сам Христос! А кто хороший человек, благочестивый человек - Он к тому придёт в гости. Одна женщина - церковь она посещала, каждый день читала Евангелие, молилась, вела прекрасную жизнь. Но гордость у неё была. И говорит сама себе: «Спаситель ко мне придёт, обязательно». Напекла, наготовила. Ждёт Спасителя. Самовар вскипятила...
Мальчишко, сосед, стучится и говорит:
- Тётя Маня, ради Христа, помоги, с мамой плохо сделалось. Стонет, а мне её не поднять.
- Не пойду. Ко мне Гость придёт... Прогнала ребёнка. Ну что, мальчонка домой пришёл, мать поправилась. Слава Богу!
А Мария ждёт. Она верила, верила неложному слову Христа! Обед прошёл. Нет. Все глаза проглядела - нету Христа! Ладно. Идёт из другой деревни мужчина:
- Мария, коровушка телится. Да неладно. Пойдём, помоги ради Христа, ты во коровах-то понимаешь.
- Уходи, ко мне Гость придёт! Я Гостя жду!
Прогнала мужика. Мужик пришёл домой, коровушка отелилась.
А Мария ждёт Христа, не дождётся.
Поздний-поздний вечер. Входит мужчина и говорит:
- Слушай-ка, баба. Я овдовел давно да пропился. Сами знаете: стопочки да рюмочки доведут до сумочки. Бельишко-то мне старенькое улатай, постирай. Принёс грязного-то белья.
- Уходи...
Выгнала... Не пришёл к ней Христос. Уснула. Видит сон: пришел к ней Спаситель. Она говорит:
- Господи! Я верю неложному Твоему слову, потому что каждое слово Твое - Истина. И вот, сказали, что Христос придёт. Я ждала Тебя.
- Да, Мария, - отвечает Христос. – Я за твою благочестивую жизнь, за твою любовь к храму Божьему к первой тебе пришел. Я три раза к тебе приходил, а ты Меня три раза выгнала.
- Господи! Нет. Этого не было.
- Евангелие читаешь?
- Господи! Ежедневно.
- Так вот, баба, слушай. Вот здесь написано: «Болен был, а вы посетили Меня». Это приходил-то не Васютка, а это Я к тебе приходил. А ты Меня выгнала.
- Не знала, Господи! Ну а второй-то раз когда?
А второй раз мужик-то пришёл, попросил тебя. Я послал мужика, Я навёл на корову ту - тебя испытать, твою веру. «В беде был, а вы помогли Мне». А ты Меня выгнала...
- Господи! Не знала! А третий раз?
- А третий-то раз приходил опять Я к тебе. «Наг был, и вы одели Меня».
- Не знала, Господи!
- ...Знала! Потому что вот тут написано: «Кто сотворил единому от малых сих, тот Мне сотворил». А ты Евангелие читаешь!
Вот, родные. Из этого поучения себе сделайте пример.

Стихи старца Павла

***
«Блаженная Ксения, всегда дорогая,
Упокой, Господи, душу Твою.
В молитвах всегда я Тебя вспоминаю,
В стихе Тебе славу пою».

***
«Дай, Господи, в райских селениях
Вечную радость Тебе и покой.
О нас помолися, блаженная Ксения,
И встречи на небе с Тобой удостой».

***
«Не откажи тому, кто просит ради Бога себе ночлег иль хлеба под окном,
Хотя бы был ханжа иль вышел из острога, или богач пред рваным зипуном.
Зачем нам знать, кто под окном стучится, кто вопиет о помощи до нас,
Кто в рубище зимой по улице тащится, кто голоден, быть может, в этот час?
Зачем нам знать о том, какие побужденья велят ему о помощи взывать?
Коль скоро ищешь ты душе своей спасенье, не откажи просящему подать.
В лице его, гласит Священное Писанье, ты дашь Тому, кто надо всем царит,
Кто всем нам дал обет, что всякое даянье Он Сам, Он Сам сторицей возвратит.
Итак, кто б ни был тот, кто просит ради Бога - его и мысленно ты бойся оскорбить,
Подай и не суди, да не осудит строго Тот и тебя, Кто будет всех судить».

***
«Несчастного от твоего порога не отгоняй
И у тебя просящим ради Бога - всегда подай!
От Бога все, что человек имеет - завет ему:
«Дающего рука не оскудеет». И верь сему!

(Весь подготовленный материал о старцах ХХ века и иллюстрации к очерку можно найти на сайте "Свет"
http://svet77-77.narod.ru/index.html

Библиография

Родные мои. Рассказы Архимандрита Павла (Груздева), Изд-во: «Китеж», Ярославль, 2004г.
http://www.rusk.ru/st.php?idar=312730
http://kuz1.pstbi.ccas.ru/cgi-htm/db.exe/ans/nm/?HYZ9EJxGHoxITcGZeu-yPq7m9XAl**
«Под кровом Всевышнего» Наталия Николаевна Соколова
http://russdom.ru/sokol/krov/krov.html#ar4
Архимандрит Павел (Груздев) Православие.Ru
http://www.tradicia-ortho.ru/eparhia/1100195164.html
http://www.borok.ru/history/church.shtml
http://www.golos-sovesti.ru/?topic_id=1;gzt_id=143
http://forum.days.ru/reply.php?id=19288,19288

13 января мы вспоминаем великого старца Русской Православной Церкви архимандрита Павла (Груздева).

Я думал: «Почему после общения с отцом Павлом, за столом или в церкви, убитые горем люди и отчаявшиеся грешники становились веселыми и жизнерадостными и возвращались домой, как на крыльях?»

В этот момент батюшка обернулся ко мне и сказал вслух: «А я их исцеляю» - и опять продолжил работу.

Отец Павел (в миру Павел Груздев; 1910–1996) родился в Мологском уезде Ярославской губернии в бедной крестьянской семье, с детских лет жил в монастыре, служил Богу и Церкви. 18 лет он провел в ссылках и лагерях как исповедник православной веры. Стяжал множество даров Святого Духа: прозорливость, духовное рассуждение, пламенную веру, горячую молитву и любовь Христову.

После реабилитации был рукоположен и прослужил 40 лет в Ярославской области, принимая множество людей, потянувшихся к нему за духовным советом, утешением, молитвой. После тюремных пыток почти ослеп, но продолжал служить, причем у него никогда не было ни диакона, ни знающего помощника. Духовное же зрение старца с годами только обострялось.

Он отличался крайней нестяжательностью, очень просто одевался и часто ходил босиком. Ничего не скопил за всю жизнь, раздавал всё, что привозили. Заботился и о братьях наших меньших: варил грачам по два ведра картошки.

Окончив два класса церковно-приходской школы, мог поддержать разговор на любую тему с самым ученым человеком. Юродствуя, скрывал свою духовную высоту.

Отец Павел не оставил после себя толстых томов книг и многословных поучений - поучительна сама его жизнь.

Старец почил в воскресенье, на Отдание праздника Рождества Христова, в реанимации городской больницы. Перед смертью его дважды причастили - до и после полуночи. Духовные чада вспоминали, как в больничной палате всё благоухало ароматом свежего соснового леса.

«Похороны отца Павла ясно показали его настоящее место в Церкви. Они были такими торжественными, собралось столько священства во главе с владыкой Ярославским и Ростовским архиепископом Михеем, молилось такое громадное количество верующих людей со всех концов России, что было ясно: мы хороним не обычного священнослужителя, а редкостного, удивительного, всеми любимого и чтимого старца!» (протоиерей Владимир Воробьев).

На могиле старца происходит множество случаев чудесной помощи и исцелений.

Отец Павел (Груздев) часто наставлял приходивших к нему людей своими краткими, образными и меткими афоризмами или напоминал им малоизвестные русские народные поговорки, которых он знал множество.

СОВЕТЫ И ИЗРЕЧЕНИЯ СТАРЦА

Кто без крестов, тот не Христов!

«Будь праведен в предприятиях твоих и будешь иметь Бога помощником».

«Якорь - надежда кораблю, а вера - якорь человеку на земле и на море».

«Кто без крестов, тот не Христов!»

У совести нет зубов, а она загрызет до смерти

«Родные мои… У совести нет зубов, а она загрызет до смерти… Не теряйте совесть! Совесть потерять - самое страшное».

«Если кто от тебя заплачет - ух!»

«Не бойся сильного грозы, а бойся слабого слезы»

«Лучше простить, чем мстить».

«Господи! Приведи помереть с чистой совестью, и лучше мне пострадать, нежели кто пострадает от меня».

«Лучше быть преданным, чем предателем, лучше быть оклеветанным, чем клеветником».

Лучше свой сноп, чем чужая копна

«Нищий с нищего никогда не взыщет».

«Хоть мошна пуста, да душа чиста».

«Бедный-то: ох! - а за бедным-то Бог».

«Лучше свой сноп, чем чужая копна».

«Не береги на черный день, так его и не будет».

«Блажен тот, у кого нет ничего, он не беспокоится, куда что спрятать».

«Не на груды денег надейся, а на Бога».

«Лучше быть нищим и праведным, чем богатым и неправедным».

«“Деньги есть, в них счастье, ясно. Денег нет - не жди отрад”. - Полагают так напрасно, мир душевный - лучший клад!»

Об унынии

«Унывать грешно, а скорбеть должно».

«Праздники и песни - душа народа».

«Добрый смех - не грех».

«Скорбей у Бога не проси, а пошлет - терпи».

Кто мало потрудился, тот мало и приобрел

«Что легко приобретается, то легко и теряется. Таков естественный порядок: кто мало потрудился, тот мало и приобрел».

«Употреби труд, имей мерность - богат будешь! Не объедайся, не опивайся - здоров будешь! Твори благо, избегай злаго - спасен будешь!»

Добро делай

«Вежливым быть хорошо, а добрым лучше».

«Доброму человеку и чужая болезнь к сердцу».

«Добро делай - верующему ли, неверующему. Не нам судить! Пьянице ли, разбойнику… Не пьянице делаешь ведь, человеку. Помни: первым разбойник вошел в Небесное Царство: “Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!” И Господь сказал: “Сегодня же будешь со Мной в раю!” И ты - делай, как разбойник благоразумный, и Господь тебя помилует».

«Чего не любишь сам, не делай того и другим».

«Делай добро во всю твою жизнь, и не постигнет тебя зло».

О семейной жизни

Старец нередко помогал семейным людям в разрешении конфликтов и проблем, утешал: «И горшки в печи лбами стукаются».

«Не ищи красоты, а ищи доброты».

Не делай явно, а делай тайно

«Не кажите себя перед людьми праведниками! А будет - не делай явно, а делай тайно. И Господь тебе воздаст! Вот так, родные мои!»

О суете и бесполезном провождении времени

«На помойную яму не напасешься хламу!»

«Ни светила, ни кадила - всё суета распотрошила».

«Ни в какую суету не вдавайся, хлопотливых дел остерегайся».

Хранящие язык свой избегают многих бед

«Лучше молчать, чем говорить неподобающее».

«Хранящие язык свой избегают многих бед».

«Грамотный убеждает не ревом, а добрым словом».

«Лучший ответ на оскорбленье - сдержанность и терпенье».

О молитве

«День трудись, а ночь молись».

Когда отца Павла спрашивали, как надо молиться, он отвечал: «Как умеешь, так и молись».

«Молитва везде действует, хотя не всегда чудодействует».

«На молитву надо вставать поспешно, как на пожар, а наипаче монахам».

«Не гневи Бога ропотом, а молись Ему шепотом».

«Родные мои! Молитесь! Как птица без крыльев - так человек без молитвы жить не может».

«Да, Господи, утром-то встал: “Во имя Отца и Сына и Святого Духа!” Разок хоть перекреститься правильно, чем сто раз махать руками. Обед пришел. Помолиться бы и “Отче наш” прочитать - да и забыли. Дак опять: “Господи, благослови!” Вечер пришел. Радикулит какой-то, да у кого давление бывает, а у кого и нет. Дак хоть подойди к постели да с мыслями-то сообрази: “Слава Тебе, Господи! День прошел - благодарю Тебя, Господи”. Вот эти маленькие три-то молитвы, а их желательно каждый день повторять. Это очень желательно, а кто кроме того - так и похвально».

О монашествующих и священнослужителях

«Монаха сколь ни черни - но он всё равно чернее мантии не будет».

«Пост и молитва - доктора монахов».

«Если верующие в церковь не пришли, служить надо ангелам».

«Плох тот священник, который мзды ради служит».

О посте

«Постись духом, а не только брюхом!»

«Поститься да молиться, когда люди не видят…»

«Ты молоко-то пей, а из людей кровь не пей».

«Есть не грешно, а человека есть грешно!»

Одной слишком разговорчивой женщине старец советовал: «Дай пост устам твоим!»

«Пост - телу чистота, душе красота! Пост - ангелов радование, бесов горе. Но надо помнить: в наше время лучше совсем не поститься, чем поститься без ума».

Когда счастье отвернется, тогда и от киселя ломаются зубы

«Счастье пучит, беда крючит».

«Когда счастье отвернется, тогда и от киселя ломаются зубы».

«Поживши на веку, повертишься и на спине, и на боку».

О смерти

«Как ни живи, а умирать обязательно надо. Приведи, Господи, умереть христианской кончиной и чтобы помянули добрым словом. Да я сроду никому не желаю плохого, а Церковь с детства люблю как родную мать. А кому Церковь не мать, тому и Бог не Отец».

«Любовь никогда не перестает быть».

«Я вас всех там еще лучше буду видеть».

«Где родился, там и пригодился, а умру, от вас не уйду».