Главная › Психология › На теплой земле (сборник). Жизненный путь И.С

На теплой земле (сборник). Жизненный путь И.С

"Нечего жалеть" - и все же жаль

"Я родился и вырос в серединной части России, в междуречье Оки и Днепра, в простой, трудовой семье, прадеды и деды мои вековечно связаны с землею" (Цитир. здесь и далее по: И.Соколов-Микитов. Собр. соч. в четырех томах. Л., 1985; т. 4. С.130), - писал в своих "Воспоминаниях" 1964 года Иван Сергеевич Соколов-Микитов.

Он родился 17 мая 1892 года в селе Осеки Калужской губернии; прожил долгую, 82 года, жизнь; умер 20 февраля 1975 года, оставив после себя книги, которые высоко ценили многие его современники - среди них были А.Ремизов, И.Бунин, М.Горький, М.Пришвин, А.Толстой, К.Федин, А.Твардовский, К.Паустовский. Ему везло на хороших, преданных друзей в жизни и литературе. Но хотелось бы верить, что он принадлежит не только истории русской литературы, но и дню сегодняшнему.

В одном из своих любимых произведений - повести "Детство" (1931) - писатель любовно и глубоко поэтически воспроизвел мир детства, который остался в его памяти на всю жизнь и в котором он справедливо видел самые истоки и своего характера, и своего творчества. Образ юного героя в повести - конечно, художественное обобщение, в котором личные впечатления переплавились, как воск, осветились более поздним жизненным опытом, вольно или невольно были подчинены законам творчества. И все же здесь много глубоко личного, автобиографического; Соколов-Микитов писал о своем герое, а думал о себе...

Красота русской природы, обычаи и традиции русской деревни, калейдоскоп русских характеров, типов, которые запечатлелись в детском сознании, самые разнообразные - обычные, рядовые и чрезвычайные - события тех далеких лет, будь то сильная гроза в пути или чтение книг, смерть дяди Акима, - все это закладывалось в фундамент личности писателя, определяло его взгляд на мир, позже нашло свое отражение в его художественном творчестве... Безотчетное ощущение полноты жизни служило основой его природного оптимизма, которое затем помогало ему в самых трудных случаях жизни.

Однако детство - это не только пора счастья, полноты жизни; это еще и время детских страхов, обид, разочарований, время, когда прорезываются и растут не только зубы, кости, но и личность, душа, - а это процесс не всегда легкий и простой, зачастую болезненный, сложный, дисгармоничный. Герою повести - и, конечно же, автору - знакомо и отчаяние, и сознание своей слабости, и неумение понять многое, что ставит его порой в тупик.

Детство Соколова-Микитова пришлось на время, когда в России уже многое менялось, уходило: исчезали поэтические "ларинские" усадьбы, старинный помещичий быт тургеневских романов, вовсю рубили чеховские вишневые сады. В деревню, в Россию приходили практичные лопахины, наступал "железный" город, с его жесткими порядками и законами. Разрушался вековой уклад русской деревни, русского крестьянского быта. "Все изменялось тогда в деревне. Все чаще и чаще, страдая от безработицы и безземелья, уходили мужики на заработки в города, переселялись на шахты, на заводы. Возвращавшаяся из города молодежь, хлебнув иной жизни, привозила новые слова, новые слышались в деревне речи..." (с. 47). И все же - "еще оставалось много старого, почти нетронутого в глухой смоленской деревне..." (с. 48).

"Мне нечего жалеть из этого прошлого, - читаем мы в конце повести. - Жалко лишь тетеревиных выводков, деревенских песен и сарафанов, жалко некогда наполнявшего меня детского чувства радости и любви, которого никакими силами теперь не вернуть..." (с. 96).

"Нечего жалеть" - и все же жаль... Жаль ушедшего, промелькнувшего детства, тех мгновений счастья и полноты жизни, которые он знал, того мира русской жизни, устоявшегося быта, обычаев, жаль родителей, друзей, жаль всего того, что "никакими силами не вернуть", - жаль прошлого, каким бы прекрасным ни было будущее... С этим чувством легкой грусти и любви-жалости - вот он, его спасительный "плотик", - и прощается писатель со своим детством.

Многие мотивы и темы "Детства" мы находим и в повести "Елень" (1929), в которой перед нами тоже предстает островок бесконечного русского пространства, русского космоса. Сюжет повести развивается медленно, как бы исподволь. Ее хронологические рамки - Русско-японская война, первая русская революция 1905 года. Мы узнаем, как наживал свои капиталы Хлудов, как его сын растратил отцовское наследство. Параллельно с линией Хлудовых в повести звучит, набирая крещендо, тема русского крестьянства, его судьбы. Автор рассказывает нам о простых русских крестьянах- таких, как лесник Фрол, его отец по прозвищу Окунек, других жителях деревни. При этом писатель не идеализирует их, он не скрывает, что деревенский люд зачастую оказывается равнодушным к беде своих земляков. Бедность делает людей черствыми, разъединяет их; объединяет же их совместная, дружная работа. Подлинным гимном вольному коллективному труду звучит главка "Плоты" - о плотогонах, сплавляющих лес по реке┘

Поэтичен и реалистичен одновременно образ Елени - тихой речки и одноименной небольшой русской деревни, что находится в лесу, на болотах, в самом сердце России. Ее срединность, корневая суть подтверждается тем, что она является средоточием многих традиций русской жизни, со всей ее характерностью и своеобразием, неповторимостью. В этом мире господствует уважение к далекому и недавнему прошлому, к традициям предков. Медленно пробиваются здесь ростки нового - того, что приходит из города, из внешнего мира, с войной, революцией. При всей замкнутости, герметичности этого островка русского космоса он оказывается кровно связанным, соединенным со всей Россией, с ее исторической почвой, судьбой.

Повесть "Елень" задумывалась как роман; в ней чувствуется некоторая незавершенность, неразвернутость сюжетных линий, атомарная сжатость образов, отдельных сцен. Однако положенный в основу повести материал, реалистическое мастерство художника делают ее вполне самоценным, самодостаточным произведением. Его актуальность не бросается в глаза, она не декларируется, но является органической составной частью его художественного мира. Все это составляет характерные черты уже сложившейся в конце 20-х - начале 30-х годов творческой манеры художника.

Писатель в 25 лет

Формирование писателя происходило в условиях резкой революционной ломки традиционных устоев русской национальной жизни. Он был свидетелем и участником революции 1905 года, Февральской революции, наконец, Октября 1917 года. И.Соколова-Микитова тянуло к родной земле, к деревне; он был влюблен в русскую природу с ее просторами и тишиной, левитановским покоем. Вместе с тем, по его собственному признанию, он "никогда не испытывал влечения к оседлости, собственности и домоседству" (с. 136). И поэтому его жизнь оказалась с самой молодости наполненной множеством самых разнообразных событий.

Он часто менял профессии (был медиком, авиамотористом, матросом и т.д.), много путешествовал, участвовал в Первой мировой войне, как уже говорилось, не был лишь сторонним наблюдателем в революционных событиях. Но, оказываясь далеко от дома, он тосковал по родине, его вновь и вновь тянуло к родным местам "серединной России". Все это нашло свое отражение в его творчестве, в котором мотивы дороги, расставаний и встреч, мотивы дальних странствий и неутолимой любви к Родине - словно в симфонии, дополняли и обогащали друг друга...

Уже в десять лет И.Соколов-Микитов пережил первый "перелом" в своей жизни, когда вместе с семьей они переехали из деревни в город (Смоленск), где ему открылся сложный и противоречивый мир, ранее незнакомый.

В училище он особенно не ладил с законоучителем - классным наставником, "неведомо за что меня невзлюбившим" (с. 133). Из пятого класса реального училища он был "изгнан с волчьим билетом "по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям". "Изгнанию из училища предшествовал обыск в моей комнатенке на Запольной улице, в присутствии жандармского ротмистра и двух городовых. Как выяснилось позднее, причиною обыска был донос провокатора, служившего приказчиком в табачной лавочке, за перегородкой которой иногда мы собирались" (с. 134). Это стало вторым "переломом" в жизни, приобщившим его к революционным событиям в России.

Одним из ярких, "потрясающих" впечатлений в жизни писателя было, по его собственному признанию, впечатление от моря, которое его "покорило". Он служил матросом на пароходах торгового флота, посетил многие города и страны, видел многие моря. И.Соколов-Микитов вспоминал, что события Первой мировой войны застали его далеко от родины, на берегах Эгейского моря, где он без копейки в кармане скитался по Халкидонскому полуострову, вблизи легендарного Олимпа. "В Россию вернулся морским путем, когда над миром уже бушевала Первая мировая война. Эта Первая мировая война, потрясшая устои старого мира, стала третьим жизненным испытанием" (с. 137).

Затем, прожив недолго в деревне, он ушел на фронт добровольцем, служил в санитарных отрядах, летал на первом русском тяжелом бомбардировщике "Илья Муромец", командиром которого был смоленский земляк Г.В. Алехнович - один из первых знаменитых пилотов в России. В годы войны Иван Сергеевич продолжал писать и изредка печатался в литературных сборниках и журналах.

Февральскую революцию он встретил на фронте. Позже Соколов-Микитов вспоминал, как в качестве депутата от фронтовых солдат он приехал "в революционный, залитый красными флагами Петроград". Здесь встретил Октябрьскую революцию; в зале Таврического дворца он слушал выступление Ленина; здесь же, в редакции "Новой жизни", познакомился с А.М. Горьким и другими писателями, доброжелательно отнесшимися к его творческим опытам, впервые серьезно стал задумываться о том, что вскоре определило его жизнь, стало его судьбой... "Революция стала моим четвертым и окончательным переломом в моей жизни: я стал писателем" (Воспоминания, с. 137, т. 4). В ту пору ему исполнилось двадцать пять лет.

Истоки: фольклор и "русская натура"

И.Соколов-Микитов сам признавал, что один из главных и первых истоков его творчества был русский фольклор, русские народные сказки, которые он хорошо знал с детства, любил, в которых черпал вдохновение. В разные годы им был создан цикл "Озорные сказки", в котором писатель "своим языком" рассказывал некоторые известные сказочные мотивы, развивал их, использовал хорошо известные и создавал новые образы сказочных героев. Работа над сказками была для него школой, в которой он учился прекрасному образному русскому языку, умению безыскусно и просто рассказывать, строить сюжет, сочетать фантастику, вымысел с тонкими и глубокими наблюдениями над жизнью, психологией человека, с его мудрым отношением к подлинным нравственным и духовным ценностям.

Тогда же Соколов-Микитов определенно и недвусмысленно заявил о себе как о последователе реалистической школы. В эти годы он создает цикл рассказов о войне. Он пишет о том, что хорошо знает, что видел и слышал сам, поэтому его рассказы зачастую похожи на зарисовки, очерки, корреспонденции. Авторский комментарий в них, как правило, минимален, философские размышления редки и скупы. При этом главное для писателя - передать состояние души.

Нерв военных рассказов И.С. Соколова-Микитова - думы о России, о русском характере. Здесь и боль, и гордость, но за всем этим - стремление к правде. В рассказе "Здесь и там" писатель размышляет о "русской натуре": "говорить бог знает что, но быть твердым на деле"; "ругать дело и проклинать, но в то же время вести его до конца неуступчиво, несмотря на беды и несчастья" (с. 13).

В рассказах "Кукушкины дети", "Крылатые слова", "Шепот цветов", "Затишье перед бурей" немало эпизодов, в которых раскрывается душевная щедрость русского человека, его самоотверженность, неодолимая тяга к красоте.

"Нет людей"

Находясь в дальних морских путешествиях, на фронтах Первой мировой, Иван Сергеевич прислушивался к тому, что происходило России. Революцию - сначала Февральскую, а затем и Октябрьскую - он принял с энтузиазмом, осознавая необходимость и благотворность перемен, но и хорошо понимая, какие трудности стоят перед новой властью... Об одной из таких трудностей - рассказ "Безлюдье". "Нет людей - вот что понял я. Добросовестных, сознательных людей, понимающих угрожающее положение страны и революции". "Великая беда России, страшней голода - безлюдье" (с. 45, 47).

В 1923 году в журнале "Россия" были опубликованы его "Письма из деревни", в которых содержатся интересные наблюдения о деревне первых послереволюционных лет. "Странно перемешались концы: с шестнадцатым веком смешался век двадцать первый", - отмечает Соколов-Микитов (с. 70). В этом смешении неизбежно много поверхностного, наносного, что, в свою очередь, негативно отражается на самом языке. "Время засыпало деревню словесным сором - и баба в потребиловке, выбирая ситец, уже не говорит приказчику-куму: "Кум Арсеня, дай мне ситцу получше"; говорит баба: "Желательно взять енергичного ситцу". В волисполкоме┘ председатель говорит секретарю Кузьке, продувному парню: "Средактируй, Кузька, бумажку" (с. 70). "Быт новый, быт старый - где найти слов?!" - восклицает автор (с. 71). При чтении "Писем┘" невольно вспоминаются персонажи сатирических произведений В.Маяковского, Д.Бедного, рассказов и повестей М.Зощенко, М.Булгакова.

"Морские" рассказы

В те же 1920-е годы у И.Соколова-Микитова сложился целый пласт рассказов и произведений других жанров, в которых нашел свое отражение "морской" период его жизни, многочисленных скитаний по свету, путешествий.

Его волнуют далекие страны, он восхищается красотами, пейзажами; его потрясают такие простые и вечные ценности, как солнце, земля, море, птицы; он не устает любоваться всем изменчивым великолепием природы днем и ночью, на восходе и на закате...

Мир морских рассказов и романтичен, и реалистичен одновременно. Романтикой веет от тяги героев к путешествиям, во время которых мир расширяется, удивляет своим многообразием, красотой, - происходит настоящее открытие, постижение мира.

Герои Соколова-Микитова - простые рабочие люди, матросы, грузчики, мужчины и женщины, русские и англичане, греки и турки - целая галерея художественных образов, созданных с разной степенью выразительности, запоминающихся то своей необычностью, неординарностью, то характерностью, типичностью. Большинство сцен зримы, осязаемы, портреты рельефны, словно выбиты на медальоне.

Автор рассказов проявляет глубокий и живой интерес к тем странам и народам, которые проходят перед его глазами, с которыми знакомится при заходе в иностранные порты - это и порты Африки, стран Средиземноморья, с их полуденной жарой, пряными запахами восточных базаров, и порты Англии, Голландии, других стран.

Герой годами плавает вдали от родных берегов, гуляет по улицам и площадям чужих портов и городов - и всегда вожделенной для самого автора и его героев-соотечественников остается мечта о возвращении в Россию. На родину тянут воспоминания о детстве и юности, о родителях, друзьях; в снах он видит русские поля и сады, речку, где он ловил рыбу, дороги, леса - весь тот мир тишины и покоя, который хранится в душе и служит неистощимым резервуаром в трудные годы странствий. На родину тянут и события, тревожные и радостные.

Верный своей творческой манере, стилю, Соколов-Микитов, как правило, не выстраивает сложных сюжетов, хитросплетений, не вдается в глубокие философские рассуждения и психологические глубины своих героев. Он ограничивается сдержанной, скупой записью событий, кратким авторским комментарием; здесь, кажется многое остается за кадром... Но в самой манере повествования, лишенной внешней эффектности и значительности, скрывается внутренняя энергия и напряженность недосказанного, что подталкивает фантазию читателя, помогает ему многое "достраивать" самому, словно участвовать в процессе создания художественного образа, чуть намеченного сюжета.

Сдержанность интонации, неторопливость внешнего действия, зоркая наблюдательность, полновесность слова, гармония скрытого и осознаваемого в изображаемом - вот только некоторые характерные черты прозы И.Соколова-Микитова, его стиля, без понимания которых невозможно осмысленное отношение к художнику, реальной ценности его творчества.

Иван и туман

Наиболее заметным произведением Соколова-Микитова 20-х годов стала повесть "Чижикова лавра" (1926); в своей основе она также автобиографична. В повести несколько временных пластов, которые взаимопроникают один в другой, обогащают повествование, помогают проникнуть в душевный мир героя, лучше понять самые истоки его характера, его мироощущения. И здесь важную роль играют воспоминания героя о его детстве, юности, о тех годах, которые предшествуют его эмигрантской одиссее. Эти воспоминания о былом как о потерянном рае терзают его, но и помогают выстоять, выжить в чужой стране. Они - тот прочный фундамент, на котором строится здание его личности, его отношения с миром. Они словно лакмусовая бумажка, определяющая важнейшие жизненные ценности, которыми герой руководствуется в своей взрослой жизни.

Большая часть повести посвящена жизни главного героя - Ивана в Англии. Его огорчает, что о России англичане знают до обидного мало. Всматриваясь в окружающее, подмечая новое, необычное, Иван еще острее осознает самого себя, свою принадлежность к России, ко всему русскому. И теперь он еще больше убеждается: "есть в русском человеке такое - как ни одень, издали видно, что русский" (с. 157).

Тоска по родине - может быть, самая главная, неотступная боль героя. Она постоянно напоминает о себе, душит его - порой хуже, злее "чахотки" - поистине "хоть головой о косяк". Эта тоска обесценивает, искажает все "здешнее"; от этого порой самое обычное рождает неадекватные чувства, неожиданное раздражение...

С приходом к власти в России большевиков отношение к русским за границей еще более ухудшилось: "┘выкинули нас со двора, как худую скотинку" (с. 159). Постоянной работы не было, денег на оплату жилья не хватало, питались "голым хлебом"┘ Ощущение полной беспризорности, почти обреченности посещает его на улицах города, где он проводит целые дни в поисках пищи и работы. "И вдруг мне словно копытом в лоб: "Пропадаю!"... Не осознавал я себя толком, было передо мною одно: что вот округ люди, дома, магазины - и стены, стены, стены и что тут человеку погибнуть, как где-нибудь в сибирской тайге... Никто даже и не заметит, ни единая не сдвинется точка. Так мне это стало тогда страшно, что хоть головой о камень" (185).

Ключевым здесь является образ стены, отгораживающей человека от мира, от социума, от себе подобных, это символ полной отчужденности человека от окружающего его мира, невозможности противостоять обстоятельствам, просто выжить в этих условиях. Во многом сходную функцию выполняет и еще один образ, часто встречающийся на страницах повести, - образ тумана. Он становится емкой художественной метафорой, означающей смутность, непрозрачность окружающего мира, неясность жизненных целей человека, оторванного от родины, утратившего связь с корневой системой своего народа. "Такие стояли туманы! Ходили люди, как в мутном пруду рыба. И город был страшный, невидный и мертвенно-желтый" (с. 186).

"Свое" и "чужое", "у нас" и "у них" - один из постоянных, сквозных мотивов повествования, принципов идентификации человека, находящегося в эмиграции. Умом Иван отмечает немало полезного, разумного в порядках и обычаях иностранцев, он готов принять многое, - но душа, сердце восстают, отвергают. Память окрашивает все прошлое в ностальгические тона, мешает вписаться в "здешнее"┘

Разные русские люди оказались за границей. Писатель создает целую галерею типов, характеров, рассказывает о человеческих судьбах - все они так или иначе оказываются связаны с революцией, с теми переменами, которые произошли в последнее время в России. Нередко автор несколькими штрихами лишь набрасывает колоритный портрет, не разрабатывая подробно ту или иную сюжетную линию, тот или иной рисунок образа. Однако и этих немногих штрихов бывает достаточно, чтобы наметить неповторимый характер. Почти в каждом из них есть своя "чудинка", своя особенность - привлекательная или отталкивающая, в итоге же перед нами предстает довольно пестрая и во многом характерная "смесь" лиц, своеобразный паноптикум типов, составлявших русскую эмиграцию тех далеких лет.

Тихий классик

Впереди еще были годы и десятилетия упорного творческого труда, мгновения озарения и взлетов, часы и дни сомнений и отчаяния - всего того, чем бывает полна жизнь русского художника, живущего одной жизнью с народом, со своей страной.

И.Соколов-Микитов не сторонился острых тем, актуальных проблем, часто писал по "живому следу" событий, в центре которых оказывался. Но при этом он сохранял особую, негромкую тональность голоса, ему чужд был искусственный, поверхностный пафос. Его зачастую критиковали за пассивность героя, за недостаточно ясную и четкую авторскую позицию, за то, что его творчество якобы находится в стороне от главного, "магистрального пути" советской литературы...

После смерти Соколова-Микитова прошло 30 лет, прежние упреки отошли в прошлое, потеряли свою актуальность, но и наше время не проявляет должного интереса к этому "тихому", "забытому классику". Для его чтения нужна тишина, душевное спокойствие, вера в человека, его предназначение на земле, нужна несуетная, неотступная любовь к родине, к России, - все это было у И.С. Соколова-Микитова в полной мере. И остается верить, что его время еще обязательно наступит.

микитов писатель произведение

Смоленщина встает со страниц повестей И.С. Соколова - Микитова «Елень», «Детство», рассказов «На теплой земле», «На речке Невестнице», записей давних лет «На своей земле», которые автор называет «былицами»; своеобразный язык и предания нашего края нашли отражение в «озорных сказках» и сборнике рассказов и сказок для детей «Кузовок».

В рассказах, составляющих эти циклы, отображена жизнь целого поколения русских крестьян в переломные двадцатые годы, здесь поэзия природы, как и поэзия быта, отразилась во всей непосредственной свежести и чистоте.

В повестях «Елень» и «Детство» Иван Сергеевич попытался припомнить ту старую деревню, которой «ныне уж нет на смоленской земле», тот уклад жизни и мыслей деревенских жителей, что был накануне «большой ломки старого». Он как бы со всех сторон осматривал в последний раз прошлое, быть может, памятуя свои же слова, высказанные немного позднее, в одной из книг: «Не умея смотреть в прошлое, мы не научимся видеть будущего».

Повесть «Елень» - соединение двух повествований о семье помещика Дмитрия Хлудова и семье крестьянина - лесника Фрола, дополненное короткими рассказами о мужиках и мелкопоместном дворянстве, рассказами, в которых Хлудов и Фрол - прямые или косвенные участники. Жизнь лесника Фрола наедине с природой и уничтожение лесов Хлудовыми - это противопоставление является как бы скрытым двигателем, внутренней объединяющей идеей повести. Лирическая тональность прежних произведений близкой тематики в «Елени» - окрашивается тонами эпического письма. Кроме того, «Елень» буквально пронизана чувством любви к народу, родине, которые ощущаются автором органично духовно - родственно.

В повести Соколов - Микитов, утверждающий в сложные переломные годы веру в здоровые начала русского крестьянина, в «лице» которого «столько жизненного запасу, веселья и доброты», по-новому увидел деревенское бытие. В повести утверждалось, что без понимания мира природы, без подлинной любви к жизни своего народа, человек, его родные обречены на вымирание, если не физическое, то на первом этапе, нравственное. Изображая процесс вырождения династии лесопромышленников Хлудовых, автор одновременно показывал и купеческий разбой, травмировавший не только живую плоть леса, но и душу русского крестьянина.

И в «Елени» и еще раньше - в рассказах из цикла «На речке Невестнице», в «Былинах» («Себе на гроб» и другие) Соколов - Микитов размышлял о судьбе русского леса, его значении в жизни народа, приходя к утверждению, что безразличие к природе подобно безразличию к судьбе родины - оно ведет к духовной и даже физической гибели (Хлудовы, Крючины).

Прослеживая становление характера Фрола, Соколов - Микитов показал тот национальный тип крестьянской России, который олицетворял в его представлении родину: сильный, волевой, чистый душой и телом. Жизнь Фрола так же чиста, как и его мысли. Он размышляет над вечными вопросами, неизбежно возникающими перед людьми, которые живут наедине с природой. Дмитрий Хлудов, неспособный жить так же чисто и крепко, не способен понять и природу человеческого бытия, ощущать ее так же насыщенно, как лесник Фрол. У Хлудова нет ненависти к мужикам - лесорубам. Не желая любить и не умея ненавидеть - он равнодушен, в нем нет живой силы, которая бы могла бы еще поддержать в нем жизнь.

Умирает, а хоронит его на деревенском погосте Фрол, и это ли не символ: крепкое, духовно чистое будущее деревни расстается со своим прошлым.

В «обитателях» повести «Елень» легко узнаются жители родных Соколову - Микитову деревень - люди, окружавшие в дореволюционном детстве и позднее, в двадцатые годы, самого писателя: тут и дружелюбный, лохматый, легкий и худой, неизменно веселый и хрипучий пастух Авдей, знающий до последнего кустика лес и луга и «норов каждой скотины»; и рыжий, рукастый, смешливый и озорной, с наглыми прозрачными косящимися глазами балагур, деревенский баламут и бунтарь Сапунок, которого начальство за хитрость и безбоязненность считает «Самый большой шельма из вся деревня; и постоянно сплетающий чепуху Максименок; и ловкая, с сияющими глазами, «из которых лилось человеческое полное счастье», опрятная, верная и нежная Марья; и неистовые деревенские молодухи - плясуньи; и хватающиеся за колья по праздникам смурые бурмакинские мужики, и бурмакинский богатырь, спокойный и рассудительный Рябой Николай и другие непохожие, разные и вместе с тем духовно близкие люди, объединенные одним горем, одной страдой и общими праздниками, все они составляют как бы единую национальную стихию.

Повесть «Елень» - одно из лучших произведений нашей литературы, находящееся как бы на стыке сегодняшней литературы и литературы 19 века, продолжающее и развивающее традиции от писателей шестидесятников до Бунина и Куприна.

Любовь к земле - кормилице, родной Смоленщине, к людям, их обычаям, традициям, укладу жизни воплощены писателем в автобиографической повести «Детство» (1932 год). Состоит она из коротких рассказов: «Переезд», «Сад», «Лето», «Плотик», «Деревня», «Отец». Действия происходят в деревне Кислово и на дороге к ней, в усадьбе, доме, саде, на речке, в полях, огородах, в селе Щекино в большом дремучем лесу, на берегу Угры и поэтической речки Невестнице, где жили дед и прадед, отец.

Большое место занимает в повести образ отца, который был первым, кто научил мальчика любить и понимать окружающую его жизнь, кто ввел его в чудесный и таинственный мир природы, заложил основы нравственных устоев будущего писателя. Рассказывая в главе «Плотик» о том, с каким восхищением слушал Сивый сказки отца про плотик, на котором совершали свои волнующие путешествия по речке Невестнице два мальчугана Сережа и Петя, писатель подчеркивает, что сказки эти оставили прочный след в его памяти не только потому, что в них было много забавных приключений, но прежде всего потому, что в основе их всегда лежит глубокий воспитательный смысл. Сказки уносили Сивого в далекую страну справедливости и добра, где торжествовала любовь, человечность и товарищество, где не было места злу и насилию.

В «Детстве» говорится о тех же событиях и людях, что и в повести «Елень», лишь на десятилетие раньше. Так прообразом династии лесопромышленников Хлудовых («Елень»), несомненно, послужила семья миллионеров Коншиных («Детство»), у которых, как известно, управляющий лесными угодьями служил отец писателя.

«Серые идолы» («Елень») и «Мужики - плотогоны» («Детство»), Фрол и управляющий лесными угодьями Сергей Никитич, молодая барыня Кужалиха, разорившаяся, «спаленная» в голодный 1917 год («Елень») и другие персонажи повестей имеют многие общие характерные черты. И сами события, разворачивающиеся в повести «Детство», подводят к действию, происходящему в «Елени». Готовя повести к переизданию, Соколов - Микитов, даже рассматривал их как целое повествование, может быть, потому и отдельные главы и эпизоды «Елени» (глава «Веселая ярмарка») повторяющие содержание «Детства», были исключены писателем и не вошли в четырехтомное собрание его сочинений.

Так же как в «Елени», в «Детстве» много удивительных картин русской природы, пейзажей, пронизанных чувствами и мыслями автора. Они словно бы неотделимы от всей той обстановки старорусской усадьбы, где зародились.

И хотя герой повести утверждает, что ему жалеть из прошлого нечего, ему все же «жалко лишь тетеревиных выводков, деревенских песен и сарафанов, жалко некогда наполнявшего детского чувства радости и любви, которого никакими силами невозможно теперь вернуть», нынче-то на Смоленщине «уж больше не водят деревенские молодухи и девки на горе хороводов», редко - редко покажется на улице сарафан, и редко сыграют ввечеру старинную протяжную песню».

В повести «Детство», как и в рассказах «На теплой земле», «Свидание с детством» Соколов - Микитов подчеркнул неразрывность связи жизни и судьбы героя с образом родины, слитность с судьбой его народа: «Когда рассказываю о жизни и судьбе мальчика с открытою светловолосою головою, образ этот сливается с представление о моей родине и природе».

Для Вани - героя повести «Детство» - будущее определил «Синий звучащий ослепительный мир». Потом тепло золотого чуда сливается с родительской любовью. Удачно складывавшиеся отношения с людьми обусловили впоследствии творческую позицию писателя в изображении человека, утвердили в нем светлое представление о русском народе. Истоки своего особого, лирического дарования сам Соколов - Микитов определил так: «Деревенскому усадебному миру, окружавшим меня простым людям, русской народной природе обязан я лирическим свойством моего таланта».

И.С. Соколов - Микитов считал, что русская природа, изображаемая в художественном произведении, может стать подлинно прекрасной и привлекательной, если ее украшает неподдельное человеческое чувство; все зависит от того настроя души, каким обладает художник, ее рисующий. Только тот запечатлит в ней национальное самосознание, кто умеет в силу душевного своего развития связать мир, в котором он живет, с миром своих собственных идей и настроений. Поэтому человек и природа у Соколова - Микитова всегда в взаимосвязи, они выступают как равные в живом мире. Это определяло своеобразный настрой произведений Соколова - Микитова на протяжении шести десятков лет. Уже в ранних его рассказах природа такое же действующее лицо, как и сам человек («Глушаки», «Медовое сено»).

Человек в своих отношениях с миром, природой, добрый человек на доброй земле, мечтатель с романтическим складом души - таков герой рассказов Соколова - Микитова двадцатых годов.

Иван Сергеевич Соколов-Микитов

На теплой земле

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

И. С. СОКОЛОВ-МИКИТОВ

Шестьдесят лет активной творческой деятельности в бурном XX столетии, полном стольких событий и потрясений, – таков итог жизни замечательного советского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова.

Детство его прошло на Смоленщине, с ее милой, истинно русской природой. В те времена в деревне еще сохранялся старинный быт и уклад. Первыми впечатлениями мальчика были праздничные гулянья, деревенские ярмарки. Именно тогда сросся он с родной землей, с ее бессмертной красотой.

Когда Ване исполнилось десять лет, его отдали в реальное училище. К сожалению, это заведение отличалось казенщиной, и учение шло плохо. Весной запахи пробудившейся зелени неудержимо влекли мальчика за Днепр, на его берега, покрывавшиеся нежной дымкой распустившейся листвы.

Из пятого класса училища Соколов-Микитов был исключен «по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям». Поступить с «волчьим билетом» куда-либо было невозможно. Единственным учебным заведением, где не требовалось свидетельства о благонадежности, оказались петербургские частные сельскохозяйственные курсы, куда через год он смог попасть, хотя, как признавался писатель, большого влечения к сельскому хозяйству он не испытывал, как, впрочем, и не испытывал он никогда влечения к оседлости, собственности, домоседству…

Скучные курсовые занятия вскоре оказались не по душе Соколову-Микитову – человеку с беспокойным, неусидчивым характером. Устроившись в Ревеле (ныне Таллин) на пароход торгового флота, он в течение нескольких лет скитался по белу свету. Видел многие города и страны, побывал в европейских, азиатских и африканских портах, близко сошелся с трудовыми людьми.

Первая мировая война застала Соколова-Микитова на чужбине. С большим трудом добрался он из Греции на родину, а потом ушел добровольцем на фронт, летал на первом русском бомбардировщике «Илья Муромец», служил в санитарных отрядах.

В Петрограде встретил Октябрьскую революцию, затаив дыхание слушал в Таврическом дворце выступление В. И. Ленина. В редакции «Новой жизни» познакомился с Максимом Горьким и другими писателями. В эти переломные для страны годы Иван Сергеевич становится профессиональным литератором.

После революции – недолгая работа учителем единой трудовой школы в родных смоленских местах. К этому времени Соколов-Микитов уже опубликовал первые рассказы, замеченные такими мастерами, как И. Бунин и А. Куприн.

«Теплая земля» – так назвал писатель одну из своих первых книг. И более точное, более емкое название найти было бы трудно! Ведь родная русская земля действительно теплая, потому что она согрета теплом человеческого труда и любви.

Ко времени первых полярных экспедиций относятся рассказы Соколова-Микитова о походах флагманов ледокольного флота «Георгий Седов» и «Малыгин», положивших начало освоению Северного морского пути. На одном из островов Северного Ледовитого океана именем Ивана Сергеевича Соколова-Микитова была названа бухта, где он нашел буек погибшей экспедиции Циглера, судьба которой до того момента была неизвестна.

Несколько зим провел Соколов-Микитов на берегах Каспия, путешествовал по Кольскому и Таймырскому полуостровам, Закавказью, горам Тянь-Шаня, Северному и Мурманскому краям. Он бродил по дремучей тайге, видел степь и знойную пустыню, исколесил все Подмосковье. Каждая такая поездка не только обогащала его новыми мыслями и переживаниями, но и запечатлевалась им в новых произведениях.

Сотни рассказов и повестей, очерков и зарисовок подарил людям этот человек доброго таланта. Богатством и щедростью души озарены страницы его книг.

Творчество Соколова-Микитова близко и к аксаковской, и к тургеневской, и к бунинской манере. Однако в его произведениях есть свой особый мир: не стороннее наблюдательство, а живое общение с окружающей жизнью.

Об Иване Сергеевиче в энциклопедии написано: «Русский советский писатель, моряк, путешественник, охотник, этнограф». И хотя дальше стоит точка, но список этот можно было бы продолжить: учитель, революционер, солдат, журналист, полярник.

Книги Соколова-Микитова написаны певучим, богатым и в то же время очень простым языком, тем самым, которому писатель научился еще в детские годы.

В одной из автобиографических заметок он писал: «Я родился и рос в простой трудовой русской семье, среди лесных просторов Смоленщины, чудесной и очень женственной ее природы. Первые услышанные мною слова – были народные яркие слова, первая музыка, которую я услышал, – народные песни, которыми был некогда вдохновлен композитор Глинка».

В поисках новых изобразительных средств писатель еще в двадцатые годы прошлого века обращается к своеобразному жанру кратких (не коротких, а именно кратких) рассказов, которые он удачно окрестил былицами.

Неискушенному читателю эти былицы могут показаться простыми заметками из записной книжки, сделанными на ходу, на память о поразивших его событиях и характерах.

Лучшие образцы таких кратких невыдуманных рассказов мы уже видели у Л. Толстого, И. Бунина, В. Вересаева, М. Пришвина.

Соколов-Микитов в своих былицах идет не только от литературной традиции, но и от народного творчества, от непосредственности устных рассказов.

Для его былиц «Рыжие и вороные», «Себе на гроб», «Страшный карлик», «Разженихи» и других характерна необычайная емкость и меткость речи. Даже в так называемых охотничьих рассказах у него на первом плане человек. Здесь он продолжает лучшие традиции С. Аксакова и И. Тургенева.

Читая небольшие рассказы Соколова-Микитова про смоленские места («На речке Невестнице») или про птичьи зимовья на юге страны («Ленкорань»), невольно проникаешься возвышенными ощущениями и мыслями, чувство восхищения родной природой переходит в нечто другое, более благородное, – в чувство патриотизма.

«Творчество его, имея истоком малую родину (то есть Смоленщину), принадлежит большой Родине, нашей великой земле с ее необъятными просторами, неисчислимыми богатствами и разнообразной красотой – от севера до юга, от Балтики до Тихоокеанского побережья», – говорил о Соколове-Микитове А. Твардовский.

Не все люди способны чувствовать и понимать природу в органической связи с человеческим настроением, а просто и мудро живописать природу могут лишь немногие. Столь редким даром обладал Соколов-Микитов. Эту любовь к природе и к людям, живущим с ней в дружбе, он умел передать и совсем юному своему читателю. Нашей дошкольной и школьной детворе давно полюбились его книжки: «Кузовок», «Домик в лесу», «Лисьи увертки»… А как живописны его рассказы об охоте: «На глухарином току», «Натяге», «Первая охота» и другие. Читаешь их, и кажется, что ты сам стоишь на лесной опушке и, затаив дыхание, следишь за величественным полетом вальдшнепа или в ранний, предрассветный час прислушиваешься к загадочной и волшебной песне глухаря…

Писательница Ольга Форш говорила: «Читаешь Микитова и ждешь: вот-вот застучит над головой дятел или выскочит зайчишка из-под стола; как это у него здорово, по-настоящему рассказано!»

Творчество Соколова-Микитова автобиографично, но не в том смысле, что он писал только о себе, а потому, что рассказывал всегда и обо всем как очевидец и участник тех или иных событий. Это придает его произведениям яркую убедительность и ту документальную достоверность, которые так привлекают читателя.

«Мне посчастливилось сблизиться с Иваном Сергеевичем в ранние годы его литературной работы, – вспоминал К. Федин. – Это было вскоре после Гражданской войны. На протяжении полувека он настолько посвящал меня в свою жизнь, что мне иногда кажется – она стала моей.

Он никогда не задавался целью написать подробно свою биографию. Но он из тех редких художников, жизнь которых как бы сложила собою все, что им написано».

Калерия Жехова

НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Восход солнца

Еще в раннем детстве доводилось мне любоваться восходом солнца. Весенним ранним утром, в праздничный день, мать иногда будила меня, на руках подносила к окну:

– Посмотри, как солнце играет!

За стволами старых лип огромный пылающий шар поднимался над проснувшейся землею. Казалось, он раздувался, сиял радостным светом, играл, улыбался. Детская душа моя ликовала. На всю жизнь запомнилось мне лицо матери, освещенное лучами восходящего солнца.

И. С. СОКОЛОВ-МИКИТОВ

Бунин и А. Куприн.

Калерия Жехова

НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Восход солнца

– Посмотри, как солнце играет!

В зрелом возрасте много раз наблюдал я восход солнца. Я встречал его в лесу, когда перед рассветом проходит вверху над макушками предутренний ветер, одна за другою гаснут в небе чистые звезды, четче и четче обозначаются на посветлевшем небе черные вершины. На траве лежит роса. Множеством блесток сверкает растянутая в лесу паутина. Чист и прозрачен воздух. Росистым утром, смолою пахнет в густом лесу.

Видел восход солнца над родными полями, над зеленеющим, покрытым росою лугом, над серебряной гладью реки. В прохладном зеркале воды отражаются побледневшие утренние звезды, тонкий серп месяца. На востоке разгорается заря, и вода кажется розовой. Как бы в парной легкой дымке под пение бесчисленных птиц поднимается над землею солнце. Точно живое дыхание земли, легкий золотистый туман стелется над полями, над недвижной лентой реки. Все выше поднимается солнце. Прохладная прозрачная роса на лугах сияет алмазной россыпью.

Наблюдал появление солнца в морозное зимнее утро, когда нестерпимо сияли глубокие снега, рассыпался с деревьев легкий морозный иней. Любовался восходом в высоких горах Тянь-Шаня и Кавказа, покрытых сверкающими ледниками.

Особенно хорош восход солнца над океаном. Будучи моряком, стоя на вахте, много раз наблюдал я, как восходящее солнце меняет свой цвет: то раздувается пылающим шаром, то закрывается туманом или далекими облаками. И все вокруг внезапно меняется. Иными кажутся далекие берега, гребни набегающих волн. Изменяется цвет самого неба, золотисто-голубым шатром покрывающего бескрайнее море. Пена на гребнях волн кажется золотою. Золотыми кажутся летящие за кормою чайки. Алым золотом отсвечивают мачты, блестит крашеный борт корабля. Стоишь, бывало, на вахте на носу парохода, несказанной радостью наполняется сердце. Рождается новый день! Сколько встреч и приключений сулит он молодому счастливому моряку!

Жители больших городов редко любуются восходом солнца. Высокие каменные громады городских домов закрывают горизонт. Даже сельские жители просыпают короткий час восхода солнца, начало дня. Но в живом мире природы все пробуждается. На опушках леса, над озаренной водою громко поют соловьи. Взвиваются с полей в небо, исчезая в лучах рассвета, легкие жаворонки. Радостно кукуют кукушки, свистят дрозды.

Только моряки, охотники – люди, тесно связанные с матерью-землею, знают радость торжественного солнечного восхода, когда на земле пробуждается жизнь.

Друзья мои читатели, очень советую вам полюбоваться восходом солнца, чистой ранней утренней зарею. Вы почувствуете, как свежей радостью наполняется ваше сердце. В природе нет ничего прелестнее раннего утра, утренней ранней зари, когда материнским дыханием дышит земля и жизнь пробуждается.

Русская зима

Хороши, чисты русские снежные зимы. Глубокие сверкают на солнце сугробы. Скрылись подо льдом большие и малые реки. В морозное тихое утро над крышами деревенских домов столбами поднимается в небо дым. Под снежной шубой, набирая силу, отдыхает земля.

Тихи и светлы зимние ночи. Обливая снега тонким светом, сияет луна. В лунном свете мерцают поля, вершины деревьев. Хорошо видна накатанная зимняя дорога. Темны тени в лесу. Крепок зимний ночной мороз, потрескивают в лесу стволы деревьев. Высокие звезды рассыпаны по небу. Ярко светит Большая Медведица с ясной Полярной звездою, указывающей на север. От края до края протянулся по небу Млечный Путь – загадочная небесная дорога. В Млечном Пути распростер свои крылья Лебедь – большое созвездие.

Что-то фантастическое, сказочное есть в лунной зимней ночи. Вспоминаются пушкинские стихи, гоголевские рассказы, Толстой, Бунин. Кому приходилось ездить лунной ночью по зимним проселочным дорогам, наверное, вспомнит свои впечатления.

А как хороши зимний рассвет, утренняя заря, когда покрытые снегом поля, пригорки освещают золотые лучи восходящего солнца и заблестит, засверкает ослепительная белизна! Необыкновенны русская зима, яркие зимние дни, лунные светлые ночи!

Некогда бродили по снежным полям и дорогам голодные волки; пробегали, оставляя на снегу тонкие цепочки следов, лисицы, разыскивая спрятавшихся под снегом мышей. Даже днем можно было увидеть в поле мышкующую лисицу. Неся над снегом пушистый хвост, пробегала она по полям и перелескам, острым слухом чуяла спрятавшихся под снегом мышей.

Чудесны зимние солнечные дни. Раздолье лыжникам, бегущим на легких лыжах по скользкому снегу. Я не любил проторенных лыжниками лыжней. Возле такой лыжни, где цепочкой бежит человек за человеком, трудно увидеть зверя или лесную птицу. На лыжах я один уходил в лес. Лыжи ходко, почти неслышно скользят по нетронутому снегу. В высокое небо возносят сосны свои кудрявые побелевшие вершины. На зеленых колючих ветвях развесистых елей лежит белый снег. Под тяжестью инея в дугу согнулись молодые высокие березки. Темные муравьиные кучи покрыты снегом. В них зимуют черные муравьи.

Полон жизни зимний, казалось бы, мертвый лес.

Вот простучал на сухом дереве дятел. Неся в клюве шишку, пестрым платочком перелетел на другое место – к своей «кузнице», устроенной в развилине старого пня, ловко вправил шишку в свой верстак и стал долбить клювом. Во все стороны полетели смолистые чешуйки. Вокруг пня валяется много расклеванных шишек. С дерева на дерево перепрыгнула шустрая белочка. Большая белая снежная шапка упала с дерева, рассыпалась снежной пылью.

На краю леса можно увидеть сидящих на березах черных тетеревов. Зимою они кормятся почками берез. Бродя по снегу, собирают черные ягоды можжевельника. Крестообразными следами тетеревиных лап исписана между кустами поверхность снега. В студеные зимние дни тетерева, падая с берез, зарываются в снег, в глубокие лунки. Счастливому лыжнику иногда удается поднять спрятавшихся в снежных лунках тетеревов. Один за другим в алмазной снежной пыли вылетают птицы из глубокого снега. Остановишься, любуясь дивным зрелищем.

Много чудес можно увидеть в зимнем спящем лесу. С шумом пролетит рябчик или поднимется тяжелый глухарь. Всю зиму глухари кормятся на молодых соснах жесткой хвоей. Возятся под снегом лесные мыши. Спят под корнями деревьев ежи. Бегают по деревьям, гоняясь за белками, злые куницы. Стайка красногрудых веселых клестов, роняя снежную навись, с приятным свистом расселась на покрытых смолистыми шишками ветвях ели. Стоишь и любуешься, как быстро и ловко теребят они тяжелые шишки, добывая из них семена. От дерева к дереву тянется легкий следок белки. Цепляясь за сучья, сверху сорвалась, упала к ногам обглоданная шишка. Подняв голову, вижу, как закачалась, освободившись от тяжести, ветка, как перемахнула, затаилась в густой вершине проворная лесная проказница. Где-то в дремучем лесу спят в своих берлогах почти непробудным сном медведи. Чем сильнее мороз, тем крепче спит медведь. Бродят в осиннике рогатые лоси.

Затейливой грамотой звериных и птичьих следов исписана поверхность глубоких сугробов. Ночью здесь пробегал жировавший в осиннике заяц-беляк, оставил на снегу круглые орешки помета. Зайцы-русаки ночами бегают по полям, откапывают хлебную озимь, оставляют на снегу путаные следы. Нет-нет да и присядет на задние лапы, подняв уши, слушает далекий лай собак. Под утро зайцы скрываются в лесу. Они сдваивают и страивают свои следы, делают длинные смётки, ложатся где-нибудь под кустом или еловой ветвью, головой к своему следу. Трудно увидеть залегшего в снегу зайца: он первый замечает человека и быстро убегает.

Возле деревень и старинных парков видишь раздувшихся краснозобых снегирей, а у самых домов попискивают шустрые смелые синички. Случается, что в морозный день синицы залетают в открытые форточки или в сени домов. Я приручал залетавших в мой маленький домик синиц, и они быстро в нем обживались.

С дерева на дерево перелетают оставшиеся зимовать вороны. Бабьими голосами перекликаются сероголовые галки. Вот под самое окно прилетел, уселся на дереве поползень, удивительная птица, умеющая ползать по стволу вниз головой. Иногда поползень подобно синицам залетает в открытую форточку. Если не шевелиться, не пугать его, он влетит на кухню, будет подбирать хлебные крошки. Птицам голодно зимою. Они добывают корм в щелях древесной коры. Снегири питаются семенами зазимовавших над снегом растений, ягодами шиповника, держатся возле хлебных сараев.

Кажется, подо льдом застыла, спит река. Но на льду у лунок сидят рыболовы. Им не страшны мороз, холодный, пронизывающий ветер. У заядлых рыболовов стынут от холода руки, но на крючок попадаются мелкие окуни. Зимою мечут икру налимы. Они охотятся на задремавших рыбок. Искусные рыболовы ловят зимою налимов в расставленные верши и норота?, еловыми ветвями загораживают реку. Ловят налимов зимой и на крючки, на приманку. В Новгородской области я знал старого рыболова, приносившего мне каждый день живых налимов. Вкусна налимья уха и печенка. Но мало, к сожалению, осталось в загрязненных реках налимов, любящих чистую воду.

А как хороши зимою покрытые льдом и снегом лесные озерки, застывшие малые реки, в которых продолжается невидимая глазу жизнь! Хороши зимою осиновые деревья с тончайшим кружевом своих голых ветвей на фоне темного елового леса. Кое-где краснеют в лесу на рябине зазимовавшие ягоды, висят яркие гроздья калины.

Март в лесу

В богатствах календаря русской природы март числится первым месяцем весны, радостным праздником света. Уже кончился холодный, вьюжный февраль – «кривые дороги», как называют его в народе. По народному меткому слову, еще «зима зубы показывает». В первых числах марта нередко возвращаются морозы. Но все длиннее дни, раньше и раньше восходит над снежной сверкающей пеленой весеннее яркое солнце. В лесах и на поле нетронуто лежат глубокие сугробы. Выйдешь на лыжах – такая засверкает вокруг нестерпимая белизна!

По-весеннему пахнет воздух. Отбрасывая на снег лиловые тени, недвижно стоят в лесу деревья. Прозрачно и чисто небо с высокими легкими облаками. Под темными елями ноздреватый снег обсыпан опавшей хвоей. Чуткое ухо ловит первые знакомые звуки весны. Вот почти над самой головой послышалась звонкая барабанная трель. Нет, это не скрип старого дерева, как обычно думают городские неопытные люди, оказавшись в лесу ранней весной. Это, выбрав сухое звонкое дерево, по-весеннему барабанит лесной музыкант – пестрый дятел. Если прислушаться хорошенько, непременно услышишь: там и там в лесу, ближе и дальше, как бы перекликаясь, торжественно звучат барабаны. Так барабанщики-дятлы приветствуют приход весны.

Вот, прогретая лучами мартовского солнца, сама собой свалилась с макушки дерева, рассыпалась снежною пылью тяжелая белая шапка. И, точно живая, долго колышется, как бы машет рукой, зеленая ветка, освобожденная от зимних оков. Стайка клестов-еловиков, весело пересвистываясь, широким красно-брусничным ожерельем рассыпалась по увешанным шишками вершинам елей. Лишь немногие наблюдательные люди знают, что эти веселые, общительные птички всю зиму проводят в хвойных лесах. В самую лютую стужу они искусно устраивают в густых сучьях теплые гнезда, выводят и выкармливают птенцов. Опершись на лыжные палки, долго любуешься, как шустрые птички своими кривыми клювами теребят шишки, выбирая из них семена, как, кружась в воздухе, тихо сыплются на снег легкие шелушинки.

Почти невидной и неслышной жизнью, доступной лишь зоркому глазу и чуткому уху, живет в эту пору едва пробудившийся лес. Вот, уронив обгрызенную шишку, взвершилась на дерево легкая белка. Прыгая с сучка на сучок, над самым сугробом уже по-весеннему тенькают синички. Мелькнув за стволами деревьев, неслышно пролетит и исчезнет рыжеватая сойка. Вспорхнет, прогремит и скроется в глубине лесного заросшего оврага пугливый рябчик.

Освещенные лучами солнца, высятся бронзовые стволы сосен, в самое небо вознося свои раскидистые вершины. В тончайшее кружево сплелись зеленоватые ветки голых осин. Пахнет озоном, смолою, багульником, жесткие вечнозеленые ветки которого уже показались из распавшегося сугроба у пригретого мартовским солнцем высокого пня.

Празднично, чисто в освещенном лесу. Яркие пятна света лежат на ветвях, на стволах деревьев, на слежавшихся плотных сугробах. Скользя на лыжах, выйдешь, бывало, на солнечную, сверкающую, окруженную березовым лесом поляну. Нежданно-негаданно, почти из-под самых ног, в алмазной снежной пыли начинают вырываться из лунок тетерева. Все утро кормились они на развесистых, усыпанных почками березах. Один за другим вылетают отдыхавшие в снегу краснобровые черные косачи, желтовато-серые самки-тетерки.

В ясные дни по утрам уже можно услышать первое весеннее бормотание токующих косачей. В морозном воздухе далеко слышны их гулкие голоса. Но еще не скоро начнется настоящий весенний ток. Это лишь пробуют силы, точат оружие закованные в черные латы краснобровые бойцы.

Светлой памяти Ивана Сергеевича Соколова-
Микитова посвящается

20 февраля 2015 года исполняется сорок лет, как нет с нами замечательного писателя, поистине певца природы и человека в ней - Ивана Сергеевича Соколова-Микитова. Его современник и коллега по писательскому цеху М. Пришвин утверждал, что кладовая солнца есть природа и человек в ней. И по прошествии многих лет мы с полным правом можем сказать, что и творчество Ивана Сергеевича - настоящая кладовая солнца, настолько наполнено оно любовью, теплом и уютом родной страны, родного края – малой и большой Родины.
Уроженец Калужской губернии, Иван Сергеевич вырос на Смоленщине, а вот преклонные его годы с 1952 года связаны были с нашим Конаковским районом, селом Карачарово, где он жил в отстроенном собственными руками домике.
Иван Сергеевич родился 17 (30) мая 1892 года в небольшом селе Осеки близ Калуги в семье Сергея Никитича Соколова, управлявшего лесным имением миллионера Коншина. Интересно, что вторую часть фамилии - Микитов - Иван Сергеевич сохранил от деда. В повести «Детство» он писал: «Микитовыми стали нас кликать по деду моему, дьякону щекинской церкви. О нем до старости в деревне говорили: «Ты, Никита, как ерш, покою тебе нету, все суетишься».
В автобиографических заметках Иван Сергеевич замечает: «Я родился и вырос в простой трудовой русской семье, среди лесных просторов Смоленщины, чудесной и очень женственной ее природы... Родной русской природе обязан я лирическим свойством моего таланта... От матери я заимствовал чутье к слову и беспокойство характера, от отца - любовь к природе, лирический склад души. Отец пробудил во мне и страсть к охоте».
В повести «На теплой земле» он пишет: «Еще в годы раннего детства хранил я тайную уверенность увидеть и обойти мир. С величайшим увлечением отдавался чтению книг... Я радостно жил, двигался в окружавшем меня солнечном радостном мире, был сам частицею этого счастливого мира...
Общаясь с людьми, я начал о многом задумываться. Остро запоминались слова, поражала талантливость простого народа, богатство, образность народного языка. С юношеской пылкостью, болезненно переживал несправедливость неравенства людей, ощущал остроту контрастов: бедности и богатства, голода и довольства. И все ближе узнавал и видел многообразную, очень сложную и многоликую жизнь...".
«Море покорило меня», - писал Иван Сергеевич. В 1913 году начались его морские скитания по всему свету в качестве матроса торгового флота, а позже они легли в основу его сборника «Морские рассказы». На собственном опыте испытал Иван Сергеевич мытарства на чужбине. Об этом он рассказал в повести «Чижикова лавра» (1925 г.). Чего стоят здесь такие вот признания: «В Германии, затем в Англии постиг я всю свою безнадежность... По России тосковал очень...". И далее - "я давно приметил, что многие русские, поживши в Америке, потаскавши американский хомут, как-то пустеют, точно уходит душа, и все-то у них ради денег...». Или вот: «На Босфоре все прекрасно, но я вспоминаю родную маленькую речку Гордоту, заросшую ивняком и ольховниками».
С молодых лет пришлось ему пройти суровую школу жизни, в том числе и окопы первой мировой войны. И уже в годы революции Соколов-Микитов становится писателем-путешественником, очеркистом. Он много ездит и ходит пешком по стране. Его перу принадлежит более двухсот литературных произведений. «Маленькие рассказы", «На речке Невестнице», - замечал Иван Сергеевич, - я писал в далекие двадцатые годы, живя в деревенской глуши. В одном из рассказов читаем: «Русские чудесные реки, как родные сестры: поэтому маленькая речка Невестница так похожа на соседнюю речку Гордоту, Гордота - на Угру, Угра - на Оку, Ока - на великую русскую реку-матушку Волгу. И не поэтому ли так по-родственному сходны между собою стоящие на этих реках города, маленькие и большие...».
Или вот его сборник «Рассказы охотника» (1935-1953 гг.). Это лирические зарисовки, поэтическое изображение природы. А рассказ «Звуки весны» из этого сборника, эта «прекрасная симфония» весеннего утра стала одним из образцов поэтической прозы русской литературы и вошла в сборник школьных диктантов и изложений.
«Живя в Карачарове, - скромно замечал Иван Сергеевич, - написал несколько небольших рассказов, в которых изображена близкая моему сердцу природа». Мы знаем, что здесь появились в свет повести «Детство» (1953 г.), «На теплой земле» (1954 г.), «Звуки земли» - (1962 г.), «Карачаровские записки» - (1968 г.)
Сам Иван Сергеевич в предисловии к книге «На теплой земле» (Госиздат 1954 г. М.) пишет: «Общая тема произведений - от повести «Детство» до рассказов о путешествиях по родной стране - определяется названием книги». И мы, действительно, здесь видим, с каким сердечным трепетом автор передает теплоту родной земли - будь то топкие берега Невестницы или высокий берег Волги, жаркие астраханские и каспийские плавни, неприступные горы Кавказа, тундра Таймыра или ледяные поля Северной Земли, где бывал он и по заданию редакций центральных газет, и по зову сердца.
Вчитываясь и вдумываясь в его произведения, невозможно не заметить, что их основным фоном является простор - будь то морские дали или небольшая лесная поляна с тетеревиным или глухариным токовищем, или маленькое болотце, заросшее изумрудным мхом.
С полным правом в одном из своих произведений «Весна в Чуне» он восклицает: «Родина! Особенно звучит для меня это слово, полное глубокого смысла. Я вижу необъятные ее поля, волнующиеся урожаем. Теплый ветер пролетает над ними, поднимая цветочную пыль. Обширна и многообразна родившая нас страна. Неиссякаемы и полноводны реки, пересекающие пространства ее. Обширны, зелены леса, высоки горы, блистающие вечными ледниками. Свет яркого солнца отражается в их снеговых вершинах. Широки знойные степи, непроходима глухая сибирская тайга, раскинувшаяся океаном. Многолюдны, многочисленны города, разбросанные в нашей стране. На многих языках говорят люди, населившие величественную эту страну. Просторны синие дали, звонки и чудесны песни живущего в ней народа».
Все виденное и пережитое, понимание родной земли, труда людей, всей полноты жизни Иван Сергеевич передал своим читателям. Он видел, говоря его же словами, как «старая деревенская Русь ушла, понесла свое горе в котомке, на вечные времена, теперь уже не вернется!». Как хочется этому верить. Дай-то Бог.
Иван Сергеевич делится с нами самым сокровенным: «С малых лет неудержимо привлекали меня простые, близкие природе люди. В далеких и долгих скитаниях по радостно принимавшей меня земле я встречался и счастливо сходился с такими людьми, наполнявшими мое сердце сочувствием и любовью.» В повести «Свидание с детством» читаем: «Я чувствовал неразрывную связь с живой Россией, видел доброе и злое... Я знал и видел Россию кровью моего сердца. Жестокие трагические недостатки, пороки, которыми болел народ, я чувствовал в самом себе... Россия была для меня тем самым миром, в котором я жил, двигался, которым дышал... Я сам был Россия, человеком с печальной нерадостной судьбой».
Все это позволило ему так точно сказать о русской натуре: «...говорить бог знает что, но быть твердым на деле. Ведь каждый из нас способен тысячу раз отказываться на словах от дела, ругать дело и проклинать всех и вся, но в то же время вести его до конца неуступчиво, несмотря на беды и несчастья» (рассказ «Здесь и там»).
В короткой газетной статье трудно, конечно, передать всю гамму чувств, мыслей, которые возникают при чтении произведений И.С.Соколова-Микитова. Наглядно это можно передать, проиллюстрировать картинами замечательного русского живописца Аркадия Александровича Рылова (1870-1939 г.) «Речка Субботиха», «Зеленый шум», «В голубом просторе», «Цветистый луг», «Полевая рябинка» и др. Вглядитесь в эти картины, и вы проникнетесь тем, что было близко и дорого Ивану Сергеевичу как писателю, Аркадию Александровичу - как художнику, а значит - и, без сомнения, их соотечественникам.
В карачаровский период жизни Соколов-Микитов обращается и к мемуарному жанру. Здесь им были написаны «Автобиографические заметки» (1954 г.), «Свидание с детством» и книга воспоминаний «Давние встречи», над которой автор работал до последних своих дней. Книга «Давние встречи» содержит портретные очерки писателей, с которыми Ивану Сергеевичу приходилось общаться, М. Горького, И. Бунина, А. Куприна, М. Пришвина, К. Федина, А. Грина, А. Твардовского, О. Форш, В. Шишкова, полярного исследователя П. Свирненко, художника и ученого Н. Пинегина.
Умер Иван Сергеевич 20 февраля 1975 года в Москве. Урна с его прахом захоронена на семейном кладбище в Гатчине. (Иван Сергеевич с семьей с 1929 по 1967 год жил в Гатчине и Ленинграде, Карачарове, затем - в Москве и Карачарове).
Каждое новое поколение людей стоит перед вопросом: как воспитать у молодежи, подростков любовь к Родине, своему Отечеству? По этому вопросу Иван Сергеевич замечает: «В судьбе, вкусах, характере каждого человека огромное значение имеют его детство, среда, в которой он жил, воспитывался и вырастал. Слова, которые мы слышим от наших матерей, цвет впервые увиденного неба, убегающая вдаль дорога, заросший берег реки, кудрявая береза под окном родного дома навеки остаются в памяти нашей...».
И здесь на правах автора этой небольшой статьи хочу добавить, что один из моментов, одна из граней воспитания - это чтение, знакомство с окружающим миром через образцы русской словесности. Прочтите сами, вникните в философию произведений Соколова-Микитова, дайте почитать детям его произведения. А это целый блок произведений, доступных для детского восприятия. Например, сборники «В лесу» и «Кузовок», другие рассказы и сказки для детей. Благо, что всем этим располагает наша городская библиотека, посетите домик-музей Соколова-Микитова в Карачарове и экспозицию, ему посвященную, в нашем городском краеведческом музее. Это даст возможность вам и вашим детям, внукам соприкоснуться душой и сердцем с художественным, жизненным наследием одного из настоящих мастеров русской литературы.
Я уверен: пройдут годы и десятилетия, но творчество Ивана Сергеевича будет привлекать и волновать все новых и новых читателей, сохраняя тем самым память об одном из патриотов земли российской, владевшим даром литературного слога.
Ю. МАКАРОВ. Конаково, 2015 г.