Литература конца 1940 начала 1950 годов. Литература в годы «оттепели»
Тема урока: «Анализ второго действия комедии».
Цели урока: проанализировать II действие комедии; определить завязку конфликта; формировать умение анализировать монолог; воспитывать человеколюбие, принципиальность, требовательность к себе.
Ход урока.
- I. Повторение. Проверка домашнего задания.
С каких событий начинается комедия?
Как ведут себя герои до появления Чацкого?
(Все лгут, пытаясь что-либо скрыть.)
Вспомните, что такое экспозиция в драматическом произведении?
(Экспозиция - события, происходящие в произведении до завязки действия.)
Как вы думаете, почему у А. С. Грибоедова в комедии «Горе от ума» такая большая экспозиция, практически все 1-е действие?
(Писателю важно показать атмосферу в доме Фамусова, особенности взаимоотношений в семье.)
Каковы эти взаимоотношения?
- II . Анализ конфликта и основных этапов развития действия в комедии
А. С. Грибоедова «Горе от ума».
Что такое конфликт в драматическом произведении?
(Конфликт - столкновение противоречий, движущая сила действия в произведении.)
Каким был конфликт в традиционной драме классицизма?
(Любовный конфликт.),
Есть ли любовный конфликт в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»? (Да.)
Кто является основными действующими лицами в любовном конфликте комедии? (Софья, Молчалин, Чацкий.)
Определите, когда завязывается любовный конфликт?
(Завязка конфликта: слова Софьи на нелестный отзыв Чацкого о Молчалине («Не человек- змея»)
Является ли любовный конфликт основной движущей силой комедии
А. С. Грибоедова «Горе от ума»? Почему?
(Любовный конфликт в «Горе от ума» не является основным, так как цель написания комедии, которую поставил перед собой А.С.Грибоедов, не просто показать характер любовных взаимоотношений героев, а раскрыть нравы современной ему Москвы, показать наметившиеся противоречия в обществе.)
Какой конфликт в комедии «Горе от ума» является основным? Как это соотносится с произведением реализма?
(Основным в «Горе от ума» является социально-политический конфликт как отражение всех противоречий того времени.)
Кто из героев комедии участвует в социально-политическом конфликте? (Чацкий и представители фамусовского общества.)
Во втором действии нам необходимо понять, почему Чацкий вступает в спор с Фамусовым, почему неизбежно столкновение Чацкого и фамусовской Москвы, которое произойдет в следующем действии.
Второе действие насыщено монологами. Это понятно: перед столкновением стороны излагают свою программу.
Действие начинается монологом Фамусова «Петрушка, вечно ты с обновкой...».
Чем раздражен Фамусов в начале монолога и почему он успокаивается к концу его?
(Разумеется, его волнует не разодранный локоть слуги и не манера его чтения. Приезд Чацкого Фамусова встревожил.)
Почему Фамусова так взволновал приезд Чацкого?
(От «сорванца» жди только неприятностей, нарушений порядка.)
Как и почему меняется настроение Фамусова, усевшегося за календарь?
(Фамусов хочет восстановить порядок, усевшись за календарь. Это для него - священнодействие. Принявшись за перечисление предстоящих дел, он приходит в самое благодушное настроение.)
Чем же заполнен день в Фамусова?
(Предстоит обед с форелями, погребенье богатого и почтенного Кузьмы Петровича (превознося его, Фамусов ничуть не скорбит о его смерти, и это делает его одушевление комическим), крестины у докторши. Вот основы его жизни - рожденье, еда, смерть. Фамусов так ободрён этими прочными и понятными ему опорами существования, что встречает Чацкого даже любезно.)
Чувствует ли Чацкий отношение Фамусова?
(Чацкий проницателен, от него не укрывается внутреннее беспокойство Фамусова, спрятанное за благодушным гостеприимством)
Понимает ли Чацкий причину беспокойства Фамусова?
Почему Фамусова, почувствовавшего, что Чацкий хочет посвататься, так это беспокоит? Какое условие он выдвигает.
(Поняв, что Чацкий готов посвататься, Фамусов выдвигает условия: Чацкий должен служить, а главное - перестать быть «гордецом».)
Почему Чацкий отказывается служить?
(«Служить бы рад - прислуживаться тошно»)
В чем суть конфликта, наметившегося в начале второго действия? Выявите позиции спорящих.
Чтение монологов и их обсуждение.
Монолог Фамусова.
Каково мировоззрение Фамусова?
(В качестве достойного образца для подражания появляется Максим Петрович, карьерист, лицемер, низкопоклонник, готовый унижаться ради собственной выгоды.)
Каковы истинные ценности, по мнению Фамусова?
(Для Фамусова ценны размеренность и налаженность московского быта, прочность традиций, патриархальный уклад.)
Приемлет ли взгляды на жизнь Фамусова Чацкий?
(Любя Софью, он вынужден вступить в общение с Фамусовым, а, заговаривая с ним, не может не отстаивать свои позиции, не отталкиваться от той морали, которую ему навязывают. Так появляется монолог Чацкого Это не упражнение в красноречии, не попытка «просветить» Фамусова,- это вынужденная и страстная защита тех начал жизни, которые ему дороги и от которых он отказаться не может.)
Чтение монолога «И точно, начал свет глупеть...».
Каковы же взгляды Чацкого?
(Он не приемлет мир косных, консервативных правил, привычек, ему ненавистны пустота, суетливость московской жизни, отсутствие творческой свободной мысли, жестокость крепостников. Ему противны раболепство и низкопоклонство, лицемерие и чинопочитание.)
Перед нами завязка другого конфликта (о завязке любовного конфликта мы говорили ранее). В чем суть его?
(Обозначим первоначальный конфликт между Фамусовым и Чацким как конфликт поколений. Молодое поколение, чтобы достичь чего-то в жизни, должно ориентироваться на идеалы отцов - такова позиция Фамусова; дядя Максим Петрович - образец для подражания.
Проповедь нового образа жизни в речах Чацкого, отказ от идеалов московского барства.)
Чья позиция предпочтительнее? Есть ли своя правота в высказываниях Фамусова?
Как меняются поведение и интонация речи героев в ходе словесного
поединка?
Какие жизненные идеалы и ценности отстаивает каждый герой?
(Ответ на этот вопрос с помощью выбранных цитат записывается в тетрадь).
Во втором действии завязавшийся общественно-политический конфликт только углубляется? Покажите это на примерах из текста.
Важный момент - появление Скалозуба.
Кто такой Скалозуб? Каковы его взгляды на жизнь? Чья жизненная позиция ему ближе? Докажите свою точку зрения.
(Скалозуб немногим старше Чацкого, но так ли велико его отличие от «века минувшего»? Он настолько ничтожен, что не в состоянии понять, на чьей он стороне в споре Фамусова и Чацкого.)
Найдите в тексте реплики Скалозуба, которые помогают нам понять, что это за человек.
(«Мне только бы досталось в генералы…». О Москве: «дистанции огромного размера». «Довольно счастлив я в товарищах моих…»)
Что вызвало монолог Чацкого «А судьи кто?..»?
(Слыша, что его «жалеют», Чацкий не может удержаться от негодования.
Монолог «А судьи кто?..» рождён протестом Чацкого: его отдают на суд Скалозуба!)
Чтение монолога «А судьи кто?..»
Как произносит этот монолог Чацкий?
(Сдержанность оставляет героя, он распаляется всё больше и больше. Пылкость его не убита до конца презрением. Чацкий не понимает, что его речи в ответ вызывают лишь раздражение и испуг.)
Каковы политические взгляды Чацкого? Что не приемлет он в современном ему обществе?
(Косность, равнодушие, подлость, крепостничество.)
Говоря о социально-политическом конфликте, мы совершенно забыли о любовном конфликте. Развивается ли он?
(Да. У Чацкого возникают подозрения, не является ли Скалозуб его счастливым соперником. Падение Молчалина и обморок Софьи как будто бы окончательно должны были убедить Чацкого в её привязанности к сопернику. Чацкий забывает о Молчалине - он занят лишь заботами о Софье.)
Как вам кажется, почему такой умный молодой человек не понимает до конца происходящего?
(Он влюблён. Сосредоточенность чувства, волнение не позволяют ему верно воспринять происходящее, хотя он старается всё подметить. Несмотря на то что Софья смеётся над участливостью Чацкого, прямо говорит ему: «На что Вы мне?», он уходит омрачённым, печальным, но не прозревшим всё ещё.)
Подведение итогов.
Как и почему изменяется настроение Чацкого от начала к концу второго действия?
Домашнее задание.
2 Задание по группам.
- Проанализировать монолог Чацкого о «французике из Бордо».
- По отношению к кому в тексте I - II действия употребляются слова «ум, умный, философ», однокоренные или синонимичные с ними. Цитаты выписать.
- Воспроизвести цепочку: как родилась и распространилась сплетня о сумасшествии Чацкого?
- Охарактеризовать гостей Фамусова на балу, выделяя их общие и индивидуальные черты.
В первые послевоенные годы художественная жизнь необычайно активна. Местные передвижные, городские, республиканские, межреспубликанские выставки перемежаюгся со всесоюзными, обычно приуроченными к знаменательным датам. Например, в 1947 г. всесоюзная выставка проходила в залах Государственной Третьяковской галереи. Следует помнить, однако, что в эти годы продолжался процесс нарушения общепринятых социальных норм, демократических свобод. Культ Сталина расцвел пышным цветом. На нашей памяти – развернутое в конце 1940-х гг. наступление на так называемых космополитов и постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград", выносящие несправедливый приговор Анне Ахматовой и Михаилу Зощенко (убрали из союза пейсак). Огромное воодушевление, охватившее русских людей после победы, надежды на то, начнется новая, более свободная и счастливая жизнь, что распустят колхозы и будет идеологическое послабление – не оправдались. Колхозники, как крепостные, не могли уехать из своих колхозов, до 1956 г. нельзя было по своей воле поменять место работы. "Архипелаг ГУЛАГ" пополнился бывшими советскими военнопленными, а также репатриантами из Европы, сама форма содержания в лагерях еще более ужесточилась, они в полном смысле слова стали концлагерями, или, по известному выражению Солженицына, "истребительно-трудовыми". И если в 1947 г. смертная казнь была отменена, то в 1950 г. в связи с "ленинградским делом" происходит восстановление смертной казни по отношению к "изменникам родины".
Десять лет в тюрьме находился писатель Андреев. Он писал «Роза Мира». Писал о том, что на самом деле происходит в стране. «Не заговорщик я, не бандит, Я - вестник другого дня, А тех, кто сегодняшнему кадит, Достаточно без меня».
Арестовывалась Баркова. Трижды. Ее стихи суровы как ее жизнь. «»Клочья мяса, пропитанные грязью, В гнусных ямах топтала нога. Чем вы были? Красотой? Безобразием? Сердцем друга? Сердцем врага?..»
Начало холодной войны отозвалось в «Русский вопрос» Симонова, «Голос Америки» Лавренева, «Миссурийский вальс» Погодина. Все не любили Америку. Впрочем как и сейчас. Симонов также написал книженцию о продажниках в «Чужая тень» и «Закон чести» Штейна (там что-то продали америке, какие-то открытия). По Штейну снят фильм.
<- все предыдущее было пьесы. В литературе были Суров, Софронов, Кочетов, Бубеннов, Бабаевский (шоколадка лучше чем его произведения), Грибачев, Павленко. (Ребзя, они тоже писали пьесы, я хз что было у них другого).
Самое известное стихотворение Исаковского: «Враги сожгли родную хату» (лучше про это расскажите).
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат - и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,
Героя-мужа своего.
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, -
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел..."
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой.
"Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам..."
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил - солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
"Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил..."
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.
А вообще все писаки боялись дядю Сталина и писали «как надо». Ажаев «Далеко от Москвы» написал про нефтепровод на ДВ, хотя знал какими силами оно все делается. Сам дядя – узник ГУЛАГа. Был. Потом, ближе к 50ым, эти произведения все начали критиковать, мол, неправда, да еще и приукрашенная. В топку.
26) Анализ одного из стихотворений из книги стихов О. Мандельштама "Камень".
«Нежнее нежного» Осип Мандельштам
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.
Летом 1915 года Осип Мандельштам познакомился в Коктебеле с Мариной Цветаевой. Это событие стало поворотным в жизни, поэта, так как он влюбился, как мальчишка. К тому времени Цветаева уже была замужем за Сергеем Эфронтом и воспитывала дочь. Однако это не помешало ей ответит взаимностью.
Роман двух знаковых представителей русской литературы длился недолго и был, по воспоминаниям Цветаевой, платоническим. В 1916 году Мандельштам приехал в Москву и встретился с поэтессой. Они целыми днями бродили по городу, и Цветаева знакомила своего друга с достопримечательностями. Однако Осип Мандельштам смотрел не на Кремль и московские соборы, а на возлюбленную, что вызывало у Цветаевой улыбку и желание постоянно подшучивать над поэтом.
Именно после одной из таких прогулок Мандельштам написал стихотворение «Нежнее нежного», которое посвятил Цветаевой. Оно совершенно не похоже на другие произведения этого автора и построено на повторении однокоренных слов, которые призваны усилить эффект от общего впечатления и наиболее полно подчеркнуть достоинства той, которая удостоилась чести быть воспетой в стихах. «Нежнее нежного лицо твое», - вот первый штрих к поэтическому портрету Марины Цветаевой, который, как позже признавалась поэтесса, не совсем соответствовал действительности. Однако дальше Мандельштам раскрывает черты характера своей избранницы, рассказывая о том, что она совершенно не похожа на других женщин. Автор, обращаясь к Цветаевой, отмечает, что «от мира целого ты далеко, и все твое – от неизбежного».
Эта фраза оказалась весьма пророческой. Первая ее часть намекает на то, что в это время Марина Цветаева причисляя себя к футуристкам, поэтому ее стихи действительно были очень далеки от реальности. Она часто мысленно устремлялась в будущее и разыгрывала самые различные сценки из собственной жизни. К примеру, в этот период она написала стихотворение, которое заканчивалось строкой, ставшей впоследствии реальностью – «Моим стихам, как драгоценным винам, наступит свой черед».
Что касается второй части фразы в стихотворении Осипа Мандельштама «Нежнее нежного», то автор словно бы заглянул в будущее и вынес оттуда четкое убеждение, что судьба Цветаевой уже предрешена, и изменить ее невозможно. Развивая эту мысль, поэт отмечает, что «от неизбежного твоя печаль» и «тихий звук неунывающих речей». Трактовать эти строчки можно по-разному. Однако известно, что Марина Цветаева очень болезненно переживала смерть матери. Плюс ко всему, в 1916 году она рассталась со своей лучшей подругой Софьей Парнок, к которой испытывала очень нежные и отнюдь не только дружеские чувства. Возвращение к мужу по времени совпало с приездом в Москву Осипа Мандельштама, который и застал Цветаеву в состоянии, близком к депрессии. Правда, за налетом чувств и слов поэт сумел разглядеть нечто большее. Он словно бы причитал книгу жизни Марины Цветаевой, в которой увидел много пугающего и неизбежного. Более того, Мандельштам понял, что сама поэтесса догадывается, что именно уготовано ей судьбою, и принимает это как должное. Эти знания не омрачают «даль очей» поэтессы, которая продолжает писать стихи и пребывать в своем, полном грез и фантазий, мире.
Позже Цветаева вспоминала, что ее отношения с Мандельштамом были похожи на роман двух поэтов, которые постоянно спорят, восхищаются друг другом, сравнивают свои произведения, ругаются и вновь мирятся. Однако эта поэтическая идиллия длилась недолго, примерно полгода. После этого Цветаева и Мандельштам стали встречаться гораздо реже, а вскоре поэтесса и вовсе покинула Россию и, находясь в эмиграции, узнала об аресте и гибели поэта, который написал эпиграмму на Сталина и имел несчастье прочитать ее публично, что поэт Борис пастернак приравнял к самоубийству.
27) Особенности художественного мира А. Платонова (анализ одного из рассказов).
Его творчество – загадка, оно не похоже на всё, что знали прежде, и во многом необъяснимо. И доброжелатели, и хулители Платонова ещё в 20 – 30годы говорили о его странных героях, неожиданных и оборванных финалах, о невозможности пересказать произведение. Но даже у самых яростных обличителей Платонова прорывалось восхищение мощным художественным даром писателя: плотностью повествования, универсальностью обобщения на уровне одной фразы текста, колоссальной свободой в языковой стихии русского языка.
Он выбрал для своего героя тернистый путь страдания в поисках той правды, которая должна восстановить нарушенный порядок жизни и духа. «Сирота земного шара», «круглый сирота», «представитель общества сиротства» - это ключевые образы – понятия, ставшие лейтмотивами платоновского мира. Они представлены в нём то как характеристика героя, то как цельный сюжет произведения. Сирота и ребёнок живут практически в каждом герое Платонова. Они брошены, оставлены, у них нет дома – очага, матери и отца. Сиротство у Платонова – это не только индивидуальная черта характера, но и знак – символ разрушенной целостности национальной жизни, обезбожения мира и человека.
«Три вещи меня поразили в жизни, - писал Платонов, - дальняя дорога в скромном русском поле, ветер и любовь»…Дальняя дорога – как влечение жизни. Движение – это есть жизнь, а отсутствие его, остановка равносильны смерти. Платонов и революцию воспринял не только политически, но и философски – как проявление всеобщего движения, как важнейший шаг к преображению мира и человека. Этой дорогой жизни ведёт писатель своих героев, вместе с ними наблюдая за происходящим и живя с мечтой о новом обществе, где главным будет Человек. В своих произведениях он как бы предчувствует и предупреждает о возможной трагедии жизни, если в процессе преобразования мира будет забыт человек, ради которого совершаются революции и провозглашаются реформы.
Особенности жанра. Произведение А. Платонова «Юшка» относится к жанру рассказа.
Тематика и проблематика рассказа. Основная тема рассказа А. Платонова «Юшка» - тема милосердия, сострадания. Андрей Платонов в своих произведениях создает особый мир, который поражает нас, завораживает или приводит в недоумение, но всегда заставляет глубоко задуматься. Писатель раскрывает перед нами красоту и величие, доброту и открытость простых людей, которые способны переносить невыносимое, выживать в условиях, в которых выжить, казалось бы, невозможно. Такие люди, по мнению автора, могут преобразить мир. Таким необыкновенным человеком предстает перед нами герой рассказа «Юшка».
Основная идея рассказа. Основная идея художественного произведения - это выражение авторского отношения к изображаемому, его соотнесение этого изображения с утверждаемыми или отрицаемыми писателем идеалами жизни и человека. Платонов утверждает в своём рассказе идею значимости любви и добра, идущих от человека к человеку. Он стремится воплотить в жизнь принцип, взятый ещё из детских сказок: невозможного нет, всё возможно. Сам автор говорил: «Надо любить ту Вселенную, которая может.быть, а не ту, которая есть. Невозможное - невеста человечества, и к невозможному летят наши души...» К сожалению, не всегда добро ’побеждает в жизни. Но добро, любовь, по Платонову, не иссякают, не уходят из мира со смертью человека. После смерти Юшки прошли годы. В городе давно позабыли его. Но Юшка вырастил на свои маленькие средства, отказывая себе во всём, сироту, которая, выучившись, стала врачом и помогала людям. Докторшу называют дочерью доброго Юшки.
Образ Юшки. Главный герой рассказа - Юшка. Добрый и сердечный Юшка обладает редким даром любви. Эта любовь истинно святая и чистая: «Он склонялся к земле и целовал цветы, стараясь не дышать на них, чтоб они не испортились от его дыхания, он гладил кору на деревьях и подымал с тропинки бабочек и жуков, которые пали замертво, и долго всматривался в их лица, чувствуя себя без них осиротевшим». Погружаясь в мир природы, вдыхая аромат лесов и трав, он отдыхает душой и даже перестает чувствовать свой недуг (бедный Юшка страдае т от чахотки). Искренне любит он и людей, в особенности же одну сиротку, которую вырастил, выучил в Москве, отказывая себе во всем: он никогда не пил чаю, не ел сахара, «чтоб она ела его». Каждый год ездит он проведывать девушку, привозит денег на весь год, чтобы она могла жить и учиться. Он любит её больше всего на свете, и она, наверное, единственная из всех людей, отвечает ему «всем теплом и светом своего сердца». Достоевский писал: «Человек есть тайна». Юшка же в своей «нагой» простоте кажется людям откровенно понятным. Но его непохожесть на всех раздражает не только взрослых, но и детей, а также влечёт к нему человека «со слепым сердцем». Всю жизнь несчастного Юшку все бьют, оскорбляют и обижают. Дети и взрослые потешаются над Юшкой, упрекают его «за безответную глупость». Однако он никогда не проявляет злобы к людям, никогда не отвечает на их оскорбления. Дети бросают в него камни и грязь, толкают его, не понимая, почему он не ругает их, не гонится за ними с хворостиной, как другие взрослые. Наоборот, когда ему бывало совсем уж больно, этот странный человек говорил: «Чего вы, родные мои, чего вы, маленькие!.. Вы, должно быть, любите меня?.. Отчего я вам всем нужен?..» Наивный Юшка видит в непрерывных издевательствах людей извращенную форму любви к себе: «Меня, Даша, народ любит!» - говорит он хозяйской дочери. Перед нами старый на вид человек, слабый, больной. «Он был мал ростом и худ; на сморщенном лице его вместо усов и бороды росли по отдельности редкие седые волосы; глаза же были белые, как у слепца, и в них всегда стояла влага, как не остывающие слёзы». Он долгие годы носит без смены одну и ту же одежду, напоминающую рубище. И стол его скромен: чаю он не пил и сахару не покупал. Он - подручный помощник у главного кузнеца, выполняет работу незаметную для постороннего глаза, хотя и необходимую. Он первым идёт поутру в кузницу и (последним покидает, так что старики и старухи сверяют по нему начало и конец дня. Но в глазах взрослых, отцов и матерей Юшка - человек ущербный, не умеющий жить, ненормальный, потому-то именно его вспоминают они, ругая детей: мол, будешь как Юшка. Кроме того, каждый год Юпжа куда-то уходит на’ месяц и потом возвращается. Уйдя далеко от людей, Юшка преображается. Он распахнут миру: благоуханию трав, голосу рек, пению птиц, веселью стрекоз, жуков, кузнечиков - живет одним дыханием, одной живой радостью с этим миром. Мы видим Юшку весёлым и счастливым. И умирает Юшка из-за того, что оскорблено его принципиальное чувство и убеждение в том, что каждый человек «по надобности» своей равен другому. Только после его смерти оказывается, что он всё же был прав в своих убеждениях: он действительно был нужен людям.
Образ приёмной дочери Юшки. Став врачом, девушка приехала в городок, чтобы вылечить Юшку от мучавшей его болезни. Но, к сожалению, было уже поздно. Не успев спасти своего приёмного отца, девушка всё же остается, чтобы распространить на всех людей чувства, зажжённые в её душе несчастным юродивым, - своё сердечное тепло и доброту. Она остается, чтобы «лечить и утешать больных людей, не утомляясь утолят! страдание и отдалять смерть от ослабевших».
Краткое: Ефим, которого в народе прозвали Юшкой, работает помощником кузнеца. Этому слабому человеку, старому на вид, исполнилось лишь сорок лет. Стариком он выглядит из-за чахотки, которой давно болеет. Юшка работает в кузнице так давно, что местные жители сверяют по нему часы: взрослые, видя, как он идёт на работу, будят молодых, а когда он возвращается домой, говорят, что пора ужинать и спать.
Очень часто дети и взрослые обижают Юшку, бьют, кидают в него камни, песок и землю, но он всё терпит, не обижается и не сердится на них. Порой дети пытаются разозлить Юшку, но у них ничего не выходит, и иногда они даже не верят в то, что Юшка живой. Сам Юшка считает, что окружающие так проявляют к нему «слепую любовь».
Заработанные деньги Юшка не тратит, пьёт только пустую воду. Каждое лето он куда-то уезжает, но никто не знает, куда именно, а Юшка не признаётся, называет разные места. Люди думают, что он ездит к дочери, такой же, как и он, простой и никому не нужной.
С каждым годом Юшка от чахотки становится всё слабее. Однажды летом, вместо того, чтобы уйти, Юшка остаётся дома. Тем вечером он, как обычно, возвращается из кузницы и встречает прохожего, который начинает потешаться над ним. Впервые Юшка не терпит насмешки молча, а отвечает прохожему, что если он родился, то, значит, нужен белому свету. Эти слова приходятся прохожему не по вкусу. Он толкает Юшку в больную грудь, тот падает и умирает.
Проходящий мимо мастер находит Юшку и понимает, что тот мёртв. На Юшкины похороны приходят все соседи с его улицы, даже те, кто его обижали. Теперь злость им срывать стало не на ком, и люди начали ругаться чаще.
Однажды в городе появляется незнакомая девушка, хилая и бледная, и начинает искать Ефима Дмитриевич. Не сразу кузнец вспоминает, что так звали Юшку.
Сначала все считают девушку дочерью Юшки, но она оказывается сиротой. Юшка опекал её, поместил сперва в московское семейство, потом в пансион с обучением. Каждое лето он ездил к девушке и все заработанные деньги отдавал ей. Зная о болезни Юшки, девушка выучилась на врача и хотела его вылечить. Она не знала, что Юшка умер - он просто не приехал к ней, и девушка отправилась его искать. Кузнец приводит её на кладбище.
Девушка остаётся работать в том городе, бескорыстно помогает людям, и все называют её «Юшкиной дочерью», уже и не помня, кто такой Юшка, и что она ему дочерью не приходится.
В последнем номере журнала «Новое литературное обозрение» (НЛО , 2009, №97) опубликовано исследование, посвященное советским школьным учебникам по литературе в 1940-е - 1950-е гг. - «Учебник патриотизма» . В нём прослеживаются изменения трактовок, касающиеся отдельных писателей и всего концепта «русская советская литература» в целом, которые напрямую отражают перемены официальной идеологии. Основой для изложения курса литературы, оценок писателей и характеристик литературных персонажей становится в этот период идея патриотизма. Однако, став ядром идеологической системы, само понятие «патриотизм» размывается и превращается в «обязательный муляж всего позитивного»; в этом виде оно, похоже, сохраняется и сегодня.
В статье показывается, каким образом можно проследить единую линию развития школьных учебников по литературе с середины 1940-х по конец 1960-х. Если для 1930-х характерен классовый подход (в том числе к литературе: история литературы как история политической борьбы групп внутри господствующего класса), то в 40-е годы классовая теория сменяется национальной. Распространение получает имперская патриотическая идеология, имеющая ряд особенностей:
1. Патриотизм как абсолютная ценность.
Патриотизм (жертвенность во имя народа, свободолюбие, революционная борьба, предвидение светлого будущего) становится не характеристикой мысли того или иного автора, а абстрактным положительным мерилом деятельности писателя вообще. Любое положительное качество интерпретируется как частный случай патриотизма (и наоборот: любые отрицательные стороны литературного процесса рассматриваются как происки врагов-непатриотов. См., например, сюжеты, связанные со смертью «хороших» писателей, внимание к «Смерти поэта» Лермонтова как речи общественного обвинителя). Главная задача писателя - служить образцом патриотизма.
2. Отсутствие содержательной динамики в истории литературы.
Писатели, древние и современные, застывают в лучах всегда тождественного себе патриотизма. Исчезновение иерархии между писателями (русский писатель либо великий, либо не русский писатель). Изложение биографий разных авторов уподобляется друг другу: «Величайший русский поэт А.С.
Пушкин был верным сыном своего народа и горячо любил свою родину. Он любил русскую природу…Пушкин преклонялся перед вековой мудростью своего народа… В прошлом родины внимание Пушкина привлекали всегда героические события, свидетельствующие о силе народа, об умении в трудные для отечества минуты напрягать всю свою мощь и давать богатырский отпор врагу» («Пушкин и родина», 1941 г.)
3. Русское как всемирное. Всемирное как советское.
Все, что связано с Россией, оказывается, по определению, передовым. Идея всеевропейского руководства (Россия освобождает страны Европы, Россия показывает пример, Россия как избавитель) проецируется вглубь истории. Сначала в учебниках акцентируется международная значимость авторов, но постепенно мировая литература уходит в приложение, а затем вовсе исчезает. Изучение литературы становится изучением русской советской литературы. Советская литература ведет мировые литературы за собой.
4. Использование скрытой аналогии с современностью и приёма «заражения» учащегося энергетикой изучаемого материала.
Изложение биографий писателей и литературных деятелей становится зависимым от современных политических обстоятельств. Ломоносов, например, боролся с немцами, которые вели себя в Академии наук как фашисты на оккупированной территории. Радищев «понял истинный характер американской «демократии» и заклеймил ее как лживую» (1954), хотя ранее, в 1943 году, когда США воспринимались как союзник, в учебниках писали, что «Радищев, горячо приветствуя войну за освобождение североамериканского народа, приведшую к установлению государства США , выражает уверенность, что русский народ тоже поднимет восстание и, победив, устроит свою жизнь на началах свободы и счастья».
5. Отказ от собственно содержательного (эстетического) анализа литературы; отождествление писателя и положительного литературного героя.
Слияние автора и героя в семантическом поле вечного служения родине позволяло герою сойти со страниц литературного произведения и «выйти в жизнь», стать (как предлагали методисты в психологическом плане восприятия текста) «близким другом миллионов читателей». И автор, и герой проверяются войной и являют собой пример патриотического поведения.
6. Русская литература как отражение единства нации и неустанное восхваление российской государственности.
Есть все основания полагать, что многие из перечисленных особенностей были характерны не только для школьных советских учебников по литературе, но и учебников по истории (биографии исторических деятелей как жития, нагнетание патриотизма и т.д.).
В качестве иллюстрации к статье Пономарёва «Учебник патриотизма» мы бы хотели привести школьное сочинение Зои Космодемьянской о героическом эпосе и Илье Муромце, написанное в 1939 году (). Если, анализируя учебники, можно восстановить встроенные в них пропогандистские конструкции, то в сочинениях школьников проявляются уже результаты усвоения и действия этих конструкций.
Зоя Космодемьянская. Илья Муромец - богатырь земли русской.
«В далекие времена… передавались былины о богатырях, отражавших набеги кочевников и обладавших великой силой. Среди этих богатырей был Илья Муромец. Много героев-богатырей в русских былинах, но Илья Муромец - первый среди них.
Илья Муромец - это не историческое лицо, это сам народ, творение народа, отражающее все лучшее, что было в нем самом. Народ верил в своего героя, награждая его своими лучшими качествами. В былинах мы видим мечты и желания народные. Недаром В. И. Ленин писал о фольклоре: «Какой интересный материал… На этом материале можно было бы написать прекрасное исследование о чаяниях, ожиданиях народных».
Богатырская застава… вместе - как бы маленькая дружина из трех человек… И числится старый казак Илья Муромец, сын Иванович, из города Мурома, со славного села Карачарова, атаманом…
«Сиднем сидел» Илья тридцать три года, да вдруг приходит к нему нищая братия, растормошили его, велели принести чашу вина, да потом чтобы он ее выпил. Говорят калики перехожие: «Будешь ты, Илья, великий богатырь, и смерть тебе на бою не писана…»
И стал Илья после этого богатырем и выполнил завет отца: не убивал даже врага понапрасну… побеждает он и Идолище поганое, и Соловья-разбойника (олицетворяющих южные дикие орды), и Калин-царя, и «нахальщиков». Сильный и мужественный он призывает и других богатырей сражаться за землю русскую, за народ… И народ относится к нему в былине ласково, жалея его…
Скромный, неподкупный и честный, он не терпит обиды даже от князя… Спрятал неумный князь Владимир Илью Муромца в погреб, да не кормил, и не поил его. Но пришло время, когда ни Владимир, ни Русь не могут обойтись без Ильи - наступал враг сильный. И сказал тогда Илья, что не вышел бы он для князя Владимира из погреба, а вышел он за родную землю русскую. Шли века за веками, но народ в своем устном творчестве донес до наших дней героический эпос, в котором Илья Муромец, любимец-богатырь, борется со всеми врагами своего народа.
Теперь былые столетия позади. А наш народ родил двух сильнейших из сильнейших богатырей, теперь уже не легендарных, а действительных - Ленина и Сталина, сумевших, как нигде на планете, сделать революцию и на одной шестой части земли установить диктатуру пролетариата. »
__________________
Источник фотографии обложки книги «Пушкин и родина» (Томашевский, Б. В., Грушкин А.И. Пушкин и Родина. - М. - Л. : АН СССР , 1941. - 35 с. - (Оборонная серия)) - сайт Центральной Городской Детской Библиотеки им. Пушкина. К книге здесь дана следующая аннотация:
«Блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года, а 10 сентября 1941 года была подписана к печати книга Б. В. Томашевского и А. И. Грушкина «Пушкин и Родина». Она учила читателей любви к Родине.
Данное издание рассказывает о любви Александра Сергеевича Пушкина к народной поэзии, к русским народным сказкам, к историческому прошлому нашей Родины. Авторы рассматривают отношение великого русского поэта к Российской империи, к родственным нам славянским народам. Книга была создана для тех, кто в упорных и кровопролитных боях с фашистами отстаивал независимость отечества, а значит и великую народную культуру, одним из лучших и ярчайших представителей которой был Пушкин».
Новый этап в развитии русской литературы XX в. ознаменовался окончанием мирового периода в жизни народов Европы: началась Вторая мировая война, длившаяся шесть лет. В 1945 г. она завершилась поражением гитлеровской Германии. Но мирный период продолжался недолго.
Уже в 1946 г. речь У. Черчилля в Фултоне обозначила напряженность в отношениях между бывшими союзниками. Результатом стала «холодная война», опустился «железный занавес». Все это не могло не оказать существенного влияния па развитие литературы.
В годы Великой Отечественной войны русская литература практически целиком посвятила себя благородному делу зашиты Отечества. Ее ведущей темой стала борьба с фашизмом, ведущим жанром - публицистика. Самое яркое поэтическое произведение тех лет - поэма А.Т. Твардовского «Василий Теркин».
Послевоенные постановления ЦК ВКП(б) (1946-1948) существенно ограничивали возможности писателей. Положение существенно изменилось после 1953 г. с начатом периода, получившего название «оттепели». Значительно расширилась тематика художественных книг, открылись новые литературно-художественные журналы, обогатился жанровый репертуар литературы, были восстановлены лучшие традиции словесности предшествующего времени, в частности Серебряного века. 1960-е годы дали небывалый расцвет поэзии (А.Вознесенский, Е.Евтушенко, Б.Ахмадулина, Р.Рождественский и др.).
ЛИТЕРАТУРА ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
Еще до войны официальное искусство стало средством пропаганды. Песня «Широка страна моя родная» кого-то убеждала не меньше, чем черные «воронки» у подъездов и заколоченные двери арестованных по навету. Перед войной многие верили, что мы победим «малой кровью, могучим ударом», как пелось в песне из снятого перед самой войной фильма «Если завтра война».
Хотя идеологические стереотипы и принципы тоталитарной пропаганды в годы войны остались без изменения и контроль над средствами информации, культурой и искусством не был ослаблен, людей, сплотившихся ради спасения Отечества, охватило, как писал Б.Пастернак, «вольное и радостное» «чувство общности со всеми», что позволило ему назвать этот «трагический, тяжелый период» в истории страны «живым».
Писатели и поэты уходили в народное ополчение, в действующую армию. Десять писателей были удостоены звания Героя Советского Союза. Многие работали во фронтовых газетах - А.Твардовский, К.Симонов, Н.Тихонов. А.Сурков, Е.Петров, А.Гайдар, В.Закруткин, М.Джалиль.
Произошли изменения, касающиеся жанрового состава художественной литературы. С одной стороны, укрепились позиции публицистики и беллетристики, с другой - сама жизнь потребовала восстановления в правах лирики и сатиры. Одним из ведущих жанров стала лирическая песня. Всенародными были «В прифронтовом лесу», «Огонек», «На солнечной поляночке». «Землянка». На фронте и в тылу возникли различные варианты «Катюши» и других популярных песен.
Не меньшим было влияние лирики. Поэты - от Д. Бедного до Б. Пастернака - откликнулись на военные события. А.Ахматова написала исполненные высокого достоинства и душевной боли за судьбу Родины стихотворения «Клятва» (1941), «Мужество» (1942), «Птицы смерти в зените стоят...» (1941). Всенародное признание получило стихотворение К.Симонова «Жди меня...» (1941).
Эпическая поэзия также не остановилась на достигнутом. К. Симонов, А.Твардовский и другие поэты возродили жанр баллады, интересные поэмы и повести в стихах были созданы Н.Тихоновым («Киров с нами», 1941)т В. Инбер («Пулковский меридиан», 1941 - 1943), М.Алигер («Зоя», 1942), О.Берггольц («Ленинградская поэма», 1942). Высшим достижением в этом жанре стала воистину народная поэма А.Твардовского «Василий Теркин» (1941 - 1945).
В прозе главенствовал очерковый жанр. Публицистике отдали дань М.Шолохов и Л.Леонов, И.Эренбург и А.Толстой, Б.Горбатов и В. Василевская, многие другие прозаики. В страстных декларациях авторов говорилось об ужасах войны, вопиющей жестокости противника, боевой доблести и патриотических чувствах соотечественников.
Из числа наиболее интересных произведений, созданных в жанре рассказа, можно назвать вещи А. Платонова и К. Паустовского. Создавались также циклы рассказов - «Морская душа» (1942) Л.Соболева, «Севастопольский камень» (1944) Л.Соловьева, «Рассказы Ивана Сударева» (1942) А.Толстого.
С 1942 г. стали появляться героико-патриотические повести - «Радуга» (1942). В.Василевской, «Дни и ночи» (1943-1944) К.Симонова, «Волоколамское шоссе» (1943- 1944) А. Бека, «Взятие Beликошумска» (1944) Л.Леонова, «Народ бессмертен» (1942) В. Гроссмана. Как правило, их главным героем был мужественный борец с фашизмом.
Голы войны были неблагоприятны для развития романного жанра. Всплеск национального самосознания побудил писателей ради утверждения мысли о непобедимости русского народа заглянуть в прошлое в поисках исторических аналогам («Генералиссимус Суворов» (1941 - 1947) Л. Раковского, «Порт-Артур» (1940- 1941) А.Степанова, «Батый» (1942) В.Яна и т.п.).
Наиболее популярными историческими личностями в произведениях разных родов и жанров литературы были Петр Первый и Иван Грозный. Если Петру Первому в это время было посвящено всего одно произведение, хотя и очень значительное - роман «Петр Первый», написанный А. Толстым, то Иван Грозный стал главным героем романов В. Костылева и В.Сафонова, пьес А.Толстого, И.Сельвинского, В.Соловьева. Он оценивался прежде всего как созидатель Земли русской; ему прощалась жестокость, оправдывалась опричнина- Смысл такой аллюзии очевиден: прославление вождя в эти годы не ослабевает, несмотря на тяжелые поражения в начале войны.
Прямо назвать причину бед, повлиявших на ход войны, когда страна, ослабленная тиранией, истекала кровью, художники не могли. Одни творили легенду, другие описывали прошлые времена, третьи апеллировали к разуму современников, пытаясь укрепить их дух. Были и такие, у кого не хватало смелости и совести, которые делали карьеру, приспосабливались к требованиям системы.
Сложившаяся в 1930-е годы нормативная эстетика социалистического реализма диктовала свои условия, не выполнять которые писатель, желавший быть опубликованным, не мог. Задача искусства и литературы виделась в иллюстрировании идеологических установок партии, доведении их до читателя в «охудожествленной» и предельно упрощенной форме. Всякий, кто не удовлетворял этим требованиям, подвергался проработкам, мог быть сослан или уничтожен.
Уже на следующий после начала войны день у председателя Комитета по делам искусства М. Храпченко состоялось совещание драматургов и поэтов. Вскоре при комитете была создана специальная репертуарная комиссия, которой было поручено отобрать лучшие произведения на патриотические темы, составить и распространить новый репертуар, следить за работой драматургов.
В августе 1942 г. в газете «Правда» были опубликованы пьесы А. Корнейчука «Фронт» и К. Симонова «Русские люди». В этом же году Л.Леонов написал пьесу «Нашествие». Особый успех имел «Фронт» А.Корнейчука. Получив личное одобрение Сталина, пьеса ставилась во всех фронтовых и тыловых театрах. В ней утверждалось, что на смену зазнавшимся командирам времен гражданской войны (командующий фронтом Горлов) должно прийти новое поколение военачальников (командующий армией Огнев).
Е. Шварц в 1943 г. написал пьесу «Дракон», которую известный театральный режиссер Н.Акимов поставил летом 1944 г. Спектакль был запрещен, хотя официально признавался антифашистским. Пьеса увидела свет уже после смерти автора. В притче-сказке Е. Шварц изобразил тоталитарное общество: в стране, где долгое время правил Дракон, люди так привыкли к насилию, что оно стало казаться нормой жизни. Поэтому, когда появился странствующий рыцарь Ланцелот, сразивший Дракона, народ оказался не готов к свободе.
Антифашистской назвал свою книгу «Перед восходом солнца» и М.Зощенко. Книга создавалась в дни войны с фашизмом, отрицавшим образованность и интеллигентность, будившим в человеке звериные инстинкты. Е.Шварц писал о привычке к насилию, Зощенко - о покорности страху, на которой как раз и держалась государственная система. «Устрашенные трусливые люди погибают скорей. Страх лишает их возможности руководить собой», - говорил Зощенко. Он показал, что со страхом можно успешно бороться. Во время травли 1946 г. ему припомнили эту повесть, написанную, по определению автора, «в защиту разума и его прав».
С 1943 г. возобновилось планомерное идеологическое давление на писателей, истинный смысл которого тщательно скрывался под маской борьбы с пессимизмом в искусстве. К сожалению, деятельное участие в этом принимали и они сами. Весной того года в Москве состоялось совещание литераторов. Его целью явилось подведение первых итогов двухлетней работы писателей в условиях войны и обсуждение главнейших задач литературы, путей ее развития. Здесь впервые было подвергнуто резкой критике многое из созданного в военное время. Н.Асеев, имея и виду те главы из поэмы А.Твардовского «Василий Теркин», которые к тому времени были опубликованы, упрекал автора в том, что это произведение не передает особенностей Великой Отечественной войны. В. Инбер в августе 1943 г. напечатала статью «Разговор о поэзии», в которой критиковала О. Берггольц за то, что она и в 1943 г. продолжала писать о своих переживаниях зимы 1941 -1942 гг. Писателям ставили в вину, что они не успевают за постоянно меняющейся военно-политической обстановкой. Художники требовали от художников же отказа от свободы выбора тем, образов, героев, ориентировали на сиюминутность. В переживаниях О.Берггольц В.Инбер увидела «душевное самоистязание», «жажду мученичества», «пафос страдания». Писателей предупреждали, что из-под их пера могут выйти строки, не закаляющие сердца, а, наоборот, расслабляющие их. В конце января 1945 г. драматурги собрались на творческую конференцию «Тема и образ в советской драматургии». Выступающих было много, но особо следует выделить речь Вс. Вишневского, всегда учитывавшего «линию партии». Он говорил о том, что теперь нужно заставить редакторов и цензоров уважать литературу и искусство, не толкать художника под руку, не опекать его.
Вишневский апеллировал к вождю: «Сталин отложит в сторону все военные папки, он придет и скажет нам целый ряд вещей, которые нам помогут. Так ведь было до войны. Он первый приходил к нам на помощь, рядом были его соратники, был и Горький. И та растерянность, которая владеет некоторыми людьми неизвестно почему, - она отпадет». И Сталин действительно «сказал целый ряд вещей». Но означали ли слова Вишневского изменение политики партии в области литературы? Дальнейшие события показали, что надежды на это были напрасны. Уже с мая 1945 г. началась подготовка к разгромным постановлениям 1946 г.
В это же время к Сталину обращались в своих многочисленных стихотворных посланиях те поэты, которых лишили возможности быть услышанными. Речь идет о творчестве узников ГУЛАГа. Среди них были и уже признанные художники, и те, кто до ареста не помышлял о литературной деятельности. Их творчество еще ждет своих исследователей. Годы войны они провели за решеткой, но обиду держали не на Родину, а на тех, кто лишил их права защищать ее с оружием в руках. В. Боков объяснял репрессии трусостью и лживостью «Верховного»:
Товарищ Сталин!
Слышишь ли ты нас?
Заламывают руки.
Бьют на следствии.
О том, что невиновных
Топчут в грязи,
Докладывают вам
На съездах и на сессиях?
Ты прячешься,
Ты трусишь,
Ты нейдешь,
И без тебя бегут в Сибирь
Составы скорые.
Так значит, ты, Верховный,
Тоже ложь,
А ложь подсудна.
Ей судья - история!
В лагерях вынашивали сюжеты будущих книг А.Солженицын, В.Шаламов, Д.Андреев, Л.Разгон, О.Волков, писали стихи; огромная армия «врагов» внутренне противостояла в годы войны сразу двум силам - Гитлеру и Сталину. Надеялись ли они найти читателя? Конечно. Их лишили слова, как и Шварца, Зощенко, многих других. Но оно - это слово - было произнесено.
В годы войны не были созданы художественные произведения мирового значения, но будничный, каждодневный подвиг русской литературы, ее колоссальный вклад в дело победы народа над смертельно опасным врагом не может быть ни переоценен, ни забыт.
ЛИТЕРАТУРА ПОСЛЕВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
Война оказала большое влияние на духовный климат советского общества. Сформировалось поколение, ощутившее в связи с победой чувство собственного достоинства. Люди жили надеждой на то, что с окончанием войны все изменится к лучшему. Побывавшие в Европе воины-победители увидели совсем другую жизнь, сравнивали ее с собственной, довоенной. Все это пугало правящую партийную элиту. Ее существование было возможно только в атмосфере страха и подозрительности, при жестком контроле над умами, деятельностью творческой интеллигенции.
В последние годы войны были проведены репрессии против целых народов - чеченцев, ингушей, калмыков и ряда других, поголовно обвиненных в предательстве. Не домой, а в лагеря, в ссылку отправлялись бывшие военнопленные и граждане, угнанные на работу в Германию.
Вся идеологическая работа в послевоенные годы была подчинена интересам административно-командной системы. Вес средства были направлены на пропаганду исключительных успехов советской экономики и культуры, будто бы достигнутых под мудрым руководством «гениального вождя всех времен и пародов». Образ процветающей держаны, народ которой наслаждается благами социалистической демократии, получив отражение в, как тогда говорили, «лакировочных» книгах, картинах, фильмах, не имел ничего общего с реальностью. Правда о жизни народа, о войне с трудом пробивала себе дорогу.
Возобновилось наступление на личность, на интеллигентность, на формируемый ею тип сознания. В 1940- 1950-е годы творческая интеллигенция представляла собой повышенную опасность для партноменклатуры. С нее и началась новая волна репрессий уже послевоенного времени.
15 мая 1945 г. открылся Пленум Правления Союза писателей СССР. Н.Тихонов в докладе о литературе 1944- 1945 гг. заявил: «Я не призываю к лихой резвости над могилами друзей, но я против облака печали, закрывающего нам путь». 26 мая в «Литературной газете» О.Берггольц ответила ему статьей «Путь к зрелости»: «Существует тенденция, представители которой всячески протестуют против изображения и запечатления тех великих испытаний, которые вынес наш народ в целом и каждый человек в отдельности. Но зачем же обесценивать народный подвиг? И зачем же преуменьшать преступления врага, заставившего наш народ испытать столько страшного и тяжкого? Враг повержен, а не прощен, поэтому ни одно из его преступлений, т.е. ни одно страдание наших людей не может быть забыто».
Через год даже такая «дискуссия» уже была невозможна. ЦК партии буквально торпедировал русское искусство четырьмя постановлениями. 14 августа 1946 г. было обнародовано постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», 26 августа - «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению», 4 сентября - о кинофильме «Большая жизнь». В 1948 г. появилось постановление «Об опере В. Мурадели "Великая дружба"». Как видим, «охвачены» были основные виды искусства - литература, кино, театр, музыка.
В этих постановлениях содержались декларативные призывы к творческой интеллигенции создавать высокоидейные художественные произведения, отражающие трудовые свершения советского народа. В то же время деятели искусства обвинялись в пропаганде буржуазной идеологии: постановление о литературе, например, содержало несправедливые и оскорбительные оценки творчества и личности Ахматовой, Зощенко и других писателей и означало усиление жесткой регламентации как основного метода руководства художественным творчеством.
Поколения людей составляли свое мнение об Ахматовой и Зощенко, исходя из официальных оценок их творчества, постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» изучалось в школах и было отменено только сорок лет спустя! Зощенко и Ахматова были исключены из Союза писателей. Их перестали печатать, лишив заработка. Они не были отправлены в ГУЛАГ, но жить в положении отверженных, в качестве «наглядного пособия» для инакомыслящих, было невыносимо.
Почему же новая волна идеологических репрессий началась именно с этих художников слова? Ахматова, которая была отлучена от читателя на два десятилетия и объявлена живым анахронизмом, в годы войны обратила на себя внимание прекрасными патриотическими стихами. За ее сборником 1946 г. у книжных магазинов с утра выстраивалась очередь, на поэтических вечерах в Москве- ее приветствовали стоя. Большой популярностью пользовался Зощенко. Его рассказы звучали по радио и с эстрады. Несмотря на то что книга «Перед восходом солнца» была раскритикована, до 1946 г. он оставался одним из самых уважаемых и любимых писателей.
Продолжались репрессии. В 1949 г. был арестован один из крупнейших русских религиозных философов первой половины XX в. Л.Карсавин. Страдая от туберкулеза в тюремной больнице, для выражения своих философских идей он обратился к стихотворной форме («Венок сонетов», «Терцины»). Умер Карсавин в заключении в 1952 г.
Десять лет (1947-1957) находился во Владимирской тюрьме выдающийся русский мыслитель, философ, поэт Д. Андреев. Он работал над своим трудом «Роза Мира», писал стихи, свидетельствующие не только о мужестве в отстаивании своего призвания, но и о трезвом понимании того, что происходит в стране: Не заговорщик я, не бандит.
Я - вестник другого дня.
А тех, кто сегодняшнему кадит,
Достаточно без меня.
Трижды арестовывалась поэтесса А. Баркова. Ее стихи суровы, как и та жизнь, которую она вела столько лет: Клочья мяса, пропитанные грязью,
В гнусных ямах топтала нога.
Чем вы были? Красотой? Безобразием?
Сердцем друга? Сердцем врага?..
Что им помогало выдержать? Сила духа, уверенность в своей правоте и искусство. У А.Ахматовой хранилась тетрадка из бересты, где были процарапаны ее стихи. Их записала по памяти одна из сосланных «жен врагов народа». Стихи униженного великого поэта помогли ей выстоять, не сойти с ума.
Неблагоприятная ситуация сложилась не только в искусстве, но и в науке. Особенно пострадали генетика и молекулярная биология. На сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. монопольное положение в агробиологии заняла группа Т.Д.Лысенко. Хотя его рекомендации были абсурдны, их поддержало руководство страны. Учение Лысенко было признано единственно правильным, а генетика объявлена лженаукой. О том, в каких условиях приходилось работать противникам Лысенко, позже рассказал а романе «Белые одежды» В.Дудинцев.
Начато «холодной войны» отозвалось в литературе конъюнктурными пьесами «Русский вопрос» (1946) К.Симонова, «Голос Америки» (1949) Б.Лавренева, «Миссурийский вальс» (1949) Н.Погодина. Было, например, раздуто «дело Клюевой - Роскина» - ученых, которые, издав на родине книгу «Биотерапия злокачественных опухолей», передали рукопись американским коллегам через секретаря Академии медицинских наук СССР В.Парина. Последний был осужден на 25 лет как шпион, а авторы вместе с министром здравоохранения преданы «суду чести» и объявлены «безродными космополитами».
Эта история моментально была использована в пьесах «Чужая тень» (1949) К.Симонова, «Великая сила» (1947) Б.Ромашова, «Закон чести» (1948) А. Штейна. По последнему произведению срочно был снят фильм «Суд чести». В финале общественный обвинитель - военный хирург, академик Верейский, обращаясь к наэлектризованному залу, обличал профессора Добротворского: «Именем Ломоносова, Сеченова и Менделеева, Пирогова и Павлова... именем Попова и Ладыгина... Именем солдата Советской Армии, освободившего поруганную и обесчещенную Европу! Именем сына профессора Добротворского, геройски погибшего за, отчизну, - я обвиняю!» Демагогический стиль и пафос обвинителя живо напомнили выступления А.Вышинского на политических процессах 1930-х годов. Однако о пародировании не было и речи. Такой стиль был принят повсеместно. В 1988 г. Штейн по-другому оценивал свое сочинение: «...Мы все, и я в том числе, несем ответственность за то, что были... в плену слепой веры и доверия к высшему партийному руководству». Еще более резко обозначил причину появления подобных произведений в кино, литературе, живописи, скульптуре Е.Габрилович: «Я немало писал для кино. И все же, конечно, далеко не обо всем. Почему? Неужели (ведь именно так оправдываются сейчас) не видел того, что творилось? Все видел, вполне, вплотную. Но промолчал. Причина? Ладно, скажу: не хватало духа. Мог жить и писать, но не было сил погибнуть». Участие в подобных акциях сулило немалые выгоды. Штейн за фильм «Суд чести» получил Сталинскую премию.
Официально одобренные повести, романы, пьесы, фильмы, спектакли, картины, как правило, разрушали престиж культуры в народном сознании. Этому же способствовали бесконечные проработочные кампании.
В послевоенные годы продолжалась начавшаяся еще до войны борьба с «формализмом». Она охватила литературу, музыку, изобразительное искусство. В 1948 г. состоялись Первый Всесоюзный съезд советских композиторов и трехдневное совещание деятелей музыкального искусства в ЦК партии. В результате советских композиторов искусственно разделили на реалистов и формалистов. При этом в формализме и антинародностн обвинялись самые талантливые - Д.Шостакович, С.Прокофьев. Н.Мясковский, В.Шебалин, А.Хачатурян, произведения которых стали мировой классикой. Созданная в 1947 г. Академия художеств СССР уже с первых лет своего существования тоже включилась в борьбу с «формализмом».
В кино и театре подобная практика привела к резкому сокращению числа новых фильмов и спектаклей. Если в 1945 г. было выпущено 45 полнометражных художественных фильмов, то в 1951-м - всего 9, причем часть из них - снятые на пленку спектакли. Театры ставили в сезон не более двух-трех новых пьес. Установка на шедевры, выполненные по указаниям «сверху», вела к мелочной опеке над авторами. Каждый фильм или спектакль принимался и обсуждался по частям, художники вынуждены были постоянно доделывать и переделывать свои произведения в соответствии с очередными указаниями чиновников.
В литературе наступило время А. Сурова, А.Софронова, В. Кочетова, М.Бубеннова, С.Бабаевского, Н.Грибачева, П.Павленко и других авторов, произведения которых сегодня мало кто вспоминает. В 1940-е годы они находились в зените славы, награждались всяческими премиями.
Другой акцией верхов была кампания по борьбе с космополитизмом. При этом в гонимые попадали не только евреи, но и армяне (например, Г. Бояджиев), русские. Космополитом оказался русский критик В. Сутырин, сказавший правду о бездарных конъюнктурных произведениях А. Штейна, о картине «Падение Берлина», где Сталин возвеличивался за счет принижения военных заслуг маршала Жукова.
В Литературном институте разоблачали студентов, которые якобы следовали в своем творчестве учению наставников-космополитов. Появились статьи против воспитанников поэта П.Антокольского - М.Алигер, А. Межирова. С.Гудзенко.
В театрах шли примитивные, «прямолинейные» пьесы типа «Зеленой улицы» А. Сурова и «Московского характера» А. Софронова. Были изгнаны из своих театров режиссеры А.Таиров и Н.Акимов. Этому предшествовала статья в «Правде» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». В частности, она была направлена против критика И.Юзовского, известного своими работами о Горьком. Властям не нравилось, как он истолковывал образ Нила в «Мещанах», а главное - как непочтительно отозвался о пьесах А. Сурова «Далеко от Сталинграда» и Б. Чирскова «Победители».
За упадочнические настроения критиковали знаменитое стихотворение М.Исаковского «Враги сожгли родную хату», ставшее народной песней. Написанная им в 1946 г. поэма «Сказка о правде» на долгие голы осталась «в столе».
Среди композиторов и музыковедов тоже выявляли космополитов.
Руководящая идея была сформулирована официозным критиком В. Ермиловым, утверждавшим, что прекрасное и реальное уже воссоединились в жизни советского человека. Со страниц книг, со сцены и экрана хлынули бесконечные варианты борьбы лучшего с хорошим. Литературные издания заполонил поток бесцветных посредственных произведений. Социальные типы, модели поведения«положительных» и «отрицательных» героев, набор проблем, поломавших их, - все это кочевало из одного произведения в другое. Всячески поощрялся жанр советского «производственного» романа («Сталь и шлак» В.Попова).
Энтузиастами социалистического строительства изображены герои романа В.Ажаева «Далеко от Москвы» (1948). Речь в нем идет об ускоренном строительстве нефтепровода на Дальнем Востоке. Ажаев, сам узник ГУЛАГа, прекрасно знал, какими средствами велись подобные работы, но налисал роман «как надо», и произведение получило Сталинскую премию. По свидетельству В.Каверина, в бригаде Ажаева был поэт Н.Заболоцкий, у которого остались иные впечатления от «ударных» зэковских строек:
Там в ответ не шепчется береза,
Корневищем вправленная в лед.
Там над нею в обруче мороза
Месяц окровавленный плывет.
Не отставала от прозы и драматургия, наводняя театральные подмостки пьесами типа «Калиновой рощи» А.Корнейчука, в которой председатель колхоза спорит с колхозниками на важную тему: какого уровня жизни им добиваться - просто хорошего или «еще лучшего».
Надуманные сюжеты, откровенная конъюнктурность. Схематизм в трактовке образов, обязательное восхваление советского образа жизни и личности Сталина - таковы отличительные черты литературы, официально пропагандировавшейся административно-командной системой в период 1945- 1949 гг.
Ближе к 1950-м годам ситуация несколько переменилась: начали критиковать бесконфликтность и лакировку действительности в искусстве. Теперь романы С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды» и «Свет над землей», удостоенные всяческих наград, обвинялись в приукрашивании жизни. На ХТХ съезде партии (1952) секретарь ЦК Г. Маленков заявил: «Нам нужны советские Гоголи и Щедрины, которые огнем сатиры выжигали бы из жизни все отрицательное, прогнившее, омертвевшее, все то, что тормозит движение вперед». Последовали новые постановления. В «Правде» появилась редакционная статья «Преодолеть отставание в драматургии» и приуроченное к столетней годовщине со дня смерти Н. Гоголя обращение к художникам с призывом развивать искусство сатиры.
В искренность этих призывов трудно было поверить - родилась эпиграмма:
Мы за смех, по нам нужны
Подобрее Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.
Благородное искусство сатиры пытались использовать для поисков и разоблачения очередных «врагов».
Разумеется, художественная жизнь страны в 1940- 1950-е годы не исчерпывалась лакировочными поделками. Судьба талантливых, правдивых произведений складывалась непросто.
Повесть В.Некрасова «В окопах Сталинграда», опубликованная в 1946 г., была удостоена Сталинской премии в 1947 г., но уже через год ее критиковали в печати за «недостаток идейности». Об истинной причине фактического запрещения книги очень точно сказал В.Быков: «Виктор Некрасов увидел на войне интеллигента и утвердил его правоту и его значение как носителя духовных ценностей».
В 1949-1952 гг. в центральных «толстых» журналах было опубликовано всего одиннадцать произведений о войне. И вот в то время, когда большинство писателей, следивших за конъюнктурой, штамповали бесконечные «производственные» романы и повести, В.Гроссман принес в журнал роман «За правое дело» (первоначальное название «Сталинград»). А.Фадеев передал писателю указание «сверху» переделать произведение, якобы умаляющее подвиг сталинградцев и направляющую роль Ставки. Однако Гроссман сохранил свой замысел. Полностью воплотить его при сложившихся обстоятельствах он не мог, но продолжал работать. Так появилась дилогия «Жизнь и судьба» - эпическое произведение, которое в 1960-е годы было «арестовано и увидело» свет лишь в 1980-е.
Роман «За правое дело» обсуждался на многочисленных заседаниях редколлегий. Рецензенты, консультанты, редакторы настаивали на своих замечаниях, даже комиссия Генштаба визировала текст произведения. Пугала суровая правда, от которой Гроссман не хотел отказываться. Нападки продолжались и после публикации романа. Особенно опасными для дальнейшей творческой судьбы писателя были отрицательные отзывы в центральных партийных изданиях - газете «Правда» и журнале «Коммунист».
Административно-командная система сделана все возможное для того, чтобы направить развитие искусства и литературы в нужное ей русло. Только после смерти Сталина в марте 1953 г. литературный процесс несколько оживился. В периоде 1952 по 1954 г. появились роман Л.Леонова «Русский лес», очерки В.Овечкина, Г.Троепольского, начало «Деревенского дневника» Е.Дороша, повести В.Тендрякова. Именно очерковая литература позволила, наконец, авторам открыто высказать свою позицию. Соответственно в прозе, поэзии, драматургии усилилось публицистическое начало.
Это пока были лишь ростки правды в искусстве. Только после XX съезда КПСС начался новый этап в жизни общества.
ЛИТЕРАТУРА В ГОДЫ «ОТТЕПЕЛИ»
Еще в 1948 г. в журнале «Новый мир» было опубликовано стихотворение Н.Заболоцкого «Оттепель», в котором описывалось обычное природное явление, однако и контексте тогдашних событий общественной жизни оно воспринималось как метафора:
Оттепель после метели.
Только утихла пурга,
Разом сугробы осели
И потемнели снега...
Пусть молчаливой дремотой
Белые дышат поля,
Неизмеримой работой
Занята снова земля.
Скоро проснутся деревья.
Скоро, построившись в ряд,
Птиц перелетных кочевья
В трубы весны затрубят.
В 1954 г. появилась повесть И.Эренбурга «Оттепель», вызвавшая бурные дискуссии. Написана она была на злобу дня и теперь почти забыта, но название ее отразило суть перемен. «Многих название смущало, потому что в толковых словарях оно имеет два значения: оттепель среди зимы и оттепель как конец зимы, - я думал о последнем», - так объяснил свое понимание происходящего И. Эренбург.
Процессы, происходившие в духовной жизни общества, нашли свое отражение в литературе и искусстве тех лет. Развернулась борьба против лакировки, парадного показа действительности.
В журнале «Новый мир» были опубликованы первые очерки В.Овечкина «Районные будни», «В одном колхозе», «В том же районе» (1952-1956), посвященные селу и составившие книгу. Автор правдиво описал трудную жизнь колхоза, деятельность секретаря райкома, бездушного, спесивого чиновника Борзова, при этом в конкретных подробностях проступали черты социального обобщения. В те годы для этого требовалась беспримерная смелость. Книга Овечкина стала злободневным фактом не только литературной, но и общественной жизни. Ее обсуждали на колхозных собраниях и партийных конференциях.
Хотя на взгляд современного читателя очерки могут показаться схематичными и даже наивными, для своего времени они значили многое. Опубликованные в ведущем «толстом» журнале и частично перепечатанные в «Правде», они положили начало преодолению жестких канонов и штампов, утвердившихся в литературе.
Время настоятельно требовало глубокого обновления. В двенадцатом номере журнала «Новый мир» за 1953 г. была напечатана статья В.Померанцева «Об искренности в литературе». Он одним из первых заговорил о крупных просчетах современной литературы - об идеализации жизни, надуманности сюжетов и характеров: «История искусства и азы психологии вопиют против деланных романов и пьес...»
Казалось бы, речь идет о вещах тривиальных, но в контексте 1953 г. эти слова звучали иначе. Удар наносился по самому «больному» месту социалистического реализма - нормативности, превратившейся в шаблонность. Критика была конкретна и направлена на некоторые превозносившиеся в то время книги - романы С.Бабаевского, М.Бубеннова. Г.Николаевой и др. В.Померанцев выступил против рецидивов конъюнктурщины, перестраховки, глубоко укоренившихся в сознании некоторых писателей. Однако старое не сдавалось без боя.
Статья В.Померанцева вызвала широчайший резонанс. О ней писали в журнале «Знамя», в «Правде», в «Литературной газете» и других изданиях. Рецензии носили в большинстве своем разносный характер. Вместе с Померанцевым подвергались критике Ф.Абрамов, М.Лифшиц, М. Щеглов.
Ф.Абрамов сопоставил романы Бабаевского, Медынского, Николаевой. Лаптева и других сталинских лауреатов с реальной жизнью и пришел к такому выводу: «Может показаться, будто авторы соревнуются между собой, кто легче и бездоказательнее изобразит переход от неполного благополучия к полному процветанию».
М.Лифшиц высмеял «творческие десанты» писателей на новостройки и промышленные предприятия, в результате которых в печати появлялись лживые репортажи.
М. Щеглов положительно отозвался о романе Л.Леонова «Русский лес», но усомнился в трактовке образа Грацианского, который в молодости был провокатором царской охранки. Щеглов предлагал истоки нынешних пороков искать отнюдь не в дореволюционной действительности.
На партийном собрании московских писателей статьи В. Померанцева, Ф.Абрамова, М.Лифшица были объявлены атакой на основополагающие положения социалистического реализма. Был подвергнут критике редактор «Нового мира» А.Т.Твардовский, благодаря которому до читателя дошли многие значительные произведения.
В августе 1954 г. было принято решение ЦК КПСС «Об ошибках «Нового мира». Опубликовали его как решение секретариата Союза писателей. Статьи Померанцева, Абрамова. Лифшица, Щеглова были признаны «очернительскими». Твардовского сняли с поста главного редактора. Набор его поэмы «Теркин на том свете», готовившийся для пятого номера, рассыпали, а ведь се ждали! Л. Копелев свидетельствует: «Мы воспринимали эту поэму как расчет с прошлым, как радостный, оттепельный поток, смывающий прах и плесень сталинской мертвечины».
На пути новой литературы к читателю встала идеологическая цензура, всячески поддерживавшая административно-командную систему. 15 декабря 1954 г. открылся II Всесоюзный съезд советских писателей. С докладом «О состоянии и задачах советской литературы» выступил А. Сурков. Он подверг критике повесть И. Эренбурга «Оттепель», роман В.Пановой «Времена года» за то, что их авторы «встали на нетвердую почву абстрактного душеустроительства». За повышенный интерес к одним теневым сторонам жизни в адрес этих же авторов высказал упреки и К.Симонов, делавший содоклад «Проблемы развития прозы».
Выступавшие в прениях довольно четко разделились на тех, кто развивал мысли докладчиков, и тех, кто пытался отстоять право на новую литературу. И. Эренбург заявил, что «общество, которое развивается и крепнет, не может страшиться правды: она опасна только обреченным».
В. Каверин рисовал будущее советской литературы: «Я вижу литературу, в которой приклеивание ярлыков считается позором и преследуется в уголовном порядке, которая помнит и любит свое прошлое. Помнит, что сделал Юрий Тынянов для нашего исторического романа и что сделал Михаил Булгаков для нашей драматургии. Я вижу литературу, которая не отстает от жизни, а ведет ее за собою». С критикой современного литературного процесса выступили также М.Алигер, А.Яшин. О.Берггольц.
Съезд продемонстрировал, что шаги вперед были налицо, но инерция мышления оставалась еще очень сильной.
Центральным событием 1950-х годов стал XX съезд КПСС, на котором прозвучало выступление Н. С. Хрущева с докладом «О культе личности и его последствиях». «Доклад Хрущева подействовал сильнее и глубже, чем все, что было прежде. Он потрясал самые основы нашей жизни. Он заставил меня впервые усомниться в справедливости нашего общественного строя. <...> Этот доклад читали на заводах, фабриках, в учреждениях, в институтах. <...>
Даже те, кто и раньше многое знал, даже те, кто никогда не верил тому, чему верила я, и они надеялись, что с XX съезда начинается обновление», - вспоминает известная правозащитница Р.Орлова.
События в обществе обнадеживали, окрыляли. В жизнь вступало новое поколение интеллигенции, объединенное не столько возрастом, сколько общностью взглядов, так называемое поколение «шестидесятников», которое восприняло идеи демократизации и десталинизации общества и пронесло их через последующие десятилетия.
Пошатнулся сталинский миф о единой советской культуре, о едином и самом лучшем методе советского искусства - социалистическом реализме. Оказалось, что не забыты ни традиции Серебряного века, ни импрессионистические и экспрессионистические поиски 1920-х годов. «Мовизм» В.Катаева, проза В.Аксенова, и т.п., условно-метафорический стиль поэзии А. Вознесенского, Р.Рождественского, возникновение «Лианозовской» школы живописи и поэзии, выставки художников-авангардистов, экспериментальные театральные постановки - это явления одного порядка. Налицо было возрождение искусства, развивающегося по имманентным законам, посягать на которые государство не имеет права.
Искусство «оттепели» жило надеждой. В поэзию, театр, кино ворвались новые имена: Б.Слуцкий, А. Вознесенский, Е.Евтушенко, Б.Ахмадулина, Б.Окуджава. Н.Матвеева. Заговорили долго молчавшие Н.Асеев, М.Светлов, Н.Заболоцкий, Л.Мартынов...
Возникли новые театры: «Современник» (1957 г.; режиссер - О. Ефремов), Театр драмы и комедии на Таганке (1964 г.; режиссер - Ю.Любимов), Театр МГУ... В Ленинграде с успехом шли спектакли Г.Товстоногова и Н.Акимова; на театральные подмостки возвратились «Клоп» и «Баня» В.Маяковского, «Мандат» Н.Эрдмана... Посетители музеев увидели картины К. Петрова-Водкина, Р.Фалька, раскрывались тайники спецхранов, запасники в музеях.
В кинематографии появился новый тип киногероя - рядового человека, близкого и понятного зрителям. Такой образ был воплощен Н.Рыбниковым в фильмах «Весна на Заречной улице», «Высота» и А. Баталовым в фильмах «Большая семья», «Дело Румянцева», «Дорогой мой человек».
После XX съезда партии появилась возможность по-новому осмыслить события Великой Отечественной войны. До истинной правды, конечно же, было далеко, но на смену ходульным образам приходили обыкновенные, рядовые люди, вынесшие на своих плечах всю тяжесть войны. Утверждалась правда, которую некоторые критики презрительно и несправедливо называли «окопной». В эти годы были опубликованы книги Ю. Бондарева «Батальоны просят огни» (1957), «Тишина» (1962), «Последние залпы» (1959); Г.Бакланова «Южнее главного удара» (1958), «Пядь земли» (1959); К.Симонова «Живые и мертвые» (1959), «Солдатами не рождаются» (1964); С.Смирнова «Брестская крепость» (1957 - 1964) и др. Военная тема по-новому прозвучала в первом же программном спектакле «Современника» «Вечно живые» (1956) по пьесе В. Розова.
Лучшие советские фильмы о войне получили признание не только в нашей стране, но и за рубежом: «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека».
Особое звучание в период «оттепели» приобрела проблема молодежи, ее идеалов и места в обществе. Кредо этого поколения выразил В.Аксенов в повести «Коллеги» (1960): «Мое поколение людей, идущих с открытыми глазами. Мы смотрим вперед и назад, и себе под ноги... Мы смотрим ясно на вещи и никому не позволим спекулировать тем, что для нас свято».
Возникали новые издания: журналы «Молодая гвардия» А.Макарова, «Москва» Н.Атарова, альманахи «Литературная Москва» и «Тарусские страницы» и др.
В «оттепельные» годы к читателю вернулись прекрасная проза и поэзия. Публикации стихов А. Ахматовой и Б. Пастернака вызвали интерес и к их раннему творчеству, вновь вспомнили об И. Ильфе и Е.Петрове, С.Есенине, М.Зощенко, были изданы еще недавно запрещенные книги Б.Ясенского, И.Бабеля... 26 декабря 1962 г. в Большом зале ЦДЛ прошел вечер памяти М. Цветаевой. Перед этим вышел небольшой ее сборничек. Современники воспринимали это как торжество свободы.
В начале сентября 1956 г. впервые во многих городах был проведен Всесоюзный день поэзии. Известные и начинающие поэты «вышли к народу»: стихи читались в книжных магазинах, клубах, школах, институтах, на открытых площадках. В этом не было ничего общего с пресловутыми «творческими командировками» от Союза писателей прежних лет.
Стихи ходили в списках, их переписывали, заучивали наизусть. Поэтические вечера в Политехническом музее, концертных залах и в Лужниках собирали огромные аудитории любителей поэзии.
Поэты падают,
дают финты
меж сплетен, патоки
но где 6 я ни был - в земле, на Ганге, -
ко мне прислушивается
магически
раковиною
Политехнического! -
так в стихотворении «Прощание с Политехническим» (1962) определил А. Вознесенский взаимоотношения поэта и его аудитории.
Причин поэтического бума было немало. Это и традиционный интерес к поэзии Пушкина, Некрасова, Есенина, Маяковского, и память о стихах военных лет, которые помогали выстоять, и гонения на лирическую поэзию в послевоенные годы...
Когда начали печатать стихи, свободные от морализаторства, публика потянулась к ним, в библиотеках выстраивались очереди. Но особый интерес вызывали «эстрадники», стремившиеся осмыслить прошлое, разобраться в настоящем. Их задиристые стихи будоражили, заставляли включаться в диалог, напоминали о поэтических традициях В. Маяковского.
Возрождению традиций «чистого искусства» XIX в., модернизма начала XX в. способствовало издание и переиздание, хотя и в ограниченных объемах, произведений Ф.Тютчева, А.Фета, Я.Полонского. Л.Мея, С.Надсона, А.Блока, А.Белого, И.Бунина, О.Мандельштама, С.Есенина.
Запретные ранее темы начали интенсивно осваиваться литературоведческой наукой. Труды о символизме, акмеизме, литературном процессе начала XX в., о Блоке и Брюсове еще нередко страдали социологизаторским подходом, но все же вводили в научный оборот многочисленные архивные и историко-литературные материалы. Пусть небольшими тиражами, но публиковались работы М. Бахтина, труды Ю.Лотмана, молодых ученых, в которых билась живая мысль, шли поиски истины.
Интересные процессы происходили в прозе. В 1955 г. в «Новом мире» был напечатан роман В. Дудинцева «Не хлебом единым». Энтузиасту-изобретателю Лопаткину всячески мешали бюрократы типа Дроздова. Роман заметили: о нем говорили и спорили не только писатели и критики. В коллизиях книги читатели узнавали самих себя, друзей и близких. В Союзе писателей дважды назначали и отменяли обсуждение романа на предмет издания его отдельной книгой. В конце концов большинство выступающих роман поддержали. К. Паустовский увидел заслугу автора в том, что он сумел описать опасный человеческий тип: «Если бы не было дроздовых, то живы были бы великие, талантливые люди - Бабель, Пильняк, Артем Веселый... Их уничтожили Дроздовы во имя собственного благополучия... Народ, который осознал свое достоинство, сотрет дроздовых с лица земли. Это первый бой нашей литературы, и его надо довести до конца».
Как видим, каждая публикация подобного рода воспринималась как победа над старым, прорыв в новую действительность.
Самым значительным достижением «оттепельной» прозы стало появление в 1962 г. на страницах «Нового мира» повести А.Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Она произвела на А.Твардовского, который вновь возглавил журнал, сильное впечатление. Решение публиковать пришло сразу же, но потребовался весь дипломатический талант Твардовского, чтобы осуществить задуманное. Он собрал восторженные отзывы самых именитых писателей - С.Маршака, К.Федина, И.Эренбурга, К.Чуковского, назвавшего произведение «литературным чудом», написал введение и через помощника Хрущева передал текст Генеральному секретарю, который склонил Политбюро разрешить публикацию повести.
По свидетельству Р.Орловой, публикация «Одного дня Ивана Денисовича» вызвала необычайное потрясение. Хвалебные рецензии напечатали не только К.Симонов в «Известиях» и Г.Бакланов в «Литгазете», но и В.Ермилов в «Правде», А.Дымшиц в «Литературе и жизни». Недавние твердокаменные сталинцы, бдительные «проработчики» хвалили ссыльного, узника сталинских лагерей.
Сам факт выхода в свет повести Солженицына вселял надежду, что появилась возможность говорить правду. В январе 1963 г. «Новый мир» напечатал его рассказы «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка». Союз писателей выдвинул Солженицына на Ленинскую премию.
Эренбург публиковал «Люди, годы, жизнь». Мемуарное произведение казалось современнее злободневных романов. Спустя десятилетия писатель осмысливал жизнь страны, выходящей из немоты сталинской тирании. Эренбург предъявлял счет и самому себе, и государству, нанесшему тяжкий урон отечественной культуре. В этом острейшая общественная актуальность этих мемуаров, которые вышли все же с купюрами, восстановленными только в конце 1980-х годов.
В эти же годы А. Ахматова решилась впервые записать «Реквием», который долгие годы существовал лишь в памяти автора и близких ему людей. Л. Чуковская готовила к печати «Софью Петровну» - повесть о годах террора, написанную в 1939 г. Литературная общественность делала попытки отстоять в печати прозу В. Шаламова, «Крутой маршрут» Е.Гинзбург, добивалась реабилитации О.Мандельштама, И.Бабеля, П.Васильева, И.Катаева и других репрессированных писателей и поэтов.
Новой культуре, только начинавшей формироваться, противостояли мощные силы в лице причастных к управлению искусством «идеологов» из ЦК и протежируемых ими критиков, писателей, художников. Противостояние этих сил прошло через все годы «оттепели», делая каждую журнальную публикацию, каждый эпизод литературной жизни актом идеологической драмы с непредсказуемым финалом.
Идеологические стереотипы прошлого продолжали сдерживать развитие литератур но-критической мысли. В передовой статье журнала ЦК КПСС «Коммунист» (1957 г., № 3) официально подтверждалась незыблемость принципов, провозглашенных в постановлениях 1946- 1948 гг. по вопросам литературы и искусства (постановления о М.Зощенко и А.Ахматовой были дезавуированы только в конце 1980-х годов).
Трагическим событием в литературной жизни страны стала травля Б.Пастернака в связи с присуждением ему Нобелевской премии.
В романе «Доктор Живаго» (1955) Пастернак утверждал, что свобода человеческой личности, любовь и милосердие выше революции, человеческая судьба - судьба отдельной личности - выше идеи всеобщего коммунистического блага. Он оценивал события революции вечными мерками общечеловеческой нравственности в то время, когда наша литература все больше замыкалась в национальных рамках.
31 октября 1958 г. в Доме кино состоялось общее собрание московских писателей. Критиковали роман, который почти никто не читал, всячески унижали автора. Сохранилась стенограмма собрания (она опубликована в книге В. Каверина «Эпилог»). Пастернака вынудили отказаться от Нобелевской премии. Высылке автора за границу помешал звонок Хрущеву Джавахарлала Неру, который предупредил, что в этом случае дело получит международную огласку.
В 1959 г. Пастернак написал о пережитом им горькое и провидческое стихотворение «Нобелевская премия»:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
Что же сделал я за пакость,
Я, убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора, -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
Резким нападкам был подвергнут роман В. Дудинцева «Не хлебом единым». Автора обвиняли в том, что его произведение «сеет уныние, порождает анархическое отношение к государственному аппарату».
Нормативная эстетика социалистического реализма была серьезным препятствием на пути к зрителю и читателю многих талантливых произведений, в которых нарушались принятые каноны изображения исторических событии или затрагивались запретные темы, велись поиски в области формы. Административно-командная система жестко регламентировала уровень критики существующего строя.
В Театре сатиры поставили комедию Н.Хикмета «А был ли Иван Иванович?» - о простом рабочем парне, который становится карьеристом, бездушным чиновником. После третьего показа спектакль был запрещен.
Закрыли альманах «Литературная Москва». Редакция его была общественная, на добровольных началах. Имена ее членов гарантировали высокий художественный уровень публикуемых произведений, обеспечивали полную меру гражданской ответственности (достаточно назвать К. Паустовского, В.Каверина, М.Алигер, А. Бека, Э. Казакевича).
Первый выпуск вышел в декабре 1955 г. Среди его авторов были К.Федин, С.Маршак, Н.Заболоцкий, А.Твардовский, К.Симонов, Б.Пастернак, А.Ахматова, М.Пришвин и другие.
По свидетельству В.Каверина, над вторым сборником работали одновременно с первым. В частности, в нем напечатали большую подборку стихов М.Цветаевой и статью о ней И.Эренбурга, стихи Н.Заболоцкого, рассказы Ю.Нагибина, А.Яшина, интересные статьи М. Щеглова «Реализм современной драмы» и А. Крона «Заметки писателя».
Первый выпуск альманаха продавался с книжных прилавков в кулуарах XX съезда. Дошел до читателя и второй выпуск.
Для третьего выпуска «Литературной Москвы» предоставили свои рукописи К.Паустовский, В.Тендряков, К.Чуковский, А.Твардовский, К. Симонов, М. Щеглов и другие писатели и критики. Однако этот том альманаха был запрещен цензурой, хотя в нем, как и в первых двух, не было ничего антисоветского. Принято считать, что поводом к запрещению были опубликованные во втором выпуске рассказ А.Яшина «Рычаги» и статья А.Крона «Заметки писателя». В. Каверин называет еще одну причину: М. Щеглов затронул в своей статье амбиции одного из влиятельных тогда драматургов.
В рассказе А. Яшина четверо крестьян в ожидании начала партсобрания откровенно разговаривают о том, как трудно живется, о районном начальстве, для которого они только партийные «рычаги в деревне», участники кампаний «по разным заготовкам да сборам - пятидневки, декадники, месячники». Когда пришла учительница - секретарь парторганизации, их словно подменили: «все земное, естественное исчезло, действие перенеслось в другой мир». Страх - вот то страшное наследие тоталитаризма, которое продолжает владеть людьми, превращая их в «рычаги» и «винтики». Таков смысл рассказа.
А. Крон выступил против идеологической цензуры: «Там, где истиной бесконтрольно владеет один человек, художникам отводится скромная роль иллюстраторов и одописцев. Нельзя смотреть вперед, склонив голову».
Запрещение «Литературной Москвы» не сопровождалось всенародным судилищем, как это было сделано с Пастернаком, но было созвано общее собрание коммунистов столицы, на котором у общественного редактора альманаха Э. Казакевича требовали покаяния. Оказывалось давление и на других членов редколлегии.
Через пять лет ситуация повторилась с другим сборником, также составленным по инициативе группы писателей (К.Паустовского, Н. Панченко, Н. Оттена и А. Штейнберга). «Тарусские страницы», изданные в Калуге в 1961 г., в частности включали прозу М.Цветаевой («Детство в Тарусе») и первую повесть Б.Окуджавы «Будь здоров, школяр!». Цензоры распорядились второе издание сборника, хотя в «Тарусских страницах» уже не было резкостей и свободомыслия А.Крона и М.Щеглова из «Литературной Москвы». Властей насторожил сам факт инициативы писателей «снизу», их самостоятельность, нежелание быть «рычагами» в политике партийных чиновников. Административно-командная система лишний раз пыталась продемонстрировать свое могущество, преподать урок непокорным.
Но группа московских писателей продолжала активную деятельность. Они настаивали на публикации романа А. Бека «Онисимов» (под названием «Новое назначение» роман был опубликован но второй половине 1980-х годов), добивались публикации без купюр мемуаров Е.Драбкиной о последних месяцах жизни Ленина (это стало возможным только в 1987 г.), встали на защиту романа В. Дудинцева «Не хлебом единым», провели в ЦДЛ вечер памяти А. Платонова. За доклад на этом вечере Ю. Карякин был исключен из партии. Восстановили его в парткомиссии ЦК только после письма в его защиту, подписанного десятками писателей-коммунистов Москвы. Отстаивали они и В.Гроссмана в ноябре 1962 г., когда заведующий отделом культуры ЦК Д. Поликарпов обрушился на него с несправедливой критикой. Роман Гроссмана «Жизнь и судьба» был уже к тому времени арестован, «главный идеолог страны» Суслов заявил о том, что это произведение будет напечатано не раньше, чем через двести лет. Писатели требовали ознакомить их с текстом арестованного романа, защищали честное имя автора.
И все же произведения обруганных авторов продолжали печатать. Твардовский в «Новом мире» опубликовал очерки Е. Дороша, повесть С.Залыгина «На Иртыше», где впервые в нашей литературе была легально сказана правда о раскулачивании, появились первые произведения В.Войновича, Б. Можаева, В.Семина и других интересных писателей.
30 ноября 1962 г. Хрущев посетил выставку художников-авангардистов в Манеже, а потом на встрече руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией зло говорил об искусстве, «непонятном и ненужном народу». На следующей встрече удар пришелся по литературе и литераторам. Обе встречи готовились по одному сценарию.
Однако писателей, почувствовавших, как нужно их слово народу, трудно было заставить замолчать. В 1963 г. Ф. Абрамов в очерке «Вокруг да около» писал об изнанке половинчатых и сумасбродных преобразований в деревне, долго страдавшей от «беспаспортного» рабства. В результате Абрамов, как и опубликовавший за два месяца до него очерк «Вологодская свадьба» А.Яшин, вызвали на себя шквал разгромных рецензий, многие из которых были напечатаны в оппозиционном «Новому миру» и другим прогрессивным изданиям журнале «Октябрь» (редактор В. Кочетов). Именно с этим печатным органом были связаны тенденции сохранения идеологических установок недавнего прошлого и продолжения административного вмешательства в культуру, что прослеживалось прежде всего в подборе авторов, в «идейно-художественной» (характерный термин того времени) направленности публикуемых произведений.
С середины 1960-х годов стало очевидно, что «оттепель» неотвратимо сменяется «заморозками». Усилился административный контроль за культурной жизнью. Деятельность «Нового мира» встречала все больше препятствий. Журнал стали обвинять в очернительстве советской истории и действительности, усилился бюрократический нажим на редакцию. Каждый номер журнала задерживался и приходил к читателю с опозданием. Однако смелость и последовательность в отстаивании идей «оттепели», высокий художественный уровень публикаций создали большой общественный авторитет «Новому миру» и его главному редактору А. Твардовскому. Это свидетельствовало о том, что высокие идеалы русской литературы продолжали жить, несмотря на сопротивление административно-командной системы.
Понимая, что произведения, затрагивающие основы существующего строя, не будут опубликованы, писатели продолжали работать «в стол». Именно в эти годы создал многие произведения В.Тендряков. Только сегодня можно по достоинству оценить его рассказы о трагедии коллективизации («Пара гнедых», 1969- 1971, «Хлеб для собаки», 1969-1970), о трагической судьбе русских воинов («Донна Анна», 1975-1976 и др.).
В публицистической повести «Все течет...» (1955) Гроссман исследовал особенности структурной и духовной природы сталинизма, оценив его в исторической перспективе как вид национал-коммунизма.
В редакции «Нового мира» уже лежала в это время рукопись книги А. Солженицына «В круге первом», где не только репрессивная система, но и все общество, возглавлявшееся Сталиным, сопоставлялось с кругами Дантова ада. Шла работа над художественно-документальным исследованием «Архипелаг ГУЛАГ» (1958 - 1968 гг.). События в нем прослеживаются начиная с карательной политики и массовых репрессий 1918 г.
Все эти и многие другие произведения так и не дошли до своего читателя в 1960-е годы, когда они так нужны были современникам.
1965 год - начало постепенного отвоевывания неосталинизмом одной позиции за другой. Из газет исчезают статьи о культе личности Станина, появляются статьи о волюнтаризме Хрущева. Редактируются мемуары. В третий раз переписываются учебники истории. Из издательских планов спешно вычеркиваются книги о сталинской коллективизации, о тяжелейших ошибках периода войны. Задерживается реабилитация многих ученых, писателей, полководцев. В эту пору так и не были изданы прекрасные образцы «задержанной» литературы 1920- 1930-х годов. Русское зарубежье, куда в скором времени суждено будет отправиться многим из поколения «шестидесятников», по-прежнему оставалось вне круга чтения советского человека.
«Оттепель» заканчивалась грохотом танков на улицах Праги, многочисленными судебными процессами над инакомыслящими - И. Бродским, А.Синявским и Ю.Даниэлем, А. Гинзбургом, Е. Галансковым и другими.
Литературный процесс периода «оттепели» был лишен естественного развития. Государство строго регламентировало не только проблемы, которых можно было касаться художникам, но и формы их воплощения. В СССР запрещали произведения, представлявшие «идеологическую угрозу». Под запретом были книги С.Беккета, В.Набокова и др. Советские читатели оказались отрезанными не только от современной им литературы, но и от мировой литературы вообще, так как даже то, что переводилось, часто имело купюры, а критические статьи фальсифицировали истинный ход развития мирового литературного процесса. В результате усиливалась национальная замкнутость русской литературы, что тормозило творческий процесс в стране, уводило культуру с магистральных путей развития мирового искусства.
И все же «оттепель» многим открыла глаза, заставила задуматься. Это был лишь «глоток свободы», но он помог нашей литературе сохранить себя в следующие двадцать долгих лет стагнации. Период «оттепели» явно носил просветительский характер, был ориентирован на возрождение гуманистических тенденций в искусстве, и в этом его основное значение и заслуга.
Литература
Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. - М., 1996.