Главная › Пособия и документы › Почему собаки не ходят в музей. Татьяна Черниговская: Почему собаки не ходят в музей

Почему собаки не ходят в музей. Татьяна Черниговская: Почему собаки не ходят в музей

Татьяна Владимировна Черниговская - заслуженный деятель науки РФ, выдающийся учёный в области нейронауки, психолингвистики и теории сознания, говорит об искусстве как о видовой цели человека.

«И начну я с провокации. Несколько лет назад я была на международном семиотическом конгрессе, там был один доклад, название которого я никогда не забуду. И оно было таково: «Почему собаки не ходят в музеи».

Это на самом деле очень серьезный вопрос, потому что почему, собственно, им туда не ходить? Там есть пол, по которому они могут ходить, есть воздух, которым они могут дышать, у них есть глаза, уши. Почему-то они и в филармонию тоже не ходят. Вот почему? Этот вопрос возвращает нас к тому, что что-то в нас, людях, есть особое.

И я сегодня дважды вспомню Бродского. Первый раз сейчас. Бродский говорил, про поэзию, не про искусство в целом, но оно вполне приложимо: «Поэзия - это наша видовая цель».

Это я к тому клоню, что, насколько нам известно, ничего похожего ни у кого из наших соседей по планете нет.

Мы живем отнюдь не среди объектов, вещей, гор и рек. Мы живем в мире идей. Думаю, что уместно упомянуть Юрия Михайловича Лотмана, с которым я имела счастье общаться много, и это, конечно, забыть нельзя. Ведь идея Юрия Михайловича была такова, что искусство не отражает жизнь, а искусство создает жизнь, оно порождает жизнь, а это принципиально другая история . Лотман, между прочим, тогда говорил, что до того, как появились тургеневские барышни, не было никаких тургеневских барышень, до того, как появились лишние люди, не было никаких лишних людей. Сначала нужно было написать Рахметова, а после этого все легли на гвозди проверять, сколько они там выдержат. Вот господин Учитель сейчас сказал, что все дело в голове. Да, все дело в голове, именно поэтому собакам, а также всем прочим прелестным животным совершенно незачем ходить ни в Мариинский театр, ни в музей, потому что мы смотрим глазами, а видим мозгом, мы слушаем ушами, а слышим мозгом, и так далее по всем сенсорным системам можно пройтись. Нужен подготовленный мозг. Это я, кстати, говорю и на тему элитарности.

Не в том дело, что есть плохой и хороший мозг, а в том, что мозг должен быть образован, иначе ему бесполезно смотреть на «Черный квадрат», на «Красный квадрат», слушать Шенберга и так далее.

Когда Бродский говорит о том, что искусство - это наша «видовая цель», то я бы хотела подчеркнуть вот какую вещь. Искусство - это другой, в отличие от науки, которой, скажем, занимаюсь я, другой способ познания мира и другой способ описания мира. Вообще другой.

Я хочу сказать, что обычная, широкая публика считает, что есть вещи серьезные - это жизнь, в крайнем случае технологии, науки. А есть такой довесок, так сказать, десерт: можно съесть, а можно и не съесть, можно использовать разные ложки, вилки, щипчики и так далее, а можно просто руками хватать. Вопрос в том, кем мы хотим быть. Если мы просто владельцы ушей, носов, глаз и рук, тогда без этого всего можно обойтись.

Но искусство делает то, что - я опять вам подыгрываю, - что сделал Пруст на тему памяти. Пруст открыл - я хотела сказать, законы памяти, но это слишком пафосно.

Он сказал про память то, до чего современная наука со всеми её технологиями и огромными возможностями только подбирается. У художников - в широком смысле, совершенно неважно, какие это художники, - есть какие-то щупальца такие, которыми они открывают вещи, которые невозможно открыть с помощью науки. Точнее говоря, возможно, но очень нескоро. Импрессионисты открыли про зрение.Не про палочки и колбочки, не про структуру глаза, а про видение. Они открыли то, что через несколько десятилетий после этого открыла сенсорная физиология, которая стала изучать, как человек воспринимает сложные зрительные объекты.

Поэтому, опять возвращаясь к Бродскому, это то, чего другие сделать не могут. Для того чтобы я могла увидеть, услышать, осознать что-то, у меня должен быть тренированный мозг.

Мы рождаемся на этот свет с одинаковым мозгом более-менее (если не считать генетику), пустым текстом на нейронной сети, которая у нас всех есть. Но мы, каждый в свое время, предстанем перед Создателем с совершенно другой нейронной сетью, и там будет написан текст всей нашей жизни, включая еду, Леонардо, губные помады, юбки, книжки, ветер, солнце в определенный день - все там написано. Так мы хотим, чтобы этот текст был сложный, или мы хотим, чтобы это были комиксы? Тогда мозг надо готовить.

Кстати говоря, скажу еще и материалистическую одну вещь, кому интересно, могу дать ссылки на серьезные научные статьи. Вы, кстати, тоже говорили о фитнесе: искусство - это фитнес. Конечно, если мы ляжем на диван и будем на этом диване лежать полгода, то после этого мы не будем знать, как с него встать, не то что как ходить.

Это так тренирует нейронную сеть, что она физически улучшается. Мы знаем, что как от собственного музицирования, так и от прослушивания сложной музыки нейронная сеть становится качественно другой, очень сложные процессы идут в мозгу человека, который слушает музыку или играет её. Очень сложные процессы идут, когда человек (который понимает, что он делает, а не просто у него глаза открыты) смотрит на сложную картину или живопись. И сам объект, будь он живопись, скульптура, кино или что угодно, он ведь не автономен, он зависит от того, про что Цветаева в свое время говорила «читатель-соавтор». Вот зависит от того, кто читает, кто слушает, кто смотрит. Это серьезная история.

Qualia - это то, что не может быть никак описано, это first person experience, это «как я чувствую». Вот мы пьем одно и то же вино, вы говорите: как-то кисловато, ну напрасно здесь эти ноты. А я говорю: а по-моему, как раз эти ноты здесь как следует, хороши… Никакие граммы, миллиграммы, спектры не описывают таких вещей, как холодно, тепло, приятно, красиво. Здесь наука бессильна». опубликовано

Выступление Татьяны Черниговской — заслуженного деятеля науки РФ, выдающегося учёного в области нейронауки, психолингвистики и теории сознания в Эрмитажном театре на ток-шоу в жанре художественного расследования на тему «Для чего нужно искусство?».

Дискуссия была посвящена 25-летию газеты The Art Newspaper. В ней приняли участие Михаил Пиотровский, Владимир Познер, Инна Баженова, Анна Сомерс Кокс, Ирина Прохорова, Татьяна Черниговская, Алексей Учитель, Гарретт Джонстон. Татьяна Владимировна высказывает интереснейшие мысли об искусстве как о видовой цели человека.

«И начну я с провокации, в том числе и в ваш, ваша честь, адрес. Несколько лет назад я была на международном семиотическом конгрессе, там был один доклад, название которого я никогда не забуду. И оно было таково: «Почему собаки не ходят в музеи».

Это на самом деле очень серьезный вопрос, потому что почему, собственно, им туда не ходить? Там есть пол, по которому они могут ходить, есть воздух, которым они могут дышать, у них есть глаза, уши. Почему-то они и в филармонию тоже не ходят. Вот почему? Этот вопрос возвращает нас к тому, о чем говорила Ирина Прохорова, а именно, что что-то в нас, людях, есть особое.

И я сегодня дважды вспомню Бродского. Первый раз сейчас. Бродский говорил, про поэзию, не про искусство в целом, но оно вполне приложимо: «Поэзия — это наша видовая цель». Это я к тому клоню, что, насколько нам известно, ничего похожего ни у кого из наших соседей по планете нет.

Мы живем отнюдь не среди объектов, вещей, гор и рек. Мы живем в мире идей. Думаю, что уместно упомянуть Юрия Михайловича Лотмана, с которым я имела счастье общаться много, и это, конечно, забыть нельзя. Ведь идея Юрия Михайловича была такова, что искусство не отражает жизнь, а искусство создает жизнь, оно порождает жизнь, а это принципиально другая история. Лотман, между прочим, тогда говорил, что до того, как появились тургеневские барышни, не было никаких тургеневских барышень, до того, как появились лишние люди, не было никаких лишних людей. Сначала нужно было написать Рахметова, а после этого все легли на гвозди проверять, сколько они там выдержат. Вот господин Учитель сейчас сказал, что все дело в голове. Да, все дело в голове, именно поэтому собакам, а также всем прочим прелестным животным совершенно незачем ходить ни в Мариинский театр, ни в музей, потому что мы смотрим глазами, а видим мозгом, мы слушаем ушами, а слышим мозгом, и так далее по всем сенсорным системам можно пройтись. Нужен подготовленный мозг. Это я, кстати, говорю и на тему элитарности.

Когда Бродский говорит о том, что искусство — это наша «видовая цель», то я бы хотела подчеркнуть вот какую вещь. Искусство — это другой, в отличие от науки, которой, скажем, занимаюсь я, другой способ познания мира и другой способ описания мира. Вообще другой. Вот вы говорили, ваша честь, вначале насчет еды. Я хочу сказать, что обычная, широкая публика считает, что есть вещи серьезные — это жизнь, в крайнем случае технологии, науки. А есть такой довесок, так сказать, десерт: можно съесть, а можно и не съесть, можно использовать разные ложки, вилки, щипчики и так далее, а можно просто руками хватать. Вопрос в том, кем мы хотим быть. Если мы просто владельцы ушей, носов, глаз и рук, тогда без этого всего можно обойтись.

Но искусство делает то, что — я опять вам подыгрываю, — что сделал Пруст на тему памяти. Пруст открыл — я хотела сказать, законы памяти, но это слишком пафосно. Он сказал про память то, до чего современная наука со всеми её технологиями и огромными возможностями только подбирается. У художников — в широком смысле, совершенно неважно, какие это художники, — есть какие-то щупальца такие, которыми они открывают вещи, которые невозможно открыть с помощью науки. Точнее говоря, возможно, но очень нескоро. Импрессионисты открыли про зрение. Не про палочки и колбочки, не про структуру глаза, а про видение. Они открыли то, что через несколько десятилетий после этого открыла сенсорная физиология, которая стала изучать, как человек воспринимает сложные зрительные объекты. Поэтому, опять возвращаясь к Бродскому, это то, чего другие сделать не могут. Для того чтобы я могла увидеть, услышать, осознать что-то, у меня должен быть тренированный мозг.

Мы рождаемся на этот свет с одинаковым мозгом более-менее (если не считать генетику), пустым текстом на нейронной сети, которая у нас всех есть. Но мы, каждый в свое время, предстанем перед Создателем с совершенно другой нейронной сетью, и там будет написан текст всей нашей жизни, включая еду, Леонардо, губные помады, юбки, книжки, ветер, солнце в определенный день — все там написано. Так мы хотим, чтобы этот текст был сложный, или мы хотим, чтобы это были комиксы? Тогда мозг надо готовить.

Кстати говоря, скажу еще и материалистическую одну вещь, кому интересно, могу дать ссылки на серьезные научные статьи. Вы, кстати, тоже говорили о фитнесе: искусство — это фитнес. Конечно, если мы ляжем на диван и будем на этом диване лежать полгода, то после этого мы не будем знать, как с него встать, не то что как ходить.

Если мозг не занят трудной работой, тогда нечего удивляться и обижаться. В нем будет простой текст, скучный и простой текст. Мозг совершенствуется от сложной работы, а искусство — это очень сложная работа для мозга, потому что оно требует, я повторяю, подготовки и там много нетривиальных ходов. Это так тренирует нейронную сеть, что она физически улучшается. Мы знаем, что как от собственного музицирования, так и от прослушивания сложной музыки нейронная сеть становится качественно другой, очень сложные процессы идут в мозгу человека, который слушает музыку или играет её. Очень сложные процессы идут, когда человек (который понимает, что он делает, а не просто у него глаза открыты) смотрит на сложную картину или живопись. И сам объект, будь он живопись, скульптура, кино или что угодно, он ведь не автономен, он зависит от того, про что Цветаева в свое время говорила «читатель-соавтор». Вот зависит от того, кто читает, кто слушает, кто смотрит. Это серьезная история.

Я недавно как раз читала одну статью в очень серьезном западном журнале про то, что происходит в мозгу у танцовщика. Очень сложные процессы идут. То есть не стоит думать что искусство — это какая-то такая легкая, приятная добавка, что можно вообще просто одеться, а можно — красиво. Это не про это, это не про «красиво». Это другое видение мира, принципиально другое, не цифровое, если понятно, что я имею в виду, это не алгоритмы, это гештальты, это размытое, это про то, что философия называет qualia, качество. Qualia — это то, что не может быть никак описано, это first person experience, это «как я чувствую». Вот мы пьем одно и то же вино, вы говорите: как-то кисловато, ну напрасно здесь эти ноты. А я говорю: а по-моему, как раз эти ноты здесь как следует, хороши… Никакие граммы, миллиграммы, спектры не описывают таких вещей, как холодно, тепло, приятно, красиво. Здесь наука бессильна».

Татьяна Владимировна Черниговская - заслуженный деятель науки РФ, выдающийся учёный в области нейронауки, психолингвистики и теории сознания, говорит об искусствекак о видовой цели человека.

И я сегодня дважды вспомню Бродского. Первый раз сейчас. Бродский говорил, про поэзию, не про искусство в целом, но оно вполне приложимо:«Поэзия - это наша видовая цель».

Это я к тому клоню, что, насколько нам известно, ничего похожего ни у кого из наших соседей по планете нет.

Мы живем отнюдь не среди объектов, вещей, гор и рек. Мы живем в мире идей. Думаю, что уместно упомянуть Юрия Михайловича Лотмана, с которым я имела счастье общаться много, и это, конечно, забыть нельзя. Ведь идея Юрия Михайловича была такова, что искусство не отражает жизнь, а искусство создает жизнь, оно порождает жизнь,а это принципиально другая история . Лотман, между прочим, тогда говорил, что до того, как появились тургеневские барышни, не было никаких тургеневских барышень, до того, как появились лишние люди, не было никаких лишних людей. Сначала нужно было написать Рахметова, а после этого все легли на гвозди проверять, сколько они там выдержат. Вот господин Учитель сейчас сказал, что все дело в голове. Да, все дело в голове, именно поэтому собакам, а также всем прочим прелестным животным совершенно незачем ходить ни в Мариинский театр, ни в музей, потому что мы смотрим глазами, а видим мозгом, мы слушаем ушами, а слышим мозгом, и так далее по всем сенсорным системам можно пройтись. Нужен подготовленный мозг. Это я, кстати, говорю и на тему элитарности.

Беовульф. Валан Харебов

В интернете есть видеозапись выступления Татьяны Черниговской «Почему собаки не ходят в музей?» , в котором одна из умнейших женщин современности рассуждает о влиянии культуры и искусства на развитие и состояние человеческого мозга. Если свести к нескольким словам лекцию выдающегося ученного в области нейронауки и психолингвистики, то, можно сказать: собакам чуждо чувство прекрасного, они не ходят в музей или, скажем, в филармонию, потому, что их мозг не в состоянии воспринимать искусство.

Недавно была на концерте в обновленной Владикавказской филармонии, настроилась послушать музыку, а не смогла. Знаете, почему? Вокруг все разговаривали. Сначала я даже не поняла, что мне так мешает, а потом сообразила - гул голосов. Позади, впереди, по диагонали, люди сидели и говорили - кто между собой, кто по телефону. Я не помню, чтобы в прежние времена в филармонии такое было возможно. Что изменилось? Акустика, стены, музыканты? Нет, изменились люди, а точнее, воспитание, общий культурный уровень страшно упал.

Несколько последних десятилетий культура в Осетии финансировалась по остаточному принципу или не финансировалась вообще. На руководящих постах в этой области мы наблюдали, за редким исключением, случайных управленцев. Деньги, выделявшиеся под развитие и реконструкцию объектов культуры откровенно разворовывались. В 90-е чиновники открыто хвастались тем, что им удавалось отбиться от капитальных ремонтов музеев, и таким образом сэкономить для бюджета республики какие-то копейки. В нулевых вошло в моду быть «продвинутыми», посещать культурные мероприятия, говорить речи «о великом наследии» и «выдающихся представителях», но на этом «поддержка культуры» также заканчивалась.

Все эти годы работники культуры находились в унизительном положении: их словно сознательно делали неким ненужным, архаичным приложением. Проблемы культуры и искусства замалчивались, а в глазах общества обесценивались. Все что «делалось» в этой области в Осетии, на самом деле только подрезало культуру под корень. Заброшенные музеи, закрытые концертные залы - такие вещи не проходят даром. Посеявший ветер - пожнет бурю. Теперь мы имеем массу проблем: от внешних - претензии соседних республик на наше культурно-историческое наследие, до внутренних - поколение, выросшее при «закрытых дверях и заколоченных окнах». Не имеющее не малейшего представления о духовной, гуманистической основе классического искусства, о его значении в формировании полноценной личности.

С одной стороны, это потребители массовой культуры, с ее очень условными и примитивными эстетическими удовольствиями, с другой, представители неких субкультур, противопоставляющих себя тому, о чем по сути не имеют ни малейшего представления. И те, и другие, нахватавшись поверхностных знаний, с пафосом декларирует нафталиновые идеи, не подозревая, что идут по кругу, который общество уже прошло и не однажды. Открывая для себя то, что уже было открыто более ста лет назад.

Лозунг «искусство умерло» - в истории человечества провозглашался не раз, и Рафаэля, и иных старых мастеров предлагали выкинуть из музейных залов, дабы освободить их под инсталляции с дохлыми рыбами. Однако, если бы по прошествии времени эти идеи утвердились, то сегодня мы не стояли бы в многочасовых очередях в Эрмитаж, в Русский музей и не раскупали билеты в Большой, за полгода вперед.

Молодые (и не очень) люди, которым совершенно не стыдно демонстрировать отсутствие базовых знаний и абсолютно не страшно называть культурно-историческое наследие - мертвым грузом - это те, кого мы потеряли. Увы, но это те, кого породило наше общество потребления, в гонке за личной выгодой и наживой и в ходе планомерного разрушения культурных основ, подрыва авторитета работников культуры и десакрализации духовных ценностей.

Возможно сегодня уже просто поздно объяснять тем, кто вырос на камнях, что культура - это почва, основа, без которой существование нации ставится под угрозу. Надо просто четко понимать, что музеи, а с ними разумеется и театры, и концертные залы, выполняющие функцию сохранения культурного наследия - это стратегически важные объекты, и каждый, кто посягает на них, на их здания, территории, фонды, репутацию - является очевидным врагом, прежде всего своего народа, своего государства. И это не шутки.

Если еще лет сорок назад Осетия была недосягаема для соседних республик в плане культурного развития, то сегодня именно мы оказались в наиплачевнейшем состоянии.

Тот период останется в памяти фотографиями чиновников с мертвыми оперными дивами, бедствиями оркестра Булата Газданова, прозябанием филармонического оркестра, культом национальных комиксов и музеями, обворованными своим же народом. С этим все ясно, перелистнули.

Вопрос, каким станет новый период и что ждет нас завтра? Как не превратиться в республику «собак, которые не ходят в музеи». Сегодня необходима консолидация всех сил: работников культуры, интеллигенции, ученых, политиков, меценатов, чтобы выйти из сложившегося состояния. Обратить пристальное внимание на проблемы тех же музеев и сделать все от нас зависящее, чтобы они жили своей полноценной, культурной жизнью, чтобы они функционировали, работали, развивались в своих филиалах, воспитывали. Воспитывали - ключевое слово. Сегодня это вопрос дальнейшего существования нашего этноса. Наши дети должны расти в иных условиях, в условиях бережного, трепетного, уважительного отношения к искусству, к духовной культуре и к нашему наследию.