Ольга Дробот: "В центре норвежской литературы — индивидуальность ребенка" (интервью). Похоже, наша российская система образования всеми способами пытается отучить ребенка самостоятельно думать

Ольга Дробот: "Переводчик в некоторых случаях даже выигрывает"

Накануне Нового года нам удалось встретиться с замечательным переводчиком норвежского языка Ольгой Дробот. Уже много лет Ольга не просто занимается переводами, но и активно принимает участие в большинстве мероприятий, связанных с развитием интереса российской публики к норвежской литературе и культуре.

Первый вопрос, который хотелось бы задать – это почему вы выбрали именно норвежский язык, а не какой-нибудь из более популярных языков, например английский или французский?
Как это ни смешно звучит, но дом, где я росла, был довольно полон книгами, и в частности есть такая семейная история, о том, как мою двоюродную бабушку не крестили Викторией (отказался священник), хотя у прабабушки было такое желание, навеянное исключительно книгами Гамсуна. Гамсуна я читала лет с 15 и находилась, конечно, под впечатлением от норвежской литературы. К тому же это было еще такое цензурное время, а я довольно ясно понимала, что хочу заниматься и литературоведением и переводами и что, в общем, безусловно, контроль в области скандинавской литературы слабее, чем в области, например, английской. И это оказалась чистая правда. Но то, что мне достался именно норвежский язык, а не шведский или, например датский, некоторая случайность. Я училась в МГУ, а там такая система, что каждый год есть один скандинавский язык. Когда пошла учиться я, это был норвежский.

В школьном возрасте мне, скажем, уже был известен Борген, и вполне мною любим. И в университете у меня был совершенно замечательный преподаватель норвежской литературы, Владимир Петрович Неустроев. Он был действительно тонкий знаток и человек с безупречным литературным вкусом, который умел ввести в орбиту интереса своих учеников самые разные имена. Что касается меня, то, например, Обстфеллер был одним из таких имен, которые я как-то сразу полюбила и сохраняю эту привязанность и по сей день. А диссертацию я писала по творчеству Сандемусе, и это один из тех писателей, чья известность в России не соответствует истинному масштабу его таланта. Его самый интересный роман «Беглец пересекает свой след» очень актуальный для нашей страны не переведен на русский язык до сих пор. А между тем Сандемусе – это такое датско-норвежское имя, которое очень важно, из которого очень многое произрастает.

Говорят, что переводы очень проигрывают оригинальному тексту. С вашей точки зрения – это действительно так?
Я бы не сказала, что он обязательно проигрывает. В некоторых случаях даже выигрывает. Такие случаи известны. Но объективно существует некий зазор между оригиналом и переводом. И он объясняется лингвистически. Потому что круг значения слова в одном языке не совпадет с кругом значения слова в другом языке. Если ты пользуешься одним и тем же словом, ты всё равно нечаянно или что-то прибавляешь или что-то убираешь. Конечно, если вы специализируетесь на какой-то литературе, вам лучше читать ее в оригинале, это же еще и вопрос цитат, и аллюзий, но я не могу сказать, что что-то выигрывает или проигрывает. Это очень сложный вопрос. В общем плане можно сказать так, что чем лучше писатель владеет словом, а переводчик - своим собственным языком, тем большие угрызения совести сопровождают переводчика во время его работы. Потому что действительно в профессии переводчика главное – это угрызения совести. Они всегда с ним. Но если автор действительно замечательно владеет языком, то ты очень всегда боишься что-то свое принести, ты очень за этим следишь и боишься, что чего как-то не дотянул. А бывает другой случай, когда язык автора довольно прост и ты даже позволяешь себе добавить что-нибудь, например, какие-то чисто русские аллюзии. Это как правило играет.

Вы сотрудничаете с Норлой. Расскажите немного об этой организации.
Норла - это государственная норвежская организация, встроенная в систему норвежской же действительности. Государственное агентство, там работают сейчас 5 человек, и они обслуживают весь мир. У меня часто бывают совместные проекты с Норлой. Проект, связанный с выставкой non-fiction, книжным фестивалем, сейчас делаем неделю скандинавской детской книги в магазине «Москва». Естественно, не только я работаю с Норлой. Норвежский информационный центр делает проекты при поддержке Норла. Также Норла приглашает в университеты для выступлений интересных писателей, т.е. Норла действительно замечательная организация, которая делает очень много разнообразных дел помимо того, что они непосредственно продвигают норвежские книги на российский книжный рынок. И они очень охотно откликаются, если у человека есть какая-то своя идея, в таком случае они, как правило, находят способы её воплощения. Например, я помню, что мы делали специальный выпуск журнала «Иностранная литература». Норла приняла в этом проекте самое деятельное финансовое и профессиональное участие, и без них это вообще было бы невозможным.

Норла не так давно на российском рынке…
Норла работает довольно давно на российском рынке, но они делали паузу. Всего им сейчас, по-моему, 25 лет и они довольно давно в России. Они пришли где-то в 85 году… в общем, под конец 80-х они появились на международной московской книжной ярмарке. Потом началось пиратское время в 90-е, и они стали работать в России менее активно, хотя всегда здесь присутствовали, а где-то в 2000-2001 году они появились снова на non-fiction. С тех пор активно здесь работают. Это же такое дело - должны совпасть векторы и наличествовать какие-то энтузиасты внутри страны, которые хотели бы пользоваться всем тем, что может предложить Норла.

Можно ли сказать, что последние годы на прилавках российских магазинов появилось больше норвежских книг?
И до этого Любовь Григорьевна Горлина и Юлиана Яковлевна Яхнина, чтобы назвать только двоих патриархов, очень целенаправленно работали над тем, чтобы норвежские книжки не просто присутствовали на прилавках, а чтобы это был хороший выбор. И сегодня многие люди продолжают эти усилия, в том числе и я. И когда я этим занимаюсь, мне представляется главной задачей, чтобы норвежские книжки присутствовали в достаточном, но не чрезмерном количестве и были выбраны таким образом, чтобы это был бренд «хорошая норвежская литература», а не случайная выборка. Переводчики в первую очередь в этом заинтересованы. Для того, чтобы у переводчика была работа, должно существовать некоторое представление о том, что норвежская литература – это хорошо и интересно, и для этого важно, чтобы не первая попавшаяся книжка попала на рынок и переводилась. Нет смысла уговорить все издательства издать какое-то колоссальное количество книг, чтобы потом издатели не смогли их продать и были бы разочарованы. Таким образом, волна бы откатилась обратно. Т.е. эффект бы получился прямо противоположный. Надо, чтобы на рынке присутствовало некоторое количество действительно хороших норвежских книг, которые при нынешнем состоянии норвежской литературы все время есть в избытке. Цирковой номер состоит в том, чтобы нужная книжка попало в нужное российское издательство. И я, в силу своих возможностей, действительно стремлюсь к этому.

В конце ноября прошла книжная ярмарка Non-fiction. С точки зрения норвежской литературы, каковы итоги выставки?
Не знаю, как другие участники процесса, но лично я очень довольна результатами non-fiction. Во-первых, в этом году больше чем обычно, было каких-то норвежских мероприятий. Их было много, к тому же они потом завершались норвежской кинонеделей. Мне кажется, что очень удачным был норвежский вечер в клубе «Артифак», там были представлены разные жанры и разные писатели. Потрясающая была выставка Теодора Киттельсена в Центральной Детской Библиотеки и связанная с этим в рамках Non-fiction презентация студенческого проекта под руководством Елены Рачинской – книга «Путешествие в страну Троллей». Очень хорошо прошли презентации Стиана Холе – и совместная с Норштейном и Олейниковым и семейные чтения со Скляром. Да и дуэт Москвина-Эспедаль заслуженно привлек внимание публики.

Я знаю, что вы получили норвежскую премию за свои переводы…
Не знаю, как так получилось, это была совершенная загадка. Пока эту премию фактически никто, кроме меня и одного английского переводчика, не получал, потому что премия только что учреждена, впервые она вручалась в прошлом году. Переводческая премия Норлы вручается в двух номинациях: переводчику художественной литературы и переводчику специальной литературы. Теперь она будет вручаться каждый второй год, и она присуждается по совокупности профессионально-переводческих и организационных заслуг одному из переводчиков с норвежского на все остальные языки. Поэтому когда я узнала, что стала лауреатом этой премии, то была очень рада и польщена и удивлена, конечно.

Насколько я знаю, вы пока нигде не преподаете. Не хотите попробовать себя в качества учителя?
Когда-то много лет назад я преподавала немножко язык и немножко литературу. Сейчас я как раз нахожусь в раздумье относительно преподавания литературы или перевода, есть несколько предложений. Желание есть, но, к сожалению, нет времени.

Естественно, вы бывали в Норвегии. Каково ваше отношение к Норвегии, именно как к стране?
Я в Норвегию никогда не попадала ни школьником, ни студентом, ни аспирантом по цензурным соображениям. И попала я туда первый раз, наверное, в 89 году, уже защитив кандидатскую диссертацию. Но я никогда не жила там подолгу, обычно это были какие-то краткие пребывания, пару недель максимум. Я очень люблю Норвегию, мне очень нравится там бывать, у меня там много хороших и важных в моей жизни друзей.

(c) Л.Е. Германова (БНИЦ)

Ольга Дробот: "Переводчик в некоторых случаях даже выигрывает"

Ольга Дробот - переводчик с норвежского и специалист по скандинавской литературе. Мы встретились с ней в Петербурге на Книжном салоне, чтобы поговорить о том, почему норвежская литература так популярна в России. А еще узнали, каким трем вещам осознанно учат детей норвежцы, почему воспитание похоже на готовку в мультиварке и что стоит в центре норвежской литературы.

Есть на свете страны, жизнь в которых кажется нам фантастикой или сказкой. Не только сказкой, в которой есть тролли, ниссе, Простодурсены и Ковригсены, но сказкой, в которой все люди любят друг друга, взрослые никогда не кричат на детей, обожают вместе читать книги, и все умеют друг с другом разговаривать и договариваться. Ольга Дробот - эксперт по одной из таких стран, переводчик с норвежского, которая знает и любит Норвегию и норвежскую литературу так, что готова рассказывать о ней часами. Она настолько стала частью норвежской культуры, что в полной мере обладает бесценными качествами норвежцев, о которых нам рассказывала: открытостью, способностью не только говорить, но и слушать, и замечательной, жизнерадостной улыбкой.

Ольга, с чего или кого у вас началась любовь к норвежской литературе?

Я довольно хорошо помню цикл норвежских детских сказок и песенок. Помню, как читала Гамсуна и Юхана Боргена "Трилогию о маленьком лорде". У русской и норвежской литературы есть некоторое родство: поэтичность, психологизм, любовь к природе и описание ее. Пришвин восхищался норвежской литературой. Во МХАТе ставили Ибсена все подряд, даже если что-то не очень шло. У меня дома есть смешные книжки рубежа веков, когда работали прекрасные семейные пары переводчиков Гамсуна. Тогда был так высок спрос на скандинавскую литературу, что они так спешили - две главы переведены, две - пересказ, снова - две главы переведены, две - пересказ (смеется).

Мне кажется, что в норвежской литературе есть все самое лучшее, что есть во всех крупных литературах - английской, например, или французской. Они очень интенсивно развивались. В тринадцатом веке в Великом Новгороде говорили на скандинавском языке, потому что это был общеевропейский язык. Но потом нагрянула чума, выкосила по разным подсчетам от четверти до трети населения Норвегии. Но традиция литературная у них очень старинная и хорошая. На русский взгляд, особенно во взрослых книжках, они очень серьезные. Искрометный юмор - это не их главное достоинство. Но меня всегда оторопь берет, когда я слышу обвинения норвежской литературы в безнравственности. Мало найдется столь же нравственных народов и столь же нравственных литератур. В каждой норвежской книжке ты видишь такой моральный императив, который лежит за всем остальным.

Сегодня вы главный проводник норвежской литературы в России, ее ценитель и знаток. Как бы вы охарактеризовали особенности детской литературы Норвегии?

У норвежской детской литературы есть особенности, которые, по-видимому, проистекают из норвежской жизни. Если человек что-то хочет узнать о стране, ему нужно читать детективы или детскую литературу этой страны.

В Норвегии к детям всегда относятся уважительно, я никогда не слышала, чтобы на ребенка кричали. Норвежцы учат детей совершенно осознанно (в том числе и в школе, это большая часть школьного воспитания) трем вещам: терпимости и толерантности, умению жить с чужим мнением и решать конфликты не мордобоем и умению ценить то, что у тебя есть и быть благодарным.

Чувствуется разница подходов со среднестатистическим родителем в России…

Да, главное для взрослого норвежца - донести до ребенка представление о том, что всякая точка зрения имеет право на существование. И если ты не согласен с человеком, как-то ты должен уметь с ним договариваться. Это разные пути мышления. Как мы учим ребенка думать? Наделяем его информацией, помогаем на основе этой информации сделать заключение, потом учим это заключение аргументировать. И это позволяет ему иметь точку зрения и разговаривать. Норвежцы считают все эти этапы очень важными.

Как норвежцы смогли построить такую глубокую и мудрую систему воспитания?

Такое отношение к детям сложилось в 30-е годы, когда в мире стал распространяться фашизм. Норвежские детские писатели озаботились и выступили с официальным обращением, в котором говорилось, что ситуация их очень пугает. Детям предлагается не рассуждать, пытаются ограничить их доступ к информации. Есть только одна точка зрения, она правильная, а все остальные - неправильные. Целая система противостоит одному человеку, и это неправильно. Детская литература должна ориентироваться на конкретного человека. С тех пор как индивидуальность ребенка встала в центр норвежской литературы, эта идея - знать лучше, чем не знать, а думать лучше, чем не думать - стала ее принципом. Ребенка нужно учить думать, а чтобы учиться думать, нужно много знать. Это выделяет не только норвежскую, но и шведскую, датскую литературу. Это некоторая установка, в результате которой дети и подростки в Норвегии рано обретают самостоятельность. На них мало давят, и при этом рядом всегда есть понимающий взрослый.

Взрослым нужно приложить немало усилий, чтобы следовать этим правилам.

У норвежцев есть такое терпение, которое редко бывает у родителей. Мы воспитываем ребенка примерно как готовим в мультиварке: вкладываем, вкладываем, вкладываем что-то, а потом закрываем крышку и ждем, что из этого получится. Вот в этот момент, когда ты крышку закрыл, уже ничего сделать нельзя. Это подростковый возраст. Когда ты варишь, ты знаешь: я положу свеклу, капусту, морковку, и у меня получится борщ. Почему-то когда дело доходит до воспитания… Вроде бы ты делил с ребенком все, все происходило у него на глазах, беседовал о разных вещах, водил его в кино и читал с ним книжки, ходил на могилы родственников. Потом ты эту крышку закрываешь, и начинаются эти подростковые проказы и, как правило, именно в этот момент родителям изменяет терпение. У них не хватает терпения дождаться, что же из этого получится, и одновременно им очень часто изменяет доверие. Им страшно хочется все контролировать. Норвежцы исходят из идеи доверия подросткам. Эта идея очень правильная, эволюционная. Мы считаем, что все развивается поступательно, так же растут и подростки. Меня очень пугают идеи об ограничении доступа к информации. Получается, что до восемнадцати лет ты с ребенком ни о чем не говоришь, не даешь ему никаких книг на сложные темы (при том, что вообще-то с шестнадцати лет они могут вступать в брак), а потом для них вдруг неожиданно это все открывается. Норвежцы считают, что у подростков есть особые потребности, в том числе потребности в чтении.

То есть должны быть специальные книги для подростков?

Конечно. Я помню, как это было, когда росла я. Ты читаешь детскую литературу, потом ты сразу читаешь Гамсуна, Толстого, Достоевского. Часть из этого ты читаешь в школе и еще мало что можешь понять. У тебя остаются личные вопросы, на которые ты не можешь найти ответа. А это не тот возраст, когда ты можешь прийти к родителям и все с ними обсуждать. Хорошо, если рядом с ребенком есть учитель или другой взрослый, с которым он поговорит. А если нет? Тогда хорошо бы дать в руки ребенку книжку.

Я не очень помню, как формировался жанр подросткового романа в Норвегии, но с тех пор он очень прижился, потерял свою угловатость. В книгах для подростков показывается жизнь во всех ее проявлениях. Ты ничего не пишешь специально, ты просто не отфильтровываешь то, что в ней есть. Такая открытость детской литературы, как и жизни в целом, - очень норвежская. И она обязательно сочетается с этим умением быть благодарным, не впадать в отчаяние и находить во всем положительные стороны и поворот проблемы, который выведет на ее решение.

В России в последнее время тоже произошел, можно сказать, расцвет подростковой прозы.

Да, на мой взгляд, за последние 15-16 лет русская литература обогатилась двумя вещами, и часть из этого пришла к нам, возможно, из Норвегии тоже. Это расцвет книжки-картинки, ее бытование как детской и взрослой литературы и подростковый роман как жанр.

Норвежские родители не боятся сложных книг и тем?

Норвежские родители не покупают книжку так просто. Я многократно видела своими глазами, как тщательно они их выбирают. Они довольно хорошо справляются с такой вещью, как совместное чтение и разговор. Это общая культура. Люди умеют разговаривать друг с другом. И в частности, жанр разговора о книжке у них отработан. Я со своими детьми люблю разговаривать, но я готова к тому, что однажды скажу, что я не знаю, как ответить на этот вопрос, можно с одной стороны взглянуть, а можно с другой. Норвежцы действуют так же. Их не пугают сложные вопросы, наоборот, они считают очень удачным, если книжка дает повод о чем-то поговорить. Опять же, для разного возраста все по-разному. Надо понимать, что дети не берут в голову то, что им не по возрасту. Из всякого обсуждения они возьмут только то, до чего они уже доросли. Поэтому пропаганда и дети - вещи вообще несовместимые. Я читала с сыном десяти-двенадцати лет "Последний дюйм" Олдриджа. Эта книжка вызывает у детей слезы, но они это запоминают. Но я сама не читаю книжки только для того чтобы развлекаться. Я читаю книжки с разными целями. В том числе для того чтобы что-то пережить или о чем-то подумать. Детские книжки должны быть устроены так же. Какие-то - чтобы развлечь, какие-то - чтобы успокоить, какие-то - чтобы поговорить с ним.

Норвежские родители сами много читают?

Норвежцы - очень читающая нация. У них коэффициент читаемости - количество прочитанных книг на душу населения - гораздо выше, чем в России. У них совершенно другая система отношения книгоиздания и государства. Государство очень поддерживает литературу. Это очень маленькое государство, всего 5 млн человек, они очень заинтересованы в сохранении своей литературы и в сохранении норвежского языка. При этом у них есть такая система поддержки книгоиздания - тысяча экземпляров каждой взрослой и 500 экземпляров каждой детской (или наоборот) в обязательном порядке закупаются государством. Там есть специальный совет, который их отбирает, но в этом фильтре никак не присутствуют какая-то идеологическая составляющая, и переводные книжки закупаются в таком же количестве, что и норвежские, потому что норвежцы справедливо полагают, что во многих случаях именно художественный перевод сохраняет хороший литературный язык. Эти книги раздаются в библиотеки. Это означает, что книгоиздатель уверен в том, что вернет какие-то расходы (тысяча экземпляров - неплохое начало для продвижения книжки). И второе - все библиотеки регулярно пополняются новыми книгами. К детскому чтению в Норвегии относятся очень серьезно. Есть очень много литературных критиков, настоящих глубоких исследователей, есть институты детской книги, ведутся блоги, защищаются диссертации.

Россия когда-то тоже считалась читающей нацией…

На сегодняшний день статистика в России печальна. Каждый шестой ребенок имеет шансы столкнуться с проблемой алкогольной или наркозависимости. С другой стороны, 46% взрослого населения России за прошлый год вообще не прочитали ни одной книжки, а из того, что читают - развлекательная литература разного вида: детективы, женские романы, садоводство. Вот и получается, семья - один из родителей не читал ничего, другой - что-то развлекательное. Жизнь этого родителя и так тяжела и разговаривать с ребенком про что-то сложное он не может. Потому что прежде всего для этого он должен посмотреть на свою собственную семью, а это очень тяжело. И он может быть к этому совершенно не готов. Тогда лучше всего вообще все запретить. Гораздо лучше было бы дать ребенку в руки книги, где он видел бы другого в такой же ситуации. Дети же еще ужасно склонны считать, что они во всем виноваты. Развод родителей - сложная, но распространенная ситуация. Психологи рассказывают, что дети строят в голове какие-то невообразимые конструкции, например, "если бы я ел на завтрак манную кашу, родители бы не развелись". Насколько было бы лучше, если бы он прочитал самокатовскую книжку "Само собой и вообще" и понял, что это некая фаза жизни.

Дети все разные, одни более хрупкие, другие менее. Только родители могут понять, как устроены их дети. Меня пугают новые законы, которые ограничивают доступ к знаниям. Должен быть выбор. У всех свои представления. Я не готова довериться на сто процентов тем людям, которые составляют списки детской литературы. Я как родитель вполне готова справиться с этим сама и хотела бы иметь выбор.

Похоже, наша российская система образования всеми способами пытается отучить ребенка самостоятельно думать.

Это как раз то, что беспокоило норвежских писателей в 30-е годы. Всякое развитие, в том числе научное и интеллектуальное, могут делать люди только со свободным мышлением. А свободное мышление - это независимое мышление. Для этого человек должен учиться думать самостоятельно, иметь для этого достаточно информации. И выработать такие навыки, как аргументация, отстаивание своей точки зрения, какие-то логические связи. Это долгий, кропотливый процесс. Вместо этого, конечно, гораздо проще сказать: "Так, все открыли тетрадки, записали, что я вам сейчас скажу". Надо понимать, что трудно потом что-то ожидать от детей, так они не развиваются. Если мы не качаем мозги, у нас будут слабые мозги. Это зона ответственности родителей. Конечно, не все времена одинаково удачны для свободомыслия. Но если родители сами думающие люди, и они хотели бы видеть в своих детях будущих интересных собеседников, они сами думают об этом. Семьи бывают разными.

Я антимилитарист, довольно последовательный, никогда не покупала своему сыну ни пистолет, ни автомат. Но если ему их дарили, он в них играл. Но мне кажется, что у ребенка в голове создается некоторая каша. С одной стороны, в школьную программу входят "Черная курица" или "Аленький цветочек" - вещи для меня, например, страшные. Сказка "Иван-царевич и Серый волк" - вообще нарушение всех статей уголовного кодекса. У меня много претензий к школьной программе, там многое читают плохо или не вовремя. Может быть, я из чего-то из этого хотела бы ребенка оградить. Я трачу много усилий как родитель, чтобы та классика, которая попала в мясорубку школьной программы, хоть как-то осталась в сознании детей как живая литература.

Почему норвежская детская литература так популярная в России?

Когда ты приходишь первым с тем, чего не было раньше, непонятно, приживется это или не приживется. Поначалу все новое и неизвестное вызывает много отторжения. Но по счастью, скандинавская детская литература имеет в России давнюю историю влюбленности в себя. Это и Астрид Линдгрен, и Туве Янссон, и Анна-Катарин Вестли. Уже много скандинавских книжек, которые вошли в сокровищницу национальной детской литературы. Сейчас на русский язык переводится достаточно много норвежских детских авторов. Например, Мария Паар. Это совсем молодая писательница, которая страшно недовольна тем, что ее сравнивают с Астрид Линдгрен и, при всем уважении к одному из символов скандинавской детской литературы, считает себя совершенно другой. Руне Белсвик с книгой про Простодурсена, который очаровывает многих детей и взрослых. Однажды мы были в гостях в Израиле, и меня представили маленькому мальчику так: "Это та самая Оля, которая перевела Простодурсена". В ответ он воскликнул: "Иди, я тебя поцелую! Четыре раза читал!".

Фото из личного архива Ольги Дробот.

Ольга Дмитриевна Дробот (род. 3 июля 1962, Москва) - российский переводчик, специалист по скандинавской литературе.

Биография

Окончила филологический факультет МГУ (1984).

Заместитель главного редактора журнала «Иностранная литература » на протяжении ряда лет. Член правления Гильдии «Мастера литературного перевода» . Является постоянным членом Комитета переводчиков художественной литературы (англ. Literary Translation Committee ) Международной Федерации Переводчиков . Член Российского ПЕН-клуба . Член Союза писателей Москвы . Лауреат международной переводческой премии НОРЛА за вклад в перевод норвежской литературы (2007) . Лауреат переводческой премии Мастер за 2014 год .

В переводе Ольги Дробот на русском языке опубликованы книги Ханса Кристиана Андерсена , Хенрика Ибсена , Анне-Кат. Вестли , Эрленда Лу , Пера Петтерсона , Марии Парр , Руне Белсвика, Хьелля Аскильдсена , Роя Якобсена , Эушена Шульгина, Ханне Эрставик , Ларса Соби Кристенсена , Стиана Холе , Гру Дале и других.

Публикации

• «Сочувствующий вам, мизантроп Аскильдсен»: Послесловие к сборнику произведений Х. Аскильдсена «Всё хорошо, пока хорошо».
• Детский мир Софии (о Юстейне Гордере). - «Семья и школа», 1999, № 4
• Убийство лишь заканчивает цепь событий - в книге Аксель Сандемусе. Оборотень - Прогресс-Традиция, 2004
• Ibsen in Translation, или Опыт синхронизации переводческого процесса // Иностранная литература. - 2010. - № 12.
• Размышления переводчика - журнал «Библиотека в школе», 2011
• - Книжная индустрия, 01.12.2014

Напишите отзыв о статье "Дробот, Ольга Дмитриевна"

Примечания

Ссылки

• - интервью порталу Norge.ru
• - Радио Свобода 16.01.2006
• - «Детская площадка» «Эха Москвы» 01.06.2006

Отрывок, характеризующий Дробот, Ольга Дмитриевна

– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l"amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l"amour des charretiers, другая l"amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l"amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d"Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.