Кладбищенская история «вножную. Умер старец Михаил (Труханов)

Труханов Михаил Васильевич (1916-2006), протоиерей, духовный писатель.

Родился в 1916 году в селе Большая Тарасовка Клинцовского района Саратовской области в семье священника Василия Труханова. С детства прислуживал с братом в храме: выходил с подсвечником, подавал кадило, просфоры.
После революции из-за голода и гонений семья была вынуждена переезжать с места на место. Отцу священнику, как лишённому избирательных прав, продуктовые карточки не выдавались, не выдавались и членам семьи лишенца.

Михаила как сына священника не брали в школу, обучался дома. В ноябре 1929 года удалось поступить сразу в 8 класс. В школе он испытывал издевательства, как «сын попа». Учился он очень хорошо. По окончании 8 класса, в 14 лет, ему пришлось устраиваться на работу.

Чтобы продолжить образование уехал в Ташкент, работал фотометристом в тресте Геодезии, Астрономии и Картографии. В 1934—1937 гг. побывал в четырех комплексных экспедициях. В воскресные и праздничные дни в соборе прислуживал владыке, подносил облачения и стоял с посохом за богослужениями.

Весной 1937 года сдал экзамены за 10 классов экстерном и подал документы на поступление в Московский Институт Геодезии, Аэрофотосъемки и Картографии. Был зачислен на аэрофотосъемочный факультет. Регулярно посещал богослужения. С 1939 года стал прихожанином храма Николы в Кузнецах и духовным сыном о. Александра Смирнова.

Арест
26 февраля 1941 года в половине первого ночи, в студенческом общежитии, был произведен обыск. Обыск длился до 11 часов дня, все тщательно проверялось. Было найдено давнишнее прошение о благословении на монашеский постриг. Во время следствия содержался в Бутырской тюрьме в одиночной камере № 212. Был обвинен в «организации кружка по изучению Библии». На допросы вызывали преимущественно по ночам.

5 июня 1941 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило его по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР к 8 годам ИТЛ за « а/с агитацию, организацию и руководство нелегальной а/с группой церковников „Московское Богословское Христианское общество“, проводил вербовку новых лиц, устраивал нелегальные сборища». По тому же делу проходили Лещенко Ю.Ф., Угловский В.П. и др. Приговор подписал Л. Берия. Виновным себя «признал частично».

Заключение
26 июня 1941 г. был вывезен этапом в Унжлаг, был распределен на 123 лагпункт у ст. Сухобезводная (примерно 100 км к северу от г. Горький) на лесоповал. В декабре 1941 г. Михаил Труханов пришел в нетрудоспособное состояние (заболел дистрофией и авитаминозом), получил освобождение от выхода на работу по недостаточности сердечной деятельности.

В середине января 1942 года начальник лагеря запретил больше освобождать от работ (набралось уже человек 80). За неспособность выйти на работы, 14 января был отправлен в ШИЗО (карцер) .

18 января 1942 года после проверки ШИЗО оперуполномоченным был отправлен на центральный лагпункт. Но в стационар принят не был. Направлен в «слабосильную» команду могильщиков. Когда дошел уже до полного истощения, благодаря стараниям лагерного бухгалтера (притом немца по национальности), Михаила Труханова положили в больницу. По выздоровлении Михаил Труханов был отправлен в другой лагпункт — преподавать на курсовой базе элементы топографии.

Летом 1946 года был отправлен на лесоповальный штрафной лагпункт. Поводом к этому послужило троекратное (в течении 3 месяцев) предложение лагерного уполномоченного КГБ к сотрудничеству. Категорический отказ и резкий разговор о безнравственности такой деятельности, вызвали бурю словоблудия и плевки в его адрес, с обещанием «сгноить» в штрафном лагере.

В штрафном лагере учитывая его преподавательский опыт и большие знания поручили заниматься рационализаторской деятельностью и внедрением новых технологических методов. Разработал и внедрил на лесоповале рационализаторское предложение по переустройству вагонетки для распиловки на ней бревен, за что получил премию — 50 рублей .

В 1947 году был послан на обследование в тубдиспансер, где пробыл месяца два. Откуда в июле—августе был отправлен в ИТЛ на Дальний Восток через пересыльную тюрьму г. Кирова. Год провел в ИТЛ на окраине Хабаровска, где его по приезде чуть не убили «по подозрению в воровстве».

Свой восьмилетний срок завершил в пересылочном лагере бухты Ванино, откуда трижды назначался на этап в Магадан и трижды это отменяли. В феврале 1949 г. он был чисто юридически освобожден, но фактически оставлен в Ванино, до особого распоряжения.

В марте 1951 года последовало «распоряжение», этапом был выслан на бессрочное поселение в Красноярский край, в с. Абан Канского района, в 60 км от Канска, где сильно бедствовал, так работы кроме как в леспромхозе не было.

Второй арест
В 1953 году, через 12 дней после смерти Сталина, был арестован и вывезен в Красноярск. Поначалу «шили» террор (как знающему принципы действия атомной энергии), потом, после расстрела Берии, «остановились» на «антисоветской агитации».

Тогда уже начались уже «открытые» судебные разбирательства — в присутствии работников МВД, КГБ и других «избранных» людей. Когда председательствующий на суде зачитывал вынесенный приговор, какой-то пожилой человек громко и торопливо выпалил: «Судьи! Что вы делаете? Даете 10 лет человеку. За что? Вы сами-то ведь знаете, что ваш подсудимый очень порядочный человек! Ах, судьи!» Председательствующий: «Не нарушайте процесса судопроизводства гражданин! Выведите его!» И охранники, взявши под руки нарушителя, стали выводить его из зала суда. Он же все кричал: «Судьи! Опомнитесь! Что вы делаете? Опомнитесь!»

Заключение
Был направлен в каторжный лагерь близ Омска .

11 мая 1956 года (после Пасхи) начала работать Комиссия Верховного Совета по пересмотру дел политических заключенных. Вызвали и Михаила Труханова. После получасового перекрестного допроса его удалили из комнаты на время совещания. Выходя за дверь, столкнулся с лагерным уполномоченным, так как он не закрыл за собой плотно дверь, то можно было услышать:

— Вот от вас вышел заключенный, а я у него десять дней тому назад изъял при обыске антисоветскую книгу на иностранном языке (на латыни), которую он называет Евангелием. Примите это во внимание, когда будете выносить свое решение об этом заключенном.

— Напрасно вы изъяли у зека Евангелие. Это минус вашей культуре, Евангелие написано около двух тысяч лет назад, и понятно, в нем не могло быть никакой антисоветчины. Вам следует возвратить Евангелие.

Через десять минут его позвали обратно и объявили о полной реабилитации.

9 марта 1958 рукоположен в сан священника в Чернигове года Преосвященнейшим Андреем, Епископом Черниговским и Нежинским.

В 1967 году закончил Московскую Духовную Академию. Служил в г. Пушкино Московской области.

16 марта 2006 года умер. Последнее время отец Михаил жил недалеко от дер. Касынь в Свято-Духовом скиту под Минском, в Белоруссии. Первую панихиду по усопшему совершил близко знавший его Митрополит Минский Филарет, Экзарх Белоруссии. Похороны состоялись 20 марта на Ваганьковском кладбище г. Москвы. Отпевал его настоятель храма Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище протоиерей Василий в сослужении более двадцати священников и трех диаконов. На похороны пришли многочисленные духовные чада усопшего.

Труды
Об истоках христианской веры. Москва. 1993
Как спастись в современном мире. Апология христианского поста. Москва. 1993
Прикосновение любви. Москва. 1994
Дивны дела твои, Господи. Слово о шестодневе. Москва. 1995
Воспоминания: первые сорок лет моей жизни. Москва. 1996
О поминовении усопших. Москва. 1996
Православный взгляд на творчество. Москва. 1997
О страстях и борьбе с ними. Москва. 1998
Путь к истине — смирение и любовь. Москва. 1999
Молитвы. 1999
Мысли христианина о браке.

Протоиерей Михаил Васильевич Труханов родился 14 сентября 1916г. в селе Большая Тарасовка Клинцевского района ныне Саратовской области в семье священника Василия Труханова. Прадед о. Михаила строил храмы. Отец закончил Киевскую духовную семинарию и получил благословение на брак с Акилиной Ивановной Бондарчук, пробывшей восемь лет на послушании в монастыре. У них родилось двенадцать детей, но десять из них умерли в младенческом возрасте. Остались лишь двое – десятый Иоанн и одиннадцатый Михаил. На Самарщине начался голод и в 1923 г. семья переехала в Ташкентскую епархию. Школы там не было, и отец занимался сам с детьми арифметикой и грамматикой, добиваясь от них правильной каллиграфии.

В 1929г из Тамерлановки на Арале семье пришлось срочно уехать, по причине решения арестовать отца. Они прибыли в Туркестан, где испытали тяжелую нужду и голодали. В школу их не принимали, как детей лишенцев. Михаил поступил в школу только в 1929г, сразу в восьмой класс. Ему пришлось претерпеть не мало насмешек за свое происхождение, неказистый внешний вид и ветхую одежду. Но скоро, благодаря его большим способностям, одноклассники и учителя стали уважительно называть его профессором. А, о. Михаил всю свою жизнь с благодарностью вспоминал тех, кто оказал ему милость в то тяжелое время. Закончив восьмилетку, Михаил в 14 лет уехал в Ташкент. Отец благословил его Святым Евангелием, сказав: «Читай, размышляй и исполняй, тогда Господь будет с тобою и тогда у тебя будет все, что Ему угодно», а мы – бедны, и кроме хлеба и трех рублей денег не можем ничего тебе дать. Окончив курсы чертежников-картографов, Михаил поступил на работу в трест геодезии, астрономии и картографии. Уже тогда ему пришлось вести суровый образ жизни, питался только один раз в день в столовой, принимая условия хозяйки, снимая жилье не пользоваться керосинкой. Он вспоминая говорил, что от юношеских соблазнов его ограждал страх грешить и быть наказанным за грех, а также неказистая внешность.

В 1937г. Михаил, по совету сослуживца, едет в Москву поступать в институт геодезии и картографии, экстерном сдав экзамены за десятилетку. По дороге он сделал остановку в Туркестане, и в последний раз встретился с отцом, который в тот же день уехал в Алма-Ату, а в ноябре вместе со всем духовенством собора был арестован, сослан на Колыму и там погиб.

Приехав в Москву, Михаил поразило большое количество храмов. Он любил посещать Воскресенский храм в Сокольниках и молился там о даровании ему мудрости, чтобы преуспевать в науках. Получив на первом экзамене двойку, он отправился в храм и с обетом стать изгнанником в Сибири молился – просил Господа, дозволить ему хоть три – четыре года здесь побыть, и заложить основы истины Его единой. Господь точно исполнил его просьбу и Михаил три года и семь месяцев жил в Москве, пока его не арестовали и отправили в ГУЛАГ на 5555 дней. Школой смирения, молитвы, терпения, страдания и опытного научения тому, чтобы всецело уповать на всегда благую волю Божию, называл о. Михаил время пребывания в лагере.

Михаил пошел к ректору, и тот, учитывая его стаж работы в тресте астрономии, геодезии и аэрофотосъемки, разрешил ему пересдачу экзамена по математике, заодно узнав, какой предмет он может еще завалить и, взяв с него слово, что ни с какими другими просьбами он не будет к нему обращаться. Став студентом, Михаил оказался одним из лучших студентов. Однажды ректор вызвал его и выписал ему дополнительное денежное пособие. Михаил регулярно по воскресеньям и праздничным дням посещал богослужения. Настоятель храма свт. Николая (в Кузнецах) о. Александр (Смирнов) проявил к нему особое внимание, после службы приглашал его на обед, и разрешал работать в его библиотеке. Это очень поддерживало бедного студента. Однажды он посетовал на то, что вряд ли сможет отблагодарить его. На это о. Александр ответил, что в свое время один купец помогал ему и заповедал потом сделать тоже кому-то из молодых.

25 февраля 1941г. в общежитии, где жил Михаил, был произведен обыск, найдено давнишнее прошение о благословении на монашеский постриг, и он был арестован. Ему было приписано обвинение по организации кружка по изучению Библии. В камере Бутырской тюрьмы он решил соблюдать предпасхальный пост, который приняли за политическую голодовку. Сокамерники считают недоразумением его арест, и верят в его скорое освобождение. В начале июня ему объявляют приговор – восемь лет исправительно-трудовых лагерей. Придя в камеру в радостном настроении, читая про себя слова псалма «Хвали душе моя Господа», он стал просить Господа удостоить его и в заключении проповедовать Евангелие Христово тем, кто его не слышал, и приводить к христианской жизни тех, кто доселе ею не живет.

В Унжлаге, за г. Горьким Михаил был зачислен в лесоповальную бригаду строгого режима. Изнемогая от непосильной работы он никогда не мог выполнить дневной нормы, не получал положенной нормы хлеба и сдавал физически. Вскоре он уже не мог выходить на работу из-за начавшейся болезни сердца, сопровождавшейся отечностью конечностей и водянкой, вскоре к этому добавилась пеллагра – тяжелое заболевание пищеварительной системы, от которого умирали многие заключенные в те годы.

Во время болезни произошла потеря памяти, он забыл почти все. Но сохранялась потребность молитвы. А поскольку все молитвы были забыты, то к Богу обращаться он стал своими словами. Силу молитвы Михаил знал с детства, когда смертельно больной отец попросил его девятилетнего встать перед образом Спасителя и попросить об исцелении отца, через день отец встал здоровым. Затем, в Туркестане, когда дома не осталось никакой еды, он по совету матери стал читать акафист святителю Николаю и неожиданно ему предложили хорошо оплачиваемую, посильную работу. И теперь, в лагере Михаила спасла молитва «Боже, будь со мной». Бог послал Михаилу и там людей, которые спасли ему жизнь. В 1946 г. его перебрасывают на Дальний Восток. В феврале 1949 г. он получает формальное освобождение из лагеря, но фактически оставлен в Ванино до особого распоряжения. В марте 1951 г. его этапируют в Красноярский край, где он исцеляет больную раком многодетную женщину.

И, новый арест, и осуждение на 10 лет. При пересылке, в дороге он рассказывал заключенным только что прочитанную им книгу о принципах действия атомной энергии, и ему вменили статью об организации террора на Красной площади. До марта 1956г. он пребывает в Омском лагере и здесь происходит чудесное событие. Его отец, когда Михаилу было семь лет, усиленно молился Господу, кому из детей быть доктором, а кому священником. Жребий выпал Михаилу быть доктором, что очень огорчило его, но отец все время твердил, что ему профессором назначено быть от Господа. И вот неожиданно для себя Михаил начинает работать врачом – кардиологом, рентгенологом, заведующим эпидемиологической лабораторией. Потом он удивлял своих коллег врачей знанием трудных вопросов медицины и невежеством в вопросах легких, сказывалось отсутствие систематических знаний.

Незадолго до ареста Михаила познакомили с прихожанкой Богоявленского собора Верой Александровной Леонидовой. Она была москвичка, работала чертежницей на номерном заводе. На первой же встрече Михаил неожиданно сказал, что его будущее в лагерях. Вера Александровна навещала Михаила в лагерях и ссылке, передавала ему Св. дары и поддерживала его все 15 лет его заключения. Она говорила, что все эти годы она знала только работу и храм. С номерного завода ее уволили за переписку с заключенным, и она работала на дому. После досрочного освобождения в марте 1956 г. и полной реабилитации он едет в Москву, где они регистрируют брак с Верой Александровной. Михаил восстанавливается в институте геодезии и картографии и закачивает его.

В 1958 г архиепископ Черниговский Андрей рукополагает его в сан священника. С октября 1963г о. Михаил, сдав экстерном экзамены за семинарию, в течение четырех лет (первый год – заочно) обучался в Московской Духовной Академии. Закончив ее блестяще в 1967г. он получил степень кандидата богословия. За это время он получил две награды: наперстный крест и протоиерейство.

Время священнического служения о. Михаила выпало на период гонений на Церковь в 60-е годы. За ревностное служение ему не давали подолгу служить на одном месте, но он не мог не говорить людям о Боге. Служил о. Михаил в различных храмах Московской епархии и приобрел много духовных чад. Последним местом его служения перед выходом за штат в 1979 г был храм свт. Николая в Пушкино.


В 90-е годы начинается открытое старческое окормление о. Михаилом верующих г. Москвы, да и всей России. Дома у о. Михаила собирались люди разных сословий, монашествующие и творческая интеллигенция, ученые и врачи. И никто не уходил от него не утешенным и не накормленным.

В 1993 – 2000г. были опубликованы богословские работы о. Михаила. В тот период они оказали существенное влияние на формирование глубокого православного мировоззрения многих людей, пришедших тогда в Церковь. Это такие работы как: «Об истоках христианской веры».М. 1993.; «Как спастись в современном мире. Апология христианского поста». М. 1993.; «Прикосновение любви» М.1994.; «Дивны дела Твои, Господи. Слово о Шестодневе. Евхаристия. О Промысле Божием». М. 1995 и др.

С начала 2000 г. о. Михаил начинает тяжело болеть, но продолжает принимать людей, молиться и помогать в самых затруднительных обстоятельствах, даже предпринимает дальние поездки к своим духовным чадам. Скончался о. Михаил 16 марта 2006г. в Белоруссии. Похоронен он на Ваганьковском кладбище в Москве. Матушка о. Михаила – Вера Александровна упокоилась 11января 2011г. на 98 году жизни. Ей еще пришлось потрудиться над изданием трудов о. Михаила и увековечиванием его памяти.

«Дивен Бог во святых Своих», можем мы сказать познакомившись с жизнеописанием о. Михаила. Вечная ему память!

По материалам книги «Михаил Труханов (протоиерей). Воспоминания: Первые сорок лет моей жизни», Минск. Лучи Софии, 2010.- 320с.

Клинцовского района Саратовской области в семье священника Василия Труханова . С детства прислуживал с братом в храме: выходил с подсвечником, подавал кадило, просфоры.

После революции из-за голода и гонений семья была вынуждена переезжать с места на место. Отцу священнику, как лишённому избирательных прав, продуктовые карточки не выдавались, не выдавались и членам семьи лишенца.

Михаила как сына священника не брали в школу, обучался дома. В ноябре года удалось поступить сразу в 8 класс. В школе он испытывал издевательства, как "сын попа". Учился он очень хорошо. По окончании 8 класса, в 14 лет, ему пришлось устраиваться на работу.

Чтобы продолжить образование уехал в Ташкент , работал фотометристом в тресте Геодезии, Астрономии и Картографии. В 1934-1937гг. побывал в четырех комплексных экспедициях. В воскресные и праздничные дни в соборе прислуживал владыке, подносил облачения и стоял с посохом за богослужениями.

Арест

11 мая года (после Пасхи) начала работать Комиссия Верховного Совета по пересмотру дел политических заключенных. Вызвали и Михаила Труханова. После получасового перекрестного допроса его удалили из комнаты на время совещания. Выходя за дверь, столкнулся с лагерным уполномоченным, так как он не закрыл за собой плотно дверь, то можно было услышать:

Вот от вас вышел заключенный, а я у него десять дней тому назад изъял при обыске антисоветскую книгу на иностранном языке (на латыни), которую он называет Евангелием. Примите это во внимание, когда будете выносить свое решение об этом заключенном.

Напрасно вы изъяли у зека Евангелие. Это минус вашей культуре, Евангелие написано около двух тысяч лет назад, и понятно, в нем не могло быть никакой антисоветчины. Вам следует возвратить Евангелие.

Через десять минут его позвали обратно и объявили о полной реабилитации.

18 мая г. прибыл в Москву , явился в свой институт, где довершил образование.

9 марта рукоположен в сан священника в Чернигове года Преосвященнейшим Андреем, Епископом Черниговским и Нежинским.

В году закончил Московскую Духовную Академию . Служил в г. Пушкино Московской области.

16 марта года умер. Последнее время отец Михаил жил недалеко от дер. Касынь в Свято-Духовом скиту под Минском, в Белоруссии. Первую панихиду по усопшему совершил близко знавший его Митрополит Минский Филарет, Экзарх Белоруссии. Похороны состоялись 20 марта на Ваганьковском кладбище г. Москвы. Отпевал его настоятель храма Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище протоиерей Василий в сослужении более двадцати священников и трех диаконов. На похороны пришли многочисленные духовные чада усопшего.

Труды

  • Об истоках христианской веры. Москва. 1993
  • Как спастись в современном мире. Апология христианского поста. Москва. 1993
  • Прикосновение любви. Москва. 1994
  • Дивны дела твои, Господи. Слово о шестодневе. Москва. 1995
  • Воспоминания: первые сорок лет моей жизни. Москва. 1996
  • О поминовении усопших. Москва. 1996
  • Православный взгляд на творчество. Москва. 1997
  • О страстях и борьбе с ними. Москва. 1998
  • Путь к истине - смирение и любовь. Москва. 1999
  • Молитвы. 1999
  • Мысли христианина о браке.

Литература

  1. Вопросы о вере и спасении // газета "Радонеж" № 4 (122) 2002г.

Ссылки

  • http://193.233.223.18/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html?/ans - БАЗА ДАННЫХ: НОВОМУЧЕНИКИ И ИСПОВЕДНИКИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ XX ВЕКА Православного Свято-Тихоновского Богословского Института
  • http://www.cofe.ru/Blagovest/article.asp?heading=32&article=10432 - статья посвященная кончине прот. Михаила

"отдыхать" на 200 г хлеба в сутки

Вольнонаемный завпроизводством - 2000 руб.

20 апреля 1954 года каторжные условия были отменены: в бараках были сняты решетки с окон, запоры с дверей, а с одежды зеков спороли каторжные номера.

Михаил Васильевич Труханов родился 14 сентября 1916 года в Саратовской области в семье священника Василия Труханова (который позднее погиб в ссылке на Колыме). В школе он испытывал издевательства, как “сын попа”.

В 1941 году, во время учебы на астрономическом факультете Московского института, Михаил Труханов был арестован по статье 58-10 (за создание кружка по изучению Библии) и отбывал срок заключения в различных лагерях ГУЛАГа. Освобожден 11 мая 1956 года и вскоре реабилитирован.

Рукоположен в сан священника в Чернигове 9 марта 1958 года Преосвященнейшим Андреем, Епископом Черниговским и Нежинским. Служил на приходах Московской епархии. Окончил Московскую Духовную Академию. Вышел за штат 14 ноября 1979 года. Умер отец Михаил в Свято-Духовом скиту под Минском, в Белоруссии.

Боже, будь со мною,
Когда завистники клевещут на меня,
Когда товарищи смеются надо мною,
Когда враги преследуют меня,
Я пред Тобой - одна молитва:
Боже, будь со мною!

Когда от общества родных я отлучен,
Когда презрен я властью и страною,
Когда в тюрьму иль лагерь заключен,
Я пред Тобой - одна молитва:
Боже, будь со мною!

Когда изнемогаю на работах я в лесу,
Когда от холода я коченею под пургою,
Когда в постели я больной лежу,
Я пред Тобой - одна молитва:
Боже, будь со мною!

И вот идут, прошли года,
Уже стою я пред кончиною,
Но и поныне, как всегда,
Я пред Тобой - одна молитва:
Боже, будь со мною!

Февраль 1954 года, Бутырская тюрьма, камера 212.

16 лет за изучение Библии

Разумеется, что меня никакие суды не брали, потому что за веру по нашему уголовному кодексу у судей не было основания решать приговор какой-то. Поэтому меня направили на особое совещание, которое обычно давало заключение, не обращая внимания на статью. И вот мне, грешнику, по особому совещанию дали 8 лет - первый срок мой.

Я на радостях, что все кончилось благополучно для меня, особое совещание дало приговор мне, выхожу, получив эту записку. И тут меня впускают в камеру, где такие же, как я, раньше меня получившие приговор по особому совещанию. Я вхожу туда радостный, потому что уже определился срок, а там все с напряжением смотрят на меня и задают вопрос: «Что, на свободу?» Я говорю: «Нет, 8 лет». Тогда решили, что я рехнулся. Все от меня отстранились, потому что там были те, кто хныкал, кто жалел своих детей, жен, оставшихся на свободе. Теперь они, кормильцы, уходят на многие годы в тюрьмы.

Все от меня отступились. Я прошел через всю камеру до окна по дорожке. У окна снаружи стояло дерево, и птахи там пищали. А я только творил Псалом 146: Хвали, душе моя, Господа. Восхвалю Господа в животе моем, пою Богу моему, дондеже есмь. Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения. Изыдет дух его, и возвратится в землю свою: в той день погибнут вся помышления его. Блажен, ему же Бог Иаковль помощник его, упование его на Господа Бога своего. Сотворшаго небо и землю, море и вся, яже в них. Хранящаго истину в век, творящаго суд обидимым, дающаго пищу алчущим. Господь решит окованныя, Господь умудряет слепцы. Господь возводит низверженныя, Господь любит праведники. Господь хранит пришельцы, сира и вдову приимет, и путь грешных погубит. Воцарится Господь во век, Бог твой, Сионе, в род и род. Аллилуйя.

Это было в день, когда я получил уже постановление особого совещания, дающего мне 8 лет. Всё, кончено, дальше идет тюремное, то, что я вам уже читал.

- А как было сформулировано, за что вам дали 8 лет?

Меня арестовали, когда я был студентом 4 курса астрономического факультета. Причиной ареста было то, что я сам увлекся изучением Библии и еще товарищей привлек. Поэтому меня взяли, посадили. Моим товарищам дали по 5 лет, а мне, как основному, дали 8. Потом я освобождался, но до особого совещания, до особого распоряжения. И так мой срок длили, и длили, и длили. В общей сложности я провел там 16,5 лет. Но это неважно.

Но они же не могли так написать - за то, что вы изучали Библию? Тогда же это вроде была страна, в которой все можно.

Вы не забывайте, что у власти стояли большевики, а большевики были атеистами. Поэтому они видели во мне того врага, который должен быть наказан, изолирован от общества. Я еще не попал под разряд тех списков, которые давались потом на расстрел. Но такова была воля Божия.

Я любознательный человек, поэтому заинтересовался атомной энергией в свое время. И уже на пересылках, когда меня из Унженских лагерей на Дальний Восток перегоняли в вагонзаках, меня вели туда 4 месяца. Не удивляйтесь такому долгому сроку, потому что меня привозили в один пересыльный пункт, а там переполнено было, не принимали. Меня возвращали назад, 3 недели срок карантина, потом они уже созванивались по телефону, везли опять туда. Так что эти челночные наезды выразились в 4 месяцах, когда я из Нижнего Новгорода (тогда это был город Горький) до бухты Ванина - это конечный пункт заключенных, откуда отправляли на Колыму - приехал туда. На Колыме меня несколько раз сажали в «Джурму» - пароход, который перевозил по океану в Норильск. Я не удостоился той чести, чтобы погибнуть там. Меня на материке оставили.

Я заинтересовался словом Божьим вплотную после того, как получил известие от мамы, что мой папа был арестован, и получил от папы последнее письмо с Колымы (его на Колыму отправили), где он пишет: «Я не знаю, чем ты будешь заниматься. Я тебя каждый день, 7 раз в день благословляю, чтобы Господь был с тобой». После этого я стал вести себя по-христиански.

Будучи студентом 4 курса астрономического факультета, я регулярно посещал храмы, исповедовался, причащался. Словом, стал вести строгую христианскую жизнь.

Наступило время, когда я почувствовал, что недостаточно у меня знаний Священного Писания, поэтому я стал изучать и Библию, не только Новый Завет, но и Ветхий. В этом отношении нашлись те мои товарищи по храмам и по стремлению так же знать слово Божие, как и я. Образовалась группа в 3–4 человека, которые одинаково стремились знать слово Божие. Это продолжалось до тех пор, пока нас не выследили и - «цап-царап». Так я попал из общежития в Бутырку.

Пост в Бутырке

Бутырка была первая тюрьма, в которую я попал с воли. Начались допросы со всевозможными событиями, что было для меня в диковинку. В , разумеется, я ел все, что давали в тюремной камере, но в последнюю, я решил, что не буду есть, чтобы по крайней мере 3 дня перед Пасхой попоститься как должно. И решил ничего не есть. Там дальше описано в книжках, что меня потом по режиму к начальнику тюрьмы вызвали, что я вроде объявляю политическую голодовку какую-то. Я говорю: «Какая там политическая голодовка? Я просто как христианин должен строго соблюдать пост перед Пасхой».

После разговоров меня отпустили, и я действительно эти 3 дня постился. Они успокоились, когда на первый день Пасхи я стал есть все. С этим было кончено. Пост 3 дня я выдержал. Началась Пасха.

А дальше заинтересовало, конечно, следствие, как это так в наше время 24-летний студент, когда мы строим коммунизм, отсталую линию ведет, еще и пост соблюдает. После этих разговоров, так как мое дело не подлежало никакому суду, никаким действиям прокуратуры, то направили меня с моим делом в особое совещание. Оттуда меня вызвали из камеры к окошечку, я подписал, что получил 8 лет исправительно-трудовых лагерей.

Я вхожу в камеру, где передо мной получившие разные сроки по особому совещанию человек 80 сидят. Я вхожу с улыбочкой, читаю Псалом 146, и ко мне сразу вся толпа: «Что, на свободу?» Я говорю: «8 лет». Тогда все: «Он с ума сошел». Все от меня отошли. Я прохожу к окну в камере. Как раз там за окном дерево зеленое, пташки поют. Я остановился и продолжаю читать этот же 146-й Псалом. Тут ко мне уже подошли верующие, я стал им разъяснять, кто я такой, началось объяснение.

Покаяние для «спокойной совести»

Началась моя жизнь в лагере, потому что меня отсюда забрали в Унженские лагеря - это Нижегородская область. Там я провел около 7 лет.

Разные были истории. Большевики нигде покоя не давали. Это естественно, потому что представляете - молодой студент, 24 года, кажется, перед ним открыты все двери, а он тут занимается какой-то ерундой для них. Но, как бы то ни было, Господь мне давал мудрость. Я был то преподавателем по древесине - лагерь лесоповальный был, там лес рубили, то изобретателем в штрафном лагере, то врачом.

Моя мудрость покоряла всех, потому что, сами понимаете, если я что-то знаю по-человечески, это в объеме института или академии, а если мне Господь дает благодатную мудрость, я знаю больше того, что знают рядовые люди, окончившие институт или какие-то учебные заведения. Благодатная мудрость всегда больше того, что мы требуем от людей, окончивших какие-то учебные заведения.

- Батюшка, как складывались отношения с «урками»? Они же были совершенно другие.

Я с «урками» сталкивался с первых же дней, потому что они считали, что я какой-то необычный человек. Либо какой-то сумасшедший, либо вообще не все у меня дома. Для них непонятной я фигурой был. То, что они меня обкрадывали, понятно всем. Сидя в пересыльной тюрьме Кирова, я по обычаю заключенных вечером пересказывал роман Генрика Сенкевича «Quo vadis» («Камо грядеши»), где делал соответствующие выводы, что христианская жизнь такая то, упор делал на то, как надо праведно жить, чтобы жить со Христом.

Разумеется, меня слушали и «урки». Ночное время, никто не мешал. Утром они ко мне подходят и говорят: «Вот Вы нам рассказывали, что совесть бывает неспокойна, когда человек ведет греховную жизнь. А мы вот воруем, вас бьем, и у нас совесть спокойна». Я им тогда сказал, что Святые Отцы говорят: «У кого совесть спокойна при греховной жизни, значит, слишком глубоко зашла нечисть в человеке. Поэтому нужно, чтобы человек этот одумался, покаялся, тогда у него опять возродится угрызение совести». Словом, привел их к тому, что нужно придти к Церкви, раскаяться в своих прошлых грехах и начать новую жизнь.

Это было мое практически первое выступление с призывом к тому, чтобы люди жили праведно, по-христиански, по Евангелию Христову. Затем при всех остальных каких-то словах, обращенных к заключенным, я всегда завершал тем, что призывал их к христианской жизни, к тому, чтобы они праведно жили и не грешили. Если они согрешали, то они должны приходить к , раз от разу становиться лучшими людьми, чем были до сих пор.

Батюшка, сейчас покаяние - это пришел в церковь к священнику, он наложил епитрахиль, разрешил грехи. А вот там как исповедовались?

Исповедь заключается в том, что я признаю себя виновным среди тех людей, с которыми я нахожусь. Официально исповедь-то, что вы говорите перед священником в храме. Он, как призванный к этому, выслушивает вашу исповедь, и если она требует какого-то вразумления, он вразумляет вас или накладывает на вас какую-нибудь епитимью, то есть то, что вы должны сделать для того, чтобы быть настоящим христианином.

Вот, скажем, наш Олег, который не причащался с тех пор, как родился. И то еще не знает, может, его при крещении обошли как-нибудь. Разумеется, священник должен его наставить и, по крайней мере, призвать его к тому, чтобы у него пробудилось настоящее сознание своих грехов, чтобы он покаялся в них, обещал Богу, что впредь не будет грешить, потому что Христос, отпуская грехи, Сам говорил: «Иди и впредь не греши». Вот это наказ каждого священника в конце исповеди. «Иди и впредь не греши. Воздерживайся, живи праведной жизнью. Живи так, как заповедовал Христос в Евангелии».

Христос говорит: «Если любите Меня, соблюдите заповеди Мои и идите за Мною узким путем, путем праведности и путем святости». Вот тогда будет настоящая жизнь христианская. Жизнь христианина - это не роскошь и ничегонеделание. Это трудная жизнь для человека, который хочет жить по евангельскому учению Христову. Всевозможные искушения, соблазны. Наш праведник говорил: «Христос первой заповедью сделал любить Бога всем существом и ближнего, как самого себя. А дьявол нас соблазняет на плотские удовольствия, на наслаждения плотского порядка. И мы охотно идем, потому что это проще». Я напился, у меня совесть спокойна, пока не просплюсь. Тогда опять выпью, опять у меня совесть успокоится. Я наслаждаюсь блудом, получаю наслаждения плотские. Какой там грех? Я получаю удовольствие и больше ничего.

Буханка хлеба

- Скажите, пожалуйста, в тюрьме можно было причащаться?

Практически невозможно. Я не говорю о тех исключительных случаях, когда мне приходилось причащаться в кировской тюрьме пересыльной, потому что там нашелся как раз священник из униатов, украинец. У него был антиминс, зашитый и запеченный в буханке хлеба. Когда его вызвали для того, чтобы вручить ему эту буханку хлеба, то дежурный два раза ножом разрезал эту буханку, ничего не нашел и сдвинул в сторону, чтобы он забирал. Я присутствовал при этой сцене. Он обрадовался, и когда мы отходили от надзирателя, получив эту буханку, он говорит: «Завтра служим литургию». Я: «Как?!” Он: «Все в порядке».

Оказывается, в этой буханке был запечен тоже еще флакон из-под пенициллина с вином и игрушечная гофрированная тарелочка. И там на клочке бумажки написано: «Благословляется однократное служение литургии, после чего съесть». И подпись епископа. Вот эту бумажку надо было съесть, после того как будет совершена литургия. Поэтому на следующее утро, на рассвете, батюшка отец Василий (я за него до сих пор молюсь каждый день) меня растолкал и говорит: «Служба».

Он служил все наизусть, прерывался только, когда с рыданием что-то произносил. Я был единственным слушателем, исповедником и причастником этой литургии. После того как была совершена литургия, я получил Причащение. Я не знал, что это Господь меня подкреплял своими таинствами, потому что мне предстояла длительная дорога. Я с Унженских лагерей должен был ехать на Дальний Восток, потому что меня направляли, оказывается, на Колыму. Я должен был приехать к Тихому океану.

Долг и свобода

Бухта Ванина - это бухта, которая этапировала в Магадан заключенных. Вот туда нас и привели, и там я жил больше года, пока меня отправляли. Но меня все-таки, даже когда приходил теплоход, чтобы забирать нас в трюм и везти в Магадан, оставляли на материке. Я не попал в Магадан, где кончил свою жизнь мой отец. Поэтому я всю жизнь скорбел, что я не там закончил свою жизнь. Я завидовал отцу. Потом началась у меня другая жизнь.

- Батюшка, наверняка отличались верующие - и священники, и монахи, и люди других конфессий - от всех остальных?

Совершенно верно. Все были разные. Лагерь объединял всех заключенных, и, разумеется, что среди нас были и католики, и протестанты, и лютеране, и всех сортов сектанты. Сектанты, особенно иеговисты, проявляли очень большую энергию и старались все насадить свое. В этом отношении самыми добропорядочными всё-таки оставались православные христиане и католики. Они ни на какие уговоры властей не шли.

Власти, конечно, соблазняли. Чем? Если ты будешь выдавать других, то, конечно, будешь пользоваться уважением у властей. Вот они вербовали стукачей из числа заключенных, чтобы они других выдавали. Но стукачами не делались православные настоящие и католики. Все остальные - лютеране, протестанты и сектанты - всегда были стукачами. Их легко было соблазнить. Но не знаю ни одного примера, чтобы был стукачом какой-нибудь католик или православный. Если православный становился стукачом, значит, он отказывался от своего православия, потому что все знали, что предавать ближнего - это грех, тягчайший из всех грехов. Среди нас были люди всех сортов, но не все шли на поводу у КГБистов.

- Поведением отличались?

Разумеется. Постов никаких никогда никто не соблюдал, потому что мы ели то, что нам давали. Разумеется, нам никто не приготовлял никакую постную пищу. Тут у всех было одинаково. Но вот возьмите католиков. У них огромная самодисциплина. То есть, если он католик…с каторги прежде всего вся бригада идет в столовую. Поели, он отходит, в зоне встречается с людьми, разговаривает, болтает с кем угодно. Потом вдруг отходит к стенке барака, ни с кем не разговаривает. «Я должен долг выполнить». Долг платит Богу - читает молитвы, Богородичное правило читает. Замыкается от всей компании заключенных, пока он не выплатит Богу долг. Долг - это их молитва к Богу, ежедневная. Он все время должен творить эту молитву. Покончит молитву - он будет опять играть в шахматы, разговаривать. Но это он делает.

У нас, у православных, такой самодисциплины нет, к сожалению. У нас есть обязанность другая. Скажите нашему Серафиму Саровскому, что ты что-то должен, он скажет - никаких. Где Дух Господень, там свобода нам сказана. Поэтому у нас все основано на свободе, которая дается Духом Святым.

- Как Вы молились, батюшка, там?

Точно так же. Молились и в бараке под шум урок, под мат. Мы накрывались одеялом и творили свою молитву. Без молитвы ни одного дня не проходило. Это не только у меня, но думаю, что у всех православных. И днем, когда была возможность где-то уединиться, где-то помолиться, всегда этим временем пользовались.

Евангелие для уголовников

Тяжелее всего было, конечно, вот так проповедовать Христа, Церковь, Крест. Тут уже требовалась инициатива проповедующего, чтобы он хотел кому-то внушить свои христианские правила. Скажем, я православный, я должен кого-то привести ко Христу. Я это делал довольно добросовестно, поэтому во всех тех местах, где мне приходилось быть с заключенными вместе, я всем и каждому старался внушить жизнь христианскую, жизнь по Евангелию Христову, используя все возможности, в том числе и уркам, и обычным заключенным.

Урки в лагере занимали отдельное место в секции барака, потому что у них всегдашний гвалт, всегдашняя ругань, каждая фраза с матом. Поначалу я пришел туда и стал своим греховным языком что-то говорить о Христе. Никакого внимания. Все по-старому. Но не забывайте: я христианин. Меня ведь посадили за Библию, прежде всего. Я знал несколько глав наизусть из . Потом я уже понял, что нужно начинать с Евангелия. Я, ничего никому не говоря, читаю Евангелие вслух - 2 главы подряд. И тишина наступает.

После прочтения этих двух Евангелий, которые они слушают… Еще главарь какой-то с третьих нар крикнет: «Слушать!». Всё замирает. Я тогда с ними говорю час, они меня слушают, и даже то, что я им говорю о Христе, о Евангелии, о Кресте, о Церкви. Но всё начинается с Евангелия Христова. Евангелие - это книга любви, книга такая, которой нет равных в мире. Ничего в мире не может сравняться с Евангелием Христовым. Это книга любви Христовой, с которой Он до смерти крестной пришел, чтобы возвестить миру всему и спасать этот мир Евангелием.

В своей книге Вы упоминали о том, что как-то в лагерь были принесены Библии, и потом как-то их на книги разрывали, чтобы их не нашли, и каждый читал по полгода одну книгу.

Правильно. Это было и со мной. Каким путем? Вы не забывайте, что охрана - это тоже люди, и люди, которые за взятку все могут сделать. И вопреки всем нормам не пропускать туда ничего - нас за Библии сажали в тюрьмы, в лагеря, в карцер сажали, а тут сами охранники пропускали как-то. Поэтому когда к нам попадала Библия, мы старались, чтобы при шмоне, при обыске у нас не отъяли ее. Тебе даем такую-то главу, тебе такую-то. Мне досталось одно время Евангелие от Иоанна. Я поэтому его знал наизусть практически. Потом Апокалипсис - последняя книжка, тоже знал наизусть, потому что нет ничего другого, а раз она ежедневно у меня, я ее перед шмонами прячу. Самые страшные шмоны были перед майскими праздниками и перед Октябрьской революцией. Нас каждого поодиночке вызывали, раздевали, по-настоящему шмон делали. Поэтому к этому дню мы уже готовились.

- Прятали куда можно…

Прятали как можно и сохраняли тем не менее. Они хитрили, и мы тоже хитрили, потому что знали, что все, что есть у нас такого, они заберут. Последнее время я в лаборатории работал, у меня были книжки по медицине, я между ними клал и Библию.

Прославить лагерь на весь Союз

- Батюшка, как к Вам начальство относилось?

По-разному, потому что официально мы все враги народа. Поэтому к нам отношение было самое скверное, какое только можно было придумать. Но Господь делает невероятное. Я всегда был тщедушный, я никогда не мог выполнять норму по лесоповалу. И Господь, видя, что я бестолковый такой работяга, чтобы лес рубить, дал мне другое. Он мне дал мудрость Свою, и я стал действительно мудрее многих других среди окружающих. И этой мудростью покорял всех. То есть среди заключенных я был мудрее других. Скажем, вот учитель, окончил институт по древесине. Но говорю, Господь мне давал мудрость, зная, что я бестолковый, я не смогу просто выжить в условиях лесоповала.

Меня берут преподавателем этой же древесины в школу, где готовят руководителей работ из заключенных по лесоповалу - учетчиков, бригадиров. Есть школа специальная лагерная, и там они учат заключенных, передают опыт лесоповала, какие породы древесины, как нужно распознавать лес. И я попадаю в эту среду, потому что мне Господь дал мудрость такую, что я знал эти породы древесины лучше, чем они. На голову выше я их стоял.

Посылают меня, потому что приезжает ко мне уполномоченный, ко мне лично в лагерь из управления приехал, чтобы делать меня стукачом. Раз приехал, второй раз через месяц приехал, третий раз приехал, а я все вроде не понимаю, что он от меня хочет. Я ему говорю: «Я как христианин не имею права». Тогда он говорит: «Ты меня попомнишь. Я тебя сгною в штрафном лагере». Действительно, он уехал, через 3 дня пришел наряд такому-то в штрафной лагерь.

Приезжаю в штрафной лагерь, конвой меня заводит к начальнику лагеря. А там меня встречает один из тех курсантов, которых там я учил в числе преподавателей. Он меня встретил, к начальнику лагеря заводит: «Вот, я вам говорил, у нас там был чокнутый. Он все знает». И тут как раз звонок телефона. Звонит главный чекист по всему лагерю и говорит: «Там к вам пришел этот профессор, так вы смотрите его. Он хитрый, будет в зоне крутиться. Так помните: его только на общих работах на лесоповале».

Он положил трубку и говорит: «Слышите? Это о тебе говорят. Мне специальный дали наказ, чтобы я тебя только на общих работах». Да меня и прислали сюда для того, чтобы сгноить здесь. А этот говорит, который меня завел, руководитель работ из тех заключенных, что мы учили: «У него башка такая, что он…». Начальник стукнул по столу: «Ах так! Мы тоже чекисты. И нам важно, чтобы у нас производительность труда». Говорит своему заместителю: «Неделю на работы не выводить. А ты через неделю должен прийти и сказать, что ты придумал, чтобы наш лагерь прославился на весь Союз. Понял? Уходите!»

Я неделю не выхожу на работу. Я прихожу, мне по фамилии дают обед, ужин. Поместили меня в клетушке у входа в барак, но я уже пронес с собой маленькое Евангелие, микроскопическое, можно сказать, американского издания. Я читаю Евангелие, никуда не хожу. У меня нет ни карандаша, ни бумаги. На третий день пошел в нарядную и говорю: «Бумаги мне дайте, чтобы что-нибудь записать я мог». Дали мне карандаш, бумаги. На четвертый день я говорю: «Запишите меня в какую-нибудь бригаду, я посмотрю, что там делается». Записали меня, я вышел, посмотрел. Люди работают, шпалорезка работает, зашел в отделанную делянку, на пенек поднялся и молился: «Господи, вразуми меня, что я здесь должен сделать такого, чтобы и жизнь моя сохранилась, и чтобы я действительно мог что-то придумать для лагеря».

На следующий день пошел опять в нарядную, встретил того, кто учился у нас, и говорю: «Всё готово». Он обрадовался: «К начальству сейчас же». Начальник спрашивает: «Ну, что придумал?» - «Вот так и так». - «Может, тебе прикрепить двух-трех инженеров, чтобы тебе вычертили?» - «Нет, никаких инженеров не нужно. Только, если можно, школьную готовальню, чтобы окружности чертить». Он своему заместителю говорит: «Обеспечь его, чтобы все было. Кстати, что он все в тряпках ходит? Оденьте его в одежду первого срока». С меня сбрасывают одежду, в которой я прибыл, и дают мне одежду первого срока заключенного.

Я уже одет по-лагерному и числюсь здесь изобретателем. Я изобрел такое, что потом вызывают меня к начальнику и говорят: «Что нужно теперь?» - «Нужно, чтобы сделали. Как сделаете, будет все в порядке». Он говорит: «За этим не станет, у меня всех специальностей есть люди». Через месяц сделали они вагонетку, которую я проектировал. Приехали из управления руководители, и в журнале «Лесная промышленность» отпечатали нашу работу.

Лисогор был заместителем начальника лагеря по производству, сам КГБист, поэтому назвали изобретение, которое я внес, «Циркульная пила Лисогора». Ему по штату по лагерю объявили благодарность и премию 2000 рублей. Мне как заключенному, и я там прохожу как чертежник только, дали 50 рублей. Вот так у меня кончилась история с изобретательством.

Начальник лагеря говорит: «Мы будем строить производственное здание в зоне. Верхний этаж, четвертый, никем не занят. Я отвожу его тебе. Будешь там жить, на работу ходить не будешь. Только своей башкой думай что-то такое». Но Господь распорядился по-другому. Оказывается, я с этого лагеря должен был ехать в бухту Ванина. Так закончилась моя изобретательская миссия в Унженском лагере.

Никаких адвокатов

Там обычная лагерная атмосфера, КГБисты всегда, особенно к контрикам, каким был я, относились очень плохо. Они с нами не разговаривали иначе как без мата, как уголовники какие-то. А так они все покорялись только мудрости. Поэтому самое страшное, что, когда я уже был в каторжном лагере, то вольнонаемные КГБисты, их жены, офицеры приходили ко мне. Я заведовал клинической лабораторией и эпидемиологической, потому что среди местных врачей не было специалистов, которые могли бы эти лаборатории вести. А я же универсальный, я что угодно мог.

Даже сами КГБисты говорили, когда зашли разговоры, что какие-то дела пересматривают: «Вы пишите в верхи, мы дадим о Вас самые лучшие характеристики, и Вас освободить могут». И Вера Александровна прислала мне письмо: «Может быть, нанять какого-то адвоката, чтобы он поднял твое дело к пересмотру? Сейчас таких, как ты, пересматривают многих». Я ей написал: «Никаких мне адвокатов. Та воля Божья, которая меня посадила, она меня и выпустит».

- А были с кем-то дружественные отношения?

- В окружении в лагере.

А как же. С заключенными. Католический священник, уходя из лагеря, надписал мне: «Дорогой Труханов Михаил, для почитания и научения».

- Вы рассказывали, что Вам как-то Пасху даже удалось отметить. Как это было? Все-таки заключение.

Не забывайте, я кончал астрономический. Я могу рассчитать хоть на 100 лет вперед без календаря. Поэтому к пасхальному дню мы заранее готовились. Ко мне приходили, приносили яичко с воли, которое получили в посылке. Поэтому мы Пасху справляли по-настоящему.

- Собирались?

Собирались.

- А лагерные начальники?

Если бы поймали, нас бы в карцер обязательно. Но мы карцер избегали, конечно. Нам присылали посылки. Вера Александровна, например, прислала нам просфорочки к Пасхе, заранее освященные какие-то предметы. Это тоже было нам в подкрепление нашей духовности.

Даже мусульмане среди нас были. Когда у них кончалась ураза, они делали всеобщий обед для мусульман, но никого из других конфессий не брали, а брали только православных. Поэтому я всегда попадал за стол для христиан. Конечно, Христа они признают как одного из пророков, но Магомет для них выше. Поэтому они садились там, читали молитвы, мы здесь читали молитвы свои. Потом ели то, что нам давалось.

- Чем на Пасху разговлялись?

Тем, что получали с воли как то, потому что никто нас не будет специальным яичком потчевать. То, что в посылках получали, попадало ко мне.

По особому распоряжению

Вы вышли на волю. Ваши первые впечатления? Изменилась ли за 10 лет страна, отношения? Как к Вам стали относиться?

Я вам даю свой молитвослов. Тут есть как раз по этому поводу. Сейчас я вам прочту.

Господи! На радостях полученной свободы из неволи душа моя стала как-то унылой и грустной. В суете начала новой страницы в жизни я перестал чувствовать, как бывало, близость Твою, Господи Христе! Господи! Будь со мною здесь, как был со мной там. Руководи мною здесь, как руководил там, во славу Твою. Аминь.

Вот молитва моя первая, когда я вышел оттуда.

- Второй срок за что был?

У меня сроков не было, у меня подряд все шло. Выхожу на свободу юридически, а на самом деле меня оставляют в лагере до особого распоряжения. Значит, я в лагере живу как лагерник. Я не имею права выйти за околицу села, собрать зелень, ягодки или грибы, потому что это считается уже побегом. За нами следили, чтобы мы не бродили.

- До 50-го года Вы все по особому распоряжению числились?

Да, все так. Вы вот со мной сидите и ничего не соображаете, потому что вы сидите с государственным преступником, оказывается. Я «руководитель» той группы, которая должна сбросить атомную бомбу на Кремль. И, знаете, с кулаками, с мордобоем ведется следствие надо мной. Мне грозит или 25 лет, или расстрел.

Когда я отказываюсь, они мне посылают «наседку». Знаете, что это такое? Наседка - это доверенный заключенный от КГБ. Он должен пожить со мной 2–3 дня и уговорить меня, что я должен все подписать. Он пришел и говорит: «Ты сидишь 12 лет, я сижу 7 лет, все равно нам выхода нет. В лагерях мы не пропадем с тобой. Подписывай все, и все в порядке». А я ему сказал: «Знаешь, я верю, что начальник следственного отдела, который меня ведет, не верит, что я государственный преступник. Он сам враг народа, скорее всего». Можете представить, какая реакция была его. Ему сказали, что он враг народа. Кто говорит? Один из заключенных. Разумеется, он сразу - смертный приговор в другом отношении. Выписывает мне за нетактичное поведение на следствии холодный карцер 5 суток: «Все равно подохнешь там». Оттуда не выходил никто после 5 суток. Вот отправили меня в холодный карцер.

Холодный карцер

Перед тем, как меня запустить, там шлангом с водой обливают камеру. Она моментально покрывается льдом. На стенках лед толщиной в палец. Все стены покрыты, пол покрыт. В полу каждые 15–20 см глубокие дыры. Оказывается, внизу стоит мощная холодильная установка, которая все морозит моментально. И там 5 суток я должен был сидеть.

В камере было тепло, где я сидел, пока следствие шло. Я, как был в гимнастерке и тапочках, так и пошел туда. Я не знал, что там будет такой карцер холодный. Я об этом узнал, когда у начальника тюрьмы был. Он говорит: «Распишитесь». Я расписался, и тогда спустили меня вниз, и я узнал, что такое холодный карцер.

Гляжу, с отбоем на колесиках кровать ввозят. Кровать такая, что на ней три горбыля. Между ними дыры, чтобы продувало всегда, чтобы человек никогда не согревался там. Но я же христианин, и это мне помогло.

Я заметил, что каждый час меняются мои охранники, которые следят за мной. А каждые три минуты они заглядывают в окуляр, в дырочку. Мне сами охранники потом рассказали, что они должны вписывать в журнал, какое поведение заключенного, чем занят.

Я по камере восьмеркой хожу, чтобы голова не кружилась, потому что если я буду ходить по кругу, голова закружится, и я не смогу ходить. А следующий час я стою, пальцами к стенке. Пальцы пробуравливают лед и доходят до основания, до стены. Поэтому в следующий раз, когда я прихожу, там уже дырочки. Я в эти дырочки вставляю пальцы, и уже не тратится время на таяние.

Час хожу, час стою, с молитвой все время. Так проходят сутки, проходят вторые сутки. Мне дают утром кружку кипятка и пайку хлеба 300 грамм, в обед дают баланду на третьи сутки. А мне стали давать на вторые сутки. В ночь на вторые сутки открывается форточка, и охранник спрашивает: «Мужик, за что?» Я говорю: «Так и так, на 25 лет не стал подписывать». Он что-то нелестное пробурчал на адрес следствия. Оказывается, он был сочувствующий заключенным и знал, что многие заключенные сидят здесь просто так. Поэтому в конце вторых суток открывается форточка, и мне дают кружку кипятка и 300 грамм хлеба и вдруг баланду. Я говорю: «Мне не положено. Мне только на третьи сутки». Этот надзиратель говорит: «Мужик, тебе все положено». И они меня стали так кормить! Они мне 5 порций давали. Я съем одну, они мне: «Еще ешь, мужик! Тебе все положено».

- Батюшка, наверно, доходили до Вас слухи, кто-то говорил о том, что священников расстреливают?

Мы сами это знали.

- Как Вы лично к этому относились?

Сочувственно.

- При Вас таких случаев не было?

Были. Я слишком мелкая сошка, обыкновенная пешка. Действительно, студент 4 курса. Чего он знает, болван такой? А вот этих надо было убрать. Они действительные враги народа. Пока они живые, они не дадут покоя. Они будут все время молиться и распространять христианство.

Во славу Божию, что мог, я делал, конечно. Не было ни одной компании заключенных, где бы я не говорил о Христе. Я всегда говорил о Христе, приводил ко Христу, как мог. Я видел в этом свою посильную задачу там. Посильную, потому что у меня других возможностей не было.

Какой из тебя священник?

Вы освободились. Как пришла мысль рукополагаться? Тогда было очень сложно с этим. Нужно было закончить семинарию сначала.

Тут-то я и должен вам сказать: я пошел к одному священнику в Елоховский собор. Его звали Николай Колхидский, и он заведовал как раз учебными заведениями - духовной семинарией и академией в Троице-Сергиевой лавре. Я пришел, но я забыл, что он стукач. Он стукачом был еще до того, как меня брали. Поэтому когда я заговорил с ним о том, что я хотел бы закончить семинарию, он мне сказал: «Ты работай, где будешь, а там будет видно. Что ты сейчас об этом говоришь?»

Я знал его еще раньше. Когда меня только арестовывали, я уже знал, что он стукач. Это длинная история. Я могу сказать, что когда меня допрашивали, я упоминал его фамилию, потому что я через него знакомился с христианством. Он мне указывал читать Евангелие от Марка, а там дальше будет видно. Он потому интересовался мною, потому что ему нужно было дать туда сведения. Поэтому когда я его упоминал, его не принимали во внимание, потому что это же их человек.

Он и здесь мне никакого ответа не дал. Я был у мамы, мама у меня в Туркестане в это время жила, и там я познакомился с теми лицами, которые переехали в Чернигов. Они сказали: «Мы с черниговским архиереем договоримся, чтобы он вас там рукоположил». Они знали, что я уже что-то знаю. Действительно, они переехали в Чернигов, и я получаю телеграмму «Приезжайте». Я приехал туда, там меня рукополагают. Одну службу я служил дьяконскую, раннюю литургию, а на позднюю меня уже рукоположили священником. Так что я стал священником. Но я не стал служить в Чернигове, и по направлению из Чернигова епископом я возвратился в Москву.

Тут я норовил куда-то поступить, но, как только узнавали, что я где-то рукоположился, тем более, что у меня образования никакого не было официального… И священники, и архиереи были стукачи. Был такой Киприан, он на меня с кулаками, так что ничего у меня не вышло со священством. «Занимался ты своей астрономией, ну и хорошо. Занимался ты своей медициной, и хорошо. Иди куда хочешь, только не священником. Какой из тебя священник?»

Я спрашиваю: «Когда к Вам прийти?» - «А нечего тебе делать у меня. Никогда не приходи». И вот таким образом, я - священник, а нигде не служу. Выгнали меня архиереи. А в конце года меня вызывают к , и он из меня сделал священника по-настоящему. Он меня расспросил, кто папа, кто мама, и решил меня к себе взять в Переделкино, в свою резиденцию.

Переделкино

Там 4 священника - архимандрит и 4 со значками академическими - и я с ними. Я служу раннюю литургию и на поздней литургии я вместо архимандрита говорю слово, потому что у этого архимандрита не было благословения говорить слово. Патриарх о нем так сказал: «Он хороший священник, но он не мастак слово говорить, поэтому я посчитал нужным ему запретить. Он всегда начинал слово, но никак не мог кончить». Поэтому я слово говорил и за ранней, и за поздней литургией.

На Пасху Патриарх устраивал пасхальное чаепитие и раздавал нам свои писаночки. Это украинские яйца, расписанные монахинями. Они получали 2 корзины, и он раздавал среди своих. Вот он этими писанками и нас раздаривал. И тут задает вопрос: «Какие вопросы?» Были вопросы, а я ему говорю: «Ваше Святейшество, да у меня никакого духовного образования нет». Он говорит: «А на кой-оно тебе?» Я говорю: «Да мне оно не нужно, да вот братья все образованные, академики, кандидаты богословия» Он говорит: «Ах, так? Тогда иди, сдавай». Я пошел сдавать. Я семинарию сдал за 2 дня: в первый день 13 предметов, во второй день 7. И первый курс академии за один день я сдал.

А потом пришел к Патриарху: «Ваше святейшество, в академии греческий язык преподается и еврейский». Греческий я знал, азбукой греческого языка мы называем звезды первой величины в астрономии. А еврейский я никогда не видывал. Я говорю: «Если благословите, буду сдавать за академию». Он: «Нет. Понюхай, чем там пахнет». И вот тогда я нюхал там второй курс, третий и четвертый очно, пока не получил соответствующий значок кандидата богословия. Вот так сделал меня Патриарх Алексей I священником по-настоящему.

Надо не забывать, что власть в то время была у КГБистов и у партийцев, поэтому практически все настоятели того времени были стукачами.

- Только в Москве или вообще в России?

Я знаю по крайней мере тех, с кем я сталкивался в Москве и в Подмосковье. Прихожу я получать регистрацию, имея назначение от Патриарха или митрополита. Приходит староста получать меня (тогда староста главным лицом был). Уполномоченный говорит: «Ты знаешь, какого ты гуся к себе берешь? Он 15,5 лет провел с урками, с заключенными. Он с убийцами сидел. Смотри, чуть что - сразу докладывать будешь». С такой аттестацией я приходил куда-то на приход служить как священник, поэтому мне хода нигде не давали. Меня к стукачам переводили, чтобы контроль был все время надо мной.

Позор катакомб

- Я читала у Серафима (Роуза), что во время войны, после войны была катакомбная церковь.

Туда шли только те лица, которых нужно было выгонять из православной патриаршей церкви.

- Почему?

Они были либо пьяницы, либо еще какие-то страшные. Порядочный православный священник патриарший никто туда не пойдет. Я считал бы за позор, если бы меня туда послали.

- Я просто слышала, что они считали, что за катакомбной церковью будущее. Они не верили в патриаршую церковь.

Это все только россказни, чтобы завлечь. Действительно, туда уходили самые негодные священники, которым либо здесь не давали ходу, либо просто за свое поведение. Или пьяницы, или развратники. Их отсюда гнать нужно было, они сами уходили, слава Богу. Никакой цены нет этой катакомбной церкви.

- Как у Вас складывались отношения с прихожанами, если Вас часто туда-сюда переводили?

Прекрасные отношения с прихожанами были. Всегда самые хорошие, потому что тут всё зависит от священника. Если я на этом месте буду все время вас призывать ко Христу, что вам еще нужно? Вы не будете допытываться, сколько я сидел, с кем я сидел. Вас интересует только, как спасаться. А уж по этой части я был более опытный, чем кто другой. Так что всегда были очень хорошие отношения с прихожанами.

Я, столько лет пробывший в лагерях, с благодарностью Богу говорю, что в тюрьме, что в Кремле важно мне, чтобы с Тобою, Господи, быть. Если будет со мною Христос, что мне нужно еще? Одна радость и будет. Будет Христос со мною, будет всегда верный путь, самый правильный.

«Боже, будь со мною, как был Ты с отцами нашими когда-то. Благослови мои мысли, слова и дела. Благослови мои встречи и мои расставания. Благослови мои входы и выходы. Благослови мои желания и освети мои мечты. Благослови мои вдохи и мои выдохи. Благослови мои искания Тебя и удостой милости Твоей во славу Твою. Боже, прости меня и научи меня. Боже, будь со мною всегда!» Это слова молитвы, написанной в Омске в 1955 году протоиереем Михаилом Трухановым исповедником, который 15 лет провел в тюрьмах, лагерях и ссылке, духовным писателем, проповедником, наставником, духовником…

Об отце Михаиле вспоминает Валентина Андреевна Звонкова, келейница батюшки, которая была с ним рядом в течение почти 40 лет.

Будничные богослужения превращались в праздничные

- Валентина Андреевна, расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с отцом Михаилом.

В 1962 году я трудилась в храме Всех святых на Соколе. Когда наши священники были в отпуске, нам в храм прислали отца Михаила Труханова. Служил он у нас всего лишь три месяца. Но его службы были совершенно необыкновенные, причем за каждым богослужением он говорил проповедь. На будничной Литургии в храме обычно бывало не больше десяти человек. И вот после службы к нам, певчим, подходили прихожане и спрашивали: «А когда еще будет служить этот батюшка?» Мы им отвечали. Так что со временем народу в храме прибывало.

Отец Михаил очень просто мог говорить о самых сложных вещах. Он, например, объяснял молящимся, что такое «Господи, воззвах», что такое стихиры, что такое «Свете Тихий»… Каждую Литургию обязательно он разъяснял Евангелие, которое читалось на сегодняшний день, говорил о его содержании и всегда делал выводы, как нам это применять в нашей жизни. Поэтому будничные богослужения стали превращаться буквально в праздничные, и к концу его трехмесячного служения наш храм на Соколе был наполнен молящимися.

Конечно, нельзя не вспомнить о его проповедях: они были просто потрясающими! Но лучше всего не говорить о его проповедях, а послушать его самого, его голос… Когда ты слушал отца Михаила, все твое существо просто трепетало.

- А как получилось, что отец Михаил был отстранен от служб?

Трехмесячный срок его служения в нашем храме закончился, вышел из отпуска настоятель…

В ближайшую субботу состоялось праздничное богослужение, храм был полон. Вообще храм Всех святых, как правило, на праздники всегда бывал полон молящимися: это такое особенное место, где храмов поблизости мало. Я, как обычно, пела на клиросе. Служба закончилась, настоятель вышел из царских врат и направился к выходу. А в нашем храме наверху есть комната настоятеля, там же рядом располагался и хор. И вот народ расступился, чтобы дать дорогу отцу настоятелю, и лишь те, кто стоял рядом, брали у него благословение. Он поднялся к себе наверх и стал оттуда наблюдать: у меня замерло сердце, потому что народ из храма не уходил.

Батюшка отец Михаил долго не выходил из алтаря, вероятно предчувствуя, что что-то должно произойти, так как весь народ ждал именно его. И когда он вышел, конечно, все кинулись к нему под благословение.

Сами понимаете, что для настоятеля это было очень неприятно: его прихожане пропустили и остались ждать отца Михаила!..

За эти три месяца отец Михаил сумел привлечь к себе большое количество прихожан. У нас есть воспоминания рабов Божиих Александры и Тамары, которые свидетельствуют о том, что батюшка в то время исцелил тяжело больную раком Евдокию (у нее была четвертая стадия рака). Конечно, слух об этом разнесся среди прихожан, люди почувствовали его молитвенную помощь и любовь, потому естественно, что очень быстро его полюбили.

Но так получилось, что та служба была для отца Михаила последней в нашем храме. Уже в понедельник настоятель послал рапорт в Патриархию, где сообщалось, что отец Михаил в храме пьет, дебоширит, никогда его не видели трезвым, а кроме того «искажает Евхаристический канон». Буквально на следующий же день был получен указ: отца Михаила от служб отстранить.

Он служил каждый раз как будто в последний

Я напомню нашим читателям, что это был за период для Русской Церкви. Наверное, самое тяжелое время, когда в храме главным был не священник, а староста, который был обязан проводить в жизнь политику советских структур.

Да, я думаю, многие наслышаны об этом времени. Именно в эти годы руководитель нашего государства Никита Хрущев обещал «показать по телевизору последнего попа» и закрыть последний храм. Конечно, православное духовенство в те годы испытывало очень серьезные гонения со стороны властей. Да и высшее наше церковное руководство, наверное, в большинстве своем жило по принципу «что прикажут».

Разумеется, мы никого ни в чем не виним - всем было очень тяжело, от духовенства власти требовали неукоснительно выполнения всех указаний. Имея семьи и близких, многие поддавались и шли на уступки, выполняя распоряжения властей. Мы не можем сейчас судить никого: в то время просто выжить было очень и очень тяжело…

Валентина Андреевна, вы сказали, что отец Михаил очень быстро привлек к себе большое количество народа. Как вам кажется, в чем тут дело? Как вообще тогда совершались службы? Разве священники в то время формально относились к своим обязанностям, не проповедовали?

Нет, проповеди они произносили… Но еще раз повторю: вы просто не представляете, как проповедовал отец Михаил! Он настолько напрямую обращался к людским сердцам, говорил так от души, с такой любовью… Раньше мы такого никогда не слышали! Впечатление от его проповедей словами не описать: надо было слышать и видеть перед собой такого проповедника, каким был отец Михаил! Он отдавал вам всю свою душу, старался вас как-то привлечь, внушить вам истины веры…

- Видимо, он предстоял Богу без оглядки на власти и не думая о том, что ему за это будет потом…

Он всякий раз служил именно так, как будто служит в последний раз. Его все время гоняли, и когда уж допускали до службы, он был этому искренне рад. И в те дни он старался передать людям все, что только мог. Это очень сказывалось на восприятии его служения: люди чувствовали его любовь и веру. Мало того, в то время, действительно, проповедей было немного, богослужения часто совершались формально. Поэтому когда отец Михаил служил с молитвой, вкладывая в богослужение всю душу, горя любовью к Богу и людям, все это ощущали.

- Народ исстрадался по искреннему пастырю…

Да! Поэтому народ так к нему и тянулся, понимаете? Этого просто не передать словами: надо общаться с человеком лично, видеть его перед собой, видеть его глаза, видеть, с какой любовью он относился к каждому. Этим и объясняется большой приток богомольцев на его службы.

«У тебя даже образования нет, а ты все проповедуешь…»

- А как сложилась судьба отца Михаила после удаления его из храма на Соколе?

Его отправили «за штат». И вот в конце года Святейший Патриарх Алексий (Симанский), как рассказывали, просматривал личные дела священников и, прочитав об отце Михаиле, проговорил: «Да, пьяницы у нас есть. Дебоширы у нас есть. Но чтобы священник искажал Евхаристический канон… Да его не просто за штат, его надо лишить священства!» Но сначала он решил вызвать к себе отца Михаила, чтобы с ним поговорить.

Вызывает, расспрашивает о его семье, о службе… а потом и говорит: «Батюшка, пойдете служить ко мне?..» И берет его служащим священником в Патриаршую Крестовую церковь в Переделкино. И отец Михаил служил там.

И опять получился конфликт с настоятелем… Настоятель Крестовой церкви не обладал даром проповеди, а отец Михаил проповедовал за ранними Литургиями. И вот настал момент, когда Святейший благословил его проповедовать и за поздними…

Надо сказать, что богословского образования у отца Михаила тогда не было: он не закончил даже семинарии. А проповедовал и за ранними, и за поздними Литургиями, проповедовал и по вечерам. И опять возникла обычная человеческая зависть, священники ему пеняли: «У тебя даже образования нет, а ты все проповедуешь…»

И вот на Пасху Святейший пригласил притч на чаепитие и стал расспрашивать, какие у кого имеются вопросы или предложения. Именно тогда отец Михаил обратился к Святейшему за благословением поучиться в академии и получить богословское образование.

Буквально за несколько дней отец Михаил смог сдать программу по духовной семинарии, кроме того, сдал экзамены и за первый курс академии.

Пришел к Патриарху и говорит: «Ваше Святейшество, я сдал экзамены и за семинарию, и за первый курс академии, могу продолжить сдачу экзаменов и дальше, но только я не знаю греческого и еврейского языков… Как вы благословите?» Слова Патриарха, как вспоминают, были буквально такими: «Иди и понюхай, чем там пахнет!» И батюшка три года обучался в академии.

В академии

- Что вспоминал отец Михаил о годах, проведенных в академии?

Батюшка ежедневно, невзирая на то, во сколько начинались занятия, был в храме и вынимал частицы за всех родных. Вспоминал отец Михаил и преподавателя А.П. Горбачева, который читал студентам… политэкономию. Надо сказать, что всех студентов в обязательном порядке загоняли на политзанятия, и Анатолий Петрович, встречая отца Михаила, говорил ему: «А тебе, батюшка, здесь делать нечего, иди!..» А однажды, как вспоминал батюшка, тот подошел к нему наедине и говорит: «Молись за меня, я предатель! Ведь у меня отец - священник… Прости меня и молись за меня!..»

Отец Михаил всегда совершал этот поклон, говоря: «Передо мной - Сам Спаситель, как я могу Ему не поклониться!»

Отец Михаил всегда молился с земными поклонами, даже на Пасху. Хотя мы знаем, что существуют дни, когда по Уставу церковному поклоны не разрешаются. Но на Евхаристическом каноне перед задостойником на Литургии отец Михаил всегда совершал этот поклон, говоря: «Передо мной - Сам Спаситель, как я могу Ему не поклониться!»

В академии не было это принято, ректор даже сказал ему как-то: «Отец Михаил, вы являетесь соблазном для учащихся, и если вы не прекратите, я буду вынужден вас уволить из академии!» Батюшка, весь в слезах, молился Царице Небесной…

И вдруг на Пасхальной седмице в академию приезжает митрополит и совершает Литургию (я сейчас не помню его имя). И во время Евхаристического канона сам делает земной поклон! Ректор вынужден тоже делать земной поклон, все служащие - тоже, и с тех пор искушения для отца Михаила прекратились. Счастливый донельзя, батюшка продолжал свое служение…

Когда батюшка учился в академии, мы часто посещали Троице-Сергиеву Лавру, в которой у него также было много духовных чад, обращавшихся к нему за духовными советами.

Вспоминаю такой эпизод: все запевают «Воскресение Христово видевше…», поют дружно, а потом батюшка вдруг буквально кричит: «И поклонимся Ему!..» Потом подходит к владыке ректору и говорит: «Ой, владыка, простите меня, я же всех сбил!» Он был настолько ревностным, что это вырывалось у него помимо воли - настолько просто и искренне, что даже не передать! Владыка ректор смеется и говорит: «Отец Михаил, вы же поете лучше всех!»

«Я тебе благословляю семь раз в день!»

А ведь это были годы безбожия, и остается только удивляться, что в такое время, когда прервалась традиция, появлялись столь горячие в вере люди, как отец Михаил. Валентина Андреевна, а что сам батюшка рассказывал о себе? Откуда у него было такое рвение и ревность по Богу?

Чтобы понять это, нужно полностью пересказать батюшкину биографию. Она подробно описана в книгах о нем. Их на сегодняшний день вышло очень большое количество, больше двадцати тысяч экземпляров мы уже издали. Это как раз сорок лет моей жизни.

Отец Михаил рассказывал, что у него был очень верующий отец, который пострадал на Колыме. И вот этот заряд от отца ему и передался. Батюшка вспоминал слова отца: «Мишенька, где бы ты ни был, чем бы ни занимался, я тебе благословляю семь раз в день! Помни об этом!» Дедушка у отца Михаила был строителем храма. Видимо, вера родительская перешла к нему.

Еще вспоминается эпизод: батюшкин отец умирал - воспаление аппендицита. Его привезли в больницу, а там говорят: «Мы не возьмем, не жилец! Везите умирать домой!» Мише в ту пору было 9 лет, когда отца привезли умирать домой. И вот отец говорит ему: «Мишенька, читай “Отче наш”»! Тот прочел. «Читай еще! Попроси Господа, чтобы Господь исцелил твоего папу!» Он еще раз прочитал. «Еще раз прочти!» Прочел и в третий раз. Отец его поцеловал: «Ну, теперь иди, а я засну…» Проснулся и встал с постели здоровым.

- И удивительная, и поучительная история!

Потом - годы обучения в школе, потом голод… Потом отец Михаил (это он подробно сам описывает) ощутил присутствие Бога рядом с собой. Он вспоминает, что тогда он молился и говорил мысленно: «Господи, я хочу целиком принадлежать Тебе, быть всецело Твоим рабом - слушать Тебя во всем и исполнять Твою волю!».

«Эта радость, которая меня тогда охватила, - пишет отец Михаил, - очень долго присутствовала во мне. И я ощущал Бога лично рядом».

А потом, ввиду того, что начался голод, Мишу отправили в Ташкент к знакомым, там он начал учиться, ездил в экспедиции… Это целая история жизни человека. Потом его арестовали: он создал кружок по изучению Библии. Но не только за это, а и потому, что его отец был верующим - и он в 1938 году погиб на Колыме. Все духовенство, бывшее с ним сначала в Ашхабаде, вывезли на Колыму, где они впоследствии все погибли, за исключением одного диакона, который и рассказал об этом.

«Я покорился воле Божией и только просил Бога, чтобы Он был со мной»

- А как отец Михаил переносил гонения?

Существуют молитвы отца Михаила, в которых он прямо обращается к Богу с просьбой сохранить его в заключении. И когда он еще только был в Бутырках, однажды в молитве обратился ко Господу так: «Господи, за что мне все это? Я так старался Тебе служить: выполнял все Твои заповеди, причащался, постился… Ну почему Ты так поступил?» И, как он потом сам рассказывал, ему на третий день было открыто, что это - воля Божия. «Поскольку это воля Божия, я покорился ей и только просил Бога, чтобы Он был со мной», - рассказывал отец Михаил.

Именно поэтому, принимая со смирением все трудности жизни, принимая свое заключение, отец Михаил осознавал, что он - с Богом, и Господь - с ним. «Я не могу всего описать, мне просто не поверят, - говорил отец Михаил, - но Господь был настолько близок ко мне, что происходили настоящие чудеса». А чудес было много: и во время изготовления пилы на Севере, и спасение от смерти, когда его вынесли буквально из мертвецкой, и назначение врачом (это притом что у него не было медицинского образования), начальником лаборатории. К этому добавим, что заключенного просто нельзя было назначить на эту должность: он ведь мог отравить людей, имея доступ к химикатам. Но чудо было чудом: отец Михаил возглавлял лабораторию, имея помощником вольнонаемного офицера…

«Кто меня сюда направил, Тот меня и освободит!.. Видимо, Господь еще не закончил работу надо мной»

Батюшка всегда пребывал в молитве, он постоянно ощущал присутствие Бога рядом с собой. К концу ссылки матушка Вера, его супруга, в письме пишет отцу Михаилу: «Мишенька, таких, как ты, уже давно реабилитируют. Может быть, послать запрос на пересмотр твоего дела?» Он отвечает ей в письме: «Кто меня сюда направил, Тот меня и освободит! Никаких мер не принимай; видимо, Господь еще не закончил работу надо мной, чтобы меня довести до того уровня, когда бы я мог освободиться!» Поэтому он отказался даже от защиты.

Потом отца Михаила полностью реабилитировали, и он продолжил свое, уже пастырское, служение.

Рассказывают, что отец Михаил обращал самое строгое внимание на то, когда человек в последний раз причащался Святых Христовых Таин.

Да, это сегодня такой вопрос, на который разные священники отвечают по-разному. Отец Михаил говорил всегда о том, что причащаться надо чаще. Если рассуждать, готов ты или не готов приступить к Таинству, то вопрос подготовки нужно рассматривать в другом ключе. Готовы мы никогда не будем. Наша готовность - в покаянии, в искреннем покаянии. При этом ты должен считать себя самым ничтожным и грешным. Вот это самое главное в период подготовки к Причастию.

Потому что только благодатью Божией и уже тем, что мы пришли, что мы смирились, что мы стараемся покаяться, мы сможем подготовиться. И Господь, видя наше желание искреннее (именно в наше трудное время), поспешит нам навстречу. Для мирян - хотя бы раз в три недели - причащаться обязательно. Для монаха можно чаще, семейным - иначе. Люди же все разные…

Вспомним и мы, читатели, этого удивительного подвижника, нашего современника, подвиг которого в стяжании благодати Божией подобен подвигу древних святых отцов. Пусть наше сердце в молитве повторит этот дивный возглас отца Михаила Труханова: «Боже, будь со мной всегда!» И верим, что батюшка, который сейчас пребывает с Тем, Кого он призывал всю свою жизнь, имеет дерзновение молиться о нас, оставшихся на земле, но любящих Бога и призывающих Его святое имя!

Вечная и блаженная память дорогому отцу Михаилу Труханову!




Top