Пленные немцы. Жизнь после войны (4 фото)
В 1941 г.
немцы взяли 4 млн. пленных, из низ 3 погибло в первые полгода плена. Это одно из наиболее отвратительных преступлений немецких нацистов. Пленных держали месяцами в загонах из колючей проволоки, под открытым небом, не кормили, люди ели траву и дождевых червей. Голод, жажда, антисанитария, преднамеренно устроенные немцами, делали свое дело. Это массовое убийство было против обычаев ведения войны, против экономических потребностей самой Германии. Чистая идеология — чем больше умрет недочеловеков, тем лучше.
Минск. 5 июля 1942 г. Лагерь военнопленных «Дрозды». Последствия Минско-Белостокского котла: 140 тысяч человек на 9 гектарах под открытым небом
Минск, август 1941 г. Гиммлер приехал посмотреть на военнопленных. Очень сильное фото. Взгляд пленного и взгляды эсэсовцев по ту сторону колючки...
Июнь 1941 г. Район г. Рассейняй (Литва). Экипаж танка КВ-1 попал в плен. Танкист в центре на Буданова похож...Это 3-й мехкорпус, они встретили войну на границе. В 2-дневном встречном танковом сражении 23-24.06.1941 в Литве корпус был разбит
Винница, 28 июля 1941 г. Так как пленных почти не кормили, им пыталось помочь местное население. Украинские женщины с корзинами, тарелками у ворот лагеря...
Там же. Видимо, охрана все-таки разрешила передать еду за колючку
Август 1941 г. Концлагерь «Уманская яма». Он же шталаг (сборный лагерь) № 349. Был устроен в карьере кирпичного завода в г. Умань (Украина). Летом 41-го здесь держали пленных из уманского котла, 50 000 человек. Под открытым небом, как в загоне
Василий Мищенко, бывший узник «Ямы»: «Раненым и контуженным я попал в плен. В числе первых оказался в Уманской яме. Сверху я хорошо видел эту яму еще пустой. Ни крова, ни пищи, ни воды. Солнце нещадно палит. В западном углу полуподвального карьера находилась лужа буро-зеленой с мазутом воды. Мы кинулись к ней, черпали эту жижу пилотками, ржавыми консервными банками, просто ладонями и жадно пили. Еще запомнились мне две лошади, привязанные к столбам. Через пять минут от этих лошадей ничего не осталось».
Василий Мищенко был в чине лейтенанта, когда попал в плен в уманском котле. Но в котлы попадали не только солдаты и младшие командиры. И генералы тоже. На снимке: генералы Понеделин и Кириллов, они командовали советскими войсками под Уманью:
Это фото немцы использовали в пропагандистских листовках. Немцы улыбаются, а вот у генерала Кириллова (слева, в фуражке с сорванной звездой) взгляд очень грустный... Ничего хорошего эта фотоссесия не сулит
Опять Понеделин и Кириллов. Обед в плену
В 1941 г. оба генерала были заочно приговорены к расстрелу как предатели. До 1945 г. сидели в лагерях в Германии, вступать в армию Власова отказались, освобождены американцами. Переданы СССР. Где и расстреляны. В 1956 г. обоих реабилитировали.
Ясно, что никакими предателями они не были. Принудительные постановочные фото — не их вина. Единственное в чем их можно обвинить — в профнепригодности. Дали окружить себя в котле. Они не одиноки тут. Будущие маршалы Конев и Еременко угробили два фронта в Вяземском котле (октябрь 1941, 700 тысяч пленных), Тимошенко и Баграмян — весь Юго-Западный фронт в харьковском котле (май 1942 г. , 300 тыс. пленных). Жуков, конечно, целыми фронтами в котлы не попадал, но например, командуя Западным фронтом зимой 1941-42 гг. пару армий (33-ю и 39-ю) в окружение таки загнал.
Вяземский котел, октябрь 1941 г. Пока генералы учились воевать, бесконечные колонны пленных шли по дорогам
Вязьма, ноябрь 1941 г. Печально известный дулаг-184 (пересыльный лагерь) на Кронштадской улице. Смертность тут достигала 200-300 человек в сутки. Погибших просто сбрасывали в ямы
Во рвах дулага-184 похоронено около 15 000 человек. Мемориала им нет. Более того, на месте концлагеря в советские времена был построен... мясокомбинат. Он там стоит до сих пор.
Родственники погибших пленных регулярно приезжают сюда и сделали свой мемориал, на заборе комбината
Шталаг 10Д (Витцендорф, Германия), осень 1941 г. Трупы умерших советских пленных сбрасывают с повозки
Осенью 1941 гибель пленных стала массовой. К голоду добавился холод, эпидемия сыпного тифа (его разносили вши). Появились случаи каннибализма.
Ноябрь 1941, шталаг 305 в Ново-Украинке (Кировоградская обл.). Вот эти четверо (слева) съели труп вот это узника (справа)
Ну и плюс ко всему — постоянные издевательства лагерной охраны. Причем не только немцев. По воспоминаниям многих пленных настоящими хозяевами в лагере были т.н. полицаи. Т.е. бывшие пленные, которые перешли на службу к немцам. Они избивали узников за малейшую провинность, отбирали вещи, исполняли казни. Самым страшным наказанием для полицая было... разжалование в обычные пленные. Это означало верную смерть. Назад им пути не было — только дальше выслуживаться.
г. Демблин (Польша), партия пленных прибыла в шталаг-307. Люди в ужасном состоянии. Справа — лагерный полицай в будёновке (бывший пленный), стоит у тела узника, валяющегося на перроне
Телесные наказания. Два полицая в советской форме: один держит пленного, другой избивает плетью или палкой. Немец на заднем плане — смеётся. Еще один узник на заднем плане — стоит, привязанный к столбу ограждения (тоже вид наказания в лагерях пленных)
Одной из главных задач лагерных полицаев было выявление евреев и политработников. Согласно приказу «О комиссарах» от 6 июня 1941 г. эти две категории пленных подлежали уничтожению на месте. Кого не убили сразу при взятии в плен — тех искали в лагерях. Для чего устраивались регулярные «селекции» на предмет поиска евреев и коммунистов. Это был либо общий медосмотр со спущенными штанами — немцы ходили и искали обрезанных, либо использование стукачей среди самих пленных.
Александр Иоселевич, пленный военврач, описывает, как проходила селекция в лагере в Елгаве (Латвия) в июле 1941 г.:
«Привезли в лагерь сухари и кофе. Стоит эсэсовец, рядом собака и рядом с ним военнопленный. И, когда люди идут за сухарями, он говорит: «Это политрук». Его выводят и тут же рядом расстреливают. Предателю наливают кофе и дают два сухаря . «А это – юде». Еврея выводят – расстреливают, а тому опять два сухаря. “А этот был энкведистом”. Его выводят – расстреливают, а тому опять два сухаря».
Недорого ценилась жизнь в лагере в Елгаве: 2 сухаря. Впрочем, как обычно в России в военное время, откуда-то появлялись люди, которых было не сломить никаким расстрелами, и не купить за сухари.
22 июня 1941 года он одним из первых испытал на себе всю военную мощь нацистской Германии. Был дважды пленен и прошел лагеря смерти, один раз арестован и сослан. Мог по крайней мере трижды погибнуть: дважды от пуль врага и один раз от мощного взрыва.
Еще больше раз мог... умереть. Например, от голода, холода или какой-либо заразной болезни в немецких концентрационных лагерях смерти, а также застрелиться, повеситься или, на худой конец, броситься на охрану немецкого лагеря или советского ГУЛАГа от отчаяния, бессилия или в истерике....
Родные, особенно юная жена, с которой он расстался вскоре после свадьбы, ведать не ведали: жив ли, без вести пропал или погиб. От него не было ни одной весточки ни с первых дней войны и до ее конца, ни после в течение долгих и томительных десяти лет.
Вот краткая суть рассказа, услышанного мной лет восемь назад от одного моего коллеги. Но рассказ о необычной судьбе этого обычного парня из казахского аула отрывочный и сбивчивый. Поскольку сам он крайне редко кому мог излить душу. Как известно, людям, побывавшим в плену у немцев, рассказывать о своем прошлом не приходилось под страхом репрессий.
Единственным человеком, кому он все же доверился, оказался ныне покойный отец моего коллеги, журналист и писатель Тохтархан Шарипжанов, с кем он не единожды уединялся, чтобы рассказать о своих хождениях по мукам. И позже отец поведает об этом сыну Мерхату, а сын – автору этих строк.
Подчеркну, это не вымышленный персонаж, а настоящий, как говорится, из крови и плоти. И имя этого обычного человека с необычной судьбой – Бадириш Смагулов. Имя его жены – Ляззатбану, которую родные и близкие, а затем и весь аул называли почему-то Шокек. Но далее будем называть ее по настоящему звучному имени.
СВАДЬБА ПЕРЕД ВОЙНОЙ
Он был простым аульным парнем, трактористом. Как и подобает казаху-кочевнику, хорошо разбирался в тонкостях животноводства, даже умел доить, что не раз спасало его от голодной смерти вдали от родной земли.
Он родился в ауле Жанажол тогда еще Самарского, а ныне Кокпектинского района Восточно-Казахстанской области в 1918 году, когда в Степном крае, и особенно в Семипалатинской области, шла неравная борьба между вооруженными формированиями Алаш-Орды и уже регулярной Красной армией Советов.
Советский солдат Бадириш Смагулов с супругой Ляззатбану.
Кроме него, в семье были еще старшие сестры, одна из которых, Багида-апай, буквально недавно скончалась в Алматы.
Ляззатбану вместе с братом остались сиротами в раннем детстве, их затем взяли на воспитание близкие родственники покойных родителей – Айша и Нигметулла Катиевы. Причем, по рассказам одного из внуков Айши и Нигметуллы, они полюбили приемных детей даже больше, чем родных.
По этим же рассказам, Бадириша призвали в армию в возрасте то ли 20 лет, то ли 21 года, примерно за полтора-два года до начала Второй мировой войны, называемой официальной пропагандой Великой Отечественной.
Даже по старым пожелтевшим фотографиям нельзя не заметить, что Бадириш в юности был симпатичным и видным парнем – завидным женихом. Ляззатбану, в чем можно убедиться по фотографии, даже в преклонном возрасте мало что потеряла от былой девичьей красоты.
Бадириш и Ляззатбану поженились то ли в 1939-м, то ли в 1940 году, когда ему уже было за 20, ей – едва ли 18 лет. Он ушел в армию буквально на следующий день после свадьбы. Причем родители с обеих сторон свадьбу ускорили именно потому, что жениха призывали в армию.
И тем более, как обычно бывает в аулах, все давно знали, что они давно дружат и любят друг друга. И чтобы никто не увел ее, тем более в то время (да и сейчас на юге Казахстана) красивую невестку могли и похитить, они решили пожениться, а родители не возражали, были только рады.
В предвоенные годы казахи еще хранили верность обычаям и традициям, тем более в аулах, особенно когда дело касалось создания новой семьи. Аул Жанажол не был исключением. И естественно, свадьба Бадириша и Ляззатбану состоялась при строгом соблюдении национального обряда бракосочетания.
Именно из-за особенностей казахских свадебных обрядов, продолжающихся три дня и более, Бадириш ушел в армию, так и не испробовав вкус первой брачной ночи. Невеста осталась с его родителями.
В ЯМЕ ПОД ТРУПАМИ
До начала войны, по эпизодическим воспоминаниям моего коллеги и родных Бадириша Смагулова, он успеет проучиться на курсах по ускоренной подготовке то ли младших командиров – сержантов, то ли младших офицеров.
Июнь 1941 года, Брестская крепость, Беларусь. Ранним утром 22 июня 1941 года первые массированные воздушные и наземные удары нацистских войск Германии, напавшей на страну Советов без объявления войны, приняла на себя легендарная Брестская крепость, где как раз таки служил младшим командиром Бадириш Смагулов.
После беспрерывных ожесточенных боев их подразделение отступает в лес. Передовые части «непобедимой» Красной армии деморализованы, дух подавлен. От рядовых бойцов до высшего командования.
Доказательство тому: командир части, где служил Бадириш Смагулов, собрав в лесу жалкие остатки бойцов, приказал (или объявил?) всем разбиться на небольшие отряды и пробиваться из окружения к своим самостоятельно. Кто как может. Иначе говоря, как в известной сказке: «Спасайся кто может!»
В итоге все попали в плен, за исключением, может быть, считанных солдат и офицеров. И тут же евреи и все, надо полагать, похожие на них, весь командный состав, а также коммунисты были отобраны от основной массы военнопленных.
К несчастью, лицо у этнического казаха и к тому же младшего командира Бадириша Смагулова оказалось не типично казахским. Со смуглым лицом да еще обрезанный по мусульманскому обряду, Бадириш немцам больше напоминал еврея или, на худой конец, цыгана, что видно по его фотографии.
Словом, он оказался среди тех евреев, офицеров и коммунистов, кого немцы выстроили на краю свежевырытого глубокого рва и... расстреляли в упор. И здесь Бадириша в первый раз спасает его природная смекалка или инстинкт. Он одним из первых спрыгивает в яму, не дожидаясь, пока прогремит автоматная очередь.
Он оказался в глубокой яме под телами своих однополчан, которые упали в нее сраженные насмерть, сам при этом не получил даже царапины. Другим чудом оказалось то, что немцы ушли, так и не засыпав трупы и не сравняв яму с землей.
Бадириш помнит еще и то, что не все расстрелянные были убиты сразу. Многие стонали еще до полуночи, звали на помощь. Один украинец, увидев его живым, просил добить себя.
Но Бадириш не стал этого делать: то ли рука не поднялась – пожалел, – то ли посчитал за грех. Сам выкарабкался из ямы и очень долго, несколько дней, сам не помня сколько, бродил по белорусским лесам. Когда уже совсем обессилил от голода и усталости, постучался в дверь одной деревенской хаты.
Пожилая женщина, открывшая дверь, накормив и напоив его, устроила ему ночлег в бане. Однако, проснувшись утром, он увидел над собой немецкого офицера.
В ТУРКЕСТАНСКОМ ЛЕГИОНЕ
Он не утверждал, что это старушка сообщила нацистам о беглом советском воине. Но впоследствии он узнал, что за помощь в поимке беглых военных полагались премиальные в виде оккупационных рейхсмарок или продуктов.
Советский солдат Бадириш Смагулов (слева).
В любом случае Бадириш ничего плохого об этой старушке не говорил. Несмотря на то, что именно в ее доме он вторично попал в плен – и теперь уже, видимо, надолго. Но во второй раз ему удалось убедить немцев в том, что он не еврей и не коммунист. Но признался, что был младшим командиром.
Его тут же отправляют вглубь Германии, где до конца войны Бадириш побывал и в лагере для перемещенных лиц, и в нескольких концентрационных лагерях. В лагерях смерти ему как раз пригодились навыки кочевника-скотовода и, как ни странно, умение доить.
Потом Бадириш не раз и не без юмора расскажет родственнику Тохтархану Шарипжанову о том, как в самом начале ему удалось объяснить немцам и убедить их в своем умении содержать и доить скот. В итоге везде он непременно оказывался в подсобном хозяйстве и всегда имел свежее молоко, что помогло ему выжить в лагерях смерти.
Неудивительно, что он однажды попал в Туркестанский легион, где опять же отвечал за подсобное хозяйство...
В рассказе Бадириша Смагулова о Туркестанском легионе примечательным моментом является тот эпизод, как он дважды видел Мустафу Шокая в концлагере. Как известно, лидер казахской эмиграции Мустафа Шокай посещал в немецких концлагерях советских военнопленных центральноазиатского происхождения. Его воспоминания о Шокае были переполнены эмоциями и искренним восхищением его личностью, идеями, харизмой и ораторским талантом.
Когда Мустафа Шокай выступал перед военнопленными, люди слушали его затаив дыхание, рассказывал Бадириш Смагулов, бывший член Туркестанского легиона. Правда, чтобы как-то полнее и точнее передать свое впечатление о Шокае, он сравнивал его с Лениным. «Это человек уровня Ленина», – говорил Бадириш Смагулов, что было вполне объяснимо.
С кем же еще мог сравнивать человек, выросший в эпоху, когда религия была объявлена «опиумом для народа» и запрещена, а большевистско-коммунистический режим навязывал подневольным народам Ленина вместо бога, а его бальзамированное тело было выставлено на всеобщее обозрение?!
Не менее захватывающе дальнейшее развитие событий. Однажды к бывшим легионерам из Туркестанского легиона, оказавшимся теперь уже в плену войск США, подошел человек, одетый в форму американского офицера. Построив их, он начал свободно говорить на... казахском языке.
Но перед этим по его приказу в центре поля перед строем была поставлена бочка. И далее этот офицер сказал, что все, кто желает вернуться в Советский Союз, должны перейти по одну сторону от бочки.
«По соглашению с СССР, как с союзническим государством, мы должны всех вас передать советским войскам. Но мы знаем, что вас там ждет ГУЛАГ, – сказал он. – Поэтому именно сейчас у вас есть еще возможность выбора. Если желаете просить убежище в США, то встаньте по другую сторону».
Многие пожелали вернуться на родину, в Советский Союз, говорит Бадириш Смагулов. Но он не перешел ни на ту сторону, ни на другую, а остался на месте. Это означало, что он останется в Европе.
Еще человек в форме американского офицера строго предупредил, что тем, кто останется в Европе, не будет оказано никакой помощи. К тому же если они попадут к англичанам, то они непременно будут выданы Советам в соответствии с соглашением.
Чем занимался, где и на какие средства жил или существовал наш герой? Об этом он, возможно, подробно рассказывал своему собеседнику, Тохтархану Шарипжанову. Но моему коллеге, его сыну, стало известно лишь, что Бадириш Смагулов побывал во многих странах Западной Европы – Западная Германия, Италия, Австрия. Видимо, в поисках лучшей доли.
В ГУЛАГЕ
Начиная с весны 1953 года, после смерти Сталина, руководство СССР вело в Европе усиленную пропаганду, убеждая бывших своих граждан, не только бывших узников немецких концлагерей и военнопленных, но и угнанных в годы войны в Германию, и белых эмигрантов вернуться в страну, клятвенно обещая им полную амнистию.
Как и многие, Бадириш Смагулов также поверил в это. Или, может быть, заставил себя поверить, потому что, видимо, ностальгия по родному аулу, по степям и родным не давала покоя. И он решил вернуться.
Однако, как только пересек западную границу СССР, ему на руки были надеты наручники и он был немедленно отправлен в ГУЛАГ, на полуостров Сахалин, где узники трудились в подземной шахте.
Бадириш проработал в этой шахте не более чем полтора-два года, примерно до середине 1955 года, пока там не произошел роковой взрыв. В результате человек, который из самой кровопролитной в истории человечества войны и ряда нацистских лагерей смерти вышел без царапинки, стал полным инвалидом в советском ГУЛАГе. В мирное время.
Ляззатбану ни в годы войны, начиная с первых ее дней, ни почти десять лет после нее не получила ни одной весточки от мужа, ни «похоронки», ни сообщения о том, что «пропал без вести», но не теряла надежду, оставалась преданной и верной своему суженому. И ждала его.
Хотя подруги, не говоря уже о родных, убеждали ее забыть о нем, подумать о себе и выйти в замуж за другого и народить детей.
БЕЗ РУКИ И ГЛАЗА
Но вот однажды, спустя более пятнадцати лет, где-то после лета 1955 года, Ляззатбану услышала с улицы необычный шум. Когда выбежала, увидела здорового мужчину славянской внешности, который в сопровождении толпы зевак шел прямо к ней домой, неся в руках какой-то предмет непонятной формы.
Этим предметом оказался ее долгожданный и... нежданный муж, все тело которого было местами забинтовано, местами завернуто в грязное тряпье. Стоит ли говорить, почему его донесли на руках, – он не мог стоять на ногах.
Еще родные хорошо помнят, что, когда Ляззатбану стала снимать бинты и тряпье, посыпались деньги, причем «живые», которых послевоенный аул не видел вообще. В то время в селе вместо зарплаты записывали так называемые трудодни, по которым аульчане получали продукты и все остальное.
Как супруги, расставшиеся еще молодыми и красивыми, а встретившиеся уже людьми среднего возраста, узнали друг друга, – это нам неведомо. Наверное, это было нелегко. И вот почему. Бадириш был без одной руки почти до самого плеча и без одного глаза. Искусственный глаз не закрывался даже во сне и не моргал. Второй – почти не видел.
Мало того, все лицо Бадириша было изуродовано черной угольной пылью, впитавшейся, видимо, в кожу при взрыве в шахте. Дети в ауле пугались его внешности, некоторые сравнивали его с Фантомасом – главным персонажем популярного в 1970-х годах французского кинофильма.
И как бы там ни было, супруги Бадириш и Ляззатбану Смагуловы стали жить и не тужить. Ляззатбану родила ему трех сыновей и столько же дочерей. Бадиришу удается слегка восстановить зрение, наловчиться пользоваться протезом руки, что ему позволило работать, даже управлять комбайном и трактором, держать черенок и косить сено. И содержать свою семью безбедно.
ПОД КОНТРОЛЕМ КГБ
Воспитав шестерых детей, Бадириш Смагулов скончался в 70-летнем возрасте в 1988 году.
Тохтархан Шарипжанов, возможно, единственный из всех родственников, кому Бадириш осмеливался рассказывать о своей жизни, несмотря на контроль со стороны КГ. Он вспоминал после похорон Бадириша, что несколько молодых людей в штатском приехали то ли из Алматы, то ли из Семея, то ли из Усть-Каменогорска в Жанажол и с самого начала до конца похорон находились в ауле.
Никто не знал, кто эти люди и почему приехали «отдать последний долг» простому казаху Бадиришу Смагулову из затерянного в степях маленького казахского аула.
И только Тохтархан понимал, что люди эти из комитета государственной безопасности (КГБ), которые, видимо, своими глазами должны были убедиться, что многие годы стоявший на специальном учете, «попавший в годы войны в плен человек» действительно умер и похоронен.
И еще хорошо помнил Тохтархан слова Бадириша, что КГБ тщательно отслеживал любые возможные взаимоотношения между бывшими военнопленными времен Второй мировой войны. Поэтому, полагал Тохтархан, главным заданием нежданных гостей, скорее всего, было составить список приехавших на похороны Бадириша.
Шел третий год горбачевской перестройки, Бадириш закончил свой тяжелый земной путь достойно. Но даже в свое последнее пристанище на маленьком аульном кладбище уходил под пристальным взглядом КГБ.
Ляззатбану (Шокек-апай) Смагулова, его верная жена, подруга и опора в его нелегкой битве за звание остаться человеком, покинула этот мир в 2004 году, на 83-м году жизни.
Одним из стереотипов, назойливо внедряемых в общественное сознание, стал миф о судьбе советских военнопленных после их освобождения из немецкого плена. "Демократические" историки и публицисты рисуют некую душераздирающую картину, как бывшие советские военнослужащие, освобожденные из немецких концлагерей, чуть ли не поголовно отправлялись в колымские лагеря или, как минимум, в штрафбаты.Считается, что сталинский режим приравнял плен к измене Родине, со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Однако это только миф и очередная ложь.
Согласно советскому довоенному законодательству преступлением считалась лишь сдача в плен, не вызванная боевой обстановкой. К примеру, если боец Красной Армии сбегал со своей позицией к противнику, ему светил при поимке расстрел с конфискацией имущества. Военнопленные же, попавшие в плен по не зависящим от них обстоятельствам, в условиях, вызванных боевой обстановкой, уголовному преследованию не подлежали. Плен был не преступлением перед Родиной, а трагедией.
Несколько ужесточили своё отношение к проблеме плена в августе 1941 года. Полоса страшных поражений привела к значительным потерям Красной Армии, в том числе и пленными. 16 августа 1941 года появился знаменитый приказ № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия», который подписал Иосиф Сталин. Приказ вполне соответствовал времени – враг рвался к главным советским центрам, ситуация была критической и требовала чрезвычайных решений. Сдача в плен была приравнена к измене Родине.
Приказ должны были прочесть во всех подразделениях вооруженных сил СССР. Согласно нему представители командного состава и политические работники, которые во время сражения срывали с себя знаки различия, сдавались в плен или становились дезертирами, считались злостными дезертирами и подлежали расстрелу на месте, а их семьи подлежали аресту. Попавшим в окружение приказывали сопротивляться до последней возможности, беречь оружие, пробиваться к своим, а командиров или красноармейцев, которые захотят сдаться – уничтожать всеми средствами. Семьи таких предателей должны были лишаться государственных пособий и помощи. Приказ обязывал понижать в должности вплоть до рядовых или даже расстреливать (при необходимости) трусливых командиров и политработников. А на их место выдвигать смелых и мужественных людей из младшего командного состава или даже отличившихся рядовых.
В целом, учитывая обстановку на фронте – период тяжелых поражений Красной Армии, потери огромных территорий, приближения немецких войск к важнейшим центрам Советского Союза – Ленинграду, Москве, Киеву, приказ был оправдан.
К счастью, на практике предписанные приказом №270 жестокие меры применялись очень редко, т.к. учёт попавших в плен налажен не был. А уже с начала ноября 1941 года Наркомат иностранных дел снова стал предпринимать действия по облегчению жизни находившихся в немецком плену советских военнопленных.
Одним из поводов, который привёл к появлению мифа о направлении пленных в советские лагеря, стала проверка военнопленных в спецлагерях НКВД. При освобождении из немецкого плена военнопленных направляли именно туда. С октября 1941 года по март 1944 года через проверку в таких специальных лагерях прошло 320 тыс. бывших военнопленных. Причём в этих лагерях людей не только проверяли, но бывшие военнопленные восстанавливали свои силы.
Вообще-то, элементарный здравый смысл подсказывает, что военнослужащие, вернувшиеся из плена, должны быть подвергнуты проверке органами контрразведки - хотя бы потому, что среди них заведомо имеется некоторое количество вражеских агентов. Немцы активно использовали этот канал для засылки своей агентуры. Вот что писал по этому поводу в своих мемуарах В.Шелленберг:
"В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали на парашютах в глубь русской территории. Их основной задачей, наряду с передачей текущей информации, было политическое разложение населения и диверсии. Другие группы предназначались для борьбы с партизанами, для чего их забрасывали в качестве наших агентов к русским партизанам. Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе".
Таким образом, создание в конце 1941 года по приказу наркома обороны №0521 фильтрационных лагерей для проверки освобожденных из плена было насущной необходимостью.
Проверку в этих спецлагерях проходили не только бывшие военнопленные. Поступавший туда контингент делился на три учетные группы:
1-я - военнопленные и окруженцы;
2-я - рядовые полицейские, деревенские старосты и другие гражданские лица, подозреваемые в изменнической деятельности;
3-я - гражданские лица призывного возраста, проживавшие на территории, занятой противником.
Но может быть, из фильтрационных лагерей бывших пленных действительно скопом гнали на Колыму? Рассмотрим опубликованные на эту тему архивные данные.
Данные о бывших военнопленных, содержавшихся в спецлагерях
в период с октября 1941 г. по март 1944 г.
Всего поступило 317594
Проверено и передано в Красную Армию 223281/70,3%
в конвойные войска НКВД 4337/1,4%
в оборонную промышленность 5716/1,8%
Убыло в госпитали 1529/0,5%
Умерло 1799/0,6%
В штурмовые батальоны 8255/2,6%
Арестовано 11283/3,5%
Продолжают проходить проверку 61394/19,3%
Итак, на март 1944 года проверку НКВД прошли 256200 бывших пленных. Из них:
благополучно прошли проверку - 234863 (91,7%)
направлены в штрафбаты - 8255 (3,2%)
арестованы - 11283 (4,4%)
умерли - 1799 (0,7%).
А в ноябре 1944 года ГКО принял постановление, согласно которому освобожденные военнопленные и советские граждане призывного возраста вплоть до конца войны направлялись непосредственно в запасные воинские части, минуя спецлагеря. В их числе оказалось и более 83 тысяч офицеров. Из них после проверки 56160 человек было уволено из армии, более 10 тысяч направлены в войска, 1567 лишены офицерских званий и разжалованы в рядовые, 15241 переведены в рядовой и сержантский состав.
Итак, после знакомства с фактами, в том числе и опубликованными заведомыми антисталинистами, миф о трагической судьбе освобожденных советских военнопленных лопается как мыльный пузырь. На самом деле вплоть до конца войны подавляющее большинство (свыше 90%) советских военнослужащих, освобожденных из немецкого плена, после необходимой проверки в спецлагерях НКВД возвращались в строй или направлялись на работу в промышленность. Незначительное количество (около 4%) было арестовано и примерно столько же направлено в штрафбаты.
Надо отметить, что отношение к бывшим военнопленным на фронте было совершенно нормальным. После войны людей, бывало, упрекали пленом, но только в личном плане. Это было связано с тяжелейшей психологической травмой выживших в страшной войне людей, они с подозрением относились к тем, кто был «по ту сторону». Государство не преследовало бывших пленных.
После окончания войны началась массовое освобождение советских военнопленных и гражданских лиц, угнанных на принудительные работы в Германию и другие страны.
Из военнопленных, освобожденных после окончания войны, репрессиям подверглись лишь 14,69%. Как правило, это были власовцы и другие пособники оккупантов. Так, согласно инструкциям, имевшимся у начальников проверочных органов, из числа репатриантов подлежали аресту и суду:
- руководящий и командный состав органов полиции, "народной стражи", "народной милиции", "русской освободительной армии", национальных легионов и других подобных организаций;
- рядовые полицейские и рядовые участники перечисленных организаций, принимавшие участие в карательных экспедициях или проявлявшие активность при исполнении обязанностей;
- бывшие военнослужащие Красной Армии, добровольно перешедшие на сторону противника;
- бургомистры, крупные фашистские чиновники, сотрудники гестапо и других немецких карательных и разведывательных органов;
- сельские старосты, являвшиеся активными пособниками оккупантов.
Какой же была дальнейшая судьба этих попавших в руки НКВД "борцов за свободу"? Большинству из них было объявлено, что они заслуживают самого сурового наказания, но в связи с победой над Германией Советское правительство проявило к ним снисхождение, освободив от уголовной ответственности за измену Родине, и ограничилось отправкой на спецпоселение сроком на 6 лет.
Такое проявление гуманизма явилось для пособников фашистов полной неожиданностью. Вот характерный эпизод. 6 ноября 1944 года в Мурманск прибыли два английских корабля, на борту которых находилось 9907 бывших советских военнослужащих, сражавшихся в рядах немецкой армии против англо-американских войск и взятых ими в плен. По статье 193 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР за переход военнослужащих на сторону противника в военное время предусматривалось только одно наказание - смертная казнь с конфискацией имущества. Поэтому многие "пассажиры" ожидали, что их расстреляют сразу же на мурманской пристани. Однако официальные советские представители объяснили, что Советское правительство их простило и что они не только не будут расстреляны, но и вообще освобождаются от привлечения к уголовной ответственности за измену Родине. Больше года эти люди проходили проверку в спецлагере НКВД, а затем были направлены на 6-летнее спецпоселение. В 1952 г. большинство из них было освобождено, причем в их анкетах не значилось никакой судимости, а время работы на спецпоселении было зачтено в трудовой стаж.
Всего в 1946-1947 гг. на спецпоселение поступило 148079 власовцев и других пособников оккупантов. На 1 января 1953 года на спецпоселении оставалось 56746 власовцев, 93446 были освобождены в 1951-1952 гг. по отбытии срока.
Что же касается пособников оккупантов, запятнавших себя конкретными преступлениями, то они были направлены в лагеря ГУЛАГа, составив там достойную компанию Солженицыну.
«Летом 1941 года мы убирали пшеницу, жили в вагончиках. Хорошо помню, как нам сказали, что нас высылают, и надо срочно собираться в дорогу. <...> Приехали домой, там отец режет свинью и барашка. Он хотел еще уток порезать, но они уплыли на середину озера», - так запомнила 28 августа 1941 года тогдашняя школьница Амалия Даниэль из немецкого поселка Полеводино Саратовской области.
Фриде Коллер из саратовской деревни Мессер было шесть лет: «Когда объявили указ в нашей деревне, мой отец не поверил в него. "Не может быть, чтобы огромное множество людей сняли со своих родных мест и переселили вглубь страны". На утро все жители деревни должны были собраться у церкви, чтобы тронуться в дальнюю дорогу. До ночи в деревне стоял страшный крик и плач».
«Помню, к нам домой пришли и объявили этот указ. Сроку на сборы дали три дня», - Альвине Хоф в августе 1941 года было пять лет, ее семья жила в Поволжской республике немцев в поселке Добринка.
Без шума и паники в вагонах для скота
Упомянутый в рассказах немцев Поволжья и Саратовской области «указ» - это приказ НКВД №001158 за подписью наркома внутренних дел Лаврентия Берии. С этого документа под названием «О мероприятиях по проведению операции по переселению немцев из Республики немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей», датированного 27 августа 1941 года, началась массовая депортация десятков и сотен тысяч человек, целых национальностей, преимущественно в Казахстан, Сибирь и Среднюю Азию.
Для реализации приказа в перечисленные области направили 12 тысяч 500 солдат и офицеров из войск НКВД. Чекисты, зачитывая документ, предупреждали, что отказавшиеся от выселения главы семей будут арестованы, а их семьи репрессированы. Действовать было предписано «без шума и паники». Руководили операцией в Поволжье замнаркома внутренних дел СССР Иван Серов и начальник ГУЛАГа Виктор Наседкин. На выселение отводилось меньше трех недель: «Операцию начать 3 сентября и закончить 20 сентября сего года».
Выселяемым немцам давали от одного до трех дней на сборы, разрешали взять с собой 12-16 килограммов вещей и продуктов, и люди - кто на подводах, кто на баржах, кто пешком - в сопровождении солдат отправлялись к ближайшим железнодорожным станциям. Пытавшихся сбежать отлавливали и под конвоем вели к эшелонам. Перед посадкой в поезд всем немцам прямо в паспорт вписывали строчку о том, что жить они могут только в определенных областях Казахстана: «Выявленным лицам немецкой национальности органы милиции объявляют, что они обязаны выехать в Казахскую ССР, и в паспорте записывают, что владелец паспорта имеет право на жительство только в областях, перечисленных приказом НКВД СССР. Таким образом, немцы будут вынуждены ехать в указанные места, так как с такой записью в паспорте его нигде в другом городе не пропишут», - хвастался своей находчивостью в рапорте замнаркома внутренних дел Серов.
«Два дня мы ждали на станции пока подадут вагоны. Пришли вагоны, в которых возят уголь», - рассказывала Альвина Хоф. «Сначала людей заставили почистить вагоны от навоза, потом загрузили их в эти вагоны», - вспоминала Мария Альве. «Загрузили нас в вагоны для скота - ничего в них не было, никаких полок. Люди ложились на деревянный пол. Мужики проделали дырку в полу, чтобы в туалет ходить. По дороге не кормили, все ели домашние запасы», - делилась похожими воспоминаниями Амалия Даниэль.
Вслед за немцами Поволжья приказы о переселении услышали и прочитали в местных газетах немцы Ленинградской области, Москвы и Подмосковья, Крыма, Краснодарского края, Орджоникидзевского края (сейчас - Ставропольский), Воронежской, Горьковской (сейчас - Нижегородская), Тульской области, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Запорожья, Сталинской и Ворошиловградской (сейчас - Донецкая и Луганская) областей. Также переселению подлежали немцы Грузии, Азербайджана и Армении. Операции проводились спешно, на каждую были брошены тысячи солдат и офицеров.
«Имели место отдельные контрреволюционные выпады со стороны лиц, антисоветски настроенных, и попытки со стороны некоторых немцев, подлежавших переселению, - к уничтожению имевшегося у них поголовья скота», - рапортовало в Москву УНКВД Краснодарского края. «Немец Геллер, кандидат ВКП(б), после объявления о переселении, придя к секретарю горкома ВКП(б), бросив кандидатскую карточку, заявил: “Зачем вы над нами издеваетесь, унижаете честных людей, я не поеду, расстреляйте меня”», - докладывал нарком Кабардино-Балкарской АССР Степан Филатов. Но чаще отчеты «наверх» были такими, какой послал 22 декабря 1941 года нарком Калмыкии Григорий Гончаров: «За время выселения лиц немецкой национальности… <...> отрицательных настроений не было отмечено, каких-либо происшествий, эксцессов, побегов, также отказа от выселения среди выселяемых не произошло».
За первые два месяца депортации, преимущественно из регионов Поволжья, было вывезено более 400 тысяч немцев. Автор книги «Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960» Виктор Земсков приводит данные о депортации за годы войны около 950 тысяч немцев.
«У нас к немцам не должно быть пощады»
Местное население удовлетворено действиями правительства по выселению немцев и считает их правильными, рапортовали руководители операций в Поволжье, на Кубани и на Кавказе. «Теперь я спокойно пойду на фронт, зная, что моя семья в безопасности от внутреннего врага», - цитировал замнаркома Серов некоего рабочего из города Энгельса. Он же отчитывался о доносах на недовольных: «Работница бактериологической лаборатории Л. сообщила, что в разговоре с ней некий Вульф в угрожающем тоне заявил, что в случае переселения немцев они откроют внутреннюю войну и не такую, как на фронте».
Нарком Кабардино-Балкарии Филатов приводил в докладной записке высказывания довольных депортацией мелких республиканских чиновников и служащих. «Вот хорошо, что немцев переселяют, давно пора, среди них много шпионов. Немцы на фронте издеваются над нашими бойцами и местными жителями», - говорила работница Наркомзема КБ АССР по фамилии Чирикина. «Решение о переселении немцев совершенно правильное, у нас к немцам не должно быть пощады. Немцы нечестны, коварны, им верить нельзя», - соглашался служащий республиканского Наркомфина Бейтоков.
Были и случаи депортации по инициативе «с мест»: в Государственном архиве хранится докладная записка об «обактивлении контрреволюционной деятельности немцев» в Куйбышевской области (сейчас - Самарская) с предложением выселить в Казахстан 1 670 немецких семей (более семи тысяч человек, почти половина из них - дети).
К местам ссылок переполненные вагоны для скота и грузов ехали неделями. «Поезд шел больше месяца… <...> По дороге люди очень замерзали, стояло начало зимы, поезд шел в Западную Сибирь», - говорится в воспоминаниях Марии Альве. Семью и односельчан Фриды Бехтгольд из поселка Старые Лезы в Крыму везли сначала на Кавказ, потом в Подмосковье, а оттуда - в Казахстан: «Привезли нас в на станцию Макинка Акмолинской области». «От Саратова до Омска ехали целый месяц. У многих болел желудок, по эшелону шла эпидемия дизентерии. Несколько человек умерло, трупы оставляли на станциях. Нашей семье повезло, мы сидели на нарах на втором этаже согнувшись, зато был свой горшок, взятый из дома. Я тоже болела дизентерией. <...> Вечером приехали на станцию Колония Омской области. Вокруг лежал снег», - вспоминала Альвина Хоф.
«На 9 октября сего года отправлено 14 эшелонов, в которые погружены 8 997 семей, с общим количеством немцев 35 133 человека. Не отправлен только один эшелон с Ново-Кубанского оперативного участка, так как погрузка учтенных по этому участку немцев задерживается из-за отсутствия вагонов», - говорится в докладной записке начальника Краснодарского краевого оперштаба по переселению немцев Ивана Ткаченко. Один эшелон - это от двух до трех тысяч человек. В ожидании вагонов на станции они жгли костры, готовили еду из захваченных из дома припасов, спали на голой земле. В Калмыкии, писал республиканский нарком Гончаров, из-за ноябрьских дождей и распутицы сначала вышли из строя и застряли в пути грузовики и подводы, на которых немцев должны были везти к станциям. В течение 19 дней «лица немецкой национальности» ждали погрузки в эшелоны: под дождем, в грязи, без крыши над головой. На станции Абганерово забитые людьми вагоны двое суток стояли, не трогаясь с места, так как не хватало локомотивов для отправки.
В Сибирь и Казахстан выселенные немцы приезжали уже поздней осенью или в декабре. «1 ноября приехали в Сибирь к кержакам, это староверы сибирские. <...> Деревушка была маленькой: всего-то двадцать домов и контора. Староверы, народ суровый, нас к себе по домам не разобрали, никого не пустили, мы жили в конторе. Старожилы удивлялись, думали мы немцы с рогами, а мы такие же нормальные люди, как и они», - делилась первыми впечатлениями от места ссылки Фрида Коллер. «Грязь стояла ужасная, телеги были тоже грязные, мы едва двигались. Тридцать километров ехали почти сутки. Когда проезжали по селам и деревням, то народ выходил смотреть на нас: "Фашистов везут". Мы были детьми и не очень переживали по этому поводу, а вот родителям было очень тяжело», - Вальдемару Мерцу было шесть лет, когда его семья из Саратовской области прибыла в вагоне для скота в Красноярский край.
Сосланной из Краснодарского края семье Кристины Бишель (ей самой тогда было 14 лет) повезло больше - агрессии местных жителей они не встретили: «<...> Нас привезли в Казахстан, на станцию Щербакты. Выгрузили в страшный мороз и окоченевших, голодных повезли по деревням. Попали мы (вся семья) в деревню Александровка. Встретил нас председатель сельсовета Сологуб и взял к себе домой. У него было двое детей, и уже была назначена свадьба дочери, но он отложил свадьбу. Он вообще был очень добрым человеком. Никогда не садился за стол без нас. Он старался дать нам какие-нибудь вещи, ведь мы были почти раздетыми. И люди в деревне относились к нам по-доброму».
«Приехали в Казахстан. Там снегу полно. Разобрали нас по казахским домам. Казахи ни слова не понимают ни на русском, ни на немецком, и мы ни слова по-казахски. А с нами была наша бабушка Лиза, она немного понимала по-татарски. Казахский и татарский языки родные - вот бабушка нам кое-что и переводила. В этой деревушке ели мы хлеб пока старшие братья работали. За день работы им давали лепешку хлеба. Они ее приносили домой и мы делили лепешку. Работы было мало, а без работы не было и хлеба», - рассказывала Фрида Лауер, чью семью переселили с крымского хутора Нурали. Вскоре ее старшие братья, как и большинство немцев-спецпереселенцев, нашли работу в местном колхозе. Однако трудились там недолго - были мобилизованы в так называемую трудовую армию.
В ГУЛАГ через военкомат
«Окончательно рухнула моя надежда попасть в армию в Новочеркасском военкомате, что в Акмолинской области, куда нас выселили снежной осенью 1941 года и откуда в конце января 42-го отправляли, - уже не скрывая, что не на фронт, а по “трудмобилизации”. <...> Да, мечтал в Красную Армию, а попал в концлагерь, как враг Советской власти или уголовный преступник! <...> Да и “посадили”-то как! Через военкомат, по форменной повестке: “с кружкой, ложкой, десятидневным запасом продовольствия”, будто и впрямь на фронт призывают», - писал в своей книге «Зона полного покоя» прошедший через лагеря Бакалстроя в Челябинской области Герхард Вольтер.
Ему было 18 лет, когда в январе 1942 года вышло совершенно секретное Постановление Государственного комитета Обороны №1123 о мобилизации немецких мужчин от 17 до 50 лет в «рабочие колонны». Документ предписывал обязать явиться в военкоматы по месту жительства 120 тысяч человек и передать их в распоряжение НКВД для работы на лесозаготовках, строительстве заводов и железных дорог. 12 января 1942 года вышел приказ №0083 за подписью наркома Берии, в котором говорилось, что размещены «трудмобилизованные» будут в особых лагерных пунктах при лагерях НКВД, а питание им устанавливается по нормам ГУЛАГа. Мобилизованным в рабочие колонны предписывалось выполнять и перевыполнять производственный план, а оперативно-чекистскому отделу - заблаговременно пресекать «всякие попытки разложения дисциплины, саботажа и дезертирства».
Вольтер и другие пригнанные на Бакалстрой немцы строили металлургический завод с горнорудным хозяйством, на котором впоследствии планировалось выплавлять сталь для танковой брони. «Начинали с первых выемок для бараков и с ям под столбы для проволочных заграждений. Вокруг самих себя. Невдалеке от каждого из будущих ключевых объектов - Доменстроя, Стальпрокатстроя, Коксохимстроя, Жилстроя и других, не менее важных пунктов огромной стройки - были заложены лагпункты, дабы не конвоировать слишком далеко строго охраняемый немецкий “спецконтингент”. В свою очередь, вся эта махина имела внешнее ограждение длиной около 30 километров и вооруженную охрану, чтобы ни один "трудмобилизованный" не мог вырваться из гигантского лагеря».
Продолжилась трудовая мобилизация приказами ГКО №1281 от 14 февраля 1942 года - он распространялся на большее количество территорий, с которых подлежали призыву немцы, - и №2383, который распространял призыв в трудовую армию на подростков от 15 лет и мужчин до 55 лет, кроме того, подлежали мобилизации женщины от 16 до 45 лет. Поскольку женщин с детьми до трех лет и беременных не забирали, в лагерях оказались в основном совсем молодые девушки и женщины старше 40 лет.
«В январе 1942 года всех мужчин немецкой национальности от семнадцати до пятидесяти лет забрали в трудовую армию в Свердловскую область на заготовку леса. Эта участь не обошла и нашего отца». «В 1942 году маму и ее сестру Амалию забрали в трудовую армию в уральский город Челябинск. Там на кирпичном заводе она работала откатчицей, выкатывала тележки для кирпичей. Амалия работала там же». «В 1942 году под новый год меня забрали в трудовую армию в город Канск Красноярского края. Работала я сначала на пилораме, пилила бревна, потом таскала шпалы». «Отца забрали осенью в трудармию в Челябинск, меня - зимой 1941 в трудармию в Свердловскую область, а брата в Картинск в трудармию на шахту». «Отца отправили в трудовую армию в город Кривощеково Новосибирской области». «Отца вместе с братом Фридрихом забрали в трудовую армию в Пермскую область на лесосеку Чардынь. Отец не прислал нам ни одной весточки, пропал». В сборнике воспоминаний русских немцев «Горькие судьбы», записанных Анной Шаф, нет ни одного рассказа, в котором не упоминается трудовая армия.
«В феврале 1943 года старшему брату Коле исполнилось семнадцать лет, и его забрали в трудармию в город Оренбург. Там бывали сильные холода зимой. Коля работал в шахте, одежды теплой не было, он простыл, заболел, не мог выходить из шахты на поверхность. Товарищи носили ему хлеб вниз, в шурф, там он и жил, не видя белого света. Он оголодал и ослаб, заболел воспалением легких. Чтоб не умереть, брат решил сбежать из шахты, но его поймали и посадили в лагерь для заключенных. Оттуда вернулся наш Коля только в 1948 году больным туберкулезом, ослабленным от скудного питания». «В 1943 году маму забрали в Омск на военный завод, но маме было там тяжело и она через месяц сбежала оттуда. Вечером она пришла, а ночью в дом уже постучали, ее забрали. В это время всех женщин, у кого не было младенцев, забирали в трудовую армию. <...> Многие женщины плакали, кричали и не давались конвойным. Таких привязывали к бричкам веревками и силой везли к вагонам».
«Трудмобилизованные», как их называли в официальных документах НКВД, работали в лагерях Сибири и Урала: на стройках, на лесозаготовках, в шахтах, в нефтедобыче. Ивдельлаг, Усольлаг, Тагиллаг, Бакалстрой, лагпункты в Чкаловской области (сейчас - Оренбургская), Башкирии, Удмуртии. По данным, которые приводит в своей статье челябинский историк Григорий Маламуд, на Урале к январю 1944 года насчитывалось более 119 тысяч трудмобилизованных немцев, что составляло примерно треть от их общей численности по СССР.
Не все мобилизованные таким образом немцы были переданы в распоряжение НКВД. Историк Аркадий Герман пишет , что около 182 тысяч трудмобилизованных за годы войны немцев работали на объектах НКВД, еще около 133 тысяч - на объектах других наркоматов (угольной и нефтяной промышленности, наркомата боеприпасов).
«Вы все предатели, шпионы и диверсанты»
Автор «Зоны полного покоя» Вольтер пишет, что их, мобилизованных молодых комсомольцев и вчерашних школьников, сначала даже смешила необходимость вписывать в анкету особые приметы вроде оттопыренных ушей или скрюченного носа, а вышки и колючая проволока все равно не наводили на мысли, что их могут запереть, как заключенных. Тем более в официальном обращении их называли «товарищи трудмобилизованные» и взывали к «патриотическому долгу советских людей» работать во имя победы над врагом: «Удовлетворение вызывала уже мысль, что наконец-то определилось и наше место в общей борьбе против фашистских оккупантов. Ощущение чистой совести успокаивало, настраивало на напряжённую работу, придавало сил для преодоления будущих трудностей».
Но иллюзии относительно добровольного сознательного труда быстро рассеялись: в обращении вместо «товарищей» чаще звучали «фрицы» и «фашисты», за невыполнение плана штрафовали, уменьшая выдачу хлеба с 750 до 400 граммов. «В тот же день на вышках и на вахте появились охранники, а за лагерными воротами нас встретил вооруженный конвой с неизменным оскорбительным окриком: “Шаг влево, шаг вправо – стреляю без предупреждения!”».
Мобилизованный в Краслаг Бруно Шульмейстер вспоминал, как в первый день прибытия их отряда на лесозаготовки главный инженер так приветствовал пополнение: «Дорогие товарищи трудмобилизованные! Вы приехали сюда зарабатывать большие деньги, помогать своим семьям, заготавливать для фронта лес, пилить шпалы и доски на лесозаводах...» Наутро, когда «товарищи» недостаточно быстро построились для утренней поверки, тот же инженер орал: «А-а-а, фашисты, Гитлера ждете! Не хотите работать?! Мы вас научим – быстро Гитлера забудете!»
«Наутро после прибытия нас подняли в несусветную рань и выстроили побригадно в колонну по шесть человек. Перед нами выступил важный полковник по фамилии Паппертан. <...> Он заявил буквально следующее: “Вы все предатели, шпионы и диверсанты. Вас надо было до единого расстрелять из автомата. Но Советская власть гуманна. Вы можете добросовестным трудом искупить свою вину”», - вспоминал Рейнгольд Дайнес свое прибытие на строительство Богословского алюминиевого завода (Базстрой НКВД). «Вас привезли сюда смыть свой позор. Кто вы такие, вам уже говорили. Так что только труд может спасти вас от заслуженного наказания. И запомните: отсюда еще ни один не ушел – все лежат на бугре!..» - приветствовал вновь прибывших начальник 16-го лагпункта Ивдельлага, где в июне 1942 года оказался на строительстве железной дороги Вольдемар Фрицлер и еще около 800 трудмобилизованных.
После статьи Ильи Эренбурга «Убей немца!», вышедшей летом 1942 года, руководство Базстроя не нашло ничего лучше, как повесить транспарант с этим лозунгом прямо на воротах 14-го стройотряда, где жили трудмобилизованные немцы, рассказывал Рейнгольд Дайнес. О лозунге «Хочешь жить - убей немца!» в отрядной столовой для немцев вспоминал и мобилизованный в Соликамск Александр Мунтаниол.
Теодор Герцен, работавший на лесозаготовках в Свердловской области, рассказывал, как трудмобилизованным немцам приходилось драться с местными жителями (тоже спецпереселенцами, сосланными на Урал после раскулачивания) за право ездить к месту работы на поезде - те не хотели пускать в вагоны «фашистов». Детские крики «Немцев ведут!» - и плевки в спину вспоминают рабочие трудовой армии, которым приходилось ходить на стройку или в шахты через населенные пункты.
Среди воспоминаний Александра Мунтаниола есть и другой пример взаимоотношений с жителями: «В конце лета нашу штрафную бригаду послали поддерживать в надлежащем состоянии лежневую дорогу, по которой вывозили овощи из ГУЛАГовского подсобного хозяйства. Мы жили в селе, в домике, где размещалась школа. Сперва местные избегали нас, и мы понимали причину: в селе находился человек в форме внутренних войск. Это он обрабатывал жителей, чтобы они не общались с нами.
Но жизнь шла по своим законам, и, как ни старались чекисты держать людей в шорах, это удавалось далеко не всегда. Вскоре селяне узнали нас поближе, и услышав, что мы говорим по-русски, перестали чуждаться. По вечерам у школы бывало весело. От местных девушек не было отбоя. Приходили и женщины - “мужского духу понюхать”, как они говорили. Прожив в селе около двух месяцев, мы по-настоящему сдружились с его жителями. Наши ребята помогали навести порядок во дворе, наколоть на зиму дров, подремонтировать забор и т.д. Когда уезжали, все село вышло нас провожать, люди искренне желали нам добра».
Смерть или срок
Питание трудмобилизованных находилось в прямой зависимости от норм выработки и не отличалось от остальных лагерей ГУЛАГа - такая система называлась «котловкой». В 1942 году градация этих норм менялась несколько раз в сторону уменьшения пайка, и к декабрю за выработку нормы полагалось 700 граммов хлеба, за выработку 125% нормы - 800 граммов. За 80-90% нормы выдавали 600 граммов хлеба, меньше 80% - 500 граммов. Те, кто не справлялся и с половиной, получали 400 граммов хлеба, симулянты и штрафники - 300 граммов. В больничном бараке можно было рассчитывать на 550 граммов хлеба.
«"Котловка", особенно в условиях низких норм питания 1942–1943 годов, оставляла заключенным ГУЛАГа очень мало шансов на выживание. Минимальная гарантированная норма, как свидетельствуют узники Тагиллага, означала медленную смерть от дистрофии. В то же время лагерная мудрость гласила, что "убивает большая пайка, а не маленькая", поскольку выполнение норм на 150% влекло за собой потерю сил, не компенсируемую повышенным некалорийным пайком», - пишет историк Маламуд в статье «Мобилизованные советские немцы на Урале в 1942-1948 годах». Он отмечает, что в реальности пайки были еще меньше положенных: имеются многочисленные отчеты о проверках, которые выявляли выдачу хлеба, предназначенного для трудмобилизованных, лагерному руководству, оперсоставу, бухгалтерии и другим вольнонаемным сотрудникам.
«При столь скудном питании приходилось ходить в туалет только дважды в неделю. Голод довел моего знакомого до того, что когда он после долгих поисков не смог ничего найти и увидел в туалете оправлявшегося повара, то спросил меня: "Фриц, как ты думаешь... могу я это попробовать?" - "И думать не смей!" - был мой ответ. Шли в дело больные издохшие лошади, а также кошки и собаки, искали даже крыс - пожиралось все. Вид у изголодавшихся людей был зверский», - писал Фридрих Лореш в своих воспоминаниях «Жизнь в Тимшере и других каторжных лагерях Усольлага». Бруно Шульмейстер вспоминал, как в Краслаге зимой 1942-1943 года перестали выдавать хлеб, вместо него кормили мерзлой картошкой и кашей из целых зерен пшеницы, которые не переваривал желудок. Эти зерна оголодавшие люди выковыривали из своих и чужих испражнений и снова ели.
Герхард Вольтер в своей книге о трудармии упоминает о двух случаях каннибализма, о которых сообщили ему в письмах бывшие узники трудовых лагерей. Вальдемар Фицлер писал об убийстве, совершенном солагерниками с целью людоедства. Андрей Бель, отбывавший трудовую повинность в Усольлаге, рассказывал о смерти одного из мобилизованных на лесозаготовках. «Было заведено, что труп должны доставить на вахту сами члены бригады. В противном случае последняя в неполном составе не допускалась в "зону". Энкаведешникам важно было установить, что никто из немецкого "социально опасного контингента" не совершил побега... <...> Тащить на себе тяжеленную ношу никому из обессилевших людей не хотелось. На этой почве в изуродованных голодом умах родилась чудовищная мысль - поживиться внутренностями трупа. С "благовидными" целями: облегчить себе ношу и в то же время набраться сил, чтобы доставить тело на вахту. В письме не указывается, каковы были последствия этого вопиющего замысла. Но говорится, что "спасительная" идея была реализована».
«Смерть наступала на нас всей силой, - писал Леопольд Кинцель, работавший в лагпункте Талица в свердловском Ивдельлаге. - По зоне брели, ползали чуть живые трупы, донельзя изнурённые, исхудалые, с опухшими ногами и выпученными глазами. К концу рабочего дня начальник лагеря посылал навстречу шедшим из леса подводу. Полностью обессиленных клали на неё и везли в "зону". Каждый день умирало по 10-12 человек. Начальник их не жалел, но был недоволен, что с учётом умерших ему не снижают план по заготовке леса. В соседнем лагпункте было такое же положение, и начальник Степанов прямо говорил перед строем: "Пока я здесь начальник, никто из вас живым отсюда не выйдет". Действительно, к июлю 1942-го из 840 человек в лагере осталась только половина».
По данным историка Аркадия Германа, в 1942 году в лагерях НКВД умерло 11874 трудармейца - более 10% от всех мобилизованных. В отдельных лагерях эти показатели были гораздо выше средних: в Севжердорлаге и в Соликамлаге в 1942 году умер каждый пятый трудмобилизованный, в Тавдинлаге скончались 17,9% работавших там немцев, в Богословлаге - 17,2%. Исследователь трудовой армии Виктор Дизендорф на примере архивных данных Усольлага приводит более детальные данные о смертности и приходит к выводу, что первые партии трудмобилизованных понесли самые большие потери: из 4945 человек, прибывших в этот лагерь первыми, умерли 2176 - 44%.
Тот же Дизендорф в своей статье «Чтобы помнили: трудармия, лесные лагеря, Усольлаг» обращает внимание на случаи осуждения и отправки трудмобилизованных в обычные исправительные лагеря и тюрьмы ГУЛАГа: «Трудармия и "обычный" ГУЛАГ представляли собой, я бы сказал, настоящие сообщающиеся сосуды», - замечает исследователь. Он упоминает также приказ НКВД и Прокуратуры СССР от 29 апреля 1942 года, согласно которому отбывших наказание немцев предписывалось вместо освобождения из лагеря переводить в «рабочие колонны».
По данным историка Земскова, если в 1939 году в лагерях ГУЛАГа находилось в качестве заключенных 18,5 тысяч немцев, то в 1945 году - 22,5 тысячи. В процентном соотношении от общего числа заключенных это означало увеличение вдвое (с 1,4% до 3,1%). Среди них были и те, кого осудили как шпиона еще до войны, и те, кто оказался в лагерях за недовольство депортационной политикой, и пытавшиеся дезертировать из трудовой армии. Многотысячная армия трудмобилизованных на бумаге к заключенным не относилась.
Без права на реабилитацию
Герхард Вольтер вспоминает, как после перелома в Великой Отечественной войне произошли изменения и в трудовой армии: «Жизнь и работа наши в 1944 году во многом изменились. Теперь от голода уже никто не умирал, а "доходяги" постепенно "выходили в люди". Они и внешне преобразились. Нас одели в старую красноармейскую форму, снятую с раненых, постиранную, с заплатами на местах пулевых прорех, часто с остатками кровяных разводов. Со следами от тщательно споротых петлиц на гимнастёрках и бушлатах, от звёздочек на шапках. Но есть по-прежнему хотелось всем и всегда. Несмотря на кило хлеба, который выдавался тем, кто был занят на лесоповале, и на улучшившийся приварок. А в начале 1944-го в нашем рационе даже появилось подобие мяса - "сбои"».
После победы Красной Армии немцы, конечно, надеялись на демобилизацию, но ее не произошло. Только в марте 1946 года Совнарком СССР дал указание расформировать рабочие колонны трудмобилизованных и ликвидировать зоны. Однако все бывшие трудармейцы после этого не имели права отправляться к местам жительства семей, а получали статус спецпоселенцев и продолжали работать на тех же стройках и предприятиях. Вернуться к местам жительства семей (в те самые места высылки в Казахстане и Сибири) могли инвалиды, женщины старше 45 лет и мужчины старше 55-ти, а также матери малолетних детей. Тем, кого оставили на спецпоселении на месте бывших зон трудовой армии, разрешили вызвать семьи к себе.
26 ноября 1948 года Президиум Верховного Совета СССР выпустил совершенно секретный Указ «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдалённые районы Советского Союза в период Отечественной войны». В нем сообщалось, что немцы, чеченцы, ингуши, крымские татары и другие депортированные в 1941–42 годах народы переселены в отдаленные районы СССР «навечно, без права возврата их к прежним местам жительства». За попытку покинуть место спецпоселения полагалось 20 лет каторжных работ, а за пособничество в организации побега - пять лет лишения свободы.
В начале 1950-х годов число живших на спецпоселении немцев только увеличивалось: ссылали репатриантов с оккупированных в прошлом территорий, «закрепляли» в Сибири и на Урале тех, кто жил там уже много поколений. К 1 января 1953 года спецпоселенцами являлись более 1 млн 200 тысяч немцев.
Все ограничения со спецпоселенцев-немцев были сняты только к декабрю 1955 года, освобождение проводилось в несколько этапов. В Указе Президиума Верховного Совета СССР говорилось, что «снятие с немцев ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращения имущества, конфискованного при выселении», а также им запрещалось возвращаться в места, откуда они были выселены.
В 1991 году, пишет в своей книге Герхард Вольтер, прошедших через пять лет трудовой армии немцев решено было наградить как тружеников тыла - медалями с изображением профиля Сталина. Автор сообщает, что он, как и многие из доживших до этого события трудармейцев, от награды отказался.
Великая Отечественная война 1941-1945гг. забрала миллионы жизней, искалечила многие судьбы. Война коснулась всех: в первую очередь военных, яростно защищавших свою Родину, их родных и близких и многих других людей. К пострадавшим в годы Великой Отечественной войны относятся и жертвы политических репрессий, политзаключённые, спецпереселенцы, незаконно осужденные правительством и изгнанные из родных мест. В основном это были люди немецкой национальности, депортированные из районов Поволжья. Их вывозили целыми семьями в отдалённые места на работы в трудармию в качестве дешёвой рабочей силы. Миллионы жизней было загублено нечеловеческими условиями труда и жизни, и на это не обращалось никакого внимания. Во многих таких семьях, как только рождался ребёнок, его сразу же объявляли «врагом народа» и на него накладывался особый документ, как и на всех политзаключённых.
Все они хотели только одного – выжить. Преодолевая жизненные преграды, отдавая всё на благо семьи, эти люди показали пример мужественности, стойкости, истинной веры в светлое будущее.
Я выбрал эту тему исследования, потому что очень заинтересовался судьбой депортированных немцев Поволжья. Меня не смог оставить равнодушным факт переселения тех нескольких сотен тысяч, проживающих на родной земле уже долгое время, безжалостного отношения к ним в годы репрессий.
В своей работе я хочу рассказать о судьбах некоторых из них, о суровой правде тех лет, об их условиях жизни без преувеличений. Многие из этих людей приехали в г. Октябрьский и стали его частью, поскольку именно они строили город, сделали его таким, каким его видят их дети и внуки сегодня. Я житель г. Октябрьского, и я горжусь этим, а также тем, что я живу в одном городе с такими сильными духом, целеустремлёнными, смелыми людьми, о которых я расскажу в своей работе. Их жизнь переплелась с жизнью Октябрьского, и я надеюсь, что они ни в коем случае не жалеют, что у них появилась своя малая родина.
Депортация немцев Поволжья
Начало массовой депортации немцев Поволжья в районы Сибири и Казахстана было положено Указом Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья», вышедшим 28 августа 1941 года.
Указ «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья»
Народ Республики немцев в Поволжье начал подвергаться репрессии на втором этапе ещё в 1936 году, когда началась историческая кампания поиска «врагов народа».
19 января 1937 года ЦК ВКП принял специальное постановление «О Немобкоме ВКП», в котором подверг обком резкой критике за «Засорённость парторганизацией и государственных органов «чуждыми элементами».
Февральско – мартовский Пленум ЦК ВКП, на котором Сталин высказал мысль об усилении классовой борьбы, дал кровавый толчок борьбе с «врагами народа».
В августе – октябре 1937 года в АССР НП были арестованы все члены бюро обкома партии, председатель СНК, почти весь состав правительства. Всего были арестованы и расстреляны за «контрреволюционную деятельность» 145 ответственных работников Республики и сотни коммунистов. Всего по 15. 11. 1938 г. осуждено 1002 немца, из них расстреляно по приговорам «Троек» и спецтрибуналов 567.
26 августа 1941 года было подписано постановление СНК ССР И ЦК ВКП «О переселении всех немцев из АССР НП в другие края и области». Оно готовилось в глубокой тайне и не доводилось до руководителей АССР НП. 26 августа прибыли в районы выселения немцев 12350 человек личного состава подразделений войск НКВД.
Лишь 27 августа было доведено до партийного и советского руководства республики пресловутый Указ ПВС СССР от 28. 08. 1941 г. «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья». Пункт 17 гласил: «К переселению приступить 3 сентября 1941 года и закончить 20 сентября 1941 г. ».
Переселению подлежало все немецкое население, в том числе и смешанные семьи, где главой семьи был немец. Жены могли избежать их участи при условии развода. Не выселялись женщины-немки, чьи мужья были не немецкой национальности. Депортируемый получал повестку из местного НКВД, на сборы отводилось 24 часа. Разрешалось брать с собой до 200 килограммов имущества и продовольствия, но имущество большинства помещалось в рюкзаке. Колонны переселяемых под конвоем войск НКВД направлялись на железнодорожные станции, грузились в пульмановские вагоны. Типичный эшелон состоял из 50-60 вагонов, сопровождался конвоем, фельдшером и медсестрой. Страшная скученность, антисанитария, недостаток качественной питьевой воды, продовольствия – все это вело к болезням, гибели людей. Но самое страшное их ждало впереди. На местах многим прибывшим пришлось зимовать в наскоро сбитых дощатых бараках, землянках, а то и в палатках. Из переселенных организовывали так называемые трудовые колонны, которые направлялись на самые тяжелые работы в различных отраслях. Гибель людей здесь стала массовой.
После войны депортированных из лагерей передали в так называемые спецпоселения под надзор комендатур, в которых следовало постоянно отмечаться. Вплоть до 1953 года они не имели права сменить место жительства – за нарушение этого запрета грозило многолетнее заключение, а то и расстрел. Только в 1972 году был снят запрет на возвращение на прежние места проживания, до депортации.
Официально подтверждено, что в некоторых лагерях доля умерших от непосильного труда, холода и голода достигала 50 процентов. Точное число погибших до сих пор не установлено, но статистика уже спрогнозировала, что это сотни тысяч людей.
Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК
Выписка из протокола №51 «Об антисоветских элементах»
С началом репрессий был наложен запрет на пользование родным языком, а ведь родной язык – основа основ любой этнической группы. Помимо этого российские немцы с ликвидацией республики немцев Поволжья потеряли всю материальную и социальную базу культурной жизни: лишились своих школ, театров, храмов, газет, издательств; этнос оказался распыленным. Если до депортации за Уралом проживали около 10% немцев, то после нее – уже около 90%. Разорвались этнические, экономические, культурные и даже семейные связи – сама основа, необходимая для воспроизводства этноса.
С середины 1950-х годов в СССР начали выходить постановления и указы, ослабляющие режим спецпоселения. Однако они не внесли существенных изменений в жизнь советских немцев. Действие этих документов распространялось лишь на некоторые категории спецпоселенцев. И, кроме того, сами спецпоселенцы в большинстве своем ничего не знали об этих документах, хранившихся в секрете. В декабре 1955 г. режим спецпоселения был отменен, в 1972 г. сняты ограничения в выборе места жительства, а в 1974 г. немцам разрешили возвращаться в те места, откуда они были выселены.
В новой России были приняты законы «О реабилитации репрессированных народов» и «О реабилитации жертв политических репрессий». Президент России Борис Ельцин 24 февраля 1994 года, выступая в Федеральном собрании, принес от имени государства извинения потерпевшим. Но вернуть то, что было безвозвратно потеряно, сотни тысяч жизней уже невозможно.
Немцы в Башкирии
По переписи 1979 г. в Башкортостане проживает 11326 человек немецкой национальности. В настоящее время немцы расселяются преимущественно в городах (8261 человек – 1979 г.). В сельской местности немецкое население (3065 человек) проживает немногочисленными компактными группами в Благоварском районе, Стерлитамакском, Абзелиловском, Туймазинском и в других районах.
В современной исторической, политической, философской литературе немцев, живущих в России, рассматривают как единый народ, называя его «российские немцы», а в период существования СССР - «советские немцы».
В годы Великой Отечественной войны немецкое население в Башкирии со всем советским народом разделило тяготы военного времени. Хотя оно и не подвергалось депортации по Указу Президиума Верховного совета СССР от 28 августа 1941 г. , однако всё взрослое население прошло через трудовую армию.
Трудолюбивый и мирный народ в лице 400000 поволжских российских немцев со сломанной судьбой, по указанию Сталина и руками Берии оказался беспощадно раскиданным в холодной Сибири, в песках Казахстана.
В городе Октябрьском проживает около 96 репрессированных реабилитированных немцев, включая пострадавших от репрессии детей. Приехали они сюда в 50 – 60-е годы, в основном, из мест депортации в Красноярском и Алтайском краях, Казахстане, а также из Азербайджана, Московской и Горьковской областей, куда были переселены на спецпоселение. В городе Октябрьский местом постоянной встречи их является национальный культурный центр «Видергебурт» («Возрождение»), образованный в 1992 году после распада СССР. Основными направлениями деятельности являются культурно-образовательные мероприятия.
Я неоднократно бывал здесь, собирая информацию о репрессированных в годы Великой Отечественной войны и знакомясь с интересными людьми. Центр посещают не только немцы, но и люди других национальностей, разных возрастов и религий. Живут они дружно, как большая многонациональная семья. Сейчас созданы такие же условия для учёбы, отдыха и труда, как и для всех горожан. Дети их учатся в школах, гимназиях, институтах.
Руководителем центра национальных культур «Видергебурт» является Волдемар Александрович Греб. Он родился в селе Винземиллер Зельманского района АССР НП в 1937 году. Приехал в Октябрьский в 1946 году девятилетним юношей из Красноярского края после пятилетнего пребывания с родителями в Балахтинском районе. 15 января 1942 года отца и тетю Волдемара Алекандровича забрали в трудармию.
(Справка. На основании постановления ГКО – 1123 сс от 10. 0442 «О порядке использования немцев – переселенцев призывного возраста» в целях рационального использования их все мужчины в возрасте от 17 до 50 лет в количестве 120000 человек были мобилизованы в рабочие колонны на всё время войны. Это было так называемая трудармия. Р. М.)
Волдемар Александрович Греб Александр Райнгольдович Греб
Отца отправили в Свердловскую область г. Краснотуринск, где он работал на строительстве Белоярской АЭС вместе с заключёнными за колючей проволокой. Его спасали посылки от матери в основном табаком, который он менял на кусочки хлеба или на картошку. Семья Волдемара Александровича выжила во время войны благодаря тому, что мать с тремя детьми не мобилизовали в рабочие колонны, а дед по возрасту и состоянию здоровья не подлежал мобилизации в трудармию. Питались в основном тем же, чем кормили скотину – ягоды и грибы. Многие оказались обречёнными на голодную смерть в холодной Сибири. Накануне зимы люди умирали пачками.
В 1946 году семья Греб была переселена по согласованию со спецкомендатурой в Башкирию, в 1947 году приехал в Октябрьский и отец. Здесь построили большую землянку, где жили все вместе. В 1952 году Волдемар Александрович окончил 7 классов. Получив паспорт,16-летний юноша пошёл работать на стройках г. Октябрьского. В 1956 году сняли с учёта в спецкомендатуре. В 1957 году с большим желанием ушёл в Армию (раньше немцев не брали). Прослужил три года на границе с Ираном в г. Нахичивань Азербайджанского ССР.
Демобилизовался в 1960 году в звании старшины роты. В семье выросли двое сыновей. Оба они получили высшее образование. Несмотря на все трудности в жизни Волдемар Александрович считает себя счастливым человеком в своей Малой родине – Башкортостане.
Не могу не рассказать об ещё одной личности – Нейман Ольге Иосифовне, 85 лет. Её семью из 9 человек в сентябре 1941 года выслали в Восточный Казахстан, село Путинцево. Оттуда в январе 1942 года отца и старшего брата забрали в трудармию и отправили в Кайский район Кировской области. Саму Ольгу Иосифовну вместе с сорокалетней мамой тоже мобилизовали в трудармию и выслали в Сызрань. Жили там в бараке. Выполняли разные работы: разгружали вагоны с известью, штукатурили дома на стройках, были и лесорубами в лесу, монтажниками и слесарями.
Ольга Иосифовна Нейман
Вижу в глазах Ольги Иосифовны тихую печаль. В 1944 году их переселили в г. Орск Оренбургской области. В октябре 1946 года они переселились в г. Октябрьский и встали на учёт в спецкомендатуре. В период нахождения в трудармии – 15 лет работали по 14 – 16 часов в сутки. Отец умер от голода в возрасте 53 лет в Кировской области, брат Оскар умер от истощения в возрасте 24 лет.
В послевоенный период, вплоть до 1956 г. , немцы в республике находились в комендантском режиме и были ограничены в праве передвижения. Война, репрессии, положение немцев в военные и послевоенные годы, общие социально-экономические трудности в стране в этот период привели к снижению численности немецкого населения.
После депортации 1941 г. и нескольких десятилетий забвений, предпринимаются шаги по возрождению национальной культуры, языка, традиций. Издаются десятки газет, проходят фестивали, формируются музейные экспозиции, рассказывается об истории немцев в России. На государственном уровне создаётся культурная национальная автономия российских немцев.
В то же время, возникшая во второй половине 1980-х годов надежда на полную реабилитацию и возрождение автономных немецких республик на Волге сейчас практически угасла. Значит, часть немцев связывает своё будущее с Германией, куда устремлён нескончаемый поток переселенцев. Сегодня встал вопрос о самом существовании немцев в многонациональном российском государстве.
Для понимания проблем немцев России необходимо хорошо знать их прошлое. Именно история позволит вскрыть и понять причины процессов, происходящие в настоящее время в среде российских немцев.
ИМЯ ТВОЁ-В СЕРДЦЕ МОЁМ – ОКТЯБРЬСКИЙ
Октябрьский – это четвёртый по величине город после Уфы, Стерлитамака и Салавата. Появление и развитие Октябрьского относится к самому тяжёлому периоду в истории страны – войне, послевоенному восстановлению народного хозяйства. На глазах одного поколения построен современный город.
История Октябрьского – это не только повесть о нефтяниках-первопроходцах, покорителях земных недр, но и яркий рассказ о том, как на пустыре героическими усилиями строителей (в том числе и спецпереселенцев из Ленинграда и Поволжья) был возведён город, который является одним из красивейших в республике. Строители являлись такими же главными действующими лицами, как и нефтедобытчики: они сооружали жилые дома, социально- культурные объекты посёлка, масштабы которого требовали превращения его в город.
5 апреля 1946 года был обнародован Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о преобразовании рабочего поселка Октябрьский Туймазинского района в город республиканского подчинения. До этого понадобилось целое десятилетие, чтобы доказать: предполагаемая нефтяная целина - это не просто предвидения и гипотезы ученых, а действительность. Превращение сугубо аграрного туймазинского края в нефтедобывающий регион - дело рук удивительных людей. Перед их упорством отступали препоны и преграды, открывались земные недра.
Вот как это было
Осенью 1937 года было выбрано место для строительства поселка нефтяников. Уже дали нефть разведочные скважины, вырисовывались контуры нового нефтяного месторождения. Сюда съезжались буровики, строители; нужно было их где-то расселять, причем так, чтобы работа была рядом.
В 1938 и 1939 годах в новом поселке были построены два десятка одноэтажных домиков, столовой, почты. В это же время поставили три двухэтажных дома и хлебопекарню. Так была построена первая улица поселка, который нефтяники назвали Соцгородом. С открытием в сентябре 1944 года девонской нефти эта улица поселка стала первой улицей города Октябрьского. Она получила название Девонской.
В 1942 г. около тысячи немцев были привезены в строящейся Октябрьский. Это были трудармейцы, спецпереселенцы из Ленинграда, Поволжья и т. д.
Они пилили лес, добывали камни на карьерах. Многие были направлены на предприятия по добыче нефти.
В возведении города использовался и труд заключённых. На месте городского автовокзала был лагерь, где содержались «25-летники» - учёные, ИТР, военные, репрессированные в разные годы.
На нефтяные месторождения в то время ехали молодые люди из окрестных деревень в надежде на лучшую жизнь. Но для немцев приезд сюда означал неволю – спецкомендатура, тяжёлый труд, полуголодное существование. Однако для многих из них этот город со временем стал родным и любимым.
И даже тогда, когда появляется возможность уехать на историческую родину, которая предоставляет гораздо более комфортные условия существования, немало немцев так и осталось в Октябрьском.
Строящийся Октябрьский
В 1946 году на Западе Башкортостана появился молодой город Октябрьский – город строителей, нефтяников и романтиков. Молодёжь хлынула в город. Многие стали записываться в отряды строителей города Октябрьского. В этот список попала и 18 - летняя Татьяна Денисова.
Подбирая материал для своей работы, я неожиданно обнаружил это имя в информационном источнике и сразу решил узнать о судьбе этой девушке и её возможной связи с жизнью г. Октябрьского.
Итак, Татьяна Егоровна Денисова родилась в 1928 году в д. Гусево Бакалинского района Башкирской АССР. Ещё в августе 1933 г. её семья подверглась раскулачиванию, в результате которого было отнято всё имущество, вся недвижимость, весь скот. На улице остались18 человек. Но в той же деревне были и очень добрые, сочувствующие люди, которые впустили большую семью на временное проживание.
Через два года была построена землянка, и в сентябре семья переселилась. Ещё через два года Татьяна Егоровна пошла в школу, но пришлось окончить всего два класса, так как не было одежды. Вскоре в возрасте 43 лет умерла мать Татьяны Егоровны Афанасия Алексеевна, а отец Егор Иванович пропал без вести. Осиротевшие, обнищалые и голодные дети 13 лет испытывали безжалостную нужду и невзгоды суровых лет репрессии.
Татьяна Егоровна Денисова
Бог, оказывается, подарил её не только жизнь, но и огромную силу воли, трудолюбие, целеустремлённость, большую интуицию, безмерную любовь к жизни.
По приезде в Соцгород (будущий г. Октябрьский) Татьяна Егоровна жила в «палаточном городке». Она трудилась вначале на заготовке дров в лесу, потом на выгрузке грузов, а позже – токарём. На столе появился хлеб, масло, сахар и другие продукты.
Спустя некоторое время она перешла в контору бурения в качестве землекопа; вскоре устроилась на работу по новой специальности – кочегаркой на котельной. Работа это не престижная, но требует определённых знаний по физике и химии. А у Татьяны всего 4 класса образования. Пришлось продолжить учёбу в вечерней школе. Она училась в пятом классе, а её дочь Валентина – уже в шестом. Валентине было 13 лет, а матери – 37. Поистине, уникальный случай борьбы за выживание.
Но это ещё не всё. В 1953 году после рождения дочери Татьяну из общежития переводят в однокомнатную квартиру в 12 кв. метров, куда заселяют ещё одну женщину – Анну Лобову – с годовалой дочкой. Поскольку мать вела аморальный образ жизни, а ребёнок перестал брать грудь матери и постоянно плакал, Татьяна Егоровна взяла девочку Любу себе и выходила её до четырёхлетнего возраста.
В 1959 г. Мать Любы погибла, и Татьяна привезла девочку к себе в г. Октябрьский. Впоследствии Люба Лобова окончила 10 классов, получила специальность финансиста. Сейчас живёт на Украине с семьёй, у неё трое детей.
На заслуженный отдых многострадальная Татьяна Егоровна Денисова вышла в 1978 г. , награждена медалью «Ветеран труда».
Жизнь её – пример мужества, стойкости, жизнелюбия каждому человеку.
Судьбам репрессированных немцев в годы Великой Отечественной войны не позавидуешь. Этим людям выпала на долю тяжёлая участь, непреодолимые испытания, с которыми многие, несмотря на это, справлялись.
Строительство Октябрьского стало неотъемлемой частью жизни многих людей, участвовавших в этом деле. Особенно хорошо запомнились те тяжёлые годы репрессированным, которые в нечеловеческих условиях, на грани жизни и смерти, в подавлении со стороны властей вносили свой вклад в создание будущего города. Много строительных, лесоповальных бригад было тогда создано. Среди них была и лесозаготовительная бригада, обеспечивавшая г. Октябрьский лесоматериалами и топливом.
Я стал искать информацию об этой бригаде и узнал, что её руководителем была Цветкова-Вирт Эрна Александровна, репрессированная в 1942 году. Так получилось, что судьба свела меня с замечательной поэтессой А. А. Гааг. Она поделилась со мной своими воспоминаниями о судьбах многих репрессированных, немцев, высланных из Поволжья. О ней – чуть позже. А пока я расскажу о нелёгкой судьбе одной бывшей девушки – трудормейки, которая попала в отряд тех, кто участвовал в строительстве нашего города. Связаться с ней мне помогла уже упомянутая А. А. Гааг. Я встретился с ней и попросил рассказать о её трудной жизни, об участии в строительстве Октябрьского.
Эрна Александровна родилась в 1923 году. Была мобилизована вместе с семьёй из районов Приволжья. Она вспоминает: «Изгнали нас 4 сентября 1941 г. в Тюхтетский район Красноярского края. В ноябре 1942 мобилизовали в трудармию и отправили в Башкирию. По распределению в Уфе я попала в «Соцгород». Со станции Уруссы до Соцгорода 360 девушек-трудармейцев немецкой национальности шли пешком. Никакого города здесь не было. 3 декабря встали на учёт в спецкомендатуре и 4 декабря вышли на работу. Я попала в бригаду лесорубов. Работали в лесу до февраля 1944 г. – больше года – по 12-14 часов в день зимой, по 16 часов – летом. Наша бригада обеспечивала город топливом, а строителей – лесоматериалами. Спецодежды, обуви не давали. Девушки вскоре остались в лохмотьях, в лаптях, которые, потом, плели сами. Зимою 1943 – 44 гг. голодали, к весне 1943 г. мы начали есть берёзовые и липовые почки.
Помню «ЧП» зимою 1943 года: беспрерывные дожди осенью размыли дороги и трассу, и мы оказались оторванными от города, который остался без топлива, а строители – без строительного леса. Закрыли единственную пекарню в городе. Нам поручили спилить лес для строительства другой трассы. Работали от темна до темна. Довели количество лесорубов до 40 человек. Приехал управляющий ТНС («Транснефтьсервис») Нифонтов И. П. , у которого в кармане было 5 напильников. Вручая их мне, он говорил: «Берегите, больше нет». С ним приехали директор конторы бурения Потюкаев И. А. , начальник спецотряда и представитель спецкомендатуры, директор столовой Чертова, в кузове «полуторки» которой были два мешка картофеля. Вскоре «дорогу жизни» проложили и ЧП было ликвидировано.
В феврале 1944 г. меня назначили начальником колонны девушек (немок) нефтяников, а начальником колонны строителей – Т. А Гардт, медсестрой – М. А. Гардт. В это время мы жили в больших землянках, работали без выходных и без отпусков. Все девушки хорошо овладели своей специальностью: каменщики Э. Штоль, Ф. Штоль, Р. Шторк, Е. Шифельбайн. ; грузчики: С. Берне, М. Баумгертнер, Ф. Гаун. Они строили первые бутовые дома, притом, всё вручную.
Помню многих нефтяников. Это А. Эйлер, Э. Ноль, С. Носк, М. Рихельгоф, Е. Гааг, М. Либрехт, И. Сафрайтер, М. Гааг, операторы Е. Кайзер, крановщики В. Донау, Е. Биккарт, А. Ааб. На всех котельных города работали девушки – трудоармейцы».
«На моих глазах, - продолжает вспоминать Эрна Яковлевна, - из простых прежних деревенских девушек 15 – 18 лет – трудоармейцев выросла целая плеяда нефтяников: верховых, бур рабочих. Помню вышкостроителей Е. Кремер, А. Гарт, А. Ганцгорн».
Тут я замечаю на глазах Эрны Яковлевны слёзы: «Эти трудоармейцы – без вины виноватые девушки, бесправные рабочие, находились под строгим взором спецкомендатуры, покорились горькой судьбе. Мы старались работать сверхурочно, так как за эти часы стали давать дополнительные талоны: тарелка супа, 10 г масла, 100 г хлеба. Это была большая поддержка ослабевшим девушкам – трудоармейцам».
Затем последовал вопрос: «Помнит ли Эрна Александровна 26 сентября 1944 года, когда скважина № 100 дала фонтан девонской нефти?». Стоит отметить, что скважина № 100 создало предпосылки для строительства г. Октябрьского. Первый фонтан нефти на этой скважине привёл в неимоверный восторг нефтяников и ускорил процесс градостроительства.
«Хорошо помню, - тут же прозвучал ответ, - там работали тогда шестеро моих девушек у мастера Трипольского А. Т. Отметить это событие приехал министр Кувыкин С. И. ».
В качестве подарка Трипольскому А. Т. министр привёз 8000 рублей и шубу. Шубу мастер взял, а от денег отказался, сказав «Передайте деньги в фонд обороны».
«Теперь грудь трудоармейцев, в число которых входят и девушки немки состоявшие в отряде первостроителей города Октябрьского в те тревожные дни репрессии и суровые годы Отечественной войны, - заканчивает Эрна Яковлевна, - украшает медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. ». Это справедливо. Я горжусь тем, что своим добросовестным трудом приблизила нашу победу над врагом».
Эрна Яковлевна Цветкова- Вирт
Трудовой стаж Эрны Яковлевны в г. Октябрьском 49 лет, 28 из которых отдала нефтяникам и строителям, а 21 год помогала лечить больных в тубдиспансере.
Совсем недавно Эрна Яковлевна решила написать о своей жизни в суровые годы репрессии в городскую газету. Хотя ей и было больно вспоминать прошедшие годы, но она хотела, чтобы современная молодёжь знала о том, как возник родной очень многим город Октябрьский, знала правду о жизни репрессированных, хотя бы на своём примере. Некоторые части её воспоминаний были опубликованы, но многое так и осталось ненапечатанным. Всё это находится в приложениях к работе.
История жизни этой женщины потрясла меня. Я был поражён стойкостью и силой духа совсем молодых тогда девушек-немок, на долю которых выпали столь тяжелые испытания.
Но я обещал рассказать об А. А. Гааг. Её судьба также оказалась нелегка. Анна Андреевна родилась на Каспии и уже с самого рождения (в 1946 г. (год основания города Октябрьского!) попала в список как «неблагонадёжный элемент», пробыла в этом звании до 1956 года, то есть 10 лет, хотя она была абсолютно невинна.
Её родителей Г. Г. Гааг, А. Х. Гааг с двумя младшими детьми в сентябре 1941 года выслали из родного села Гельзель Зельманского района АССР НП в Новосибирскую область. Их старшие дочери Екатерина и Маргарита после мобилизации находились в составе трудоармейцев в «Соцгороде» (будущий г. Октябрьский).
Анна Андреевна ГаагАнна Христиановна Гааг
Старшие сёстры – трудоармейцы работали на лесоповалах лесорубами, заготавливали дрова для отопления города, на стройках строили дома. Екатерина награждена медалями «За трудовое отличие», «Ветеран труда».
Сама Анна Андреевна 40 лет трудилась в учреждениях народного образования города, ветеран педагогического труда. Для её семьи появилась новая Малая родина-Башкирия.
Много произведений Анны Гааг посвящено родине; есть стихотворения незаконно осужденным, прочитав которые, нельзя не растрогаться: столько чувств и эмоций, мыслей о тяжёлых судьбах, несправедливости, но о надежде в доброе и лучшее, благодарности за гостеприимство в них влито!
Одним из таких является стихотворение «Поклон земной»:
Поклон тебе, башкирская земля!
Ты нас, незваных, приняла.
Дала приют, тепло и хлеб,
Решила множество судеб.
Мы все невольники судьбы
И пленники большой войны.
Но время растворило этот плен,
Подняло мой народ с колен.
Земля башкирская, ты многих приняла.
Навеки – вечные укрыла и спасла.
О тех, кто выжил, знаем мы с тобой
И шлём тебе от нас поклон земной!
В сердце Анны Андреевны ещё не угасла надежда на то, что, наконец – то восторжествует справедливость к целому народу, что прекратится переселение её народа на чужую, по сути, для российских немцев этническую родину.
Старшее поколение в городе – это люди с удивительными судьбами, которых не сломили неимоверные трудности. Например, Лидия Фльюсовна Функ – Новокрещёнова. Она была эвакуирована в Уфу из Киевской области, потом попала в Соцгород. Работала в основном грузчиком на строительстве, растила двоих детей. Но она и сейчас в свои 83 года бодра, любит жизнь, музыку, поёт в хоре уже более 10 лет. Ольга Иосифовна Музыка. Для неё страшные годы – военные: эвакуация из Краснодара в Сызрань, затем в Оренбург, потом в наш город. Работала монтажницей, такелажницей и слесарем, но осталась оптимисткой. Альфрид Христианович Аллес трудился в конторе бурения №1, стал прославленным бригадиром, был активным профсоюзным лидером. Можно назвать много бывших трудармейцев. Как бы ни было трудно, люди нашли себя на этой земле и внесли свою, и немалую лепту в строительство города, став, таким образом, неотъемлемой частью его истории. Сохранилось много свидетельств того, как местные жители помогали немцам, находившимся в особо тяжёлом положении, угнетённые не столько даже физически, сколько морально. Человеческая община сегодня – это люди разных поколений, рядовые работники и руководители, нефтяники, артисты, учителя Любовь, выстраданная в таких муках, – удивительная любовь.
Город Октябрьский сегодня
Город Октябрьский, является пятым по величине городом в республике. Его население составляет 111,8 тыс. человек. Наш город возник там, где столетия бок о бок жили тюркские, славянские, финно-угорские и другие народы. Романтика большого дела, возможность проявить себя, найти счастье, прославиться, заработать, наконец, - всё это притягивает самых разных людей. Они добывают нефть, строят город, создают семьи и растят детей. Никто не обращает внимания на национальные особенности, не ущемляет чьих – то прав. Многонациональность делает жизнь города ярче, интересней. Чтобы сравнить, как менялась численность населения и национальный состав, приведу результаты переписи населения.
Данные итогов переписи населения:
1959 1970 1979 1989 2002
Городское население 64717 77054 88278 104536 108647
Башкиры 4901 6167 7883 9822 14235
Русские 33552 38808 41740 45595 44382
Татары 17432 23327 29210 38600 40306
Чуваши 1061 1471 1936 2384 2105
Марийцы 220 356 681 1387 1342
Украинцы 2435 2320 2284 2345 1807
Мордва 1468 1407 1462 1356 1069
Удмурты 128 173 227 273 233
Белорусы 387 383 385 399 273
Немцы х х х 1692 1152
Это далеко не все национальности, представители которых проживают в нашем городе. Как видно из данных, население города в разные годы было отнюдь не равномерным. Но можно сказать определённо, что население с каждым днём растёт, количество представителей каждой национальности становится всё больше. Наш город многонационален и это не может не радовать. Все мы разные, но все – октябрьцы.
Население г. Октябрьского в 1959, 1979 и 1999 годах
Сегодня подвергшиеся репрессии немцы Поволжья могут спать спокойно, не боясь за свои жизни и жизнь своих детей. Закончились гонения, беспокойное, тяжёлое время, когда за «каждым движением» ведётся надзор.
Более того, они являются равноправными гражданами государства, получают льготы, а также компенсацию за причинённый в суровые годы репрессии ущерб.
Современное поколение жителей города должно быть им благодарно, ведь именно благодаря их стараниям город выглядит так, как представлено на фотографиях. Многое из всего этого возведено и построено их стараниями и усилиями для будущих поколений жителей города Октябрьского Республики Башкортостан.
Здание администрации г. Октябрьского
Заключение
В своей работе я попытался рассказать о тяжёлой доле репрессированных, в том числе о репрессированных немцах Поволжья, проиллюстрировав страницы из жизни некоторых из них. Несомненно, количество тех историй, о которых я узнал и, с согласия моих собеседников, оформил в своей работе – лишь капля в море по сравнению с сотнями тысяч подобных трагических судеб, людей, жить которым пришлось в годы репрессий. Это истории людей, чьи права были жестоко ущемлены, их жизни были обесценены, и никакие личные усилия не могли преодолеть жестокую государственную машину. Боясь за свои семьи, не щадя своих сил, эти люди преодолевали даже непосильные преграды, жили в нечеловеческих условиях, а главное пытались выжить. Стремление выжить придаёт человеку силы, делает его увереннее, не даёт ему остановиться. Именно это сила помогла тем многим, переселённым из родных мест в годы репрессии. С каждым судьба распоряжалась по-разному. Некоторые (например, герои моего рассказа) попадали на строительные работы. В числе строителей г. Октябрьского было немало репрессированных, депортированных из районов Поволжья. Их судьбы переплелись с жизнью города. Определённо, они внесли неоценимый вклад в его развитие. К сожалению, об их судьбах мало известно, о них практически ничего не пишется. Хотелось бы, чтобы та завеса тайны, которая долгое время укрывала от чужих ушей информацию о жизнях сотен тысяч репрессированных, приоткрылась. Это нужно знать современной молодёжи, которая, сказать честно, смутно представляет себе те времена.
Эта работа много мне дала: я научился брать интервью, работать с историческими документами, узнал много историй жизни старожил нашего города, участвовавших в его основании, а истории репрессированных немцев Поволжья просто поразили меня, расширили мои представления о тех временах. Думаю, имеет смысл продолжить эту работу, потому что тема очень интересна и неисчерпаема.
В конце хочу напомнить, что 6 августа – День репрессированных немцев – об этом, наверное, тоже знает отнюдь не каждый. Было бы замечательно, если бы проводилось больше мероприятий, посвящённых этой дате. Это позволит пробудить в каждом из нас уважение не только к репрессированным немцам, но и к любой национальности вообще, а также поможет узнать о суровых годах и сильных людях, силе воли и желание выжить которых стоит позавидовать.
