Главная › Здоровье › Когда была написана баллада кубок. Баллада Кубок: анализ произведения

Когда была написана баллада кубок. Баллада Кубок: анализ произведения

«Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».
Так царь возгласил, и с высокой скалы,
Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»
Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье — на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»
И все безответны... вдруг паж молодой
Смиренно и дерзко вперед;
Он снял епанчу, и снял пояс он свой;
Их молча на землю кладет...
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»
И он подступает к наклону скалы
И взор устремил в глубину...
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.

Как влага, мешаясь с огнем,

Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет...
Не море ль из моря извергнуться хочет?
И вдруг, успокоясь, волненье легло;
И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рева.
И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-бога призвал,
И дрогнули зрители, все возопив, —
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.
Над бездной утихло... в ней глухо шумит...
И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
«Красавец отважный, прости!»
Все тише и тише на дне ее воет...
И сердце у всех ожиданием ноет.
«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! —
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.
Немало судов, закруженных волной,
Глотала ее глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
С ее неприступного дна...»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье прозы недалекой.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом...
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.
Вдруг... что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной...
Мелькнула рука и плечо из волны...
И борется, спорит с волной...
И видят — весь берег потрясся от клича —
Он левою правит, а в правой добыча.
И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет...
И каждый с весельем: «Он жив! — повторял. —
Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный».
Он на берег вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.
«Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле...
И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.
Стрелою стремглав полетел я туда...
И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой...
И страшно меня там кружило и било.
Но богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.
И смутно все было внизу подо мной
В пурпуровом сумраке там;
Все спало для слуха в той бездне глухой;
Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.
Я видел, как в черной пучине кипят,
В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.
И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один меж чудовищ с любящей душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немова.
И я содрогался... вдруг слышу: ползет
Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот...
Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомета порывом».
Чудесен рассказ показался царю:
«Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морскова»,
То слыша, царевна с волненьем в груди,
Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель, его пощади!
Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младова».
Но царь, не внимая, свой кубок златой
В пучину швырнул с высоты:
«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
Когда с ним воротишься, ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою».
В нем жизнью небесной душа зажжена;
Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
Он видит: в ней жалость и страх...
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны...
Утихнула бездна... и снова шумит...
И пеною снова полна...
И с трепетом в бездну царевна глядит...
И бьет за волною волна...
Приходит, уходит волна быстротечно:
А юноши нет и не будет уж вечно.

то, рыцарь ли знатный иль латник простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».

Так царь возгласил, и с высокой скалы,
Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»

Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье - на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»

И все безответны... вдруг паж молодой
Смиренно и дерзко вперед;
Он снял епанчу, и снял пояс он свой;
Их молча на землю кладет...
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»

И он подступает к наклону скалы
И взор устремил в глубину...
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.

Как влага, мешаясь с огнем,

Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет...
Не море ль из моря извергнуться хочет?

И вдруг, успокоясь, волненье легло;
И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рева.

И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-бога призвал,
И дрогнули зрители, все возопив, -
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.

Над бездной утихло... в ней глухо шумит...
И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
«Красавец отважный, прости!»
Все тише и тише на дне ее воет...
И сердце у всех ожиданием ноет.

«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! -
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.

Немало судов, закруженных волной,
Глотала ее глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
С ее неприступного дна...»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалекой.

И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом...
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.

Вдруг... что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной...
Мелькнула рука и плечо из волны...
И борется, спорит с волной...
И видят - весь берег потрясся от клича -
Он левою правит, а в правой добыча.

И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет...
И каждый с весельем: «Он жив! - повторял. -
Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный».

Он на берег вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.

«Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле...
И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.

Стрелою стремглав полетел я туда...
И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой...
И страшно меня там кружило и било.

Но богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.

И смутно все было внизу подо мной
В пурпуровом сумраке там;
Все спало для слуха в той бездне глухой;
Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.

Я видел, как в черной пучине кипят,
В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.

И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один меж чудовищ с любящей душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немова.

И я содрогался... вдруг слышу: ползет
Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот...
Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомета порывом».

Чудесен рассказ показался царю:
«Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морскова»,

То слыша, царевна с волненьем в груди,
Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель, его пощади!
Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младова».

Но царь, не внимая, свой кубок златой
В пучину швырнул с высоты:
«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
Когда с ним воротишься, ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою».

В нем жизнью небесной душа зажжена;
Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
Он видит: в ней жалость и страх...
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны...

Утихнула бездна... и снова шумит...
И пеною снова полна...
И с трепетом в бездну царевна глядит...
И бьет за волною волна...
Приходит, уходит волна быстротечно:
А юноши нет и не будет уж вечно.

В. А. Жуковский, 1818-1831

Примечания к балладе Жуковского «Кубок»

Баллада «Кубок» в 1902 г. положена на музыку композитором А. С. Аренским (Баллада для соло, хора и оркестра, op. 61).

Ли знатный иль латник простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».

Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье – на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»

И он подступает к наклону скалы
И взор устремил в глубину...
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались, и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.

Как влага, мешаясь с огнем,
Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет…
Не море ль из моря извергнуться хочет?

И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-бога призвал,
И дрогнули зрители, все возопив, –
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.

«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! –
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.

Вдруг... что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной...
Мелькнула рука и плечо из волны...
И борется, спорит с волной...
И видят – весь берег потрясся от клича –
Он левою правит, а в правой добыча.

И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет...
И каждый с весельем: «Он жив! – повторял. –
Чудеснее подвига нет!
Из томного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный».

И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Одни меж чудовищ с любящей душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немова.

То слыша, царевна с волненьем в груди,
Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель, его пощади!
Подобное кто совершит?
И если уж до́лжно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младова».

В нем жизнью небесной душа зажжена;
Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
Он видит: в ней жалость и страх...
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны...

Стихотворение «Кубок» было начато В. А. Жуковским , скорее всего в 1825 г., а закончено, видимо, в марте 1831 г. Это – перевод баллады Шиллера «Водолаз», основанной на сюжете средневековых немецких легенд. Однако легенда XII века, на которую, вероятнее всего, опирался Шиллер, лишена романтических мотивов: причиной гибели пловца была якобы его жадность.

Жуковский внёс в балладу существенные изменения, У Шиллера проводится мысль о том, что боги, милостивые к людям, таят от них именно те ужасные тайны природы, знание которых невыносимо для смертного. Жуковский, в соответствии со своей концепцией «невыразимого» в природе (см. его стихотворение «Невыразимое») настаивает: человеку вообще недоступно знание всего, что должно лежать, согласно божественной воле, за пределами человеческого разумения. Изменена Жуковским 20-я строфа: у Шиллера в рассказе юноши фигурируют сказочные «чуда» – драконы и саламандры; Жуковский заменяет их действительно существующими морскими чудовищами: скат, млат, однозуб, мокой (акула) и т. д. По-иному изображена в переводе гибель судов в 11-й строфе. У Шиллера – «раздробленные киль и мачта только и спасались из всепоглощающей могилы». У Жуковского – не киль и мачта, а сами суда «мелкой назад вылетали щепой // С ее неприступного дна». Стиховая структура баллады также несколько изменена – у Шиллера в каждой строфе трехстопным является только 2-й стих; у Жуковского – 2-й и 4-й.

Рассуждая о творчестве Жуковского, многие вспомнят его баллады «Светлана» и «Людмила», его лирические стихотворения, но несправедливо не упомянут весьма интересную, отличающуюся от других, балладу «Кубок».

Эта баллада является вольным переводом произведения «Водолаз» Шиллера. Главным его героем является молодой паж, которого автор не одаряет именем. Когда царь бросает вызов выдавшим виды ратникам и войнам броситься в пучину вод, чтобы достать оттуда золотой кубок, никто из них не отвечает на призыв: все дорожат своим здоровьем и жизнью. Лишь молодой паж, только по ему самому ведомым причинам, бросается в воду, до последнего сражается с сильными волнами, но в итоге исчезает.

Становится ясно, что молодой человек погиб. Но спустя какое-то время фигура пажа появляется среди вод с зажатым в руке кубком царя. Толпа ликует. Но царь провоцирует пажа на новую попытку погружения в воды обещанием подарить перстень с алмазом с собственной руки и отдать в жены собственную дочь в случае счастливого возвращения пажа.

Паж вновь бросается в воду. Но на этот раз судьба не пожалела пажа: он утонул.

Баллада полна иносказаний. Царь, бросая в бездну свой кубок, бросает туда свою совесть. Сцена молчания ратников говорит о том, что в царстве, которым управляет неразумный царь, живет разумный народ. Люди понимают, что такой правитель, жадный и самолюбивый, не заботящийся о своих подданных, не может проститься с частью того, чем владеет.

Появление пажа - как гром среди ясного неба. Он другой, он абсолютная противоположность царя. Недаром автор сравнивает его с огнем, а правителя с влагой: огонь горяч и манит к себе, он ярок и красив, но влага одним лишь приближением своим может затушить, «убить» этот огонь.

Именно поэтому царь и бросает кубок в море во второй раз. Его самолюбие не может позволить, чтобы в данной ситуации победителем был не он, чтобы кто-то был лучше его, больше привлекал внимание.

Читателю не понятно, что именно побудило его кинуться в воду: тайная страсть к дочери царя, желание быть богатым и знаменитым или же попытка доказать самому себе, на что он способен, так называемый юношеский максимализм.

Смысл баллады заключается в том, что не стоит испытывать свою судьбу, на сколько бы благосклонной она не была раньше. В любых поступках должен присутствовать здравый смысл.

Баллада начинается со слов коварного царя: "Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой, в ту бездну прыгнет с вышины?" Бездной Жуковский называет море, которое таковым и является: оно глубокое и полно разных неожиданностей. "Бросаю свой кубок туда золотой"-, говорит царь и сообща с этим кубком бросает туда свою совесть. "Кто сыщет во тьме глубины мой кубок и с ним возвратится безвредно тому и будет наградой победной", - продолжает король, уверенный, что на престоле, как и раньше, останется он один. "Но рыцарь и латник недвижимо стоят; молчание – на вызов ответ; в молчанье на грозное море глядят; за кубком отважного нет", - под этими автор подразумевает, что в царстве такого бездумного короля живет разумный народ, который понимает, что в любом случае их владыка не будет делиться с ними своим троном. Но тут появляется человек, который готов на отважный поступок. Молодой паж или не понимает, что не разделит престол с королем, или жалеет короля, не хочет подводить его, позорить пред всем народом.

Далее описывается весь ужас, который творится в море: "Из чрева пучины бежали валы, шумя и гремя в вышину; и волны стирались, и пена кипела: как будто гроза наступая ревела". "И воет, и свищет, и бьет, и шипит, как влага, мешаясь с огнем…", - так Жуковский сравнивает огонь с королем, а влагу с молодым пажем. Прыгнув в глубину, юноша как бы успокоил на час море: "Над бездной утихло, в ней глухо шумит", - говорит автор. Но на этом баллада не заканчивается и события продолжают передвигаться дальше: снова все завыло, забилось, зашипело. ИП тут – молодой паж показывается на поверхности: "Мелькнула рука и плечо из волны…И борется, спорит с волной…И видит – весь берег потрясся от клича – он левою правит, а в правой добыча". "И всякий с весельем6 "Он жив!", - повторял – Чудеснее подвига нет! Из темного гроба, из пропасти влажной спас душу живую красавец отважный", - что значит: паж спас совесть и душу короля, достав кубок из бездны. Он счастлив и падает к царевым ногам, рассказывая о своем нелегком путешествии с "несказанными чудами". Но царь беспощаден к нему и снова бросает свой кубок в морскую пучину. Он охвачен своим желанием достичь победы эту схватку у пажа. Даже, его дочка – не помеха ему. И молодой юноша снова отправляется в бездну.

Заканчивается баллада просто, но трагически, свидетельствуя ио смерти молодого пажа: "Утихнула бездна… и снова шумит…И пеною снова полна…и с трепетом в бездну царевна глядит… и бьет за волною волна… Приходит, уходит волна быстротечно, а юноши нет и не будет уж вечно".

Романтический герой совершает поступки не ради финансов или славы, не ради любви, а ради самоутверждения, ради возможности выйти из обыденности. Зная, что обречен герой баллады Жуковского бросается в пучину снова, потому что велико его охота сразиться с судьбо2й и выйти из оков мира.