Платье дельфос. “Волшебник из Венеции” Мариано Фортуни в Эрмитаже

Изменчивая мода постоянно старается удивить своих адептов, преподнося им все новые и новые объекты для поклонения и восхищения. Последнее столетие было особо богато на культовые предмета гардероба, которые становились объектом грез каждой уважающей себя модницы. Время от времени кутюрье дарили своим почитательницам такие платья, которые моментально превращались в объект преклонения. Можно сказать, что эти образцы портняжного искусство становились своего рода революцией в истории моды.
Сегодня, когда актуален как никогда, особенно интересно взглянуть на эти триумфальные модели. Каждая стильная дама должна взять на вооружение исторические наработки и обязательно использовать их при подходящем случае.

Платье «дельфос» Мариано Фортуни (1915)

Плиссированное платье «дельфос», созданное испанским дизайнером Мариано Фортуни, навсегда изменило женскую моду. При его создании мастер вдохновлялся культурой Древней Греции. Воздушное платье подчеркивало женские формы и не предполагало ношение корсета. Благодаря Фортуни, женщины получили возможность выглядеть как греческие богини. Сам процесс плиссировки шелка также был запатентован дизайнером и с тех пор носит название «плиссировка Фортуни». Платья Фортуни были неотъемлемой составляющей стиля Айседоры Дункан и Сары Бернар.

Сегодня плиссировка снова на вершине модных тенденций. Её активно используют модельеры в вечерних комплектах. Что ж, ни для кого не секрет, что мода всегда возвращается.

Платье «флэппер» Коко Шанель (1925)

В 20-х годах появляется новый тип девушек. Они полностью перевернули стереотипное представление о роли женщины в обществе. «Флэпперы» (от англиийского слова «flap» - хлопать) - так прозвали дерзких эмансипированных красавиц, которые, не стесняясь, откинули все прежние устои. Флэпперы ярко красились, носили короткие стрижки, танцевали чарльстон в модных клубах, курили и одевались ярко и свободно. На стиль модниц оказали влияние и Поль Пуаре. Благодаря им, флэпперы получили в свой гардероб укороченные платья с заниженной талией. 20-е годы навсегда отправили в небытие викторианских скромниц в длинных юбках. Теперь девушки были свободны и могли без тени смущения демонстрировать посторонним свои коленки.

Стиль флэпперов очень часто используют современные дизайнеры. Настоящий взрыв интереса к 20-м годам произошел сразу после премьеры фильма «Великий Гэтсби». Теперь каждая модница стремится иметь в своем гардеробу кокетливое платье «флэппер».

Платье «New look» Кристиана Диора (1947)

Диор создал платье, которое стало настоящей квинтэссенцией женственности. Новый силуэт, предложенный мастером, предполагал затянутый лиф, который делал грудь пышной, а талию - осиной, и пышную юбку, длиной до щиколотки. Платья Диора стали тем толчком, который помог моде оправиться от угнетающих последствий страшной войны: теперь на платья не жалеют ткани и декора, а это значит, что женщины опять стали блистать.

Знаменитый силуэт великолепно подчеркивает женские достоинства, поэтому используется дизайнерами и по сей день.

Платье «Поздравление Мэрилин» Жана-Луи Берзаулта (1962)

Мэрилин Монро совершила настоящую революцию, когда исполнила песню «Happy Birthday, Mr. President» в полупрозрачном платье. Возможно, о 45-летии Джона Кеннеди давно бы уже забыли, но памятный образ не дает это сделать. Голливудский дизайнер Жан-Луи Берзаулт выполнил просьбу Мэрилин и создал для неё платье, которое вошло в историю. Тонкая прозрачная ткань платья была искусно отделана 6 тысячами блесток, благодаря которым силуэт Мэрилин светился в прожекторах, создавая иллюзию обнаженного тела.

Слава голливудской красавицы не дает покоя и современным звездам. Подобные платья очень часто можно увидеть на красных ковровых дорожках.

Платье «Завтрак у Тиффани» Живанши (1961)

Все мы знаем, что маленькое черное платье придумала Коко Шанель. Однако Юбер де Живанши сумел интерпретировать классический силуэт по-своему. Для героини Одри Хепберн в фильме «Завтрак у Тиффани» он создал элегантное длинное черное платье, которое впоследствии было названо самым известным за всю историю кинематографа. Легендарный наряд ушел с молотка в 2006 году. Покупатель, имя которого так и не было названо, отдал от него почти 1 миллион долларов.

Классика всегда остается классикой. Идут году, а маленькое черное платье не теряет своей популярности.

Платье «Мондриан» Ив Сен Лорана (1965)

Свое произведение Ив Сен Лоран назвал в честь голландского художника-абстракциониста Пита Мондриана. Именно его полотна вдохновили мастера на создание элегантного платья, которое было призвано ввести элегантность и стиль в повседневную жизнь. Платье Лорана не требовало особого повода, его можно было носить каждый день.

Абстрактные узоры, которые Сен-Лоран первым поместил на ткань, сегодня используются дизайнерами очень часто. Ну а фирменная лаконичность и простота, так любимые великим кутюрье, всегда остаются главными составляющими безупречного стиля.

Платья-мини Мэри Куант (1965)

60-е были богаты на революционные изобретения в мире моды. Английскому дизайнеру Мэри Куант удалось произвести настоящий фурор: она предложила женщинам облачиться в ультракороткие юбки. Мэри нельзя причислить к числу великих кутюрье, ведь она всего лишь была владелицей небольшого бутика, но её нововведение навсегда изменило моду.

Что ж, мини-юбки со времен своего появления практически не покидали модных подиумов. Любовь женщин к коротким платьицам время нисколько не уменьшило.

Платье-кольчуга Пако Рабанна (1966)

Пако Рабанн перевернул представление о том, из чего следует шить платья. Вместо привычной для всех ткани, дизайнер использовал металлические пластины. Благодаря ему мода стала развиваться по пути новаторства и поиска необычных форм.

Эксперименты с материалами продолжают до сих пор. Дизайнеры предлагают женщинам оригинальные модели, продолжая вдохновляться идеями Пако Рабанна.

Платье с запахом Дианы фон Фюрстенберг (1974)

Дизайнер Диана вон Фюрстенберг предложила модницам необычный крой: её платья запахивались на один бок на манер домашнего халата. Практичные и удобные, такие платья сразу прижились в женском гардеробе.

В 2014 бренд Diane von Furstenberg выпустил юбилейную коллекцию, посвященную сорокалетию своего главного изобретения.

Платье «Галактика» Ролана Муре (2005)

Новое тысячелетие уже успело подарить женщинам культовое платье. «Galaxy» все модные эксперты в один голос называют настоящим модным открытием. Казалось бы, что особенного в простом элегантном платье, которое вполне может встать в один ряд со своими предшественниками. Однако Ролан Муре сделал модель, в котором любая женщина выглядит стройной и изящной. Подкладка платья выполнены из особого жесткого материала, благодаря которой оно идеально держит форму.

Стоит ли говорит, что ни одна модница не обошла вниманием творение Муре, которое принесло ему настоящую славу.

Though his heritage has never been exhibited in Russia, the name of Fortuny is widely known here due to two generations of this family.

Mariano Fortuny y Madrazo (1871, Granada - 1949, Venice) - artist, designer, engineer and photographer, one of the great designers of the first half of the 20th century, who has changed fashion and interior design. Son of the famous Spanish artist Mariano Fortuny y Marsal he inherited from his father not only his artistic talent, but also a passion for the art history studying. His heritage overwhelms by its volume, it is hard to believe that a person could create all this in the course of a lifetime. It seems that he had little interest in anything beyond his work and creativity.

One of the most important masterpieces from the Hermitage collection bears a name of "Fortuny Vase". This Alhambra Hispano-Moresque vase gilded with luster, dating from the second half of the XIV century, is considered one of the best in the world. It was acquired by the Imperial Hermitage Museum in 1885 as a part of the collection of the Parisian antiquary Basilevsky who in his turn purchased it from the Fortuny family. The origin of the vase was so significant, that it came down to us in its name.

The Fortuny exhibition in the Hermitage is a joint project of the Hermitage and the Fondazione Musei Civici di Venezia lending on this occasion more than 150 works of art, whose works mainly come from the Fortuny Museum, the house and atelier of the genial artist in the Palazzo Pesaro degli Orfei in Venice: one of the twelve Venetian Civic Museums.

Besides the museum"s objects, the exhibition will present pieces from private collections of Venice and Russia. Still produced in Venice using the innovator’s designs and techniques, Fortuny fabrics will also form of the exhibition, and thus demonstrate the continuity of technologies and creative techniques of Mariano Fortuny. The exhibition will show the fabrics, costumes as well as their designs, Fortuny"s theatrical works and a small part of his historical collection, this latter owned by Fondazione Venezia and preserved at the Civic Museums of Venice in Mocenigo Palace. Works of Mariano Fortuny will be accompanied by the Hermitage objects to create a historical background and to show the source of the artist"s inspiration. The exhibition will feature Italian medieval and Renaissance fabrics, Coptic fabrics, antique sculptures and oriental ceramics from the Hermitage collections.

The event in patronized by Hermitage Italia - that since 2014 has its seat in Venice according to an Agreement between the City of Venice and the Hermitage Museum - and sees the collaboration of Villaggio Globale International.

Curators of the exhibition - Tatyana Lekhovich, senior researcher of the Department of the Western European Applied Art of the State Hermitage, Ph.D., in collaboration with Daniela Ferretti and Chiara Squarcina.

The exhibition is supported by Lavazza, the Italian Institute of culture is St. Petersburg and the representative office of Fortuny in Russia. Fortuny Inc. donated fabrics for the exhibition design.

Mariano Fortuny
Это имя я услышала давно, еще в детстве, тогда же я увидела первые "дельфийские платья". С остальным творчеством Мариано Фортуни я познакомилась в 12-13 лет, как раз тогда я зачитывалась кельтскими легендами, средневековыми романами, "Сильмарилионом" и "ВК". С тех пор кельтские ши и маяр, валар и эльфы у меня в голове носят что-то подобное
А если серьезно, то это человек чьей работой я искренне восхищаюсь большую часть своей жизни. Ведь обычно как? Вырастая мы часто не понимаем, почему та или иная вещь нам так нравилась. А тут нет. Тут сердце все еще замирает от восторга. Не столько от вида, сколько от мысли КАК это сделано.


1920e

Мариано Фортуни был не только модельером, хотя именно его платья принесли ему известность. Так же он был талантливым театральным инженером и художником по свету, фотографом и дизайнером интерьеров. Кстати, именно Мариано Фортуни изобрел студийную лампу в 1907 году. Уже тогда она была снабжена димером, тоже, кстати, изобретение Фортуни. Использовалась она первоначально только в фотостудии, а позже стала популярным предметом интерьера.
Отдельные платья Фортуни у меня в дневнике уже мелькали раньше, но почему бы и не продублировать?


Можно ли назвать этого человека модельером? Пожалуй, нет, это было бы слишком узкое определение. Несмотря на то, что родился и жил он в Новейшее время, его, скорее, можно назвать человеком эпохи Возрождения, настолько обширны были его интересы и разнообразны таланты. Изобретатель, художник, дизайнер, коллекционер, он обращался то к скульптуре, то к фотографии, то к архитектуре, то к театру. Его вдохновляли Восток, Древняя Греция, Египет, Индия... И всё же в историю он войдёт в основном как человек, создававший изумительные платья, которые обессмертил в своих романах Марсель Пруст.

Мариано Фортуни-и-Мадрасо родился в 1871 году в Испании, в Гранаде, в творческой семье. Отец, в честь которого его и назвали, был известным художником, мать, Сесилия, была дочерью художника Раймундо де Мадрасо, который был в то время директором Королевского музея. Год спустя родители переехали в Рим, где у Мариано-старшего была мастерская, а затем делили время между Римом и Парижем. В 1874, когда сыну было всего три года, отец скончался – Мариано Фортуни-и-Марселя унесла малярия, когда ему было всего тридцать шесть лет. Это стало огромной потерей как для коллег и тех, кто восхищался его творчеством, так и для семьи – Мариано-младший всю жизнь будет трепетно хранить память об отце. Тот оставил ему прекрасное наследство, которым сын воспользуется в полной мере – талант художника, страсть к восточной экзотике и коллекцию тканей и редкостей.

Сесилия решила жить в Париже, вместе с сыном и дочерью. Художественные способности проявились у Мариано достаточно рано – в семь лет он уже увлечённо рисовал. Что ж, Париж предоставлял великолепные возможности для образования в этой области, и Мариано не упускал случая побродить по музеям, наслаждаясь работами старых мастеров. Увы, выяснилось, что у него проблемы со здоровьем – астма, и, что ещё больше осложняло положение, сенная лихорадка; аллергические приступы вызывали лошади, а если учесть, что в ту эпоху они были основным средством передвижения... И в 1889 году, забрав Мариано и его сестру Марию-Луизу, Сесилия уехала в город, в котором фактически не было лошадей, в Венецию с её водными каналами.

Великий город станет главной любовью Фортуни, и будет для него главным до конца жизни. Семья поселились в одном из палаццо на Большом Канале, палаццо Мартиненго. По вечерам Мариано посещал занятия в Академии, где усердно копировал работы старых мастеров. Однако спустя несколько лет судьба направила его не по пути живописца, как уже можно было предположить.


Mariano Fortuny seated with his mother, Cecilia de Madrazo, in the Palazzo Orfei, Venice.

В 1892 году Фортуни посетил знаменитый оперный Байрейтский фестиваль, который проходит в театре, специально построенном для вагнеровских опер. Великолепное зрелище так его заворожило, что он увлёкся театром, вот только театр ему нужен совсем другой, новый, представляющий собой плод сплочённой работы целой команды – Фортуни полагал, что дизайнер должен разбираться во всём и работать совместно с теми, кто непосредственно выполняет его задания. Он превратился одновременно и в инженера, и осветителя, и архитектора, и художника-декоратора. Он постоянно экспериментировал, и ему удалось создать систему, которая позволяла менять декорации с куда меньшими затратами и требовала меньше рабочих рук – так называемый "панорамный купол Фортуни". В частности, в 1922 году такой купол был установлен и в знаменитой миланской опере "Ла Скала". Всего же список изобретений Фортуни весьма длинный, их более двадцати.


одна из ранних версий купола


1902 система освещения

В 1897 году, в Париже, Фортуни повстречал женщину, которая станет и верной подругой, и музой, и женой – Анриэтту Негрин. Мать не одобряла этот брак – Анриэтта уже успела побывать замужем и развестись. В 1902 году она переехала в Венецию, и они с Мариано поселились отдельно, в палаццо XIII века Пезаро Орфеи. Комнаты, в которых они жили, были достаточно небольшими и скромными, а более просторные помещения были отведены для работы и размещения коллекции тканей и всевозможных редкостей – унаследованное от отца собрание Фортуни постоянно пополнял, это, наряду с работой, было его страстью.


Henriette Nigrin

Считается, что с модой он соприкоснулся где-то около 1906 года. Он нарисовал эскизы нескольких костюмов для спектакля "Франческа да Римини", которые получили вполне благожелательный, но не восторженный отзыв. Куда больший успех ожидал созданные немного позже так называемые "кносские шарфы". Это были прямоугольные куски тонкого шёлка с геометрическими, ассиметричными узорами, на которые Фортуни вдохновило искусство Киклад. Их можно было использовать в качестве аксессуаров или костюмов – создавались они для одного балета, поставленного на парижской сцене, и позволяли окутанному им телу свободно двигаться. Считается, что именно с того времени можно отсчитывать начало карьеры Фортуни в качестве творца моды.

Чтобы проявить особенную, необычную красоту "кносских шарфов", нужны были подходящие наряды. И около 1907 года Фортуни создаёт разновидность платья, которое навсегда войдёт в историю моды – "Дельфос". Покрой был прост – длинное платье с короткими рукавами "летучая мышь" мягко облекало тело, подчёркивая его линии, но при этом не стесняя – в патенте на наряд говорилось, что носить его и подгонять под фигуру очень просто. Главная же прелесть была в ткани...

До сих пор не очень ясно, каким образом Фортуни создавал на ней мелкие складки, которые были очень изящны и отлично держали форму – и в наши дни эта плиссировка выглядит почти так же, как полвека и век назад. В историю эта технология вошла как "плиссировка Фортуни". Чтобы сберечь её, хранились платья свёрнутыми, как мотки пряжи. По бокам, вокруг отверстий для головы и рук, вшивались шёлковые шнуры, на которые были нанизаны бусины муранского стекла – они утяжеляли лёгкие платья, и заставляли их не парить отдельно от тела, а следовать за его контуром. Окрашивались "Дельфосы" в разные оттенки – каждое по отдельности, порой несколько раз, отчего цвет приобретал особую глубину.

Об этих необычных нарядах писали: "Платья Фортуни надеваются через голову, вырез для головы – единственный, и с помощью шёлкового шнура, продёрнутого вокруг него, вырез можно делать больше или меньше. Платья бывают цвета чёрного золота и тонов старинных венецианских красок. У вас может быть целая дюжина, и всякий раз, в любом окружении, платье будет выглядеть очень живописно, хотя эпикуреец счёл бы, что лучше всего они выглядят, когда их специально подбирают к окружающей обстановке. Чёрные платья от Фортуни потрясающе шикарны, и смотрятся отлично с длинными серьгами в восточном стиле и ожерельями из цепочек и бусин, по меньшей мере с одной нитью, спадающей до пояса".

Каждый "Дельфос", разумеется, создавался исключительно вручную, как и все материалы, которые были для него нужны – все, кроме бусин, которые делали в знаменитых мастерских на венецианском острове Мурано, издавна славящегося своими великолепными изделиями из стекла. Разумеется, у таких платьев не было карманов, и Фортуни предлагал своим клиенткам к ним небольшие сумочки из бархата.

Работы Фортуни вдохновляли одних из самых блестящих прозаиков того времени, Габриэле д"Аннунцио и Марселя Пруста. В прустовском "В поисках утраченного времени" Фортуни упоминается не менее шестнадцати раз, в пассажах, подобных этому: "Теперь ей больше всего нравились туалеты Фортуни. В связи с платьями от Фортуни, одно из которых я видел на герцогине Германтской, Эльстир, говоривший с нами о великолепных одеждах современниц Карпаччо и Тициана, предсказывал, что будущая жизнь возродится из их дивного праха, ибо все должно вернуться, о чем гласят надписи на сводах Святого Марка и о чем возвещают пьющие из мраморных и яшмовых урн на византийских капителях птицы – символ смерти и воскресения. Как только дамы начали носить платья от Фортуни, Альбертине, вспомнившей предсказания Эльстира, захотелось приобрести такое платье, и мы пошли покупать. В этих платьях, не настоящих старинных, в которых современные женщины выглядели бы чересчур разряженными и которые лучше было бы сохранить для коллекции (я искал такие для Альбертины), не чувствовалось бесстрастного подражания, подделки под старину. Они скорей напоминали декорации Серта, Бакста и Бенуа, которые в то время возрождали в русских балетах самые знаменитые эпохи в истории искусства с помощью художественных произведений, проникнутых духом эпохи и вместе с тем оригинальных; так платья Фортуни, в точности соответствовавшие античным образцам и притом в высшей степени оригинальные, образовывали как бы декорацию, но только с более мощными средствами воссоздания, потому что декорация оставляет место для воображения: вы видели декорацию заваленной Востоком Венеции, где такие платья могли бы носить, и благодаря им вы живее, чем глядя на святыню в раке Святого Марка, представляли себе солнце Востока, накрученные тюрбаны, у вас рождались дробящиеся, таинственные цветовые ощущения. Ничего не осталось от тех времен, но все возрождалось, все части были вновь связаны между собой красотой пейзажа и мельтешением жизни, частичным возвратом интереса к материям времен догаресс".


Анриэтта в одном из платьев Фортуни

Ещё: "Из платьев Фортуни мы в конце концов выбрали голубое с золотом на розовой подкладке. Оно было готово, но я все-таки заказал еще пять - она не без сожаления отказывалась: ей больше нравилось то. И тем не менее весной, два месяца спустя после моего разговора с ее теткой, я однажды вечером вспылил. Это было в тот вечер, когда Альбертина впервые надела голубое с золотом платье от Фортуни. Оно напомнило мне Венецию, и я еще острее ощутил, чем я жертвую для Альбертины, не испытывавшей ко мне ни малейшего чувства благодарности. Я никогда не видел Венецию, но мечтал о ней беспрестанно, начиная с пасхальных каникул, которые я еще мальчиком собирался там провести, и позднее, когда меня поразили гравюры Тициана и снимки с картин Джотто, которые в Комбре давал мне Сван. В тот вечер Альбертина надела платье от Фортуни, и оно показалось мне соблазнительной тенью незримой Венеции. Оно пестрело арабской орнаментацией, как Венеция, как венецианские дворцы, укрывающиеся, наподобие султанш, за каменной резьбой, как переплеты книг Амброзианской библиотеки, как колонны, с которых птицы, символизирующие то смерть, то жизнь, отражающиеся в блеске густо-синей ткани, которая, чем глубже уходил в нее мой взгляд, тем явственнее она превращалась из густо-синей в расплавленное золото, - так при приближении гондолы превращается в пылающий металл лазурь Канале Гранде. Рукава платья были на подкладке розово-вишневого цвета, который так характерен для Венеции, что его называют розовым Тьеполо".

Эти наряды были крайне далеки о того, что предлагала женщинам тогдашняя мода, с её многослойностью и жёсткими корсетами. Поначалу, разумеется, их носили только дома, например, как платья для неофициальных домашних приёмов, однако в этом качестве они пользовались большим успехом. Парижские кутюрье не признавали Фортуни своим коллегой, а вот та часть публики, что шла в ногу со временем, с радостью приняла его работы, которые одновременно отвечали определённым чаяниям общества – в частности, стремлению сделать одежду более удобной – и были вне времени благодаря своей классической красоте. Дань ей отдавали и великая актриса Сара Бернар, и танцовщица Айседора Дункан, и многие другие.


Dorothy Gish sitting for a portrait by Leon Gordon in a Fortuny long-sleeved Delphos and velvet coat, New York, 1926.


Анна Павлова 1908-1914.

Мастер свои эксперименты с текстилем начал с китайского и японского шёлка, который приобретал неокрашенным, а затем стал работать и с бархатом который выписывал из Франции, из Лиона. Он углублялся в самые разные источники, в том числе и старинные, посвящённые окраске тканей, и в результате получал цвета, редкие по красоте. Для нанесения узоров на ткани Фортуни использовал разные технологии – и набивку с помощью деревянных валиков, и ручную роспись, и шаблоны. Шёлковые и бархатные платья, плащи, покрывала, чехлы для подушек, светильники с шёлковыми абажурами, аксессуары – работы Фортуни стали пользоваться всё большим успехом, и, начав с открытия магазинчика на первом этаже своего палаццо, он открыл ещё несколько; кроме того, эти вещи можно было приобрести и в определённых местах за пределами Венеции, в том числе и в Париже, где Фортуни действовал через торговых агентов.

Нельзя сказать, чтобы его интересовала мода как таковая. Он действительно был не модельером, а художником, и создание одежды послужило продолжением интереса к цвету, рисунку, ткани. Его не интересовал модный бизнес и всё, с ним связанное. Попытки приписать Фортуни к тому или иному художественному направлению тоже не очень осмысленны, поскольку он с головой уходил в свою работу, мало обращая внимания на то, чем занимаются его современники. Словом, случай Фортуни совершенно уникален в истории моды...

После Первой мировой войны его наряды оказались не менее востребованными, чем раньше – теперь осмелевшие женщины могли носить их в качестве вечерних нарядов, и "Дельфосы" отлично вписались в моду эпохи джаза. Кроме того, Фортуни открыл фабрику – туда доставляли качественный хлопок, сделанный в Англии из египетского сырья, и печатали на нём узоры. Эти ткани пользовались огромной популярностью, в частности, в Америке, где открылся специальный магазин.

А вот следующее десятилетие оказалось для мастера тяжёлым. В 1932 году умерла его мать, в 1936 – сестра. В 1933 он из-за долгов едва не лишился своей фабрики, и только с помощью Элси Макнейл, американского декоратора, которая и занималась продажами продукции Фортуни в США, ему удалось выкупить её обратно. Во время Второй мировой фабрика вновь закрылась, а когда вновь открылась, то производство значительно сократилось. В 1949 году Мариано Фортуни не стало.

автопортрет

(с) Полный вариант статьи из "Ста великих творцов моды".

Начнем с начала. Узнаваемые силуэты японских кимоно, народная одежда и текстиль Ирана, Пакистана и Индии, форма и складки античной скульптуры и статуэток буддийских божеств, рисунки ткани с картин Ренессанса, итд.


Model, photographed by Mariano Fortuny, showing different ways of draping a ‘Knossos scarf’ over a pleated and undulated silk gown. 1907


1906


Lee MacPherson, "King of Nowhere"


photographed by Mariano Fortuny in the Palazzo Orfei.


1909


1910, Museo del Traje


1910


Museo del Traje


MET


Whitaker Auctions


Paul-Cèsar Helleu, G. Boldini and L. Casati wearing the Indo-persane costume in the garden of Palazzo de Leoni, photograph by Mariano Fortuny, 1913

The Kyoto Costume Institute


Mrs Hugh Lloyd Thomas, 1916. Photo by E.O. Hoppé.


Charleston Museum


Isadora Duncan, illustrated by Georges Barbier, in a dress resembling the Fortuny Delphos she often wore, 1917


Elsie McNeill. 1919


Clarisse Coudert, wife of Condé Nast, c. 1919.


One of the gambling rooms in the Hotel Excelsior on the Venice Lido, decorated by Mariano Fortuny in the 1920


1920 MET


MET




Whitaker Auctions


Whitaker Auctions


Lady Bonham Carter in a Fortuny Delphos she purchased in Venice around 1920.


The Indianapolis Museum of Art


The Charleston Museum


MET


Nazimova photographed by Wynn Richards for American Vogue, 1923




Fashion by Fortuny, illustrated for French Vogue, 1924.


1925



Elsie McNeill, photographed by Mariano Fortuny, c. 1927


The Los Angeles County Museum of Art




A Domenico Morelli exhibition at the National Museum of Naples, decorated by Mariano Fortuny in 1927.




1928


1929 Musée Galliera de la Mode de la Ville de Paris



Museo del Traje 1930


1931


1934


1935

Упаковка:




Спасибо всем рандомным пользователям пинтереста, тумблера, и прочих сайтов, а так же Метрополитен музею, архиву палаццо Фортуни в Венеции, архиву Condé Nast, Museo del Traje, аукционам Whitaker и Sotheby"s, институту костюма Киото, Charleston Museum, Indianapolis Museum of Art, Los Angeles County Museum of Art, National Museum of Naples, FIT, Musée Galliera и прочим милым людям, поделившимся своими коллекциями с сетью. Отдельное спасибо автору текста, Марьяне Скуратовской.

"Я не то чтобы от скуки - я надеялся понять, Как умеют эти руки эти

звуки извлекать? Из какой-то деревяшки,из каких-то грубых жил, Из какой-то там фантазии, которой он служил..."
Булат Окуджава


Мариано Фортуни не случайно называют "волшебником из Венеции" , его творчество сродни волшебству. Кажется, что у него была волшебная палочка, взмахом которой он превращал обычные ткани в затканные золотом.

Таким же волшебством стала выставка в Эрмитаже, на которой соединились экспонаты, привезенные из Венеции, хранящиеся в Палаццо Фортуни и Палаццо Мочениго, с экспонатами Эрмитажа, отчего выиграли все. Я была в музее Фортуни в Венеции, но несмотря на ауру места экспозиция тогда не произвела такого впечатления, какое оставила выставка в Эрмитаже.

Фамилия Фортуни кажется на первый взгляд вполне итальянской и предвещающей удачу. На самом деле она испанская и фортуна не всегда была благосклонной к Мариано. Мариано Фортуни-и-Мадрасо осиротел в три года и его семья вынуждена была переехать в Париж. Отец художника был знаменитым каталонским художником, о котором уважительно отзывался Поленов. После посещения в сентябре музея Поленова я нашла много общего между двумя художниками: Поленовым и Фортуни-младшим: оба сумели создать свой художественный мир, который не ограничивался рамками мастерской. Фортуни, так же как Поленов, много путешествовал, фотографировал, и его дизайны - результат впечатлений от поездок и коллекционирования раритетных тканей и одежды.

В 1889 году Мариано Фортуни вместе с сестрой и матерью переезжает в Венецию - город, который становится для него второй родиной. Дом его матери, Палаццо Мартиненго, охотно посещают художники и литераторы, среди которых Игнасио Сулоага, Анри де Ренье, Марсель Пруст, Анджело Конти.
Мариано изучает искусство, занимается живописью, фотографией, скульптурой, модой и сценографией. Все эти художества превращаются в итоге в удивительный сплав, рождается немного театрализованная одежда, создавая которую скульптор режет клише для оттисков для ткани, живописец подбирает тонкие цветовые отношения, модельер искусно располагает на выкройке орнаменты, искусствовед преобразовывает старинные образцы тканей в стильные образы.


На выставке представлены различные страницы творчества Фортуни: период платьев-дельфос, вдохновения восточно-средиземноморским костюмом, венецианскими тканями времен Ренессанса, коптскими тканями. Творения Фортуни прекрасно перекликаются с экспонатами из эрмитажных коллекций.



Фортуни начинал с деятельности в театре, где проявил себя не только как создатель костюмов, но и как сценограф.




Ваза из собрания Эрмитажа воссоединилась с экспонатами из Венеции. Ваза была куплена у вдовы Фортуни жившим в Париже дипломатом и антикваром Базилевским и попала в Эрмитаж в составе коллекции в 1885 году.
Испано-мавританское блюдо с орлом, расписанное люстром,внизу так же попало в Эрмитаж после того, как был расформирован музей барона Штиглица, для которого оно было куплено в 1875 году. Блюдо было одним из первых экспонатов музея, еще за три года до его открытия. Оба эти предмета прекрасно иллюстрируют богатую историю коллекции Эрмитажа, где за каждым предметом стоит длинная "биография" самого предмета и его владельцев, часто известных и неординарных людей.

На выставке есть фотография интерьера в доме Фортуни, где видна висящая лампа из Эрмитажа.


Выставка была интересна специалистам по текстилю обилием представленных эскизов, рисунков для печати, пробных оттисков и даже чертежей машин, которыми пользовался Фортуни для создания своих тканей. Талантливый экспериментатор, он создавал даже станки. А также технологии нанесения принта на ткань и технологии создания плиссировки.
В заявке на патент 1910 года Фортуни упоминает об использовании трафарета из тонкой шелковой ткани, покрытой слоем коллоидного раствора (желатина), на который щелочным способом наносится нужный рисунок. Изображение создавалось вручную, как в живописи, или методом, напоминавшим фотопечать: после наложения шаблона ткань длительное время выдерживали под прямыми солнечными лучами.В результате обработанные щелочью участки оставались неизменными, а на остальных происходила химическая реакция. Затем ткань промывалась водой, которая удаляла остатки желатина.


Эффекты "деворе" (вытравленный или выжженный на ткани рисунок, сейчас это успешно делают лазером) создавались при помощи нанесения металлического порошка. Затем ворс бархата приподнимался с помощью специальных игольчатых скребков и ткань полировалась бруском агата.
Фортуни создавал красители для своих тканей, как и темперу для своих живописных работ, на основе сведений из древних рукописей и сборников старинных рецептов. В отличие от остальных текстильных производств, его мастерская использовала ингредиенты из экзотических стран, например, кошениль и экстракт кампешевого дерева из Мексики, индиго из Индии, различные индийские растения. Особая обработка компонентов позволяла создавать обширную гамму тончайших цветовых оттенков: индиго и аквамарина, малинового, изумрудного, пурпурного, красного, кармазинного, желтого хрома и кадмия.




Лучше всего о работах Фортуни написал Марсель Пруст в романе " Пленница":" В этих платьях,не настоящих старинных, в которых современные женщины выглядели бы чересчур разряженными и которые лучше было бы сохранить для коллекции (я искал такие для Альбертины), не чувствовалось бесстрастного подражания, подделки под старину. Они скорей напоминали декорации Серта, Бакста и Бенуа, которые в то время возрождали в русских балетах самые знаменитые эпохи в истории искусства с помощью художественных произведений, проникнутых духом эпохи и вместе с тем оригинальных; так платья Фортуни, в точности соответствовавшие античным образцам и притом в высшей степени оригинальные, образовывали как бы декорацию, но только с более мощными средствами воссоздания, потому что декорация оставляет место для воображения: вы видели декорацию заваленной Востоком Венеции, где такие платья могли бы носить, и благодаря им вы живее,чем глядя на святыню в раке Святого Марка, представляли себе солнце Востока, накрученные тюрбаны, у вас рождались дробящиеся, таинственные цветовые ощущения. Ничего не осталось от тех времен, но все возрождалось, все части были вновь связаны между собой красотой пейзажа и мельтешением жизни, частичным возвратом интереса к материям времен догаресс"

Пруст своим поэтическим образным языком говорит нам о том, что стилизация прошлого в работах художников, будь то Бакст или Фортуни,
представляет нам красоту былых эпох в концентрированном виде. Это волшебная эссенция из образов былого, которая действует сильнее, чем аналог. Художники создают миф, легенду о прекрасном прошлом, будь это балет "Весна священная" или платье по мотивам древней восточной одежды. В их творчестве некоторые далеко не вегетарианские времена становятся дивной сказкой.




Коллекция одежды, тканей и священных облачений (более ста предметов) стала для Фортуни иконографическим источником, из которого художник черпал вдохновение, создавая свои легендарные материи. Но сначала этот источник был "освоен" с художественной и технической стороны. Переплетение нитей, которое, повторяясь вновь и вновь, формирует структуру ткани; виртуозное сочетание различных техник, например, в бархате, где рельефный рисунок, создаваемый различной длиной ворса (alto basso), соседствует с узорами из металлических нитей (alluciolato); причудливые орнаменты из линий, цветов и листьев - все было изучено, понято, разъято и снова соединено в преклонении перед художественным совершенством прошлого.
Классическая история текстиля во всем цветовом и структурном многообразии была осмыслена Фортуни, чтобы обрести новую жизнь. Так, изображение граната перестает быть лишь религиозным символом, а линии на тисненом бархате больше не следуют четко заданному ритму. Мариано Фортуни рассматривал прошлое как источник для создания будущего. Стоит вспомнить, что Фортуни творил в эпоху модерна, и стиль эпохи с его стилизованными бионическими орнаментами свободной формы не мог не повлиять на его творчество. Как и интерес моды в это время к ориентализму.












Работа в театре приводит художника к осознанию тесной взаимосвязи между сценическим костюмом и повседневной одеждой, к 1906 году Фортуни переходит к новому виду деятельности - созданию элегантных предметов женского гардероба.

Фортуни имел свой магазин в Париже." Платья -дельфос" и "кносские шарфы", созданные методом уникальной плиссировки пользовались успехом.Более 40 лет платья в эллинистическом стиле обеспечивали мировой успех Фортуни, несмотря на все изменения в модной индустрии.
На каждой детали платья могло быть до 450 складок. На плиссировку уходидло около двух часов, еще больше времени требовалось на очистку от клея. Материя окрашивалась так, что ее переливчатая поверхность и подвижные складки создавали эффект меняющихся оттенков. Для сохранения структуры плиссировки платья поступали в продажу свернутыми и уложенными в изящные коробки, дизайн которых разработал сам Фортуни: по форме они напоминали круглые шляпные картонки, перевязанные хлопчатобумажными лентами. Как правило, платья-дельфос носили с поясом из атласа или набивной шелковой тафты, также украшенной эллинистическими или минойскими орнаментами.
Платья-дельфос декларировали освобождение от предрассудков, неслучайно такое носили Айседора Дункан и Анна Павлова. Оно стало способом самовыражения. В простоте этого платья - струящегося, невесомого, чувственного - ощущается вневременная, строгая элегантность. Для своего времени это было авангардное одеяние, предвосхищавшее новую женщину 20 века.


В 1910 году Габриель Д.Аннунцио, очень модный писатель своего времени, способствовал успеху кносских шарфов. В романе "Может быть - да, может быть - нет" именно такой шарф у главной героини, Изабеллы Ингирами:" Она была окутана одним из тех длинных шарфов из тончайшей восточной ткани, которые художник и алхимик Мариано Фортуни погружает в волшебные глубины своих красильных чанов (где помешивает деревянной палочкой сильф или гном), а затем, когда они приобретут цвет странных мечтаний, извлекает оттуда, чтобы тысячью самшитовых колобашек отпечатать на них новые мириады звезд, растений, животных. Шарфу Изабеллы Ингирами он придал розовый оттенок, несомненно украденный одним из его сильфов у только что народившейся луны".

Д, Аннунцио точно называет Фортуни алхимиком, в отличие от средневековых алхимиков Фортуни изобрел философский камень для превращения обычных предметов в золото. Писатель проявляет осведомленность в процессе создания тканей, видимо, он бывал на фабрике Фортуни и в курсе даже того, что клише делалось из самшита - дерева твердого, выдерживавшего многократное использование.
Д, Аннунцио -образец стиля своего времени играл в жизни Фортуни большую роль.

Портрет Анриетты Фортуни

После самшитовых набоечных форм мастера ателье стали использовать другую технику - трафаретную.
Удивительно, что при том, что производство тканей было поставлено на поток, у Фортуни было производство набивного шелка и бархата в Палаццо Пезаро Орфеи и фабрика на острове Джудекка для хлопчатобумажных тканей, ткани сохраняли неповторимость и рукодельность.
После смерти Фортуни в 1949 году, его вдова Анриетта вынуждена была уступить право собственности на фабрики американскому дизайнеру Элси Мак-Нил. Элси переехала в Венецию, вышла замуж за графа Гоцци, прожила более ста лет и с 1994 года фабрика перешла в руки семейства Риад, условием передачи было сохранение целостности дела и стандартов качества. Фирма "Фортуни" существует по сей день.


За короткую жизнь (художник прожил всего 36 лет) слава Фортуни успела достигнуть необыкновенных размеров — за любую его работу, от небольшой акварели или рисунка пером до сравнительно крупной картины, коллекционеры были готовы платить понескольку тысяч франков.

Андре Дидье. Портрет Мариано Фортуни

Мариано Фортуни родился в Каталонии (Испания) в семье столяра. У него рано обнаружились способности к рисованию, и девяти лет он начал посещать рисовальное училище, а с 1853 года учится в барселонской Академии изящных искусств. Уже в эти годы начинающего художника отличали необычайная работоспособность и страсть к рисованию. В 1857 году, блестяще окончив Академию, Фортуни получает возможность на два года отправиться в Рим для дальнейшего образования, но судьба распорядилась так, что почти всю свою жизнь художник провел в Италии и лишь время от времени приезжал то в Испанию, то в Париж.

Несколько событий повлияло на сложение художественного языка Фортуни. Первым из них было знакомство в 1855 году с творчеством популярного французского рисовальщика, акварелиста и литографа Гаварни, известного своими многочисленными изображениями сценок из жизни современного французского общества. Именно тогда, в большом количестве копируя работы Гаварни, Фортуни развил в себе природную наблюдательность, внимательное отношение к мелким деталям, на которых строится рассказ.

В 1859, когда Испания начала войну с марокканцами, Фортуни получил от городского совета Барселоны предложение отправиться с войсками в Африку и собрать там материал для написания батального полотна о победе испанского оружия.


Битва при Тетуане. 1862

Эта поездка была вторым важным событием в жизни художника. Два с лишним месяца Фортуни провел в Африке. Новизна впечатлений, связанных с соприкосновением с совершенно новой культурой, обычаями и нравами Востока, с природой и особыми световыми и цветовыми эффектами севера Марокко, — все ошеломило художника, заставило еще усерднее работать, собирая, иногда с риском для жизни, материал, который неоднократно им использовался в дальнейшем.

Но главным было то, что в Фортуни, по-видимому, именно тогда пробудился дар настоящего колориста. Восток оказался той благодатной почвой, на которой расцвел талант художника. Он научил его передаче силы солнечного света. Часто работая на натуре, Фортуни достигал почти натуралистического эффекта, изображая раскаленные солнцем камни или ослепительно белые бурнусы арабов.

Восток давал обильную пищу пристрастию художника к "обстановочности": его картины наполнены множеством околичностей, будь то архитектурные мотивы, предметы роскоши, разнообразная утварь. Сложные цветовые сочетания, различные фактуры, неожиданные формы привлекали художника сами по себе, и "герои" его картин часто играли в них второстепенную роль . Композиции Фортуни по изощренности и прихотливости можно было бы сравнить с виртуозной скрипичной пьесой. Все эти особенности косвенно отражали вкусовую эклектичность эпохи.


Глава арабов

В первой половине 1860-х годов Фортуни создает множество акварелей, офортов, этюдов маслом: "Голова кабила", "Араб, подковывающий осла", "Одалиска". В 1866 году во время поездки в Мадрид он пристально изучает произведения Гойи, Веласкеса, Тициана, что способствовало оформлению индивидуальных стилевых особенностей художника.

Одалиска. 1961

Примерно в то же время выработался и особый "фортуниевский" жанр — живописного каприччо. Вряд ли случайно, что именно на этот период падает сближение Фортуни с Мейсонье — известным в то время французским историческим живописцем, портретистом и жанристом. Фортуни чрезвычайно нравились его небольшие композиции из жизни дворянства и буржуазии XVII -XVIII веков, некоторые из них он даже копировал. Но если Мейсонье была присуща холодность, отстраненность в трактовке нарочито будничных, житейских ситуаций, то удивительное воображение испанского художника иногда приводило его к неожиданным решениям: так, в одном случае он использовал в качестве фона для акварели пятна, образовавшиеся от вытирания кисти о бумагу, в другом случае взял случайно закоптившийся лист ("Нищая с ребенком").

Нищая с ребёнком

В 1867 в Мадриде Мариано Фортуни женится на дочери модного портретиста, Федерико де Мадрасе, и тем самым укрепляет свое социальное положение. Там же Фортуни пишет одну из наиболее известных картин "Испанская свадьба" , которвая изображает подписание брачного договора в сак ристии, однако действие здесь пере несено в Испанию времен Гойи; эта картина была выставлена в Париже в 1871 и имела огромный успех.

Судя по костюмам, действие происходит в конце XVIII века в ризнице одной из церквей — просторной комнате, стены которой обтянуты тисненой кожей с поблекшей позолотой и украшены зеркалами в резных рамах. Здесь подписывается брачный контракт — господин средних лет с приметами бывшего щеголя женится на молоденькой, но, очевидно, небогатой девушке. Он склонился над столом, по-балетному поставив ноги, и прикладывает свою подпись там, где ему показывает одетый в черное каноник.


При всей точности обрисовки типажей действующих лиц главное внимание он обращает на колористическое богатство сочетаний костюмов молодой пары, родственников, свидетелей и подруг, особенно выделяя изящное белое платье новобрачной — предмет ее гордости. Справа на первом плане на скамье вдоль стены сидит тореро со своей дамой. Они не принимают участия в происходящем, а просто ждут своей очереди. Их сопровождают несколько кавалеров из свиты тореро в ярких национальных костюмах. В той праздничности, которую вносят в картину разноцветные шелка, цветы и веера испанок, их грациозные, горделивые позы, чувствуется влияние и даже, может быть, созвучие с некоторыми полотнами Гойи. "Испанская свадьба" имела необычайно громкий, даже для Фортуни, успех, говорили даже о новой эре в области жанра.

Среди целого ряда картин, созданных в последующие годы, особенно следует выделить одну — "Выбор натурщицы членами Академии св. Луки" (1874), оказавшуюся последней в жизни художника — в ноябре того же года он внезапно скончался от лихорадки в Риме.


Выбор модели

Сюжет для картины, скорее всего, выбран с целью изобразить дворцовый интерьер (за образец взята одна из наиболее красивых зал в Риме, убранство которой еще дополнено фантазией художника) и нарядные костюмы конца XVIII века. Не стоило бы на ней особо останавливаться, если бы здесь не наметилась одна важная черта: Фортуни попытался отступить от обычной трактовки людей как наряженных марионеток и постарался в группе профессоров-академиков, разглядывающих кандидатку в академические натурщицы, изобразить различные характеры и их реакцию при виде прекрасной обнаженной модели. Другими словами, он вдохнул жизнь в этих разнаряженных господ, хотя фантастически пышная, перегруженная деталями обстановка, в которой происходит вся сцена, поглощает действующих лиц, делает их частью того же интерьера.


Любители гравюр. 1867

Сохранились сведения, что Фортуни не был доволен своими работами и мечтал о картинах на драматические сюжеты из прошлого. В письме к одному из друзей (1874) он писал: "...В моих последних картинах, без сомнения, кое-что недурно; но, предназначенные для продажи, они лишены отпечатка моей индивидуальности (все равно, какова бы она ни была), так как мне необходимо было приноравливаться к современным вкусам публики. Ныне, наконец, я достиг самостоятельного положения и имею полную возможность писать для себя по своему вкусу, что мне захочется. Это мне подает надежду усовершенствоваться и явиться наконец с моею собственною физиономиею".


Заклнатели змей. 1870

Мариано Фортуни не пришлось изменить своего творческого облика. Возможно, не просто оказалось выдержать необычайный и неожиданный успех, и силой обстоятельств Фортуни задержался дольше, чем следовало, на одной из промежуточных ступеней развития своего таланта и поэтому так и остался в истории искусства второй половины XIX века как колорист-виртуоз.

Дети художника в японском саду. 1974

art-100.ru ›text.php?id_texts=3865

Искусством в Париже торгует известный мсье Гупиль. Он знает, какие картины в цене, и умеет угадывать, какие будут в цене завтра. Молодого испанца Фортуни он нашел в Риме и заказал ему несколько картин. Выставка Фортуни, устроенная Гупилем в Париже, потрясла художественный рынок: картины шли по пятьдесят тысяч франков!..

Баловень фортуны Мариано Фортуни... Могучего сложения испанец с бархатными черными глазами, с речью короткой и любезной. Давно ли в Риме с нашим Павлом Чистяковым, тогдашним академическим пенсионером, бегал на этюды (уроки у него брал!), давно ли завтракал чашкой не густо сваренного Кофе, а обедал стаканом вина и куском пористого овечьего сыра — теперь его римская мастерская заставлена, завалена персидскими коврами, японскими вазами, цветастыми китайскими шелками, мавританским оружием, венецианскими люстрами, французской бронзой, индийскими статуэтками из слоновой кости. Приятели смеются: сорока Мариано — он тащит в свое гнездо все, что блестит; но Фортуни — не Сорока, бестолково несущая в клюве серебряную вещицу: Мариано Фортуни создает свой мир и воспроизводит этот мир на своих полотнах.

Художники толпятся возле картин Фортуни, стараясь разъять каждую на мазочки и каждый мазочек вобрать глазами; открывается Салон, толчея такая, что на улице у входа экипажи трещат ореховой скорлупою, залы открыты — и... легион Фортуни (по выражению Репина) встречает посетителя: никто не хочет отстать, все подражают, все норовят шагать в ногу с гением.




Крамской из Петербурга шлет Репину в Париж письма-трактаты: «Фортуни увлек всех, естественно... Он пишет наивно, натурально и, стало быть, оригинально. Только он не сродни нам... Ведь Фортуни есть, правда, последнее слово, но чего? наклонностей и вкусов денежной буржуазии. Какие у буржуазии идеалы?.. Награбив с народа денег, она хочет наслаждаться... Вот откуда эти баснословные деньги за картины. Разве ей понятны другие инстинкты? Разве вы не видите, что вещи более капитальные оплачиваются дешевле... Разве Патти — сердце? Да и зачем ей это, когда искусство буржуазии заключается именно в отрицании этого комочка мяса, он мешает сколачивать деньгу; при нем неудобно снимать рубашку с бедняка посредством биржевых проделок. Долой его, к черту! Давайте мне виртуоза, чтобы кисть его извивалась, как змея...»

Репин возмущен: Крамской о Фортуни понятия не имеет (видел, кажется, одну случайную вещицу), сидит в Петербурге, в своем Биржевом переулке, и, надо же, смеет писать в Париж такое о всемирно знаменитом Фортуни!..

Репин отвечает ему раздраженно: «Буржуазия о Фортуни не имеет ни малейшего понятия... Слава его сделана главным образом художниками всего света... Все дело в таланте испанца, самобытном и оригинальном и красивом, а к чему тут буржуазия, которая в искусстве ни шиша не понимает... Вы чистый провинциал, Иван Николаевич...»
Но Крамской твердит свое (с какой-то жертвенной убежденностью): «Вы имеете на своей стороне художников всего света, авторитет, перед которым я должен был бы смириться, но... Вы все-таки ошибаетесь, выделяя их из буржуазии, они суть, за малым исключением, плоть от плоти и кость от костей ее... Фортуни есть высшая точка, идеал представлений о художнике буржуазии... Масса буржуазии могла ни разу не слышать имени его, а он, Фортуни, быть их выразителем...»

Тридцатишестилетний Мариано Фортуни умер в расцвете славы. Говорят, хоронили его, как хоронили некогда Тициана или Рафаэля.

www.tphv-history.ru/books/porudominskiy-kramskoy21.html

Фантазия на тему "Фауст"




Top