Основные направления и тенденции современной литературы. Основные направления в современной российской литературе

Литературный метод, стиль или литературное направление часто трактуются как синонимы. В основе лежит схожий у разных писателей тип художественного мышления. Подчас современный автор не осознает, в каком именно направлении он работает, и оценивает его творческий метод литературовед или критик. И оказывается, что автор – сентименталист или акмеист… Представляем вашему вниманию литературные направления в таблице от классицизма до модерна.

Существовали в истории литературы случаи, когда и сами представители пишущей братии осознавали теоретические основы своей деятельности, пропагандировали их в манифестах, объединялись в творческие группы. Например, российские футуристы, выступившие в печати с манифестом «Пощечина общественному вкусу».

Сегодня мы говорим о сложившейся системе литературных направлений прошлого, определявших особенности развития мирового литературного процесса, и изучаемые теорией литературы . Основные литературные направления таковы:

• классицизм
• сентиментализм
• романтизм
• реализм
• модернизм (делится на течения: символизм, акмеизм, футуризм, имажинизм)
• соцреализм
• постмодернизм

Современность же чаще всего связывают с понятием постмодернизма, а иногда социально-активного реализма.

Литературные направления в таблицах

	Классицизм	Сентиментализм	Романтизм	Реализм	Модернизм
Периодизация	литературное направление XVII – начала XIX веков, основанное на подражании античным образцам.	Литературное направление второй половины XVIII – начала XIX века. От французского слова «Sentiment» - чувство, чувствительность.	литературное направления конца XVIII – второй половины XIX в. Романтизм возник в 1790-е гг. сначала в Германии, а затем распространился по всему западноевропейскому культурному региону Наибольшее развитие получил в Англии, Германии, Франции (Дж. Байрон, В. Скотт, В. Гюго, П. Мериме)	направление в литературе и искусстве XIX века, ставящее целью правдивое воспроизведение действительности в её типических чертах.	литературное направление, эстетическая концепция, формировавшаяся в 1910-е годы. Основоположники модернизма: М.Пруст «В поисках утраченного времени», Дж.Джойс «Улисс», Ф.Кафка «Процесс».
Признаки, особенности	Четко делятся на положительных и отрицательных. В конце классической комедии порок всегда наказан, а добро торжествует. Принцип трех единств: времени (действие длится не более суток), места, действия.	Особое внимание – к душевному миру человека. Главным объявляется чувство, переживание простого человека, а не великие идеи. Характерные жанры – элегия, послание, роман в письмах, дневник, в которых преобладают исповедальные мотивы	Герои – яркие, исключительные личности в необычных обстоятельствах. Для романтизма характерен порыв, необычайная сложность, внутренняя глубина человеческой индивидуальности. Для романтического произведения характерна идея двоемирия: мир, в котором живет герой, и другой мир, в котором он хочет быть.	Реальность является средством познания человеком себя и окружающего мира. Типизация образов. Это достигается через правдивость деталей в конкретных условиях. Даже при трагическом конфликте искусство жизнеутверждающее. Реализму присуще стремление рассматривать действительность в развитии, способность обнаруживать развитие новых социальных, психологических и общественных отношений.	Основной задачей модернизма является проникновение в глубины сознания и подсознания человека, передача работы памяти, особенностей восприятия окружающего, в том, как в «мгновениях бытия» преломляется прошлое, настоящее и провидится будущее. Основным приёмом в творчестве модернистов становится «поток сознания», позволяющий запечатлеть движение мыслей, впечатлений, чувств.
Особенности развития в России	К качестве примера можно привести комедию Фонвизина «Недоросль». В этой комедии Фонвизин пытается осуществить главную идею классицизма – перевоспитать мир разумным словом.	К качестве примера можно привести повесть Н.М.Карамзина "Бедная Лиза", которая в противовес рационалному классицизму с его культом разума утверждает культ чувств, чувственности.	В России романтизм зародился на фоне национального подъема после войны 1812 года. Ему присуща ярко выраженная социальная направленность. Он проникнут идеей гражданского служения и вольнолюбия (К. Ф. Рылеев, В. А. Жуковский).	В России основы реализма были заложены в 1820 - 30-х гг. творчеством Пушкина («Евгений Онегин», «Борис Годунов «Капитанская дочка», поздняя лирика). этот этап связан с именами И. А. Гончарова, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова, А. Н. Островского и др. Реализм 19 века принято называть «критическим», так как определяющим началом в нем являлось именно социально-критическое.	В Российском литературоведении модернистскими принято называть 3 литературных течения, заявивших о себе в период с 1890 по 1917 год. Это символизм, акмеизм и футуризм, которые составили основу модернизма как литературного направления.

Модернизм представлен следующими литературными течениями:

• Символизм

  (Символ – от греч. Symbolon – условный знак)
  1. Центральное место отводится символу*
  2. Преобладает стремление к высшему идеалу
  3. Поэтический образ призван выражать суть какого-либо явления
  4. Характерно отражение мира в двух планах: реальном и мистическом
  5. Изысканность и музыкальность стиха
  Основоположник Д. С. Мережковским, который в 1892 году выступил с лекцией «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (статья опубликована в 1893 г.) Символистов делят на старших ((В. Брюсов, К. Бальмонт, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Ф. Сологуб дебютировали в 1890-е) и младших (А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов и др дебютировали в 1900-е г.)

• Акмеизм

  (От греческого «акме» - острие, высшая точка). Литературное течение акмеизма возникло в начале 1910-х годов и генетически было связано с символизмом. (Н. Гумилев, А. Ахматова, С. Городецкий, О. Мандельштам, М. Зенкевич и В. Нарбут.) Влияние на формирование оказала статья М. Кузмина «О прекрасной ясности», напечатанную в 1910 году. В программной статье 1913 г. «Наследие акмеизма и символизм» Н. Гумилев называл символизм «достойным отцом», но подчеркивал при этом, что новое поколение выработало «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь»
  1. Ориентация на классическую поэзию XIX века
  2. Принятие земного мира в его многообразии, зримой конкретности
  3. Предметность и чёткость образов, отточенность деталей
  4. В ритмике акмеисты использовали дольник (Дольник – нарушение традиционного
  регулярного чередования ударных и безударных слогов. Строки совпадают по количеству ударений, но ударные и безударные слоги свободно располагаются в строке.), что сближало стихотворение с живой разговорной речью

• Футуризм

  Футуризм – от лат. futurum , будущее. Генетически литературный футуризм теснейшим образом связан с авангардными группировками художников 1910-х годов - прежде всего с группами «Бубновый валет», «Ослиный хвост», «Союз молодежи». В 1909 г. в Италии поэт Ф. Маринетти опубликовал статью «Манифест футуризма». В 1912 г. манифест «Пощечина общественному вкусу» создали русский футуристы: В. Маяковский, А. Крученых, В. Хлебников: «Пушкин непонятнее иероглифов». Распадаться футуризм стал уже в 1915-1916-е годы.
  1. Бунтарство, анархичность мировоззрения
  2. Отрицание культурных традиций
  3. Эксперименты в области ритма и рифмы, фигурное расположение строф и строчек
  4. Активное словотворчество

• Имажинизм

  От лат. imagо - образ Литературное течение в русской поэзии XX века, представители которого заявляли, что цель творчества состоит в создании образа. Основное выразительное средство имажинистов - метафора, часто метафорические цепи, сопоставляющие различные элементы двух образов - прямого и переносного. Имажинизм возник в 1918 году, когда в Москве был основан «Орден имажинистов». Создателями «Ордена» стали Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич и входивший ранее в группу новокрестьянских поэтов Сергей Есенин

Лицо России особенно индивидуально,ибо восприимчиво не только к чужому, но и к своему.Д. Лихачёв Развитие современной русской литературы – живой и стремительно развивающийся процесс, каждое художественное произведение в котором является частью быстро меняющейся картины. Вместе с тем в литературе происходит создание художественных миров, отмеченных яркой индивидуальностью, определяемых и энергией художественного творчества, и разнообразием эстетических принципов. Современная русская литература – это литература, которая появилась в нашей стране на русском языке, начиная со второй половины 80-х годов до настоящего времени. В ней отчётливо видны те процессы, которые определили её развитие в 80-е годы, 90-900 годы и, так называемые «нулевые», т. е. после 2000 года. Следуя хронологии, в развитии современной литературы могут быть выделены такие периоды, как литература 1980-90 годов, литература 1990-2000 годов и литература после 2000 года. 1980-90е годы войдут в историю русской литературы как период смены эстетических, идеологических, нравственных парадигм. В это же время произошла полная смена культурного кода, состоялось тотальное изменение самой литературы, роли писателя, типа читателя (Н. Иванова).Последнее десятилетие с 2000г., так называемые «нулевые» годы, стало средоточием многих общих динамических тенденций: были подведены итоги столетия, усилилось противостояние культур, произошло нарастание новых качеств в различных сферах искусства. В частности в литературе наметились тенденции, связанные с переосмыслением литературного наследия. Не все тенденции, происходящие в современной литературе, могут быть точно обозначены, так как с течением времени многие процессы продолжают видоизменяться. Безусловно, что многое, из того, что происходит в ней, часто имеет полярные мнения среди литературоведов. В связи со сменой эстетических, идеологических, нравственных парадигм, произошедших в 1980-900-е годы, радикально поменялись взгляды на роль литературы в обществе. Россия XIX и XX веков была литературоцентристской страной: литература брала на себя многочисленные функции, в том числе она отражала философские поиски смысла жизни, формировала мировоззрение и несла воспитательную функцию, при этом оставаясь беллетристикой. В настоящее время литература не играет ту роль, которую она выполняла прежде. Произошло отделение литературы от государства, минимализировалась политическая востребованность современной русской литературы. На развитие современного литературного процесса большое влияние оказали эстетические идеи русских философов Серебряного века . Идеи карнавализации в искусстве и роль диалога. М.М, Бахтина, новая волна интересак Ю.Лотману, Аверинцеву, психоанлитические, экзистенциалитские, феноменологические, герменевтические теории оказали большое влияние на художественную практику и литературоведение. В конце 80-х вышли тексты философов К. Свасьяна, В. Малахова, М. Рыклина, В Махлина, филологов С.Зенкина, М.Эпштейна, А. Эткинда, Т. Венидиктовой, критиков и теоретиков К. Кобрина, В. Курицына, А.Скидана.

Саша Соколов – литературное имя Александра Всеволодовича Соколова . По образованию он – филолог. Им написано 3 романа: «Школа для дураков» («Октябрь». 1989. № 3) «Между собакой и волком» («Волга». 1989. № 8,9)«Палисандрия» («Октябрь». 1991. № 9-11)

Когда Саша Соколов приступал к работе над «Палисандрией» он ставил перед собой сверхзадачу: «написать роман, который покончит с романом как жанром». Уничтожение романного жанра Соколов связывал с ключевым приемом – пародией, пародией на многочисленные псевдолитературные жанры, наводнившие массовый рынок: политический триллер, приключенческий роман, порнографический роман и т.д. Особенно раздражало Соколова в эмигрантской литературе обилие мемуарной прозы, вытеснившей произведения истинно творческие, сотканные фантазией художника. В частности, «Палисандрия» Соколова – пародия на воспоминания дочери Сталина – Светланы Алилуевой.

Главный герой – рассказчик романа Саши Соколова – некий Палисандр Дальберг, «кремлевский сирота» – внучатый племянник Берии и правнук Григория Распутина. Палисандр должен стать исполнителем покушения на главу советского государства Леонида Брежнева. К этому покушению его готовит Юрий Андропов. Покушение провалилось. Палисандр арестован. Вскоре его освобождают. И Андропов предлагает ему уехать за границу. Этим мотивом Саша Соколов повторяет характерный для эмигрантской литературы мотив изгнания из рая. Эмиграция Палисандра выгодна Андропову потому, что он избавляется от конкурента на высший государственный пост. Палисандр уезжает, и Андропов приходит к власти.

Палисандр уезжает за границу якобы с секретной миссией – восстановить связь времен встречей с русской культурой ранних волн эмиграции. Приехав за границу, Палисандр начинает активно связывать времена, но при помощи своей сексуальной активности, вступая в интимные контакты со всеми старухами эмиграции, (здесь присутствует явная пародия на роман В. Набокова «Лолита», где герой любит нимфетку, девочку-подростка).

Роман заканчивается тем, что Палисандр возвращается из-за границы с гробами русских эмигрантов. Однако это не восстанавливает связи времен. Напротив, все существующие в стране часы начинают показывать индивидуальное время.

В романе Саши Соколова дан образ «взбесившегося времени» – по существу – антивремени: действие романа перепрыгивает через века и пространства. Герой Соколова пускается в интеллектуальное познание истории, но оно оборачивается эротическим познанием русской истории.

Саша Соколов выражает мысль, характерную для постмодернизма в целом, о том, что действительность иррациональна, но повторяема. Что-то новое можно создать лишь из обрывков, осколков, фрагментов старого, так как поступательное движение духа уже прекратилось.

Современная литература приходит к мысли о том, что реализм оказался не способным охватить и передать на языке реалистического искусства глубинные законы современности. Поэтому постмодернизм стремится перехватить инициативу у реализма. И дело даже не в том, что постмодернизм более современен стилистически. Постмодернистская литература заметила и сумела передать качественное изменение современного сознания по сравнению с сознанием человека первой половины ХХ века. Язык же реалистической литературы создан для познания закономерностей исторического процесса. И пока реалисты не смогут понять, что есть история на современном этапе, новой реалистической литературы не будет.

Литература, развиваясь по своим внутренним законам, всё же не может не зависеть от общественно-политической обстановки в стране. И нынешнее состояние русской литературы вызвано, прежде всего, теми изменениями, которые произошли в обществе, начиная с середины 80-х гг. XX века.

Условной границей, от которой можно отсчитывать начало новейшей или современной литературы, логично считать рубеж 1980 – 1990-х гг. Это как раз тот момент, когда совпадение внешних социальных и собственно культурных обстоятельств привело к совершенно новому качеству литературы. Среди них – отказ государства от цензуры и от других форм опеки литературы, административных и экономических; утрата Союзом писателей литературного министерства и распад его на два оппозиционных союза; появление частных издательств и как следствие экономических факторов, определяющих книжную политику и книжный рынок взамен идеологических и административных; утрата и политических и нравственных табу.

Начало преобразований в СССР, названных перестройкой, отмена цензуры не могли не сказаться на литературной жизни. Сначала литературно-художественные журналы опубликовали написанные еще в 1970-е гг. романы А. Рыбакова «Дети Арбата», А. Бека «Новое назначение», В. Дудинцева «Белые одежды», Д. Гранина «Зубр», А. Ахматовой «Реквием». Появление этих произведений, очень разных по своим художественным качествам, вызвало ощущение прорыва к новым, ранее неизведанным глубинам постижения жизни. Прежде всего, поражала смелость писателей. Каждый из них продемонстрировал возможность сопротивления тоталитаризму.

Затем пошли публикации А. Платонова, Б. Пастернака, Е. Замятина, В. Гроссмана, Н. Гумилева, К. Бальмонта, И. Северянина, эмигрантов всех волн и поколений: Б. Зайцева, В. Набокова, И. Бродского, С. Довлатова, В. Максимова и т.д. Произведения, долгие годы бывшие под запретом, стали возвращаться с триумфом, причем эстетические качества их почти не учитывались. Достаточно было того, что возвращаемая литература была знаком интеллигентского сопротивления. Введение этих книг в культурный обиход расширяло границы свободы слова.

В 1989 г. был опубликован «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына и вслед за ним – «Раковый корпус», «В круге первом», «Красное колесо». Возвращение на родину книг Солженицына, долгое время олицетворявшего совесть русской интеллигенции, знаменовало собой широкое наступление гласности.

Таким образом, за 5 лет было напечатано то, что создавалось русскими писателями на протяжении более 70 лет. Спресованность публикаций сбила и перепутала эпохи, перемешала слои литературы, нарушилась последовательность движения жанров, эволюционный процесс сменился взрывом. Единый в прошлом литературный поток разделился на два основных течения: «левые» начали формироваться вокруг журналов «Октябрь», «Знамя», а «правые» – вокруг «Нашего современника» и «Молодой гвардии».

Русская проза 2-й половины 1980-х – начала 90-х гг. неоднородна по своим эстетическим принципам и этико-философским установкам. Она распадается на 3 течения – неоклассическую, условно-метафорическую и «другую прозу».

Неоклассическая проза обращается к социальным и этическим проблемам жизни, исходя из реалистической традиции, поэтому иногда в критике можно встретить определение «традиционная» проза. Средствами и приемами реалистического письма, наследуя «учительскую» и «проповедническую» направленность русской классической литературы, писатели-традиционалисты пытаются воссоздать картину происходящего, осмысливать его, воспитать необходимое представление о норме социального и нравственного поведения. Для реалистических писателей жизнь общества является главным содержанием. В условиях кризиса современного общества, когда разрушились прежние ценностные понятия, основы прежней морали, именно в неоклассической прозе идут поиски новых гуманистических идеалов, утверждение христианской морали, обретение нравственных основ.

Если русская классика особую заслугу человека видела в духовном смирении, то для неоклассической прозы этот принцип полемичен. Герои ее унаследовали активную жизненную позицию, присущую советской литературе с ее культом героя-энтузиаста, оптимиста. Принимая идею служения людям, они видят путь изменения общества в нравственном усовершенствовании не столько себя, сколько окружающих.

Средствами и приемами реалистического письма, наследуя проповедническую традицию русской классической литературы, В. Астафьев, В. Распутин, Б. Васильев, А. Приставкин пытаются раскрыть суть жизненных неурядиц и противоречий, показать падение нравов, обесчеловечивание общества.

В неоклассической прозе можно выделить два стилевых течения, одно из которых характеризуется повышением уровня публицистичности, открытым выражением того наболевшего , что несут в себе писатели. Это художественно-публицистическая ветвь , характерными произведениями которой являются повесть «Пожар» и рассказ «В ту же землю» В. Распутина, роман «Печальный детектив» В. Астафьева. Другая ветвь философичная проза стремится соотнести конкретные проблемы нашего времени с чем-то надвременным, с общечеловеческими поисками. Основные черты этой прозы представлены в произведениях Ч. Айтматова «Плаха», Л. Бежина «Калоши счастья», Б. Васильева «Дом, который построил Дед».

Рассказ В. Распутина «В ту же землю» открывается с того, что в пятиэтажке на улице загазованного выше всякого разумения промышленного сибирского города умирает старушка, приехавшая из деревни к дочери пережить зиму. И выясняется, что отправить умершего в последний путь по обычному ритуалу очень сложно, а в ситуации Пашуты – просто невозможно, потому что, с одной стороны, старушка не была прописана в городе, а без прописки не выдают справку о смерти, а без такой справки не выделяют места на кладбище, а с другой – у безработной Пашуты нет денег даже на приобретение гроба для матери… Автор представляет обесчеловеченные нравы современности, перевернувшие самые древние моральные устои и религиозные обычаи, превратившие священное таинство обряда погребения в механический процесс зарывания в землю, за который к тому же взимаются огромные суммы, немыслимые для простых людей. Человек остается один на один со своей бедой, и никаким властям он оказывается не нужен.

Вследствие такого положения вещей решает распутинская героиня хоронить мать сама, «наособицу», «крадучи», «ночью, чтобы люди не видели». Помогают ей в этом «воровском» деле ее давний друг Стас и его знакомый Серега. Двое мужчин вывозят старушку на обыкновенной «Ниве», Серега выдалбливает в сосняке за городом страшную яму, и потом, оглядывая оставляемый холмик, говорит: «А что (…), хоронят же при дорогах шоферов... Какая разница - где?! В ту же землю...»

Действительно, разницы как будто никакой нет: ведь и на кладбище и за кладбищенской оградой земля, в которую уходит человек, одна и та же. Но ситуация сама по себе оказывается аномальной уже по той простой причине, что нарушает все принятые в человеческом мире обряды захоронения. Характерно, что все трое осознают себя участниками воровства, но воровства особого рода, от которого «страдает не собственность чья-то, а сами человеческие устои». И снег, который пошел в ночь погребения, воспринимается ими как даруемое небом «прощение за беззаконные действия».

Но на этом сюжет не завершается: по весне обнаруживает Пашута два холмика по обе стороны от материнской могилы: «…Такое славное отыскали… место, что появились соседи». Но дело здесь не только в «славном местечке»: появление соседей неопровержимо свидетельствует о том, что ситуация, в которой оказалась Пашута, является не единичным, исключительным, а типичным и характерным для россиян. И это обобщение еще раз подчеркивает позицию автора, боль его за простых граждан своего отечества. Немаловажным оказывается и тот факт, что одна из двух могил принадлежала Сереге, доброму и отзывчивому парню, другу Стаса, убитого при невыясненных обстоятельствах, - еще одна характерная деталь современной действительности.

В финале произведения мы видим запившего в связи с этим Стаса с какой-то отстраненной улыбкой: «Странная и страшная это была улыбка – изломанно-скорбная, похожая на шрам, застывшая на лице человека с отпечатавшеюся где-то глубоко в небе образа обманутого мира». Изломанно-скорбная улыбка Стаса, соотносимая с отпечатавшимся в небе образом обманутого мира, подчеркивает глобальность трагической ситуации, в которой оказались вовлечены миллионы индивидуальных человеческих судеб.

Устами Стаса автор оценивает деятельность тех, кто инициировал социально-экономические и общественно-политические перемены последних лет, обрекшие соотечественников на жалкое существование, граничащее с вымиранием: «Я тебе скажу, чем они нас взяли. (…) Подлостью, бесстыдством, каинством. Против этого оружия нет. Нашли народ, который беззащитен против этого».

Рассказчик вводит в повествование общественно-исторические факты: экономический упадок города, в котором разворачиваются события, ухудшение экологической ситуации, обнищание рабочего класса, рост бюрократии и т.д. В этом проявляется социальное наполнение произведения. Писателю удалось, не отстраняясь от задач художественного эпоса, поместить персонажей в равнозначную реальности сферу так, что ситуация, легшая в основу сюжета, оказывается правдоподобной, почти документальной.

Рассказ В. Распутина «В ту же землю» является не просто упреком власти, отвернувшейся от своих граждан и занявшейся исключительно собой , а обвинительным актом за антинародную политику, которую она проводит в жизнь самым циничным образом.

В 1996 году В. Распутин получил престижную ныне у писателей премию конкурса «Москва - Пенне». Его соперниками в финале оказались Л. Петрушевская и Ф. Искандер, представившие толстые книги в ярких обложках. Распутин новыми книгами тогда не располагал и на конкурс представил журнальные ксерокопии двух рассказов - «В ту же землю» и «В больнице». Победили именно его рассказы.

Отметим, что в 2003 г. Валентин Григорьевич выпустил повесть «Мать Ивана, дочь Ивана», в которой с тех же гражданских позиций, но на более широком жизненном материале исследует нашу современную повседневность.

В условиях подцензурной литературы возникла так называемая условно-метафорическая ветвь прозы. Не имея возможности открыто высказать отрицание тех или иных сторон жизни, а порой и всей системы, писатели создавали фантастические или условные миры, куда помещали героев. Пик развития условно-метафорической прозы приходится на середину 80-х годов. Начиная с конца 70-х один за другим появляются «Альтист Данилов» и «Аптекарь» В. Орлова, «Живая вода» В. Крупина, «Белка» А. Кима, «Кролики и удавы» Ф. Искандера. Миф, сказка, научная концепция, фантасмагория образуют причудливый, но узнаваемый современниками мир. Духовная неполноценность, обесчеловечивание обретают мастерское воплощение в метафоре превращения людей в разных зверей, хищников, оборотней.

Условно-метафорическая проза в реальной жизни видела абсурд и алогизм, в будничном ее течении угадывала катастрофические парадоксы. Она использовала фантастические допущения, испытание действующих лиц необыкновенными возможностями, дьявольскими соблазнами, чтобы ярче показать суть реальности.

Социальная сказка Ф. Искандера «Кролики и удавы» создавалась в пик застоя – в 1973 г., но вышла она к читателю только в 1986 г. Искандер показал тоталитарную общественную систему, продемонстрировал механизм ее действия. Сказка представляет социальное устройство, в котором 3 уровня иерархии: туземцы, выращивающие овощи; кролики, крадущие овощи у туземцев; удавы во главе с Великим Питоном, заглатывающие кроликов.

Мир кроликов и удавов основан на безотчетном страхе одних перед другими. Загипнотизированные страхом кролики даже не пытаются сопротивляться, когда их проглатывают удавы. Мир кроликов – это мир доносов, предательства, всеобщего парализующего страха. В этом кроличьем государстве существует своя иерархия. Во главе королевства стоит король, управляющий с помощью страха и обещания Цветной Капусты (метафора «светлого будущего – коммунизма»). Вокруг него группируются Допущенные к столу, чьи места стремятся любыми способами занять Стремящиеся быть допущенными (политбюро ЦК КПСС и кандидаты в члены политбюро). Для достижения цели хороши все средства: наушничество, оговор, предательство, соучастие в убийстве.

Среди кроликов есть свои индивидуальности. Появился Задумавшийся, который обнаружил, что кроличий страх – это и есть гипноз, делающий кроликов бессильными перед удавами. Если превозмочь страх, то не так-то просто, оказывается, проглотить кролика. Но это открытие ломало систему: если кролики не будут бояться, разрушат гипноз страха, то на одной Цветной Капусте долго не продержишься. Поэтому нарушителя гармоничной системы необходимо было устранить. Для этой цели как нельзя лучше подходит Находчивый. Он жаждет быть Допущенным, а для этого готов сделать всё, что необходимо Королю. Но открыто выступить он не хочет, т.к. это подпортит его звание либерала. Поэтому он распевает песенку, в которой завуалированно доносит удавам, где находится Задумавшийся. Но и сам Находчивый оказывается скомпрометированным, и Король отправляет его в ссылку в пустыню на съедение удавам. Таким образом, свидетель и участник убийства Задумавшегося уничтожен. В этом эпизоде нашла отражение система, характерная для репрессивной машины тоталитарного государства.

Когда после гибели Задумавшегося кролики вздумали бунтовать, Король назначает демократические выборы, но перед этим устраивает сеанс государственной гимнастики, вызывающей «рефлекс подчинения». «Кролики, встать! Кролики, сесть! Кролики, встать! Кролики, сесть!» – десять раз подряд говорил Король, вместе с музыкой наращивая темп и напряжение. «Кролики, кто за меня? – закричал Король, и кролики не успели очнуться, как очутились с поднятыми лапами». «Государственная гимнастика» – аллегория идеологической обработки в тоталитарном обществе, приводящей к единомыслию.

«Кролики и удавы» – это социальная повесть, основанная на сказочном типе условности. В ней очень сильна ироническая интонация, обладающая высокими художественными качествами, что делает это произведение значительным явлением литературы.

Большое место в современном литературном потоке занимает фантастика, которую сейчас называют англоязычным словом «фэнтези». Именно к этому жанру относятся нашумевшие в последнее время романы Сергея Лукьяненко «Ночной дозор», «Дневной дозор», «Последний дозор» и снятые по ним фильмы.

На вопрос корреспондентки «Аргументов и фактов» Юлии Шигаревой «Почему подростки и молодежь предпочитают читать фэнтези, а не книги про реальную жизнь?», С. Лукьяненко ответил: «Современный мир очень сложный, неприятный, порой лживый. Мир, где грань между добром и злом часто оказывается стерта. Эта сложность пугает. Поэтому молодежь, которая всегда склонна к максимализму и не приемлет компромиссы, более комфортно себя чувствует в фэнтезийном мире. Там все просто: вот добро, вот зло, эти – друзья, а эти – враги».

По всей видимости, мнение Лукьяненко не безосновательно.

«Другая проза» является отрицательной реакцией на официальную литературу. Впервые такое название употребил А. Битов, затем удачное определение было подхвачено другими, т.к. в этой прозе на самом деле всё другое: ситуации, приемы и персонажи. Это же литературное явление выступает под терминами «новая волна», «альтернативная литература».

Возникнув в период насаждаемого сверху идеологического и эстетического единомыслия, «другая проза» была в довольно своеобразных отношениях с цензурой. Некоторые ее авторы публиковались на страницах подцензурных изданий. Другие вынуждены были уйти в самиздат и тамиздат. В целом же «другая проза» формировалась вне рамок официально признававшейся литературы , долгое время не становясь фактом общественного сознания. Но перемены в обществе освободили «другой прозе» путь к читателю.

Общими чертами таких разных авторов как Т. Толстая, В. Пьецух, Вик. Ерофеев, Т. Набатникова и др. являются черты оппозиционности официозу, принципиальный отказ от следования сложившимся литературным стереотипам. «Другая проза» внешне безразлична к любому идеалу – нравственно-социальному, политическому. Она отказывается от учительства, проповедничества, позиция автора не только не выражена отчетливо, а как бы вообще отсутствует. «Другая проза» изображает разрушенный быт, изломанную историю, раздерганную на клочки культуру, она часто мрачна и пессимистична.

Герой повести М. Кураева «Ночной дозор» Полуболотов ночью, во время дежурства рассказывает своему молодому напарнику о том, как в прошлом осуществлял акции по аресту врагов народа.

Человек сталинской эпохи, Полуболотов, убежден, что действительно существовали «враги народа», и с ними надо было бороться. Его не смущает даже то, что иногда люди подвергались аресту не из-за политических взглядов, а по чисто бытовым причинам: кто-то не так высказался о начальнике, кто-то полюбил не ту женщину, а кто-то расхвастался не в меру. Герои не задумываются, ради кого же строилось светлое будущее, если «брали по 500 - 700 человек за ночь». Полуболотов вопросов истории не задает, он по-своему честен, правдив, он нигде не лукавит, но тем страшнее видеть то, во что превращается человек, оболваненный идеологией, которая выдавалась за волю народа.

М. Кураев показывает, что Полуболотов по природе своей такой же, как и другие. Он способен восхищаться красотой окружающего, пением птиц. Но Система сделала его исполнителем и этим извратила его природу, определила его безразличие к судьбам людей. Кураев не дает никакой оценки своему герою, он самораскрывается в своей речи, и его последующие слова, вроде бы очень бытовые, заключают символический смысл: «Никак у нас часы с тобой поотстали? Смотри-ка, и вправду стоят!..» Действительно, на Полуболотове часы Истории как бы и впрямь остановились.

В рамках «другой прозы» повесть Кураева примыкает к историческому течению, в котором судьба героя, как правило, связывается с историей страны.

Натуральное течение обращается к страшной и жестокой действительности, где попирается достоинство человека, где хрупка грань между жизнью и смертью, где убийство воспринимается как норма, а смерть – как избавление от издевательств. Показывая грязь жизни, «натуралисты» только констатируют факты. В отличие от писателей традиционного направления, они отстраняются от оценки изображаемого.

Натуралисты вторгаются в такие области жизни, которые не принято было вводить в сферу литературы. Предметом их пристального внимания становятся неуставные отношения в армии, звериные законы в колонии, сделки и коммерция могильщиков, афганская война, цинизм, агрессивность, вседозволенность в обыденной жизни. «Натурализм» «других» писателей беспощаден, как беспощадна сама современная жизнь, недаром их произведения называют «чернухой». Чернота в обыденности всепоглощающа. Она даже не воспринимается как что-то сверхординарное. Это – форма жизни и ее суть.

Если в традиционной прозе «свинцовые мерзости» воспринимались как вторжение в нормальный ход жизни, но всё же экстраординарное, не ставшее нормой, то в «натуральной» прозе ужасы, грязь, дикие отношения между людьми становятся обыденными.

Почти во всех произведениях «натуралистов» финал – это смерть, выпадение из жизни. Но триумфом такой финал не пронизан, хотя он пессимистичен, уход из жизни трактуется как избавление от унижающей человеческое достоинство обыденности, как закономерный итог давящих социальных обстоятельств.

В повести С. Каледина «Смиренное кладбище» пьянь, жулье, полууголовщина, собралась на кладбище, найдя свое призвание в работе могильщиков. От элегического восприятия пушкинского «смиренного кладбища» и воспоминанья не осталось. Как и во всем мире, здесь бурлит жизнь: та же алчность, подлость, те же сделки и надувательство, те же страсти.

Каледин без церемоний раскрывает «тайны» кладбищенского бытия. Профессионально, не спеша, показывает он процесс рытья ямы, продажу бесхозных могил для перезахоронения, установку памятников и цветников… И в ходе этого повествования вырисовываются жуткие, наполненные грязью, скандалами, тюрьмами судьбы вроде и не отверженных, но выпавших из привычной жизненной колеи людей.

Лучший из могильщиков Лешка Воробей – человек с перекрученной биографией. Система жизненных ценностей героя искажена воспоминанием, образом жизни, средой. Мальчишкой убежал от ненавистной мачехи и отца, избивавшего умирающую от рака мать. Недочеловеченность с самого рождения окружала Лёху: скитания, колония, грязь, водка… Пьет Лёха, пьет жена его Валентина, пьет ее подруга Ира… Пьяные, идут брат на брата с топором не в переносном , а в прямом смысле: родной брат чуть не разломил пополам череп Лёхи, от чего тот слух потерял и стал плохо видеть.

Сам Лёха дня не проживет без того, чтобы не поучить кулаками жену Вальку. В этом мире, где наживаются на горе людей, существуют законы волчьей стаи. Есть вожак, есть авторитеты, и стоит кому-то нарушить эти законы, грозит страшная расплата. Здесь обесценены жизнь и смерть, перевернуты нравственные понятия. Зло, совершаемое героями, даже не мотивировано. Поражает не столько обыденность такого существования, сколько невосприимчивость к ней героев. Для них это норма.

«Натуральное» течение в «другой прозе» беспощадно в изображении действительности, черной, неприглядной, но отнюдь не намеренно очерненной писателями. Статистика преступлений свидетельствует, что «натуралисты» показывают тяжкие последствия деформированного, уродливого развития жизни последнего 20-летия.
Переходя к заключению и пытаясь сделать какое-то обобщение, хотелось бы обратить внимание на вопрос Юлии Шигаревой, корреспондента «Аргументов и фактов», современному писателю С. Лукьяненко: «Если посмотреть на полки книжных магазинов, то оказывается, что 90% из них забито шелухой – детективы, фэнтези, легкие романчики …» Иногда вопросы значат больше, чем любой ответ: здесь выражена сжатая констатация современной литературной ситуации: 90% шелухи . Любопытен и ответ писателя: «Однажды хорошая киевская писательница Людмила Козинец сказала: «Чтобы были киты, должен водиться планктон». Планктон - мельчайшие организмы, обитающие в толщах вод: моллюски, личинки и т.д. Они являются пищей для китов. Но Л. Козинец говорит, конечно, не о водных обитателях, а о литературных «китах» и «планктонах», и нужно сказать, что суждение не лишено логики: литература не может состоять из одних великих имен. Но, тем не менее, создается впечатление, что за последние четверть века в нашей литературе размножается только планктон, но ни одного кита среди них не появилось. Каждое поколение, как правило, выдвигало своего литератора, который наиболее полно выражал свою эпоху, современная литература не выдвинула ни одной фигуры, которая могла бы соперничать не только с Толстым и Достоевским, Горьким и Солженицыным, но и с В. Распутиным и В. Беловым, Е. Евтушенко и Р. Рождественским.

Феликс Кузнецов, известный литературовед, возглавлявший Институт мировой литературы им. М. Горького РАН, так отзывается о современной литературной ситуации: «Литература стала мелкотравчатой, и погубила ее постмодернистская литературная мода, потому что суть постмодернизма – в принципиальном отказе от подлинных человеческих ценностей . Появилось огромное количество прозаиков и поэтов, которые интересны лишь друг другу, самим себе. Они награждаются огромным количеством всевозможных премий и практически абсолютно неизвестны широкому читателю… Подлинная литература оттеснена на периферию, а на первое место вышли дамские детективы, поглотивший все телевидение так называемый юмор» («Лит. газета». - Фев. 2006).

И еще одна, последняя цитата, автора которой установить не удалось, но от этого актуальность ее не уменьшается: «Раньше высокая культура оплачивалась высоко, а массовая – низко. А сейчас все наоборот, все запуталось. Люди не понимают, что ценности остались старыми и деньги их не заменяют».

ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ

«Ситуация взрыва определяет состояние современной русской поэзии, переживающей мучительный период ломки и переориентации», - писал в 1995г. Г.Г. Исаев, и эта характеристика достаточно справедлива. Со второй половины 1980-х гг. реалистическая поэзия пытается исторически, нравственно и философски осмыслить происходящие в стране и обществе процессы, дать им свою оценку.

В 1993 г. в журнале «Новый мир» Игорь Губерман опубликовал подборку четверостиший под общим заголовком «Стал каплями российского фольклора». Эти стихи поначалу кажутся написанными человеком, нисколько не заботящимся о серьезности затрагиваемых им проблем, но, тем не менее, как бы мимоходом, шутя и балагуря, автору удается штрихами и пунктирами набросать некоторые существенные черты государственного устройства страны переходного от социализма к капитализму периода:

Я Россию часто вспоминаю,

Думая о дальнем дорогом.

В стихотворении из четырех строк можно обнаружить две литературные реминисценции. Помимо С. Есенина, прослушивающегося во второй строке «думая о дальнем дорогом» (у Есенина «утопая в дальнем дорогом»), бросается в глаза и наличие Лебедева-Кумача с его знаменитым утверждением: «Я другой такой страны не знаю, / Где так вольно дышит человек!» Но обрубая фразу советского песенника после слова «вольно» и завершив ее двумя наречиями «смирно и кругом», Губерман вдруг придает строке оттенок военной команды. Стихотворение обретает не только пародийное звучание, но несет в себе смысл, совершенно обратный тому, что вкладывал в свои строки Лебедев-Кумач. Таким образом, просто и, казалось бы, без всякого творческого напряжения поэт обнажает суть так называемого «казарменного социализма».

Если в только что приведенном стихотворении основную смысловую нагрузку несли на себе наречия , то в следующем четверостишии эту функцию выполняют прилагательные:

Все дороги России – беспутные,

Все команды в России – пожарные,

Все эпохи российские – смутные,

Все надежды ее – лучезарные.

Поэт берет четыре аспекта российской действительности: дороги, команды, эпохи, надежды и подбирает к ним соответствующие, на его взгляд, определения. Первые три из них несут в себе негативную оценку и лишь четвертая – «лучезарные» - позитивную. Но в стране, где все дороги беспутные, команды – пожарные, эпохи – смутные, никаким лучезарным надеждам сбыться, конечно, не суждено. Обманность света, которые несут в себе надежды, раскрывается предшествующим текстом, следовательно, и единственный эпитет с положительным наполнением теряет свой смысл.

В конце 1980 – начале 90-х, когда из-под ног партократов стала уходить почва, многие из них быстро переориентировались. Использовав положение и предоставляемые новым временем возможности, они стали создавать различные коммерческие учреждения, благополучно вливаясь в первые ряды предпринимателей. Этот процесс в качестве штриха, лаконичного и незатейливого наброска нашел свое выражение в другом четверостишии Губермана, где в начальных строках как бы между прочим отмечается еще одна проблема, обнаружившая себя в те же годы:

Бросая свой дом, как пожарище –

Куда вы, евреи, куда?

Заходят в контору товарищи,

Выходят – уже господа.

В 1985 г., в период начавшихся перемен, когда на страницы газет и журналов хлынула информация по истории страны советского периода, до той поры утаиваемая от народа, у людей будто открылись глаза на мир, в котором они жили, на историю своего отечества с ее взлетами и падениями. Именно это состояние вдруг прозревшего человека зафик­сировано Р. Рождественским в стихотворении "Письмо про­фессору С.Н. Федорову".

Известно, что Святослав Николаевич был глазным хи­рургом мирового класса, и, обращаясь к "глазному чародею", поэт пытается найти ответ на вопрос: "отчего это массовая слепота настигает зрячих людей?" Далее автор раскрывает механику того, как это происходит с обществом:

И хотя болезнью

ее не зовут,

получается странный круг:

люди слепнут вдруг.

И слепыми живут.

А потом прозревают.

По мнению поэта, такая странная слепота за последние десятилетия "настигала" людей не один раз, а как минимум трижды. Когда именно, автор не уточняет, но можно предпо­ложить, что это были времена, связанные с именами Сталина, Хрущева, Брежнева: "Три эпохи. Три гордости. Три стыда. Боли три. И радости три". В отличие от других авторов Рождествен­ский не стремится окрасить эти периоды каким-то одним цветом. Каждый из них имел свои боли и радости, свои достижения и свой позор, и поэт чувствует долю своего участия во всем, так как в эти же времена он "свой хлеб добывал" поэтическим словом. Автор не возводит себя в ранг пророка, не отъединяет свою судьбу от судьбы общества и признается, что "три раза вместе со всеми слеп, и три раза вновь прозревал". Он верит, что в последний раз страна прозрела всерьез ("мы сейчас верим в то, что прозрели всерьез") и не допустит, чтобы ее снова "ослепили", но на всякий случай в конце стихотворения спра­шивает у глазного хирурга: "Может, есть у Вас средство какое-нибудь, чтобы люди не слепли, прозрев?"

Вопрос хотя и риторический, но не совсем праздный, по­тому что времена переменчивы, а люди наивны и доверчивы. Их не так сложно обмануть различными обещаниями, посулами, осо­бенно, когда они срываются с уст государственных мужей; не так трудно убедить их в правильности звучных лозунгов, в верности вновь избранного пути и т.д. Одним словом, усыпить или ослепить...

Видно, нечто подобное произошло со страной в очередной раз уже после публикации стихотворения Рождественского. Рос­сийское общество и не заметило, когда, в какой именно момент страна свернула с тех демократических путей, на которые ста­ла она в восемьдесят пятом году. Отсутствие демократии со всей очевидностью обнаружилось лишь в начале октября 1993 г., когда из пушек и танков был расстрелян российский Белый дом, а парламент страны - низложен... К этому времени уже распал­ся былой Союз Советских Социалистических Республик, были пре­рваны между ними не только политические, но и экономические, и культурные связи.

Когда государство оказалось ввергнутым в пучину экономи­ческого кризиса, когда страну захлестнула преступность, когда обычным явлением стали проституция, наркомания, инфляция, безработица, детская беспризорность, взрывы, захват залож­ников, реальные военные действия, вдруг обнаружилось, что не так-то и плохо было при социализме, во всяком случае, не все в нем было худо.

Сожалением о трагической судьбе былой Державы напол­нено стихотворение Николая Тряпкина "В канун 1994 года" ("Наш современник", 1994, № 5). Лирический герой, некогда мечтавший о славе и знавший "свою стреху в отцовском доме", печально размышляет о том , что не стало вдруг ни его стрехи, ни его Державы:

А нынче нет моей стрехи

И нет Державы.

И в горьком дыме все верхи

И все канавы.

"Горький дым", по всей вероятности, не только символи­зирует горький осадок в душе поэта от произошедших перемен, но воспринимается и в своем прямом значении, ассоциируясь с дымом, исходящим от пепелища. Причем мотив пронесшегося над страной пожарища приобретает особую масштабность благодаря тому, что автор выстраивает систему ценностей по вертикали, и дым захватывает все от низа до верха ("в горьком дыме все верхи и все канавы").

Происходящее с Державой поэт переживает как личную боль, потому что его судьба была прочно связана с судьбой отчизны, а после трагических перемен лирический герой потерял "свою стреху", то есть - свое место в жизни страны. Песни его, которыми он жил, за ненадобностью очутились в помойной яме (гипербола "в помойном рвище" лишь усиливает степень трагич­ности), душа кричит, как пленный сокол, а сам герой тонет в апатии и безверии "у смертной двери". И когда после горьких признаний поэт, используя прием обрамления, завершает стихотворение начальными строфами, они вызывают в сердце читателя щемящее чувство сопереживания человеческой драме:

А ведь когда-то, милый брат,

Нам снилась слава.

И среди нас искала клад

Моя держава.

А нынче нет моей стрехи

И нет Державы.

И в горьком дыме все верхи

И все канавы.

Мотив тревоги за происходящее со страной с еще большей силой звучит в подборке стихотворений Глеба Горбовского "И это все сейчас", опубликованной в том же номере журнала, что и стихотворение Тряпкина. Характерно то, что подборка Горбов­ского и стихотворение предыдущего автора уже своими названи­ями привязываются к конкретному времени: "В канун 1994 года", "И это все сейчас". Таким образом, выраженное в них настрое­ние, состояние лирического героя имеет прямое отношение к тому времени, в котором мы непосредственно живем.

Подборка Горбовского открывается стихотворением "Больнич­ное", а само стихотворение - мрачной картиной:

На окнах наледь и решетки.

Среди больных, как волк, бродя...

С первых же строк лирический герой признается, что он в больнице лечится от водки и рядом с ним такие же алкоголики, как он сам. Причем рассказ сопровождается лаконичным описанием состояния больных:

Вокруг пылают щечки, уши,

глаза выходят из орбит...

Казалось бы, подобные сцены могут вызвать лишь отвраще­ние и желание поскорее покинуть это логово, но герой не спе­шит. Наоборот он признается:

Мне по душе больные души,

а от здоровых душ - знобит.

В контексте сказанного данные строки могут воспринимать­ся в том смысле, что лирическому герою близки больные души потому, что он и сам больной, и "знобит" его от здоровых по той же причине. Но последняя замыкающая строфа открывает в позиции героя иную своеобразную логику:

Явь заоконная безбожна.

Я с этой явью не дружу.

Я здесь останусь, если можно,

Двадцатый век пересижу.

Становится ясно, что лирический герой предпочитает компанию больных алкоголиков не потому, что они сами по себе хорошие, а потому что они все-таки лучше тех "здоровых", ко­торые "заоконный" мир ("явь") сделали "безбожным" настолько, что не остается никакого желания выходить в него. До какой же степени должен был перемениться мир, если здоровые люди вызывают большую опаску, нежели больные алкоголики?!

"Здоровые" люди, способные "обезбожить" мир, для поэта все равно, что враги, и потому он недвусмысленно заявляет в другом стихотворении: «Где я жил? В стране Советов. Где живу? В стране врагов». Одновременно ощущается враждебное отношение к настояще­му и ностальгия по прошедшему, в чем автор сближается с Тряпкиным. Но поэт далек от идеализации прошлого. "Как мы жили? - задает он вопрос и сам отвечает: - По команде". Но тем не менее в сопоставлении с настоящим прошлое предстает в гораздо выигрышном свете, так как на вопрос "Как живем?" он вынужден отвечать: "Идем ко дну". Осознание тупиковости настоящего вызывает в лирическом герое бесконечную животную тоску, от ко­торой он готов завыть: «Сяду в кресло на веранде да повою на луну».

Эти строки свидетельствуют не только о внутреннем состоянии героя, они о безвыходности и беспро­светности настоящего. Чувство неприязненности к происходящим в отечестве про­цессам у поэта не временная вспышка, а устоявшееся отношение, свидетельством чему является еще одна строка: "И смердит нас­тоящее..."

Очень характерным в тематическом и содержательном плане для поэзии середины 90-х гг. является и стихотворение Владимира Гордейчева:

… И в хаос нынешний вникая,

я то и вижу, что отнюдь

не может бестолочь такая

на демократию тянуть.

Бесчестье правит в доме нищем,

куда ты к старости пригреб,

а у тебя твой вклад похищен,

что ты сколачивал на гроб.

Пророк владычит в тех затеях,

чья новомодность не нова,

где по наличью только денег

предполагаются права (…).

Так атакованы сегодня

мы хищной смутою из смут,

где победительно-свободно

лишь волки бизнеса снуют.

Скверней не выдумать напасти:

ведь никакой еще вандал

свое отечество на части,

как ныне ставшие у власти,

разъять и грабить не давал.

Любопытно, что мотивы ностальгии, плача и сожаления по ушедшей власти Советов в самое последнее время сменяется убеждением в то, что былое обязательно возвратится, и народ станет хозяином своей судьбы. Особенно отчетливо эта мысль звучит в заглавных и финальных строках стихотворения И. Дудина, опубликованного в августе 2007 года в газете «Советская Россия»:

Не затянется память илом,

Время русских людей разбудит…

Было, было! все это было!

И уверен, что снова будет!

В монографии В. Славецкого «Русская поэзия 80-х – 90-х годов ХХ века» выделяется одна характерная черта поэзии последнего десятилетия: «В начале 90-х годов в стихах стояли стон и плач , продолжаются они и до сих пор, но уже по инерции» (с. 90). Этим же критиком отмечается, что «на фоне общего стона и плача (…) усилились религиозные мотивы, вернулась в поэзию любовная тема, переживает новый виток мифологема «небесная Россия» (с. 3).

О возрождении и укреплении религиозной линии в современной поэзии свидетельствует творчество М. Рахлиной, О. Николаевой, С. Кековой, А. Зорина, в чьих стихах выражается постижение и попытка толкования Библии, пламенная любовь к Христу, убеждение, что только вера может быть основой возрождения человека. Так, например, О. Николаева убеждена, что церковь может стать генератором русского культурного самосознания, а творчество С. Кековой является самым последовательным и успешным воплощением религиозных мотивов:

Но опять душа моя окрепла,

Как весною заросли ольхи,

Потому что восстает из пепла

Человек, судимый за грехи.

В любовной лирике преобладают эротические мотивы, откровенные и обнаженные как в прямом, так и в переносном смысле сцены, как, например, у Александра Коковихина:

Я не умею воевать,

редуты брать одной ногою,

мое призвание – кровать

с тобой – нагою…

Если ранее рыцарский, боевой дух считался одним из лучших свойств мужчины, то теперь в ранг достоинства возводится как совершенное отсутствие этого качества, так и наличие лишь единственного «призвания», заключающегося в постельных играх с любимой. Нередко при этом любовная тема укладывается в изысканно-метафорическую упаковку, как в последующих двух строчках: Уже бежали мои губы / По синусоиде груди…

Характерным для современного состояния любовной поэзии является и следующее стихотворение того же Коковихина:

Тонкий рот да глаза печальные,

да волос неприбранный сад –

все красивое так банально,

что не хочется продолжать.

Ты замри. Осторожно раздену.

Подбородок. Линия. Бред.

Я люблю и собой не владею,

но пытаюсь закончить портрет.

И рисую сухими губами,

но к тебе – обжигая, слепя –

ничего не могу добавить,

разумеется, кроме себя.

В конце 1980-х гг. громко заявили о себе такие поэтические группы, как концептуализм, метаметафоризм, неофутуризм, куртуазный маньеризм, соц-арт и др. Все они подчеркивают свою авангардность, стремление к коренному обновлению поэтической образности. Общественная реальность для поэтов-авангардистов абсурдна и антигуманна. И в воссоздании образа абсурдного мира используются принципы центонной поэзии, которая создается из чужих готовых строк. Иронически обыгрываются цитаты и образы из классической литературы, лозунги и штампы официальной пропаганды. Все это подсвечивается авторской иронией, которая и становится основным конструктивным элементом. Торжествует полистилистика: смешение сленга и архаики, просторечия, языка общественно-политических и научных текстов и т.д. По этому поводу В. Славецкий замечает: «Использование всех стилей сразу – это уж никак не вершина культуры, а как раз плоская равнина, в дурном смысле «нейтральный стиль» (с. 15).

Славецкий считает крупнейшими поэтами современности В. Казанцева, Ю. Кузнецова, Вл. Соколова, О. Чухонцева, а одним из важнейших особенностей нынешней литературы выделяет «отсутствие новых идей» (с. 90). Подводя же итоги последнему десятилетию ХХ века, он констатирует: «Со смертью Р. Рождественского закончились соцреализм, собственно советская поэзия, со смертью И. Бродского – специфическое новейшее барокко (…). Со смертью А. Иванова кончилась эпоха прямолинейной советской пародии. После кончины Б. Окуджавы иссякла бардовская традиция. А неожиданная смерть Вл. Соколова словно завершила целую эпоху традиции русского лиризма».

В статье «Поэзия большого стиля» С. Мнацаканян («Лит. газета», август, 2006) заметил, что за последние 15 – 20 лет школа советской поэзии практически стерта из сознания читающей публики, а новые поэты так и не вышли на арену общественной жизни, не вызвали массового интереса, хотя расползлись по Интернету и активно самоиздаются. Свою статью Мнацаканян завершает мыслью: «У русской поэзии есть только одно будущее – ее великое прошлое».

ПОСТМОДЕРНИЗМ

Постмодернизм – явление, первоначально появившееся и теоретически оформившееся в западном искусстве. Среди литературоведов термин впервые применил Ихаб Хассан в 1971 г., первый манифест постмодернизма сочинил Лесли Фидлер, а в 1979 г. вышла книга Ж.Ф. Лиотара «Постмодернистическое состояние», в которой философски осмысливалось состояние мира в период развития средств массовой коммуникации.

На теорию и практику постмодернизма несомненное влияние оказали идеи французского философа Ж. Дерриды, изложенные в статье «Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук», где он охарактеризовал постмодернизм как «разрушение всего общепринятого и укоренившегося в общественном сознании».

Постмодернизм в Германии вызвал сдержанную и критическую оценку, но в России к нему отнеслись с большим интересом, и он стал предметом философского и литературоведческого изучения с конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века в работах М. Эпштейна, М. Ямпольского, А. Жолковского, И. Ильина и других. После публикаций В. Курицына и М. Липовецкого стало традицией вести отсчет отечественного постмодернизма с произведений А. Битова «Пушкинский дом» и В. Ерофеева «Москва – Петушки». Тенденции постмодернизма в русской литературе впоследствии были развиты Д. Приговым, Сашей Соколовым, Э. Лимоновым, Л. Петрушевской, Т. Кибировым и другими.

Слово «модерн» обозначает новое время или любую новизну вообще, и в русской поэзии ХХ века этот термин соотносят, прежде всего, с течениями символизма и акмеизма. Модернизм и постмодернизм – явления кровно родственные, разделенные лишь приставкой, указывающей на временную последовательность: постмодернизм буквально означает то, что следует после модернизма и наследует его традиции. (Заметим в скобках, что между двумя этими течениями в русской литературе долгое время существовал соцреализм). Постмодернизм выступил как наследник и русского авангардизма (футуристов) и в своем развитии ориентировался не только на элитарную, но и на поп-культуру.

Постмодернизм как литературное явление вызывает разные оценки: для одних он является свидетельством кризиса и деградации современной культуры, а другие видят в нем проявления мощного творческого потенциала. Но и для первых, и для вторых бесспорным является факт того, что постмодернизм выступает как значительное явление для современной литературной ситуации , более того – постмодернизм все чаще объявляется ведущей тенденцией современной русской литературы.

Особенностью структуры постмодернистского произведения является сплав высокого и низкого. Так, в поэме Вен. Ерофеева «Москва – Петушки» образы возникают в процессе диалога между высоким стилем классической русской поэзии и вульгарной лексикой: «Зато у моего народа - какие глаза! Они постоянно навыкате, но – никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого смысла – но зато какая мощь! (Какая духовная мощь!) Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Чтобы ни случилось с моей страной, во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий, - эти глаза не сморгнут. Им все божья роса…»

В этом небольшом отрывке переплелись и одическая интонация, и реализация метафоры, создающей иронический пафос: «Глаза не продадут (в смысле - не предадут). Ничего не продадут и ничего не купят», и цитата из известного стихотворения в прозе И. Тургенева «Русский язык», и фольклорная – усеченная русская пословица, восстановление опущенной части которой «плюй в глаза» сводит на нет всю воспевающую интонацию этого монолога.

Постмодернисты сочетают языки разных эпох и культур, используют прием полистилистики, то есть стилевой неоднородности произведения, вживляют в текст элементы разных эстетических направлений. Характерным в этом плане является фрагмент из стихотворения Т. Кибирова:

Что же мы бессонные зенки таращим

в окна хрущёвок , в февральскую муть.

Что же склоняемся мы над лежащим

мертвым ли, пьяным под снегом летящим,

чтобы в глаза роковые взглянуть.

Этак мы Сема такое обрящем …

Обратим внимание на то, как в одном поэтическом тексте сочетаются слова разной стилистической окраски: просторечное «зенки таращим», «хрущовки» - с книжными «глаза роковые» и архаизмом «обрящем».

Типологическими чертами постмодернистических произведений являются пародирование соцреалистических идеологем, обильное использование цитат и реминисценций из классических произведений, клише и штампов. Покажем это на примере четверостишья И. Губермана:

Я Россию часто вспоминаю,

Думая о дальнем дорогом.

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно, смирно и кругом.

В стихотворении из четырех строк можно обнаружить две литературные реминисценции: помимо Есенина, прослушивающегося во второй строке «думая о дальнем дорогом» (у Есенина: «утопая в дальнем дорогом»), бросается в глаза и наличие усеченных двух строк Лебедева-Кумача: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Но обрубая фразу советского песенника на полуслове и дополнив ее двумя наречиями «смирно и кругом», Губерман придает строке оттенок военной команды: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно, смирно и кругом». Стихотворение приобретает не только пародийное звучание, но уже несет в себе смысл, совершенно обратный тому, что вкладывал в свои строки Лебедев-Кумач.

В словаре «Современная философия» сообщается, что «постмодернизм сознательно переориентирует эстетическую активность с творчества на компиляцию и цитирование, с создания оригинальных произведений на коллаж». Вот пример из А. Еременко, свидетельствующий о правдивости приведенных слов:

Играет ветер, бьется ставень,

А мачта гнется и скрипит…

А по ночам гуляет Сталин,

Но вреден север для меня!

Первые две строки четверостишья интонационно, ритмически, а порой и дословно совпадают со строками из лермонтовского «Паруса»: «Играют волны, ветер свищет, а мачта гнется и скрипит…», третья строка, вероятно, авторская, а четвертая из пушкинского «Евгения Онегина». Но при этом объединение в одной строфе строк разных авторов не создает единой смысловой картины, они остаются совершенно разобщенными, не смыкающимися друг с другом кусками.

Одним из распространенных приемов постмодернистических произведений является ассоциативная связь между образами и частями. Особенно ярко этот прием использован в романе эмигранта третьей волны Саши Соколова «Школа для дураков», в котором герой выступает изолированной личностью, живущим в диалоге с самим собой. Это подросток, страдающий раздвоением личности, и поэтому повествование строится как непрерывный монолог себя с другим собой. Мальчик живет своей внутренней жизнью, в своем собственном времени. Вся внешняя действительность пропускается через его представление. В мире мальчика стираются все временные понятия, уничтожаются причинно-следственные связи. Герой лишен чувства времени, события прошлого и настоящего предстают как одновременные, они совмещаются. Умерший учитель Павел Петрович, примостившись на батарее, посвящает мальчика в подробности жизни, припоминает обстоятельства собственной смерти. Герой продолжает учиться в школе для умственно отсталых и, вместе с тем, уже работает инженером и собирается жениться. Железнодорожная ветка совмещается в его сознании с цветущей веткой акации , а она ассоциируется с первой любовью героя - Ветой Акатовой . Расчленив слово, по-новому скомпоновав его элементы, герой из слова «иссякнуть» получает «сяку », напоминающее по произношению нечто японское. Отсюда возникает миниатюра в японском стиле – гора, снег, одинокое дерево и как бы справка о климате: «В среднем снежный покров – семь – восемь сяку, а при сильных снегопадах более одного дзе».

Литературовед П. Козловски в качестве основных признаков постмодернизма выделяет дефицит моральной культуры, цинизм, раздробленность, утрату общехристианской картины мира. В правоте ученого убеждают и произведения Э. Лимонова, в частности, его «Дневник неудачника», на страницы которого, эпатируя читающую публику, автор выбрасывает груды жизненного и словесного мусора, замешанного на ненормативной лексике. Особенно грубо эта черта лимоновского стиля выпирает в тех случаях, когда речь идет об эротических переживаниях героя, его сексуальных пристрастиях, попытках разрушить одиночество при помощи любовных связей. Поэтому вполне убедительным представляется вывод Л.И. Бронской о том, что «Лимонов оказывается на грани художественного и нехудожественного, чаще нехудожественного».

Этими же чертами обладают и произведения Юза Алешковского, в частности, его «Николай Николаевич», в котором русский мат используется обильно, с той легкостью и естественностью, что и нормативная лексика. Такая ситуация представляет уже угрозу самому художественному акту и художественности вообще. В таких произведениях порой все богатство русского языка сводится к набору бранных слов. Естественно, что они не способствуют повышению культуры человека , наоборот, они пропагандируют цинизм, невежество и бескультурье.

Постмодернизм проник и в публицистику, став для некоторых изданий этической, эстетической и стилистической нормой. Приведем отрывок из статьи Т. Хорошиловой о чествовании писателя В.П. Астафьева, опубликованной в газете «Комсомольская правда» 30 мая 1997 г.: «Торжественная часть началась с излияния елея на душу «великого огородника», как называли немцы Астафьева. В. Астафьев - большой писатель, и судьба России – это и его судьба (…). На банкете лауреата усадили за особый стол, но теплой компании у писателя из сибирской деревни Овсянка не получилось. Астафьев общался с поклонницами, московский бомонд – сам с собой, немецкая сторона – сама с собой (…). Народу пришло столько, что не хватило вилок. Потом вина. Жульен подали не соленым, а шашлык – поджаренным на несвежем масле. Пломбир был с гнилыми бананами, а сваренный в кастрюле кофе разливали в чашки половником. Когда официанты стали уносить не доеденное писателями мясо обратно на кухню, небогатые нынче «огородники» российской словесности стали украдкой запихивать в портфели с рукописями фрукты с ваз так искусно, что педантичная немецкая сторона ничего не заметила».

Вероятно, автор статьи не ставила своей целью воссоздать творческий портрет известного и уважаемого русского писателя, но, тем не менее, остается непонятным, для чего нужно было излить столько желчи, яда и сарказма на ни в чем не повинного писателя? Какая необходимость столь откровенно демонстрировать собственный цинизм? Неужели для того только автор и посетила торжества, посвященные Астафьеву, чтобы доложить читателю доброкачественность подаваемых блюд, чего хватало или не хватало, кто, что и куда запихивал. Если даже допустить, что всё это на самом деле имело место, не это же было главным в событии. Ощущение такое, будто автору доставляло удовольствие тыкать нос читателя вслед за своим, в самое скверное и низменное в человеческом поведении. О журналистской этике, о доброжелательности к описываемому предмету, об объективности в оценках нет и речи. Их заменили эпатаж, стёб, ерничанье. Выделяя эти характерные признаки журналистики 90-х годов, Г. Туз, преподаватель СГУ, небезосновательно задается вопросом: «Как бы разрушая стереотип, не разрушил ли журналист и нечто, не подлежащее разрушению?» И под этим «нечто» Г. Туз подразумевает порядочность, благородство, безусловную культуру поведения, языка и так далее. Она же с сожалением отмечает, что в стихии постмодернизма человек перестает быть человеком, ему становятся смешны естественные и трогательные проявления человечного в человеке: любовь, жалость, смущение, талант, порядочность.

Автор статьи «Журналистика 90-х - «стёб» или постмодернизм?» приходит к убеждению, что российский вариант постмодернизма не так уж и безобиден. «И, если, по словам Б. Парамонова, «постмодернизм – это ироническое принятие жизни», хотелось бы, чтобы эта ирония была бы ещё и самоиронией, да и вообще - подобрее, что ли», - выражает Г. Туз своё пожелание.

Осенью 2007 г. в Интернете появилось анонимное четверостишие ярко выраженного постмодернистского толка, в котором выражался некий кризис новомодного течения:

Но уже не светит путь тернистый

Интертекстуальным пошлякам.

Выхожу я из постмодернизма,

Хватит прислоняться к косякам.

Общий мотив четверостишия («выход», «уход») с упоминанием о тернистом пути не может не напомнить трансформированный начальный мотив известного лермонтовского стихотворения: «Выхожу один я на дорогу; / Сквозь туман кремнистый путь блестит …» В заключительной части четверостишия столь же явно звучит мотивная перекличка с зачином пастернаковского «Гамлета»: «Гул затих. Я вышел на подмостки. / Прислоняясь к дверному косяку…» Но в данном случае важны не эти явные атрибуты постмедернистского стиха, а общее смысловое направление четверостишия, в котором отчетливо заявлен выход, уход от постмодернизма. Любопытно проследить, как в рамках небольшого стихотворения переосмысливается пастернаковский «дверной косяк»: здесь «косяк» осознается как нечто косое, кривое, неправильно оформленное, эстетически не оправданное. И вся фраза «хватит прислоняться к косякам» прочитывается как прощание, уход от неверно принятой литературной позиции, как резкий и решительный отказ от тех неоправданных литературных подпорок, на которые опирался до этого автор-постмодернист.

Так или иначе, в четверостишии озвучивается наметившийся в постмодернизме кризис.

Главная > Литература

1. Современной российской литературе, классической русской литературе, истории, образованию, учебным пособиям, искусству и другим

   Книга

   MK11- 1-bz Баумволь Р. Друг в корзинке, обл., 15 стр., 2009 год, 978-5-91678-014-7, Москва, издательство ЛомоносовЪ; серия Маленькие сказки. Книжки серии "Маленькие сказки" взрослые и дети читают вместе.

2. Программа развития системы образования Лежневского муниципального района Ивановской области на 2011-2015 годы разработана в контексте основных направлений концепции модернизации российского образования и системы образования Ивановской области и носит межотраслевой характер,

   Программа

   Деятельность муниципальной системы образования Лежневского района направлена на выполнение Закона Российской Федерации «Об образовании», Закона «Об образовании в Ивановской области», реализацию инициативы Президента «Наша новая школа»,

3. Примерный план История возникновения и развития политической науки. Основные методы политологии. Основные направления развития Политической науки. Литература

   Литература

   Федоркин Н.С. Политика как социальный феномен и предмет политоло­гической науки Веста. Моск. ун-та. Сер. 18. Социол. и политол. 1995. N З.­Цыганков П.

4. Основные направления бюджетной политики на 2011 год и плановый период 2012 и 2013 годов

   Документ

   В основу бюджетной политики на 2011-2013 годы положены стратегические цели развития страны, сформулированные в Посланиях Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации, Концепции долгосрочного социально-экономического

5. Современная российская геральдика как фактор отражения специфики российского государства: историко-политологический анализ

   Документ

   Диссертационная работа выполнена на кафедре национальных и федеративных отношений ФГОУ ВПО «Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации».

Для современной прозы хар-но желание не забыть собственного детства, чтобы понять детство детей и внуков, обратить это внимание на воспитание нового чела - таков девиз дет. лит-ры конца 20 в. Его придерживался Погодин (1925-92). Его родители крестьяне, ктр. переехали в Ленинград. В начале блокады Погодин был слесарем. Его вывезли на Урал. В 1943г он уел на фронт. Был танкистом. Войну закончил в Берлине. В 1946г Погодин был арестован. На свободу вышел 1949г. В 1954 г- пишет рассказ «Мороз». Первый сборник «Муравьиное масло» выходит в 1957, книга «Лазоревый петух моего детства» получил премию в России в 1986г. Рассказ вводит в современный мир подростка, его радости, мечты и обречения. Дети стремятся к полезной д-ти. Автор показывает их взаимоотношение со взрослыми, как взрослые влияют на формир. х-ра подростка. Главный интерес творчества – изобр. взаимоотношений полярных поколений, стариков и детей. Старшее поколение отличается широтой души, они обнимающие любовью весь мир. Дет. мировоззрение не умерло в героях, оно развивается в зоркости души и щедрости сердца. Таковы герои - колхозница Елизавета Антоновна из «откуда идут тучи»,старик Савельев из «где Леший живет»,дядя Федя из «книжки про Гришку». Коля Уральцев из «откуда идут тучи»- родители отставили его в селе у незнакомой женщины, а сами возращаются в Ленинград. Елиз.Антн. показывает, что он самостоятельная личность и не вступает с ним в споры.

Алексеев- пишет на историч. тему. Как правило, его книги - пересказ общеизвестных фактов За книги он получал премии. Верно выбрал жанр - короткий рассказ(в 1930гм этот жанр был особенно популярен). Он виртуозно из таких рассказов собирал в книгу «идет война народна». Занимательность его книг обусловлена не только динамикой, но он не боится отставлять читателя один на один с историческими фактами. Для интереса он наполняет прошлое детьми «чему молодые бояре заграницей учились». В «сыне Великана» расскащывает о братаниях русских и нем. Войнах (1-ая мир. война). У солдат нет ненависти к противнику. В войну 1914г. Обе стороны испытывают отвращение к войнеУ Алексеева особый юмор. Юмор, который могут понять только дети. В таких внешне смешным рассказам добавляется остроумия игра слов.

Сергей Лукьяненко.«мой папа -антибиотик»-события происходят в далеком будущем. Мама- журналист, папа- десантник на чуж. Планете. Земля един. Го-вол. Другие планеты колонии. Отец подавлял восстания на других планетах. Затем мама от них уходит. Отец все время приносит разные подарки сыну, и браслет, ктр. нашел мальчик - тоже подарок. Он его надел, а снять не мог. Оказалась, что это оружие подкидываемое врагам, когда они его наденут, через 10 часов он умрет. Отец - в итоге не знал, как снять его, просто выстрелил лазером в руку. Часть руки с браслетом улетела в море и взорвалась.

23. Зарубежная литература XIX века в чтении детей (основные направления, представители, пересказ одного из произведений)

Оригинальная и переводная дет. лит-ра первой половины XIX века отличается большой пестротой идейных и худ. направлений. Если за весь 18 век было издано 296 названий книг для детей, то за первую четверть 19 века их насчитывается 320. Рост книжной продукции особенно усилился после 1812 года. Как и в предыдущем столетии, преобладающее место среди книг занимали переводные издания».

Отеч. дет. лит-ра только еще формировалась. Отсюда - засилье иностранных авторов. Во второй четверти века книжный поток продолжает стремительно нарастать. Произведения прогрессивных авторов в этом книжном потоке составляли ничтожное меньшинство. В 1840-х годах в переводной беллетристике задавали тон многочисленные рассказы и повести мещанских немецких писателей - Густава Ниритца и Франца Гофмана с одинаковой легкостью сочинявших на любые темы. Книги эти включались в рекомендательные списки и выходили на русском языке до начала XX века. Широкое распространение получила романтическая повесть из русской жизни «Параша Сибирячка»

Ксавье де Местр - был франц. аристократом, эмигр-м в годы революции в Россию, где дослужился до генерал. чина. «Параша Сибирячка» вызвала во французской лит-ре увлечение русской «экзотикой».

Лит-ра романтизма заметно расширила и обновила репертуар дет. чтения. Лит. и нар. сказки прочно утверждаются в своих лучших образцах, вытесняя из обихода салонно-аристократические сказки подражателей Шарля Перро. Юные читатели постепенно знакомятся со сказками братьев Гримм, Вильгельма Гауфа, Эрнста Теодора Гофмана, Андерсена. В противовес «базарной» беллетристике, писатели-романтики вводят в дет. лит-ру эпические сказания разных народов, греч. мифы, нар. и романтич.е баллады, «открывают» Шекспира, чья репутация как гениального драматурга ставилась под сомнение в эпоху Просвещения. Получают известность и переводятся на несколько языков, в том числе и на рус., «Рассказы из Шекспира» (1807) английского романтика Чарлза Лэмба, пересказавшего для детей его лучшие пьесы. Завоевывают внимание и пропагандируются передовой критикой романы Вальтера Скотта.

Несколько позже в детские библиотеки попадают реалистические произведения Диккенса. Правда, первые русские издания дают о нем превратное представление как об авторе «душеспасительных» книг. Например, одна из «Рождественских повестей» изложена под заглавием «Светлое Христово Воскресенье. Повесть для детей».

(Франц Гофман «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» )

24. Зарубежная литература XX века в детском чтении (общая характеристика, рассказ о творчестве одного из писателей)

После октябр. революции создание дет. книги впервые в истории становится гос. делом. С первых лет совет. власти вырабатываются новые принципы отбора и реком-ии перевод-ой литры для дет. и юношества. В этот пер-д в переводе Маршака, Чуковского вых. известные всем детям страны англ. песенки, стихи перевертыши и дразнилки. (Шалтай-Болтай сидел на стене. Шалтай-болтай свалился во сне. И вся королевская конница и вся королевская рать не может шалтая, не может балтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать! )

В 20 г. Маршак переводит веселую небылицу Эдварда Лира «приключение стола и стула». Ему оч. понравилось делать переводы. Эдвард Лир (1812-88) один из своеобразных поэтов Англии. По проф-ии был журналист.. Славу принесла книга «Нонсенса»- 46г. –эта книга бессмыслиц, написанных в форме лимериков(шуточные стихи, состоящие из 5 строк). Причина и следствие меняются местами, житейские истины выворачиваются наизнанку. Дальше Лир переходит к сказкам в стихах, основанном на этом же приеме(«бессмысленные песни»). Стихи для детей Лир писал сначала, как подписи к собственным рисункам (так возникли его книги небылиц и веселых нелепиц, к-е стали известны во всем мире). Современник рассказыв, что Лир сам смеялся от души как ребе-к, придумывая свои истории. Перевод-ить Лира оч.т рудно. Трудно передать разнообр-ый гибкий ритм, мелодичность его стихов и воспроиз-ти вереницу причудливых образов. Оч. попул-ой явл. повесть «доктор Айболит»-25г., написанная на основе популярных сказок Гью Лавтинга «прик-я док-а Дулитла. Истории док. Дулитла». Этот доктор тоже явл. добрым чудаком. Айболит друг зверей, открыв.для них бесплат. лечебницу, отправ-ся в Африку лечить обезьян. Там попадает в плен к страш. Разбойнику Бармолею. После небольш. приключ. возвращ-ся домой с новым другом тянитолкай. Во 2-й части- приключ.доктора заканчив-ся окончател-й победой над морс. разбойниками.В 1929г- Чуковский написал поэму «док. Айболит».

В 39г- выходит книга Волкова «волшебник изум. города», ктр. явл. вольным пересказом книги америк. пис-ля Лимана Френка Бауман «мудрец из страны ОЗ». В 1899г. Волков написал еще 7 книг (скорее всего они пересказы Баумана).

Широк. известность приобретает итальян. писатель, лауреат Андеровской премии Джанни Родарри. Он исп. наиболее доходчивые для детс. мышления формы филастроке - оно связ. с итал. дет. фольклором (считалки, песенки, колыбельные – в них отраж. ясное, светлое дет. восприятие мира). 50г-книга Филастроке. 52г- поезд Филастроке, 54г- Филастроке о небе и земле. Широко популярны «приключ. Чиполинно», «путешест. голубой стрелы».

Страна туп.принца Лимона, наполненамаленькими фруктиками –человечками. Чиполинно- мальчик-луковка воплощает идеальные черты народ.героя(храбрость, изобретательность, смелость).Мажорный финал подчеркивает демократичную направл-ть произведения. Чиполинно и его друзья свергают принца Лимона, учреждают свобод.республику, где каждый может ходить в школу.

Анг.автор Александр Алан Нил вошел дет.литру с повесть-сказкой «вини пух и все, все,все»-26г. Наблюдал за играми своего сына и увидел, что он оч.любит медвежонка, и написал книгу(в книге 18 глав в кжд. описыв. забавные приключ-я). Главн. герою Винни пренадлеж. почти все задумки и затеи. Но за играми и забавами можно увидеть хар-р Кристофера Робина. Лучший перевод Винни Пуха Б.Заходера. Кристофер создает сказочный мир, где не отдел-ся правда от вымысла.