Моклецова И. В.: А
Александр Николаевич Стрижев (род. 12 августа 1934) - русский писатель, литературовед и историк русской культуры; библиограф.
Родился в крестьянской семье в селе Тарадеи Шацкого района Рязанской области. После окончания сельской семилетней школы продолжил обучение в Москве, где в 1958 году окончил редакционно-издательский факультет Полиграфического института, а в 1965 году - биологический факультет сельскохозяйственного института[уточнить]. Работал в Аграрном издательстве (1959-1994).
С детства полюбил чтение; ещё в школьном возрасте начал писать стихи, публиковался в студенческих многотиражках. Первая заметка Стрижева о природе появилась в областной газете «Ленинское знамя» 11 сентября 1964 года, и с этого времени он стал постоянным автором рубрики «Заметки фенолога» в различных московских газетах; в журнале «Наука и жизнь» он долгое время (1966-1982) вёл рубрики «Народный календарь» и «Русское разнотравье». В 1968 году вышел «Народный календарь», в 1971 году - «Календарь русской природы» (1971), где «в условиях идеологического запрета, Стрижев избрал форму „фенологических очерков“ как единственно возможный легальный способ говорить о христианской духовности народа». Стрижевым было написано более 20 книг о природе («Народные приметы», «Большая книга леса», «Календарь русской природы», «Ваш кормилец огород», «Лесные ягоды» и др.).
В 1967 году он познакомился с А. И. Солженицыным, который одобрил написанный Стрижевым в 1972 году роман «Хроника одной души», существенно отличавшийся от выходивших в 1970-х годах книг «деревенской прозы»; напечатан он был только в 1991 году, - в новых социально-политических условиях перестройки государства:
Почему я назвал свою книгу «Хроника одной души»? Потому что душа была под запретом, само слово это было под запретом. Семён Индурский, главный редактор «Вечерней Москвы», говорил, что пока он здесь начальник, слово «душа» не пройдёт, что он не знает, где она находится.
В это время Стрижев начал писать очерки и книги, посвящённые церковной истории России, подвижникам веры, русским духовным писателям, которые замалчивались в советский период: С. С. Бехтеева, А. П. Глинки, Н. Д. Жевахова, А. О. Ишимовой, В. А. Никифорова-Волгина, В. А. Маевского, А. Н. Муравьева, А. П. Платонова, Е. Н. Поселянина. А. Н. Стрижев подготовил и впервые опубликовал многие произведения Е. Н. Замятина; он записал воспоминания о писателе современников, составил библиографию произведений писателя. также он составил библиографию по Л. Ф. Зурову. Впервые собрал и издал его произведения Им были написаны очерки о церковных деятелях - архимандрите Фотии (Спасском), архиепископе Никоне (Рождественском), иеромонахе Серафиме (Роузе); о богословах - В. Н. Лосском, В. Зеньковском, И. Андреевском; а также адмирале А. С. Шишкове, Б. Н. Ширяеве, П. Г. Паламарчуке.
Стрижевым было подготовлено, на основании личного архива С. А. Нилуса, его «Полное собрание сочинений» (1999-2004). Также, он - автор-составитель сборников «Ф. М. Достоевский и Православие» (1997), «А. С. Пушкин: путь к Православию» (1999), «Духовная драма Льва Толстого» (1998), полного собрания творений Игнатия (Брянчанинова) (2001-2006).
А. Н. Стрижев - член Союза писателей России (с 1994), Международного фонда славянской письменности, член-корреспондент Академии славянской культуры, действительный член Географического общества. Он награждён медалями Академии Российской словесности «Ревнитель просвещения» (1999) и общества «Радонеж», удостоен первой премии им. С.А.Нилуса (2001) «за литературные труды, в которых выявляется историческая правда о прошлом России», премии «Новое время» им. А. С. Суворина (2004) «за вклад в отечественную словесность». В 2009 году, связи с 75-летием со дня рождения, был награждён орденом святителя Иннокентия Московского.
В последнее время в ряде изданий появились подборки пророческих высказываний подвижников благочестия, в частности, великого Саровского старца преподобного Серафима. Поток подобных пророчеств особенно захлестнул читателей накануне празднования 100-летия канонизации батюшки Серафима.
Известно, что Саровский Чудотворец обладал великим даром пророчества. Эти пророчества относятся как к судьбе Дивеевской обители, так и к грядущим судьбам России. Многие из них собраны в труде митрополита Серафима (Чичагова) «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» (1896, 1903) и в книгах Сергея Александровича Нилуса «Великое в малом» (1903, 1905), «На берегу Божией реки» (том 2, Сан-Франциско, 1969). Однако отыскиваются и новые тексты, существенно дополняющие собрание пророчеств Преподобного.
Одной из последних находок явились два документа, обнаруженные в бумагах священника Павла Флоренского. При рассмотрении их оказалось, что попали они к о. Павлу, возможно, не без помощи С.А. Нилуса (1862-1929), близко знавшего Елену Ивановну Мотовилову (†1910), вдову «служки Серафимова», Николая Александровича Мотовилова (1808-1879), благодетеля Дивеевской обители. Н.А. Мотовилов (человек, мягко говоря, не без странностей, ныне широко известен среди православных как собеседник Преподобного, доверившего ему сокровенные мысли о цели христианской жизни) оставил многочисленные записки, в которых излагал содержание бесед и высказываний старца Серафима. Недавно к этому корпусу текстов добавилась еще и переписка Мотовилова с императорами Николаем I и Александром II (опубликована мною в книге «Служка Божией Матери и Серафимов». М., 1996). В переписке также имеются предречения Преподобного о грядущих российских и всемирных событиях.
Самым пристальным читателем и притом самым авторитетным публикатором Мотовилова был С.А. Нилус. Именно ему в 1902 году Елена Ивановна передала для разбора короб рукописей своего покойного мужа. Из этого короба им была извлечена и опубликована знаменитая теперь беседа Преподобного «О цели христианской жизни» — первая публикация в газете «Московские ведомости» (май 1903 года). «Великая Дивеевская тайна» находилась в бумагах Сергея Александровича, которые проделали длинный и трудный путь за океан, и напечатана была впервые в Сан-Франциско в 1969 году тщанием племянницы жены Нилуса, Еленой Юрьевной Карцовой. Летом 1990 года мною была подготовлена к печати, а 21 сен-тября того же года опубликована в газете «Московский литератор» записка Н.А. Мотовилова «Антихрист и Россия» (заголовок дан публикатором), сохранившаяся в архиве о. Павла Флоренского. Эта крайне сомнительная записка достаточно широко ходила по рукам в предреволюционное время, читалась она и после ужасного Октябрьского переворота. Так, по воспоминаниям княгини Н.В. Урусовой она видела эту записку в 1918 году у замечательного историка церковного искусства графа Ю.А. Олсуфьева, с которым встречалась тогда в Сергиевом Посаде. Из этой записки запомнилось ей предречение Преподобного «о тех ужасах и бедствиях, которые постигнут Россию, и помню только, что было там сказано и о помиловании и спасении России» (см. журнал «Русский Паломник» Валаамского общества Америки. 1990. № 2. С. 94). Приведем подлинные слова Старца из той самой записки, известной ныне под заглавием «Антихрист и Россия».
«До рождения антихриста произойдет великая и продолжительная война и страшная революция в России, по точному выражению отца Серафима, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужасное: бунты разинский, пугачевский, Французская революция — ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных Отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей, осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей, реки крови русской прольется. Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе».
Это пророчество святого Серафима не вызывает сомнения в подлинности его слов, ибо Н.А. Мотовиловым помечено: «по точному выражению о. Серафима». Но далее в той же записке следуют рассуждения самого Мотовилова о всероссийском, всеславянском царстве Гога и Магога, «пред которым в трепете все народы будут», о переделе мира и невиданном расширении Российской Империи, о рождении антихриста «между Моск-вой и Петербургом, в том великом городе, который будет назван “Моск-во-Петроградом”», о созыве Восьмого Вселенского Собора «для окончательного проклятия всего масонства и всех подобных партий», цель которых «подчинить весь мир антихристианству, в лице единовластного самодержавного царя, царя Богоборного, одного над всем миром», антихристу. Далее в записке повествуется о том, что «евреи и славяне суть два народа судеб Божиих, сосуды и свидетели Его, ковчеги нерушимые, прочие же все народы как бы слюна, которую извергает Господь из уст Своих». Эти мессианские народы, по мнению Мотовилова, возлюбленные перед Богом, но во времена антихриста лишь славяне «удостоятся великого благодеяния Божия» за то, что не приняли сына погибели. И воцарится русский «всемогущественный язык на земле, и другого царства более всемогущественного, Русско-Славянского, не будет на земле». Подчеркнем еще раз, что эти «пророчества» к преподобному Серафиму не имеют никакого отношения!
«Соединенными силами России и других народов Константинополь и Иерусалим будут полонены. При разделе Турции она почти вся останется за Россией...» Одним росчерком пера преподобному Серафиму влагают в уста то, чего он не изрекал
. Панславизм, как идейное течение, главенствовал в среде русских просвещенных людей в основ-ном в 60-е годы XIX столетия, в годы, когда Н.А. Мотовилов воссоздавал по памяти подробности устного
общения с великим саровским прозорливцем, сбиваясь при этом на высказывания других подвижников благочестия. В случае с его запиской «Антихрист и Россия» однозначно угадываются эсхатологические рассуждения другого человека, возможно Антония Воронежского, архиерея великого и человека тонкого ума. Об этом намекает и сам Мотовилов, обозначая свою поездку в Воронеж 1834 годом, когда и состоялась его беседа с епископом Антонием. Заметим дату: 1834 год, время, когда уже давно не было в живых старца Серафима (скончался 1 января 1833 года). Так что не изрекал
Преподобный и того, что сказано в последнем абзаце записки Н.А. Мотовилова: «Во Израиле родился Иисус Христос, истинный Богочеловек, Сын Бога наитием Св. Духа, а среди славян и русских родится истинный антихрист: бесочеловек, сын блудницы Данова поколения и сын диавола через искусственное переселение к ней семени мужеского, с которым вместе вселится в утробу ея дух тьмы. Но некто из русских, доживши до рождества антихриста, подобно Симеону Богоприимцу, благословившему Отрока Иисуса и возвестившему о рождении Его миру, проклянет рожденного антихриста и возвестит мир, что он есть настоящий антихрист». Эта стилистическая фигура целиком принадлежит самому Мотовилову и никому другому, ибо наши духоносцы свои выводы делали на основе Священного Писания и учения святых Отцов, и ежели присовокупляли суждения по тому или иному вопросу собственные, то они нисколько не противоречили православному священному Преданию.
[...]
Надо сказать, что первым, кто предостерегал от неправильного понимания записки Мотовилова «Антихрист и Россия», был Михаил Шумский. Он по свежим следам публикации документа в «Московском литераторе» сразу выступил в той же газете со своим несколько раздраженным, но по сути правильным письмом. Некоторое время спустя игумен Андроник (Трубачев) также высказывался по поводу этой публикации (см.: «Литературная учеба». 1991. №
Рассуждения Н.А. Мотовилова на эсхатологическую тему вполне соответствуют его умонастроению 60-х годов XIX века, когда создавались им «Великая Дивеевская тайна», дополнение к ней и эта записка. Приписывать его рассуждения о «всеславянском царстве Гога и Магога» преподобному Серафиму нет никаких оснований. К сожалению, некоторые околоцерковные издания делают это, приписывая преподобному Серафиму слова, которых он не изрекал
. Передергивания подобного рода наблюдаются, к примеру, на страницах журнала «
Первый и последний»
, выходящий под редакцией В.Г. Манягина (материал был перепечатан из газеты «
Русь Православная»
, 2003, № 5-6). В номере 5 (9) за 2003 год на странице 6-й после все того же рассуждения Мотовилова о всероссийском, всеславянском царстве Гога и Магога читаем:
Если рассматривать записку Н.А. Мотовилова «Антихрист и Россия» в целом, то кроме первого абзаца, процитированного в самом начале настоящего обзора, великому саровскому старцу ничего другого не принадлежит, в том числе и мысль о созыве в конце времен Восьмого Вселенского Собора «для объединения и воссоединения Святых Божиих Церквей». Согласно православному Преданию и высказываниям многих подвижников благочестия, так называемый «Восьмой Вселенский Собор» будет собором экуменическим и обновленческим. Так что будем бдительны. Заметим, что и в письме Мотовилова к Императору Александру II звучала та же его мысль (см.: «Служка Божией Матери и Серафимов»). Особенно настойчиво проповедовал саровский старец гибельность либеральных путей устроения русской государственности. Рассуждения же о единении славянских народов вызывают большие сомнения в принадлежности их преподобному Серафиму.
Отзвук всё на ту же мотовиловскую записку обнаруживается и в публикации журнала «Душеполезное чтение» за 1912 год (ч. 2, с. 493). Там, в частности, сказано:
«Все то, что носит название “декабристов”, “реформаторов” и, словом, принадлежит к “бытоулучшательной партии” — есть истинное антихристианство, которое, развиваясь, приведет к разрушению Христианства на земле и отчасти Православия и закончится воцарением антихриста над всеми странами мира, кроме России, которая сольется в одно целое с прочими славянскими странами и составит громадный народный океан, пред которым будут в страхе прочие племена земные. И это так верно, как дважды два — четыре».
Впрочем, публикация эта делалась опять же на основании мотовиловских записей, и приписывать ее авторство преподобному Серафиму невозможно: во времена Преподобного бунтовщиков «декабристами» не называли; термин «декабристы» вошел в обиход только спустя несколько десятилетий!
Наибольшие сомнения вызывают некоторые устные источники. Особенно часто их используют, когда речь заходит о предречениях святого Серафима относительно судьбы последнего царя Николая II. Тут в ход пускается анонимное свидетельство, выхваченное из книжки либерального историка С.П. Мельгунова «Последний Самодержец», выпущенной в свет между Февралем и Октябрем 1917 года, в пору безудержного шельмования Государя-Императора и его семьи. Предречение Преподобного относительно Царя Николая II будто бы гласило:
«В начале царствования сего Монарха будут несчастия и беды народные. Будет война неудачная. Настанет смута великая внутри государства, отец поднимется на сына и брат на брата. Но вторая половина правления будет светлая и жизнь Государя долговременная». Намеки на долговременную вторую половину правления Николая II не оправдались! И это не удивительно: ведь преподобный Серафим, если верить Мотовилову, высказывался так, подразумевая царствование Николая I
: в начале его правления были и дворянский бунт, и бедственная чума 1830 года, и неудачная Крымская война. Об этом и говорилось в письме Н.А. Мотовилова к Александру II. А Мельгунов, не ведая документа, опирается на устное предание. «Текст этого предсказания, — поясняет он в своей книжке, — был якобы записан каким-то генералом и для сохранности положен в архив Жандармского корпуса. Говорят, что Александр III тщетно искал этот документ — пророчество касалось всех царствований, но когда догадались обратиться в Департамент полиции, то желанная бумага нашлась». Правильно пишет — бумага нашлась! Только отыскалась она не в царствование Александра III, а в 1906 году. И искали ее по требованию Императрицы Александры Федоровны, пожелавшей прочесть пророчества Преподобного Дому Романовых. Ведь об этом пророчестве настойчиво твердила молва, говорилось даже о некоем письме старца Серафима, адресованном лично Николаю II. Запрос Императрицы поступил к архивистам, и они стали искать. Никакого личного письма Старца к Императору Николаю Александровичу, прославившему «убогого Серафима», не оказалось
, зато отыскались те самые письма Н.А. Мотовилова к Николаю I и Александру II, о которых упоминалось выше. Письма эти отложились в архиве Третьего отделения Канцелярии Его Императорского Величества (по Мельгунову — в архиве Жандармского корпуса, что одно и то же). В письмах были подчеркнуты строчки, содержащие предречения Императору Николаю I, но, возможно, представлявшие интерес и для текущего царствования. Если все подчеркнутые строчки собрать, то получался единый текст, который при желании и неудержимой фантазии можно было бы назвать письмом святого Серафима Императору Николаю II. Назвать так при большом желании можно, но ответственные историки любят точность, и предречения, сделанные для другого Императора и для другого царствования, нельзя произвольно переносить из эпохи в эпоху. Вторая половина царствования — светлая — может быть и у Императора Николая I. Ведь он был поистине великий правитель и несравненной святости государственный муж. Его личная преданность Православию и русской духовной культуре — вне сомнения. Оттого-то и не напрасно уповают православные люди, что этот Император будет прославлен в лике святых. Вся либеральная грязь, нанесенная врагами веры православной и Отечества на светлый лик этого великого и благочестивого человека, уже отпала. Люди отвыкают ходить на масонском поводке, а кто уже отвык, тот чтит своего великого Императора. Конечно, между двумя Николаями, между двумя великими Монархами — много общего, как есть много общего и между их одноименными Августейшими супругами. И то, что святой относил к одному из них, можно при желании отнести и к другому. Но только «при желании», а этого для точности смысла совсем недостаточно. Приписывают иногда преподобному Серафиму его якобы сочувствие старообрядчеству. Но для этого даже и основания нет никакого! Ведь известно, что великий подвижник отводил старообрядчеству весьма скромное место в современном ему мире, сравнивая Православие с кораблем, а старообрядчество — всего лишь с утлой лодкой. А то, что он лестовку перебирал в руках,
Да, жизнь наша сложная, а временами и весьма тяжелая, поэтому и неудивительно совсем, что люди тянутся к чуду небывалому. Иногда всего лишь пущеный слух обрастает и разукрашивается рассказами, превращаясь в устойчивый миф. А с мифами не спорят, их не пересматривают на достоверность, к ним просто привыкают. Существует, скажем, множество исторических мифов, весьма устойчивых, хотя совершенно бездоказательных и лживых. Тут и якобы имевшееся завещание Петра I, и некоторые фальсифицированные «пророчества» инока-«провидца» Авеля, и кажущаяся почти правдоподобной легенда о Федоре Кузьмиче — якобы бывшем Государе Александре I, и сваливание на Охранное отделение авторства известных «Протоколов», и выдуманный уже после кончины святого Иоанна Кронштадтского его так называемый «вещий сон», и много другой псевдоцерковной мифологии.
В околоцерковной литературе также не обходится без передергиваний и мифов. Так, недавно без указания места переиздана в двух частях книга «Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса». Это достаточно объемное сочинение до революции издавалось анонимно четыре раза, ныне же оно безо всяких оснований приписано святому праведному Иоанну Кронштадтскому. Приписано сочинение, которое он никогда не писал! Более того, батюшка Иоанн в одной из дневниковых записей признается: когда он прочел случайно попавшуюся книгу «Начало и конец нашего земного мира», то она ему понравилась. И даже посетовал, что не сам написал такую. Вот и все. Кто же создал этот труд? Его создателем был иеромонах Оптиной пустыни Пантелеимон, достаточно известный духовный писатель и не менее именитый переводчик (перевел 3-й том творений Симеона Нового Богослова, его гимны). Свой опыт раскрытия Апокалипсиса он издавал открыто, с указанием полного своего монашеского имени, как единственный автор. Книга выпущена в Одессе издателем Е.И. Фесенко в 1903 году.
В заключение приведем замечательные слова святителя Димитрия Ростовского: «Не буди ми лгати на святаго...» И будем помнить, что любое мифотворчество и подтасовка церковно-исторических и агиографических фактов есть тяжкий грех, способный только соблазнить верующие души и привести к нестроениям и расколам в Православной Церкви.
Александр СТРИЖЕВ
Запись:579543
События
брак : Ирина Алексеевна Новикова [Новиковы ] р. 23 июль 1934
27 февраль 1963 рождение ребёнка: Мария Александровна Стрижёва [Стрижёвы ] р. 27 февраль 1963
Заметки
Прозаик, литературовед, библиограф. С начала 1990-х всецело посвящает себя духовной прозе. Преобладающими жанрами в его творчестве становятся литературный портрет, очерк, жизнеописание. Он впервые донес до российского читателя наследие выдающихся духовных писателей, которые были забыты или замалчивались многие десятилетия: А. Н. Муравьева, С. Нилуса, И. Шмелева, С. Бехтеева, В. Никифорова-Волгина, Л. Зурова, Н. Мотовилова, Н. Д. Жевахова, Е. Поселянина, А. Платонова, В. Маевского. Стрижев издал очерки и книги, посвященные церковной истории России, подвижникам веры - прп. Серафиму Саровскому, прав. Иоанну Кронштадтскому, свт. Иоасафу Белгородскому. Вышли в свет антологии Стрижева «Православное детство», «Православная икона: канон и стиль». Стрижев - автор-составитель сборников «Ф. М. Достоевский и Православие» (1997), «А. С. Пушкин: путь к Православию» (1999), «Духовная драма Льва Толстого» (1998), куда вошли статьи разных лет русских религиозных деятелей, философов, литературоведов. Материалы, собранные Стрижевым, послужили толчком к научной разработке религиозной проблематики их творчества в 1990-е.
Стрижёв Александр Николаевич
- прозаик, литературовед, издатель.
Родился в крестьянской семье с крепкими православными традициями. После
окончания сельской семилетки учился в Москве.
В 1958 окончил Редакционно-издательский факультет Полиграфического института; в
1965 - биологический факультт сельхозинститута.
С 1959 по 1994 работал в Аграрном издательстве.
С детства полюбил книгу, увлекался поэзией Некрасова, Никитина, Кольцова. Стихи
начал писать еще в школьном возрасте, публиковался в студенческих
многотиражках. 11 сент. 1964 в областной газете «Ленинское знамя» появилась
первая заметка Стрижёва о природе, и с этого времени Стрижёв - постоянный автор
рубрики «Заметки фенолога» в московских газетах «Такого в нашей стране еще не
было: со страниц газет полилась жизнь живая, с народной мудростью, с горестями
и радостями, запечатленная бессчетными поколениями "в седом слове". Впервые
вышли из тьмы забвения святцы, православные праздники, народное счисление
времени» (Тукмаков Д.). За двадцать лет Стрижёв опубликовал более трех тысяч
материалов, вызвавших широкий интерес читателей. Начиная с 1966 в течение 16
лет вел в журнал «Наука и жизнь» рубрики «Народный календарь», «Русское
разнотравье».
В 1968 вышел «Народный календарь», в 1971 - один из главных трудов Стрижёва,
«Календарь русской природы», воплотивший религиозно-философскую картину мира.
Не имея возможности открыто исповедать свое мировоззрение в условиях
идеологического запрета, Стрижёв избрал форму «фенологических очерков» как
единственно возможный легальный способ говорить о христианской духовности
народа. «Календарь русской природы» близок натурфилософским книгам М.Пришвина и
дневниковым записям Б.Шергина, а глубинный христианский подтекст, неразрывная
связь природных и церковных событий, лирические картины детства сближают это
произведение с «Летом Господним» И.Шмелева. Книга выдержала 6 изданий (С 1971
по 2000).
Стрижёв - автор 25 книг о природе («Народные приметы», «Большая книга леса»,
«Календарь русской природы», «Ваш кормилец огород», «Лесные ягоды» и др.), в
каждой из которых автор стремился «открыть русским людям красоту неизреченную
Божьего мира» (Автобиография. Отдел новейшей литературы ИРЛИ).
Стрижёв известен как автор литературоведческих трудов, посвященных Е.Замятину:
он подготовил и впервые опубликовал многие произведения писателя, составил
библиографию, записал воспоминания о Замятине его современников -
К.И.Чуковского, М.Л.Слонимского, К.А.Федина. Стрижёв также автор-составитель
указателя литературы о В.К.Тредиаковском (2003).
В 1967 Стрижёв познакомился и близко сошелся с А.И.Солженицыным, выполнял ряд
его ответственных поручений, за что не раз подвергался преследованиям со
стороны властей. По просьбе Солженицына, работавшего над эпопеей «Красное
колесо», подготовил словарь тамбовских говоров.
Итогом размышлений писателя о сложном, полном трудностей и скорбей пути русской
жизни явился роман «Хроника одной души» (1972). Социальные, этические коллизии
увидены глазами крестьянина. Время действия романа - 1941, но многочисленные
реминисценции отсылают читателя в прошлые эпохи. Здесь в полной мере проявилось
дарование тонкого стилиста, блестяще владеющего словом, языковым богатством:
«Подхватишься с хлебушком на улицу, жуешь его, черствый, над горсточкой, и
крошки ссыпаешь в рот. Гожо-то как стало, теперь попить из ведра - и можно
задать стрекача на выгон. Там уж ребятня возле котла-колдобины кружком
расселась, рассказывают наперебой былицы и сказки...»
Книга существенно отличается от традиций т.н. деревенской прозы 1970-х, в
которой, по мнению Стрижёва, было много искусственного, нарочитого. В романе
Стрижёв стремился к неприукрашенной правде жизни, воссоздал физиологию
деревенского бытия середины XX века. Роман написан свободно, без оглядки на
цензорскую «проходимость». Книга, написанная в 1972 и получившая одобрение
Солженицына, смогла быть издана только 19 лет спустя.
С начала 1990-х Стрижёв всецело посвящает себя духовной прозе. Преобладающими
жанрами в его творчестве становятся литературный портрет, очерк, жизнеописание.
Он впервые донес до российского читателя наследие выдающихся духовных
писателей, которые были забыты или замалчивались многие десятилетия:
А.Н.Муравьева, И.Шмелева, С.Бехтеева, В.Никифорова-Волгина, Л.Зурова,
Н.Мотовилова, Н.Д.Жевахова, Е.Поселянина, А.Платоновой, В.Маевского, А.Глинки,
А.Ишимовой. В 2005 они собраны Стрижёвым в цикл«Русские жизнеописания.
Рассказыо духовных писателях». Стрижёв написал очерки об историке церковного
искусства Н.П.Кондакове, богословах В.Лосском, В.Зеньковском, И.Андреевском, а
такжео публицистах, литераторах, церковных деятелях - архимандрите Фотии
(Спасском), адмирале А.С.Шишкове, архиепископе Никоне (Рождественском),
Б.Ширяеве, иеромонахе Серафиме (Роузе), П.Паламарчуке. Стрижёв издал книги,
посвященные церковной истории России, подвижникам веры - преподобному Серафиму
Саровскому, праведному Иоанну Кронштадтскому, св. Иоасафу Белгородскому и св.
Димитрию Ростовскому. Стрижёв внес значимый вклад в осмысление деятельности
Н.А.Мотовилова и его записей (Серафимово послушание: Жизнь и труды
Н.А.Мотовилова. М., 1996; Чего неизрекал преподобный Серафим: К вопросу о
псевдоцерковном мифотворчестве // Москва. 2003. №12). На протяжении многих лет
Стрижёв занимается изучением жизни и творческого наследия С.А.Нилуса, публикует
и комментирует его труды. Итогом этой работы стало подготовленное Стрижёвым ПСС
Нилуса (1999-2004).
Литературные портреты Стрижёва отличает внимание к духовному потенциалу
личности, деталям биографии, обретающим символический смысл. Фигура того или
иного деятеля под пером Стрижёва предстает как живой, подлинно художественный
образ. Духовная проза Стрижёва публиковалась в журнале «Москва», «Купель»,
«Благодатный огонь», «Вече», многих периодических изданиях. Некоторые номера
популярной историко-культурной газеты «К свету» целиком состояли из материалов
А.Н.Стрижева. Стрижёв - автор многочисленных статей для «Энциклопедии Русского
зарубежья», «Энциклопедии литературоведческих терминов», «Православной
энциклопедии». Подготовил более 30 авторских программ на радио «Радонеж».
Вышли в свет антологии Стрижёва «Православная икона. Канон и стиль: к
богословскому рассмотрению образа» (1998), «Православное детство: сб.
душеполезных рассказов» (2000), «Яблочный Спас. Книга для чтения в православной
семье» (2004). Стрижёв - автор-составитель сборника «Ф.М.Достоевский и
Православие» (1997), «А.С.Пушкин: путь к Православию» (1999), «Духовная
трагедия Льва Толстого» (1998), куда вошли статьи русских религиозных деятелей,
философов, литературоведов. Материалы, собранные Стрижёвым, послужили основой
научной разработки религиозной проблематики их творчества в 1990-е. Стрижёв -
редактор-составитель полного собрания творений духовного писателя XIX в.
святителя Игнатия (Брянчанинова) (2001-2006).
Еще в 1980-е Стрижёв одним из первых заговорил о канонизации Иоанна
Кронштадтского, поднял вопрос о прославлении Царственных мучеников.
В начале 1990-х Стрижёв - заместитель председателя Союза православных братств,
автор Манифеста монархического движения.
С 1995 Стрижёв - литературный редактор журнала «Купель», научный редактор
издательства «Паломник». Член СП России с 1994, Международного фонда славянской
письменности, член-корреспондент Академии славянской культуры, действительный
член Географического общества. Награжден медалями Академии Российской
словесности «Ревнитель просвещения» (1999) и общества «Радонеж», удостоен
первой премии им. С.А.Нилуса (2001) «за литературные труды, в которых
выявляется историческая правда о прошлом России», премии «Новое время» им.
А.С.Суворина (2004) «за вклад в отечественную словесность».
Творческое кредо Стрижёва: «Сейчас требуется стояние за Россию, за сохранение
ее языка, ее самобытности» (Автобиография). Все написанное Стрижёв объединяет
его своеобразный, близкий аксаковскому, слог, в основе которого природное,
народное слово - та глубина, из которой черпает себя национальный язык.
Соч.:
Календарь русской природы. М., 1981, 1993, и др. изд.;
Хроника одной души: проза. М., 1991;
Лесная скатерть-самобранка. М., 1992;
И землю пашут пулеметами // Литературная учеба. 1990. №3. С.72-73;
Замятин на фоне эпохи // Литературная учеба. 1994. №3. С.101-121;
Забытый бытописатель // Коринфский А.А. Народная Русь: Круглый год сказаний,
поверий, обычаев и пословиц русского народа. М., 1995. С.551-553;
Цветы и храм. М., 1996;
Царский гусляр - Сергей Бехтеев // Литературная учеба. 1996. №4. С.148-151;
Андрей Николаевич Муравьев: биографический очерк// Муравьев А.Н. Русская
Фиваида на Севере. М., 1999. С.5-20;
По следам Сергея Нилуса: раздумья, встречи, разыскания. М., 1999;
Леонид Федорович Зуров: Биографический очерк // Зуров Л.Ф. Обитель: Повести,
рассказы, очерки, воспоминания. М., 1999. С.3-10;
Свиток судьбы: Пётр Григорьевич Паламарчук // Паламарчук П. Свиток: сб. прозы.
М., 2000. С.3-8;
«...Будущего чаем, наставшему дивимся, минувшее хвалим» // Москва. 2000. №12.
С.221-223;
Муж света и разума Александр Семёнович Шишков // Москва. 2001. №9;
Серафимо-Дивеевские предания. М., 2001; 2004;
Неугасимая лампада Бориса Ширяева // Москва. 2004. №5;
Русские жизнеописания. Рассказы о духовных писателях // Роман-журнал. XXI век.
2005. №1.
Духовный писатель Андрей Николаевич Муравьев
Замечательный церковный историк и духовный писатель Андрей Николаевич Муравьев родился в Москве 30 апреля 1806 года. Его отец - Николай Николаевич Муравьев (1768-1840), известный математик, генерал-майор, основатель Училища для колонновожатых - готовил боевых офицеров русской армии. С 1816 по 1823 год в муравьевском доме на Большой Дмитровке обучили целый корпус офицеров - 138 молодых людей, выше жизни ценивших ратные подвиги, честь и славу оружия. Летом воспитанники занимались в сельце Осташево, под Можайском, в родовом имении учредителя заведения. Зимой 1823 года Училище колонновожатых перевели в Петербург, а девять лет спустя там же преобразовали в Николаевскую академию Генерального штаба. Мать писателя, Александра Михайловна (1768-1809), происходила из знатного рода Мордвиновых. Андрей Николаевич назван в память апостола Андрея Первозванного.
Мальчик получил хорошее домашнее воспитание. Для его обучения пригласили преподавателя российской словесности, поэта и переводчика Семена Егоровича Раича (1792-1855), родного брата Киевского митрополита Филарета (Амфитеатрова). Другой ученик Раича - Федор Тютчев. После знакомства дворянские отроки сдружились, полюбили друг друга, и юный Тютчев несколько позднее посвятит Муравьеву свое стихотворение "Нет веры к вымыслам чудесным". О Раиче-Амфитеатрове Андрей Николаевич на склоне лет вспоминал так: "Не будучи сам оригинальным поэтом, Раич имел, однако, тонкий образованный вкус и, по духу того времени, страстно любил поэзию, которой, можно сказать, посвятил всю свою жизнь. Многое перевел он на родной язык, но лучшим его произведением были Вергилиевы "Георгики", по трудности и верности перевода этой поэмы"1. В литературном кружке, который собирался в муравьевской усадьбе под Можайском, завсегдатаями были Н. И. Полевой, М. П. Погодин, С. П. Шевырев, В. Ф. Одоевский, Н. В. Путята и будущий издатель "Русской беседы" славянофил А. И. Кошелев.
При таком наставнике Андрей Муравьев не мог не увлекаться переводами. Сперва он целиком переложил прозой, а затем и гекзаметром "Энеиду" Вергилия, затем "Телемака" Фенелона и несколько книг Тита Ливия. Пробует и сам писать стихи, увлекается Г. Р. Державиным и И. И. Дмитриевым.
И вот юность позади, начинается самостоятельная жизнь. В мае 1823 года Андрей Николаевич после некоторых колебаний поехал служить юнкером в егерский полк, расквартированный в Тульчине (Украина). По дороге к месту назначения юноша едва не утонул в Днепре. Стояла большая полая вода, Днепр под Киевом разлился на целых пять верст в ширину, к тому же разбушевалась буря. Но Андрею Николаевичу так хотелось поскорее приложиться к киевским святыням, что он не стал дожидаться благоутишия, сел в челнок и в бурю поплыл по коварным волнам. Смерти, казалось, не отвратить. Но Господь пощадил, и ревностный богомолец вместе с рыбаками был выброшен на берег как раз в том месте, где на Почайне равноапостольный князь Владимир крестил народ. Муравьев припал к святой земле, благодарил угодника Божия за спасение, обещая все силы отдать прославлению Христовой Церкви и ее святынь. После посещения Печерской лавры и старинных соборов он и вовсе пришел в неописуемый восторг, решив при первой же возможности навсегда водвориться в Киеве.
Но возможность такая представилась лишь на закате его жизни. А пока армейские будни, переходы, позже, в Турецкой войне, - сражения. На Балканах в боевой обстановке прапорщик Муравьев знакомится с поэтом Алексеем Хомяковым (1804-1860), служившим в ту пору в Белорусском гусарском полку. Потекли литературные беседы, вновь вспыхнула страсть к творчеству - Муравьев наскоро пишет пьесы "Царьградская обедня" и "Царьградская утреня"; как недостаточно отделанные, творения эти остались в рукописях. Тогда же, в Петербурге, увидел свет сборник стихотворений "Таврида", неблагосклонно принятый критиками. Впрочем, другие стихи Андрея Николаевича и сам Пушкин встретил "с надеждою и радостию". А сколько задумано осуществить!
Муравьев решает перейти на светскую службу. Для этого надобно сдать экзамен в Московский университет, чтоб получить чин. Когда все устроилось, Муравьева определили в Коллегию иностранных дел, причислив к дипломатической канцелярии главнокомандующего Второй армией. Служба в канцелярии продолжалась до окончания Турецкой войны в 1829 году.
Вернувшись с поля битв и сражений, сильный, рослый, благовоспитанный офицер всецело становится на путь духовного познания мира. Сначала он поставил цель посетить Святую Землю. Через генерала И. И. Дибича Муравьев добился разрешения отправиться в Палестину, куда и прибыл, минуя Константинополь и Александрию. Как глубоко верующий христианин, Андрей Николаевич душою и сердцем постигал здесь Божественную благодать, почившую на святынях, облагоуханных нетлением. А постигнув величие и духовную красоту Святых мест, Муравьев еще и сумел об этом рассказать вдохновенно. Его книга "Путешествие ко Святым местам в 1830 году" сразу же снискала сочинителю громкую известность. Одним из первых на ее выход откликнулся Александр Пушкин. В его отзыве на книгу читаем: "С умилением и невольной завистью прочли мы книгу г-на Муравьева... Он посетил Св. места, как верующий, как смиренный христианин, как простодушный крестоносец, жаждущий повергнуться во прах пред гробом Христа Спасителя". Пушкин отмечает, что "молодой наш соотечественник привлечен туда не суетным желанием обрести краски для поэтического романа, не беспокойным любопытством найти насильственные впечатления для сердца усталого, притупленного... Ему представи лась возможность исполнить давнее желание сердца, любимую мечту отрочества... о ключах Св. Храма, о Иерусалиме" 2.
Благодаря книге Муравьева русские люди приобщались читать произведения духовных писателей. Спустя много лет профессор Московской Духовной академии Петр Симонович Казанский (1819-1878) вспоминал о впечатлениях семинаристов от чтения духовного труда Муравьева: "Живо помню я, какое громадное впечатление произвела на нас эта книга. Живость языка, картинность образов, горячие чувства благочестия и самый внешний вид книги, напечатанной на хорошей бумаге и хорошим шрифтом, были чем-то новым, небывалым для того времени. Заполучив книгу, мы не спали ночь, пока не прочли всю ее"3. По отзывам современников, из всех книг Муравьева именно эта была наиболее отделанной и совершенной. Да и немудрено, ведь рукопись просматривали такие выдающиеся люди, как В. А. Жуковский и московский святитель Филарет (Дроздов). Они собственноручно внесли в текст значительную смысловую и стилистическую правку. Помог и цензор О. И. Сенковский, особенно в части истории и обычаев Востока.
Выход в свет этого произведения решительно повлиял на судьбу Андрея Николаевича. После поднесения книги Государю Императору автора определяют обер-секретарем в Святейший Синод, а успех сочинения повлиял на выбор предмета и характер всей будущей его литературной деятельности. Книга выдержала десять изданий и была переведена на ряд европейских языков.
Чтобы приучить кичливых аристократов держаться церковных уставов, Андрей Николаевич пишет и печатает "Письма о Богослужении" с подробным изложением эстетических переживаний богомольцев. Этим самым он хотел заронить в души отщепенцев тягу к сокровищам некрадомым, к религиозному созерцанию мира. Надо сказать, что к тому времени многие люди из достаточных семей вовсе разучились понимать церковнославянский язык. Да и как его понимать, если они по-русски говорили с трудом! Письма эти были прочитаны и поправлены владыкой Филаретом. Собранные в книгу из четырех частей, они были напечатаны в 1836 году. Светские ученые высоко оценили труды Муравьева: в том же году его избрали академиком Российской академии наук.
Коронная служба в духовном ведомстве, руководимом князем Петром Сергеевичем Мещерским (годы обер-прокурорствования 1817-1833), - значительная полоса на чиновничьем поприще А. Н. Муравьева. Синод тогда занимал два ближайших к Неве прясла здания двенадцати коллегий. Благоговейная обстановка, строгое чинопочитание - все это было во вкусе времени. Особенно поражала торжественная обстановка присутственной палаты, где проводились заседания с правящими архиереями. По воспоминаниям одного из современников, палата была "вся обита и драпирована малиновым бархатом с золотыми кистями и бахромою; посредине присутственный стол, покрытый таким же бархатом с золотым же убором; пред столом во главе тронное кресло, а по сторонам шесть кресел для членов синодального присутствия; слева стол для обер-прокурора с одним для него креслом и стулом для чиновника за обер-прокурорским столом, а справа стол обер-секретарский с двумя стульями; против тронного кресла налой для докладчика, а за ним несколько поодаль - такой же для протоколиста. Вся вообще мебель богатая, но не столько изящная, сколько величественная.
На присутственном столе, кроме зерцала в середине, крест и Евангелие пред тронным креслом и Библия - пред налоем докладчика. За тронным креслом - портрет царствующего Государя, а по сторонам по пьедесталам и в дорогих ковчегах мощи Андрея Первозванного и подлинный духовный регламент Петра Великого. В переднем углу образ Спасителя, в заднем - огромные старинные часы, а по стенам, в приличных местах, два или три царских портрета. Словом, присутственная комната Святейшего Синода, или, как ее называют официально, камера, поражая входящего и величием, и святостью, представляется ему как некое святилище или как богато убранный алтарь, особенно когда персоны бывают в мантиях, например, на архиерейских наречениях" 4.
Родовитый, благовоспитанный, религиозный чтитель монашествующего духовенства, А. Н. Муравьев, несмотря на молодость, высоко ставился сослуживцами как возможный обер-прокурор. Такую цель вроде бы себе поставил и Андрей Николаевич, да и святитель Филарет прозревал подобное завершение его служебного продвижения. Но человек предполагает, а Господь располагает. Благодаря лести и тонким интригам обер-прокурором назначили Степана Дмитриевича Нечаева, который за недолгий срок начальствования (1833-1836) нанес присутствующим иерархам и синодалам множество обид. Совсем не считаясь с мнением сослуживцев, этот честолюбец затеял ограничить архиерейскую власть, в первую очередь отодвинуть в сторону опору Синода - владыку Филарета. Для начала Нечаев вошел в сношение с жандармами и от их лица писал доносы на архиереев и синодальных чиновников. Внешне властолюбец делал вид, что сокрушается и сочувствует оклеветанным, на деле же все круче возводил свои изветы. Упор делался на толки, будто владыки самочинно утверждают кандидатуры на архиерейские кафедры, минуя обер-прокурора и даже самого Государя. Нечаев подговаривает митрополита Филарета составить оправдательную записку и высказать свое мнение по поводу бездоказательных слухов. Высокопреосвященный подготовил такую записку, но вручить ее доверил обер-прокурору. А Нечаеву только того и надо: на высочайшей аудиенции он извратил мнение владыки своими измышлениями. Государь разгневался на знаменитого митрополита, найдя в нем чуть не противника верховной власти.
Нечаев и далее не останавливался грешить против совести. Он стал представлять на утверждение Императору кандидатуры архиереев, не указанных в записке членов Синода. Подлог не мог сойти с рук, синодалы искали случая избавиться от лгуна. И случай такой представился: летом 1836 года Нечаев вынужден был по семейным делам надолго отлучиться из столицы, и ведомство осталось без начальника. Тогда Андрей Муравьев при поддержке сослуживцев отважился на решительный шаг - сместить Нечаева. Он поехал к первенствующему члену Синода, Петербургскому митрополиту Серафиму (Глаголевскому), чтобы упросить его войти с докладом к Государю Николаю Павловичу о перемене обер-прокурора. Владыка согласился и, будучи на приеме у Государя, на вопрос, кем заменить предместника, назвал графа Николая Александровича Протасова, бывшего правой рукой министра народного просвещения. Впоследствии скажут, что это было сделано с подачи Муравьева, поскольку Протасов, с его гусарскими замашками, соперник несерьезный. К тому же и человек он бездуховный: посидит временно и уйдет, уступив свое место Андрею Николаевичу - "готовому обер-прокурору" 5. И Протасов сел в начальствующее кресло, но не временно, а на долгие годы (1836-1855). Его обер-прокурорство отмечено разгулом формализма, увеличением штатов в Синоде, самодурством в отношениях с духовными лицами. Правда, граф Протасов исходатайствовал А. Н. Муравьеву звание камергера, поручил ему издание нового перевода Правил Вселенских и Поместных Соборов, но то частности.
В 1837 году Андрей Николаевич сопровождает Наследника престола цесаревича Александра в его паломничестве по московским святыням - от Нового Иерусалима до Троице-Сергиевой лавры. Посетили они также Кремль и близлежащие монастыри. Свои путешествия по святым местам русским - а Муравьев уже исходил и изъездил практически всю европейскую часть Отечества - он стремился описать своим чутким пером. Его книги стали доступными любому грамотному человеку; повсюду душеспасительное чтение входило в народный обиход.
Для духовных училищ Муравьев издает толкование Символа веры, а для нетвердых в вере молодых людей - "Письма о спасении мира Сыном Божиим". Перебежчиков в униатство он изобличает в двоедушии и измене отеческой традиции. С благословения митрополита Филарета Андрей Николаевич приступает к созданию церковно-исторических книг. Особое внимание в архивных разысканиях уделяет истории Русской Церкви, для этого несколько раз посещает Москву и Киев, встречается с правящими архиереями, за что получил упреки со стороны Протасова. После удаления из Синода владыки Филарета Муравьев незамедлительно подал прошение об увольнении (июнь 1842 г.). Московский святитель на этот поступок откликнулся так в письме к Муравьеву: "Ваши писательские занятия в сие время составляли деятельную и полезную службу Церкви и духовному просвещению. Утешаюсь тем, что вы приемлете происшедшую перемену со вниманием и послушанием к путям Провидения и с христианским миром чувствований".
Оставив Синод, Муравьев перешел в общее присутствие Азиатского департамента, а с 1846 года он определен чиновником особых поручений при этом же ведомстве (состоял до 1866 г.). Андрей Николаевич свободно располагал своим временем и, путешествуя, мог сочинять. Еще в 1845 году он побывал в Риме, свои размышления о поездке изложил в письмах к святителю Филарету. Когда "Римские письма" напечатали, их с пользой прочли ревнители Православия. Агенты католицизма и униаты, напротив, подняли шумную волну опровержений, выискивая и между строк антипапский оттенок. Особенно неистовство вал перебежчик в католичество князь Николай Борисович Голицын. В Париже он издал бесцветную книжку с замечаниями на "Римские письма" Муравьева, неубедительную и весьма схоластическую. Андрею Николаевичу пришлось отвечать на эти замечания, и позицию православного он защитил достойно.
С сентября 1846 до июля 1847 года А. Н. Муравьев находился в Грузии и Армении, и это свое путешествие тоже ярко описал. В 1848 году он посетил приволжские города, что нашло отображение в книге "Мысли о Православии при посещении Святыни русской". В следующем году - Афон, Иерусалим, Миры Ликийские, где некогда пребывала величайшая христианская святыня - мощи угодника Божия Николая. В Мирах Андрей Николаевич скорбел при виде руинированного монастыря всесветно чтимого святителя и решил про себя все силы приложить на его восстановление. Было положено начало сбору средств. Полвека спустя на эти и другие средства Императорское Палестинское общество построит подворье и церковь в Бари.
Муравьев писал быстро и много, его книги в огромном числе издавали и переиздавали, одно время на средства графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской. Дворяне, духовенство, купцы тогда были главными читателями духовной литературы. Муравьев проложил путь благочестивой книге в широкие слои русского общества, и в этом его огромная заслуга перед историей Русской Церкви. Обратил внимание Андрей Николаевич и на демонические увлечения неверов, сурово изобличая сатанинские культы. В исторических разысканиях Андрей Николаевич обращал особое внимание на материалы, ранее неизвестные либо мало изученные. Он впервые опубликовал дело о патриархе Никоне, документы о связях Русской Церкви с Восточными Церквами, собрал множество свидетельств о православных подвижниках благочестия, издал 12 книг житий святых.
Муравьев как церковный публицист весьма созвучен своему времени. Не было ни одного существенного вопроса, поставленного духовным управлением, на который бы не последовал его ответ. А со своей мечтой стать обер-прокурором Муравьев расстался лишь в 1865 году. "Люди не допускают меня быть обер-прокурором, - печаловался он одному знакомому, - но предназначение не мимо идет - меня теперь слушают и патриархи, и митрополиты". Во многом так оно и было: к его посредничеству прибегали предстоятели славянских Православных церквей, да и отечественные иерархи не гнушались им. Что касается церковного руководства, то Муравьев стоял за соборное, патриаршее правление в России.
Давно у Андрея Николаевича созрела мысль покинуть Санкт-Петербург и поселиться в Москве. Дмитрий Николаевич Шереметев, сын Прасковьи Жемчуговой, предложил Муравьеву занять флигель в его останкинском дворце. Переезд состоялся, и Останкино произвело на писателя исключительно благоприятное впечатление. Здесь в 1853 году Муравьев приступил к написанию книги "Русская Фиваида на Севере" - пожалуй, одного из самых лучших своих творений. Работа продвигалась быстро, ведь северные обители он посещал лично, и воспоминания легко ложились на бумагу. Исторических же источников в портфеле преизобильно - собирал годами. Книга живо воссоздает быт и уклад монастырей, основанных учениками и последователями преподобного Сергия. Книга посвящена великой княгине Елене Павловне (1806-1873), жене великого князя Михаила Павловича, покровительнице муз. Замечательное сочинение Муравьева о путешествии к северным обителям, к сожалению, мало доступно даже собирателям книг, поскольку, в отличие от других его творений, не переиздавалось до 1999 года, когда издательство "Паломник" выпустило в свет этот замечательный труд, оцененный по достоинству благочестивыми читателями. Теперь издательство "Паломник" переиздает другую редкую книгу А. Н. Муравьева - "История Российской церкви". Этот труд написан доступным языком, содержание изложено четко и ясно, так что православное юношество наконец получит для чтения весьма полезное пособие.
Недолго жил в останкинском дворце Шереметевых Андрей Николаевич. Не приведи Бог обосновываться писателю в чужом доме, тем более под надзором дворецких и разной челяди, да еще с характером Муравьева и его причудами. "Выжили из Останкина, где мне было так приятно" - фраза неслучайная. В 1854 году Муравьев наведался в Киев. Здесь приобрел гористый пустырь вблизи церкви Андрея Первозванного, велел расчистить его, развести сад, для начала поставить избу. Но окончательно поменял Петербург на Киев лишь после отставки по службе в 1866 году. К тому времени в Киеве среди собственного сада уже возвышался добротный дом, построенный на занятые средства; часть расходов удалось погасить за счет пожертвований Государя. Теперь литератор не столько творил, сколько говорил: ни один любознательный путешественник к киевским святыням не обходился без сопровождения Андрея Николаевича.
В 1869 году Киев посетила Императрица Мария Александровна, в ее свите состоял и Федор Иванович Тютчев, только что вернувшийся из родового имения Овстуг. Старые приятели неделю провели в беседах, Муравьев водил поэта осматривать церковные древности седого града. Общение с другом Тютчев отобразил в дивных стихах, написанных вскоре после отъезда из Киева:
Там, где на высоте обрыва
Воздушно-светозарный храм
Уходит ввыспрь - очам на диво,
Как бы парящий к небесам;
Где Первозванного Андрея
Еще поднесь сияет крест,
На небе киевском белея,
Святой блюститель этих мест, -
К стопам его свою обитель
Благоговейно прислоня,
Живешь ты там - не праздный житель -
На склоне трудового дня.
И кто бы мог без умиленья
И ныне не почтить в тебе
Единство жизни и стремленья
И твердость стойкую в борьбе?
Да, много, много испытаний
Ты перенес и одолел...
Живи ж не в суетном сознанье
Заслуг своих и добрых дел;
Но для любви, но для примера,
Да убеждаются тобой,
Чту может действенная вера
И мысли неизменный строй.
В ответном письме Андрей Николаевич благодарил поэта за внимание: "Искренне благодарю Вас, многоуважаемый Федор Иванович, за Ваше поэтическое послание, которое очень пришлось мне по сердцу как выражение доброго Вашего обо мне суждения, изложенного в звучных Ваших стихах. Меня это весьма тронуло и утешило и еще более приковало меня к скале Андреевской, которую Вы так живописно изобразили" 6.
В Киеве Муравьев подготовил к печати весьма обширную переписку с митрополитом Филаретом; деньги на издание выделил владыка Иннокентий, и 500 экземпляров книги были доставлены подписчикам. Литературную работу пришлось отложить. Но деятельная натура не ищет покоя: духовный писатель, возглавляя Владимирское братство, много сил отдает защите внешнего церковного порядка, исправлению нравов местных обывателей.
В начале августа 1874 года Андрей Николаевич серьезно занемог и 18 числа того же месяца скончался. Погребен в подземном приделе церкви Андрея Первозванного, чье небесное покровительство он свято чтил всю жизнь. Свою любовь к Провозвестнику христианской веры на Руси Муравьев выразил в акафисте апостолу. "Авторская деятельность А. Н. Муравьева принесла в свое время несомненную пользу, доставила ему большую известность и дала право на место в истории русской литературы", - писал в некрологе на смерть своего друга Николай Васильевич Путята7. Ныне книги Муравьева обретают новую жизнь, находя читателей в среде ревнителей отечественной православ ной культуры.
_____________
Примечания
1. Муравьев А. Н. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871. С. 4 - 5.
2. Пушкин А. С. "Путешествие ко святым местам" А. Н. Муравьева // ПСС. Т. XI. М., 1949. С. 217.
3. Казанский П. С. Воспоминание об А. Н. Муравьеве //Душеполезное чтение. 1977. март. С. 361.
4. Исмаилов Ф. И. Воспоминания бывшего синодального секретаря //Странник. 1882. Сентябрь.
5. Этот эпизод весьма едко представлен Николаем Лесковым в очерке "Синодальные персоны"//Исторический вестник. 1882. Т. Х. С. 373-409.
6. Тютчев Ф. И. Лирика. М., 1965. Т. II. С. 400.
7. Путята Н. В. Заметки об А. Н. Муравьеве //Русский архив. 1876. Кн. 2. С. 357-358.
Стрижев Александр Николаевич (р. 1934), прозаик, литературовед, библиограф. С начала 1990-х Стрижев всецело посвящает себя духовной прозе. Преобладающими жанрами в его творчестве становятся литературный портрет, очерк, жизнеописание. Он впервые донес до российского читателя наследие выдающихся духовных писателей, которые были забыты или замалчивались многие десятилетия: А. Н. Муравьева, С. Нилуса, И. Шмелева, С. Бехтеева, В. Никифорова-Волгина, Л. Зурова, Н. Мотовилова, Н. Д. Жевахова, Е. Поселянина, А. Платонова, В. Маевского. Стрижев издал очерки и книги, посвященные церковной истории России, подвижникам веры - прп. Серафиму Саровскому, прав. Иоанну Кронштадтскому, свт. Иоасафу Белгородскому. Вышли в свет антологии Стрижева «Православное детство», «Православная икона: канон и стиль». Стрижев — автор-составитель сборников «Ф. М. Достоевский и Православие» (1997), «А. С. Пушкин: путь к Православию» (1999), «Духовная драма Льва Толстого» (1998), куда вошли статьи разных лет русских религиозных деятелей, философов, литературоведов. Материалы, собранные Стрижевым, послужили толчком к научной разработке религиозной проблематики их творчества в 1990-е.
