Марлен хуциев семья дети. Так рождался легендарный фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича

Автор девяти картин, включая одну короткометражную, одну телевизионную и одну неигровую, Марлен Хуциев вправе претендовать на место в книге кинематографического Гиннесса — как постоянно и на протяжении многих лет действующий режиссер с минимальным количеством снятых фильмов.

Он и впрямь всегда был режиссером действующим. Действующим активно самим своим присутствием, оказавшим куда большее влияние на окружающую кинематографическую среду, чем любой из коллег, кто выстрелил за эти полвека не одним десятком картин. Ибо каждая его работа была не просто фильмом — она была эпохой в биографии отечественного кино. Вне зависимости от своих конкретных достоинств и даже вне зависимости от момента выхода на экраны, ибо кинематограф Хуциева — искусство пролонгированного действия, прорастающее в чужих работах через годы и расстояния.

В «Весне на Заречной улице» простодушный послевоенный неореализм, а проще сказать, забытый двумя поколениями назад реализм Бориса Барнета и его соумышленников, приобретал столь естественное и родное для отечественного кинематографа обличье сентиментализма, что даже профессиональным ревнителям кинематографического целомудрия не удалось обнаружить в нем и следа тлетворного влияния итальянской заразы. Не говоря уже о «Двух Федорах», где абсолютное ощущение фактуры эпохи, жесткая заземленность поэтики гармонически сочетались с удивительным для той поры полным отсутствием каких-либо «идеологизмов», хотя как раз в этом сюжете им было где разгуляться: война, персонажи из народной гущи, морально-политическое единство… Однако в мире Хуциева подобному просто нет места, ибо он живет по своим собственным, внутренним, имманентным законам, переживает и проживает сугубо экзистенциальные драмы и трагедии, и если «идеологизмы» начинают в него вмешиваться, он просто окукливается, не сопротивляясь, уходит в себя, замирает.

Сохрани Марлен Хуциев своих героев в мире простых истин, простых чувств, простых человеческих связей — и остался бы он счастливым пророком соцреализма с человеческим лицом. Сохрани он святую веру в то, что общий для всех разумных и нормальных существ этос повседневности можно обустроить в одном отдельно взятом советском мире — и цены бы ему не было в постоттепельном кинематографе, уже готовом на уступки в приватной сфере.

Но как раз на это Хуциев решительно не был способен: кинематографическое чувствилище эпохи, ее сердечный сейсмограф, он раньше и болезненнее других ощутил неявные тектонические сдвиги в советском сознании (и подсознании тоже), свидетельствующие о том, что лелеемый шестидесятниками этос простого человека был не более чем пропагандистской пустышкой. А теперь, в столкновении с оголившейся реальностью, он оказался и вовсе иллюзией.

Впрочем, на малом сюжетном и социальном пространстве первых картин все это было еще не очевидно.

Проблемы начались с «Заставы Ильича», известной в течение четверти века под псевдонимом «Мне двадцать лет». С лирической саги о наших юных современниках, о чистоте их помыслов и глубокой идейности, о неразрывной связи поколений (лозунги эпохи я перечисляю без тени иронии, ибо Хуциев и впрямь верил, что отвечает на главный запрос времени, на благороднейший и искреннейший его социальный заказ). Но обнаружилось, что реальность, которая казалась такой простой, понятной, устроенной по законам справедливости, распадается на первоэлементы, ускользает, лицемерит, одним словом, не отвечает художнику взаимностью.

Это ощущение дисгармонии сквозило из всех пор шпаликовского сюжета, оно существовало как бы отдельно и независимо от всех его духоподъемных перипетий, уводящих действие в давнее и недавнее прошлое, и было очевидно для самого неискушенного взгляда, но Хуциев еще просто не может поверить такой реальности.

Переболев свой первый конфликт с властью, он пробует эту реальность на вкус и на цвет — под другим углом, в другой среде, вроде бы более ему знакомой и понятной. Надеясь, что уже там, среди своих, среди интеллектуалов, профессиональных мечтателей и толкователей, он все-таки обнаружит гармонию настоящего человека, душевность материального мира. Но «Июльский дождь» оказывается фильмом еще более беспощадным, еще более безнадежным.

И вот тогда ревнители идеологической невинности взялись за Хуциева всерьез. И не столько потому даже, что он учуял безвоздушность советского мира. Но потому, скорей, что назвал ее по имени задолго до того, как это стали позволять себе понимать даже самые смелые и отважные властители дум.

После «Июльского дождя» он снимет «Был месяц май», удивительную по чистоте и прозрачности экранизацию чужих военных воспоминаний. А потом замолкнет на целых двенадцать лет, ушедших на подготовку так и не поставленного фильма о Пушкине.

Когда на его возвращение уже мало кто надеялся, Хуциев выпустил камерный фильм-диалог, диалог поколений в замкнутом четырьмя стенами мире среднеинтеллигентской квартиры, за пределами которой реальный мир вроде бы и не существует вовсе. У этого фильма было вполне символическое название — «Послесловие», и казалось, что он и в самом деле подводит черту.

Однако пройдет еще восемь лет, и на экраны выйдет, пожалуй, самая сложная картина Хуциева «Бесконечность» — его «8½». Окликая прежние свои фильмы (темы и мотивы из «Весны на Заречной улице», «Двух Федоров», «Заставы Ильича» легко различимы в насыщенном и драматургически дробном пространстве «Бесконечности»), автор предпринимает последнюю попытку найти ускользающую гармонию отечественной реальности. Отправляет героя, своего alter ego, в прошлое — вплоть до самого начала нашего века, куда хуциевский кинематограф еще ни разу не забредал. Но и там привычно зоркий взгляд режиссера обнаруживает тот же распад, то же томление духа, ту же дисгармонию человеческого бытия.

Впрочем, зоркость этого взгляда здесь совершенно иной природы, чем прежде: впервые Марлен Хуциев открывает за реальностью физической нечто куда более существенное — реальность метафизическую, наднатуральную, определяющую перепутанные перипетии биографии героя больше, чем все мировые войны, революции и прочие социальные катаклизмы, которые ему — и нам — довелось пережить.

Сегодня Глава республики Тамерлан Агузаров встретился с легендарным Марленом Мартыновичем Хуциевым. Знаменитый кинорежиссер, сценарист, педагог, народный артист СССР находится в Северной Осетии с рабочим визитом. В Кармадонском ущелье он снимает один из эпизодов своего нового художественного фильма «Невечерняя».

Накануне, 4 октября, Марлену Мартыновичу исполнилось 90 лет. И этот знаменательный юбилей Хуциев, находясь в отличной форме, отметил в кругу североосетинских коллег на земле Осетии, куда он с удовольствием приехал в очередной раз.

Тамерлан Агузаров тепло приветствовал ветерана советского, российского кинематографа, назвав его мастером кино мирового уровня. Поздравил гостя с днем рождения, поблагодарил за то, что именно во Владикавказе он отметил свое девяностолетие - знаковую дату не только для России, для Осетии, но и для всего мира. В связи с этим руководитель республики по поручению Председателя Правительства РФ Дмитрия Медведева передал юбиляру приветственный адрес и поздравления с девяностолетием.

«Я сам не киновед, но образность, правдивость, метафоричность Ваших фильмов общеизвестна. Глубина, умение эмоционально донести до зрителя замысел, раскрыть сложные характеры своих героев - эти качества присущи Вашему кинематографическому творчеству. Ярким примером этому является снятая Вами всенародно любимая кинолента «Весна на Заречной улице», которую отличает неповторимая поэтическая интонация и тонкая манера сопереживания героям, а также любовь к Родине и тревогу за ее судьбу», — сказал Глава Северной Осетии.

Тамерлан Агузаров поблагодарил режиссера и за то, что свой новый фильм он решил снимать в нашей республике, в одном из ее красивейших ущелий и выразил уверенность, что «это опять будет не просто фильм, а большое кино».

Марлен Мартынович в свою очередь поделился впечатлениями о пребывании съемочной группы в Северной Осетии. Отметил, что съемки эпизода проходят замечательно, и что для этого коллеги из республики создали все необходимые условия. В основе фильма «Невечерняя» лежит история взаимоотношений его главных героев - писателей Толстого и Чехова - непростой и отчасти драматичной. Как отметил сам Хуциев, это кино, пронизанное глубокой философией, скорее не для широкого проката, а для тонких ценителей киноискусства.

В разговоре с Тамерланом Агузаровым Марлен Хуциев в шутку заметил, что часто его называют осетином. «И, хотя я родом из Грузии и по национальности грузин, я никогда не отрицаю, что я из осетин - благороднейшей, красивой нации», — сказал режиссер.

На это руководитель республики парировал: «Да, мы знаем, что Вы не осетин. Но Вы с такой теплотой к нам всегда относитесь, что мы хотим думать и считать Вас осетином. Вы уж простите нам этот эгоизм!».

За вклад в развитие отечественного кинематографа Тамерлан Агузаров присвоил Марлену Хуциеву почетное звание «Народной артист РСО-Алания».

Во встрече приняли участие врио вице-премьера РСО-Алания Леонид Кесельбренер, министр культуры РСО-Алания Мадина Атаева, экс-министр культуры республики Фатима Хабалова, кинорежиссеры Вячеслав Гулуев и Аким Салбиев.

Родился 4 октября 1925 года в городе Тбилиси. Отец - Хуциев Мартын Леванович (1900-1937), коммунист с дореволюционным стажем, погиб в годы репрессий. Мать - Утенелишвили Нина Михайловна (1905-1957), актриса. Супруга - Соловьева Ирина Семеновна, окончила ВГИК, работала членом сценарной редколлегии киностудии имени Горького. Сын - Хуциев Игорь Марленович, окончил режиссерский факультет ВГИКа, учился у М. Ромма и Л. Кулиджанова. Внучка - Хуциева Нина, окончила китайское отделение МГУ имени М.В.Ломоносова. Сестра - Хуциева Ирина, инженер-строитель.

Окончил режиссерский факультет ВГИКа, мастерскую И.А. Савченко.

Марлен Хуциев был ключевой фигурой в кинематографе 60-х годов. Этот изящный человек с негромким, чуть глуховатым голосом ничуть не похож на знаменитых режиссеров, которых не случайно сравнивают с командующими большими соединениями. Все, кто описывал этого мастера, отмечали его созерцательный характер. И это не штамп, а, действительно, самое первое характерное впечатление от встречи с ним.

Середина 60-х годов. Проносится слух, что фильм Марлена Хуциева "Застава Ильича", подвергшийся несколько лет тому назад суровой критике, переделанный, снабженный новым названием - "Мне двадцать лет", наконец выпускается на экран. И вот один из первых, пока еще закрытых просмотров. Впечатление совершенно удивительное! Его можно выразить двумя словами - фильм про меня. То есть "про меня" - не по сюжету, а по сложному ощущению жизни, которое тогда у всех у нас было. В этом ощущении смешивались тревога, радость, гордость. Гордость оттого, что мы, как нам казалось, четко определили свое отношение к прошлому и были уверены, что не повторим его ошибок. Радость - оттого, что нас много, и у нас есть свои поэты, свои песни, а теперь - свой фильм.

Тогда же, более 30 лет назад, в Москву на Международный кинофестиваль на демонстрацию своей новой картины "Восемь с половиной" приехал Федерико Феллини. Сразу же по приезде он попросил о встрече с Марленом Хуциевым, на которой сказал о том, что хуциевский фильм "Мне двадцать лет" показался ему удивительно близким по духу. "Знаете, когда едешь в незнакомую страну, всегда опасаешься, что твои побуждения не разделят, не поддержат и не поймут. Вот почему меня радует такое совпадение мотивов". А Хуциев ответил, что фильм Феллини помог ему лучше понять самого себя и что настоящий кинематограф - это глубочайшее философское раздумье над жизнью. Последние слова можно поставить эпиграфом ко всему творчеству Марлена Хуциева. Его имя широко известно в России и за рубежом. Высокая художественность, психологическая достоверность, внимание к внутренней духовной жизни героев - всегда личностей ярких, неординарных - отличают фильмы этого высокого мастера своей профессии. Каждая новая картина М. Хуциева становилась заметным событием не только кинематографической, но часто и общественной жизни. Хуциев не просто кинематографист в узком смысле этого понятия, его фильмы - это особый мир, особое мировосприятие, свой взгляд на окружающую нас действительность. Мастер уникального лирического дарования, существующий в изобретенной им системе образов и характеров, он дарит нам свои открытия, которые так легки и органичны, что уже не один десяток лет киноведы и кинокритики занимаются анализом этих фильмов, ищут секрет их обаяния и долголетия. А зрители просто смотрят, как будто они сделаны сегодня.

Основная тема творчества М. Хуциева, всех его фильмов, - это стремление людей к душевной общности и взаимопониманрию, даже в самых драматических ситуациях он утверждает веру в жизнь и доброту людей. Все работы Хуциева объединяет одно: правдивость и достоверность, глубина, умение эмоционально донести до зрителя замысел, раскрыть сложные характеры героев. Его творчество всегда воспевает прекрасные человеческие качества человека: доброту, терпимость, сочувствие к ближнему, любовь к Родине и всегдашнюю тревогу за ее судьбу. Он вполне наделен природой и всем последующим развитием своей жизни способностью различать, выделять важнейшие черты окружающей жизни, характеров людей, а также способностью доказывать свое стремление к истине не в декларациях, а в художественной форме.

В самом начале своего профессионального пути, учась во ВГИКе, он привлекал внимание окружающих своей особой сосредоточенностью, и многим думалось, что он станет заниматься научными исследованиями бытия, что это будет художник-ученый, но он оказался человеком очень тонкой эмоциональной структуры. Это стало понятно по его дипломной работе - фильму "Градостроители". Уже в ней чувствовались большие возможности его таланта. Следующей работой, которая сразу поставила Хуциева в ряд талантливых мастеров отечественной режиссуры, стала "Весна на Заречной улице", снятая совместно с его однокурсником Феликсом Миронером. Фильм отличала неповторимая поэтическая интонация и тонкая манера сопереживания героям. "Весна на Заречной улице" была первой картиной о рабочих, сделанной без ложного пафоса и морализаторства. Недаром вот уже много лет все смотрят с особым чувством эту нежную, лирическую ленту. За ней последовали: "Два Федора" - одна из первых (если не самая первая) правдивая картина о послевоенной жизни, где дебютировал Василий Шукшин; "Застава Ильича" - первая настоящая современная картина, открывшая многие приемы сюжетосложения, актерской манеры и пластического решения, при котором камера проникает в гущу изображаемой жизни. Эта работа впервые подняла вопросы молодежи "как жить?".

"Июльский дождь" - новое открытие на современном материале. С годами эта картина не только не стареет, а становится все современнее, столько было там угадано и предсказано о сегодняшней жизни. В этой мягкой, неторопливой картине обществу был поставлен резкий и нелицеприятный вопрос: "Что же с нами происходит?". И зрители ищут, и порой находят ответ.

"Был месяц май" - фильм о том, что не все вопросы, заданные войной, решены, не все узы развязаны. Это фильм о Памяти и Забвении, и от столкновения этих двух понятий рождается тема, к которой наш кинематограф прикоснулся впервые. Мы ничего не забыли и не забудем, как бы причудливо не изменялась жизнь.

"Послесловие" - один из самых пророческих и горьких фильмов. Может быть первый раз на экране с такой ненавязчивой силой прозвучала тема отчуждения как в "Июльском дожде", фильм открывал новый тип молодого прагматика, как-бы заглядывая в будущее. В этом фильме сыграл одну из своих лучших ролей Р.Я. Плятт.

"Бесконечность" - об этом фильме можно говорить долго, его разбирали, его объясняли, толковали и анализировали. Можно сказать, что этот фильм своеобразный учебник кинорежиссуры, который Марлен Мартынович все никак не соберется написать. В этом фильме длинном и сложно построенном возникает образ Надежды, - столь необходимой нам сегодня. И наконец завораживающий финал - это философский взгляд на быстро текущую жизнь, которым делится с нами несуетливый и мудрый мастер.

Картины Хуциева симфоничны, каждый кадр - сложный аккорд, в котором один инструмент, без поддержки остальных, обеднит мелодию, и лишь все вместе они создадут необходимую гармонию. Если продолжить сравнение, то можно сказать, что режиссер одинаково внимателен и к партии первой скрипки и к партии ударника. Герои его лент далеки от благополучного спокойствия. Они в поиске самих себя и своего назначения, а это не дается без разлада и может - надолго или ненадолго - привести к несозвучности с окружающей обстановкой, к той несозвучности, первопричина которой не всегда определима четкой формулой. Но мир его фильмов - мир гармоничный, все в нем соотнесено и соразмерено, все имеет значение: и как будто незначащая реплика, и выбор места действия, и партитура шумов. Фильмы М. Хуциева неоднократно представляли отечественный кинематограф за рубежом и отмечены призами на международных и отечественных кинофестивалях. Но главное - их полюбил зритель. Они завоевали его любовь и признание за искреннюю доброту и внимание к человеку, за желание режиссера всегда отстаивать высокие нравственные принципы.

Более 20 лет Хуциев преподает во ВГИКе, выпустил пять режиссерских мастерских. Многие его ученики сегодня активно работают в кино и на телевидении. Профессор М. Хуциев заведует во ВГИКе кафедрой режиссуры художественного фильма. Среди его учеников очень много талантливых людей. У них по разному складывается судьба: у одних более успешно, у другие - менее. Но их наставник, по его собственному признанию, пытается даже не учить, но ориентировать, внушать, что они не должны делать ничего гадкого и пошлого.

В 2008-2009 годах Хуциев оказался в центре скандала, связанного с выборами главы Союза кинематографистов (СК) России. С декабря 1997 года эту должность занимал кинорежиссер Никита Михалков (с октября 2005 года находился в творческом отпуске). Деятельность Михалкова на посту главы Союза вызвала недовольство большого числа российских кинематографистов и фактически разделила их на два враждующих лагеря. Председателя СК обвиняли в том, что он препятствовал развитию кино, уличали в финансовых злоупотреблениях, в частности в укрывании доходов от распродажи имущества, принадлежавшего Союзу кинематографистов СССР, и извлечении личной выгоды из эксплуатации здания Киноцентра. Предпринятые в 2004 году попытки сместить Михалкова успеха не имели.

Легитимность седьмого съезда СК, состоявшегося в декабре 2008 года, Михалков поставил под сомнение из-за нарушения порядка его созыва и приглашения делегатов. Однако большинство делегатов признало съезд законным, а новым председателем Союза кинематографистов тогда избрали Хуциева. Тем не менее в феврале 2009 года Министерство юстиции РФ отказало в государственной регистрации решений, принятых съездом, по причине предоставления ведомству «не должным образом оформленных документов». Таким образом, Хуциев не был зарегистрирован в качестве председателя Союза. Сразу после этого Михалков заявил о намерении созвать внеочередной съезд кинематографистов. В свою очередь, упрекнув Михалкова в раздувании ситуации, Хуциев подчеркнул, что такой съезд будет нелегитимен.

Внеочередной чрезвычайный съезд кинематографистов состоялся 30 марта 2009 года. На нем собравшиеся, выдвинув кандидатуру Михалкова на пост главы союза, обратились к кинорежиссеру с просьбой «не бросать СК на произвол судьбы». Выдвигались и другие кандидатуры, в том числе и кандидатура Хуциева. После того как кандидаты, кроме отсутствовавшего на съезде Хуциева, взяли самоотвод, состоялось голосование, по результатам которого Михалков вновь занял пост главы Союза кинематографистов РФ. После его избрания адвокаты Хуциева заявили о намерении обжаловать результаты чрезвычайного съезда Союза.

В тот же период скандал возник и во ВГИКе: 29 мая 2009 года решением руководства вуза режиссер был выведен из состава ученого совета (официальной причиной исключения называлось отсутствие на работе в течение длительного времени), тогда же появилась информация, что он может быть уволен с должности заведующего кафедрой режиссуры игрового кино. Тем не менее 6 июля того же года Хуциев был избран почетным членом ученого совета ВГИКа, а 6 августа режиссер написал заявление по собственному желанию с просьбой освободить его от должности завкафедрой режиссуры игрового кино.

М.М. Хуциев - Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР, президент Гильдии кинорежиссеров России со дня ее основания. Он неоднократно избирался секретарем Союза Кинематографистов СССР; является секретарем обоих Союзов - Московского и Российского. В 1994 году избран Действительным членом Российской Академии гуманитарных наук. Марлена Хуциева давно и общепризнанно считают классиком отечественного кино.

Кино - самое главное увлечение в жизни М.М. Хуциева. В свободное время он любит просто побродить по городским улицам; очень хорошо запоминает топографию города. Музыкальные пристрастия - классическая музыка, джаз, русские и грузинские песни, песни военных и довоенных лет. Книги, общение с друзьями - не простое увлечение, это сама жизнь.

Хуциев женат на Ирине Семеновне Соловьевой, с которой познакомился еще в студенческие годы, когда оба они учились во ВГИКе. Сын Хуциева, Игорь, также окончил режиссерский факультет ВГИКа (в интервью газете «Московский комсомолец» в 2002 году Хуциев рассказывал, что его сын «делает на радио программы по рассказам советских писателей 1920-1930-х годов, пишет»). Внучка режиссера, Нина, стала выпускницей Института стран Азии и Африки при МГУ, по данным на 2002 год, работала в Шанхае.

19 марта 2019 года умер советский, российский кинорежиссёр Марлен Хуциев. Он скончался в Боткинской больнице города Москвы в возрасте 93 лет.

Марлен Хуциев, которому в октябре исполнится 90 лет, заканчивает новый фильм "Невечерняя". Картина о встречах Толстого и Чехова была задумана в начале нашего века, начались съемки, но из-за нехватки денег работа была приостановлена и лишь недавно возобновилась благодаря меценату, подарившему знаменитому режиссеру необходимую сумму. Кинематограф Хуциева воспринимается как одно из проявлений хрущевской оттепели, но режиссер считает, что неверно связывать смягчение режима с именем тогдашнего первого секретаря ЦК КПСС. С Хрущевым у него давние счеты – верховному цензору не понравилась картина "Застава Ильича", и он заставил Хуциева радикально переделать фильм. Авторская версия вышла лишь в конце 80-х. Особенно не понравилась Хрущеву одна из ключевых сцен – разговор героя с призраком погибшего на фронте отца. Хуциев говорит, что это его воображаемый разговор с собственным отцом, казненным в 1937 году. Во всех фильмах Хуциева есть размышления о войне, в которой сам режиссер не участвовал – его освободили от службы из-за астмы и дальнозоркости. Знаменитая картина "Июльский дождь" завершается документальными съемками встречи ветеранов у Большого театра – тогда 9 мая еще не было официальным праздником.

Две ретроспективы фильмов Марлена Хуциева сейчас прошли в Германии – на фестивале Go East в Висбадене и в берлинском киномузее. Мы встретились с режиссером на висбаденском фестивале после показа фильма "Был месяц май", снятого в 1970 году, к 25-летию победы. Май 1945 года – красноармейцы, расположившиеся в немецкой усадьбе, узнают о том, что рядом находился концлагерь, а хозяин их дома, фермер по фамилии Рашке, использовал труд заключенных.

Марлен Хуциев сомневался, стоит ли включать фильм в программу показов в Висбадене, и не знал, как отреагируют немецкие зрители. Действительно, когда сеанс закончился, в зале чувствовалось некоторое напряжение. Может быть, потому, что в фильме был недвусмысленный намек на вольное обращение российских солдат с немецкими женщинами, а сцены в свинарнике (Рашке занимался свиноводством) можно истолковать как отождествление немцев с этими имеющими не лучшую репутацию животными. В принципе же это фильм о вечном конфликте России и Европы: пьяные и взбалмошные солдаты сталкиваются с сытым и бесчеловечным, по их мнению, миром порядка, не могут его постичь и хотят разрушить. Пример вечного российского хаоса – ситуация в союзе кинематографистов, председателем которого Марлен Хуциев был избран в 2008 году. Потом по велению суда на эту должность вернулся прежний барин, Никита Михалков, а кинематографисты, не желающие ему подчиняться, образовали альтернативный союз. О Второй мировой войне, о Михалкове, Хрущеве и оттепели я расспрашивал Марлена Хуциева, а начался разговор с фильма "Невечерняя", выход которого запланирован на следующий год.

No media source currently available

0:00 0:35:09 0:00

– Фильм я уже практически закончил, там просто маленькие досъемки. Очень долго длилась эпопея по той причине, что не было финансирования, 8 лет вообще все стояло. Потом возник один человек, который вдруг где-то прочел и дал зеленую улицу.

– То есть чудо случилось?

– Абсолютное чудо, абсолютное. Я пока его имя не называю. Как картина будет готова, конечно, я принесу ему всю свою признательность. У нас дают деньги, но это ерунда. Был же год Чехова, Толстого совместный, никого не колыхнуло.

– Когда в 2008 году проводился знаменитый съезд Союза кинематографистов, хотели провести очищение, избавиться от непрозрачности, коррупции. У вас был план, можно это было сделать в то время?

Мединский у меня вызывает впечатление абсолютного ничтожества.

– Был план найти определенных людей, которые хотели бы это сделать. Они стали намечаться, но потом начались бесконечные склоки, своры. Я уже по размышлению понимаю, что зря в это дело ввязался. Я просто себе не представлял ситуацию, с которой придется иметь дело. Но что делать? Я хочу вам сказать: что бы ни говорили, лучшая система кино была советская. Потому что, во-первых, там выдавали реальную смету, иногда чуть-чуть завышали, чтобы потом срезать, но выделяли деньги по этой смете. Эта смета тщательно разрабатывалась по многим статьям. Там была, конечно, цензура, но в чем-то да, а в чем-то нет. Я все-таки все свои картины сделал, хотя меня заставили вырезать из "Июльского дождя" одну сцену. Я, когда мы сочиняли сценарий, так ее и назвал "арбуз на вырез", я знал, что ее все равно вырежут. Там есть такая история, как героиня ходит в качестве агитатора, она попадает к сумасшедшему энкавэдэшнику, ей сразу становится понятно, что он сумасшедший. Вначале зрители смеются, а потом, когда становится ясным, что он сумасшедший, тогда мертвая тишина в зале. Эту сцену не разрешили категорически. Потом надо было сокращать картину немножко, и я там, дурак, вырезал одну паузу очень красивую в зоопарке, где героиня гуляет. Очень жалею, не сохранил ее. Иногда бывает, когда картину кончаешь, ты настолько бываешь измотан, что уже и соображаешь туго, и сопротивления нет. В "Июльском дожде" мне, конечно, жалко эту сцену очень. Но там вся беда в том, что не напечатали копию, если бы копию напечатали, я поправку бы сделал, а в копии это сохранилось бы.

– "Застава Ильича" ведь сохранилась полностью, и вы смогли ее восстановить.

– Там долбанул первое лицо <Хрущев>, и все навытяжку встали. Начали сами говорить: это надо изменить, это. Это мне напоминает вот что: стоит человек, и у него перед лицом машут палкой. Так не надо голову нагибать, ты постой. Если нагнул голову, то она тебе придется по башке. Дела давно минувших дней, даже говорить о них не хочется. Сейчас нет идеологической цензуры... Хотя, наверное, есть.

– То, что сейчас делает Мединский, уже можно назвать идеологической цензурой.

– Он у меня вызывает впечатление абсолютного ничтожества. <Председатель Госкино> Ермаш любил кино и людей любил. Например, когда я кончал картину – хотя, казалось бы, человек я неудобный, – где-то он меня встречал, говорил: ну что, какие планы на будущее? Хрен он <Мединский> меня спросил, какие планы на будущее. Тогда было ощущение, что мы нужны, сейчас нет этого ощущения.

– А картину "Был месяц май" цензура не тронула?

– Мне там дали только две поправки. Там было прямым текстом сказано, что они жили там же, где свиньи, и свиньи съели ребенка. Пришлось сказать, что она голодала и ребенок умер, молока не было. А вторая поправка очень обидная, когда клеил эту хозяйку один из солдат, он там ей говорит – это было по-солдатски, по-русски, – он ей одну фразу говорит, а она не понимает. Он говорит: "А что твой мужик? Ничего еще, может? А то, может быть, надо помочь?" И через паузу говорит: "По хозяйству". Вот эту фразу убрали. А что тут такого, это же не политическое? "Нет, это оскорбительная фраза". Нравственная цензура, и вырезали.

– Снимали в Германии?

– В Восточной Пруссии снимали. Это не под самим Кенигсбергом, а есть такой город, сейчас он называется Гвардейск, а у немцев он назывался Пилау. А концлагерь снимали в Польше.

– Освенцим?

– Это Бжезинка, рядом с Освенцимом. 30 километров от Кракова. Во время съемок был туман, так жутко, как будто собрались души умерших.

– Во всех ваших фильмах есть война…

– И в новом фильме есть – Севастопольская оборона. У меня это связано еще с тем, что я отдаю долг. Потому что в силу всяких болезней меня не взяли. Мы одногодки с Тодоровским, он всего лишь на два месяца старше меня, но он успел, на фронт попал в 1944 году, успел побывать в Берлине. Он очень интересно рассказывал, когда все закончилось, они выпили, спали, и вдруг автоматные очереди. Они к окнам подползли и увидели, что по этой широкой улице идет колонна немцев и поливает из автоматов все окна, чтобы ответного огня не было. Наши связались по рации с авиацией. Он говорит, это было страшное зрелище, когда над этой колонной пошли на бреющем полете самолеты и стали ее расстреливать. Вообще война – это жестокая вещь, что тут говорить, это все знают.

– Вы видели "Утомленные солнцем"?

– "Утомленные солнцем-2" я не видел, только то, что иногда по телевизору мелькает, а первую часть видел. Там есть очень сильные сцены. Вся эта история с дочерью очень нежно снята. Вообще он режиссер хороший. К сожалению, когда он начинает конъюнктурить, выглядит значительно хуже. "Неоконченная пьеса" – это замечательная картина. "Раба любви" сделана очень здорово. Немножко однообразно этот бесконечный показ кинопроцесса: все понятно, а там еще продолжается. Но это хорошая картина по фактуре, по всему.

– У вас с 2008 года сохраняется антагонизм или вы помирились?

– Не то что помирились, я никогда до этого с ним не дружил. Никакого у нас с ним нет контакта.

– Вы новую картину снимали в Крыму. Не могу не спросить, что вы думаете о том, что происходит вокруг Крыма?

– Это все политические игры. Я не знаю, нужен он нам был или не нужен. Говорят, что там стало хуже. Мне всегда казалось, что Крым должен оставаться в составе России, как славная историческая страница ее прошлого. "Севастопольские рассказы", "Оборона Севастополя" – как-то так. Что это такое, берет и волей своею тот человек, которого потом назвали волюнтаристом, отдает Крым Украине? Представьте себе, что гуляют два купца, надрались, один другому от широты душевной подарил фамильные часы. А потом он умер. Что должен сделать сын? Он должен возвратить часы сам.

– У вас сохранилась неприязнь к Хрущеву с тех пор, когда он резал ваш фильм?

– У меня не поэтому. Потому что, анализируя все, что он сделал… Во-первых, это вранье, что на ХХ съезде он разоблачил культ личности. Это все было сделано сразу после смерти Сталина – поднимите газеты того времени. Буквально через месяц после смерти Сталина во всех центральных газетах: в ЦК КПСС планировались материалы о преодолении культа личности и о коллегиальном руководстве. Это все было до Хрущева. А он потом стал всех отставлять от должностей. Как он, например, с Жуковым поступил, который спас его, когда его хотели снять? Он его снял в тот момент, когда он плыл на корабле, когда у него не было даже возможности ничего сделать. Термин "оттепель", хрущевская оттепель – никакого отношения этот термин к Хрущеву не имеет. Вот вам доказательство: вовсю шел съемочный период картины "Весна на Заречной улице" в тот момент, когда совершился ХХ съезд. В феврале я был в Запорожье, мы снимали "Весну", вдруг прочел в газете про ХХ съезд. Не надо все приписывать Хрущеву, они забывают, что был министр культуры Пономаренко, при котором все оживилось, как замечательно себя вела Фурцева. Ведь она же посмотрела картину <"Застава Ильича">, она просто пришла в восторг тут же, но ведь полно завистников было, доносы писали, в итоге все это получилось.

– Вы же подписали письмо Брежневу против реабилитации Сталина.

– Это да, это было. Но не только я, много народу, Михаил Ильич <Ромм> подписал, и я в том числе.

– Чувствуете, что сейчас начинается новая реабилитация Сталина?

– Я это чувствую. Но я за объективное освещение истории. Что нельзя у него отнять – и должно остаться, и плохое, и хорошее. Войну, конечно, он сыграл, не важно, был он полководец или не был, он был объединяющей силой, а он умел руководить, держать. Благодаря ему мы и выиграли, потому что все в конце концов организовал. Никуда он не убегал, он болел, у него была ангина. Но в первый же день, когда началась война, уже были совещания в Кремле. На одно из совещаний были приглашены геологи, потому что вопрос стоял, куда перемещать промышленность. Вокруг было много талантливых людей. Конечно, жуткая история с разгромом армии, 1937 год. Но мы ничего про это не знаем. Ужасно постарались на местах весь этот 1937 год, но там была борьба, безусловно, его хотели скинуть, а он не хотел этого. Это было продолжение гражданской войны, только на другом этапе. Возьмите Французскую революцию, что они сделали? Все друг другу головы поотрубали. Робеспьер был влюблен в невесту Камила Демулена. Там вот так все было, лучшим своим соратникам рубят головы.

– В фильме "Был месяц май" герой говорит, что если бы не эта победа, весь мир превратился бы в концлагерь.

– Естественно. Он при огромной силе распустил бы щупальца по всему миру. Знаете, я сейчас, когда ехал <в Висбаден>, вокруг потрясающая природа, и думаешь: как так можно? У нас такого нет, у нас замызганные вокруг железнодорожных путей какие-то хибары, сараи, амбары, свалки. А тут потрясающе, никакого мусора, ничего, просто наслаждаешься. А почему у нас это невозможно? Не знаю. Не могу объяснить это щедростью природы, пространством.

– На вашей родине, в Грузии возможно, все сделали.

– Грузия – ухоженная страна. Вы бы посмотрели, что из себя представляет Батуми сейчас. Там несколько высоких зданий, гостиница "Рэдиссон", ухоженные бульвары. Остальной город низкорослый, но он ухоженный абсолютно. А рядом с гостиницей маленькие харчевни, где продается жареная барабулька. Все прекрасно.

– Это Саакашвили сделал.

– Да. Нет пророка в своем отечестве, они теперь его ненавидят.

– Вы смотрите фильмы молодых людей, нового поколения режиссеров?

– "Стиляги", "Оттепель" – это все ужасно. Во-первых, все, что снято про кино, – это совершенно не так. Я снимал в то время. Получается, что там крутилось все время внутри сексуальное. Ничего подобного. Снимали влюбленно, без интриг. Совсем другое было у меня ощущение того времени. Откуда ему знать, Валерке? Видел "Елену", такая тяжелая картина, но здорово сделана, конечно. Он талантливый человек.

– Союз кинематографистов можно еще спасти или после раскола все бесполезно?

было ощущение, что мы нужны, сейчас нет этого ощущения

​– Мне кажется, этот процесс должен произойти естественно, со временем. Я считаю, что самая правильная система организации – это когда было Госкино. Они только распределяли финансы, несколько осуществляя цензуру, потому что все остальное приходило снизу: все замыслы, все разработки смет, все же снизу шло. И эта система, если бы ее можно было возродить, дала бы огромный подъем кинематографии.

– Они бы заказывали фильмы на злобу дня.

– Там был так называемый госзаказ, из всей массы фильмов три-четыре спускали сверху, больше постановочных. Остальное: подал заявку, заключили договор, начали писаться. Так было и с "Заставой", и с "Июльским дождем", прошло утверждение. Вы знаете, что встреча ветеранов в "Июльском дожде" – это было время, когда праздник победы не отмечался. Они отмечали каждый год, а государство не отмечало, был просто будний день. Все это с Брежнева началось, когда Могила Неизвестного солдата.

– Сейчас перед праздником не пугает вас, что это приняло такой фальшивый размах?

– Неприятно. Но я должен сказать, что это неизбежно. Триумфальная дата. Другое, когда до сих пор поднимается тема обеспечения квартирами ветеранов. Это позор, это давным-давно все уже должно было быть.

– Не праздник скорби и не праздник ветеранов, а праздник наступательный, агрессивный…

– А это должен быть праздник со слезами на глазах. Я очень не люблю эту песню, но это правильно – со слезами на глазах. В этой песне идет такой плясовой проигрыш, я ее терпеть не могу. Почему ее так подняли? Есть же реальные военные песни, одни "Дороги" чего стоят. Жизнь вообще витиевата, она никогда не бывает одинаково прекрасная, чаще одинаково бывает ужасной, но вообще все намешано.

В сущности, довольно банальная фраза, если не знать, с кем мы пили чай под лампой-абажуром. С Марленом Мартыновичем Хуциевым. С человеком, который снял два фильма, во многом определившие судьбу моего поколения, - "Застава Ильича" и "Июльский дождь". Я очень волновался и довольно косноязычно пытался сказать ему спасибо, понимая, что второго такого случая может и не представиться. Хуциев отмахивался от моих благодарностей до тех пор, пока я не спросил его: почему "Застава Ильича" вышла в прокат под названием "Мне двадцать лет"?

Тут он внимательно посмотрел на меня и сказал: "Ну, а вы как сами думаете - почему?".

Лично я думал об этом вот что.

Там, в его фильме, был такой эпизод. В шумной молодежной компании с выпивкой главный герой вдруг предлагает тост "за картошку!". Ироничная интеллектуальная публика ёрничает: а почему не "за репу"? А потому, - отвечает герой, - что картошка спасла нас с мамой в голодное военное время (действие происходит в Москве конца пятидесятых годов). "Ты это серьезно?" - говорят ему. "Серьезно, - отвечает он. - Если в твоей жизни нет ничего, к чему можно относиться серьезно, то зачем тогда жить".- "И к чему ты лично относишься серьезно?" - спрашивают его. "К революции, к песне "Интернационал", к 37-му году, к войне, к картошке", - отвечает он, подумав.

Фильм вышел на экран в начале шестидесятых, когда страна только-только с ужасом начинала понимать, что такое сталинизм, безграничная и безответственная тоталитарная власть, когда молодежь поколения шестидесятников примеряла на себя личную ответственность за то, что происходит в стране. Это было время, когда мы искренне считали, что подлинные наши ценности - там, в далеких революционных годах, где "комиссары в пыльных шлемах", где Павка Корчагин, где светловская "Гренада", где "Ленин такой молодой"...

Потому - "Застава Ильича", рубеж обороны, за которым то, к чему можно относиться серьезно.

Титры этого фильма шли под музыку "Интернационала", а знаменитые хроникальные кадры из Политехнического музея сохранили молодого Окуджаву, поющего

Я все равно паду на той,
на той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах
Склонятся молча надо мной".

А в середине шестидесятых вышел фильм Хуциева "Июльский дождь". Там герои - замечательный молодой интеллектуал, ученый и умная обаятельная девушка Женя - на пороге свадьбы. Но свадьбы не будет, потому что Женя постепенно понимает: у ее избранника в душе нет ничего, к чему можно относиться серьезно. Он пуст.

За несколько лет в молодом советском поколении перестали существовать заставы Ильича, революции, партии, империалистической западной угрозы. Они оказались заставами на песке. Как пел герой Владимира Высоцкого в запрещенном фильме Геннадия Полоки "Интервенция", -

Мне не служить рабом у призрачных надежд,
Не поклоняться больше идолам обмана"...

Женя, похоже, останется с другим героем, сохранившим в душе серьезное отношение к войне, к молчаливому мужскому братству отстоявших страну.

Интересно, что и в жизни произошло то же самое: Евгения Уралова, сыгравшая Женю, и Юрий Визбор, сыгравший фронтовика, после фильма Хуциева стали мужем и женой. И застава Великой Отечественной, слава богу, и по сей день реальная застава, за которой то, к чему и сегодня можно отнестись серьезно.

Прошли годы. И вот "мое поколение" сидит и пьет чай под лампой-абажуром со своим заочным учителем. Какие заставы остались у нас сегодня? Есть ли они? Казалось бы, последняя - СССР - уже рухнула. Но кое-что осталось, кое-что есть. Что же?

Ты сам, те, кого ты любишь, те, кто от тебя зависит, кто слабее тебя, твои учителя - очные и заочные, которым ты благодарен, друзья, любимая работа, любимые места на этой земле. Не так уж и мало, если вдуматься, - наша последняя застава.