Корольков, сергей григорьевич. «Сергей Корольков

Донской художник и скульптор, казак, патриот. Первый иллюстратор шолоховского романа «Тихий Дон».

Сергей Корольков родился в 1905 году на Тихом Дону, в хуторе Павлов станицы Константиновской.
Гражданская война уничтожает беззаботную жизнь молодого казака. Гибнет отец, умирает старший брат. От бедствий гражданской братоубийственной войны, которая сопровождалась большевистским геноцидом в отношении казачества, Сергей с матерью уходит в глушь устья Дона, на хутор Шмат. Здесь пятнадцатилетний подросток устроился в рыбацкую артель. В свободное время делал зарисовки с натуры, лепил фигуры из глины, изображал сцены казачьей многовековой истории.
В 1926 году в окрестности станицы Елизаветинской из Ростова приехала группа донских художников, их привлекла фигура рыбака в натуральную величину, мастерски вылепленная из глины Сергеем Корольковым.
Отыскали крепко сбитого парня двадцати одного года. Он показал им свои рисунки: портреты станичников, скачущих лошадей, батальные композиции, битвы донских казаков прошлых столетий. Талантливого самоучку пригласили в Ростов, в школу Чиненовых

В 22 года, в Ростове состоялась его первая выставка, а вскоре его работы батальной тематики выставлялись в краевом Музее северного Кавказа.

После окончания школы Корольков поступает в Ленинградскую академию художеств на факультет скульптуры. Педагог Матвей Генрихович Манизер вскоре взмолился: «Мне вас нечему учить...». То же художнику сказали и в Академии художеств. Исаак Ильич Бродский, ученик Ильи Репина и один из корифеев изобразительного искусства соцреализма, заявил:
-У вас свой сложившийся стиль. Учить вас нечему. Пребывание в Академии принесет вам один вред.

В тридцатых годах Корольков приступает к исполнению первого скульптурного заказа горельефов на тему Гражданской войны на фасаде Ростовского драматического театра имени М. Горького. Нужно было обладать непреклонной волей, чтобы поместить на фасад здания горельеф, посвящённый трагедии казачества. И это в то время, когда и само слово «казак» было запрещено, а за лампасы, Георгиевские кресты и исполнение казачьих песен просто расстреливали.

В тридцатых годах перед выпуском романа «Тихий Дон» Михаил Шолохов, в разговоре с М.Горьким, пожаловался ему, что, несмотря на всесоюзные розыски, удовлетворительного иллюстратора к роману он найти не смог. М. Горький и посоветовал Шолохову связаться с Корольковым. Исполненные Корольковым рисунки полностью удовлетворили Шолохова.

Для заработка на жизнь Королькову, не переносящему никакой фальши, притворства и подхалимства, приходилось выполнять заказы выставочных скульптур, провозглашавших достижение социализма: стахановцев-шахтеров, доярок и рабочих. Когда же ему было предложено лепить бюст "непогрешимого отца народов" - Сталина, он упорно отказывался. Последовали допросы. Спасла Королькова найденная при обыске переписка с Шолоховым. Королькова выпустили, но слежка беспрестанно напоминала скульптору, что его личность для властей, в лучшем случае, подозрительна.

После Сталинградской битвы, до вступления советской армии в Донскую область, десятки тысяч уцелевших при кровавых сталинских расправах казачьих семей, лишь бы не подвергать себя новым гонениям, предпочли избрать терновый путь изгнания. В конце 1948 года Корольковы переезжают в Нью-Йорк.

Но несмотря на оторванность от Родины, работы Королькова последнего периода его жизни, может быть, ярче всего подчеркивают его редкое дарование. В эти годы все сюжеты его творчества касаются быта любимого Казачества.
Скончался скульптор Сергей Григорьевич Корольков в 1967 году. Похоронен на казачьем участке Свято-Владимирского кладбища на ферме Рова в штате Нью-Джерси.

В 1991 году я работала методистом Константиновского бюро путешествий и экскурсий под руководством Нины Алексеевны Самойловой (зав. отделом экскурсий ТЭПО «Ростовтурист»). Однажды мы разрабатывали на лето новый экскурсионный маршрут на прогулочном теплоходе «Москва-76» до станицы Кочетовской и, естественно, зашёл разговор о тамошнем музее. И тут Самойлова сказала: «Перед самой войной Сергей Корольков был совсем без денег и решил продать на ростовском базаре свою дипломную работу «Рыбак», просил за неё дорого. Купил её преподаватель Ростовского пединститута Виталий Александрович Закруткин».

«В своём кабинете, на самом видном месте, не страшась, он поставил деревянную группу «Рыбак с сомом», – пишет в недавней публикации «Похороните меня в гимнастёрке» Александр Обертынский. – Это работа Сергея Королькова. Первого и лучшего иллюстратора «Тихого Дона», того самого «отщепенца», который после войны оказался на Западе и стал видным американским скульптором. Власть, вытолкнувшую в эмиграцию талантливого художника, Виталий Александрович не критиковал, но помогал родной сестре Королькова, оставшейся в Ростове, и добивался переиздания замечательных корольковских иллюстраций».

Предлагаю вниманию читателей «Донского временника» рассказ о старинном доме, который принадлежит одной из ветвей большого клана донских коннозаводчиков Корольковых. Говорится здесь и о «Рыбаке с сомом»...

Валентина ГРАФ

Его нам показали сразу. Ещё бы, такой тут один – огромный, шелёванный. Да и Корольковых, Ивана Иосифовича и его брата Владимира Иосифовича, коренных павловцев, кто же в хуторе не знает! И Александра, ныне покойного. Все они были отличными трактористами. В шестидесятых годах их трудовая слава докатилась до области, и журналисты ростовского телевидения приезжали в Павлов снимать о Корольковых документальный фильм «Три богатыря».

– Что вы знаете о своих предках? – спрашиваем мы у Владимира Иосифовича.

– Сестра моего деда Григория Ивановича, Марфа Ивановна, была коннозаводчицей, имела ферму на Маныче. Она же построила для брата вот этот самый дом (на одной из деревянных балок на чердаке вырезана дата – 1902 год). Правда, не дожил дед до конца своей жизни здесь: за то, что держал свою молотилку, его раскулачили и вместе с двумя братьями моего отца сослали в Сибирь. Дом в советские времена был и детсадом, и школой, а в 1969 году его решили продать на дрова. И вот, надо же тому случиться, купить его разрешили моей жене Юлии Фёдоровне, работнице хуторского фельдшерско-акушерского пункта. На дом стоит посмотреть изнутри. Высоченные, в три метра десять сантиметров потолки, на которых сохранились крюки для подвесных люлек-колыбелей: семьи Корольковых были многодетными. О судьбах детей нынешние хозяева не знают. Время ведь было такое. Но дядю своего, царского офицера Кирилла Григорьевича, Владимир Иосифович забыть не может.

– Он приехал в хутор, чтоб повидаться с матерью, вернувшейся из ссылки с Урала. В этой комнате он прожил несколько дней перед тем, как уйти и потеряться навсегда. Было это в тридцать седьмом, деда уже раскулачили. Видать, и дядя боялся репрессий, потому и скрылся. Помню, сказал матери: «Ухожу в Китай, а оттуда в Америку, меня не ищите, сам о себе дам знать»...

Америка стала последним пристанищем не одному представителю многочисленного рода Корольковых. Уехал туда в 1948-м и художник Сергей Григорьевич Корольков, которого тогда позвал к себе родственник. Нынешние Корольковы от своих родителей о художнике не слышали.

– Кто-нибудь из ваших родичей уезжал в Америку? – настаиваем мы. К разговору подключилась другая чета Корольковых – Иван Григорьевич и его жена Мария Фёдоровна.

– В Америку в двадцатых годах прошлого века уехал двоюродный брат нашего отца Николай Евдокимович Корольков, – вспомнил Иван Григорьевич. Мария Фёдоровна (кстати, она и в девичестве была Корольковой и приходится своему мужу какой-то дальней родственницей), в свою очередь, вспомнила, что у её матери было трое братьев – Григорий, Василий и Евдоким Ивановичи.

Обратимся к воспоминаниям В. И. Быкадорова, внука коннозаводчика И. Я Королькова, живущего в США: «В конце 1948 года, благодаря заручительству родственника Николая Евдокимовича Королькова, эмигрировавшего после эвакуации 20-го года, С. Г. Корольков с женой и родившимся в 1945 году сыном Александром переезжают в Нью-Йорк. Квартиру они снимают в северной части города». Получается, что упомянутый Николай Евдокимович может приходиться нашим Корольковым-механизаторам двоюродным дядей!

Мы познакомили героев нашего рассказа с результатами поисков краеведов – учеников Коннозаводской СОШ № 9 (Зерноградский район), которые по архивным материалам пытаются составить упрощённое генеалогическое дерево огромного клана коннозаводчиков Корольковых. Мария Фёдоровна на сей раз «зацепилась» за имя Вонифа-тий. Яковлевич. Ребята установили, что он приходился младшим братом хозяину зимовника (сейчас на этой территории конезавод имени Первой Конной Армии) Ивану Яковлевичу, умершему в 1913 году. Вонифатий стал опекуном несовершеннолетних детей брата. Почему о нём вспомнила Мария Фёдоровна? Она уверена (по рассказу своей матери), что женой Вонифатия была двоюродная сестра её родной бабушки! А Иван Иосифович уверен ещё и в том, что Вонифатий Яковлевич Корольков был дядей его деда Григория Ивановича.

Растревоженные воспоминаниями и, может быть, запоздалым вниманием к своим прародителям, обе пары Корольковых внимательно рассматривали копию единственной сохранившейся в России фотографии художника: не похож ли на кого из тех, кого они помнят живыми? Отец Владимира и Ивана Иосиф Григорьевич родился в 1902 году, а художник – в 1905-м. И трудно предположить, что дети одного поколения, жившие в одном хуторе, не бегали в одной ватаге. И так же трудно предположить, что между ними не было родства. Владимир Иосифович задумался. И вдруг припомнил:

– Когда я ещё в школу ходил, сидел и что-то рисовал – наверное, учитель дал такое задание на дом. Получалось, видно, не очень хорошо. Потому что подошла бабушка (мать отца, Марфа Андреевна), бросила взгляд на тетрадку и сказала: «Вот у нас был Серёжа, он простым карандашом рисовал, так рисовал!..» Только сейчас, благодаря вам, я понял, о каком Серёже-то она упоминала...

Прошло более века. И оказалось, никто не помнит художника-самородка на земле, где он сделал первые шаги, земле, вскормившей его свободолюбивый дух. Но на чужбине и воля горька. «В никелированном комфорте для миллиардеров художник-казак никому не нужен, – пишет доцент кафедры связей с общественностью Санкт-Петербургского университета Б. А. Алмазов в статье «Ваятель». – Ну, да это полбеды. К тому, что он никому не нужен, Корольков привык и в России. Беда в том, что, вырванный из своего народа, из своего мира, куда входили и донская природа, и пластика, и жесты, и речь, и душа.., он словно от почвы оторвался. Всё ещё жил, всё ещё работал... В Америке Корольков пытался создать свою среду, но это была казачья община, но не казачья страна, а по его таланту ему и в привольных донских степях было тесновато. Умер раб Божий Сергей, сын Тихого Дона, и, как сказано в Писании, «и приложился к народу своему».

Алмазов отмечает, что когда вышла первая книга «Тихого Дона» с иллюстрациями Королькова, казаков перестали расстреливать без суда и следствия.

Имя Королькова долго было в СССР под запретом. Его называли первым иллюстратором эпопеи Шолохова, всё остальное замалчивали. Поэтому нельзя удивляться, что о судьбе его не знали даже представители его рода.

Однако были всё-таки люди, которые знали и помнили художника. Скульптор Константин Чернявский часто обращается к теме казачества и искусно лепит лошадей. И дар его тесно связан с предшествующей изобразительной культурой Юга России. Дело в том, что в Ростовском художественном училище имени Грекова его учителем был С. Д. Михайлов, хранивший рисунки другого своего ученика – Королькова. Позже Михайлов подарил Чернявскому скульптурный стек Королькова, его старинный учебник анатомии и фотографию. И поведал, что у Королькова была замечательная работа из цельного куска самшита «Донской рыбак, поймавший сома».

Однажды Чернявский с соучениками побывал в гостях у Закруткина, и, как только вошли в кабинет Виталия Александровича, он, увидев эту работу, спросил: «Неужели это Корольков?!» Писатель удивился, даже поразился тому, что юноша знает это имя. Значит, знал его и Закруткин, значит, ценил. Сегодня самшитовая работа мастера – один из самых интересных экспонатов Кочетовского дома-музея писателя. И писатель и художник перед войной жили в Ростове. Были ли они знакомы?..

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Сергей Корольков
Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Имя при рождении:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:
Гражданство:	Российская империя 22x20px Российская империя СССР 22x20px СССР США 22x20px США
Подданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:
Отец:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Мать:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Супруг:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Супруга:	Елизавета Ивановна
Дети:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды и премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Автограф:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Сайт:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Разное:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке

Сергей Григорьевич Корольков (14 октября , хутор Павлов, Область Войска Донского - 19 марта 1967, Соединённые Штаты Америки) - российский скульптор , иллюстратор .

Биография

Сергей Григорьевич Корольков родился в 1905 году в хуторе Павлове Константиновской станицы Области Войска Донского в зажиточной семье казаков-старообрядцев. Род Корольковых был известен своими конными заводами в сальских степях .

До своей смерти жил в США, где возглавлял Ассоциацию скульпторов США. Им созданы широко известные в этой стране памятники Франклину Рузвельту и Аврааму Линкольну.

Известные работы

Память

Напишите отзыв о статье "Корольков, Сергей Григорьевич"

Примечания

4.Музей донского Родена под Ростовом http://www.rostovnews.net/2015/05/18/muzej-donskogo-rodena-pod-rostovom/ 18 мая 2015.

Литература

• Смирнов В.В. Мир Сергея Королькова. - Ростов-на-Дону: ЗАО «Книга», 2009. - 352 с. - 400 экз. - ISBN 978-5-87259-458-1.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Корольков, Сергей Григорьевич

– Да нет... она сказала, что у всех нас есть своя жизнь, и мы должны прожить её так, как каждому из нас суждено... Это грустно, правда?
Но Стелла, видимо, просто не могла долго находиться в печальном состоянии, так как её личико опять радостно засветилось, и она уже совсем другим голоском спросила:
– Ну что, будем смотреть дальше или ты уже всё забыла?
– Ну, конечно же, будем! – как бы только что очнувшись от сна, теперь уже с большей готовностью ответила я.
Я не могла ещё с уверенностью сказать, что хотя бы что-то по-настоящему понимаю. Но было невероятно интересно, и кое-какие Стеллины действия уже становились более понятными, чем это было в самом начале. Малышка на секунду сосредоточилась, и мы снова оказались во Франции, как бы начиная точно с того же самого момента, на котором недавно остановились... Опять был тот же богатый экипаж и та же самая красивая пара, которая никак не могла о чём-то договориться... Наконец-то, совершенно отчаявшись что-то своей юной и капризной даме доказать, молодой человек откинулся на спинку мерно покачивавшегося сидения и грустно произнёс:
– Что ж, будь по-вашему, Маргарита, я не прошу вашей помощи более... Хотя, один лишь Бог знает, кто ещё мог бы помочь мне увидеться с Нею?.. Одного лишь мне не понять, когда же вы успели так измениться?.. И значит ли это, что мы не друзья теперь?
Девушка лишь скупо улыбнулась и опять отвернулась к окошку... Она была очень красивой, но это была жестокая, холодная красота. Застывшее в её лучистых, голубых глазах нетерпеливое и, в то же время, скучающее выражение, как нельзя лучше показывало, насколько ей хотелось как можно быстрее закончить этот затянувшийся разговор.
Экипаж остановился около красивого большого дома, и она, наконец, облегчённо вздохнула.
– Прощайте, Аксель! – легко выпорхнув наружу, по-светски холодно произнесла она. – И разрешите мне напоследок дать вам хороший совет – перестаньте быть романтиком, вы уже не ребёнок более!..
Экипаж тронулся. Молодой человек по имени Аксель неотрывно смотрел на дорогу и грустно сам себе прошептал:
– Весёлая моя «маргаритка», что же стало с тобою?.. Неужели же это всё, что от нас, повзрослев, остаётся?!..
Видение исчезло и появилось другое... Это был всё тот же самый юноша по имени Аксель, но вокруг него жила уже совершенно другая, потрясающая по своей красоте «реальность», которая больше походила на какую-то ненастоящую, неправдоподобную мечту...
Тысячи свечей головокружительно сверкали в огромных зеркалах какого-то сказочного зала. Видимо, это был чей-то очень богатый дворец, возможно даже королевский... Невероятное множество «в пух и в прах» разодетых гостей стояли, сидели и гуляли в этом чудесном зале, ослепительно друг другу улыбаясь и, время от времени, как один, оглядываясь на тяжёлую, золочёную дверь, чего-то ожидая. Где-то тихо играла музыка, прелестные дамы, одна красивее другой, порхали, как разноцветные бабочки под восхищёнными взглядами так же сногсшибательно разодетых мужчин. Всё кругом сверкало, искрилось, сияло отблесками самых разных драгоценных камней, мягко шуршали шелка, кокетливо покачивались огромные замысловатые парики, усыпанные сказочными цветами...
Аксель стоял, прислонившись к мраморной колонне и отсутствующим взглядом наблюдал всю эту блестящую, яркую толпу, оставаясь совершенно равнодушным ко всем её прелестям, и чувствовалось, что, так же, как и все остальные, он чего-то ждал.
Наконец-то всё вокруг пришло в движение, и вся эта великолепно разодетая толпа, как по мановению волшебной палочки, разделилась на две части, образуя ровно посередине очень широкий, «бальный» проход. А по этому проходу медленно двигалась совершенно потрясающая женщина... Вернее, двигалась пара, но мужчина рядом с ней был таким простодушным и невзрачным, что, несмотря на его великолепную одежду, весь его облик просто стушёвывался рядом с его потрясающей партнёршей.
Красавица дама была похожа на весну – её голубое платье было сплошь вышито причудливыми райскими птицами и изумительными, серебристо-розовыми цветами, а целые гирлянды настоящих живых цветов хрупким розовым облачком покоились на её шелковистых, замысловато уложенных, пепельных волосах. Множество ниток нежного жемчуга обвивали её длинную шею, и буквально светились, оттенённые необычайной белизной её изумительной кожи. Огромные сверкающие голубые глаза приветливо смотрели на окружающих её людей. Она счастливо улыбалась и была потрясающе красивой....

Французская королева Мария-Антуанетта

Тут же, стоящий от всех в стороне, Аксель буквально преобразился!.. Скучающий молодой человек куда-то, в мгновение ока, исчез, а вместо него... стояло живое воплощение самых прекрасных на земле чувств, которое пылающим взглядом буквально «пожирало» приближающуюся к нему красавицу даму...
– О-о-ой... какая же она краси-ивая!.. – восторженно выдохнула Стелла. – Она всегда такая красивая!..
– А что, ты её видела много раз? – заинтересованно спросила я.
– О да! Я хожу смотреть на неё очень часто. Она, как весна, правда же?
– И ты её знаешь?.. Знаешь, кто она?
– Конечно же!.. Она очень несчастная королева, – чуть погрустнела малышка.
– Почему же несчастная? По мне так очень даже счастливая, – удивилась я.
– Это только сейчас... А потом она умрёт... Очень страшно умрёт – ей отрубят голову... Но это я смотреть не люблю, – печально прошептала Стелла.
Тем временем красавица дама поравнялась с нашим молодым Акселем и, увидев его, от неожиданности на мгновение застыла, а потом, очаровательно покраснев, очень мило ему улыбнулась. Почему-то у меня было такое впечатление, что вокруг этих двоих людей мир на мгновение застыл... Как будто на какой-то очень короткий миг для них не существовало ничего и никого вокруг, кроме них двоих... Но вот дама двинулась дальше, и волшебный миг распался на тысячи коротеньких мгновений, которые сплелись между этими двумя людьми в крепкую сверкающую нить, чтобы не отпускать их уже никогда...

Корольков С. Г. (1905-1967) Сергей Корольков-казак станицы Константиновской Области Войска Донского. Родился в 1905 году в зажиточной семье казаков-старообрядцев. Род Корольковых был известен своими конными заводами в сальских степях. С самого детства Сергей не расставался с тетрадкой, в которой рисовал казаков, коней, бытовые сцены... Потом революция и Гражданская война. Своих коней Корольковы передали на нужды Белой армии, но белые потерпели поражение. За ним последовало расказачивание, раскулачивание, голод, эпидемия тифа. ... Некогда цветущий край, житница России обезлюдел и обнищал. Род Корольковых был почти полностью уничтожен. Зарабатывая себе пропитание, Сергей Корольков примкнул к артели рыбаков. Но и здесь он не перестал рисовать. А однажды вылепил из глины фигуру рыбака в полный рост. Эта фигура попалась на глаза группе ростовских художников, выехавших на этюды в низовья Дона. Познакомившись с Корольковым и содержанием его тетрадок, восхищенные художники пригласили его учиться в Ростов. В Ростов Корольков пришел пешком уже в зиму. Переходя Дон, провалился под лед, но сумел выбраться, остался переночевать у художника Сергея Дмитриевича Михайлова - преподавателя Ростовского художественного училища. Несмотря на то, что учебный год уже давно начался, Королькова приняли с распростертыми объятиями. Вместе с ним, на одном курсе учился другой замечательный скульптор - Евгений Вучетич, будущий автор мемориала на Мамаевой кургане, в Трептовом парке и многих других произведений. После окончания учебы Корольков и Вучетич поступают в Ленинградскую академию художеств, однако через некоторое время профессора академии заявляют Королькову "Вас нам нечему учить. Талант настолько отшлифован, что дальнейшее обучение может только навредить". Корольков возвращается в Ростов, где создает цикл рисунков и скульптур, посвященных истории казачества и Гражданской войны. Работая в ростовском краевдческом музее, он знакомится с М.Б. Краснянским - известнейшим донским историком-краеведом. В начале 30-х архитекторы Щуко и Гельфрейх строят в Ростове здание Драматического театра. Это колосальное сооружение в форме трактора сейчас входит во все учебники архитектуры как самый яркий образец конструктивистского стиля в архитектуре. Для скульптурного оформления здания они привлекают Королькова и Вучетича. Королькову поручается самое важное - создание скульптурных композиций на фасаде здания, Вучетич создает скульптурную группу фонтана с западной стороны. Созданные Корольковым горельефы вызывают серьезные нарекания у приемочной комиссии. В них нет пролетарского пафоса и победного шествия советской власти. В них ужас и страдания междуусобной войны. Да и само название - "Гибель Вандеи", проводящее аналогию между мятежным регионом революционной Франции и казачьим Доном не нравится комиссии. Не вступая в пререкания, Корольков берет лопату и несколькими ударами отбивает от горельефа две фигуры, вызывающие наибольшие споры. Эти горельефы, со следами корольковской лопаты, до сих пор украшают фасады Ростовского Драматического театра.
Была у Сергея Королькова одна особенность. Всеми фибрами своей души он ненавидел Советскую власть. Причем, не считал нужным свои чувства скрывать и поэтому часто оказывался "гостем" донского ОГПУ. И даже там, на допросах у чекистов Сергей Григорьевич не стеснялся в выражениях: "Советскую власть я рассматриваю как неприемлемую для народа, и в первую очередь для себя. Особенно возмущает меня политика правительства по коллективизации. На мой взгляд, крестьянин должен иметь индивидуальное хозяйство, ибо по психологии своей всегда является собственником. Только совокупность подобных сельских индивидуальных хозяйств могла бы обеспечить благосостояние страны... мои политические симпатии были на стороне казачества" Лепящий для выставок и строений многочисленные фигуры колхозников и доярок, Корольков категорически отказвается от изготовления скульптуры Сталина. "Не дорос я еще" отвечает он на все уговоры и угрозы. Милиция задерживает выпившего Королькова за публичное исполнение старого гимна "Боже, царя храни" на одной из центральных площадей Ростова. Корольков демонстративно не участвует в выборах, не признает себя гражданином СССР, не вступает в профсоюзы и партию. За ним устанавливают слежку, но заступничество видных деятелей искусств, архитекторов Щуко, Гельфрейха, писателя Шолохова и исключительная потребность новой власти в таланте Королькова спасает его от расправы. По легенде, привлечь Королькова к иллюстрированию "Тихого Дона" посоветовал Шолохову Горький, так как только художник-казак мог адекватно изобразить быт казаков, своеобразие их лиц, мимики и одежды. У Шолохова с Корольковым установились теплые отношения. "Дорогой Королек" - называл Сергея Григорьевича Шолохов в своих письмах. Самое интересное, что упоминание о казаках Корольковых и их "королевских лошадях" есть в "Тихом Доне". Корольков иллюстрировал первое издание "Тихого Дона", его иллюстарции Шолохов считал самыми удачными из всех, когда-либо сделанных.
Помимо Шолохова Корольков иллюстрирует Серафимовича и Николая Островского. Оформляет советский павильон на международной выставке в Флашинч Медоу под Нью-Йорком, вместе с Вучетичем оформляет гостиницу "Ростов" в Ростове-на-Дону и фонтан "Богатырь" на углу Буденновского и Красноармейской. продолжает работу над циклом рисунков и скульптур из истории донского казачества. У Королькова был удивитеьный дар - один раз, мельком увидев кого-нибудь, он, по прошествии времени, мог безошибочно, по памяти изваять скульптурное изображение или написать портрет. Началась Великая Отечественная. Корольков отказывается от эвакуации и остается в Ростове. Вместе со многими другими представителями донской творческой и научной интеллигенции, он приветствует немецкие войска, видя в них освободителей казачества от большевиков. Вместе с историком Краснянским Корольков даже входит в состав марионеточного Донского правительства. При отступлении немцев из Ростова, Корольков уходит вместе с ними. Для него и его произведений, немцы выделяют целый грузовик. В Германии Корольков лепит бюст Гитлера. Этот бюст так понравился немецким властям, что его изображение попало на марки нацистского почтового ведомства. После окончания войны, Корольков содержится в лагере для перемещенных лиц. Ему удалось избежать выдачи Советскому Союзу, благодаря заступничеству своего родственника - Николая Евдокимовича Королькова - члена Донского Казачьего круга в изгнании, эмигрировавшего во время Гражданской вместе с войсками Врангеля. Корольков переезжает в США, где создает громадное полотно - "Выдача казаков в Лиенце", воспроизводящее избиение и выдачу казаков советским властям в Лиенце в 1945-м году.
В США Корольков работает на трикотажной фабрике, создает образцы рисунков для тканей. Вскоре его талант становится востребованным и в США. Корольков иллюстрирует различные издания, делает барельефы американскиз президентов, становится признанным мастером, одним из лидеров американской ассоциации скульпторов. Однако, Советская власть не забыла о Королькове. Бывшие соученики и коллеги, друзья от имени советских властей уговаривают его вернуться, гарантируют прощение. Вера Мухина, Вучетич, Шолохов... Сергей Григорьевич отклоняет их предложения и иллюстрирует цикл расказов о сибирских лагерях НКВД в журнале "Тайм". Когда друзья предлагают Королькову посетить советскую выставку в Нью-Йорке на котрой экспонируются его же работы довоенного периода, Корольков с негодованием замечает, что с советской властью у него никакого сношения быть не может, и своим денежным взносом за входный билет валютой субсидировать советские заграничные авантюры не намерен. Умер Сергей Корольков в 1967 году. Похоронен на казачьем кладбище под Нью-Йорком. Осенью 2005 года на фасаде ростовского Драматического театра им. Горького была установлена мемориальная доска в честь замечательного скульптора Сергея Королькова.

СЕРГЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ КОРОЛЬКОВ

(материал с сайта "Родимый край) О преждевременной смерти донского скульптора Сергея Григорьевича Королькова зарубежное Казачество узнало со страниц журнала "Родимый Край". С тех пор прошло 25 лет, но память об этой на редкость одаренной личности, пламенного патриота-казака, в высшей степени принципиального, отзывчивого человека, не только не угасла в сознании зарубежных со-отечественников, но, при возрождении Казачества, также привлекает к себе острый интерес наших братьев-казаков на Родине. Помимо раньше опубликованных биографических данных, в этом очерке приводятся новые, а также ряд интимных, известных только близким, эпизодов из жизни скульптора. Буду надеяться, что предлагаемый очерк хотя бы частично удовлетворит встреченных мною на Дону соотечественников, желающих глубже ознакомиться с нравственными причинами, по-будившими Королькова бесповоротно и добровольно покинуть им выше всего возносимую и горячо любимую Родину. Сергей Григорьевич Корольков родился на Дону в 1905 году в Константиновской станице. Молодые впечатлительные дореволюционные годы он провел среди чарующих воображение степей Сальского округа, где отец его служил на зимовнике у своего родственника. По рассказам моей матери - дочери старшего из братьев коннозаводчиков Ивана Яковлевича Королькова - на главном "Гудовском" зимовнике на Пасхальные и Рождественские праздно-вания собирался многочисленный род казаков Корольковых. С ранних лет в них принимал участие и маленький Сережа. Чуть ли не с пятилетнего возраста он никогда не расставался с тетрадью, на страницах которой с поразительным сходством зарисовывал лица присутствующей бородатой, старообрядческой родни. Поражал не только талант к рисованию подрастающего казачонка, но также и его изу-мительная зрительная память. Мельком взглянув на объект будущей зарисовки, отвернувшись, маленький Сережа точно и безошибочно, вырисовывал его на странице своей тетрадки. Лишь однажды попавшийся на глаза сюжет не покидал памяти будущего художника до конца его жизни. По словам близкого знакомого Королькова - Михаила Васильевича Миллера, однажды, при разговоре об отце, Корольков мгновенно, на клочке бумаги нарисовал портрет человека, виденного им мельком лишь раз, лет двадцать до этого разговора. Казачий, ни с чем несравнимо привольный быт, беспредельные, богатые своеобразной флорой и фауной задонские степи, повседневная дружба с табунщиками-казаками, их рассказы по вечерам где-нибудь в степи при тлеющем костре навеки врезались в впечатлительную душу подростка-казака. Из окружающего живописного мира более всего молодого казака чарует и как магнитом притягивает красота, изящность и резвость донского красавца-коня. С малых лет, также как и каждый подрастающий казачонок, он бесстрашно, задыхаясь от испытанного блаженства, скачет по беспредельной задонской степи. Врожденный художник внимательно изучает каждый мускул, каждую жилку, каждую привычку вернейшего своего друга-коня. Не менее внимания уделяет Корольков стремлению изучить и характер, и качества красавца задонских степей. Его восхищение и любовь к казачьему природному коню не допускала ни критики, ни сравнения. Однажды, при разговоре с Сергеем Григорьевичем о достоинствах донской конской породы, я имел неосторожность упомянуть, что благодаря ее скрещиванию с англосаксонской и арабской породами моему деду удалось достигнуть значительного ее усовершенствования. С привычной ему резкостью и откровенностью, не считаясь ни с моим самолюбием, ни с всесторонне признанным знанием деда коннозаводческого дела, он возмущенно, безапелляционно заявил: "Чепуха, вздор, посторонней смесью донского коня улучшить невозможно. Посторонней кровью дончака только можно испортить, так как он из себя представляет нечто законченное, на редкость красивое и совершенное!" Спорить с Сергей Григорьевичем было безнадежно, не только переубедить, но даже уговорить его выслушать иную точку зрения было невозможно. Бывали случаи, когда в гостях, сидя за столом, если чей-нибудь рассказ или высказывание личного мнения Королькову был не по вкусу,он вставал и уходил в другую комнату. При проявлении Сергеем Григорьевичем полного отсутствия душевной гибкости мне всегда приходила мысль, что той же принципиальной и непоколебимой стойкостью отличались родственные ему староверы никоновских времен, казаки - Некрасовцы и многие другие казаки, во имя своих непоколебимых убеждений стойко и добровольно принимавшие мучительную смерть,или, в некоторых случаях, не менее мучительное изгнание... Своих возлюбленных коней он изображал в напряженном, ничем не ограниченном движении, с раздувающейся на ветру гривой, с раздутыми дымящимися ноздрями и вздутыми до-отказа мускулами всего, лоснящегося от пота тела. От знатоков искусства, знакомых с трудами Королькова, нередко мне приходилось слышать: "В руках Сергея Королькова, инертный кусок материи, мгновенно, даже до окончания им работы, превращается в одухотворенное, восхищающее зрителя и всегда в движении "живое" существо… Гражданская война бесповоротно уничтожает беззаботную жизнь молодого казака. Все привычное и дорогое, к чему неудержимо, с младенческих лет привязан юноша, мгновенно исчезает. Гибнет отец, умирает и старший брат. Непостижимо уму "бедняка" и последовавшее безжалостное гонение и уничтожение Казачества. На окончание среднего образования нет никакой надежды. После Гражданской войны К. вместе со своей матерью перекочевывает в глушь устья Дона, на хутор Шмат. В тяжелые послереволюционные годы главная задача - самому как-нибудь выжить, а также и обеспечить стареющую мать. Благодаря крепкому телосложению, пятнадцатилетнему Сергею удается устроиться в рыбацкую артель. В свободное от работы время он зарисовывает отдельные эпизоды повседневной деятельности рыбаков. Когда нет клочка бумаги, из глины вылепливает сюжеты из окружающей его природы... Впервые его увидели в окрестностях станицы Елизаветинской в 1926 году выезжавшие в те места на этюды ростовские художники, внимание которых привлекла стоящая на берегу Дона мастерски вылепленная из глины большого размера фигура рыбака. Местные станичники назвали автора. Им оказался казак, живущий на соседнем хуторе Шмат, Сергей Григорьевич Корольков. Еще большее впечатление на ростовчан произвели выполненные карандашом композиции, рассказывающие об участии донских казаков в различных войнах прошлых столетий. Талантливого самоучку пригласили в Ростов в популярную в художественных кругах тех лет школу Андрея Семеновича Чиненова... Хорошо знавшие Королькова живописец П. С. Келлер и график А. Е. Глуховцев довольно колоритно описывали его внешность: в школу он пришел в огромном тулупе, в забродских сапогах, подпоясанный кушаком из куска сети. Физически сильный, характера резкого. Его отличала большая сила воли и огромная работоспособность. Корольков мог рисовать целый день, не уставая, а в кармане у него часто торчал кусок деревянной ножки от разломанного стола или дивана, из которой он вырезал какую-либо фигурку" (В. РЯЗАНОВ, "Культура", No.2 (6814). Москва, 21 сект. 1991г.). Когда Королькову исполнилось 22 года, в Ростове состоялась его первая выставка, а вскоре его работы батальной тематики выставлялись в краевом Музее северного Кавказа. В тридцатых годах Корольков приступает к исполнению первого скульптурного заказа горельефов на тему Гражданской войны на фасаде Ростовского драматического театра имени М. Горького. Одновременно, внутри театра, подобный заказ выполняет Александра Михайловна Дрейлинг. Несмотря на основательную разницу в возрасте, между ними зарождается обоюдное уважение, и оба скульптора полезными советами, не стесняясь и критики, помогают друг-другу в выполнении намеченной работы. При попытке поступления в Академию художеств природный талант Королькова был высоко оценен, но в приеме в высшее учебное заведение ему отказали, ссылаясь на его уже полностью сложившийся стиль. Проходить курс изучения, подражая существующим художественным школам и течениям, при наличии властного и непреклонного характера поступающего, преподаватели нашли нецелесообразным. По словам супруги К. - Елизаветы Ивановы, с которой он познакомился в Академии, при отказе Королькову было заявлено -...У вас, Сергей Григорьевич - свой сложившийся стиль. Учить вас нам нечему. Боюсь, что пребывание ваше в Академии принесет один вред. То, что вы желаете выразить, вам будет легче исполнить без изучения иных, часто противоречивых художественных течений". В тридцатых годах перед выпуском романа «Тихий Дон» Михаил Шолохов, в разговоре с М.Горьким, пожаловался ему, что, несмотря на всесоюзные розыски, удовлетворительного иллюстратора к роману он найти не смог. Горький ответил, что всесоюзные розыски безнадежны, так как тема романа тесно связана с на редкость колоритным казачьим бытом, могущим быть справедливо воспроизведенным в иллюстрациях только исключительно чутким и талантливым местным жителем - казаком. - Откуда же мне взять одаренного художника-казака, - ответил Шолохов? Кажись, Дон художниками не так уж богат! - Ничего, нашелся автор для романа, найдется и достойный иллюстратор, ответил ему Горький и посоветовал Шолохову связаться с Корольковым. Исполненные Корольковым рисунки полностью удовлетворили Шолохова. Кроме общего художественного впечатления от иллюстраций, его поразило невероятное, исчерпывающее знание художником донского коня, казачьих ужимок и т. п., но, считая себя непревзойденным знатоком казачьего быта, он не успокоился, пока, после долгого изучения всех иллюстраций, не нашел одной маленькой неточности в сбруе коня. Близкими друзьями они не стали, уж слишком самоуверенны были их характеры, но свое уважение к творчеству Королькова Шолохов сумел высказать в самой альтруистической и благородной форме. На хранившемся в ростовском Музее краеведения экземпляре первого выпуска романа "Тихий Дон" Шолоховым написаны следующие слова: "Тем охотнее распишусь на этой книге, т. к. она снабжена поистине уникальными в своей правдивости и знании донско-го быта иллюстрациями Королькова. М. Шолохов 12.1. 1969 г." По-видимому "корифей всех наук", в том числе и художественных, оказался иного мнения. Склад жизни казаков, уничтожение которых в те годы еще продолжалось, воспеванию и идеализированию не должен был подвергаться, и иллюстрации Королькова при следующем издании исчезли и были заменены рисунками, имеющими мало общего с Донским казачеством. Итак, в течение полувека многочисленные издания на многих языках мира, даже после присвоения Шолохову Нобелевской премии, рисунками Королькова не иллюстрировались. Мне привелось любоваться несколькими оригинальными зарисовками, которые Сергею Григорьевичу удалось сохранить, но моей заветной мечтой было приобрести иллюстрированный Корольковым первый выпуск знаменитого романа. Мечта эта никогда не покидала меня, но надежды не было никакой, ведь и сам Сергей Григорьевич изданием этим не обладал. Но, как говорят," Бог не без милости". Два года тому назад вместе с другом Владимиром Петровичем Ермиловым, тоже Донским казаком, я впервые посетил ту дорогую землю, которую, несмотря на то, что на ней я не родился, всегда считал и буду считать своей незаменимой и единственной Родиной. После посещения Ростова и Новочеркасска, на "ракете" по Дону, мы доплыли до Старочеркасска. В краевом казачьем Музее мы познакомились с историком Михаилом Павловичем Астапенко. Следуя замечательной, сохранившейся на родине трогательной традиции - при расставании но-вый знакомый обязательно дарит что-нибудь на память: авторы, чаще всего, преподносят свои, собственноручно подписанные труды. Во время встречи я спросил у Михаила Павловича, возможно ли купить первое издание "Тихого Дона". Узнав причину моего желания приобрести именно первый выпуск, М. П. оповещает, что оно уже давно превратилось в музейную редкость, найти его невозможно, но в Ростове в 1988 году "Тихий Дон" заново переиздан, на этот раз, с оригинальными иллюстрациями С. Г. Королькова. Хотя и его в продаже не найти, но, благодаря широте русской души, домой в Калифорнию я привез не только труды М. П. Астапенко, но также и его личный экземпляр любимого романа. По словам ростовского искусствоведа В. Рязанова, с которым я познакомился во время моей вторичной поездки на Дон, всестороннее знание Корольковым казачьего быта было также использовано и в других отраслях искусства: "снимавший по шолоховскому роману фильм кинорежиссер С. А. Герасимов именно в иллюстрациях Сергея Королькова нашел богатый материал о жизни, быте, Войсковом укладе донского казачества". Для заработка на жизнь Королькову, не переносящему никакой фальши, притворства и подхалимства, приходилось выполнять заказы выставочных скульптур, провозглашавших дос-тижение социализма: стахановцев-шахтеров, доярок и рабочих. Когда же ему было предложено лепить бюст "непогрешимого отца народов" - Сталина, он упорно отказывался, оправдываясь тем, что до выполнения подобных "шедевров" он еще не дорос. Последовали допросы. Спасла Королькова найденная при обыске переписка с Шолоховым и другими неприкосновенными особами коммунистической иерархии в отрасли искусства. Королькова выпустили, но посто-янная слежка беспрестанно напоминала Королькову, что его личность для властей, в лучшем случае, подозрительна. Необыкновенную силу характера и убеждений Корольков проявил во время допросов. В архивах Ростовского УКГБ сохранился документ - собственноручно написанная Корольковым автобиография. Кроме личных данных, в ней имеются и следующая критика власти, в руках которой находилась его судьба: "Особенно возмущала меня политика правительства по кол-лективизации. На мой взгляд, крестьянин должен иметь индивидуальное хозяйство, ибо он по психологии своей всегда является собственником. Только совокупность подобных сельских индивидуальных хозяйств могла обеспечить благосостояние страны... мои политические сим-патии были на стороне казачества, которое пострадало во время саботажа... (В. РЯЗАНОВ, "Культура", No.2 (6814), Москва, 21 сект. 1991г.) После подо-бного откровенного признания выжить под знаком красной звезды Королькову было немыслимо. Тот факт, что Королькова, несмотря на крепкое телосложение и здоровье, власть не призывала на отбывание военной службы, явно свидетельствует, что его она считала политически недостойным доверия. Корольков же, в свою очередь, себя гражданином СССР не считал. К счастью, присягать ему не пришлось, от вступления в партию, в профсоюзы и даже от голосований, он категорически отказывался. При эвакуации Ростова уходящие на восток поезда заполнялись членами коммунистической иерархии - заслуженными, верными слугами режима и их имуществом. Рядовому населению был отдан приказ: отступать, но как и при каких условиях предвидено властью не было, поэтому многие желающие избежать "прелести" жизни под оккупационной властью врага эвакуироваться не смогли. Между ними очутились и Корольковы. После Сталинградской битвы, до вступления советской армии в Донскую область, десятки тысяч уцелевших при кровавых сталинских расправах казачьих семей, лишь бы не подвергать себя новым гонениям, предпочли избрать терновый путь изгнания. Перед уходом Корольковых на Запад не пожелавшая присоединиться к ним престарелая мать, поставив невестку перед образами на колени, велела ей поклясться, что она, ни при каких условиях не покинет ее неприспособленного к житейским трудностям, непрактичного сына. Только после обещания невестки исполнить ее требования, ничем не выражая внутреннего волнения, стойкая мать благословила покидающих родину детей. Продвижение на Запад, часто пешком, длилось несколько месяцев. Многие, особенно старики и дети, своими трупами усеяли мученический путь изгнанников. На телегах, запряженных волами, конями, а иногда и верблюдами, покидали родной край обездоленные "враги народа". Городские жители, за неимением тяговой силы, тянули свои пожитки на своих спинах. Где-то в этом людском море, по колено в грязи, продвигалась на запад и чета Корольковых. Большинство уцелевших, после лиенцевской выдачи англичанами, окончили свои житейские дни в концлагерях северной Сибири. Корольковым посчастливилось. Несмотря на то, что "органы" упорно охотились за Король-ковым, благодаря человеческой отзывчивости и доброте, удалось избежать насильственной репатриации. Во время оккупации побежденной Германии и Австрии в западных оккупационных зонах этих государств победителями были созданы репатриационные лагеря, где, по национальному приз-наку, собирались все те несчастные люди, которые, во время войны были вывезены врагом для принудительных работ. В одном из таких лагерей, в городе Парш в Австрии, удалось приютиться и Корольковым. По всем лагерям бесконечно шныряли так называемые "репатриационные офицеры", стремящиеся выловить и отправить на родину всех тех несчастных людей, которые скрывались под подделанными документами белых эмигрантов. На Королькова советские "органы" вели особую травлю, стремясь всякими способами вернуть его в СССР, но вскоре разразившаяся "холодная война" не дала советским властям возможности довести свою акцию до конца. Несмотря на опасность быть выданным на расправу соввласти, несмотря на трепку нервов очередными посещениями и допросами советских чиновников, жители лагеря всеми мерами стремились создать подобие мирной, целеустремленной социальной жизни. Во всех лагерях, расположенных в зонах оккупации западных "союзников", чуть ли не с первого дня закипала общественная деятельность. В первую очередь жители лагеря организовывали церковь, а за ней - начальную школу, гимназию, детскую воспитательную организацию, театр, образовательные курсы. Недостатка в добровольном бесплатном персонале не было. Не редко бывало, что в наскоро созданном среднем учебном заведении преподавателями были бывшие профессора российских университетов. На протяжении покоренной Германии и Австрии возникло множество микроскопических русских центров - маленьких "родин", где упорно воспитывалось будущее, не искалеченное марксистским "учением", поколение русских детей. В Австрии, в лагере перемещенных лиц в городе Парш, Сергеем Григорьевичем был основан кружок изучения живописи. В нем собралось около десятка молодых художников. Между ними выделялись художники Бобринский, Попов, Черкашенинов. Много лет спустя, во время моего проживания в Канаде, при посещении С. Королькова города Монреаля, я смог убедиться, с каким уважением и любовью относился к своему учителю его бывший ученик Григорий Попов. С не меньшим почтением к Королькову относились и остальные представители русской лагерной интеллигенции. С одним из них, Михаилом Васильевичем Миллером, впоследствии, в Кали-форнии мне привелось близко познакомиться и сдружиться. Михаил Васильевич был литературоведом; по всей вероятности, его любовь к родному Дону была причиной многолетней дружбы с Корольковым. Как-то еще в лагере Парше Корольков сунул Миллеру рукопись. Кратко, без ложной скромности, сказал: - "Прочтите! Что написано хорошо - сам знаю, но хотелось бы, чтобы и вам это было известно". Этот рассказ касался повседневной, казалось бы ни чем не привлекающей внимания, тяже-лой артельной жизни рыбаков в гирле Дона. Удивленного читателя поразила изумительная память Королькова, потрясающая привязанность ко всему родному и дорогому, всестороннее понимание психологии рыбака. Но больше всего произвел впечатление на Миллера, родившегося вблизи описываемых мест, неподдельный, невыразимо образный, рыбацкий язык казаков низовья Дона. В конце 1948 года, благодаря заручительству родственника Николая Евдокимовича Королькова, эмигрировавшего после эвакуации 20-го года, Корольковы вместе с родившимся в 1945 году сыном Александром переезжают в Нью-Йорк. Квартиру они снимают в северной части города в том же доме, где этажом выше, жил дирижер донского хора Сергей Жаров. Устроиться по профессии, не зная местного языка, всегда трудно, а тем, которым не привелось приобрести ремесло - почти невозможно. Чета Корольковых поступает на фабрику изготовляющую разных сортов материю. Меняющаяся мода и вкус покупателей заставляет предприятие без конца менять узоры ткани. Этой унизительной для художника работой в зарубежье Корольковым пришлось зарабатывать на существование. По словам Сергея Григорьевича, подобный труд для него - моральная мука, и единственной духовной отдушиной являются еженедельные встречи в его квартире с русскими знакомыми -представителями мира искусств. На этих встречах часто присутствуют и представители американской интеллигенции. По-видимому, благодаря местным новым знакомствам, Королькову удается заручиться несколькими заказами. В это время в еженедельных выпусках журнала "Life" появляется серия зарисовок мифического рассказа - Сибирского восстания против коммунис-тической власти, поголовного населения концлагерей. Подобно иллюстрациям "Тихого Дона", рисунки в этом журнале потрясают своим неподдельным реализмом. На изнеможенных лицах арестантов выражены все те чувства, которыми руководится масса во время стихийного вос-стания. В противовес иллюстрациям "Тихого Дона", где почти исключительно воспроизведены типы Донских казаков, на этот раз в цветных иллюстрациях Королькова можно встретить представителей всех многочисленных народов нашей родины, насильно загнанных коварной властью в концлагеря. При первой моей встрече с Сергеем Григорьевичем, восторгаясь только что виденными мною замечательными зарисовками, я воскликнул, что он, находясь теперь в свободной стране, сможет дать полный ход ничем не ограниченной фантазии и творчеству. Сергей Григорьевич печально покачал отрицательно головой и произнес: "Советская власть всеми мерами борется против проявления у своих граждан любого рода творческой инициативы. Для проведения в жизнь своих политических замыслов ей нужны покорные холопы, способные лишь на беспрекословное ис-полнение партийных заказов. В подобной атмосфере полностью атрофируется не только умение во даже и желание проявлять личную творческую инициативу". Однако, С. Г. упорно боролся, стараясь неимоверным усилием воли заново воссоздать творческое воображение. В квартире Корольковых на стене висели его работы: портреты Атамана Платова и Ермака. На полке камина - бюст Жарова. Вся гостиная была заставлена вылепленными из пластилина фигурами на тему американской ковбойской героики. Я никак не мог оторвать глаз от скачущего индейца, при помощи копья стремящегося убить разъяренного зубра. Не менее потрясающее впечатление производил поединок между краснокожим с напа-дающим на него ковбоем. Поражала кропотливая деталь, но она ни в коем случае не отвлекала зрителя от главной заслуги мастера - необъяснимого умения из инертного материала создать динамическое чувство действия и движения. Но для выливания бронзовых статуй исключительных скульптур Королькова были нужны финансовые средства, которых ни у самого Королькова, ни у его знакомых не было. Вследствие нестерпимой летней жары фигуры постепенно теряли свою основную форму... После переезда моей семьи в Калифорнию летом 1960-го года на каникулы к нам приезжает семья Корольковых. В Лос-Анджелесе она встречает ряд своих друзей по Европе; мы посе-щаем студию преуспевающего знакомого художника, но несмотря на финансовый успех после-днего, на так называемое "современное творчество" К. смотрит отрицательно. В послевоенные годы США охотно впускала к себе молодых людей, обладающих ручным ремеслом. Остальные категории обездоленных беженцев - представителей интеллигенции, стариков и детей могли получить визу только при финансовом поручительстве проживавших в Америке материально обеспеченных родственников или знакомых, обязующихся, в случае надобности содержать выписываемых ими эмигрантов. Несмотря на скромность личных средств, Корольковы, всякими правдами и неправдами выписывают многочисленных соотечественников. Квартира Корольковых превращается в убе-жище, где не имеющие крова приезжие всегда могут найти крышу и пропитание. Всем нуждающимся было известно, что Корольковы поделятся последней копейкой; воз-вращать же долг - не обязательно, т.к. никто из Корольковых упоминать о займе не будет. Еще в первые годы житья в США. С. Г. Корольков потерпел сердечный удар; по повели-тельному приказанию врачей он бросает курить, даже на Пасху недотрагивается к традиционной рюмке водки. Но, несмотря на оторванность от Родины, несмотря на многочисленные житейские трудности, работы Королькова последнего периода его жизни, может быть, ярче всего подчеркивают его редкое дарование. В эти годы все сюжеты его творчества касаются быта любимого Каза-чества. Как будто перед смертью художник желал в последний раз подчеркнуть свою ничем не ограниченную, никем и ничем не искалеченную безграничную любовь к народу, к которому он принадлежал. На громадном полотне он воспроизводит щемящую сердце картину - избиение и выдачу Ка-заков после окончания войны в Лиенце в 1945 году. На ней в долине альпийских гор во время Пасхального Богослужения части английской пе-хоты, при помощи танков и ружейных прикладов, перед выдачей в руки советской власти, из-бивают толпу казаков, казачек и детей... Не менее потрясающая работа Королькова - памятник Ермаку. На скале, в царском панцире, опершись на саблю, сидит "объятый думой" покоритель Сибири - Донской казак Ермак Тимофеевич. Складки накинутого на плечи плаща, как будто колышутся в порыве северного ветра. И в этом труде не чувствуется инертности статического изображения. Ермак и в бронзе жив, он только объятый думой, он вот-вот встанет и протянутой рукой укажет рати своей напра-вление к новым схваткам, подвигам и славе... Непримиримость Королькова к советской власти была безоговорочной. На мой вопрос, не желает ли он посетить выставку в Нью-Йорке, на которой экспонируется его же работа, он ответил, что с советской властью у него никакого сношения быть не может, и своим денежным взносом за входный билет валютой субсидировать советские заграничные авантюры не намерен. В конце 59-го года в США приехал Н. Хрущев. С собой он захватил и М. Шолохова, которому было поручено уговорить Королькова возвратиться на Дон. От встречи с Шолоховым Корольков отказался. Скончался скульптор Сергей Григорьевич Корольков от разрыва сердца в 1967 году в возрасте 62-х лет. Похоронен он на казачьем участке Свято-Владимирского кладбища на ферме Рова в штате Нью-Джерзи. Нет сомнения, что на похоронах усопшего многие присутствующие соотечественники почувствовали не только личную потерю редкого, верного друга, но также, что мир покидает исключительно талантливый, чуткий, человек, не преклонившийся перед ненавистной властью, невероятной воли казак, во имя своих убеждений принесший и высшую личную жертву - добро-вольное, мучительное изгнание... В. И. Быкадоров , Калифорния, США.

Пока мы живы…

Казакам националистам посвящается Что знаем мы, современники донских казаков, о Сергее Григорьевиче Королькове. Знаем его как одаренного скульптора и это подтверждают сохранившиеся до наших дней горельефы, блестяще выполненные им на тему Гражданской войны, на фасаде Ростовского драматического театра имени М. Горького, который был построен в 1935 году в виде трактора. По замыслу зодчих В.Щуко и В.Гельфрейха, огромный монументальный «лоб» театра могли использовать для проецирования картин революционной борьбы и созидания народа.... На постоянно действующей всемирной выставке архитектуры в Лондоне два макета - наш ростовский драматический театр и храм Василия Блаженного – представляют историю русской архитектуры. А наши современники театр воспринимают как седьмое чудо света - немыслимое без горельефов Королькова - «Железный поток» и «Гибель Вандеи». Вандея ассоциируется с мятежным Доном 1918 - 1920 годов - памятник вольным казакам, гибнущим в борьбе за земли предков и свою свободу. Если заглянуть в «Памятку Донского ученика», изданную для народных училищ Области Войска Донского, то на 26 странице можно получить исчерпывающие сведения о территории земель Области Войска Донского (около 3 тысяч квадратных миль): - по среднему и нижнему течению река Дон граничит на востоке губерний Саратовской и Астраханской, на юге – Ставропольской и областью Кубанской с частью берегов Азовского моря; на западе она соприкасается с губернией Екатеринославской, Харьковской, Воронежской. Сегодня земли Области Войска Донского на картах Российской Федерации отсутствуют, а Донская республика при Атамане Краснове, подменена реестром – «Всевеликое Войско Донское». То, что натворил Сталин, осталось в России без изменений. Вглядитесь в композиции девятнадцатифигурной «Гибели Вандеи» и семнадцатифигурный «Железный поток» - все персонажи горельефов безоружны! Только один из них держит в руке гранату. Автор книги В. Кукушкин, «История архитектуры Нижнего Дона и Приазовья» бесстыже врет. Он пишет: «В правой части композиции две фигуры скатываются с английского танка, который уже поглощает донская волна. Еще правее столкнулись два всадника: красноармеец в будёновке резко занес над головой шашку. Слева с винтовками наперевес идут в бой рабочие и теснят врага». Танк присутствует. А вот винтовок ни у одного из рабочих как раз нет. Более того: у красноармейца на коне не видно никакой шашки! Всадник замахивается… огромной ветвью! Что это означает? Скульптор через динамичные фигуры в композиции, призывал оставшихся еще в живых и последущие поколения казаков участвовать в борьбе за земли своих предков и республику - но не смертоубийство. На пороге своего двадцатилетия со дня начала возрождения Донского казачества, казакам следует посмотреть друг другу открыто в глаза на своих Кругах и у себя спросить и с атаманов спросить – когда же наконец у Войска появится своя территория, обозначенная на географических картах, когда появится своя республика в пределах своих территорий. Горельефы казака Сергея Королькова подсказывают – все это случится только в результате непрерывной борьбы. В это же самое время Сергей создает иллюстрации к роману М.А. Шолохова «Тихий Дон». В его рабочем портфеле накапливаются сотни набросков и рисунков, сотни этюдов в пластилине, глине и других материалах... Поразительный эффект - в его работах отсутствует пейзаж - рисунки скульптурны. Работы самостоятельны и идут рядом на равных с произведением. Сегодня, если смотреть с позиций начала 21 века на его работы, видим другое: эти рисунки – есть поэма о вольном казачестве. Это этнографическое исследование казачества, в котором Корольков противопоставлял казаков и хохлов, казаков и солдат - кацапов… После выхода в свет романа Тихий Дон - казаков перестали расстреливать без суда и следствия. Иллюстрации Королькова образно говорили: - Такими мы были! Такое на нас накатилось. Мы гибнем… Помни, пока живы!... - Это наши! А то - враги! Мы и кони, мы и борьба, мы и любовь к Родимому Краю... Пришел сорок первый. После первых боев «непобедимая и легендарная» поперла на восток… Корольков, по причине не пролетарского происхождения, в армию не попал. Насмотрелся Корольков на панику при отступлении, насмотрелся на бывших больших начальников, что, буквально, по головам беженцев вывозили в эшелонах свое барахло. На страницах монреальского журнала в Канаде станицы им. Атамана Каледина «Станичный вестник», я столкнулся с публикацией серий его рисунков, повествующих о преступлениях тоталитарного режима большевиков против своего собственного народа. Особенно поразил рисунок – « Расстрел учеников ремесленных училищ в Донбассе осенью 1941 года». При эвакуации учащихся школ Трудовых резервов, когда немцы отрезали пути отступления, эти мальчики были расстреляны сопровождавшими их охранниками, «чтобы не попала в руки врага квалифицированная рабочая сила.» При немцах он вкусил внутреннюю свободу! Не надо было врать и бояться! Не надо было подстраиваться под вкусы и желания сталинской власти. Никто Королькова теперь не преследовал, как это было до войны. Зато он мог предположить, что станет потом, когда вернутся советские войска. Ведь тогда многие города и станицы на Дону переходили их рук в руки и жители, попадавшие второй раз «под немца», познавали хватку СМЕРШа не по наслышке - их допросы были не хуже, чем во времена инквизиции... Не из любви к немцам уходили с Дона и Кубани тысячи казаков с семьями, вместе с отступающей немецкой армией. Спасались от «своих». Двинулся с обозом беженцев и Корольков. А на Западе его уже ждала лиенцская трагедия! В 1945 году, австрийском городе Лиенце, британская военная администрация насильственно выдала советским властям около ста тысяч казаков из казачьего стана беженцев. И как выдала! С какой жестокостью!.. Теперь об этом знает весь мир. По материалам Ялтинской конференции, выдаче подлежали только граждане Советского Союза, принимавшие участие в боевых действиях против Красной армии. А казаки, эмигрировавшие в годы Гражданской войны, не являлись гражданами СССР. На самом деле СМЕРШ выгребал всех подряд без разбору с подачи англичан. Вот как описал очевидец события тех лет казак… нашей Доломановской станицы Ростовского округа: - Нас молодых солдат тренировали для исполнения диверсионных работ в тылу врага. Когда забросили, парашюты опустились прямо в центре железнодорожного вокзала, в гуще немцев. Так, не совершив ничего такого, чему нас обучали, мы попали в плен. Жили в бараках. Водили нас под конвоем на разные работы – за это, кормили и даже платили небольшое жалованье на табак, конфеты и другие малые нужды. За ограждением колючей проволокой, работал продуктовый ларек, куда нас пускали за покупками. Тех, которые выполняли установленные нормы работ, отпускали в увольнение на несколько часов. Однажды, мы с другом станичником, находясь в увольнении, прочли объявление, Атаман Краснов призывал пленных казаков пополнить его войско… В боевых операциях мы не участвовали, а занимались караульной и комендантской службой. Охраняли склады и следили за порядком на территории лагеря. В Лиенце англичане выдали нас в руки СМЕРШа. Тех, кто был из офицерского состава, расстреливали тут же на месте, а меня, с остальными рядовыми, запихали в товарный вагон, набивая до отказа и на Колыму. Там я отмотал сполна 25-летний срок, положив все свои зубы. Такую же участь мог постичь и Сергей Корольков, но Господь был на его стороне и уберег от выдачи. В западных оккупационных зонах тогда создавались репатриационные лагеря для перемещенных лиц, принудительно вывезенных в Германию. В таком из лагерей в австрийском городе Парш удалось приютиться и семье художника. В этом году Россия будет отмечать 64-летие победы над фашистской Германией. Безусловно, это великое торжество Российского государства и его многонационального народа, но к нему для нас казаков примешивается и горькая память о массовом геноциде казаков в Лиенце. В конце 1948 года, под заручительство родственника Николая Евдокимовича Королькова, семья Сергея Королькова с сыном Александром переехала в Америку. Она живет в Нью-Йорке в доме, где этажом выше живет известный организатор казачьего хора Сергей Алексеевич Жаров. Этот хор побывал почти во всех странах, кроме своей родины, дал около восьми тысяч концертов, обласкал слух своих слушателей казачьими песнопениями, приобщил Запад к казачьей культуре. В хоре выступали танцоры и певцы. Каждое выступление хора собирало тысячи слушателей. На концерте в штате Миссисипи, в городе Джексоне, в свой 30-летний юбилей, его слушали семнадцать тысяч человек. Корольков на новом месте весь в работе, он получает заказы. В журнале «Life» появились серии иллюстраций к вымышленному рассказу о всеобщем восстании узников сибирских концлагерей. Рисунки потрясали неподдельным реализмом. Самое знаменитое полотно американского периода у Королькова – трагичная картина «Выдача казаков в Лиенце» (Музей Кубанского Казачьего войска, штат Нью-Джерси). Показано, как во время Пасхального Богослужения части английской пехоты, при поддержке танков избивают прикладами толпу казаков, стариков, казачек и их детей. Их хватают и бросают в грузовики… Были случаи, когда женщины, не желая попасть в руки солдат, вырвавшись из оцепления бросались вместе с детьми с моста в реку Драву. Сергея Григорьевича избирают председателем Ассоциации скульпторов США. Он принимает участие в реставрации Галереи знаменитых людей Великобритании. Особо запал в души казаков эмигрантов его памятник Ермаку. Вот как описал памятник донской казак Владимир Быкадоров: - «На скале, в царском панцире, опершись на саблю, сидит «объятый думой» покоритель Сибири - Донской казак Ермак Тимофеевич. Складки накинутого на плечи плаща, как будто колышутся в порыве северного ветра. И в этом труде не чувствуется инертности статического изображения. Ермак и в бронзе жив, он только объятый думой, он вот-вот встанет и протянутой рукой укажет рати своей направление к новым схваткам, подвигам и славе...». В день открытия памятника 4-го сентября 1949 года вице-губернатор штата Нью-Джерси произнес зажигательную речь: - Я совершенно уверен, что когда начнется война против большевизма, казаки пойдут в бой бок о бок с американскими солдатами». По этому поводу на обложке «Общеказачьего журнала» за №10 октябрь 1950 года, появилась иллюстрация Королькова: - В атаку вместе с казаками идет американский солдат под прикрытием танков. В руке у него американский флаг. Это событие не осталось не замеченным и у нас на Дону. Правда с большим опозданием уже в перестроечный период, когда к власти пришел Борис Николаевич Ельцин. В музее Донского казачества в г. Новочеркасске открыли выставку «СМИ казаков в эмиграции». На выставке, среди многих других печатных изданий, выставили «Общеказачий журнал» за №10. Выставка проработала где то час и была закрыта, а устроителя выставки тут же уволили. Государственного чиновника из области, посетившего выставку, привела в ярость обложка именно этого журнала. Я поклялся, что найду спонсора и переиздам «Общеказачий журнал» с обложкой за №10 октябрь 1950 года. Свое слово сдержал. Журнал сразу опознал на вшивость многих из наших казаков в Войске Донском. В основном это были управленцы из Войска и Округов. Были с их стороны угрозы. Я только смеялся - волки в овечьих шкурах, сами того не понимая, себя изобличали. Вот смотри, говорил я одному из них, чья из нас правда. Видишь казаков станичников 1-го Донского округа. У них в руках «Общеказачий журнал». Им надо ехать домой на автобусе. Двигатель не заводится, аккумулятор подсел, то есть разрядился. Водитель просит казаков подтолкнуть, чтобы мотор завелся. Давай посмотрим - чтобы освободить руки - куда они положат журнал: на землю - значит, он ничего не стоит или ближе к телу. Казаки журнал ложили ближе к телу – кто сунул за пазуху, кто в сапог. На землю журнал никто не положил. Журнал был дорог этим казакам, хотя в атаке на обложке донцы шли с немецкими автоматами, то есть, красновцы - освобождать свои земли Области Войска Донского от оккупантов, за Донскую республику. Вячеслав Алипатов

Имя выдающегося национального донского художника и скульптора Сергея Григорьевича Королькова так долго было предано забвению, что до сих пор мало о чем говорит большинству. Еще не так давно упоминать о Королькове вообще было опасно. Между тем во всем мире его называют «донским Роденом».

Сергей Корольков родился в 1905 году на Тихом Дону, в хуторе Павлов станицы Константиновской. Корольковы издавна были известными донскими конезаводчиками; Это сыграет в творчестве будущего скульптора и художника особую роль. С самого детства в степях Сальского округа наблюдал Сергей жизнь казаков, коней, донскую природу... Отец Сергея Григорьевича конными заводами не владел, работал по найму, а умер Григорий Корольков, когда Серёже было 8 лет.

Род Корольковых, выходцы из Константиновской, (городок Бабский, переименованный в 1864 году) были старообрядцы. По рассказам матери В. И. Быкадорова - дочери старшего из братьев коннозаводчиков Ивана Яковлевича Королькова - на главном "Гудовском" зимовнике на Пасхальные и Рождественские празднования собирался многочисленный род казаков Корольковых. С ранних лет в них принимал участие и маленький Сережа. Чуть ли не с пятилетнего возраста он никогда не расставался с тетрадью, на страницах которой с поразительным сходством зарисовывал лица присутствующей бородатой, старообрядческой родни. Семья Сергея по тем меркам была небольшой – четверо детей, и его, как самого младшего, особо баловали вниманием.

После смерти отца Корольковы переехали в Новочеркасск, где жили на средства, скопленные отцом. Жизнь в центре казачества, высокий уровень культуры в контрасте с сельским детством, формировали внутренний мир талантливого мальчика в «самобытном воздухе» Новочеркасска того времени. Корольков поступил учиться в городское реальное училище, лучшее в старом Новочеркасске, недалеко от войскового собора – сердца казачьей столицы. Потом революция и Гражданская война. Семья уехала из города подальше от боёв. Своих коней род Корольковых передал на нужды Белой армии, но белые потерпели поражение. За ним последовало расказачивание, раскулачивание, голод, эпидемия тифа... В Елисаветинской станице Сергей стал свидетелем страшных злодеяний большевистского карательного отряда в 1918 году. Эти впечатления навсегда остались в сердце художника.…Чтобы выжить в тяжелые послереволюционн ые годы, а также и обеспечить стареющую мать пятнадцатилетний юноша устраивается в рыбацкую артель.

Через несколько лет по рекомендации ростовских художников, пораженных даром Королькова, Сергей поступает в художественную школу Донпрофобра в Ростове на Дону.(которая была создана в 1897 году Андреем Семеновичем Чиненовым для обучения художествам казачьих детей, а в 1920 г. получила статус Первой советской художественной школы. В дальнейшем, в 1938 г школа была преобразована в художественное училище имени Грекова).Сергей фактически пешком добирается с Приазовья в Ростсв-на-Дону,н астолько сильно у него желание учиться. Уровень преподавания здесь был чрезвычайно высок: художественные занятия вели выпускники Академии художеств, Московского училища живописи из мастерской В. Серова. Методы преподавания Чинёнова и созданные учебные пособия не раз отмечались Российской академией художеств, а в 1900 году на Всемирной выставке в Париже были удостоены почетного диплома и именной бронзовой медали. Сведений о периоде учёбы Сергея Григорьевича в Ростове практически не осталось. Известно лишь, что Корольков мог рисовать целыми днями, не уставая, из карманов у него часто торчали куски деревянной мебели, ножки стула, доски столешницы. Он вырезал из него фигурки, иногда занимаясь этим даже в трамвае. Через год в Ростове состоялась первая выставка 22-летнего художника, а вскоре его работы батальной тематики были выставлены в краевом Музее северного Кавказа. После окончания учебы Корольков работает художником в редакции газеты «Большевистская смена», где рисует карикатуры, высмеивающие социальные пороки. Позже поступает в Ленинградскую академию художеств, однако через некоторое время профессора академии заявляют Королькову "Вас нам нечему учить. Талант настолько отшлифован, что дальнейшее обучение может только навредить". Но молодой художник и скульптор учёбу всё-таки продолжил в Москве на курсах при ассоциации художников революции - у Эдуарда Васильевича Аусберга и Митрофана Борисовича Грекова, тогда уже совсем больного, которому с 1929 по 1932 год помогал в создании диорамы «Взятие Ростова Красной Армией». В скульптуре его наставник - осетин Сосланбек Тавасиев.

Наконец, Корольков возвращается в Ростов, где создает цикл рисунков и скульптур, посвященных истории казачества и Гражданской войны. Лепящий для выставок и строений многочисленные фигуры колхозников и доярок, Корольков категорически отказывается от изготовления скульптуры Сталина. "Не дорос я еще" отвечает он на все уговоры и угрозы. А 9 марта 1933 года он придет работать в Управление строительства Ростовского драматического театра, для создания наружных горельефов, украшающих фасад здания…

Была у Сергея Королькова одна особенность. Всеми фибрами своей души он ненавидел Советскую власть и свои чувства не скрывал и не стеснялся в выражениях: "Советскую власть я рассматриваю как неприемлемую для народа, и в первую очередь для себя. Особенно возмущает меня политика правительства по коллективизации. На мой взгляд, крестьянин должен иметь индивидуальное хозяйство, ибо по психологии своей всегда является собственником. Только совокупность подобных сельских индивидуальных хозяйств могла бы обеспечить благосостояние страны... мои политические симпатии были на стороне казачества, которое пострадало во время саботажа". И потому неудивительно, что вскоре (через 2 месяца) он оказался в ОГПУ с обвинением по статье 58 п.10 УК.В те годы это смертный приговор или концлагерь ГУЛАГа.

Что же спасло «донского Родена»? По легенде, за талантливого художника якобы заступился сам Михаил Шолохов: иллюстрации Королькова к «Тихому Дону», сделанные в 30-е годы, он считал до конца жизни самыми лучшими. Однако первое издание «Тихого Дона» с иллюстрациями Королькова вышло в 1935 - 1937 годах, то есть вполне возможно, что в 1933 лишь состоялось знакомство Королькова с автором «Тихого Дона», а что точно известно, это то, что без гениального скульптора мог бы сорваться грандиозный проект советского конструктивизма - театр-трактор. А театр мыслился как восьмое чудо света, призванное продемонстрирова ть преимущества страны победившего пролетариата. Здание действительно поражает воображение: сделанное в форме гигантского трактора, оно считается шедевром мирового конструктивизма. И, конечно, театр немыслим без горельефов казачьего скульптора - «Железный поток» и «Гибель Вандеи». Сам выбор темы последнего отдает антисоветчиной: название мятежного французского департамента с конца восемнадцатого века является символом контрреволюции, а уж в России Вандея прямо ассоциировалась с мятежным Доном 1918 – 1920 годов, который даже в большевистской печати называли «казачьей Вандеей». Так что это произведение можно считать памятником вольным казакам, погибшим за свою свободу. Именно Корольков является автором этих горельефов, украшающих знаменитый ростовский театр имени Максима Горького, строительство которого началось в 1930 и завершилось в 1935 году. Уже в то время ваятель был одним из самых талантливых монументалистов Советского Союза, наряду со своим сокурсником по художественной школе - Евгением Вучетичем, которые в это время были необходимы советской власти. Из других довоенных монументальных работ Сергея Григорьевича следует особо отметить горельефы на фасаде гостиницы «Ростов» и фонтан «Богатырь» близ гостиницы (вместе с Евгением Вучетичем), а также барельефы для советского павильона на Всемирной выставке во Флашинч Мэдоу под Нью-Йорком (1939).

В 30-е годы Сергей Григорьевич становится довольно известным иллюстратором: в 1934 году делает карандашом восемь листов к роману из казачьей жизни Д.И. Петрова-Бирюка «На Хопре», иллюстрирует «Железный поток» Серафимовича, «Как закалялась сталь» Николая Островского. В планах была «Цусима» Новикова-Прибоя. Но самой замечательной работой Сергея Королькова остается создание иллюстраций к шолоховскому «Тихому Дону». Всю вторую половину 30-х годов С.Г.Корольков работал над иллюстрациями к роману-эпопее «Тихий Дон», по его словам, «с увлечением и продолжительное время». Шолохов был в восторге. Владимир Быкадоров вспоминал, что писателя поразило «невероятное, исчерпывающее знание художником донского коня, навыков и т.п.»

Весной 1938 года Сергей Григорьевич в Ленинградской академии художеств знакомится с Елизаветой Ивановной Верф, прибалтийской немкой, художницей, красавицей, студенткой академии, которая становится его женой. С тех пор в жизнь Королькова входят новые краски семейного быта.

Переломным этапом жизни художника стала немецкая оккупация Ростова Вернее, две - в 1941 и 1942 годах. Когда войска вермахта второй раз захватили донскую столицу, Корольков не эвакуировался. При немцах принимал заказы, рисовал немецких офицеров, сблизился с семьей Михаила Миллера, возглавившего «Особую комиссию по казачьим делам», в квартире которого собирались единомышленники: «собравшись за столом, обнявшись, тихо пели свои песни, вроде «Мы – дети великого Дона»…

При отступлении немцев из Ростова в 1943 году, Корольков ушел вместе с ними. Для него и его произведений по легенде немцы будто выделяют целый грузовик.

Через Львов, Вену, Зальцбург Корольковы попадают в лагерь для перемещенных лиц Парше (американская зона). Здесь сложился настоящий кружок художников, среди которых Сергей Григорьевич был очень уважаем.А совсем рядом лагерь Пеггец близ Лиенца (английская зона).

В конце 1948 года, благодаря ручательству родственника Николая Евдокимовича Королькова, члена Донского Казачьего круга в изгнании, эмигрировавшего во время Гражданской вместе с войсками Врангеля, Корольковы с родившимся в 1945 году сыном Александром переезжают в Нью-Йорк. Квартиру они снимают в северной части города в том же доме, где этажом выше жил дирижёр донского хора Сергей Жаров. Поначалу работают на фабрике по изготовлению материи: разрабатывают рисунки тканей сообразно моде и вкусу покупателей. По словам Сергея Григорьевича, подобный труд для него был моральной мукой, однако, более творческой работы первоначально он найти не мог.

Вскоре, благодаря знакомствам в мире американской художественной богемы, Корольков получает ряд крупных заказов. Одна из первых его скульптурных работ в Нью-Йорке – скульптура Ермака Тимофеевича. Открытие памятника состоялось в сентябре 1949 года в Нью-Джерси. Одновременно он написал картину «Ермак». Тогда же в журнале "Life" появляется серия иллюстраций к вымышленному рассказу о всеобщем восстании узников сибирских концлагерей. Как пишет Владимир Быкадоров: «Подобно иллюстрациям "Тихого Дона", рисунки в этом журнале потрясают своим неподдельным реализмом. На изнеможённых лицах арестантов выражены все те чувства, которыми руководится масса во время стихийного восстания. В противовес иллюстрациям "Тихого Дона", где почти исключительно воспроизведены типы Донских казаков, на этот раз в цветных иллюстрациях Королькова можно встретить представителей всех многочисленных народов нашей родины, насильно загнанных коварной властью в концлагеря ». Рассказывает Владимир Исакиевич и о других увлечениях Королькова: «Вся гостиная была заставлена вылепленными из пластилина фигурами на тему американской ковбойской героики. Я никак не мог оторвать глаз от скачущего индейца, при помощи копья стремящегося убить разъяренного зубра. Не менее потрясающее впечатление производил поединок между краснокожим и нападающим на него ковбоем».

Одно из самых знаменитых полотен американского периода – картина Королькова «Выдача казаков в Лиенце» (Музей Кубанского Казачьего войска, штат Нью-Джерси). Она рассказывает о выдаче Великобританией Советскому Союзу в июне 1945 года казаков, ушедших на запад вместе с германской армией.

Сергей Григорьевич становится признанным мастером, одним из лидеров американской ассоциации скульпторов. Именно он выполнил надгробный памятник на могиле президента США Рузвельта по просьбе его вдовы Элеоноры, а затем создал памятник президенту Аврааму Линкольну. Впоследствии Сергей Григорьевич был избран председателем Ассоциации скульпторов США, принимал участие в реставрации Галереи знаменитых людей Великобритании.

Однако Советская власть не забыла о Королькове. Еще помнится как НКВД пыталось его выкрасть в Австрии в лагере Парш, но американцы не дали этому произойти. Бывшие соученики и коллеги, друзья от имени советских властей уговаривают его вернуться, гарантируют прощение. Вера Мухина, Вучетич... Корольков с непримиримой решительностью отклоняет все предложения. Когда Хрущев поехал в Америку, он взял с собой Шолохова, которому поручил уговорить Королькова возвратиться на Дон. Однако Сергей Григорьевич отказался от встречи с автором «Тихого Дона», говоря, что никаких сношений у него с советской властью быть не может. В письме А. Черных он подтверждает свою позицию. «Я больше всего в жизни уважаю и ценю свободу, и из этой страны, где я сейчас живу,..они меня ни живым, ни мертвым не добудут. Память у меня, Саша, очень крепкая и я ничего не забыл и не простил…И ушел я на запад не затем, чтобы передумать и возвратиться обратно ползать раком, вымаливать себе прощение у убийц и палачей многих и многих миллионов невинных людей…Всем нам ушедшим на Запад часто снятся кошмары, т.е. тюрьмы, допросы, пытки, концлагеря и т.д…. Вот за этим то, Саша, я и нужен на Родине».

Умер Сергей Григорьевич Корольков от разрыва сердца в 1967 году, в возрасте 62-х лет. Похоронен он на казачьем участке Свято-Владимирск ого кладбища в штате Нью-Джерси. На каменном кресте кроме фамилии, имени, отчества и дат жизни выбиты слова: «помилуй раба Твоего».

Елизавета Ивановна умерла через два года. Они лежат на кладбище рядом, под одним крестом.

В США живет сын Сергея Григорьевича – Александр Сергеевич Корольков. Воспоминания, биографические материалы, скульптурные работы, хранящиеся у него - бесценный источник пополнения сведений о жизни выдающегося мастера – «донского Родена», но он пока недоступен для исследователей. Ведь многие из белой эммиграции не верят,что в России власть изменилась. Пути же Божии неисповедимы, сколько раз над Сергеем Григорьевичем нависала смертельная опасность и всегда Господь спасал его и его семью, дабы труды мастера приумножали красоту.

Верхнеуральский казак Ю.М. Милекесов