Главная › Уход › Ложь во благо, или О чем все молчат скачать fb2. Ложь во благо, или о чем все молчат

Ложь во благо, или О чем все молчат скачать fb2. Ложь во благо, или о чем все молчат

Диана Чемберлен

Ложь во благо, или О чем все молчат

* * *

Посвящается людям, лишенным выбора

Странную я выполняла просьбу: побывать в чужом доме и заглянуть там в стенной шкаф. Я колесила в поисках нужного адреса и чувствовала нарастающую тревогу. Вот и дом номер 247. Не ожидала, что он окажется таким внушительным. Он стоял отдельно от соседних домов, на плавно извивающейся дороге, в окружении раскидистых магнолий, высоких дубов, скорбных миртов. Дом был выкрашен в неброский, как крылышки бабочки, желтый цвет, все его горизонтали были обозначены белыми полосами, на раннем утреннем солнце он сиял аккуратностью и чистотой. Все особняки, мимо которых я проезжала, при заметных различиях в архитектуре выглядели одинаково: величаво, но не гостеприимно. До этого момента я никогда не была в Рейли, но определенно сейчас я находилась в одном из самых старых и красивых кварталов во всем городе.

Я подрулила к тротуару и пошла по дорожке к широкому крыльцу, на котором несли караул цветы в горшках. До возвращения в отель у меня оставался еще целый час. Торопиться было некуда, хотя нервы у меня были на взводе. Я возлагала на этот день слишком много надежд, но слишком на многое не могла повлиять.

Я дернула колокольчик, и он еще звенел, когда в боковом окошке показался силуэт и дверь открылась. Передо мной предстала женщина лет сорока, во всяком случае, на десяток лет моложе меня. Улыбка не могла скрыть ее недоумения. Мне стало неудобно, что я потревожила ее в такую рань. На ней были белые шорты, розовая полосатая футболка, ее загару можно было позавидовать. Сама она была маленькая, спортивная; при виде таких фигурок я всегда стесняюсь, что запустила себя, хотя тоже неплохо выглядела в черных брюках и белой блузке.

– Бренна? – Она кое-как пригладила стоявшие торчком короткие светлые волосы.

– Она самая. А вы, насколько я понимаю, Дженнифер?

Дженнифер заглянула за мою спину.

– Она не с вами?

Я покачала головой.

– Думала, что поедет, но в последний момент она отказалась.

Дженнифер кивнула.

– Да уж, ей не позавидуешь. – Она сделала шаг назад. – Входите. У моих детей кончился учебный год, но сегодня утром у них занятие по плаванию, так что нам повезло: дом в нашем распоряжении. А то у детей вечно уйма вопросов!

– Спасибо. – Я шагнула в холл. То, что дома почти никого не оказалось, было удачей, хотя, честно говоря, предпочла бы полное одиночество. Я бы охотно здесь порылась. Но я явилась не за этим.

– Что вам принести? – спросила Дженнифер. – Кофе?

– Нет, ничего не надо, благодарю.

– Тогда идемте. Я все вам покажу.

Она повела меня к широкой винтовой лестнице, и мы поднялись наверх бесшумно, не считая стука моих каблуков по сверкающему темному паркету.

– Давно вы живете в этом доме? – спросила я у нее на втором этаже.

– Пять лет. Мы все здесь переделали, все перекрасили. Включая стенные шкафы, за исключением одного.

– Почему вы его пощадили? – спросила я, следуя за ней по короткому коридору.

– Нас попросила об этом женщина, у которой мы купили дом. Прежние жильцы, супружеская пара, просили ее о том же самом, хотя причины никто не понимал. Женщина, у которой мы купили дом, показала нам надпись. Мой муж хотел ее закрасить, кажется, она его чем-то напугала, но я его отговорила. Она же внутри, пускай остается незакрашенной. – Мы подошли к закрытой двери в конце коридора. – Я не знала, что она означает, пока не поговорила с вами по телефону. – Она распахнула дверь. – Теперь это комната моей дочери, не обращайте внимания на беспорядок.

Я бы не назвала это «беспорядком». Вот мои дочери-двойняшки устраивали в своем логове настоящий кавардак!

– Сколько лет вашей дочери? – спросила я.

– Десять. Без ума от Джастина Бибера. – Взмах ее руки извинялся сразу за все: за светло-сиреневые обои, за покрывавшие стены кричащие постеры.

– То ли еще будет! – Я улыбнулась. – Сама удивляюсь, как пережила подростковые годы своих дочурок! – Я стала думать про свою семью – мужа, дочерей, их детишек, оставшихся в Мэриленде, – и поняла, что соскучилась. Оставалось надеяться, что к выходным все это останется позади и я вернусь домой.

Дженнифер открыла стенной шкаф – неглубокий, как часто бывает в старых домах, плотно набитый одеждой на плечиках, со свалкой обуви внизу. Меня пробил озноб, словно я почувствовала у себя за спиной призрак. Я стиснула руки, Дженнифер дернула за шнурок, и в шкафу зажегся свет. Она сдвинула одежду вбок и сказала, указывая на стену примерно на уровне моих коленей:

– Вот, любуйтесь! Принести фонарь? Нет, лучше вынуть часть одежды. Надо было сделать это еще до вашего прихода…

Она схватила в охапку вещи и начала дергать за вешалки. В шкаф хлынул свет, я присела на корточки и отодвинула пару туфель и сандалии, чтобы дотронуться до вырезанных на стене слов. Старая краска вокруг букв крошилась от малейшего прикосновения.

«Здесь были Айви и Мэри».

Я сразу почувствовала тот страх, который они, должно быть, испытывали, их отвагу. Выпрямившись, я смахнула с глаз слезы.

Дженнифер тронула мою руку.

– Вам нехорошо?

– Все в порядке, – ответила я. – Спасибо, что не закрасили надпись. Все так реально!

– Если мы отсюда съедем, я попрошу новых хозяев не трогать надпись. Это ведь уже история, правда?

Я кивнула. Потом вспомнила про телефон в сумке.

– Можно мне ее сфотографировать?

– Конечно! – согласилась Дженнифер со смехом и добавила: – Только, чур, без беспорядка, устроенного моей дочерью!

Я достала телефон и присела, чтобы запечатлеть надпись на стене. Призрак снова дал о себе знать, только теперь он меня не пугал, а обнимал.

Я болталась возле табакосушилки в надежде перекинуться словечком с Генри Алленом. Но он застрял со своими мулами на другом конце поля и как будто не собирался закругляться. Смысла ждать больше не было. Все поденщики уже разошлись, и мне не следовало попадаться на глаза мистеру Гардинеру, а то бы он стал выпытывать, почему я все еще в поле. Мэри Эллы, ясное дело, тоже след простыл. Я не желала знать, с кем из парней – или из взрослых мужчин – она ушла. Скорее всего она спряталась в лесу, у ручья, в зарослях деревьев и жимолости, и там, в укромном уголке, чего только не вытворяет… Мне ли не знать этот уголок! Почему бы и Мэри Элле про него не пронюхать? Но Генри Аллен велел мне об этом не думать, вот я и старалась выкинуть это из головы. Пусть моя сестрица занимается чем хочет. Ни я, ни кто другой ей не указ. Я ее предупредила – чтобы больше никаких детей в доме! – но в ответ получила пустой взгляд, как будто обращалась к ней на тарабарском языке. Когда у Мэри Эллы такой взгляд, до нее не достучаться. Ей было семнадцать лет, на два года больше, чем мне, но меня можно было принять за ее мамашу – так усердно я удерживала ее на прямой и узкой дорожке, ведущей в рай. Выпадали дни, когда я чувствовала себя матерью всех вокруг.

Я отправилась домой по дороге Дохлого Мула – она пролегала между двух табачных полей, уходящих за горизонт. Глаза бы мои не глядели на эти бесконечные акры табака, где нам еще только предстояло вкалывать. После рабочего дня у меня на пальцах осталась липкая табачная смола: она даже волосы не пощадила. Шагая, я вытянула из-под платка светлую прядь и проверила: ничего страшного, привычный цвет сухого сена. Это Нонни, моя бабка, придумала такое сравнение для моих волос, не побоявшись меня обидеть. Что поделать, она права. Одна красотка у нас в семье – это Мэри Элла. Щечки розовые, кудри цвета сладкой кукурузы, глаза немыслимой голубизны, как само небо Каролины. «Не внешность, а сущее проклятие! – говаривала Нонни. – Стоит ей выйти за дверь – и все парни в графстве Грейс сходят с ума!»

Я разулась и пошла по мягкой пыли босиком. Лучшее ощущение за целый день! Когда я так делала – шла босиком по проселку между двухэтажным домом Гардинеров и нашим домишкой, – мне казалось, будто под ногами у меня старая мамина шаль из вельветина. Это все, что у нас от нее осталось. Раньше я брала шаль к себе в постель, но теперь со мной и с Мэри Эллой спит малыш Уильям, так что места больше нет, приходится просто вспоминать маму, хотя прошло уже столько лет, что и воспоминаний-то у меня о ней кот наплакал.

Я дохожу до места, где дорога уходит в лес. Здесь приходится обуться: по корням и камням, хоть я и знаю их все наперечет, колко ступать. С заросшей сорняком поляны уже были слышны вопли малыша Уильяма. Он так надрывался, а Нонни так орала на него в ответ, что я перешла на бег: не хватало, чтобы она его пристукнула! Хотя, судя по его реву, она весь день распускала руки. Нонни вовсе не злюка, просто теряла терпение от ревматизма и иногда могла отпустить ребенку затрещину. По ее словам, она вырастила нашего папашу, потом Мэри Эллу и меня и уже мечтала об отдыхе, но Уильям спутал ее планы.

– Я уже здесь! – крикнула я, вбегая во двор. Наш с Мэри Эллой велосипед валялся в грязи, я перепрыгнула через него, обогнула поленницу. Малыш Уильям встречал меня на крыльце, с висящим между толстых ножек мокрым подгузником, с багровой мордашкой, с бороздками слез на грязных щечках. Его черные кудри были так густы, что можно было подумать, что на ребенка напялили парик. Увидев меня, он протянул ко мне свои ручонки.

– Вот и я, мой маленький! – Я схватила его на руки. Он, как всегда, мигом угомонился, только тельце еще вздрагивало от недавнего рева. Окажись рядом Мэри Элла, он потянулся бы к ней – своей матери, но сейчас он был мой.

– Никуда не денешься, сладенький! – прошептала я ему на ушко.

Я заглянула в дом – куда подевалась Нонни? Но внутри было темно, я высмотрела только освещенный солнцем угол жалкого дивана. Нонни весь день не поднимала жалюзи, чтобы сберечь в доме прохладу. Гардинер провел в наш домишко электричество, когда я еще была ребенком, но Нонни, похоже, так и не научилась с ним обращаться. Ну и что с того? Единственный истинный свет в доме я сейчас сжимала в объятиях.

– Пора тебя переодеть, – сказала я, взбегая на крыльцо. Первым делом я подняла старые скрипучие жалюзи на двух окнах, чтобы стало светло. По комнате поплыли клочья пыли. Из кухни выглянула Нонни со стопкой подгузников и полотенец в левой руке. Правой рукой она опиралась о клюку.

– Мэри Элла не с тобой? – спросила она, будто когда-то бывало по-другому.

– Нет. – Я чмокнула ее в щеку. Я была готова поклясться, что по сравнению с утром у нее изрядно прибавилось седых волос. Она превращалась в старуху у меня на глазах: толстые руки, три подбородка, сгорбленная спина. Повышенный сахар, гипертония. Я страшно боялась ее потерять. Когда все идет наперекосяк, ничего другого ожидать не приходится. Но я оставалась оптимисткой. Миссис Рекс, моя школьная учительница, сказала два года назад, что я из тех людей, которые во всем стараются разглядеть светлую сторону. Каждый раз, уже готовая совершить в речи грамматическую ошибку, я вспоминала миссис Рекс и успевала схватить себя за язык. «Человек с неграмотной речью ничего в жизни не добьется», – твердила она нам. Ну и много я добилась со своей правильной речью?

Свободной рукой я забрала у Нонни белье, видя сквозь полотенце солнечный луч.

– Может, она забирает у Гардинера объедки? – предположила я, пытаясь думать о хорошем. Вот бы Нонни перестала недовольно кривиться! Раз-два в неделю мистер Гардинер, отец Генри Аллена и владелец всех несчетных акров табачных плантаций в округе, совал Мэри Элле кое-что съестное из собственного сада, а то и из коптильни. Он вполне мог бы передавать то же самое мне, но, видимо, для него было важно, что она старшая сестра. Или что она уже мать и что так еда достанется малышу Уильяму? Не знаю. Зато я точно знала, что нам эти подношения очень кстати. Гардинер всячески о нас заботился. Он дал нам холодильник, поставил новую дровяную печь – такую большую, что при открытой двери тепло доходило до спальни, тем более что мы всегда оставляли дверь открытой. Нонни собралась было попросить провести в дом воду, но тут как раз у Мэри Эллы стал расти живот, и Нонни решила ни о чем больше не просить.

– Мэри Элла пожаловалась ему на оленей, опять повадившихся к нам в сад? – спросила она. Как я ни огораживала жалкий клочок земли, который Гардинер разрешал нам обрабатывать для самих себя, оленям все было нипочем.

– Да, – ответила я, хотя сама пожаловалась на вторжения оленей. Мэри Элла не любила много болтать с Гардинером. Она вообще не была мастерицей по части болтовни.

– С вами рассчитались? – задала Нонни свой каждо-дневный вопрос.

– Вот переодену мальчика – и отдам тебе деньги, – ответила я по пути в спальню. Гардинер платил нам гораздо меньше, чем остальным работникам. Зато разрешал нам жить здесь бесплатно, так что нам было грех сетовать.

Я положила малыша Уильяма на кровать и давай его щекотать, уж очень мне хотелось его рассмешить. Пару минут мы с ним катались по кровати, чтоб забыть дневные тревоги. Иногда мне бывало достаточно просто на него засмотреться, такой он был красавчик: кудри черные, атласные на ощупь, ресницы тоже черные, длинные и густые, и глазенки почти черные. Все это при том, что Мэри Элла даже светлее мастью, чем я. Мне не хотелось гадать, в кого малыш Уильям такой чернявый.

За окном зашуршали листвой деревья, и он повернул головку в ту сторону. Мы сперва боялись, что он глухой, потому что он не реагировал на звуки. Миссис Веркман и окружная медсестра Энн даже пугали нас школой для глухих. Теперь я ликовала всякий раз, когда он что-то слышал.

– Мама? – спросил он, глядя на окно. Пока что он освоил только это слово, и миссис Веркман утверждала, что это непорядок, потому что к двум годам ребенок должен произносить больше слов. Ох, и не нравилось же мне, что она вечно находила у него недостатки! Я убеждала ее, что просто он молчун, весь в Мэри Эллу, а не говорун вроде меня.

– Нет, это только ветерок, – сказала я, целуя его в шейку. – Мама скоро придет.

Хорошо бы это оказалось правдой!

Я прошла в кухню и усадила Уильяма себе на колени. Нонни мелко крошила для салата курятину, которой мы питались почти всю неделю. Уже смеркалось, а Мэри Элла все не возвращалась. Малыш Уильям был не голоден и упорно отталкивал мою руку с ложкой, разбрызгивая кашу.

– Вечно от него за ужином житья нет! – проворчала Нонни.

– А вот и нет! – возразила я. Я терпеть не могла, когда она так про него говорила. Не иначе нам с Мэри Эллой тоже доставалось в детстве от ее языка. – Просто ему нужна ласка. Правда, Уильям? – Я покачала его, и он повис на мне, как обезьянка. Миссис Веркман советовала больше не брать его на руки при кормлении. Пусть, мол, сидит за столом, хотя бы на полене вместо табурета, как мы с Мэри Эллой в детстве. Но мне нравилось держать его на коленях, к тому же так он меньше капризничал. Иногда, когда я сажала малыша Уильяма себе на колени, у меня в памяти вроде бы возникали ласки моей матери.

– Это вряд ли, – буркнула Нонни, когда я однажды поделилась этим с ней. – Она была не любительница тискать детишек.

Но я-то помнила! Может, и нафантазировала, что за беда?

Нонни вытряхнула из банки майонез и стала размешивать салат, не сводя глаз с окна.

– Скоро совсем стемнеет, – сказала она. – Ступай-ка ты за своей сестрой. Как бы она не заблудилась!

Я позволяла Уильяму слизывать кашу с пальцев.

– Где мне ее искать, Нонни? – спросила я, хотя знала, что идти придется, иначе нам полночи не будет покоя. Я встала и отдала ребенка и ложку Нонни. Она усадила его на полено, он взвыл, она зажала ему рукой рот.

Первым делом я на всякий случай проверила уборную, но там было пусто. Тогда я прошла через лес и вышла на пастбище, вертя головой в поисках Мэри Эллы. Идти по тропинке вдоль табачной плантации на ночь глядя было страшновато. В детстве я слышала от мамы, что в табаке живут феи. Нонни утверждала, что это мои выдумки и что мама никогда бы такого не сказала, но мне все равно. Если надо, я и не такие воспоминания о маме выдумаю. Раньше я мечтала когда-нибудь спросить ее саму, не обманывает ли меня память, но миссис Веркмен говорит, что теперь навещать маму уже не стоит. «Это не нужно вам обеим» – вот ее слова. Она так их произносит, что я чувствую ее страх.

Диана Чемберлен

Ложь во благо, или О чем все молчат

* * *

Посвящается людям, лишенным выбора

– Бренна? – Она кое-как пригладила стоявшие торчком короткие светлые волосы.

– Она самая. А вы, насколько я понимаю, Дженнифер?

Дженнифер заглянула за мою спину.

– Она не с вами?

Я покачала головой.

– Думала, что поедет, но в последний момент она отказалась.

Дженнифер кивнула.

– Что вам принести? – спросила Дженнифер. – Кофе?

– Нет, ничего не надо, благодарю.

– Тогда идемте. Я все вам покажу.

– Давно вы живете в этом доме? – спросила я у нее на втором этаже.

– Пять лет. Мы все здесь переделали, все перекрасили. Включая стенные шкафы, за исключением одного.

– Почему вы его пощадили? – спросила я, следуя за ней по короткому коридору.

Я бы не назвала это «беспорядком». Вот мои дочери-двойняшки устраивали в своем логове настоящий кавардак!

– Сколько лет вашей дочери? – спросила я.

«Здесь были Айви и Мэри».

Дженнифер тронула мою руку.

– Вам нехорошо?

– Все в порядке, – ответила я. – Спасибо, что не закрасили надпись. Все так реально!

– Если мы отсюда съедем, я попрошу новых хозяев не трогать надпись. Это ведь уже история, правда?

Я кивнула. Потом вспомнила про телефон в сумке.

– Можно мне ее сфотографировать?

– Вот и я, мой маленький! – Я схватила его на руки. Он, как всегда, мигом угомонился, только тельце еще вздрагивало...

Ложь во благо, или О чем все молчат

Роман-потрясение. Д. Чемберлен и Р. Коулман

* * *

Посвящается людям, лишенным выбора

22 июня 2011 г

1 Бренна

– Бренна? – Она кое‑как пригладила стоявшие торчком короткие светлые волосы.

– Она самая. А вы, насколько я понимаю, Дженнифер?

Дженнифер заглянула за мою спину.

– Она не с вами?...

Я покачала головой.

– Думала, что поедет, но в последний момент она отказалась.

Дженнифер кивнула.

– Что вам принести? – спросила Дженнифер. – Кофе?

– Нет, ничего не надо, благодарю.

– Тогда идемте. Я все вам покажу.

– Давно вы живете в этом доме? – спросила я у нее на втором этаже.

– Пять лет. Мы все здесь переделали, все перекрасили. Включая стенные шкафы, за исключением одного.

– Почему вы его пощадили? – спросила я, следуя за ней по короткому коридору.

Диана Чемберлен

Ложь во благо, или О чем все молчат

Посвящается людям, лишенным выбора

– Бренна? – Она кое-как пригладила стоявшие торчком короткие светлые волосы.

– Она самая. А вы, насколько я понимаю, Дженнифер?

Дженнифер заглянула за мою спину.

– Она не с вами?

Я покачала головой.

– Думала, что поедет, но в последний момент она отказалась.

Дженнифер кивнула.

– Что вам принести? – спросила Дженнифер. – Кофе?

– Нет, ничего не надо, благодарю.

– Тогда идемте. Я все вам покажу.

– Давно вы живете в этом доме? – спросила я у нее на втором этаже.

– Пять лет. Мы все здесь переделали, все перекрасили. Включая стенные шкафы, за исключением одного.

– Почему вы его пощадили? – спросила я, следуя за ней по короткому коридору.

Я бы не назвала это «беспорядком». Вот мои дочери-двойняшки устраивали в своем логове настоящий кавардак!

– Сколько лет вашей дочери? – спросила я.

«Здесь были Айви и Мэри».

Дженнифер тронула мою руку.

– Вам нехорошо?

– Все в порядке, – ответила я. – Спасибо, что не закрасили надпись. Все так реально!

– Если мы отсюда съедем, я попрошу новых хозяев не трогать надпись. Это ведь уже история, правда?

Я кивнула. Потом вспомнила про телефон в сумке.

– Можно мне ее сфотографировать?