Путешествие с юмором: «Трое в лодке, не считая собаки» Дж. Джерома

Имя: Джером К. Джером (Джером Клапка Джером)

Возраст: 68 лет

Деятельность: писатель, драматург

Семейное положение: был женат

Джером К. Джером: биография

Джером Клапка Джером – британский драматург и писатель, чья популярность в России оказалась чуть ли не выше, чем в родной Британии. Автор знаменитого произведения «Трое в лодке, не считая собаки» прожил насыщенную жизнь, а его карьера была полна экспериментов.

Джером К. Джером появился на свет в многодетной семье 2 мая 1859 года в графстве Стаффордшир, в Уолсоле. Отец семейства был эмигрировавшим венгерским генералом, сменившим имя на Джером Клэп Джером. Он работал проповедником без сана, зарабатывал продажей скобяных изделий, строительством и добычей угля.

Веря в удачу, Джером-старший вложил сбережения в горнодобывающее производство, чем довел жену и 4 детей до бедственного финансового положения. Семья перебралась в Лондон на заработки и обосновалась в бедном районе, Ист-Энде. Детей определили в школу.

Джером-младший не интересовался занятиями и не водил дружбу со сверстниками. Его главное увлечение составляли книги. В свободное время мальчик обожал гулять по городу, благо, сезонный проездной на транспорт позволял исследовать разные улицы. Любознательный подросток подмечал мелочи, которые видел вокруг себя в предместьях Лондона, наблюдал за разными людьми и ситуациями, пополняя свою копилку будущего писателя.

Джером-старший скоропостижно скончался в 1871 году, поэтому сыну пришлось оставить учебу, чтобы зарабатывать. Первой должностью на карьерном пути оказалась позиция клерка в железнодорожной компании. В 14 лет Джером стал вносить посильный вклад в семейный бюджет, а в 1875 году умерла его мать. Вместе с сестрами Паулиной, Бландиной и братом Милтоном мальчик был вынужден заботиться о себе самостоятельно. Последующие годы он искал свое предназначение, совмещая творчество с необходимостью зарабатывать на хлеб.

С 1977 года Джером. К. Джером был актером разных трупп и в течение 3 лет гастролировал по всей Англии. Он выступал под псевдонимом Гарольд Кричтон. Начинающий артист не снискал признания и ретировался со сцены. Джером успел побыть учителем, помощником стряпчего, упаковщиком, репортером.

В качестве журналиста молодой человек писал эссе, но не получал предложений о публикации. Новелла «На сцене и за сценой», написанная в 1885 году, принесла долгожданный успех. Писатель рассказывал о собственном драматическом опыте и этим заинтересовал публику.

Книги

Успех первого опубликованного сочинения окрылил автора. Спустя год он написал эссе «Праздные мысли лентяя», которое было высоко оценено публикой. Джером К. Джером решил посвятить себя литературной деятельности. В 1889 году свет увидело главное произведение писателя – «Трое в лодке, не считая собаки».

Литератор не планировал сделать юмор основным лейтмотивом книги. Прототипами главных героев послужили приятели автора Джордж Уингрэйв и Карл Хэншель. Роман стал повествованием о комических ситуациях, в которые попадали приятели, сплавлявшиеся на лодке по Темзе.

После публикации книга быстро стала любимым произведением англичан. Количество лодок, курсировавших по Темзе, в этот период серьезно увеличилось, что привлекло к реке новых туристов. За 20 лет было продано более 1 млн экземпляров книги. Она принесла литератору приятный доход, способствовавший началу серьезной творческой деятельности. Джером Клапка Джером написал несколько новелл и эссе, но они не были так успешны, как первые произведения.

В 1892 году вместе с приятелями он издавал журнал «Лентяй», заручившийся популярностью во всей Великобритании. На его страницах публиковали произведения , и других знаменитых авторов. Сатирическое издание для джентльменов предлагало вниманию публики стихи, рассказы, путевые заметки, интервью и обзоры.

В 1893-м Джером основал издание «Сегодня», но ни первый, ни второй журналы не оказались выгодным вариантом для инвестиций, и оба были закрыты. Кроме того, все время уходило на работу с чужими произведениями, а писать Джером не успевал. Финал редакторского дела ознаменовался выпуском сборника рассказов «Наброски лиловым, голубым и зеленым».

Поездка в Германию в 1898 году вдохновила литератора на создание романа «Трое на четырех колесах», задуманного как продолжение нашумевшей истории о веселых приятелях. Описание велотурне героев не вызвало такого ажиотажа, как первый опус, но после публикации, состоявшейся в 1900 году, оказалось востребованным у читателей.

На счету писателя проза и стихотворные произведения. Отдельное место в его карьере занимали пьесы. «Барбару», написанную в 1885 году, тепло приняли на театральных подмостках Америки и Великобритании. Успехом пользовалась «Мисс Гоббс». Произведение «Жилец с третьего этажа» часто утверждали к постановке, хотя оно и не снискало одобрения критиков. Писателю нравилась работа драматурга, и он охотно творил для театра.

Сборники рассказов «Истории, рассказанные после ужина» и «Морской город и другие истории о привидениях» объединили в себе мистическое начало, хоррор и фэнтези, представив Джерома К. Джерома с другой стороны. После войны издали роман «Антони Джон» и мемуары литератора «Моя жизнь и эпоха», комментировавшие его биографию.

Личная жизнь

21 июня 1888 года Джером стал законным супругом Джорджины Мэрисс по прозвищу Этти. Писатель не был поклонником института семьи, но внезапная любовь поменяла его мировоззрение, вопреки тому, что возлюбленная ранее была замужем и воспитывала 5-летнюю дочку. Ровно через 9 дней после ее развода состоялось бракосочетание с писателем, который удочерил падчерицу. Медовый месяц, проведенный на Темзе, вдохновил Джерома на создание главного романа его жизни.

Вместе с семьей он поселился в Челси, презентабельном районе Лондона. В кабинете с вдохновляющим видом он и создал легендарную книгу, по которой неоднократно снимали фильмы. В 1898 году на свет появилась общая дочь супругов, Ровена. Личная жизнь писателя складывалась удачно.

Патриот своей страны, в 1914 году Джером стал добровольцем и оправился на фронт отстаивать честь Великобритании в Первой мировой войне. В 55 лет он переправлял раненых с линии сражений на санитарном автомобиле. Впечатления, полученные в ходе боев, сыграли значительную роль в мировосприятии литератора, а смерть падчерицы в 1921 году оказалась ударом для Джерома.

Смерть

Последние годы жизни Джером К. Джером жил на ферме «Монаший уголок» в графстве Букингемшир. Летом 1927 года он скончался в больнице Нортхэмптона. Причиной смерти стал перенесенный инсульт. Писателя похоронили в церкви Святой Марии в Эвилме рядом с могилой сестры Бландины.

Там же обрели последний приют его жена и падчерица. Этти пережила супруга на 11 лет. Дочь Ровена пыталась построить актерскую карьеру. Она не вышла замуж и не сумела стать востребованной артисткой. Женщина умерла в 1966 году.

В Уолсоле находится дом-музей, посвященный личной жизни и творчеству Джерома Клапки Джерома. Туристы приезжают сюда, чтобы узнать о писателе побольше.

Цитаты

«Бедность не порок. Будь она пороком, ее не стыдились бы».

«Дороги жизни многолюдны, и если мы выпустили чью-то руку, нас скоро оттеснят далеко в сторону».

«Большинство из нас похожи на того петуха, который воображал, что солнце встает каждое утро единственно для того, чтобы послушать, как он поёт».

«За опыт, как говорится, сколько ни заплати – не переплатишь».

Библиография

• 1886 – «На сене и за кулисами»
• 1889 – «Праздные мысли лентяя»
• 1889 – «Трое в лодке, не считая собаки»
• 1889 – «Дневник одного паломничества»
• 1891 – «Пирушка с привидениями»
• 1893 – «Как мы писали роман»
• 1897 – «Наброски лиловым, голубым и зеленым»
• 1898 – «Трое на четырёх колёсах»
• 1907 – «Жилец с третьего этажа»
• 1909 – «Они и я»
• 1923 – «Энтони Джон»

Джером Клапка родился в 1859 г. в семье торговца. Детской мечтой Джерома было стать политиком либо литератором, однако, из-за смерти родителей не мог окончить свое обучение.

С 13 лет он работает в железнодорожной компании. Затем Джером меняет еще несколько не очень престижных профессий, пока не получает небольшую известность новеллы «На сцене и за сценой».

Одним из самых важных событий в жизни Джерома было, когда он женился на Джорджине Элизабет Генриетте Стенли Мэрисс. Свое свадебное путешествие молодожены провели, плавая в маленькой лодочке на Темзе. Именно после этого Джером пишет известное творение «Трое в лодке, не считая собаки». На основе этого произведения было воплощено множество сценариев, по которым снималось кино, ставились театральные пьесы, всевозможные радиопостановки и даже мюзикл. Можно отметить, что эта книга и принесла ему материальное благополучие, и он, наконец, мог полностью посвятить себя творческой деятельности. Правда, прежний успех ему повторить так и не удалось.

А в 1898 г. Джером написал еще одну новеллу «Трое на четырех колесах», которая должна была стать неким продолжением «Трое в лодке, не считая собаки». В этой книге, старые герои едут в большое велосипедное турне. Произведение имела весьма приличный успех.

Когда началась Первая Мировая война, пятидесяти шестилетний Джером не мог оставаться в стороне - писатель был водителем машины скорой помощи в армии французов.

Джером Клапка Джером умирает в 1927 г., после перенесенного инсульта. Похоронили писателя рядом с родными в Церкви Святой Марии в Эвилме.

Джеро́м Кла́пка Джеро́м (Jerome Klapka Jerome, родился 2 мая 1859, Уолсолл, графство Стаффордшир) - английский писатель-юморист, постоянный сотрудник сатирического журнала «Панч», редактировал журналы «Лентяй» (Idler) и «Сегодня» (To-day).

Джером был четвёртым ребенком в семье Джерома Клэпа (Jerome Clapp), который позднее сменил имя на Джером Клэп Джером (Jerome Clapp Jerome). Отец Джерома был торговцем скобяными изделиями, а также проповедником без духовного сана. Помимо Джерома в семье было ещё трое детей: дочери Паулина и Бландина и сын Милтон, умерший в младенчестве. Джером, как и его отец, был зарегистрирован по имени Джером Клэп Джером. Второе имя, Клапка, появилось позднее (в честь венгерского эмигранта генерала Дьёрдя Клапки). Семья Джеромов обеднела после неудачных инвестиций в местную горнодобывающую промышленность. Частые визиты кредиторов в дом Джеромов были позднее ярко описаны им в автобиографической книге «Моя жизнь и эпоха» (My Life and Times).

Актерская деятельность и первые литературные труды

В 1877 году, под влиянием своей сестры Бландины, увлеченной театром, Джером решает попытать себя в актерском ремесле под сценическим псевдонимом Гарольд Кричтон. Он поступил в театральную труппу, пытавшуюся ставить низкобюджетные пьесы; часто постановки осуществлялись за счет самих актеров, которые самостоятельно оплачивали пошив сценических костюмов и изготовление реквизита. Позднее Джером с юмором описывал эти времена и свое полное безденежье в новелле «На сцене и за сценой» (On the Stage - and Off). Через три года безуспешных попыток пробиться, 21-летний Джером решает оставить актерскую профессию и поискать новое занятие. Он пробовал быть журналистом, писал эссе, сатирические рассказы, но в публикации большинства из них ему было отказано. В последующие несколько лет он был учителем, упаковщиком, секретарем адвоката. И, наконец, в 1885 году к нему пришел успех после публикации юмористической новеллы «На сцене и за сценой», которая «открыла двери» для последующих пьес и эссе Джерома. «Праздные мысли лентяя», сборник юмористических эссе, был опубликован в 1886. 21 июня 1888 года Джером женился на Джорджине Элизабет Генриетте Стенли Мэрисс. Медовый месяц пара провела на Темзе, на небольшой лодке, что, как считается, в значительной степени повлияло на создание последующего и наиболее важного произведения Джерома - повести «Трое в лодке, не считая собаки».

«Трое в лодке, не считая собаки»
Джером принялся за создание повести сразу после возвращения пары из медового месяца. Прототипами персонажей стали друзья Джерома Джордж Уингрэйв (Джордж) и Карл Хеншель (Гаррис). В новелле описана череда комичных ситуаций, в которые попадают друзья, а все события тесно переплетены с историей Темзы и её окрестностей. Книга была напечатана в 1889 году, имела оглушительный успех, и переиздается до сих пор. Популярность книги была настолько велика, что количество зарегистрированных на Темзе лодок возросло на пятьдесят процентов в последующий после публикации год, что в свою очередь сделало реку достопримечательностью для туристов. За первые двадцать лет было продано более миллиона экземпляров книги по всему миру. Также, книга легла в основу многочисленных кино- и телефильмов, радиопостановок, пьес, мюзикла.

Годы жизни: с 02.05.1859 по 14.06.1927

Английский писатель-юморист, журналист, драматург. При жизни был наиболее известным английским юмористом и одним из самых печатаемых англоязычных писателей. Отличительная черта творчества: способность извлекать комизм из простейших жизненных положений.

Джером К. Джером родился в Уолсоле, небольшом городке графства Стаффордшир, центральная Англия. Джером был четвёртым ребенком в семье Джерома Клэпа, который позднее сменил имя на Джером Клэп Джером. Отец Джерома был торговцем скобяными изделиями, а также проповедником без духовного сана. В 1861 г.семья Джеромов обеднела после неудачных инвестиций в местную горнодобывающую промышленность. В 1871 г. умер отец Джерома, а в 1873 г. в возрасте 14-ти лет Джером был вынужден оставить обучение в школе. Будущий писатель начал работать клерком в железнодорожной компании.

В 1877 году Джером решает попытать себя в актерском ремесле под сценическим псевдонимом Гарольд Кричтон. Через три года безуспешных попыток пробиться, 21-летний Джером решает оставить актерскую профессию и поискать новое занятие. Он пробовал быть журналистом, писал эссе, сатирические рассказы, но в публикации большинства из них ему было отказано. В последующие несколько лет он был учителем, упаковщиком, секретарем адвоката.

И, наконец, в 1885 году была опубликована юмористическая новелла Джерома «На сцене и за сценой», в которой писатель описывал собственный актерский опыт. За этой публикацией последовали и другие. 21 июня 1888 года Джером женился на Джорджине Элизабет Генриетте Стенли Мэрисс. Медовый месяц пара провела в путешествии по Темзе, на небольшой лодке. По возвращении Джером начал писать «Трое в лодке не считая собаки».

Книга была напечатана в 1889 году, имела оглушительный успех, и принесла автору известность и материальное благополучие. За первые двадцать лет было продано более миллиона экземпляров книги по всему миру. Также, книга легла в основу многочисленных кино- и телефильмов, радиопостановок, пьес, по её мотивам даже поставлен мюзикл. Джером целиком посвятил себя литературе, его последующие произведения также были популярны, но успеха «Трое в лодке…» писателю повторить уже не удалось.

В 1892 году Роберт Барр пригласил Джерома в журнал «Лентяй» (англ. Idler) на должность редактора (Джером сменил на этом посту Р. Киплинга). Журнал представлял собой иллюстрированное сатирическое ежемесячное издание для мужчин. В 1893 году он основал журнал «Сегодня» (англ. To-day). В 1898 г. Джером проиграл судебное дело по иску о клевете и ему пришлось выплачивать значительную сумму, в результате писатель был вынужден уйти с поста редактора этих изданий. Джером был хорошим оратором и его лекции пользовались популярностью, с лекциями и выступлениями он посетил много стран, в том числе и Россию (в 1899). Свои впечатления Джером описал в статье «Русские, какими я их знаю» (в 1906 году издана на русском языке под названием «Люди будущего»).

Первая мировая война стала большим потрясением для писателя. Джером попытался уйти на фронт, но в Британскую армию его не взяли по возрасту. Джером устроился водителем санитарной машины во французскую армию. Переживания военного времени, а также смерть в 1921 году его падчерицы Элси, угнетающе подействовали на состояние Джерома.

В июне 1927 года во время автомобильного тура из Девона в Лондон у Джерома случился инсульт. Его положили в больницу в Нортхемптоне, где писатель провел две недели будучи не способен двигаться и говорить, после чего скончался. Джером К. Джером похоронен в Церкви Св. Марии в Эвилме, Оксфордшир.

По поводу второго имени Джерома – «Клапка» большинство биографических источников повторяют историю, что оно было дано писателю отцом в знак уважения к генералу Джорджу Клапке, молодому герою венгерской войны 1849 года за независимость. Джордж Клапка был вынужден эмигрировать из Венгрии, некоторое время жил у Джеромов. Однако современные исследователи склоняются к тому, что эта история – мистификация самого Джерома, и второе имя было выбрано им для придания большей благозвучности.

В следующий после выхода книги «Трое в лодке…» год количество зарегистрированных на Темзе лодок возросло на пятьдесят процентов, что в свою очередь сделало Темзу достопримечательностью для туристов.

Библиография

Романы и новеллы
(1889)
(1891)
(1893)
(1900)
(1902)
Они и я (1909)
(1904)
Энтони Джон (1923)

Эссе и наброски
(1885)
(1886)
Еще праздные мысли (1998)

«Трое в лодке, не считая собаки» – повесть, которая является одним из лучших произведений великолепного драматурга и классика юмористической прозы Джерома Клапки Джерома. Это история странствований по Темзе трех английских джентльменов и пса по имени Монморанси, которые попадают на своем пути в самые забавные и курьезные ситуации. Особого шарма произведению придают ироничная манера повествования и оригинальный английский юмор. Повесть «Трое в лодке, не считая собаки» неоднократно экранизировалась отечественными и зарубежными киностудиями.

Нас было четверо – Джордж, Вильям Сэмюел Гаррис, я и Монморанси. Мы сидели в моей комнате, покуривая и толкуя о том, как мы плохи, – разумеется, я хочу сказать, с медицинской точки зрения.

Все мы расклеились и серьезно этим озаботились. Гаррис объявил, что на него временами находят такие необычайные приступы головокружения, что он сам не знает, что делает; а потом Джордж сказал, что с ним случаются также припадки головокружения, и тогда он едва знает, что делает. Что до меня, у меня была не в порядке печень. Знал же я это потому, что только что прочел рекламу патентованных пилюль для печени, в которой описывались различные симптомы, помогающие человеку распознать, что его печень не в порядке. У меня имелись все до одного.

Странное дело, я не могу прочесть ни одного объявления о каком-нибудь новоизобретенном средстве от той или иной болезни, не убедившись в то же время, что я страдаю ею, и притом в самой злокачественной форме.

Я всегда нахожу у себя все ее признаки и симптомы.

Помню, как-то раз, чувствуя себя не совсем здоровым (кажется, это была простая лихорадка), я пошел в библиотеку Британского музея посмотреть в медицинском словаре, какими средствами нужно лечиться от лихорадки. Я добыл книгу и вычитал все, что мне было нужно, затем, от нечего делать, начал перелистывать ее дальше, изучая разные болезни. Не припомню теперь, что первое попалось мне на глаза, – знаю только, что это был какой-то страшный, губительный недуг, один из бичей человечества. Еще не дочитав до конца описи симптомов болезни, я уже убедился, что она гнездится в моем теле.

Оледенев от ужаса, я несколько минут сидел без движения, потом с горя начал перелистывать дальше. Напал на тифозную горячку, просмотрел симптомы и обнаружил, что я, несомненно, болен тифом, болен уже несколько месяцев, сам того не зная! Надо посмотреть, нет ли еще чего? Дошел до пляски святого Витта, – так и есть, и тут все признаки налицо. Это меня заинтересовало, и я решил узнать всю правду до конца. Прочел о перемежающейся лихорадке и узнал, что болен и ею, но острый период наступит только через две недели. Брайтова болезнь у меня была, но, к счастью, в измененной форме: с этим можно еще жить, и довольно долго. Зато холера оказалась у меня с тяжелыми осложнениями, а дифтерит, должно быть, у меня был врожденный. Словом, я добросовестно перебрал все болезни по алфавиту и пришел к заключению, что у меня нет только одной – хронической язвы голени!

Вначале я даже немного обиделся, точно мне оказали неуважение. Что за гнусность! Почему бы у меня не быть и хронической язвы голени? Почему она должна составлять исключение? Однако, поразмыслив немного, я успокоился. Ведь, кроме нее, у меня были все болезни, известные в медицине. Надо умерить свой эгоизм и как-нибудь обойтись без хронической язвы голени. Злостная подагра уже давно терзала меня, а я даже и не подозревал о ее присутствии. Это была последняя болезнь, описанная в лексиконе, так что и болеть мне больше было нечем.

Я сидел и раздумывал о том, какой я интересный субъект с медицинской точки зрения, и какой находкой был бы я для медицинского факультета. Студентам не пришлось бы бегать по госпиталям – я один стою целого госпиталя! Студентам достаточно было бы изучить одного меня, чтобы сдать экзамен и получить докторский диплом.

Далее я задался вопросом: много ли еще мне осталось жить? Я попробовал сам себя исследовать. Стал щупать пульс, но сначала не мог даже найти его. Потом пульс вдруг забился, и очень сильно. Я вынул часы, стал считать и насчитал 147 ударов в минуту. Попытался выслушать сердце, но и сердца не мог найти. Оно перестало биться.

В конце концов, я поневоле пришел к убеждению, что оно все время оставалось на месте и, следовательно, должно было биться. Но найти его я все же не мог, почему – объяснить не сумею. Я ощупал свою грудь, начиная с того места, которое я называю своей талией, и вплоть до головы, ощупал бока, даже закладывал руку за спину, – все напрасно! Я ничего не чувствовал и не слышал. Оставалось осмотреть язык. Я высунул его, насколько мог, закрыл один глаз и начал присматриваться другим. Виден был самый кончик. Из этого осмотра я вынес только одно: окончательное убеждение в том, что у меня скарлатина!

Я вошел в читальню здоровым, счастливым человеком, а вышел из нее, еле волоча ноги, дряхлой развалиной.

Я немедленно отправился к своему доктору. Мы с ним старые друзья. Когда мне кажется, что я болен, он щупает у меня пульс, смотрит язык, болтает о погоде и не берет денег; поэтому я решил, что мне, по всей справедливости, следует пойти к нему и теперь. Я говорил себе: «Что нужно доктору? Практика. Я дам ему практику. В смысле практики я стою сотни обыкновенных пациентов, у которых не бывает больше, чем по одной, по две болезни!»

Итак, я отправился прямо к нему. Прихожу. Он спрашивает:

– Ну-с, что с вами такое?

– Милый друг, – говорю я, – не хочу отнимать у вас золотого времени и потому не стану рассказывать, что со мной. Жизнь коротка, и вы можете умереть раньше, чем я кончу. Я лучше скажу вам, чем я не болен. Я не болен хронической язвой голени. Почему я ею не болен, – сказать не сумею, но факт остается фактом этой болезни у меня нет. Зато все остальное налицо.

И я рассказал ему, как я пришел к такому заключению.

Доктор велел мне расстегнуться, смерил меня взглядом, завладел моей рукой, стукнул меня по груди в такой момент, когда я этого вовсе не ожидал (по-моему, это низость), и сейчас же вслед за тем боднул меня головой в бок. Затем он сел, написал рецепт, сложил его и подал мне, а я, не читая, сунул его в карман и ушел.

Войдя в первую попавшуюся аптеку, я подал рецепт провизору. Он прочел и возвратил мне его обратно, говоря, что «этого они не держат».

– Как, разве здесь не аптека?

– Вот именно аптека! Будь у меня гостиница с рестораном, я мог бы помочь вам, а теперь – извините. Я – аптекарь, а не трактирщик!

Я развернул рецепт я прочел:

«1 порция бифштекса и 1 бутылка портеру каждые 6 часов. По утрам гулять не меньше двух часов.

Ложиться стать ровно в 11 и не забивать себе голову вещами, которых не понимаешь».

Я в точности исполнил предписание доктора, и результат получился блестящий, – для меня лично, – так как я до сих пор жив и не собираюсь пока умирать.

Никаким языком не выразить, как я страдаю в этом отношении. Я был мучеником с самого раннего детства. В отрочестве едва ли я знал день отдыха от этой болезни. В то время не подозревали, что она происходит от печени. Наука медицины не достигла еще тогда теперешнего развития, и все сваливали на лень.

– Ах ты, скверный бесенок, – бывало, говорят мне, – поворачивайся-ка, потрудись-ка и ты за хлеб насущный! – не зная, разумеется, что я болен.

И пилюлями меня тогда не кормили, а кормили тумаками по голове. И, как это ни покажется странным, но эти тумаки нередко излечивали меня – по крайней мере, на время. Случалось, что единственный тумак по голове имел больше действия на мою печень и внушал мне больше нетерпения отправиться, не теряя времени, и тут же проделать то, что требовалось сделать, чем целая коробка пилюль в настоящее время.

Знаете ли, это часто так бывает, – простые, старомодные средства иной раз оказываются действеннее целой аптеки.

Мы просидели так с полчаса, описывая друг другу свои болезни. Я объяснил Джорджу и Вильяму Гаррису, что я испытываю, когда встаю поутру; а Вильям Гаррис поведал нам, как себя чувствует, ложась в постель; что же касается Джорджа, он стоял на коврике перед камином и талантливо изображал в лицах, что с ним происходит по ночам.

Джордж воображает себя больным; но надо вам знать, что на самом деле у него никогда не бывает ничего серьезного.

В этот момент в дверь постучалась миссис Поппетс с вопросом, угодно ли нам ужинать. Мы печально улыбнулись друг другу и заметили, что придется попытаться что-нибудь проглотить. Гаррис сказал, что часто удается отдалить приступ болезни с помощью полного желудка. Тогда миссис Поппетс внесла поднос, и мы подсели к столу: слегка отведали ростбифа с луком и закусили тортом с ревенем.

Уж, верно, я был слаб в это время: отлично помню, что по прошествии первого получаса пища перестала меня интересовать – необычайное для меня состояние, – и я даже не стал есть сыра.

Исполнив этот долг, мы заново наполнили стаканы, зажгли трубки и возобновили прежний спор по вопросу о здоровье. Что такое именно с нами, ни один из нас сказать не умел; но все мнения сходились на том, что оно – чем бы оно ни было – вызвано переутомлением.

– Отдых – вот единственное, что нам нужно, – сказал Гаррис.

– Отдых и полная перемена обстановки, – поддакнул Джордж. – Чрезмерное напряжение мозга вызвало общую подавленность всей системы. Перемена впечатлений и отсутствие необходимости мышления восстановят духовное равновесие.

У Джорджа есть родственник, обыкновенно обозначаемый на податном листке студентом-медиком, благодаря чему он, естественно, усвоил способы выражения домашних врачей.

Я согласился с Джорджем и предложил разыскать какое-нибудь уединенное, старосветское местечко, вдали от безумствующей толпы, и промечтать солнечную недельку в его дремотных долинах. Какой-нибудь полузабытый уголок, запрятанный волшебницами вне доступа шумного света, – причудливое гнездо, прилепившееся к утесам времени, куда вздымающиеся валы девятнадцатого века будут доноситься слабыми и далекими звуками.

Гаррис сказал, что в таком месте, вероятно, будет скучно. Он объявил, что знает: я подразумеваю такое место, где все ложатся спать в восемь часов, ничего нельзя достать ни за какие деньги и приходится ходить за десять миль за табаком.

– Нет, – сказал Гаррис, – если хотите отдыха и перемены, ничто не превзойдет морской прогулки.

Я решительно восстал против морской прогулки. Морская прогулка хороша, когда у тебя два месяца впереди, но на одну неделю это грешно.

Отчаливаешь в понедельник, втемяшив себе в голову убеждение, что будешь наслаждаться. Пошлешь воздушные приветы оставшимся на берегу, запалишь самую громадную из своих трубок и примешься выступать по палубе, чувствуя себя капитаном Куком, сэром Фрэнсисом Дрейком и Христофором Колумбом в одно и то же время. Во вторник жалеешь, что поехал. В среду, четверг и пятницу призываешь смерть. В субботу становишься способным проглотить немного мясного бульона и сидеть на палубе и отвечать с бледной, нежной улыбкой, когда добрые люди спрашивают, как ты теперь себя чувствуешь. В воскресенье снова начинаешь разгуливать и есть твердую пищу. А в понедельник утром, когда стоишь у трапа с саквояжем и зонтиком в руке, дожидаясь высадки, тогда только и начинаешь находить удовольствие в морской прогулке.

Помнится, однажды мой свояк отправился в краткое морское путешествие для здоровья. Он взял билет от Лондона до Ливерпуля и обратно; когда же достиг Ливерпуля, единственным его желанием было продать свой обратный билет.

Говорят, его предлагали по всему городу с огромной скидкой, и спустили, в конце концов, за восемнадцать пенсов желчному с виду юноше, только что получившему от своих врачей совет пожить на берегу моря и побольше двигаться.

– Берег моря! – сказал мой свояк, любовно вкладывая ему в руку билет. – Да вам его тут хватит на целую жизнь, уж что касается движения, то вы проделаете больше движений, сидя на этом пароходе, чем проделали бы, кувыркаясь на суше!

Сам он – мой свояк – возвратился поездом. Он объявил, что для него достаточно здорова и Северо-Западная железная дорога.

Другой мой знакомый пустился в недельное плавание вдоль по берегу, и перед отплытием буфетчик пришел спросить его, желает ли он платить за стол каждый раз отдельно или за все время сразу.

Буфетчик рекомендовал второй способ как наиболее дешевый. Он сказал, что возьмет с него за всю неделю всего только два фунта пять шиллингов. На завтрак подается рыба, затем что-нибудь жареное. Ленч бывает в час и состоит из четырех блюд. Обед в шесть часов – суп, рыба, закуска, ростбиф, птица, салат, сладкое, сыр и десерт. В заключение легкий мясной ужин в десять часов.

Мой приятель заключил, что изберет систему в два фунта пять шиллингов (он не дурак поесть), и так и сделал.

Ленч совпал с тем моментом, когда они только что оставили за собой Ширнесс. Он оказался не таким голодным, как ожидал, поэтому удовольствовался ломтиком отварного мяса и несколькими ягодами земляники со сливками. В течение дня он предавался долгим размышлениям, и то ему казалось, что он уже целые недели питается одним отварным мясом, то представлялось, что прошли годы с тех пор, как он ничего не брал в рот, кроме земляники со сливками.

И мясо и земляника со сливками также казались неудовлетворенными, чувствовалось, что им как-то не по себе.

В шесть часов пришли доложить, что обед готов. Известие не внушило ему восторга, но он чувствовал, что надо же отработать часть этих двух фунтов и пяти шиллингов, поэтому стал цепляться за веревки и за что попало и спустился вниз. У подножия лестницы его встретил приятный запах лука и горячей ветчины, смешанный с ароматом жареной рыбы и овощей; затем с елейной улыбкой приблизился буфетчик и осведомился, что ему подать.

– Подайте меня вон отсюда, – был слабый ответ.

Тогда его живехонько вытащили на палубу, прислонили к перилам с подветренной стороны и оставили в покое.

Следующие четыре дня он вел простой и безгрешный образ жизни на тощих капитанских сухарях (я хочу сказать, что тощими были сухари, а не капитан) и содовой воде; но к субботе уже набрался форсу настолько, что разрешил себе жиденького чаю с гренком, а в понедельник заливался куриным бульоном. Во вторник он расстался с пароходом и с сожалением проводил его глазами, когда тот, пыхтя, отдалялся от пристани.

– Уходит себе, – сказал он, – уходит и уносит с собой на два фунта принадлежащей мне провизии, которой я не воспользовался.

По его словам, если бы ему накинули хоть один денек, он успел бы еще поквитаться с ними.

Итак, я восстал против морской прогулки. Не ради себя самого, как я пояснил им. Мне никогда не бывает дурно. Но я боялся за Джорджа. Джордж объявил, что нисколько не болел бы и даже наслаждался бы морем, но советует Гаррису и мне даже и не помышлять о том, ибо он уверен, что мы оба раскиснем. Гаррис возразил, что для него всегда было тайной, каким это образом люди ухитряются болеть на море; он подозревает, что они это проделывают нарочно из жеманства; сам же он много раз хотел заболеть, да не сумел.

Затем он стал рассказывать анекдоты о том, как переправлялся через Ла-Манш в такую бурную погоду, что приходилось привязывать пассажиров к койкам, и на всем пароходе только и осталось здоровых, что он и капитан.

В другой раз это были он и помощник штурмана, но всегда он и еще кто-нибудь. Если не он и еще кто-нибудь, то один он.

Странное дело, но никто никогда не бывает подвержен морской болезни на суше. На море же встречаешься с пропастью совсем больных людей – прямо-таки полными пароходами; но я ни разу еще не повстречал на суше человека, когда-либо испытавшего морскую болезнь. Куда прячутся тысячи тысяч подверженных ей людей, когда попадают на землю, остается для меня тайной.

Если большинство людей похожи на человека, однажды виданного мною на ярмутском пароходе, тогда мнимая загадка разрешается более чем легко. Помнится, мы только что отчалили от пристани Саутэнда, и он свесился с палубы под очень опасным наклоном. Я приблизился, чтобы попытаться спасти его.

– Эй вы! Отодвиньтесь-ка от борта, – сказал я, тряся его за плечо. – Вы свалитесь.

– Ох! Когда бы я только мог свалиться! – было единственным его ответом.

Так и пришлось его оставить.

Три недели спустя я встретился с ним в кофейне Батской гостиницы. Он рассказывал о своих путешествиях и с восторгом объяснял, как любит море.

– Хорошо ли переношу его? – отозвался он в ответ на завистливый вопрос скромного молодого человека. – Да признаюсь, что раз как-то я точно чувствовал себя не в своей тарелке. Было это у мыса Горн. На следующее утро корабль погиб.

Я сказал тогда:

– Не было ли вам однажды не по себе у Саутэндской пристани, когда вы мечтали свалиться за борт?

– Саутэндской пристани? – повторил он с видом недоумения.

– Ну-да, по пути в Ярмут, в пятницу, три недели назад.

– О-ах, да, – ответил он, оживляясь, – теперь припоминаю. Действительно, у меня в этот день разболелась голова. Из-за пикулей, знаете ли. Никогда еще я не отведывал таких позорных пикулей на уважающем себя пароходе. Не пришлось ли вам их попробовать?

Что касается меня, я изобрел превосходный способ уберечься от морской болезни путем балансирования. Стоишь в центре палубы, и когда судно вздымается и ныряет, двигаешь телом с таким расчетом, чтобы оно всегда оставалось прямым. Когда поднимается передняя часть судна, наклоняешься вперед, пока не коснешься носом палубы; когда же поднимается задний его конец, отклоняешься назад. Все это отлично на час-два, но нельзя же балансировать в продолжение недели. Джордж предложил:

– Отправимся вверх по реке.

Там, по его словам, мы получим свежий воздух, движение и покой; постоянная смена картин займет наши умы (включая тот, что имеется у Гарриса), а мускульный труд снабдит нас аппетитом и хорошим сном.

Гаррис сказал, что считает нежелательным для Джорджа делать что бы то ни было, способное увеличить его сонливость: это может оказаться опасным. Он не вполне понимает, каким образом Джордж может спать больше, чем теперь, ввиду того, что в сутках как зимой, так и летом бывает не больше двадцати четырех часов; но если только он может ухитриться спать больше, то еще проще было бы умереть и сделать экономию на столе и квартире.

Тем не менее Гаррис объявил, что река – первое дело. Я также нашел, что река – первое дело, и Гаррис и я оба сказали, что мысль Джорджа удачна; и сказали мы это тоном, дававшим понять, что нас удивляет, как это Джордж мог показать себя таким рассудительным.

Один только Монморанси не был приятно поражен предложением. У него иногда сердце не лежало к реке.

– Вам, ребята, хорошо, – говорил он, – вам это нравится, а мне нет. Мне там делать нечего. Пейзажи не по моей части, курить я не курю. Если завижу крысу, вы не останавливаетесь; а случится мне заснуть, начнете дурачиться с лодкой и смахнете меня за борт. Если спрашиваете моего мнения, я считаю всю эту затею дурацким сумасбродством.

Как бы то ни было, нас было трое против одного, и предложение было принято.