Кто написал картину у крепости стены. Верещагин – трудно найти художника, выставка которого была бы столь ко времени

«Пусть войдут…»: Фридрих фон Штемпель, Николай Назаров

Барон Фридрих фон Штемпель происходил из древнего курляндского рода, верой и правдой служившего России с начала XVIII столетия. Достаточно сказать, что среди фон Штемпелей было шесть кавалеров высшей боевой награды России - ордена Святого Георгия. Одному из героев этой главы суждено было стать седьмым.

Фридрих Август Рейнгольд Карлович родился 22 марта 1829 г. в Курляндии, в местечке Гросс-Залинген (ныне - Лиелсалия в Латвии) в семье героя кавказских войн, Георгиевского кавалера и генерал-майора барона Карла Романовича фон Штемпеля и его жены Марии Стрижевской. 12 октября 1850 г. Фридрих получил эполеты прапорщика. Первую боевую награду - орден Святого Станислава III степени с мечами и бантом - фон Штемпель заслужил в 1863 г. в боях с польскими мятежниками, затем к ней добавились ордена Святой Анны III степени и Святого Станислава II степени - оба с мечами. В начале лета 1868 г. майор Ф. К. фон Штемпель нес службу в должности коменданта Самарканда - бухарского города, месяц как добровольно перешедшего в подданство Российской империи (ныне - в Узбекистане).

Николай Николаевич Назаров был на год старше фон Штемпеля - родился 4 февраля 1828-го. После окончания Нижегородского графа Аракчеева кадетского корпуса 13 января 1848 г. получил чин прапорщика. Участвовал в Венгерском походе и Крымской войне, где отличился, был ранен и награжден чином поручика и орденом Святой Анны III степени с бантом. После получил перевод на Кавказ, где стал штабс-капитаном (1858), капитаном (1861) и майором (1863). Но по-настоящему боевой талант Назарова раскрылся в Средней Азии. Во главе 5-го Оренбургского линейного батальона он блестяще проявил себя во время штурма Ходжента и крепости Ура-Тюбе. «В воздаяние за отличие, оказанное при штурме Бухарской крепости Ура-Тюбе, 2 Октября 1866 года, где, под убийственным огнем неприятеля, овладел несколькими барбетами с орудиями», Н. Н. Назаров был награжден орденом Святого Георгия IV степени, став 10 244-м кавалером этой награды. 14 марта 1867 г. офицер был произведен в чин подполковника.

В составе самаркандского гарнизона Назаров оказался не по своей воле. После занятия города он ослушался приказа полковника А. В. Пистолькорса, которому подчинялся, был арестован и заключен в крепость Самарканда.

«Пусть войдут». Художник В. Верещагин

Между тем среди горожан зрел заговор против русских. Вассальные бухарскому эмиру жители Шахрисябза - горной области в 70 километрах к югу от Самарканда - также начали готовить нападение на русский гарнизон. Он был совсем небольшим - 558 солдат 6-го Туркестанского линейного батальона (в это число входили музыканты и нестроевые), 95 саперов, 94 артиллериста, 25 казаков. В центре города находилась цитадель с двумя воротами - Бухарскими и Самаркандскими. Для обороны цитадель была очень не удобна - неправильный многоугольник, обнесенный глинобитной стеной высотой от 6 до 12 метров. С 14 мая 1868 г. постоянно велись работы по укреплению цитадели, но до их окончания было еще далеко.

Этой неготовностью и решили воспользоваться противники русских. Решив обмануть коменданта города, они ночью 2 июня попросили оградить их от шахрисябцев, которые якобы подошли к воротам города с целью ворваться в Самарканд. Ф. К. фон Штемпель лично отправился к воротам во главе роты 6-го батальона, полуроты саперов с двумя орудиями. Возле ворот комендант действительно обнаружил вооруженную шайку и приказал открыть по ней огонь. Но тут самаркандские аксакалы начали заверять офицера в том, что это горожане, вооружившиеся для отражения атаки шахрисябцев. Майор понял, что дело неладно, запер ворота в город и отошел к цитадели, где начал готовиться к обороне. Все направления, на которых мог атаковать противник, прикрыли пушками. За оружие взялись все русские жители Самарканда - чиновники, купцы, больные и раненые. Естественно, был освобожден из заключения и подполковник Н. Н. Назаров. Среди обороняющихся был и знаменитый русский художник-баталист В. В. Верещагин, который так описал первые минуты боя:

«Сильный шум, но ничего еще нет, шум все увеличивается, слышны уже крики отдельных голосов: очевидно, они направляются к пролому невдалеке от нас; мы перешли туда, притаились у стены, ждем.

Пойдём на стену, встретим их там, - шепчу я Назарову, наскучив ожиданием.

Тсс, - отвечает он мне, - пусть войдут».

Этот момент был отображен В. В. Верещагиным на картине, которая так и называется - «Пусть войдут».

Первая атака пришлась на 4 часа утра 2 июня. Толпы шахрисябцев, к которым присоединились и самаркандцы - всего около 50 тысяч человек, - с барабанным боем, завыванием труб и криками «Ур! Ур!» со всех сторон устремились к цитадели, атаковав ее с семи направлений одновременно. На крепость обрушился град снарядов и ружейных пуль. Меткие стрелки-шахрисябцы снимали практически каждого нашего бойца, который осмеливался поднять голову над стеной укрепления.

Особенно жаркий бой разгорелся у Бухарских и Самаркандских ворот. Оборона первых была поручена фон Штемпелем подполковнику Назарову (ему были подчинены 95 саперов), вторых - капитану Шеметилло и штабс-капитану Богаевскому. Но если Шеметилло и Богаевский возвели у ворот настоящую баррикаду, под прикрытием которой отражали атаки врага, то Назаров приказал пушечным огнем разрушить горящие ворота. Решение офицера было явно неудачным - у Бухарских ворот обороняющиеся несли гораздо большие потери, чем у Самаркандских. Всего в первый день штурма русский гарнизон потерял 2 офицеров и 22 нижних чинов убитыми, 4 офицеров и 54 нижних чинов ранеными.

Утром 3 июня бой возобновился с прежней силой. В четыре утра огромная толпа атакующих с горящими головнями бросилась к Самаркандским воротам и, несмотря на стрельбу защитников, сумела поджечь ворота. Тогда штабс-капитан Богаевский приказал заложить их мешками с землей, что и было сделано. Меткий орудийный огонь вынудил врагов отступить. Попытка неприятеля проникнуть в цитадель сквозь пролом в стене правее ворот была сорвана дружным контрударом небольшого отряда из 25 раненых, писарей и музыкантов, которые встретили шахрисябцев и самаркандцев штыками.

В 11 часов утра была предпринята попытка штурма Бухарских ворот (точнее, того, что от них осталось после пожара). Отряд подполковника Назарова встретил врага дружным огнем и штыковым ударом, который перешел в дерзкую контратаку. Во время отражения атаки смертью храбрых пал командир орудия подпоручик Служенко - сраженный тремя пулями, он умер, как настоящий артиллерист, рядом со своей пушкой, со словами: «Ура, братцы! Пли!»

В 15 часов сражение временно затихло - обе стороны были истощены боем до крайности. Два часа спустя неприятель еще раз попытался штурмовать цитадель, но был быстро отбит и с потерями отступил. За второй день обороны, 3 июня, русские потеряли около 70 человек убитыми и ранеными.

Комендант крепости майор Ф. К. фон Штемпель не имел никаких известий извне. Понимая, что боеприпасов и продовольствия надолго не хватит, он составил план дальнейшей обороны. В случае захвата цитадели было положено перейти в ханский дворец и оборонять его до последнего, после чего взорвать вместе с противником. Идею фон Штемпеля горячо одобрил подполковник Н. Н. Назаров. В дни осады эти офицеры составили очень удачный тандем, дополнявший друг друга - спокойный и хладнокровный фон Штемпель и горячий, храбрый Назаров, который, кстати, безоговорочно подчинялся младшему по чину коменданту. Штемпель был мозгом обороны, Назаров - ее душой.

День 4 июня в целом прошел несколько спокойнее. На рассвете толпа попыталась штурмовать остатки Бухарских ворот, но была разогнана метким огнем с ракетного станка, который вел капитан Михневич. Весь день продолжалась перестрелка, стихшая к ночи.

5, 6 и 7 июня наступавшими были предприняты еще три штурма цитадели, но все они закончились неудачей. Наконец в 23 часа 7 июня осажденные с нескрываемой радостью увидели ракету, которая взвилась над степью. Это шла на выручку гарнизону армия генерала Кауфмана…

Очевидец так описывал момент вхождения русских войск в Самарканд: «Генерал-губернатор въехал в цитадель. Бледные и худые, но принарядившиеся защитники возбуждали к себе невольное участие и уважение - это были больные и слабые 9-го батальона. Тут же был и всегда веселый Назаров; стоял также невозмутимо спокойный барон Штемпель. Генерал остановился в воротах и долго говорил с героями славной обороны, которые, казалось, и не подозревали, что они совершили действительно геройский подвиг».

Пятидневная оборона цитадели Самарканда вошла в историю среднеазиатских походов русской армии как одна из самых славных ее страниц. Об этом красноречиво сказано в приказе командующего войсками:

«Храбрые войска гарнизона самаркандской цитадели!

По выступлении моем в Ката-Курган для поражения там эмировых войск, собравшихся для враждебных против нас действий, вы были осаждены.

Шагрисябские войска и массы вооруженных городских и окрестных жителей, увлеченных возмутителями, возымели дерзкую мысль уничтожить вас.

Они ошиблись и наказаны. Вас руководили долг, присяга и честное русское имя.

Больные и раненые, могущие стрелять и колоть, все были в строю, на стенах и в вылазках. Распорядительный храбрый комендант и все господа штаб- и обер-офицеры были с вами всегда, руководили вами и разделяли ваши опасности.

Их распорядительность, а ваша храбрость и стойкость сделали ничтожными все попытки неприятеля. Вы не уступили ему ничего. Вы бились семь дней, и когда на восьмой я пришел к вам - все были так бодры и веселы, что нельзя было мне не любоваться, не гордиться вами!

Помяните доброй и вечной памятью падших во время этой славной семидневной обороны цитадели. А вам, молодцам, - спасибо за службу!»

Судьбы главных героев Самарканда - Ф. К. фон Штемпеля и Н. Н. Назарова - сложились в чем-то похоже. Фридрих Карлович фон Штемпель за свой подвиг был удостоен ордена Святого Георгия IV степени (30 августа 1869 г.; он стал 10 254-м его кавалером) и чина полковника (10 октября 1869 г.) В 1869–1870 гг. он командовал 6-м Туркестанским линейным батальоном, затем 13-м резервным пехотным батальоном, 142-м пехотным Звенигородским полком (1874–1883). 15 мая 1883 г. был произведен в генерал-майоры и принял 2-ю бригаду 19-й пехотной дивизии, которой командовал три года. Умер герой Самарканда 7 июля 1891 г.

Николай Николаевич Назаров за отличие при обороне цитадели был награжден Золотым оружием с надписью «За храбрость» и орденом Святого Владимира III степени с мечами. 6 июня 1868 г. он был произведен в полковники. С 12 сентября 1874 г. Назаров командовал 140-м пехотным Зарайским полком, с которым блестяще проявил себя во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. (за отличие при Садине 18 августа 1877 г. он был удостоен ордена Святого Станислава I степени с мечами и произведен в генерал-майоры). В 1878–1889 гг. командовал 1-й бригадой 3-й пехотной дивизии, а затем командовал этой дивизией с 1889-го по 1891 г. 30 августа 1888 г. получил чин генерал-лейтенанта.

Скончался Н. Н. Назаров 27 июня 1907 г. в Петербурге и был погребен на кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря.

"Самой громкой славой среди представителей «реалистического» и «обличительного» направления пользовался художник, стоявший совсем в стороне от всех кружков и партий, никогда не участвовавший на передвижных выставках, отказавшийся от каких-либо связей с художественным миром и шедший вполне самостоятельным путем. То был Василий Верещагин - самое одно время популярное во всем русском искусстве лицо - не только в России, но во всем мире, заставившее волноваться и горячиться до одурения не только Петербург и Москву, но и Берлин, Париж, Лондон и Америку..."

» Михаил Нестеров о Василии Верещагине

"Как-то в самом начале девятисотых годов я проездом из Киева был в Москве, повидал кого нужно, вечером сидел уже в поезде, ехал в Петербург. В купе нас было четверо. Рядом со мной, у двери, сидел молодой квалергард-корнет. Напротив, у окна, - кавалергардский ротмистр. Оба такие породистые, красивые, элегантные в своих белых с красным околышем фуражках. Наискось от меня, у двери сидел штатский с бледным, как бы слоновой кости лицом, огромным, прекрасно сформированным лбом увеличенным большой лысиной, с орлиным носом, с тонкими губами, с большой бородой. Лицо чрезвычайно интересное, умное, энергичное. В петлице хорошо сшитого пиджака - офицерский георгиевский крест. Ого, подумал я, штатский-то, должно быть, был вояка. Лицо его, чем больше я смотрел на него, было такое знакомое, издавна известное. Где я его видел?.. С некоторым вниманием относились к штатскому и кавалергарды к его беленькому крестику на оранжевой с черным ленточке. И вдруг я вспомнил его лицо..."

» Григорий Островский о Василии Верещагине

"Василию Верещагину выпала удивительная и на редкость цельная судьба. Воспитанник кадетского корпуса, офицер, человек большого мужества и хладнокровия, он появлялся повсюду, где было опасно, где свистели пули и ядра, лилась кровь. Верещагин служил в Туркестане, в русско-турецкую войну был на Балканах, в самой гуще сражений под Плевной и Шипкой. Смерть свою встретил, как солдат, на борту броненосца «Петропавловск», подорвавшегося в 1904 году на мине в Японском море..."

С 7 марта по 15 июля в Новой Третьяковке на Крымском валу проходит выставка знаменитого баталиста В.В. Верещагина (1842-1904). Казалось бы, все его войны и путешествия позади, выставок при жизни - более 70, и только треть из них - в России, целые серии распроданы на мировых аукционах, а сколько тайн, оказывается, унес с собой живописец, живший последние годы в доме на манер русской избы в Нижних Котлах, в районе нынешней станции метро Нагатинская.

Как эти Котлы объявляют, так и встрепенешься - Верещагин здесь, рядом, в Москве, а то ведь имя его ассоциируется чаще всего с Туркестаном, Балканами, Индией, Палестиной... Впрочем, дома того в Нижних Котлах давно уже нет, изменился сам рельеф местности, как не существует и могилы художника-воина - 31 марта он погиб в Порт-Артуре при взрыве броненосца «Петропавловск».

Выставка открылась на Крымском валу накануне 8 марта. Однако ни одного цветочка на ней не увидите, разве что, в горах Алатау, его любимое солнце будет нерадостным, а оторваться от живописных полотен, на которых русский солдат сражается за Россию-матушку. И чувства у зрителей эти 500 экспонатов из 24 собраний, российских и зарубежных, вызывают совсем другие, по сравнению с теми, что у Александра Бенуа. Мы испытываем не «чудовищное и огорашивающее впечатление» от «пестрых и кровавых картин», не «тяжелые кошмары горячки» от «мрачных гигантских полотен», на которых шагают «феерично разодетые индусы, богато разукрашенные слоны с магараджами на спинах», тянутся «по горам в глубоком снегу несчастные войска», или священник в черной ризе отпевает «под тусклым небом целое поле обезглавленных голых покойников», а потрясение от созерцания героя, которого Лев Толстой нарек в «Севастопольских рассказах» - «правдой». Да, Верещагина называли «Львом Толстым в живописи», и наш современный взгляд на творчество баталиста, считаю, возможен лишь через эту призму.

Искусствоведы именуют Василия Васильевича «особым типом художника», имея ввиду, что он, помимо главного дара, обладал талантом философа и писателя (12 книг), был исследователем-этнографом, путешественником-первооткрывателем, репортером, архитектором, археологом.

А самое главное, он был боевым офицером, погибшим на войне. За участие в обороне Самаркандской крепости художник был награжден орденом Св. Георгия IV степени, который носил с гордостью. Деятелей такого типа в шутку могут назвать - «человек-оркестр», а если всерьез - понятие «титана» из времен Леонардо да Винчи, «человека универсального» (лат. homo universalis) в самый раз.

Выставка в Третьяковке дает все это прочувствовать в полной мере, на ней представлены все семь серий художника. Встретит вас знаменитое полотно - «Апофеоз войны» из Туркестанской серии и пронзит, словно видите в первый раз. Эта гора черепов в раскаленной степи - свидетельство варварской традиции, идущей еще со времен завоевателя Тимура, именно так торжествовать победу над врагом. Более яркой метафоры не изобрел никто, а надпись на раме - «Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим» актуальна настолько, словно картина написана в наши дни. Туркестанская серия создавалась по впечатлениям от службы в 1867 году военным художником при командующем военным округом К.П. Кауфмане. В течение трех лет Верещагин совершил два путешествия в Туркестан, участвовал в обороне Самаркандской крепости, снискал такое уважение среди солдат, что они называли его Выручагиным.

Древняя цивилизация Средней Азии поразила красотой природы и архитектуры, нарядами дервишей и охотников, киргизскими кибитками и молельнями, застывшими в своей вековой многозначительности «Дверями Тимура», но и отвратила азиатским варварством. Достаточно вспомнить «Политиков в опиумной лавке» - с грязными босыми ногами и картину «Продажа ребенка-невольника». Участие в военных действиях обострило эти чувства художника. Именно в Туркестанской серии Верещагина появились картины, взорвавшие стиль официальной баталистики. Без парадов, султанов и позументов, без красивых поз и речей военных бонз.

В центр батального жанра художник поместил рядового солдата - вот он, «Смертельно раненный», проживает последние секунды своей жизни, бежит, зажав рану и даже кричит: «Ой, братцы, ой убили! Ой, смерть моя пришла!» Верещагин был свидетелем этой смерти, он слышал эти слова и написал их на раме .

Картина настолько кинематографична, что не удивляют критики, называющие Верещагина предтечей кинематографа.

Сюита «Варвары» из этой серии самая впечатляющая («Высматривают», «Нападают врасплох»), это сцены моментов, предшествующих сражениям или начало боевых действий. Фигуры даны в динамике, солдаты объяты страстью и безумием войны. Тему «варварства» художник наглядно показывает и в полотнах "Представляют трофеи", "Торжествуют". Гора голов между резными колоннами в галерее красивейшего дворца в Самарканде. «Представлять» их эмиру с приспешниками приехали его боевики. Изображая эту дичайшую традицию, дожившую до наших времен, художник показывает истинное лицо войны. В работе «Торжествуют» вновь Самарканд. Толпа на площади перед величественным медресе Шердор слушает проповедь муллы. Он в белом одеянии. Празднуют победу армии эмира. Почетные трофеи - десяток голов русских солдат - торчат на шестах.

Над Туркестанской серией художник работал в Мюнхене, в 1973 году выставил ее в Хрустальном дворце в Лондоне, а через год - в Санкт-Петербурге. Там-то и наслушался о «чудовищных» впечатлениях, о своем «шарлатанстве», мало того, художника обвинили в антипатриотизме, в сочувствии вражеской стороне, в оскорбительном тоне высказались в царском дворе. В порыве Верещагин уничтожил картины - «У крепостной стены. Вошли», «Забытый» (на поле брани) и «Окружили - преследуют...» Серию - 13 картин, 81 этюд, 133 рисунка - за 92 тысячи серебром купил Павел Третьяков. Верещагин, отказавшись от звания профессора Академии художеств, уехал с молодой женой в путешествие по Индии.

Через два года обосновался в пригороде Парижа в собственном доме, но работу над Индийской серией прервала Русско-турецкая война(1877-1878).

Живописец уезжает в действующую армию, получает серьезное ранение во время боевой операции на Дунае, после лечения возвращается на передовую. Совершив опасный зимний переход через Балканы вместе с генералом Скобелевым, участвует в решающем бою за Шипку у деревни Шейново.

Но в конце войны отказывается от «Золотой шпаги», заметив, что «слишком много видел в те дни и перечувствовал для того, чтобы по достоинству оценить всю мишуру славы человеческой».

Балканская серия получилась в целом кинематографичной: картины асимметричны, распахнуты в глубину, все фигуры на них в движении, четко прописан первый план, размыт дальний, композиция свободна. Критики пишут о зарождении новаторского, чисто киношного приема - панорамирования. И, действительно, посмотрите на картину «Перед атакой. Под Плевной», которую Репин назвал "живой и совершенной правдой жизни". Кинематографичными длинными цепями залегли солдаты, причем их головы, ружья, сапоги, мундиры сплелись в какой-то геометрический узор, в котором доминируют светлые скатки, - все замерло в ожидании боя. И только командные чины во главе с Александром II пытаются разглядеть, что там за горизонтом. В этот день император отмечал именины и поднимал бокалы шампанского «за здоровье тех, которые там теперь дерутся». Художник приезжал на это место, когда писал картину. «Везде валяются груды осколков гранат, кости солдат, забытые при погребении. Только на одной горе нет ни костей человеческих, ни кусков чугуна, зато до сих пор там валяются пробки и осколки бутылок шампанского - без шуток», - написал он. Неудобный человек был Верещагин...

Третий штурм Плевны не принес ничего хорошего - русская армия потеряла около 13 000 человек, Плевна сдалась лишь через несколько месяцев. В сражении погиб родной брат художника - Сергей Верещагин. И эта боль запечатлена в полотне «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной»: «Число раненых было так велико, что превзошло все ожидания. По суткам оставались они без перевязки и пищи. Когда шел дождь, промокали насквозь, укрыться было негде. Многочасовые страдания, боль, агония и часто тяжелая смерть - цена, которую нужно заплатить любой войне, ради чего бы она ни велась».

Даже в картине «Шипка - Шейново. Скобелев под Шипкой», где герои России ликуют, и генерал Скобелев - на дальнем плане - объезжает шеренги солдат с поздравлениями, открытой радости у художника нет. На переднем плане десятки изувеченных тел русских и турецких солдат.

Позиция пацифиста окончательно формируется у Верещагина во время работы над Балканской серией: «Возьмешься писать, разрыдаешься, бросишь... За слезами ничего не видно...»

Войну он называет «отвратительным наростом варварства на цивилизации», а всякое насилие - «преступлением перед человечностью». И эти слезы художника наотмашь бьют современного зрителя. Потрясает трагизм полотна «Побежденные. Панихида». Перед необозримым, до самого горизонта, бледно-желтым полем погибших, уже словно бы вросших в землю, священник и полковой командир. Художник изобразил войну «как всепоглощающую смерть». И написал: «Небо в трауре льет горькие слезы по великой человеческой глупости, заставляющей раз за разом, из поколения в поколение затевать бессмысленные и жестокие войны». Именно эту картину процитировал в «Утомленных солнцем-2» Никита Михалков.

Балканскую серию в Петербурге восприняли близко к сердцу и назвали «Войной и миром» Верещагина. «Эти картины, живые как жизнь, поражали, трогали, ужасали, по словам дочери Третьякова Веры Зилоти, за картинами где-то неслись звуки фисгармонии, певучие, тихие, жалобные. Не было почти никого из публики, кто бы не вытирал слез. Помню, как отец сказал в дни этой выставки: "Верещагин - гениальный штукарь, но - и гениальный человек, переживший ужас человеческой бойни"".

Индийская серия увидела свет в 1880 году и наряду с Туркестанской и Балканской стала основой верещагинской коллекции в собрании Третьякова. Из Индии художник привез около 150 этюдов - старинные монастыри, мечети, буддийские храмы, виды Гималаев - вместе с женой Елизаветой они предприняли отчаянное зимнее восхождение на гору Канченджанга. До вершины не дошли, не удалось это сделать Верещагину и во время второго путешествия в Индию. Зато какие человеческие типы появились в его копилке - торговцы, священники-огнепоклонники, буддийские ламы, факиры, и как этнограф, пожалуй, так активно он не работал ни в одном из путешествий, многие экспонаты представлены на выставке.

В Палестинской серии около 50 этюдов - пейзажи, древние памятники, бытовые сценки и местные типажи - евреи, арабы, цыгане. Это самая скандальная эпопея, запрещенная к показу в России, в связи с тем, что в картинах из Священной истории слишком вольно трактованы евангельские сюжеты. Серия распродана в 1891 году на аукционе в Америке.

Сюжеты Японской серии, которая разошлась по музеям уже после смерти Третьякова, написаны в новой манере - на грани реализма и импрессионизма. Это самая «мирная» серия художника.

С 1891 года начинается русский период в жизни Верещагина, он поселяется вместе со второй женой пианисткой Лидией Андреевской в доме в Нижних Котлах. Всей семьей путешествует по Русскому Северу. Пишет картины Русской серии и серии «1812 год», триптих из которой «Старый партизан» особенно привлекает зрителей.

Картина «Казнь заговорщиков в России» из «Трилогии казней» была специально отреставрирована к выставке, а «Распятие на кресте у римлян» экспонируется впервые. Местонахождение третьей картины неизвестно.

Многих посетителей волнует вопрос о том, что Верещагин, будучи атеистом, творил, получается, вне православной традиции.

«Мне кажется, атеисты XIX века и нашего времени отличаются друг от друга, - считает куратор выставки Светлана Капырина. - Художники не были воцерковленными людьми, но в душе, думаю, были глубоко верующими. Талант у Верещагина был от Бога, но, видимо, он не хотел в этом признаваться, так как был увлечен книгой Ренана «Жизнь Иисуса», воспринимая Христа как Человекобога, а не Богочеловека. Это смещение акцентов во многом определяло творчество художников того времени - Ге, Репина, Крамского. Что касается Верещагина, мне кажется, он все-таки не был атеистом, который полностью отвергает Бога, почитайте его переписку с Ренаном, где он пытается оспорить точность его переводов. И когда он поехал в Палестину, прочитал Евангелие, Новый и Старый завет, но в церковь не ходил, таинства не признавал, и детей запрещал образовывать в этом плане. Считал, что все это показное, говорил - «Христа уважаю, но правила его не чту».

Верещагин, точнее сказать, был реалистом, а не атеистом, в советском значении этого слова. Он разделял понятия «Бога» и «церкви», «традиций» и «канонов». Не любил церковную обрядовость, не выносил ханжества и показухи, и когда сталкивался с чем-то нелицеприятным, например, с взяточничеством священников, непременно писал об этом. Палестинскую серию художник распродал в Америке. Там его не предавали анафеме, как в Европе, из-за неканонической трактовки «Святого семейства», «Воскресения Христова», «Проповеди Христа на Тивериадском озере», не обливали кислотой картины, как в Вене.

По прошествии трех десятилетий работы в Третьяковской галерее, на многие вещи смотришь свежим взглядом. Например, изучая передвижников, я вдруг открыла для себя, что «правда жизни» «Тройки» Перова не имеет ничего общего с тем реализмом, который называем «что вижу, то пишу», так глубоко она переосмыслена. Всмотритесь, дети на «Тройке» Перова светятся изнутри, мальчик слева как святой Себастьян, девочка как Богородица, а прототип Васеньки-«коренника» 12-летним, когда его ровесники в лапту играли, приходил на Пасху в монастыри паломником. И Верещагина в этом контексте следует понимать не впрямую: азиат держит голову русского солдата не потому, что он победитель. Этими полотнами художник говорит лишь о том, что для него в войне не было ни победителей, ни побежденных. Призываю на Верещагина не навешивать никаких ярлыков, слово «пацифист» представляется мне таким же надуманным, как «атеист».

Художник ненавидел войну, и она притягивала его не с точки зрения ужасов, которыми можно напитаться и перенести их на полотно, а возможностью написать войну так, чтобы ни у кого не возникло желания воевать.

И вообще всем нашим зрителям посоветовала бы изменить точку зрения на Василия Верещагина. Это человек - ледокол, скиф, богатырь, который действовал всегда вопреки обстоятельствам, но, возможно, благодаря характеру, и выживал в опасных ситуациях. В советских книжках писали, как он боролся с царизмом. Это не совсем так. Если бы ему было тяжко жить, у него не было бы таких мастерских, картины бы не раскупались, и выставок не было бы. Ходят легенды об его неуживчивом характере. Действительно, три года не разговаривал с Третьяковым - из-за того, что тот не дал ему картину на выставку. Раздружился на несколько лет со Стасовым - из-за того, что не состоялась встреча с Толстым, которую тот устраивал, Лев Николаевич не пришел. Но таков Верещагин, и таковым следовало его принимать. Крут был во всем. Когда строил дом в Котлах, самолично отбирал чуть ли не каждое бревно. Жаль, что вдова продала дом. Но она была тяжело больна, и через несколько лет после смерти художника свела счеты с жизнью. Без колебаний расстался с первой женой, немкой Лелушей, едва появились «сложности» в отношениях. Вычеркнул из своей жизни 19 лет, ни одной фотографии не оставил, но до самого конца материально поддерживал Елизавету».

Выставка открыта уже две недели, но поток посетителей не уменьшается, в очереди стоят по часу-полтора. Пропускают партиями по 250 человек каждые полчаса. Организовано три прохода: для желающих попасть на ближайший сеанс, для купивших билет онлайн и для тех, кто хочет познакомиться с постоянной экспозицией. Пишут, что успехом будет считаться, если зрителей придет не менее трехсот тысяч, как во времена Верещагина. Проект обещает быть самым крупным в этом году, его постоянно сравнивают с выставкой Айвазовского.

Описание картины Верещагина «У крепостной стены. Пусть войдут»

В некоторых источниках сообщается, что Верещагина пригласили в Туркестан, в тот момент, когда шли военные действия, для создания военной хроники в живописи.
Что бы народ смог своими глазами увидеть и прочувствовать всю серьезность происходящего события.
Верещагину удалось не только стать свидетелем происходящих событий, но и принять участие в военных баталиях.
Художника даже наградили Георгиевским крестом, за проявленные подвиги и храбрость при защите крепости.

В своей серии картин посвященных событиям происходящих в Туркестане, особое место выделяет картину «У крепостной стены.
Пусть войдут», которую он написал в 1871 году.
Главными героями этой картины изображены армия русских солдат.
Мы видим, что крепостная стена немного разрушена.
Русские солдаты ждут появления врага.
Кажется, что еще немного и на возвышенности крепости покажутся смелые враги.
Насколько мне известно, Русские солдаты находились в страхе и постоянном напряжении, потому что их численность, заметна была ниже, чем численность воинов противника.
В глазах каждого из солдат можно прочесть страх смерти, и неминуемого поражения.
Но все стоят до последнего, никто не струсил и не отступил.
Они твердо настроены, держаться до последнего, пусть доже ценой собственной жизни.

Верещагин изображает яркими красками солнечный день, у него получается очень реалистично передать бескрайность полей, выстроенную на половину разрушенную стену крепости и голубизну неба.
Глядя на картину, можешь почувствовать, какой свежий воздух был в тот день, или ощутить себя героем, занять позицию рядом с одним из воинов и быть ему в бою опорой и помощью.
В каждой своей картине, которую автор посвятил войне, он воспевает хвалебные песни, героизму и без отверженности русской армии, и жестокость правителей, которые отдавали команды о наступлении.

В Утраченные картины Верещагина

Вообще утраченных работ В.В.Верещагина очень много. Насыщенная жизнь, войны, путешествия, госпитали, природные катаклизмы, несовершенство почты, ненадежность оказий все это привело к тому, что немерянное количество набросков было потеряно. Может они когда-нибудь всплывут случайно в чьих-нибудь семейных архивах, а может и никогда. Поэтому к утраченным можно отнести и те картины, которые он мог бы написать на основании этих набросков, но теперь нам их никогда не увидеть. Но с некоторыми из утраченных работ все-таки можно ознакомиться.
Во-первых, это три картины из «Туркестанской серии», написанной после участия в походе в Среднюю Азию. Выставка имела огромный успех, но по ее окончанию Верещагин уничтожил картины «Забытый»
«Окружили - преследуют»
«У крепостной стены: «Вошли!..»

И сделал он это (наверняка с большой душевной болью) после упреков в пессимизме, упадничестве, вплоть до искажения действительности. Причем часто упрекали его люди им уважаемые и близкие. Например, картина «Забытый»

очень покоробила губернатора Туркестанского края генерала Кауфмана. Он с обидой в голосе утверждал, что все солдаты, погибшие на той войне, были похоронены по-христиански, и что он сам лично об этом заботился. Верещагин ценил Кауфмана. И не только он и совершенно заслуженно. Честнейший человек К.П.Кауфман, который даже часто вкладывал свои собственные средства в восстановление края, наверняка выдавал желаемое за действительность: война - она есть война, всех погибших пересчитать сложно, но Верещагин работу уничтожил.
Надо заметить, что к этой теме - забытого убитого солдата художник возвращался еще раз, уже в другом антураже, но и та картина плохо сохранилась, и была менее выразительна, чем уничтоженная.
Картина «Окружили - преследуют»

была написана по мотивам рейда небольшого казачьего отряда на китайскую территорию, в котором художник так же принимал активное участие. Отряд, который должен был вернуть угнанный кочевниками скот, был окружен вооруженными местными племенами, и ему пришлось с боем пробиваться к своим. Она перекликается с картиной «Нападают врасплох»

и работой «Парламентеры: «Сдавайся!» - «Убирайся к черту!».

ричем, последняя кажется трагичнее. Чем не угодила именно «Окружили - преследуют», не знаю. Хотя… Нет, пожалуй, эта - самая трагичная. Да.
Картина «У крепостной стены: «Вошли!..»

составляла диптрих с картиной «У крепостной стены: «Тсс!.. Пусть войдут…»

Эти картины художник писал под впечатлением от обороны Самарканда от войск бухарского эмира, за участие в которой он был награжден георгиевским крестом.
Я бы на месте Верещагина разбивать эту пару ни за что бы не стала. Одна без другой стразу потеряла выразительность. И даже смысл. Наверное, на него надавил кто-то очень для него авторитетный, может кто-то из товарищей по Самарканду.
Во-вторых, утраченные картины - утраченные в смысле потерянные. Т.е. их местонахождение неизвестно. Это в первую очередь уже упоминавшаяся работа «Подавление индийского восстания англичанами»


- ее купили, и она исчезла с концами. И ряд работ Балканской серии, написанной по впечатлениям русско-турецкой войны.
Это триптих «На Шипке все спокойно!». Первая часть его сохранилась и находится в Московском центре искусств

А остальные части - увы. От них, похоже, не осталось ничего. Во всяком случае, я нигде не видела. Вероятно, его можно представить по другому триптиху - «Снежные траншеи».


Местонахождение которого также неизвестно.