Краткая биография лохвицкой. Я хочу быть любимой тобой

В 1869 году в семье известного на весь Петербург адвоката Александра Лохвицкого родилась дочь Мария. Девочку, как и впоследствии ее младшую сестру Надю, воспитывали в строгости, но в то же время не мешали им самовыражаться. Надежда позже взяла псевдоним Тэффи и стала знаменитой писательницей. А Мария по какому-то неведомому наитию поменяла имя Мария на Мирру (быть может, узнав из семейной легенды о предсмертных словах ее прадеда, мистика и масона Кондрата Лохвицкого - «ветер уносит запах мирры...») и стала поэтессой.

Мирра всегда тщательно скрывала свой возраст, по возможности убавляя его на несколько лет. Она настолько ввела всех в заблуждение, что биографы стали писать дату ее рождения со знаком вопроса.

В семье Лохвицких все, начиная с прадеда, занимались сочинительством. По словам Мирры, писать стихи она начала с тех пор, как научилась держать перо в руках, а серьезному творчеству предалась с 15 лет. Но она вовсе не собиралась покорять Парнас, стихосложение было для нее скорее физической потребностью. Мирра занималась музыкой и готовилась стать певицей. Серьезность стихов Лохвицкой заметил сын известного историка Всеволод Соловьев. Он собирал материал для своей книги о масонах и поэтому был частым гостем в доме Лохвицких. Соловьев помог Мирре напечатать ее первые стихи.

Творчество Лохвицкой вызвало неподдельный интерес у публики - такая юная, такая талантливая, такой ясный слог. У нее появились поклонники. Игорь Северянин просто боготворил ее. Мирра действительно была очень одаренной и в то же время серьезно увлечена мистикой:

Я жрица тайных откровений,

Во тьме веков мне брезжит день.

В чудесной были воплощений,

В великой лестнице рождений

Я помню каждую ступень...

Ей нравилось играть роль эдакой волшебницы, вакханки, откровенно поющей о любви и чувственной страсти.

Кстати, в то время вообще было в моде представляться демоническим существом, окружать себя тайной и магическими символами. Иван Бунин с восторгом вспоминал о первой встрече с Миррой в редакции «Русской мысли»: «И все в ней было прелестно - звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая легкая шутливость. Она и правда была тогда совсем молоденькая и очень хорошенькая. Особенно прекрасен был цвет ее лица - матовый, ровный, подобный цвету крымского яблока».

Лохвицкая вышла замуж в 21 год за обрусевшего француза по фамилии Жибер. Он был довольно успешным архитектором, и к тому же очень богатым. Молодые переехали в Ярославль, где Жибер выполнял какой-то заказ. Первые годы совместной жизни прошли, как минутный сон. Замужество стало для Мирры счастьем, которое она воспела в своих стихах. Она была всецело поглощена семьей, мужем и детьми, родила пятерых очаровательных малышей. Жизнь в провинции нисколько не тяготила ее, но и Петербург не казался чужим.

Лохвицкая вернулась в столицу уже известной поэтессой. Если точнее, скандально известной. Критиков возмущала свобода чувств, которую она проповедовала в своих стихах. Они обвиняли Мирру в безнравственности и «тяготении к декадентской похоти». Но чем больше неистовствовали критики, тем популярнее становилась Лохвицкая, тем желаннее было ее появление в самых знатных домах.

Мирра стала постоянной участницей пятниц поэта Константина Случевского. Он был ходячим олицетворением декаданса - мрачный, одетый во все черное, надменный. Писал в основном о мертвецах, кладбище, могилах. И стихи у него получались как гранитное надгробие. Мирре, с ее восторженным отношением к жизни, с ее весной, луной, сиренью, сладостью первых ласк, было не совсем уютно в обществе единомышленников Случевского. Она решила открыть свой салон.

Вскоре этот салон стал самым популярным местом встреч золотой молодежи, которая интересовалась не только поэзией, но и всем понемногу. Лохвицкая принимала гостей лежа на софе, облачившись в вычурное платье, черный бархатный подрясник, и с браслетом на ноге. Внешне она отдавала дань декадансу, но в ее поведении не было поэтической томности, модной в то время. Мирра общалась с гостями просто, остроумно и немного насмешливо. «А где же ваши лира, тирс, тимпан?» - удивлялись впервые увидевшие Мирру. Она в ответ заливалась смехом: «Лира где-то там, не знаю, а тирс и тимпан куда-то затащили дети». В общем, в салоне Лохвицкой всем было очень легко и по-домашнему уютно, к тому же там всегда отменно кормили. К Лохвицкой частенько заходил авторитетный критик Аким Волынский. Вот как он описывал вечера в ее доме: «В домашнем быту это была скромнейшая и, может быть, целомудреннейшая женщина, всегда при детях, всегда озабоченная хозяйством. Она принимала гостей на еврейский лад: показывала своих детей, заботливо угощала вареньем и всяческими сластями. В Лохвицкой блестящим образом сочетались черты протоарийской женщины с амуреточными импульсами, изливающимися лишь в стихах».

Но так продолжалось не всегда. Амуреточным импульсам в один прекрасный день стало тесно на бумаге. В начале марта 1898 года в жизни Мирры появился Константин Бальмонт.

Я знал, что, однажды тебя увидав,

Я буду любить тебя вечно.

Из женственных женщин богиню

избрав,

Я жду и люблю бесконечно.

Для Лохвицкой Бальмонт стал воплощенным героем ее стихов. Она полюбила его за нервность, за боль в напряженном взгляде. Он был легко ранимым. Однажды, прочитав «Крейцерову сонату», Бальмонт попытался покончить с собой, выбросившись из окна. Бальмонт стал для Лохвицкой еще одним ребенком, которого могла утешить только она. И скрывать свои чувства от всех Мирра не хотела:

Лионель, любимец мой,

Днем бесстрастный и немой,

Оживает в мгле ночной

С лунным светом и со мной.

Экзальтированный Бальмонт был просто не в состоянии утаить свои эмоции:

Любить в любви, как ты,

так странно-отрешенно,

Смешав земную страсть с сияньем

сверхземным,

Лаская, быть как ты, быть

любящим бездонно

Сумел бы лишь сюда сошедший

серафим.

***

Общество отказалось понять роман двух поэтов. Разгорелся скандал. О связи Лохвицкой и Бальмонта судачили на каждом перекрестке. Обыватели были не способны осознать, «как редки встречи душ при встрече двух людей», особенно если у этих двух людей есть семьи. Лохвицкая продолжала жить под одной крышей с мужем, Бальмонт со своей второй женой - купеческой дочкой Екатериной Андрее-вой. Но с каждым днем им становилось все труднее встречаться.

Бальмонт первым не выдержал косых взглядов и бежал из Петербурга. Бесконечные переезды, тоска по возлюбленной выкачивали из него все силы. Он продолжал писать, но его стихи, по выражению Валерия Брюсова, были поэтически бессодержательны, вялы по изложению, бесцветны. Бальмонт страдал, и страдания убивали в нем искру божью.

Лохвицкая тоже тяжело пережила разлуку с любимым. Ее мир, в котором правили любовь, луна и весна, рухнул. Теперь ей представлялось, как «во тьме кружится шар земной, залитый кровью и слезами». Лохвицкая ушла в себя. Ее стиль стал более холодным, рассудочным и утонченным: «Я мертвая роза, нимфея холодная...»

Раньше Мирра воспевала красоту, теперь ее божеством стало зло. Лохвицкая ударилась в средневековую фанатику, в мир ведьм, культ сатаны. Она затерялась на фоне других декадентствующих поэтов. Ее стали забывать. Лохвицкая попыталась найти успокоение в заботе о детях, но не успела. У нее развился туберкулез. В начале века чахотка означала смертный приговор. Мирра не могла бороться с болезнью ни физически, ни морально:

Я хочу умереть молодой,

Не любя, не грустя ни о ком:

Золотой закатиться звездой,

Облететь не увядшим цветком...

Желание Лохвицкой сбылось. Она умерла в 35 лет. По сегодняшним меркам рано, для 1905 года - не очень. Но современникам показалось, что Лохвицкая умерла совсем юной. Северянин посвятил ей стихотворение, в котором есть такие строки:

Мирра в старости зрила врага,

И она умерла молодой...

Во время похорон поэтессы на Никольском кладбище в Петербурге кто-то из многочисленной родни вспомнил легенду о последних словах Кондрата Лохвицкого. Но в суматохе никто не обратил на это внимания.

Лохвицкую очень быстро забыли даже ее современники и коллеги по перу.

О ней вспомнили пару лет назад. Ее стихи очень органично легли на современную музыку. Кристина Орбакайте вознесла песню, начинающуюся словами «Если б счастье мое было вольным орлом», на верхние строчки российского хит-парада.

Наталия Цветова

Замечания

Конечно же, не опровергая эту статью, необходимо уточнить некоторые детали.

Во-первых, Мирра Лохвицкая никогда не была столь поэтически-значима в литературной жизни России конца XIX и начала XX вв. Отношение тогдашнего поэтического мира к ней было исключительно внешне-богемным; салоны, интриги, сплетни, скандалы… Не к её стихам тянулись поэты той поры, а к её телу (грубо, но точно выражаясь).

Потом, Константин Бальмонт, действительно впечатлительный, даже «по-женски» чувствительный, испытывал к ней чувства, но в той веренице любовниц, которые кружили вокруг него, она была, не совсем, но всё же одной из многих… Этот поэт, исключительно эгоистически-самовлюблённый (самовлюблённый не в самое себя, а в свой гений, в свою исключительность) вообще поступал с влюблёнными в него женщинами жестоко. Не от врождённой жестокости, а от некоего рока, фатума.

Редакция "Претич"

Мари́я Алекса́ндровна Ло́хвицкая (по мужу Жибе́р — фр. Gibert ; 19 ноября 1869, Санкт-Петербург, Российская империя — 27 августа 1905, там же) — русская поэтесса, подписывавшаяся псевдонимом Ми́рра Ло́хвицкая; сестра Тэффии Н. А. Лохвицкого. К концу 1890-х годов достигшая творческого пика и массового признания, вскоре после смерти Лохвицкая была практически забыта. В 1980—1990-е годы интерес к творчеству поэтессы возродился; некоторые исследователи считают её основоположницей русской «женской поэзии» XX века, открывшей путь А. А. Ахматовой и М. И. Цветаевой.

Мирра Александровна Лохвицкая родилась в семье довольно известного адвоката Александра Владимировича Лохвицкого (1830-1884). Он был ученым, доктором права и талантливым автором многих статей и трудов, в частности написал курс уголовного права. А.В. Лохвицкий был практикующим адвокатом и присяжным поверенным. Остроумие и блестящая диалектика его выступлений привлекали большую аудиторию. Мать Мирры Лохвицкой, Варвара Александровна Лохвицкая (урожденная Гойер), была просвещенной и начитанной женщиной. Она родилась в обрусевшей французской семье, весьма увлекалась литературой, передав это увлечение своим детям.

Мирра Лохвицкая росла в многодетной семье. Семья довольно часто переезжала как из города в город, так и в пределах городов. Отец семейства окончил Московский университет, после чего проходил обучение в Германии, а затем преподавал в Одессе и Петербурге. В дальнейшем семья Лохвицких снова вернулась в Москву. Поэтому точное количество детей в семье неизвестно. Известно, что Мирра была вторым ребенком. Старшим сыном был Николай (1868-1933), который выбрал военную карьеру, имел множество наград и дослужился до генерала. Младшей сестрой Мирры была Надежда (1872-1952), которая весьма известна в литературном мире под псевдонимом Тэффи .

Мирра Лохвицкая была крещена 30 ноября 1869 года в Сергиевском соборе. Спустя несколько лет, в 1874 году, Лохвицкие переехали в Москву. В 1882 году Лохвицкая поступила в Александровское училище, которое в дальнейшем было переименовано в Александровский институт. Учась там, она жила пансионеркой за родительский счет. В 1884 году после смерти мужа ее мать Варвара Александровна снова переехала в Петербург вместе с младшими детьми. В 1888 году Мирра Лохвицкая окончила курс обучения, получила свидетельство домашней учительницы и вернулась в Петербург к семье.

Учась в училище, Мирра Лохвицкая начала сочинять стихи. В возрасте пятнадцати лет она окончательно осознала себя поэтом. В 1888 году, незадолго до окончания обучения, с разрешения руководства училища она опубликовала два своих стихотворения.

Начиная с 1889 года стихотворения Мирры Лохвицкой регулярно публиковались в периодических печатных изданиях. Первым изданием, с которым она начала сотрудничать, был петербургский иллюстрированный журнал «Север». В дальнейшем ее стихотворения печатались в таких журналах, как «Художник», «Живописное обозрение», «Русское обозрение», «Книжки Недели», «Труд» и так далее.

В этот период Мирра Лохвицкая познакомилась со многими творческими личностями: писателями, поэтами, критиками, философами. В двадцать лет она писала поразительно зрелые и сильные стихотворения, призывающие наслаждаться жизнью и любить. Вообще, любовь стала основной темой творчества Мирры Лохвицкой, за что ее еще при жизни называли «русской Сафо». Девизом ее была строка одного из стихотворений «Это счастье? сладострастье». В ранних произведениях Мирры Лохвицкой любовь описывается как светлое, радостное чувство, сопровождаемое счастьем семейной жизни и материнства. В дальнейшем лирическая героиня Мирры Лохвицкой стала испытывать и греховные страсти, которые вносили в душу разлад. Ее творчество включало в себя широкий спектр переживаний. Ее любовная лирика отличалась развитой сюжетностью, и стихотворения о любви никогда не были однообразными.

В 1890-е годы семья Лохвицких проводила лето в дачном поселке, расположенном между Ораниенбаумом и Петергофом, называемом «Ораниенбаумовской колонией». Впечатления от жизни в этой местности Мирра Лохвицкая отразила в целом ряде своих стихотворений и поэме «У моря».

Здесь же Мирра Лохвицкая познакомилась со своим будущим мужем, Евгением Эрнестовичем Жибером. Он был сыном Эрнеста Жибера (1823-1909), известного профессора архитектуры, который вместе с семьей снимал дачу по соседству с дачей Лохвицких. Эрнест Жибер был французом, родившимся в Париже, приехавшим в Петербург в 1840-х годах и оставшимся в России навсегда. Эрнест Жибер был женат на Ольге Фегин (1838-1900), которая также была обрусевшей француженкой.

Евгений Эрнестович был студентом Петербургского университета, а в дальнейшем работал инженером-строителем. Эта работа была сопряжена с частыми командировками и переездами. В конце 1891 года Мирра Лохвицкая и Евгений Жибер поженились, а спустя год уехали из Петербурга. Какое-то время они жили в Ярославле, Тихвине, потом несколько лет провели в Москве. Осенью 1898 года супруги вернулись в Петербург.

В 1895 году в Крыму Мирра Лохвицкая познакомилась с Константином Бальмонтом. Восхитившись его стихами, она подарила ему книгу своих стихотворений с подписью «от читательницы и почитательницы». Начало их знакомства было наполнено взаимным восхищением. В дальнейшем они вступили в своеобразный творческий поединок, последствия которого для Мирры Лохвицкой оказались печальными, вплоть до душевного расстройства.

Настоящие отношения Мирры Лохвицкой и Константина Бальмонта так и остались в тайне. Существовало мнение, что между ними был недолгий роман, ставший первым в череде множества других романов Бальмонта. Сам Константин Бальмонт писал в своем автобиографическом очерке, что был связан с Миррой Лохвицкой «поэтической дружбой». Практически не осталось документальных подтверждений их общения. В архиве Мирры Лохвицкой сохранилось только одно письмо от Константина Бальмонта, из которого можно увидеть, что существовали и другие письма, которые были уничтожены.

О развитии их отношений можно узнать из обрывочных упоминаний в переписке с различными адресатами, а также из их стихотворной переклички из более чем ста стихотворений обоих поэтов. Образ Константина Бальмонта легко узнать в творчестве Мирры Лохвицкой. Отсюда можно заключить, что их отношения не были гладкими. Период их дружбы был относительно недолгим, после чего возникли расхождения в их взглядах, что видно также из критических отзывов Бальмонта.

Их так называемый роман в стихах не был свидетельством того, что чувства между поэтами были надуманны. В реальности они не имели возможности пережить то, что воспели в своем творчестве, и это привело к ухудшению и последующему разрыву отношений. Но стихотворный поединок между Миррой Лохвицкой и Константином Бальмонтом продолжался.

Судя по всему, изначальные чувства поэтов были взаимны, но, возможно, чувства Мирры Лохвицкой были более глубокими, но она подавляла их, позволяя им проявляться только в творчестве. А Константин Бальмонт, стремившийся в соответствии с принципами модернистов к объединению жизни и творчества, продолжал расшатывать душевное равновесие Мирры Лохвицкой, которое она с трудом сохраняла стабильным.

Из-за этого увлечения Мирра Лохвицкая приобрела несколько скандальную репутацию, ее называли «вакханкой», несмотря на то что в реальности она была совсем другим человеком.

Мирра Лохвицкая родила пятерых сыновей. В первые годы брака родились трое из них: Михаил, Евгений и Владимир. В 1900 году у Мирры Лохвицкой родился четвертый сын по имени Измаил. В начале 1900-х годов Мирра Лохвицкая посвятила детям шутливое стихотворение, где она рассказала о своих материнских чувствах и описала характеры сыновей. Осенью 1904 года родился пятый сын Лохвицкой, Валерий. В дальнейшем она не раз посвящала свои стихотворения каждому из своих детей в отдельности.

Мирра Лохвицкая была весьма одаренной поэтессой. Музыкальность, эмоциональность, блестящие метафоры были неотъемлемыми чертами ее поэзии. Мирра Лохвицкая? основоположница женской русской поэзии. Ее славе сопутствовал некий налет скандальности, несмотря на то что ни творчество Мирры Лохвицкой, ни ее манера поведения не предполагали никакого эпатажа. Чувственная любовь, которая описывалась в ее поэзии, любовь к жизни, описание женщины, счастье которой состоит в подчинении любимому мужчине, были проникнуты душевной чистотой, простодушием, глубокой религиозностью. Несмотря на всю новизну и смелость ее произведений, Мирра Лохвицкая была добродетельной и целомудренной женщиной, прекрасной женой и матерью.

В 1896 году вышел первый стихотворный сборник Мирры Лохвицкой. Вскоре после этого она получила за него Пушкинскую премию. Последующие сборники стихотворений Мирры Лохвицкой были изданы в 1898, 1900, 1903 и 1904 гг., причем два из них получили почетные отзывы Академии наук.

К концу столетия популярность поэтессы значительно возросла. Критики стали положительно отзываться о ее произведениях, находя в них «больше искренности, чем нескромности». Обратившись в 1900-е годы к драматическим формам, Мирра Лохвицкая внесла в свои произведения несколько пессимистические ноты. Она стала писать пьесы на различные средневековые сюжеты. Лохвицкая несколько увлеклась мистикой, но и не оставляла библейскую тематику. Особенно сильно проявилась склонность к мистицизму в ее поздних произведениях, в которых было заметно предчувствие скорой смерти.

Переехав в очередной раз в Петербург, Мирра Лохвицкая стала участвовать в литературном кружке К.К. Случевского, который очень тепло к ней относился. На литературных встречах кружка она всегда была желанной гостей, хотя и посещала их не слишком часто.

Выступая на литературных вечерах, Мирра Лохвицкая была довольно застенчива, что слегка портило впечатление от ее весьма эффектной внешности. Из воспоминаний современников следует, что ее красота была несколько экзотичной, как и ее творчество. Внешность, которая обычно имеет мало отношения к литературной деятельности, для Мирры Лохвицкой сыграла существенную роль. В начале литературной карьеры поэтессы ее внешность скорее даже помогала ей, но позднее она стала препятствовать пониманию ее творчества, поскольку лишь немногие хотели разглядеть живой ум за внешней привлекательностью. Мирра Лохвицкая оказалась в обычной для красивой женщины ситуации, когда окружающие отказываются видеть в ней что-либо, кроме внешности.

Поэтический мир Лохвицкой часто называли слишком узким. Отчасти так и было, и сама о себе она говорила: «Я? женщина и только». В ее произведениях больше внутренних переживаний, чем впечатлений от внешнего мира. На первый взгляд кажется, что современная эпоха вовсе не отражается в ее творчестве. Но ее стиль невозможно спутать с чьим-либо другим. В лирике Мирры Лохвицкой важное место занимала музыкальная стихия, подчиняющая себе темы, образы и ритмы.

В конце 1890-х годов здоровье Мирры Лохвицкой стало ухудшаться. Возможно, это было связано с драматическими переживаниями. Она часто болела, страдал от болей в сердце и депрессии. В 1905 году она уже была прикована к постели. В конце августа 1905 года Мирра Лохвицкая скончалась. Существуют различные сведения о причине смерти поэтессы: от туберкулеза легких до стенокардии. В любом случае болезнь ее была связана с состоянием души.

29 августа 1905 года Мирра Александровна Лохвицкая была похоронена на Никольском кладбище. Ее отпевали в Духовской церкви Александро-Невской лавры. Константин Бальмонт, который в 1903 году посвятил ей один из своих лучших сборников «Будем как солнце», не пришел на похороны и никак не выказал своего огорчения в связи с ее болезнью и смертью, хотя в последующем его в творчестве продолжали появляться образы из ее поэзии.

Отношения Мирры Лохвицкой и Константина Бальмонта были продолжены в судьбах их детей. Бальмонт назвал ее именем свою дочь, которую также хотел видеть поэтессой. А четвертый сын Мирры Лохвицкой был назван Измаилом, так же как и главный герой одного из ее произведений, в котором она отражала свои отношения с Бальмонтом. Впоследствии сын Мирры Лохвицкой Измаил Жибер влюбился в Мирру Бальмонт, но она не ответила ему взаимностью. Вскоре Измаил Жибер застрелился.

Творчество Мирры Лохвицкой было признано современниками и положительно оценено критиками, но не оказало значительного влияния на следующие поколения поэтов. Последователем Мирры Лохвицкой был Игорь Северянин. Он создал своеобразный культ поэтессы, и ее имя вошло в декларации эгофутуристов, которые называли ее своей предтечей наравне с К.М. Фофановым. Но восхищение Северянина ее творчеством не способствовало росту популярности произведений Мирры Лохвицкой, и в советскую эпоху ее слава окончательно угасла. Это было связано также с тем, что ее любовная, философская и религиозная лирика не могла вписаться в советскую идеологию. Произведения Мирры Лохвицкой не издавались отдельно больше девяноста лет. Тем не менее фактически она оказала большее влияние на литературный мир, чем об этом принято говорить.

Библиография

• Стихотворения (1889—1895)
• Стихотворения (1896—1898)
• «Он и Она. Два слова» (1899)
• «На пути к Востоку». Драматическая поэма (1897)
• Стихотворения (1898—1900)
• «Вандэлин». Весенняя сказка (1899)
• «Бессмертная любовь». Драма в 5-и актах, 8-и картинах (1900)
• Стихотворения (1900—1902)
• «Сказка о Принце Измаиле, Царевне Светлане и Джемали Прекрасной» (1902)
• «In Nomine Domini». Драма (1902)
• Стихотворения (1902—1904)
• Лохвицкая-Жибер М. А. Собрание сочинений тт. 1—5. (М ., 1896—1898, СПб., 1900—1904).
• Лохвицкая-Жибер, М. А. Перед закатом. (Предисловие К. Р.) СПб., 1908. Сборник был издан родственниками поэтессы в дополнение к прижизненному собранию сочинений.

Мирра (Мария) Александровна Лохвицкая (1869-1905) - родилась в Петербурге, в семье известного адвоката А. В. Лохвицкого. В середине 70-х годов семья переехала в Москву, где Лохвицкая поступила в Московский Александровский институт. После смерти отца, мать с младшими дочерьми, вернулась в родной Петербург, куда в 1888 году, окончив обучение, приехала Мирра.

Литературный дебют поэтессы состоялся в 1889 году с публикации стихотворений в петербургском журнале «Север».

Литературные способности, в той или иной степени, проявились у всех детей семьи - известности достигла и младшая сестра поэтессы, Надежда, (прославившаяся под псевдонимом Тэффи), и старший брат, Николай, впоследствии сделавший блестящую военную карьеру.

По семейной традиции сестры вступали в литературу по старшинству, не одновременно, чтобы избежать зависти и творческой конкуренции. Первой была Мирра (так называли Марию друзья и знакомые). Дебют Надежды должен был состояться не раньше отлучения старшей сестры от литературы.

Выстраивая такие планы на будущее, девочки-подростки едва ли полагали, что так и произойдет в действительности: полноценная литературная деятельность Тэффи (взявшей псевдоним лишь для того, чтобы отличаться от сестры) началась только после ранней смерти Мирры.

Творчество Лохвицкой принесло ей быструю известность: хотя первые ее стихи не отличались формальной новизной, принципиально новым было в них утверждение чисто-женского взгляда на мир - в этом отношении Лохвицкую можно считать основоположницей русской «женской поэзии» XX в., она проложила путь для Ахматовой, Цветаевой и множества других русских поэтесс.

С утверждением «женской тематики» был связан некоторый налет скандальности, сопутствовавший ее славе, хотя ничего эпатажного ни в стихах, ни в манере поведения самой поэтессы не было.

Несмотря на репутацию «вакханки», красоту и обаяние, в жизни Лохвицкая была очень скромной, домашней женщиной. В 1891 году она вышла замуж за Е. Э. Жибера (сына известного архитектора); за годы брака у них родилось пятеро сыновей. В начале 1890-х годов семья жила в Москве, в 1898 году окончательно вернулась в Петербург.

Первый сборник стихотворений Лохвицкой вышел в 1896 году и был сразу же удостоен престижной Пушкинской премии. За 16 лет литературной деятельности поэтесса выпустила пять сборников стихотворений, посмертный сборник «Перед закатом» вышел в 1908 году.

Помимо мелких лирических стихотворений перу Лохвицкой принадлежит несколько драматических произведений. По стилю поэтесса была близка к символистам первой волны, которые, однако, не признали в ней родственного духа.

Исключением может считаться ее творческая связь с К. Бальмонтом (их стихотворная перекличка охватывает сотни стихотворений). Поэтов связывали и личные отношения; их «роман» наделал много шуму, хотя существовал, главным образом, в стихах. Тем не менее чувства с обеих сторон не были надуманны, невозможность пережить в реальности то, что было воспето в поэзии, в конце концов привела к ухудшению отношений и к полному их разрыву, хотя стихотворная перекличка, ставшая своего рода поединком, продолжалась.

Возможно, именно эти драматические переживания вызвали у Лохвицкой тяжелый внутренний надлом, сказавшийся и на тональности ее поздних стихов, и на ее здоровье.
В 1905-м году поэтесса скончалась от сердечной болезни не дожив до 36-ти лет.

Посмертно Мирра Лохвицкая обрела себе роль некой Прекрасной Дамы для Игоря Северянина, благоговейно чтившего ее память, но неумеренностью своих восторгов немало повредившего ей в глазах читающей публики.

После революции творчество поэтессы подверглось насильственному забвению, поскольку ни ее любовная, ни религиозно-философская лирика не вписывались в идеологию советской эпохи. Однако фактическое влияние Лохвицкой на последующую литературу несомненно больше того, о котором привыкли говорить в наши дни; отголоски ее поэзии различимы у многих поэтов XX в. - вплоть до И. Бродского.

Есть что-то мистическое как в поэзии Мирры Лохвицкой, так и в ее судьбе. Это было замечено сразу после ее смерти. «Молодою ждала умереть, // И она умерла молодой», – писал Игорь Северянин, перифразируя известные ее строки. Мистикой проникнуто и само ее имя – Мирра. Вообще-то ее звали Марией, Миррой она стала только в юности – почему, точно неизвестно.

«Мирра» – драгоценное благовоние, древний символ любви и смерти. Греческое название его – «смирна». Смирна, наряду с золотом и ладаном является одним из даров, принесенных волхвами младенцу Христу. Как компонент мирра входит в состав сложного ароматического состава с созвучным названием «миро», употребляемого в богослужебной практике и символизирующего дары Святого Духа.

Нельзя не заметить, что семантическое поле слова «мирра» включает в себя все основные темы поэзии Лохвицкой, которым она оставалась верна на протяжении всего своего творческого пути.

Горят вершины в огне заката,

Душа трепещет и внемлет зову,

Ей слышен шепот: «Ты внидешь в вечность

Пройдя вратами любви и смерти». («Врата вечности») –

писала она в одном из последних своих стихотворений. Склонность к мистицизму была у нее природной, даже можно сказать – наследственной. Ее прадед, Кондратий Андреевич Лохвицкий (1779–1839), был известен как поэт-мистик, автор таинственных «пророчеств».

К сожалению, документальные биографические сведения о Мирре Лохвицкой весьма скудны, современники редко вспоминали ее. Да и внешняя канва ее биографии не слишком богата событиями. Наиболее полным и правдивым источником сведений о ней является ее собственная поэзия, в которой отразилась ее своеобразная личность. Существующие же биографические справки изобилуют неточностями. Попробуем вычленить наиболее достоверные сведения.

Мария Александровна Лохвицкая родилась 19 ноября (2 декабря) 1869 г. в Петербурге в семье известного в то время адвоката, Александра Владимировича Лохвицкого (1830–1884).

А.В. Лохвицкий принадлежал к кругу ученых юристов. Он был доктором прав, автором курса уголовного права и других сочинений и статей, по словам современников, «отмеченных ясностью и талантом изложения». Практиковал как адвокат – точнее, присяжный поверенный. Его выступления привлекали аудиторию блестящей диалектикой и замечательным остроумием.

Мать, Варвара Александровна (урожденная Гойер (Hoer), † не ранее 1917 г.), происходила из обрусевшей французской (или немецкой?) семьи. Она была начитанна, увлекалась литературой.

30 ноября 1869 г. девочка была крещена в Сергиевском всей артиллерии соборе, находившемся по соседству с домом, в котором Лохвицкие жили (адрес – Сергиевская ул., д. 3). Восприемниками при крещении были подполковник В.А. фон-Гойер и Е.А. Бестужева-Рюмина, жена профессора Петербургского университета К.Н. Бестужева-Рюмина (от имени которого получили название известные Высшие женские курсы). Бестужев-Рюмин был другом А.В. Лохвицкого.

Следующим ребенком в семье была Надежда Александровна (1872–1952) – знаменитая Тэффи.

Из ее автобиографических рассказов явствует, что семья была многодетной, а разница в возрасте между старшими и младшими детьми – довольно значительной. Выяснить точное количество братьев и сестер по церковным метрическим книгам сложно, поскольку семья несколько раз переезжала из города в город (отец окончил Московский университет, затем учился в Германии, преподавал в Одессе, Петербурге и наконец вернулся в Москву, где состоял присяжным поверенным); менялись адреса и в пределах одного города. Достоверно известны годы жизни только старшего брата Николая (1868–1933) и младшей из сестер, Елены (1874–1919).

Брат избрал военное поприще, дослужился до генеральского чина, во время Первой мировой войны командовал экспедиционным корпусом во Франции, в гражданскую войну участвовал в белом движении, некоторое время был командующим 2-й колчаковской армией. Среди множества его наград – георгиевский крест четвертой и третьей степени; свидетельство личного мужества. В эмиграции он участвовал в различных патриотических организациях, был председателем общества монархистов-легитимистов.

Елена Александровна Лохвицкая запечатлена во многих автобиографических рассказах Тэффи. Надежда и Елена – две младшие сестры – были особенно дружны между собой. Елена тоже писала стихи, впоследствии совместно с Тэффи переводила Мопассана, состояла в обществе драматических писателей. Впрочем, профессиональным «литератором» она себя не считала. До 40 лет жила с матерью, затем вышла замуж на надворного советника В.В. Пландовского. Достоверно известны имена еще двух старших сестер – Варвары Александровны Поповой и Лидии Александровны Кожиной (их портреты содержатся в семейном альбоме Тэффи). Около 1910 г. Варвара, овдовев или разведясь, поселилась вместе с матерью и сестрой Еленой. В адресной книге аттестовала себя как «литератор». В 1916–1917 гг. сотрудничала в «Новом времени», печатая заметки под псевдонимом «Мюргит», – несомненно, взятым из одноименного стихотворения Мирры. В рассказах Тэффи упоминается еще сестра Вера.

Что касается взаимоотношений двух наиболее известных сестер, Мирры и Надежды, они, по всей видимости, были непростыми. Яркая одаренность той и другой при очень небольшой разнице в возрасте (фактически – два с половиной года) привела скорее к взаимному отталкиванию, чем притяжению. В рассказах и воспоминаниях Тэффи нередки ощутимые «шпильки» в адрес покойной сестры. Но все же придавать им слишком большое значение было бы несправедливо. «Двуликая» Тэффи, смеющаяся и плачущая, и здесь верна себе. Ее поэзия дает некоторые образцы лирической грусти, содержащие узнаваемые реминисценции поэзии Мирры и явно навеянные воспоминаниями о ней.

В 1874 г. семья переехала в Москву. В 1882 г. Мария поступила в Московское Александровское училище (в 90-е гг. переименованное в Александровский институт), где обучалась, живя пансионеркой за счет родителей. В институте ее учителем литературы был библиограф Д.Д. Языков (сведения о том, что литературу преподавал поэт А.Н. Майков – грубая ошибка, никак не согласующаяся с биографией поэта).

После смерти мужа Варвара Александровна с младшими дочерьми вернулась в Петербург. В 1888 г., кончив курс и получив свидетельство домашней учительницы, Мария переехала туда же, к своим.

Сочинять стихи она начала очень рано, поэтом осознала себя в возрасте 15 лет. Незадолго до окончания института два ее стихотворения с разрешения начальства были изданы отдельной небольшой брошюрой.

В 1889 г. Мирра Лохвицкая начала регулярно публиковать свои стихи в периодической печати. Первым изданием, в котором она стала сотрудничать, был иллюстрированный журнал «Север», в ближайшие годы она начала печататься еще в нескольких журналах – «Живописное обозрение», «Художник», «Труд», «Русское обозрение», «Книжки Недели» и др. Подписывалась она обычно «М. Лохвицкая», друзья и знакомые тогда уже называли ее Миррой. К этому времени относится знакомства с писателями Всеволодом Соловьевым, И. Ясинским, Вас. Ив. Немировичем-Данченко, А. Коринфским, критиком и историком искусства П.П. Гнедичем, поэтом и философом Владимиром Соловьевым и др.

В 1890-е гг. семья Лохвицких регулярно проводила летние месяцы в так называемой «Ораниенбаумской колонии» – дачном поселке между Петергофом и Ораниенбаумом.

Впечатлениями этой местности был навеян целый ряд стихотворений Лохвицкой, а также – ее поэма «У моря».

По соседству с Лохвицкими снимала дачу семья известного профессора архитектуры Эрнеста Жибера (Ernest Gibert, 1823–1909). Это был один из многочисленных иностранных зодчих, чья судьба оказалась связана с Россией. Чистокровный француз, он родился в Париже, в 40-е гг. приехал в Петербург, окончил Академию художеств и остался в России навсегда. Довольно много строил – в Петербурге и провинции. Эрнест Иванович, как его стали звать на новой родине, прожил долгую жизнь (похоронен на Смоленском лютеранском кладбище,* хотя по вероисповеданию он, скорее всего, был католиком). Со временем он женился – очевидно, тоже на обрусевшей француженке, Ольге Фегин (1838–1900). У них была дочь, Ольга Эрнестовна, и несколько сыновей, за одного из которых, Евгения Эрнестовича, Мирра Лохвицкая вышла замуж.

Свадьба состоялась в конце 1891 г. Позднее, отвечая на вопросы анкеты, Лохвицкая писала, что ее муж был тогда студентом Санкт-Петербургского университета. Впрочем, возможно, что имелся в виду институт гражданских инженеров, профессором которого долгие годы состоял Э.И.Жибер. Е.Э. Жибер по профессии был инженером-строителем (так значится в справочнике «Весь Петербург"). Ф.Ф. Фидлер сообщает, что он служил в страховой компании. Как бы то ни было, его работа была связана с переездами и продолжительными командировками.

Примерно через год после свадьбы молодые уехали из Петербурга, какое-то время жили в Тихвине и Ярославле (адрес: Романовская ул., дом Кулешова), затем на несколько лет их постоянным местом жительства стала Москва (адрес: дом Бриллиантова на углу 2-го Знаменского и Большого Спасского переулков, – ныне переулки носят названия 2-й Колобовский и Большой Каретный).

Осенью 1898 г. семья снова перехала в Петербург. Постоянный адрес в Петербурге – Стремянная ул., д. 4, кв. 7.

Детей у поэтессы было пятеро, все – мальчики. Трое: Михаил, Евгений и Владимир – появились на свет в первые годы ее замужества, один за другим.

Около 1900 г. родился четвертый ребенок, Измаил. К началу 1900-х гг. относится шуточное стихотворение, сохранившееся в рабочей тетради поэтессы, – стихотворение, посвященное ее детям, в котором она дает шутливую характеристику каждому из них и совершенно всерьез говорит о своих материнских чувствах.

Михаил мой – бравый воин, Крепок в жизненном бою, Говорлив и беспокоен, Отравляет жизнь мою. Мой Женюшка – мальчик ясный, Мой исправленный портрет, С волей маминой согласный, Неизбежный как поэт. Мой Володя суеверный Любит спорить без конца, Но учтивостью примерной Покоряет все сердца. Измаил мой – сын Востока, Шелест пальмовых вершин, Целый день он спит глубоко, Ночью бодрствует один. Но и почести и славу Пусть отвергну я скорей, Чем отдам свою ораву: Четырех богатырей!

Действительно, по единодушному свидетельству мемуаристов, несмотря на «смелость» своей любовной лирики, в жизни Лохвицкая была «самой целомудренной замужней дамой Петербурга», верной женой и добродетельной матерью. Стихов, обращенных к детям, у нее немного, но они составляют неотъемлемую часть ее поэтического наследия. Персональных посвящений удостоились Евгений, Измаил и последний, пятый ребенок, Валерий, родившийся осенью 1904 г.

Первый сборник стихотворений Лохвицкой вышел в 1896 г. и был удостоен Пушкинской премии (половинной – что, впрочем, не уменьшало чести, полная присуждалась редко). Распространено мнение, что как-то особо покровительствовал Лохвицкой маститый поэт Аполлон Николаевич Майков, но никаких свидетельств их общения не сохранилось. Более того, А.А. Голенищев-Кутузов, рецензент сборника, в своем рекомендательном отзыве говорит: «По выходе в свет сборника г-жи Лохвицкой покойный К.Н. Бестужев-Рюмин, вероятно, лично знакомый с автором, передал покойному же Аполлону Николаевичу Майкову и мне по экземпляру этого сборника». Следовательно Майков с Лохвицкой знаком не был. Скорее всего, смутные воспоминания о том, что поэт-академик был как-то причастен к присуждению ей Пушкинской премии, а также наличие у нее антологических стихотворений на темы античности создали миф о каком-то особом покровительстве Лохвицкой со стороны Майкова.

Далее сборники стихотворений поэтессы выходили в 1898, 1900, 1903 и 1904 гг. Третий и четвертый сборники были удостоены почетного отзыва Академии наук.

С переездом в Петербург Лохвицкая входит в литературный кружок поэта К.К. Случевского. Случевский относился к ней с большой теплотой, на его «пятницах» она была всегда желанной, хотя и нечастой гостьей. Однако, судя по дневниковым записям Ф.Ф. Фидлера , и в этом тесном кругу отношение к поэтессе было неоднозначно. Вообще круг литературных связей Лохвицкой довольно узок. Из символистов наиболее дружественно относился к ней, пожалуй, Ф.К. Сологуб.

В кругу друзей Лохвицкую окружала своеобразная аура легкой влюбленности – и, как ее негативное отражение – туман слухов и домыслов. Хотя внешность непосредственного отношения к литературе не имеет, в ее случае она сыграла свою важную, хотя и неоднозначную роль. Классический портрет поэтессы дает в воспоминаниях И.А. Бунин: «И все в ней было прелестно: звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая легкая шутливость…Особенно прекрасен был цвет ее лица: матовый, ровный, подобный цвету крымского яблока».

Мемуаристы подчеркивают некоторую экзотичность ее облика, соответствующую экзотичности ее поэзии. На начальном этапе литературной карьеры эффектная внешность, вероятно, помогла Лохвицкой, но впоследствии она же стала препятствием к пониманию ее поэзии. Далеко не все хотели видеть, что внешняя привлекательность сочетается в поэтессе с живым умом, который со временем вся яснее стал обнаруживать себя в ее лирике. Драма Лохвицкой – обычная драма красивой женщины, в которой отказываются замечать что бы то ни было помимо красоты.

В биографических справках встречаются сведения о том, что поэтесса часто и с неизменным успехом выступала на литературных вечерах. Эти ее «эстрадные» успехи представляются сильно преувеличенными. В ее архиве всего несколько свидетельств подобных выступлений. Кроме того, она страдала застенчивостью, заметной постороннему взгляду. Ср. воспоминания Е. Поселянина: «Когда она вышла на сцену, в ней было столько беспомощной застенчивости, что она казалась гораздо менее красивою, чем на своей карточке, которая была помещена во всех журналах».

Лохвицкая и сама признавала за собой это свойство. Так что ставить ее славу в зависимость от личного обаяния неправомерно.

Неизбежно возникает вопрос о том, какой характер носили отношения Лохвицкой с поэтом К.Д. Бальмонтом. П.П. Перцов в воспоминаниях упоминает об их «нашумевшем романе», который, по его мнению, положил начало прочим бесчисленным романам Бальмонта. Эти сведения подтверждают и дневниковые записи Ф.Ф. Фидлера (со слов самого Бальмонта, с готовностью сообщившего едва знакомому собирателю окололитературных сплетен самые что ни на есть интимные подробности своих отношений с поэтессой – замужней женщиной). Однако даже в контексте наблюдений Фидлера возникает подозрение, что поэт скорее выдает желаемое за действительное, нежели сообщает факты, тем более, что в многолетней и откровенной переписке с ближайшим другом Брюсовым он ни разу не обмолвился ни о чем подобном. Много лет спустя сам Бальмонт в автобиографическом очерке «На заре» говорил о том, что с Лохвицкой его связывала лишь «поэтическая дружба». В остальном отношения двух поэтов окружены глухим молчанием. Мемуаристы, писавшие о Лохвицкой, не говорят по этому поводу ни слова. Писавшие о Бальмонте Лохвицкую почти не упоминают. Исследователи, основываясь на нескольких стихотворных посвящениях, делают вывод о том, что в какой-то период поэтов связывали отношения интимной близости, затем их пути разошлись, но воспоминания о «светлом чувстве» остались, впоследствии Бальмонт был весьма опечален смертью Лохвицкой, посвятил ее памяти несколько стихотворений и назвал ее именем свою дочь от брака с Е.К. Цветковской. Представляется, что все это верно лишь отчасти. Что же касается красочно описанных Бальмонтом интимных отношений, то их, возможно, и не было.

Документальных свидетельств общения двух поэтов почти не сохранилось. В архиве Бальмонта нет ни одного письма Лохвицкой, в ее архиве уцелело лишь одно его письмо, весьма официальное по тону. Однако и по этому единственному письму можно понять, что существовали и другие письма, но, видимо, по какой-то причине они были уничтожены.

«Нижняя граница» знакомства поэтов – не позднее февраля 1896 г. – устанавливается по дарственной надписи на книге (I томе стихотворений Лохвицкой), подаренной Бальмонту. По косвенным намекам можно предположить, что знакомство и определенные этапы взаимоотношений были связаны с пребыванием в Крыму (в 1895 (?) и в 1898 гг.). О том, как развивались эти отношения, можно судить лишь по отрывочным упоминаниям в переписке поэтов с другими адресатами и крайне скупых репликах в автобиографической прозе Бальмонта. Но и молчание само по себе значимо. При почти полном отсутствии эпистолярных и мемуарных источников, обильный материал дает стихотворная перекличка, запечатленная в творчестве обоих и отнюдь не сводящаяся к немногочисленным прямым посвящениям. Во всяком случае, в поэзии Лохвицкой Бальмонт узнается легко. Из этой переклички можно сделать вывод о том, что отношения между двумя поэтами были далеко не идилличны. После сравнительно недолгого периода, когда они чувствовали себя близкими друзьями и единомышленниками, наметилось резкое расхождение во взглядах – о чем свидетельствуют и критические отзывы Бальмонта. Есть основания полагать, что своим демонстративным пренебрежением к чувствам и репутации возлюбленной он сыграл в ее судьбе весьма неблаговидную роль, – чем и вызвано странное молчание.

Драма, по всей видимости, состояла в том, что чувство поэтов было взаимным, но Лохвицкая, по причине своего семейного положения и религиозных убеждений, пыталась подавить это чувство в жизни, оставляя для него сферу творчества. Бальмонт же, в те годы увлеченный идеями Ницше о «сверхчеловечестве», стремясь, согласно модернистским принципам, к слиянию творчества с жизнью, своими многочисленными стихотворными обращениями непрерывно расшатывал нестабильное душевное равновесие, которого поэтесса с большим трудом добивалась. Стихотворная перекличка Бальмонта и Лохвицкой, в начале знакомства полная взаимного восторга, со временем превращается в своего рода поединок. Последствия оказались трагичны для обоих поэтов. У Лохвицкой результатом драматического конфликта стали болезненные трансформации психики (на грани душевного расстройства), в конечном итоге приведшие к преждевременной смерти. Бальмонт, реализовывавший «жизнетворчество» в неумеренном разгуле со злоупотреблением алкоголем и, вероятно, наркотиками, разрушал собственную личность (у него стали проявляться признаки «синдрома Джекила и Хайда"; много лет спустя, в конце жизни, его настигла душевная болезнь).

Здоровье Лохвицкой заметно ухудшается с конца 1890-х гг. Она часто болеет, жалуется на боли в сердце, хроническую депрессию, ночные кошмары (симптомы начинающейся Базедовой болезни, усугубленной душевными переживаниями). В декабре 1904 г., вскоре после пятых родов, болезнь дала обострение, в 1905 году поэтесса была уже практически прикована к постели. Последний период улучшения был летом 1905 г., на даче, затем больной внезапно стало резко хуже. Умирала она мучительно (см. ст. Ю. Загуляевой). Смерть наступила 27 августа 1905 г. Похороны состоялись 29 августа. Народу на них было мало. Описанная Фидлером цинично-равнодушная реакция даже тех, кто соизволил почтить память почившей своим присутствием, свидетельствует о глубоком одиночестве поэтессы в кругу литераторов и об окружавшем ее непонимании. Отпевали Лохвицкую в Духовской церкви Александро-Невской лавры, там же, на Никольском кладбище, и похоронили.

Поэтесса скончалась в возрасте 35 лет. В биографических справках в качестве причины смерти долгое время указывался туберкулез легких, но это ошибка. Свидетельства современников говорят о другом. Так, Ю. Загуляева сообщает о «сердечной жабе», т.е. стенокардии. Еще более информативна дневниковая запись Ф.Ф. Фидлера: «27 августа в Бехтеревской клинике умерла Лохвицкая - от сердечного заболевания, дифтерита и Базедовой болезни». Следует отметить медицинский факт: развитие Базедовой болезни часто бывает следствием какого-то потрясения или постоянного нервного напряжения. Сохранившиеся фотографии Лохвицкой (одна из последних, которую приблизительно можно датировать 1903-1904 гг. – слева) не отражают внешних признаков этой болезни – вероятно, она прогрессировала в последний период жизни поэтессы. Как бы то ни было, уже для современников было очевидно, что физические причины смерти Лохвицкой тесно связаны с ее душевным состоянием. «Она рано умерла; как-то загадочно; как последствие нарушенного равновесия ее духа… Так говорили…» – писала в воспоминаниях дружившая с Лохвицкой поэтесса И. Гриневская.

Бальмонт не выказал никакого участия к возлюбленной на протяжении всей ее предсмертной болезни, и на похоронах не присутствовал. Cкорее всего, он (как, впрочем, и все остальные) и не подозревал, что Лохвицкая серьезно больна и что «нарушенное равновесие духа» усугубляет ее болезненное состояние, т.к. в последние годы жизни поэтессы общался не с ней самой, а исключительно с ее лирической героиней. В его письме Брюсову от 5 сентября 1905 г. среди пренебрежительных характеристик современных поэтов есть и такая: «Лохвицкая – красивый романс». В контексте случившегося эти слова звучат цинично (не знать о смерти поэтессы Бальмонт не мог). Цинизмом проникнут и его сборник «Злые чары», название которого явно заимствовано у Лохвицкой (выражение встречается у нее в драмах «Бессмертная любовь» и «In nomine Domini», а также в стихотворении «Злые вихри»). Однако смерть возлюбленной, по-видимому, явилась для поэта сокрушительным ударом, и даже видимая неадекватность его реакции скорее свидетельствует не о безразличии, а о неспособности сразу вместить случившееся. Через восемь лет после смерти Лохвицкой Бальмонт признавался Фидлеру, что любил ее и «любит до сих пор». Впоследствии он воспринимал свое чувство исключительно как светлое (ср. его реплику в очерке «Крым": «Крым – голубое окно Голубое окно моих счастливых часов освобождения и молодости… где в блаженные дни нечаянной радости Мирра Лохвицкая пережила со мною стих: «Я б хотела быть рифмой твоей, – быть как рифма, твоей иль ничьей», – голубое окно, которого не загасят никакие злые чары» (К. Бальмонт. Автобиографическая проза. М., 2001, с. 573.)

Специально о Лохвицкой в прозе он ничего не написал, но в поэзии продолжал откликаться на ее стихи до конца жизни и выстроил некую мистику любви с надеждой на последующее воссоединение (продолжающую мистику любви самой поэтессы).

История любви двух поэтов имела странное и трагическое продолжение в судьбах их детей. Дочь Бальмонта была названа Миррой – в честь Лохвицкой (точнее будет сказать, что поэт воспринимал дочь как реинкарнацию возлюбленной). Имя предпоследнего сына Лохвицкой Измаила было как-то связано с ее любовью к Бальмонту. Измаилом звали главного героя сочиненной ею странной сказки – «О принце Измаиле, царевне Светлане и Джемали Прекрасной», в которой причудливо преломлялись отношения поэтов. В 1922 г., когда Бальмонт был уже в эмиграции и жил в Париже, к нему явился юноша – бывший врангелевец, молодой поэт – Измаил Лохвицкий-Жибер. Бальмонт был взволнован этой встречей: молодой человек был очень похож на свою мать. Вскоре он стал поклонником пятнадцатилетней Мирры Бальмонт – тоже писавшей стихи (отец видел ее только поэтессой). Что было дальше – понять нельзя. Отвергла ли девушка любовь молодого поэта, или почему-то испортились его отношения с Бальмонтом, или просто он не мог найти себя в новой эмигрантской жизни – но через полтора года Измаил застрелился. В предсмертном письме он просил передать Мирре пакет, в котором были его стихи, записки и портрет его матери. Об этом сообщал Бальмонт в письме очередной своей возлюбленной, Дагмар Шаховской,которая родила ему двоих детей. Их дочь, родившаяся в том же году,была названа Светланой.

Последующая судьба Мирры Бальмонт была не менее трагична. Неудачное замужество, рождение более чем десяти детей, чудовищная нищета. Умерла она в 1970 г. За несколько лет до смерти попала в автомобильную аварию и потеряла способность двигаться.

Судьбы других сыновей Лохвицкой также сложились нерадостно. Евгений и Владимир остались в России и умерли во время блокады Ленинграда. Старший сын Михаил эмигрировал, долго жил в эмиграции, сначала во Франции, потом в США, в 1967 г. покончил с собой от горя, потеряв жену. Мелькали сведения, что еще один сын (очевидно, младший, Валерий) жил в Париже в 70-е гг. XX в., но ничего точнее сказать нельзя.

Могила Мирры Лохвицкой на Никольском кладбище сохранилась. Надпись на надгробном памятнике гласит: «Мария Александровна Жибер – «М.А. Лохвицкая» – Родилась 19 ноября 1869 г. Скончалась 27 августа 1905 г.» Судя по расположению захоронения, предполагалось, что рядом впоследствии будет погребен муж, но место осталось пустым.

В 2012 г. родственники поэтессы (ее племянница И.В. Пландовская вместе с сыном Н. Пландовским-Тимофеевым и его супругой Натальей) восстановили памятник.

"Люблю я солнца красоту

И музы эллинской создания,

Но поклоняюсь я Кресту,

Кресту – как символу страдания.

Может быть, это не лучшие стихи поэтессы, но это лучшее, что можно было написать на ее могиле.

Фото взято из посвященной Лохвицкой группы ВКонтакте (надеюсь, автор фото не обидится, что я поместила его сюда).

* Приношу благодарность сотрудникам Литературного музея Пушкинского дома за предоставление фотографий Мирры Лохвицкой (фотографии напечатаны в альманахе «Российский архив"), а также – исследовательнице творчества Лохвицкой, В. Макашиной, за указание места захоронения Э. Жибера, и исследовательнице творчества Тэффи, Е. Трубиловой, за уточнение девичьей фамилии Варвары Александровны Лохвицкой, а также Л. и С. Новосельцевым за предоставленные сведения о судьбе сыновей поэтессы.

Дочь известного адвоката Александра Лохвицкого и сестра не менее известной писательницы Надежды Тэффи, она окончила Московский Александровский институт в 1888 году. Стихи начала писать, по ее признанию, «с тех пор, как научилась держать перо в руках, и еще ребенком распевала песни собственного сочинения», но серьезно занялась поэзией лет с пятнадцати. Впрочем, в ее семье все, начиная с прадеда, занимались сочинительством, зачастую скрывая это друг от друга. С детства писали стихи три сестры и брат Марии…

Стихи юной поэтессы заметил сын известного историка Всеволод Соловьев, который был частым гостем в доме Лохвицких. Он и помог Марии напечатать ее первые стихи.

Творчество Мирры Лохвицкой (такое литературное имя выбрала Мария) вызвало интерес у публики: сочетание юности и таланта всегда привлекало к себе всеобщие взоры. У нее появились первые поклонники…

Один из ее первых литературных знакомцев, Василий Иванович Немирович-Данченко, вспоминал о Марии Лохвицкой: «Это была сама непосредственность, свет, сиявший из тайников души и не нуждавшийся ни в каких призмах и экранах».

Ее дебют в русской поэзии был весьма скромен: всего два стихотворения, изданные отдельной брошюркой. Получив образование, поэтесса поселилась в Петербурге. После первой ее публикации в периодике (1889 г.) последовали многие другие – стихи оказались востребованными.
Через три года Мария Александровна вышла замуж за Е. Жибера, обрусевшего француза, довольно успешного архитектора. Молодая семья перебралась в Ярославль, где Жибер выполнял какой-то заказ. Брак оказался счастливым – такая редкость для поэтессы! Мария Александровна, погрузившись в домашние заботы и родив одного за другим пять детей, была всецело поглощена семьей. Жизнь в провинции нисколько не тяготила ее, но навсегда родным оставался, конечно, Петербург.

Писать стихи она никогда не переставала.

Я жрица тайных откровений,
Во тьме веков мне брезжит день.
В чудесной были воплощений,
В великой лестнице рождений
Я помню каждую ступень…

с мужем

Говорят, что стихи Лохвицкой всегда носили исповедальный характер, были наполнены биографическими реалиями. Правда, о вышеприведенных строках этого не скажешь… Первый сборник, вышедший в 1896-м и посвященный мужу, завоевал половинную Пушкинскую премию. Второй же, появившийся на свет Божий через два года, создавался на фоне нашумевшего в литературных кругах романа…

Константин Бальмонт ворвался в жизнь Мирры в начале марта 1898 года. Изнеженный, самовлюбленный поэт стал для Лохвицкой еще одним ребенком, которого могла утешить только она. Тема греховной, губительной страсти красной нитью проходила теперь через ее стихи.

Когда в тебе клеймят и женщину, и мать –
За миг, один лишь миг, украденный у счастья,
Безмолвствуя, храни покой бесстрастья, –
Умей молчать!
И если радостей короткой будет нить
И твой кумир тебя осудит скоро
На гнет тоски, и горя, и позора, –
Умей любить!

«Первая ее душа, всецело отразившаяся в первой книге ее стихов, ищет ясности, кротости, чистоты, исполнена сострадательной любви к людям и страха перед тем, что люди называют «злом», – писал о поэзии Лохвицкой Валерий Брюсов. – Вторая душа, пробудившаяся в Мирре Лохвицкой не без постороннего влияния, выразилась в ее втором сборнике, пафос которого – чувственная страсть, героический эгоизм, презрение к толпе».

В 1903 году на свет появился поэтический сборник под светоносным названием «Будем как солнце» – самая популярная и знаменитая книга Константина Бальмонта, сделавшая его первым поэтом среди модернистов. Стихи предварялись многообещающим посвящением – «Художнице вакхических видений, русской Сафо, знающей тайну колдовства» – и адресовались Мирре Лохвицкой.

Книга К. Бальмонта придала диалогу поэтов еще более скандальный характер в глазах той самой презренной толпы…

Если прихоти случайной
И мечтам преграды нет –
Розой бледной, розой чайной
Воплоти меня, поэт!

Так писала Мирра Лохвицкая. Ее чувство, ее стихи навряд ли казались Константину Дмитриевичу чем-то неординарным.

За то, что нет благословения
Для нашей сказки – от людей, –
За то, что ищем мы забвения
Не в блеске принятых страстей… –
За новый облик сладострастия, –
Душой безумной и слепой
Я проклял все – во имя счастия,
Во имя гибели с тобой, –

писал Константин Бальмонт. Но, как всегда в его творчестве, красивые слова остались только словами: совместной гибели не получилось. Впрочем, и слава Богу…

Мария Александровна продолжала жить под одной крышей с мужем, Бальмонт – со своей второй женой Екатериной Андреевой. Он первым не выдержал косых взглядов окружающих и бежал из Петербурга. Лохвицкая тяжело переживала разлуку с любимым человеком…

Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком:
Золотой закатиться звездой,
Облететь не увядшим цветком…

Иван Бунин, хорошо знавший в эти годы Марию Александровну, отмечал в своих воспоминаниях несоответствие шумной славы поэтессы ее реальной судьбе: «Воспевала она любовь, страсть, и все поэтому воображали ее себе чуть ли не вакханкой, совсем не подозревая, что она, при всей своей молодости, уже давно замужем… что она мать нескольких детей, большая домоседка, по-восточному ленива, часто даже гостей принимает, лежа на софе и в капоте, и никогда не говорит с ними с поэтической томностью, а напротив, болтает очень здраво, просто, с большим остроумием, наблюдательностью и чудесной насмешливостью…»

с сыном Евгением

Видимо, все перечисленные «недостатки», несомненно обернувшиеся достоинствами, были у Лохвицких в роду…

Пожелание Мирры Лохвицкой, высказанное в стихах («я хочу умереть молодой»), исполнилось: она ушла из жизни в 1905 году, подкошенная чахоткой. Пятый ее сборник, вышедший за год до смерти, был удостоен Пушкинской премии. Посмертно, уже в 1908 году, издали еще одну книгу поэтессы с говорящим названием «Перед закатом».

Но звук, из трепета рожденный,
Скользнет в шуршанье камыша –
И дрогнет лебедь пробужденный,
Моя бессмертная душа.

с сыном Владимиром

«Внимание читателя, – писал Валерий Брюсов, – всегда будет волновать и увлекать внутренняя драма души Лохвицкой, запечатленная во всей ее полноте».

Своим кумиром считал ее Игорь Северянин, посвятивший в 1926 году стихотворение памяти Мирры Лохвицкой.

Цвет опадает яблони венчальной.
В гробу стеклянном спящую несут.
Как мало было пробыто минут
Здесь, на земле прекрасной и печальной!

с сыном Измаилом

Константин Бальмонт намного пережил Марию Александровну и еще не раз искал забвенья «в блеске принятых страстей». Но ее гибель оставила в его душе глубокий след – не зря на кончину Лохвицкой он откликнулся четверостишием, наполненным непритворными горечью и болью, столь непривычными для вычурной поэзии этого эстета:

О, какая тоска, что в предсмертной тиши
Я не слышал дыханья певучей души,
Что я не был с тобой, что я не был с тобой,
Что одна ты ушла в океан голубой.

Свою дочь от Елены Константиновны Цветковской – последней его, верной спутницы жизни, – поэт назвал Миррой…

Текст Е. Н. Обойминой и О. В. Татьковой