Монументальная живопись примеры картин. Особенности монументальной живописи
Монументально-декоративное искусство отличается разнообразием материалов и техник.
Некоторые из них, такие как фреска, мозаика, витраж, энкаустика, сграффито, витражная живопись и темпера,
восходят к глубокой древности, имеют установившиеся традиции приёмов.
Пластическая концепция в известной мере зависит от свойств материала, она не должна быть навязана извне.
Поэтому важно постигнуть особенности материала, изучить их для того, чтобы он работал на художника, а не против него.
Только в этом плане может быть понятно выражение "техническое мастерство", а не в преклонении перед
механической правильностью машинной обработки. Индустриальные методы строительства, стандартность
архитектуры создают тот фон, на котором рукотворные произведения художника могут прозвучать с особой силой.
Артистичность в работе с материалом заставляет зрителя сопереживать творчеству мастера, помогает ощутить силу его глаза, рук, интеллекта.
Гибкость и вкус художника проявляются не в том, что он приспосабливается к чему-то, а в том, что он открывает новую жизнь материала.
Каждый материал (камень, стекло, ткань, дерево, металл) объективно обладает несколькими качествами: цветом, весом, особенностями
структуры и фактуры поверхности, прозрачностью и непрозрачностью и так далее. Работая с материалом, нельзя использовать только
одно его свойство. Это не только обеднит его, но и настолько исказит, что его могут принимать за что-то другое. Например, если
в смальтовой мозаике принять во внимание только цвет смальты, то тем самым мы сведём её к живописи раздельным мазком.
Необходимо почувствовать и раскрыть всю красоту материала. Но одного цветового ощущения материала мало, чрезвычайно важны и
другие свойства, составляющие его особенность. Так, в художественном стекле ценят его прозрачность, преломление света,
характер излома, присущий только ему. Существует выражение "подбор палитры в материале".
Иногда это поручается другим людям, которые, как бы они ни были добросовестны и искусны, всё же не в состоянии до конца
проникнуться замыслом автора. В некоторых случаях это оправдывается тем, что объём работ так велик, а сроки так коротки, что
одному автору не под силу справиться с работой и он вынужден только корректировать работу исполнителей. К сожалению, у
художников-монументалистов это обычное явление; иногда даже эскиз выполняется коллективно.
А как важно выполнить работу с начала и до конца самому, на одном дыхании!
Монументально-декоративная живопись в различных техниках.
Альфреско.
Альфреско является классическим способом росписи стен.
Это живопись по свежей известковой штукатурке щелочеустойчивыми пигментами,
растворёнными в воде. Краски закрепляет стекловидная корочка углекислого кальция,
образующаяся на поверхности сырой штукатурки. При её высыхании краски светлеют, приближаясь к цвету сухого пигмента.
Если же краски смешаны с известковыми белилами, высветление усиливается.
Таковы внешние отличия фрески от других способов живописи. Но пишут теперь способом альфреско, к сожалению, не многие.
Это самый мужественный способ росписи стен и потолков, требующий от художника величайшей собранности, большой творческой воли,
умения в несколько часов подвести итог всей подготовительной работы. Переделки, исправления, блуждания невозможны в технике фрески.
Сграффито.
Сграффито (рельеф из цветных и белой штукатурки) - способ стенописи, особенно распространённый;
чрезвычайно простой и доступный по материалам, он даёт большой декоративный эффект. Но далеко не все
возможности этого материала используются художниками.
Сграффито вообще означает выцарапывание, соскабливание вышележащего слоя цветной штукатурки
до подкладочных слоёв. Естественно, что эти слои штукатурки должны быть в свежем, сыром состоянии,
чтобы их можно было легко снимать с помощью металлических стеков разных форм. Но если считать,
что сграффито - способ стенописи посредством обнажения нижележащего слоя, то может быть способ не только
"мокрого", но и "сухого" сграффито, если выполнять резьбу по газопенобетону, туфу, пористому силикальциту,
пористой керамике, по гипсу (с цветным наполнением или подкрашенному в массе) и т. п. мягким породам,
покрытым сверху левкасом или покраской другого цвета. Способ резания по сухому может быть применим в тех
случаях, когда строительство не позволяет пользоваться "мокрым" способом, то есть накладывать слои цветной штукатурки.
Сграффито не следует путать с инкрустацией цветных штукатурок, так как эта техника вполне самостоятельна и роспись в ней
ведётся в один слой штукатурок разного цвета.
Мозаика.
Мозаика - древнейший способ монументальной живописи. Первым материалом ее послужили, вероятно,
россыпи камней, отшлифованных морской волной, изысканные по своим оттенкам минералы. Желание закрепить найденные
в природе узорчатые сочетания камней вызвало необходимость искать пластичные материалы, которые связали бы отдельные
камешки, ими стали: известь, глина, цемент. Достаточно положить несколько камней вместе, чтобы сразу почувствовать, что
они начинают взаимодействовать величиной, формой и цветом. Очень часто заученные приёмы кладки мозаики мешают познать этот
материал в его подлинной красоте. Распространённое представление о мозаике как о живописи способом раздельного мазка выражает
только одно её качество – оптическое. Между тем мозаика, опирающаяся только на одну оптическую сторону восприятия, неизбежно
производит впечатление писанной красками картины. Особенно фальшиво звучит техника мозаики в живописи иллюзорной и натуралистической.
В этих случаях в живописи используется только цветная поверхность камня, забываются его трёхмерность и игра наклонных плоскостей,
паузы швов и величина камня, сама фактура и рельеф мозаичной кладки, т. е. те возможности, которые даёт кладка разноцветных камней,
при этом мозаика теряет свой смысл. Промежутки, швы между камнями имеют не меньшее значение, чем сам камень. Они соотносятся с камнем
так же, как промежутки и изображения в орнаменте. Огромное значение для мозаики имеет и цвет грунта, который иногда меняют для усиления
цветового эффекта.
Смальта и камни даже одинаковой величины могут быть положены по-разному, в зависимости от цели,
преследуемой художником. Мозаика без шва невозможна, и потому попытки маскировать шов или не считаться с ним,
противны природе мозаичной живописи. Расположение кусочков мозаики, или, как говорят мозаичисты, «гравюра» мозаики строится в
определённых ритмах и соответствует избранному приёму художника. Куски смальты, камня, керамической плитки держатся в грунте
благодаря сцеплению с ним. Чем лучше грунт обволакивает кусочек мозаики, тем прочнее он держится. Форма мозаичного кусочка должна
иметь основание, входящее в грунт, близкое к форме усечённой пирамиды, для того чтобы грунт заходил за края и после
затвердевания крепко заклинивал и держал кусочек смальты за выступы. Галька, гладкий булыжник и керамическая плитка держатся
хуже, чем колотый камень и смальта. Конечно, на прочность кладки мозаики влияют не только форма и поверхность камня или смальты,
но и состав грунта, качество цемента, извести или клея и способ их применения. Необходимо также сказать о качестве существующей
смальты, о возможностях смальтоварения. Смальта – это не обычное цветное стекло. В него входят различные добавки, сильно меняющие
его физические свойства. В отличие от цветного стекла смальта менее прозрачна. Настоящая смальта при колке не разлетается на
множество мелких, острых, неправильной формы осколков, а раскалывается по всей массе на более или менее ровные куски. Цвет
настоящей смальты сложный и глубокий.
Флорентийская мозаика.
Способ выполнения флорентийской мозаики наиболее дорогостоящий, он заключается в подборе
различного цвета пластинок мрамора и других пород камня. Такие пластинки после шлифовки и полировки
обнаруживают природную красоту материала. Между тем сравнительно мало создано современных произведений, где бы во
всю силу раскрывалась красота этого материала. Его декоративность ещё часто вступает в противоречие с натуралистическим
решением «росписи». В полированной (флорентийской) мозаике используются мраморы различных месторождений, расцветок и рисунков,
граниты, кварциты, порфиры, яшмы. Минералы: нефрит, родонит, лазурит, благородный змеевик, лиственит, ониксовидные мраморы,
известняки и туфы. Изумительная красота естественного камня, обнажаемая при распиле и обработке породы, обязывает найти ему такое
применение и такие изобразительные средства, которые максимально выявляли бы природную красоту материала. Нужно искать такое
художественное выражение, где камень сохранил бы дыхание самой природы.
Роспись водными красками.
Темпера – старинный способ живописи станковой и монументальной. В монументальной живописи темпера имеет преимущество перед маслом, не только вследствие своей матовой не отражающей поверхности, что часто очень важно для росписи стен и потолков, но и благодаря большей прочности. Роспись, исполненная маслом, в большинстве случаев почернела и потрескалась, между тем древние произведения темперной живописи оказались долговечными. Даже иконы, покрытые олифой, почерневшей от времени, сохранили свои краски. Как известно, связующим во всякой темпере является эмульсия, состоящая из клея и масла или лака. Яйцо является естественной эмульсией, употреблявшейся в глубокой древности. Живопись на одном клеящем веществе не может быть названа темперой, хотя по внешнему виду она очень похожа на неё. Клеевая живопись напоминает приёмами письма темперу. Но темперная роспись в отличие от клеевой росписи, благодаря присутствию масла в составе эмульсии, по высыхании не смывается водой. Клеящие свойства белка и яичное масло, преобладающее в желтке, при разведении его водой, дают эмульсию, которая связывает порошки красок. Другие эмульсии для темперы составляют искусственным соединением клея и масла или лака. Живописцу необходимо всегда учитывать, что при высыхании темпера светлеет. В темперной росписи ценны цветосила и меньшая изменчивость цвета пигмента по сравнению с масляной живописью, ибо присутствие большого количества масла или лака уничтожает эти особенности. Разумеется, этот способ живописи существует только на твёрдых основаниях, а не на холсте. Как известно, русские иконы исполнялись темперой чаще на липовых досках, оклеенных редким холстом и покрытых левкасом. Левкас делается на гипсе и меду, связующим был мездровый и осетровый клей. Липовые доски соединялись между собой деревянным клинообразным шпунтом, который в известной мере предохранял от коробления. Темперная живопись, в отличие от фрески, допускает применение всех имеющихся пигментов при условии, что они обладают цветостойкостью. Темперная краска даёт огромные колористические возможности и допускает различные приёмы живописи: корпусную живопись и лессировки, акварельный приём с использованием цвета левкаса. Лучше пользоваться в одной росписи связующим одного состава, чтобы избежать случайных наслоений более «крепких» слоёв на рыхлые, так как от этого могут появиться трещины и шелушение в красочном слое – кракелюры.
Статья не претендует на исчерпывающую полноту изложения и рассчитана на узкий круг людей, интересующихся и работающих в этой области.
Монументальная живопись всегда связана с архитектурой. Она украшает стены и потолки общественных зданий. В прошлом расписывали главным образом храмы, сейчас - дворцы культуры, вокзалы, гостиницы, санатории, стадионы. Такая живопись должна быть выполнена из долговечных материалов, чтобы вместе со зданиями существовать века. Творцы росписей, изображая исторические события или сцены из современной им жизни, стремятся передать свое представление о мире, передовые идеи своего времени. Монументальная живопись воспитывает художественный вкус у широких масс зрителей.
В. И. Ленин придавал большое значение монументальной живописи. В 1918 г. в беседе с наркомом просвещения А. В. Луначарским В. И. Ленин заметил: «Кампанелла в своем «Солнечном государстве» говорит о том, что на стенах его социалистического города нарисованы фрески, которые служат для молодежи наглядным уроком по естествознанию, истории, возбуждают гражданское чувство, словом, участвуют в деле воспитания новых поколений. Мне кажется, что это далеко не наивно и, с известным изменением, могло бы быть нами усвоено и осуществлено теперь же...» (О Кампанелле см. т. 8 ДЭ, ст. «Томмазо Кампанелла»). Ленин называл такое искусство «монументальной пропагандой», подчеркивая этим силу воздействия монументального искусства на широкие массы трудящихся.
Каковы же задачи художника-монументалиста?
Монументальная живопись расположена на стенах, потолках, сводах, нередко она переходит с одной стены на другую. Рассматривают росписи двигаясь по зданию, иногда даже с улицы, через большие стекла современных зданий. Иначе говоря - монументальная живопись воспринимается в движении с разных точек зрения, и она не должна при этом терять своего воздействия на зрителя.
Художник-монументалист может развернуть в живописи сложный рассказ-повествование, может соединить события, происшедшие в разных местах и в разное время. Так, великий итальянский художник Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы в Риме изобразил множество библейских сцен, соединив их в единую сложную композицию (1508 - 1512; см. илл., стр. 132).
Монументальная живопись появилась так же давно, как и человеческое жилище. Уже на стенах пещер, где укрывался первобытный человек, можно увидеть выполненные с удивительной наблюдательностью сцены охоты или просто изображения отдельных животных (см. ст. «Первобытное искусство»).
Изучая историю древних культур, мы везде встречаемся с памятниками монументальной живописи. Они не только доставляют нам художественное наслаждение, но и рассказывают о жизни, быте, труде, войнах народов Древнего Египта, Индии, Китая, Мексики и других стран.
Извержение Везувия в 79 г. засыпало пеплом богатый город Римской империи Помпеи. Это сохранило нам в неприкосновенной свежести множество росписей. Некоторые из них, снятые со стен, украшают сейчас музей в Неаполе.
Второй период расцвета монументальной живописи в Италии связан с эпохой Возрождения (XIV - XVI вв.). Фрески Джотто, Мазаччо, Пьеро делла Франческа, Мантеньи, Микеланджело, Рафаэля и для художников нашего времени служат образцами художественного мастерства (см. ст. «Искусство итальянского Возрождения»).
Художественная культура Древней Руси также нашла свое выражение в памятниках монументальной живописи. Монументальная живопись пришла на Русь из Византии после принятия христианства, но быстро обрела национальные русские черты. Несмотря на то что сюжеты росписей имели религиозный характер, русские художники изображали людей, которых они видели вокруг себя. Их святые - это простые русские мужики и простые русские женщины, это весь русский народ в его самых благородных чертах. Главными центрами монументальной живописи на Руси были Киев, Новгород, Псков, Владимир, Москва, позднее Ярославль (см. ст. «Древнерусское искусство»). Но и за пределами этих больших древних городов, в тихих отдаленных монастырях, также создавались интересные росписи.
В далеком Ферапонтовом монастыре, приютившемся на озерах бывшей Вологодской губернии, великий русский художник Дионисий создал росписи, которые восхищают нас музыкальностью форм, нежностью, чудесным подбором цветов. Краски для росписей Дионисий приготовлял из разноцветных камней, которыми усыпан берег озера около монастыря.
Андрею Рублеву, Дионисию, Феофану Греку обязана русская монументальная живопись своими высшими достижениями. Но, кроме этих больших мастеров, десятки и сотни художников, имена которых остались неизвестными, создали множество росписей в России, на Украине, в Грузин и Армении.
В наше время, в связи с огромным масштабом строительства, возникли новые возможности для развития монументальной живописи. Много творческих сил отдали этому искусству советские художники В. Фаворский, А. Дейнека, Е. Лансере, П. Корин и другие.
Росписи различаются в зависимости от техники исполнения: фреска, живопись темперой, мозаика, витраж.
Слово фреска часто неправильно применяется для определения всякой стенной живописи. Это слово происходит от итальянского «al fresco» что означает «по свежему», «по сырому». И действительно, фреска пишется по сырой известковой штукатурке. Краски - сухой пигмент, т. е. краситель в порошке,- разводятся на чистой воде. Когда штукатурка высыхает, содержащаяся в ней известь выделяет тончайшую кальциевую корочку. Эта корочка прозрачна, она закрепляет находящиеся под ней краски, делает живопись несмываемой и очень прочной. Такие фрески дошли до нас через столетия мало изменившимися.
Иногда по уже сухой фреске пишут темперой - красками, разведенными на яйце или казеиновом клее. Темпера - также самостоятельный и очень распространенный вид стенной живописи.
Мозаикой называют живопись, выложенную из небольших цветных кусочков камня или смальты - специально сваренного для мозаичных работ непрозрачного цветного стекла. Плитки смальты колют на кубики нужной художнику величины и из этих кубиков по эскизу и рисунку, сделанному в натуральную величину (по так называемому картону) , набирают изображение. Раньше кубики укладывали в сырую известковую штукатурку, а сейчас - в цемент, смешанный с песком. Цемент застывает, и кубики из камня или смальты прочно в нем закрепляются. Мозаику знали уже древние греки и римляне. Она была распространена также в Византин, балканских странах, Италии. Особенно знаменит своими мозаиками итальянский город Равенна (см. ст. «Искусство Византии»).
Замечательными мозаиками славится храм св. Софии в Киеве. Их создали в XI в. совместно с русскими мастерами греческие художники, приглашенные князем Ярославом.
Большим энтузиастом мозаики был М. В. Ломоносов. Он устроил в Петербурге мозаичные мастерские и наладил варку смальты.
В Советском Союзе древнее искусство мозаики переживает новый расцвет. Мозаики можно видеть на станциях Московского метрополитена, на фасаде Московского Дворца пионеров и т. д.
Витраж состоит из кусочков прозрачного цветного стекла, соединенных по рисунку пайкой из свинца. Сделанные таким образом изображения вставляются в проемы окон. Цветные стекла пропускают свет и сами светятся. Современная техника дает возможность изготовлять витражи и иными способами.
Витраж был особенно распространен в средние века (см. ст. «Искусство средневековья в Западной и Центральной Европе»). В каждом готическом соборе можно увидеть витражи.
Все эти способы монументальной живописи существуют очень давно, они находят широкое применение и в наше время. На основе синтетических смол и других современных материалов разрабатывается и новая техника монументальной живописи.
Монументальная живопись делится на виды в зависимости от техники исполнения:
Роспись - произведение живописи выполненное непосредственно на стене, потолке, своде или же специальном холсте, затем укрепляемом на потолке или стене. (Росписи Сикстинской капеллы в Ватикане, Микеланджело).
Роспись сделанная на стене по сырой штукатурке - фреска. Фреска - “сырой, свежий” - в переводе с итальянского языка. Способы фресковой живописи: “а фреско” - по-сырому, “а секко” - по-сухому.
Монументальная роспись, сделанная на холсте, который затем укрепляется на предназначенном для него месте называется панно.
СТАНКОВАЯ ЖИВОПИСЬ
Виды станковой живописи: картина, икона, миниатюра (не связанная с декоративно-прикладным искусством).
Картина - произведение станковой живописи, воплощающее глубокий замысел, отличающееся значительностью содержания и завершенностью художественной формы. Событие, действие - непременное условие картины, но и портрет и пейзаж - тоже картина, только здесь - расширенное понимание этого слова.
Иконой ранние христиане называли всякое изображение святого, противопоставляя его “идолу” - языческому изображению. Позднее словом “икона” стали называть только станковые произведения, стремясь отличить их от мозаики, фрески, скульптуры.
Миниатюра. В книге - композиции, располагаемые на отдельном листе или занимающие значительную его часть. Чаще художники употребляли красную краску (minium - по латыни). От нее и возникло название “миниатюра”.
ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ЖИВОПИСИ
ПЕРСПЕКТИВА (от латинского Perspicere) – насквозь видеть. В жизни мы постоянно сталкиваемся с законами прямой линейной перспективы (человек, стоящий на другом берегу реки, кажется маленьким, рельсы железной дороги у горизонта сходятся в одной точке и т.д.)
Три закона прямой линейной перспективы:
1. Все параллельные линии в картине сходятся в одной точке.
2. Предметы, удаленные от зрителя, выглядят меньше, чем те, которые рядом.
3. Линия горизонта всегда проходит на уровне глаз.
Законы перспективы были открыты в Древней Греции в V веке до н.э. Анаксагором, Демокритом, Агафархом и были связаны с театрально-декорационным искусством. Но в древнем искусстве прямая перспектива не прижилась. Ее второе открытие произошло в эпоху Возрождения, в эпоху активного интереса к наследию античного искусства. Реальный мир и человек были провозглашены высшей ценностью. Научные открытия, желание в искусстве отразить картину Мира, следовать принципу «подражать природе» утвердили и развили знания о перспективе. Авторство ее открытия принадлежит итальянскому архитектору XV века Филиппо Брунеллески и математику Тосканелли.
Существует также и обратная перспектива. В этом случае, изображение как бы опрокидывается на нас, выходит в наше реальное пространство. Элементы обратной перспективы часто использовали древнерусские художники в иконах.
РИСУНОК – это каркас, структурная основа живописного произведения.
ФОРМАТ картины связан с внутренним строением произведения и часто подсказывает правильный путь к пониманию замысла художника.
Горизонтальный формат больше подходит для эпических повествовательных композиций, для передачи движения вдоль холста.
Вертикальный формат останавливает движение, вносит чувство торжественности, бодрости, радости.
Квадрат дает чувство покоя и уравновешенности.
Круг (тондо), популярный в эпоху Возрождения (считалось, что это идеально правильная форма), способствует покою, сосредоточенности, концентрации мыслей и чувств.
КОМПОЗИЦИЯ (от латинского compositio) означает «связывание», «составление», «соединение» различных частей в единое целое в соответствии с какой-либо идеей. Композиция может быть: замкнутая, открытая, статична, динамичная, симметричная, асимметричная, устойчивая, неустойчивая.
СВЕТОТЕНЬ – одно из важных выразительных средств в живописи, которое помогает выявлять объемность изображения, фактуру, местоположение в пространстве.
КОЛОРИТ (от латинского «color» - цвет) – гармоничное, согласованное объединение разных цветов в картине в связи с замыслом автора. Колорит может быть: теплым и холодным, светлым и темным.
РИТМ – чередование каких-либо элементов в определенной последовательности. Универсальное природное свойство – ритм – сопровождает нас в течение жизни (смена дня и ночи, времен года, пульс человека, движение транспорта, вращение часовой стрелки). В живописи ритм может быть задан линиями (позы, жесты), пятнами цвета, светотенью. Ритм может быть: равномерным, четким и дробным, сложным и простым, спокойным и динамичным.
ФАКТУРА (от латинского «factura») – обработка, характер поверхности художественного произведения.
ЖИВОПИСЬ МОНУМЕНТАЛЬНАЯ – род живописи, относящийся к монументальному искусству. К монументальной живописи относятся произведения, непосредственно связанные с архитектурными сооружениями, помещенные на стены, потолки, своды, реже – на полы, а также все виды росписей по штукатурке – это фреска (буон фреско, фреско а секко), энкаустика , темперная, масляная живопись (либо живопись на каком-то ином связующем), мозаика, написанные на холсте живописные панно, специально приспособленные для определенного места в архитектуре, а также витражи, сграффито, майолика и другие формы плоскостно-живописного декора в архитектуре.
По характеру содержания и образного строя различают произведения живописи, обладающие качествами монументальности, являющиеся важнейшей доминантой архитектурного ансамбля и монументально-декоративные росписи, лишь декорирующие поверхность стен, перекрытий, фасадов, которые как бы «растворяются» в архитектуре. Монументальную живопись называют также монументально-декоративной живописью, или живописным декором, что подчеркивает специальное декоративное назначение росписей. В зависимости от своей функции произведения монументальной живописи решаются в объемно-пространственном или плоскостно-декоративном ключе.
Монументальная живопись приобретает цельность и законченность лишь во взаимодействии со всеми составляющими архитектурного ансамбля.
Древнейшие известные украшения стен – процарапанные контурные изображения животных в пещерах Дордони во Франции и на юге Пиреней в Испании. Вероятно, они были созданы кроманьонцами между 25 и 16 тыс. до н.э. Широко известны пещерные росписи Альтамиры (Испания) и более совершенные образцы этого искусства эпохи позднего палеолита в пещере Ла Мадлен (Франция).
Настенные росписи существовали в додинастическом Египте (5–4 тыс. до н.э.), например в гробницах Иераконполя (Гиераконполя); в этих росписях уже заметна склонность египтян к стилизации человеческих фигур. В эпоху Древнего царства (3–2 тыс. до н.э.) сформировались характерные черты египетского искусства и были созданы многие прекрасные настенные росписи. В Месопотамии настенных изображений сохранилось мало, что связано с непрочностью использовавшихся строительных материалов. Известны фигуративные изображения, отражающие некоторую склонность к реализму в передаче натуры, но для Месопотамии более характерны орнаменты.
Во 2 тыс. до н.э. Крит становится культурным посредником между Египтом и Грецией. В Кноссе и других дворцах острова сохранилось много фрагментов великолепных фресок, выполненных с живым реализмом, что сильно отличает это искусство от иератической египетской живописи. В Греции доархаического и архаического периодов роспись стен продолжала существовать, но от нее почти ничего не сохранилось. О расцвете этого жанра в классический период свидетельствуют многочисленные упоминания в письменных источниках; особенно были знамениты росписи Полигнота в Пропилеях Афинского акрополя. Прекрасные образцы древнеримской монументальной живописи сохранились под слоем пепла на стенах домов в городах Помпеи, Геркуланум и Стабии, погибших при извержении Везувия в 79 г., а также в Риме. Это полихромные композиции с разнообразными сюжетами, от архитектурных мотивов до сложных мифологических циклов, например фреска Одиссей в стране лестригонов из дома на Эсквилине в Риме; в подобных композициях видно великолепное знание художником натуры и умение ее передать.
В раннехристианский период (3–6 вв.) и в Средние века монументальная живопись была одним из ведущих видов искусства. В этот период фресками украшались стены и своды катакомб, а затем настенные росписи и мозаика стали главными видами монументальной декорации храмов как в Западной Римской империи (до 476), так и в Византии (4–15 вв.) и других странах Восточной Европы. В Средние века в Западной Европе храмы в основном украшались фресками или росписями по сухой штукатурке; в Италии также продолжала существовать мозаика. В росписях романского стиля (11–12 вв.) в отличие от классической и ренессансной живописи отсутствует интерес к пластической моделировке объема и передаче пространства; они плоскостны, условны и вовсе не стремятся точно воспроизводить окружающий мир.
Пластическая моделировка снова появляется в произведениях итальянских мастеров конца 13 – начала 14 в., особенно у Джотто . В Италии в эпоху Возрождения фреска получила необычайно широкое распространение. В своих произведениях художники этой эпохи стремились достичь максимального подобия реальности; их прежде всего интересовала передача объема и пространства.
Художники Высокого Возрождения также начинают экспериментировать с живописными техниками. Так, композиция Тайная вечеря Леонардо да Винчи в трапезной монастыря Санта Мария делле Грацие в Милане написана маслом по плохо подготовленной поверхности стены. Однако она сильно пострадала от времени и оказалась почти неразличимой под слоем позднейших обновлений. В 16–18 вв. в итальянской монументальной живописи нарастает стремление к пышности, декоративности и иллюзионизму.
6. Монументальная живопись и витраж
Искусство, рожденное в катакомбах
егодняшняя наша тема – монументальная живопись Средневековья. Слушатели помнят, что для меня очень важно, что средневековое искусство выражается в самых разных формах, жанрах и размерах. Я также делал акцент на значении книги, иллюстрированной книги, литургических предметов, и так далее. Но, как и в любую другую эпоху, монументальное искусство естественно обладает совершенно особым статусом и значением. Средневековье здесь ни в коем случае не исключение. Средневековое искусство – это искусство храма, для храма, при храме, внутри храма. И даже если оно снаружи храма, оно так или иначе соизмеряется с этим храмом, который одновременно служит и домом молитвы, домом собрания людей, и домом, в котором пребывает Господь.
На протяжении Средневековья спорили о том, как именно присутствует Господь в гостии, в преосуществленном хлебе. На Западе в XI-XII вв. эти споры были весьма ожесточенными. В конце концов, как известно, был принят догмат о реальном присутствии тела Господня в преосуществленных хлебе и вине. Тело и кровь Христа присутствуют, а это значит, что в момент Евхаристии «с нами Бог», то есть Бог здесь и сейчас. Это значит, что искусство, украшающее храм, должно отражать идею величия Божества и его присутствия здесь вместе с нами.
Между тем, монументальная живопись Средневековья рождается в совершенно немонументальной ситуации. Как известно, это римские катакомбы. Это первая форма живописи христиан вообще, известная для нас. Но следует учитывать, что живопись, за редчайшими исключениями, совсем не монументальна по своему формату, по размеру, хотя задачи, поставленные первыми поколениями христианских художников, сохранили свою актуальность на протяжении всего христианского Средневековья. Например, «Три отрока в пещи огненной» в катакомбах Присциллы – это образ спасительной молитвы.
Образ рыбы с пятью хлебами – символическое изображение Христа и евхаристического хлеба. Того же самого Христа. Даже если подобные образы ушли в прошлое, они не так популярны в среднее или в классическое Средневековье, как в ранее Средневековье, это не значит, что их не понимали христиане последующих эпох.
Точно также сопоставление сцен Ветхого и Нового Заветов на соседствующих стенах тоже стало своеобразным языком христианского искусства. Как мы уже видели в книжной миниатюре, то же самое повторяется и на стенах храма. Следует только учитывать, что в эпоху катакомб чаще всего не выстраивались в серии, в иконографические циклы – они могли располагаться отдельно, и, видимо, это соответствовало практике верующего взгляда. Не скажем «взглядом верующего человека», а именно «верующего взгляда». Что мы могли предполагать у человека, который смотрит на такие фрески? Прежде всего, живое понимание Священного Писания и способность соотнести историю Ветхого и Нового Заветов со своей собственной жизненной историей, и извлечь из этих небольших, простых и даже часто грубых по стилю фресок урок для себя лично.
На языке обращенной империи
Когда христианское искусство вышло из подполья в прямом смысле этого слова, оно заговорило на языке возрожденной Константином империи. Это хорошо видно на образцах монументального искусства палеохристианского и уже раннего средневекового времени. Это переходная эпоха, о которой мы уже говорили не раз – IV-VI вв. Это время, когда христианство сначала становится одной из официальных религий, потом важнейшей официальной религией, и, наконец, единственной разрешенной религией. Если мы сравним мозаичные изображения эсхатологического Христа, Христа Второго пришествия, идущего по облакам, на фоне синего и бесконечного неба, со статуей классического римского оратора, то нам эта связь будет совершенно очевидна, точно так же как она очевидна многим крупным исследователям этого искусства – Андре Грабару, Эрнсту Канторовичу.
Такие мозаики сохранились во всем средиземноморском мире, к востоку от Италии, включая естественно Италию. В Риме это целый ряд церквей. Несмотря на то, что многие мозаики пострадали сначала от времени, потом от слишком ретивых реставраций XIX века, как Санта-Пуденциана. В целом, эти мозаики сохраняют, по крайней мере, иконографию и в общих чертах стиль своих создателей. Золотая тога на плечах Христа на троне, конечно же, не могла не отсылать зрителя поздней империи к образу Юпитера Капитолийского и императора-триумфатора. Точно так же как образ мучеников в белой тоге с прожилками кроваво-пурпурного цвета отсылал к образу сенатора, магистратора, выступающего с достоинством в сторону земного императора. Подобно тому, как земной сенатор должен был выказывать свое почтение власти земной, точно так же небесный мученик, наш предстоятель перед небесами, несет свою корону к трону Всевышнего.
Образ человека и образ ангела
Между тем, ранние христиане боялись изображения человека. Это не могло не повлиять на монументальную живопись, точно так же как и на все другие роды живописи. Письмо Павлина Ноланского совершенно четко демонстрирует страхи образованного, верующего римлянина перед изображением. Его друг, Сульпиций Север (тоже крупный писатель, как и он), просит прислать ему собственное изображение, чтобы людям показать, чтобы люди равнялись на добродетельного современника. А тот ему отвечает: «Какое изображение ты от меня хочешь – небесного или земного человека? Первого? Я знаю, что ты желаешь тот царственный образ, которого в тебе возлюбил царь небесный. Тебе не может понадобиться иное наше изображение, кроме того, по образу которого ты сам создал». Но Павлину стыдно и собственных грехов, и своего нынешнего состояния. «И рисовать меня таким, какой я есть – он говорит, – позорно. Изобразить меня таким, какой я не есть, дерзновенно».
И вот это внутреннее противоречие не могло не сказаться и на уходе натурализма из монументального искусства, и, в том числе, и из образа человека. Если мы сравним друг с другом мозаики времен расцвета, византийского могущества, охватывавшего, как известно, большую часть Запада, то мы увидим, что все эти лица в чем-то очень похожи, хотя это не значит, что они все абсолютно похожи; это не значит, что портретность исчезла совсем, монументальное искусство призвано все-таки было призвано не индивидуальные особенности органической жизни здесь на земле, но надмирные ценности.
Поэтому ангелы напоминают нам Христа своими широко распахнутыми глазами, и люди, взирая на них снизу верх, тоже стараются подражать этим ангельским ликам. Верующий христианин должен воспитывать в себе ангелоподобность. Хотя у человека нет крыльев, на самом деле читатель знал, что и у ангелов крыльев вовсе нет. Эти крылья, как считают некоторые историки искусства, например, Фриц Заксль, вообще пришли в христианскую иконографию из античной иконографии, то есть, по сути, были сняты со спины богини победы Ники. Ангел необязательно вещает о победе, он просто посланник Божий. Но, как говорили средневековые авторы, иногда они понимали, что у ангелов нет крыльев, художники их изображают, потому что ангелы очень быстро перемещаются. А как перемещаться по воздуху без крыльев быстро, человек не мог себе представить, потому что все, что перед его глазами летало (будь то насекомые, жуки или птицы небесные), все летает с помощью крыльев. Поэтому логика эта совершенно железная, и искусство этой логики вполне следует.
Восток в сердце Запада
Византия стала на протяжении всего Средневековья очень важным источником вдохновения, в особенности для монументального искусства и Востока, и Запада. Даже если Запад не входит в сферу византийского содружества – в том смысле, который вкладывал в него классик византинистики Дмитрий Оболенский – в жизни искусства постоянное влияние даже иногда враждебного греческого, греко-славянского православного мира совершенно очевидно. Очевидно, в том числе, и потому, что памятники византийского искусства стояли на территории католического мира. Такова, например, Равенна.
Великие базилики VI в. вообще-то видели в своих стенах многих западноримских императоров – Карла Великого, Оттона II, Оттона III, скорее всего Фридриха II Барбароссу и др. Все они здесь бывали. И, конечно, каким-то образом, пусть и не зафиксированными письменными источниками, эти памятники излучали, если угодно, свое величие на умы и сердца людей последующих веков. Поэтому и мы в нашей лекции не можем не сказать, хотя бы кратко, об этих памятниках.
Как мы видим, ранние памятники – это базилики. И в любой базилике наиболее важное, фигуративное значением имеет апсида с ее главным, часто поднятым над полом, алтарем. Поднят он для того, чтобы все видели, что над ним происходит. И для обозначения иерархии клир всегда выше, чем мир. В апсиде обычно, как в Сан-Витале, изображается Христос Пантократор или Дева Мария. В редких случаях это может быть и местный святой, как в уникальной церкви Сант-Аполлинаре-ин-Классе. Но в этом может быть и определенная бравада. Совершенно очевидно, что Санто-Палинаре как бы соперничает с более ранней базиликой святого Виталия.
И здесь мы опять видим, что святой изображен не сам по себе, а в Эдеме, в земном раю, который, в свою очередь, как-то связан с раем небесным, явленным нам в сцене Преображения. Крест окружен тремя агнцами и фигурами Ильи и Моисея, что и подсказывает, что перед нами символическое изображения Преображения, то есть конкретной сцены Нового Завета. В середине, в пересечении креста мы видим едва заметное издалека оплечное изображение Христа. Это Преображение, при котором присутствует местный святой, чьи мощи лежат здесь же, под этой конхой. И 12 агнцев являют собой образ одновременно и 12 апостолов, и всех нас многогрешных, которые молитвой местного святого восходят на небо. Внизу – предстоятели Церкви.
Совершенно очевидно, что перед нами своеобразная богословская программа, непростая, я на ней очень кратко остановился; ее можно очень долго трактовать в рамках именно византийского искусства. Для нас важно сейчас понимать, что это самое византийское наследие в виде самой престижной, самой дорогой и самой долговечной техники живописи передалось западному Средневековью.
Характерный пример восхищения перед Византией – это сицилийское королевство времен Отвилей и нормандской династии, и знаменитые храмы Сицилии – Палермо Монреаль и Чефалу. Это те храмы, которые сохранились. Но их было, несомненно, больше, хотя это именно королевские заказы. Поэтому и уровень исполнения этих мозаик, и грандиозность замысла связана с совершенно необозримыми по тем временам экономическими возможностями. Такие возможности снились в XII веке ну разве что только Константинополю и крупнейшим центрам, активно торговавшим с Византией – в первую очередь, с Венецией.
В Венеции базилика св. Марка сохранила тоже один из самых монументальных циклов византийской мозаики, причем такой сохранности цикла мы не найдем на территории Византии, и в какой-то степени они представляют собой отражение византийского опыта.
Но, как верно анализировал лучший знаток этих мозаик, австрийский историк искусства Отто Демус, эта система представляет собой одновременно и трансформацию традиционной византийской монументальной живописи. Это тоже важно понимать, что византийские техника и композиция трансформируются для решения новых задач. Классическая система византийской мозаики сложилась к XI в. Она была рассчитана на храмы типа той же самой базилики св. Марка, ориентировавшейся на церковь двенадцати апостолов в Константинополе. Но большая часть западных храмов все-таки не обладала куполами, а представляла собой вариации на тему базилики, как в Чефалу.
Византийская мозаика на плоскости далеко не так интересна, как на разного рода изогнутых, кружащихся, переходящих друг в друга, поверхностях. Поэтому в Сан-Марко, в Венеции, византийскому мастеру оказалось слишком много пространства. Известно, что им там помогали и западные ученики. Но надо учитывать, что мозаика – это, прежде всего, греческая техника, и если тот или иной заказчик хотел увидеть у себя настоящую мозаику, он звал греков, но искусство это вместе с тем хрупкое в смысле традиции. Если, например, ситуация тяжелая, как 1204 г. для Константинополя, то мозаика страдает именно в первую очередь. Даже фреске можно было обучить даже с меньшими затратами, чем мозаике, просто потому, что мозаика – это логистически очень сложная техника, требующая невероятных ресурсов.
И, вместе с тем, как можно видеть на примере знаменитого цикла церкви Спаса в Хорах в Константинополе (нынешняя Кахрие-джами), мозаика – это форма живописи, рассчитанная на кружащуюся архитектуру, на архитектуру сложных изгибов.
Запад же работал, прежде всего, с плоскими формами. Базилика, унаследованная средневековой архитектурой от раннехристианского зодчества, это длинный коридор, неф, который чередуется окнами и колоннами. И, когда в этом нефе есть большие пространства стен, достаточно значительные для размещения дидактического цикла, когда на это есть средства, тогда и возникает памятник.
Романский период и ранее
Вот так возникали на этих самых путях власти совершенно удивительные циклы живописи, которые еще более удивительным образом дожили до наших дней. Например, несколько фресок, созданных около 800 года в аббатстве св. Иоанна в Мюстайре, в кантоне Граубюнден на востоке Швейцарии, куда редко ступает нога современного туриста.
Или еще один замечательный цикл, тоже неплохо сохранившийся, хотя и частично поновлявшийся – в церкви св. Георгия на о. Райхенау. Эти фрески созданы примерно тогда же, тем же поколением мастеров, в которые создавали знаменитые Оттоновские рукописи, уже становившиеся предметом нашего анализа.
Очень часто живописная программа храма ограничивалась по нехватке средств или по каким-то другим причинам тем самым смысловым символическим центром (не геометрическим, а именно смысловым) храма – это алтарная апсида. Таких апсид сохранилось много. Есть возможность иногда посмотреть их даже в музейных условиях.
Фрески в Тауле, Каталония
Таков, прежде всего, замечательный музей средневекового искусства, в который надо стремиться попасть – это Национальный музей искусства Каталонии в Барселоне. Здесь мы можем видеть, спокойно созерцать, фотографировать сохранившиеся фрагменты из апсиды церкви св. Климента в Тауле (Каталония). Вообще, Каталония была одной из великих школ прежде всего монументальной живописи в XII в.; из такого количества ни из одной стран мира не дошло живописи тех лет. Хотя Новгород классического Средневековья, и даже по сохранности своей, вряд ли может найти себе равного по количеству сохранившейся живописи.
В Каталонии была особая ситуация в начале XX в., и охрана памятников решила снимать фрески из церквей, для того чтобы сохранить, и большая часть их была привезена в столицу области, где они находятся по сей день. Это специфический способ сохранения художественного материала, к которому очень по-разному относятся историки искусства. Извлечение фрагмента из его историко-культурного контекста – преступление перед памятником. Но, учитывая, скажем эвфемистически, некоторые сложности Испании в первой половине XX в., слава Богу, что хоть что-то сохранили.
Так вот, в этой самой апсиде, мы чаще всего видим изображение величия Господа (Majestas Domini), или даже просто Majestas. Как это называется в искусствоведческой литературе, этот термин вполне себе средневековый. Я предлагаю передать его старым русским термином «Господь в Силах», то есть смысл в том, что Господь здесь изображается как всесильный Государь и Судия. Здесь же могли реже изображать Богоматерь с младенцем. Это два основных сюжета для апсиды.
Казалось бы – ну, все повторяется, все время одно и то же: мы видим святых, четырех евангелистов с их символами. Мы также понимаем, если вчитаемся подробнее в историю средневекового искусства, что все эти образы создавались под влиянием восточной традиции, и романская эпоха уж ничего особенного здесь не изобрела. Но в византийской традиции всемогущество Творца не очень терпело наличие всяких лишних деталей. Даже радуга (весьма условная радуга, но это именно радуга), на которой сидит Господь из Апокалипсиса – это уже может казаться лишним, отвлекающей от сути деталью. То же самое можно сказать и о прихотливости знаменитой романской складки, по которой часто можно датировать эти произведения или атрибутировать. Складки замечательно выписаны, но очень условные. Они отрицают весомость тела, его классическое достоинство, которому на протяжении всей своей истории оставалось верным греческое искусство.
Мы видим также, что символы евангелистов сопровождаются еще и фигурами ангелов, и если присмотреться, то ангел хватает за лапу крылатого льва св. Марка. Конечно, такая вольность совершенно немыслима в греческой традиции. Это было бы просто какой-то карикатурой на искусство, и никогда не было бы допущено в монументальную программу, выполненную с такой тщательностью, с такими драгоценными красками.
Совершенно очевидно, что церковь св. Климента в Тауле – это перворазрядный памятник. Это шедевр, заслуживающий отдельного сложного анализа. Есть такое ощущение, что фигура Христа по своему масштабу превосходит все остальные – не потому, что она на переднем плане по отношению к заднему плану. Ни в коем случае такого нет. Ее масштаб, как и на культурном тимпане, связан с тем значением, которое придается этой фигуре.
И еще одна важная функция монументального образа божества – оно светится, излучает энергию, которая передается всем остальным присутствующим при сцене. Но если в византийской традиции достаточно было внутреннего свечения, чтобы передавать пустому и в то же время исполненному света фону из золота, то здесь, в романской живописи, на золото, конечно, и денег нет, потому что его не изобразишь с помощью красок. Но романскому художнику, как мне кажется, глядя на подобные изображения, важно связать композицию всеми возможными средствами. Отсюда, например, поделенный на чины, на ярусы фон, состоящий из трех цветов, причем эти цвета кажутся совершенно произвольными. Из них более-менее канонична ультрамариновая голубизна мандорлы и частично одеяния Бога и нижнего яруса. Далее идет желтый, вполне понятный в испанской традиции, там любили желтый цвет. И совершенно непонятный черный цвет.
Художник пытается связать самое святое с миром людей с помощью всех доступных ему средств. И то, что ангел хватает за хвост и льва, и крылатого быка, несет, словно сокровище, орла святого Иоанна – в этом только с современной точки зрения можно видеть какое-то чувство юмора. Для взгляда каталонца XII в. это, выражаясь метафорически, звено в цепочке. Если убрать эти фигуры, то получится сетка из архитектурных мотивов, из мандорлы. Затем мы добавим сюда основные фигуры, прочертим их жесты, и у нас получится удивительно спаянная композиция. И с какого бы конца мы ни начали, с угла, снизу или сверху, читать эту композицию, она, в конце концов, приведет наш взгляд к основному образу, и в левой руке Господа мы увидим надпись: «Аз есмь Свет мира». Это текст, приглашающий нас к диалогу с божеством, несмотря на его, казалось бы, иератическую отрешенность от нашего мира. Смотрит он, надо подчеркнуть, на нас.
В этом изображении Дева Мария с Христом. Казалось бы, ну что такого особенного? Почти ничего особенного, за исключением того, что это церковь, находившаяся в непосредственной близости от предшествующей. Соответственно, они как бы вступают в диалог друг с другом. Там – Бог Страшного суда, здесь – Бог родившийся, но Бог, уже облаченный в царское одеяние. В руках он держит евангельский свиток. Перед нами не просто изображение Богоматери с младенцем – образа на троне, в мандорле, изображение тоже являющее всемогущество Божества, но Божества воплощенного. Не только это. Здесь сцена поклонения волхвов – волхвы все подписаны, одна звезда горит по обеим сторонам (логично, что в композиции их две).
Такая несуразица может казаться несуразицей только нам с вами, что звезды две, хотя Писание говорит об одной. Живопись вполне способна на логические дополнения, следуя собственным законам. Представьте себе, что у одного из трех волхвов-царей звезда есть, а у двух других нету. Возникает логичный для взгляда вопрос: а те что? они как пришли? То есть, у живописи своя логика есть. И опять, как в любом русском храме, и в византийском, сохранившим живопись, мы видим, что под надмирной сценой всегда над алтарем стоят фигуры предстоятелей, то есть святых. Часто это местные святые. А иногда здесь можно встретить и ктиторов (или донаторов – название в западной традиции). Если человек действительно потратился и духовно, и материально, и физически на создание этого храма, то он может претендовать на место в небесных чертогах.
Сант-Анджело-ин-Формис, Кампания
К XI в. такая монументальная живопись в Западной Европе достигла быстро удивительной зрелости. Один из таких памятников – Сант-Анджело-ин-Формис, монастырь в Кампании, неподалеку от Неаполя, можно доехать на автобусе примерно за час. Церковь монастыря сохранила в очень хорошем состоянии цикл фресок, созданных в последней четверти XI в. при непосредственном участии крупнейшего аббатства того времени Монте-Кассино. Сам Монте-Кассино толком не сохранился, уцелела только библиотека. Но то средневековое, что там было, еще оставалось, погибло во Вторую мировую войну. Таким образом, Сант-Анджело-ин-Формис являет нам образец той живописи, которую мы называем романской в ее классическом обличии.
Мы видим, что стилистически образ Пантократора выделяется невероятной эмоциональной мощью. Но когда ты входишь в храм (я не случайно показываю такой странный слайд), за плечами у тебя невероятно яркое кампанское солнце, а в храме царит полумрак. Вы мне резонно скажите, что здесь ничего не видно. Только постепенно привыкаешь к этому разреженному освещению, окна небольшие. Но зато, если солнце падает на фрески, их дидактическая ясность, цельность и в то же время богатство содержания совершенны очевидны.
Перед нами параллельные изображения истории Ветхого и Нового Заветов с акцентом, естественно, на земную жизнь Христа, на его страсти (страдания), крестную смерть и Страшный суд.
Но начинается все с сотворения мира, и искупительная жертва Христа становится понятной, когда на противоположной стене видишь, откуда все началось. Например, перед нами изгнание из рая Адама и Евы. Адам уже с мотыгой, потому что ему предстоит в поте лица добывать хлеб для себя и для жены. Оба плачут, потому что понимают, что они натворили. Ева, как бы почти обнаженная, потому что тем самым, при всей странности изображения наготы, изображена ее обнаженная грудь, потому что ей предстоит кормить своих детей и в муках рожать. Это примерно то, что, не открывая рта, говорит им ангел. Но, при этом, чувствуется совершенно неуместная, казалось бы здесь, жалость ангела по отношению к этим людям. Лик ангельский написан так же, как и лица, страдающие за собственный грех наших праотцев, с той лишь разницей, что его брови не сведены в жесте страдания, потому что ангел не страдает.
И стены и своды
Монументальная живопись располагалась обычно на стенах, но могла в более редких случаях в романскую эпоху располагаться и на своде. Когда этот свод появился около 1100 г., бочкообразный свод сменяет обычный деревянный потолок.
Вполне возможно, что деревянные потолки тоже могли украшаться изображениями. В редких случаях они сохранились, как, например, в Циллисе в Швейцарии (XII в.). В целом же, мы не можем судить о сохранности живописи на дереве такого далекого времени.
В XII в. потолок тоже мог украшаться циклом, похожим на тот, которым украшались стены. И мог располагаться своеобразным бустрофедоном, то есть, по ходу быка ветхозаветная история. Здесь вы узнаете Ноев ковчег – это спасительная история. Эта история прочитывается бустрофедоном, и, в конце концов, приводит тебя в Святая Святых – к алтарю. Таким образом, весь свод призван внимательного зрителя, способного на такой высоте хоть что-то различить, настроить на евхаристический лад. Это классическое Средневековье.
Витраж как ответ Запада
Между тем, в недрах романской цивилизации рождается такое новое и очень важное для средневековой живописи, как витраж. Он был известен в какой-то форме в античности, во всяком случае в поздней античности. Он известен в Византии. Византия, как известно, умела все, но не всем пользовалась. И, при всей любви византийских архитекторов к игре света, византийская мозаика взяла на себя все основные функции для создания монументального фигуративного храмового пространства. Если византийский храм хочет что-то рассказать, он рассказывает это либо во фреске, либо, если хватает денег, в мозаике.
На Западе возможно в какой-то степени из духа соревнования с почтенной византийской традицией в XII в. активно развивается искусство витража. И витраж mutatis mutandis в глобальной истории искусства стал ответом Запада на Восток. Витраж стал языком монументального зодчества к 1200 году. Он сохранял свои позиции до эпохи Возрождения включительно во всех странах, кроме Италии. Витраж в Италии тоже существовал. Это искусство никуда не делось и существует по сей день, хотя и потеряло фигуративность, фигуративный смысл. В целом, вообще монументальная живопись сейчас не двигатель прогресса, в отличие от Средневековья или эпохи Возрождения. В эпоху Возрождения мы обычно воспринимаем ее как Сикстинскую капеллу. Но на севере витраж вполне жил здоровой, полнокровной и полноценной жизнью на протяжении, по крайней мере, всего XVI века.
В XII в. витраж особенно активно развивается во Франции, Англии на землях империи, прежде всего в Германии. Его можно рассмотреть в деталях, как мы видим на этом слайде, прежде всего в музеях. Это очень полезно. 3 Здесь мы видим фрагмент витража из Клостернойбургского монастыря в Австрии. Он подсвечивается изнутри электрическим светом. Мы видим этот витраж примерно так, как его должен был видеть прихожанин XIII в., только сблизи. Между тем, если посмотреть на монументальную форму витража, то далеко не все издалека можно разобрать.
Вот, например, южный трансепт собора в Шартре, созданный в 1220-х гг. Перед нами наверху знаменитая готическая роза. В сердце этой розы мы видим Господа в окружении 24 старцев Апокалипсиса. В нижнем регистре мы видим Богоматерь с младенцем, в центральном ланцете, в окружении четырех великих пророков, несущих на себе четырех евангелистов. Перед нами как бы образ гармонии между Ветхим и Новым заветами. Новый завет воплощает в себе Ветхий завет. Евангелисты рассказывают об исполнении пророчеств. Издалека не разглядишь, но если хватает зрения, то прочтешь надписи, и они нам показывают, что это четыре пророка, и у них на плечах четыре евангелиста.
Витраж создан в первой трети XIII в. Но за столетие до этого в том же Шартре крупный местный магистр Бернард Шартрский говорил: «Мы с вами карлики на плечах гигантов. Они видели далеко, зрение у них было очень сильное. Мы видим еще дальше не потому, что мы умнее и прозорливее, а потому, что мы сидим у них на плечах». Эта фраза была зафиксирована духовными наследниками магистра Бернарда Шартрского.
Можно предполагать, что создатели этого витража как бы вспомнили эту фразу и решили ее воплотить в такой монументальной форме. Это не точно, нигде это четко не сказано. Более того, некоторые историки средневековой мысли отрицают такую связь. Мне кажется, что такая связь вполне возможна, потому что Шартр сохранил гуманистическую преемственность по отношению к своим магистрам в XIII в. И семейству графов Дрё и Бретани, которые скинулись на этот витраж, вполне могло польстить создание особенной иконографической программы на тему крылатого выражения, почему бы и нет.
Вот собор Нотр-Дам в Лане, чтобы показать вам, чего достигло это монументальное искусство уже к началу XIII в. Витраж встраивается в тело собора, при этом постепенно съедая стены этого собора и превращая его в своеобразную говорящую оранжерею. Мы здесь тоже видим в главном хоре собора, в его прямоугольной по форме апсиде, ту же самую розу. И я вам показываю очень маленький фрагмент одного из ланцетов – это встреча Марии и Елизаветы. То есть, новозаветная история в витраже может рассказываться с каким угодно количеством деталей.
В этом плане витраж оказался при всей своей дороговизне намного выгоднее, чем фреска. Это первое. Второе. Витраж, как ни странно, сохраннее, чем фреска во французском и в германском климате. Фрески здесь тоже создавали, но их немного. Конечно, многое погибло, в том числе уже многое перестраивалось уже в те времена, потому что, представим себе, что в XIII в. фреска уже, мягко говоря, не в моде. И если у города вдруг появляются средства, он просто снесет старый храм или перенесет его, разбив и расширив окна, укрепив контрфорсами основное тело.
Поучающее сокровище
Рассказывающее в таких ярких драгоценных красках стекло воспринималось как сокровище и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Для изготовления крашеной слюды зачастую использовались настоящие драгоценные камни. Их жертвовали местные сеньоры. И сами епископы, которые часто сами были ближайшими родственниками феодальных семейств. Мы должны учитывать, что церковь – феодальный, богатый сеньор. И церковь – это власть, которая должна не только воспитывать свою паству, но еще и являть свое величие, например, по отношению к ближайшему соседу, городу или деревне.
История великих готических соборов – это также история церковной гордыни, в которую вклинивалась светская гордыня. Возьмем один из самых замечательных витражей классической эпохи витража – житие св. Евстафия Плакиды в Шартре. Его можно хорошо разглядеть в деталях и в нижнем ярусе без сякого бинокля. Трогать не советую, но можно и рукой дотянуться. А с биноклем можно разглядеть и сцены наверху. Вместе, когда мы смотрим весь витраж целиком, он представляет собой невероятно сложную схему. На моем слайде мы толком ничего не различим. Различим только сотню фигур. Мы также понимаем, что три геометрических фигуры, два круга (большой и малый) и ромб призваны эту историю организовать. И предполагаем, что в ромбах будут самые главные истории. Потом в парных крупных клеймах какие-то еще важные истории, и в малых клеймах – побочные истории и детали. Примерно как в литературном произведении. У нас есть основная тема, завязка, акме и развязка. Примерно также будет и здесь.
Мы видим, что нижняя сцена представляет собой изображение охоты. Представим себе этот ромб. Расставив средней длины руки, мы получим размер этого витража – он примерно около метра в ширину. Это монументальная живопись, но не то, что каких-то невообразимых размеров. В этом небольшом ромбе мы видим две конных фигуры: один – с луком, другой – либо уже выстрелил, либо собирается стрелять, а другой трубит в охотничий рог. Они преследуют трех оленей, и помогают им в этом четыре собаки. То есть, на совсем небольшом пространстве у нас размещено большое количество фигур. При этом у нас не создается ощущение перезаполненности, переизбыточности этой сцены. Она композиционно вполне логична, мы чувствуем ее невероятную динамику. И эта первая сцена призвана, наряду с орнаментальной рамой, нас настроить на динамический лад.
И дальше начинается рассказ об охотнике Плакиде – это римлянин III в., который охотится. Куда-то его конь занес, и он встречает в лесу оленя, посреди рогов которого высится крест. И, казалось бы, что это ключевой момент его истории, точно так же как и его крещение. Потому что, античный язычник, просто охотник, превращается в нового человека, в христианина. С точки зрения христианской дидактики, Житие св. Евстафия призвано показать мирянину 1200 г., что и он тоже, будучи христианином, зачастую ведет себя вовсе не как христианин. И он должен молиться о том, чтобы Господь как-то явил свою силу, себя самого даже таким чудесным образом, чтобы потом быть в состоянии пройти через любые испытания, как Евстафий, чтобы стяжать небесную благодать. Эта самая небесная благодать изливается ему на голову в обоих этих клеймах с помощью красного огня. Что-то подобное мы видели на миниатюре Хильдегарды Бингенской. И здесь – тоже. Мы видим, что сфера Господа, его локус обозначен в клейме отдельным рисунком – желто-зелено-бело-красным (в первом случае). Локус божества обозначен отдельной сферой. И, в первом случае, десница Божия как бы выступает из этой сферы, вторгается в сферу человеку, потому что здесь явлен крест. И на Плакиду изливается Божественный свет, как бы разбивая надвое прежнее имя будущего Евстафия.
В следующем клейме он получает крещение, как ни трудно догадаться. И, вместе с ним, новое имя, которое подписано (сейчас едва заметно) – это имя Евстафий, Евстахий, Евстациус по-латыни. Далее у него разные приключения, и, в конце концов, он стяжает небесную славу. Здесь мы видим, что витраж, как и миниатюра его времени (мы это тоже видели в предыдущих лекциях), сочетает в себе вкус к рассказу, нарратив с классификацией. Такова и богословская вероучительная мысль того времени. Она полностью основывается на библейском рассказе.
Замысловатое наглядное пособие
Но смысл библейского рассказа в том, чтобы дать средневековому христианину, верующему прихожанину церкви некую систему знаний. И в этом смысле витраж опять здорово выигрывает перед фреской. Фреска может либо дать нам икону – например, образ «Спаса в силах», или образ для подражания – Христос омывает ноги апостолам. Точно так же и мы должны быть готовы помочь ближнему. Все это понятно. Витраж, будучи частью монументального архитектурного пространства, самой своей сутью, своими свинцовыми перепонками как бы вклинивается особенным образом в тело храма. И саму человеческую мысль витраж организует тоже новым, не известным даже мозаике, образом. Вот перед нами один из моих любимых витражей – «Новый Завет», но не в смысле Новый Завет как книга, а по-французски это называется Nouvelle Alience (Новый Союз). Но надо учитывать, что слово «Завет» в библейской традиции означает договор, союз между Богом и людьми. И новый он по отношению к старому. Не случайно такое название возникло. Это так называемый типологический витраж, в отличие от витража нарративного.
Главная сцена – спасительная смерть Христа легко прочитывается, несмотря на то, что лики пострадали от времени. Мы видим, что Эклезия, Церковь, в чашу набирает кровь, вытекающую из груди Христа. Синагога же в одной своей руке держит скрижаль 10 заповедей и сломанное копье. Она слепа. У Синаноги повязка на глазах, и с ее головы падает корона. То есть, когда-то она была царицей. Но, из-за того, что она предала Христа, она как бы убила его – мы видим, что ее копье направлено в Христа, и это совсем не случайно. Мы знаем, что бок Христа на самом деле проткнул римлянин, и средневековый христианин это тоже знал. И это было жестом милосердия. Но, в целом, в напряженной антииудейской атмосфере эпохи Крестовых походов, Синагога становится метоминией всех тех злыдней, которые Христа предали. Это в какой-то степени и знак иудаизма, и даже антисемитизма тех лет. Но это не значит, что в Бурже все поголовно были антисемитами.
По бокам этой сцены мы видим Моисея. Слева он извергает с помощью палки-жезла воду из скалы, творя чудо. Справа он создает медного змея, то есть отливает из меди змея, ставит его на столп и говорит своим иудеям: «Поклонитесь ему, и кара Господня вас минет». Это история из хождения 40-летнего перехода иудеев из Египта в Израиль. Они воспринималась как спасительная история, как предвестие спасения христианского народа. Точно так же, как они 40 лет ходили по пустыне, и были у них испытания и искушения – точно так же Христос потом 40 дней был искушаем в пустыне, и, в конце концов, спас человечество. И точно так же, как и мы, христиане, сегодня должны поститься Великим постом, сопереживая эту историю.
Казалось бы, Моисей создает истукана, кумира. Но художник нам показывает, что кумир кумиру рознь. Христово распятие и крест как знак этого Распятия – это спасительный «идол». Но идол здесь будет совершенно неправильным словом, поскольку в русском языке оно отрицательное, но внутри Ветхого Завета – подсказывает нам художник и богослов, стоящий за ним – есть предвестие истории Нового Завета.
И, казалось бы, порядок этого рассказа сбивает нас с толку. На самом деле, мыслители того времени (например, Гуго Сен-Викторский) вполне хорошо понимали нелогичность рассказа в Библии, отсутствие четкой последовательности в нем, но они давали этой видимой непоследовательности совершенно четкое объяснение.
Вот как пишет об этом Гуго Сен-Викторский: «В рассказе нужно иметь в виду прежде всего то, что божественное Писание не всегда идет естественным непрерывным чередом. Часто оно более поздние события излагает раньше предшествующих. Перечислив что-то, вдруг возвращается назад так, будто речь идет о прямой последовательности».
Такие витражи, рассказывающие одновременно несколько историй, сливающих их в своеобразную таблицу, схему или даже в многоплановую икону, могли сбивать с толку. У нас даже есть свидетельство середины XIII в. о том, что буржские витражи казались прихожанам выдумкой клириков, которые самую простую историю умудряются превратить в набор несуразиц. Мы должны понимать, что у витража в Средние века, как и сегодня, существовало несколько уровней понимания. Это совершенно нормально для любой культуры. Главное, что средневековый человек понимал, что божественное Писание далеко не всегда идет естественным непрерывным чередом. Часто оно более поздние события излагает раньше предшествующих. Перечислив что-то, вдруг возвращается назад, как будто речь идет о прямой последовательности. Так говорил Гуго Сен-Викторский в 1120-х гг. в своем сочинении «Дидаскаликон». И примерно так же рассуждали богословы эпохи расцвета витража, современники Петра Ломбардского, или позже Фомы Аквинского.
Витраж стал своеобразной квинтэссенцией средневековой монументальной живописи, поэтому разглядывать его по сей день невероятно интересно.
Источники
- Kemp W. Sermo corporeus. Die Erzählung der mittelalterlichen Glasfenster. München, 1997.
- Castelnuovo E. Vetrate medievali: officine, tecniche, maestri. Torino, 2007.
- Caviness M. Stained glass windows. Turnhout, 1996.
- Caviness M. Paintings in Glass: Studies in Romanesque and Gothic Monumental Art. Ashgate, 1997.
- Grodecki L., Brisac C. Le vitrail gothique au XIIIe siècle. P., 1984.
