Пантелеев сказки для детей. Рассказы о белочке и тамарочке

Леонид Пантелеев - советский писатель, которого любят взрослые и дети. Часто говорят, что Пантелеев обладал особенным даром. Рассказы его не требуют иллюстраций, так как писатель настолько чётко и образно писал свои произведения, что ребёнок погружался в новый, созданный автором, мир без помощи картинок. Он настолько хорошо писал для детей и о них, что их родители всегда делают свой выбор в пользу прочтения со своими детьми произведений именно этого автора. Многим, кто уже не раз слышал об авторе, интересно, какие рассказы писал Пантелеев.

Детство Леонида Пантелеева

Леонид Пантелеев родился 9 августа 1908 г. в Настоящее имя писателя - Алексей Иванович Еремеев. Его семья была религиозной, но, несмотря на это, его родители расстались во время Первой мировой войны. Вскоре отец Андрианович, уехал во Владимир, где провёл остаток жизни и скончался. Мать Алёши осталась одна растить троих детей, а на жизнь ей приходилось зарабатывать уроками музыки. В 1916 году будущий писатель поступил во 2-е Петроградское реальное училище, после чего очень тяжело заболел.

Через два года мать Алёши решила уехать со своими детьми в село Чельцово, чтобы спастись от голода в Петрограде. Там начала разворачиваться Гражданская война, и Еремеев заболел дифтеритом. После этого мать мальчика решила уехать к врачу в Ярославль, где их опять постигло несчастье. Там началось Ярославское восстание. Нужно отметить, что гостиница, в которой жил Алексей с матерью, постоянно обстреливалась, и мальчик несколько раз встречался с белогвардейцами. После таких страшных событий семья вновь вернулась в село, однако после подавления восстания мать приняла решение о возвращении в Ярославль. К счастью, тогда выяснилось, что парень совершенно здоров.

Первая работа и детский дом

В 1919 году мать Алексея уехала обратно в Петроград, а его брат Вася уехал жить, учиться и работать на ферму. Тогда Еремеев понял, что материальное обеспечение его семьи стало его обязанностью, и теперь необходимо искать работу. Сначала он стал торговать на базаре, однако потом Алексея отправили на ферму к его брату. Как делился сам Еремеев, там его сильно избивали и научили воровать. Поработав вместе с братом два месяца, Алексей сбежал к своей тёте. После этого парень отправился в Там он пробыл совсем недолго, потому что Алексей и его приятели ограбили склад. Из-за этого инцидента парня перевели в другой детский дом, откуда он сбежал в первый же день.

Тем, какие рассказы писал интересуются многие люди, которые знакомы с его биографией. Многие предполагают, что из-за трудного детства Пантелеев не мог писать добрые и хорошие детские рассказы.

Организация комсомола и первая книга Алексея

Еремеев принял решение о возвращении в Петроград. Сначала он задумал отправиться в Рыбинск на пароходе, однако с него высадили всех пассажиров, Лёша был вынужден идти до Казани пешком. Там он начал работать помощником сапожника и остался в городе на всё лето. Однако вскоре у Еремеева закончились деньги, и он опять стал воровать. Парня поймали и направили в Мензелинск, в детскую колонию. Оттуда он сбежал, после чего устроился курьером в финотдел.

К счастью, Алексея подобрала организация комсомола, которая предоставили парню жильё и отправила его учиться в профессиональную школу. Алексею было довольно сложно учиться там из-за огромного пробела в образовании, и поэтому он начал сочинять стихотворения и писать пьесы.

В 1925 году Алексей с Гришей Белых написал первую книгу под названием «Республика ШКиД». Книга была написана по его собственным впечатлениям, так как после продажи лампочек на базаре Алексея поймали и отправили в «Республику ШКиД». Это произведение вышло в свет только через 2 года после написания.

Какие рассказы писал автор?

Первая книга, написанная Леонидом Пантелеевым, называлась «Республика ШКиД». В ней автор описал все самые яркие события, произошедшие с ним в Школе имени Достоевского. В книге описано много смешных и драматических моментов, а где-то прослеживается трагизм.

Многим родителям, которые хотят познакомить своих детей с творчеством автора, интересно, какие рассказы писал Пантелеев. Художественные и научно-познавательные рассказы - произведения, которые чаще всего писал автор.

Автобиографические рассказы Леонида Пантелеева

На вопрос о том, какие рассказы писал Пантелеев, можно ответить, что проза автора практически всегда была автобиографической. Леонид был одним из немногих писателей, которые умело претворяли свою жизнь в рассказы, нравящиеся всем детям без исключения.

Многие родители, которые не знакомы с творчеством автора, интересуются, какие рассказы писал Леонид Пантелеев? Можно с уверенностью сказать, что писатель пользовался и до сих пор пользуется любовью у детей. Они с удовольствием читают его произведения, потому что Леонид знал, чем отличаются рассказы «о детях» и «для детей». Он умел писать так, что каждый ребёнок погружался в тот мир, который сумел создать автор.

Каждый, кто знаком с творчеством писателя, может с уверенностью сказать, какие рассказы писал Пантелеев. Жанры самых известных произведений автора:

• Научно-познавательные рассказы.
• Художественные рассказы.

Научно-познавательные и художественные произведения автора

«Рассказы о подвиге»

Стоит сказать, что своё творчество автор разделил на 2 группы: «Рассказы о подвиге», а также «Рассказы о детях». В цикл «Рассказов о подвиге» входят такие произведения, как: «Пакет», «Рассказы о Кирове», «Первый подвиг», «Приказ по дивизии», «В тундре», «Гвардии рядовой».

«Рассказы о детях»

Каждый, кто знаком с творчеством Леонида, может сказать, какие фантастические рассказы писал Пантелеев. Писателем написана книга под названием «Буква «Ты», которая собрала в себе все самые популярные и известные рассказы для детей: «Фенька», «Честное слово», «Рассказы о Белочке и Тамарочке» и «Буква «Ты». Каждому ребёнку нравятся рассказы Леонида Пантелеева, который хорошо знал, как достучаться к малышу.

Именно эти рассказы автора написаны как бы «на другом языке». Они имеют совсем другую стилистику, а каждый герой произведений имеет свой характер. В «Рассказах для детей» можно увидеть, как автор убеждается в том, насколько ощутима разница восприятия мира ребёнком и взрослым.

Нужно сказать, что не менее популярными являются такие рассказы Пантелеева, как «Наша Маша», «Ночка», «Долорес» и т. д. Первый из них - дневник автора, который он вёл на протяжении многих лет. Эту книгу можно назвать неким «руководством» для всех родителей.

Многие родители, которые интересуются творчеством авторов, пишущих для детей, задаются вопросом о том, какие рассказы писал Л. Пантелеев. Он один из самых популярных авторов, которого знает и любит практически каждый ребёнок.

Автобиографический роман «Лёнька Пантелеев»

Многим читателям, которые знакомы с биографией автора, интересно узнать, какие рассказы писал Леонид Пантелеев. Художественные произведения автор умел писать очень искусно, поэтому его творчество надолго полюбилось многим детям и их родителям.

Одним из самых известных произведений Алексея является «Лёнька Пантелеев». Роман описывает события, которые происходили с десятилетним мальчиком во времена Гражданской войны. Ребёнку приходилось воровать, а также жить среди беспризорников.

Несложно разобраться в том, какие рассказы писал Пантелеев. Художественные и научно-познавательные, а также художественно-исторические произведения были любимыми стилями писателя. Он любил говорить читателю чистую правду, которая, безусловно, не оставляет равнодушным ни одного из них. Рассказы для детей написаны настолько интересно, что ни одни ребёнок не может оторваться от их прочтения. Леонид Пантелеев - один из самых талантливых писателей, который через свои произведения общался с каждым читателем и рассказывал ему много интересного из своей жизни. Нельзя не сказать, что некоторые рассказы, а также повести Леонида были экранизированы.

Мне очень жаль, что я не могу вам сказать, как зовут этого маленького человека, и где он живет, и кто его папа и мама. В потемках я даже не успел как следует разглядеть его лицо. Я только помню, что нос у него был в веснушках и что штанишки у него были коротенькие и держались не на ремешке, а на таких лямочках, которые перекидываются через плечи и застегиваются где-то на животе.

Как-то летом я зашел в садик, - я не знаю, как он называется, на Васильевском острове, около белой церкви. Была у меня с собой интересная книга, я засиделся, зачитался и не заметил, как наступил вечер.

Сад уже опустел, на улицах мелькали огоньки, и где-то за деревьями звенел колокольчик сторожа.

Я боялся, что сад закроется, и шел очень быстро. Вдруг я остановился. Мне послышалось, что где-то в стороне, за кустами, кто-то плачет.

Я свернул на боковую дорожку - там белел в темноте небольшой каменный домик, какие бывают во всех городских садах; какая-то будка или сторожка. А около ее стены стоял маленький мальчик лет семи или восьми и, опустив голову, громко и безутешно плакал.

Я подошел и окликнул его:

Эй, что с тобой, мальчик?

Он сразу, как по команде, перестал плакать, поднял голому, посмотрел на меня и сказал:

Как это ничего? Тебя кто обидел?

Так чего ж ты плачешь?

Ему еще трудно было говорить, он еще не проглотил всех слез, еще всхлипывал, икал, шмыгал носом.

Давай пошли, - сказал я ему. - Смотри, уже поздно, уже сад закрывается.

И я хотел взять мальчика за руку. Но мальчик поспешно отдернул руку и сказал:

Не могу.

Что не можешь?

Идти не могу.

Как? Почему? Что с тобой?

Ничего, - сказал мальчик.

Ты что - нездоров?

Нет, - сказал он, - здоров.

Так почему ж ты идти не можешь?

Я - часовой, - сказал он.

Как часовой? Какой часовой?

Ну, что вы - не понимаете? Мы играем.

Да с кем же ты играешь?

Мальчик помолчал, вздохнул и сказал:

Не знаю.

Тут я, признаться, подумал, что, наверно, мальчик все-таки болен и что у него голова не в порядке.

Послушай, - сказал я ему. - Что ты говоришь? Как же это так? Играешь и не знаешь - с кем?

Да, - сказал мальчик. - Не знаю. Я на скамейке сидел, а тут какие-то большие ребята подходят и говорят: «Хочешь играть в войну?» Я говорю: «Хочу». Стали играть, мне говорят: «Ты сержант». Один большой мальчик… он маршал был… он привел меня сюда и говорит: «Тут у нас пороховой склад - в этой будке. А ты будешь часовой… Стой здесь, пока я тебя не сменю». Я говорю: «Хорошо». А он говорит: «Дай честное слово, что не уйдешь».

Ну, я и сказал: «Честное слово - не уйду».

Ну и что?

Ну и вот. Стою-стою, а они не идут.

Так, - улыбнулся я. - А давно они тебя сюда поставили?

Еще светло было.

Так где же они?

Мальчик опять тяжело вздохнул и сказал:

Я думаю, - они ушли.

Как ушли?

Так чего ж ты тогда стоишь?

Я честное слово сказал…

Я уже хотел засмеяться, но потом спохватился и подумал, что смешного тут ничего нет и что мальчик совершенно прав. Если дал честное слово, так надо стоять, что бы ни случилось - хоть лопни. А игра это или не игра - все равно.

Вот так история получилась! - сказал я ему. - Что же ты будешь делать?

Не знаю, - сказал мальчик и опять заплакал.

Мне очень хотелось ему как-нибудь помочь. Но что я мог сделать? Идти искать этих глупых мальчишек, которые поставили его на караул взяли с него честное слово, а сами убежали домой? Да где ж их сейчас найдешь, этих мальчишек?..

Они уже небось поужинали и спать легли, и десятые сны видят.

А человек на часах стоит. В темноте. И голодный небось…

Ты, наверно, есть хочешь? - спросил я у него.

Да, - сказал он, - хочу.

Ну, вот что, - сказал я, подумав. - Ты беги домой, поужинай, а я пока за тебя постою тут.

Да, - сказал мальчик. - А это можно разве?

Почему же нельзя?

Вы же не военный.

Я почесал затылок и сказал:

Правильно. Ничего не выйдет. Я даже не могу тебя снять с караула. Это может сделать только военный, только начальник…

И тут мне вдруг в голову пришла счастливая мысль. Я подумал, что если освободить мальчика от честного слова, снять его с караула может только военный, так в чем же дело? Надо, значит, идти искать военного.

Я ничего не сказал мальчику, только сказал: «Подожди минутку», - а сам, не теряя времени, побежал к выходу…

Ворота еще не были закрыты, еще сторож ходил где-то в самых дальних уголках сада и дозванивал там в свой колокольчик.

Я стал у ворот и долго поджидал, не пройдет ли мимо какой-нибудь лейтенант или хотя бы рядовой красноармеец. Но, как назло, ни один военный не показывался на улице. Вот было мелькнули на другой стороне улицы какие-то черные шинели, я обрадовался, подумал, что это военные моряки, перебежал улицу и увидел, что это не моряки, а мальчишки-ремесленники. Прошел высокий железнодорожник в очень красивой шинели с зелеными нашивками. Но и железнодорожник с его замечательной шинелью мне тоже был в эту минуту ни к чему.

Я уже хотел несолоно хлебавши возвращаться в сад, как вдруг увидел - за углом, на трамвайной остановке - защитную командирскую фуражку с синим кавалерийским околышем. Кажется, еще никогда в жизни я так не радовался, как обрадовался в эту минуту. Сломя голову я побежал к остановке. И вдруг, не успел добежать, вижу - к остановке подходит трамвай, и командир, молодой кавалерийский майор, вместе с остальной публикой собирается протискиваться в вагон.

Запыхавшись, я подбежал к нему, схватил за руку и закричал:

Товарищ майор! Минуточку! Подождите! Товарищ майор!

Он оглянулся, с удивлением на меня посмотрел и сказал:

В чем дело?

Видите ли, в чем дело, - сказал я. - Тут, в саду, около каменной будки, на часах стоит мальчик… Он не может уйти, он дал честное слово… Он очень маленький… Он плачет…

Командир захлопал глазами и посмотрел на меня с испугом. Наверное, он тоже подумал, что я болен и что у меня голова не в порядке.

При чем же тут я? - сказал он.

Трамвай его ушел, и он смотрел на меня очень сердито.

Но когда я немножко подробнее объяснил ему, в чем дело, он не стал раздумывать, а сразу сказал:

Идемте, идемте. Конечно. Что же вы мне сразу не сказали?

Когда мы подошли к саду, сторож как раз вешал на воротах замок. Я попросил его несколько минут подождать, сказал, что в саду у меня остался мальчик, и мы с майором побежали в глубину сада.

В темноте мы с трудом отыскали белый домик. Мальчик стоял на том же месте, где я его оставил, и опять - но на этот раз очень тихо - плакал. Я окликнул его. Он обрадовался, даже вскрикнул от радости, а я сказал:

Ну, вот, я привел начальника.

Увидев командира, мальчик как-то весь выпрямился, вытянулся и стал на несколько сантиметров выше.

Товарищ караульный, - сказал командир. - Какое вы носите звание?

Я - сержант, - сказал мальчик.

Товарищ сержант, приказываю оставить вверенный вам пост.

Мальчик помолчал, посопел носом и сказал:

А у вас какое звание? Я не вижу, сколько у вас звездочек…

Я - майор, - сказал командир.

И тогда мальчик приложил руку к широкому козырьку своей серенькой кепки и сказал:

Есть, товарищ майор. Приказано оставить пост.

Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л)

Алексей Иванович Пантелеев

(Л.Пантелеев)

Рассказы о Белочке и Тамарочке

Испанские шапочки

Большая стирка

У одной мамы было две девочки.

Одна девочка была маленькая, а другая побольше. Маленькая была беленькая, а побольше - черненькая. Беленькую звали Белочка, а черненькую Тамарочка.

Девочки эти были очень непослушные.

Летом они жили на даче.

Вот они раз приходят и говорят:

Мама, а мама, можно нам сходить на море - покупаться?

А мама им отвечает:

С кем же вы пойдете, доченьки? Я идти не могу. Я занята. Мне надо обед готовить.

А мы, - говорят, - одни пойдем.

Как это одни?

Да так. Возьмемся за руки и пойдем.

А вы не заблудитесь?

Нет, нет, не заблудимся, не бойся. Мы все улицы знаем.

Ну, хорошо, идите, - говорит мама. - Но только смотрите, купаться я вам запрещаю. По воде босичком походить - это можете. В песочек поиграть это пожалуйста. А купаться - ни-ни.

Девочки ей обещали, что купаться не будут.

Взяли они с собой лопатку, формочки и маленький кружевной зонтик и пошли на море.

А у них были очень нарядные платьица. У Белочки было платьице розовенькое с голубеньким бантиком, а у Тамарочки - наоборот - платьице было голубенькое, а бант розовый. Но зато у них у обеих были совсем одинаковые синенькие испанские шапочки с красными кисточками{376}.

Когда они шли по улице, все останавливались и говорили:

Вы посмотрите, какие красивые барышни идут!

А девочкам это приятно. Они еще и зонтик над головой раскрыли: чтобы еще красивее было.

Вот они пришли на море. Стали сначала играть в песочек. Стали колодцы копать, песочные пирожки стряпать, песочные домики строить, песочных человечков лепить...

Играли они, играли - и стало им очень жарко.

Тамарочка говорит:

Знаешь что, Белочка? Давай выкупаемся!

А Белочка говорит:

Ну что ты! Ведь мама нам не позволила.

Ничего, - говорит Тамарочка. - Мы потихоньку. Мама и не узнает даже.

Девочки они были очень непослушные.

Вот они быстренько разделись, сложили свою одежку под деревом и побежали в воду.

А пока они там купались, пришел вор и украл всю их одежку. И платьица украл, и штанишки украл, и рубашки, и сандалики, и даже испанские шапочки с красными кисточками украл. Оставил он только маленький кружевной зонтик и формочки. Зонтик ему не нужен - он ведь вор, а не барышня, а формочки он просто не заметил. Они в стороне лежали - под деревом.

А девочки и не видели ничего.

Они там купались - бегали, брызгались, плавали, ныряли...

А вор в это время тащил их белье.

Вот девочки выскочили из воды и бегут одеваться. Прибегают и видят ничего нет: ни платьиц, ни штанишек, ни рубашек. Даже испанские шапочки с красными кисточками пропали.

Девочки думают:

"Может быть, мы не на то место пришли? Может быть, мы под другим деревом раздевались?"

Но - нет. Видят - и зонтик здесь, и формочки здесь.

Значит, они здесь раздевались, под этим деревом.

И тут они поняли, что у них одежку украли.

Сели они под деревом на песочек и стали громко рыдать.

Белочка говорит:

Тамарочка! Милая! Зачем мы мамочку не послушались! Зачем мы купаться пошли! Как же мы с тобой теперь домой попадем?

А Тамарочка и сама не знает. Ведь у них даже трусов не осталось. Неужели им домой голыми придется идти?

А дело уже к вечеру было. Уж холодно стало. Ветер начинал дуть.

Видят девочки - делать нечего, надо идти. Озябли девочки, посинели, дрожат.

Подумали они, посидели, поплакали и пошли домой.

А дом у них был далеко. Нужно было идти через три улицы.

Вот видят люди: идут по улице две девочки. Одна девочка маленькая, а другая - побольше. Маленькая девочка - беленькая, а побольше - черненькая. Беленькая зонтик несет, а у черненькой в руках сетка с формочками.

И обе девочки идут совершенно голые.

И все на них смотрят, все удивляются, пальцами показывают.

Смотрите, - говорят, - какие смешные девчонки идут!

А девочкам это неприятно. Разве приятно, когда все на тебя пальцами показывают?!

Вдруг видят - стоит на углу милиционер. Фуражка у него белая, рубашка белая и даже перчатки на руках - тоже беленькие.

Он видит - идет толпа.

Он вынимает свисток и свистит. Тогда все останавливаются. И девочки останавливаются. И милиционер спрашивает:

Что случилось, товарищи?

А ему отвечают:

Вы знаете, что случилось? Голые девочки по улицам ходят.

Он говорит:

Эт-то что такое? А?! Кто вам позволил, гражданки, голышом по улицам бегать?

А девочки так испугались, что и сказать ничего не могут. Стоят и сопят, как будто у них насморк.

Милиционер говорит:

Вы разве не знаете, что по улицам бегать голышом нельзя? А?! Хотите я вас за это сейчас в милицию отведу? А?

А девочки еще больше испугались и говорят:

Нет, не хотим. Не надо, пожалуйста. Мы не виноваты. Нас обокрали.

Кто вас обокрал?

Девочки говорят:

Мы не знаем. Мы в море купались, а он пришел и украл всю нашу одежду.

Ах вот оно как! - сказал милиционер.

Потом подумал, спрятал обратно свисток и говорит:

Вы где живете, девочки?

Они говорят:

Мы вот за тем углом - в зелененькой дачке живем.

Ну, вот что, - сказал милиционер. - Бегите тогда скорей на свою зелененькую дачку. Наденьте на себя что-нибудь теплое. И никогда больше голые по улицам не бегайте...

Девочки так обрадовались, что ничего не сказали и побежали домой.

А в это время их мама накрывала в саду на стол.

И вдруг она видит - бегут ее девочки: Белочка и Тамарочка. И обе они совсем голые.

Мама так испугалась, что уронила даже глубокую тарелку.

Мама говорит:

Девочки! Что это с вами? Почему вы голые?

А Белочка ей кричит:

Мамочка! Знаешь, - нас обокрали!!!

Как обокрали? Кто же вас раздел?

Мы сами разделись.

А зачем же вы раздевались? - спрашивает мама.

А девочки и сказать ничего не могут. Стоят и сопят.

Вы что? - говорит мама. - Вы, значит, купались?

Да, - говорят девочки. - Немножко купались.

Мама тут рассердилась и говорит:

Ах вы, негодницы этакие! Ах вы, непослушные девчонки! Во что же я вас теперь одевать буду? Ведь у меня же все платья в стирке...

Потом говорит:

Ну, хорошо! В наказание вы у меня теперь всю жизнь так ходить будете.

Девочки испугались и говорят:

А если дождь?

Ничего, - говорит мама, - у вас зонтик есть.

А зимой?

И зимой так ходите.

Белочка заплакала и говорит:

Мамочка! А куда ж я платок носовой класть буду? У меня ж ни одного кармашка не осталось.

Вдруг открывается калитка и входит милиционер. И несет какой-то беленький узелок.

Он говорит:

Это здесь девочки живут, которые по улицам голые бегают?

Мама говорит:

Да, да, товарищ милиционер. Вот они, эти непослушные девчонки.

Милиционер говорит:

Тогда вот что. Тогда получайте скорей ваши вещи. Я вора поймал.

Развязал милиционер узелок, а там - что вы думаете? Там все их вещи: и голубенькое платьице с розовым бантом, и розовенькое платьице с голубым бантом, и сандалики, и чулочки, и трусики. И даже платки носовые в кармашках лежат.

А где же испанские шапочки? - спрашивает Белочка.

А испанские шапочки я вам не отдам, - говорит милиционер.

А почему?

А потому, - говорит милиционер, - что такие шапочки могут носить только очень хорошие дети... А вы, как я вижу, не очень хорошие...

Да, да, - говорит мама. - Не отдавайте им, пожалуйста, этих шапочек, пока они маму слушаться не будут.

Будете маму слушаться? - спрашивает милиционер.

Будем, будем! - закричали Белочка и Тамарочка.

Ну, смотрите, - сказал милиционер. - Я завтра приду... Узнаю.

Так и ушел. И шапочки унес.

А что завтра было - еще неизвестно. Ведь завтра-то - его еще не было. Завтра - оно завтра будет.

ИСПАНСКИЕ ШАПОЧКИ

А на другой день Белочка и Тамарочка проснулись - и ничего не помнят. Как будто вчера и не было ничего. Как будто они и купаться без спросу не ходили, и по улицам голые не бегали, - и про вора, и про милиционера, и про все на свете забыли.

Проснулись они в этот день очень поздно и давай, как всегда, в кроватках возиться, давай подушками кидаться, давай шуметь, петь, кувыркаться.

Мама приходит и говорит:

Девочки! Что это с вами? Как вам не стыдно! Почему вы так долго копаетесь? Завтракать надо!

А девочки ей говорят:

Мы не хотим завтракать.

Как это не хотите? Вы разве не помните, что вы вчера обещали милиционеру?

А что? - говорят девочки.

Вы обещали ему вести себя хорошо, слушаться маму, не капризничать, не шуметь, не кричать, не ссориться, не безобразничать.

Жизнь, казалось бы прочно вставшая на рельсы благополучия и сытости, была разрушена Первой мировой. Отец развелся с матерью, и та, оставшись одна с тремя детьми, стала давать уроки музыки.

В 1917 г. Пантелеев стал учеником реального училища, но после революции серьезно заболел. Вскоре семья переехала в Ярославскую губернию, так как в Петербурге обстановка накалялась все сильнее. После переезда Алексей снова заболел - на этот раз дифтеритом. Пришлось ехать на лечение в Ярославль, а спустя еще какое-то время было принято решение о возвращении в город на Неве.

Здесь Алексей начал воровать и оказался в детдоме, откуда сбежал и решил добраться до матери. По пути он попал в колонию, откуда тоже сбежал и очутился в Мензелинске - в этом городе скитальца пригрели люди, которые кормили его, одевали и определили в школу. Как раз в это время Алексей начал пробовать себя в поэзии и драматургии.

Затем были долгие скитания по Украине и лишь через год он, наконец, оказался дома и был отправлен матерью на учебу. Он послушал мать, но продолжал воровать, поэтому определили в ШКИД. Здесь он взял псевдоним Леньки Пантелеева и приобрел лучшего друга - Григория Белых, с которым они сбежали из этой школы и решили описать все события, происходящие там. Книга «Республика ШКИД» стала невероятно популярной - ее переиздавали до 1936 г.

Сегодня это произведение можно найти в любой детской онлайн библиотеке. А потом Белых неожиданно репрессировали. Пантелееву же удалось избежать этой участи.

Литературное наследие.

В годы Второй Мировой писатель оказался в блокадном Ленинграде. В 1942 г. его эвакуировали в Москву. На протяжении всего военного и послевоенного времени Пантелеев интенсивно занимался своим творчеством.

В 1956 г. Алексей Иванович женился - его супругой стала писательница Элико Кашия. Вскоре у них родилась наследница, которую назвали Маша.

Писатель умер в 1987 году, оставив богатое литературное наследие ребятам будущих поколений. Для самых маленьких этим автором написаны такие рассказы, как:

• Честное слово
• Буква «ты»
• Две лягушки
• Платочек
• Как поросёнок говорить научился
• Спички
• Задача с яблоками
• Рассказы о Белочке и Тамарочке

Рассказы Леонида Пантелеева для детей легко воспринимаются даже самыми маленькими слушателями!

1908–1987

Родом из детства
(Предисловие от редакции )

В 2008 году исполняется 100 лет со дня рождения замечательного русского писателя Алексея Ивановича Еремеева, писавшего свои произведения под псевдонимом Л. Пантелеев. Все его книги уже давно стали классикой и по праву входят в золотой фонд детской литературы.

Свою первую книгу Л. Пантелеев написал совсем молодым человеком – ему было всего семнадцать лет. Потом он писал рассказы для детей – они стали главными в его творчестве. Рассказы эти написаны давно – в тридцатые и сороковые годы прошлого века, но они актуальны до сих пор, ведь в них говорится о непреходящих нравственных ценностях – честности, достоинстве, отваге. Л. Пантелеев воспитывает читателей не нравоучениями, а личным примером своих героев. В каждом из них, независимо от возраста, он видит личность и относится к ней с безусловным уважением. А доверие и уважение всегда вызывают искренний отклик.

Когда у Л. Пантелеева спросили, есть ли в его творчестве самая важная для него тема, он ответил, что «скорее всего, это тема совести». Во всех своих книгах писатель утверждает очень важную для него мысль: в любых жизненных ситуациях человек должен проявлять лучшие душевные качества.

Алексей Иванович Еремеев родился в 1908 году, в Петербурге, в доме на Фонтанке, недалеко от Египетского моста.

Его отец, Иван Афанасьевич, был военным, служил во Владимирском драгунском полку. За боевые заслуги и воинскую доблесть, проявленные во время русско-японской войны, он получил орден Владимира с мечами и бантом и потомственное дворянство. В 1912 году он вышел в отставку, а в 1914-м – когда началась Первая мировая война – был призван в армию и потом пропал без вести. Для Алёши отец всегда оставался примером мужества, чести, воинского долга.

С самого раннего детства Алёша Еремеев очень любил читать. Читал много, запоем. Брат Вася и сестра Ляля даже прозвали его «книжным шкафом». Он зачитывался сказками Андерсена, книгами Лидии Чарской, Марка Твена, Диккенса, Конан Дойла. Мать Алёши, Александра Васильевна, выписывала для детей журнал «Золотое детство», который они все с удовольствием читали. Потихоньку мальчик пристрастился и ко взрослой литературе – произведениям Достоевского, Толстого, Писемского, Мережковского, Леонида Андреева, Мопассана.

В детстве же он начал и сочинять: писал стихи, пьесы, приключенческие рассказы, даже авантюрный роман.

В восьмилетнем возрасте Алёша поступил в реальное училище, но проучился в нём всего один год – началась революция и перевернула привычный уклад жизни.

Во время Гражданской войны семья уехала из голодного Петрограда в Ярославскую губернию. Потом переезжала из города в город. Когда жить стало не на что, Алёшу и его младшего брата Васю отправили на ферму, где они должны были добывать себе пропитание сами. Об этом периоде своей жизни, когда он растерял семью, скитался по России, попадая в детские дома и колонии, беспризорничал, писатель рассказал в автобиографической повести «Лёнька Пантелеев».

В 1920 году Алёша оказался в петроградской «Школе социально-индивидуального воспитания имени Достоевского», куда собрали беспризорников из разных детских домов и колоний. Длинное и трудное название школы ребята сократили до короткого «Шкид». Здесь Алёша познакомился с Гришей Белых, который стал его лучшим другом и с которым они в 1924 году отправились в Баку, чтобы стать киноартистами и сниматься в фильме «Красные дьяволята». Но добрались они только до Харькова и вынуждены были вернуться назад в Петроград.

Чтобы прожить, приходилось заниматься самой разной работой – Алёша был учеником киномеханика, поварёнком, торговал газетами, учился на курсах киноактёров, был внештатным кинорепортёром, печатался в журналах.

В 1926 году друзьям пришла в голову мысль написать книгу о Шкиде. Рукопись книги, которую они сочинили за три месяца, им посоветовали показать С. Маршаку и Е. Шварцу, работавшим в редакции детских журналов «Ёж» и «Чиж», куда часто заглядывали К. Чуковский, Б. Житков, М. Зощенко, Д. Хармс, А. Гайдар. С благословения Евгения Львовича Шварца, который был официальным редактором книги, в 1927 году вышла знаменитая «Республика Шкид». Она сразу стала очень популярной, в библиотеках её брали нарасхват, она имела огромный читательский успех. Так вчерашние детдомовцы Алексей Еремеев и Григорий Белых стали писателями. Алёша придумал себе псевдоним – Л. Пантелеев, в память о своей шкидской кличке Лёнька Пантелеев. Правда, букву «Л» в своём литературном имени он никогда не расшифровывал.

После «Республики Шкид» Л. Пантелеев писал рассказы для детей, которые он объединил в несколько циклов: «Шкидские рассказы», «Рассказы о подвиге», «Рассказы для маленьких», «Маленькие рассказы», «Рассказы о детях». В течение нескольких лет (1938–1952) он писал автобиографическую повесть «Лёнька Пантелеев».

Когда началась Великая Отечественная война, Алексей Иванович жил в Ленинграде. Дважды он пытался пойти в армию, чтобы с оружием в руках защищать Родину, и дважды медицинская комиссия не пропускала его – перед самой войной он перенёс тяжёлую операцию. Тогда Пантелеев вступил в отряд противовоздушной обороны.

В 1942 году его, тяжело больного, эвакуировали из блокадного Ленинграда в Москву.

В госпитале он написал рассказы о героизме и мужестве ленинградских детей, которые наравне со взрослыми защищали свой город: дежурили на крышах, тушили зажигалки. «Присутствие детей, – писал Л. Пантелеев, – подчёркивало великий человеческий смысл нашей борьбы».

Выйдя из госпиталя, он снова пишет заявление с просьбой призвать его в армию. В 1943 году его направили в Военно-инженерное училище, затем в инженерные войска, где он был редактором батальонной газеты.

После войны, в 1947 году, Л. Пантелеев в звании капитана запаса вернулся в родной Ленинград, в котором жил и работал до последнего дня.

В семидесятые годы он написал цикл автобиографических рассказов «Дом у Египетского моста», в которых описал свои ранние детские годы, когда закладывается характер ребёнка, основы его личности.

Свою последнюю книгу Л. Пантелеев назвал «Приоткрытая дверь…». В ней он подвёл своеобразный итог всей своей писательской жизни.

Алексей Иванович Еремеев-Пантелеев умер в 1987 году, оставив нам свои замечательные книги, достойные его умного, взыскательного таланта.

Рассказы, стихи, сказки

Весёлый трамвай

Тащи сюда стулья,
Неси табуретку,
Найди колокольчик,
Тесёмку давай!..
Сегодня нас трое,
Давайте устроим
Совсем настоящий,
Звенящий,
Гремящий,
Совсем настоящий
Московский
Трамвай.

Я буду – кондуктор,
Он будет – вожатый,
А ты – безбилетный пока
Пассажир.
Поставь свою ножку
На эту подножку,
Взойди на площадку
И так мне скажи:

– Товарищ кондуктор,
Я еду по делу,
По срочному делу
В Верховный Совет.
Возьмите монету
И дайте за это
Мне самый хороший
Трамвайный
Билет.

Я дам вам бумажку,
И вы мне – бумажку,
Я дёрну тесёмку,
Скажу:
– Поезжай!..

Вожатый педали
Нажмёт у рояля,
И медленно
Тронется
Наш настоящий,
Как солнце блестящий,
Как буря гремящий,
Совсем настоящий
Московский
Трамвай.

Две лягушки
Сказка

Жили-были две лягушки. Были они подруги и жили в одной канаве. Но только одна из них была настоящая лесная лягушка – храбрая, сильная, весёлая, а другая была ни то ни сё: трусиха была, лентяйка, соня. Про неё даже говорили, будто она не в лесу, а где-то в городском парке родилась.

Но всё-таки они жили вместе, эти лягушки.

И вот однажды ночью пошли они погулять.

Идут себе по лесной дороге и вдруг видят – стоит дом. А около дома погреб. И из этого погреба очень вкусно пахнет: плесенью пахнет, сыростью, мохом, грибами. А это как раз то самое, что лягушки любят.

Вот забрались они поскорей в погреб, стали там бегать и прыгать. Прыгали, прыгали и нечаянно свалились в горшок со сметаной.

И стали тонуть.

А тонуть им, конечно, не хочется.

Тогда они стали барахтаться, стали плавать. Но у этого глиняного горшка были очень высокие скользкие стенки. И лягушкам оттуда никак не выбраться. Та лягушка, что была лентяйкой, поплавала немножко, побултыхалась и думает: «Всё равно мне отсюда не вылезти. Что ж я буду напрасно барахтаться? Только нервы даром трепать. Уж лучше я сразу утону».

Подумала она так, перестала барахтаться – и утонула.

А вторая лягушка – та была не такая. Та думает: «Нет, братцы, утонуть я всегда успею. Это от меня не уйдёт. А лучше я ещё побарахтаюсь, ещё поплаваю. Кто его знает, может быть, у меня что-нибудь и выйдет».

Но только – нет, ничего не выходит. Как ни плавай – далеко не уплывёшь. Горшок узенький, стенки скользкие – не вылезти лягушке из сметаны.

Но всё-таки она не сдаётся, не унывает.

«Ничего, – думает, – пока силы есть, буду барахтаться. Я ведь ещё живая – значит, надо жить. А там – что будет».

И вот – из последних сил борется наша храбрая лягушка со своей лягушачьей смертью. Уж вот она и сознание стала терять. Уж вот захлебнулась. Уж вот её ко дну тянет. А она и тут не сдаётся. Знай себе лапками работает. Дрыгает лапками и думает: «Нет! Не сдамся! Шалишь, лягушачья смерть…»

И вдруг – что такое? Вдруг чувствует наша лягушка, что под ногами у неё уже не сметана, а что-то твёрдое, что-то такое крепкое, надёжное, вроде земли. Удивилась лягушка, посмотрела и видит: никакой сметаны в горшке уже нет, а стоит она на комке масла.

«Что такое? – думает лягушка. – Откуда здесь взялось масло?»

Удивилась она, а потом догадалась: ведь это она сама лапками своими из жидкой сметаны твёрдое масло сбила.

«Ну вот, – думает лягушка, – значит, я хорошо сделала, что сразу не утонула».

Подумала она так, выпрыгнула из горшка, отдохнула и поскакала к себе домой – в лес.

А вторая лягушка осталась лежать в горшке.

И никогда уж она, голубушка, больше не видела белого света, и никогда не прыгала, и никогда не квакала.

Ну что ж. Если говорить правду, так сама ты, лягушка, и виновата. Не падай духом! Не умирай раньше смерти…

Раскидай

Жил-был раскидай Куда-хочешь-туда-кидай: хочешь – направо, хочешь – налево, хочешь – вниз, хочешь – вверх, а хочешь – так куда хочешь.

На столик его положишь – он на столе будет лежать. На стулик посадишь – он на стуле будет сидеть. А если на пол бросишь – он и на полу устроится. Вот он какой, раскидай, – покладистый…

Одно только не любил раскидай – не любил, когда его в воду кидали. Он воды боялся.

А всё-таки, бедняга, попался.

Купили его одной девочке. Девочку звали Мила. Она с мамой гулять ходила. А в это время продавал продавец раскидаи.

– А вот, – говорит, – кому? Продаётся раскидай Куда-хочешь-туда-кидай: хочешь – направо, хочешь – налево, хочешь – вверх, хочешь – вниз, а хочешь – так куда хочешь!

Девочка услыхала и говорит:

– Ой, ай, какой раскидайчик! Прыгает, как зайчик!

А продавец говорит:

– Нет, гражданочка, берите повыше. Он прыгает у меня через крыши. А зайчик этого не умеет.

Вот девочка попросила, мама ей раскидайчика и купила.

Девочка его домой принесла, пошла во двор играть.

Бросит направо – раскидай прыгнет направо, бросит налево – раскидай прыгнет налево, кинет вниз – он вниз летит, а кверху подкинет – так он чуть не до самого синего неба скачет.

Вот он какой, раскидай, – лётчик-молодчик.

Девочка бегала-бегала, играла-играла, ей наконец раскидай надоел, она взяла его, глупая, да и бросила. Раскидай покатился и прямо в грязную лужу свалился.

А девочка и не видит. Она домой пошла.

Вечером прибегает:

– Ай, ай, где же раскидайчик Куда-хочешь-туда-кидайчик?

Видит – нет раскидайчика Куда-хочешь-туда-кидайчика. Плавают в луже бумажки цветные, да верёвочки завитые, да мокрые опилки, которыми раскидаево брюхо было набито.

Вот и всё, что от раскидая осталось.

Заплакала девочка и говорит:

– Ой, раскидай-раскидаюшко Куда-хочешь-туда-кидаюшко! Что я наделала?! Прыгал ты у меня и направо, и налево, и вверх, и вниз… А теперь – куда тебя кинешь такого? В помойку только…

Фенька

Дело было вечером. Я лежал на диване, курил и читал газету. В комнате никого, кроме меня, не было. И вдруг я слышу – кто-то царапается. Кто-то чуть слышно, тихонечко стучит по оконному стеклу: тик-тик, тук-тук.

«Что, – думаю, – такое? Муха? Нет, не муха. Таракан? Нет, не таракан. Может быть, дождь капает? Да нет, какой там дождь, – дождём и не пахнет…»

Повернул я голову, посмотрел – ничего не видно. На локте привстал – тоже не видно. Прислушался – как будто тихо.

Лёг я. И вдруг опять: тик-тик, тук-тук.

«Фу, – думаю, – что такое?»

Надоело мне, встал я, бросил газету, подошёл к окну – и глаза вытаращил. Думаю: батюшки, что это мне – во сне снится, что ли? Вижу – за окном, на узеньком железном карнизе, стоит – кто вы думаете? Стоит девочка. Да такая девочка, о каких вы и в сказках не читывали.

Ростом она будет поменьше самого маленького Мальчика с пальчика. Ножки у неё босые, платье всё изодрано; сама она толстенькая, пузатая, нос пуговкой, губы какие-то оттопыренные, а волосы на голове рыжие и торчат в разные стороны, как на сапожной щётке.

Я даже не сразу поверил, что это девочка. Я подумал сначала, что это какой-то зверёк. Потому что я никогда раньше таких маленьких девочек не видел.

А девочка стоит, смотрит на меня и изо всех сил своим кулачишкой по стеклу барабанит: тик-тик, тук-тук.

Я у неё через стекло спрашиваю:

– Девочка! Тебе что надо?

А она не слышит меня, не отвечает и только пальцем показывает: дескать, открой, пожалуйста, а ну открой поскорей!

Тогда я отодвинул задвижку, открыл окно и впустил её в комнату.

Я говорю:

– Чего же ты, глупышка, в окно лезешь? Ведь у меня ж дверь открыта.

– Я в дверь не умею ходить.

– Как не умеешь?! В окно умеешь, а в дверь не умеешь?

– Да, – говорит, – не умею.

«Вот так, – думаю, – чудо-юдо ко мне привалило!»

Удивился я, взял её на руки, вижу – она вся дрожит. Вижу – боится чего-то. Оглядывается, на окно посматривает. Лицо у неё всё заплаканное, зубки стучат, а в глазах ещё слёзы поблёскивают.

Я у неё спрашиваю:

– Ты кто такая?

– Я, – говорит, – Фенька.

– Какая такая Фенька?

– Такая вот… Фенька.

– А где ты живёшь?

– Не знаю.

– А где твои папа с мамой?

– Не знаю.

– Ну, – я говорю, – а откуда ты пришла? Почему ты дрожишь? Холодно?

– Нет, – говорит, – не холодно. Жарко. А я дрожу потому, что за мной сейчас собаки по улице гнались.

– Какие собаки?

А она мне опять:

– Не знаю.

Тут уж я не вытерпел, рассердился и говорю:

– Не знаю, не знаю!.. А чего же ты тогда знаешь?

Она говорит:

– Я есть хочу.

– Ах вот как! Это ты знаешь?

Ну, что ж с ней поделаешь. Посадил я её на диван, посиди, говорю, а сам пошёл на кухню, поискать, нет ли чего-нибудь съедобного. Думаю: только вот вопрос, чем её кормить, этакое чудовище? Налил ей на блюдечко кипячёного молока, хлеба нарезал маленькими кусочками, котлету холодную раскрошил.

Прихожу в комнату, смотрю – где же Фенька? Вижу – на диване никого нет. Удивился я, стал кричать:

– Феня! Феня!

Никто не отвечает.

– Феня! А Феня?

И вдруг слышу откуда-то:

Нагнулся – она под диваном сидит.

Рассердился я.

– Это, – говорю, – что за фокусы такие?! Ты почему это на диване не сидишь?

– А я, – говорит, – не умею.

– Что-о? Под диваном умеешь, а на диване не умеешь? Ах ты такая-сякая! Ты, может быть, и за столом за обеденным не умеешь сидеть?

– Нет, – говорит, – это умею.

– Ну так садись, – говорю.

Посадил её за стол. Стул ей поставил. На стул книг целую гору навалил – чтобы повыше было. Вместо передника носовой платок повязал.

– Ешь, – говорю.

Только вижу – не ест. Вижу – сидит, ковыряется, носом сопит.

– Что? – говорю. – В чём дело?

Молчит, не отвечает.

Я говорю:

– Ты же есть просила. Вот – ешь, пожалуйста.

А она покраснела вся и вдруг говорит:

– Нет ли у вас чего-нибудь повкуснее?

– Как повкуснее? Ах ты, – я говорю, – неблагодарная! Тебе, что ж, конфет надо, что ли?

– Ах нет, – говорит, – что вы, что вы… Это тоже невкусно.

– Так чего же тебе? Мороженого?

– Нет, и мороженое невкусное.

– И мороженое невкусное? Вот тебе и на! Так чего же тебе, скажи, пожалуйста, хочется?

Она помолчала, носиком посопела и говорит:

– Нет ли у вас немножко гвоздиков?

– Каких гвоздиков?

– Ну, – говорит, – обыкновенных гвоздиков. Железненьких.

У меня даже руки от страха затряслись.

Я говорю:

– Так ты что же это, значит, гвозди ешь?

– Да, – говорит, – я гвоздики очень люблю.

– Ну, а ещё что ты любишь?

– А ещё, – говорит, – я люблю керосин, мыло, бумагу, песок… только не сахарный. Вату люблю, зубной порошок, гуталин, спички…

«Батюшки! Неужели это она правду говорит? Неужели она действительно гвоздями питается? Ладно, – думаю. – Давай проверим».

Вытащил из стены большой ржавый гвоздь, почистил его немножко.

– На, – говорю, – ешь, пожалуйста!

Я думал, она не будет есть. Думал, она просто фокусничает, притворяется. Но не успел я оглянуться, она – раз-раз, хруп-хруп – весь гвоздь сжевала. Облизнулась и говорит:

Я говорю:

– Нет, голубушка, извиняюсь, у меня больше гвоздей для тебя нет. Вот, если хочешь, – бумаги, пожалуйста, могу дать.

– Давай, – говорит.

Дал ей бумагу – она и бумагу съела. Спичек дал целый коробок – она и спички в два счёта скушала. Керосину на блюдечко налил – она и керосин вылакала.

Я только смотрю и головой качаю. «Вот так девочка, – думаю. – Такая девочка, пожалуй, и тебя самого съест в два счёта. Нет, – думаю, – надо гнать её в шею, обязательно гнать. Куда мне такое страшилище, людоедку такую!!»

А она керосин выпила, блюдечко вылизала, сидит, зевает, носом клюёт: спать, значит, хочется.

И тут мне её, вы знаете, что-то жалко стало. Сидит она, как воробушек, – съёжилась, нахохлилась, куда ж её, думаю, такую маленькую, на ночь глядя гнать. Её ведь, такую пичужку, и в самом деле собаки могут загрызть. Я думаю: «Ладно, так уж и быть, завтра выгоню. Пускай выспится у меня, отдохнёт, а завтра утречком – до свиданьица, иди откуда пришла!..»

Подумал я так и стал ей готовить постель. Положил на стул подушку, на подушку – ещё подушечку, маленькую, из-под булавок у меня такая была. Потом уложил Феньку, укрыл её вместо одеяла салфеткой.

– Спи, – говорю. – Спокойной ночи!

Она сразу и захрапела.

А я посидел немножко, почитал и тоже спать лёг.

Утром, как только проснулся, пошёл посмотреть, как там моя Фенька поживает. Прихожу, смотрю – на стуле ничего нет. Ни Феньки нет, ни подушки нет, ни салфетки… Вижу – лежит моя Фенечка под стулом, подушка у неё под ногами, голова на полу, а салфетки – так той и вовсе не видно.

Я разбудил её, говорю:

– Где салфетка?

Она говорит:

– Какая салфетка?

Я говорю:

– Такая салфетка. Которую я тебе давеча вместо одеяла устроил.

Она говорит:

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

– Честное слово, не знаю.

Стали искать. Я ищу, а Фенька мне помогает. Ищем, ищем – нету салфетки.

Вдруг Фенька мне говорит:

– Слушайте, не ищите, ладно. Я вспомнила.

– Что, – я говорю, – ты вспомнила?

– Я вспомнила, где салфетка.

– Ну, где?

– Я её нечаянно скушала.

Ох, рассердился я, закричал, ногами затопал.

– Обжора ты этакая, – говорю, – утроба ты ненасытная! Ведь этак же ты мне весь дом сожрёшь.

Она говорит:

– Я не нарочно.

– Как это не нарочно? Нечаянно салфетку съела? Да?

Она говорит:

– Я ночью проснулась, мне есть захотелось, а вы мне ничего не оставили. Вот сами и виноваты.

Ну, я с ней, конечно, спорить не стал, плюнул и ушёл на кухню завтрак готовить. Себе сделал яичницу, кофе сварил, бутербродов намазал. А Феньке – нарезал газетной бумаги, накрошил туалетного мыла и сверху всё это керосинчиком полил. Приношу этот винегрет в комнату, смотрю – моя Фенька полотенцем лицо вытирает. Я испугался, мне показалось, что она ест полотенце. Потом вижу – нет, лицо вытирает.

Я у неё спрашиваю:

– Ты где воду брала?

Она говорит:

– Какую воду?

Я говорю:

– Такую воду. Одним словом, где ты мылась?

Она говорит:

– Я ещё не мылась.

– Как не мылась? Так чего ж ты тогда вытираешься?

– А я, – говорит, – всегда так. Я сначала вытрусь, а потом вымоюсь.

Я только рукой махнул.

– Ну, – говорю, – ладно, садись, ешь скорей – и до свиданьица!

Она говорит:

– Как это «до свиданьица»?

– Да так, – говорю. – Очень просто. До свиданьица. Надоела ты мне, голубушка. Уходи поскорее, откуда пришла.

И вдруг вижу – моя Феня как задрожит, как затрясётся. Кинулась ко мне, за ногу меня схватила, обнимает, целует, а у самой из глазёнок слёзы так и текут.

– Не гоните меня, – говорит, – пожалуйста! Я хорошая буду. Пожалуйста! Прошу вас! Если вы меня кормить будете, я никогда ничего – ни одного гвоздика, ни одной пуговки – без спросу не съем.

Ну, одним словом, мне её опять жалко стало.

Детей у меня тогда не было. Жил я один. Вот я и подумал: «Что ж, не объест ведь меня эта пигалица. Пускай, – думаю, – погостит у меня немножко. А там видно будет».

– Ладно, – говорю, – так уж и быть. В последний раз тебя прощаю. Но только смотри у меня…

Она сразу повеселела, запрыгала, замурлыкала.

Потом я ушёл на работу. А перед тем как уйти на работу, я сходил на рынок и купил полкило маленьких сапожных гвоздей. Штук десять я оставил Феньке, а остальные положил в ящик и ящик закрыл на ключ.

На работе я всё время о Феньке думал. Беспокоился. Как она там? Что делает? Не натворила ли чего-нибудь?

Прихожу домой – Фенька сидит на окне, мух ловит. Увидела меня, обрадовалась, в ладошки захлопала.

– Ой, – говорит, – наконец-то! Как я рада!

– А что? – говорю. – Скучно было?

– Ой, как скучно! Прямо не могу, до чего скучно!

Взял её на руки. Говорю:

– Есть, наверно, хочешь?

– Нет, – говорит. – Ни капельки. У меня ещё три гвоздя от завтрака осталось.

«Ну, – думаю, – если три гвоздя осталось, значит, всё в порядочке, значит, она ничего лишнего не съела».

Я похвалил её за хорошее поведение, немножко с ней поиграл, потом занялся своими делами.

Мне нужно было написать несколько писем. Я сажусь за письменный стол, открываю чернильницу, гляжу – чернильница у меня пустая. Что такое? Ведь я только третьего дня чернила туда наливал.

– А ну, – говорю, – Фенька! Иди сюда!

Она прибегает.

– Да? – говорит.

Я говорю:

– Ты не знаешь, куда у меня чернила девались?

– Да ничего. Знаешь или не знаешь?

Она говорит:

– Если вы ругаться не будете, тогда скажу.

– Не будете ругаться?

– Ну, не буду.

– Я их выпила.

– Как выпила?!! Ты же мне, – я говорю, – обещала…

Она говорит:

– Я обещала вам не есть ничего. А не пить я не обещала. И вы, – говорит, – опять сами виноваты. Зачем вы мне таких солёных гвоздей купили? От них пить хочется.

Ну вот – поговорите вы с ней! Опять я виноват. Я думаю: что же мне делать? Ругаться? Да нет, руганью тут делу не поможешь. Думаю: надо ей какую-нибудь работу, какое-нибудь занятие найти. Это она от безделья глупостями занимается. А когда я её работать заставлю, ей некогда будет дурака-то валять.

И вот на другой день утром я ей даю метёлку и говорю:

– Вот, Феня, я ухожу на работу, а ты пока делом займись: прибери комнату, пол подмети, пыль вытри. Сумеешь?

Она даже засмеялась.

– Эва, – говорит, – невидаль. Что ж тут не суметь? Конечно, сумею.

Вечером я прихожу, смотрю: в комнате – пыль, грязь, на полу бумажки валяются.

– Эй, Фенька! – кричу.

Она из-под кровати вылезает.

– Да? – говорит. – В чём дело?

– Ты почему это пол не подмела?

– Как это почему?

– Вот именно: почему?

– А чем, – говорит, – его подметать?

– Метёлкой.

Она говорит:

– Нету метёлки.

– Как это нету?

– Очень просто: нету.

– Куда же она девалась?

Молчит. Носом сопит. Значит, дело неладно.

Я говорю:

– Да, – говорит. – Съела.

Я так на стул и упал. Я даже рассердиться позабыл.

Я говорю:

– Чудовище! Да как же это ты умудрилась метёлку слопать?

Она говорит:

– Я, честное слово, даже сама не знаю. Как-то незаметно, по одному прутику…

– Ну, что же, – я говорю, – мне теперь делать? Железную метёлку для тебя, что ли, заказывать?

– Нет, – говорит.

– Что «нет»?

– Нет, – говорит, – я и железную съем.

Тогда я подумал немного и говорю:

– Ладно. Я знаю, что я с тобой сделаю. С завтрашнего дня я буду тебя в чемодан прятать. Ты чемодан-то, надеюсь, не съешь?

– Нет, – говорит, – не съем. Он пыльный. Вымойте его – тогда съем.

– Ну нет, – говорю. – Спасибо. Не надо. Уж лучше пускай он пыльный стоит.

И на другой день я посадил Феньку в маленький кожаный чемодан. Она ничего – не плакала, не пищала. Только попросила, чтобы я просверлил несколько дырочек для воздуха.

Я взял ножницы и сделал три дырки. И с тех пор Фенька так там и живёт, у меня в чемодане.

Конечно, выросла немножко за это время: была с большой палец, теперь – с указательный. Но живётся ей неплохо. Даже уютно. Теперь я и окошечко там сделал, в её домике. Спит она на маленьком диванчике. Обедает за маленьким столиком. И даже маленький-маленький – вот такой – телевизорчик там стоит.

Так что вы её не жалейте, Феньку. А лучше приходите ко мне как-нибудь в гости, и я вас непременно с ней познакомлю.