Главная › Психология › Картины Парижа. Том I

Картины Парижа. Том I

Роман начинается посвящением году две тысячи четыреста сороковому. В предуведомлении автор сообщает, что его цель - всеобщее благоденствие.

Герой (он же автор) романа, утомленный долгой беседой со стариком англичанином, который резко осуждает французские нравы и порядки, засыпает и просыпается у себя дома в Париже через 672 г. - в двадцать пятом веке. Так как одежда его оказывается нелепой, он одевается в лавке подержанного платья, куда его приводит встреченный на улице прохожий.

Герой удивляется почти полному отсутствию карет, которые, по словам его спутника, предназначены только для больных людей или особо важных персон. Человеку, прославившемуся в каком-либо искусстве, жалуется шапка с его именем, что дает тому право на всеобщее уважение граждан и возможность свободно посещать государя.

Город поражает чистотой и изяществом оформления общественных мест и зданий, украшенных террасами и вьющимися растениями. Врачи теперь принадлежат к наиболее уважаемой категории граждан, а благоденствие достигло такой степени, что отсутствуют, за ненадобностью, приюты для бедных и смирительные дома. Вместе с тем человек, написавший книгу, проповедующую «опасные принципы», должен носить маску, пока не искупит своей вины, причем исправление его не принудительно и заключается в нравоучительных беседах. Каждый гражданин записывает свои мысли, и к концу жизни составляет из них книгу, которую зачитывают у него на могиле.

Детей обучают на французском языке, хотя сохранился «Коллеж четырех наций», в котором изучают итальянский, английский, немецкий и испанский языки. В печально знаменитой когда-то своими «бесплодными» диспутами Сорбонне занимаются исследованием человеческих трупов, с целью отыскания средств уменьшения телесных страданий человека. Универсальным лечебным средством считаются ароматические растения, обладающие способностью «разжижать сгустившуюся кровь»; излечиваются воспаление легких, чахотка, водянка и многие ранее неизлечимые болезни. К новейшим принципам предупреждения болезней относятся прививки.

Все книги по богословию и юриспруденции хранятся теперь в подвалах библиотек, и, в случае опасности войны с соседними народами, противнику засылаются эти опасные книги. Вместе с тем адвокаты сохранены, а преступившие закон либо гласно содержатся в тюрьме, либо изгоняются из страны.

Беседа прерывается частыми ударами колокола, оповещающего о редчайшем событии - казни за убийство. Законопослушание воспитывается рано: в четырнадцать лет каждый обязан собственноручно переписать законы страны и принять присягу, возобновляемую через каждые десять лет. И все-таки иногда для назидания смертная казнь производится: на площади перед Дворцом правосудия преступника подводят к клетке с телом убитого. Председатель Сената зачитывает приговор суда, раскаивающийся преступник, окруженный священниками, выслушивает речь Прелата, после чего приносят скрепленный подписью Государя смертный приговор. У той же клетки преступника расстреливают, что считается окончательным искуплением вины и имя его вновь вписывается в списки граждан.

Служители церкви в государстве являют образец добродетели, их главная миссия - утешение страждущих, предотвращение кровопролития. В храме почти все привычно для нашего героя, но отсутствует живопись и скульптура, алтарь лишен украшений, стеклянный купол открывает вид на небо, а молитвой служит поэтическое послание, идущее от самого сердца. В обряде причащения юноша в телескоп разглядывает небесные тела, затем в микроскоп ему показывают мир, еще более дивный, убеждая тем самым в мудрости Творца.

Путешествуя по городу, спутники осматривают площадь с символическими фигурами: коленопреклоненной Франции; Англии, протягивающей руки к Философии; поникнувшей головой Германии; Испании, из мрамора с кровавыми прожилками - что должно было изображать раскаяние в неправедных делах в прошлом.

Приближалось время обеда, и спутники оказываются в доме, украшенном гербом и щитом. Выяснилось, что в домах знати принято накрывать три стола: для семьи, чужестранцев и бедняков. После обеда герой отправляется смотреть музыкальную трагедию о жизни и смерти тулузского торговца Каласа, колесованного за желание перейти в католичество. Сопровождающий рассказывает о преодолении предрассудков в отношении актеров: например, Прелат недавно просил Государя пожаловать вышитую шапку одному выдающемуся актеру.

Герою видится сон с фантастическими видениями, которые меняют течение переживаемых событий - он оказывается один без провожатого в королевской библиотеке, которая вместо огромных когда-то комнат уметается в небольшом помещении. Библиотекарь рассказывает об изменившемся отношении к книге: все легкомысленные или опасные книги были сложены в огромную пирамиду и сожжены. Однако предварительно из сожженных книг была извлечена главная суть их и изложена в небольших книжицах в 1/12 долю листа, которые и составляют нынешнюю библиотеку. Оказавшийся в библиотеке писатель характеризует нынешних сочинителей как самых почитаемых граждан - столпов морали и добродетели.

Проследовав в Академию, спутники оказываются в простом здании с местами для академистов, украшенных флажками с перечислением заслуг каждого. Один из присутствующих академиков обращается с пламенной речью с осуждением порядков старой Академии XVIII в. Герой не оспаривает правоты оратора, но призывает не судить строго прошедшие времена.

Далее герой посещает Королевскую коллекцию, в которой рассматривает мраморные статуи с надписями «Изобретателю пилы», «Изобретателю бойницы, ворота, блока» и т. д.; перед ним проходят редкие растения, минералы; целые залы посвящены оптическим эффектам; залы акустики, где молодых воинственных наследников престола отучают от агрессии, оглушая звуками сражений.

Неподалеку от коллекции располагается академия Живописи, включающая в себя ряд других академий: рисования, живописи, скульптуры, практической геометрии. Стены академии украшены работами величайших мастеров, в основном на нравоучительные темы, без кровавых битв и любострастных утех мифологических богов. В аллегорической форме передано своеобразие народов: завистливость и мстительность итальянца, горделивая устремленность вперед англичанина, презрение к стихиям немца, рыцарственность и возвышенность француза. Художники теперь находятся на содержании у государства, скульпторы не лепят толстосумов и королевских прислужников, увековечивают лишь великие деяния. Широкое распространение получила гравюра, которая учит граждан добродетели и героизму.

Герой возвращается в центр города, где с толпой граждан беспрепятственно попадает в тронный зал. По обе стороны трона располагаются мраморные доски с выгравированными на них законами, обозначающими пределы королевской власти, с одной стороны, и обязанности подданных - с другой. Государь в синем плаще выслушивает отчеты министров, и если находится хоть один недовольный, даже самого низкого происхождения, то он немедленно выслушивает публично.

Восхищенный увиденным, герой просит у присутствующих разъяснить ему форму правления, принятую в государстве: власть короля ограничена, законодательная власть принадлежит Собранию народных представителей, исполнительная - сенату, король же следит за соблюдением законов, единолично решая лишь вопросы непредвиденные и особо сложные. Так «благоденствие государства сочетается с благоденствием частных лиц». Наследник престола проходит длинный путь воспитания и только в двадцать лет король объявляет его своим сыном. В двадцать два года он может взойти на престол, а в семьдесят лет слагает с себя «власть». Женой его может быть только гражданка своей страны.

Женщины страны целомудренны и скромны, они «не румянятся, не нюхают табак, не пьют ликеры».

Чтобы объяснить суть налоговой системы, героя ведут к перекрестку улиц и показывают два сундука с надписями «Налог королю» и «Добровольные взносы», в которые граждане «с довольным видом» вкладывают запечатанные пакеты с серебряными монетами. По наполнении сундуки взвешиваются и передаются «Контролеру финансов».

В стране изгнаны из употребления «табак, кофе и чай», существует только внутренняя торговля, главным образом продуктами земледелия. Торговля с заграницей запрещена, а суда используются для астрономических наблюдений.

К вечеру спутник героя предлагает отужинать в доме одного из своих приятелей. Хозяин встречает гостей просто и естественно. Ужин начинается с благословения блюд, стоящих на столе, который сервирован без всякой роскоши. Пища проста - в основном овощи и фрукты, ликеры «запрещены так же строго, как и мышьяк», слуги сидят за тем же столом, а каждый накладывает себе пищу сам.

Вернувшись в гостиную, герой набрасывается на газеты, из которых следует, что мир превратился в сообщество свободных государств. Дух философии и просвещения распространился повсюду: в Пекине поставлена на французском языке трагедия Корнеля «Цинна», в Константинополе - вольтеровский «Магомет»; в ранее закрытой Японии переведен трактат «О преступлениях и наказаниях». В бывших колониях на американском континенте созданы две мощных империи - Северная и Южная Америка, восстановлены в правах индейцы, возрождена их древняя культура. В Марокко ведутся астрономические наблюдения, на папуасской земле не осталось ни одного обездоленного и т. д. В Европе также коренные сдвиги: в России государь не называет себя самодержцем; нравственное воздействие Рима ощущает «китаец, японец, житель Суринама, Камчатки»; Шотландия и Ирландия хотят составлять с Англией единое целое. Франция, хоть и не идеальное государство, но далеко обогнала другие страны в прогрессивном движении.

В газетах отсутствовали светские новости, и герой, желая узнать судьбу Версаля, предпринимает поездку к прежнему дворцу. На его месте он застает одни развалины, где от присутствующего там старца получает разъяснения: дворец рухнул под тяжестью строящихся друг на друге зданий. На их возведение ушли все средства королевства, и гордыня была наказана. Этим старцем оказывается король Людовик XIV.

Дата рождения:

06.06.1740

Место рождения:

Искусство: Писатели

Дата смерти:

25.04.1814

Место смерти:

Георафия жизни:

Франция, Швейцария

Род деятельности:

Писатель

Мерсье (Mercier) , Луи Себастьян (06.06.1740, Париж – 25.04.1814, Париж) – французский писатель. Родился в Париже в состоятельной семье торговца оружием; до девятилетнего возраста воспитывался дома, а затем определен в Коллеж четырех наций, откуда он вынес знание древних языков и сильнейшую неприязнь к господствовавшей там архаической системе обучения. Литературную деятельность начал как поэт с поэтических посланий: «Гекуба к Пирру» (1760), «Филоктет к Пеану» (1762), «Медея к Ясону после умерщвления своих детей» (1763), «Умирающий Сенека к » (1763), «Элоиза к Абеляру» (1763), «Калас на эшафоте к своим судьям» (1765). Одновременно напечатал несколько речей и похвальных слов, а также ряд беллетристических сочинений – пьес, романов и повестей. После конфликта с полицией вынужден был покинуть Францию и обосновался в Швейцарии. Он прожил там около пяти лет, знакомясь со страной, с ее природой и людьми, но не прекращал литературного труда. Революцию приветствовал и был избран в Конвент, где примыкал к жирондистам. В период якобинской диктатуры Мерсье, подобно многим жирондистам, подвергся аресту и более года пробыл в различных парижских тюрьмах. Освободился после термидорианского переворота. С приходом к власти отошел от политической деятельности, занимался преподавательской деятельностью, литературным творчеством. Написал шеститомную «Историю Франции» , продолжение «Картины Парижа» под названием «Новый Париж» (6 т.), посвященный жизни французской столицы в революционную эпоху. В феврале 1814 г. Мерсье тяжело заболел. Единственное, что еще поддерживало его, по собственному признанию, была надежда увидеть конец наполеоновской тирании (он относился с неприязнью к Наполеону, хотя на первых порах горячо его приветствовал). («Жирондист Мерсье, – писал Герцен, – одной ногой уже в гробу, говорил во время падения первой империи: “Я живу еще только для того, чтобы увидеть, чем это кончится”»). Судьба даровала ему такую возможность: 6 апреля 1814 г. поверженный император подписал акт отречения от престола, а в ночь с 24 на 25 апреля умер «первый книгописец Франции» (как он сам себя называл). Лучшие произведения писателя: утопический роман «Год 2440» («L’an 2440, ou Rêve s’il en fut jamais» , 1770; есть рус. пер.); книга «Картина Парижа» («Tableau de Paris» , 1782–1789; есть рус. пер.) – серия замечательных по своей достоверности социально-бытовых и сатирических очерков, дающая яркое изображение дореволюционного Парижа со всеми его социальными противоречиями; серия эссе под общим названием «Мой спальный колпак» («Mon bonnet de nuit» , 1784–1786; есть рус. пер. Спб., 1789; это издание было встречено весьма доброжелательной рецензией, в которой говорилось: «Книга сия, коея сочинитель есть г. Мерсье, знаменитый философическими и драматическими своими произведениями, приобретшими в переводе своем и на отечественном нашем языке все заслуживаемое им одобрение, содержит в себе размышления о разных предметах в общежитии встречающихся, исполненные философии и нравоучения и могущие питать дух читающего такими чувствованиями, которые его не недостойны»).

Картины Парижа (Tableau de Paris) - Очерки (1781-1788)

Авторское предисловие посвящено сообщению о том, что интересует Мерсье в Париже - общественные и частные нравы, господствующие идеи, обычаи, скандальная роскошь, злоупотребления. «Меня занимает современное мне поколение и образ моего века, который мне гораздо ближе, чем туманная история финикиян или египтян». Он считает нужным сообщить, что сознательно избегал сатиры на Париж и парижан, так как сатира, направленная на конкретную личность, никого не исправляет. Он надеется, что сто. лет спустя его наблюдения над жизнью всех слоев общества, живущих в огромном городе, сольются «с наблюдениями века».

Мерсье интересуют представители разнообразных профессий: извозчики и рантье, модистки и парикмахеры, водоносы и аббаты, офицерство и банкиры, сборщицы подаяний и учителя, словом, все, кто разными способами зарабатывает себе на жизнь и дает другим возможность существовать. Университетские профессора, например, умудряются привить ученикам отвращение к наукам, а адвокаты, из-за неустойчивых законов, не имеют возможности задуматься об исходе дела, и идут в том направлении, куда их влечет кошелек клиента.

Зарисовки Мерсье - это не только городские типы и обыватели, но и портрет города. Лучшая панорама, по его мнению, открывается с башни «Собора богоматери» (Лицо большого города). Среди «картин» можно найти Улицу Урс и Улицу Юшетт, Сите и Остров Людовика Святого, Сент-Шапель и Церковь святой Женевьевы. Он живописует те места, куда собирается на гуляния весь Париж - Пале-Рояль и Лон-Шан. «Там собираются и дешевенькие кокотки, и куртизанки, и герцогини, и честные женщины». Простолюдины в праздничной одежде смешиваются с толпой и глазеют на все, на что следует смотреть в дни всеобщих гуляний, - красивых женщин и экипажи. В таких местах автор делает вывод, что красота не столько дар природы, сколько «сокровенная часть души». Такие пороки, как зависть, жестокость, хитрость, злоба и скупость, всегда проступают во взгляде и выражении лица. Вот почему, замечает писатель, так опасно позировать человеку с кистью в руке. Художник скорее определит род занятий и образ мысли человека, нежели знаменитый Лафатер, цюрихский профессор, который столько написал об искусстве узнавать людей по их лицам.

Здоровье жителей зависит от состояния воздуха и чистоты воды. Ряд очерков посвящен тем производствам, без которых немыслима жизнь гигантского города, но кажется, что их предназначение - отравление Парижа ядовитыми испарениями (Вытопка сала, Бойни, Тлетворный воздух, Ветеринарные ямы). «Что может быть важнее здоровья граждан? Сила будущих поколений, а следовательно сила самого государства, не зависит ли от заботливости городских властей?» - вопрошает автор. Мерсье предлагает учредить в Париже «Санитарный совет», причем в его состав должны входить не доктора, которые своим консерватизмом опасны для здоровья парижан, а химики, «которые сделали так много новых прекрасных открытий, обещающих познакомить нас со всеми тайнами природы». Доктора, которым писатель посвятил лишь одну «картину», не оставлены вниманием в других зарисовках. Мерсье утверждает, что доктора продолжают практиковать медицину старинными, довольно темными способами только для того, чтобы обеспечить себе побольше визитов и не давать никому отчета в своих действиях. Все они действуют как сообщники, если дело доходит до консилиума. Медицинский факультет, по его мнению, все еще преисполнен предрассудков самых варварских времен. Вот почему для сохранения здоровья парижан требуется не доктор, а ученые других профессий.

К улучшениям условий жизни горожан Мерсье относит закрытие кладбища Невинных, оказавшееся за века своего существования (со

времен Филшша Красивого) в самом центре Парижа. Автора занимает также работа полиции, которой посвящены довольно пространные (по сравнению с другими) зарисовки (Состав полиции, Начальник полиции). Мерсье констатирует, что необходимость сдерживать множество голодных людей, видящих, как кто-то утопает в роскоши, является невероятно тяжелой обязанностью. Но он не удержался от того, чтобы сказать: «Полиция - это сборище негодяев» и далее: «И вот из этих-то омерзительных подонков человечества родится общественный порядок!»

Для изучающего общественные нравы интерес к книгам закономерен. Мерсье утверждает, что если не все книги печатаются в Париже, то пишутся они именно в этом городе. Здесь, в Париже, обитают те, кому посвящен очерк «О полуписателях, четвертьписателях, о метисах, квартеронах и проч.». Подобные люди публикуются в Вестниках и Альманахах и именуют себя литераторами. «Они громко осуждают надменную посредственность, в то время как сами и надменны и посредственны».

Рассказывая о корпорации парламентских парижских клерков - Базош, - автор замечает, что герб их состоит из трех чернильниц, содержимое которых заливает и губит все вокруг. По иронии судьбы, у судебного пристава и вдохновенного писателя общие орудия труда. Не меньший сарказм вызывает у Мерсье состояние современного театра, особенно при попытках ставить трагедии, в которых капельдинер силится изображать римского сенатора, облачившись при этом в красную мантию доктора из мольеровской комедии. С не меньшей иронией автор говорит о страсти к любительским спектаклям, особенно к постановке трагедий. К новому виду представлений Мерсье относит публичное чтение новых литературных произведений. Вместо того, чтобы узнать мнение и получить совет от близкого друга, литераторы стремятся обнародовать свой труд на публике, тем или иным способом состязаясь с членами Французской академии, имеющими право публично читать и публично выслушивать похвалы в свой адрес. В 223-й по счету «картине» писатель сожалеет об утрате таких дивных зрелищ, как фейерверки, которые пускали по торжественным дням - как-то: день св. Жана или рождения принцев. Теперь по этим дням отпускают на свободу заключенных и выдают замуж бедных девушек.

Мерсье не упустил из виду и маленькую часовню Сен-Жозеф на Монмартре, в которой покоятся Мольер и Ла-Фонтен. Он рассуждает о религиозных свободах, время для которых наступило, наконец, в Париже: Вольтер, которому раньше отказывали в погребении, полу-

чил обедню за упокой своей души. Фанатизм, резюмирует автор, пожирает самого себя. Далее Мерсье говорит о политических свободах и общественных нравах, причина падения которых заключена и в том, что «красота и добродетель не имеют у нас никакой цены, если они не подкреплены приданым». Отсюда возникла потребность в следующих «картинах»: «Под любым названием, О некоторых женщинах, Публичные женщины, Куртизанки, Содержанки, Любовные связи, О женщинах, Об идоле Парижа - о «прелестном»». Не менее детально и ярко отражены в зарисовках «Ломбард, Монополия, Откупное ведомство, Мелочная торговля». Внимание уделено и таким порокам Парижа, как «Нищие, Нуждающиеся, Подкидыши, Места заключения и Подследственные отделения», основанием для создания которых послужило желание «быстро очистить улицы и дороги от нищих, чтобы не было видно вопиющей нищеты рядом с наглой роскошью» (картина 285).

Жизнь высшего общества подвергнута критике в «картинах»: «О дворе, Великосветский тон, Светский язык». Причуды великосветского и придворного быта отражены в зарисовках, посвященных различным деталям модных туалетов, таких, как «Шляпы» и «Фальшивые волосы». В своих рассуждениях о модных головных уборах Мерсье так характеризует влияние Парижа на вкусы других стран: «И кто знает, не расширим ли мы и дальше, в качестве счастливых победителей, наши славные завоевания?» (Картина 310). Сравнение аристократии с простолюдинкой оказывается не в пользу дамы из высшего общества, слепо следующей из-за сословного тщеславия за всеми причудами моды - «Болезни глаз, воспаления кожи, вшивость являются следствием этого преувеличенного пристрастия к дикой прическе, с которой не расстаются даже в часы ночного отдыха. А тем временем простолюдинка, крестьянка не испытывает ни единой из этих неприятностей».

Автор не обошел вниманием и такое учреждение, каковое, по его мнению, могло возникнуть только в Париже, - это Французская академия, которая скорее мешает развитию французского языка и литературы, чем способствует развитию как писателей, так и читателей. Проблемы словесности подвергнуты анализу в зарисовках «Апология литераторов, Литературные ссоры, Изящная словесность». Последняя, 357 «картина», завершает собой труд Мерсье и написана как «Ответ газете «Курье де л"Ероп»». Сопоставив все похвалы и критические замечания, автор обращается к своему читателю со словами: «Хочешь расплатиться со мной, чтобы я был вознагражден за все свои

бессонные ночи? Дай от своего избытка первому страждущему, первому несчастному, которого встретишь. Дай моему соотечественнику в память обо мне».

Р. М. Кирсанова

2440 год (L"an 2440) - Утопический роман (1770)

страданий человека. Универсальным лечебным средством считаются ароматические растения, обладающие способностью «разжижать сгустившуюся кровь»; излечиваются воспаление легких, чахотка, водянка и многие ранее неизлечимые болезни. К новейшим принципам предупреждения болезней относятся прививки.

рассудков в отношении актеров: например, Прелат недавно просил Государя пожаловать вышитую шапку одному выдающемуся актеру.

обязанности подданных - с другой. Государь в синем плаще выслушивает отчеты министров, и если находится хоть один недовольный, даже самого низкого происхождения, то он немедленно выслушивает публично.

Женщины страны целомудренны и скромны, они «не румянятся, не нюхают табак, не пьют ликеры».

индейцы, возрождена их древняя культура. В Марокко ведутся астрономические наблюдения, на папуасской земле не осталось ни одного обездоленного и т. д. В Европе также коренные сдвиги: в России государь не называет себя самодержцем; нравственное воздействие Рима ощущает «китаец, японец, житель Суринама, Камчатки»; Шотландия и Ирландия хотят составлять с Англией единое целое. Франция, хоть и не идеальное государство, но далеко обогнала другие страны в прогрессивном движении.

В этот момент одна из гнездящихся в развалинах змей кусает героя в шею и он просыпается.

P. М. Кирсанова

Биография

Мерсье (Mercier) Луи Себастьен (6.6.1740, Париж, - 25.4.1814, там же), французский писатель.

Родился в семье торговца. Учился в коллеже Четырёх наций.

В 1766 написал повесть "История Изербена, арабского поэта" и опубликовал трактат "О бедствиях войн".

В романе "Дикарь" (1767) ощутимо влияние Ж. Ж. Руссо.

В 1770 анонимно в Амстердаме вышел социальный роман М.

"2440-й год", в котором выражены антифеодальные и свободолюбивые идеи.

Философские взгляды М. дуалистичны. Он, как и Руссо, признаёт материальность мира, но принимает идею бога и бессмертия души.

Во многом верная трактовка мировоззрения Руссо дана М.

в книге "О Ж. Ж. Руссо, одном из главных писателей, подготовивших революцию" (1791).

Эстетические взгляды М. выражены в трактате "О театре..." (1773); он требует демократизации искусства, ратует за героику, эмоциональность. М. - драматург (пьесы "Неимущий", 1772, "Судья", 1774, "Тачка уксусника", 1775, исторические драмы).

В многотомном сочинении "Картины Парижа" (1781-88, рус. пер. т. 1-2, 1935-36) ярко нарисована предреволюционная эпоха.

М. восторженно встретил Великую французскую революцию брошюрой "1789 год", но якобинской диктатуры испугался; сидел в тюрьме за близость к жирондистам.

Во время Империи оставался республиканцем.

Соч.: Theatre complet, v. 1-4, nouv. ed., Amst. - Leiden, 1778-84; в рус. пер. - Неимущие. Тачка уксусника, в сборнике: Французский театр эпохи Просвещения, т. 2, М., 1957.

Лит.: История французской литературы, т. 1, М. - Л., 1946, с. 785-88; История западноевропейского театра, под общей ред. С. С. Мокульского, т. 2, М., 1957; Левбарг Л. А., Л. С. Мерсье, Л. - М., 1960; Beclard L., Sebastien Mercier, P., 1903; Majewski H. F., The preromantic imagination of L.-S. Mercier, N. Y., 1971.

Биография

Мерсье родился в семье ремесленника, но получил хорошее образование. Был плодовитым писателем и противником классицизма. Приветствовал Революцию, в политике был умеренным якобинцем, во время Террора был в заключении, выпущен на свободу после падения Робеспьера, которого назвал «сангвинократом» («крововластцем»).

Год 2440

Наиболее известное произведение Мерсье - утопический роман «Год две тысячи четыреста сороковой. Сон, которого, возможно, и не было», в котором выражены взгляды, близкие взглядам Руссо. Анонимный рассказчик видит сон, в котором совершает экскурсию по Парижу далекого будущего.

Русский перевод

Мерсье Л.-С. Год две тысячи четыреста сороковой: Сон. которого, возможно, и не было / Пер. с франц. А. Андрес. - Л.: Наука, 1977. - 240 с - (Литературные памятники).

Литература

Фафурин Г.А. Когда и как попал роман Мерсье "Год 2440" к российскому читателю // Философский век.Альманах. Вып.13. Российская утопия эпохи Просвещения и традиции мирового утопизма. / Отв. редакторы Т.В. Артемьева, М.И. Микешин.-СПб.: Санкт-Петербургский Центр истории идей, 2000.- С.421-430.

Машина времени

Мыслитель-утопист Луи-Себастьян Мерсье в романе "Год 2440-й" (1770) "скрываться" не пожелал - и угадывал, угадывал с какой-то даже неприличной щедростью. Десятой части того, что увидел в далеком будущем Мерсье, хватило бы на добротный, возбуждающий фантастический роман той поры! Не отгадал автор только одного: все предсказанное осуществится на полтысячелетия раньше...

Вот лишь одна цитата, в которой, если отвлечься от стилевой архаики, слышится что-то весьма знакомое: "Но еще более я был поражен, взойдя в залу оптики, где оказалось сосредоточенным все, касающееся света. Это было какое-то бесконечное колдовство. Глазам моим предстали различные виды, пейзажи, дворцы, радуги, метеоры, светящиеся цифры, моря, - ничего этого на самом деле не существовало, то была иллюзия, но более достоверная, чем сама реальность. Поистине это был приют волшебства... Не меньшие чудеса предстали мне в зале акустики. Здесь научились подражать всем членораздельным звукам человеческого голоса, крикам животных, пению различных птиц: стоило нажать какую-то пружину, и вам казалось, будто вы вдруг перенеслись в девственный лес. Слышен был рев львов, тигров, медведей; казалось, они пожирали один другого. От невыносимого этого рева чуть не лопались уши, диким, душераздирающим воплям вторило вдалеке эхо, еще более оглушительное..."

Ничего не напоминает? Например, залы "виртуальной реальности" во многих современных центрах развлечений и музеях? По крайней мере, когда я погружался в аналогичную иллюзию из световых образов и звуков в зале Чикагского музея техники и промышленности, в памяти вставали именно эти абзацы из романа, написанного более двух столетий назад.

Но Мерсье задумывался, кроме всего прочего, и над социальными последствиями угаданных им технических диковин. И его представления о нравственных основах жителей утопического послезавтра наивными совсем не кажутся (если отвлечься от конкретных "рецептов" автора): "Всегда преследовавший нравственные цели народ этот даже из сего редкостного изобретения сумел извлечь пользу. Стоило какому-нибудь молодому государю завести речь о сражениях или проявить воинственные склонности, как его препровождали в особую залу, которую с полным на то основанием нарекли "адом"; здесь машинист тотчас же пускал в ход соответствующие рычаги, и ухо монарха поражал оглушающий грохот сражения - крики ярости и боли, жалобные стоны умирающих, крики ужаса и громыхание пушек - эти звуки гибели, этот жуткий глас смерти. И если при этом в душе его не просыпалась природа, если вопль отвращения не вырывался из груди его, если чело его оставалось спокойным и бесстрастным, - тогда его запирали в этой зале до конца его дней; и каждое утро давали ему вновь послушать сию музыкальную пиесу, дабы он мог наслаждаться ею, не принося этим ущерба человечеству".

Чтобы в полной мере оценить провидческий размах Мерсье, достаточно одной даты. Только спустя 29 лет на родине писателя будет установлен первый сема-фор - самое на то время передовое средство коммуникаций, прообраз современного "телеграфа".

Л.-С. Мерсье

С гравюры Энрике (Гос. музей изобразит. искусств)

ЛУИ-СЕБАСТЬЯН МЕРСЬЕ

«Великий книгопроизводитель Франции»

Париж 1781-1788 гг.

Луи-Себастьян Мерсье принадлежит к самым плодовитым писателям XVIII в. Автор пьес, романов, исторических произведений, социальных трактатов, утопий, бесконечных очерков, он пользовался известностью накануне 1789 г. Славу Мерсье создало начатое им в 1781 г. многотомное собрание «Картины Парижа».

Впервые эта книга вышла в 1781 г. в двух томах. Чтобы написать ее, Мерсье удалился из Франции в Швейцарию. Его напугала судьба знаменитого аббата Рейналя, изгнанного 21 мая 1781 г. королевской полицией. В Невшателе Мерсье продолжал спокойно писать. Вслед за двухтомным «Le Tableau de Paris» книга вышла в четырех томах в 1782 г., в следующем году были изданы еще 4 тома и, наконец, спустя пять лет, было добавлено еще четыре. Двенадцать томов «Картин Парижа» потрясли читателя.

Десятилетие накануне революции было годами окончательного распада самодержавного государства. В недрах феодализма созревало капиталистическое общество. Людовик XVI испробовал все, чтобы сохранить свою самодержавную власть. Он поощрял феодальную реакцию, - сеньёров, стремившихся расширить и укрепить сеньёральные права над крестьянством; февдисты стремились перед судьями королевства защитить средневековые претензии помещиков-дворян. Людовик XVI, правда, вынужден был прибегнуть к реформам. Но Тюрго ожидала судьба Шуазеля. Тюрго был, конечно, талантливее своего предшественника «реформатора». Это был ученик физиократов, это был идеолог «просвещенного абсолютизма», сделавший попытку на практике осуществить учение экономистов. Его неудача и его падение были показателем обострения классовых противоречий во Франции и неизбежности революции.

Всего несколько лет прошло после издания утопии Мерсье «Год 2440» (1771) до момента объявления американскими колониями войны Англии. В этой войне Франция попыталась взять реванш за потерю колоний в годы Людовика XV. В американской войне дворянско-буржуазная оппозиция внутри Франции нашла для себя знамя. Людовик XVI вынужден был передать управление государством женевскому банкиру Неккеру. Это была капитуляция абсолютизма перед буржуазией, но крупная буржуазия в лице Неккера не спешила с требованием полновластия, она была умеренной и верноподданнической оппозицией. В 1781 г., в год появления «Картин Парижа», Неккер опубликовал бюджет государства, утаив от населения подлинные размеры финансового банкротства самодержавия. Но даже тот частичный материал, который впервые получил французский гражданин, поразил его как громом, показав ему неизбежность борьбы с монархией. Неккер ушел в отставку, подобно Шуазелю и подобно Тюрго. Самодержавие вновь попыталось вооруженной силой бороться за свое существование, но, конечно, судьбу государства решала не «реформаторская» деятельность Тюрго или Неккера - судьбы государства решились народными массами Франции.

Десятилетие накануне революции было полно еще до сих пор недостаточно изученными попытками народных масс с оружием в руках решить судьбы самодержавно-феодального государства. С 1771 по 1787 г. насчитывается по крайней мере до двадцати более или менее крупных крестьянских и городских выступлений. В 1773 г. в окрестностях Бордо 4000 крестьян выступили походом на город; «беспорядки» здесь продолжались около месяца. В Турене полиция повесила четырех вожаков народного бунта. Выступления имели место в Бретани и в Париже. В 1786 г. Лион оказался в руках восставших ткачей. В итоге подавления восстания 4 убитых, 20 раненых, 3 повешенных.

Франция в эти годы вновь познакомилась с литературой, которая с успехом распространялась в столице еще во времена Фронды и в годы крестьянских восстаний последних лет царствования Людовика XIV. В 1771 г. на статуе Людовика XV висел плакат: «Хлеба по два су. Повесить главного министра или восстание в Париже!» В 1786-1787 гг. плакаты эти говорили более резким и решительным языком: «О Франция! Народ рабов и слуг! Презирая законы, у тебя забирают все твое добро, чтобы заковать тебя в цепи. Долго ли ты будешь страдать, народ мученик?»

Мерсье вошел в славу в годы, когда классики просвещения уже отошли в прошлое. Вольтер стал «королем Вольтером», Руссо продолжал царить над умами, но, как мы увидим из показаний самого Мерсье, временами он напоминал ученикам маньяка. На арену истории выступил Мабли. Этот почтенный философ и политик был старше Руссо, но до 1770 г. Мабли оставался неизвестным. Только после 1770 г. он стал популярным мыслителем Франции и постепенно в годы революции оттеснил даже классиков. Огромное значение в эти годы приобрел аббат Рейналь и, наконец, среди новых героев просвещения - Луи-Себастьян Мерсье. Даниэль Морне в своей последней монографии «Об интеллектуальных причинах французской революции» готов даже утверждать, что Мерсье пропагандой идей гражданской войны в утопии «Год 2440» - о ней речь впереди - ближе других стоит к вождям революции, за много лет до ее начала. Впрочем, и Морне, цитируя соответствующие строки «Утопии» о гражданской войне, вынужден признать, что для Мерсье вместе с тем характерно одновременно уважение к монархии, попытка найти мирный для нее исход, попытка наметить для нее план реформ. Даниэль Морне, правда, оставляет в стороне анализ работ Марата, его «Цепи рабства» (1774) и его «План уголовного кодекса» (1780). Он оставляет в стороне анализ работ Бриссо, посвященных реформе уголовного законодательства и поискам «подлинно-достоверного метода раскрытия истины». Суждения Даниэля Морне, однако, характерны для того, как буржуазная историография в наши дни начинает оценивать значение Мерсье, этого, казалось, всеми забытого писателя XVIII века.

Надо иметь в виду, что в последнее десятилетие накануне революции во Франции шла упорная борьба между двумя философскими школами, из которых одна может быть определена как «школа энциклопедистов», другая - как «школа Руссо». Разногласия между политиками и теоретиками буржуазии и мелкой буржуазии шли теперь, однако, по другим линиям. Это были разногласия по вопросу о роли и значении революционной борьбы для обновления Франции. Идеологи буржуазии, даже сознавая необходимость насильственного переворота, практически добивались мирных реформ, чтобы избежать вмешательства народных масс в дело преобразования Франции. Мелкая буржуазия даже тогда, когда она готова была признать, что революционный переворот - задача ближайших лет, в своей положительной программе преобразований не шла дальше требований «демократической монархии». Если для идеологов буржуазии, для учеников физиократов, освобождение частной собственности от феодальных уз было последним словом социальной мудрости, - идеологи мелкой буржуазии мечтали о «равенстве собственников», о возможности ограничить накопление крупного капитала во имя гражданского и социального равноправия мелкого люда. Но и те, и другие по существу во всех своих рассуждениях исходили из признания священной частной собственности как основы будущего государства.

Для мелкой буржуазии XVIII в. характерны глубочайшие внутренние противоречия ее социальной программы. Лозунги демократии - равенство и свобода прикрывали неизбежность торжества нового строя, основанного, пусть на новых, но все же принципах социального неравенства и угнетения - на базе наемного труда. Об этом противоречии Маркс писал неоднократно, когда характеризовал сущность якобинизма в эпоху французской революции. В дискуссии с Бруно Бауэром Маркс говорит: «Какая колоссальная ошибка быть вынужденным признать и санкционировать в «правах человека» современное буржуазное общество, общество промышленности, всеобщей конкуренции, свободно преследующих свои цели частных интересов, анархии самой от себя отчужденной природной и духовной индивидуальности - быть вынужденным признать все это и в то же время аннулировать, в лице отдельных индивидуумов, жизненные проявления этого самого общества, и в то же время желать построить по античному образцу политическую верхушку этого общества».