Главная › Рождение ребенка › Произведение телешова. Телешов, николай дмитриевич

Произведение телешова. Телешов, николай дмитриевич

Все материалы на одной странице
Материал № 1
Материал № 2
Материал № 3

Телешов, Николай Дмитриевич

писатель; род. в 1867 г. в купеческой семье; учился в Московской практической академии. Первые стихотворения Т. появились в журнале «Радуга» (1884). Лучшие рассказы Т. посвящены изображению быта и злоключений переселенцев. Отдельно он напечатал: «На тройках» (М., 1895), «За Урал» (М., 1898), «Повести и рассказы» (М., 1899), «Маленький роман» (М., 1898). Изданы для народа фирмою «Посредник» книжки Т.: «Домой» и «С Богом!» (рассказы из быта переселенцев). Из рассказов Т., помещ. в журнале «Детское чтение», вышли отдельными изданиями: «Елка Митрича» и «Белая цапля». Некоторые рассказы Т. переведены на немец., датский и франц. языки.

Большой Энциклопедический словарь, изд. Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона (1890-1907 гг., 82+4 тт. [точнее - полутомов, но чаще всего указывается № полутома как том, например т. 54; правильнее томов 43, из них 2 дополнительных.])

Телешов, Николай Дмитриевич

прозаик. Происходит из крестьян Владимирской губ. Окончил Практическую академию в Москве. Первые стихи были напечатаны в журнале «Радуга» , Москва - 14 марта , там же) - русский советский писатель , поэт , организатор известного кружка московских писателей «Среда» ( -), потомственный почетный гражданин. Совладелец торгового дома «Телешов Дмитрий Егорович», учреждённого его отцом (1877), член правления торгово-промышленного товарищества «Ярославской Большой мануфактуры»; гильдейский староста купеческой управы Московского купеческого общества (1894-1898). Заслуженный деятель искусств РСФСР ().

Детство

Николай Телешов родился в московской купеческой семье ; его предки были крепостными крестьянами Владимирской губернии , самостоятельно выкупившиеся на волю. Он рано приобщился к чтению и литературе. Ещё двенадцатилетним подростком в 1880 году он стал свидетелем грандиозных Пушкинских торжеств в Москве: торжественного открытия памятника поэту, выступлений Ф. М. Достоевского , И. С. Тургенева и др. Чуть раньше, в десять лет, в типографии И. Д. Сытина он познакомился с процессом возникновения книги. Со временем возникла потребность самому приобщиться к литературному процессу. Деловые связи и дружба с Сытиным будут сопровождать его всю жизнь.

Вхождение в литературу

В 1884 году Николай Телешов окончил московскую Практическую коммерческую академию . В этом же году в журнале «Радуга» он публикует своё первое стихотворение «Покинутая». В 1886 году Телешов принял активное участие в подготовке сборника молодых поэтов «Искреннее слово». Первые его стихи носили на себе следы влияния С. Я. Надсона , А. А. Фета , И. С. Никитина , А. Н. Плещеева . Сборник этот не обратил на себя никакого внимания, но был первым опытом вхождения в литературную среду. Глубокая заинтересованность в литературном и творческом общении помогла Телешову впоследствии создать литературное объединение «Среда», а пока он публиковался в безвестных журналах «Семья», «Россия», в «Гражданине» князя Мещерского , «Детском чтении» Д. И. Тихомирова . Основная тема ранних рассказов - купеческий и мещанский быт («Петух», «Мещанская драма», , «Именины»). Ранние рассказы составили первый сборник «На тройках» (). Современники находили некоторое подражание А. П. Чехову в проблематике ранних произведений Телешова, закономерным было знакомство Телешова с Чеховым в 1888 году . Название сборнику дал очерк, опубликованный в 1893 году в консервативном журнале «Русское обозрение». Очерк был посвящён Ирбитской ярмарке и написан по впечатлениям его родственника М. А. Корнилова. Интерес к окраинам России пробуждали в Телешове произведения В. Г. Короленко и Д. Н. Мамина-Сибиряка . По совету Чехова в 1894 году Телешов предпринял собственное длительное путешествие в Сибирь, результатом которого стала серия рассказов, посвящённых быту переселенцев (циклы «За Урал» (), «По Сибири» и «Переселенцы», рассказы , «На ходу», «Самоходы», «Домой» и др.). Рассказы его отличали будничность сюжета, лишённого неожиданных поворотов в повествовании, внешне бесстрастная («чеховская») манера письма. Однако в своих рассказах-легендах писатель не скупился применять и фантастику, и иносказание, и символику образов.

На рубеже веков

Период с по 1903 год в биографии писателя был непростым: писалось трудно, не хотелось публиковать «пустяковину» и «тусклятину», выражаясь его собственными словами. К концу 1890-х годов прекратилось сотрудничество Телешова с консервативной прессой. Свои новые произведения он помещал в либеральных журналах «Мир Божий» , «Русская мысль» , «Журнал для всех », многочисленных сборниках и альманахах. К кругу знакомств писателя кроме А. П. Чехова, В. А. Гиляровского , И. А. Белоусова присоединились братья Ю. А. Бунин и И. А. Бунины , Н. Н. Златовратский , К. М. Станюкович , Д. Н. Мамин-Сибиряк, редакторы и сотрудники московских журналов. В 1899 году в Нижнем Новгороде произошло знакомство Телешова и Максима Горького . Горький заинтересовался писательским кружком Телешова и рекомендовал туда Л. Н. Андреева , С. Г. Скитальца . К ним присоединились Е. Н. Чириков , В. В. Вересаев , А. И. Куприн , А. С. Серафимович и некоторые другие литераторы. Поскольку собрания писателей устраивались на квартире у Телешова по средам, решено было назвать новое литературное объединение «Средами» Телешова . «Среды» продолжались с по 1916 год . Горький впервые прочитал здесь свою пьесу «На дне» . Из произведений писателей кружка впоследствии были составлены сборники «Знание» , «Слово» и «Нижегородский сборник». Женой писателя стала Елена Андреевна Карзинкина ( -), представительница известной купеческой династии. Благодаря ей на «Средах» бывали художники А. Я. Головин , К. К. Первухин , А. М. Васнецов , И. И. Левитан - Елена Андреевна окончила Московское училище живописи, ваяния и зодчества , была ученицей В. Д. Поленова , имела широкий круг знакомств среди художников. Впоследствии она стала иллюстратором произведений своего мужа. Ей писатель посвятил свои «Записки писателя». Частыми гостями бывали Ф. И. Шаляпин и С. В. Рахманинов .

Между двух революций

Около 1905 года Телешов претерпел характерную для его поколения эволюцию влево. В его произведениях появились ноты социального протеста: «Крамола», «Петля», «Между двух берегов», «Чёрной ночью». Он впервые в России организовал в Подмосковье сельскую гимназию для рабочих, железнодорожных служащих и крестьян. Десять лет в ней бесплатно (или за сниженную плату) учились по принципу совместного обучения дети самых бедных крестьян и рабочих. Средства на содержание гимназии давала чета Телешовых. Помимо этого Телешов являлся одним из главных организаторов литературной, художественной, театральной и артистической жизни Москвы. Он длительное время возглавлял кассу взаимопомощи литераторов и учёных, был инициатором издания различных сборников («Друкарь», «1914 год», «В помощь пленным русским воинам») и постановок любительских спектаклей писателей, являлся присяжным суда чести при обществе печати и литературы. Телешов с энтузиазмом воспринял первую русскую революцию 1905 года , и когда волна революционного подъёма прошла, его творчество не претерпело упаднических изменений, утверждая по-прежнему человеческую веру в гуманистические ценности («Верный друг», «Косцы», «Иная душа»). Неприятие империалистической войны нашло отражение в рассказах «Во тьме», «Мина» - сборник «1914 год», «Дни за днями» - сборник «В помощь пленным русским воинам» (). Супруги Телешовы на свои средства организовали госпиталь в Малаховке (), выстроили сельскую лечебницу ().

Послеоктябрьский период

После Октябрьской революции Телешов принимал участие в работе Народного комиссариата просвещения . Он участвовал в организации Музея МХТ (Камергерский переулок , 3а), директором которого был с 1923 года . В эти годы он занимается детской литературой, задумывает цикл «Легенды и сказки»: «Крупеничка» (), «Зоренька» (). Начинает художественные мемуары «Записки писателя» ( -), повествующие о событиях литературной жизни Москвы XIX-XX вв. На его квартирах происходят заседания членов городской комиссии «История московских улиц» Общества охраны памятников истории и культуры Москвы. Книга «Начало конца» () представляет собой повести и рассказы о событиях революции -1907 годов .

Адреса в Москве

- - Чистопрудный бульвар , 21;
- - Чистопрудный бульвар, 23;
- - Покровский бульвар, 18/15 . Здесь проходили «Телешовские среды », участниками которых выступил весь цвет литературной Москвы начала XX века: Л. Н. Андреев, К. Д. Бальмонт , В. Я. Брюсов , И. А. Бунин, А. С. Серафимович, В. В. Вересаев, А. М. Горький, А. И. Куприн и другие. На доме установлена мемориальная доска.

Библиография

На тройках. Очерки и рассказы. - М.: Изд. Сытина, 1895.
За Урал (Из скитаний по Западной Сибири). Очерки. - М., 1897.
Маленький роман (Дети). - М.: Изд. Клюкина и Ефимова, 1898.
Повести и рассказы. - М.: Изд. Сытина, 1899.
Рассказы в 2 тт. - Изд. т-ва «Знание», 1903-1908.
Между двух берегов. - СПб.: Освобождение, 1909.
Рассказы и сказки для юных читателей. - СПб.: Изд. т-ва «Просвещение», 1911.
Рассказы. - М.: Изд. Кн-ва писателей в Москве, 1913-1917. (кн. 1. Сухая беда; кн. 2. Чёрной ночью; кн. 3. Золотая осень; кн. 4. Крамола)
Верный друг и др. рассказы. - М.: Кн-во писателей в Москве, 1915.
Ёлка Митрича. - М.: ГИЗ, 1919.
- То же. - М.-Пг.: ГИЗ, 1923.
Рассказы. - Берлин : Изд. Гржебина, 1922.
Всё проходит. - М.: Никитинские субботники , 1927.
Автобиография. // Писатели. / Изд. 2-е. Под ред. В. Лидина . - М., 1928.
Переселенцы. Рассказы. - М.: Федерация, 1929.
Литературные воспоминания. - М.: Изд. Московск. т-ва писателей, 1931.
Избранные рассказы. - М.: Гослитиздат, 1935.
Избранное. / Вступ. ст. С. Дурылина . - М.: Советский писатель , 1945.
- Избранное. - М.: Советский писатель, 1948.
Записки писателя. - М., 1948.
Повести и рассказы. - М., 1951.
Телешов Н. Д. Записки писателя: Рассказы о прошлом и воспоминания. - М .: Советский писатель, 1952. - 360, с. - 30 000 экз. (в пер.);
Избранные сочинения. В 3-х тт. / Вступ. ст. В. Борисовой. - М.: Гослитиздат, 1956.
Телешов Н. Д. Записки писателя: Воспоминания и рассказы о прошлом / Послесловие К. Пантелеевой. - М .: Московский рабочий , 1958. - 384, с. - (Библиотека для юношества). - 85 000 экз. ;
Записки писателя. Воспоминания и рассказы о прошлом. / [Послесл. К. Пантелеевой], - М., 1966.
Рассказы. Повести. Легенды. - М., 1983.
Избранные произведения. - М.: Художественная литература, 1985.

Тексты

Легенды. О трёх юношах. (1901)
Переселенцы. Самоходы. Рассказ.
Переселенцы. Ёлка Митрича. (1897) Рассказ.
По Сибири. На тройках. (1892) Повесть.
По Сибири. Против обычая. (1894) Рассказ.
По Сибири. Сухая беда. (1897)
1905 год. Крамола. (1906) Повесть.
1905 год. Начало конца. (1933) Повесть.
Петух. (1888) Рассказ.
Между двух берегов. (1903) Рассказ.
Живой камень. (1919) Рассказ.
Самое лучшее. (1919) Рассказ.
Жулик. Рассказ.
Тень счастья. (1921)

Напишите отзыв о статье "Телешов, Николай Дмитриевич"

Примечания

Литература

// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Коган П. С. Из жизни и литературы // «Образование». - 1899. - № 7-8.
Протопопов М. Простые таланты // «Русская мысль». - 1903. - № 3.
Луначарский А. В. О чести // «Правда». - 1905. - № 9-10. (перепеч. в сб. автора: Критические этюды. - М., 1925.)
Соболев Ю. Н. Телешов // «Журналист». - 1925. - № 3.
Кулешов Ф. И. История русской литературы конца XIX - начала XX века. Библиографический указатель. - М.-Л., 1963.

Отрывок, характеризующий Телешов, Николай Дмитриевич

– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C"est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n"en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.

В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г"ишка, т"убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.

К 150-летию со дня рождения

«Вы - писатель образцовый,

таковым и останетесь теперь на веки вечные»

(Из письма А. П. Чехова к Н. Телешову

«Оглядываясь на далекое мое прошлое,

на долгий пройденный путь, я вижу,

как много значительного дала мне литература,

с которой неразрывно связана вся моя жизнь <...>

быть русским писателем — есть великое счастье в жизни»

(Н. Д. Телешов. Избранные соч.: в 3 т. Т.3. С.387).

Прозаик, мемуарист, организатор литературного кружка «Среда», потомственный почетный гражданин Москвы родился 10 ноября 1867 года в купеческой семье. Николай Телешов рано начал читать и увлекся литературой. В 10 лет он познакомился с книгоиздателем И.Д. Сытиным, в типографии которого много раз наблюдал процесс книгопечатания.

Закончив в 1884 году Практическую коммерческую академию в Москве, Николай Телешов напечатал свои первые стихи в журнале «Радуга». По собственному признанию писателя, образцами для него в юношеские годы были произведения Лермонтова и Тургенева , из современников наибольшее влияние оказывал на него Гаршин . Некоторые поэтические пробы Телешова вошли в сборник начинающих поэтов «Искреннее слово» (1886), в подготовке и издании которого он принимал активное участие. Сборник успеха не имел, но помог Телешову войти в литературные круги. А круги эти были широки и богаты самобытными писателями, такими как Максим Горький, Александр Куприн , Николай Гарин-Михайловский , Владимир Короленко, Иван Бунин , Дмитрий Мамин-Сибиряк, Александр Серафимович, Леонид Андреев, Викентий Вересаев, Владимир Гиляровский, Константин Бальмонт , Валерий Брюсов и др.

Раннее его творчество напоминает больше всего поиски своего пути. Его первые книги представляют довольно пеструю картину. Так, в 1886 году он публикует личный сборник «Фантастические наброски», где можно увидеть притчи с философским размышлением о смысле жизни, о предназначении художника, о пошлости обывательской жизни.

Антон Павлович Чехов , ознакомившись с произведениями Телешова, продолжал внимательно следить за развитием его литературной деятельности и сам, совершив путешествии на север страны, дал ему совет «перешагнуть границу Европы». Видимо, А. П. Чехов усмотрел в Н. Д. Телешове талант очеркиста.

И в 1897 году Телешов совершил путешествие за Урал, после которого написал цикл очерков «За Урал. Дорожные впечатления, слухи и встречи», встреченные с восторгом читателями. Но, думается, источником восторга была скорее актуальность темы, чем ее художественное исполнение. Хотя некоторые рассказы удивительно удачны.

Жанр путевых очерков в то время был довольно распространенным в нашей литературе. Путевые заметки о своих поездках по Сибири писали А. П. Чехов , В. Г. Короленко, Г. И. Успенский и др. Н. Д. Телешов в своих заметках примкнул к самому передовому реалистическому направлению. Он обстоятельно и добротно рассказывает обо всем, что встретилось ему в пути. Описание сибирской природы сменяется описанием быта и нравов обитателей этого края, их жизни; описание достопримечательностей сибирских городов (Перми, Тюмени, Екатеринбурга, Тобольска, Омска и др.) - описанием жизни уральских горнозаводских рабочих. Рассказы его отличали будничность сюжета, лишённого неожиданных поворотов в повествовании, внешне бесстрастная («чеховская») манера письма.

Таким образом, в этом направлении Телешов не был первооткрывателем, скорее очень старательным учеником.

Многие исследователи говорят об обширном влиянии известных писателей на творчество Н. Д. Телешова, другие видят подражание. Так, в рассказе «На тройках» видятся аналоги с «Мертвыми душами» Н. В. Гоголя и в сюжете, и в обрисовке деталей.

Уверена, прочитав описание песни из этого рассказа, рядовой читатель назовет автором Н. В. Гоголя: «Вот она безыскусная русская песня, навеянная не весельем, не радостью, а тяжелым бурлацким трудом! Что в ней? Какие слова, какая музыка? «Эй, ухнем! эй, ухнем! еще разик, еще раз, -- ей, ухнем!». И больше ничего в ней нет, в этой песне, и звучит она просто, однообразно... И, кажется, что вырвалась уж она на желанную волю, звучит она уже где-то не здесь, а льется далеко за окном, и замирают ее скорбные звуки среди родных берегов... Ни конца, ни начала нет в этой песне, как не знаешь, где искать начало и где конец в горемычной доле русского бездомного человека».

Появляется в 1901 году лирическая романтическая легенда «Песня о трех юношах», проникнутая революционными настроениями, как сразу же возникают параллели с горьковским «Данко» (1894 год).

Интересна с точки зрения оценки таланта писателя статья А.Ф. Конни за 1906 год «Н. Телешов. Повести и рассказы» (из книги « Очерки и воспоминания (Публичные чтения, речи, статьи и заметки)». СПБ, 1906): «Автор - не исследователь и не наблюдатель. Он - хороший запоминатель поверхностных впечатлений - не более. Поэтому в рассказах его нет почти ни одной живой личности, о которой складывалось бы у читателя определенное представление. Тщательно описаны лица и одежда, обстановка и еда, движения и позы многочисленных людей, проходящих пред читателем, - и все они, едва промелькнув, сливаются в бесформенную массу, из которой индивидуально никто не выделяется.

Мне думается Н. Телешова очень тянуло к писательскому ремеслу, к людям литературы и искусства, но со словом он обращался как добротный бизнесмен: все сделал правильно как в бизнесе и математике, а чего-то не хватает…

А вот особый лиризм Телешова, особенно характерен для его детских рассказов и сказок («Елка Митрича», «Домой», «Маленький роман», «Белая цапля» и др.). В них особенно отчетливо сказались лучшие стороны таланта Телешова: простота и задушевность тона, чуткость, сердечность, тонкая наблюдательность. Горький, положительно оценивший уральские и сибирские рассказы Телешова, весьма сочувственно отнесся и к рассказам для детей, среди которых он особенно выделил «Елку Митрича», рассказ о том, как сторож переселенческого барака, старик Митрич, устроил на полученный им к празднику четвертак елку для детей-сироток.

Несомненным достоинством считает А. Ф. Конни: «…человеколюбивая основа рассказов. Автор рисует - и вместе будит в читателе добрые чувства. Все его симпатии - на стороне слабых, обиженных, нуждающихся в защите. Он любит детей и описывает их с нежностью, - и в рассказах о детях всегда слышна у него искренность, чуждая простой подражательности Диккенсу или Достоевскому . Смерть, горе, разлука - обычные мотивы, звучащие в рассказах г. Телешова. Частое обращение к ним может развить у писателя, незаметно для него самого, впадение в чувствительность, идущую вразрез с искренностью. Но этого у г. Телешова нет. При искусственности и явной придуманности фабулы большей части рассказов, изложение наиболее выдающихся мест этих рассказов отличается спокойною трезвостью мысли и отсутствием приподнятого и неестественного тона».

В то же время удивительно, в своих рассказах-легендах и сказках писатель не скупится применять и фантастику, и иносказание, и символику образов. Сказки Н. Д. Телешева по прошествии многих лет заняли одно из главных мест в его творчестве. Они читаются в детских садах и школах, по ним проводятся открытие уроки, делаются презентации, сняты мультфильмы… Это известные «Крупеничка», «Белая цапля». «Покровитель мышей», «Зоренька». Все они удивительно лирические, по-настоящему волшебны и ненавязчиво поучительны. И, главное, здесь все свое: и образы, и сюжеты, и герои. Написаны так мастерски, что дети искренне сопереживают, легко понимают расставленные акценты добра и зла. Именно в сказках Н. Д. Телешов нашел и занял достойное место. Хотя и других достижений у него предостаточно…

Так, в историю литературы он вошел еще как душа, вдохновитель и организатор знаменитого литературного кружка «Среда», в заседаниях которого участвовал весь цвет тогдашней реалистической русской литературы – бывал там и А.П. Чехов , постоянно принимали участие А.М. Горький, А.С. Серафимович, С.Г. Скиталец, Леонид Андреев, И.А. Бунин , А.И. Куприн , В.В. Вересаев. Собирались как правило на квартире четы Телешовых.

Это дома по адресам Чистопрудный бульвар, 21, квартира Н. Д. Телешова (в 1899—1904 гг.); Чистопрудный бульвар, 23, квартира Н. Д. Телешова (с 1904 г.); Покровский бульвар,18/15 Дом Телешова (в 1918—1922 гг.).

Покровский бульвар,18/15 Дом Телешова

Они читали на заседаниях «Среды» свои ещё неопубликованные произведения, которые подвергались совершенно нелицеприятной критике со стороны «братьев-писателей». Так, Горький впервые на «Среде» прочитал пьесу «Ha дне», Бунин – рассказ «Господин из Сан-Франциско», Леонид Андреев наряду со своими впоследствии очень известными, прославившими его вещами, – рассказ «Буяниха», получивший столь дружный отпор из-за жестокого и неприятного натурализма в изображении проститутки самого низшего разбора, что он никогда его не печатал и даже не любил вспоминать о нём. Частыми гостями на «средах» были Фёдор Шаляпин и Сергей Рахманинов – один пел, другой аккомпанировал на рояле. Исаак Левитан, Аполлинарий Васнецов и другие художники появились в «Среде» благодаря супруге Телешова. Елена Андреевна, наследница знаменитой династии купцов-меценатов Карзинкиных, окончила класс Василия Поленова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.

Посетителей отличал большой задор и огромное чувство юмора. Так, постоянные члены кружка получали прозвища… по названиям московских улиц, площадей и переулков или адресам, которые соотносились с их характером или внешним видом. Например, Горького за героев-босяков называли Хитровкой в честь площади, знаменитой ночлежками и притонами; Иван Бунин стал Живодёркой за худобу и острословие. Александра Куприна за пристрастие к лошадям и цирку прозвали Конной Площадью, Викентия Вересаева — Каменным Мостом (за постоянство во взглядах), а Александр Серафимович за лысину получил «адрес» … Кудрино. Все псевдонимы употребляли в шутку и только с согласия самих «адресатов»; так, Леониду Андрееву не понравилось прозвище Новопроектированный Переулок, и по его просьбе «адрес» сменили на Ваганьковское Кладбище: «Мало ли я вам про покойников писал?» (Телешов Н.Д. Записки писателя. — М.: «Правда», 1987).

Но члены кружка умели не только шутить, но и заниматься серьёзной общественной деятельностью. Например, в 1904 году они создали комиссию памяти А.П. Чехова, которая выплачивала пособия и давала займы людям творческих профессий, попавшим в тяжёлое положение. В частности, беспроцентная ссуда спасла от закрытия Московский художественный театр. За 15 лет комиссия выдала в общей сложности почти 250 тысяч рублей — по тем временам огромная сумма (Телешов Н.Д. Записки писателя. — М.: «Правда», 1987). И во многом здесь заслуга Н. Д. Телешова.

Телешов являлся одним из главных организаторов литературной, художественной, театральной и артистической жизни Москвы. Он длительное время возглавлял кассу взаимопомощи литераторов и учёных, был инициатором издания различных сборников («Друкарь», «1914 год», «В помощь пленным русским воинам») и постановок любительских спектаклей писателей, являлся присяжным суда чести при обществе печати и литературы.

Помимо этого он впервые в России организовал в Подмосковье сельскую гимназию для рабочих, железнодорожных служащих и крестьян. Десять лет в ней бесплатно (или за сниженную плату) учились по принципу совместного обучения дети самых бедных крестьян и рабочих. Средства на содержание гимназии давала чета Телешовых.

Супруги Телешовы, купившие в 1902 г. дачный участок в поселке Малаховка, принимали активное участие в улучшении социально-бытового обслуживания населения Бронницкого уезда.

Узнав об отсутствии медицинского учреждения в Быковской волости, Н. Телешов и его жена решили построить для крестьян земскую лечебницу. Это предложение получило отклик у внука Александра Сергеевича Пушкина — Александра Александровича (1862-1916), бывшего в то время начальником Бронницкой уездной земской управы. Александр Александрович, сделавший многое для простых людей, помог с выделением земельного участка и всячески курировал стройку. Медицинское учреждение было названо в честь Николая Телешова и его жены Елены Карзинкиной. Но вскоре после революции имена благотворителей исчезли из названия больницы. В 1921 г. Телешовы покинули свою дачу в Малаховке и переехали в Москву. В настоящее время здесь размещается краеведческая экспозиция и музей Н. Д. Телешова. Это здание сохранилось без перестроек и представляет собой интересный образец постройки начала XX века в традициях русской провинциальной архитектуры. Большие оконные проемы, обеспечивающие хорошее освещение в помещении, украшены красивыми наличниками с традиционной резьбой. Очарование этому зданию придают и чердачки-мезонины.

Сегодня бывшая больница является памятником прекрасным людям — писателю Николаю Телешову, его жене — Елене Карзинкиной и Александру Пушкину, достойному внуку своего деда. Учитывая историческую и архитектурную ценность зданий больничного комплекса, постановлением Правительства Московской области в 2002 г. бывшая земская лечебница им. Н. Д. Телешова и Е. А. Карзинкиной получила статус памятника истории и культуры местного значения.

По-настоящему ценными трудами писателя являются воспоминания об ушедших эпохе и людях в книгах «Все проходит» и «Записки писателя».

«Все проходит» – это воспоминания, которые живо восстанавливают перед нами наряду с литературную и бытовую историю общественно-политических отношений Москвы конца XIX - начала XX века. Телешов в своих мемуарах создал цельный образ уходящего города. Перо Николая Дмитриевича коснулось и торговой Москвы. Он очень любил бродить по бесконечным лабиринтам торговых рядов, выходивших на Красную площадь до возведения ГУМ-а. Здание считалось древним и обветшавшим, но решение о его сносе откладывалось из года в год. «Это был центральный пункт всей московской торговли – как розничной, так и оптовой, где можно было купить все – от швейных ниток до жемчугов и бриллиантов, от стакана кваса до модного фрака или собольей шубы, от записной книжки до бархатных ковров и т. д. Бытовые условия тоже были своеобразные. Лавки не отапливались, и никакого освещения, кроме дневного, не допускалось из боязни пожара. Купцы сидели зимой в тяжелых енотовых шубах, подпоясанные для тепла кушаками, ходили то и дело греться в трактир и запирали на ночь свои лавки в ранние сумерки, так как никакого огня, даже спички зажечь не полагалась». Днем появлялись разносчики с едой, предлагали «сидельцам» и приказчикам из лавок толстые блины, горячую ветчину, баранину, гречневую кашу, белугу с хреном… И все это было горячо, все нарезывалось на блюдце, а вместо вилки прикладывалась оструганная щепочка. Через час разносчики проходили обратно и собирали каждый свои блюдца». В мемуарах автор рассказывает о встречах со многими замечательными людьми, дает их общественные и бытовые характеристики.

Телешову довелось прожить большую и интересную жизнь. Его юношеские годы совпали с деятельностью таких корифеев слова, как Иван Сергеевич Тургенев , Николай Гаврилович Чернышевский, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, Федор Михайлович Достоевский ; он был современником Льва Николаевича Толстого, Александра Николаевича Островского, другом Антона Павловича Чехова и Максима Горького. Многое из того, что мы знаем о писателях той эпохи, почерпнуто из книг Николая Дмитриевича Телешова.

С 1925 Телешов работал над «Записками писателя», уникальными по временному охвату мемуарами: книга открывается описанием открытия памятника Пушкину в Москве в 1880, а заканчивается воспоминаниями о праздновании 85-летия Бунина в 1955. Эта книга является летописью литературно-общественной жизни Москвы. Отдельные очерки посвящены М. Горькому, А. Чехову, Л. Андрееву.

«Записки» Телешова неоднократно переиздавались в советское время и при авторских переизданиях дополнялись и исправлялись писателем. Мемуары иллюстрированы фотопортретами русских писателей. Портреты были примечательны тем, что каждый из них содержал личный дарственный автограф Телешову. Поскольку коллекционирование этих портретов было страстью Телешова, ему удалось получить дарственные надписи на портретах у Льва Толстого, Чехова , Короленко, Горького, Куприна , Бунина , Серафимовича, Вересаева, Белоусова, Скитальца, Леонида Андреева, Мамина-Сибиряка , Златовратского, Спиридона Дрожжина, Шаляпина и многих других.

Закончить хочется словами известного русского писателя и библиофила писателя В. Лидина из книги «Люди и встречи»: «Самый облик Николая Дмитриевича Телешова говорил о благородстве его писательской жизни. Телешов был весь, целиком, в традициях русской передовой литературы, и притом самых лучших ее образцов. Это означало прежде всего глубокую любовь и преданность трудному делу писателя и уважение к Слову.

…Личность Телешова была столь же собирательной, сколь и его радушный писательский дом, в котором родилась прославленная литературная «Среда», колыбель не одного таланта.

Незлобивость, которая некоторым кажется слабостью, может быть и родной сестрой самой высокой принципиальности. Так оно было и с Телешовым. Он был человеком кротким, располагавшим к себе решительно всех, и вместе с тем до непримиримости принципиальным, когда дело касалось литературы.

…Обращаясь к общественной деятельности Телешова, поражаешься его неутомимости: он участвовал почти в любом начинании, когда дело касалось помощи литератору или печатникам, и участвовал широко, не пропустив ни одного случая послужить делу литературы. Письма писателей к нему всегда любовны, как любовны и надписи на фотографиях, которые дарили «Митричу», скромному и глубоко душевному человеку. Душевность – это тоже составная часть тех качеств, без которых не может быть полон и внутренне закончен образ писателя».

Н.Д. Телешов, 1916 г.

Николай Дмитриевич Телешов (1867-1957) – писатель.

Николай Телешов родился в московской купеческой семье 29 октября (10 ноября) 1867 г. Его предками были крестьяне Владимирской губернии, самостоятельно выкупившиеся на волю. В 1884 г. окончил Практическую коммерческую академию.

Телешов состоял в дружеской переписке с А.П. Чеховым , был другом и А.М. Горького . В день 25-летия литературной деятельности его приветствовал Л.Н. Толстой .

В 1899-1922 гг. Николай Телешов организовал и был душой литературного объединения, получившего название "Телешовские среды", так как участники собирались регулярно по средам у него на квартире на Чистопрудном бульваре сначала – в доме , с 1904 г. – в доме , а после 1914 г. – на Покровском бульваре, 18 .

Эти литературные собрания стали явлением культурной жизни Москвы начала XX в. "Среды" были постоянными до 1922 г., позже – эпизодическими, вплоть до смерти Телешова в 1957 г.

На литературных "Средах" бывали братья Бунины, Горький , Гиляровский , Куприн, Серафимович, Шаляпин , Рахманинов.

Во многом благодаря жене Телешова, художнице Елене Андреевне Карзинкиной, на "Среды" приходили А.Я. Головин, К.К. Первухин, А.М. Васнецов , И.И. Левитан .

Через многие годы и испытания прошла дружба Телешова с Иваном Буниным, ставшего в эмиграции Нобелевским лауреатом. В послевоенные годы советское правительство пыталось ею воспользоваться, чтобы вернуть Бунина в СССР.

Телешов в Москве

Камергерский, 3. Московский Художественный академический театр. С 1923 г. Н.Д. Телешов работал заведующим в музее театра.
Скатертный, 8. Квартира 18. Издательство, созданное в 1912 г. писателями телешовских сред. В нём вышли "Сказки" М. Горького , письма А.П. Чехова , серия книг "Народная школьная библиотека", благотворительный сборник "Клич" с участием Бунина, Вересаева, Телешова. В 1923 г. издательство было ликвидировано.
Покровский бульвар, 11 . Практическая академия коммерческих наук. Николай Телешов окончил академию в 1884 г.
Покровский бульвар, 18 . Особняк брата Е.А. Телешовой-Карзинкиной, куда в 1914 г. переехала чета Телешовых. Здесь "Среды" регулярно продолжались до 1922 г., хотя дом после 1917 г. национализировали. Хозяев "уплотнили", оставив одну комнату. Дом до сих пор называется "телешовским".

22px Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Никола́й Дми́триевич Телешо́в (29 октября [10 ноября ] , Москва - 14 марта , там же) - русский советский писатель , поэт , организатор известного кружка московских писателей «Среда» ( -), потомственный почетный гражданин. Совладелец торгового дома «Телешов Дмитрий Егорович», учреждённого его отцом (1877), член правления торгово-промышленного товарищества «Ярославской Большой мануфактуры»; гильдейский староста купеческой управы Московского купеческого общества (1894-1898). Заслуженный деятель искусств РСФСР ().

Детство

Вхождение в литературу

Между двух революций

Послеоктябрьский период

Могила Н. Д. Телешова на Новодевичьем кладбище в Москве

В историю русской литературы Н. Д. Телешов вошёл в первую очередь как инициатор «Телешовских сред» и автор мемуарной книги «Записки писателя». «Записки» Телешова неоднократно переиздавались в советское время и при авторских переизданиях дополнялись и исправлялись писателем. Мемуары иллюстрированы фотопортретами русских писателей. Портреты были примечательны тем, что каждый из них содержал личный дарственный автограф Телешову. Поскольку коллекционирование этих портретов было страстью Телешова, ему удалось получить дарственные надписи на портретах у Льва Толстого , Чехова, Короленко, Горького, Куприна, Бунина, Серафимовича, Вересаева, Белоусова, Скитальца, Леонида Андреева, Мамина-Сибиряка, Златовратского, Спиридона Дрожжина , Шаляпина и многих других.

В издании «Записок писателя» 1948 года среди прочих портретов была помещена иллюстрация, воспроизводившая известный групповой портрет 1902 года писателей «Среды». Её отличие от оригинального портрета состояло в том, что изображение Е. Н. Чирикова за спиной И. А. Бунина было тщательно заретушировано. По неизвестной причине исчезло лишь изображение Чирикова, хотя на том же самом снимке присутствовали другие эмигранты: Бунин и Шаляпин. Конечно, известность и значительность двух последних не шла ни в какое сравнение с известностью Евгения Чирикова. Им обоим посвящено немало страниц «Записок». К тому же советское правительство в первые годы после войны при посредничестве Н. Д. Телешова какое-то время рассчитывало вернуть Нобелевского лауреата по литературе обратно в Советский Союз. Шаляпин к этому времени давно умер. Чирикова тоже не существовало уже 16 лет, и хотя в «Записках» имя Чирикова вскользь упоминается несколько раз, но даже в этом случае его лик омрачал советскую литературу .

Адреса в Москве

- - Чистопрудный бульвар , 21;
- - Чистопрудный бульвар, 23;
- - Покровский бульвар, 18/15 . Здесь проходили «Телешовские среды », участниками которых выступил весь цвет литературной Москвы начала XX века: Л. Н. Андреев, К. Д. Бальмонт , В. Я. Брюсов , И. А. Бунин, А. С. Серафимович, В. В. Вересаев, А. М. Горький, А. И. Куприн и другие. На доме установлена мемориальная доска.

Библиография

На тройках. Очерки и рассказы. - М.: Изд. Сытина, 1895.
За Урал (Из скитаний по Западной Сибири). Очерки. - М., 1897.
Маленький роман (Дети). - М.: Изд. Клюкина и Ефимова, 1898.
Повести и рассказы. - М.: Изд. Сытина, 1899.
Рассказы в 2 тт. - Изд. т-ва «Знание», 1903-1908.
Между двух берегов. - СПб.: Освобождение, 1909.
Рассказы и сказки для юных читателей. - СПб.: Изд. т-ва «Просвещение», 1911.
Рассказы. - М.: Изд. Кн-ва писателей в Москве, 1913-1917. (кн. 1. Сухая беда; кн. 2. Чёрной ночью; кн. 3. Золотая осень; кн. 4. Крамола)
Верный друг и др. рассказы. - М.: Кн-во писателей в Москве, 1915.
Ёлка Митрича. - М.: ГИЗ, 1919.
- То же. - М.-Пг.: ГИЗ, 1923.
Рассказы. - Берлин : Изд. Гржебина, 1922.
Всё проходит. - М.: Никитинские субботники , 1927.
Автобиография. // Писатели. / Изд. 2-е. Под ред. В. Лидина . - М., 1928.
Переселенцы. Рассказы. - М.: Федерация, 1929.
Литературные воспоминания. - М.: Изд. Московск. т-ва писателей, 1931.
Избранные рассказы. - М.: Гослитиздат, 1935.
Избранное. / Вступ. ст. С. Дурылина . - М.: Советский писатель , 1945.
- Избранное. - М.: Советский писатель, 1948.
Записки писателя. - М., 1948.
Повести и рассказы. - М., 1951.
Телешов Н. Д. Записки писателя: Рассказы о прошлом и воспоминания. - М .: Советский писатель, 1952. - 360, с. - 30 000 экз. (в пер.);
Избранные сочинения. В 3-х тт. / Вступ. ст. В. Борисовой. - М.: Гослитиздат, 1956.
Телешов Н. Д. Записки писателя: Воспоминания и рассказы о прошлом / Послесловие К. Пантелеевой. - М .: Московский рабочий , 1958. - 384, с. - (Библиотека для юношества). - 85 000 экз. ;
Записки писателя. Воспоминания и рассказы о прошлом. / [Послесл. К. Пантелеевой], - М., 1966.
Рассказы. Повести. Легенды. - М., 1983.
Избранные произведения. - М.: Художественная литература, 1985.

Тексты

Легенды. О трёх юношах. (1901)
Переселенцы. Самоходы. Рассказ.
Переселенцы. Ёлка Митрича. (1897) Рассказ.
По Сибири. На тройках. (1892) Повесть.
По Сибири. Против обычая. (1894) Рассказ.
По Сибири. Сухая беда. (1897)
1905 год. Крамола. (1906) Повесть.
1905 год. Начало конца. (1933) Повесть.
Петух. (1888) Рассказ.
Между двух берегов. (1903) Рассказ.
Живой камень. (1919) Рассказ.
Самое лучшее. (1919) Рассказ.
Жулик. Рассказ.
Тень счастья. (1921)

Напишите отзыв о статье "Телешов, Николай Дмитриевич"

Примечания

Литература

Телешов, Николай Дмитриевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Коган П. С. Из жизни и литературы // «Образование». - 1899. - № 7-8.
Протопопов М. Простые таланты // «Русская мысль». - 1903. - № 3.
Луначарский А. В. О чести // «Правда». - 1905. - № 9-10. (перепеч. в сб. автора: Критические этюды. - М., 1925.)
Соболев Ю. Н. Телешов // «Журналист». - 1925. - № 3.
Кулешов Ф. И. История русской литературы конца XIX - начала XX века. Библиографический указатель. - М.-Л., 1963.

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Телешов, Николай Дмитриевич

– Ну что – пошли? – она внимательно смотрела на меня и я поняла, что она просит «надеть» на них мою «защиту».
Стелла первая высунула свою рыжую головку наружу...
– Никого! – обрадовалась она. – Ух ты, какой же это ужас!..
Я, конечно, не вытерпела и полезла за ней. Там и правда был настоящий «ночной кошмар»!.. Рядом с нашим странным «местом заточения», совершенно непонятным способом, повешенные «пучками» вниз головой, висели человеческие сущности... Они были подвешены за ноги, и создавали как бы перевёрнутый букет.
Мы подошли ближе – ни один из людей не показывал признаков жизни...
– Они же полностью «откачаны»! – ужаснулась Стелла. – У них не осталось даже капельки жизненной силы!.. Всё, давайте удирать!!!
Мы понеслись, что было сил, куда-то в сторону, абсолютно не зная – куда бежим, просто подальше бы от всей этой, замораживающей кровь, жути... Даже не думая о том, что можем снова вляпаться в такую же, или же ещё худшую, жуть...
Вдруг резко потемнело. Иссиня-чёрные тучи неслись по небу, будто гонимые сильным ветром, хотя никакого ветра пока что не было. В недрах чёрных облаков полыхали ослепительные молнии, красным заревом полыхали вершины гор... Иногда набухшие тучи распарывало о злые вершины и из них водопадом лилась тёмно-бурая вода. Вся эта страшная картинка напоминала, самый жуткий из жутких, ночной кошмар....
– Папочка, родимый, мне так страшно! – тоненько взвизгивал, позабыв свою былую воинственность, мальчонка.
Вдруг одна из туч «порвалась», и из неё полыхнул ослепительно яркий свет. А в этом свете, в сверкающем коконе, приближалась фигурка очень худого юноши, с острым, как лезвие ножа, лицом. Вокруг него всё сияло и светилось, от этого света чёрные тучи «плавились», превращаясь в грязные, чёрные лоскутки.
– Вот это да! – радостно закричала Стелла. – Как же у него это получается?!.
– Ты его знаешь? – несказанно удивилась я, но Стелла отрицательно покачала головкой.
Юноша опустился рядом с нами на землю и ласково улыбнувшись спросил:
– Почему вы здесь? Это не ваше место.
– Мы знаем, мы как раз пытались выбраться на верх! – уже во всю щебетала радостная Стелла. – А ты поможешь нам вернуться наверх?.. Нам обязательно надо быстрее вернуться домой! А то нас там бабушки ждут, и вот их тоже ждут, но другие.
Юноша тем временем почему-то очень внимательно и серьёзно рассматривал меня. У него был странный, насквозь пронизывающий взгляд, от которого мне стало почему-то неловко.
– Что ты здесь делаешь, девочка? – мягко спросил он. – Как ты сумела сюда попасть?
– Мы просто гуляли. – Честно ответила я. – И вот их искали. – Улыбнувшись «найдёнышам», показала на них рукой.
– Но ты ведь живая? – не мог успокоиться спаситель.
– Да, но я уже не раз здесь была. – Спокойно ответила я.
– Ой, только не здесь, а «наверху»! – смеясь, поправила меня моя подружка. – Сюда мы бы точно не возвращались, правда же?
– Да уж, я думаю, этого хватит надолго... Во всяком случае – мне... – меня аж передёрнуло от недавних воспоминаний.
– Вы должны отсюда уйти. – Опять мягко, но уже более настойчиво сказал юноша. – Сейчас.
От него протянулась сверкающая «дорожка» и убежала прямо в светящийся туннель. Нас буквально втянуло, даже не успев сделать ни шагу, и через какое-то мгновение мы оказались в том же прозрачном мире, в котором мы нашли нашу кругленькую Лию и её маму.
– Мама, мамочка, папа вернулся! И Велик тоже!.. – маленькая Лия кубарем выкатилась к нам навстречу, крепко прижимая к груди красного дракончика.. Её кругленькая мордашка сияла солнышком, а сама она, не в силах удержать своего бурного счастья, кинулась к папе и, повиснув у него на шее, пищала от восторга.
Мне было радостно за эту, нашедшую друг друга, семью, и чуточку грустно за всех моих, приходящих на земле за помощью, умерших «гостей», которые уже не могли друг друга так же радостно обнять, так как не принадлежали тем же мирам...
– Ой, папулечка, вот ты и нашёлся! А я думала, ты пропал! А ты взял и нашёлся! Вот хорошо-то как! – аж попискивала от счастья сияющая девчушка.
Вдруг на её счастливое личико налетела тучка, и оно сильно погрустнело... И уже совсем другим голосом малышка обратилась к Стелле:
– Милые девочки, спасибо вам за папу! И за братика, конечно же! А вы теперь уже уходить будете? А ещё когда-то вернётесь? Вот ваш дракончик, пожалуйста! Он был очень хороший, и он меня очень, очень полюбил... – казалось, что прямо сейчас бедная Лия разревётся навзрыд, так сильно ей хотелось подержать ещё хоть чуть-чуть этого милого диво-дракончика!.. А его вот-вот увезут и уже больше не будет...
– Хочешь, он ещё побудет у тебя? А когда мы вернёмся, ты его нам отдашь обратно? – сжалилась над малышкой Стелла.
Лия сначала ошалела от неожиданно свалившегося на неё счастья, а потом, не в состоянии ничего сказать, так сильно закивала головкой, что та чуть ли не грозилась отвалиться...
Простившись с радостным семейством, мы двинулись дальше.
Было несказанно приятно опять ощущать себя в безопасности, видеть тот же, заливающий всё вокруг радостный свет, и не бояться быть неожиданно схваченной каким-то страшно-кошмарным ужастиком...
– Хочешь ещё погулять? – совершенно свежим голоском спросила Стелла.
Соблазн, конечно же, был велик, но я уже настолько устала, что даже покажись мне сейчас самое что ни есть большое на земле чудо, я наверное не смогла бы этим по-настоящему насладиться...
– Ну ладно, в другой раз! – засмеялась Стелла. – Я тоже устала.
И тут же, каким-то образом, опять появилось наше кладбище, где, на той же скамеечке, дружно рядышком сидели наши бабушки...
– Хочешь покажу что-то?... – тихо спросила Стелла.
И вдруг, вместо бабушек появились невероятно красивые, ярко сияющие сущности... У обоих на груди сверкали потрясающие звёзды, а у Стеллиной бабушки на голове блистала и переливалась изумительная чудо-корона...
– Это они... Ты же хотела их увидеть, правда? – я ошалело кивнула. – Только не говори, что я тебе показывала, пусть сами это сделают.
– Ну, а теперь мне пора... – грустно прошептала малышка. – Я не могу идти с тобой... Мне уже туда нельзя...
– Я обязательно приду к тебе! Ещё много, много раз! – пообещала от всего сердца я.
А малышка смотрела мне вслед своими тёплыми грустными глазами, и казалось, всё понимала... Всё, что я не сумела нашими простыми словами ей сказать.

Всю дорогу с кладбища домой я безо всякой причины дулась на бабушку, притом злясь за это на саму себя... Я была сильно похожа на нахохлившегося воробья, и бабушка прекрасно это видела, что, естественно, меня ещё больше раздражало и заставляло глубже залезть в свою «безопасную скорлупу».... Скорее всего, это просто бушевала моя детская обида за то, что она, как оказалось, многое от меня скрывала, и ни чему пока не учила, видимо считая меня недостойной или не способной на большее. И хотя мой внутренний голос мне говорил, что я тут кругом и полностью не права, но я никак не могла успокоиться и взглянуть на всё со стороны, как делала это раньше, когда считала, что могу ошибаться...
Наконец, моя нетерпеливая душа дольше выдержать молчание была не в состоянии...
– Ну и о чём вы так долго беседовали? Если, конечно, мне можно это знать... – обиженно буркнула я.
– А мы не беседовали – мы думали, – спокойно улыбаясь ответила бабушка.
Казалось, она меня просто дразнит, чтобы спровоцировать на какие-то, ей одной понятные, действия...
– Ну, тогда, о чём же вы там вместе «думали»? – и тут же, не выдержав, выпалила: – А почему бабушка Стеллу учит, а ты меня – нет?!.. Или ты считаешь, что я ни на что больше не способна?
– Ну, во-первых, брось кипятиться, а то вон уже скоро пар пойдёт... – опять спокойно сказала бабушка. – А, во-вторых, – Стелле ещё долго идти, чтобы до тебя дотянуться. И чему же ты хочешь, чтобы я учила тебя, если даже в том, что у тебя есть, ты пока ещё совсем не разобралась?.. Вот разберись – тогда и потолкуем.
Я ошалело уставилась на бабушку, как будто видела её впервые... Как это Стелле далеко до меня идти?!. Она ведь такое делает!.. Столько знает!.. А что – я? Если что-то и делала, то всего лишь кому-то помогала. А больше и не знаю ничего.
Бабушка видела моё полное смятение, но ни чуточки не помогала, видимо считая, что я должна сама через это пройти, а у меня от неожиданного «положительного» шока все мысли, кувыркаясь, пошли наперекосяк, и, не в состоянии думать трезво, я лишь смотрела на неё большими глазами и не могла оправиться от свалившихся на меня «убийственных» новостей...
– А как же «этажи»?.. Я ведь никак не могла сама туда попасть?.. Это ведь Стеллина бабушка мне их показала! – всё ещё упорно не сдавалась я.
– Ну, так ведь для того и показала, чтобы сама попробовала, – констатировала «неоспоримый» факт бабушка.
– А разве я могу сама туда пойти?!.. – ошарашено спросила я.
– Ну, конечно же! Это самое простое из того, что ты можешь делать. Ты просто не веришь в себя, потому и не пробуешь...
– Это я не пробую?!.. – аж задохнулась от такой жуткой несправедливости я... – Я только и делаю, что пробую! Только может не то...
Вдруг я вспомнила, как Стелла много, много раз повторяла, что я могу намного больше... Но могу – что?!.. Я понятия не имела, о чём они все говорили, но теперь уже чувствовала, что начинаю понемножку успокаиваться и думать, что в любых трудных обстоятельствах мне всегда помогало. Жизнь вдруг показалась совсем не такой уж несправедливой, и я понемногу стала оживать...
Окрылённая положительными новостями, все последующие дни я, конечно же, «пробовала»... Совершенно себя не жалея, и вдребезги истязая своё, и так уже измождённое, физическое тело, я десятки раз шла на «этажи», пока ещё не показываясь Стелле, так как желала сделать ей приятный сюрприз, но при этом не ударить лицом в грязь, сделав какую-нибудь глупую ошибку.
Но вот, наконец-то, решила – хватит прятаться и решила навестить свою маленькую подружку.
– Ой, это ты?!.. – сразу же зазвучал счастливыми колокольчиками знакомый голосок. – Неужели это правда ты?! А как же ты сюда пришла?.. Ты что – сама пришла?
Вопросы, как всегда, сыпались из неё градом, весёлая мордашка сияла, и для меня было искренним удовольствием видеть эту её светлую, бьющую фонтаном, радость.
– Ну что, пойдём гулять? – улыбаясь, спросила я.
А Стелла всё никак не могла успокоиться от счастья, что я сумела придти сама, и что теперь мы уже сможем встречаться, когда пожелаем и даже без посторонней помощи!
– Вот видишь, я же тебе говорила, что ты можешь больше!.. – счастливо щебетала малышка. – Ну, теперь всё хорошо, теперь уже нам никто не нужен! Ой, а это как раз-то очень хорошо, что ты пришла, я тебе хотела что-то показать и очень тебя ждала. Но для этого нам придётся прогуляться туда, где не очень приятно...
– Ты имеешь в виду «нижний этаж»? – поняв, о чём она говорит, тут же спросила я.
Стелла кивнула.
– А что ты там потеряла?
– О, я не потеряла, я нашла!.. – победоносно воскликнула малышка. – Помнишь, я говорила тебе, что там бывают и хорошие сущности, а ты мне тогда не поверила?
Откровенно говоря, я не очень-то верила и сейчас, но, не желая обижать свою счастливую подружку, согласно кивнула.
– Ну вот, теперь ты поверишь!.. – довольно сказала Стелла. – Пошли?
На этот раз, видимо уже приобретя кое-какой опыт, мы легко «проскользнули» вниз по «этажам», и я снова увидела, очень похожую на виденные раньше, гнетущую картину...
Под ногами чавкала какая-то чёрная, вонючая жижа, а из неё струились ручейки мутной, красноватой воды... Алое небо темнело, полыхая кровавыми бликами зарева, и, нависая по-прежнему очень низко, гнало куда-то багровую громаду неподъёмных туч... А те, не поддаваясь, висели тяжёлые, набухшие, беременные, грозясь разродиться жутким, всё сметающим водопадом... Время от времени из них с гулким рёвом прорывалась стена буро-красной, непрозрачной воды, ударяя о землю так сильно, что казалось – рушится небо...
Деревья стояли голые и безликие, лениво шевеля обвисшими, шипастыми ветвями. Дальше за ними простиралась безрадостная, выгоревшая степь, теряясь вдали за стеной грязного, серого тумана... Множество хмурых, поникших людских сущностей неприкаянно бродили туда-сюда, бессмысленно ища чего-то, не обращая никакого внимания на окружающий их мир, который, и правда, не вызывал ни малейшего удовольствия, чтобы на него хотелось смотреть... Весь пейзаж навевал жуть и тоску, приправленную безысходностью...
– Ой, как же здесь страшно... – ёжась, прошептала Стелла. – Сколько бы раз сюда не приходила – никак не могу привыкнуть... Как же эти бедняжки здесь живут?!.
– Ну, наверное, эти «бедняжки» слишком сильно провинились когда-то, если оказались здесь. Их ведь никто сюда не посылал – они всего лишь получили то, чего заслуживали, правда же? – всё ещё не сдаваясь, сказала я.
– А вот сейчас посмотришь... – загадочно прошептала Стелла.
Перед нами неожиданно появилась заросшая сероватой зеленью пещера. А из неё, щурясь, вышел высокий, статный человек, который никоим образом не вписывался в этот убогий, леденящий душу пейзаж...
– Здравствуй, Печальный! – ласково приветствовала незнакомца Стелла. – Вот я подругу привела! Она не верит, что здесь можно найти хороших людей. А я хотела ей тебя показать... Ты ведь не против?
– Здравствуй милая... – грустно ответил человек, – Да не такой я хороший, чтобы меня кому-то показывать. Напрасно ты это...
Как ни странно, но этот печальный человек мне и в правду сразу чем-то понравился. От него веяло силой и теплом, и было очень приятно рядом с ним находиться. Уж, во всяком случае, он никак не был похож на тех безвольных, убитых горем, сдавшихся на милость судьбы людей, которыми был битком набит этот «этаж».
– Расскажи нам свою историю, печальный человек... – светло улыбнувшись, попросила Стелла.
– Да нечего там рассказывать, и гордиться особо нечем... – покачал головой незнакомец. – И на что вам это?
Мне почему-то стало его очень жаль... Ещё ничего о нём не зная, я уже была почти что уверенна, что этот человек никак не мог сделать что-то по-настоящему плохое. Ну, просто не мог!.. Стела, улыбаясь, следила за моими мыслями, которые ей видимо очень нравились...
– Ну, хорошо, согласна – ты права!.. – видя её довольную мордашку, наконец-то честно признала я.
– Но ты ведь ещё ничего о нём не знаешь, а ведь с ним всё не так просто, – лукаво улыбаясь, довольно произнесла Стелла. – Ну, пожалуйста, расскажи ей, Печальный...
Человек грустно нам улыбнулся, и тихо произнёс:
– Я здесь потому, что убивал... Многих убивал. Но не по желанию, а по нужде это было...
Я тут же жутко расстроилась – убивал!.. А я, глупая, поверила!.. Но почему-то у меня упорно не появлялось ни малейшего чувства отторжения или неприязни. Человек явно мне нравился, и, как бы я не старалась, я ничего с этим поделать не могла...
– А разве это одинаковая вина – убивать по желанию или по необходимости? – спросила я. – Иногда люди не имеют выбора, не так ли? Например: когда им приходится защищаться или защищать других. Я всегда восхищалась героями – воинами, рыцарями. Последних я вообще всегда обожала... Разве можно сравнивать с ними простых убийц?
Он долго и грустно на меня смотрел, а потом также тихо ответил:
– Не знаю, милая... То, что я нахожусь здесь, говорит, что вина одинаковая... Но по тому, как я эту вину чувствую в моём сердце, то – нет... Я никогда не желал убивать, я просто защищал свою землю, я был там героем... А здесь оказалось, что я просто убивал... Разве это правильно? Думаю – нет...