Критика. О творчестве Э

Философия и эстетика немецкого романтизма. Немецкие роман­тики, живущие в бюргерском обывательском окружении, кото­рого почти не коснулись такие грандиозные исторические собы­тия, как Великая французская революция, вовлекшая французов в процесс полного переустройства общества, как никто остро противопоставили идеал и действительность, уделив особое вни­мание разработке концепции идеала.

Идеал и действительность. Идеал - «это мистическое проявле­ние нашего глубочайшего духа в образе, это выражение мирового духа, это очеловечивание божественного, одним словом: это пред­чувствие бесконечного в видимом и воображаемом и есть романти­ческое», - писал в 1807 г. немецкий поэт Л.Уланд. И хотя Ф. Шле­гель в «Атенейских фрагментах» утверждал: «Идеалы, которые счи­таются недостижимыми, не идеалы, а математические фантомы чисто механического мышления», в трактате «Идеи» он выразил мысль о том, что в основе поэзии лежит бесконечное, а «универсум нельзя ни объяснить, ни постичь, но лишь открыть и созерцать».

Напротив, действительность представляется немецким роман­тикам низкой и преходящей, она - лишь «знак вечности»; идеаль­ное, духовное дано воспринять лишь человеку, но, воплотив­шись, оно искажается. Отсюда вывод: «Никогда земное бытие в своем внешнем выражении не сможет полностью отразить рабо­ту духа...» (Л. А. фон Арним). Немецкие романтики принимают по­ложение Гердера о равноправности эстетических идеалов раз­ных стран и разных народов, но только как «вечно меняющихся форм» воплощения единого Бога, которому «столь же мил готи­ческий храм, как и греческий, и грубая военная музыка дикарей столь же услаждает его слух, сколь изысканные хоры и церковные песнопения» (В. Г. Ваккенродер).

Идеал природы постигается не разумом и наукой, а интуи­тивно, через искусство. «Поэт постигает природу лучше, нежели разум ученого», - утверждал Новалис. Таким образом, поэт- это совершенно особый человек: «Чем являются люди по отно­шению к другим созданиям земли, тем художники - по отно­шению к людям» (Ф. Шлегель).

Поэт, художник, музыкант не подчиняются никаким прави­лам, их провидческий талант выше всяких канонов искусства. Усиливается субъективный момент в искусстве: «Только инди­видуум интересен, отсюда все классическое не индивидуально» (Новалис). Но из абсолютности идеала вытекает, что наряду с типизацией через исключительное немецкие романтики утверж­дают типизацию как абсолютизацию (прежде всего моральных категорий, но также и конкретно-чувственных образов, поэтому их герои титаничны и т.д.). «Абсолютизация, придание универ­сального смысла, классификация индивидуального момента, ин­дивидуальной ситуации и т.д. составляют существо всякого пре­творения в романтизм...» (Новалис). Но романтики провели свою типологию характеров, разделив людей на тех, кому доступен идеал, и тех, кому он недоступен (на «музыкантов» и «просто хороших людей» у Э.Т. А. Гофмана). В новелле «Дон Жуан» (1812, опубл. 1813) Гофман писал: «Лишь поэт способен постичь поэта; лишь душе романтика доступно романтическое; лишь окрылен­ный поэзией дух, принявший посвящение среди храма, спосо­бен постичь то, что изречено посвященным в порыве вдохнове­нья».

Учение о романтической иронии - вершина романтической эстетики. Оно призвано преодолеть ощущаемый романтиками раз­рыв между идеалом и действительностью.

Гофман

Начало творческого пути. Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776 - 1822) - крупнейший представитель немецкого романтизма. Био­графия Гофмана воплощает противоречия романтической лично­сти, вынужденной жить в чуждом ей обывательском мире. От при­роды он был гениально одарен. Его величайшей страстью была музыка, не случайно он заменил свое третье имя Вильгельм, дан­ное ему родителями, на второе имя Вольфганга Амадея Моцарта. Гофман написал первую немецкую романтическую оперу «Унди­на» (1814, пост. 1816). Он был замечательным художником и вели­ким писателем. Но родился Гофман в чопорном и скучном Кениг­сберге в чиновничьей семье, там же учился на юридическом фа­культете университета, затем был на государственной службе в различных городах. Нашествие французов, заставшее Гофмана в Варшаве (1806), лишило его работы и заработка. Гофман решает посвятить себя искусству, служит дирижером, дает уроки музы­ки, пишет музыкальные рецензии. После поражения Наполеона Гофман с 1814 г. снова на государственной службе в Берлине.

Образ Крейслера. Этот переходящий из произведения в про­изведение романтический персонаж, наиболее близкий автору, его альтер эго, впервые возникает в очерке-новелле «Музыкаль­ные страдания капельмейстера Иоганнеса Крейслера» (1810), одном из первых литературных произведений Гофмана. Автор ведет игру с читателем, придумывая неожиданные композиционные ходы.

Текст - это якобы записки музыканта Крейслера на издании нот вариаций И. С. Баха. Он делает заметки о прошедшем вечере в доме тай­ного советника Редерлейна, где принужден аккомпанировать бездарным дочерям советника Нанетте и Мари. Гофман прибегает к иронии: «...Фрей­лейн Нанетта кое-чего достигла: мелодию, слышанную всего раз десять в театре и затем не более десяти раз повторенную на фортепиано, она в состоянии спеть так, что сразу можно догадаться, что это такое». За­тем - еще большее испытание для Крейслера: поет советница Эберш-тейн. Потом гости начинают петь хором - а рядом идет игра в карты. Писатель так передает этот эпизод: «Я любила - сорок восемь - безза­ботно - пас - я не знала - вист - мук любви - козырь». Крейслера просят сыграть фантазии, и он играет 30 вариаций Баха, все более увле­каясь гениальной музыкой и не замечая, как все гости разбегаются, его слушает лишь шестнадцатилетний лакей Готлиб.

В очерке появляется характерное для Гофмана разделение людей на музыкантов и «просто хороших людей». Уже в этой новелле Гоф-ман пользуется характерным для его последующего творчества при­емом - показом событий с двух противопо ложных точек зрения: Крейслер видит в гостях, занимающихся му^ ицированиеМ! обыва­телей, в то время как они видят в Крейслер Е занудного чудака.

«Фантазии в манере Калло». «Крейслериа„ а)> в 1814 г. вышел первый том сборника «Фантазии в манере Калло», в который по­мимо новелл «Кавалер Глюк» и «Дон Жуан >> Гофман включил цикл «Крейслериана», состоящий из шести с)че рк:ов-новелл. в чет­вертом томе (1815) появляется еще семь произведений этого цик­ла. В 1819 г. Гофман переиздал сборник, сгр уппировав его матери­ал в два тома, вторая половина «Крейслерианы» ВО шла во второй том. Романтические очерки-новеллы здесь Ьоседствутот с сатири­ческими очерками («Совершенный машини^ х ») > музыкально-кри­тическими заметками («Крайне бессвязные мысли») и т.д. Крей­слер выступает как лирический герой, во Многом автобиографи­ческий, часто нельзя отличить его от автора. Окружающие счита­ют, что он сошел с ума (об этом сообщает^ в предисловии, где говорится о его исчезновении).

Гофман владеет всем спектром комическ ого _ от ЮМ ора, иро­нии до сарказма. Комическое соединяете^ у него с гротеском, непревзойденным мастером которого он бьцу j aK в новелле «Све­дения об одном образованном молодом чел овеке >> читаем: «Серд­це умиляется, когда видишь, как широко Распространяется у нас культура». Это вполне просветительская ф^аза. Комический эф­фект связан с тем, что она встречается в г тисьме Мило, образо­ванной обезьяны, к подруге - обезьяне Пищ^ живущей"в Север­ной Америке. Мило научился говорить, пщ атъ ^ играть на форте­пиано, и он теперь ничем не отличается от ЛЮД ей.

Еще более показательна для романтиз, ма Гофмана новелла «Враг музыки». Герой новеллы, молодой ч еловек по-настояще­му талантлив, понимает музыку - и им< енно поэтому слывет «врагом музыки». О нем ходят анекдоты, Во время исполнения бездарной оперы сосед ему сказал: «Какое прекрасное место!» - «Да, место хорошее, хотя немного сквозит г>> _ ответил он. Мо­лодой человек высоко ценит музыку живу,щ его рядом Крейсле: ра, которого «достаточно ославили за его чудачества». Снова ис­пользован прием противопоставления двух, ТО чек зрения на одни и те же факты.

«Золотой горшок». В третий том «Фантази%» (1814) Гофман вклю­чил повесть-сказку «Золотой горшок», котс орую он СЧ итал своим лучшим произведением. Романтическое Д1 ВО емирие выступает в произведении как соединение двух планов, повествования - ре­ального и фантастического.

За душу героя, студента Ансельма, вступают в битву сверхъестествен­ные силы, добрые - дух Саламандр, в обыде. нной жизни архивариус Линдхорст, и злые - ведьма, она же старуха-то{р ГОВка яблоками и гадал-ка фрау Рауэрин. Студент оставляет жизнерадостную Веронику и соеди­няется с зеленой змейкой - прекрасной дочерью Саламандра Серпен­тиной, получая от чародея Золотой горшок.

Это символ, подобный голубому цветку Новалиса: в момент обручения Ансельм должен увидеть, как из горшка прорастает огненная лилия, должен понять ее язык и познать все, что откры­то бесплотным духам. Ансельм исчезает из Дрездена; судя по все­му, он нашел свое счастье в Атлантиде, соединившись с Серпен­тиной. Вероника же утешилась в браке с надворным советником Геербрандом.

Гротеск и ирония Гофмана в повести-сказке распространя­ются на описание обоих миров, реального и фантастического, и на всех персонажей. Одно из следствий развития принципа фоль­клорной сказочной проницаемости пространства писателем-ро­мантиком - способность героев одновременно пребывать в обо­их мирах, совершая разные действия. Так, Ансельм одновремен­но заключен Саламандрой в стеклянную банку за временное пред­почтение Вероники Серпентине и стоит на мосту, смотря на свое отражение в реке. Это своего рода прием, обратный двой-ничеству и дополняющий его. И опять использовано противопо­ставление двух точек зрения. Характерный пример: Ансельм об­нимает бузину (в его мечтах это Серпентина), а проходящие мимо думают, что он сошел с ума. Но и сам Ансельм думает, что всего лишь рассыпал яблоки старухи-торговки, а она видит в них сво­их детей, которых он безжалостно топчет. Так возникает целая система приемов удвоения, передающая идею романтического двоемирия.

Другие произведения. Среди произведений Гофмана - роман «Эликсиры дьявола» (1815-1816), повести-сказки «Крошка Ца-хес по прозванию Циннобер» (1819), «Повелитель блох» (1822), сбор­ники «Ночные рассказы» (т. 1 - 2, 1817), «Серапионовы братья» (т. 1 _4 5 1819-1821), «Последние рассказы» (опубл. 1825). Повесть-сказка «Щелкунчик, или Мышиный король» (1816) стала, осо­бенно известной благодаря балету П.И.Чайковского «Щелкун­чик» (1892).

«Житейские воззрения кота Мурра». Последний, неоконченный роман Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра вкупе с фраг­ментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера, слу­чайно уцелевшими в макулатурных листах» (1820-1822) - итог его писательской деятельности, одно из наиболее глубоких его созданий.

Композиция романа настолько оригинальна, что трудно во всей предшествующей литературе найти хотя бы отдаленный ее аналог. В «Предисловии издателя» автор вступает с читателем в игру, пред­ставляя книгу как рукопись, написанную котом. Так как рукопись была подготовлена к печати крайне небрежно, в ней попадаютсяфрагменты другой рукописи, листы из которой кот использовал «частью для подкладки, частью для просушки страниц». Эта вто­рая рукопись (фрагменты биографии гениального музыканта Иоганнеса Крейслера) вклинивается в текст «немузыканта» кота Мурра, создавая конрапункт, отражая разделенность идеала и действительности.

Таким образом, Гофман применил в литературе монтаж, при­чем в той его разновидности, которую в 1917 г. открыл для кине­матографа режиссер Л.В.Кулешов: фрагменты двух пленок с со­вершенно различными, не имеющими отношения друг к другу сюжетами, будучи склеенными попеременно, создают новую ис­торию, в которой они оказываются связанными за счет зрительс­ких ассоциаций.

Издатель приводит также замеченные опечатки (вместо «сла­ва» надо читать «слеза», вместо «крысы» - «крыши», вместо «чув­ствую» - «чествую», вместо «погубленный» - «возлюбленный», вместо «мух» - «духов», вместо «бессмысленное» - «глубокомыс­ленное», вместо «ценность» - «леность» и т.д.). Это юмористи­ческое замечание на самом деле имеет глубокий смысл: Гофман, почти на столетие раньше 3. Фрейда с его «Психопатологией обы­денной жизни», подчеркивает, что опечатки не бывают случай­ными, в них бессознательно проявляется истинное содержание мыслей человека.

И ПОЗДНЕГО НЕМЕЦКОГО РОМАНТИЗМА
Э.Т.А.Гофман (E.T.A.Hoffmann, 1776-1822) – один из гениальных писателей мировой литературы, мастер фантастической новеллы и сказки, яркий сатирик, чьи художественные открытия по-разному отразились в творчестве художников слова России, Франции, США. По семейной традиции, получив юридическое образование, Гофман служил в судебных учреждениях Пруссии и Польши. Однако его настоящим призванием было искусство. Он был талантливым композитором, дирижером, музыкальным критиком, художником-графиком, декоратором, но мировую известность получил как писатель.

Первую новеллу «Кавалер Глюк» («Ritter Glük», 1808) Гофман опубликовал, когда ему было уже тридцать три года – в феврале 1809 года. За четырнадцать лет он создал несколько циклов новелл: «Фантазии в манере Калло» («Phantasiestücke in Callot’s Manier», 1808-1814), «Ночные этюды» («Nachtstücke», 1815-1817), «Серапионовы братья» («Die Serapionsbrüder», 1819-1821). Последняя новелла «Угловое окно» («Des Vetters Eckfenster», 1822) была закончена в апреле 1822 года, за два месяца до смерти.

Гофман – поздний романтик. Он пришел в литературу в период расцвета гейдельбергских романтиков (1805-1808), но не входил в их группу. Более того, его позиция была ближе иенским романтикам (1798-1802). В отличие от ранних романтиков, считавших возможной подмену действительности сказочным миром, Гофман полагал, что такая замена невозможна. Отсюда разное восприятие двоемирия, изменение соотношения идеала и действительности. Г.Гейне в «Романтической школе» противопоставляет Новалиса и Гофмана: если первый «со своими идеальными образами постоянно витает в голубом тумане, тогда как Гофман со своими карикатурами всегда и неизменно держится земной реальности» . Земная действительность становится исходным материалом и для создания гофмановской фантастики.

Из писателей-современников Гофману близки А. фон Шамиссо (A.von Chamisso, 1781-1838) и Ф.де ла Мотт Фуке (F.de la Mott Fouque, 1777-1843). Выбирая сходные темы для изображения, они все-таки давали им разное толкование. Здесь особенно ярко проявляется индивидуальная манера Э.Т.А.Гофмана. Так, новелла Гофмана «Приключение в ночь под Новый год» (1815) близка повести Шамиссо «Удивительная история Петера Шлемиля» (1813) и новелле Фуке «Адский житель» (1810). Эти произведения тематически связаны и восходят к новелле Л.Тика «Белокурый Экберт» (1796). Они основаны на сказках и легендах, повествующих о пагубности нечестных путей для личного обогащения или достижения счастья.

Герой новеллы Гофмана «Приключение в ночь под Новый год» страстно полюбил красавицу-итальянку. Чтобы добиться взаимности, он отдает свое отражение в зеркале. Затем Джульетта и сопровождающий ее доктор Дапертутто требуют, чтобы Эразм Спикер убил жену и своего сына. Прозревший герой отказывается. Теперь, всеми покинутый, он бродит по свету. Гофмановский герой даже встречается с Петером Шлемилем, потерявшим тень. Апелляция к уже знакомому – прием, который часто использует Гофман. Однако несчастный Петер находит себя: он становится ученым, естествоиспытателем. Герой Шамиссо видит цель жизни в занятиях наукой. В новелле «Адский житель» Фуке изображает еще один вариант сделки с нечистой силой. Рейхард становится обладателем колбы с адским жителем, выполняющим его желания. Как и Петер Шлемиль, освободившийся от «господина в сером», Рейхард тоже избавляется от «адского жителя». Эразм Спикер у Гофмана лишен надежды. Трагический финал «Приключения в ночь под Новый год» автор переводит в сферу земного. Э.Т.А.Гофман убежден в непреодолимости реальности.

Гофмановские новеллы основаны на странных происшествиях, которые происходят с необычными людьми. Его героями чаще всего становятся люди искусства. Гофман даже разделил «весь род человеческий на две неравные части. Одна состоит только из хороших людей, но плохих или вовсе не музыкантов, другая же из истинных музыкантов» . Хорошими людьми, но не музыкантами, Гофман называет филистеров. Эти люди могут быть счастливы, но они не понимают, что их счастье ложное. Истинные музыканты (Гофман их называл еще энтузиастами) в земной жизни обычно не чувствуют себя счастливыми, но становятся ими в мире искусства или в царстве грез и мечтаний. Музыкантами могут быть не только люди, профессионально занимающиеся музыкой. Музыкант – это состояние души .

Тема искусства и художника является ведущей в творчестве Э.Т.А.Гофмана. Герой новеллы «Кавалер Глюк» - великий композитор, ставший в 1756 году кавалером ордена Золотой Шпоры и умерший в 1787 году, - оказывается в реальном городе Берлине поздней осенью 1808 года. Гофман показывает одиночество героя среди пестрой вереницы филистеров, гуляющих по Унтер-ден-Линден. Однако конфликт музыканта и филистерского общества не является главным. Герой привык «томиться в царстве грез»: «Там, именно там! Я обретался в роскошной долине и слушал, о чем поют друг другу цветы. Только подсолнечник молчал и грустно клонился долу закрытым венчиком. Незримые узы влекли меня к нему. Он поднял голову – венчик раскрылся, а оттуда мне навстречу засияло око. И звуки, как лучи света потянулись из моей головы к цветам, а те жадно впитывали их. Все шире и шире раскрывались лепестки подсолнечника – потоки пламени полились из них, охватили меня, - око исчезло, а в чашечке цветка очутился я». Символ цветка , с помощью которого описывается творческое вдохновение, значим для немецкого романтизма, начиная с голубого цветка Новалиса.

Однако в новелле «Кавалер Глюк» присутствует не только традиционный конфликт разлада между композитором, творческой личностью и обществом, земной жизнью. Гофман показывает, что композитор в большей степени страдает не от непонимания окружающих, а от «несовершенства» своих произведений: жизнь идет вперед, а его творения остаются неизменными, он хотел бы внести в них изменения, но не может. В новелле Э.Т.А.Гофмана «Дон Жуан» (1812) исполнительница роли донны Анны тоже страдает не столько из-за непонимания окружающих, сколько из-за того, что лучше чувствует себя на сцене, в выдуманном мире, а не в реальной жизни.

Музыкальные новеллы Э.Т.А.Гофмана восходят к новелле В.Вакенродела «Достопримечательная музыкальная жизнь композитора Иозефа Берглингера» (1796), ставшей первым произведением с условным обозначением «новеллы о художнике». В.Вакенродер (W.Wackenroder, 1773-1798) вводит в повествование молитву, сочиненную Берглингером, стихи и письмо. В них ярко отражено мучительное состояние главного героя, который находится в «горьком противоречии» между «природным энтузиазмом и неизбежным участием в жизни, сужденной каждому, насильственно вырывающей из мира мечтаний» . Большая часть новеллы – изложение в хронологической последовательности жизни человека, наделенного «небесным энтузиазмом». Здесь были сформулированы и другие конфликты, характерные для этой жанровой разновидности: между композитором и слушателями, исполнителями; между стремлением к творчеству и каждодневными, земными заботами; между замыслом и возможностями его практического воплощения.

Романтическая музыкальная новелла станет очень популярна в Германии. После В.Вакенродера и Э.Т.А.Гофмана к этому жанру обратятся: Г.Гейне («Флорентийские ночи»), Э.Мерике («Моцарт на пути в Прагу»), Р.Вагнер («Паломничество к Бетховену») и др.

Новелла В.Вакенродера и другие его произведения были включены Л.Тиком (L.Tieck, 1773-1853) в книгу «Об искусстве и художниках: Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л.Тиком» (1799). Она начиналась главой, написанной В.Вакенродером, «Видение Рафаэля». В ней говорилось о том, как отшельник нашел в библиотеке монастыря запись устного рассказа Рафаэля о видении ему во сне образа Богоматери. На стене Рафаэль якобы увидел то, что давно не мог передать на полотне. «Он проснулся как бы вновь рожденным на свет; видение навеки четко запечатлелось в его душе, и теперь ему удавалось всегда изображать матерь Божию такой, какою она виделась его внутреннему взору, и сам он с тех пор смотрел на собственные картины с благоговением» . Чудесный сон, видение, посредством которого художник бессознательно завершает создание чуда, будет не раз встречаться в трактатах и художественных произведениях немецких романтиков.

На основе легенды о Рафаэле по-новому прозвучала тема художника-творца, рассматриваемая в рамках романтического мировосприятия. Кроме того, страна Рафаэля представлена здесь как зовущей край, обетованная земля искусства. В романе Л.Тика «Странствия Франца Штернбальда» (1798), созданном под влиянием В.Вакенродера, повествуется о немецком художнике, ученике Дюрера, который отправляется из Германии в Италию, чтобы овладеть мастерством Рафаэля. Начиная с этих произведений, в немецкой литературе формируется оппозиция Италия – родная страна. Она часто присутствует в новеллах, рассказывающих о немецких художниках.

Любимой книгой героя новеллы Э.Т.А.Гофмана «Выбор невесты» (1820) являются «Странствия Франца Штернбальда». Эдмунду даже «нравилось узнавать себя в герое этого романа» . Почитаемый Гофманом роман проецируется на судьбу героя новеллы. Отношение к искусству, к мастерству живописца, к прекрасной Италии объединяет героев раннего романтизма и Гофмана. Однако взаимоотношения с женщинами строятся иначе. В романе Л.Тика изображается возвышенная, таинственная незнакомка. Невеста Эдмунда – очень земная и практичная. Расставшись с отправившимся в Италию женихом-художником, Альбертина быстро нашла ему замену в образе учтивого докладчика по судебным делам.

В новелле Гофмана «Артуров двор» (1819) сопоставление Германии и Италии является сюжетообразующим. Начинающий коммерсант Траугот – яркая творческая личность. «Родина искусства» предстала перед ним в «волшебном свете». Призвание художника и любовь к итальянке Дорине навсегда оставляют служащего фирмы в Италии.

Отправляется в Италию и молодой немецкий художник из новеллы Гофмана «Церковь иезуитов в Г.» (1816). Бертольду долго не удавалось понять суть вещей. Однажды во сне, как наяву, он видит великомученицу Екатерину, излучающую небесный свет. Под влиянием созерцания ангельского лика святой к нему, наконец, приходит творческое вдохновение, как и к вакенродеровскому Рафаэлю.

Тема Италии для Э.Т.А.Гофмана не является столь однозначной, как для иенских романтиков. Италия – не только «обетованная страна искусств», но страна, таящая опасность для романтически настроенных мечтателей. Италия – родина не только Рафаэля, но и графа Калиостро, к которому Гофман относился крайне отрицательно. Именно в Италии немецкий художник Эразм Спикер (новелла «Приключение в ночь под Новый год») встречает роковую красавицу-итальянку и сопровождающего ее доктора Дапертутто. Италия – страна демонических фигур, всевозможных колдунов, алхимиков, лжеученых, а также талантливых, красивых, но обладающих разрушительной силой женщин. Так, в новелле Гофмана «Песочный человек» (1815) создатели куклы с живыми глазами, в которую влюбляется немецкий мечтатель Натанаэль, носят итальянские фамилии – профессор Спаланцани и продавец барометров Коппола. Одним из самых зловещих героев Гофмана, вступивших в сговор с сатаной, является доктор Трабаккио из новеллы «Игнац Деннер» (1814). Он изобрел чудодейственные капли, которые изготавливал «из сердца ребенка, которому исполнилась девять недель, девять месяцев или девять лет, при этом надо, чтобы ребенок был передан знахарю добровольно. Чем ближе ему ребенок по родству, тем живительнее бальзам, он способен даровать омоложение, а еще с его помощью можно делать искусственное золото» .

По контрасту с преданными искусству немецкими музыкантами Э.Т.А.Гофман описывает итальянских примадонн в новеллах «Советник Креспель» (1818) и «Фермата» (1819). Советника Креспеля именуют чудаком. Он – ученый юрист и изготовитель великолепнейших скрипок. Советник оказался в Италии в поисках редких скрипок. В Венеции он услышал прославленную певицу Анджелу Л., которая поразила его своим искусством и ангельской красотой. Увлечение завершилось свадьбой. Однако за ангельской внешностью блистательной певицы скрывались черты тирана и мучителя. Искреннее увлечение итальянской примадонной заканчивается разрывом всех отношений с ней. В новелле «Фермата» таинственные и обворожительные певицы-итальянки пробудили талант композитора в девятнадцатилетнем немецком юноше. Теодор оставляет родные места и отправляется с ними. Однако скоро наступает прозрение. Сначала он был обижен капризной Лауреттой, а затем стал случайным слушателем разговора сестер с итальянским тенором, в котором они безжалостно издевались над наивным юношей. Как советник Креспель, сумевший принять быстрое решение, так и Теодор навсегда покидает оскорбивших и унизивших его итальянок.

Для Э.Т.А.Гофмана Италия была и сказочно-возвышенной страной . Он несколько раз строил планы о поездке в Италию, но так и не побывал в ней. Однако эту страну Гофман ясно представлял себе по произведениям искусства, прежде всего, по художественному миру своего любимого писателя К.Гоцци (1720-1806). В новелле «Дож и догаресса» (1819) пространство Италии представлено Гофманом в ореоле величия и разрушения. Лунный свет, бегущие волны, чарующие напевы, башни и дворцы прекрасной Венеции создают атмосферу сказочной таинственности и тревожности. Мятежные натуры престарелого дожа Мариино Фальери, а также отца и дяди его молодой жены Аннунциаты являются порождением волшебно-сказочного мира, в котором обязательны страсти: они были казнены. Фантастические события, таинственные совпадения и случайности связывают итальянскую догарессу и немецкого юношу, которые оказались игрушками в руках заговорщиков против синьории. Антонио вместе с Аннунциатой отправляются в Германию, но поднялась буря и «бездонная пропасть» поглотила молодых людей. Несмотря на трагических финал жизни молодых людей, любовь, которая была ниспослана им свыше, объединила их перед смертью и сделала безмерно счастливыми.

Однако в целом изображение Италии Э.Т.А.Гофманом и поздними романтиками коренным образом отличается от вакенродеровско-тиковской традиции. На место «восхитительной Италии» с «прекрасными небесами», «бодрящим воздухом» приходит демонически-хаотическая страна. Если раньше она вдохновляла героев иенских романтиков, то теперь отъезд героев из Рима является поворотным пунктом в их судьбе, готовящим счастливую развязку. Путешествует в Рим герой романа Э.Т.А.Гофмана «Эликсиры сатаны» (1816). Медарда гонит в Италию дух его предков. Только вернувшись обратно, в монастырь Святой Липы, расположенный в Восточной Пруссии, он, как когда-то его предок Франческо, обретает покой. Гофман связывает с родной страной представление не только об истинной музыке, но и об истинной религии.

Й.Эйхендорф (J.Eichendorf, 1788-1857) – поздний немецкий романтик – в новелле «Из жизни одного бездельника» (1826) тоже изображает путешествие героя в Рим и обратно. Герой Эйхендорфа после знакомства с Италией дает ей следующую характеристику: «Я твердо решил навсегда покинуть вероломную Италию, ее безумных художников, померанцы и камеристок…» . Эмоционально-возвышенный тон В.Вакенродера и Л.Тика (иногда и Гофмана) при изображении Италии меняется у Й.Эйхендорфа на гротескно-комический .

Тема вмешательства «враждебных сил» в человеческую жизнь интересовала Э.Т.А.Гофмана на протяжении всего творческого пути. По мнению писателя, человек часто оказывается бессильным против темных сил, которые он называет «враждебным началом». Эта тема рассматривается Гофманом в разных направлениях.

Особую популярность в романтическую эпоху приобрела легенда о договоре человека с дьяволом. С эпохи Средневековья в Германии самой известной была легенда о докторе Фаусте. Мотив договора человека с дьяволом ярко изображается в новеллах Гофмана с помощью завуалированной фантастики. В новелле «Магнетизер» (1814) договор датского майора с чертом освобождается от авторского свидетельства: это важное событие приурочено к прошлому. Поэтому повествование о нем переводится в форму слухов и предположений. О своих встречах в молодости с датским майором рассказывает старый барон: «Старик-инвалид, приставленный ко мне слугой, со всей уверенностью заявлял, что с майором, дескать, дело не чисто и что много лет назад ему явился на море дьявол, посулив спасение от гибели и сверхчеловеческую силу творить чудеса, и тот принял это, предавшись тем самым сатане…». Э.Т.А.Гофман обычно изображает представителей других наций в роли заключающих сделку с дьяволом. Так, в новелле «Стихийный дух» (1822) в сговор с нечистой силой вступает майор О’Маллей. Очень высокий, неуклюжий, ирландец по происхождению, с широко расставленными стеклянными глазами. Он был обязан жизнью Виктору фон П., чувствовал расположение к молодому другу, называя его «мой сын». Благодарный О’Маллей изготавливает романтически настроенному Виктору куколку-терафим или саламандру, которая превращается в женское существо, вызывающее восторг: «никогда я даже во сне не видел ни такой нежной благородной фигуры, ни такого прекрасного лица» . Виктор назвал таинственную незнакомку Авророй и мечтал о союзе с ней. Однако ледяной ужас овладел им, когда за обладание Авророй нужной заплатить ценой блаженства в загробном мире. Герой чувствует себя «попавшим в когти к дьяволу»: «Майор захохотал мне вслед. Мне почудился в этом смехе насмешливый хохот самого сатаны» . «Дьявольское искусство» по вызыванию стихийных духов называется «черным искусством». Демоническая сила, вторгшаяся в жизнь Виктора фон П., приносит страдание, но не приводит героя к смерти. Ему на помощь приходит верный слуга. В результате Виктор фон П. не продает свою душу дьяволу, хотя осознает, что вступил в союз с демоническими силами. Это отличает героя от героев «Истории Петера Шлемиля» А. фон Шамиссо и «Приключения в ночь под Новый год» Э.Т.А.Гофмана. Петер Шлемиль продает свою тень «господину в сером», а Эразм Спикер – свое отражение в зеркале.

В новелле «Песочный человек» (1815) Гофман подробно описывает вмешательство «враждебных сил» в жизнь немецкого мечтателя. По мнению автора, именно энтузиастически настроенная личность особенно подвержена влиянию демонических сил. На Натанаэля губительно воздействует «образ отвратительного продавца барометров Копполы» . Дьявольская сила в облике героев с итальянскими фамилиями (Коппола и Спаланцани) помогает им стать создателями куклы-автомата. Натанаэль полюбил Олимпию, не зная, что это искусно сделанная механическая кукла. К «враждебным силам» Гофман относит «бесовскую механику», создающую циничное подобие человека. В контексте этой темы описываются и оптические инструменты – очки, зеркала. Они могут искажать восприятие мира, как это и случилось с Натанаэлем. Карманная подзорная труба, приближающая предметы, деформировала облик Олимпии: ее глаза, казавшиеся мертвыми и неподвижными, теперь кажутся излучающими лунное сияние.

Первым ввел образ автомата, подменяющего реального человека, немецкий романтик гейдельбергской группы А.фон Арним (A.von Arnim, 1781-1831). В повести «Изабелла Египетская» (1812) используется образ голема – глиняного человека. Здесь голем – двойник и соперница Изабеллы.

Мотив двойника тоже связан с «враждебным началом». Продавец барометров Коппола является двойником старого адвоката Коппелиуса, который, в свою очередь, в воображении Натанаэля восходит к образу Песочника из нянюшкиной сказки: «это был отвратительный призрачный колдун, который всюду, где бы он ни появлялся, приносил горесть, напасть – временную и вечную погибель» . С мотивом двойничества связана невероятная история маленького уродца Цахеса из новеллы Э.Т.А.Гофмана «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» (1819). Двойник присваивает себе общественное положение и заслуги других. Все окружающие ослеплены видимостью. Для них Цахес-Циннобер – умный, красивый, наделенный многими талантами.

Мотив двойничества присутствует уже в новелле Л.Тика «Белокурый Экберт» (1797). Двойниками старушки, мстившей Берте и Экберту, оказываются Филипп Вальтер и Гуго фон Вольфсберг, которые в конце концов и приводят к гибели героев.

Мрачный колорит в изображении мотива двойничества объединяет Э.Т.А.Гофмана, А.фон Арнима и Л.Тика. Однако в представлении Новалиса – автора романа «Генрих фон Офтердинген» (1802) – с образами двойников может быть связана и положительная трактовка.

Э.Т.А.Гофман стал создателем образцовой романтической новеллы. Хотя он часто и вступал в полемику со своими предшественниками и современниками, для него важнее была «жизнь в мечте», «жизнь в поэзии». Поэтому он переносит в воображаемые сказочные страны своих любимых героев. В Атлантиде оказываются счастливые Ансельм и Серпентина – герои новеллы «Золотой горшок» (1814). Э.Т.А.Гофман предоставляет читателю право выбора: можно всерьез принять сказочно-мифологический вымысел как противопоставление убожеству окружающей жизни, а можно и примириться с его иллюзорностью. Но сам мечтатель Гофман в обращении к читателю призывает: «Попробуй, благосклонный читатель, в том волшебном царстве, полном удивительных чудес, вызывающих могучими ударами величайшее блаженство и величайший ужас… Попробуй, говорю я, благосклонный читатель, узнать там давно знакомые лица и образы, окружающие тебя в обыкновенной или, как говорится, повседневной жизни, и ты поверишь, что это чудесное царство гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь…» .

Список использованной литературы

1. Гейне Г. Романтическая школа // Гейне Г. Собрание сочинений: В 10 тт. – М., 1976. – Т.6. – С.219.

1. 
   Гофман Э.Т.А. Дневники // Гофман Э.Т.А. Крейслериана. Житейские воззрения кота Мурра. Дневники. – М., 1972. – С.467.
2. 
   Гофман Э.Т.А. Кавалер Глюк /Пер. Н.Касаткиной //Гофман Э.Т.А. Крейслериана. Житейские воззрения кота Мурра. Дневники. – М., 1972. – С.13.
3. 
   Вакенродер В.Г. Достопримечательная музыкальная жизнь композитора Иозефа Берглингера» /Пер. А.Алявдиной // Избранная проза немецких романтиков: В 2-х тт. – М., 1979. – Т.1. – С.34.
4. 
   Об искусстве и художниках; Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л.Тиком /Пер. С.Шевырева. – М., 1826. – С.15.
5. 
   Гофман Э.Т.А. Выбор невесты /Пер. И.Татариновой // Гофман Э.Т.А. Новеллы /Сост. Н.А.Жирмунская. – Л., 1990. – С.446.
6. 
   Гофман Э.Т.А. Игнац Деннер /Пер. Б.Хлебникова // Гофман Э.Т.А. Собрание сочинений: В 6 тт. – М., 1994. – Т.2. – С.363.
7. 
   Эйхендорф Й. Из жизни одного бездельника /Пер. Д.Усова // Жизнь льется через край. Сказки и истории немецких романтиков /Сост. И.Солодинина. – М., 1991. – С.536.
8. 
   Гофман Э.Т.А. Магнетизер /Пер.А.Славинской //Гофман Э.Т.А. Новеллы. – Л., 1990. – С.28.
9. 
   Гофман Э.Т.А. Стихийный дух /Пер. А.Соколовского //Гофман Э.Т.А. Серапионовы братья. Сочинения: В 2 тт. – Минск, 1994. – Т.2. – С.247.
10. 
    Гофман Э.Т.А. Песочный человек /Пер.А.Морозова //Гофман Э.Т.А. Собрание сочинений: В 6 тт. – М., 1994. Т.2. – С.304.
11. 
    Гофман Э.Т.А. Золотой горшок /Пер. В Соловьева //Гофман Э.Т.А. Золотой горшок и другие истории. – М., 1981. – С.89.

А.Мицкевич как основоположник польского романтизма. Особенности цикла «Крымские сонеты»
Польский романтизм связан с особенностями исторической обстановки. В 20-е годы XIX века развернулась активная деятельность польских конспиративных организаций. Романтизм рассматривается как направление, способное выразить новые общественные настроения.

Большую роль в подготовке «романтического перелома» сыграл сентиментализм. Казимеж Бродзиньский в статье «О классическом и романтическом, а также о духе польской поэзии» (1818) предлагает «средний» путь, поскольку достоинства и недостатки есть в классицизме и в романтизме. «Средний» путь связан с использованием национальной традиции, связанной с фольклором. Теоретические разработки новой художественной системы представлены в работах Мауриция Мохнацкого – критика и члена тайного общества. Он опирался на философию Ф.Шеллинга и рассматривал национальную литературу как средство «самопознания нации в ее естестве», защищал принципы творческой свободы художника, требовал от литературы отражения действительности.

Адам Мицкевич (1798 – 1855) – уроженец Белоруссии, сын адвоката, окончил Виленский университет. Он был активным участником тайных обществ «филомантов» (=друг науки) и «филаретов» (= друзья добродетели), за свою деятельность в 1824 г. был выслан из Литвы, где в это время работал учителем в Ковно. Четыре года он провел в России – Петербург, Одесса, Москва; сблизился с будущими декабристами, с А.С.Пушкиным, был обручен с Каролиной Яниш. В 1829 г. покинул Россию, но на родину не вернулся, жил в Европе, в основном, в Париже.

Сборник «Поэзия» (1822) А.Мицкевича рассматривается манифестом польского романтизма. В предисловии он говорит об исторических корнях романтической поэзии. Условием расцвета литературы считает ее истинно национальный характер, ориентацию на народ, а не на избранных. Основа цикла – «Баллады и романсы». В этих жанрах наглядно проявилось увлечение фольклором, обогащение языка за счет простонародных говоров. Мицкевич использует мотивы народного творчества, переосмысливает, выделяя нравственный аспект; активно использует фантастику: сверхъестественные силы защищают невинность, наказывают за преступления. С влиянием незримого мира на человеческую жизнь связано романтическое двоемирие.

Творчество Мицкевича делится на два периода: I – 1817 – 1831: драматическая поэма «Дзяды» (дзяды – это народный белорусский обряд поминовения умерших; хор крестьян произносит суждения о нравственности и долге, вызывая на суд духов усопших и вынося свой приговор их поступкам), романтическая поэма «Гражина» (изображается время борьбы литовцев с Тевтонским орденом), «Крымские сонеты», поэма «Конрад Валленрод» (эпоха войн с крестоносцами, герой – байроновского типа); II – 1831-1855: поэма «Пан Тадеуш» (панорама жизни польской шляхты начала XIX в.) и др.

Сборник «Крымские сонеты» (1826) написан в «русский период» творчества Мицкевича. Он Объединен темой родины и единством героя. Пушкин в «Путешествии Онегина» писал:

Там пел Мицкевич вдохновенный.

И, посреди прибрежных скал,

Свою Литву воспоминал…

Тоска по родине – основное настроение лирического героя. Это – польский поэт, изгнанный из своего Отечества, тяжело переживающий разлуку. Так, в сонете «Аккерманские степи» он пишет:

Постой! Какая тишь! Прислушайся! – вдали

Незримые шумят крылами журавли;

Я слышу – мотылек едва колышет колос,

Я слышу, как змея по зарослям ползет…

Но нет… Поехали! – никто нас не зовет»

Перевод А.М.Ревича

Это настроение отчетливо звучит в сонете «Гробница Потоцкой». Одно из крымских преданий связано с именем польки из рода Потоцких – возлюбленной хана Керим-Гирея. Своей невольнице он поставил памятник.

Дочь Польши! Так и я умру в чужой стране.

О, если б и меня с тобой похоронили!

Пройдут здесь странники, как прежде проходили,

И я родную речь услышу в полусне,

И, может быть, поэт, придя к твоей могиле,

Заметит рядом холм, споет и обо мне.

Перевод А.М.Ревича

Глядя на звездное небо, изгнанник не в силах восторгаться красотой восточной ночи. Звезды пунктирами обозначают ему путь к родной земле, куда несется его мысль:

Откуда столько звезд во мраке засверкало

Вон там, на севере, над польской стороной?

Иль твой горящий взор, летя к земле родной,

Рассыпал угольки, когда ты угасала?

Перевод А.М.Ревича

Тоска по родине выражается в оппозиции юг/север . Трясины родной земли предстают в воображении прекраснее крымских садов с их пышным покрывалом.

Лирический герой – странник , не сгибающийся под ударами судьбы, восхищается «краем довольства и красоты», но тоскует по Отчизне и близким. Лирический герой выражает важную особенность польского романтизма – человек рассматривается не только как объект приложения внешних сил, но и как субъект, воздействующий на обстоятельства.

В «Крымских сонетах» создается своеобразная поэтическая биография, которая могла совпадать с реальной, но не была ей тождественна.

Ориентализм Мицкевича возникал не только под непосредственным впечатлением от поездки в Крым, но и как художественный стиль, позволивший выразить своеобразие личности скитальца.

В то время Крым сохранил яркий колорит мусульманской культуры. Мицкевич создает собственную космогонию , обращаясь к гиперболизации, используя образы восточной мифологии и усложненный метафорический язык . В цикле даны пышные и красочные описания южной природы. Очень ярко представлены степи, море, горы. Например, сонет «Чатырдаг»:

Великий Чатырдаг, о мачта крымских гор!

Целую с трепетом подножье грозной кручи.

Вселенский минарет. Султан вершин могучий!

Ты голову вознес в заоблачный простор.

Перевод А.М.Ревича

Лирический герой сонетов все время пытается преодолеть пропасть отчуждения от природы – подняться на вершину Чатырдага, заглянуть в таинственную расселину вселенной, найти успокоение в бурной стихии моря. Но горечь воспоминаний при этом всегда с ним. В этом трагическом разладе с действительностью выражена главная идея «Крымских сонетов».

Сонеты отличаются богатством зрительных наблюдений . Например, Мицкевич посвящает несколько сонетов Бахчисараю – «Бахчисарайский дворец», «Бахчисарай ночью», он описывает Алушту в сонетах – «Алушта днем», «Алушта ночью».

Каждый из сонетов Мицкевича много раз переводился на русский язык. Так, один и тот же фрагмент сонета «Бахчисарай ночью» выглядит следующим образом:

Светильниками звезд гарем небес расшит;

Меж ними облачко плывет неторопливо,

Как лебедь, дремлющий на синеве залива, -

Крутая грудь бела, крыло, как жар, горит…

Перевод А.М.Ревича

В гареме неба – звезд блистают миллионы;

В эфире голубом там плавает средь них

Одно лишь облачко, как будто лебедь сонный,

Грудь белая – края в каемках золотых...

Перевод Ю.И.Познанского

Гаремом звезд его зажегся небосвод,

Одно лишь облачко в лазоревом эфире,

Как лебедь белая среди зеркальной шири,

Каймою золотой повитое, плывет…

1. Краткая характеристика творчества Гофмана.
2. Поэтика романтизма в сказке «Золотой горшок».
3. Сатира и гротеск в сказке «Крошка Цахес».

1. Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776-1822) – романтический писатель, музыкант, художник.

Воспитывался дядей, юристом, склонным к фантастике и мистике . Был всесторонне одаренной личностью. Увлекался музыкой (играл на фортепьяно, органе, скрипке, пел, дирижировал оркестром. Прекрасно знал теорию музыки, занимался музыкальной критикой, был довольно известным композитором и блестящим знатоком музыкальных творений) , рисовал (был графиком, живописцем и театральным декоратором ), в 33 года стал писателем. Часто не знал, во что может воплотиться замысел: «... По будням я юрист и - самое большее - немного музыкант, в воскресенье днем рисую, а вечером до глубокой ночи бываю весьма остроумным писателем», - сообщает он приятелю. Вынужден был зарабатывать на жизнь юриспруденцией, часто жить впроголодь.

Невозможность зарабатывать любимым делом привела к двойной жизни и двойственности личности. Такое существование в двух мирах оригинально выражается в творчестве Гофмана. Двойничество возникает 1) из-за осознания разрыва между идеальным и реальным, мечтой и жизнью; 2) из-за осознания незавершенности личности в современном мире, что позволяет обществу навязывать ей свои роли и маски, не отвечающие ее сущности.

Таким образом в художественном сознании Гофмана взаимосвязаны и противопоставляются друг другу два мира – реально-бытовой и фантастический. Обитатели этих миров - филистеры и энтузиасты (музыканты).

Филистеры: живут в реальном мире, всем довольны, не знают про «высшие миры», поскольку не ощущают в них нужды. Их больше, из них состоит общество, где царит житейская проза и бездуховность.

Энтузиасты: Реальность вызывает у них отвращение, живут духовными интересами и искусством. Практически все – художники. У них иная система ценностей, нежели у филистеров.

Трагизм в том, что филистеры постепенно вытесняют энтузиастов из реальной жизни, оставляя им царство фантазии.

Творчество Гофмана можно условно разделить на 3 периода:

1) 1808-1816 – первый сборник «Фантазии в манере Калло» (1808 - 1814) (Жак Калло, барочный художник, известный своими странными, гротескными картинами). Центральный образ сборника – капельмейстер Крайслер – музыкант и энтузиаст, в реальном мире обреченный на одиночество и страдание. Центральная тема – искусство и художник в его взаимоотношениях с обществом.

2) 1816-1818 – роман «Эликсиры сатаны» (1815), сборник «Ночные повести» (1817), куда входит известная сказка «Щелкунчик и мышиный король». Фантастика приобретает иной характер: исчезает ироническая игра, юмор, появляется готический колорит, атмосфера ужаса. Изменяется место действия (лес, замки), персонажи (члены феодальных семей, преступники, двойники, призраки). Доминантный мотив – владычество демонического фатума над человеческой душой, всесилье зла, ночная сторона человеческой души.

3) 1818-1822 – повесть-сказка «Крошка Цахес» (1819), сборник «Серапионовы братья» (1819-1821), роман «Житейские воззрения кота Мурра» (1819-1821), другие новеллы. Окончательно определяется творческая манера Гофмана – гротескно-фантастический романтизм. Интерес к социально-философским и социально-психологическим аспектам чел-й жизни, обличение процесса отчуждения человека и механистичности. Появляются образы кукол и марионеток, отражающие «театр жизни».

(В "Песочном человеке механическая кукла стала законодательницей зал в "благомыслящем обществе". Олимпия – кукла-автомат, которую ради забавы, ради того, чтобы посмеяться над людьми и потешить себя, известный профессор выдал за свою дочь. И это отлично проходит. Он устраивает у себя на дому приемы. Молодые люди ухаживают за Олимпией. Она умеет танцевать, она умеет очень внимательно слушать, когда ей что-то говорят.

И вот некий студент Натанаэль до смерти влюбляется в Олимпию, нисколько не сомневаясь в том, что это живое существо. Он считает, что нет никого умнее Олимпии. Она очень чуткое существо. У него нет лучшего собеседника, чем Олимпия. Это все его иллюзии, эгоистические иллюзии. Так как она научена слушать и не перебивает его и говорит все время он один, то у него и получается такое впечатление, что Олимпия разделяет все его чувства. И более близкой души, чем Олимпия, у него нет.

Все это обрывается тем, что он однажды пришел в гости к профессору не вовремя и увидел странную картину: драку из-за куклы. Один держал ее за ноги, другой за голову. Каждый тянул в свою сторону. Тут и обнаружилась эта тайна.

После обнаружения обмана в обществе "высокочтимых господ" установилась странная атмосфера: "Рассказ об автомате глубоко запал им в душу, и в них вселилась отвратительная недоверчивость к человеческим лицам. Многие влюбленные, дабы совершенно удостовериться, что они пленены не деревянной куклой, требовали от своих возлюбленных, чтобы те слегка фальшивили в пении и танцевали не в такт... а более всего, чтобы они не только слушали, но иногда говорили и сами, да так, чтобы их речи и впрямь выражали мысли и чувства. У многих любовные связи укрепились и стали задушевней, другие, напротив, спокойно разошлись".)

Самые популярные художественные средства – гротеск, ирония, сатирическая фантастика, гипербола, карикатура. Гротеск, по Гофману – это причудливое сочетание различных образов и мотивов, свободная игра с ними, игнорирование рациональности и внешнего правдоподобия.

Роман «Житейские воззрения кота Мурра» - вершина творчества Гофмана, воплощение особенностей его поэтики. Главные герои – реально существовавший кот Гофмана и альтер эго Гофмана – капельмейстер Иоганн Крайслер (герой первого сборника «Фантазии в манере Калло»).

Две сюжетные линии: автобиография кота Мурра и жизнеописания Иоганна Крайслера. Кот, излагая свои житейские воззрения, рвал на части жизнеописание Иоганнеса Крейслера, которое попало ему в лапы и использовал выдранные страницы «частью для прокладки, частью для просушки». По небрежности наборщиков эти страницы тоже были напечатаны. Композиция двупланова: крайслериана (пафос трагический) и мурриана (пафос комедийно-пародийный). Причем кот относительно хозяина представляет мир филистеров, а в кошачье-собачьем мире – представляется энтузиастом.

Кот претендует на главную роль в романе - роль романтического "сына века". Вот он, умудренный и житейским опытом, и литературно-философскими штудиями, рассуждает в зачине своего жизнеописания: "Как редко, однако, встречается истинное сродство душ в наш убогий, косный, себялюбивый век!.. Мои сочинения, несомненно, зажгут в груди не одного юного, одаренного разумом и сердцем кота высокий пламень поэзии... а иной благородный кот-юнец всецело проникнется возвышенными идеалами книги, которую я вот сейчас держу в лапах, и воскликнет в восторженном порыве: "О Мурр, божественный Мурр, величайший гений нашего достославного кошачьего рода! Только тебе я обязан всем, только твой пример сделал меня великим!" Уберите в этом пассаже специфически кошачьи реалии - и перед вами будут вполне романтические стиль, лексикон, пафос.

Или, например: Читаем печальную повесть жизни капельмейстера Крейслера, одинокого, мало кем понимаемого гения; взрываются вдохновенные то романтические, то иронические тирады, звучат пламенные восклицания, пылают огненные взоры - и вдруг повествование обрывается, подчас буквальна на полуслове (кончилась выдранная страница), и те же самые романтические тирады бубнит ученый кот: "...я твердо знаю: моя родина - чердак! Климат отчизны, ее нравы, обычаи, - как неугасимы эти впечатления... Откуда во мне такой возвышенный образ мыслей, такое неодолимое стремление в высшие сферы? Откуда такой редкостный дар мигом возноситься вверх, такие достойные зависти отважные, гениальнейшие прыжки? О, сладкое томление наполняет грудь мою! Тоска по родному чердаку поднимается во мне мощной волной! Тебе я посвящаю эти слезы, о прекрасная родина..."

Мурриана – сатира на немецкое общество, его механистичность. Крайслер – не бунтарь, верность искусству возвышает его над обществом, ирония и сарказм – способ защиты в мире филистеров.

Творчество Гофмана оказало огромное влияние на Э. По, Ш. Бодлера, О. Бальзака, Ч. Диккенса, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, О. Уайльда, Ф. Кафку, М. Булгакова.

2. «Золотой горшок: сказка из новых времен» (1814)

Гофмановское двоемирие проявляется на разных уровнях текста. Уже жанровое определение сочетает два временных полюса: сказка (сразу отсылающая в прошлое) и новое время. Кроме этого, подзаголовок можно трактовать и как сочетание фантастического (сказка) и реального (Новое время).

Структурно сказка состоит из 12 вигилий (изначально – ночная стража), 12 – мистическое число.

На уровне хронотопа сказка также двойственна: действие происходит во вполне реальном Дрездене, в Дрездене мистическом, открывшемся главному герою Ансельму, и в таинственной стране поэтов и энтузиастов Атлантиде. Время также знаково: события сказки происходят в день Вознесения Господня, что отчасти намекает на дальнейшую судьбу Ансельма.

Образная система включает представителей фантастического и реального мира, Добра и Зла. Ансельм – молодой человек, который обладает всеми чертами энтузиаста («наивной поэтической душой»), но пока находится на перепутье между двумя мирами (студент Ансельм – поэт Ансельм (в последней главе)). За его душу идет борьба между миром филистеров, который представляет Вероника, надеющаяся на его будущую блестящую карьеру и мечтающая стать его женой, и Серпентина, золотисто-зеленая змейка, дочь архивариуса Линдгорста и по совместительству – могучего волшебника Саламандра. Ансельм чувствует себя неловко в реальном мире, но в минуты особых душевных состояний (вызванных «пользительным табаком», «желудочным ликером») способен видеть иной, волшебный мир.

Двоемирие реализуется также в образах зеркала и зеркальных предметов (зеркало гадалки, зеркало из лучей света от перстня архивариуса), цветовой гамме, которая представлена оттенками цветов (золотисто-зеленая змейка, щучье-серый фрак), динамичными и текучими звуковыми образами, игре со временем и пространством (кабинет архивариуса, как и Тардис в современном сериале «Доктор Кто» внутри больше, чем снаружи))).

Золото, драгоценности и деньги обладают мистической силой, губительной для энтузиастов (именно польстившись на деньги, Ансельм и попадает в склянку под стекло). Образ Золотого горшка неоднозначен. С одной стороны – это символ творчества, из которого вырастает Огненная Лилия поэзии (аналог «голубого цветка» романтизма у Новалиса), с другой – изначально он задумывался как образ ночного горшка. Ирония образа позволяет раскрыть настоящую судьбу Ансельма: он обитает с Серпентиной в Атлантиде, но фактически живет где-то в холодной мансарде здесь же в Дрездене. Вместо того, чтобы стать преуспевающим надворным советником, он стал поэтом. Финал сказки ироничен – читатель сам принимает решение, счастливый ли он.

Романтическая сущность героев проявляется в их профессиях, внешности, бытовых привычках, поведении (Ансельма принимают за сумасшедшего). Романтич-кая манера Гофмана – в использовании гротескных образов (преображение дверного молотка, старухи), фантастики, иронии, которая реализуется в портретах, авторских отступлениях, задающих определенный тон в восприятии текста.

3. «Крошка Цахес, по прозванью Циннобер» (1819)

Повесть-сказка также реализует двойственность гофмановского характера. Но, в отличии от «Золотого горшка», она демонстрирует манеру позднего Гофмана и представляет собой сатиру на немецкую действительность, дополненную мотивом отчуждения человека от того, что им создано. Содержание сказки актуализируется: она переносится в узнаваемые жизненные обстоятельства и касается вопросов общественно-политического бытия эпохи.

Двуплановость новеллы раскрывается в противопоставлении мира поэтической мечты, сказочной страны Джиннистан, миру реальной повседневности, княжеству князя Барсануфа, в котором происходит действие новеллы. Двойственное существование ведут здесь некоторые персонажи и вещи, поскольку они совмещают свое сказочное волшебное бытие с существованием в реальном мире (фея Розабельверде, Проспер Альпанус). Фантастика часто сочетается с бытовыми деталями, что придает ей ироничный характер.

Ирония и сатира в «Золотом горшке» направлена на мещанство и имеет морально-этический характер, а здесь она более острая и получает социальное звучание. Изображение карликового княжества Барсануфа в гротескной форме воспроизводит порядки многих немецких государств с их деспотическими правителями, бездарными министрами, насильственно вводимым «просвещением», ложной наукой (профессор Моше Терпин, изучающий природу и для этого получающий «из княжеских лесов редчайшую дичь и уникальных животных, которых он и пожирает в жареном виде, чтобы исследовать их природу». Кроме того, он пишет трактат, почему вино отличается от воды и «уже изучил полбочки старого рейнского и несколько дюжин бутылок шампанского и теперь приступил к бочке аликанте») .

Писатель рисует мир ненормальный, лишенный логики. Символическим выражением этой ненормальности выступает заглавный герой сказки Крошка Цахес, который не случайно изображен негативно. Цахес – гротескный образ уродливого карлика, которого добрая фея заколдовала, чтобы люди перестали замечать его уродство. Волшебная сила трех золотых волосков, символизирующих власть золота, приводит к тому, что все достоинства других приписываются Цахесу, а все просчеты – окружающим, что позволяет ему стать первым министром. Цахес и страшен, и смешон. Страшен Цахес тем, что обладает явной силой в государстве. Страшно и отношение к нему толпы. Массовая психология в иррациональном ослеплении кажимостью возвеличивает ничтожество, слушается его и поклоняется ему.

Антагонистом Цахеса, с помощью чародея Альпануса открывающего истинную сущность уродца, выступает студент Бальтазар. Это отчасти двойник Ансельма, способный видеть не только реальный, а и волшебный мир. При этом его желания находятся целиком в мире реальном – он мечтает жениться на милой девушке Кандиде, причем богатство, обретенное ими, представляет собой филистерский рай: "сельский дом", на приусадебном участке которого произрастает "отменная капуста, да и всякие другие добротные овощи"; в волшебной кухне дома "горшки никогда не перекипают", в столовой не бьется фарфор, в гостиной не пачкаются ковры и чехлы на стульях...». Не случайно «вигилия 12-я», говорящая о неоконченности судьбы Ансельма и его продолжающейся жизни в Атлантиде, сменяется здесь «главой последней», что указывает на финал поэтических исканий Бальтазара и его поглощенность бытом.

Романтическая ирония Гофмана двунаправлена. Ее объектом является и жалкая действительность, и позиция энтузиаста-мечтателя, что свидетельствует об ослаблении позиций романтизма в Германии.

Вступив в литературу в ту пору, когда иенскими и гейдельбергскими романтиками уже были сформулированы и развиты основные принципы немецкого романтизма, Гофман был художником-романтиком. Характер конфликтов, лежащий в основе его произведений, их проблематика и система образов, само художественное видение мира остаются у него в рамках романтизма. Так же как и у иенцев, в основе большинства произведений Гофмана находится конфликт художника с обществом. Изначальная романтическая антитеза художника и общества - в основе мироощущения писателя. Вслед за иенцами высшим воплощением человеческого «Я» Гофман считает творческую личность.- художника, «энтузиаста», по его терминологии, которому доступен мир искусства, мир сказочной фантастики, те единственные сферы, где он может полностью реализовать себя и найти прибежище от реальной филистерской повседневности.
Но и воплощение и разрешение романтического конфликта у Гофмана иные, нежели у ранних романтиков. Через отрицание действительности, через конфликт художника с ней иенцы поднимались к высшей ступени своего мироощущения - эстетическому монизму, когда весь мир становился для них сферой поэтической утопии, сказки, сферой гармонии, в которой художник постигает себя и Вселенную. Романтический герой Гофмана живет в реальном мире (начиная с кавалера Глюка и кончая Крейслером). При всех своих попытках вырваться за его пределы в мир искусства, в фантастическое сказочное царство Джиннистан, он остается в окружении реальной конкретно-исторической действительности. Ни сказка, ни искусство не могут привнести ему гармонию в этот реальный мир, который в конечном итоге их себе подчиняет. Отсюда постоянное трагическое противоречие между героем и его идеалами, с одной стороны, и действительностью - с другой. Отсюда дуализм, от которого страдают гофмановские герои, двоемирие в его произведениях, неразрешимость конфликта между героем и внешним миром в большинстве из них, характерная двуплановость творческой манеры писателя.
Одним из существеннейших компонентов поэтики Гофмана, как и ранних романтиков, является ирония. Причем в гофмановской иронии как творческом приеме, в основе которого лежит определенная философско-эстетическая, мировоззренческая позиция, мы можем четко различить две основные функции. В одной из них он выступает как прямой последователь иенцев. Речь идет о тех его произведениях, в которых решаются чисто эстетические проблемы и где роль романтической иронии близка той, которую она выполняет у иенских романтиков. Романтическая ирония в этих произведениях Гофмана получает сатирическое звучание, но сатира эта не имеет социальной, общественной направленности. Примером проявления такой функции иронии является новелла «Принцесса Брамбилла» - блестящая по своему художественному исполнению и типично гофмановская в демонстрации двуплановости его творческого метода. Вслед за иенцами автор новеллы «Принцесса Брамбилла» считает, что ирония должна выражать «философский взгляд на жизнь», т. е. быть основой отношения человека к жизни. В соответствии с этим, как и у иенцев, ирония является средством разрешения всех конфликтов и противоречий, средством преодоления того «хронического дуализма», от которого страдает главный герой этой новеллы актер Джильо Фава.
В русле этой основной тенденции раскрывается другая и более существенная функция его иронии. Если у иенцев ирония как выражение универсального отношения к миру становилась одновременно и выражением скептицизма и отказа от разрешения противоречий действительности, то Гофман насыщает иронию трагическим звучанием, у него она заключает в себе сочетание трагического и комического. Основной носитель иронического отношения к жизни у Гофмана - Крейслер, «хронический дуализм» которого трагичен в отличие от комичного «хронического дуализма» Джильо Фава. Сатирическое начало иронии Гофмана в этой функции имеет конкретный социальный адрес, значительное общественное содержание, а потому эта функция романтической иронии позволяет ему, писателю-романтику, отразить и некоторые типичные явления действительности («Золотой горшок», «Крошка Цахес», «Житейские воззрения Кота Мурра» - произведения, наиболее характерно отражающие эту функцию иронии Гофмана).
Творческая индивидуальность Гофмана во многих характерных чертах определяется уже в первой его книге «Фантазии в манере Калло», в которую вошли произведения, написанные с 1808 по 1814 г. Новелла «Кавалер Глюк» (1808), первое из опубликованных произведений Гофмана, намечает и наиболее существенные аспекты его мировосприятия и творческой манеры. Новелла развивает одну из основных, если не главную идею творчества писателя - неразрешимость конфликта между художником и обществом. Эта идея раскрывается посредством того художественного приема, который станет доминирующим во всем последующем творчестве писателя - двуплановости повествования.
Подзаголовок новеллы «Воспоминание 1809 года» имеет в этой связи совершенно четкое назначение. Он напоминает читателю, что образ знаменитого композитора Глюка, главного и, в сущности, единственного героя повествования, фантастичен, нереален, ибо Глюк умер задолго до обозначенной в подзаголовке даты, в 1787 г. И вместе с тем этот странный и загадочный старик помещен в обстановку реального Берлина, в описании которого можно уловить конкретно-исторические приметы континентальной блокады: споры обывателей о войне, морковный кофе, дымящийся на столиках кафе.
Все люди делятся для Гофмана на две группы: на художников в самом широком смысле, людей, поэтически одаренных, и людей, абсолютно лишенных поэтического восприятия мира. «Я как высший судья,- говорит alter ego автора Крейслер,- поделил весь род человеческий на две неравные части: одна состоит только из хороших людей, но плохих или вовсе немузыкантов, другая же - из истинных музыкантов». Наихудших представителей категории «немузыкантов» Гофман видит в филистерах.
И это противопоставление художника филистерам особенно широко раскрывается на примере образа музыканта и композитора Иоганна Крейслера. Мифического нереального Глюка сменяет вполне реальный Крейслер, современник Гофмана, художник, который в отличие от большинства однотипных героев ранних романтиков живет не в мире поэтических грез, а в реальной захолустной филистерской Германии и странствует из города в город, от одного княжеского двора к другому, гонимый отнюдь не романтическим томлением по бесконечному, не в поисках «голубого цветка», а в поисках самого прозаического хлеба насущного.
Как художник-романтик, Гофман считает музыку высшим, самым романтическим видом искусства, «так как она имеет своим предметом только бесконечное; таинственным, выражаемым в звуках праязыком природы, наполняющим душу человека бесконечным томлением; только благодаря ей... постигает человек песнь песней деревьев, цветов, животных, камней и вод». Поэтому и основным своим положительным героем Гофман делает музыканта Крейслера.
Высшее воплощение искусства в музыке Гофман видит прежде всего потому, что музыка может быть менее всего связана с жизнью, с реальной действительностью. Как истый романтик, подвергая ревизии эстетику Просвещения, он отказывается от одного из основных ее положений - о гражданском, общественном назначении искусства: «...искусство позволяет человеку почувствовать свое высшее назначение и из пошлой суеты повседневной жизни ведет его в храм Изиды, где природа говорит с ним возвышенными, никогда не слыханными, но тем не менее понятными звуками».
Для Гофмана несомненно превосходство мира поэтического над миром реальной повседневности. И он воспевает этот мир сказочной мечты, отдавая ему предпочтение перед миром реальным, прозаическим.
Но Гофман не был бы художником со столь противоречивым и во многом трагическим мироощущением, если бы такого рода сказочная новелла определяла генеральное направление его творчества, а не демонстрировала лишь одну из его сторон. В основе же своей художественное мироощущение писателя отнюдь не провозглашает полной победы поэтического мира над действительным. Лишь безумцы, как Серапион, или филистеры верят в существование только одного из этих миров. Такой принцип двоемирия отражен в целом ряде произведений Гофмана, пожалуй, наиболее ярких в своем художественном качестве и наиболее полно воплотивших противоречия его мировоззрения. Такова прежде всего сказочная новелла «Золотой горшок» (1814), название которой сопровождается красноречивым подзаголовком «Сказка из новых времен». Смысл этого подзаголовка заключается в том, что действующие лица этой сказки - современники Гофмана, а действие происходит в реальном Дрездене начала XIX в. Так пере- осмысляется Гофманом иенская традиция жанра сказки - в ее идейно-художественную структуру писатель включает план реальной повседневности. Герой новеллы студент Ансельм - чудаковатый неудачник, наделенный «наивной поэтической душой», и это делает доступным для него мир сказочного и чудесного. Столкнувшись с ним, Ансельм начинает вести двойственное существование, попадая из своего прозаического бытия в царство сказки, соседствующее с обычной реальной жизнью. В соответствии с этим новелла и композиционно построена на переплетении и взаимопроникновении сказочно-фантастического плана с реальным. Романтическая сказочная фантастика в своей тонкой поэтичности и изяществе находит здесь в Гофмане одного из лучших своих выразителей. В то же время в новелле отчетливо обрисован реальный план. Не без основания некоторые исследователи Гофмана полагали, что по этой новелле можно успешно реконструировать топографию улиц Дрездена начала прошлого века. Немалую роль в характеристике персонажей играет реалистическая деталь.
Широко и ярко развернутый сказочный план со многими причудливыми эпизодами, так неожиданно и, казалось бы, беспорядочно вторгающийся в рассказ о реальной повседневности, подчинен четкой, логической идейно-художественной структуре новеллы в отличие от намеренной фрагментарности и непоследовательности в повествовательной манере большинства ранних романтиков. Двуплановость творческого метода Гофмана, двоемирие в его мироощущении сказались в противопоставлении мира реального и фантастического и в соответствующем делении персонажей на две группы. Конректор Паульман, его дочь Вероника, регистратор Геербранд - прозаически мыслящие дрезденские обыватели, которых как раз и можно отнести, по собственной терминологии автора, к хорошим людям, лишенным всякого поэтического чутья. Им противопоставлен архивариус Линдхорст с дочерью Серпентиной, пришедший в этот филистерский мир из фантастической сказки, и милый чудак Ансельм, поэтической душе которого открылся сказочный мир архивариуса.
В счастливой концовке новеллы, завершающейся двумя свадьбами, получает полное истолкование ее идейный замысел. Надворным советником становится регистратор Геербранд, которому Вероника без колебания отдает свою руку, отрешившись от увлечения Ансельмом. Осуществляется ее мечта - «она живет в прекрасном доме на Новом рынке», у нее «шляпка новейшего фасона, новая турецкая шаль», и, завтракая в элегантном неглиже у окна, она отдает распоряжения прислуге. Ансельм женится на Серпентине и, став поэтом, поселяется с ней в сказочной Атлантиде. При этом он получает в приданое «хорошенькое поместье» и золотой горшок, который он видел в доме архивариуса. Золотой горшок - эта своеобразная ироническая трансформация «голубого цветка» Новалиса - сохраняет исходную функцию этого романтического символа. Вряд ли можно считать, что завершение сюжетной линии Ансельм - Серпентина является параллелью филистерскому идеалу, воплощенному в союзе Вероники и Геербранда, а золотой горшок - символом мещанского счастья. Ведь Ансельм не отказывается от своей поэтической мечты, он лишь находит ее осуществление.
Философская идея новеллы о воплощении, царства поэтической фантастики в мире искусства, в мире поэзии утверждается в последнем абзаце новеллы. Ее автор, страдающий от мысли, что ему приходится покидать сказочную Атлантиду и возвращаться в жалкое убожество своей мансарды, слышит ободряющие слова Линдхорста: «Разве сами вы не были только что в Атлантиде и разве не владеете вы там по крайней мере порядочной мызой как поэтической собственностью вашего ума? Да разве и блаженство Ансельма есть не что иное, как жизнь в поэзии, которой священная гармония всего сущего открывается как глубочайшая из тайн природы!»
Не всегда, однако, фантастика Гофмана имеет такой светлый и радостный колорит, как в рассмотренной новелле или в сказках «Щелкунчик и Мышиный король» (1816), «Чужое дитя» (1817), «Повелитель блох» (1820), «Принцесса Брамбилла» (1821). Писатель создавал произведения очень различные по своему мироощущению и по использованным в них художественным средствам. Мрачная кошмарная фантастика, отражающая одну из сторон мировоззрения писателя, господствует в романе «Эликсир дьявола» (1815-1816) и в «Ночных рассказах». Большинство «Ночных рассказов», такие, как «Песочный человек», «Майорат», «Мадемуазель де Скюдери», не отягощенные в отличие от романа «Эликсир дьявола» религиозно-нравственной проблематикой, выигрывают по сравнению с ним и в художественном отношении, пожалуй, прежде всего потому, что в них нет такого намеренного нагнетания сложной фабульной интриги.
Сборник рассказов «Серапионовы братья», четыре тома которых появились в печати в 1819-1821 г., содержит неравноценные по своему художественному уровню произведения. Есть здесь рассказы чисто развлекательные, фабульные («Синьор Формика), «Взаимозависимость событий», «Видения», «Дож и догаресса» и др.), банально-назидательные («Счастье игрока»). Но все же ценность этого сборника определяется такими рассказами, как «Королевская невеста», «Щелкунчик», «Артусова зала», «Фалунские рудники», «Мадемуазель де Скюдери», свидетельствовавшими о поступательном развитии таланта писателя и заключавшими в себе при высоком совершенстве художественной формы значительные философские идеи.
Именем пустынника Серапиона, католического святого, называет себя небольшой кружок собеседников, периодически устраивающих литературные вечера, где они читают друг другу свои рассказы, из которых и составлен сборник. Разделяя субъективные позиции в вопросе о соотношении художника и действительности, Гофман, однако, устами одного из членов Серапионова братства объявляет неправомерным абсолютное отрицание реальности, утверждая, что наше земное бытие определяется как внутренним, так и внешним миром. Отнюдь не отвергая необходимости обращения художника к увиденному им самим в реальной действительности, автор решительно настаивает на том, чтобы вымышленный мир изображался настолько четко и ясно, как если бы он предстал перед взором художника в качестве мира реального. Этот принцип правдоподобия воображаемого и фантастического последовательно реализуется Гофманом в тех рассказах сборника, сюжеты которых почерпнуты автором не из собственных наблюдений, а из произведений живописи.
«Серапионов принцип» толкуется и в том смысле, что художник должен отгородиться от общественной жизни современности и служить только искусству. Последнее же, в свою очередь, являет собой мир самодовлеющий, возвышающийся над жизнью, стоящий в стороне от политической борьбы. При несомненной плодотворности этого эстетического тезиса для многих произведений Гофмана нельзя не подчеркнуть, что само его творчество в определенных сильных своих сторонах далеко не всегда соответствовало полностью этим эстетическим принципам, о чем свидетельствует целый ряд его произведений последних лет жизни, в частности сказка «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» (1819), отмеченная вниманием К. Маркса. К концу 10-х годов в творчестве писателя наметились новые существенные тенденции, выразившиеся в усилении общественной сатиры в его произведениях, обращении к явлениям современной общественно-политической жизни («Крошка Цахес». «Житейские воззрения Кота Мурра»), от которых он продолжает принципиально отгораживаться в своих эстетических декларациях, как мы видели на примере «Серапионовых братьев». Одновременно можно констатировать и более определенные выходы писателя в своем творческом методе к реализму («Мастер Мартин-бочар и его подмастерья», 1817; «Мастер Иоганн Вахт», 1822; «Угловое окно», 1822). Вместе с тем вряд ли правильно было бы ставить вопрос о новом периоде в творчестве Гофмана, ибо одновременно с общественно-сатирическими произведениями в соответствии со своими прежними эстетическими позициями он пишет целый ряд новелл и сказок, далеких от общественных тенденций («Принцесса Брамбилла», 1821; «Маркиза де Ла Пивардиер», 1822; «Ошибки», 1822). Если говорить о творческом методе писателя, следует отметить, что, несмотря на значительное тяготение в отмеченных выше произведениях к реалистической манере, Гофман и в последние годы своего творчества продолжает творить в характерно романтическом плане («Крошка Цахес», «Принцесса Брамбилла», «Королевская невеста» из Серапионова цикла; явно преобладает романтический план и в романе о Коте Мурре).
В. Г. Белинский высоко ценил сатирический талант Гофмана, отмечая, что он умел «изображать действительность во всей ее истинности и казнить ядовитым сарказмом филистерство... своих соотечественников».
Эти наблюдения замечательного русского критика в полной мере могут быть отнесены к сказочной новелле «Крошка Цахес». В новой сказке полностью сохраняется двоемирие Гофмана в восприятии действительности, что опять нашло отражение в двуплановости композиции новеллы, в характерах персонажей и в их расстановке. Многие основные действующие лица новеллы-сказки
«Крошка Цахес» имеют своих литературных прототипов в новелле «Золотой горшок»: студент Балтазар - Ансельма, Проспер Альпанус - Линдхорста, Кандида - Веронику.
Двуплановость новеллы раскрывается в противопоставлении мира поэтической мечты, сказочной страны Джиннистан, миру реальной повседневности, тому княжеству князя Барсануфа, в котором происходит действие новеллы. Двойственное существование ведут здесь некоторые персонажи и вещи, поскольку они совмещают свое сказочное волшебное бытие с существованием в реальном мире. Фея Розабельверде, она же канонисса приюта для благородных девиц Розеншен, покровительствует маленькому отвратительному Цахесу, наградив его тремя волшебными золотыми волосками.
В таком же двойственном качестве, как и фея Розабельверде, она же канонисса Розеншен, выступает и добрый волшебник Альпанус, окружающий себя различными сказочными чудесами, которые хорошо видит поэт и мечтатель студент Балтазар. В своей обыденной ипостаси, только и доступной для филистеров и трезвомыслящих рационалистов, Альпанус всего лишь доктор, склонный, правда, к весьма затейливым причудам.
Художественные планы сопоставляемых новелл совместимы, если не полностью, то очень близко. В идейном же звучании при всей своей схожести новеллы довольно различны. Если в сказке «Золотой горшок», высмеивающей мироощущение мещанства, сатира имеет нравственно-этический характер, то в «Крошке Цахесе» она становится более острой и получает социальное звучание. Не случайно Белинский отмечал, что эта новелла запрещена царской цензурой по той причине, что в ней «много насмешек над звездами и чиновниками».
Именно в связи с расширением адреса сатиры, с ее усилением в новелле изменяется и один существенный момент в ее художественной структуре - главным персонажем становится не положительный герой, характерный гофмановский чудак, поэт-мечтатель (Ансельм в новелле «Золотой горшок»), а герой отрицательный - мерзкий уродец Цахес, персонаж, в глубоко символичной совокупности своих внешних черт и внутреннего содержания впервые появляющийся на страницах произведений Гофмана. «Крошка Цахес» - в еще большей степени «сказка из новых времен», нежели «Золотой горшок». Цахес - полнейшее ничтожество, лишенное даже дара внятной членораздельной речи, но с непомерно раздутым чванливым самолюбием, отвратительно уродливый внешне,- в силу магического дара феи Розабельверде выглядит в глазах окружающих не только статным красавцем, но и человеком, наделенным выдающимися талантами, светлым и ясным умом. В короткое время он делает блестящую административную карьеру: не закончив курса юридических наук в университете, он становится важным чиновником и, наконец, всевластным первым министром в княжестве. Такая карьера возможна лишь благодаря тому, что Цахес присваивает чужие труды и таланты - таинственная сила трех золотых волосков заставляет ослепленных людей приписывать ему все значительное и талантливое, совершаемое другими.
Так в пределах романтического мировосприятия и художественными средствами романтического метода изображается одно из больших зол современной общественной системы. Однако несправедливое распределение духовных и материальных благ казалось писателю фатальным, возникшим под действием иррациональных фантастических сил в этом обществе, где властью и богатством наделяются люди ничтожные, а их ничтожество, в свою очередь, силой власти и золота превращается в мнимый блеск ума и талантов. Развенчивание же и свержение этих ложных кумиров в соответствии с характером мировоззрения писателя приходит извне, благодаря вмешательству таких же иррациональных сказочно-волшебных сил (чародей Проспер Альпанус в своем противоборстве с феей Розабельверде покровительствующий Балтазару), которые, по мнению Гофмана, и породили это уродливое социальное явление. Сцену возмущения толпы, врывающейся в дом всесильного министра Циннобера после того, как он лишился своего магического очарования, конечно, не следует воспринимать как попытку автора искать радикальное средство устранения того социального зла, которое символизируется в фантастически-сказочном образе уродца Цахеса. Это всего лишь одна из второстепенных деталей сюжета, отнюдь не имеющая программного характера. Народ бунтует не против злого временщика-министра, а лишь насмехается над отвратительным уродцем, облик которого наконец предстал перед ними в своем подлинном виде. Гротескна в рамках сказочного плана новеллы, а не социально-символична и гибель Цахеса, который, спасаясь от бушующей толпы, тонет в серебряном ночном горшке.
Положительная программа Гофмана совсем иная, традиционная для него - торжество поэтического мира Балтазара и Проспера Альпануса не только над злом в лице Цахеса, но и вообще над миром обыденным, прозаическим. Как и сказка «Золотой горшок», «Крошка Цахес» завершается счастливым финалом - сочетанием любящей пары, Балтазара и Кандиды. Но теперь этот сюжетный финал и воплощение в нем положительной программы Гофмана отражают углубление противоречий писателя, его возрастающую убежденность в иллюзорности того эстетического идеала, который он противопоставляет действительности. В этой связи усиливается и углубляется в новелле и ироническая интонация.
Большое социальное обобщение в образе Цахеса, ничтожного временщика, правящего всей страной, ядовитая непочтительная издевка над коронованными и высокопоставленными особами, «насмешки над звездами и чинами», над ограниченностью немецкого филистера складываются в этой фантастической сказке в яркую сатирическую картину явлений общественно-политического уклада современной Гофману Германии.
Если новелла «Крошка Цахес» уже отмечена явным смещением акцентов с мира фантастического на мир реальный, то в еще большей степени эта тенденция сказалась в романе «Житейские воззрения Кота Мурра вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера, случайно уцелевшими в макулатурных листах» (1819- 1821). Болезнь и смерть помешали Гофману написать последний, третий том этого романа. Но и в незаконченном виде он является одним из самых значительных произведений писателя, представляющим в наиболее совершенном художественном воплощении почти все основные мотивы его творчества и художественную манеру.
Дуализм мировоззрения Гофмана остается и даже углубляется в романе. Но выражается он не через противопоставление мира сказочного и мира действительного, а через раскрытие реальных конфликтов последнего, через генеральную тему творчества писателя - конфликт художника с действительностью. Мир волшебной фантастики совершенно исчезает со страниц романа, за исключением некоторых второстепенных деталей, связанных с образом мейстера Абрагама, и все внимание автора сосредоточивается на мире реальном, на конфликтах, происходящих в современной ему Германии, причем их художественное осмысление освобождается от сказочно-фантастической оболочки. Это не значит, однако, что Гофман становится реалистом, стоящим на позиции детерминированности характеров и развития сюжета. Принцип романтической условности, привнесенности конфликта извне по-прежнему определяет эти основные компоненты. К тому же он усиливается и рядом других деталей: это и история мейстера Абрагама и «невидимой девушки» Кьяры с налетом романтической таинственности, и линия принца Гектора - монаха Киприяна - Анджелы - аббата Хризостома с необычайными приключениями, зловещими убийствами, роковыми узнаваниями, как бы перемещенная сюда из романа «Эликсир дьявола».
Своеобразна и необычна композиция романа, основанная на принципе двуплановости, противопоставлении двух антитетических начал, которые в своем развитии искусно совмещаются писателем в единую линию повествования. Чисто формальный прием становится основным идейно-художественным принципом воплощения авторской идеи, философского осмысления морально-этических и социальных категорий. Автобиографическое повествование некоего ученого кота Мурра перемежается отрывками из жизнеописания композитора Иоганнеса Крейслера.
Уже в совмещении этих двух идейно-сюжетных планов не только механическим их соединением в одной книге, но и той сюжетной деталью, что хозяин кота Мурра мейстер Абрагам - одно из главных действующих лиц в жизнеописании Крейслера, заложен глубокий иронический пародийный смысл. Драматической судьбе подлинного художника, музыканта, терзающегося в атмосфере мелких интриг, в окружении высокорожденных ничтожеств химерического княжества Зигхартсвейлер, противопоставлено бытие «просвещенного» филистера Мурра. Причем такое противопоставление дается и в одновременном сопоставлении, ибо Мурр - это не только антипод Крейслера, но и его пародийный двойник, пародия на романтического героя.
Ирония в этом романе получает всеобъемлющее значение, она проникает во все линии повествования, определяет характеристику большинства персонажей романа, выступает в органическом сочетании различных своих функций - и художественного приема, и средства острой сатиры, направленной на различные явления общественной жизни.
Весь кошачье-собачий мир в романе - сатирическая пародия на сословное общество немецких государств: на «просвещенное»филистерское бюргерство, на студенческие союзы - буршеншафты, на полицию (дворовый пес Ахиллес), на чиновное дворянство (шпицы), на высшую аристократию (пудель Скарамуш, салон левретки Бадины).
Мурр - это как бы квинтэссенция филистерства. Он мнит себя выдающейся личностью, ученым, поэтом, философом, а потому летопись своей жизни он ведет «в назидание подающей надежды кошачьей молодежи». Но в действительности Мурр являет собой образец того «гармонического пошляка» , который был так ненавистен романтикам.
Но еще более острой становится сатира Гофмана, когда объектом ее он избирает дворянство, посягая на высшие его слои и на те государственно-политические институты, которые связаны с этим классом. Покинув герцогскую резиденцию, где он был придворным капельмейстером, Крейслер попадает к князю Иринею, к его воображаемому двору. Дело в том, что когда-то князь «действительно правил живописным владеньицем близ Зигхартсвейлера. С бельведера своего дворца он мог при помощи подзорной трубы обозревать все свое государство от края до края... В любую минуту ему легко было проверить, уродилась ли пшеница у Петра в отдаленнейшем уголке страны, и с таким же успехом посмотреть, сколь заботливо обработали свои виноградники Ганс и Кунц». Наполеоновские войны лишили князя Иринея его владений: он «выронил свое игрушечное государство из кармана во время небольшого променада в соседнюю страну». Но князь Ириней решил сохранить свой маленький двор, «превратив жизнь в сладкий сон, в котором пребывал он сам и его свита», а добродушные бюргеры делали вид, что фальшивый блеск этого призрачного двора приносит им славу и почет.
Князь Ириней в своем духовном убожестве не является для Гофмана исключительным представителем; своего класса. Весь княжеский дом, начиная с сиятельного папаши Иринея,- люди скудоумные, ущербные. И что особенно важно в глазах Гофмана, высокопоставленное дворянство в неменьшей степени, чем просвещенные филистеры из бюргерского сословия, безнадежно далеко от искусства: «Вполне может статься, что любовь великих мира сего к искусствам и наукам есть лишь неотъемлемая часть придворной жизни. Положение обязывает иметь картины и слушать музыку».
В расстановке персонажей сохраняется характерная для двуплановости Гофмана схема противопоставления мира поэтического и мира будничной прозы. Главный персонаж романа - Иоганнес Крейслер. В творчестве писателя он является наиболее полным воплощением образа художника, «странствующего энтузиаста». Не случайно Крейслеру в романе Гофман придает многие автобиографические черты. Крейслер, мейстер Абрагам и дочь советницы Бенцон Юлия составляют в произведении группу «истинных музыкантов», противостоящих двору князя Иринея.
В старом органном мастере Абрагаме Лискове, который некогда обучал музыке мальчика Крейслера, мы сталкиваемся с примечательной трансформацией образа доброго волшебника в творчестве Гофмана. Друг и покровитель своего бывшего ученика, он, как и Крейслер, причастен к миру подлинного искусства. В отличие от своих литературных прототипов архивариуса Линдхорста и Проспера Альпануса, мейстер Абрагам проделывает свои занимательные и таинственные фокусы на вполне реальной основе законов оптики и механики. Сам он не испытывает никаких волшебных превращений. Это мудрый и добрый человек, прошедший нелегкий жизненный путь.
Примечательна в этом романе и попытка Гофмана представить себе идеал гармонического общественного устройства, в основе которого лежит общее преклонение перед искусством. Это Канцгеймское аббатство, где ищет приюта Крейслер. Оно мало чем походит на настоящий монастырь и скорее напоминает Телемскую обитель Рабле. Однако и сам Гофман сознает нереальную утопичность этой идиллии.
Хотя роман не завершен, читателю становится ясной безвыходность и трагизм судьбы капельмейстера, в образе которого Гофман отразил непримиримый конфликт подлинного художника с существующим общественным укладом.
Художественный талант Гофмана, его острая сатира, тонкая ирония, его милые чудаковатые герои, одухотворенные страстью к искусству энтузиасты снискали ему прочные симпатии современного читателя.

Третий период немецкого Романтизма приходится на эпоху реставрации феодализма. В Германии этот процесс отразился с наибольшей полнотой. Самые яркие художники этого периода — Гофман, Шамиссо, Гейне. В своем творчестве они сконцентрировали то лучшее, что было в Романтизме. Но они пристальнее всматриваются в действительность, последовательнее и жестче критикуют ее, предпринимают попытку анализа социальных противоречий. В это время Романтизм соединяется с реализмом, граница между ними нарушается.

24 января 1776 года в городе Кенигсберге (теперь — Калининград) в семье королевского адвоката родился мальчик, которого нарекли Эрнст Теодор Вильгельм. В историю мировой литературы он вошел как великий фантазер, мечтатель, сказочник и романтик Эрнст Теодор Амадей Гофман. Свое “прусское” имя Вильгельм в 1805 году он заменил на имя своего кумира Моцарта.

Отец писателя, Кристоф Людвиг Гофман (1736-1797), был необычайно способный, легко поддающийся настроению человек, не чуждый музам. Он женился на своей кузине Ловизе Альбертине Дерфер (1748-1796), набожной, нелюдимой, слегка истеричной женщине. Через несколько лет после рождения сына родители Гофмана расстались.

После развода родителей мальчик с 1778 года жил у бабушки, его вос­питанием занимался набожный дядюшка Отто Вильгельм, человек строгих правил. Уклад в семье был традиционным, здесь боялись событий и перемен. Изначально в Гофмане жил внутренний разлад между суровым, саркастическим восприятием действительности и робкой, мягкой, ранимой душой.

Немногими радостями для мальчика были домашние концерты. Писательский талант складывался именно под влиянием музыки. Страстная любовь к музыке, которая, по слонам Гофмана, была “наследственным недугом” в их семье, а позднее и к рисунку, особенно карикатуре, и большие успехи в обоих искусствах, казалось, определили его призвание. Вынужденный обстоятельствами, Гофман поступает в Кенигсбергский университет и изучает по семейной традиции право, не питая, впрочем, никакого интереса к карьере юриста. В то время в Кенигсберге преподавал И. Кант, но Гофман в его аудиторию не заглянул ни разу.

В студенческие годы Гофман открывает для себя литературу и пишет первый роман “Корнаро”, оставшийся неопубликованным. В Берлине Гоф­ман окунается в городскую жизнь, посещает театры, музеи, концерты, про­должает музыкальное образование, сочиняет музыку, сам преподает музыку, влюбляется в свою ученицу, юную замужнюю даму. По окончании университета для Гофмана начинается длительный период странствий. За распространение карикатур на высшее начальство его высылают в Плоцк, где в 1802 году он женится на дочери польского литератора Михаэлине Ро­рер. В 1804 г. его переводят в Варшаву, где он полностью отдается искусству: возглавляет филармоническое общество, дирижирует концертами, читает лекции на музыкальные темы, сочиняет музыку, в частности оперу “Веселые музыканты” на текст К. Брентано, “Шарф и цветок” на сюжет Кальдерона, даже расписывает фресками помещение для концертов, служит в судебном ведомстве.

В 1807 г. Варшаву заняли наполеоновские войска, государственные учреждения были закрыты, и Гофман остался без службы. Он переезжает в Берлин, но и там не находит работы. В 1808 г. ему пришлось занять должность театрального капельмейстера в Бамберге, где он ставит драмы Кальдерона и пьесу Г. Клейста “Кэтхен из Хайльбронна”.

В Бамберге Гофман выступает одновременно как композитор, дирижер, режиссер, живописец, график, критик, новеллист. Искусство и жизнь переплетаются в творческой биографии Гофмана в таком сочетании, которое породило позже романтическую легенду, сопровождавшую его до кон­ца дней, об отражении реальных страданий в художественном творчестве.

В начале 1809 г. Гофман заявляет о себе как писатель. Редактор “Всеобщей музыкальной газеты” предложил ему написать историю гениально одаренного, но несчастного, дошедшего до нищеты музыканта. Вскоре на страницах газеты появилась серия зарисовок о капельмейстере Крейслере, которые положили начало литературной известности Гофмана. Вслед за “Крейслерианой” были опубликованы новеллы “Кавалер Глюк” и “Дон Жуан”, а также статьи о музыке, вошедшие позднее в первую книгу “Фантазии в манере Калло”.

После годичного пребывания в Дрездене в качестве театрального капельмейстера (здесь он в 1813 г. заканчивает начатую в Бамберге оперу “Ундина” на либретто своего друга Фуке) Гофман осенью 1814 г. переезжает в Берлин, приняв место в министерстве юстиции. Нелюбимая юридическая служба, где он образцово исполняет свои обязанности, по-прежне­му не заслоняет занятий искусством, не препятствует дружеским связям в артистических кругах и растущей популярности, упрочившейся после того, как в Берлинском королевском театре с блеском была поставлена его опера “Ундина”.

Именно Гофман блестяще осуществил один из серьезнейших замыслов Романтизма. Романтики мечтали о синтезе искусств, они настаивали на том, что живопись должна учиться у музыки, музыка — у живописи, высоко ценили архитектуру, так как та объединяет живопись, скульптуру, особенно церковную архитектуру, поскольку она привносит в этот ансамбль музыку.

Вероятно, популярность Гофмана подтолкнула высшее начальство назначить его членом правительственной комиссии по расследованию политических преступлений. И тут неожиданно бывший ранее абсолютно аполитичным Гофман стал открыто и смело протестовать против произвола и беззаконий, чинимых комиссией, и даже пошел дальше — высмеял председателя комиссии в сатирической сказке “Повелитель блох”.

Узнав о существовании сказки, министерство юстиции издало указ о ее конфискации и возбудило против Гофмана судебное расследование. Тем временем тяжелая болезнь, которой давно страдал писатель, стремительно развивалась и приковала его к постели. В таком состоянии он, обвиненный в политической неблагонадежности, вынужден был давать показания. 25 июня 1822 г. на сорок седьмом году жизни, прикованный к постели, отвернувшись к стене, диктуя очередную новеллу, Гофман скончался от прогрессирующего паралича. При всех своих трудах и при всей своей популярности Гофман ничего не смог оставить жене, кроме долгов, и ей пришлось отказаться от наследования ему по завещанию.

Надпись на надгробном камне на берлинском кладбище гласит: “Он был одинаково замечателен как юрист, как поэт, как музыкант, как живописец”. В этих словах заключена глубочайшая драма жизни, раздваивавшая и терзавшая душу: будучи разносторонне одаренным художником, одержимым искусством, Гофман всю жизнь был прикован заботой о хлебе насущном к своей службе судейского чиновника, которую он сравнивал со скалой Прометея.

По времени вступления в литературу Гофман ближе к гейдельбергской школе, но по принципам художественного воспроизведения действительности, по мировоззрению продолжает йенскую традицию. Он сам был воплощением мечты ранних романтиков об идеале поэта (вспомните роман Новалиса ): талантливый юрист, композитор, художник (в 1813-1814 годах он зарабатывал на жизнь, рисуя карикатуры на Наполеона), писатель. Его творчество занимает не более десятилетия.

Романтик выработал свои принципы художественного отражения действительности. Главным в его мировосприятии было осознание двойственного положения художника, что нашло отражение в принципе двоемирия. Другая особенность — специфическое сочетание фантастики и реальности: каждое вмешательство темных сил получает реальное объяснение (поэтому его называют романтическим реалистом).

Гофман был первым немецким романтиком, получившим всемирную известность. А вот в Германии к нему относились сдержанно: Гете считал его третьеразрядным беллетристом, Тик упрекал в карикатурности. Э.-Т.-А. Гофман оказал огромное влияние на русскую литературу: гротеск Гоголя, фантастика В. Одоевского, трагизм Лермонтова, психологизм романов Достоевского берут истоки в его творчестве. В XX веке интерес к нему не пропадает: Вс. Иванов, К. Федин, М. Зощенко, В. Каверин — писатели, образовавшие группу “Серапионовы братья”, выбрали Гофмана своим духовным покровителем. Заметное влияние немецкий романтик оказал на творчество М. Булгакова (“Дьяволиада”, “Мастер и Маргарита”), А. Блока, А. Ахматовой, А. Тарковского.

Тема взаимоотношений искусства и жизни, художника-творца и мещанина-филистера — основная в творчестве писателя, а центральный конфликт — разлад между мечтой и действительностью, поэзией и правдой. Этот конфликт приобретает у Гофмана безысходно трагический характер, так как стремление примирить эти два враждующих начала жили в нем рядом с сознанием их непримиримости, невозможности преодолеть власть жизни поэтической мечтой. “Как высший судия, я поделил весь род людской на две неравные части. Одна состоит только из хороших людей, но плохих музыкантов или вовсе не музыкантов, другая же — из истинных музыкантов. Но никто из них не будет осужден, наоборот, всех ожидает блаженство, только на различный лад” . Хорошие люди — филистеры (обыватели). Герой Гофмана не витает в сферах возвышенных утопий (как у Новалиса), он не сливается с другими людьми, как у гейдель­бержцев. Писатель резче, чем другие, акцентирует разрыв с действительностью: его герой живет в гуще реальности, он обмирщен. Место действия в большинстве произведений Гофмана не идеализированное средневековье, а современная Германия, изображенная иронически или сатирически и шаржировано. Две сферы — идеал и реальность — постоянно сталкиваются, что рождает двоемирие — сосуществование двух миров (часто в сознании романтического героя, в художественном пространстве произведения).

Нужно пояснить значение и происхождение слова “филистеры”. Оно появилось в немецком языке в XVII веке. Во время одного из столкновений студентов и горожан был убит школяр. Священник, произносивший проповедь после этого трагического происшествия, сравнил погибшего с библейским героем Самсоном, погубленным племенем филистимлян, которым он уподобил горожан. Со временем слово “филистимляне” трансформировалось в “филистеры”, так стали называть горожан в отличие от “буршей” — школяров. В сочинениях Гофмана слово “филистеры” не только обозначает горожан, но и имеет негативное оценочное значение — “ограниченные люди, живущие лишь материальными интересами”.

В представлении писателя внешний мир роковым образом тяготеет над миром внутренним, духовным, превращая жизнь в трагикомический фарс, в мрачную и смешную фантасмагорию, в которой таинственные, роковые силы играют человеком, обрекая его на одиночество и страдания. Все это достаточно полно отразилось уже в первых книгах — “Крейслериана” (1811-1815) и “Фантазии в манере Калло” (1814-1815). “Крейслериана” — цикл очерков и критических статей, с которых начинается немецкая романтическая музыкальная критика. Прототипом Крейслера был сам Гофман.

“Фантазии” — первый прозаический сборник писателя, принесший ему литературную славу. По структуре, тематике, по форме и разнообразию представленных в нем текстов сборник был для своего времени очень необычным: в него входили произведения разных жанров (высокопрофессиональная музыкально-литературная критика, веселая романтическая новелла-сказка, остроумная театральная юмореска, эссе в духе готической литературы с модной тогда идеей “животного магнетизма”, предвосхищавшей гофмановские, “Ночные этюды” (1817)). Название сборника отсылает читателя к французскому художнику Жаку Калло (наиболее известен его графический цикл 1632-1633 гг. “Бедствия войны”).

В творческой манере Калло и в нем самом Гофман ценил силу таланта, смелость и оригинальность художественного мышления, лаконизм и энергию художественных образов, наконец, цельность и достоинство твор­ца. Гофман подводит читателя к осознанию того, что ему предстоит иметь дело с некой непривычной для него разновидностью литературы. Писатель заранее оговаривает за собой право не только на авторский произвол в обращении с предметным миром, но и вообще на новую эстетику и новую философию, на сосредоточенность не на внешнем мире, а погруженность в собственную фантазию. Гофман как бы предупреждает, что его герой, его alter ego (второе “Я”) — духовидец, а не просто наблюдатель.

В сборник “Фантазии в манере Калло” Гофман включил и свое любимое творение новеллу-сказку “Золотой горшок” (1814), это своеобразная вершина его раннего творчества. Автор дал ей подзаголовок “Сказка из новых времен”, тем самым подчеркнув специфику произведения, в котором фантастические события разворачиваются в реальной обстановке современного писателю Дрездена. Писатель очень точно передал реалии своего времени: прямо с земли торговали у Черных ворот, обыватели развлекались, гуляя семьями по городу и т. п. В новелле соединяются фантастика и обыденность, проникнутые романтической иронией, создается литературное двоемирие. Гофман назвал главы вигилиями, что означает “ночное бдение” (указание на то, что новелла писалась ночью).

Герой сказки — студент Ансельм — самая характерная из романтических фигур Гофмана, бедняк, над которым тяготеют роковые силы, превра­щающие его жизнь в цепь трагикомических злоключений. Он отличен от традиционных героев романтических произведений, Ансельм — неудачник: “А ведь это верно, что я родился на свет для всевозможных испытаний и бедствий! Я уже не говорю о том, что я никогда не попадал в бобовые короли, что я ни разу не угадал верно в чет и нечет, что мои бутерброды всегда падают на землю намасленной стороной, — обо всех этих злопо­лучиях я не стану и говорить; но не ужасная ли это судьба, что я, сделавшись наконец студентом назло всем чертям, должен все-таки быть и оставаться чучелом гороховым? Случалось ли мне надевать новый сюртук без того, чтобы сейчас же не сделать на нем скверного жирного пятна или не разорвать его о какой-нибудь проклятый, не к месту вбитый гвоздь? Кланялся ли я хоть раз какой-нибудь даме или какому-нибудь господину советнику без того, чтобы моя шляпа не летела черт знает куда или я сам не спотыкался на гладком полу и постыдно не шлепался? Не приходилось ли мне уже и в Галле каждый базарный день уплачивать на рынке определенную подать от трех до четырех грошей за разбитые горшки, потому что черт несет меня прямо на них, словно я полевая мышь? Приходил ли я хоть раз вовремя в университет или в какое-нибудь другое место? Напрасно выхожу я на полчаса раньше; только что стану я около дверей и соберусь взяться за звонок, как какой-нибудь дьявол выльет мне на голову умывальный таз, или я толкну изо всей силы какого-нибудь выходящего господина и вследствие этого не только опоздаю, но и ввяжусь в толпу неприятностей. Боже мой! Боже мой! Где вы, блаженные грезы о будущем счастье, когда я гордо мечтал достигнуть до звания коллежского секретаря”. Автор изображает своего героя иронически: показывает его смешным, неумелым, не приспособленным к жизни. Мечтатель и фантазер, Ансельм одержим душевным разладом, который раздваивает сознание, заставляя метаться между обыденностью и фантастическим миром, куда его уводит воображе­ние. Ему дано видеть то, что не замечают филистеры, поэтому обычные люди воспринимают его рассказы как бред.

Все развитие действия — это колебания Ансельма между двумя мирами. В новелле автор показывает их взаимодействие, что проявляется даже в речевом стиле: “Дух взирал на воды, и вот они заколыхались, и поднялись пенистыми волнами, и ринулись в бездну, которая разверзла свою черную пасть, чтобы с жадностью поглотить их” (Вигилия 3). Это фрагмент из рассказа Линдгорста, погружающий читателя в мир сказки. Гофман индивидуализирует язык персонажей, что разрушает единство романтического стиля. Прием непосредственного введения другого пласта текста в повествование использовал в своем романе М. Булгаков: ершалаимские главы впервые предстают то ли как рассказ Воланда, то ли как видение.

Необычность поведения студента удивляет “нормальных людей”, они считают его чудаком и сумасбродом: “А господин-то, должно быть, не в своем уме!” — сказала почтенная горожанка, которая, возвращаясь вместе со своим семейством с гулянья, остановилась и, скрестив руки на животе, стала созерцать безумные проделки студента Ансельма. Он обнял ствол бузинного дерева и, уткнув лицо в его ветви, кричал не переставая: “О, только раз еще сверкните и просияйте вы, милые золотые змейки, только дайте раз еще услышать ваш хрустальный голосок!” (Вигилия 2). Ансельм — поэтичная натура, поэтому именно он может жить в двух мирах: к реальному он привязан своей земной природой, к миру сказки влечет его тонкая душевная организация.

К этому же типу героев принадлежит и архивариус Линдгорст, почтенный старец, тайный советник и королевский архивариус, но он одновременно великий волшебник, огненный принц саламандр, живущий параллельно в поэтическом царстве — Атлантиде, где он властитель огненных духов. В этот сказочный мир Линдгорст вводит Ансельма. Любовь к младшей дочери архивариуса, голубоглазой Серпентине, преображает героя и пробуждает в нем простодушную веру в чудесное, благодаря которой природа открывает ему свои сокровенные тайны и разговаривает с ним на понятном ему языке. Ансельм становится поэтом в том смысле, какой вкладывали в это понятие немецкие романтики: человеком, освободившимся от бремени земного и приобщившимся к чудесам иного, прекрасного мира.

Все персонажи сказки относятся к одному из двух типов героев: “хорошие люди” и “музыканты”. Некоторые являются героями двух миров: сказочного и реального (старуха-торговка в сказке — гадкая свекла, архивариус — принц саламандр, Серпентина — золотисто-зеленая змейка). А вот Вероника, Геербранд, конректор живут лишь в одном мире, то есть это люди ограниченные.

В “Золотом горшке” появляется навсегда с Гофманом связанная тема двойника. (Вспомните, у кого из романтиков вы встречались с таким образом. ) Двойник здесь еще не назван двойником. Двойником Ансельма является примитивный Геербранд, который полностью заменяет героя в жизни Вероники. В вигилии пятой дочь конректора Паульмана предается грезам: “Она была госпожой надворной советницей, жила в прекрасной квартире на Замковой улице, или на Новом рынке, или на Морицштрассе. Шляпка новейшего фасона, новая турецкая шаль шли к ней превосходно, она завтракала в элегантном неглиже у окна, отдавая необходимые приказания кухарке…” Прогуливающиеся по улице франты восхищаются сидящей на балконе супругой надворного советника. Появляется муж и преподносит ей великолепные серьги.

Спустя какое-то время Геербранд, ставший надворным советником, делает Веронике предложение и преподносит те самые серьги, о которых она грезила. Это уже вигилия одиннадцатая. Эпизоды пятой и одиннадцатой вигилий почти тождественны: мечты героини воплотились в реальность, но Ансельма благополучно заменил респектабельный Геербранд.

Сама Вероника является двойником Серпентины: Ансельм колеблется между двумя мирами, между двумя девушками. Его колебания показывают, насколько привлекателен может быть мир филистеров даже для романтического героя. Сближая два мира — идеал и действительность, Гофман использует романтическую иронию, которая проявляется в изображении равноправия, равнозначности двух миров.

Весьма важна сцена “под стеклом”: это метафорическое изображение существования современных обывателей, скованных некими рамками, ограниченных, но пребывающих в полном довольстве собой. Лишь Ансельм замечает это состояние и чувствует себя неуютно.

Герой Гофмана делает свой выбор: женится на Серпентине. Через любовь к ней, как и для Генриха фон Офтердингена, Ансельму открываются тайны природы. Писатель иронически изображает символ единения природы и человека, романтического героя и поэзии. В качестве приданого Ансельм получает от Серпентины золотой горшок, из которого вырастает огненная лилия — своеобразная пародия на голубой цветок Новалиса. В этом двойном образе (лилия в горшке) опять проявляется романтическая ирония: символ природного и поэтического начала вырастает из символа филистерского благополучия. Тем самым Гофман стремился подчеркнуть, что высокое и низкое, прозаическое и поэтическое тесно взаимосвязаны. Это осмеяние и романтического идеала, и филистерского мира.

Финал сказки — разговор автора и Линдгорста об Ансельме, о поэтическом мире, о мечте, из которого выясняется, что Атлантида — это мир фантазии, куда могут на время отправляться романтические герои, но и они вынуждены возвращаться в реальный мир.
© Елена Исаева