Михаил быковский. Об архитекторах Быковских - Музей архитектуры — LiveJournal Быковский михаил дормидонтович

Архитектор Михаил Дормидонтович (Доримедонтович) Быковский родился в 1801 году в городе Москве. Из семьи обрусевших поляков.

Несмотря на то, что его отец Дормидонт Быковский был столяром и умелым резчиком по дереву, специализирующийся на иконостасах, молодой человек получил прекрасное домашнее образование.

С 1816 года юноша в учениках у зодчего , а в период с 1817 по 1823 являлся его помощником на строительстве объектов в Кузьминках и Останкине.

Благодаря своему известному наставнику Быковский приобрел и первых своих частных заказчиков, среди которых были семьи Орловых и Паниных.

С 1823 года Михаил Дормидонтович преподавал в «Московском дворцовом архитектурном училище». После смерти отца был вынужден также подрабатывать его ремеслом по изготовлению иконостасов.

В 1829 году, опять же с подачи и по протекции Жилярди, молодого человека заочно зачисляют в соискатели на звание архитектурного академика. Непосредственно академиком Быковский становится в 1831 году после защиты конкурсного проекта, благодаря которому получил право стажироваться в Европе.

По возвращении в Москву Михаил Быковский получает пост архитектора «Приказа общественного призрения», в ответственность которого входило обслуживание аптек, приютов, больниц и богаделен. В 1847 году одновременно находился в должности архитектора .

Помимо архитектурных проектов, зодчий много сделал в вопросах реставрации исторических памятников, среди которых и Воскресенский монастыри Кремля (уничтожены в 1930-х годах).

В гражданской архитектуре одной из крупнейших работ архитектора Михаила Быковского является готический ансамбль подмосковной усадьбы Марфино, которая в ту пору принадлежала семейству Паниных. В это же время он продолжает преподавать и восстанавливать монастыри в Москве и окрестностях города.

Москва) - русский архитектор, реставратор, общественный деятель. В 1830-х годах - идеолог раннего этапа эклектики (историзма).

Биография

Молодые годы

Родился в Москве, сын обрусевшего поляка Дормидонта Быковского (Dormidont Bykowski) - столяра и резчика по дереву - мастера по иконостасам. Получил хорошее по тем временам домашнее образование, с 1816 года - в учениках у Доменико Жилярди . В 1817-1823 - помощник Жилярди на постройках в Кузьминках , Останкине , Гребневе . С помощью Жилярди в 1820-е годы приобрёл собственный круг частных заказчиков (Орловы , Орловы-Давыдовы , Панины ; после пожара 1812 года грамотных строителей не хватало). С 1823 года преподавал в Московском дворцовом архитектурном училище (официально зачислен в штат в 1825); после смерти отца в 1824, чтобы поддержать семью, на время вернулся к отцовскому ремеслу. В 1829 по представлению Жилярди Императорская академия художеств заочно зачислила Быковского в соискатели звания академика (в те времена - начальный ранг квалифицированных архитекторов); академиком он стал в 1831, защитив конкурсный проект и получив право на стажировку в Европе.

Городской архитектор

Вернувшись в Москву, Быковский принял пост архитектора Приказа общественного призрения, ответственного за больницы, богадельни, аптеки и приюты Москвы; в 1847 также принял должность архитектора Воспитательного дома . Долгое время помощником Быковского работал архитектор В. В. Белокрыльцев . Среди гражданских построек М. Д. Быковского 1830-х - 1840-х годов - знаменитый в будущем дом на Шаболовке , 37, бывший Варваринский сиротский приют. Быковский расширил построенный Жилярди и А. Г. Григорьевым Опекунский совет на Солянке , выстроил несохранившиеся Горихвостовскую богадельню на Калужской площади , Московскую биржу и многие другие здания. Особо была отмечена его работа по благоустройству Воспитательного дома в 1850-х годах. В 1839-1849, параллельно с частными и казёнными проектами, Быковский отреставрировал Чудов и Вознесенский монастыри Московского Кремля (оба уничтожены в 1930-е годы).

Идеолог историзма

В 1830-х годах Быковский продолжал преподавать в училище, а в 1836-1842 - возглавил его. В 1834 выступил с кафедры училища с программной речью «О неосновательности мнения, что архитектура Греческая или Греко-Римская может быть всеобщею и что красота архитектуры основывается на пяти известных чиноположениях» (то есть ордерах классической архитектуры). Взамен приевшегося за годы александровского правления ампира , Быковский предложил строить архитектуру национальную, русскую, ибо «Христианин и язычник, Грек и Скиф не могли иметь одинаковое понятие о вещах». Речь Быковского совпала по времени с призывами Н. В. Гоголя («была архитектура необыкновенная, христианская, национальная для всей Европы - и мы её оставили, забыли, как будто чужую») и деятельностью К. А. Тона , однако его собственная архитектура существенно отличалась от проектов Тона. Если искусство Тона - цельная идеология славянофильства , то Быковский, «обладая широтой художественных взглядов, стремился к выразительности зодчества, интерпретируя западноевропейскую архитектуру предшествующих периодов, и считал главным соответствие архитектуры назначению сооружений».

В гражданской архитектуре крупнейшая постройка Быковского - готический ансамбль усадьбы Марфино, принадлежавшей Паниным. Быковский приступил к нему не позже 1832 года, когда были выполнены мост и два готических флигеля (разобраны и выстроены заново в 1940-х годах). Работа над главным домом была завершена только в 1846 году.

С 1843 года Быковский, одновременно завершая Марфино и продолжая работу на городские службы, работает на московские и подмосковные монастыри. В течение одного десятилетия он выполнил заказы шести московских монастырей (Алексеевского, Зачатьевского, Ивановского, Никитского, Покровского и Страстного). Надвратная церковь Страстного монастыря в течение восьмидесяти лет определяла облик Страстной (Пушкинской) площади и Тверской улицы . Церковь Алексеевского монастыря близка к тоновским проектам, но однокупольные храмы Ивановского и Зачатьевского монастыря и церкви Троицы на Грязех представляют собой совершенно иную ветвь русского историзма, не порывающего окончательно с классическими корнями и готикой конца XVIII - начала XIX века. Похоронен на Ваганьковском кладбище .

Сохранившиеся постройки

• Усадьба Марфино (1837-1846)
• Оранжереи и павильоны усадьбы Семеновское-Отрада (1848)
• Собор Владимирской иконы Божией Матери Спасо-Бородинского женского монастыря , Бородинское поле (1851-1859)
• Колокольня и иконостас Никольской церкви в Никольское-Урюпино (1840-е гг.)
• , Шаболовка , 37 (1849-1855, перестроен в начале XX века)
• Ограда с башнями Армянского Ваганьковского кладбища (1850-е гг.)
• Церковь Алексия, человека Божия , в Ново-Алексеевском монастыре , Верхняя Красносельская улица , 15a (1853)
• Церковь Александра Невского в Вонлярово (1853)
• Храм Троицы Живоначальной на Грязех у Покровских ворот , улица Покровка , 13. От большой однокупольной церкви сохранился только уличный фасад с портиком (1856-1861)
• Ивановский монастырь , с собором усекновения главы Иоанна Предтечи (1860-1879)
• Храм иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрине , Фестивальная улица , 66 (1866-1870)
• Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, с. Головково, Московская обл. (1852-1864)
• Церковь Воскресения Словущего в Покровском монастыре (расширение здания 1792 года постройки, 1854-1855)

Утраченные постройки

Семья

• Жена - Эмилия Львовна Минелли (с 1831; скончалась в 1841).
• Сыновья: Быковский Николай Михайлович (1834-1917) - художник , академик живописи; Быковский Константин Михайлович (1841-1906) - архитектор , реставратор, преподаватель и общественный деятель.

Напишите отзыв о статье "Быковский, Михаил Доримедонтович"

Примечания

Литература

• Кириченко Е. И. Михаил Быковский. - Стройиздат, 1988. 256 с. (Серия: Мастера архитектуры).
• Кириченко Е. И. М. Д. Быковский // Зодчие Москвы . - М .: Московский рабочий, 1981. - С. 267-275. - 302 с.
• Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е - 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А. В. Щусева и др. - М .: КРАБиК, 1998. - С. 46-48. - 320 с. - ISBN 5-900395-17-0 .
• Торжественное чествование, 29 октября 1901 года столетней годовщины со дня рождения основателя Московского архитектурного общества его первого председателя и почетного члена академика архитектуры Михаила Дормедонтовича Быковского. - М .: Московское архитектурное общество , Тип. Т-ва А. И. Мамонтова, 1903. - С. 28. - 35 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Быковский, Михаил Доримедонтович

Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.

Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.

На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.

М.Д. Быковский, 1851 г.
Художник М. Скотти

Михаил Доримедонтович Быковский (1801-1885) – архитектор.

Михаилу Быковскому повезло. Его отец был резчиком по дереву и получал заказы на изготовление иконостасов. Сын выучился рисовать их планы. Мать хорошо рисовала и, несмотря на возражения отца, выучила этому искусству Михаила. К пятнадцати годам где сам, а где с помощью знакомых и соседей он освоил грамоту, арифметику, рисование, черчение. Французскому языку его обучил сосед Реми. В общем, мальчик был способный, и в шестнадцать лет отец пристроил его в ученики, ни много ни мало, к зодчему Д.И. Жилярди (1788-1845). Дементий Иванович, так на русский лад звали Доменико сына Джованни, драгоценное время на своих учеников не тратил, но посильную работу давал и заведению нужных знакомств учениками не препятствовал. Очень быстро Михаил из учеников превратился в помощника. После смерти отца в 1824 г. Михаилу пришлось содержать мать и младшего брата. Он делал иконостасы, рисовал портреты, начал проектировать здания.

Благодаря таланту и упорству, не имея систематического образования, в тридцать лет Быковский получил звание академика за один из проектов. К архитектору пришла известность. Заказать у него проект считалось более престижным, чем у заезжих мастеров. Михаил Быковский получил место чиновника по особым поручениям при генерал-губернаторе князе Д.В. Голицыне, начал преподавать в Дворцовом архитектурном училище. Преподавал он 10 лет, с 1826 по 1836 г. В 1836 г. Быковский стал директором училища.

В 1838 г. Быковскому удалось осуществить свою мечту: он посетил Германию, Францию, Италию. Впечатления были сильные: "Меня хвалили, и я считал себя хорошим архитектором, поездка за границу исцелила меня от этого самопочитания". Он стал мастером.

В 1841 г., вскоре после рождения второго сына Константина , умерла жена Эмилия. Она была сестрой Константина Минелли – рано умершего друга Быковского, с которым он познакомился во время учебы у Д. Жилярди. Вообще, "итальянское" занимало большое место и в личной жизни, и в творчестве Быковского. В память жены Михаил Доримендонтович устроил алтарь Эмилии в храме Петра и Павла . Храм перестроен до неузнаваемости в 1948 г. для Института угольного машиностроения. Зато сохранился католический мавзолей Эмилии Быковской на Введенском кладбище (Наличная, 1). Кстати, младший сын Быковского тоже стал архитектором.

Михаил Быковский создал шедевры, завораживающие сочетанием архитектуры Возрождения с древнерусской архитектурой: колокольню Страстного монастыря, Ивановский монастырь , церковь Троицы .

В 1867 г. по инициативе Быковского было организовано архитектурное общество МАО, председателем которого он был два года.

Основоположник романтического направления эклектики в русской архитектуре, общественный деятель Михаил Быковский оставил добрую память: многие здания сохранились.

Мечта о тёплых странах

В архитектуре М.Д. Быковский достиг высот. Однако было одно увлечение, где явных успехов не было, но которое заполняло значительную часть жизни. Это – любовь к живописи:

• по-видимому, любовь возникла ещё в детстве, когда мать учила Мишу рисованию. Сама она рисовала очень неплохо. Потом он учился рисованию у художника Колосова. Михаил Доримедонтович вспоминал: "Любимой моей мечтой было уехать туда, куда на зиму улетают птицы. Восьми лет я начертал план моего заграничного домика, где я стал бы жить и принимать странников". Когда отец умер, Михаил брал заказы на портреты и пейзажи, чтобы поддержать семью;
• Михаил стал профессиональным архитектором, но интерес к живописи сохранился. В 1833 г. он стал одним из организаторов "Художественного класса", который находился во дворе дома 14 по Большой Никитской улице . Класс просуществовал долго, и в 1843 г. его преобразовали в Московское училище живописи и ваяния. В 1844 г. училище переехало на Мясницкую, 21 . После присоединения к нему в 1865 г. Архитектурного училища образовалось Московское училище живописи, ваяния и зодчества .

Любовь к живописи и тёплым странам Михаил Быковский передал старшему сыну .

Дома Быковского в Москве

• Армянский, 11 . Перестройка усадьбы Тютчевых для Богадельни Горихвостова. М.Д. Быковский, 1831.
• Басманная Старая, 21. Перестройка дома А.Б. Куракина для Константиновского межевого института. М.Д. Быковский, 1836; Б.В. Фрейденберг 1887-1888.
• Златоустинский М., 1. Дом Казакова . Жилой дом построен М.Ф. Казаковым в 1785-1800. В 1875. М.Д. Быковский надстроил дом третьим этажом и переделал фасад.
• Златоустинский М., 3 . Дом Татищевой. М.Ф. Казаков , 1785-1800; М.Д. Быковский и Грачев, 1860-1870.
• Ивановский М., 2. Ивановский монастырь . Быковский 1861-1878.
• Ильинка, 6 . Московская биржа. М.Д. Быковский, 1836-1839; А.С. Каминский , 1873-1875; И.С. Кузнецов , 1925-1926.
• Ленинский, 6. Городское Мещанское училище. А.Н. Бакарев, начало XIX в.; М.Д. Быковский, 1830-е. В 1862 и 1865 гг. достроено и перестроено.
• Марфино. Подмосковная усадьба Паниных в Марфине. М.Д. Быковский, 1831-1845.
• Милютинский, 18 . Римско-католический храм Петра и Павла. Архитектор Д.И. Жилярди, 1839-1849. Один из шести алтарей был сооружён на средства М.Д. Быковского. Перестроен И.М. Ткачевым в 1948.
• Милютинский, 19 . Дом Лорис-Меликова. М.Д. Быковский, 1840-1850-е.
• Москворецкая наб., 5-7. Воспитательный дом. Середина XVIII-XX вв. М.Д. Быковский принимал участие в строительстве ряда сооружений комплекса.
• Наличная, 1. Ансамбль Иноверческого Введенского кладбища. Мавзолей Эмилии Быковской, 1841.
• Неглинная, 18 / Кисельный Нижний, 1 . Многоквартирный дом купцов Архангельских. М.Д. Быковский, 1876; О.Г. Пиотрович , 1889. Перестроен в 1990-е.
• Никитская Б., 24 . Один из первых многоквартирных доходных домов . Здание в четыре этажа с магазином в цокольном этаже в те времена считалось большим. В 1877 г. в доме снял квартиру П.И. Чайковский . Одной из причин была близость к месту работы – рядом находилась Консерватория. М.Д. Быковский, 1840.

М. Быковский (1801-1885)

Весомый вклад в развитие московской архитектуры второй трети XIX века внес крупный зодчий этого периода, москвич по рождению и по месту творчества – Михаил Доримедонтович Быковский. Подобно Тону, он сыграл огромную роль в формировании нового стиля, и не только как архитектор-практик, но и как теоретик, педагог и общественный деятель. Причем если творчество Тона связывается преимущественно с официальной линией развития зодчества, то деятельность Быковского представляется в определенной степени противостоящей официальному пути.

Ровесник XIX века, Быковский сформировался как зодчий в период расцвета русского классицизма. Его юность и молодость совпадают со временем становления ансамбля классической послепожарной Москвы. У одного из создателей его – Д. И. Жилярди – Быковский получил профессиональное образование.

Путь Быковского, выходца из низов, из податного сословия – по терминологии того времени, в большую архитектуру был тернист и труден. Всеми успехами он обязан исключительно одаренности и энергии.

Будущий зодчий родился в Москве 29 октября 1801 года. Отец его – мастеровой, занимался столярным и резным делом, самостоятельно выучился правильно чертить фасады, планы и профили иконостасов. У Быковского рано обнаружилась страсть к рисованию, более того – к архитектуре. Отец, заметив это, отдал пятнадцатилетнего мальчика в учение к одному из ведущих зодчих Москвы начала прошлого столетия – Д. И. Жилярди. Одаренность ученика была замечена Жилярди, и через три года он сделал его своим помощником. Будучи архитектором Воспитательного дома, Жилярди привлек талантливого юношу к работам по этому зданию и другим, относившимся к его ведомству объектам, в частности к строительству Московского ломбарда. Жилярди помог также любимому ученику в получении частных заказов, в том числе в усадьбе Голицыных Гребнево и в усадьбе графа Панина Марфино под Москвой. Не без содействия Жилярди Быковскому удалось выйти из податного сословия, ибо только таким образом молодой зодчий получал возможность участвовать в конкурсах на звание академика архитектуры и поступить на государственную службу. Жилярди обратился к ректору Академии художеств с письмом, в котором квалифицировал Быковского как талантливого, проходившего у него учение зодчего и просил допустить его к составлению проекта на соискание звания академика архитектуры. На основании этого письма совет вынес решение «избрать (Быковского. – Е. К.) в звание назначенного и задать ему, так и назначенному художнику Коринфскому, на звание академика следующую программу: „сделать полный проект карантина на морском береге на 250 человек“. За проект Быковскому, одновременно с Тоном, в 1830 г. было присуждено звание академика. Это событие стало поворотным в судьбе московского зодчего. Работавший по найму с 1828 г. в Московском дворцовом архитектурном училище, он в 1833 г. был утвержден в штатной должности. В 1834 г. Быковский получает назначение на должность чиновника особых поручений при московском генерал-губернаторе Д. В. Голицыне. В переводе на современный язык это означало назначение Быковского главным архитектором Москвы; он сменил на этом посту О. И. Бове. Наконец, в 1836 г. с введением должности в штат при попечителе Архитектурного училища Д. М. Львове Быковский стал первым директором этого училища.

На 1830 – 1850-е годы приходится основная масса построек Быковского, продолжавшего заниматься проектной практикой вплоть до конца 1870-х годов.

В отличие от Тона Быковский был подлинным архитектором-романтиком, стремившимся к уникальным художественным решениям. Свойственное эклектике неприятие нормативности классицизма в его творчестве представляется на редкость последовательным и плодотворным. Непредвзятость и свежесть композиционных приемов и архитектурных форм соединялись у Быковского с интересом к новым темам, входившим в 1830 – 1840-е годы в русскую архитектуру, к новым пространственно-планировочным структурам.

Талант зодчего соединяется в Быковском с темпераментом реформатора и общественного деятеля. С момента включения его в состав совета в качестве члена, ответственного за программы учащихся в Московском дворцовом архитектурном училище, начинается полоса реформ. Ученикам начинают задавать программы на проектирование построек в разных стилях.

В 1834 г. на торжественном акте в Архитектурном училище Быковским была прочитана речь, заглавие которой было подлинным манифестом новой архитектуры, шедшей на смену классицизму: „Речь о неосновательности мнения, что Архитектура Греческая или

Греко-Римская может быть всеобщею и что красота архитектуры основывается на пяти основных чиноположениях“. Пафос и смысл этой речи – в неприятии установившегося в России со времени петровских преобразований, а в Западной Европе со времени Ренессанса убеждения в общезначимости античной ордерной традиции; о бесплодности применения норм красоты, разработанных в ту далекую эпоху, для всех без исключения времен и народов.

Быковский отрицает справедливость издавна утвердившегося и ставшего уже правилом мнения, говоря, что „красота Архитектуры должна быть качествуема геометрическими измерениями и что Архитектура Греческая или Греко-Римская должна быть всеобщею“. Он оспаривает истинность господствующего в классицизме убеждения, что ордер – абсолютный по своему значению носитель красоты в архитектуре. И хотя Быковский не был против ордера как такового, а лишь против возведения его в абсолют, отношения к нему как к норме, сохраняющей действенность во все без исключения времена, именно в этом отрицании заключалась взрывная сила речи. Тем самым Быковский подверг сомнению жизнеспособность эстетических норм классицизма, который был чужд зодчему своей приверженностью к канону. Мерилом истинности новых исканий, вместо привычной ориентации на традицию, для Быковского становится критицизм, разумное отношение к правилам, а не слепое подражание им. „Всякое правило относительно искусств, – говорит он, – как бы долго оно ни существовало, должно быть исследываемо и, когда найдено будет неверным в своих началах, должно быть отвергнуто“.

Для Быковского мерилом истинности архитектуры является народность, мера соответствия ее, как и всякого другого искусства, духу времени и духу народа. Однако на народность опираются и те, кто жаждет перемен, и те, кто мечтает сохранить существующий порядок вещей, – официальные круги. Сложившееся на протяжении 1810 – 1820-х годов представление о народе как о главном действующем лице исторического процесса, источнике и двигателе искусства заставляет Быковского квалифицировать современную ему архитектуру (ампир первой трети XIX века) как вненациональную, несовременную и подражательную: „…всякому покажется странным, что изящное можно подчинить одинаковым, повсеместным и ни в каком случае неизменным формулам… Думать так, значит полагать, что высшее проявление духа может пребывать одними образами везде и вечно… Признаюсь, я почел бы невероятным, чтобы мнение столь ложное в своих началах могло когда-либо существовать, если бы самая действительность не убеждала меня в том, что оно укоренилось уже и торжественно тяготеет над прекрасными произведениями духа человеческого…“

Быковский видит в воцарении ордерных норм в архитектуре не возрождение вечных принципов разума, воссиявшего после долгих веков мрака заблуждений, а следствие конкретных исторических причин – падения феодального земледелия, развития торговли, распространения книгопечатания и последовавшего за ним роста зависимости от культурного наследия древних. Он подчеркивает: „…тогда-то заключили, что Архитектура Греческая или Греко-Римская есть единственная, которой должны следовать все народы, без малейшего уклонения… Они положили, что Архитектура, будучи изящным искусством, должна быть подражательной“. Для Быковского же подражательность не может быть художественной нормой, поскольку, подчеркивает он, „история Архитектуры какого-либо народа теснейшим образом сопряжена с историей его же философии“.

Все сказанное подводит Быковского к формулировке позитивной программы новой архитектуры: „Мы должны подражать не формам древних, но примеру их: иметь Архитектуру собственную, национальную, и да проявится настоящий дух нашего отечества и в произведениях Архитектуры и да возвестит она позднейшему потомству о благоденствии и нравственной силе России“.

Осознанность и прочувствованность программы, провозглашенной в речи на торжественном акте 1834 г., подтверждают и многочисленные письма к жене во время первой поездки Быковского за границу в 1838 г., куда он отправился для пополнения библиотеки училища необходимыми книгами, моделями, слепками и гравюрами. В письмах Быковского лейтмотивом проходит мысль, что нужно не копировать, а познавать дух зодчества древних, что познание великих произведений для него, истого романтика, означает внутреннее обновление. В Италии, пишет он, „чувствуешь какое-то обновление духа, здесь перерождаешься, душа и мысли делаются возвышеннее, кажется, весь дух человека приготовляется к самобытности, чувство подражания совершенно исчезнет. Здесь должно узнавать великое назначение искусства!“ „Не части копируй, а пойми дух, в котором здания древних воздвигаются, пойми их способы производить такие величественные здания, олицетворять так сильно их понятия“. Желание раскрыть загадку древних мастеров и проникнуть в дух древнего искусства толкает Быковского на поиски средств, передающих впечатление одухотворенности, помогающих воплотить дух времени и оживить искусством мертвый камень.

В творчестве Быковского в большей мере, чем в работах Тона, дает о себе знать расширение тематики строительства, увеличение объема проектирования зданий бытового назначения, благотворительных учреждений, рассчитанных на обслуживание неимущего и малообеспеченного населения, – больниц, богаделен, училищ, домов призрения. Наряду с этими сооружениями, в общем известными уже классицизму, а также с храмами, монастырями, колокольнями, жилыми домами для богатых заказчиков, доходными домами и усадебными комплексами, он сооружает здание первого в России пассажа Д. В. Голицына на Петровке (1835-1839, не сохранился), комплекс зрелищных и увеселительных построек в Петровском парке (1835-1836), биржу на Ильинке (1836-1839, перестроена); реконструирует, создавая ансамбль парадного въезда из Петербурга в Москву, застройку Тверской-Ямской и прилегающих к ней улиц, ансамбль Болотной площади с комплексом мучных лавок (1842). Там, где это диктуется заданием (пассаж Голицына, биржа, дом Вонлярлярского в Петербурге и т. д.), Быковский широко использует начинавшие входить в обиход новые материалы и конструкции – большие магазинные окна, сплошное остекление крыш, открытые металлические стойки. Не без участия Быковского в московской архитектуре утверждалось правило, сохранявшееся вплоть до конца XIX – начала XX века, – учитывать в проектах новых зданий стиль окружающей застройки, как бы подхватывая и развивая ее традицию.

Архитектура второй половины XVIII – начала XIX века не могла уйти от этой проблемы. Она решала ее по-своему: старалась трактовать историческую застройку как своего рода фон, картину, видимую за или на заднем плане в обрамлении регулярной застройки. В практике XIX века это выразилось в проектировании зданий гражданского назначения в „европейских“ стилях и в возрождении в церковном строительстве вертикалей и силуэтности древних культовых построек при одновременном учете преобладающих стилевых форм окружающей застройки. Быковский в отличие от Тона даже в культовых сооружениях не отдавал предпочтения „русскому“ стилю. Формы его зданий навеяны либо особенностями местности, либо иными соображениями идейно-художественного порядка, но первоисточник всегда переосмыслен и преобразован творческой фантазией зодчего. Только этим объясняется тот факт, что при общем для его проектов храмов и колоколен наличии вертикалей и силуэтности, ярусности, многообъемности они поразительно многообразны по использованным стилевым формам: классицистические – в церкви Троицы на Грязях на Покровке (1860-е годы), в церкви в Вонлярове, усадьбе в Смоленской губернии, и в колокольне Никитского монастыря (1855), русские – в храмах Покровского монастыря в Москве и Спасо-Бородинского под Москвой, в церкви Никиты Мученика в Старых Толмачах на Кузнецкой улице (1857), итальяно-русские – в ансамбле Ивановского монастыря (1861), римско-византийские – в церкви Воспитательного дома.

Наконец, в произведениях Быковского, не преследовавших передачи идей официальной идеологии – задачи, неизменно стоявшей перед Тоном при проектировании его основных московских сооружений, – определеннее сказываются черты новой образности в архитектуре: обыденность, камерность, интимность, с одной стороны, поэтичность и одухотворенность – с другой.

Пост главного архитектора города и архитектора Воспитательного дома дал Быковскому возможность участвовать в строительстве важнейших объектов общественного назначения и градостроитель-пых ансамблей Москвы.

К числу основных произведений зодчего относится комплекс со-оружепий Петровского парка, торжественно открытого в 1835 г. Планировка его, обычная для усадебных парков, выполнена в 1828 г. А. А. Менеласом (перспективы аллей замыкаются одним зданием – принцип иерархии, осевого построения и симметрии здесь сохранен). По проекту Быковского в Петровском парке соорудили деревянный театр в стиле классицизма – „на манер Каменноостровского в Санкт-Петербурге“, по характеристике современника, и здание „увеселительного воксала“, торжественно открытого 16 мая 1837 г. Последний представлял собой легкое деревянное здание в стиле английской готики, по существу огромный концертно-танцевальный зал с примыкающими к нему П-образными в плане низкими галереями, обрамлявшими широкий парадный двор-площадь.

В 1835 г. по представлению генерал-губернатора Д. В. Голицына был утвержден проект биржи, или, как специально оговаривает Голицын, „достаточный для Москвы относительно небольшой биржевой залы, купечество которой ведет по преимуществу внутреннюю торговлю“. Здание сооружено на Ильинке (ныне улица Куйбышева; перестроено в 1873-1874 гг.). Биржа, выходившая торцом на вновь созданную Биржевую площадь, имела галерею и большой, круглый в плане зал, освещавшийся верхним светом. Она спроектирована зодчим с использованием традиционных форм, и одновременно это сооружение нового стиля. Будучи главным акцентом пространства площади, здание организует его, но не господством главной оси с привычным портиком, а всей композицией компактного объема торцового фасада, основанной на активном взаимодействии частей – выступающих пластичных объемов боковых галерей и возвышающегося над ними объема собственно биржевого зала. Привычная для классицизма симметрично-осевая композиция как бы вывернута наизнанку. Вместо традиционного, обычного для классицизма центрального, выступающего вперед ризалита – заглубленная центральная часть, вместо мощного колонного портика, подчиняющего себе все остальные элементы, – легкая, прозрачная, низкая галерея на тоненьких металлических столбиках.

На 1835-1839 гг. приходится строительство первого в России, нового для XIX века торгового здания – пассажа. В спроектированном Быковским пассаже отчетливо прослеживается происхождение его композиции от парадных танцевальных залов дворянских домов – прямоугольных, вытянутых, по концам которых расположены небольшие помещения, отделенные от основной части двумя колоннами, несущими антаблемент, поддерживающий арку перекрытий боковых частей. Голицынская галерея была задумана как „грандиозное здание с базаром вроде Пале-Рояля“. По обе стороны размещались двадцать четыре магазина, освещенных верхним светом через сплошное остекление крыши. Здание пассажа поражало современников блеском больших стекол на торцовых фасадах, „красующихся в раззолоченных рамах“, обилием света, необычностью самого типа здания. Отделка интерьера, точнее, – отделка внутреннего прохода, напоминала нижние части фасадов жилых домов с вплотную приближенными друг к другу магазинными окнами. По второму этажу шел ряд таких же сдвинутых друг к другу окон, но сильно вытянутых вверх, прямоугольных. Обилие стекла, сокращение простенков, суховатая дробность форм, мерцание золота, чрезвычайно любимого и обильно используемого в это время, – все это отражает характерные стилевые особенности архитектуры второй трети XIX века.

К числу самых известных построек зодчего относится ансамбль усадьбы Марфино под Москвой. Усадебный комплекс, сооруженный в конце XVIII века для Салтыковых, был перестроен Быйовским для Панина в 1837-1839 гг. в стиле неоготики. Строительство загородных усадеб было единственной областью архитектуры, где в период классицизма допускалось применение неклассических („готических“) форм, так что выбор стиля как будто традиционен. Тем знаменательнее черты ансамбля. Стесненный коробкой и местоположением существовавшего здесь дворца, Быковский вносит в ансамбль да первый взгляд незначительное, но оказавшееся весьма существенным дополнение. Вместо традиционного подъезда к усадьбе со стороны парадного двора зодчий устраивает его со стороны пруда и смещает с центральной оси вбок; он строит через пруд мост, ставший благодаря этому одним из главных элементов ансамбля, а боковой въезд в парадный двор подчеркивает устройством въездной арки. Тем самым возникает доселе нечто небывалое: несколько равнозначных акцентов вместо одного, равновесие двух главных элементов вместо одного, господствующего. Панорамность и живописность довершили изменение характера ансамбля. Он рассчитан на обозрение не с одной оси (главная ось дворца не является здесь главной осью ансамбля); роль главной оси ансамбля выполняет пространство между двумя главными зданиями с виднеющимися в просвете между ними зданиями двух храмов. Подобное построение центральной части усадебного комплекса, основанное на равновесии двух объемов, неза-фикспрованность главной оси, как бы плавающей в пространстве, определяют панорамность этого живописного ансамбля. По мере движения по берегу или по дороге, ведущей к дворцу, возникает каждый раз новое соотношение главных объектов и весь ансамбль выглядит по-иному. Другими словами, в отличие от архитектора классицизма, даже в пространственных построениях стремившегося к передаче ощущения постоянства и устойчивости, архитектор периода романтизма стремится к обратному – к многообразию, изменчивости, контрастности.

В ансамбле Марфина поражает еще одно – своеобразная нейтральность архитектуры. Главное здесь не здания как таковые, а их соотношение друг с другом и с пейзажем, а в результате – не столько отдельные здания, сколько архитектурный пейзаж, ими организуемый.

Та же нейтральность отличает композицию гражданских построек Быковского. Но в этих сооружениях, возведенных на улицах города, отчетливее выступают общие для времени стилевые черты и меньше индивидуальность мастера. Это относится прежде всего к спроектированным им многочисленным жилым домам и общественным зданиям: Горихвостовская богадельня (1839), дома Фонвизина, Рахманова, Лорис-Меликова в Милютинском переулке, Вонлярлярского у Благовещенского моста в Петербурге (1840-е годы) и др., Мещанское училище и Земледельческая школа на бывш. Большой Калужской улице, Московская семинария на Божедомке (1838), Варварин-ский приют с церковью, Странноприимный дом в Хамовниках, мучные лавки на Болотной площади (1842) и т. д. В композиции каждого из сооружений, несмотря на разнообразие приемов и форм, варьируется один и тот же исходный принцип – равномерность акцентов и составляющих элементов. В относительно скромных по размерам постройках, например в доме Лорис-Меликова, в зданиях Мещанского училища, Земледельческой школы или семинарии на Божедомке, композиция фасада строится на едином ритме акцентов.

Деятельность Быковского разнообразна. Кроме перечисленных сооружений им было спроектировано большое число гражданских зданий и очень много церквей. По его проекту была выполнена так» же реставрация Архангельского собора в Московском Кремле.

В 1844 г. благодаря хлопотам и неустанным стараниям зодчего в Москве был основан Художественный класс – будущее Училище живописи и ваяния, превратившееся после присоединения к нему реорганизованного Московского дворцового архитектурного училища в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Наконец, в 1867 г. по инициативе и при активном участии Быковского было создано первое в России архитектурное общество – Московское. Быковский стал его первым председателем. Речь, произнесенная на заседании, посвященном годовщине Московского архитектурного общества, отразила значительную эволюцию взглядов зодчего. В частности, теперь, в 1860-е годы, Быковский не столько связывает развитие архитектуры с духом времени и народа, сколько видит обусловленность ее эволюцией строительной техники, изменением характера материала и конструкций. Получившая широкий резонанс, эта речь, как и его знаменитая речь в 1834 г., стала своеобразным кодексом общественного служения архитекторов обществу. Программа Московского архитектурного общества, которую отстаивал Быковский и которую ему удалось отстоять, определила на много десятилетий вперед характер его деятельности. Быковский выступил с инициативой основных начинаний общества: периодического чтения научных докладов, посвященных наиболее актуальным проблемам строительной техники, составления программы архитектурной выставки и архитектурного музея, идеи организации преподавания для строительных рабочих.

В 1880-е годы Быковский отходит от проектной деятельности. 9 ноября 1885 г., переступив порог своего 85-летия, зодчий умер.

М. Д. Быковский

Торговая биржа. М. Быковский

Усадьба Марфино. Л/. Быковский

Из книги 100 великих гениев автора Баландин Рудольф Константинович

БОР (1885–1962) Его личность и творчество вполне подтверждают ту мысль, которая высказана в конце предыдущего очерка: интеллектуальные великие достижения зависят прежде всего от величия характера.Нильс Хенрик Дэвид Бор в детстве и юности больше всего увлекался философией и

Из книги История русской армии. Том третий автора Зайончковский Андрей Медардович

Столкновения с Афганистаном в 1885 г. Занятие Мерва. Мерв, прося о подданстве, послал с Алехановым посольство из четырех ханов с 16 старшинами, которые и присягнули в Ашхабаде 6 февраля 1884 г. После этого в Мерв был послан 25 февраля 1884 г. начальник Закаспийской области

Из книги Московские обыватели автора Вострышев Михаил Иванович

Патриарх московских зодчих. Архитектор Михаил Доримедонтович Быковский (1801–1885) О Боге - создателе мира - говорили: «Всех тварей премудрый архитектор». Слово «архитектор» всегда было уважительным, с долей зависти, ведь без людей этой уникальной профессии не построишь

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1885 год 18-й год правления Мэйдзи В первую половину этого года Мэйдзи, похоже, снова одолевала тоска. Хотя в последующем за ним закрепилась слава человека трудолюбивого и ответственного, в этом году он часто находился в своем рабочем кабинете всего пару утренних часов – с 10

Из книги 100 великих евреев автора Шапиро Майкл

НИЛЬС БОР (1885-1962) Я думаю, что без Бора мы и сегодня знали бы очень мало о теории атома. Альберт Эйнштейн Нильс Хенрик Давид Бор, сын отца-христианина и матери-еврейки, был после Альберта Эйнштейна самым влиятельным физиком двадцатого века. Во всем мире его считают отцом

Из книги Французская волчица - королева Англии. Изабелла автора Уир Элисон

1885 Мьюримут.

автора Истомин Сергей Витальевич

Из книги Великая ложь нашего времени автора Победоносцев Константин Петрович

1885 ГОД 29Простите, Ваше Величество, что я слишком, может быть, часто утруждаю Ваше внимание своими писаниями. Но что же делать, когда сердце не терпит в таких делах, в коих только у Вашего Величества можно искать крепкой опоры и живого движения к правде.Печальное

автора Толмачев Евгений Петрович

3. АФГАНСКИЙ КРИЗИС 1885 Г. В первой половине 1885 г. Российская империя пребывала в тревожном состоянии ожидания войны с Англией из-за афганского вопроса. После присоединения к России в 1884 г. района Мерва возник острый англо-русский конфликт, связанный с так называемым

Из книги Александр III и его время автора Толмачев Евгений Петрович

Морозовская стачка 1885 г. Наиболее важной по своему значению в истории революционного движения стала знаменитая Морозовская стачка, вспыхнувшая в 1885 г. на Никольской мануфактуре Тимофея Морозова в Орехово-Зуеве Владимирской губернии. Она представляла собой пример

Из книги «Святая инквизиция» в России до 1917 года автора Булгаков Александр Григорьевич

1885 год «Преосвященный Смоленский пишет, что при обозрении церквей ему доводилось наблюдать такие случаи, что крестьяне, встречая его с домашними своими иконами, не могли сказать, какой святой изображен на иконе, кто был Николай чудотворец, как имя Божией Матери и пр. О том

Из книги Я познаю мир. История русских царей автора Истомин Сергей Витальевич

Император Павел I Годы жизни 1754–1801 Годы правления 1796–1801 Отец - Петр III Федорович, император Всероссийский.Мать - Екатерина II Алексеевна, императрица Всероссийская.Царствование Павла I Петровича многие годы было покрыто тайной. Только после 1905 года были сняты запреты на

Из книги Историческое описание одежды и вооружения российских войск. Том 14 автора Висковатов Александр Васильевич

Из книги Скрытый Тибет. История независимости и оккупации автора Кузьмин Сергей Львович

1885 Удел Могултая…