Левенталь леонид яковлевич. Ушел из жизни «мастер осмысленной красоты» Валерий Левенталь

«Господин Оформитель с большой буквы», так называют В. Левенталя, выдающегося театрального художника, оформившего более 200 спектаклей по всему миру. Его работы находятся в постоянных коллекциях Третьяковской галереи, Государственного Русского музея и Музея музыкального и театрального искусства в Санкт-Петербурге, театральном музее им. А.А. Бахрушина, в частных коллекциях. Его театральные и живописные работы были представлены на выставках в самых крупных галереях мира.

«Я учился как художник во ВГИКе в одно время с Тарковским, Шукшиным, Кончаловским, Миттой. Там был потрясающий художественный факультет, где преподавали такие замечательные русские мастера, профессора, как Пименов, Богородский. Я работал в кино, потом перешел в театр. По посылу я художник, а по природе своей - театральный человек, поэтому и очутился на оперных, драматических и балетных сценах по всему миру, а живописью занимался всегда», - рассказывает о себе Левенталь.

Как театральный художник он дебютировал в 1963 г. спектаклями А. Афиногенова «Мать своих детей» в театре им. Ермоловой и «Хари Янош» З. Кодаи в музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. В Большом театре Левенталь начал работать с 1965 года. В России работал по приглашениям во многих театрах помимо ГАБТа. Сотрудничал с О.Н. Ефремовым, А. В. Эфросом, М. А. Захаровым, В. Н. Плучеком, Л. В. Якобсоном и другими мастерами российской сцены. Оформлял постановки МХАТа (спектакли по пьесам А. Гельмана, М. Рощина, Л. Петрушевской, С. Мрожека, А. Островского, а также «Чайку», «Дядю Ваню», «Вишневый сад» и «Три сестры» А. Чехова), Театра на Таганке («Вишневый сад» Чехова). Его считают непревзойденным специалистом по пьесам А. Чехова.

В течение многих лет В.Я. Левенталь работал в Театре сатиры. Им были оформлены «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» М. Фриша (реж. В. Плучек), «Доходное место» Островского (реж. М.Захаров), «У времени в плену» Штейна (реж. Плучек), «Клоп» Маяковского, «Ремонт» Рощина, «Горе от ума», «Идеальный муж» О. Уайльда, «Вишневый сад», «Трехгрошовая опера» Б.Брехта. В.Я. Левенталь был почти постоянным спутником лучших периодов жизни Театра сатиры и соучастником режиссерских замыслов В.Н. Плучека. Два спектакля – «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Бомарше и «Укрощение строптивой» считаются театральной классикой. О работе над «Укрощением строптивой критики писали: «Сочетание жизни, поэзии, мистики, реальности – это воздух спектакля «Укрощение строптивой» Декорации Левенталя поставлены так легко, что кажется, их можно сложить – походные, как домики из карт».

09.06.2015 в 22:12, просмотров: 7936

После продолжительной болезни в США скончался Валерий Левенталь - известный художник, сценограф, педагог. Мастера похоронят в четверг неподалеку от Балтимора (штат Мэриленд), где он жил на своем ранчо с 1990-х. А в будущем сезоне Большой театр представит постановку «Дон Кихот», сценографию которой незадолго до смерти презентовал в Москве. Специалисты уверены, что театральное «завещаение» мэтра потрясет публику своей красотой.

Художник Валерий Левенталь (справа) и режиссер Владимир Петров в театре МХАТ им. Чехова.

Валерий Левенталь оформил более 230 опер, балетов, драматических спектаклей для разных театров на родине и за рубежом. Но самая важная страница его биографии связана с Большим театром, где он служил 30 лет, из них семь, с 1988-го по 1995-й, был главным художником. Узнаваемый стиль «золотой эпохи» Большого - утонченная праздничность в декорациях и костюмах - это все он, Валерий Левенталь.

В главный театр страны выпускник ВГИКа попал после блестящего дебюта в Театре имени М. Н. Ермоловой и в Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в 1963 году. А с 1979-го, уже активно работая в Большом, Левенталь оформлял на сцене Художественного театра спектакли по пьесам Гельмана, Рощина, Петрушевской, Мрожека и Островского, и все спектакли по Чехову, поставленные Олегом Ефремовым, - «Чайку», «Дядю Ваню», «Вишневый сад» и «Три сестры». В то же время Левенталь успевал работать в Италии - в театрах «Ла Скала», «Коммунале» - и на других зарубежных сценах. И преподавать - во ВГИКе, Школе-студии МХАТ (где стал первым руководителем отделения по специальности «художник-постановщик театра»); Йельском университете (курс по сценографии, 1991-92 гг.). В 1990-х Левенталь переехал в Америку и больше работал как живописец. А несколько лет назад, уже зная о страшном диагнозе (онкология), мастер триумфально вернулся на сцену Большого - выступил сценографом и художником по костюмам оперы «Чародейка» в 2012-м, а в 2014-м - в постановке «Истории Кая и Герды». А совсем недавно презентовал макет новой сценографии «Дон Кихота». Замысел художника воплотят в жизнь уже без него в будущем сезоне на Исторической сцене Большого.

О том, что значит Валерий Левенталь для истории театрального искусства, «МК» побеседовал с директором театра имени Образцова, в прошлом директором музея МХАТа Ириной Корчевниковой.

Он был удивительным живописцем! Понимал режиссера, как никто другой, - говорит «МК» Ирина Леонидовна. - Он настоящий театральный художник - понимал, что такое целостность спектакля, не выпячивал свою индивидуальность, умел работать в команде. Совсем недавно он приезжал, чтобы представить сценографию к «Дон Кихоту», уже понимал, что уходит, прощался со всеми. В его декорациях - красивая жизнь! Левенталь - художник образов. Вот например - когда в спектакле «Дядя Ваня» во МХАТе открывался занавес, зрители видели холм, осыпанный осенней листвой, и становилось ясно, что жизнь всех героев - это осень. Или «Три сестры», третий акт: там сменялись времена года вместе с настроением, потрясающая образность. Мастером уровня Левенталя можно пересчитать по пальцам одной руки - и все, как говорится, «уходящая натура», «старая гвардия».

- В 1990-х Валерий Яковлевич переехал в Америку. Там его творчество пользовалось успехом?

Когда мы были в конце 1990-х со МХАТом на гастролях и сыграли там семь спектаклей «Три сестры», Левенталю аплодировали отдельно. Его там знают. Выставки живописи у него были, что-то продавалось. Но он уехал в возрасте, нужно это понимать, оценивая масштаб известности в США. Его в Америке больше волновало не признание, его ферма. На ранчо у него были лошади, даже олени…

- Его творческое наследие осталось там, или по большей части на родине?

В США, я знаю, Левенталь занимался очень активно станковой живописью. В Америке он вдруг это полюбил. В России он не так ей увлекался, больше делал эскизы. Я, кстати, купила у него много эскизов для музея МХАТ. Несмотря на то, что у него была параллельная жизнь (вторая семья в Москве - прим. авт.), он уехал в Америку к дочке Кате и внуку. Но в России он работал много. Два года назад поставил в Стасике шедевр! Думаю, и «Дон Кихот» будет очень красивым. Конечно, Валерий Левенталь - очень важный художник для России. Он оставил свой след как мастер создания на сцене очень образной, осмысленной красоты.

– Моя покойная мать на вопрос, где ее сын, отвечала: «Поехал вырубать вишневый сад». Я оформлял эту пьесу бесчисленное количество раз. С Эфросом мы потом делали его в Японии и в Финляндии, но «таганская» постановка была первой. Помню, как Анатолий Васильевич горел желанием работать у Любимова – они были тогда в очень теплых отношениях. Я же, придя на подмостки, где исповедовалась идея «бедного театра» и где Давид Боровский великолепно обнажал сцену, решил сделать «антитаганку» – прикрыть все, что является театральным оборудованием, и сделать сцену более-менее традиционной. Поработав с Эфросом, я понял, что на такой драматургии, как Чехов, художник должен заниматься магическим реализмом. Когда, допустим, капля, падающая с потолка, может привлечь внимание всего зала своей магией. Этого магического реализма я пытался достичь позднее, оформляя «Вишневый сад» Олега Ефремова в МХАТе. Например, я придумал, что стена вдруг делается прозрачной и сквозь нее катится мячик, который толкнул еще покойный сын Раневской. Этот эффект мне удался, но в спектакле Ефремова он был ни к селу ни к городу…

– Почему?

– Олег Ефремов был почвенно-русским художником, и мои западнические соображения были ему не нужны. После каждого спектакля с Ефремовым я давал себе слово больше с ним не работать. Потом он набирал мой телефон и говорил своим замечательным голосом: «Валь, ну давай встретимся!» Мы встречались, и его необыкновенное обаяние и человечность вызывали у меня желание продолжать работать. Ефремов мучительно хотел понять проблему пространства. Ему часто ставили в вину, что он не эстет. Зато он, как подлинный актер, ощущал пространство собственным телом. Ефремов, как и Эфрос, был актерским режиссером, говорил с актерами на каком-то странном языке. С художниками так разговаривать невозможно – нужно апеллировать либо к нашим жизненным впечатлениям, либо находить аналоги в истории искусств. Помню, как Эфрос, взявшись за «Вишневый сад», сказал мне две фразы о клоунской кампании героев и о том, что все они обречены. Поэтому я и разместил их, как воробушков, на белой клумбе, среди могильных крестов.

– Когда «Вишневый сад» Эфроса сняли с репертуара «Таганки», его оформление просто вынесли на улицу. Как вы относитесь к судьбам своих декораций?

– Есть бородатый анекдот про цыгана, который приходит в дом, видит кучу грязных детей и спрашивает у жены: «Ну что – вымоем этих или сделаем новых?» В Америке бывают аукционы, на которых можно купить куски декораций, даже бутафорию из спектакля, а в России все это выкидывают. С другой стороны, ведь и сам спектакль жив очень недолгий период. Если ты художник, у тебя есть возможность написать холст. Если он хорошо написан, то с годами, как вино, станет еще лучше. И переживет тебя. А театральное искусство – эфемерность. Актерам в этом смысле гораздо тяжелее. Никогда не забуду, каким застенчивым становился на репетициях Эфроса Володя Высоцкий, игравший Лопахина. Он меня все спрашивал: «Как же я надену белый костюм и желтые ботинки – ведь я маленького роста?!» В этой роли, которая не совпадала с его обычным имиджем, он был необыкновенно искренним. И таким же незабываемым Лопахиным был Андрей Миронов в Театре сатиры.

– Вы и спектакль Плучека оформляли?

– Да, он шел на малой сцене. Плучек, к сожалению, работал в театре, который не соответствовал тогдашнему кодексу интеллигенции. Его постановка была замечательна какими-то маленькими деталями. И потрясающей работой Миронова. От его игры хотелось плакать, он вызывал почти катарсис.

– Я знаю, что время от времени вы преподаете американским студентам-сценографам и разбираете с ними «Вишневый сад»…

– На первом занятии в Йельском университете я попросил студентов нарисовать все ремарки Чехова. Они принесли рисунки, а я сказал: «Теперь сдвиньте на рисунках всю мебель в левый угол». – «Почему?!» – «Потому что в России нет порядка расположения мебели. В американском доме есть центры компоновок, законы меблировки, а в России все алогично…» Они были очень удивлены.

– Почему вы не хотите преподавать в Москве?

– В свое время я открыл отделение театральных художников в Школе-студии при МХАТе. На семь студентов-сценографов приходилось восемь профессоров. Все это закончилось в 1995 году, когда мне предложили брать со студентов плату за обучение. С этим я был категорически не согласен и ушел. Я вообще считаю, что преподавать искусство за деньги невозможно. Сын богатых родителей, чья мама рассказывает, какие у него замечательные акварели, статистически не так талантлив, как человек, обуреваемый страстью к искусству. А эта страсть, как правило, вспыхивает в неимущих семьях.

– Как складываются судьбы ваших выпускников?

– Я успел выпустить нескольких хороших художников. Например, Борис Лысиков, работающий в «Школе современной пьесы», Николай Вагин, оформляющий спектакли по всей Сибири… Но вообще мои ученики вышли не в то время – они сейчас никому не нужны. Сейчас принято создавать на сцене пустое пространство, это своего рода эксгибиционизм – «вот я таков». Но недаром же Бог дает художнику глаз и способность вложить тайну в белую стенку – значит, на сцене должно быть что-то, помимо минимализма. А сейчас у многих возникло ощущение, что сцена – подобие витрины Hugo Boss, Kelvin Klein и т.д. – но это глубокое заблуждение. Не путайте сцену с витриной!

– Бывая в России, вы часто ходите в театр?

– Редко. Волею обстоятельств я с конца 60-х годов начал много работать на Западе, видел все наиболее значительные спектакли. Мне очень странно, что сейчас во всем мире за авангард выдается то, что я уже когда-то видел. Москва – очень эмоциональный город, тут периодически поднимаются волны трепета по поводу каких-то явлений, которые со стороны кажутся ничтожными. Впрочем, не хочу раздавать всем пилюли и пинки – это дурной тон.

– А чем вы сейчас занимаетесь в Америке?

– В основном живописью. Живу у себя на ферме, там у меня студия, оборудованная в бывшем коровнике. В мире есть несколько коллекционеров, которые заинтересованы в моих картинах.

– Как насчет ностальгии?

– Расскажите мне, что это такое. Я всю жизнь перемещаюсь по миру и везде нахожу для себя что-то интересное. Сейчас даже рад, что в радиусе 100 км от меня нет ни одного интеллигентного человека. Я бываю в Нью-Йорке, поскольку там живут мои дочь и внук, но нью-йоркский период у меня уже прошел, а тусовки я не люблю.

– Вы сейчас получаете предложения поработать в России?

– Редко. Театр должны делать молодые, потому что театр – это страсть. Его могут делать и такие старцы, как я, но они должны заниматься только тем искусством, которое они исповедуют, а мне нравится театр сложный, многослойный, не поддающийся быстрому анализу. Его трудно делать, это дорогое и не очень нужное сейчас удовольствие. С другой стороны, хорошо, что в нынешней Москве театр больше не приравнивается ни к кафедре, ни к храму. Это был явный кризис сознания. Когда-то я делал «Доходное место» с Марком Захаровым, так вся Москва перешептывалась, что спектакль закрывают. А я в то время уже начал работать на Западе и понимал, что этот ажиотаж ни к чему.

– Понятен ажиотаж, поскольку Захаров сделал спектакль с аллюзиями на знаменитую постановку Мейерхольда…

– Нет, это все придумали позднее. Просто он сделал спектакль, где Папанов жрал газету «Правда». И все возбудились. Сейчас это, слава богу, ушло. Но еще не появилась та высоколобая публика, которая сформирует другой театр.

– Эфрос делал такой театр?

– Он не этим брал. На каком-то острие его странных слов вдруг возникало что-то, от чего актеры начинали по-особому двигаться и говорить. Но Эфрос никогда не вел интеллектуальных разговоров. И Ефремов не вел. Все, кто всерьез чем-либо занимался, говорили просто. Вот я вам говорю о высоколобых, но, прости меня, Господи, театр должен быть глуповатым. Он может вызывать слезы, катарсис – но вы заплачете над своей судьбой, потому что театр обращается непосредственно к вам. И художник, оформляя спектакль, все равно хочет протоптаться к вам, чтобы у вас родились какие-то личные ассоциации. Чтоб вы взглянули на сцену и сказали: «Это – про меня».

Левенталь Валерий Яковлевич

Художник-постановщик, театральный художник, сценограф, педагог.

Окончил ВГИК (1962). Учился у Ю. И. Пименова, Б. В. Дубровского-Эшке, М. М. Курилко-Рюмина.

В 1963 г. дебютировал как театральный художник в Театре имени М. Н. Ермоловой и в Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.

С 1965 г. работал художником-постановщиком, а в 1988-1995 гг. - главным художником Большого театра.

Начиная с 1979 г. на сцене Художественного театра оформил спектакли по пьесам А. Гельмана, М. Рощина, Л. Петрушевской, С. Мрожека, А. Островского, а также «Чайку», «Дядю Ваню», «Вишневый сад» и «Три сестры» А. Чехова, поставленные О. Ефремовым.

Работал в Италии в театрах «Ла Скала», «Коммунале» и в других зарубежных музыкальных и драматических театрах.

Преподавал в Школе-студии МХАТ, где был первым руководителем отделения по специальности «художник-постановщик театра» кафедры художественного оформления спектакля (1982-95); прочитал курс лекций по сценографии в Йельском университете (США, 1991-92). Почётный профессор ВГИКа.

Академик Российской академии художеств (отделение театрально- и кинодекорационного искусства (1997; член-корреспондент 1988).

Заслуженный художник РСФСР (1976).
Народный художник РСФСР (1982).
Народный художник СССР (1989).

театральные работы

Основные работы в области сценографии:

«Хари Янош» З.Кодаи (1963),
«Сказки Гофмана» Ж.Оффенбаха (2011) в Музыкальном театре им.К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко;

«Золушка» (1964) и «Ромео и Джульетта» (1965) С.Прокофьева в Театре оперы и балета Новосибирска;

«Хованщина» М.Мусоргского в Народной опере, София (1966);

«Доходное место» А.Островского (1967), «Женитьба Фигаро» П.Бомарше (1969) в Театре Сатиры;

«Любовь к трем апельсинам» (1968) и «Война и мир» (1974) С.Прокофьева, «Скрипач на крыше» Д.Бокка (1970), «Дон Жуан» (1987) и «Волшебная флейта» (1998) В.-А.Моцарта в Комише опер, Берлин; «Семен Котко» (1970), «Игрок» (1974) и «Обручение в монастыре» (1982) С.Прокофьева, «Мертвые души» Р.Щедрина (1977), «Отелло» Дж.Верди (1978), «Дама с собачкой» Р. Щедрина (1986), «Млада» Н.Римского-Корсакова (1989), «Орлеанская дева» П.Чайковского (1990), «Князь Игорь» А.Бородина (1993), «Чародейка» П.Чайковского (2012) в Большом театре;

«Женитьба» Н.Гоголя в Театре на Малой Бронной (1975);

«Катерина Измайлова» Д.Шостаковича в Театре оперы и балета, Варшава (1976);

«Чайка» (1980), «Вишневый сад» (1984), «Дядя Ваня» (1985) и «Три сестры» (1997) А.Чехова в МХАТе; «Луиза Миллер» Дж.Верди в Ландес театре, Дессау (1995); «Мария Стюарт» Ф.Шиллера в Малом театре (2006).

призы и награды

Государственная премия Российской Федерации (1994).
Орден Кирилла и Мефодия II степени (Болгария),1976.
Серебряная медаль АХ СССР (1978).
Международная театральная премия им. К. С. Станиславского (1997)
Орден Дружбы (1999).
Золотая медаль АХ СССР (2004).
Орден «За служение искусству» (2013) Российской академии художеств